ОБЗОР «ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» (1967)
История про молодых московских интеллигентов-шестидесятников, которые на пороге тридцатилетия переживают духовный кризис и переоценку ценностей.
Бывает так, что достигнув определенного возраста, человек меняет взгляды, которые до того его устраивали, которые он считал верными. "Героям фильма - примерно тридцать. Очень часто именно в это время у людей наступает период пересмотра уже выработанных ранее позиций. К такому пересмотру и приходит Лена, героиня «Июльского дождя». Ей многое надо обдумывать заново. Она начинает понимать, что прежние оценки поверхностны, все предстает перед ней в ином, более ясном и резком свете. Это порой связано с потерями. Лена теряет бывшего ей самым близким человека, который становится чужим и далеким." - Марлен Хуциев.
Лена - инженер в московской типографии. Не модно, но стильно одетая, подстриженная, спортивная. Легко растворяется среди похожих лиц в уличной толпе, но почему-то не чувствует себя в ней органично. Идя по улице, то и дело оборачивается, то ли беспокойно, то ли в ожидании чего-то. Полгода ее жизни - от июльского дождя до первых январских холодов - время фильма. Не лучшее, немного лета и много осени и ранней слякотной зимы. (Правда, есть еще одно майское утро в эпилоге.) Круг общения Лены - та же техническая интеллигенция, сотрудники московских НИИ. Ее жених Володя - один из них. Видимо, преуспевающий, приближенный к начальству, делающий карьеру. Он из молчаливых, закрытых, лишнего о себе не скажет. В фильме развивается настоящий телефонный роман Лены с молодых человеком, давшим ей куртку укрыться от июльского дождя.
Сюжет фильма родился у режиссера еще на съемках «Весны на Заречной улице», в Одессе. Он вбежал в телефонную будку во время дождя и представил, что там же прячется девушка, а он накидывает ей пиджак. Примерно такой же сценой начинается «Июльский дождь».
Актерский дебют в кино популярного исполнителя авторской песни, драматурга и режиссера более сорока документальных фильмов - Юрия Визбора.
В фильме звучат песни в исполнении Юрия Визбора: «Песенка о пехоте» (сл. и муз. Булата Окуджавы), «Спокойно, дружище, спокойно…» (сл. и муз. Юрия Визбора). Использованы фрагменты записей вокального октета «Swingle Singers».
Текст песни «Песенка о пехоте» (1961): Простите пехоте, что так неразумна бывает она: всегда мы уходим, когда над землею бушует весна. И шагом неверным, по лестничке шаткой спасения нет... Лишь белые вербы, как белые сестры, глядят тебе вслед. Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет. Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет. Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи: у жизни со смертью еще не окончены счеты свои. Нас время учило: живи по-походному, дверь отворя... Товарищ мужчина, а все же заманчива должность твоя: всегда ты в походе, и только одно отрывает от сна: чего ж мы уходим, когда над землею бушует весна? Куда ж мы уходим, когда над землею бушует весна?
Текст песни «Спокойно, дружище, спокойно…»: Спокойно, дружище, спокойно! У нас еще все впереди. Пусть шпилем ночной колокольни Беда ковыряет в груди. Не путай конец и кончину, Рассветы, как прежде, трубят. Кручина твоя - не причина, А только ступень для тебя. Скрипят под ногами ступени: Мол, прожил - и все стороной. Скрипят под ногами ступени, А годы висят за спиной. И куришь ты все беспокойно, И тень под глазами лежит, И зябнет походная койка, И черная птица кружит. Спокойно, дружище, спокойно! И пить нам, и весело петь. Еще в предстоящие войны Тебе предстоит уцелеть. Уже и рассветы проснулись, Что к жизни тебя возвратят, Уже приготовлены пули, Что мимо тебя просвистят.
Фильм вышел в самом конце «оттепели», примерно тогда же были положены на полку фильмы Андрея Кончаловского, Андрея Тарковского, Киры Муратовой, Александра Алова и Владимира Наумова. В «Июльском дожде» режиссер и сценарист отразили настроение конца эпохи, хотя в нем не было публицистичности. Герои фильма - это, по сути, повзрослевшие герои предыдущего фильма «Застава Ильича», лишившиеся романтических ожиданий.
Премьера: 7 августа 1967 (СССР).
3,1 млн. зрителей при тираже 164 копий.
29 августа 1967 года в газете «Советская культура» появилось открытое письмо Хуциеву, в котором «Июльский дождь» обвинялся в слабой драматургии, претенциозной режиссуре, затянутости, эстетизме, во вторичности по отношению к предыдущему фильму. По мнению киноведа Мирона Черненко, в письме можно «увидеть, как последовательно и непринужденно, без заранее обдуманных намерений, без интриги… официальная критика шестидесятых годов выпрямляла судьбу отечественного кинематографа».
Кинокритик Александр Генис обнаружил в картине Хуциева общие черты с кинематографом «Французской новой волны» и так отозвался о фильме: "Эти длинные планы, положенные как было модно в то время для значительности, на музыку Баха […], обладают некоей кинематографической магией, которая, впрочем, пропадает всякий раз, когда герои открывают рот. «Июльский дождь» не похож на обычный рассказ, скорее это зарисовки, очерки, наброски. Здесь нет ничего обязательного, ничего необходимого. Камера легко отвлекается от истории ради введения посторонних линий, ради интересного лица или интерьера. Такая композиция, по касательной, соотносит «Июльский дождь» с фильмами новой волны, родившейся в начале 60-х годов во французском кинематографе".
"Обязательно посмотрите этот фильм. Совершенно несоветская картина, сделанная удивительно талантливым художником и потрясающим режиссером. Он умел снимать реальность времени так остраненно и так убедительно, что ни соцреализм, ни любое другое течение даже близко не подошло к тому, что удалось сделать Марлену Хуциеву." (Иван Дыховичный. Известия, 2008)
Лариса Малюкова. «Человек июльского дождя» - http://novayagazeta.ru/data/2000/90/14.html.
В. Кичин. «В соавторстве с жизнью» («Советский экран», 1981) - http://kino-teatr.ru/kino/art/kino/1897/.
Картина входит в списки: «100 лучших фильмов» по версии гильдии кинокритиков РФ; «100 лучших фильмов РСФСР и РФ» по версии сайта RosKino; «Лучшие фильмы РСФСР и РФ» по версии пользователей LiveJournal; «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Сергея Кудрявцева; «Рекомендации ВГИКа».
Главная героиня фильма: Лена, инженер на типографской фабрике. Ее жених Володя - перспективный ученый. По ироничному определению приятеля, «антимагнитен, морозоустойчив, водонепроницаем, антикоррозиен, тугоплавок… не сгорает в плотных слоях атмосферы». Им около тридцати. Фильм рассказывает об их жизни на протяжении нескольких месяцев: от июльского дождя до поздней осени. Встречи с друзьями, среди них: Алик, душа компании, ловелас, бард, участник Великой Отечественной войны, о которой он вспоминает с немного циничным юмором; Владик, кладезь сведений обо всем на свете, но одинокий и неустроенный. История с научным докладом Володи, который присвоил себе его начальник-профессор. Неожиданная смерть отца Лены… Отношения, начинающиеся как идеальные, заканчиваются разрывом, когда Лена, разочарованная, пересмотревшая взгляды на жизнь, отказывается выходить за Володю замуж. Финальная сцена фильма: встреча фронтовиков у Большого театра.
