на главную

СЕДЬМАЯ ПЕЧАТЬ (1957)
DET SJUNDE INSEGLET

СЕДЬМАЯ ПЕЧАТЬ (1957)
#10239

Рейтинг КП Рейтинг IMDb
 IMDb Top 250 #163 

ИНФОРМАЦИЯ О ФИЛЬМЕ

ПРИМЕЧАНИЯ
 
Жанр: Драма
Продолжит.: 97 мин.
Производство: Швеция
Режиссер: Ingmar Bergman
Продюсер: Allan Ekelund
Сценарий: Ingmar Bergman
Оператор: Gunnar Fischer
Композитор: Erik Nordgren
Студия: Svensk Filmindustri (SF)

ПРИМЕЧАНИЯтри звуковые дорожки: 1-я - проф. закадровый двухголосый перевод (СВ-Дубль / ГТРК "Культура"); 2-я - авторский (С. Рябов); 3-я - оригинальная (Se) + рус. субтитры в 2-х вариантах и англ.
 

В РОЛЯХ

ПАРАМЕТРЫ ВИДЕОФАЙЛА
 
Gunnar Bjornstrand ... Jons, squire
Bengt Ekerot ... Death
Nils Poppe ... Jof
Max von Sydow ... Antonius Block
Bibi Andersson ... Mia, Jof's wife
Inga Gill ... Lisa, blacksmith's wife
Maud Hansson ... Witch
Inga Landgre ... Karin, Block's Wife
Gunnel Lindblom ... Girl
Bertil Anderberg ... Raval
Anders Ek ... The Monk
Ake Fridell ... Blacksmith Plog
Gunnar Olsson ... Albertus Pictor, Church Painter
Erik Strandmark ... Jonas Skat

ПАРАМЕТРЫ частей: 1 размер: 2845 mb
носитель: HDD1
видео: 962x720 AVC (MKV) 3500 kbps 23.976 fps
аудио: AC3 192 kbps
язык: Ru, Se
субтитры: Ru, En
 

ОБЗОР «СЕДЬМАЯ ПЕЧАТЬ» (1957)

ОПИСАНИЕ ПРЕМИИ ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ СЮЖЕТ РЕЦЕНЗИИ ОТЗЫВЫ

Рыцарь не умер в бою и возвращается домой из Крестового похода. А за ним по пятам следует Смерть, заключившая с ним сделку.

В середине XIV века рыцарь Антониус Блок и его оруженосец возвращаются после десяти лет крестовых походов в родную Швецию, земля которой устлана трупами, падшими от черной чумы. Бергман рисует полотно Апокалипсиса, герой его играет в шахматы со Смертью, заключив с ней договор, что та не тронет его до конца партии и оставит жить, если проиграет. Блок смертельно устал от жизни, и вокруг себя не видит того, ради чего стоило бы жить, но им движет любопытство - вокруг деяния людей, отмеченных Сатаной, а ему хочется убедиться в том, что есть и Бог. И об этом он готов спросить даже одержимую девчонку, которую везут на сожжение как ведьму, наславшую чуму. Но та не знает ответа. Проходя через ад Босховских персонажей и событий, изведав лишь одно кратковременное счастье земляники и молока, предложенных ему истинным героем картины, акробатом бродячего цирка, Блок проигрывает партию Смерти, и зловещая фигура в черном уводит его и остальных вверх по невидимой черте в небе. Видит их только циркач, в фантазии и видения которого не верит любящая его жена. Но, возможно, только таким людям и являет сияние своего лика Господь?... Несмотря на явную мрачность черно-белой аллегории, в картине есть место и юмору, и соленой шутке, а иначе какая же это была бы жизнь? Человек на то и есть человек, что остается им и перед лицом Смерти, и вечно наступающим концом Света. А вот когда вострубят ангелы? Гениальный фильм, шедевр кинематографа, принесший Бергману мировое признание. (Иванов М.)

ПРЕМИИ И НАГРАДЫ

КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1957
Победитель: Специальный приз жюри (Ингмар Бергман).
Номинация: Золотая пальмовая ветвь (Ингмар Бергман).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1961
Победитель: Лучший иностранный режиссер (Ингмар Бергман).
ОБЪЕДИНЕНИЕ КИНОСЦЕНАРИСТОВ ИСПАНИИ, 1962
Победитель: Лучший иностранный режиссер (Ингмар Бергман), Лучший иностранный фильм (Швеция).
ФОТОГРАМАС ДЕ ПЛАТА, 1962
Победитель: Лучший иностранный исполнитель (Макс фон Сюдов).
ПРЕМИЯ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ, 1962
Победитель: Лучший иностранный режиссер (Ингмар Бергман), Лучший фильм года (Ингмар Бергман).

