ОБЗОР «ЛЮСЯ» (2005)
Документальный фильм Леонида Парфенова к 70-летию Людмилы Гурченко - рассказ о себе и о времени, об отечественном кинематографе глазами кинозвезды.
Разговоры, кинокадры, мелодии – 70 лет общего прошлого через одну частную жизнь непохожей, уникальной, единственной Людмилы Гурченко. Которой, уже нет с нами. Документальный фильм был снят в 2005 году, к юбилею Людмилы Марковны Гурченко. Людмила Марковна – не всегда могла рассказать о своей жизни так откровенно и полно, как получилось в этом фильме. Истории об оккупации родного Харькова, о советском кинематографе и отношении к актрисам, об актерской среде того времени, о "водевильной" культуре и ее последствиях. У Гурченко на это - свой взгляд. Человек внутри и всe-таки вне системы – государства, кино, эстрады - знакомая и незнакомая Гурченко рассказывает о первой любви к кинематографу - демонстрировавшихся в послевоенном Харькове "фильмах, взятых в качестве трофея". О первых кумирах – Марике Рeкк, Джанет Макдональд, Вивьен Ли. Эти люди, образы, фильмы формировали будущую актрису. Мы увидим Людмилу Марковну в кинозале и в городском парке у сценической "ракушки". Актриса вместе с ведущим Леонидом Парфeновым обсуждает и подыгрывает отрывки из "тех самых" фильмов, живые воспоминания "того самого" времени. Получился остроумный, искрометный, ироничный и очень эмоционально насыщенный диалог двух профессионалов своего дела - актрисы и журналиста. Отдельное внимание в фильме уделено "вещам эпохи": патефоны, грампластинки, аккордеоны, фикусы, рюшечки, муфточки – символы тогдашней жизни. Родители, друзья, коллеги – на фотографиях и на экране – дополняют образ кинозвезды, так же как и песни Гурченко – из "Карнавальной ночи", из "Соломенной шляпки" - в классическом и современном звучании. Она сама себя так называла: Люся. И все ее так называли. Она дочь своего города Харькова. И конечно, она – папина дочка. Говорят, счастливая примета, когда вся в отца - Марка Гавриловича Гурченко. Папа был баянистом, играл во дворце пионеров, в парке культуры, в кинотеатре, а мама была массовиком-затейником (официальный титул – культорганизатор). Каждый день начинался детским утренником и кончался вечером танцев. В харьковском парке культуры и отдыха стояли качели и скульптуры спортсменов, там смотрели кино и стреляли в тире, дяденьки пиво пили, тетеньки гуляли по аллеям, и обязательно была детская программа, а там с папой и мамой уже и дочурка выступала. И каждый год до войны был весь как праздник Первое мая (это она потом написала). А потом отец ушел на фронт добровольцем, дочка с мамой остались в Харькове, а Харьков в октябре 1941 года взяли немцы. Папа невредимым дошел до Германии, сфотографировался у баронского замка и с победой вернулся домой. В оккупации мама с дочкой прокормились песнями. Немцы пришли, думая, что насовсем, и харьковчанам тоже так начинало казаться, особенно в 1942 году, когда город был уже в глубоком немецком тылу, а фронт ушел на восток. Люди дичали, едва выживая. На харьковском базаре пели цыгане, побираясь, и они принимали к себе и делились заработком. И Люся с ними выступала, подтанцовывала - "давала колорит", по ее собственному выражению. Во всем городе силы на песни были лишь у цыган да у Люси. А людям песни были нужны, и подавали артистам неплохо. Мама Люсину деятельность не приветствовала, но деньги по нужде брала. Харьков освободили в августе 1943 года. В 1944 году в городе была даже музыкальная школа, и за нее платили, зарабатывая пением уже на советском базаре. А в послевоенном Харькове в жизнь пришло кино, чтобы остаться навсегда. Тогда же для всех впервые пришло заграничное кино, его называли "трофейное", при том что больше было фильмов американских, попросту ворованных. Но бывшие союзники быстро стали врагами, так что все равно. Люся ходила в кино каждый день, на несколько сеансов подряд. Любила сидеть в первом ряду, чтобы никто не мешал. Что будет артисткой, она знала всегда. Но теперь знала какой: она будет и играть, и петь. Она уже была готова. Из редких тогда советских фильмов целые сцены живьем представляла, выступая с папой перед инвалидами в пивных. Не принять ее во ВГИК не могли. Она на экзаменах читала, пела, танцевала, а потом сделала шпагат. Только с харьковским говором ничего поделать не могла. "Потом исправляли, конечно, - рассказывала Людмила Гурченко. - Я редуцировала все, они были очень довольны. А я выходила и думала: Какой ужас. Я теряю себя". Хуже того: она не могла найти свой репертуар. Обычные советские героини ей не шли, музыкальных фильмов не снимали, а любимые ее трофейные считались красивыми дешевками. Чистая случайность - в коридоре "Мосфильма" ее увидел классик музыкального кино Иван Пырьев. Отвел в павильон, где Эльдар Рязанов снимал свою первую комедию. Люсе достался счастливый билет – главная роль в фильме "Карнавальная ночь". Бомба разорвалась – это ничего не сказать. Новый год, с 1956-го на 1957-й, эпоха сменилась. XX съезд, осуждение культа личности. "Карнавальная ночь" - главный масскульт оттепели. Тут