Один из лучших фильмов отечественно кинематографа, хотя, казалось бы, в нем нет ни четкого действия, ни значительных событий. Герои фильма - тридцатилетние, как определил режиссер, вступающие во «вторую зрелость». Время переоценки ценностей. Как раз это и происходит с героиней фильма. Многое ей приходится обдумать заново в личной жизни. Но просматривается в фильме и второй план. Это уже - переоценка ценностей целым поколением.
Экзистенциальная драма. Что ни говорите, у ряда наших киноборзописцев, обрушивавшихся в прежние годы со всей силой на вроде бы камерные фильмы, далекие от политики и идеологии, был исключительный нюх на подспудный, мало кем угадываемый «воздух времени», который непонятно где содержится, в неком пространстве между кадрами или же в том, как они сменяют друг друга в своем беге по полотну экрана. «Июльский дождь» - одна из таких внешне обычных лент (пусть и обвиняли Марлена Хуциева по привычке в некритическом восприятии западного «кинематографа отчуждения», прежде всего - работ Микеланджело Антониони, что делали потом и в отношении Геннадия Шпаликова и Киры Муратовой), но она непостижимо загадочна и словно похожа на какую-то из мелькающих в прологе живописных картин эпохи Возрождения. Хотя многие склонны были видеть в данной монтажной фразе, как и в прерываемых или заглушаемых классических мелодиях в фонограмме, явный упрек режиссера относительно растиражированности и заштампованности всех сфер человеческого сознания в эпоху торжества маклюэновской «Гуттенберговой галактики» (а до нынешней видео-компьютерно-виртуальной реальности еще было далеко!). Фильм Хуциева прекрасно укладывался и в другое «прокрустово ложе» критиков - уже в своего рода стихотворение в прозе о той поре взросления и наступления зрелости в жизни молодых людей, когда они должны понять, что многое надо переоценить в себе, других и в окружающей жизни. Причем на первом плане неожиданно оказалась тема «современная женщина в городе» (сравните с параллельными работами - помимо «Красной пустыни» Антониони, это «Мужское-женское» и «Две или три вещи, которые я знаю о ней» Жан-Люка Годара, «Любовь блондинки» Милоша Формана, «Прощание с прошлым» Александра Клуге), что было особенно внове для отечественного кино. А все долгие проезды по улицам и площадям, одухотворенное и очеловеченное восприятие города в любое время суток (вот парадокс - еще один грузин, помимо Георгия Данелии, снял при содействии оператора Германа Лаврова замечательную и искренне влюбленную картину о Москве), песни под гитару на загородном пикнике, шумные и порой бестолковые сборища московских интеллигентов - это лишь приметы романтизма, идеализма и бесплодного инфантилизма типичных «шестидесятников». Они никак не могут выйти из молодого возраста героев «Мне 20 лет» (все-таки это название лучше, чем «Застава Ильича») и «Я шагаю по Москве», даже в чем-то похожи на удивленных подростков у колонн Большого театра, которые взирают на радостных совершенно по-иному (более умудренно-выстраданно), счастливых фронтовиков, собравшихся на ежегодную встречу в День Победы. Но сквозь необязательные отступления в стиле обожаемого постановщиком Пушкина, через якобы застигнутые врасплох кадры (на самом деле, Марлен Хуциев работает сверхусердно и дотошно, являясь редкостным перфекционистом) сквозит иной смысл. Не только поэтически, но и в какой-то степени трагически (теперь это еще очевиднее, чем прежде) возвышающий всю эту прозу жизни, данный конкретный период исторического времени, что скрупулезно подчеркнуто в деталях (допустим, в упоминании имени де Голля - вот вам еще один пример «французского следа»!). Название вышедшей уже в августе 1967 года ленты «Июльский дождь» - чем не точная метафора середины 60-х, а именно: зафиксированного на пленке лета 1966 года, когда прошло всего несколько месяцев после XXIII съезда КПСС, где именно произошло закрепление процесса медленного отката назад после тихого «дворцового переворота» октября 1964 года. И даже не кажется случайным, что первый контрреволюционный выпад нового режима произошел тоже в августе, когда танки войск Варшавского договора в 1968-м вторглись в Прагу. «Ленин, проснись! Брежнев сошел с ума», - писали на стенах по-прежнему верящие в идеалы пражане-шестидесятники. И еще раз в августе, уже в 1991 году, гусеницы впервые избороздили мокрый московский асфальт. В октябре 1993-го тоже шел нескончаемый мелкий дождь. Тогда же бесконечная «эпоха осени» (разве не осенними воспринимаются две поздние, подчас с комплексом усталости и изнеможения, работы Хуциева - «Послесловие» и «Бесконечность»?!) закончилась, перейдя в период относительной «зимней спячки», когда многие, включая президента Ельцина, напоминали сонных мух, если не зомби. Но стоит лишь воскликнуть, как в «Мне 20 лет» (а снята картина, между прочим, в 1961 году), от отчаяния: «Надоела зима со страшной силой!» - и буквально в следующем кадре потечет весенняя капель. (Сергей Кудрявцев, 1998)
В названии фильма, размытом, ускользающем, не формульном, схвачена ведущая интонация фильма. Манера и тон повествования в нем лишены определенности, аморфны, анемичны. Ни четкого внешнего действия, ни резкого драматизма, ни значительных событии. На первый взгляд иллюзорны и новые для режиссера персонажи. Ведь, начиная с дебюта «Весны на Заречной улице» и кончая «Заставой Ильича», его герои были выходцами из рабочей среды. И вот теперь городская техническая интеллигенция. Тридцатилетние, как определил режиссер, вступающие во «вторую зрелость». ...Здесь еще раз Марлен Хуциев продемонстрировал редкое умение выбирать типы и лица не характерные, которые не удержишь в памяти. Десятки раз смотря этот, из любимейших, даешь себе команду, запомнить парня с курткой. Смотришь, видишь, забываешь. Просто режиссеру необходимо, чтобы в телефонной трубке жил бесплотный голос, как чистое воплощение души. Общение двух душ, или внутренний исповедальный монолог одной из них... И летят издалека два голоса навстречу, день и ночь над Москвой. А она совсем не похожа на Москву «Заставы Ильича». Безлюдная пасмурная, запруженная автомобилями и суетливой, обезличенной толпой. Город, в котором уже нет места половодью стихийной первомайской демонстрации. Правда, теперь наконец разрешили 9 мая встречаться ветеранам Великой Отечественной войны, к счастью, не в каком-то официальном месте, а в сердце ее культуры и красоты, у Большого театра. (Ирина Гращенкова)
Фильм был снят в 1966 году на киностудии «Мосфильм» и надолго сделался «поколенческим фильмом». С одной стороны, потому, что именно тогда хрущевская оттепель и «шестидесятничество» как тип либерального мышления начали резко сходить на нет. 1966 год - это год переломный: после процесса Андрея Синявского-Юлия Даниэля, идеологическая машина начал крепко закручивать гайки. С другой стороны, культурная ситуация резко изменилась вслед за идеологией: место открытых дебатов у памятника Маяковского постепенно заняли кухонные посиделки и споры вполголоса. И хотя до 1968 года - вторжения в Чехословакию и демонстрации протеста на Красной площади еще оставалось пара лет ,- «похолодание» чувствовалось во всем. Соответственно, и места для аполитичного кино в культурной ситуации, которая все больше политизировалась, просто не оставалось. Вот таким «Июльский дождь» и запомнился «поколению родителей» - без четкого действия, без происшествий. Легкий, как глоток воздуха, запоминающийся, как мелодия Визбора или Окуджавы, которую легче насвистывать, чем пропеть. И, главное - без далеко идущих выводов. Если название первого фильма Хуциева - «Мне двадцать лет» - говорило само за себя и представляло персонажей, только вступающих в жизнь, герои «Июльского дождя» - по определению режиссера вступают во «вторую зрелость». Это время переоценки приобретенных ценностей. Именно это и происходит с героиней Евгении Ураловой - как она хороша в этой роли! Она пытается выстроить и осознать собственную жизнь, но делает это ненавязчиво, как бы между делом. Отсюда и другие персонажи - обыкновенные, в общем-то даже необязательные. Но, тем не менее, именно из этого складывается портрет поколения, которое предпринимает попытку переоценки ценностей, но попытка так и окажется холостой, ибо в целях упрочения идеологии государство отнимет саму возможность таких переживаний. Время переоценки заново наступит через 30 лет. Но теперь это поколение будут переоценивать их тридцатилетние дети. Но об этом будет - второй фильм «дождливой дилогии». (Киноклуб «Люмьер»)