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ

В основу сценария фильма положена одноактная пьеса «Tramalning» («Роспись по дереву»), написанная Бергманом для первого выпуска театральной школы в Мальме, в которой он преподавал. Эта пьеса-упражнение состояла из монологов, а количество ролей соответствовало числу студентов-выпускников.
Название взято из «Откровения Иоанна Богослова».
Последние две минуты фильма представляют собой чистую импровизацию. Актеры уже отыграли всю финальную сцену, когда Бергман заметил на небе облако необычной формы. Он приказал труппе вновь надеть костюмы и снял новый вариант заключительной сцены с одного дубля.
В сцене сожжения ведьмы, когда камера делает долгий проезд от стражников, ломающих хворост, до костра, на заднем плане можно увидеть крышу и окна многоэтажного дома.
Музыка: Hallas mellan rona. Композитор - Э. Нурдгрен (1957), текст - И. Бергман (1957). Исполняет Г. Бьернстранд; Det sitter en duva. Композитор - Э. Нурдгрен (1957), текст - И. Бергман (1957). Исполняет Н. Поппе; Odet ar en rackare. Композитор - Э. Нурдгрен (1957), текст - И. Бергман (1957). Исполняет Г. Бьернстранд; Hasten sitter i tradet. Композитор - Э. Нурдгрен (1957), текст - И. Бергман (1957). Исполняют Н. Поппе, Б. Андерссон; Dies irae, dies illa (Vredens stora dag ar nara). Текст - Томмазо да Челано (латинский), Северин Каваллин (шведский, 1882). Аранжировка - Йохан Бергман (аранжировка шведского текста, 1920), Натаниэль Бесков (аранжировка шведского текста, 1920); Skats sang (Jag ar en liten fagel latt ...). Композитор - Э. Нурдгрен (1957), текст - И. Бергман (1957). Исполняет Э. Стандмарк
Цитаты: - Вот моя рука. Я двигаю ей. По жилам бежит кровь. Солнце высоко, в самом зените, и я, Антоний Блок, играю в шахматы со смертью. - И что это такое? - Пляска смерти. - А это смерть? - Да, пляшет и увлекает всех за собой. - Зачем ты малюешь такие страсти? - Людям полезно напоминать, что они смертные. - Это не добавит им радости. - А кто сказал, что их надо все время радовать? Иногда стоит и попугать. - Тогда они не будут смотреть твою картину. - Будут, череп притягивает еще больше, чем голая бабенка. - Если ты их напугаешь... - Они задумаются. - И? - Еще больше напугаются.
Бюджет: $150 000.
Первый показ в кинотеатре: 16.02.1956 (к/т «Реда Кварн»).
В финале фильма «Последний киногерой» с А. Шварценеггером, используется образ смерти, именно из «Седьмой печати» И. Бергмана.

СЮЖЕТ

Действие фильма происходит в XIV веке. Рыцарь Антониус Блок (Макс фон Сюдов) и его оруженосец Йонс (Гуннар Бьернстранд) возвращаются из крестового похода после десяти лет отсутствия на родину. К главному герою в облике мужчины в черном (Бенгт Экерут) приходит Смерть. Потом Смерть появляется в разных обличьях. Рыцарь предлагает Смерти сыграть с ним партию в шахматы. В случае выигрыша Смерть должна забрать рыцаря, а в случае поражения - оставить. После пробуждения оруженосца Йонса они прерывают партию. Рыцарь и оруженосец продолжают свой путь вглубь страны. К своей партии рыцарь со Смертью возвращаются на протяжении фильма. Антониус заходит исповедоваться и рассказывает исповеднику свой план, который поможет выиграть ему в шахматной партии со Смертью. Однако он слишком поздно замечает, что его исповедником была сама Смерть. По мере продвижения по стране герои встречают вымершие от чумы деревни. Йонс спасает девушку от насильника и забирает ее с собой. Он знаком с насильником - тот был семинаристом, который уговорил его хозяина отправиться в крестовый поход. Он оставляет его в живых и предупреждает, чтобы тот не попадался ему больше. В городе он встречает семью странствующих артистов, движущихся в столицу на праздник. Рыцарь предупреждает, что в столице свирепствует чума, и предлагает переждать эпидемию в его замке. К ним присоединяется кузнец, у которого увел жену друг артиста. По пути рыцарь и оруженосец встречают девушку, которую должны сжечь как ведьму. Антониус Блок беседует с ней. Он мучается вопросами бытия и разговор идет об этом. Он хочет знать, существует ли Сатана, ведь тогда существует и Бог, и значит все сущее не тщетно. Но Антониус видит в ее глазах лишь пустоту и ничего больше. Во время сожжения верный оруженосец Йонс спрашивает, кто примет ее - Бог, Дьявол или пустота? Рыцарь отказывается в это верить. Партия подходит к концу, и Смерть выигрывает ее, предупреждая, что при следующей встрече заберет Блока и его спутников. Во время партии Блок отвлекает смерть, позволяя Актеру и его семье спасти себя. В этом и находит смысл вся жизнь Блока, в спасении молодой жизни. Антониус Блок со спутниками добирается до своего замка, где его встречает жена Карин. Утром, за чтением Откровения Иоанна Богослова (глава 8), Антониуса, Карин, Йонса, девушку, кузнеца с женой забирает Смерть. Всех их идущих прочь от рассвета видит артист.