ставка больше чем фильм, тут - новая свобода. И Люся не просто артисткой стала, а сразу дивой. Все мужчины страны грезили о Гурченко, а все женщины страны хотели быть как Гурченко. Талия 42 сантиметра - даже наша не падкая на подобные подробности пресса восторгалась. А уж черное платье, белая муфта – раз увидишь, с другой не спутаешь. Такая узнаваемость, хоть куколки Барби выпускай. Бренд. Люся Гурченко – наша марка. Сама Гурченко в фильме Леонида Парфенова талию 42 сантиметра прокомментировала так: "Да никогда этого не было, это все ерунда!" А про свою героиню Леночку Крылову из фильма "Карнавальная ночь" говорила в третьем лице. На вопрос "Почему?" пояснила: "Я уже совсем другой человек. Тот человек убит, уничтожили – все, нет". Всеобщее обожание продолжалось полтора года. Оно и сгубило. Кроме официальных, грошовых, у нее были левые концерты, за которые платили по-настоящему. Они у всех были, но про "молодую артистку Л. Гурченко" напечатали два фельетона подряд. "Позволительно спросить молодую киноактрису Л. Гурченко – талант, только что вылупившийся из институтского яйца, – позволительно спросить: откуда у нее на заре туманной юности появилась склонность к барышничеству?" - возмущался автор статьи. Сейчас все пишется и все печатается, а тогда фельетон означал гражданскую казнь. Только казненного неизвестно зачем оставляли жить. "Меня презирали, - вспоминала Людмила Гурченко. – Я выступала на концерте и пела романс цыганской девушки: "Уйди, совсем уйди, я не хочу свиданий". И почувствовала, что мне надо уйти со сцены. Был свист такой, жуткая реакция. И я ушла со сцены. Недопев. Я не могла". Работы больше не было, а жилья и прописки у артистки-хапуги не было и раньше. Это почти смешно. Спасали только концерты, левые или правые - уже неважно, терять больше нечего, оставалось выступать со знаменитыми песнями из знаменитого фильма. У нее главной роли не было 15 лет, которые могли быть лучшими. Но лучшими стали другие. Сгинуть после первой звездной роли – такое не с ней одной бывало. Но вернуться назад сумела только она. "Старые стены" - фильм, с которым она вернулась на главные роли после 15 лет перерыва. Серьезная советская дама, директор фабрики. Фильм был остропроблемным, для серьезного зрителя и серьезной критики. Люся – заслуженная артистка РСФСР Людмила Гурченко победила на чужом поле, драматическом. Но тут же вернулась на свое, комедийное, сыграв в фильме "Соломенная шляпка". Беспартийное искусство советская власть разрешила с конца тридцатых, и Марк Гаврилович Гурченко со своим баяном нес его в массы под сталинским девизом "Жить стало лучше, жить стало веселее". Потом после войны к нам проник запретный Запад. Потом в "Карнавальной ночи" похожий сразу на всех советских начальников Игорь Ильинский произнес другой исторический девиз: "Товарищи, есть установка весело встретить Новый год". И дальше Новый год встречали раз от раза все веселее и в кино и на телевидении реабилитировали все буржуазные жанры и даже водевиль, самый легкомысленный из них. Вот чего еще ни у кого не было: вперемешку с водевилями играть фронтовичку. Шедевр Алексея Германа "20 дней без войны". Другой артистке, может, и было бы боязно. А ей-то что? Красоткой ее только что видели. А пусть посмотрят, как она может играть не то что без песен и танцев, а при одном еле слышном потрескивании костра. "Герман совсем не обращал на меня внимания, я жила сама по себе, не обращалась к нему ни с какими вопросами. Это очень полезно: воспитание силы воли и молчание, такое тихое спокойное подчинение, как солдат." - Людмила Гурченко. Какое-то время в стране было всего два актера, играющих, поющих и танцующих, – Людмила Гурченко и Андрей Миронов. Нарядов для примы музкомедии не было – она сама научилась кроить и шить, соединяя отрезы, куски шалей и старые кружева. За пять лет из полузабытой она превратилась в ведущую киноартистку. Больше не было проб – у нее бенефисы, и фильмы ставили на нее. И ее образу прекрасной некрасивой женщины в "Пяти вечерах" Никиты Михалкова равных нет на нашем экране. Когда главные роли шли одна за другой, про нее писали, что, мол, нет худа без добра. Из-за тех 15 лет простоя в ее несчастливых ролях больше правды, а в счастливых больше глубины, а в общем, и там, и там она играет более-менее саму себя, вон, как в "Любимой женщине механика Гаврилова". На фильм "Вокзал для двоих" были брошены все силы, даже пригодился харьковский говор при возвращении "сдачи поганой". К роли официантки очень готовилась. Научилась носить по 6 тарелок, обсчитывать, 40 да 40 – рубль сорок, переворачивать скатерть на незапятнанную сторону. Считается, что в свое краткое царствование Андропов увидел "Вокзал для двоих" и без представления к высшему званию дал Люсе народную артистку СССР. Да, Гурченко требовала, чтобы перед выходом ее не объявляли народной. Но само присвоение ей польстило: значит, уже не могли не дать. Лучшие мелодии про ожидание счастья она собрала в фильме-концерте "Любимые песни". Бродвейская театральная работа по советской классике.