БАРТОН ФИНК (1991)
BARTON FINK

1941 год. Молодой драматург Бартон Финк приезжает в Голливуд, чтобы писать заказной сценарий для одной из крупных кинокомпаний. Остановившись в ужасном отеле, он приступает к работе. Но дело движется медленно. Бытовые проблемы постоянно выбывают Бартона из колеи. К тому же, будучи человеком закомплексованным, он постоянно терзается муками творчества, отчего настроение ухудшается день ото дня. А все потому что Бартон не знает, чем закончится эта уникальная история, начавшаяся как сотни других.

Бартон Финк (Джон Туртурро), лелеющий мечту о новом, живом театре, рассказывающем о судьбах простых людей, на волне успеха в Нью-Йорке своей пьесы «Несущие покой» получает приглашение в Голливуд, заключив контракт с кинокомпанией «Capitol Pictures». Джек Липник (Майкл Лернер), глава студии, встречает автора на редкость радушно, поручая написать сценарий борцовского фильма с Уоллесом Бири в главной роли. Запершись в номере отеля «Earle», Бартон тщетно пытается приступить к работе. Единственной отдушиной в разгар мучительного процесса сочинительства становится знакомство с добродушным соседом, представившимся Чарли Мидоузом (Джон Гудман), страховым агентом. (Евгений Нефедов)

Одна из черных комедий братьев Коэн, рассказывает о писателе, пишущем пьесы в жанре социального реализма. Талантливый и честный драматург Бартон Финк заключает контракт с одной из крупных голливудских кинокомпаний на написание сценария к фильму о реслинге. Переехав в Лос-Анджелес Бартон поселился в дешевом отеле, где он безуспешно пытается написать произведение, о теме в которой ничего не понимает. Тем временем в отеле начинаются странные убийства.

Начинающий драматург Бартон Финк, познав успех пьесы «Несущие покой», получает приглашение из Голливуда сочинить сюжет «борцовской» картины с участием «звезды» - Уоллеса Бири. Там он знакомится с мэтром Уильямом П. Мейхью (Джон Махони), закладывающим за воротник и... спихнувшим обязанности по написанию сценариев на свою секретаршу-редактора Одри Тейлор (Джуди Дэвис). А разрешается все зловеще-язвительным появлением соседа Бартона по отелю - добродушного здоровяка, якобы страхового агента Чарли Мидоуза, а на самом деле серийного маньяка Карла Мундта...

Писатель Бартон Финк заключает контракт с голливудским продюсером, и переезжает в Лос-Анджелесский отель, где он должен в недельный срок сочинить сценарий фильма про борцов. Коридоры отеля упираются в горизонт, обои отклеиваются от стен, а по ночам из вентиляционных труб доносятся разные звуки. Один из постояльцев отеля, добродушный страховой агент Чарли наведывается к писателю, разделяя его одиночества. У Финка творческий кризис, он не может выдать ни слова. Мистический вязкий душный воздух отеля не дает написать ни строчки. А потом начинается настоящий ад...

КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1991
Победитель: «Золотая пальмовая ветвь» (единогласно) (Джоэл Коэн), Лучшая мужская роль (Джон Туртурро), Лучший режиссер (Джоэл Коэн).
ОСКАР, 1992
Номинации: Лучший актер второго плана (Майкл Лернер), Лучшая работа художника (Деннис Гасснер, Нэнси Хай), Лучший дизайн костюмов (Ричард Хорнунг).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 1992
Номинация: Лучшая мужская роль второго плана (Джон Гудман).
ДАВИД ДОНАТЕЛЛО, 1992
Победитель: Лучший иностранный актер (Джон Туртурро).
НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ США, 1992
Победитель: Лучшая операторская работа (Роджер Дикинс).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1992
Номинация: Лучший иностранный режиссер (Джоэл Коэн, Итан Коэн).
ВСЕГО 18 НАГРАД И 30 НОМИНАЦИЙ.

