ОБЗОР «ТУМАННЫЕ ЗВЕЗДЫ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ» (1965)
После долгих лет отсутствия, Сандра возвращается в свой родной город Вольтерру, чтобы присутствовать на церемонии передачи в дар муниципалитету семейного сада в память о своём отце. Её сопровождает её муж Эндрю, безумно влюбленный в неё и желающий знать о месте, где его супруга провела свою молодость.
Американец Эндрю сопровождает молодую жену Сандру в её итальянский дом в Вольтерре. Из шкафов благопорядочного итальянского семейства начинают появляться скелеты. Сандру осаждают воспоминания о погибшем в Освенциме отце, враждебные отношения с матерью и кровосмесительные - с братом. Она должна сделать мучительный выбор между мужем и братом…
Классик итальянского неореализма Лукино Висконти на самом пике творческой карьеры. Великолепная Клаудиа Кардинале играет красавицу Сандру, которая возвращается в родную итальянскую деревушку вместе с мужем-американцем Эндрю. Познакомившись с семьей Сандры, Эндрю вдруг понимает, что его новые родственники скрывают какую-то страшную тайну...
В основе сюжета - поездка пары молодоженов в провинциальный, разрушающийся итальянский городок с целью посещения родного дома супруги, имущественного раздела и сведения старых счетов. Перед зрителем - мучения живых мертвецов, заражающих "трупным ядом" все окружающее. Перед зрителем - история пытающейся справиться с временем женщины, которая, в силу своей женской природы, более жизнеспособна, нежели ее брат-смертник, только и находящий силы существовать, либо вспоминая о радостях секса с родной сестрой, либо всеми силами стараясь ее к оным возвратить...
Название фильма взято из стихотворения Джакомо Леопарди "Воспоминания": Мерцанье звезд блуждающей Медведицы Не думал я вновь созерцать, как прежде, Из сада позади отцова дома Иль из окна беседовать с созвездьем О годах детства, шалостях невинных, Которым вскоре наступил конец.
Слоган - «Sandra is excitement! What Sandra does... is astonishing!»
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1965
Победитель: Золотой лев.
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1966
Победитель: Лучший оператор (ч/б фильмы) (Armando Nannuzzi).
Прошлое, которое затягивает, притягивает, не отпускает. Приторное детское счастье, при приближении которое отдает вонью. Ностальгия, декаданс, античная драма. Камерная история, пафосное самоубийство, безвольные, почти древнегреческие персонажи. Графичные, буквально нарочито эстетизированные кадры. Тени и полутени. Романтический ветер, развевающий шикарные волосы Кардинале в ночном саду "как в том стихотворении". Памятная плита, символичная с самого начала. Амур и Психея. Инцест и безумие. Дети, влюбленность, любовь и смерть. "Амаркорд". Невозможно вычленить одно единственное зерно истины из всей притчи. Ведь чем более камерное произведение, тем свободнее его можно трактовать. Изумительно инкрустированная шкатулочка. Со множеством тайничков и замочных скважин. В котором извилистые коридоры, мысли и поступки ... героев не находят своего выхода. Странным образом сплетенный в прошлом клубок никогда уже не будет распутан. Разруби его, и окажется, что внутри клубка ниточки за долгое время слежались, сгнили и распались. Превратившись в какой-то бесформенный комок, только с виду еще обманывающий простотой своего ниточного лабиринта. Минотавр которого давно мертв. А Ариадне с Тесеем, нечаянно расставшимся у какого-то поворота, никакими криками уже не вернуть друг друга. И не выкарабкаться наружу. Даже поодиночке. Фильм в самом деле несет на себе отпечаток какой-то античной трагедии. Рока. Судьбы, которую нельзя изменить. Архетип царя Эдипа расщеплен тут на брата и сестру. Кадр за кадром Висконти проводит две призрачные фигурки через ночной сад, где они нежны друг к другу по-братски. В полуразрушенное здание у водопада, где их близость вот-вот