КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ (1946)
LA BELLE ET LA BETE

Возвращаясь домой, состоятельный купец-судовладелец (Марсель Андре), чьи дела в последнее время идут не слишком удачно, останавливается на ночлег в странном пустующем замке. К несчастью, он срывает розу, выполняя невинную просьбу своей дочери Красавицы (Жозетт Дэй). В этот момент появляется разгневанный хозяин замка - Чудовище (Жан Маре), который предупреждает: за подобную дерзость гость поплатится жизнью. Единственный шанс несчастного дельца уцелеть - если кто-то из его дочерей согласится приехать вместо отца. Узнав обо всем, Красавица отправляется в замок... (Евгений Нефедов)

Давным-давно, жил-был купец (Марсель Андре) с сыном Людовиком (Мишель Оклер) и тремя дочерьми: Аделаидой (Нан Жермон), Фелицией (Мила Парели) и Белль (Жозетт Дэй). Однажды купец заблудился в лесу и попал в заколдованный замок. В прекрасном саду он увидел розу и сорвал ее для любимой дочери Белль, но тут появился страшный монстр - владелец замка. Разгневанное Чудовище (Жан Маре) обещало убить купца, но согласилось заменить его на Белль. Когда красавица приходит в замок, она обнаруживает, что Чудовище не так жестоко, как выглядит, у него есть душа и сердце...

ПРИЗ ЛУИ ДЕЛЛЮКА, 1946
Победитель: Лучший фильм (Жан Кокто).
КАННСКИЙ КФ, 1946
Номинация: Гран-при фестиваля за полнометражный фильм (Жан Кокто).
ПРЕМИЯ «БЭМБИ», 1948
Победитель: Лучший актер (Жан Маре).

