ЖЕНЯ, ЖЕНЕЧКА И 'КАТЮША' (1967)
ЖЕНЯ, ЖЕНЕЧКА И 'КАТЮША'

Фильм о войне и любви.

Война, 1944 год. Молоденький Женя Колышкин, живущий в мире своих фантазий и прочитанных книг, никак не может вписаться в окружающую его действительность. Он постоянно попадает в забавные переделки: то случайно заходит к немцам на Новый год, то в бою его придавливает ящиком и, наконец, самое нелепое, что он мог сделать, так это влюбиться в связистку Земляникину! Ведь не для кого ни секрет, какой у нее нрав. Хотя, чего только не случается на войне...

Солдат Женя Колышкин - хрупкий интеллигент с Арбата - сплошное недоразумение в военных буднях. Отправившись в предновогоднюю ночь за посылкой, он наткнется на немецкий блиндаж. Ему удается спастись, но гауптвахта неизбежна. Незавидную участь Жени скрашивает Женечка - связистка полка «катюш». Пройдет время, и они встретятся в громадном пустом доме в освобожденном городе, где сыграют в прятки... Одна из самых нежных картин о войне.

Восемнадцатилетнему рядовому Колышкину (Олег Даль) фантастически везет на фронте. Попадая в самые невероятные ситуации, он, как говорится, выходит сухим из воды. И именно в него, колючего «ежика», влюбляется связистка (Галина Фигловская), у которой нет отбоя от ухажеров. Но война есть война: рано или поздно каждый солдат сталкивается с ее трагической стороной...

Идея сценария фильма появилась у Владимира Мотыля после прочтения первой автобиографической повести Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр» (1961). Юмор и сюжет повести натолкнули Мотыля на идею сюжета о школьнике-интеллигенте, который попадает на войну, и все у него невпопад.
Читать повесть: http://litmir.info/bd/?b=63868; http://many-books.org/auth/1507/book/53059/okudjava_bulat_shalvovich/bud_zdorov_shkolyar/read; http://militera.lib.ru/prose/russian/okudzhava1/index.html.
По замыслу режиссера в фильме должна была быть любовь, которая даже может обернуться трагедией по вине главного героя, чтобы напомнить зрителю о войне.
Имея около 25 листов сценария, Мотыль отправился в Ленинград, на встречу с Булатом Окуджавой. Тот поначалу отказался, мотивируя тем, что сценарий уже готов, и его участие не требуется, но Мотыль сумел убедить поэта стать соавтором.
В отличие от молодого режиссера, Булат Окуджава был ветераном войны и привнес в сценарий мелкие, но важные детали, диалоги и образы, недоступные для Мотыля. Например, диалог для сцены, когда Захар Косых слышит разговор Жени и Женечки по телефону и принимает его на свой счет, был полностью написан Окуджавой.
В свою очередь, решение о гибели Земляникиной принял Мотыль, причем, уже во время съемок: тем самым режиссер хотел показать уродства войны.
В сценарии было обыграно множество реальных фактов. История, когда советский солдат, заблудившись с посылкой, попал к немцам под Новый год, была заимствована из фронтовых газет. В отличие от Жени Колышкина, солдат скрыл, что был в расположении врага, и это открылось только к концу войны.
Сцена на Балтике, где Земляникина и Колышкин разминулись в нескольких шагах, так и не встретившись, пришла к режиссеру из личной трагедии, пережитой в детстве.
Законченный сценарий «Мосфильм» закрыл. По словам Владимира Мотыля, фильм не соответствовал указаниям партии и правительства, а также Главного политического управления армии. Тогда Мотыль обратился в «Ленфильм», где получил согласие на съемки. Впрочем, через некоторое время сценарий был снова остановлен и приказом дирекции совсем закрыт по тем же причинам, что и на «Мосфильме». Дополнительным барьером было участие в написании сценария Булата Окуджавы, который по словам Мотыля, был «под подозрением», так как никому не подчинялся, а его книги подвергались жесткой критике прессы.
Съемочный процесс был запущен, благодаря случайности. Картина Мотыля «Дети Памира» была номинирована на Ленинскую премию, но в ходе обсуждения завотделом кино в ЦК, Филипп Ермаш, выступил с речью, что присуждать премию было бы неправильно, так как Миршакар, автор поэмы, которая легла в основу сценария, уже имел Сталинскую премию. Ермаш также допустил высказывания клеветнического характера в адреса Владимира Мотыля, о чем тот впоследствии узнал. Пригрозив чиновнику жалобой в ЦК КПСС, Мотыль добился разрешения на съемки «Жени, Женечки...».
На роль Жени Колышкина первоначально пробовался Борислав Брондуков.
К работе над фильмом Мотыль изначально планировал привлечь, в числе нескольких кандидатов, Олега Даля. Несмотря на малое внешнее сходство с главным персонажем, Даль, нравившийся режиссеру по ролям в театре «Современник», подходил внутренне.
С первой встречи артист удивил режиссера, придя одетым в вызывающий ярко-малиновый пиджак. Несмотря на тогдашнее отсутствие популярности и большого количества предложений, Даль держался очень независимо и снисходительно согласился поучаствовать в фильме. Провалив первые и вторые пробы из-за проблем с алкоголем, Даль чуть было не потерял роль, так как «Ленфильм» был против его утверждения именно по этим причинам. Мотыль, видевший в Дале «снайперский выбор на роль Колышкина», уговорил Даля пройти пробы в нормальном состоянии, и в третий раз Олег их с блеском прошел. Впоследствии, Даль признавался Мотылю, что, будучи выгнанным из всех театров за срывы спектаклей, он очень страдал без работы, и роль Колышкина стала для него «спасением».
Во время работы над сценарием оба автора признались друг другу, что в юности были худыми и нескладными и влюблялись в девушек крепких, властных и говоривших с ними крайне насмешливо. В связи с этим, образ Женечки Земляникиной в воображении Владимира Мотыля был сформирован заранее: режиссер искал обаятельную и привлекательную женщину, «немного грубоватой внешности».
Вопреки точке зрения руководителей «Ленфильма», настаивавших на кандидатуре Натальи Кустинской, Мотыль считал актрису «бесконечно далекой» от задуманной им фронтовички, так как «в ней не было органической грубости воюющей связистки».
После долгих поисков режиссер нашел Галину Фигловскую через руководителей Щукинского училища, у которых спросил о талантливых, но малоизвестных, недавних выпускницах. На тот момент Фигловская не работала на сцене, и найти ее было непросто.
По воспоминаниям Мотыля, учреждение, где работала Галина Викторовна, было закрытым, и режиссеру удалось ее отыскать только благодаря помощи ее знакомых.
В съемочной группе многие симпатизировали актрисе, а Даль, в отличие от своего робкого персонажа, всячески подтрунивал над Фигловской, не упуская случая назвать ее «Фигой».
Михаил Кокшенов точно «попал» в образ Захара Косых с первого раза. 102-килограммовый актер, для которого костюмерам пришлось перешивать гимнастерку и галифе, выглядел полной противоположностью щуплому Далю, но, несмотря на такой контраст, они сдружились во время съемок.
Кокшенов отчасти выступил редактором своей роли: актер любил ходить в пивнушки и слушать народную речь, которую потом использовал для создания своего персонажа. Позже актер рассказывал, что часто в житейских ситуациях пользовался закрепившимся за ним имиджем наглого простолюдина, а Булат Окуджава подарил актеру книжку с надписью: «Мише Кокшенову, хорошо замаскировавшемуся интеллигенту». Владимир Мотыль шутливо характеризовал актера, сказав: «Сто три кило весу, и ни одной мысли в глазах - цивилизация прошла мимо».
Марка Бернеса привлекла роль «полковника, похожего на артиста Марка Бернеса из Одессы».
Последняя роль в кино Марка Бернеса (35 ролей в кино). По непонятным причинам ее озвучил Григорий Гай.
Немцев играли студенты Ленинградского университета из ГДР.
Съемки фильма проходили в основном в Калининграде и Калининградской области, некоторые эпизоды были сняты во Всеволожске Ленинградской области.
Сцена, когда солдат опрокидывает канистру с бензином, снималась на фоне Кенигсбергского кафедрального собора - единственного в России готического собора XIV века.
Режиссер старался не фокусироваться на батальных сценах, считая более важным проникнуть во внутренний мир героев.
Ракетные части, принимавшие участие в фильме, использовались ограниченно в силу своей секретности. По приказу командования, машины выдвигались в заданный квадрат и после съемки сцены перемещались на засекреченные позиции.
В перерывах между съемками Олег Даль, Павел Морозенко и Михаил Кокшенов ходили по городу в военной форме образца 1941 года, в результате чего местное население часто принимало их за солдат срочной службы.
Во время одного из походов на рынок актеры выпили и отправились отдыхать на берег речки Преголи. Увидев желтую ракету, сигнализировавшую о начале съемок, актеры проигнорировали сигнал, в результате чего Владимир Мотыль «наказал» их, заставив много раз «переснимать» дубль, не сказав, что камера все время была выключена.
Ездившие на «Виллисе» в полном обмундировании (включая автоматы) Даль и Кокшенов неоднократно привлекали внимание военного патруля. На вопросы военных актеры отвечали, называя несуществующие и абсурдные войска, как «Отдельная часть железнодорожного флота» или «Морская кавалерия».
Однажды Кокшенов сымитировал погоню за Далем с криками и стрельбой в воздух, в результате чего решившие помочь местные жители едва не травмировали «беглеца».
На съемках также имел место инцидент, связанный с алкоголем: нагрубив дежурной в гостинице, Олег Даль попал в милицию на пятнадцать суток «за хулиганство». Мотыль договорился с начальником отделения, и актера под конвоем доставляли утром на съемочную площадку, а вечером снова забирали на «отсидку». Нежный диалог сидящего на гауптвахте Жени Колышкина по телефону с Женечкой, снимался именно в это время.
В главе «О том, что на войне бывает все, даже то, чего не бывает» среди празднующих Новый год советских солдат можно заметить Булата Окуджаву.
Главная музыкальная тема фильма - «Капли датского короля» - была основана на стихотворении Булата Окуджавы. Музыку же написал композитор Исаак Шварц, который впоследствии не раз работал с Владимиром Мотылем, в частности, выступив композитором к фильмам «Белое солнце пустыни» и «Звезда пленительного счастья».
Впоследствии, Шварц рассказывал, что перед началом работы очень волновался, так как боялся сфальшивить при Окуджаве. Ознакомившись с материалом к фильму, композитор написал песню, начинающуюся с бодрых нот, но к концу переходящих в грустную мелодию. Получившееся произведение очень понравилось Окуджаве, и он решил его исполнить (дуэтом вместе с Александром Кавалеровым).
Текст песни «Капли датского короля»: С детских лет поверил я, что от всех болезней Капель датского короля не найти полезней. И с тех пор горит во мне огонек той веры... Капли датского короля пейте, кавалеры! Капли датского короля пейте, кавалеры! Капли датского короля, или королевы - Это крепче, чем вино, слаще карамели. И сильнее клеветы, страха и холеры... Капли датского короля пейте, кавалеры! Капли датского короля пейте, пейте, кавалеры! Рев орудий, посвист пуль, звон штыков и сабель Растворяются легко в звоне этих капель. Солнце, май, Арбат, любовь - выше нет карьеры... Капли датского короля пейте, кавалеры! Капли датского короля пейте, пейте-пейте, кавалеры!
Премьера: 21 августа 1967 (СССР).
Картину ожидала сложная судьба: фильм был признан «вредным», и стал первым запретом на профессию для режиссера Мотыля.
Пресса была полна резких и оскорбительных комментариев, но фильм шел «третьим экраном», по клубам и окраинным кинотеатрам, и имел очень широкий успех у зрителя.
Картина попала на широкий экран лишь благодаря морякам Балтийского и Северного флотов, среди которых были популярны песни Булата Окуджавы. Владимир Мотыль побывал с презентацией фильма в Североморске и Мурманске и, получив хвалебные отзывы личного состава, попросил адмиралов написать официальный отзыв о картине. Собрав множество таких рецензий, Мотыль отправил телеграмму председателю Совета Министров СССР Косыгину, который равнодушно отнесся к фильму, но расценил его как прибыльный продукт, который соберет большое количество зрителей.
Кинопрокат в СССР: 24,6 млн. купленных билетов.
Фильм на 649-м месте в списке «Лидеры кинопроката СССР».
Несмотря на успех у зрителя, фильм оказал отрицательное влияние на карьеру самого Мотыля, который фактически попал под запрет как режиссер. По воспоминаниям Владимира Яковлевича, за сорок лет режиссуры он ставил один фильм за четыре-пять лет, потому что большинство тем, как правило, закрывались. Например, написанная им заявка на фильм «Комета, судьба моя» об Иване Анненкове, была закрыта, хотя потом эта тема отозвалась в фильме «Звезда пленительного счастья» (1975).
Трагическая судьба ждала и многих актеров: Олег Даль умер в возрасте 39 лет, Галина Фигловская тяжело болела в последующие годы и умерла от сильнейшего приступа полиартрита, Павел Морозенко утонул в возрасте 52 лет.
«Женя, Женечка и 'Катюша'» на Allmovie - http://allmovie.com/movie/v169484.
Картина входит в престижные списки: «100 лучших фильмов России» по версии сайта Roskino.com; «Лучшие русские фильмы» по версии пользователей LiveJournal; «Рекомендации ВГИКа» и другие.
Владимир Мотыль (26 июня 1927, Лепель - 21 февраля 2010, Москва) - советский и российский режиссер театра и кино, сценарист. Народный артист России (2003). Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Мотыль,_Владимир_Яковлевич.
Булат Окуджава (9 мая 1924, Москва - 12 июня 1997, Кламар) - бард, советский и российский поэт, прозаик и сценарист, композитор. Автор около двухсот авторских и эстрадных песен, написанных на собственные стихи, один из наиболее ярких представителей жанра авторской песни в 1950-е-1980-е годы. Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Окуджава,_Булат_Шалвович.
Сайт, посвященный творчеству Б. Окуджавы - http://bulat-okudzhava.ru/.
Исаак Шварц (13 мая 1923, Ромны, УССР - 27 декабря 2009, Сиверский, РФ) - советский и российский композитор. Народный артист Российской Федерации (1996), лауреат Государственной премии России, единственный в стране композитор - трехкратный обладатель кинопремии Ника. Автор симфонических произведений, а также музыки к двум балетам, более чем 35 спектаклям и 125 фильмам. Наибольшую известность Шварцу принесла его музыка в картинах С. Соловьева и В. Мотыля. Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Шварц,_Исаак_Иосифович.
Олег Даль (25 мая 1941, Люблино - 3 марта 1981, Киев) - советский актер театра и кино. Автор стихотворений и театральных постановок. Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Даль,_Олег_Иванович.
Страница памяти О. Даля - http://oleg-borisov.narod.ru/DALindex.htm.
Галина Фигловская (19 мая 1938, - 4 июня 2000, Санкт-Петербург) - советская актриса театра и кино, наиболее известная благодаря роли Женечки Земляникиной в трагикомедии Владимира Мотыля. Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Фигловская,_Галина_Викторовна.
Михаил Кокшенов (род. 16 сентября 1936, Москва) - советский и российский актер театра и кино, режиссер, народный артист Российской Федерации (2002). Подробнее - https://ru.wikipedia.org/wiki/Кокшенов,_Михаил_Михайлович.