Символическая историческая притча. Практически именно с этого фильма, удостоившегося на фестивале в Канне в 1957 году специального приза жюри (поровну с «Каналом» Анджея Вайды, что по-своему знаменательно, учитывая несомненный символизм «хождения по кругам ада» и в данной картине об участниках Варшавского восстания в годы второй мировой войны), началась всемирная слава шведского режиссера Ингмара Бергмана. Хотя ряд предшествующих работ мастера ретроспективно тоже были признаны кинематографическими шедеврами - например, «Лето с Моникой» и «Вечер шутов». Но «Седьмая печать» представляет уже зрелого, пусть лишь 38-летнего по возрасту художника, который, безусловно, склонен к богоборческим мотивам и пытается вырваться за пределы внушаемого с детства протестантизма (тем более что и отец Бергмана был пастором) даже при обращении к материалу, имеющему религиозную тематику. Однако средневековый рыцарь Антониус Блок, который отправился, подобно многим крестоносцам, на спасение Гроба Господнего и освобождение Иерусалима из-под владычества неверных, в большей степени разочарован и внутренне опустошен не по причине краха своих христианских убеждений. Он гораздо сильнее осознает мучительное несоответствие реального мира, где существуют жестокость, ненависть, бесправие и унижение людей, тому идеальному Царствию Небесному, которое он и другие искатели религиозного Абсолюта стремились обрести в Земле обетованной. Мистическую встречу отчаявшегося рыцаря с самой Смертью и иносказательный шахматный поединок с нею за собственную душу и чуть ли не за все человечество можно вполне уподобить дьявольскому по искушению и философскому по смыслу заключению договора Фауста с Мефистофелем. Хотя ценой выступает не столько личное бессмертие, сколько неутолимый поиск истины человеческого существования, определение некой основы бытия. Вот и бергмановский Блок, не будучи ученым, одержимым обнаружением своеобразного «философского камня», жаждет, прежде всего, заполучить отнюдь не приобщение к божественным истокам мироздания и не чисто религиозное просветление. Он ищет достаточно простую и понятную «формулу жизни», оправданный смысл земного пути человека, прежде чем тот когда-нибудь предстанет перед Богом и ответит за все содеянное на Страшном Суде. Пророчество Иоанна Богослова насчет Второго Пришествия и конкретно - о снятии седьмой печати («сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса. // И я видел семь Ангелов, которые стояли пред Богом, и дано им семь труб») - приобретает в трактовке Ингмара Бергмана, казалось бы, приземленный и даже житейский по своей сути пафос. Это касается спасения от смерти обычных людей - странствующего комедианта Юфа, его молодой жены Мии и их маленького ребенка. Однако для того, кто в первую очередь разуверился в осмысленности человеческих попыток прожить собственную жизнь достойно и с умиротворением в душе, этот, скорее всего, воображаемый акт избавления невинных (есть также искус трактовать данное семейство как Иосифа, Марию и младенца Христа!) от кары Господней оказывается финальным искуплением своего предназначения. «Остановись, мгновение!» - теперь Антониус Блок готов умереть спокойно, с осознанием выполненной миссии, которая не имеет ничего общего с догматами веры. (Сергей Кудрявцев)