По мотивам одноименной европейской сказки (). В основе сценария Жана Кокто (1889-1963 ) наиболее известный вариант (1756) французской писательницы Жанны-Мари Лепренс де Бомон (1711-1780 ), прабабушки Проспера Мериме (1803-1870 ).
Читать сказку де Бомон: , , , , ; фр.: , , слушать - .
Сказки о Красавице и Чудовище были известны еще с древних времен, у разных народов есть свои истории, где в том или ином виде присутствует Она - прекрасная девушка и Он - чудовище, часто - звероподобное существо. Нам эта сказка известна под названием «Аленький цветочек» (1858 ) в вольном изложении Сергея Аксакова (1791-1859 ).
Жан Кокто долго раздумывал над обликом Чудовища. Он хотел дать ему голову оленя (оммаж кельтскому/галльскому божеству Кернунну ), пока Жан Маре (1913-1998 ) не убедил его, что такой образ совершенно не подходит для свирепого и опасного зверя. Аляскинский хаски () Жана Маре по кличке Мулук, послужил моделью для «лица» Чудовища.
Грим-маску Чудовища создавали таким образом, чтобы актер мог передавать свои чувства мимикой и выражением глаз.
В своей автобиографии Маре вспоминает, что только на гримирование уходило от трех до пяти часов, а от грима у него развилась экзема. Из-за сложной конструкции накладных «зубов» актеру приходилось употреблять на съемках лишь жидкую/пюреобразную пищу. Кокто: "Единственной нашей драмой при съемках «Красавицы и чудовища» была страшная гримировка Жана Маре, которая длилась пять часов, и после которой он выходил как после хирургической операции. Лоренс Оливье заявил мне однажды, что у него бы никогда не хватило сил вынести такую пытку. Я утверждаю, что надо быть настолько же без ума от своей профессии и испытывать такую же любовь к своей собаке, как та, которую испытывал Жан Маре, чтобы так упорно добиваться перевоплощения человека в животное. Наши ценители приняли талант актера за воздействие его маски. Но маски не было...".
Жан Кокто был мастером «кинематографической поэзии». Создавая декорации, он вдохновлялся шедеврами живописи и архитектуры: мизансцены в доме Красавицы и ее отца навеяны художником Яном Вермеером (1632-1675 ), замок Чудовища отсылают к гравюрам () Гюстава Доре (1832-1883 ). Вход в замок репродуцирует архитектурный шедевр Франческо Приматиччо (1504-1570 ) «Сосновый грот» (, ) в Фонтенбло ().
Фильм снят с использованием, новаторских в то время, визуальных приемов.
Коридор в замке Чудовища освещают свечи в канделябрах, которые держат руки, появляющиеся из стен. Свечи последовательно, по ходу движения, самозагораются; секрет «волшебства» - эффект «обратной съемки» (снимали гаснущие свечи).
Жан Маре исполнил в этой феерической картине три роли: Чудовища, Принца и Авенана.
Красавицу играет Жозетт Дэй (1914-1978 ), которая училась в Школе танцев Парижской национальной оперы (). Ее движения крайне изящны, а позы, в которых Красавица символически застывает, выверены. Это настоящий пластический рисунок, в котором можно прочитать отношение Кокто к визуальной составляющей ленты как к тексту с точно расставленной пунктуацией.
Рене Клеман (1913-1996 ) был ассистентом режиссера и техническим консультантом картины.
Замысловатые костюмы для фильма были сшиты парижским модным домом «Пакен» («Paquin», 1891-1956 ), а молодой Пьер Карден () работал в качестве мужского костюмера.
Ирина Жигмунд. «Кокто, Карден и 'Девушка с жемчужной сережкой'» - .
Фото иллюстрированного сценария - .
С точки зрения визуального стиля «Красавица и Чудовище» считается одним из наиболее отточенных образцов кинематографа середины XX века.
Жан Маре был женат (1942-1944) на Миле Парели (1917-2012 ), которая играла Фелицию. В 1942 году они уже снимались вместе в фильме «Кровать под балдахином» (). Маре и Парели оставались друзьями до конца жизни.
Съемочный период: 26 августа 1945 - апрель 1946 (с приостановками).
Во время работы над фильмом Кокто был госпитализирован с серьезными заболеваниями кожи.
Из дневника Жана Кокто о съемках фильма (фр.) - .
Место съемок: Раре (Уаза); Рошекорбон , Парсе-Меле (Эндр и Луара); Ройомон (Валь-д'Уаз); Эз (Приморские Альпы), Сен-Морис [студия] (Валь-де-Марн). Фото, инфо (англ.) - .
Название фильма и начальные титры пишутся мелом на доске, а затем стираются.
Кадры фильма, фото со съемок: ; ; ; ; .