Рядовой Евгений Колышкин (Олег Даль), московский интеллигентный юноша, возвращается из госпиталя на фронт. Колышкин, живущий в мире своих фантазий и прочитанных книг, не вписывается в окружающую действительность. Он постоянно попадает в забавные переделки, всякий раз доставляя головную боль командиру подразделения - лейтенанту Ромадину (Георгий Штиль). Однажды Колышкин случайно знакомится с суровой связисткой полка «катюш» Женей Земляникиной (Галина Фигловская) и постепенно в нее влюбляется. Та, поначалу воспринимая Колышкина как маленького мальчика, больше насмехается над ним, но со временем тоже начинает испытывать к нему романтические чувства. Вскоре Земляникину переводят в штаб дивизии, и с Колышкиным они встречаются уже в Берлине, в большом доме, занятом под штаб. На радостях Женя и Женечка начинают играть в прятки, пока Земляникина не натыкается в одной из комнат на вооруженного немца, который ее убивает. Колышкин расстреливает пытающегося убежать немца, а через некоторое время встречает День Победы у Рейхстага, но уже совсем не романтичный и жизнерадостный, как в начале фильма. (Wikipedia)

Комедия смешная, и это, по утвердившемуся в последнее время мнению, для комедии достоинство. Но уже раздаются голоса: "А можно ли так про войну?..", "Не кощунство ли?..", "А не подумает ли зритель?.." Что на это можно ответить? Только одно: "Капли датского короля пейте, кавалеры!" (А. Хмелик, 1967)

А судя по фильму "Женя, Женечка и "катюша", его создатели как будто наивно хотели прежде всего повеселить зрителя и повеселиться сами... Наивность еще никому не помогала и никого не оправдывала... И я понимаю, что у создателей фильма были благие намерения, что они вовсе не стремились к дегероизации наших бойцов и компрометации великой войны. Но не следует ли задуматься о том, что эстетическая ошибка в их фильме дает для таких обвинений некоторые основания? (М. Блейман, 1968)

Приключенческая комедия. Да и как ей не быть приключенческой, когда с рядовым Колышкиным постоянно что-нибудь случается. До смешного неловкий, неуклюжий, наивный, романтически настроенный и очень юный. Таков Женя Колышкин. Романами о благородных рыцарях, совершающих подвиги во имя прекрасных дам, недавно зачитывался. Ведь и сейчас, фантазируя, рядовой Колышкин представляет себя не иначе, как мушкетером. Если не Д'Артаньяном, то Арамисом наверняка. «Женя, Женечка и «катюша» заканчивается трагически. На глазах у Жени убивают его любимую, убивают Женечку. И веселая, озорная, бесшабашная комедия становится вдруг очень серьезной. Вот такие Жени и Женечки прямо из детства отправлялись на фронт. Сражались с врагом. Умирали. Но побеждали. («Кино-Театр.ру»)

Если бы действие второй картины Владимира Мотыля (будущего режиссера «Белого солнца пустыни») развивалось в мирное время, она могла бы быть банальной романтической комедией о недотепистом интеллигенте, который постепенно завоевывает сердце суровой девушки, поначалу видящей в нем «маленького мальчика». Однако события фильма, основанного на повести Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр», развиваются на фронте, и переплетение романтических приключений и военных испытаний превращает «Женю, Женечку и "катюшу"» в трогательное и трагическое полотно. Советские чиновники сочли ленту «вредной» и попытались сделать ее прокат как можно более ограниченным, но Мотыль все же добился того, чтобы зрители смогли увидеть картину и полюбить ее. (Борис Иванов)

Каждая эпоха советской истории предлагала свою версию, кто выиграл Отечественную войну: в 1960-х годах решили, что войну выиграли лейтенанты-поэты, очкарики-школяры, не докурившие последней папиросы. Если бы не Олег Даль, его Женя Колышкин казался бы утрированным почти до неприличия образом офицера. Попадал в госпиталь, потому что ушиб ногу ящиком со снарядами; стараясь быть галантным, ронял санитарку в грязь; не мог, несмотря на окопную закалку, сказать обидчику ничего страшнее, чем "Я тебе лицо побью". И, само собой, совершал подвиг случайно. Забравшись в кабину "катюши", невзначай давал залп "за Льва Николаевича Толстого" и брал в плен немецкий десант. Прошедший войну Булат Окуджава, конечно же, не мог сочинить чистую комедию с хеппи-эндом. Фильм положил начало жанру героической трагикомедии, расцветшему на рубеже 1960-1970-х годов. Примечательно, что от запрета его спасло армейское Главное политическое управление, остановившее волну "ветеранских протестов" против фильма. (Михаил Трофименков)

Очень удачная лента о войне, солдатах и любви веселого, начитанного девятнадцатилетнего парня с Арбата (Даль) к связистке из небольшого города на реке Кама. Весь фильм и полвойны шел рядовой Даль к своей любви и надежде и нашел ее, и она любила его. Но не люди выбирают день своей смерти - она был убита немцем, прятавшимся в доме. А с этим самым немцем он пил в окопах водку под Новый Год. Да, забрел, понимаете ли, с посылкой, заблудился, ну и быстро сообразил сказать, что, мол, поздравить с Новым годом послали. Фильм вообще насыщен хорошим человеческим юмором и смешными ситуациями. Если бы не концовка, поместил бы я его в жанр комедии... (Иванов М.)

