ОБЗОР «ЛЮБОВНИК» (2002)
Драматическая история любви двух мужчин к одной женщине. Один из них лингвист. Второй - в прошлом военный. Этих двух абсолютно непохожих, ранее незнакомых между собой, людей сближает общая трагедия: смерть той, которую они так любили и которая невольно соединила их судьбы.
В семье Чарышевых - трагедия. Неожиданно для всех от сердечного приступа умирает молодая, полная жизненных сил женщина. Муж и сын в отчаянии... После похорон герой находит в вещах жены странное письмо... к любовнику и понимает, что в течение всей их совместной жизни любимая женщина ему изменяла. Причем это было не просто мимолетное увлечение, а целых 15 лет параллельной жизни. Для Чарышева это - крушение всех идеалов. Как все это понять? Как жить дальше? И жить ли вообще? Эти вопросы мучают обманутого мужа.
Дмитрий - профессор ВУЗа, лингвист, он считает себя утончённым человеком, и судя по всему чаще пребывает в мире высоких материй, чем в реальности. Иначе, как объяснить тот факт, что на протяжении всего брака, а это ни много ни мало 15 лет, его благоверная вела двойную жизнь, а он даже не подозревал об этом. Но вот случайная нелепая смерть женщины расставила всё по своим местам. Она ушла тихо, ясным осенним утром в результате разрыва сердца. Безутешные муж и сын пытаются совладать с обрушившимся на них горем, наладить свой нехитрый быт, зажить дальше. В это же время муж узнаёт об адюльтере покойной жены, встречается с её любовником. Что могла найти она в Иване, отставном военном? Как вышло, что Дмитрий не знал об этой связи столь продолжительное время. Эти вопросы не дают покоя герою. Он сближается с Иваном, но так и не находит на них ответа. Одна из наименее известных, но наиболее характерных ролей выдающегося актера О. Янковского.
"Любовник" стал первой русской картиной, показанной на фестивале в Сан-Себастьяне после длительного перерыва. До этого в 1976 году здесь оценили "Табор уходит в небо" Эмиля Лотяну, в 1977 году - "Неоконченную пьесу для механического пианино" Никиты Михалкова и в 1979 году - "Осенний марафон" Георгия Данелия.
Валерий Тодоровский: "Любовник" - фильм, в котором не стреляют, а только разговаривают, но он получился жестким, гораздо жестче, чем фильмы, в которых стреляют".
Олег Янковский: "Мой герой - лингвист. Из хорошей семьи. Оказался в очень непростой ситуации - много вопросов, на которые некому ответить. И он сам не может на них ответить, хотя занимается лингвистикой - наукой, которая почти на все может найти ответы. На эти вопросы невозможно найти однозначных ответов... Я сразу согласился сниматься в этой картине. Вначале, конечно, Тодоровский рассказал мне, что есть вот такая идея - и я ему поверил. И уже вскоре я читал сценарий, который меня очень порадовал. Потому что это была хорошая литература. Это уже новое поколение. Сценарист Геннадий Островский много до этого работал, но вот именно в этой работе есть тот самый оскал мудрого, профессионального, философского, чего так мало или вообще нет в работах других драматургов. Это приятно осознавать."; "Я сразу обратил внимание, что в этой картине нет случайных вещей - все предельно продуманно и важно. За каждым эпизодом - состояние души героя, его мысли и переживания."; "История очень жизненная, лучше бы в ней не оказываться… У моего героя, казалось бы, есть на всё ответ, но на самый главный вопрос, возникший в его жизни, он ответить не может".
Сергей Гармаш: "Я очень счастлив, что у меня в жизни была такая работа. Это просто счастливый случай в счастливое время жизни - встреча с Тодоровским, с которым я давно работаю как с продюсером, а тут как с режиссером, и, безусловно, с Олегом Янковским". Мне дорог фильм "Любовник" Тодоровского. Роль в таком фильме - подарок для актера. На мой взгляд, картина удалась, мне понравилась, а нравятся мне далеко не все фильмы, в которых я играл".
На входной двери у бывшего танкиста Ивана краской от руки обозначен номер квартиры - КВ1 (Клим Ворошилов) - советский тяжелый танк времен Второй мировой войны. Выпускался с марта 1940 года по август 1942 года.
МКФ В САН-СЕБАСТЬЯНЕ, 2002
Победитель: Лучшая работа оператора (Сергей Михальчук), Лучший сценарий (Геннадий Островский).
Номинация: Главный приз (Валерий Тодоровский).
ЗОЛОТОЙ ОРЕЛ, 2003
Номинация: Лучший монтаж.
НИКА, 2003
Победитель: Лучшая мужская роль (Олег Янковский).
Номинации: Лучший фильм (Валерий Тодоровский, Александр Акопов), Лучшая мужская роль (Сергей Гармаш), Лучшая женская роль второго плана (Вера Воронкова), Лучший режиссер (Валерий Тодоровский), Лучшая музыка (Алексей Айги).
КИНОТАВР, 2002
Победитель: Гран-при «Жемчужина мира», Лучшая мужская роль (Олег Янковский).
Номинация: Главный приз «Золотая роза».