перейдет в столкновение. Эпизод, когда брат снимает с сестры кольцо, действительно полон магии. Он завораживает. По-настоящему. Магнетическое очарование, которое окутывает в этот момент брата и сестру, безусловно ужасно, но все-таки не перестает очаровывать и притягивать. Висконти, дружище... Не мог ты снимать порочное и злое так, чтобы это действительно вызывало отвращение. Бодлер целенаправленно взращивал свои цветы зла, а на клумбе итальянского аристократа они взошли сами по себе. Больше всего я сочувствовал Сандре (Клаудиа Кардинале). Эталонная lost little girl блейковского стихотворения. Бабочка, залетевшая не в то окно. Сбившаяся с пути в полете из-за бликов на зеркальных стеклах. И медленно сгорающая (тут самый садизм - в том, что медленно...) в пламени какого-нибудь старинного светильника. Полуторачасовая экранная жизнь Сандры это ее медленная агония. В центре паутины. Невероятно прозрачной. Чьи нити не видны никому: ни ей, ни брату, ни мужу, ни, тем более, зрителям. Все сбились в поисках паука. Его роль с легкостью можно отдать самому факту инцеста между родными братом и сестрой. Или хотя бы ностальгии по прошлым счастливым денькам. А то - "голубой крови" семьи. Но, на мой взгляд, все это тоже часть не распутываемого, в принципе, клубка. Дополнительные липкие нити в прозрачной паутине. То, что губит Сандру, которую каким-то легким приторным ветерком принесло обратно в родные пенаты, и Джанни, написавшего о своей юношеской любви роман, как ни странно, прекрасно можно объяснить психоанализом. Но мы не будем этого делать. Не обладаем знаниями в достаточной степени. Не сможем лихо жонглировать терминами. Если по-простому, то такая любовь брата и сестры объясняется не только и не столько острым чувством одиночества и отчужденности детей от остального мира. Сколько желанием продлить состояние детства, эйфорией вечной юности, нежеланием взрослеть. Постоянной близостью двух человечков в глубине пещеры, откуда никто из них поначалу не собирался выползать или вылетать. Куколки не желали превращаться в бабочек. Поэтому, наверное, детьми Сандра и Джанни (Жан Сорель) назначали встречи в пустом, сыром и полуразрушенном месте. У водопада. Если бы Сандра не уехала в юности, их чувство все равно бы закончилось. Даже любовь Джанни и его ревность к мужу Сандры (Майкл Крэйг) очень иллюзорна. Мне, честно говоря, хотелось, чтобы они любили друг друга по-настоящему. При всех прочих (грех, порок и проч.) в этом было бы действительно что-то возвышенное и прекрасное. Состояние невозможной любви, декаданс чувств, "ромео и джульетта". Я бы, как зритель, понял и простил. Но, видимо, у Висконти была иная цель. Потому что я не сочувствовал им как влюбленным. Как несчастным в любви. Потерянным и одиноким. В липкой темноте клубка их любовь так и не смогла расцвести. Оставшись лишь маленьким бутончиком влюбленности. Обыкновенным, хотя и не частым среди родственников такой степени близости. Они были обделены искренней добротой и заботой. Объединены общей ненавистью к отчиму и легким презрением к матери. Вся их влюбленность, которую нам так и не показали в фильме, свелась к детским играм в записочки, во встречи, и даже в секс. А из всей (предполагаемой Джанни) любви нам была показана, увы, только похоть. (Вопрос, может ли похоть быть частью любовных отношений я выношу за скобки, как несущественный). Гипертрофированная близость брата и сестры, которую Висконти осторожно - кукольным домиком - поместил в прекрасно обставленные апартаменты, послужила им в свое время чем-то вроде "детского вигвама посередине комнате". И - о боже! - я, скорее на аллюзиях, чем сознательно, почувствовал сходство камерного шедевра Висконти с "Мечтателями" Бертолуччи, где брат и сестра не переспали в полном смысле этого слова, но чья связь носила-таки интимный характер. Такое детское чувство упоенности существования только вдвоем. В выдуманном мире (мире кино, мире прошлого, мире аристократии - разницы никакой). Обе влюбленности - и в "Туманных звездах", и в "Мечтателях" - в раз построенные замки иллюзий. Миражи. Фата Моргана. Беда Сандры и Джанни в том, что их влюбленность, прежде поддерживаемая общей ненавистью и общим грехом, через 20 лет просто повисла в воздухе. И стала медленно растворяться. Затягивая в ностальгическое прошлое обоих. Наверное, им нельзя было встречаться, наверное...