Эта военная комедия поставлена Владимиром Мотылем ("Белое солнце пустыни", "Звезда пленительного счастья") по сценарию Булата Окуджавы. В свое время ее авторы не на шутку обвинялись "инстанциями" в "облегченной трактовке героизма" и прочих смертных грехах. Между тем, картина и сегодня привлекает своим лиризмом, юмором и музыкальностью. Лично мне в фильме больше всего нравится великолепная игра Олега Даля ("Плохой хороший человек", "Отпуск в сентябре", "Приключения принца Флоризеля" и др.). Особенно в сцене, где он попадает в землянку к немецким офицерам... В "Жене, Женечке..." персонаж Даля лиричен и ироничен одновременно. Он напрочь лишен привычного многим героям отечественным военным фильмам героического ореола. Но покоряет своей искренностью и обаянием... (Александр Федоров)

Выбрав в герои оттепельного московского школяра, авторы фильма не стали устраивать ему многозначительной встречи с погибшим на войне отцом. Они попросту облачили своего Женю Колышкина в выгоревший китель, всучили автомат и отправили прямиком в сорок четвертый. Долговязый недотепа, клоун с грустными глазами и маменькин сынок одновременно - Женя Колышкин, будь он неладен, скопом компрометировал отважных киноразведчиков, мудрых кинополитруков и героических киносаперов. Невпопад открывал огонь на поражение, по ошибке забредал на кружку новогоднего шнапса в немецкий штаб, не успевал протрезветь к началу боя и в минуты решающей атаки воображал себя со товарищи по минометному взводу четверкой отважных мушкетеров, которые не за Сталина проливают кровь - честь Прекрасной Дамы защищают. Этот Женя Колышкин заслуживал гауптвахты, штрафбата, десяти лет без права переписки или "на месте по закону военного времени". Он легко отделался, одним словом. Власть предержащие образца 1966 года на его поведение почти не обратили внимание. Их занимали по большей части авторы фильма, посмевшие переселить традиционно героического героя из драмы в драматическую комедию. Жанр - это было очень серьезно. А герой, что же герой - до него, если вдуматься, никогда никому дела не было. (Дмитрий Савельев, 1993)

Фильм рассказывает историю, произошедшую во время Второй мировой войны. Женя - молодой человек, совершенно не приспособленный к военной действительности. Он постоянно попадает в нелепые обстоятельства, которые порой могут стоить ему жизни. В фильме много забавных и смешных моментов, которые возникают в военные будни. Герою картины постоянно угрожает смертельная опасность, а он умудряется выходить из самых серьезных передряг живым. Любовная история между Женей и Женечкой развивается интересно и небанально. Их отношения восходят от дружбы до серьезных чувств. Пожалуй, это один из тех фильмов о войне, где любовь показана красиво и с ее лучших сторон. Женя - это обычный парень из интеллигентной семьи, который в свои неполные 19 лет попадает в жесткую военную среду. Наверняка это образ большинства советских молодых людей, которые оказавшись на войне, думали и вели себя так же. Часто легкомысленно, несерьезно и не понимая до конца ужас происходящего вокруг них. Роль Жени великолепно сыграл Олег Даль. Актер поражает тем, сколько ролей, интересных и разных, может так талантливо сыграть один человек. «Женя, Женечка и «Катюша» - фильм для тех, кто не любит излишней героизации военных событий, а также для поклонников творчества Олега Даля, который воплотил в фильме очередной яркий образ. («Русское кино»)

Военно-героическая эксцентрическая комедия. «Капли датского короля пейте, кавалеры!» - пел за кадром песню Булата Окуджавы мальчик Саша с такой подходящей для этого случая фамилией Кавалеров. В какой-то степени призыв стал пророческим - Олег Даль, который с трогательным смущением и отъявленной бесшабашностью сыграл в фильме «Женя, Женечка и «катюша» молодого и неопытного солдата Женю Колышкина, забавного интеллигента с Арбата, спустя пару лет будет приглашен на одну из самых сложнейших ролей в мировом репертуаре. И его Шут в «Короле Лире» Григория Козинцева - это развитие на более высоком философском уровне того же трагикомического мотива «вечного мальчика», который осмеливается всегда говорить правду в лицо и поступает с безрассудной естественностью, но в согласии со своей совестью. Казалось бы, «Женя, Женечка и «катюша» - это всего лишь «Беспокойное хозяйство» 60-х годов, беспечная и по-настоящему смешная комедия о военных похождениях вовсе не бравого солдата (теперь он - Колышкин, а не Огурцов). Но выпущенная не без препон со стороны киноначальства, в практически мертвый для проката летний месяц августа 1967 года, с явно заниженным тиражом в 730 копий, эта не такая уж простая по жанру лента имела большой успех у зрителей. Конечно, вызывающие гомерический хохот в зале военные авантюры и эскапады постоянно попадающего впросак незадачливого героя (он даже переодевается в женское платье и изображает мамашу с детской коляской, попав в плен к немцам) должны были привлечь аудиторию, охочую до сумасбродных комедий. Однако фильм Владимира Мотыля и Булата Окуджавы не случайно превратился в культовый также в среде интеллигенции, которая сразу почувствовала не только вызов авторов против ложной героизации войны, но и их почти диссидентское по тем временам стремление отстоять право каждого маленького человека на большой битве народов иметь и хранить в неприкосновенности свою особую, подчас странную и смешную индивидуальность. Когда всех стригут под одну гребенку и равняют в шеренге по росту, только Колышкин, согласно своей фамилии, остается в стороне - словно телеграфный столб в поле, который вызывает насмешки, но, тем не менее, очень нужен людям. Любопытно и то, что после столь характерно названной как раз по именам (ведь даже грозное ракетное оружие получило в войсках ласковое прозвище «катюша») картины «Женя, Женечка и «катюша» Олег Даль снялся еще в одной военной ленте «Хроника пикирующего бомбардировщика», где, несмотря на более сухой заголовок, содержалось тоже немало солдатских шуток и трагикомических историй - и она собрала в прокате 1968 года (пусть и с вдвое большим тиражом) почти такое же количество зрителей: 24,4 млн. (Сергей Кудрявцев)

«Женя, Женечка и "катюша"», строго говоря, фильм не «полочный»; в конце 60-х годов он шел на экранах и шел довольно успешно. Другое дело, какой прием картина встретила, так сказать, в официальных кругах, но об этом чуть позже. Конечно, большинство зрителей, для которых она выпущена сегодня в повторный прокат, ее не видели и, возможно, даже и не подозревали о существовании этой ленты, и я, зритель того же что и авторы «Жени, Женечки..» поколения, смотрел ее новыми глазами честно говоря, сильно удивлялся, почему эта, одна из лучших, с моей точки зрения, военных комедий, на много лет выпала из нашего поля зрения: может быть, «Женечку...» затмило ослепительное сияние «Белого солнца пустыни», поставленного тем же режиссером, Владимиром Мотылем. Конечно, перед нами сказка, но в отличие от множества сказок, рассказанных с экрана отечественным кинематографом, она ни за что иное себя не выдает. И разве когда-нибудь мудрая и добрая сказка была ненужной? «Сказки пишут для храбрых, зачем равнодушному сказка...» - категорически утверждал один поэт. Впрочем, «Женя, Женечка...» - сказка, прямо скажем, нетрадиционная. Женя Колышкин сильно отличается от сказочного героя. Сказочный солдат всегда умелец, он и суп из топора сварит, и девицу-красавицу удалью пленит. А Женя - неумеха и растяпа, постоянно (комедия!) попадающий по своей неприспособленности к фронтовой обстановке в нелепые ситуации. Но почему же тогда этому нескладному мальчику отданы не только наши симпатии, но и - что для него куда существеннее - отдала сердце связистка Женечка Земляникина, хотя ей симпатизировали более мужественные воители? Потому, должно быть, что ее Женя - бесхитростная душа, простодушный мечтатель - остался и на войне человеком, война его не ожесточила, не сделала циником. Хотя Колышкин совсем не трус, но понять негодование его командиров можно: с такими солдатами войну не выиграешь. Но и без таких тоже не выиграешь. Он мог бы сказать о себе словами А. К. Толстого: «Я ведь тоже народ...». Да и мальчишка он еще совершенный. Абсолютный поэтический слух Булата Окуджавы подсказал ему песенку (он - автор стихов, музыку написал И. Шварц), с которой начинается и которой кончается фильм. Казалось бы, какое отношение к Великой Отечественной имеют загадочные капли датского короля («или королевы»), разыскиваемые по всему свету неведомыми кавалерами, а вот, поди ж ты, песенка дает точный настрой к фильму, до очень высокой, звенящей ноты обостряя ощущение несовместимости молодости, счастья, любви с войной, смертью, ненавистью, с тем, может быть, и прославленным, но страшным оружием - гвардейскими минометами, которые обслуживает Колышкин. В фильме много смешного, но в основе своей «Женя, Женечка...» достаточно грустный фильм, именно в силу этой несовместимости. А не грех ли вообще смеяться над фронтовыми солдатиками? Плакать надо над их горькой судьбой, а не смеяться. Что же, плакать, конечно, надо, но улыбаются же люди даже сквозь слезы, если понимают, что тот, кто хочет их рассмешить, делает это, чтобы облегчить им жизнь, чтобы спасти их от стрессов, чтобы помочь им выжить в конце концов. Не над солдатами, а над собой смеются авторы картины, над нами, над нашей общей незащищенностью. Я ощутил в этом фильме некое духовное единство его создателей и их героя. Надеюсь, что они не обидятся за такое сопоставление. Я отнюдь не подозреваю, что в жизни они такие же ротозеи, но такие же романтики, такие же идеалисты. Или по крайней мере были такими. И сыграть роль Колышкина так, как сыграл ее Олег Даль, можно лишь в том случае, если между исполнителем и персонажем есть полное взаимопонимание. Хочется сделать множество комплиментов сценаристам, актерам, композитору, но прежде всего этот фильм режиссерский. Только пересмотрев «Женю, Женечку...» сейчас, я осознал, какое количество режиссерских находок В. Мотыля было заимствовано из фильма другими постановщиками, без ссылок, разумеется, на источник, но, может быть, в том-то и состоит истинная заслуга первооткрывателей. Кинематографические находки трудно описать словами, все равно, что пытаться на бумаге пересказать секреты музыки... И придется ограничиться голословным утверждением, что, во-первых, стилистика этого фильма цельна и самобытна, а, во-вторых, как всякое оригинальное произведение, фильм Владимира Мотыля вовсе не устарел. Прекрасен оптимизм картины, жизнеутверждающая уверенность ее героев и ее создателей в том, что вопреки всем трагическим потерям добро на Земле восторжествует. И вот этот-то оптимизм, который и войну помог нам выиграть и который, казалось бы, надо было трепетно беречь и пестовать, потому что только он смог бы поспособствовать сотворению чуда в нашей стране, был грубо и расчетливо затоптан хмурыми, неулыбчивыми людьми. В те времена (как и много позднее) было модно через строку ссылаться на «мнение народное», особенно когда требовалось кого-нибудь прикончить. «Народ не примет...», «народ не поймет...», «народ с гневом отвернется...». Именно зрительские письма, как удары реактивных снарядов, обрушила на головы создателей картины тогдашняя пресса, устами читателей называвшая фильм «копеечной клоунадой», ковбойским боевиком и т. п. Да и организаторы этой кампании тоже были на высоте: «В Союзе кинематографистов остро ставился вопрос о таких фильмах, как «Женя, Женечка и „катюша"», в которых война изображена в стиле легких анекдотов...»,- было заявлено на одном из пленумов правления Союза кинематографистов. С годами цена оценок сильно меняется, и мне представляется, что «Женя, Женечка...» оказалась тогда в неплохой компании, если вспомнить, что совсем недавно (речь, понятно, о 60-х годах) была подвергнута разгромной критике «Застава Ильича» Марлена Хуциева, запрещен «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, положены на полку... Здесь список велик, он всем сегодня известен. Можно понять, не оправдать, конечно, но хотя бы понять побуждения власть предержащих, толкающие их запрещать произведения, в которых авторы затрагивали болевые точки окружающей действительности, ведь официально было приказано считать, что никаких серьезных заболеваний в нашем общественном организме нет. Но на практике отвергалось все непривычное, нестереотипное, другими словами, все талантливое, ведь талант - это прежде всего непохожесть. В этом явственно просматривается глубочайшее фарисейство сусловской идеологии, ах, не за социалистическое первородство она боролась даже в тогдашнем, догматическом, понимании; прикрываясь высокими словесами, она была занята только защитой самой себя, собственной системы. Нашлись, однако, умные люди, которые добились выпуска картины в прокат, а через некоторое время поручившие вдрызг разруганному режиссеру постановку «Белого солнца пустыни». Что же касается критики, то на страницах центральной прессы лишь А. Зоркий выступил в поддержку фильма, некоторые - немногие, правда,- присоединились к официальной точке зрения, остальные благоразумно промолчали. Да и я сам отважно пишу положительную рецензию на «Женю, Женечку...» через двадцать лет. Конечно, нынешние молодые зрители будут смотреть фильм Владимира Мотыля и Булата Окуджавы не моими, затянутыми сильной ностальгической пеленой глазами. Но, буду надеяться, они почувствуют искренность «Жени, Женечки...» и догадаются, что жизнь не имеет ничего общего с казенным, насаждавшимся сверху оптимизмом, который якобы должен быть присущ всем советским людям вне зависимости от того, что вокруг них происходит. (Всеволод Ревич. «Советский экран», 1989)

ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ВЛАДИМИРОМ МОТЫЛЕМ.
- Владимир Яковлевич, Вашему прекрасному фильму «Женя, Женечка и "катюша"» исполняется, ни много ни мало, сорок лет. Пожалуйста, расскажите, как Вы пришли к созданию этой картины. - Не попав ни на Высшие режиссерские курсы, ни во ВГИК, я проработал несколько лет в театре, в разных городах, в основном в Екатеринбурге, тогдашнем Свердловске. В кино я дебютировал в 1963 году с фильмом «Дети Памира». Этот дебют был хорошо принят критикой, Таджикская республика отметила его Государственной премией, а мне присвоили звание заслуженного деятеля кино Таджикистана и Почетного гражданина Душанбе, в общем, я получил все лавры. Но в российском кино начать работать было почти невозможно, так как я не хотел вступать в штат студий. На «Таджикфильме» я работал вне штата, потому что не мог и не хотел находиться под этим прессом - партком, обком, дирекция... Я предпочитал хотя бы относительную свободу от всех этих заседаний, худсоветов. И, надо сказать, «Таджикфильм» меня уже избаловал в этом отношении - так, мне предоставили возможность объехать все центральноазиатские страны, подготовиться к моему дебюту, и даже съездить в экспедицию на Памир. Взращенный в этих условиях, я энергично принялся за работу. Пишу первую сценарную заявку - ее заваливают, пишу вторую - заваливают, третью - заваливают, предоставляю на «Мосфильм» готовый сценарий - заваливают... Таким образом, перед «Женей, Женечкой и "катюшей"» у меня была в кинематографе отчаянная ситуация, даже было впечатление, что только в театр и можно будет вернуться, что мечта жизни на «Детях Памира» рухнула. И тогда я решил прислушаться к конъюнктуре. В советской печати в то время с подачи Главного политического управления Советской Армии появлялись публикации о том, что молодежь отлынивает от армии, а кинематограф никак не реагирует на эту острую проблему. Дескать, на Западе есть комедии на военную тему, - «Бабетта идет на войну», «Мистер Питкин в тылу врага», - а нам этого не хватает. И я подумал, что в эту лазейку мне, может быть, удастся пролезть. - Как вышло, что Вашим соавтором в работе над сценарием фильма «Женя, Женечка и "катюша"» стал Булат Окуджава? - Я был горячим поклонником его творчества. Еще будучи с ним не знаком, я взахлеб прочитал его повесть «Будь здоров, школяр», и ее интонации, ее мягкий юмор и ее истинная правда о войне, на фоне героических публикаций, меня навела на идею сюжета о школьнике-интеллигенте, который попадает на войну, и все время у него все невпопад. И там должна вспыхнуть какая-то любовь, которая даже может обернуться трагедией, - ведь это все-таки война, - и он даже может быть виновником этой трагедии. Вот такие общие черты сюжета. И когда я написал заявку, где уже были все персонажи - и Женя Колышкин, и Женечка Земляникина, и Захар Косых, страниц на двадцать пять машинописных, - я отправился в Ленинград, где в это время жил Окуджава. Когда он прочел заявку, то спросил: «А при чем тут я? У вас есть сюжет, есть характеры, все намечено, беритесь и пишите». Я ему сказал: «Булат Шалвович, я поклонник вашей обруганной в печати книги «Будь здоров, школяр», мне очень понравились те детали, которые вы привнесли из настоящей жизни, ведь вы были на войне, в отличие от меня. Пожалуйста, подумайте об участии в работе над сценарием, мне бы хотелось, чтобы мы были соавторами, я очень нуждаюсь в вас. Ваши диалоги, ваш язык мне очень близки и дороги». И он согласился. Причем Булат не цитировал ничего из «Школяра», он оказался очень послушным соавтором, и у нас никогда не возникало споров. Он всегда принимал к сведению то, что я хотел, и, выслушав мои пожелания, набрасывал ту или иную сцену. Помните одну из самых ярких комедийных сцен фильма, когда Захар Косых слышит разговор Жени и Женечки по телефону и принимает его на свой счет? Я придумал сюжет этой сцены, а Окуджава написал сам диалог. Мы жили и работали тогда в Ялте. Булат удалился часа на полтора, а затем принес мне диалог. Я покатывался, падая со стула, а Булат говорил: «Что, нравится?» У него была такая манера - когда его хвалили, он как бы удивлялся этому. Это было некоторое лукавство, он знал себе цену, но говорил: «Что, нравится, да? В самом деле, нравится?». Я ответил: «Булат, да это прекрасная сцена!» - Как этот совместный сценарий превратился в фильм? - Когда работа у нас была закончена, я отдал сценарий на «Мосфильм», который его благополучно закрыл как не соответствующий указаниям партии и правительства, а также Главного политического управления Армии. Там был трагический финал, а чиновникам нужно было, чтобы был счастливый конец. Тогда я снова отправился в Ленинград, на «Ленфильм», в наиболее либеральное Третье творческое объединение Владимира Венгерова, благодаря которому были созданы несколько лучших фильмов того времени. Там прочитали сценарий и сказали: «Давайте снимать!» Мы сделали кое-какие поправки, и сценарий уже был готов к запуску, но затем снова остановлен и приказом дирекции совсем закрыт. Мне сказали, что эта тема совсем не ко двору, то есть повторился весь тот набор аргументов, который я слышал на «Мосфильме». И как Объединение ни пыталось убедить руководство «Ленфильма» в обратном - ничего не получалось. Тут еще мешало - и об этом меня предупреждали в Госкино - участие в написании сценарии Булата Окуджавы. Мне говорили: «Не бери его в соавторы, этот человек под подозрением, он не подчиняется никому». Тем более что книга «Будь здоров, школяр» была обругана всей прессой, а сборник «Тарусские страницы», где она была опубликована, был просто разгромлен. В общем, рухнула пятая или шестая моя затея. - Как же вам удалось добиться того, чтобы фильм был снят? - Находясь в отчаянном положении после запрета картины, я вдруг узнаю, что заведующим отдела кино отдела агитации и пропаганды ЦК Партии назначен мой «лютый друг», человек, переведенный из Свердловска в Москву, который, будучи первым секретарем Свердловского обкома комсомола, закрывал все мои спектакли. И вдруг он оказывается в Москве завотделом кино в ЦК. И тут я вспомнил недавние события, связанные с этой личностью. Дело в том, что на заседании комитета, который за год до этого рассматривал выдвижение моего фильма «Дети Памира» на Ленинскую премию, этот человек выступил и сказал, что дать Ленинскую премию этому фильму было бы неверным решением, потому что Миршакар, автор поэмы, которая легла в основу сценария, уже имеет Сталинскую премию; Мотыль не таджик; оператор Борис Середин из поволжских немцев; сценаристка Инна Филимонова - русская, и, таким образом, по линии поддержки национального кино этот фильм не годится. И, самое главное, сказал он, фильм этот в основном сделал Лев Кулиджанов, который в титрах значился как художественный руководитель. На самом же деле Кулиджанов, хорошо относясь ко мне, согласился поставить под сценарием свою фамилию для того, чтобы картина успешно прошла все инстанции. Он прилетел один раз в Душанбе, мы с ним пообщались, Лев просмотрел сценарий, сказал, что все в порядке, и больше в процессе съемок никак не участвовал. И вот такая клевета о том, что фильм «Дети Памира» сделал Кулиджанов, прозвучала на заседании Ленинского комитета. Об этом мне рассказал Вениамин Каверин со слов председателя комитета, поэта Николая Тихонова. И вот подходит пленум Союза кинематографистов, и я знаю, что там этот человек появится. А человек этот был будущий председатель Госкино Филипп Ермаш. Я подкараулил его, и когда он появился в фойе, подошел к нему и сказал: «Филипп Тимофеевич, вы выступали на Ленинском комитете в присутствии высших партийных руководителей, и допустили грубую клевету в мой адрес и в адрес фильма «Дети Памира». Я могу вам обещать, что я обращусь в Центральный комитет КПСС, и факт клеветы подтвердит Вениамин Каверин и председатель Ленинского комитета Тихонов». Ермаш покрылся краской, как вареный рак. Он что-то забормотал: «Ты подожди, подожди, еще ничего не решено... У тебя какие проблемы, с какой-то военной картиной? Ты подожди, сейчас разберемся...» В этом время мимо проходит Илья Киселев, директор студии «Ленфильм». Ермаш, который даже не читал сценарий фильма «Женя, Женечка...», кричит ему: «Илья Николаевич, что там у вас с этой военной комедией, как там она называется-то?.. Сейчас молодежь не идет служить, нам нужна военная комедия, а вы маринуете, что за безобразие?!» Киселев напрягся и тут же соврал: «Я уже подписал приказ о запуске!» И вот так началась эта картина - не было бы счастья, да несчастье помогло. - Владимир Яковлевич, какая самая сложная, но одновременно интересная задача стояла перед вами при работе над фильмом? - Самое главное было - отыскать исполнителей главных ролей на роли Жени, Женечки и Захара Косых. На роль Женечки мне пришлось разыскивать актрису Галину Фигловскую. Кажется, она закончила Щукинское училище, но по актерской специальности не работала. У нее было второе инженерное образование, и она трудилась в закрытом секретном учреждении. Установить ее фамилию оказалось непростым делом, но мне все-таки помогли ее бывшие друзья. Она страшно удивилась, так как считала, что ее актерская карьера не состоялась. Так я нашел Женечку. На роль Захара Косых молодой начинающий актер Михаил Кокшенов подошел сразу же, после первой пробы, он очень точно «попал». А с главным героем мне помогло то, что к работе над одним из своих предыдущих, запрещенных властью фильмов я предполагал привлечь, в числе нескольких кандидатов, Олега Даля. Несмотря на малое внешнее сходство с персонажем, внутренне он очень подходил, он мне понравился по ролям в театре «Современник». И вот во время отбора актеров для фильма «Женя, Женечка и "катюша"» у нас состоялась встреча с Далем. Он сразу поразил меня тем, что в те аскетичные по модам времена он был одет в ярко-малиновый вельветовый пиджак! И держался он очень независимо. Вообще, Даль редко отвечал на вопросы, глядя в глаза, в основном смотрел куда-то в сторону. В ответ на мое предложение сниматься в моем фильме он сказал очень независимо: «Пожалуй, можно...» И это несмотря на то, что он уже тогда был не избалован ролями. Это главное качество, которое я в нем увидел, которое мне импонировало - его абсолютная независимость. В первой беседе мы обсудили какие-то общие вопросы, он с чем-то не соглашался, а затем я уже дал ему сценарий и пригласил его на пробу в Ленинград. - И как же началась Ваша работа с этим талантливым актером? - Первая проба была полный провал. Видимо, он был не в форме, возможно, перед этим «погулял» в Москве, сейчас уже трудно сказать. Уже тогда ходили слухи, что Даль - из запойных, но это ложь, я могу смело это утверждать. Ведь сняться в роли Жени Колышкина в состоянии запоя, где он присутствовал в кадре почти постоянно, от сцены к сцене, было невозможно. А в «МК» однажды, когда напечатали мое интервью, был портрет Олега в роли Колышкина и подпись: «Артист Олег Даль снялся в главной роли в фильме «Женя, Женечка и "катюша"», не выходя из запоя», вот такой кошмар. Итак, я снова приглашаю Олега на пробы. Какое-то время они откладывались по техническим причинам, Даль