Братья Коэны утверждали, что идея сценария о сценаристе в творческом кризисе пришла им в голову, когда они страдали от творческого кризиса во время работы над сценарием «Перекрестка Миллера». Кроме этого, считается, что фильм частично основан на истории, происшедшей со сценаристом Клиффордом Одетсом.
Карл Мундт (загадочный убийца) - это имя бывшего главы комиссии, создавшей «черный список Голливуда» во времена маккартизма. Эта комиссия уничтожала карьеры сценаристов, актеров и кинодеятелей, замеченных в социалистических пристрастиях, как, например, Бартон Финк.
Основой для персонажа по имени Уильям Мейхью, послужил лауреат Нобелевской премии Уильям Фолкнер, который в начале своей карьеры писал сценарий фильма о борьбе, и также как его персонаж, имел проблемы с алкоголем.
Это первый фильм Коэнов, снятый не Барри Зонненфельдом (оператором выступил Роджер Дикинс, и фильм стал его безусловной удачей). Сам Зонненфельд появился в камео: он сталкивается с Бартоном Финком в ресторане.
Роли Джона Туртурро, Джона Гудмана, Джона Полито и Стива Бушеми - постоянных актеров Коэнов - изначально писались именно под них.
Часто высказываемое мнение, что Отель Эрл в фильме - аллегория ада, имеет несколько подтверждений: Когда Чет (Стив Бушеми) первый раз появляется, он выходит из люка в полу, и подъем у него занимает очень много времени, как будто он взбирается из подземного мира. В лифте слово «шесть» («six») было произнесено три раза. 666 - число дьявола.
По сюжету главный герой живет на 6 этаже, однако во время разговора с лифтером в лифте, лифтер и Финк проезжают 9 пролетов.
В сцене с горящим коридором на обоях видно воспламеняющуюся жидкость до ее поджога.
Печатная машинка которою использует главный герой называется «Underwood Universal».
Сцена, где Финк смотрит на рамку с фотографией моря, - «замедлена», так как трансфокация не осуществляться дискретно.
Глава кинокомпании «Capitol Pictures» утверждает, что он "из Нью-Йорк…" тут же поправляя себя, заявляет: "точнее я из Минска".
Логотип «Capitol Pictures» похож на логотип «Universal Pictures» («Universal Studios»).
В картине много отсылок к другим фильмам, ранним фильмам Коэнов и к самой себе. Например, последняя фраза сценария Финка - «Мы еще услышим новости про этого парня, и это будет не открытка» - это также и последняя фраза пьесы Финка, которую ставят в начале фильма.
Сцена в ресторане была снята на борту трансатлантического лайнера «Queen Mary» (https://en.wikipedia.org/wiki/RMS_Queen_Mary).
Братья Коэны в «Бартон Финке» сделали пародию на Селзника: толстый еврей в очках, руководящий кинопроцессом.
Концовка с птицей, ныряющей в море, получилась случайно. Коэны рассказывали, что птица неожиданно попала в кадр, и так им понравилась, что они решили оставить.
Бюджет: $9,000,000.
Премьера: 18 мая 1991 (Каннский кинофестиваль); 8 августа 1991 (Вашингтон, США).
Слоганы: «Between Heaven and Hell There's Always Hollywood!»; «There's only one thing stranger than what's going on inside his head. What's going on outside».
Первая картина, которая выиграла три главные награды Каннского кинофестиваля («Золотую пальмовую ветвь», «Лучший режиссер» и «Лучший актер»).
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 90% на основе 60 рецензий (https://www.rottentomatoes.com/m/barton_fink).
На Metacritic «Бартон Финк» получил 69 баллов из 100 на основе рецензий 19 критиков (https://www.metacritic.com/movie/barton-fink).
Картина входит в престижные списки: «1000 фильмов, которые нужно посмотреть, прежде чем умереть» по версии газеты Guardian (69-е место); «Фильмы, которые нельзя пропустить» (20-е место); «Лучшие фильмы» по версии сайта They Shoot Pictures; «1000 лучших фильмов» по версии критиков The New York Times; (рецензия - https://www.nytimes.com/1991/08/21/movies/review-film-barton-fink-a-dark-comedy-from-joel-and-ethan-coen.html); «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Сергея Кудрявцева; «Рекомендации ВГИКа» и другие.
Рецензии: https://www.mrqe.com/movie_reviews/barton-fink-m100037697; https://www.imdb.com/title/tt0101410/externalreviews.
Закадровое озвучивание. «НТВ+»: Всеволод Кузнецов и Людмила Ильина; «Первый канал»: Андрей Бархударов (Бартон Финк), Никита Прозоровский, Олег Куценко, Наталья Гурзо.

Честный и закомплексованный драматург Бартон Финк попадает в начале 40-х годов в Голливуд, где ему поручают написать заказной сценарий для могущественной кинокомпании. Муки творчества усугубляются житейскими проблемами. Великолепны картинки нравов киномира, особенно впечатляет сатирический портрет магната Липника (Майкл Лернер). (Иванов М.)

В 1941 году левый драматург Бартон Финк (Туртурро) после успеха его утонченной пьесы из жизни простых людей приглашен в Голливуд. Запертый в инфернального вида отеле, он должен написать идиотский сценарий о борцах, но сроки поджимают, а работа не идет. Финк между тем знакомится с великим писателем-алкоголиком (Махони), за которого пишет секретарша (Дэвис); та вскорости погибает в его постели, а добродушный толстяк коммивояжер (Гудман), занимающий соседний номер, оказывается Сатаной. «Бартон Финк» («Золотая пальмовая ветвь», «Лучший режиссер», «Лучший актер» Каннского фестиваля), как и большинство фильмов братьев Коэн, ускользает от однозначных интерпретаций. То ли это история о беспомощности интеллектуалов, пекущихся о «реальной жизни». То ли издевательство над несимпатичной анатомией фабрики грез. То ли аллегория надвигающегося фашизма. То ли иронический взгляд на творческий процесс. Вероятно, все вместе - и еще много чего другого: отточив свой визуальный стиль до совершенства, Коэны сконструировали откровенно сюрреалистический мирок, где главное с успехом растворяется в деталях - в зловещих трещинах на стене, в багровых гостиничных коридорах, в картине с девушкой на фоне прибоя, тревожащей постояльца. Это самый ядовитый фильм Коэнов - но и самый нежный: не зря несчастный идеалист Бартон похож сразу на обоих братьев. (Станислав Зельвенский)