Но рок. Судьба. И нарушение неумолимых правил выхода из лабиринта. Всегда придерживаться только одной стороны стены. И никогда не терять друг друга. (Сергей Афанасьев)
В отличие от большинства картин Висконти, эта в основе своей двусмысленна. "Туманные звезды..." (название взято из стихотворения Дж. Леопарди) - инцестуальная драма на старую, как мир, тему распада дворянских гнезд. В основе сюжета - поездка пары молодоженов в провинциальный, разрушающийся итальянский городок с целью посещения родного дома супруги, имущественного раздела и сведения старых счетов. Героиню играет, вероятно, самая статичная красотка европейского кино, Клаудия Кардинале. Играет, как и обычно, невпечатляюще. Почти так же статичны и оба ее партнера, исполняющие роли мужа-американца и брата-любовника. Последний - вылитый Ален Делон, разве что актер чуть более нервный. Трудно сказать, что двигало Висконти при постановке ... картины. Есть в ней несколько неразвитых элементов сюжета, как бы намекающих на то, что инцестуальный порок должен был бы не солировать в этой истории, но вместе с прочими грехами человечества очерчивать некую гамму, составляющую трагедию уходящего с исторической сцены аристократизма, но никакого развития эти элементы в законченной повести не имеют. Перед зрителем - мучения живых мертвецов, заражающих "трупным ядом" все окружающее. Перед зрителем - история пытающейся справиться с временем женщины, которая, в силу своей женской природы, более жизнеспособна, нежели ее брат-смертник, только и находящий силы существовать, либо вспоминая о радостях секса с родной сестрой, либо всеми силами стараясь ее к оным возвратить. Черно-белый, необычно короткий для Висконти фильм, тем не менее, как обычно, пышен, визуально продуман до мелочей, насыщен классической музыкой, стремится говорить всерьез. Но, увы, не впечатляет. Это не постмодернистский триллер Набокова, где порочная история, хоть и подхлестывает действие, но никак не выпирает в качестве главной. Это как бы такой "Вишневый сад", где помолодевшие Гаев и Раневская бесконечно и мучительно даже не обсуждают, а стремятся обсудить свои антисоциальные отношения. При этом весь город в курсе, только муж героини ничего не может понять, потому как нормальному американцу весь этот инцестуально-обреченно-закатывающийся конфликт и в голову прийти не может. Ни тени юмора - Висконти есть Висконти, ни тени надежды: на стене висит ружье - им и дело закончится. Голые, в лоб, символы, чуемый запах тления. Как бы софоклов "Эдип", переписанный последним символистом, перед тем, как освободить помещение для футуристических постановок. Запах этот - неизменный аксессуар всего позднего творчества великого режиссера, но нигде он не педалирован так настойчиво, так самоединственно, как в "Туманных звездах...". Современная критика практически однозначно высказалась о картине нелицеприятно. Сам же Висконти, кажется, что-то находил в этом опусе, во всяком случае, не отзывался о нем, как о провале. Да и мне лично знакомы некоторые поклонники режиссера, отнюдь не считающие этот фильм неудачным. Быть может, маленькая рецензия моя и вызовет их реакцию. Мы с удовольствием опубликовали бы аргументированные возражения. А я приведу в заключение несколько фрагментов из статей итальянских журналистов, посвященных картине. Все цитаты взяты из книги: Лукино Висконти: Статьи. Свидетельства. Высказывания. М.: Искусство, 