Саундтрек (CD «Marco Polo» 8.223765): 1. Generique; 2. La Belle & Avenant; 3. Dans la foret; 4. La salle des festins; 5. Le vol d'une rose; 6. Retour du Marchand; 7. Depart de Belle; 8. Les couloirs mysterieux; 9. Apparition de la Bete; 10. Dans la chanbre a coucher; 11. Le souper; 12. Moments d'effroi; 13. La farce du drapier; 14. Les entretiens au parc; 15. La promesse; 16. La Bete jalouse; 17. Desespoir d'amour; 18. Les cinq secrets; 19. L'attente; 20. Proposition d'Avenant; 21. Le miroir et le gant; 22. Le pavillon de Diane; 23. Prince Charmant; 24. L'envolee.
Информация об альбомах саундтреков: ; .
Текст фильма: ; .
10 июля 1946 компания-дистрибьютор «DisCina» () организовала торжественный прием в честь завершения работы над фильмом (фото) - .
Премьера: 25 сентября 1946 (Каннский кинофестиваль); начало проката: 29 октября 1946 (Франция).
Англоязычное название - «Beauty and the Beast».
Слоганы: «Do Women Prefer The Beast In Men?»; «The Picture of 1001 Wonders».
Трейлеры: , ; , .
Лента несколько раз реставрировалась (в 1995, 2005 и 2013).
Обзор изданий картины: ; .
В 1994 году известный композитор Филип Гласс () создал одноименную «оперу для ансамбля и фильма» (), идеально синхронизировав ее с картиной Кокто. Перед экраном, на котором без звука демонстрировался фильм, располагался «Ансамбль Филипа Гласса» () под управлением Майкла Рисмана () и вокалисты под музыкальное сопровождение исполняли свои партии синхронно с движением губ экранных персонажей. Мировая премьера оперы Гласса состоялась 4 июня 1994 в Севилье (Испания).
В 2005 году авторская рукопись сценария, выставленная на аукцион «Sotheby», была продана за 120,000 евро французскому коллекционеру. Ни разу не издававшийся 90-страничный манускрипт разделен на две колонки. В левой указаны различные постановочные детали технического характера (расположение/движения камеры, фон, трюковые элементы, визуальные эффекты), в правой - диалоги. Кроме того, к рукописи прилагались 8 оригинальных рисунков Кокто и альбом, включающий 89 фотографий, которые были сделаны в процессе съемок.
«Красавица и Чудовище» на Allmovie - .
О картине на сайте Criterion Collection - .
«Красавица и Чудовище» на французских сайтах о кино: ; ; ; .
О картине на сайте Turner Classic Movies - .
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 95% на основе 66 рецензий ().
На Metacritic «Красавица и Чудовище» получила 92 балла из 100 на основе рецензий 7 критиков ().
Картина входит во многие престижные списки: «100 лучших фильмов» по версии журнала Cahiers du cinema (51-е место); «105 лучших фильмов мирового кино» (снятых не на английском языке) по версии журнала Empire (30-е место); «501 Must See Movies» (265-е место); «1000 лучших фильмов» по версии критиков The New York Times (74-е место рецензия - ); «40 лучших фэнтези-фильмов всех времен» по версии сайта IndieWire (6-е место ); «The 1001 Movies You Must See Before You Die» (185-е место); «500 лучших фильмов» по версии журнала Empire (2008) (292-е место); «Лучшие фильмы» по версии сайта They Shoot Pictures; «500 лучших фильмов ужасов» по оценкам пользователей IMDb (285-е место); «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Роджера Эберта; «Любимые фильмы Стэнли Кубрика».
Роджер Эберт назвал картину Кокто одним из самых волшебных произведений киноискусства: "ожившая фантазия с хитроумными ракурсами и поразительными эффектами, где Чудовище одиноко, как человек, и не понято, как зверь" ().
Рецензии: ; .
Другие экранизации сказки «Красавица и Чудовище» (на 10.2020): «La belle et la bete» (1899 ); «Beauty and the Beast» (1903 ); «La belle et la bete» (1908 ); «Beauty and the Beast» (1913 ); «Аленький цветочек» (1952 ); «Beauty and the Beast» (ТВ, 1957 ); «-//-» (1962 ); «Kraska a zvire» (ТВ, 1971 ); «Beauty and the Beast» (ТВ, 1976 ); «Panna a netvor» (1978 ); «Аленький цветочек» (1978 ); «Beauty» (1981 ); «Beauty and the Beast» (1981 ); «O Rozarce a zakletem krali» (ТВ, 1985 ); «Beauty and the Beast» (1987 ); «-//-» (сериал, 1987-1990 ); «-//-» (1991 ); «-//-» (видео, 1992 ); «Сказка о купеческой дочери и таинственном цветке» (1992 ); «Beauty and the Beast: A Concert on Ice» (ТВ, 1996 ); «Beastly» (2011 ); «Die Schone und das Biest» (ТВ, 2012 ); «La belle et la bete» (2014 ).
Владислав Шувалов. «Зеркало для героя» (к 120-летию Жана Кокто) - .
Николай Пальцев. «Жан Кокто» - .
Андрей Шарый. «Творчество Филипа Гласса как музыкальный орнамент» - .