Один из центральных фильмов в творчестве Бергмана. Несомненный шедевр, образец суровой поэтики европейского севера и одновременно признательный отклик эстетике Акиры Куросавы.Емкий и лаконичный сюжет "Седьмой печати", этой, по словам Клода Бейли (К. Бейли. Кино: фильмы, ставшие событиями. СПб., 1998. С. 260), "трагикомической аллегории, поставленной как средневековая мистерия", коротко в следующем. После десятилетнего и неудачного (действие происходит в XIV веке, на излете этой двухвековой всеевропейской акции, не только разбившей иллюзии, но сокрушившей весь уклад средневековья, изменивший саму ментальность европейцев) крестового похода из Святой Земли на родину возвращаются рыцарь Антониус Блок (Макс фон Сюдов) и его оруженосец Йонс (Гуннар Бьорнстранд). Картина начинается утренним пробуждением героев на берегу моря, потрясающим, суровым и прекрасным вообще и потому что для рыцаря - это наконец желанная родина, пейзажем, в который в прямом и переносном смысле вторгается Смерть. Вначале она является в облике мужчины в черном (актер Б. Экерот), а затем и в самых разных обличьях. "За мной?" - спрашивает недрогнувший рыцарь и, получив утвердительный ответ, предлагает Смерти не торопиться, ибо у него еще есть дела на земле, и сыграть с ним в шахматы: в случае поражения Смерть отступится, в случае победы... Они начинают партию, которая станет откладываться и будет, таким образом, обрамлять весь фильм. Меж тем пробуждается Йонс. В отличие от рыцаря, отчасти напоминающего Дон Кихота, по крайней мере, внешне он принципиально отличен от Санчо Пансы. Йонс столь же суровый муж, как и его сюзерен, но, в отличие от господина, жизнелюбив и, как следует быть слуге, практичен. Еще он весьма разговорчив, к тому же и - бард, непрестанно распевающий висельные песенки собственного сочинения. Смерть отбывает по своим делам, а рыцарь и оруженосец продолжают конный путь вглубь страны. Страна объята чумой. По пути герои встречают изъеденные трупы и вымершие деревни. В одной из них Йонс беседует с весельчаком-богомазом, несмотря ни на что продолжающим свою работу, в другой оруженосец спасает от насильника девушку и забирает ее с собой. Насильник этот хорошо знаком Йонсу: десять лет назад он был монахом, уговорившим Блока пуститься в бессмысленный поход и разрушившим его едва начавшуюся счастливую семейную жизнь. Теперь бывший монах мародерствует в заброшенных домах. Йонс не убивает мародера и не насилует спасенную, хотя с легкостью и без каких-либо душевных мук мог бы совершить оба злодеяния. Он лишь предупреждает первого: не попадайся более на моем пути, второй же сообщает: устал от насильственной любви. Покуда оруженосец действует, рыцарь страдает. Не столько из-за утраченных иллюзий, сколько в бесплодных попытках или обрести Бога, или отказаться от него: есть ли Бог вообще и для него, или вокруг и впереди - лишь пустота? Рыцарь вопрошает о том бытие и собственное сознание, встречных и наконец исповедника, которым оказывается все та же Смерть и которому герой, не разглядев его из-за решеток исповедальни, открывает план хитроумной выигрышной комбинации, должной позволить ему победить в начатой шахматной партии. На этом, можно сказать, заканчивается экспозиция картины. Однако есть в фильме и другая пара главных героев, тоже уже появившихся в одном из начальных его эпизодов. Это нищие бродячие артисты, молодые супруги, Йоф (Иосиф) и Мия (Мария), обожающие своего полуторагодовалого сынишку. Вместе с ними в цирковой кибитке путешествует по городам и весям руководитель их "театра", обжора и бабник Скат. Йоф (знаменитый шведский комик Нильс Поппе) - физически хрупкий добряк и поэт, Мия (одна из лучших бергмановских актрис Биби Андерссон) - воплощение женской красоты, природной мудрости, молодой радости бытия, но и материнства, и верности, и той редкой любви к мужчине - мужу, что сочетает в себе и страсть, и кокетливость, и материнскую заботу, и верность, и всепрощение. Конечно же, Йоф и Миа - те самые плотник и Богоматерь, встреча с которыми если не разрешит сомнений рыцаря, то, по крайней мере, даст ему возможность достойно завершить жизнь, выполнив, наконец, рыцарское предназначение. Блок спасет их, единственно достойных жизни персонажей картины, от всепожирающей Смерти. Сюжет откровенно эсхатологической "Седьмой печати" (о чем говорит и само название картины - цитата из "Апокалипсиса") - движение по дороге вглубь страны (культуры, эпохи), встречи со Смертью и людьми (обывателями, актерами, монахами, солдатами), продолжающими жить вопреки чуме. Движение к утраченному раю (родовому замку рыцаря и терпеливо ждущей его все эти десять лет верной жене, новой Пенелопе, отказавшейся покинуть дом даже тогда, когда в нем не осталось ни одной живой души) и к смерти, поскольку