РОССИЙСКАЯ ГИЛЬДИЯ КИНОКРИТИКОВ, 2002
Победитель: «Золотой Овен» за главную мужскую роль (Олег Янковский).
Трудно сказать, как сложился бы этот фильм Валерия Тодоровского, если бы не точный и безошибочный выбор актёров (Олега Янковского и Сергея Гармаша) на две главные роли - мужа и любовника женщины, которая внезапно умирает (причём за кадром), несколько мгновений фигурирует на экране в качестве бездыханного тела, но потом только о ней и вспоминают двое мужчин, которые любили её. Или же думали, что любили, лишь теперь осознав, чего они на самом деле лишились. Особенно это касается мужа, лингвиста-преподавателя Дмитрия Чарышева, для понимания образа которого чрезвычайно важен весь шлейф прежних ролей, тянущийся за Олегом Янковским, но значим, в первую очередь, Сергей Макаров из ленты «Полёты во сне и наяву», сыгранный ровно за 20 лет до этого. Собственно говоря, почему бы себе не представить «советского лишнего человека» спустя целую эпоху, которая прошла с осени 1982 года. Хотя в достаточно обобщённой по времени обстановке «Любовника», который к тому же снят в как бы законсервировавшемся Минске, давно застывшем в былом обличье, не имеет особого значения, когда и где это происходит. Поскольку подобное может случиться всегда и везде, с любыми мужчинами и женщинами, которые любят друг друга и одновременно изменяют, ведут вроде бы спокойную семейную жизнь, а после неожиданной кончины кого-то из них вдруг выясняется, что ещё существовала «вторая реальность». Можно сесть на старый дребезжащий трамвай, коих давно уже не осталось в Москве, и доехать через пять остановок до этой «другой жизни», где законная жена параллельно встречалась целых 15 лет (!) с иным мужчиной - бывшим капитаном-танкистом Иваном, который ныне работает в паспортном столе в ЖЭКе (или как это теперь называется - РЭУ, ДЭЗ, ДЕЗ…). Вообще-то он первым является к Чарышеву, видимо, узнав от подруг покойной, что она написала так и не отправленное письмо, в котором объяснила, что всё-таки не может покинуть мужа. Кстати, было бы неплохое название для фильма - «Пришёл любовник к мужу», если бы сегодня это не звучало довольно двусмысленно. Так можно ненароком заподозрить, что нормальные мужские взаимоотношения, которые начались, естественно, с драки и затем трансформировались в несколько странные обоюдные визиты и откровенные беседы по душам, таят латентное гомосексуальное влечение. Но фактически это есть парадоксальный союз двух людей, чувствующих себя невыносимо одинокими после смерти третьего человека - их бывшей женщины, одной на двоих. Не она - «третья лишняя», а они оба - «двое лишних», которые оказались у разбитой жизни, выброшены на обочину, точнее - приговорены ездить туда-сюда по трамвайному маршруту, от дома до дома. В кульминационный момент они готовы от отчаяния признаться друг другу, что лучше бы убили ту, у которой уже не спросишь, как всё было на самом деле, кого она любила и за что. И тут по неожиданной ассоциации вспоминаешь ситуацию из «Идиота» Достоевского, когда Мышкин и Рогожин после убийства Настасьи Филипповны проводят бессонную ночь, сидя друг перед другом. Мучительные выяснения истины не прекращаются, а даже усиливаются после смерти «объекта раздоров», поскольку обессмысливается самое существование без той, что стала для них одной-единственной. Вот и в «Любовнике» Иван исчезает бесследно, а Дмитрий, продолжая по привычке ездить в старом трамвае по уже знакомому направлению, однажды заснёт и не проснётся. Полёты кончились. (Сергей Кудрявцев)
У профессора-лингвиста умирает жена, любимая и привычная, как книжная полка. Он в трансе перебирает ее вещи и находит письмо, из которого явствует, что все годы она любила другого, а он был слеп. Критики написали, что сюжет банален. Хотя этот сюжет режиссер Валерий Тодоровский обратил в редкий по глубине психологический портрет человека, который не может пережить лжи. Сценарий Геннадия Островского, взявший одну из двух премий в Сан-Себастьяне, предлагает не коллизию, а тему. Беда не в наличии любовника - невозможно пережить мысль, что самое дорогое оказалось фальшью. Это тема не из ряда анекдотов про рогоносцев, она из ряда драм про униженные и оскорбленные иллюзии. Ее можно решать на социальном материале - как жить, к примеру, обманутым Советами поколениям. Можно сделать фильм о человеке, который вдруг понимает, что ему всю жизнь лгала почитаемая им церковь. А можно снять картину о кризисе семейном. Крупность темы от этого не меняется. В фильме две грандиозные актерские работы: дуэт Олега Янковского (муж) и Сергея Гармаша (любовник). Умершая жена остается в памяти только волной золотых волос - она как мираж, который растаял, и двое любивших ее мужчин остались наедине с пустотой. Они ненавидят друг друга и друг без друга не могут: растравливать раны - единственный способ продолжать существование. Песенное "Опустела без тебя земля" воплощено буквально - город, где живут герои, безлюден: в нем заколочены двери и слепы окна, по