В «туманной сказочной стране» живет разорившийся купец со своим сыном Людовиком и тремя дочерьми. Самая добрая, Красавица (Белль), стала покорной рабыней сестер, тщеславных и легкомысленных, - Фелиции и Аделаиды. Купец узнает, что его корабль, о котором давно не было никаких известий, вернулся в порт. Он должен туда отправиться. Фелиция и Аделаида просят его привезти им целую гору подарков. Красавица не просит ничего, кроме розы. Товара уцелело так мало, что остатков не хватает даже на оплату долгов купца. На обратной дороге ночью купец сбивается с пути в лесу и попадает в загадочный замок, где в коридорах прямо из стен торчат руки с канделябрами, освещающими путь, а стол без единой просьбы сам собой накрывается для ужина. Купец засыпает. Наутро он срывает в саду цветок для Красавицы, чем ужасно злит хозяина замка - жутковатое создание в роскошных одеждах (его заросшая шерстью голова напоминает львиную гриву). В обмен на розу Чудовище (так зовется хозяин) требует жизнь купца или той его дочери, что согласится его заменить. Купец получает лошадь, на которой сможет вернуться домой, а вместе с ней - волшебное заклинание, чтобы эта лошадь перенесла его, куда он пожелает. Оказавшись дома, купец рассказывает о своих приключениях. Красавица тут же садится на лошадь, произносит заклинание и отправляется в добровольный плен. Едва увидев Чудовище, она теряет сознание. Чудовище берет ее на руки и относит в приготовленную комнату. Чудовище говорит, что будет докучать ей только раз в сутки - задавать один вопрос: «Будете ли вы моей женой?» Красавица каждый раз отвечает отказом. Но со временем, наблюдая за жизнью Чудовища, она привыкает и даже привязывается к нему. Увидев в волшебном зеркале, что ее отец при смерти, она умоляет Чудовище отпустить ее. Чудовище дает ей неделю и добавляет, что умрет, если она не вернется. В знак своего доверия (а также, чтобы обязать девушку вернуться) Чудовище дает Красавице ключ от флигеля, где хранятся его несметные богатства. Красавица приезжает к отцу, и в дом чудесным образом возвращается мебель, конфискованная судебным приставом за карточные долги Людовика. Появление дочери возвращает купцу здоровье и улыбку. Он страдал в основном из-за того, что потерял надежду ее увидеть. Купец расспрашивает красавицу о Чудовище. «Оно очень доброе», - отвечает девушка, и слезы, текущие по ее щекам, превращаются в бриллианты, которые она отдает отцу. Сестры, Людовик и его друг Авенан, сватавшийся к Красавице, вступают в сговор, чтобы завладеть богатствами Чудовища. Сестра крадет у Красавицы ключ от флигеля. Людовик и Авенан садятся на лошадь Чудовища и произносят заклинание. Красавица возвращается к Чудовищу и застает его при смерти: горе разлуки почти убило его. Авенан спускается во флигель, где его ранит стрела, пущенная статуей Дианы. Авенан умирает и превращается в Чудовище, а Чудовище становится прекрасным молодым принцем, внешне похожим на Авенана. «Мои родители не верили в фей. Феи наказали меня за их неверие. Спасти меня мог только любящий взгляд», - объясняет он Красавице, а затем переносит ее по воздуху в свое королевство, где им предстоит пожениться. (Жак Лурселль)