все персонажи фильма, кроме актерской четы и их младенца, не впишутся в круто меняющуюся жизнь - на дворе, как было сказано, XIV век, последний рубеж средневековья. Центральные эпизоды картины - встреча Блока и Йонса с юной ведьмой, приговоренной к сожжению заживо (она, сама считающая себя любовницей дьявола, будет сожжена, но предварительно опрошена рыцарем на сугубо интересующий его предмет), выступление бродячей труппы в еще незатронутой эпидемией деревне - своего рода "пир во время чумы", на котором сластолюбивый Скат уведет у местного кузнеца жену, распутную бабенку, а потом будет долго бегать от разгневанного рогоносца, покуда не прибежит в объятия Смерти, и шествие флагеллантов, мрачное и дикое, как бы подчеркивающее основную мысль ленты: этот мир - на краю гибели, этот мир обязан погибнуть. Помянутые эпизоды столь ярки и контрастны, что, собственно, благодаря им (и их последовательности: ведьма - деревенское представление - шествие бичующихся) мрачная легенда и обретает черты трагикомедии, временами даже и фарса. С гибели Ската начинается путь к финалу и шествие смертей. В одном, последнем, лесном переходе от родового замка рыцарь проиграет партию своему жуткому сопернику, однако сумеет отвлечь его всевидящее око и даст возможность семье артистов убраться восвояси. Следующим на глазах зрителей погибнет встреченный Йонсом в мертвой деревне и заразившийся там чумой насильник-мародер. Он будет дико кричать от страха и боли, просить у той, что чуть не стала его жертвой, воды, но суровый оруженосец откажет ему в последней милости. А когда наконец Блок и Йонс в компании с кузнецом-рогоносцем, его неверной женкой и служанкой оруженосца доберутся до замка, там их встретит не только верная супруга рыцаря, но и Смерть, пришедшая за Блоком, однако отнюдь не удовлетворившаяся им одним. В последних кадрах фильма Йоф и Мия, выбравшиеся из ночного леса на залитую утренним светом поляну, будут наблюдать прихотливую игру облаков, которая сложится в конце концов в сцену пляски смерти с отчетливо явленными фигурами всех остальных убиенных персонажей, цепью или хороводом влекомых за грань реальности пляшущим черным силуэтом в развевающемся по ветру плаще и с косой, уже полускрытой то ли рамкой последнего кадра, то ли задвигающегося театрального занавеса, символизирующего гибель эпохи и конец представления. "Ингмар Бергман, - пишет Клод Бейли в цитировавшейся выше рецензии, - говорил, что построил свой фильм по образцу картин средневековых художников, "с той же объективностью, с той же чувствительностью, с той же радостью". Его мысль совершенно ясна: нам всем грозит чума, имя которой сегодня - ядерная война (а сегодня? Глобализация, вырождение Старого Света, всемирная экспансия ислама?.. "Чума" вечна и неизбывна... - В.Р.), и перед лицом этой опасности не остается ничего другого, как обратиться за помощью к чистым сердцам. Бергман противопоставляет фанатизму и нетерпимости "молоко человеческой нежности" (в фильме есть сцена, когда рыцарь знакомится с Мией и та угощает его земляникой с молоком. - В.Р.). Но в его фильме нет ни малейшего догматизма. Он ведет игру с иконографической наивностью и свободно накладывает рисунок на воображаемое средневековье. Вспоминается Дюрер, гравюры на дереве Ганса Бехама, "Пляска смерти" Орканьи. Философская же мысль, оставаясь несколько упрощенной, непрестанно освежается прозрачно-чистыми сновидениями и даже юмором... С "Седьмой печати" начинается признание во всем мире творчества Ингмара Бергмана". Сам режиссер в одном из поздних интервью на вопрос, кто из героев фильма наиболее близок ему, отвечал так: "Я всегда питал симпатию к людям склада Йонса, Юфа, Ската и Мии. И с определенным отчаянием ощущал в себе Блоков, от которых так никогда и не сумел окончательно избавиться. Это роковая порода людей, фанатики, и не важно, как они себя проявляют - как религиозные фанатики, как политические фанатики или как фанатики вегетарианства. Те, кто пристально и как бы мимо людей глядят вдаль на некую, неведомую нам цель. Самое худшее то, что они нередко имеют большую власть над окружающими. Я не испытываю к ним ни малейшей симпатии, хотя и верю, что они чертовски страдают". Замечу, что отсутствие симпатии отнюдь не помешало Бергману изобразить страдающего рыцаря с сочувствием и позволить именно ему совершить подвиг истинного человеколюбия. И еще одно высказывание режиссера о фильме, в заключение: "Благодаря ему я избавился от собственного страха смерти" (Цит. по: Бергман о Бергмане. М.: Радуга, 1985. С. 197 - 198). Посмотрите "Седьмую печать" обязательно, чтоб если не избавиться от своих страхов, то задуматься о собственном и всечеловеческом пути, неизбежно конечном, но отнюдь не неизбежно безнадежном. (В. Распопин)