«Июльский дождь». Время жить, время размышлять. Стоял обычный осенний день - один из тех, что неожиданно, после раздражающей слякоти, заливают город светом неяркого солнца и, чуть побаловав теплом, обманывают, суля возвращение лета. В такие дни почему-то бывает неспокойно на душе. Неспокойно, видно, было и молодой женщине, сидящей на скамейке с книжкой в руках. Она сосредоточенно размышляла, рассеянно перелистывая страницы. Скамейка стояла на тихой аллее зоопарка. Рядом играли дети, за спиной у женщины по зарешеченной площадке метались ламы, слабый ветер шуршал опавшей листвой, а она не замечала ничего, словно была далеко отсюда. Этот кадр пройдет на экране быстро, сменившись другим, третьим, сотым, но в каждом из них мы увидим ее - веселой, задумчивой, решительной, колеблющейся, легкомысленной, серьезной... И все вместе они расскажут о поступках, стремлениях, желаниях человека, которые, может быть, помогут нам, зрителям фильма, в чем-то разобраться глубже, что-то понять яснее. А пока идет съемка. Марлен Хуциев начинает картину, которая называется «Июльский дождь» и сценарий которой написан им вместе с Анатолием Гребневым. Эта работа несколько неожиданна: ведь известно, что Хуциев собирается ставить фильм о Пушкине. И вот... - К картине о Пушкине,- говорит режиссер,- я готовлюсь и буду готовиться еще долго, накапливая материал, определяя отношение к нему, делая наброски сценария. За это время мне хотелось поставить еще один фильм на современную тему. Персонажи нашей картины стремятся определить свое отношение к себе в жизни, они - в поисках нравственного идеала. Бывает так, что, достигнув определенного возраста, человек меняет взгляды, которые до того его устраивали, которые он считал верными. Это можно назвать второй зрелостью. Героям фильма - примерно тридцать. Очень часто именно в это время у людей наступает период пересмотра уже выработанных ранее позиций. ...К такому пересмотру и приходит Лена, героиня «Июльского дождя». Ей многое надо обдумывать заново. Она начинает понимать, что прежние оценки поверхностны, все предстает перед ней в ином, более ясном и резком свете. Это порой связано с потерями. Лена теряет бывшего ей самым близким человека, который становится чужим и далеким. - Анатолий Гребнев и я,- замечает Хуциев,- хотели, чтобы наша героиня была сложным человеком, личностью - с серьезными запросами и требованиями к себе и другим. Мы долго искали актрису, которая бы отвечала нашим представлениям о том, какой должна быть Лена. Думается, что, пригласив артистку Театра имени Ермоловой Евгению Уралову, мы не ошиблись. Полгода жизни - решающие для Лены полгода - проходят в картине. Они небогаты внешними событиями; все внимание авторов обращено к внутреннему миру героев. В этом фильме есть финал, но нет точки. И последняя реплика, которая прозвучит с экрана, не подобьет итога, а лишь обозначит перспективу. Лене позвонит ее товарищ, человек для нее очень важный. «Что вы сейчас делаете, Женя?» - спросит она. «Собираюсь с мыслями»,- ответит он. Герои Марлена Хуциева далеки от благополучного спокойствия. Они в поиске самих себя и своего назначения, а это не дается без разлада и может - надолго или ненадолго - привести к несозвучности с окружающей обстановкой, к той несозвучности, первопричина которой не всегда определима четкой формулой. Но мир его фильмов - мир гармоничный, все в нем соотнесено и соразмерено, все имеет значение: и как будто незначащая реплика, и выбор места действия, и партитура шумов. Читая режиссерский сценарий «Июльского дождя», ту его графу, где записываются шумы и музыка, мы обратили внимание на то, с какой тщательностью все это продумано и обозначено. И вспомнился в связи с этим один случай, свидетелями которого мы были на съемках картины «Мне двадцать лет». Репетировался эпизод, в котором Сергей во фронтовой землянке разговаривает с погибшим отцом. Репетиции, а потом сложная съемка нескольких дублей затянулись до конца смены. Все устали, измотались, а особенно сам режиссер, который к тому времени был похож на собственную тень. Наконец съемка окончилась, павильон опустел. А режиссер остался. Его не удовлетворял звук капель, падавших в подвешенную к накату блиндажа каску. Ему казалось, что звук не соответствует тональности эпизода. И еще часа полтора - не меньше - режиссер, по-разному подвешивая каску, добивался нужного эффекта. Картины Хуциева симфоничны, каждый кадр - сложный аккорд, в котором один инструмент, без поддержки остальных, обеднит мелодию, и лишь все вместе они дадут требуемое звучание. Если продолжить сравнение, то можно сказать, что режиссер одинаково внимателен и к партии первой скрипки, и к партии ударника. Мы говорим это к тому, что не стоит, глядя на экран, когда идут картины Хуциева, особенно последняя его картина, следить только за сюжетом. Не в нем одном дело. В этом смысле «Июльский дождь» схож с предыдущими работами режиссера- художника со своим почерком, со своей творческой манерой. Здесь не составляет труда уследить за действием, но гораздо южнее проникнуться настроением и не упустить развитие мысли, выраженной не в лоб, а опосредствованно, не навязчиво. Эта сложность не придуманная, она органически необходима, ибо неоднозначность, многогранность мысли требует и соответствующего выражения. Помните, например, эпизод из картины «Мне двадцать лет», где Сергей беседует с отцом Ани? Во время этого очень острого разговора, в котором старший проповедует теорию Цинического приспособленчества, с экрана телевизора, стоящего в комнате (причем в комнате пустой, разоренной ремонтом, что имеет свой смысл в образной системе выражения душевной опустошенности отца), поет детский хор. Можно сказать, что телевизор с хором «для натуральности», «чтоб все было, как в жизни». Но подумайте: не есть ли это еще одно звено все той же образной системы, не намеренно ли введен контраст между родниковой прозрачностью песни и мнимостью истин, проповедуемых Сергею? «Июльский дождь» не будет проще, настоящий художник всегда мыслит образами, и хочется, чтобы они были поняты верно и до конца. Предстоит еще много работы - не снят пока даже тот самый июльский дождь, с которого все и началось. В фильме снова Москва - разноликая, в будни и праздники, утренняя и вечерняя, залитая потоками летнего ливня и укутанная декабрьскими снегами. Мы увидим город иным, чем в фильме «Мне двадцать лет». И дело не только в том, что фильм на этот раз снимает оператор Герман Лавров, который, естественно, ищет свое. Дело и в том, что у фильма другие задачи. Наверное, и эта картина вызовет споры, разночтения, обсуждения, будут и противники фильма и его горячие сторонники. Предрекать что-нибудь заранее - задача неблагодарная. И цель у нас была иная: попробовать, подобно персонажу фильма, собраться с мыслями по поводу узнанного и прочитанного и поделиться этими мыслями со зрителем. (М. Долинский, С. Черток. «Советский экран», 1966)