нему ходит пустой трамвайный вагон номер 428, в котором жена ездила на свидания. Ощущение пустоты вползает в нас на подсознательном уровне и с редкой полнотой выражает состояние души героев. Картина открыта для разных толкований - я прочитал, например, признание автора, который полтора часа хохотал, воспринимая все как водевиль. И ладно - значит, петух еще не клюнул, пора разочарований не пришла. Похохочем и над "Отелло" - тоже смешной сюжетик. Правда, при таком подходе смерть героя покажется надуманной: эко дело, жена изменила! Измени теперь ей посмертно, возьми хоть ту, очкастую, что сама напрашивается, мало ли баб вокруг. Но он умирает, узнав, что соперника больше нет, а значит, нет последней нити, что связывала с прошлым. Он умирает, как ломается без опоры стебель. Все, чем он жил, исчезло, и жить уже не надо. Вот и вся комедия. Валерий Тодоровский когда-то очень сильно дебютировал фильмом "Любовь". Но критики эту картину заклеймили "папиным кино". Тодоровский-младший явно занервничал и стал делать кино модное - расчетливое. Теперь он вступил в пору зрелости и уже без оглядок снова сделал кино "папино", т.е. в русле не мод, а традиций. И стало ясно, что полку больших мастеров в нашем кинематографе прибыло. (Валерий Кичин, "Российская газета")
ВАЛЕРИЙ ТОДОРОВСКИЙ - сын классика советского кино, режиссера Петра Тодоровского и продюсера Миры Тодоровской, но его имя - это имя собственное, не родительское, и весьма известное. Тодоровский-младший заканчивал во ВГИКе сценарный, но кто об этом сейчас помнит? Он уже двенадцать лет как режиссер, два года как телевизионный продюсер и вообще персона влиятельная. Режиссерское имя ему сделал его второй фильм «Любовь» - про русского мальчика Сашу, который находит себя и взрослеет в любви к еврейской девочке Маше. После легкой и чувственной «Любви» были холодные и расчетливые «Подмосковные вечера», потом модно, по фасону конца девяностых прикинутая «Страна глухих». Года полтора назад он собрался было взяться за размашистую эпопею «Жизнь и судьба» по Василию Гроссману, но вместо этого на крутом вираже вырулил к камерной, очень частной истории про человека, который после смерти жены вдруг обнаружил, что все пятнадцать лет их жизни-судьбы у нее был другой мужчина. «Любовник» взял один из главных призов на «Кинотавре», где Олега Янковского назвали лучшим актером, и позже этот титул подтвердило жюри актерского фестиваля «Созвездие». А в Сан-Себастьяне, куда российское кино не звали в конкурс много лет, наградили драматурга Геннадия Островского и оператора Сергея Михальчука. Все эти награды - сценаристу, оператору, актеру - суть награды режиссеру. Ведь плоды их работы предъявлены на экране в фильме, за который всецело отвечает он. - При желании вашего «Любовника» можно определить по ведомству феминистского кино. Пускай это и фильм на двух мужчин, но один из них, обманутый супруг, полтора часа экранного времени бьется над вопросом: ну, как она могла так поступить? И ни разу не задает себе вопрос: а может, со мной, во мне что-то не так? - Нет, один феминистский фильм я уже делал, называется «Страна глухих». Действительно феминистский. А здесь, в «Любовнике», история про поиски ответа на вопрос, почему она так поступила, стала поводом для каких-то более глубоких вещей. Во всяком случае, мне хотелось, чтобы стала. - То есть вас не интересовало, почему женщины изменяют мужьям? - Меня интересовала ситуация, когда у человека на глазах начинает рушиться система мира, в которой он был уверен. Ломается система, и ее уже не восстановить. Смотрите, мы сделали акцент на некоторых моментах, достаточно прозрачных. Чарышев, главный герой, по профессии лингвист. Занимается проблемами языка. В фильме есть сцена со студентами, где они вместе определяют смысл разных понятий. Этот человек живет с ощущением, что за каждым понятием стоит конкретный смысл, что есть логическая цепочка, где одно связано с другим, одно вытекает из другого. Такая стройная система, понятная картина мира. Мы все живем в системе разумных, как нам кажется, понятий. И вдруг взрывается бомбочка, маленькая бомбочка, и система рушится. Оказывается, что все совершенно иначе, что все иррационально. Что есть вопросы, на которые невозможно ответить никогда. Сколько бы ты саму систему ни раскручивал, до какого победного конца ни шел бы. Почему мы поступаем так или иначе, предаем или не предаем, любим или нет? А потому что. А нипочему. Нельзя объяснить. Вот студенту можно значение слова объяснить, а здесь - нельзя. Дальше вопрос уже не в том, почему она изменила, а в том, как жить дальше. И в силу обстоятельств герой допытывается ответа у человека совершенно чужого, любовника его жены, который, так уж вышло, в тот момент стал для него самым родным. Единственным человеком, с кем это можно выяснять. А с кем еще? Кого еще можно спросить про те пятнадцать лет? Некого. Это не сопливая дружба мужа и любовника, это вынужденные отношения, конечно. Но очень