И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса. Хмурое небо, затянутое тучами, под ним раскинулось бесконечное суровое море, волны с плеском набегают и разбиваются о камни. На берегу лежит рыцарь Антониус Блок, вернувшийся на родину, после неудачного десятилетнего крестового похода из Святой Земли. Здесь, на берегу моря, рыцарю суждено повстречать свою Смерть, которая уже давно ходит за ним по пятам. Но Блок не спешит, есть еще много вопросов, на которые ему нужно найти ответы, и он предлагает Смерти сыграть с ним в шахматы, ставя на кон свою жизнь. Они начинают партию, которая, с перерывами, будет обрамлять весь фильм, партию, которую каждый человек ведет всю свою жизни и в конце всегда проигрывает. Проиграет ее и рыцарь Антониус Блок, но пауза перед концом для него - это еще одна попытка обрести Бога. В основу фильма «Седьмая печать» положена пьеса «Роспись по дереву», которая родилась из детских воспоминаний Бергмана. В детстве он сопровождал отца, когда тот отправлялся читать проповеди в сельских церквях, там он погружался в созерцание распятий, фресок и витражей: «Там были Иисус и разбойники, окровавленные, в корчах; Мария, склонившаяся к Иоанну («зри сына своего, зри мать свою»); Мария Магдалина, грешница (с кем она спала в последний раз?). Рыцарь играет в шахматы со Смертью. Смерть пилит Дерево жизни, на верхушке сидит, ломая руки, объятый ужасом бедняга. Смерть, размахивая косой, точно знаменем, ведет танцующую процессию к Царству тьмы…» «Седьмая печать» - философская притча о вере, смерти, людях и о самом себе. Такой маленький, скромный фильм, который отражает в себе все земное и божественное. Режиссер задает вопросы и показывает разные точки зрения. Прежде всего, он противопоставляет Антониуса Блока и его оруженосца. Первый - религиозный фанатик, для которого физические и психические страдания - нечто несущественное по сравнению со спасением души. Блок стремится найти Бога, взгляд его устремлен на некую неведомую нам цель, но Бог молчит, вопрошания рыцаря в молчаливое небо остаются без ответа. Оруженосец Йонс, напротив - атеист, человек с душой борца, он испытывает жалость и сострадание, ненависть и презрение. Йонс говорит: «Мы живем в мире призраков». Показательна сцена казни юной ведьмы, приговоренной к сожжению заживо. Рыцаря не волнуют физические страдания девушки, ему важно знать, видела ли ведьма дьявола. Он хочет знать, существует ли Сатана, ведь тогда существует и Бог, а значит все не зря. А вот атеист Йонс переживает, видя страдания девушки. Человека всегда преследует страх смерти. Но пугает не сама смерть, а то, что нас ждет после нее. Трудно примириться с мыслью, что ты вдруг превратишься в небытие. И каждый по-своему отвечает на этот вопрос. Быть атеистом требует большой смелости - жить, зная, что дальше, после жизни тебя ничего не ждет очень трудно. Ингмар Бергман писал: «Мысль о том, что я умру и тем самым перестану быть, что я войду в ворота Царства мрака, что существует нечто, чего я не способен контролировать, организовать или предусмотреть, была для меня источником постоянного ужаса». Но и вера требует немало мужества в нашем жестоком мире. Все лучшее в этом мире покупается лишь ценой великого страдания. Верить всем сердцем, а взамен никаких доказательств, лишь обещание Вечной жизни после смерти. «Вера - это тяжкое страдание». И наконец, Бергман противопоставил религиозному фанатизму и нетерпимости Святость человека. Два важных персонажа в картине: Юф и Миа - бродячие артисты, молодые супруги. Юф - добряк и поэт, а Миа - воплощает в себе женскую красоту и природную мудрость, радость материнства и верности. Юф и Миа, это, разумеется, Иосиф и Мария. Они олицетворяют радость бытия и любви. Когда рыцарь знакомится с Мией, та угощает его земляникой с молоком. И здесь перед рыцарем открывается картина истинного счастья… Встреча с Юфом и Мией для Блока, конечно, не способна разрешить его сомнений, но она напоминает ему об утраченном рае, когда он был счастлив в своем родовом замке с любимой женой. Это придает рыцарю сил и дает ему возможность достойно завершить свою жизнь. Блок спасет Юфа, Мию и их маленького сынишку от всепожирающей Смерти. Если все несовершенно в нашем несовершенном мире, то любовь само совершенство в своем совершенном несовершенстве. (Giulia)