В 1965 году, когда вышел фильм «Мне 20 лет», получив в начале сентября престижный специальный приз жюри на кинофестивале в Венеции, Марлен Хуциев вместе с Анатолием Гребневым написал сценарий «Июльского дождя». Середина 60-х годов - время некоторой стабилизации общества, как в экономическом, так и в социальном и психологическом плане, когда жизнь людей уже не определяется историческими катаклизмами, которые всегда требуют полного подчинения судьбы каждого человека, лишая его возможности собственного выбора. Но как ни странно, именно в переломные моменты можно ощутить себя по-настоящему свободным. Перед человеком тогда не стоит вопрос «быть или не быть». Выбор может быть только один - тот, который совпадает с необходимостью времени. А вот в «обыкновенное время» человек предоставлен самому себе. Он должен единолично выбирать и решать. Никто ему в этом не поможет. Между тем, в обманчивом спокойствии будничной жизни намного труднее разобраться. В переломные эпохи все ясно. История разводит людей к двум полюсам. Одни правы, другие виноваты. Третьего не дано. Герой или предатель определяются по совершенному действию. А то, о чем размышляет этот человек, что толкает его на поступок - никого не интересует. Важно не «почему», но «что». В современной жизни все, что представляется видимым, явленным в мир - то есть действия, поступки, слова, жесты, выражение лица - чаще всего не отражают человека. Его сущность остается скрытой. Поэтому почти невозможно провести границу между злом и добром. В этом проявляется своего рода «нравственный релятивизм» жизни. Какое-либо из явлений несводимо к четкому нравственному понятию. Видимо, следует говорить о нравственности или безнравственности только отдельного поступка человека, но не заключать из этого, что данный человек вообще соответствует или же не соответствует нормам морали. Искусство в этом случае должно исследовать не действие, а момент перед действием, когда герой, согласно своим предшествующим размышлениям, делает выбор. Становится важным не «что», но «почему». К счастью, никому не пришло в голову рассматривать с точки зрения морали поступки шекспировского Гамлета. Нас волнует его смятение души, трагическое положение человека, который выше своего времени. «Быть или не быть - вот в чем вопрос». Гамлет решает вопрос не о том, убивать ли Клавдия. Перед ним стоит проблема философского выбора: быть или казаться? Он выбирает «быть» - быть Гамлетом, которого ждет неизбежная смерть, нежели не быть им. Но человек чуть ли не в каждую минуту своей жизни решает тот же мучительный вопрос: быть или не быть? Казалось бы, что может быть проще: оставаться самим собой всю жизнь. Но вновь и вновь приходится сожалеть, что лишь кажешься собой, живешь кажущейся жизнью, и все вокруг - мнимое, а не подлинное. Наверно, любое истинное произведение искусства рассказывает о том, как человек становится самим собой, находит себя, обретает свое бытие. Об этом - и центральный (в том числе - по хронологии творчества) фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь». Он - о настоящей и кажущейся жизни, подлинных и мнимых ценностях, истинном человеческом общении и лишь его видимости. Все эти мотивы проигрываются на разных уровнях, но наиболее точно они воплощены, как всегда у Хуциева, во «внесюжетных» эпизодах. Достаточно обратить внимание на название, которое вроде бы не имеет особого значения для понимания смысла происходящего. Оно нейтрально. В «Весне на Заречной улице» все-таки есть конкретность. Можно догадаться, что речь пойдет о наших обыкновенных современниках и их жизни. «Июльский дождь» - название вневременное. Его можно дать даже произведению, которое будет повествовать о любви пастуха и пастушки, живущих в средневековье. Если же говорить серьезно, название часто является ключом. Первоначально лента «Мне 20 лет» называлась «Заставой Ильича». Хотя, как и в «Весне на Заречной улице», наличествовала привязка к местности (район в Москве), заглавие звучало символически и патетически. А «Мне 20 лет» говорит о раздумье молодого человека, вступающего в жизнь. Название в каком-то смысле точнее, но ему не хватает обобщенности: все-таки «М н е 20 лет». «Июльский дождь» стоит в одном ряду с названиями таких глубоких картин, как «Листопад» Отара Иоселиани, его же «Пастораль». Заголовок сначала обманывает, настраивает на спокойный, умиротворенный лад - но потом, после просмотра, как бы высвечивает самое главное. В аннотации из монтажного листа даже сочли нужным пояснить название. О беседах по телефону Лены и ее случайного знакомого Жени, встреченного как раз под июльским дождем, сказано: «остается твердая уверенность существования чего-то настоящего, радостного и освежающего, как июльский дождь». Более точен был Семен Фрейлих, считавший, что в «Июльском дожде» герой показан в «момент очищения». Но эта работа Марлена Хуциева - не просто об очищении души. Возраст, когда человек решает «словесный сор из сердца вытрясть // И жить, не засоряясь впредь», можно назвать именно порой очищения, которая должна располагаться в жизни где-то между становлением и зрелостью. Герои «Июльского дождя» несколько старше персонажей «Мне 20 лет», но на самом-то деле являются их ровесниками. Потому что тем, кому было в 1961 году по 22-23 года, в 1966-м (время действия «Июльского дождя») - уже 27-28 лет. Лене как раз двадцать семь. Хуциев будто продолжает исследовать избранное им поколение тех, кто родился перед самой войной. Кроме того, это продолжение анализа состояния общества 60-х годов через частные судьбы людей. Опять разговор идет об очищении жизни от всего наносного и ненужного при помощи косвенного обращения к прошлому. Постановщик не скрывает сходства этих двух фильмов и говорит об этом так: «Вообще мне кажется, что «Июльский дождь» более точная картина, чем «Мне 20 лет», хотя в первой половине там надо было кое-что дочистить и поджать. Мне приходилось слышать обвинения, что картина эта - самоповтор, но я не могу с этим согласиться. Здесь есть сознательное развитие некоторых близких мотивов, и поэтому картины в чем-то смыкаются». Если в ленте «Мне 20 лет» приобщение героев к Истории было несколько декларативным, выглядело, скорее, надеждой на будущую связь, только что приобретенной мерой ценности, то в «Июльском дожде» Лена, более зрело смотря на жизнь, спокойно принимая решения и сознательно делая свой выбор, закономерно приходит к внутреннему осознанию зависимости собственной жизни от фронтовиков, собравшихся у Большого театра, и от тех, кто не вернулся с войны. Она постигает необходимость естественного очищения через краткое мгновение духовного единения с этими людьми и укрепления своей веры в настоящие человеческие ценности, которые Время сделало еще важнее для человечества, потому что по мере продвижения вперед все новые и новые трудности встают у него на пути. Ведь и для общества также существует возможность превращения в нечто кажущееся. Оно может остаться собой благодаря тому же очищению через веру в незыблемое и вечное. И нужно, чтобы каждый член этого общества хранил в себе самом незримую «связь времен». В «Июльском дожде» это выражено при сопоставлении