близкие. Вообще, абсолютно неблагодарное дело - свой фильм расшифровывать. У нас есть талантливые критики, они сто версий выдвинут. - Не надо расшифровывать. Вы мне просто расскажите, из чего замысел родился. - Из случайного разговора. Мы со сценаристом Геной Островским ехали в машине, и он мне стал рассказывать историю, которая случилась с одним его знакомым. Не подробно, а так, в двух словах. И вдруг я на каком-то биологическом уровне почувствовал, что она, эта история, попала в мою личную, очень больную точку. Не потому что подобное со мной случалось. Не случалось. К буквальным обстоятельствам моей жизни - никакого отношения. И тем не менее, было в самой истории то, чего я больше всего боюсь. - Чего вы больше всего боитесь? - Потерять точку опоры. - И в тот момент вы решили, что будете это снимать? - Я решил, что буду это снимать, когда мне стало ясно, что саму женщину можно не показывать. - Вы ее все же показали. Она лежит, мертвая, на полу. - Нет, показать надо было обязательно. Но на пару секунд. Если бы мы выбрали такой чистый, интеллигентный вариант вообще без нее, это было бы ошибкой. Смутный образ все же должен витать. Остальное додумают, но импульс нужен. Мы специально надели на нее ярко-оранжевый халат, сделали ей светлые волосы, родинку на шее - уж не знаю, видна ли она. - А с мужем Янковским и любовником Гармашом вы обсуждали, какой будет их общая женщина? - Не то слово - обсуждали. Мы все вместе искали и долго не могли найти вот эту спину, шею, волосы. До последней минуты не могли. Кроме того, она должна была быть достаточно миниаютюрной, чтобы Олег Иванович мог свободно несколько дублей таскать ее на руках. Он по сюжету поднимает ее с пола, мечется с нею на руках и только потом кладет. - Можно подумать, Олег Иванович не в состоянии поднять с пола крупную женщину и с ней пометаться по комнате. - И я не в состоянии. И я крупную не подниму. В общем, тяжело было. Мы сняли этот кадр уже под самый конец. Дима Месхиев, режиссер и мой друг, когда посмотрел фильм, первым делом сказал мне: Представляю, как трудно было найти женщину на те две секунды». Дима это мгновенно просек. - У вас конкретная женщина стояла перед глазами? - Да. Но я не раскрою вам секрет, кто именно. Может быть, когда-нибудь в другой раз. - Тогда раскройте такой секрет: Янковский снимается редко и очень избирательно - его пришлось уговаривать? - Нет, он согласился сразу. Еще не было ни сценария, ничего. Островский писал сценарий, уже имея в виду его согласие. - Если вы будете утверждать, что кандидатура Гармаша тоже возникла сразу, я не поверю. Знаю, что это было не так. - Нет, не сразу. Хотя я Гармаша давно люблю, на телевидении сотрудничаю с ним как продюсер несколько лет. Но я долго не мог избавиться от одного опасения: я не был уверен, что смогу увидеть Сережу другими глазами, не затертыми. Я слишком к нему привык. Поэтому я серьезно мучился, прежде чем принял это решение. Если бы я вам дал почитать сценарий и потом спросил, кто должен играть Ивана, вы бы вряд ли назвали Гармаша. - Там дан портрет? - Нет, никак. Но это не имеет значения. Кстати, внешность Гармаша мы немного изменили, чтобы сбить зрителя с привычного образа. Волосы высветлили. - Сериалы РТР, которые вы продюсируете, снимают в Минске, своего «Любовника» вы тоже туда поселили. Это вопрос дешевизны? - Вовсе нет. Все меня терзают насчет Минска. Но Минск сегодня - самая удобная площадка. Пустой город, пробок нет, люди доброжелательные, пускают снимать везде, студия нормально работает, профессионалы там отличные. Есть среди них и далеко не дешевые, но классные. Что еще надо? Кроме того, Минск - это возможность сбежать из Москвы, от шума, суеты и каждодневных проблем. Это было принципиально для нашей камерной истории, где дело не в лихом сюжете и нет эффектных массовых сцен. Два артиста, я и оператор - нам нужно было взять зрителя какими-то совершенно другими вещами. Человеческий контакт, просто отношения, которые складываются, для такого рода кино очень важны. В Минске мы получили возможность сосредоточиться на фильме, друг на друге и ни о чем больше не думать. - И вы за месяц друг от друга не устали? - Не-а. Что касается Янковского и Гармаша, там вообще была практически любовь. Олегу Ивановичу нравится спрашивать меня, сколько лет я в искусстве. Так вот, за все то время, что я в искусстве, я не видел, чтобы у партнеров по фильму был такой альянс, как у Янковского и Гармаша. Мы проводили вместе часов по шестнадцать, расходились обычно где-то в два ночи. - А на утро смена когда начиналась? - В семь. Снимали в ноябре, это для всех киношников мира самый плохой месяц. Потому что самый короткий световой день, в четыре уже темно. Вот и начинали в семь, чтобы подготовиться, загримироваться и в полдевятого, когда уже рассветает, приступить к работе. А в четыре уже ночь. Бывали дни, когда мы заканчивали в четыре, но чаще всего мы переезжали в другое место и снимали интерьер. Например, сначала сцена на кладбище, не самая