был уже несколько дней в Ленинграде, где встретил своих закадычных дружков, и пробы снова были сорваны. И тут я уже подумал: «А не рискую ли я?» Но он так мне понравился во время первого разговора! Интуитивно меня к нему притягивало - так тонко, так самостоятельно мыслить, смотреть на вещи в отличие от критики и устоявшегося мнения о том или ином актере, режиссере, явлении... Мне его независимость была очень нужна для этой роли, ведь главное качество Жени Колышкина - это его неадекватность окружающему. Он живет в своем фантастическом, выдуманном, иллюзорном мире... Он совершенно не ощущает, что он на реальной войне, и от этого происходят все его приключения. Даль был точный, снайперский выбор на эту роль. Тем временем Объединение на меня насело: «Даля мы не утвердим». И тогда я решил назначить втайне еще одну пробу, как будто для какого-то другого фильма. Я позвонил Далю и сказал: «Олег, дорогой, я очень хочу тебя снимать. Я хочу, чтобы ты за несколько дней подготовился к этой пробе, чтобы ты приехал ко мне в состоянии, подходящем для творчества». Он выполнил мою просьбу и провел просто блистательную пробу - все, что мне было нужно, все я увидел на экране. И я утер нос Объединению: «Ну, вот видите! Всегда нужно дать слово адвокату!» Они согласились, но сказали, что я беру на себя большую ответственность за производство. Тем не менее, один инцидент, связанный с алкоголем, на съемках все-таки произошел, и Олег Даль попал в милицию на пятнадцать суток. Я договорился с начальником отделения, и актера под конвоем доставляли утром на съемочную площадку, а вечером снова забирали на «отсидку». И как раз тот самый диалог, о котором я уже напоминал, когда Женя Колышкин разговаривает с Женечкой, сидя на гауптвахте, снимался именно в это время! Поскольку Олег не мог никуда отлучиться, встретиться с кем-то, кто мог его спровоцировать, он был такой нежно-внимательный, какой-то детски трогательный, расположенный к актерам, режиссеру, такой же наивный и непосредственный, как его персонаж. - Каким остался в Вашей памяти Олег Даль, так рано ушедший из жизни? - Когда я думаю об Олеге, я не могу не вспомнить, что во время своего визита на Кавказ я был в домике Лермонтова. У Даля Лермонтов был едва ли не самым любимым поэтом: К добру и злу постыдно равнодушны В начале поприща мы вянем без борьбы Перед опасностью позорно-малодушны И перед властию - презренные рабы... Олег ощущал предательство своих друзей по цеху, актеров, их отступление от принципов, которые были заложены в «оттепель». Тогда, еще до прихода Брежнева, уже чувствовалось, что что-то надвигается. Он был максималистом в своих убеждениях, он отвергал компромиссы, какое-либо угодничество. И этот максимализм привел его к трагедии. Так вот, когда я был в Тарханах, имении бабушки Лермонтова, заведующая клубом рассказала мне, как туда приезжал Олег Даль. Дело в том, что склеп поэта в то время открывали только для самых высоких гостей - членов Политбюро, секретарей ЦК партии, и так далее. Исключение было сделано для Ираклия Андроникова, но это же тогда была величина всесоюзного масштаба. А Даль был из нетитулованных гостей единственный, кому открыли склеп Лермонтова, и он там провел около двадцати минут. Олег - личность трагическая, состоявшая в противоречии со временем. И это противоречие сработало на противоречивое поведение моего персонажа Жени Колышкина на войне, отсюда трагикомичность и всего фильма. - Наверное, этот фильм - даже не трагедия и не комедия, а фильм о любви, и этим он еще ценен? - В данном случае я говорил о характере моего главного героя, хотя и любовь на войне - тоже, казалось бы, совершенно неуместна. Поэтому любовь и сцементировала весь сюжет. Почему я так долго искал актрису на роль Женечки? Потому что это должна была быть обаятельная, привлекательная женщина, но немного «грубоватой» внешности. Галину Фигловскую я впервые увидел на фотографии, и мне сразу понравились ее чувственные губы - страстные губы и для платонической, и для физической любви. Она не красотка, но точность ее портрета заставила меня искать ее, и, наконец, найти. - Какова была дальнейшая судьба фильма после того, как он был снят? - Это особая глава нашего рассказа, потому что фильм «Женя, Женечка и "катюша"» был первым запретом на профессию для режиссера Мотыля. Эта картина была признана вредной, вся критика ее освистала. Пресса была полна очень резких и оскорбительных выступлений. Фильм все же шел «третьим экраном», по клубам и окраинным кинотеатрам, и имел очень широкий успех. Зрители поняли, что если власть так ругает фильм, то, значит, там что-то есть. Тем не менее, картина была фактически под запретом, и под запретом был я как режиссер. За мои сорок лет режиссуры я ставил один фильм за четыре-пять лет, потому что четыре-пять моих тем, - иногда я доводил их до расширенной сценарной заявки, иногда до сценария, - как правило, закрывались. Например, я написал заявку, которая называлась «Комета, судьба моя» об Иване Анненкове, и ее тоже «зарубили», но потом эта тема отозвалась в моем фильме «Звезда пленительного счастья». В это тяжелое время, когда мне больше не светило работать в кино, мне было очень трудно, в особенности потому, что к кино я «прикипел» еще с детского возраста. Я рос в ссылке, и единственным выходом в мир культуры для меня был экран «передвижки», который достигал североуральских широт, где после гибели в Соловках арестованного отца я жил со ссыльной матерью. С детских лет кино для меня было всем, я не представлял себя без кинематографа, и другой профессии, кроме кинорежиссера. И когда «зажали» фильм «Женя, Женечка и "катюша"», это для меня был очень сильный удар, я понимал, что эту ленту власти мне не простят и не дадут больше работать в кино. Уезжая на Юг отдохнуть, я в отчаянии даю телеграмму министру Алексею Косыгину. Он был в правительстве прагматиком, очень ратовал за хозрасчет. Я дал ему телеграмму на триста слов, и там была такая фраза: «Даже преступнику объясняют, за что его судят. Меня запретили без всяких объяснений. Фильм «Женя, Женечка и "катюша"» пользуется успехом у зрителей, об этом вам нетрудно узнать», и так далее, подпись - «Мотыль». И я уехал на Юг, но буквально через день после моего приезда туда получил правительственную телеграмму из Совета министров от секретаря Косыгина: «Алексей Николаевич рассмотрел вашу просьбу, фильм «Женя, Женечка и "катюша"» допущен к экрану и препятствий с выходом этой картины к зрителю нет». И после этой телеграммы мне рассказали, что Косыгин пришел на просмотр фильма, и якобы на середине он поднялся и сказал: «Ну, вообще чепуха какая-то, но зритель смотреть это будет, так что пускай этот фильм зарабатывает деньги...» В итоге аудитория картины составила более двадцати миллионов кинозрителей. - Каким образом, благодаря ли сценарию, написанному Булатом Окуджавой, или игре Олега Даля, удалось так точно попасть в образ главного героя? - Этот вопрос очень простой. Я не могу снимать никакого героя ни в одной своей картине, если я не переношу самого себя на моего героя или даже героиню. Теория перенесения в искусстве не мной придумана, ее пропагандировал искусствовед и психолог Марк Марков, с которым я хорошо знаком. Когда художник переносит пережитые им чувства на своего героя, тогда он достигает искренности и слияния с ним. Поэтому Женя Колышкин в чем-то повторял то, что я пережил в военном лагере. После войны нас, мальчишек, собрали в военный лагерь для подготовки к будущей войне с Японией. И консультанты там были прошедшие фронт, самые разные люди. Были те, которые нам сочувствовал, и были держиморды - я помню разожравшуюся морду начальника лагеря. А нас-то держали впроголодь, и когда я вернулся, мама чуть не упала в обморок - вошел отощавший полускелет. И вот всякие передряги, пережитые мной в этом лагере, мне очень пригодились на съемках фильма «Женя, Женечка и "катюша"». Таким образом, я перенес свои переживания на своего героя. Ну, и не стоит забывать, что Булат, хотя воевал и недолго, но все же был на фронте, куда он пошел добровольцем. Конечно, какие-то фразы и выражения он привнес в сценарий из фронтовой жизни, еще какие-то детали я взял из его книги «Будь здоров, школяр», так что мы вдвоем вложили себя в этого персонажа. Когда картина была закончена, Окуджава приехал в Ленинград посмотреть фильм. Кончилась картина, я вижу - он какой-то сумрачный. Я спрашиваю: «Что, не понравилось?» Он отвечает: «Знаешь, Володя, когда мы писали этот сценарий, я представлял себя Колышкиным, даже несмотря на то, что основных персонажей придумал ты. А сейчас я посмотрел картину, а там же на экране - ты!» Я говорю: «Ну, Булат, извини, ты же понимаешь, что мне было бы сложно копировать тебя, мне гораздо проще было бы думать, что главный герой - это я». - Скажите, Вы слышали имя писателя Эфраима Севелы? - Да, я даже был знаком с ним. - У него есть книга, которая называется «Моня Цацкес, знаменосец», она вышла позже вашего фильма, и там есть эпизод, в котором красноармеец, главный герой книги, по ошибке попадает с посылкой к немцам в окопы, то есть эта сцена фактически скопирована из вашего фильма! Вы слышали об этом? - Мне это неизвестно. Я не читал его книг, я только знаю, что он эмигрировал. Я думаю, что в условиях свободы он мог бы куда лучше состояться здесь, в России. - Последний вопрос - непростой. Вы сказали, что вы категорически не хотели становиться частью советской системы кино. Но вы же отдавали себе отчет в том, что, не вливаясь в систему, вы не сможете заниматься творчеством вообще? - Я отдавал себе отчет в том, что, вливаясь в эту систему, я ничего путного сделать не смогу. Я очень рефлекторен, на меня сильно действуют любые окрики, и испортить мне настроение ничего не стоит. Я завидовал таким независимым режиссерам, как Андрей Тарковский и Сергей Параджанов, которые работали в штате, но это были люди очень крепкие духом. А я, пережив потерю отца и ссылку матери, очень подвержен настроениям, и поэтому жить в постоянном подчинении, зависимости от кого бы то ни было я просто не смог бы. Мне повезло, что Третье объединение «Ленфильма» оказалось столь либеральным, это были очень интеллигентные люди, которые относились ко мне с большим уважением. Моя работа сильно сказывалась на моей семье, так как я должен был все время колесить по стране, работать в периферийных театрах, зарабатывая деньги в паузах между фильмами... Это было очень тяжело. Мне трудно даже подобрать слова, насколько моя мама терпимо относилась к этому. Она сочувствовала, соучаствовала во всех моих переживаниях по поводу простоев, и никогда ни словом не упрекнула, хотя имела на это право. Те люди, которые работали внутри системы, эти великие имена, они были сильные, они начинали со ВГИКа. А я пришел окольным путем - во ВГИК меня не приняли по моей вине: я был влюблен, ко мне приехала моя девушка, и я прогулял последний тур. Спохватился, но было поздно. Я так расстроился, что уехал к маме в Свердловск и поступил в театральный институт. Но я не жалею об этом, так как я прошел актерскую школу и могу разговаривать с актерами на их языке. (Максим Депутатов)