радостных, улыбающихся лиц фронтовиков (среди них мы видим и Алика, напрасно казавшегося нам лишь «богемным бардом») и сосредоточенных, неожиданно серьезных лиц молодых парней и девушек: они наблюдают за встречей людей, которые вынесли свою дружбу-родство из окопов минувшей войны и остались верны этому - как самому дорогому и необходимому в жизни. Лица солдат Великой Отечественной и тех, кто родился уже после войны, воспринимаются как л и к и двух поколений, двух времен - прошлого и будущего. И где-то в толпе мы видим Лену, которая принадлежит к поколению родившихся еще до войны и представляет настоящее. Возможно, что для людей из грядущего эти запечатленной камерой лица будут казаться портретами, достойными быть в одном ряду с полотнами художников Возрождения. И они станут вглядываться в лица живших когда-то соотечественников, пытаясь понять, что владело их душами, как они жили. Мы же еще считаем их современниками, обыкновенными людьми, которых сами совсем не хуже, поэтому не хотим увидеть в них неповторимых личностей. Так бы и прошли они мимо нашего внимания, если бы не магия художника, который остановил мгновение и дал возможность уже сейчас внимательно всмотреться в эти лица - как в зеркало, и ощутить сопричастность с ними, судьбами и жизнью людей второй половины XX столетия, последнего века второго тысячелетия. Мы забыли, кто есть на самом деле. И уже не замечаем, что вместо нас по шумным улицам Москвы бегут, словно милые двойники, похожие на нас, как две капли воды, но все же другие. Мы отличаемся от своих двойников, как «Мадонна Литта» Леонардо Да Винчи - от репродукций, напечатанных в типографии. Мы пребываем в мире копий - и природа выбрасывает одну за другой партии новых homo sapiens. Наши иронические разговоры, короткие, ничего не значащие встречи, торопливые прощания - вся жизнь на бегу. И некогда остановиться и понять, что мы - уже не те, кем должны быть. Предпочитаем походить друг на друга во всем - от одежды до мыслей, не считаем нужным открывать в себе самих себя, индивидуальных и своеобразных, а не типичных и правильных. Мы не вдаемся в размышления над тем, куда плывем по жизни, что ждет впереди. Но все же случается так, что рано или поздно осознаем, что живем мнимой жизнью, что мы - не мы, и тогда пытаемся стать собой, оставив позади, как ненужную шелуху, существование, от которого избавились. И теперь судим себя и других по истинным принципам. И меряем все на свете подлинными ценностями. Это и называется очищением. Спеша в толпе людей, мы не обращаем внимания на лица встречных. Но если бы задумались над тем, что и на нас в это время никто не смотрит, возможно, обиделись бы. Каждый считает себя личностью, поэтому ждет повышенного к себе интереса. Слово «толпа» для нас означает большое количество не отличающихся друг от друга людей. Между тем, любой в этой толпе - неповторимая индивидуальность, и его портрет действительно можно сравнивать с портретом человека Возрождения, если, конечно, абстрагироваться, что во втором случае картина написана великим художником. Два лица - два человека разных времен. Оба загадочны и непонятны. Исполнены тайного света. Но чем больше вглядываешься в них, тем глубже проникаешь в мысли и чувства этих людей, в то, что скрыто за их лицами. Есть удивительный документальный фильм «Взгляните на лицо» Павла Когана и Петра Мостового по сценарию тогда еще вгиковского студента Сергея Соловьева. Снят, между прочим, как и «Июльский дождь», в том же 1966 году. Мы видим на экране лица людей, смотрящих в Эрмитаже на «Мадонну Литту». Лица самые разные. Но одно запоминается навсегда - лицо маленькой девочки, молитвенно сложившей руки на груди, лицо доброе, светлое, чистое, по-детски открытое. Есть такая фраза в сценарии этой ленты: «Лица сменяются, люди подходят, а экскурсоводы - тоже разные люди - все говорят, пытаясь объяснить, переложить на слова чудо, которое не знаешь, как и назвать, то ли чудом природы, то ли чудом искусства, а вернее всего, вероятно, великим чудом бессмертия человека». Именно это всегда волновало ум и сердце художников всех времен - и они стремились воплотить «чудо бессмертия» в своем искусстве. Эпиграфом к искусству всех эпох можно поставить название «Взгляните на лицо». Так уж устроен мир: человечество привыкло смотреть на себя в зеркало искусства, когда как само искусство изо всех сил хочет понять тайну реального человека, живущего незаметно среди других. Людям лица их ближних представляются обыкновенными. Искусство наполняет эти лица светом поэзии, раскрывает, делает явным то, что недоступно глазу в обыденной жизни. Так рождаются шедевры, которые потом безуспешно пытается веками разгадать человечество. Можно сказать, что это «разгадке жизни равносильно». И уже другие художники ищут в своих современниках черты неуловимого сходства с возвеличенными искусством лицами. А сходство есть. Оно - в непостижимой тайне бессмертной души человека, который уже давным-давно не существует, но осталось его лицо, запечатленное художником. Даже если ничего неизвестно нам о людях какой-либо из ушедших эпох, все равно остается бессмертным их вклад в движение человеческого общества вперед. Они были звеньями в общей цепи. И поэтому о них - конечно, не о каждом в отдельности, но обо всех сразу - человечество помнит. Марлен Хуциев в «Июльском дожде» как раз пытается разгадать тайну нашего с вами современника. Он предлагает взглянуть на лицо этого человека с таким же вниманием и сосредоточенностью, как мы стали бы смотреть на лицо человека минувшей эпохи, например, на лик той женщины в образе мадонны, которая мелькает на мгновение в начале фильма. Между прочим, первый кадр - это фрагмент картины «Святое семейство». В лицах простых людей давним художником увидены лики персонажей Евангелия. Впрочем, само Евангелие не является ли плодом творческой фантазии людей, раскрывших божественное начало в обыкновенной истории Иисуса, сына плотника из Назарета?! Хуциев начинает свою ленту с того, что ставит зрителя на место прохожего, идущего по многолюдной, залитой солнцем Петровке. Камера движется прямо в толпе. Этот долгий проход перебивается фрагментами полотен художников Возрождения. А за кадром музыку Бизе из оперы «Кармен» сменяет голос диктора, который читает последние известия, потом врывается оглушительный рев стадиона и голос комментатора, ведущего репортаж с чемпионата мира по футболу - будто кто-то, от нечего делать, настраивает шкалу радиоприемника. И в это же время на экране идут титры. Эпизод, казалось бы, перенасыщен информацией. Зритель должен смотреть, читать, слушать и одновременно думать над тем, при чем же здесь картины художников Возрождения? Но разве не в таком состоянии мы находимся всю жизнь? Мы не успеваем переработать все то, что получаем по различным каналам. Человеку некогда спокойно вглядеться в мир, который его окружает. И героиня появляется на экране неожиданно - забежав вперед, Лена оборачивается на ходу, а потом еще раз, улыбнувшись. Мы увидели ее лицо в толпе и поняли, что именно она будет главной в фильме. Она словно приглашает последовать за собой и узнать ее ближе. На месте Лены мог бы оказаться кто-то другой, такой же человек из толпы. Затем внезапный ливень (как бывает, наверно, только в Москве) обрушивается на опаленный солнцем город. Лена вынуждена укрыться под каким-то навесом, где уже столпились люди. Камера внимательно рассматривает их лица, отделенные от нас пеленой дождя. И обыденный факт поднимается вдруг до высот поэзии. Словно Ноев ковчег, затерян среди дождя этот островок с людьми. И вовсю хлещет июльский ливень, все очищающий. А уже в финале, после легкого майского дождика, Лена окажется у Большого театра (то есть по соседству с Петровкой из пролога) - и растворится в толпе, откуда она и появилась, но теперь совсем не та, что прежде, ныне обновленная и духовно повзрослевшая. Время очищения окончилось. (Сергей Кудрявцев. «Экран и сцена», 1977)