[...] Сказка наполнена множеством смысловых творческих метафор - прозрачные двери, подсвечники в виде человеческих рук, ожившие статуи. Чудовище правдоподобно и обаятельно. Через его поступки передана доброта, и под внешностью зверя проступают человеческие качества. Этот фильм Жана Кокто - его любимая работа, которая раскрывает огромную многогранность таланта режиссера. («Кино-Театр.ру»)

10 лучших фэнтези-фильмов всех времен. [...] «Красавица и Чудовище» (1946). Первая полнометражная адаптация классической истории была сделана сразу после Второй мировой мультимедийным художником и иногда режиссером Жаном Кокто. Это до сих пор самая кинематографичная и артистичная версия истории молодой девушки, которая предлагает себя чудовищу в обмен на спасение отца. «Красавица и чудовище» Кокто - экспрессионистский шедевр, который открыл фэнтези дорогу в кино в то время, когда балом правил неореализм. [...] (Ефим Гугнин. Читать полностью - )

110 лучших сказочных фильмов для детей и взрослых. [...] Одна из самых красивых сказок о любви. Фильм пересказывает старую историю, но удивляет актерской игрой, мастерским гримом, виртуозными композициями Жоржа Орика, визуальными референсами, отсылающими к гравюрам Доре, а также работой со светом, который подчеркивает барочный стиль и мрачную атмосферу. Также при просмотре можно полюбоваться прекрасными костюмами, которые были сшиты специально для ленты парижским модным домом «Пакен». [...] (Виктория Савина. Читать полностью - )

10 кино- и телеверсий «Красавицы и Чудовища». [...] Несмотря на колоссальную известность сказки, до Второй мировой войны ее экранизировали лишь авторы раннего, немого и короткометражного кино. Первая полноценная экранизация «Красавицы и Чудовища» вышла лишь в 1946 году. Это была черно-белая постановка французского гения Жана Кокто, пропитанная авангардным символизмом. Ее главных героев сыграли Жан Маре и Жозетт Дэй. Картина снималась с большим трудом, поскольку Франция только начала оправляться от нацистской оккупации. Тем не менее ленту Кокто признали шедевром. Уолт Дисней был столь ею впечатлен, что отказался от собственных планов экранизации «Красавицы и Чудовища». Он не верил, что его студия сможет превзойти ... творение французов. [...] (Борис Иванов. Читать полностью - )

У купца было три дочери. Две, Аделаида и Фелиция, - вредные и противные, а одна по имени Белль (Дэй) - добрая и трудолюбивая. Она делала всю работу по дому, а сестры пытались вести светскую жизнь. Почему пытались? Их отец потерял все корабли с товарами и стал банкротом. Авенан (Маре) влюблен в Белль, просит ее руки, но та отвечает отказом, аргументируя тем, что должна следить за своим отцом, сестрами и братом Людовиком (Оклер), который, кстати, наделал кучу долгов. Приходит известие, что вернулся с товарами один из кораблей купца. Но когда тот приехал в порт, все уже было разобрано кредиторами. Когда он ... отправлялся к кораблю, сестры попросили отца привезти разных дорогих подарков, и только Белль попросила розу. Купцу пришлось одному возвращаться домой через лес ночью. Там он попал в волшебный замок, где чьи-то руки наливали ему вино, зажигали свечи. Утром он проснулся, вышел в сад, чтобы идти домой, и увидел прекрасную розу, которую и сорвал для Белль. Как только он это сделал, появилось Чудовище. Жить купцу, по словам чудища осталось несколько минут, если одна из дочерей не решится заменить отца и пойти на смерть... Снят фильм в черно-белом изображении. (Иванов М.)