1986. С. 172 - 174; 246 - 252. Критик Марио Вердоне: "События фильма... разворачиваются в старинной Вольтерре. Очевидно, этот заброшенный, разрушающийся городок привлек Всиконти именно тем, что он выглядит правдоподобной ареной действия, архитектурным контекстом, сообразным тому разлагающемуся миру, изображение которого Висконти сделал темой и "Чувства", и "Леопарда", и - частично "Белых ночей" и чьим певцом он, по-видимому, может выступать с большим правом, чем кто бы то ни было. Придя от лирической чистоты описательного неореализма ("Земля дрожит") к достойным греческой трагедии страстям ("Рокко и его братья"), Висконти теперь удовлетворяет себя - на этот раз речь идет именно об удловлетворении - возвратом к атмосфере трагедии. С некоторой выспренностью, с барочной и откровенно декадентской тяжеловесностью он воссоздает историю современной Электры при участии прочих основных персонажей "Орестеи"... Истинную драму составляют отношения между братом и сестрой... но не страдания евреев во время последней войны, которыми отчасти навеян сюжет: данный аспект трагедии, в каковой повинен нацизм, входит в картину несколько неорганично, в виде некого привеска, как политическое обстоятельство, не связанное с истинной темой фильма... Стремление создать трагедию... здесь увенчивается всего лишь маньеристской драмой, проникнутой культом деталей, самодовлеющих, но не убеждающих". Критик Аделио Ферреро: "Бесспорно то, что Висконти никогда не изображает упадок, поражение, закат "старого" с безразличием стороннего наблюдателя, созерцающего с вершин раз навсегда завоеванной истины разложение того, что по справедливости должно исчезнуть. Висконти критически осознает природу упадка и в то же время переживает его как нечто глубоко личное. Отсюда эта повторяющаяся фильм за фильмом ясная и неистовая диалектика причастности и отстраненности, пассивной сострадательности и вынесения приговора, "лиризма" и "объективности"... Имея это в виду, "Туманные звезды Медведицы" во многих отношениях можно рассматривать как своего рода "Чувство-1965". Перед нами история взаимного уничтожения членов большой провинциальной семьи, в лоне которой за внешней видимостью признанного порядка таятся яды истощения и бациллы безумия, - история, которая разворачивается на идеальном фоне древней Вольтерры, представляющей собою не столько реалистический пейзаж, сколько топографическую метафору чувства и совести... ...в сравнении с "Чувством" здесь нас смущают недостаток внутренней многозначности, "абстрактность" развития мысли, уложенной в некий блок замкнутого принудительного сюжета. Литературные и театральные опосредования многочисленны, но - пусть даже они и претворяются в плоть и кровь персонажей, изолированных в домашнем аду, напоминающем мучительные конфликты "обнаженных масок" Пиранделло, погрязших в горькой путанице правды и лжи, - емкость этих опосредований, их способность вызывать отклик и нести широкий смысл оказывается крайне пониженной... "Туманные звезды Медведицы..." - это также в значительной мере переложение (в ключе семейной трагедии) биографического и культурного мифа Висконти. Мифа об упадке и смерти как основных и неизменных "формах" существования, составляющих источник боли и объект интеллектуального созерцания". Завершим высказываниями самого Висконти: "Это скорее рассказ, чем роман; это новелла... Центральная сцена фильма - момент исповеди, разоблачения... Клаудия не такая большая актриса, она не Анни Жирардо и не Жанно Моро... это существо совершенно иной породы... Клаудия порой производит впечатление некоей статичности, но это потому, что мне было важно полностью использовать то, что идет от ее лица, от ее кожи, от ее глаз, от ее взгляда, от ее улыбки... "Туманные звезды..." - такой фильм, в котором я избегал каких-либо вмешательств со своей стороны, не хотел ни выражать суждений, ни вводить