Я совершаю, наверное, заведомую глупость, но... мне так хочется! Мне очень нравиться этот фильм, поэтому я рискую высказать свое мнение очень многословно. Я, в свое время, для себя, записал свое впечатление от фильма. Текст сохранился, вот он. Это было 100, а может 200 лет назад, а может просто - это было...Так мог бы я начать разговор об этом фильме. Действительно, люди, рожденные в середине 80-х и позже, вряд ли узнают в этом фильме себя. Этот фильм их мам и пап, а может быть и их бабушек и дедушек...Хотя так ли уж важно время? Насколько оно важно? Узнаваемость лиц, узнаваемость походки, одежды, в которую одеты прохожие, марки машин, трамваев, троллейбусов, попадающих в кадр, разговоры , их темы, городские пейзажи, черно-белый колорит кадра... Сейчас смотрят другие фильмы, но так ли далеки мы друг от друга: люди одной страны, разделенные историками и политиками на эпохи? На мой взгляд - близки, чрезвычайно близки, ибо прежде всего мы думаем, видим, любим, дружим, ссоримся, радуемся, вступаем в разлад с самими собой, ищем смысл, и еще раз - любим, и еще раз - думаем... мы живем, а значит, одетые в другие одежды, попадаем под «июльские дожди», ищем друзей, находим и теряем их, вновь узнаем знакомых людей, открывая их для себя заново. Разделенные годами, смотрим мы друг на друга: одни на экране, другие перед ним, и так хочется поговорить с ними, нашими тогда еще сверстниками: какими были вы? Такими же как и мы? Что ж - поговорим? Если бы меня спросили: скажи, что, по-твоему, в женщине главное? Я бы ответил: она хочет любить и быть любимой! У героини фильма, Лены, есть парень, она любит, и как ей кажется, любима. Мы видим ее в окружении, в основном, его знакомых. Она чутко вслушивается в то, о чем говорят его коллеги по работе, приятели, друзья, и как всякая женщина, которой становятся неинтересны умные разговоры и человеческая высокоинтеллектуальная сутолока , говорит: «Уйдем?», «Поедем куда-нибудь... чтобы были только ты и я...» Но даже из полушутливой анкеты видно, что она не «пустое ведро с красивым рисунком», на вопрос: «Как вы относитесь к человеческим слабостям? Склонны ли вы их прощать?», она отвечает - «Смотря какие..» и зачем более определенно - «Нет». Посмотрим-посмотрим... Ее парня, Володю, один из его знакомых, говоря о том, что на его вгляд, люди сделаны из разных материалов, характеризует так: «...он антимагнитен, морозоустойчив, водонепроницаем, антикоррозиен. Это тугоплавкий металл. Его можно запустить в космос, и он не сгорит в плотных слоях атмосферы. Вот почему я за него спокоен». Лена покачивает головой, принимая такой, как ей кажется, комплимент, даже с оттенком гордости за человека, который ее любит. Но комплимент ли это? Действительно, человек столь «инертно» соприкасающийся с окружающим его миром, то есть не реагирующий, на мир, который хочет его изменить, что это - благо? Или попытка защитится от мира? И слово «спокоен» в этом контексте, не несет ли оно другой, прямо противоположный себе смысл? За такого человека, наоборот, становится не спокойно: а сможет ли он при его «тугоплавкости» отличить легкомысленность от глупости, похвалу от лести, добро от снисхождения, принципиальность от подлости. Равнодушный ли он человек? За медленно текущим пустословием его окружения, за шутками и интеллектуальным трепом, есть ли живая душа? Да, он не трус, да, он не глуп, и, по-видимому, очень неглуп, он не затеряется в толпе, но «товарищ-мужчина, а все же заманчива должность твоя..». Заманчива в чем? Не том ли , что на тебя можно опереться в жизни, опереться без оглядки, передовериться, веря в то, что ты идешь верным путем, что не подведешь в трудную минуту, что ты сумеешь отличить правду от лжи, не согнешься, не пойдешь на поводу у обстоятельств, что за тебя и себя можно быть спокойной. Лена доверяет своему другу, как доверяет женщина - всецело. Но что-то не так, иначе почему она ведет и продолжает поддерживать странное телефонное знакомство с Женей, человеком случайно встреченным во время июльского дождика. Это знакомство посредством телефонных разговоров отчасти понятно, оно сродни откровениям, которые мы сами испытывали, когда во время поездки говоришь с незнакомым человеком или он тебе рассказывает что-то такое, что никогда не расскажет знакомым людям, самые сокровенные мысли и наблюдения выкладываются легко без оглядки на завтра, ведь завтрашний день разведет нас в разные стороны. Между «телефонным Женей» и Леной знакомство длится и продолжается, как будто они оба чего-то ждут от него. В какой-то момент Лена говорит ему о том, а существует ли Женя наяву. Это как попытка перевести знакомство в очную форму, а она не выглядит легкомысленным человеком, склонным к вздорным поступкам. Значит любимый человек, Володя, не годится для откровенных разговоров - почему? Разве они не достаточно искренни друг с другом или и между ними уже закружился круг «ничегонезначащих - легкозвучащих» слов? Но и он, «телефонный мужчина», совершает ошибку: просит прощение за невольно проявленную слабость. Парни! Мужчины! Никогда не надо просить прощения у женщин. Если вы чувствуете, что виноваты, что жутко облажались (простите покорно) - купите цветы, подарите их девушке, и она все поймет и, если захочет, то простит. Это не мой совет, этот совет Роберту («Три товарища») дал его друг - Ленц и был прав! Лена чутко реагирует на людей, но и она ошибается, как все мы. Приятель Володи, Алик (имя такое, как кличка, словно подсказывает, что он легкомысленный человек. Мне это имя не нравится, и я буду звать его Олегом), на первый взгляд стареющий ловелас, поверхностный мужчина, идущий от одной женщины к другой. И как бы ни был он симпатичен, ей он не нравится. Но есть одно «но»... Человек раскрывается в стихах, в песнях, в любимом деле, в отношении к детям и к родителям. И вот этот образ - циничного ловеласа, рушится, когда Олег берет гитару и поет. Его песни не легкомысленные серенады, и этот диссонанс «выбивает» в Лене сложившийся образ, это все равно, что ночью увидеть солнце. У костра на пикнике она просит его: «Не пой», на что он легко соглашается и также легко уходит от просьбы со стороны других - спеть. Вновь рядом с ним новая симпатичная девушка, доверчивая и искренняя, как котенок. Она предлагает сыграть в «города», потом в «имена», потом снова сыграть, рассказывая истории. Кто-то уточняет - страшные? Да-да, именно страшные! - радуется она. Начинаются страшные истории. Они разные, потому что для каждого страх - отражение его сути. И Олег рассказывает короткую историю про то, как он лежал в кустах , густущих кустах сирени, такой крупной и пахучей, что ни раньше, ни позже он не встречал, а позади были немецкие танки, а впереди - минное поле... и был страх, и с тех пор ему не нравится запах сирени и черемухи... Вот так, между игрой в «города» и шашлыком, человек поведал о том, что пережил. Поведал не в назидание, а потому что действительно было страшно, жутко и страшно. Так кто в ком ошибался? Как легко делим мы мир на плохих и хороших, еще легче делаем выводы о поступках людей и ... ошибаемся, а потом ошибаемся еще раз. Кто