«Бартон Финк», четвертая работа братьев Коэн, по праву заслужила Золотую пальмовую ветвь на Каннском кинофестивале, плюс приз за режиссуру взял Джоэл, а Джон Туртурро получил ветвь за лучшую мужскую роль. Он играет писателя-драматурга Бартона Финка, которого нанимает голливудская студия для написания сценария к фильму о борцах. К слову, название у студии «Кэпитол Пикчерз», именно на этой голливудской площадке протекают события фильма Коэнов - «Да здравствует Цезарь!». Бартон Финк поселяется в захолустном отеле, где стены тоньше картонки, а обои отклеиваются по собственному желанию. Он испытывает трудности с началом сценария, ни одна идея не может прийти к нему в голову, а тут еще и шумный сосед (Джон Гудман) решил стать постоянным гостем в комнате Финка, рассказывая всякие байки из обычной жизни синего воротничка, далекой от элиты, вроде драматурга Финка. А еще Бартон страдает, ментально страдает от одиночества, безысходности, бесцельности и т.д. При просмотре пару раз приходила мысль, что «Бартон Финк» - это когда «Трамбо» встретил «Аномализу». Писательское бремя соседствует с душевными страданиями героя. У Коэнов отчетливо прослеживаются два стилистических направления, которые уже фактически стали их товарной маркой: темный нуарный триллер и яркая абсурдная комедия. Первым стилем они буквально ворвались в кинематограф с крепчайшим дебютом среди всех дебютов - маленьким независимым нуаром «Просто кровь» в 1983 году. Картина воплощала собой образцовый независимый фильм, заточенный под фестиваль «Сандэнс» (который Коэны и выиграли в том году). Вернулись они в нуарный триллер уже в третьем фильме «Перекресток Миллера», принятый критиками еще теплее. А вот «Бартон Финк» - это уже немножко другой нуар от Коэнов, он не для «Сандэнса», а именно для Канн. Канны всегда имели репутацию высокоинтеллектуального фестиваля с сугубо авторским кино. Таким и является «Бартон Финк». И то, что это один из знаковых фильмов для самих Коэнов говорят многочисленные отсылки даже в последнем на данный момент фильме братьев - «Цезарь» (название студии, сцена закрытого показа). В какой-то момент может показаться, что тема поиска сюжета и тщетные попытки Финка найти свой путь изживают себя, и вот-вот наступит коллапс повествования, способный загнать фильм в вязкое болото, но Коэны будто бы предвидя это, вписывают аж целую серию сюжетных твистов, каждый из которых переворачивает повествование с ног на голову. И это все во второй части фильма, превращая концовку даже в более интригующее зрелище, нежели начало. А сцены в горящем отеле ближе к финалу настолько потрясающе сняты, что ты сидишь и думаешь: «Кино, не вздумай вот так быстро кончаться». Также «Бартон Финк» - первый фильм, в котором место оператора занял Роджер Дикинс. К слову, это место он больше никому не уступал и не уступает по сей день (за единичным исключением). Первые три фильма снял для Коэнов Барри Зонненфельд, да, тот самый, который переквалифицировался в режиссера и снял трилогию «Людей в черном», «Семейку Адамс», «Дикий, дикий Запад» и еще некоторые менее известные фильмы. И пару слов о двусмысленности или символах у Коэнов. Безусловно, комната отеля, в которой всегда невыносимая жара и отклеиваются обои - образ душевной беззащитности и бессилия Финка и его противоречия, связанные с переездом из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Концовка также открыта и позволяет по-разному трактовать финал истории - либо он наконец-то нашел свою музу с картины в своем номере, либо берег моря символизирует просто его внутренний мир, где он готов встретиться со своими страхами, что находятся в запечатанной коробке. А, может быть, в коробке голова женщины или туфли. Коэны провернули тот же фокус, что и Тарантино, в «Криминальном чтиве» не показавший, что же в чемодане. Опять же двойственность, физическое против абстрактного. Да и сосед в исполнении Гудмана явно олицетворяет высшую силу, но вот только трудно сказать точно: он больше Дьявол или Бог. Каждый фильм Коэнов в первую очередь построен на иронии, и в «Бартоне Финке» она самая горькая. Но от этого кино только выигрывает. (Вадим Богданов, «Новый взгляд»)