простая, а после четырех - в архиве, это вообще сложнейшая психологическая сцена, когда Янковский приходит к своему другу жаловаться. Такой вот неприятный режим. Были моменты, когда состояние, в котором находится главный герой, передавалось нам. Фильм-то про депрессию, про клиническую депрессию и распад мира. - Это вас сценарист вынудил именно поздней осенью снимать? - Формально нет, время года в сценарии не обозначено. Но я сам поставил перед собой задачу снять «Любовника» как можно быстрее. Чтобы между идеей и ее реализацией прошло предельно мало времени. Я чувствовал, что иначе могу перегореть, или что-то изменится в планах, или что-то в жизни случится. Снимать нужно было сразу. Поэтому нам выпала осень. Физически было тяжело, но история такова, что ее легко не снять. - А были у вас фильмы, которые легко снимались? - «Любовь», хотя тоже лишь отчасти. Но там понятно, откуда легкость: поколенческие дела. Мы по возрасту почти совпадали с героями. А может, так мне сегодня кажется, и все было по-другому. Но на «Любовнике» точно нужно было помучиться. И еще одна важная штука, никому этого не говорил. «Любовник» - первый в моей жизни фильм, когда я дал себе слово снимать только так, как я чувствую. Доверять только себе и не обращать внимания ни на какие посторонние доводы и резоны. Доверять до такой степени, что заранее быть готовым к провалу. Если провал - значит, провал. В каком-то смысле я сжигал мосты. Но это была позиция, убеждение. Я был готов к тому, что мне потом скажут: «Какая скучная, вялая сцена». Но я не снял ни одного кадра для подстраховки. Снимал только то, что мне было нужно, понимая, как вот этот кадр смонтируется вот с тем. И реально сложил весь фильм за монтажным столом в течение трех дней. Потом как бы отошел в сторону на две недели, потом вернулся, вырезал одну сцену, и фильм был готов. - А какую сцену вырезали? - Очень хорошую, здорово сыгранную Янковским и Гармашом. Но она немного размягчала историю, а я не хотел мягкости. Я хотел выйти к жесткому финалу. - Ваш жесткий финал все обсуждают. И у каждого свое мнение. - Островский написал другой финал. У него Чарышев просто садился в трамвай и ехал в никуда. То есть уже было ясно, что ехать некуда, жить - непонятно как. Он просто ехал, ехал, ехал остановку за остановкой. Но я недолюбливаю открытые финалы, настроенческие многоточия. Как у нас раньше любили заканчивать: шел дождь. Трамвай потряхивало на ухабах, позвякивали рельсы, шел дождь. Точка. Конец. Вот не люблю я это. Мне казалось и сейчас кажется, что все должно закончиться ударом зрителю по яйцам. Разбежаться как следует и ногой ударить. Потому что невозможно жить с ощущением потерянной сути. Потому что он умирает не оттого, что автору захотелось. А оттого, что из него жизнь ушла. Он в этой своей беготне за смыслом себя сжег. Есть люди, их много, которые способны жить без сути, для них жизнь - процесс биологический. Их большинство. А кто-то не может. Я рассказываю историю человека, который не может.
ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ
С «Любовником» все очень быстро произошло. Как-то раз мы собрались хорошей компанией на даче в Барвихе, причем совершенно по другому поводу. Сидим за столом, вкусная еда, выпивка вкусная. И вдруг Валера Тодоровский говорит: «Олег Иванович, не хотите сняться у меня?» Я мгновенно ему в ответ: «У вас - с удовольствием». В результате мы тут же забыли, о чем только что разговаривали, и стали обсуждать даже не историю - ее сценарист Геннадий Островский еще не сочинил... Но саму ситуацию, которую Валера обозначил. Это был, кажется, июнь. В сентябре я увидел заявку, а в октябре уже сценарий прочитал, первый вариант. Прочитал взахлеб, тут же отзвонил Тодоровскому, сказал: «Спасибо. Никаких возражений нет». Вернее, почти никаких. Мне, если честно, одна сцена с сыном показалась лишней, там уже какое-то индийское кино начиналось, но это все мы обсудили в рабочем порядке. Были у меня, конечно, свои опасения поначалу. Были, да. Тодоровский - он из другого режиссерского поколения, сможем ли мы соединиться в общей работе без зазора? Смогли. Как правило, со всем, что он говорил по поводу той или иной сцены, я был согласен. Ловил себя на мысли, что и сам думаю точно так же. Месяц съемок в Минске незаметно пролетел, очень радостно, хотя история вроде бы и не располагала, да? Снимали в отрыве от «большой земли», то есть не в Москве - в Минске. Я раньше во время экспедиции никогда в квартире не жил, как-то все время предпочитал гостиницу. А тут Тодоровский говорит: «Олег Иванович, не знаю как вы, но мы все - по квартирам». Я согласился и не пожалел. Вот сейчас в Петербурге снимаюсь у Виталия Мельникова в «Бедном-бедном Павле», уж сколько у меня здесь фильмов было, постоянно в гостинице, но теперь сказал, что хочу в квартире. Это после «Любовника». Сергей Гармаш жил в трех-пяти минутах от меня, а до съемок мы с ним в Москве ни разу не встретились. Только в Минске. Но еще когда я читал