он - Олег? Он, как человек, получивший в подарок вторую жизнь и помнящий все-все из первой. Он любит эту жизнь потому, что понимает ей цену! И его девушки - это не похотливое стремление взять от жизни все - нет, это как радость от красивого цветка, текущей воды, пламени костра, это радость жизни, радость ощущать рядом с собой биение живого сердца. Он, как человек, поднявшийся на перевал из заснеженной котловины, видит вдалеке зеленую долину - там жизнь, а в спину толкает ледяной ветер: там, сзади, снег, осколки скал, заледеневшие языки снежных лавин - позади нет жизни, а там, впереди - жизнь! И не обязательно, на мой взгляд, предъявлять его в заключительных кадрах в толпе фронтовых товарищей, чтобы показать - он не врет. По тону этого короткого рассказа чувствуешь - такое не придумаешь, это скорее та память, которая приходит к тебе, когда не перед кем красоваться, когда вместе с памятью приходит боль за тех, кто был там рядом и остался там навсегда. Жестокий урок для Лены. По-видимому, где-то здесь она впервые увидела Володю другими глазами и поняла полу шутку Олега об отказе от дуэли: ведь дуэли сейчас не в моде. Два человека, один - сделавший подлость, а другой - знающий об этом, не сходятся на поединке. Они здороваются, жмут руки и расходятся, пожелав друг другу всего хорошего - такие времена. По-видимому, где-то здесь Лена начинает понимать, что Володя, которого она любит, и просто, Володя, как человек, начинают раздваиваться, что это два разных человека и второй более реален, чем первый. А Владимир? Умный, не трус, но закомплексованный как 15-летний подросток. Эх, мужики, мужики! Ведь теряешь дорогого тебе человека, безвозвратно теряешь, понимаешь, что она - та единственная, а ведешь себя так, словно завтра все можно будет поправить. Чудак! В один миг мир, кружащийся в глазах девушки разноцветным калейдоскопом, может остановиться и превратиться в черно-белые будни, и ты, из героя на белом коне, превратишься в обыкновенного прохожего. Это видно по глазам: вот, еще мгновение назад, они искрились, глядя на тебя, и вдруг «опали» от твоего слова, поступка, и все ушло, но еще не поздно - нужны искренние слова, мужественный шаг, веселая дерзость, и еще раз - искренние слова, и глаза вновь засияют! Но наш герой упустил свой шанс: не такими словами и не так просят «руки и сердца». Круговерть болтовни! Фильм наполнен практически документальными съемками. Лена часто смотрит прямо в камеру, как если бы она видела кого-то на этом месте, обратите, например, внимание на эпизод у нее на работе. Это создает интересное ощущение присутствия, то есть мы как бы присутствуем «внутри кадра», а не подсматриваем «через замочную скважину». Мы идем за ней по улице, и она оглядывается на нас, как всякая женщина, ощущающая на себе любопытствующие взгляды и слегка улыбающаяся такому интересу. В кадре много непрофессиональных актеров, просто прохожих, москвичей. Мы движемся вдоль улиц, видим людей снова следуем за потоком машин. Случайно в кадр попадает грузовик с двумя лошадьми в кузове, он теряется, проходит мгновение и, как-будто заинтересовавшись этим забавным случаем, камера снова отыскивает автомобиль с лошадьми и долго следует за ним: начинает играть цирковая музыка, идет фонограмма ржания, хотя лошади молчат - ощущение праздного любопытства не покидает. Так легко фильм принимает в себя этих лошадей, путешествующих в кузове по чьей-то воле, как человек, бесцельно идущий по улице, вдруг, увидев что-то, некоторое время следует за предметом своего любопытства.- поток жизни... Мне запомнились заключительные кадры - молодые лица ребят и девушек. Они смотрят в камеру, как если бы ее не было, не смущаясь, открыто, как-будто им задали вопрос, над которым они думают. И девушка, которая задорно смеется, весело, от души, затихает и снова смеется... Так, когда это было? Как далеки мы друг от друга? Или поток времени, который несет нас, и мы, все, рядом: мы - все, идущие со временем, те - кто был, те - кто есть, те - кто будут. И может быть над кем-то из нас, сейчас или скоро, прошумит шальной «июльский дождь». Счастливчики... (Владимир П., Иркутск)
Чтобы полностью осмыслить все то глубокое, что дарит нам этот фильм, его однозначно нужно посмотреть не раз. И даже не два. Это только на первый взгляд он показывает послесталинскую эпоху и людей, живущих в ней. Сейчас нам уже сложно понять и половину тех чувств, которые испытывали граждане Советского Союза. Мы никогда не пройдемся по той Москве, не проникнемся духом того Дня победы, когда однополчане - еще молодые мужчины и женщины - помнят войну и боль, а потому острее ценят жизнь. Ведь они понимают, как она коротка. Как июльский дождь. Но есть в фильме моменты, которые, я думаю, не потеряют актуальности никогда. Одиночество, непонятость близкими, разочарование, переосмысление жизни и преодоление себя. Причем переосмысление именно в тот момент, когда уже есть жизненный опыт, но также еще есть время что-то исправить и изменить. Главная героиня Лена (Евгения Уралова) родом из интеллигентной семьи. Она любит молодого мужчину Володю (Александр Белявский), всячески пытается принимать участие в его жизни, помогать ему в работе, поддерживать. И ничего не ждет взамен, кроме любви. Он вечно на мели, живет на квартире друзей, никак не может закончить доклад, потому что его девиз - «Работа не волк…» А когда научный труд все же будет закончен и его присвоит начальник, он не станет ничего доказывать, а просто будет смотреть на происходящее со стороны. Он не решится постоять за себя. Может потому что нерешителен, может, потому что и так знает себе цену… Володя находит себя в другом. Встречаться с друзьями, рассуждать с ними на разные философские темы, веселится на пикнике - вот, что ему нравится. В те годы гражданский брак не приветствовался, как минимум нужно было считаться женихом и невестой, которые не расписываются, «потому что ждут квартиру». Но любимый Лены не торопится определиться со статусом. Правда, и она не стремиться замуж. Им просто хорошо вместе. И, кажется, что они понимают друг друга с полуслова, и что они говорят на одном языке. Володя таскает Лену за собой на встречи с друзьями, туда, где он самоутверждается, высказывая свои острометные мысли, демонстрируя молодецкую удаль, прыгая в холодную реку. Друзья считают его «морозоустойчивым и тугоплавким материалом», но на самом деле молодой человек в себе не уверен. Он говорит об этом Лене, а она смотрит на него любящими глазами. Для нее он самый-самый. В тот момент. А потом вдруг Лене становится рядом с ним неуютно. Может быть потому, что она устала от неопределенного статуса и давления родных со стороны, может быть, она поняла, что ее милый интересуется больше собой… Между ними стала расти стена. Когда у Лены умер отец, она не стала делиться своим горем с Володей. Наверное, тут она и поняла, что они стали чужими. Он пришел поддержать любимую, но он не нашел места в ее семье. Он не нашел, что сказать ей. А она не раскрыла свою душу ему. Ей проще было поговорить о произошедшем с телефонным другом Женей, которого она видела всего один раз и совсем случайно. И то, скорее всего, толком не разглядела (Женя появляется в фильме так незаметно, что вспомнить его внешность невозможно даже внимательному зрителю). Но в тот единственный раз Женя позаботился о ней, не остался равнодушным. И потому заслужил ее доверие. В фильме несколько раз озвучивается мысль - человек должен быть кому-то нужен. Когда Володя теряет Лену, он готов на все, чтобы вернуть ее. Он