Черная арт-комедия, триллер. Нетрадиционное для американского кино, оригинальное по манере, кинематографически изобретательное творчество братьев Коэн (36-летнего на тот момент Джоэла, сценариста и режиссера, 32-летнего Итана, сценариста и продюсера), помимо признания у мировой критики, было вознаграждено в 1991 году «Золотой пальмовой ветвью» на Каннском фестивале вслед за фильмами «секс, ложь и видео» Стивена Содерберга и «Шальные» Дэвида Линча. «Бартон Финк» также был отмечен за режиссуру, а актер Джон Туртурро вдобавок получил приз за главную мужскую роль. В Европе по этому поводу возникли пересуды о чрезмерном восхвалении американцев в Канне, хотя жюри и дирекция знаменитого киноконкурса трижды подряд поддерживали явно европеизированные работы самобытных художников, диктующих современную моду на иронически-интеллектуальный кинематограф. В нем виртуозно, а порой забавно переосмыслены жанры и стили Голливуда, легенды и мифы американского киномира, высмеяны архетипы общества, его подспудные настроения на рубеже 80-х и 90-х годов. Братья Коэн - в большей степени формалисты, редкостные киночудаки, которые играют с резвостью и безрассудством детей в своеобразные «кинематографические кубики», выстраивая причудливые фантазии на стыке реального и воображаемого, действительного и «киношного». Они - блестящие стилисты, облюбовавшие, в основном, «черные фильмы» 40-х годов в качестве насмешливого объекта для подражания, а еще - искусные мастера кинонаходок, остроумного обыгрывания деталей, внешне странного использования кинематографических приемов ради создания загадочной и одновременно невсамделишной атмосферы, которая таит подвох, веселый розыгрыш. Экранный мир Коэнов страшен и смешон в один и тот же миг, всегда двойствен, подвержен оборотничеству, проявлению дурных примет, злых сторон всего сущего - и насквозь карнавализирован, шутовски вывернут наизнанку, балаганно несерьезен. Наивно было бы искать логическое объяснение всем сюжетным неувязкам в истории молодого драматурга Бартона Финка, который нежданно-негаданно получил в 1941 году восторженный прием на Бродвее благодаря спектаклю «Несущие покой» о простых людях Америки (здесь содержится язвительный намек на Клиффорда Одетса и его драму «Большой нож»). Затем Финк куда более сказочно попал в Лос-Анджелес, чтобы писать сценарий «борцовской картины» для крупной голливудской кинокомпании, познакомился там с Уильямом П. Мейхью, жутко пьющим мэтром пера, превратившимся в творческого и прочего импотента (довольно едко подсказана аналогия с судьбой Уильяма Фолкнера на «фабрике грез»). Муки слова захватывают начинающего сценариста, который вдруг обретает искомое вдохновение, ввязавшись в невероятно кровавую и патологическую авантюру со своим соседом по отелю, неким страховым агентом Чарли Мидоузом, якобы являющимся маньяком-убийцей Карлом Мундтом. Но существующее и кажущееся к этому мигу уже абсолютно перепутывается в сознании и главного героя, и зрителей: пейзаж с красивой девушкой у моря материализуется, а жизнь Бартона Финка и судьба написанного им сценария становятся призрачными и необъяснимыми. И нас вовсе не должен занимать вопрос о том, находится ли в коробке из-под шляпы отрезанная голова литсекретарши Одри Тейлор, поскольку сам случайный обладатель новоявленного «ящика Пандоры» отнюдь не желает знать все до конца и выступать в роли пророка Даниила, который разгадывает страшные сны царя Навуходоносора. Разбросав в виде приманки ложные символы и догадки на всем протяжении действия, авторы лишь потешаются над доверчивыми, жаждущими обманываться, дотошными искателями скрытых смыслов, которые не пожелали включиться в прихотливую игру воображения, чтобы оценить «художественные бирюльки» братьев Коэн. Для них библейские цитаты, кафкианские ситуации, сюрреалистические и черно-юмористические образы, сатирические экзерсисы о нравах и людях Голливуда, разнообразные кинематографические изыски и ухищрения - только прекрасная возможность для демонстрации собственного несомненного киноталанта. Ради чего? А кто его знает?! Пусть шляпная коробка, аналог шкатулки из «Дневной красавицы» Луиса Бунюэля, остается закрытой! Stop Making Sense - так программно называется лента Джонатана Демми, старшего соратника по постмодернизму, запечатлевшего концерт ансамбля Talking Heads. Кстати, количество ценителей того, что якобы «лишено смысла», в обоих случаях оказалось примерно равным. А в соревновании с другими каннскими лауреатами тех лет (тем более - с последующим «Криминальным чтивом» Квентина Тарантино) «Бартон Финк» уступил по коммерческим показателям экранным работам Линча и Содерберга, удовлетворившись скромным результатом в размере $6,15 млн. Но каков культурный резонанс в разных странах мира! 9.5/10. (Сергей Кудрявцев, 1995)