Жан Маре: Гербовое чудовище. [...] Мимика Маре никогда не выходит за пределы сдержанной эмоции, она строго регламентирована мифологической условностью и колеблется в пределах от мраморной холодности до рептилийной малочувствительности. Дробные движения зрачков и век компенсируют пластическую неподвижность, добавляют короткие длительности лицевой партитуре, как будто сдерживаемой туго натянутой кожей лица. Эмоция, созвучная экранному действию, проживается и нагнетается Маре где-то внутри, кипит и сгорает, как в фаларидовом быке, оставляя на коже блестящий глянец пота, отражающий непрерывно падающий свет. В «Красавице и Чудовище» (1946) эта природная застылость лицевых черт будет утрирована звериной маской, обрамляющей подвижный взгляд и наделяющей его анатомической подробностью, позволяющей выявить ... степень «человеческого» в миксантропичном облике Маре. Почти двадцать лет спустя этот принцип повторит Андре Юннебель в «Фантомасе» (1964), где примитивная резиновая маска, блокирующая мимику лица, будет обрамлять пытливый взгляд злодея. И здесь природная фотогения Маре сработает как трафарет - достаточно сменить фон, и неизменно безмерный взгляд, устремленный куда-то далеко, начнет олицетворять вселенское зло. [...] (Евгений Климов. Читать полностью - )

13 киноадаптаций бессмертной сказки «Красавица и Чудовище». От Жана Кокто до Билла Кондона. [...] Жан Кокто адаптировал этот сюжет, поскольку он был созвучен его собственной мифологии. Но из-за того, что мастер не был уверен в том, что справится с технической стороной, он пригласил к себе в качестве второго режиссера еще одну легенду французского кино - Рене Клемана. Позже оба заметили, что представления Клемана о кинематографе противятся всем методам Кокто. Но, несмотря на это, они прекрасно сработались. Самой большой проблемой фильма стал грим. На то, чтобы превратить красавца Жана Маре в монстра, уходило 5 часов, что походило на хирургическую операцию. Позже ... другой мэтр - Лоуренс Оливье - признался Кокто, что у него бы никогда не хватило сил вынести такую пытку. Чего не скажешь о Маре, который из фанатичной одержимости профессией и любви к своему любимому псу Мулуку упорно добивался перевоплощения человека в животное. Как заметил сам Кокто, «Маре прошел в своей артистической уборной все необычные фазы, которые сопутствовали превращению доктора Джекилла в мистера Хайда». Поначалу эту классическую картину публика приняла в штыки. На показе в Канне «несносная элита посчитала, что фильм будет недоступен пониманию детей и покажется ребячеством взрослым людям». Продюсер уговорил Кокто вырезать одну из лучших сцен картины, но через три года - после успешного проката - опомнился. Роль Белль в картине сыграла танцовщица Жозетт Дэй, за визуальную красоту кадра нужно благодарить легендарного оператора Анри Алекана, а сам режиссер появляется возле школьной доски, на которой были оформлены титры фильма. [...] (Макс Милиан. Читать полностью - )

Даже если ограничиться кинематографом, Жан Кокто был слишком крупной и самобытной фигурой, чтобы его работы отождествлялись с тем или иным течением. Да, картина «Красавица и Чудовище», заставившая говорить о появлении талантливого (эпитет «гениальный» творец заслужит позже, после выхода на экраны шедевра «Орфей», 1950) режиссера, не может не вызвать ассоциации с достижениями «поэтического реализма». В первую очередь напрашиваются параллели с «Вечерними посетителями» (1942) Марселя Карне, лишь формально отказавшегося от анализа проблем современности, поскольку обращение к средневековой легенде на поверку - не исключало злободневного подтекста. Вместе с тем Кокто вовсе не из прихоти отдавал предпочтение иной характеристике, величая себя приверженцем «ирреального реализма». ... Его фильм, увидевший свет вскоре после кровопролитной (для Франции, чего греха таить, еще и не лишенной позорных страниц) войны, тоже тяготеет к иносказанию. Речь не о буквалистском подходе - не об отождествлении, скажем, довлеющего над несчастным хозяином проклятья с коричневой чумой. Однако поведение заносчивых, самовлюбленных Фелиции и Аделаиды (к тому же, от сестер недалеко ушли и брат Людовик с закадычным приятелем Авенаном) служило, хочется сказать, живым укором тем несчетным - по сути, подавляющему числу - соотечественникам, кто в суровые годы отсиживался и преследовал личную выгоду. А такие, как презираемая и третируемая Красавица - готовые к самопожертвованию ради других людей, отзывчивые, чуждые алчности и способные преодолеть социальные предрассудки - личности стали заслуженными героями времени. Какой бы причудливой и пугающей, именно ирреальной1 ни казалась обстановка в замке (с волшебным зеркалом, с человеческими руками, держащими подсвечники и прислуживающими гостю за столом, с одушевленными статуями...), от реальности все равно нигде не укрыться. Перфекционизм бескомпромиссного Жана Кокто, отстаивавшего собственное видение истории (что, кстати, стало причиной острых дискуссий с искушенным оператором Анри Алеканом), принес потрясающие плоды. Все, начиная с наносившегося по несколько часов грима Чудовища, костюмов2, вычурных деталей интерьера и заканчивая сложными перемещениями камеры, работает на создание неповторимой атмосферы - и на основную мысль. Не удивлюсь, если вдруг выяснится, что напавший на режиссера в разгар работы недуг (к счастью, на выручку пришел Рене Клеман) был спровоцирован нервным потрясением. Во всяком случае осталась масса свидетельств о том, с каким волнением он ждал реакции руководства киностудии и публики... К счастью, успех оказался значительным (шестнадцатое место в сезоне с результатом 3,78 млн. проданных билетов), а со временем слава фильма лишь упрочилась. И помимо изобразительного решения, казавшегося недостижимым идеалом последователям (даже диснеевцы не отважатся в анимационной экранизации на прямую художественную полемику, прикрывшись постмодернистскими шутками), вызвал восхищение необычный подход к экранизации. Стараясь не отступать от сюжетных перипетий сказки (правда, здесь важно помнить, что взятая за основу версия мадам Лепренс де Бомон предельно лаконична, очищена от излишних бытовых подробностей), Жан вовсе не воспринимался обычным иллюстратором. В финале, когда происходит обмен судьбами (Чудовище получает прощение и возвращается к жизни в облике Авенана, тоже нравившегося Красавице, а сам горе-жених платится за бесчестную авантюру), торжествует справедливость - справедливость в понимании автора. По Кокто, мало искупления прежних прегрешений: восстановление вселенской гармонии тесно связано не просто с любовью чистой душой девушки, но и с существованием двойника, хотя и необязательно злого, известного под именем Доппельгангер. Итак, чудо свершилось, и жили они долго и счастливо. Авторская оценка: 8/10. 1 - Выписанной в манере, близкой сюрреализму, к которому Жан имел прямое касательство ранее (в качестве поэта и драматурга). 2 - Особо выделяется вклад Пьера Кардена, тогда - начинающего модельера и театрального художника. (Евгений Нефедов)