готов жениться. Тем более, что жизнь его стала налаживаться, его доклад закончен и его скоро опубликуют. И ничего, что под другой фамилией. Он делает предложение. Лена перечисляет когда-то милому и родному все его положительные качества. Но, даже обозначив их, она не дает ему (и себе) ответа, почему она не выйдет за него. Скорее всего, потому что он уже далек от нее. А она от него. Они не заметили, как разошлись по жизни. Упустили тот маленький мог, который все изменил. Но человек должен быть кому-то нужен. Лене постоянно звонит Женя. Из других городов или пьяный посреди ночи в свой день рождения. Она его не оттолкнет. Потому что понимает - это такой же одинокий человек. А еще Женя, как и Лена переосмысливает свою жизнь, осознает, что взрослеет. Их юность далеко позади (ей - 27, ему - 30), впереди еще немало, но и не так уж много. И эти два персонажа задумываются, как же им жить дальше. Потому что порой нам так трудно что-то изменить, даже старые обои на кухне. А что уж говорить о целой жизни. Есть в фильме еще один яркий персонаж - Алик. Первая роль Юрия Визбора. Мимо нее нельзя пройти мимо. Алик и Лена кажутся друг другу ближе, чем она и Володя. На вид Алик - балагур, бард, вечно меняющий женщин (для него основной критерий их красота, а не ум). Но порой, «между строк» он показывает себя настоящего. Человека, в котором неизгладимый след оставила война, человека, который понимает и чувствует глубоко, но выразить это он может только в своих песнях. «Июльский дождь» - это еще и великолепная операторская работа. Мы как будто вышли на улицы старой Москвы и огляделись. Мимо нас бегут люди, едут машины, город живет своей жизнью. А мы за ней подглядываем. А если посмотреть на все глазами современника, как будто заглянули в прошлое и остро почувствовали дуновение того времени. Финальные кадры - глаза молодых людей, долго смотрящие в камеру. Новое поколение, пока еще юных, не набивших шишек, совсем незрелых. В последствие они стали нашили мамами и папами… И также, как и Лена, прошли тот этап взросления, с которым суждено столкнутся каждому. (kity2003)
Даже не верится, что я только сейчас посмотрел этот фильм целиком, от начала до конца, не отрываясь. Каким-то непостижимым образом Марлену Хуциеву удалось передать дух времени, эпохи, страны… И одновременно рассказать историю пересечения нескольких судеб, неуловимых прикосновений, меняющих ход жизни. Весь фильм снят как бы не специально, глазами человека созерцающего жизнь. События проистекают медленными толчками, как биение сердца, как ровный пульс живого человека. Вроде бы на протяжении фильма происходит лишь одно сильное событие, но мне кажется, что не оно меняет героев. А ведь они изменились, что-то сместилось, неуловимо, но бесповоротно. Как это произошло? В какой момент? Я так и не заметил, не могу ответить… В фильме очень интересная манера построения кадра и съемки, камера движется в ритме фильма, повинуясь его дыханию и не смея торопить. Очень редкое и душевное кино. Рекомендую к просмотру. (Сергей Капцов)
- Владик, придумайте мне хобби. - Ну, на вашем месте я бы коллекционировал друзей. - Прекрасно. Я записываю вас в свою коллекцию. Вы занятный тип, Владик. Москва. 60е годы. В толпе прохожий идет 27-летняя девушка Лена (Евгения Уралова) и останавливается на остановке. Начинается теплый июльский дождь, и порядочный молодой человек Женя (Илья Былинкин) отдает ей свою куртку, чтобы она не промокла. Лена говорит ему свой номер телефона, чтобы он смог связаться с ней и вернуть принадлежащую ему куртку. На этом их короткая встреча заканчивается, и Лена возвращается в свое привычное русло жизни, где ее ждет мать (Евгения Козырева), молодой человек Володя (Александр Белявский), работа на типографии и веселые, а в то же время грустные посиделки с друзьями. И лишь иногда в ее квартире звонит телефон, и Женя предлагает встретиться и вернуть свою куртку, которую он одолжил Лене, чтобы она смогла укрыться от июльского дождя. Картина Марлена Хуциева «Июльский дождь» начинается с долгого плана московской улицы с перерывами на показ картин классической живописи. Музыкальное сопровождение резко прерывается и меняется с классики на радиопередачи. По улице идут люди в разных направлениях, не замечая друг друга, и взгляд зрителя останавливается на девушке Лене, образ который гениально создала актриса Евгения Уралова, как бы выбирая именно ее для дальнейшего путешествия вместе. И ведь действительно получилось так, что в фильме нам не просто показывают фрагмент из жизни человека, а мы погружаемся вместе с Леной в ее жизнь, рассказанную нам не ей самой, а показанную как будто нашими глазами со стороны, чтобы мы могли сами составить мнение, проживая вместе с ней очень важный период жизни. Каждый диалог этого фильма и каждая, будь то длинная сцена посиделок с друзьями, или будь то короткая визуальная вставка, - это маленький шедевр, где зритель видит не актеров и декорации, а людей и жизнь. Все персонажи фильма дышат, их можно почувствовать, подумать вместе с ними, оценить их слова, поступки, посмеяться над их остроумными шутками или улыбнулся над порой корявыми и неуместными фразами, переживать вместе с ними их горе и печали. Лена в этой картине похожа на героинь фильмов Антониони, она вместе со всеми и в то же время совсем одна. Она много думает и рассуждает, переживает яркие вспышки и серые бытовые будни. Лена приходит к заключению, что ее нынешний молодой человек Володя, который тянет с предложением ей руки и сердца, все-таки не подходит ей, причем объяснить это не может ни она себе, ни зритель, который наблюдает за их отношениями и тоже понимает ее мысли и поддерживает ее решение. Это не тот случай, где в фильме показаны отрицательные и положительные персонажи, либо же положительный персонаж совершает нехороший поступок, и мы понимаем причину перемены отношения к нему. Напротив, здесь показаны тонкие нюансы человеческих чувств и отношений, которые так близки нам, ведь никто из нас не может понять, почему нас окружает такое количество хороших и интересных людей, но некоторые из них становятся нашими близкими друзьями, а с другими мы не можем выдержать и минутный разговор. Среди квартирных посиделок и танцами и шашлыков в лесу перед костром вместе с приятными и интеллигентными людьми в жизнь Лены врываются звонки Жени. Сначала разговоры идут только о встрече и возврате куртки, а потом перерастают в нечто большее. Голос в трубке становится нематериальным (стоит отметить, что он звучит не сразу, а только начиная примерно с середины картины), чем-то необъяснимым и другим, притягивающем куда-то в иное непонятное измерение, где все происходит, может быть, и не лучше чем здесь, но совершенно по-другому. Лена уже не ассоциирует этот голос с живым человеком, который просто в нужный момент порядочно себя повел, а ассоциирует его с отрешением в другую реальность. Поэтому разговоры их становятся все честнее, откровеннее и чаще, что окончательно убеждает Лену в ее решении. Ночью, после того, как я посмотрел этот фильм, сон как рукой сняло. Сначала мне было невыносимо обидно, что он закончился, а потом я бродил по квартире и отходил от эмоционального состояния, возвращаясь в настоящую реальность и прокручивая в голове фрагменты фильма, желая снова окунуться в тот мир. Потом мне приснился странный сон, где я видел несколько достаточно важных для меня сцен из моей жизни, но почему-то они выглядели совсем иначе, нежели я их помню. - В Москве +9. Временами дождь. - Хочется в Москву. (nefedovmikhail)