Присуждение «Бартону Финку» в порядке редчайшего исключения сразу трех значительных наград международного кинофестиваля в Канне («Золотой пальмовой ветви» - единогласно, а также премий за режиссуру1 и исполнение главной мужской роли) вызвало неодобрительный ропот. Выражали недовольство превознесением третий год подряд американского (пусть и вновь «независимого») фильма, раздавались обвинения в адрес председателя жюри Романа Поланского, поддавшегося-де собственным эстетическим пристрастиям, озвучивались сомнения в том, что представлено если и не наивысшее достижение кинематографа, то - наиболее выдающееся кинопроизведение за весь период существования киносмотра. Меньше всех стеснялся в выражениях датчанин Ларс фон Триер, без обиняков заявивший, что его «Европа» (1991), также участвовавшая в конкурсе, гораздо лучше. Тем не менее ретроспективно остается только поразиться прозорливости принятого решения, воздавшего должное самобытным художникам, а главное, позволившего выделить действительно ключевую кинокартину своего времени. Фильм необычайно емок по смыслу, насыщен великим множеством культурных отсылок и таит массу возможных трактовок на радость искусствоведам, эстетам и киноманам. В принципе, даже неподготовленный зритель найдет сюжет интересным, восприняв разыгрываемое на экране действо в качестве перипетий слегка нетипичного триллера (с элементами драмы, нео-нуара, хоррора) о серийном убийце, которым может обернуться любой сосед, каким бы добродушным и открытым ни казался на первый взгляд. Однако самое интересное останется тем, кто, выискивая бесчисленные реминисценции, попытается выстроить стройную, непротиворечивую, лучше - иносказательно-символическую интерпретацию сюжета. Так, притчей во языцех, спровоцировавшей колкие замечания самих авторов, стала усмотренная кинокритиком Роджером Эбертом аллегория зарождения фашизма. Усмотренная, к слову, не без определенных к тому оснований, поскольку заносчивые детективы полиции, допрашивающие Бартона в связи с розыском Безумного Мундта, по ходу беседы интересуясь, является ли фамилия Финк еврейской, носят фамилии Мастрионатти и Дойч, а сам Карл, расстреливая из двустволки в упор блюстителя закона, произносит «Хайль Гитлер!». Не иначе, как намек на то, что метания интеллигентов прогрессивных взглядов косвенно способствуют становлению негативных социально-политических феноменов... Не случайным, таким образом, оказывается и выбор исторического контекста, поскольку ближе к финалу Джек Липник предстает (в предвкушении официального присвоения звания) в форме полковника, готовый принести свой бесценный опыт продюсера на алтарь свободы, на которую покусились японцы, накануне атаковавшие Перл-Харбор. С другой стороны, внешнее сходство актеров Джона Туртурро и Джона Махони соответственно с драматургом Клиффордом Одетсом и писателем (воистину величайшим романистом современности) Уильямом Фолкнером должно натолкнуть на мысль поинтересоваться судьбой, ждавшей их на «фабрике грез» периода «золотого века», - и подивиться точности проведенных параллелей. Вплоть до таких деталей, как алкоголизм, ставший одной из причин творческого кризиса мэтра, и причастность к сочинению ленты о борцах, именно в расчете на Уоллеса Бири. Следовательно, мы становимся свидетелями личной драмы творцов, прельщенных высокими заработками - и попадающих в кабалу к изворотливым и властным дельцам-эмигрантам, требующим придерживаться конвейерного принципа работы. Лу Бриз, после выкупа Липником его акций компании получивший от щедрот босса место не то личного секретаря, не то лакея, предельно четко разъясняет Финку, что в соответствии с условиями контракта все, что родилось в голове автора, является собственностью студии, и подвергается изгнанию, пожалуй, именно за слишком явное выражение того, что разумеется, само собой. Постоялец отеля Earle неотвратимо погружается в состояние бессилия, интуитивно догадываясь, что не в силах выплеснуть на бумагу дикую, не выразимую словами боль, пока находится в зависимости от внешних обстоятельств, будь то тиранические притязания предпринимателей от кинематографа или ужасающие бытовые условия. И еще большую пищу для ума дает второй смысловой пласт фильма, уводящий в сферу метафор, архетипов, абстрактных истин, эстетических идеалов и религиозных откровений. Несколько раз мелькающее имя царя Навуходоносора в конечном итоге приводит к тому, что Бартону начинают мерещиться вступительные строки злополучного сценария прямо в Библии - во второй главе книги Даниила. Ему что, на роду предначертано разгадывать великую тайну снов подобно легендарному пророку?! Или, как минимум, претворить в жизнь концепцию нового театра, радикально приблизив писательский вымысел к реальности, сумев донести высокое искусство до широких масс, которые (неважно, придя на Бродвей или наслаждаясь в заштатном кинозале продукцией Capitol Pictures) будут смотреть на сцену и экран, точно в зеркало, узнавая в действующих лицах самих себя? Или все, что произошло вплоть до того момента, когда злополучный отель сгорел дотла, является плодом расшалившегося воображения, проекцией в объективную действительность персональных фобий Финка?.. Если на протяжении сеанса задаваться такого рода - лобовыми - вопросами, развязка не принесет ничего, кроме глухого разочарования: мало кому доставляет наслаждение бесплодный процесс распутывания заумных художественных шарад, имеющих множество разгадок с такой же вероятностью, с какой не имеют решения вообще. Однако постмодернизм, ярким образчиком которого является творчество Коэнов, было бы слишком наивно отождествлять с искусством ради искусства, с упоением красотой формы в ущерб содержанию. За цитатами из работ Поланского, воспевшего то безумие, куда погружается человек («жилец»), волею случая оказавшийся в замкнутом пространстве - в физическом и метафизическом тупике, проглядывает более фундаментальная традиция. У Луиса Бунюэля еще в тотально сюрреалистическом шедевре «Андалузский пес» (1929) отрезанную руку помещали в деревянную шкатулку, которую под занавес ломали на пляже, а коробочка с неизвестным содержимым, принесенная клиентом из Азии в бордель, вызывала у «дневной красавицы» смесь отвращения и нездорового любопытства. Бартон же так и не решается ни открыть оставленный Мундтом-Мидоузом подарочек, ни избавиться от него... Самое время вспомнить об одном из фирменных приемов великого испанского режиссера - ложном символе, который Джоэл и Итан, закрадывается подозрение, довели до Абсолюта. Их творение - один большой ложный символ или, точнее, нагромождение ложных символов, осуществленное с глубоким умыслом вопреки тому, что сами ложные символы потому и ложны, что никакого умысла не несут (несут видимость умысла, иллюзию умысла). Мораль поведанной истории заключается в том, что претензии Финка2 на единоличное постижение истины (в отношении и окружающей Вселенной, и собственного внутреннего мира) еще нелепее, чем двуличная игра Карла или наполеоновские замашки Липника. «Думаешь, весь свет вращается вокруг того, что гремит в твоей маленькой еврейской голове?» - бросает в сердцах влиятельный продюсер, поясняя, почему студии не нужен сценарий о спортсмене, сражающемся с самим собой: публика ждет действия, приключений, борьбы. И есть все основания полагать, что свежеиспеченный кинодраматург уловил суть послания. Авторская оценка: 9/10.
1 - Ее по праву должен был разделить с братом Итан, не ограничивавшийся, как известно, обязанностями продюсера и соавтора сценария. 2 - Обратим внимание на созвучие фамилии английскому глаголу «to think» - 'думать'. (Евгений Нефедов, 2016)