Съемки начались с шантажа. "Меня не интересовали баталии, - говорил Владимир Мотыль. - Гораздо важней представлялось проникнуть во внутренний мир героев". Режиссером не случайно были выбраны ракетные части, которые непосредственно в схватках не участвовал Знаменитые "катюши" значительную часть времени простаивали в тылу. Поступал приказ Верховного Главнокомандующего, ракетные установки ночью потушенными фарами выдвигались в заданный квадрат, отстреливались и тут же уходили маскироваться в леса. Сверхсекретное оружие тщательно оберегали от посторонних глаз. С предложением сделать эксцентрическую комедию Мотыль пришел к Булату Окуджаве, "Я обожал этого стойкого, маленького, худенького солдатика, - говорит режиссер. - Помня его обруганную автобиографическую повесть "Будь здоров, школяр", я был уверен, что тема задуманного фильма ему будет очень близка". Мотыль нашел Окуджаву в Ленинграде, у поэта и писателя был семейный кризис, он жил тогда у своей будущей жены Ольги Арцимович. "Сюжеты носятся в воздухе как тополиный пух. Мы с Мотылем, нечего не зная, друг о друге, поймали один и тот же сюжет..." - напишет позже Окуджава коротеньком и остроумном предисловии к сценарию. "Писали мы сценарий с Булатом в весенней Ялте, в доме писателей, - вспоминает Владимир Яковлевич. - Балконы наших комнат выходили на цветущие сады. Работали отдельно. Я писал сюжет, он вставлял потрясающие диалоги - подлинные и остроумные. Булат отлично знал солдатский быт. Кто-нибудь из нас кричал из окна: "Я готов...", мы сходились и сводили наши тексты в единый сценарий. Позже я также пытался пройти через некое соавторство, но все потуги кончались полной неудачей, я неизменно просил соавторов уйти с дороги, дав мне полную свободу. С Булатом у нас не было разногласий, работа шла полным ходом. Конечно, мы использовали некоторые автобиографические детали, рассказанные Булатом в его повести, - вспоминает Мотыль. - У него тоже был увлечение связисткой, но не более. Меня всегда удивляло, как иные из критиков и журналистов, не взяв в руки прозу Булата Окуджавы, писали, что фильм "Женя, Женечка и "катюша" - это экранизация повести "Будь здоров, школяр". Это чушь. Окуджава, когда писал сценарий, представлял вместо героя себя, Мотыль, когда снимал картину примерял на роль Колышкина себя... В результате картина получилась совсем не та, что задумывали режиссер и сценарист, она вышла гораздо серьезнее. Название фильма пришло сразу. Инфантильная история должна была иметь соответствующее название. Озаглавив сценарий "Женя, Женечка и "катюша", Мотыль считал, что таким игривым названием он усыпит цензуру. Но непробиваемому по тем временам сценарию был дан зеленый свет только благодаря... шантажу. На одной из конференций в Свердловске Мотыль, возглавлявший тогда Театр юного зрителя, поймал на невежестве первого секретаря обкома комсомола - Филиппа Тимофеевича Ермаша. Перебравшись в Москву, чиновник, ставший завсектором ЦК по кино, не преминул оболгать начинающего режиссера. Ермаш заявил, что выдвинутый на Ленинскую премию фильм "Дети Памира" снят благодаря помощи Льва Кулиджанова, а у последнего уже есть Государственная премия. А Лев лишь прочел сценарий и один раз прилетел на съемки фильма посмотреть уже отснятый материал. Премию Мотылю не дали. На пленуме Союза кинематографистов режиссер пригрозил Ермашу разоблачением. В новой должности скандал был чиновнику не с руки, он решил поддержать режиссера: "Я слышал, у тебя какие-то проблемы с новым сценарием, военная тема, комедия... "Тут же подзывает генерала Востокова - первого человека в Главном политическом управлении армии, отвечающего за искусство: "Тут есть прекрасный сценарий на военную тему". Вызвал он к себе и Киселева - директора студии "Ленфильм": "Ты что, такой сценарий маринуешь?" Тот тут же соврал: "Так уже приказ есть о запуске". Органическая грубость воюющей связистки. В период работы над сценарием Мотыль и Окуджава признавались друг другу, что, будучи в юные годы худыми, длинными и нескладными, испытывали тягу к крепким, властным девушкам, которые разговаривали небрежно, а порой и насмехались над ними... Мотыль подбирал Женю Земляникину по своему вкусу. Позже оказалось, что и Булат выбрал бы именно ее. Но сначала руководителями "Ленфильма", худсоветом и парткомом режиссеру была навязана актриса Наталья Кустинская. "Она хорошая актриса... в опереточно-водевильном плане, - смеется Мотыль. - Мне понравилось, как она сыграла в паре с Натальей Фатеевой в фильме "Три плюс два". Но она была бесконечно далека от задуманной мною фронтовички. Кустинская не могла с ходу отшить неугодного кавалера, в ней не было органической грубости воюющей связистки. Отсняв всю летнюю натуру, я категорически заявил: "Или я убираю Кустинскую, или не снимаю картину". Пришлось Кустю - так ее звали в съемочной группе - снять с роли". Но на общих планах в фильме она все-таки осталась. Картина была приостановлена. Поиски новой главной героини ни к чему не привели. Просмотрев многих питерских актрис, режиссер поехал в Москву. Побывав во многих театрах, от отчаяния он зашел в "Щуку". Считалось, что в этом театральном училище учатся самые сексуальные студентки. Педагоги предпочитали отбирать среди талантливых девиц тех, кто может "с пол-оборота завести" мужскую половину зала, намертво приковав к себе ее внимание. Мотыль с ходу взял в оборот руководство училища: "Назовите среди ваших учениц трех-четырех самых талантливых за последние два-три года, у которых не сложилась актерская судьба". Удивительно, но такую актрису тут же вспомнили, правда, следы ее потерялись. Ни в одном из театров Москвы она не работала. Режиссеру пришлось разыскивать свою будущую героиню с помощью МВД и чекистов. Нашел он ее аж в Подольске. Галя Фигловская работала тогда на одном из оборонных заводов по первой своей специальности. В "Щуке" она была самой старшей на курсе. И, что называется, подавала надежды, ее замечали. Считали очень талантливой и пророчили большое будущее. После тяжелой неудачи в личной жизни девушка попала в больницу с нервным срывом. А потом и вовсе ушла со сцены. "Первое, на что я обратил внимание, когда Галина предстала передо мной, - рассказывает Владимир Мотыль, - на ее чувственную нижнюю губу. Я представил, как она не просто поцелует нашего солдатика, а прямо проглотит целиком... Я понял, что близок к цели: "Вот вам сценарий, подготовьте вот этот кусок текста для пробы". Она согласилась. Прочла сценарий. История чистой любви связистки и минометчика ее зацепила... Булат был очень доволен, говорил: "Мою роль ты не угадал, а девушка - точная фронтовичка". В связистку Женю Земляникину в фильме все немного влюблены. В кадре минометчик Женя Колышкин заикался и робел перед белокурой красавицей, а та, насмехаясь, кричала ему: "А ты еще малявка, да?" Но как только прекращались съемки, они тут же менялись ролями. Олег всячески подтрунивал над Галей, не упускал случая назвать ее Фигой. "В съемочной группе многие симпатизировали актрисе. У Гали был необыкновенно красивый низкий голос, - вспоминает Михаил Кокшенов. - Но романы у наших мужиков случались только на стороне". Гасли софиты, и влюбленная Женечка снова становилась сдержанной и серьезной. После того как фильм пустили в прокат, Галину Фигловскую пригласил в свой театр Георгий Товстоногов. Великий режиссер очень ценил женскую красоту. «Определенный тип женщин на него производил неизгладимое впечатление, - поясняет Мотыль. - Он считал Галю суперсексуальной актрисой. На самом деле она была абсолютно холодной женщиной. Постепенно Товстоногов перестал давать ей роли в спектаклях". Через несколько лет Галина вышла замуж за Эдгара Дубровского, написавшего сценарий к фильму "Холодное лето 53-го". Бывший альпинист, сын известного художника сумел растопить сердце тонкой и ранимой Гали и сделать ее счастливой. "Это была безумная любовь, - вспоминает композитор Исаак Шварц, друг семьи. - Галюша последние годы сильно болела. Она вся высохла, на нее больно было смотреть, одни глаза - те самые глаза Женечки Земляникиной и остались..." Год назад Галина Фигловская умерла от сильнейшего приступа полиартрита. Во время болезни, когда Галина уже не могла передвигаться сама, муж инвалид с одной ногой, сам перенесший ряд серьезных операций, носил любимую на руках. Время, когда Галина снималась в этом фильме, она считала самым ярким в своей жизни. Эдгар Борисович рассказал репортеру "МК", что, когда показывали по телевизору "Женю, Женечку и "катюшу" Галя молодела прямо на глазах. На стене их гостиной на самом видном месте до сих пор висят три портрета - Мотыля, Окуджавы и Шварца, который написал божественную музыку к фильму. Пьяного Даля ставили спиной к камере. Главную роль нелепого интеллигента Жени Колышкина, который постоянно попадает во всякие трагикомичные ситуации, прочили Олегу Далю. Длинная нескладная, юношеская фигура Даля как нельзя лучше подходила для роли влюбленного минометчика. Но пробы оказались одна не удачнее другой. "Я совершенно потух, - продолжает вспоминать режиссер. - Мне говорят: "Володя, ты разве не заметил, что Даль "под балдой?" Я подошел к Олегу и сказал: "Ты был не в форме, давай назначим вторую пробу, имей в виду, в таком виде тебя на роль никто не утвердит". Он приезжает - еще в более сильном подпитии. Я понял, что Олег находился в тяжелом запое. Отдавая должное его таланту, я назначил третью пробу..." У Даля тогда не ладилась семейная жизнь. Его второй брак с актрисой "Современника" Татьяной Лавровой продлился всего полгода. Как ни странно подействовала в полной мере на него директор картины. Она по-матерински высказала ему: "Олег, ты хороший парень, но ты ушел из "Современника" после очередного скандала, расстался с одной женой, другой, ты хочешь совсем пропасть?" Как ни удивительно, но увещевания подействовали. На третью пробу Даль приехал в моднейшем вельветовом пиджаке вишневого цвета. С ходу прочитал отрывок, все ахнули - Олег сразу "схватил характер" своего героя, хотя Даль по жизни был ироничным, замкнутым человеком, а его герой - Женя Колышкин - открытый и простодушный. "В роли инфантильного ракетчика он просто парил, - замечает Мотыль. - Я взял Олега в картину, но предупредил: "Забудь, что задумана эксцентрическая комедия. Все надо делать всерьез. Строго Станиславскому: "ощущение жанра должно возникать в зрительном зале, но только не у актеров". Далю в то время не было еще и двадцати пяти. Слушая режиссера, он был немногословен, в его ответах чувствовалась снисходительная нотка: "Роль неплохая. Ну ладно, попробую..." Он все переводил на свое внутреннее мироощущение. Самолюбивый Даль был уверен, что ему подвластна любая роль... За время работы над картиной съемочная группа пережила два срыва Олега. "Я был вынужден ставить его спиной к камере, - говорит режиссер, - выпитого накануне у него было отекшее лицо и мутные глаза. Он же умудрялся при этом еще и шутить, и насмехаться над напарником - Кокшеновым. Олег пускал реплики, которые напрочь сбивали Мишу с толку. Звукооператор - интеллигентная женщина выскакивала с красными ушами и просила: "Ну, пожалуйста, попросите Даля не выражаться..." Зимой Олег снова "выпал в осадок"... Как раз нужно было снимать его отсидку на гауптвахте, коронный кусок с потрясающими диалогами, написанными Булатом Окуджавой. Но в гостинице, где жила съемочная группа, грянул жуткий скандал. Даль, будучи "под мухой", оскорбил дежурную по этажу. Она не давала ему ключи от номера, а ему срочно нужно было туда попасть... Даль сорвался, обматерил ее, она и вызвала наряд милиции. "Олега взяли. Скоропалительный суд припаял ему пятнадцать суток, - рассказывает Мотыль. - Я еду к начальнику милиции, хлопочу за него. Но мне объясняют, что ничего не могут сделать: "Пока мы будет ходатайствовать перед вышестоящим судом, пройдет больше месяца". Я договорился, что под стражей его будут доставлять к нам на съемочную площадку. Зима заканчивалась, а у нас по сценарию она была в самом разгаре, Кутузка, в которую попал Олег, была для нас просто даром судьбы, ведь достать водку под конвоем было невозможно. Переживший шок от суда, артист внутренне перестроился, более покладистого и понятливого Даля, как в тот период, я не припомню. Когда он сидел после пьянки на "губе" - ему нужного самочувствия не нужно было занимать. Оно уже было. Это оказались лучшие куски в картине". Позже Мотыль позовет Олега Даля в "Звезде пленительного счастья" сыграть благородного офицера. "Он тогда уже был очень мрачен и совсем немногословен, - говорит режиссер. - Мы встретились просто как знакомые, как сотрудники, никаких чувств, эмоций, воспоминаний не было. Я знал, что он был в полной завязке". С бодуна артисты опохмелялись манной кашей с вареньем. Интеллигентному, хилому и сутулому Олегу Далю должен был противостоять этакий деревенский крепыш. Миша Кокшенов стал для режиссера просто находкой. Мотыль увидел выпускника Щукинского училища и тут же расплылся в улыбке - именно таким вот - рыжим, большим - они с Окуджавой и выписали в сценарии Захара Косых. Миша предстал перед режиссером в полном соответствии с внешними и внутренними признаками. "Олег весил 69 килограммов, я - 102, - вспоминает Михаил Кокшенов - Мне никак не могли подобрать форму, костюмерам пришлось перешивать гимнастерку, расставлял галифе, на шапке у меня не сходились завязки..." "Ну ты, будка", - нередко в шутку кричал ему Даль на съемочной площадке. "Мы с Олегом во время съемок стали настоящими друзьями, - рассказывает Михаил. - Я отправлялся "качаться" в спортзал, он шел ее мной за компанию. Сидел и просто смотрел. Напротив гостиницы была диетическая столовая. С бодуна мы неизменно шествовали туда есть манную кашу с вареньем. В военной форме шатались по городу, представлялись матросами - Олег юнгой, я - боцманом. Даль говорил исключительно на французском, такие сцены разыгрывали... Нередко мы отправлялись на рынок. Торговцы жалели служивых - наливали молодого молдавского вина, совали нам связки воблы... Мотыль предупреждал: "Увидите желтую ракету - чтобы мигом были на съемочной площадке". От вояжа по рынку у нас искры сыпались из глаз... Ракета мерещилась ежеминутно". Парочка Даль-Кокшенов доводила своими хохмами всю группу до колик. Ездили актеры на съемки на американском "Виллисе". Из открытой машины были видны автоматы, военная форма ребят. Город Калининград, где снимали картину, был режимным. Поймавшие кураж актеры патрулю на вопрос: "Кто такие?" могли, вытянувшись, отрапортовать: "Отдельная часть железнодорожного флота" или: "Морская кавалерия..." Им говорили - пройдемте... А им того и надо было. Однажды из притормозившей машины спрыгивает в гимнастерке Олег - расхристанный, без ремня, и бежит через площадь к забору. Кокшенов тут же выскакивает вслед с автоматом, стреляет в воздух и кричит: "Стой... Убью, гад". Никто не ожидал, что ловить "бандита" кинутся и мирные граждане. Кончилось тем, что Далю чуть все ребра не переломали. Когда стали озвучивать картину, Миша все говорил Мотылю: "Владимир Яковлевич, что это я все кричу и кричу? Как-то однообразно получается..." Режиссер парировал: "Ты таким однообразным и должен быть". Высокая, громкая тональность Захару Косых была задана не случайно. Надо отдать должное таланту молодого актера. Михаил был отчасти редактором своей роли. Он любил ходить в самые затрапезные пивнушки и слушать народную речь. Целый ряд этих "пьяных" словечек он вставил в речь своего героя. Позже Михаил Кокшенов рассказывал Мотылю, что часто в житейских ситуациях он пользовали закрепившимся за ним имиджем этакого жлоба и одновременно простолюдина. Мало кто знает, что в фильме "Женя, Женечка и "катюша" дебютировал известный ныне артист Владимир Ильин. Пацаном он появлялся в сцене со своим отцом - полноватым, усатым командиром. "Отец Владимира - Адольф Ильин - рассказал на съемках удивительную историю, - улыбается режиссер. - Он знал немного немецкий язык и во время войны, когда поймали "языка", однажды выступил в качестве переводчика. Начал Ильин допрашивать немца, и вдруг оба рассмеялись. Никто ничего понять не может. Оказывается, имя русского переводчика было - Адольф, а пойманного фрица - Иосиф..." Сыграл маленькую роль в фильме Мотыля и Марк Бернес. Его прельстила эта роль, потому что он должен был играть полковника, "похожего на Марка Бернеса из Одессы". Немцы у Мотыля в фильме были настоящие. Фрицев в картине играли студенты Ленинградского университета из ГДР. Фильм вышел в свет по милости Косыгина. Фильм "Женя, Женечка и "катюша" весь построен на реальных фактах. Даже история, когда советский солдат попал с посылкой к немцам, - подлинная. Заметка о том, как заблудившийся вояка, выпив с врагами под Новый год шнапса, был перекинут из вражеской траншеи на нейтральную полосу и благополучно добрался до своих, была опубликована в одной из фронтовых газет. В отличие от Жени Колышкина, он скрыл, что был у немцев, это открылось только к концу войны. А сцена на Балтике, где Земляникина и Колышкин разминулись в трех шагах, так и не встретившись, пришла к режиссеру из воспоминаний детства. "Это отзвук семейной трагедии, - морщит лоб Владимир Яковлевич. - Мой отец был арестован; когда он находился на пересылке в Медвежьегорске, перед отправкой на Соловки, мать - со мной, трехлетним, на руках - пробралась на лесосплав, чтобы с ним встретиться. Мы уезжали, отец понимал, что видит свою жену и сына в последний раз. Ему не разрешили проводить нас на вокзал. Пять километров до поезда мама несла меня на руках, отдыхала, снова шла. По дороге нас подхватила легковушка, до станции мы добрались раньше, чем планировали, зашли в вагон, сели на лавку, и мама разрыдалась. Позже из письма выяснилось, что отец таки вырвался и примчался на вокзал. Прибежал на станцию за несколько минут до отхода поезда, но не зная, в каком мы вагоне, он бегал вдоль состава и кричал. А мать плакала и не слышала его крик". Мотыля часто спрашивают, зачем он убил Женечку Земляникину, а потом и Верещагина в "Белом солнце пустыни". "Выньте мысленно гибель Петрухи и Гюльчатай, - горячится Владимир Яковлевич, - и Абдулла предстанет неким национально-освободительным героем. Убийство, в плане борьбы добра и зла, ставит все на свои места". Впрочем, гибель связистки была неожиданной для самого Мотыля, не знал о печальной концовке и Булат Окуджава. Идея финала пришла прямо на съемках. "Я хотел показать уродства войны", - объясняет Мотыль. Высокие армейские чины из Главного политуправления Советской Армии обещали "стереть создателей этой стряпни в порошок". Картина попала на широкий экран лишь благодаря морякам Балтийского и Северного флотов. Мотыль не мог смириться с тем, что его детище положили на полку. Захватив лишнюю копию фильма, он отправился в Североморск. "Я знал, что моряки повсеместно пели песни Булата Окуджавы, - вспоминает Владимир Яковлевич. - Не могли они не оценить и нашего совместного сценария". В Мурманске и на Балтике фильм приняли на "ура", и везде режиссер просил адмиралов написать официальный отзыв о картине. Собрав целую пачку таких рецензий, Мотыль дал телеграмму премьер-министру Косыгину из трехсот слов. Не надеясь получить ответ, режиссер укатил на юг читать лекции. Вдруг в Гагры на его имя до востребования пришла телеграмма, в которой сообщалось, что вопрос рассмотрен и надо обратиться к председателю Государственного комитета по кинематографии... Неожиданно и из Главного политуправления пришла помощь картине. Замещающий начальника-мракобеса контр-адмирал после просмотра картины, выслушав критические замечания присутствующих генералов, полковников, подполковников, заявил: "Так мы уничтожим всякое искусство... Фильм хороший! Надо показывать". Так были пущены в прокат триста копий картины. Судьба артистов, сыгравших в фильме, во многом оказалась трагичной. 39-летний Олег Даль в пьяном угаре умер от сердечного приступа. Его нашли мертвым в гостиничном номере в Киеве, рядом стояла пустая бутылка из-под водки. Артист запил по-черному, наплевав на вшитую "торпеду". В результате поднялось высокое давление, сосуды не выдержали... Галина Фигловская все годы после фильма сильно болела. Павел Морозенко, сыгравший безнадежно влюбленного в Женечку красавца Лешку Зырянова, в расцвете сил утонул. "Я не снимаю чистых комедий, потому что вся наша жизнь трагикомична", - говорит Мотыль. И видит Бог, он прав. (Светлана Самоделова)

«Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от детских своих катастроф» В. Высоцкий. На войне сражаются не только умудренные жизненной силой люди. На войну попадают и книжные дети. Они принимают суровую правду сквозь розовую дымку романтических мечтаний. Их грезы наивны, их поступки нескладны в своей простоте. Но именно такие солдаты-мальчики были неким ориентиром для видавших виды бойцов, которым они не давали загрубеть, покрыть тройным панцирем чувства любви и нежности. Правда, книжные дети очень быстро погибали. Жене Колышкину необычайно везло. Многократно будучи на миг от смерти, он дошел до Победы. Но она досталось ему нечеловечески сложно. Месяцы войны сожгли юную душу, романтический флер перечеркнули выстрелы в его первую любовь. И награды на груди впечатались в сердце символом разорванной юности. Владимир Мотыль совершил невозможное - снял и выпустил в прокат уникальную картину о войне. Я не видел лирических военных фильмов такой силы. Что-то похожее снял П. Тодоровский («Служебный роман»), но тот фильм не совсем о войне. Не меньший вклад в картину внесли Булат Окуджава и Исаак Шварц. Как «В бой идут одни "старики"» для Леонида Быкова, так и «Женя, Женечка и «Катюша» для них стал главным фильмом жизни. Капли датского короля на Великой Отечественной тоже были, и талантливые создатели донесли для зрителя полную их чашу, не расплескав за послевоенные годы. Олег Даль, как и его герой жил в наполовину придуманном мире. А выход часто искал в водке. Сцены, где Колышкин сидит под арестом из-за хмельного буйства снимались сразу после того, как артист отсидел 15 суток по той же причине. Последние кадры фильма показывают, что Женя Колышкин тоже не сможет жить в мире, лишенном романтизма. Даль ушел от нас в 39 лет... Ни один киносайт не дает информацию о годах жизни Галины Фигловской. Блестяще сыграв в фильме связистку Женечку Земляникину, она так и не продолжила актерскую карьеру,- играла в театре у Товстоногова, снялась в паре проходных фильмов и исчезла. Современники отзывались о ней, как о холодной, бесчувственной женщине. Не хочется верить. «Женя, Женечка и Катюша» был последней ролью Марка Бернеса и одной из первых ролей Михаила Кокшенова. И полковник, и сержант получились характерными и придали фильму красочные оттенки. И самое главное, нестандартный фильм приняли фронтовики. В 1967 война еще не стала далекой легендой, и мнение воевавших стало основной оценкой картине. (Stalk-74)