сценарий, а моя семья во всем этом всегда участвует, мы с женой обсуждали, кого бы хотелось в партнеры. И жена тогда сказала: хорошо бы Гармаша. У нас с ним на съемках биологическое соединение произошло, это важно. Вот, собственно, из-за чего и возникают претензии к финалу: говорят, пускай они, Митя и Иван, наши герои, даже разъедутся в разные города, но не потеряются, будут перезваниваться, с Новым годом друг друга поздравлять. На Московском фестивале Никита Михалков вдруг бросился мне навстречу: «Два часа назад видел твою картину». - «Какую?» - «Любовник». Оказывается, на «Мосфильме» устроили предварительный показ, и Никита, значит, нашел время посмотреть. Замечательные и пронзительные слова наговорил. Приятно. «Но как бы хотелось счастливого финала! - сказал он мне. - Как бы хотелось, чтобы они не расставались, чтобы женщина их соединила! Это ваше право, право сценариста, право режиссера, но мое право зрителя - желать, чтобы все сложилось именно так». Привел даже в пример «Кукушку» Милоша Формана: «Уж какая мрачная картина, какая тяжелая психологически, а все равно в финале Индеец разбивает окно камнем и бежит, и в этом есть надежда, катарсис». Мнение Никиты для меня ценно, я Никиту уважаю и фильмы его люблю почти все, но здесь не согласен. Не нужен «Любовнику» такой катарсис, нет там никакой надежды и быть не может. Если бы все получилось про банальную измену и выяснение отношений - вышло бы просто отвратительно. Я очень боялся, что кто-то после фильма скажет: «Да из-за чего сыр-бор? Хорошо устроилась: и муж, и любовник в нескольких остановках на трамвае». Если бы такой вопрос возник, смело можно было бы считать, что мы эту историю проиграли. Но вот ко мне недавно после просмотра подошел молодой человек, совсем молодой, и говорит: «Спасибо вам. Это про меня». Я удивился: «Что, с вами уже было такое?» - «Ну, в общем, да». Когда молодой, это еще можно пережить, хотя тоже страшно. А вот когда уже камни собираешь... Пятнадцать лет вместе - это тот срок, когда, наверное, отношения переходят, должны переходить, в дружеские. Когда не во влюбленности уже дело, а в том. что ты спокоен, и знаешь, что у тебя есть тыл, спина прикрыта. И получить такой удар - это все.
СЕРГЕЙ ГАРМАШ
Я знал, что Валера Тодоровский не сразу решил меня позвать, что сначала он думал об Андрее Панине. С Валерой мне до съемок всего несколько раз удалось поговорить. Мы перебросились парой слов о роли, когда костюм подбирали и решали, что с прической делать, с цветом волос, чтобы от привычного моего облика уйти. Он абсолютно точно знал, чего от этой истории хочет. Работал с каким-то сильным внутренним убеждением. Про запас не снимал ни кадра, и меня это даже пугало поначалу. Скажем, сцена в ЖЭКе, очень серьезная, где Митя врывается ко мне, Ивану, в каморку. Сняли дубль с одной точки. Ну, я не первый год в кино, понимаю: сейчас сделают «восьмерку», потом какое-нибудь укрупнение, которое при монтаже пригодится. И вдруг Валера говорит: «Все, на сегодня съемка окончена». Как окончена? А вот так. Он понимал, что ему надо. Когда сказал мне, что в окончательный монтаж не вошла очень хорошая большая сцена, я даже опешил. Мне стало очень жалко. Я же помнил, что все мы были ею довольны, уезжали с площадки в отличном настроении. У меня случалось, и не раз, что режиссер вырезал какую-то мою сцену - а я смотрел фильм, и понимал, что это ошибка. Он меня не убеждал. Но здесь я увидел готового «Любовника», увидел, что сцены, которой я так дорожил, в фильме нет, и это правильно. Она бы размягчала мужские отношения. Зритель как бы ждал такую сцену, он к ней уже был внутренне готов - и он не должен был ее получить. Я с Валерой согласился. Думаю, если ты готов расстаться с тем, с чем тебе расстаться трудно, значит, кино получилось настоящее. Год уже прошел, но не могу себе представить, чтобы мы делали наш фильм, предположим, в Москве. И потом еще само время года. Осень на грани с зимой, пасмурно, ни одного веселого солнечного денька. Тоже в каком-то смысле помогало, совпадало с нашим настроением. Мы тут как-то уже после съемок встретились, разговорились и сошлись на том, что если у благополучной супружеской пары, которая в реальной жизни ни с чем подобным не сталкивалась и ни о чем подобном не думает, - так вот, если у них после фильма что-то внутри екнет - мы свое дело сделали хорошо. Меня спрашивали, решил ли я для себя, куда в финале уехал мой Иван, и вообще - додумывал ли я какие-то вещи, которые оставались за кадром? Конечно, я думал об этом. Как я впервые встретил эту женщину, как увидел ее, как полюбил. Как все произошло. Этому меня в Школе-студии МХАТ учили - придумать то, от чего можно внутренне оттолкнуться. Но я не знаю, куда он уехал. Не потому, что не могу что-нибудь такое сочинить, а потому что действительно не знаю. У Мити в финале - точка, а Иван уезжает с многоточием, понимаете? Могу сказать только, что Иван уехал в Москву. Со мной, Гармашом. На всю оставшуюся жизнь уехал. Вот