персонаж, отвечающий моим взглядам... Здесь нет никакой надежды... Я следил за моими персонажами и за тем, что они делают, как за чудовищными насекомыми, которых наблюдают с интересом, но не приближаясь к ним". Суммируем же, прислушиваясь к словам режиссера: великий мыслитель и этик, утратив на время публициста, утратил и нечто более сущностное - художника, говорящего от первого лица. А нам, простым зрителям, все еще надо и, верно, всегда надо будет втолковывать азбучные истины, невзирая ни какие модернистские и эстетские "фи", ибо без проповедника мы до храма не дойдем. (Виктор Распопин)
Сандра и ее муж Эндрю отправляются в старое поместье в разрушающемся городе, полном руин этрусков и старых монастырей, чтобы разрешить вопросы с завещанием, больной матерью Сандры и другие семейные дела. Иностранец Эндрю с любопытством входит в опустелый гигантский дом, заглядывает в комнаты, любуется энергичной, статной, крупной женой и заражается желанием узнать, что же происходило здесь раньше. "Боюсь тебя огорчить, но призраков здесь нет", - говорит Сандра, заходя в сад. Но, конечно, она обманывает - здесь полно призраков, и первым из них появляется брат Сандры Джанни, чье лицо сестра жадно гладит дрожащими пальцами. Висконти великолепно передает ощущение упадка, разложения аристократических династий, ... но свести "Туманное сияние" к этой теме, равно как и к теме инцеста, было бы слишком просто. В детстве у Сандры и Джанни был герметичный, полный соблазна и взаимозависимости мир, в котором их связывали травмы, секреты, чужое внимание, а теперь, будучи взрослыми и не находя чего-то важного, они пытаются обнаружить это внутри воспоминаний, которые обманчивы, зыбки, которые дрожат и расплываются в темноте, словно неверные звезды. В момент встречи у Джанни, кажется, вообще нет мира. Привлекательный, умный, самовлюбленный мужчина ничего не достиг, все его "я" заключено в книге, где он описывает утехи с сестрой, а его артистизм оказывается позой, которую мгновенно смывает столкновение с разъяренным мужем Сандры. Образ, сыгранной ставшей для меня открытием Клаудией Кардинале, выглядит более многогранным. Для нее встреча с Джанни - лишь часть того наваждения прошлого, которое ее охватывает. Висконти в начале фильма дает мастерский кадр, который сразу настраивает на нужный лад, - на небольшой остановке по пути в поместье женщина покупает печенье, и оператор фиксирует, как она подносит его ко рту. Ты тут же понимаешь, что никакого печенья она не хочет, а в напускной энергичности присутствует опасение. Рука, скользящая по перилам, подтверждает первое впечатление, - Сандра что-то страстно ищет, чего-то опасается. Противоречие ее поведения подчеркивается игрой Кардинале. Честно говоря, я смотрела на нее, не отрываясь. Во-первых, Клаудиа Кардинале из того типа женщин, которые не кажутся лично мне красивыми, в ее внешности отсутствует таинственность, какой-то притягательный дефект. Кажется, что ее можно пронзить взглядом насквозь - эти тяжелые бедра, выдающуюся вперед грудь, густо подведенные глаза под шляпой. Но при всем этом в ней начинает просвечивать дерзкая молодая девушка, которая помогла брату притвориться мертвым. Особенно ясно это видно в сцене, когда Сандра рассказывает мужу об эпизоде из детства. Она сдвигает брови, ее мимика становится подвижна и неуместна, а в словах появляется театральность и бравада от того, что она не договаривает. Во-вторых, демонстрация режиссером ее тела обременяет. Чем больше тела мы видим, тем сильнее становится ощущение, что за этими валиками мяса есть что-то, что не способен передать ни режиссер, ни оператор, ни текст. Она ведет себя очень хаотично, то по-детски нападая там, где ей хочется сдаться, то демонстрируя тело, вызывая желание у мужа, чтобы его оттолкнуть. Для общего впечатления от фильма это важно. Сандра, распахивающая двери давно закрытых комнат, ищет