Фильм «Женя, Женечка и "Катюша"» о том, чему казалось бы нет места в столь суровое и безжалостное время, как война. Он о любви, первой, настоящей, еще по-детски наивной. Главный герой, Женя Колышкин, совсем молодой мальчик неполных девятнадцати лет. С ним всегда случаются различные нелепые ситуации: решив смыть мыло с глаз, он оказывается в женской умывальне, за что и получает оплеуху; решив помочь Женечке сойти с машины, сам падает прямо в лужу; не успев взять посылку, отправляется за ней лично, при этом, на обратном пути невероятным образом оказывается у немцев, умудрившись перепутать лагеря; выпив лишнего, начинает творить всякого рода глупости, за что и попадает на «губу»; он даже, как сказал Захар, попал в госпиталь не от «пули», а от того, что на него бревна свалились. Солдаты над ним подшучивают, не относятся серьезно, но вместе с тем, как-то пытаются оберегать Женю, как меньшова брата. Он же, будучи интеллигентом, стоит выше насмешек, не пытается показать себя, он такой, какой есть: нелепый, местами комичный, но добрый, робкий, честный... Полюбив связистку Женечку, сначала пытается скрыть свои чувства за маской безразличия, но потом любовь окрыляет его... Неся в руке клубничные конфеты, Женя представляет, как будет их ей преподносить, ведь это ее любимые конфеты. В Женечке он поначалу вызывает чувства, близкие к материнским, она подшучивает над возрастом влюбленного, называет его «ежиком». Но постепенно, понимая, что он не такой, как другие, в ее душе взрастают «зерна» нежной любви... Приходит время и обстоятельства разделяют их, не успев даже проститься. Дальше - война... продвижение все ближе к логову врага. Но сердце не дает забыть, и судьба преподносит возможность встречи. В старом доме немецкого офицера... они встретятся, чтобы навсегда расстаться... и в этот момент, все те чувства, которые испытывают герои, ты пропускаешь через себя, как будто током ударяет. ...Счастье было недолгим, минутное расставание, забава, привело к страшной трагедии. Женечки не стало за одну долю секунды... Не показывая открыто, чувствуешь, что в нем что-то оборвалось, больше не блестят по-юношески глаза, и сердцу незачем больше стучать со страшной силой, ничего не страшно потерять, т. к. ничего не осталось. Чужой человек забрал то драгоценное, что представляло смысл жизни. Жене и Женечке было отпущено слишком мало времени, чтобы сказать друг другу главное, но каждый из них знал все и без слов... Фильм смотрится очень легко, в нем нет тяжелого горя, как во многих других лентах о войне. Нет взрывов, смертей, но от этого он не становится менее значимым. Через призму комедийных ситуаций, происходящих с главным героем, показывается, что делает с нами война. Она убивает в нас светлое, чистое, подчиняет своим суровым законам, и те, кто смеет отступить от правил, беспощадно наказываются. Режиссер дал нам легкую надежду на возможность счастья, тем больнее смотрится финал, напомнивший мне конец романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина», когда Алексей Вронский едет на поезде. Вид его спокоен, но взгляд отсутствующий, потерянный, и только он один знает, как ужасно ноет душа... В этой проникновенной передаче всех эмоций на экран, в сознание зрителя, огромная заслуга актеров. Давно меня не трогали фильмы. В «новом» кино, все как-то однообразно пластмассово, а здесь живые чувства, воссозданные реалистично, и вместе с тем возвышенно. Есть три фильма о войне «без войны»: «В бой идут одни "старики"», «Агитбригада "Бей врага!"» и конечно же «Женя, Женечка и "Катюша"», и именно они, как не странно, оставили глубокий след в моей душе. Женечка Земляника, навсегда останется символом силы и духа (ее имя будет светиться белыми буквами на стене побежденного города) и любви в памяти мальчика Жени... А капли тонкие по крыше Едва стучат, как в робком сне. Молю вас, капли, тише, тише... О, тише плачьте обо мне... (С Н У С М У М Р И К)