Вершина творчества Кокто. Что послужило причиной огромного успеха этого фильма? Прежде всего то, что знаменитый писатель, художник и на все руки мастер, каким был Кокто, обожал процесс работы в самом конкретном смысле слова. Ему нравилось чувствовать товарищеский дух съемочной группы, своими руками создавать спецэффекты; нравилось все, что представляет собой кинопроизводство, которое он называл «прибежищем ремесленника». «Я всегда люблю то, что делаю, - говорил он. - Но для такого человека, как я, предрасположенного к грусти, нет ничего лучше студийной работы. Она открыла для меня радости коллективного труда, тесного сотрудничества между творцами» (см. «Entretiens sur le cinematographe», Belfond, 1973). Еще одна причина ... успеха - в том, что Кокто безупречно иллюстрирует жанр волшебной сказки, полностью обновляя его своей поэтической невинностью и изобретательностью. Этот жанр (самый прекрасный кинематографический образец которого родился в стране, славящейся своим картезианским духом) требует особого ритуала, церемониала, который превращает самые бредовые и беспочвенные фантазии в абсолютные, незыблемые, неукоснительные законы. Повествование «Красавицы и Чудовища», где ключевую роль играют пластика и музыка, строится на прогулках, поездках, открытиях новых, роскошных и удивительных мест - все это гасит скептицизм и недоверие. Сказка говорит о страхе, о смерти, сохраняя при этом дистанцию. Она не должна вызывать у зрителя смертельный ужас или окутывать его нездоровым мраком. Она всегда внушает надежду и благодарность за красоту мира. Действие разворачивается в особом сказочном измерении, за рамками реального времени и любых исторических эпох. Такие условия идеально подходят Кокто: воображаемый им XVII век создан исключительно его руками и воображением. Фильм не смешивает в себе различные эпохи. Он создает собственную. В отличие от того, что произойдет позднее в «Орфее», непроницаемость реальности не становится преградой для взгляда режиссера. Она, если можно так выразиться, исчезает. Ко всему прочему, Кокто не забывает, что он как поэт превосходно владеет словом. Диалоги, от которых он добивался лаконичности, лапидарности и осмысленности, еще более возвеличиваются голосом и манерой речи Жана Маре. «Голос калеки, страдающего монстра», как написал Кокто в дневнике фильма. Наконец, «Красавица и Чудовище» принадлежит к числу тех фильмов, что содержат в себе нечто уникальное, в данном случае уникален невероятный грим Жана Маре, требовавший четырех часов работы при каждом наложении и причинявший актеру большие страдания. N.В. Другие версии: «Beauty and the Beast» (1963, США), Эдвард Л. Кап (достаточно вольная экранизация; Чудовище превратилось в оборотня, но, как и в сказке-первоисточнике, поцелуй любви снимает заклятие); «Beauty and the Beast» (1976, США), Филдер Кук (до крайности блеклый телефильм с Джорджем К. Скоттом и Триш Ван Девир). Существует также чешская версия, снятая в 1979 Юраем Герцем. Библиография: на съемках Кокто вел дневник фильма (Jean Cocteau, «La Belle et la Bete, journal d'un film», J.-B. Janin, 1946; Editions du «Palimugre», 1946; Editions du «Rocher», Monaco, 1958; Editions «Rombaldi», 1971). Последнее из перечисленных изданий представляет собой 1-ю часть тома II собрания сочинений Кокто и снабжено иллюстрациями Эдуара Дерми. Книга увлекательна; она дополняет фильм и даже служит его частью. Кокто описывает все аспекты постановки, в особенности - изобразительный стиль, которого он добивался от Алекана: «Алекан подслушал на студии, будто все, что мне кажется восхитительным, считают браком, плохо освещенными кадрами, "творогом"... Люди раз и навсегда решили, что настоящая поэзия должна быть туманна. Но, по моему мнению, поэзия - это точность, цифра, поэтому мне и нужно от Алекана нечто ровно противоположное тому, что слывет поэзией среди идиотов... Бывает, что я освещаю одно лицо больше другого, освещаю комнату больше или меньше положенного, наделяю свечу силою лампы. У Чудовища (в парке) я выбираю сумеречное освещение, которое не вполне подходит под то время суток, когда Чудовище выходит из дома. Я могу даже объединить сумерки с лунным светом, если сочту это нужным. Но я так свободно обращаюсь с реализмом не потому, что создаю волшебную сказку. Фильм - это письмо образами, и я стараюсь пропитать его атмосферой, которая бы больше соответствовала ощущениям, нежели фактам». Кокто описывает также всевозможные болезни (карбункул, экзема), одолевавшие его в это время и вынудившие его сделать перерыв в съемках (Маре тоже был болен, а Мила Парели попала в аварию). При чтении книги фильм предстает своеобразным приключением, духовным переживанием и сложным, но логичным следствием внутренних археологических раскопок. «Моя работа сродни работе археолога. Фильм уже существует (заранее). Я должен лишь найти его во мраке, где он дремлет, пробиться заступом и киркой. Бывает, что я наношу ему повреждения в спешке. Но неповрежденные участки сияют белизной мрамора». Между прочим, немногие режиссеры сохраняли такую трезвость, оценки фильма во время работы над ним и после ее окончания: «Теперь, глядя со стороны, я понимаю, что ритм моего фильма - ритм рассказа. Я рассказываю. Кажется, будто я спрятался за экраном и говорю оттуда: итак, произошло то-то и то-то. Нельзя сказать, что персонажи живут: они проживают рассказанную жизнь». Сценарий и диалоги фильма опубликованы в Америке в двуязычном издании (Robert М. Hammond. New York, 1970). Это режиссерский сценарий, где тщательно отмечены все изменения, привнесенные в окончательный фильм. Хэммонд впервые подтверждает существование целого ряда сцен (вырезанных во Франции), о которых упоминает Кокто в дневнике. В этих сценах мы видим, как Людовик и Авенан переодеваются в женские платья и выдают себя за Фелицию и Аделаиду, чтобы выманить деньги у суконщика. Как ни странно, американская копия, виденная Хэммондом, заканчивается этим необъяснимым набором сцен. Наконец, весь фильм целиком был реконструирован при помощи фоторепродукций в серии «Bibliotheque des classiques du cinema» («Balland», 1975). (Жак Лурселль. «Авторская энциклопедия фильмов», 1992)