Седьмая печать - роудмуви в сопровождении Смерти по обобщенному Средневековью, полифоническая пьеса для Веры, Сомнения и Атеизма (ВАС), экранизация вопрос-ответов 20 века о смысле Жизни. Равноценность и содержательность названных мировосприятий (ВАС) умножают уникальность картины. На пути из крестового похода домой, едва достигнув родины, Рыцарь неожиданно встречает Смерть, Смерть в облике человека. Его Оруженосец ищет человека и находит труп (персонифицированное Ничто?). К Актеру, странствующему со своим молодым семейством, является Мадонна с Младенцем, который есть Жизнь. Три персонажа, каждый со своей верой и правдой (ВАС), путешествуют по земле, охваченной чумой - «черной смертью» (1348), раскрывая каждый свою тему на апокалиптических картинах Средневековья. Явление Богоматери с младенцем до поры до времени можно объяснять воспаленным сознанием, предполагая реальность только Смерти, явившейся рыцарю. [...Даже на уровне повседневной жизни полуголодные, дурно питающиеся люди были предрасположены ко всем блужданиям разума: снам, галлюцинациям, видениям. Им могли явиться дьявол, ангелы, святые, Пречистая дева и сам Бог...] (Жак Ле Гофф, Цивилизация Средневегового Запада) Но ключевой эпизод, в котором Актер вдруг видит рядом с рыцарем Смерть, утверждает реальность обеих метафизик. Получается, в рамках фильма, что раз есть Смерть, то есть и Жизнь. Очень нестандартная импликация. При этом человеку дано видеть по вере. Сценарий фильма отталкивался от одноактной пьесы «Роспись по дереву» (1954) , которую Бергман написал для своих студентов-актеров в учебных целях. Атмосфера фильма вдохновлялась Карминами Бурана К.Орфа. Идея игры в шахматы со смертью заимствована у Альберта Пиктора «Cмерть играющая в шахматы с человеком» , 1480, церковь Taby севернее Стокгольма) Бергман оживляет и другие сюжеты средневековой церковной росписи. И подумать только, по его словам, заключительная «пляска смерти» - это вдохновленная нависшей надо горизонтом тучей поспешная импровизация! Не иначе как Провидение сыграло свою роль. (o-rin)