ты снялся в фильме - и что у тебя остается? Обычно - название, место, где снимали, в лучшем случае - еще лица людей, с которыми был вместе. Но иногда фильм становится куском твоей жизни. Не хочу говорить - «биографии», а вот жизни. С «Любовником» так. У нас в съемочной группе много белорусских ребят работало, сейчас новую «Каменскую» тоже в Минске снимали. И там девочки-костюмеры те же, что на «Любовнике». Как-то раз холодно было, промозгло. Замерз я, говорю девочкам: мне бы утеплиться на площадке. Они приносят куртку, и я узнаю ту самую, свою, из «Любовника». Проходил в ней весь день, а потом чувствую: не хочу с ней расставаться. Хочу забрать себе на память. Пусть у меня всегда будет. Такая вот сентиментальность. Поговорил, разрешили. (Дмитрий Савельев: Жизнь, судьба и «Любовник», журнал "Чайка" #24[40] от 20 декабря 2002)
Критика этот фильм нахваливала со страшной силой - еще бы, российская картина, завоевавшая две награды в Сан-Себастьяне (лучшая операторская работа и лучший сценарий). Ну и, опять же, актерский состав - столп отечественного кинематографа Олег Янковский (правда, журналистка Ирина Корнева в порыве восторга назвала его "мифом отечественного кинематографа", но я все-таки думаю, что она хотела сказать "легенда", а не "миф") и весьма популярный после работ в картинах "Ворошиловский стрелок", "Время танцора" и сериалах "Каменская", "Досье детектива Дубровского" Сергей Гармаш. Среднестатистический вывод критиков - "настоящий прорыв к утраченным традициям психологического кинематографа". Теперь давайте разбираться... Сюжет этого фильма - он же краткое содержание, он же подробное содержание, он же спойлер - легко укладывается в один абзац... У главного героя Чарышева (Олег Янковский) умерла жена. Неожиданно Чарышев выясняет, что жена ему всю жизнь (буквально, практически с самой свадьбы) была неверна - она тайно встречалась с неким Иваном (Сергей Гармаш). Чарышев пытается выяснять отношения с Иваном и страдает. К тому же, у него появляются серьезные сомнения в том, что сын - вообще его, а не Ивана. Вот и все. История простая и, в общем-то, банальная, хотя видно, что съемочная группа банальностей тщательно старалась избежать, а снимала драму. В самом начале драма, в общем, получилась. Однако очень быстро выдохлась. Янковский - очень хороший актер. Гармаш тоже хороший актер. Но полтора часа играть одно и то же переживание - это чересчур. Этого не выдержали даже Янковский с Гармашом. Основная проблема этого фильма заключается в том, что он идет слишком долго, а поводов для полуторачасового рассказа - в общем-то, нет. Это могла бы получиться отличная киноновелла - например, в составе пары других таких же получасовых новелл. Вот тогда было бы классно. Но полнометражный фильм - на мой взгляд, получился нудным и скучным. И это обидно, потому что и сценарий изначально неплох, и снято это вполне прилично, и сыграно хорошо. Но за полтора часа надоедает - хуже горькой редьки. Это все равно как к вам придет близкий старый друг, недавно похоронивший жену, и начнет с истериками и слезами рассказывать о том, что жена-то, оказывается, была ему неверна. Сначала вы будете потрясены, и слезы сопереживания прольются по вашим щекам нежным сочувствующим потоком. Затем, когда старый друг, основательно накачавшись спиртным (оно понятно, что такие вещи "всухую" не рассказывают) начнет браниться и называть бывшую жену "блядью" - слезы сопереживания как-то сами по себе высохнут, и вы начнете в возмущении сжимать кулачки, однако внутренне понимая, что друг не то чтобы имеет право на подобные высказывания, но вы знаете в каком он состоянии, так что пусть уж лучше он выбранится - легче станет. Но часа через три, когда друг пойдет уже на десятый круг, в сотый раз повторяя и смакуя одни и те же немудреные подробности, вам захочется выгнать его к чертовой матери из своей квартиры, потому что друг-другом, но сколько же можно?.. С этим фильмом происходит примерно то же самое. Сначала - классно. Затем начинает слегка раздражать, когда вдруг понимаешь, что больше-то в фильме ничего нового не скажут и не покажут. А ближе к концу все эти тягостные страдания уже ничего, кроме скуки, не вызывают. Потому что слишком их мало и слишком они однообразны. В одной из рецензий я встретил очень точную фразу, цитирую: "Тодоровский не побоялся снять простой и очень серьезный фильм, лишенный иронии, стильности и драйва". По контексту фраза должна звучать комплиментом. Однако я ее готов повторить почти один в один, но с негативным оттенком. Тодоровский не побоялся снять очень простой, серьезный, скучный и крайне затянутый фильм, лишенный иронии, стильности и драйва. Заметьте - драйва, а не экшна. Понятное дело, в подобных фильмах экшн как таковой не нужен. Однако в картине Тодоровского нет именно драйва. И это очень и очень плохо. В любой картине должен быть драйв, под которым я подразумеваю внутреннюю энергию, внутренний стержень фильма. Здесь нет стержня и нет никакой энергии. В