Это не просто сумасшедший дом, а сумасшедший дом со смыслом. Так, перефразируя известного персонажа, можно охарактеризовать лучший, по мнению большинства, фильм братьев Коэнов. Тот, кто не знает их творческую манеру, рискует очень сильно обмануться началом "Бартона Финка". Фильм стартует неспешно и обстоятельно, перенося зрителя в любовно и добротно воссозданный мир 40-х. На авансцену выдвигается главный герой - нью-йоркский драматург Бартон Финк. На вопрос: "Как ты зарабатываешь себе на жизнь?" - он отвечает: "Наверное, пытаюсь что-то изменить". Есть у парня мечта - создать театр простого человека. О людях и для людей. И, в общем, даже такая жизненная установка не помешала ему достичь признания. Его пьеса имела в Нью-Йорке оглушительный успех. Но тут над его головой взмахнула крыльями золотая голливудская птичка. Другими словами, Финку предложили работать на одну из крупных киностудий. Сочинять для нее сценарии. И Финк согласился, хотя и не без внутреннего борения. Смотришь это и устраиваешься на диванчике поудобнее, убежденный, что тебе предлагается классический "фильм карьеры", фильм о человеке, завоевавшем Голливуд. Но, стоит Финку окунуться в реальности киношного мира, как действительность для него начинается размываться, а жанр зрелища плавно смещается в сторону сюрреализма, здорового абсурда. И "черного юмора", который по традиции находят в каждом фильме братьев Коэнов. Джон Туртурро, сыгравший Бартона Финка (и получивший за эту роль приз Каннского фестиваля), оказался удивительно метким выбором для того, чтобы ввести зрителя в мир, где реальность и вымысел сожительствуют, словно Мадонна и Деннис Родман. Как и большинстве своих ролей, Туртурро хрестоматийно пришиблен и при этом продуктивно мечтателен. Все переживания отражаются на его нервной физиономии - так, что порой ему и слов не надо говорить, нам все понятно только по одной его мимике. По жизни он движется неуверенными шажками, и собственная популярность его не то, чтобы пугает, но заставляет насторожиться. Он не уверен, он ищет поддержки, находя ее в лице писателя, который относится к живым классикам, но одновременно и к величайшим алкоголикам современности (виски - это его "социальная смазка"). Характерно, что именно встреча этих двух творческих интеллектов и стала началом самого настоящего бреда, в котором оказался Бартон Финк, и в котором его сосед по номеру становится каким-то монстром, в шляпной коробке оказывается голова дамы, убитой неизвестно кем и за что, а стены отеля вдруг начинает облизывать живописное пламя. Жизненные отрезки Финка и мир его странных идей связывает висящая в его номере картина - девушка в купальнике. Ну, скажите на милость, может ли эта девушка, обладающая гипнотическим воздействием на героя, не материализоваться в финале? Братья Коэны (они, как всегда, и режиссеры, и сценаристы, и монтажеры) изощряются от души, причем не только в смысловой плоскости. Создаваемый ими видеоряд напоминает картины Дали, в которых из головы аллигатора может вырастать, например, огромный конский член. Братья работают с кадром, как жонглер со своими шариками. Камера плавает в пространстве, как табачный дым. Герой убивает комара на руке партнерши, размазывая кровь по ее коже - и тут же из-под обнаженного женского тела начинает вытекать темно-красная лужа. Половой акт стыдливо дезавуируется, камера скромно отползает в сторону, лихорадочно ищет себе применения и, наконец, всасывается в отверстие раковины под характерные стоны и вздохи. И громадный коридор отеля, который показывают так часто, что начинаешь воспринимать его как дорогу куда-то в бесконечность. Например, в ад. Почему бы и нет? Наверное, вы уже поняли, что, смотря "Бартона Финка", совершенно не стоит искать смысл, вложенный в него режиссерами. Если станете сильно напрягаться в этом направлении, мозги закипят и сварятся. А это жаль, потому что мозги вам пригодятся после того, как в повествовании о чудаковатом драматурге будет поставлена последняя точка. Потому что смысл этого фильма начинает доходить только потом, когда вы уже не смотрите на экран. Может, это следствие моего персонального тугодумия, но я вывел формулу «Бартон Финка» только часа через два. Но разъяснять свою формулу не стану. Во-первых, стыдно за ее примитивность, во-вторых - разве имеет это какое-то значение? Мир братьев Коэнов позволяет каждому находить в их творениях свой индивидуальный смысл. (Джон Сильвер)

Кто такие Братья Коэны и с чем их едят, сейчас не знает разве что самый ленивый киноман, лет десять не выходящий из своей квартиры. Можно бесконечно долго ругать их последние фильмы, которые по правде сказать не особенно удались (я имею ввиду «Игры Джентльменов» и «Невыносимую жестокость»). И хотя эти фильмы и получились уж слишком «непривычно обычными», мы не будим винить братьев наших их за это, ведь те фильмы, которые они снимали раньше, были чем-то большим, чем просто фильмами с претензией на индивидуальность. Это были фильмы, которые нравились от начала и до конца, своеобразные головоломки, решения которых на самом деле могло и не существовать. Вот та же история и с их фильмом Бартон Финк (1991). Как всегда, у Коэнов фильм нельзя точно охарактеризовать, создается впечатление, что он нарочно ускользает от каких-либо определений. С одной стороны, предельно простой и формальный видеоряд заполнен крайне необычными персонажами, самозабвенно творящими КИНО в кадре. Герои гротескны и порой откровенно нелепы, однако это совершенно не мешает нам с головой погрузиться в происходящее на экране. Действие фильма разворачивается в 1941 году. Странного вида драматург (Джон Туртурро), пишет утонченные и очень «правильные» пьесы, однако после успеха его постановки, жизнь Бартона закладывает головокружительный вираж и навсегда меняется. Бартона Финка приглашают работать в Голливуд, где, поселившись в странного вида отеле ему предстоит переступить через себя и написать откровенно идиотский сценарий к «борцовскому фильму». И все вроде бы хорошо у нашего героя, но как он не старается из этой затеи ничего не выходит... сроки поджимают, а результата все нет и нет, да к тому же в отеле творится всякая чертовщина. Между тем, Бартон знакомится с крайне странными личностями: с добродушным и туповатым соседом (Гудман), который оказывается совсем не тем, кем хочет казаться, а также с сильно пьющим писателем (Махони) и его секретаршей (Дэвис), к которым он обращается за помощью, стараясь преодолеть творческий кризис. Однако к добру все эти знакомства не приводят, и жизнь Бартона принимает совсем уж до неприличия безумный вид. Оказывается, что мир, в котором оказался Бартон Финк чужд для него, он не знает его законов и нравов, что собственно и мешает ему жить! Вот в общем то и все, на чем строится этот фильм. И хотя почти все время действия фильма протекает в таинственном отеле, где кроме наших героев и одинокого портье никого вроде бы нет, фильм получился удивительно гармоничным и легким. Все дело в том, что Коэны мастера мелочей. Начиная от построения кадра и заканчивая диалогами героев все здесь идеально и на своем месте. Стук печатной машинки, отклеивающиеся обои, огонь в коридорах - все эти мелочи в той или иной степени дают нам понять, что же на самом деле происходит с Бартоном... Невероятные события, происходящие с нашим героем, заставляют зритель по-настоящему задуматься: а что же на самом деле они видят на экране? То ли это пародия на Голливудские нравы и на муки творчества, то ли история сходящего с ума писателя, неспособного разобраться, где заканчиваются его романы и начинается реальность, то ли это вообще глубоко спрятанная аллегория, надвигающейся войны... Все в этом фильме на своем месте... и герои, и атмосфера происходящего, и конечно декорации, в которых находятся персонажи. И совершенно не важно, что к концу фильма мы так и не узнаем что же в этой таинственной коробке, оставленной Гудманом Туртурро... это не важно, потому что для каждого там то, что он захочет увидеть... Коэны загадывают нам загадку, заведомо зная, что ответа на самом деле не существует, чем еще больше заставляют зрителей любить свои фильмы... (Артем Овечкин)