воспоминания - и боится их обнаружить, порочный круг затягивает ее, предлагает свой театр. Здесь и бывшая любовь, и загадка смерти отца, и сумасшедшая мать, и скрывающий грехи адвокат. Здесь у нее есть история, тягостная и тяжелая, но дающая ей что-то, чего ей не хватало. Джанни говорил о провинциальных страстях, которые со стороны кажутся нелепыми, но, когда человек погружается в них, те захватывают его целиком. Это и происходит с Сандрой, которая способна противиться обаянию собственного брата, но не может противостоять прошлому. Огромное поместье предлагает возможность снова испытать головокружительно сильные чувства, найти себя в образе, который казался забытым и ненужным. Здесь она - отверженная, находящаяся среди интриг и опасностей, покинутая женщина, которая никому не может верить. Эти эмоции дешевы, они действуют лишь среди осколков античных ваз, но вырваться из паутины непросто. Кардинале прекрасна своей несдержанностью и несовершенством того, как она себя ведет. Кажется, кто-то должен дать ей пощечину и остановить, но ее окружают былые поклонники, похожие на роботов, ненавидящие ее люди из другой жизни, безумно влюбленный муж, эгоистичный и полый игрок-брат, которому на руку ее возвращение к призракам. Она великолепно сердится. Очень ненатурально - и замечательно в то же время. Такой воинственный маленький барабанщик в теле взрослой, крупной женщины. Ее слабости хочется простить, хотя ты их ясно видишь. Свое настроение она так по-женски передает с помощью одежды, надевая широкополую шляпу на бой, а античные шелка во время поиска отгадок. Джанни же слишком смазлив и предсказуем, чтобы им можно было заинтересоваться. Наверное, от этого дисбаланса, хотя сюжетно он объясним, фильм и не вызывает сильной реакции, хотя он очень умело снят. Висконти постоянно пользуется символами, которые легко прочитать и которые обогащают ткань фильма. Например, аналогия между опасным положением героев и оползнем или между античными страстями героев и старинным убранством залов. Финальная сцена ужина отчасти напомнила мне о "Торжестве" Винтерберга. Очевидно, и идея с записками в тайниках не нова. "Ты просто мещанка", - усмехается Джанни в ответ на испуг сестры после того, как она прочла его откровенную книгу. Возможно и так, но трудно сказать, кто тут больший мещанин - желающая спрятать страницы былого Сандра или возбужденно переносящий запретную связь на страницы книги Джанни. Разница между ними очень ярко иллюстрируется моментом, когда Джанни сидит у ее ног и рассказывает, как хочет перенести чувства мальчика, ощущающего себя взрослым, а затем чувства взрослого, скучающего по единству с сестрой, на бумагу. Сандра тут же вспоминает какой-то сентиментальный, глупый момент с детским письмом брата, а потом убегает за Эндрю. Фильмы Висконти часто кажутся лишенными цветов, хотя он берет вызывающий, неординарный материал. На мой взгляд, он живописует страсти так, что они теряют вкус. Например, в "Гибели богов" сцена с матерью не выглядит такой фатальной, падением дамоклова меча, как должна бы, ведь это просто жестокая победа сына над тем, что символизировало для него зависимость, но зато финальная церемония, в которой место похоти занимает демонстрация власти, смотрится, что надо, - мощным погребальным маршем, после которого декорации падают в бездну. Но в большинстве случаев напыщенность Висконти почему-то не вызывает у меня реакции. "Туманное сияние..." не настолько легко прочитать, хотя в нем есть описанные недостатки. Это фильм о том, как людям хочется попасть во власть былых наваждений, которые давно умерли, причем наваждения эти бесконечно разные, хотя вызывают один эффект - сладкое возбуждение, а затем сожаление и уныние. Если бы Сандра и Джанни любили друг друга, было бы гораздо проще, но они просто стоят на оползне, который, как и разрушенные замки города, вот-вот рухнет в бездну. (Мор)