Белокурый рыцарь Антониус Блок (фон Сюдов) с оруженосцем возвращаются из Крестового похода по Святой земле на зачумленную родину, где видят лишь ночь, мертвецов и ведьм, предназначенных для костра. Воин задается вопросом: "Что станется с нами, не сподобившимися веры?" - и садится на пустынном берегу играть в шахматы со Смертью. Семь дней и семь ночей во время Каннского фестиваля 1956 года режиссер Ингмар Бергман и президент фирмы Svensk Filmindustri Карл-Андерс Дюмлинг обсуждали сценарий будущего шедевра, о котором критик Эрик Ромер написал: "Редкий фильм так высоко метит и так полно осуществляет намеченное". Действительно, громадье поставленных в фильме лобовых вопросов к вечности и гробовая строгость символов не душит кадр, не превращает это кино в "гравюру на дереве", но, напротив, порождает самые живые и прекрасные в своей неумолимой мудрости картинки. Вот Смерть с косой уводит за собой по склону пляшущих человечков, а с ними и рыцаря, которому казалось, что главное в жизни - спрашивать. А остаются - тихо взирающее на этот карнавал душ скоморошье семейство, молоко с земляникой да белка на спиленном пеньке. И безмолвие в небесах. (Максим Семеляк)

В раннем творчестве Бергман при всем своем экзистенциальном упорстве никогда, казалось, не умел избежать поиска бога, причем его методы по наполнению сильно отличались от привычных изысков человека на распутье мировоззрений. Да и само распутье в этих знакомых координатах использовалось скорее как красивый образ, за ширмой которого скрывалась уже давно избранная дорога, а дилемма оказывалась не более чем средством преподать устоявшиеся взгляды окружению. Поэтому, например, любой христианин представлял обществу свои воззрения, если они были выражены в художественной форме, непременно как историю атеиста, через ошибки и мучения неверных представлений о мире нашедшего правду в творце, равно как и атеист показывал противоречие и истинное одиночество в сердце обязательно того, кто когда-то ошибался и верил в бытие бога, в его спасение и любовь. По Бергману же чуть ли не главным грехом в суждениях об абсолюте, не позволявшем восхвалений единственной из сторон, становилась однобокость, и хотя он непременно стремился к одиночеству, которое и ставил, как принято, антиподом богу, а заодно нигилистично провозглашал силой духа, никогда не оставлял идеализм и веру в пропасти глупых ошибок, а уравнивал их с атеизмом. Казалось, тут и целью абсурдно ставилось противоречие, при котором неустанно напоминается о различиях мировоззрений, но этим одновременно крепче затягивается узел, держащий их рядом и не дающий воплотиться отдельно друг от друга, или даже демонстрирующий невозможность такого воплощения. Поэтому у Бергмана, как художественный феномен, встречались и атеисты и верующие, каждый из которых был именно тем, кто он есть, а не замаскированной противоположностью. Хотя к последним режиссер обращался самым непосредственным образом - демонстрировал их рефлектирующей толпой, истязающей себя и молящей о спасении, но истинная причина этих действий, конечно, не была раскаянием или верой. В «Седьмой печати» такая толпа бродила по краю погибающего мира, показательно карая себя кнутами и тяжелыми крестами на плечах. Этим Бергман открыто критиковал христианскую религию как нивелированный страх смерти и инструмент власти, его герой, ищущий бога, так и не пришел к толпе, к церкви в финале, напротив, покинул ее окончательно, осудив крестовый поход, из которого недавно вернулся на родину, и церковный суд, видевший дьявола там, где был лишь испуг невинного человека. Этот временной промежуток - 14 век с бушующей инквизицией и чумой - не зря выбран в качестве фона повествования. Зрителю «…печать» подали, когда Европа, стряхнув пепел войн, вошла в светлую вторую половину 20 века и провозгласила нигилизм своим идейным поводырем. Смерть стала не просто неотъемлемой частью существования, она превратилась в гордость человечества, в стимул к жизни. Для масс отныне исчез потусторонний мир и вечность, остался лишь сегодняшний день, а достижением души стали не попытки уравняться с абсолютом, а ощущение реальности своего здешнего существования, признание единственности мира вокруг. Это, как и всякое мировоззрение, постепенно перерастало в привычку согласия, но непонимания. И Бергман настоял на сложности выбора нигилизма, показав смерть, идущей бок о бок с человеком, а не ожидающей его где-то впереди, показав всю тяжесть осознания отмеренности собственной жизни, и, фактически, неспособность человека абсолютно отдать себя в руки реальности. Человечество могло восхвалять смерть лишь вне страданий, когда в глубине подсознания оставляло себе долгую жизнь, но на словах тешилось смертью как оправданием бытия. Когда же мир погрязал в гибели, и смерть не была плодом фантазий, только единицы могли бы увидеть в ней то, чему так восторгалась Европа при Бергмане. Потому игра со смертью в фильме - вполне понятная аллегория игры с собой и собственным нежеланием принять действительность, а проиграть в такой партии - единственный способ обрести гармонию, в то время как выигрыш, если он и был возможен, являлся очередной иллюзией. По степени этих иллюзий «Седьмая печать» и делит людей, начиная от толп, где одни кричат про величие бога, а другие про его фальшь, и заканчивая основным дуэтом - рыцарем (фон Сюдов) и его оруженосцем (Бьорнстранд), между которыми, несмотря на то, что один не хочет признавать одиночество, а другой живет с уверенностью в нем, нет споров и баррикад. От громкой толпы, прячущей страх за мнением, фильм, через протагонистов веры и их противников, поднимается к настоящим людям, грань между главенством и правотой которых невыразимо тонка. Впоследствии Бергман продолжит эту линию в «Причастии» с тем, чтобы вновь привести веру к одиночеству, притом смело гипертрофировав даже воззрения Иисуса, сделав и его одиноким перед смертью, сделав его без бога и отца, или превратив бога в чудовище. И вера Иисуса в несуществующее оказалась главным испытанием, осознание неправоты сделало его одиноким, подарило ему то, чего он так боялся - божественную тишину, и этим сделало богом. В фильмах Бергмана постоянные взгляды грустных лиц мимо камеры, непонимание своего предназначения, когда даже любовь лишь воспоминание, не требующее возрождения, отсутствие нравоучительных выводов, которые в христианском творчестве тоже не предстают ответами, а лишь ссылками на само христианство, а в атеизме ничем иным, как противоборством религии, может и граничат с боязнью предосудительности, но очень точно отражают внутренний мир человека, не набравшегося сил для абсолютной реальности, но хотя бы сумевшего скинуть груз стереотипов. Я хорошо помню, как это бывало, когда я был маленьким и вынимал из шкафа игрушки. Подобное ощущение я порой испытываю и сейчас. Только теперь по непонятным причинам мне еще платят за это деньги и множество людей относятся ко мне с уважением и делают то, что я им скажу. Все это временами сильно меня удивляет. И. Б. (euro-banan)

comments powered by Disqus