Сюрреалистическая черная комедия, действие которой происходит в карикатурно-жутком мире Голливуда 30-ых годов. Реальность переплетается здесь с наваждением, и граница между ними постепенно стирается; повседневную пошлость отделяет от макабрического гротеска один шаг. Маленький, ничтожный человечек с нелепой фамилией Финк оказывается в страшной ловушке между двумя благодушно улыбающимися чудовищами: студийным магнатом Джеком Липником и соседом по гостинице Чарли Мидоузом, скрывающим кошмарную тайну в картонных коробках размером с... футбольный мяч (не одна ли из этих коробок мелькает потом у Дэвида Финчера в фильме Семь?). Хотя ни ситуации, ни персонажи Коэнов не терпят однозначной интерпретации, некоторые из них родились, безусловно, как шаржи с натуры: сам Финк напоминает "розового либерала", драматурга и сценариста Клиффорда Одетса, романист У. П. Мейхью (Махони) - спивавшегося в Голливуде Уильяма Фолкнера, а прототипами киномагната Джека Липника (Лернер) были шеф MGM Луи Б. Майер, продюсер Унесенных ветром Дэвид Селзник и босс "Коламбии" Гарри Кон (именно ему принадлежит звучащая в фильме фраза "Я целую ноги таланта").

Жизнь есть сон. Печатная машинка на столе, «писатель» на стуле, а в голове пусто. Совершенно никаких идей, лишь секундные вспышки образов, не успевающих осветить тернистую дорогу от первых строчек до готового текста. Не так важно, какая перед автором поставлена задача, пишет ли он серьезную пьесу, сценарий к второсортному фильму или тошнотворно претенциозный критический отзыв. В любом случае, это сравнимо с выходом на ринг. Пустой лист бумаги, стоящий в противоположном углу, угрожающе шелестит, давая понять, что бой будет не простым. Выход только один - взять себя в руки и заполнить его чем-то осмысленным. Бартон Финк добивается первого успеха на поприще драматургии. Спектакль, поставленный по его пьесе, заслужил целый ряд самых теплых отзывов. Обширная сеть голливудских вербовщиков сбоев не дает: как только на горизонте появляется молодой талант, его сразу пытаются привлечь к делу. И ведь соблазн велик: в индустрии кино серьезные деньги зарабатываются быстрее и проще, чем в мире театра или большой литературы. Вот только как быть с незыблемыми идеалами? Поступиться ими? Финк мечтает о создании нового живого театра, ему хочется писать о простых людях и для простых людей. В этом его предназначение. «Я всегда замечал, что вдохновение рождается от большой боли внутри. Возможно, это боль, приходящая от осознания, что каждый должен что-то сделать для своего ближнего, чтобы как-то облегчить страдания». Впрочем, не так уж и плохо сколотить капитал, чтобы нужда в дальнейшем не ограничивала свободу творчества. «Простой человек» может и подождать, не правда ли? План этот хорош на бумаге, но вот дело доходит до отрезвляющей практики, и Бартон Финк лишь испуганно смотрит на свою печатную машинку. Необходимость в кратчайшие сроки слепить из ничего пустяковый сценарий о рестлере оборачивается ночным кошмаром. Этот сюжет, надо думать, иронически отражает историю создания «Бартона Финка» братьями Коэн. Начинается он как драма, разворачивающаяся вокруг героя, сошедшего со страниц романов Франца Кафки. Финк осторожно проникает в мир экранной реальности, забыв, однако, плотно прикрыть за собой дверь. Тонкая струйка кафкианского дурмана незаметно заполнит все пространство. Реализм и социально-психологический пафос постепенно уступит место театру абсурда. Как только фильм переваливает за экватор, а действие начинает пробуксовывать, происходит взрыв. Братья разделываются со зрительскими ожиданиями при помощи универсального оружия - они совершают жанровый кульбит, стирая грань между фантазией и реальностью. По большому счету, любые подробности на этот счет избыточны. Внезапная вульгарная откровенность некоторых рецензентов может изрядно подпортить удовольствие от первого знакомства с «Бартоном Финком». Это тот редкий случай, когда между кино и зрителем не должно быть посредников. Слова Криса Родли о знаменитом шедевре кинематографического сюрреализма можно в полной мере отнести и к этой работе братьев Коэн: «Линч не хочет анализировать фильм, так как знает: если тайна будет раскрыта, мы пробудимся ото сна под названием "Малхолланд Драйв"». В несколько ином контексте тему сна затрагивает и один из героев пьесы Бартона Финка, с нелепым пафосом вещающий со сцены: «День - это сон, если ты живешь с закрытыми глазами. Теперь мои глаза открыты». Быть может, пробуждение - это иллюзия? Мистер Финк мнит себя реалистом и народным защитником, но страсть его виртуальна, она ограничивается рамками книжных переплетов. До настоящих простых людей драматургу нет дела. «Ты думаешь, целый мир, вращается вокруг того, что гремит в твоей маленькой жидовской голове?» - мысль, очевидная стороннему наблюдателю, для Бартона принимает форму божественного откровения. Кому нужен реальный мир с его глобальными и неразрешимыми проблемами, обретающими особый смысл только на фоне душевных терзаний творческой личности? Познав свои истинные мотивы и потребности, страдалец Финк покидает реальность в поисках блаженного спокойствия. Его взгляд обращен туда, где шумит прибой, где теплый песок приятно греет тело, а на берегу сидит девушка, излучающая всем своим существом умиротворенность. (iow)