самом начале кинематографическому вагону дали достаточно мощный толчок (честное слово, в течение первых пятнадцати минут я думал, что меня ждет очень хороший фильм), однако дальше у режиссера-машиниста не было ни ядерного реактора, ни угля, ни даже простенького электромоторчика, чтобы дать этому вагону следующий, еще хотя бы один толчок. Вагончик покатился дальше по инерции, а режиссер понадеялся только на использование грубой физической силы актеров. Те выложились по полной программе - в этом нет никаких сомнений - но вагончик не может катиться на одной грубой физической силе. И все это особенно хорошо видно в последних пятнадцати минутах картины, когда уже никто вообще не знал, что со всем этим делать - ни сценарист, ни режиссер, ни актеры. Поэтому закончился фильм настолько банально и беспомощно, что нам с котом Бубликом осталось сказать только: "Ну здрассте!.." Критики упирают на то, что Тодоровский снял, дескать, умный фильм, который заставляет подумать, поэтому, дескать, такой неторопливый и так далее. В таком случае я должен сказать, что фильм снят для людей очень недалеких. Для более-менее соображающих хватило бы первых пятнадцати-двадцати минут фильма. Ну полчаса - потолок. Потому что когда дальше по одному и тому же кругу разжевывается одно и то же, я начинаю думать, что меня считают идиотом. Мне не нужно одно и то же повторять по сто раз. Я вполне хорошо все понимаю с первого раза, честное слово! Резюмирую. Это был бы вполне приличный фильм, если бы его уложили в полчаса. Однако его растянули на полтора часа, и это сделано, на мой взгляд, совершенно напрасно. В результате этого хороший фильм превратился в нудную тянучку, которая в финале лопается пустым пузырем. А жаль. Задумка неплохая и актеры хорошие. Оценивать, разумеется, я буду то, что есть, а не то, что могло бы быть. Причем большие претензии будут к сценарию - несмотря на то, что его так высоко оценили в Сан-Себастьяне. Потому что во многом именно сценарий виноват в том, что фильм такой куцый... (Алекс Экслер)
Вот именно за такие фильмы я очень люблю Валерия Петровича Тодоровского! Какая-то щемящая и очень пронзительная история! Но рассказана она без нажима, на полутонах и со странным эффектом некой "недоговорённости", что ли... Проникаешься всей драматичностью происходящего, но вдруг чему-то улыбнёшься... Понимаешь каждого персонажа в отдельности, но однозначная оценка происходящего, кажется такой нелепой... Ассоциация с картиной написанной не "маслом", а прозрачной "пастелью"... (Анна, Самара)
Не приходилось раньше смеяться над человеческим горем. Но в этом фильме, нет сил не смеяться над сложившейся ситуацией (особенно сцена с бабушками). На этот раз, любимая поговорка всех мужчин, всех времен и народов - "Что позволено Юпитеру, не позволено быку", не прошла. Я думаю, Дмитрия сломил не сам факт измены жены, а то что про это знали все. И кульминацией трагедии Дмитрия, я считаю его приход к бабушкам. Когда он пытается объяснить двум старым божиим одуванчикам (как он думает), что бывают любовники, что их племянница здесь "слегка" замешана. И невольная вылетевшая фраза бабушки наносит Дмитрию роковой удар. Конечно, самый загадочный вопрос, почему жена не ушла от Дмитрия раньше. Тем более, что ребенок явно Ивана, как я думаю, не зря же режиссер делает акцент на заикание, да и актера он подобрал похожего на Гармаша. Мое мнение, что жена все-таки любила Дмитрия, а не Ивана. А Иван ее притягивал своим вниманием, заботой, видимо тем, чего небыло у Дмитрия. (Хотя это чисто мужское поведение.) Замечательная роль Олега Янковского. Я его открыла для себя второй раз. Я не припомню, где бы еще у Янковского была такая сложная роль сломленного человека, даже хочется сказать раздавленного. (Новикова, Рига)
Посмотрела только что, хочу поделиться впечатлениями, а их масса. Гениальная игра талантливых актеров, их фразы, жесты… Фильм, заставляющий думать. Крайне удивляет режиссер Валерий Тодоровский. Будучи на тот момент тридцатилетним мужчиной, снять столь четкий, пронзающий фильм, так глубоко копнуть. Понять всю человеческую сущность и как-то все осознать. А вот эти гениальные фразы: «Я не могу сейчас транскрибировать» и «Трубка сломалась, сигареты - говно, кошки срут в подъезде». По-моему эти фразы только добавляют жизненности фильму. И этот кондуктор, который тоже все понял. Все всё поняли. Только еще не осознали, а герой Янковского просто не успел… (Аристократка)
Даже не знаю, что можно написать об этом фильме. Янковский и Гармаш - потрясающие актеры… Их голоса, их диалоги, их лица, чувства, выраженные малейшим жестом и взглядом - это все заставляют прочувствовать то огромнейшее горе, которое испытывает каждый. Сильнее, считаю, Янковский. Его роль и главнее в принципе. Последняя сцена в трамвае душит до слез: ничего не происходит, просто музыка, просто едет человек… Но по лицу видно, что уезжает он навсегда… Тяжелейший фильм. Пусть он слегка затянут… Но он оставил впечатление. (Njaka)