'I'll show you the life of the mind!' На мой взгляд, это лучшая работа, горячо любимых мной, братьев Коэн, за нее одну, не говоря уже о других достойных картинах, можно простить им такие попсовые проекты, как «Невыносимая жестокость» и «Игры джентльменов». Жанр картины ускользает от каких-либо определений, здесь есть элементы пародии, драмы, триллера и так далее. Наверное, фильм можно охарактеризовать, как философская, аллегорическая притча. Герои гротескны, нереальны. Место действия - жутковатый отель, в котором, кажется, никто и не живет, кроме самого Финка, его соседа и портье, тоже является персонажем, огромным живым существом, чутко реагирующим на внутреннее состояние Бартона. Все это погружает в мистическую, вязкую атмосферу фильма. Здесь есть сатира на глобальное понятие «Голливуд», сразу рассеиваются мечты молодых дарований о свободном творчестве, успешной и счастливой жизни, кинокомпании - это большие или малые коммерческие предприятия, их задача, как и всякого коммерческого предприятия, заработать деньги, а не сделать искусство. Сатира на человечество в целом, люди, в большинстве своем быдло, толпа, им нужен легко потребляемый и усваиваемый продукт, кинокомпании дают его, на что есть спрос, на то найдется предложение. Тут не выжить Художнику, кто-то пытается закрыться от этого, «строя дамбу», вливая в себя одну за другой бутылки виски, как писатель, а скорее уже алкоголик, Уильямом Мейхью. Темп у фильма медленный, плавно текущий. Все начинается светло и оптимистично, с триумфа Финка на Бродвее, он полон надежд и отправляется в туда, где они, по его мнению, исполнятся. Однако путешествие медленно превращается в страшный сон, стираются границы между реальностью и его сознанием, происходящее набирает скорость, все становится мрачнее, зритель чувствует гнетущее приближение чего-то опасного, и наконец кульминация - пожар в отеле, в душе Финка и во всем мире, все это неспешное течение, набирающее обороты - предчувствие Второй мировой войны. Но главная мысль картины, на мой взгляд - это сущность интеллигентного человека. Интеллигент считает, что хорошо понимает народ, знает его жизнь и нужды, готов писать о нем и для него. Но Бартон на самом деле не имеет никакого представления о простом народе, он, так сказать, мозговой аристократ, неплохо живет в Нью-Йорк, вращается в кругу творческих людей и далек от обычного человека, как Земля от Солнца. И недолгое пребывание в условиях простой жизни выводит Финка из равновесия, он страдает от жары, комаров, отклеивающихся обоев, плохой изоляции, в следствии этого начинаются муки творчества. Очень точна фраза его соседа, маньяка Мундта «Ты здесь просто турист с печатной машинкой, а я здесь живу». И правда, Бартон Финк может вернуться домой, к прежней жизни, он здесь только на мгновение, и это уже разрушает все его мировоззрение, жизнь, привычки. Однако самый любимый момент дальше, когда Мундт идет по горящему коридору, открывает свою комнату и заходит, как ни в чем не бывало, произнося слова «Если я понадоблюсь, я всегда буду здесь», это просто повергает в шок, зритель понимает, что это обычный мир для него, полный боли, грязи и огня, он в нем навечно, а для Финка это горящий ад. Одна из сильнейших сцен в кинематографе. Бартон остается один, опустошенный, надломленный, в руках у него его сценарий и коробка Мундта, которая на самом деле его. Ящик Пандоры остался закрытым, или это просто коробка? Что в ней? Отрезанная голова? Ответа и не требуется, пусть загадка останется неразгаданной. Она своеобразное бремя Финка, его грех, его расплата за попытку познать другие слои жизни, не потеряв ничего и теперь его багаж на все жизнь. В общем что можно сказать еще? Братья молодцы, создали по истине один из шедевров мирового кино. Они мастера мелочей, каждая деталь значит очень много, начиная от комаров, обоев и заканчивая таинственной девушкой на пляже. Радует актерская игра, в особенности Джона Гудмана, это не игра даже, а какое-то шаманство. В целом замечательное кино, мрачная аллегория, шедевр. (Andrey Zaycev)