Именно так - "волшебной сказкой без волшебницы" - охарактеризовал в интервью Андре Фрэно жанр второй своей режиссерской работы сам себе волшебник Жан Кокто. В основу фильма легла сказка мадам Лепренс де Бомон, писательницы XVIII столетия, превращенная режиссером в кинопоэму и, как почти каждый его фильм, - в поэтический манифест романтика и модерниста. Из предшествующих этой ленте фильмов более всего ей созвучна, на мой взгляд, картина Марселя Карне "Вечерние посетители". (Из наследующих, замечу в скобках, - "Золушка" Надежды Кошеверовой.) Не знаю, был ли Карне, младший Кокто на двадцать лет, его учеником, или почитателем, но эти два фильма, сказка поэтическая и сказка ... философская, переговариваются между собой настолько внятно, что и непосвященному явна творческая близость их создателей. Не буду останавливаться на сюжете "Вечерних посетителей", поскольку читатель легко может найти на этом сайте соответствующую рецензию. Пересказывать же фабулу "Красавицы и Чудовища" решительно нет смысла: каждый, наверное, видел диснеевскую версию этой истории, а если нет, так читал сказку С. Т. Аксакова "Аленький цветочек". Нет, надо полагать, необходимости и углубляться в дебри исторической протяженности сюжета, исходящего из вставной новеллы об Амуре и Психее, изложенной в Апулеевых "Метаморфозах". Все это увело бы нас от кинематографа, которому, в общем, важно совсем другое. Что именно? О том и пойдет речь. И Кокто, и Карне, несомненно с благодарностью поминая родоначальника собственно художественного кино Жоржа Мельеса, в названных лентах демонстрируют истинно поэтические чудеса, возможные только на экране: оживающие статуи и живые люди, превращающиеся в каменные изваяния, или человеческие конечности, украшающие стены старинных замков, указующие путникам дорогу в столовую и освещающие ему путь в спальню, или зеркала, проявляющие истинную суть негодяев и оповещающие героев о грозящих им опасностях, или медленно, горизонтально, несколько даже бестелесно, рапидом возносящиеся в небеса под финальные музыкальные аккорды победившие препятствия возлюбленные и т.п. Картина "Красавица и Чудовище" имела огромный успех у современников именно потому, что это была не просто волшебная, а поэтическая сказка. Одних очаровывали именно эти живые руки, растущие вместе с подсвечниками из стен замка Чудовища, или его потрясающе сложный грим (говорят, что перед каждой съемкой Жан Маре подвергался пятичасовой пытке превращения из молодого красавца в нечто ужасное, напоминающее и медведя, и циклопа, и собаку); других увлекало сказочно-романтическое действо в целом, позволяющее на полтора часа уйти из всепобеждающего в те годы реализма ("бегство от действительности") в таинственный мир грез... Как бы там ни было, но факт былого успеха легко подтверждается опытным путем. С год назад телеканал Ren TV продемонстрировал эту ленту, и она, ей Богу, понравилась далеко не мне одному. Во всяком случае, она, пусть черно-белая, пусть отнюдь не многобюджетная, пусть немножечко излишне эстетская и по нашим, "аленькоцветочковым", меркам холодноватая (то есть без истерики, без педалированной жертвенности с обеих любящих сторон), смотрится все же куда более естественно и очаровывает куда более загадочно, нежели, например, опустошающе примитивная в роскошной своей иллюстративности экранизация "Властелина колец". (Надеюсь, многочисленные юные поклонники этого блокбастера не оторвут мне голову за негативное мнение об их любимом фильме, - в конце концов, как говорил когда-то великий хоккейный вратарь чехословацкой сборной Владислав Дзурилла, "никакой я не гений, а всего лишь скромный пожилой джентльмен из Брно"... а пожилым джентльменам, право, простительно некоторое отставание от моды, - отцы... куда уж нам!..) В помянутом интервью А. Фрэно, в ответ на замечание журналиста о том, что современные критики упрекали автора "Красавицы и Чудовища" за привнесение в чужую историю его личной мифологии, то есть, надо полагать, прежде всего мотива зазеркалья, да и, я бы сказал, эстетики однополой любви (камера безусловно любуется Жаном Маре, исполняющим сразу три роли, Жозетт Дэй же, Красавица, то ли не справляется с ролью, то ли и сама роль написана, мягко говоря, без особого вдохновения, отчего ускользает идея жертвенной любви, а финальный полет в небесах очевидно беспол, напоминает позднюю тургеневскую фантастику и уж во всяком случае для победивших препятствия злого колдовства героев не радостен), Кокто отвечал следующее: "Я адаптировал этот сюжет, поскольку он был созвучен моей собственной мифологии. Но самое забавное состоит в том, что все предметы и действия, приписываемые мне, содержатся в тексте мадам Лепренс де Бомон, написанном в Англии, где истории чудовищ, прячущихся в фамильных замках, бесчисленны. Впрочем, меня прельщало и толкало к ИРРЕАЛЬНОМУ РЕАЛИЗМУ... именно то правдивое, что было в тексте" (цит. по: Жан Кокто. Петух и арлекин. СПб.: Кристалл, 2000. С. 587 - 588). А что такое ирреальный реализм, расшифровывает, кажется, Клод Бейли в своей компакт-энциклопедии "Кино: фильмы, ставшие событиями" (СПб: Академический проект, 1998. С. 208 - 209): картина "является как бы иллюстрацией к определению, которое сам Кокто дал кинематографу, - "Сон наяву". Прибегая к минимальному количеству трюков и умело пользуясь сокровищами классических сказок (замок, лес, оживающие светильники, волшебный конь, любовь, побеждающая колдовство), он создает на экране поистине феерический мир, а мастер своего дела художник-декоратор Кристиан Берар помогает ему построить "новую действительность", где немалую роль сыграли реминисценции живописи, от Вермеера Дельфтского до Гюстава Доре... Жан Кокто считал кинематографию "десятой музой". Здесь он дает ей имя "Магия" (анаграмма французского "image" - "кадр")". Прекрасный фильм! Надо бы его почаще смотреть и взрослым, и детям, ведь это я тут акцентировал внимание на тонкостях эстетики Жана Кокто, дети же (и большинство взрослых, не разучившихся испытывать высокие чувства под рассчитанным влиянием буквально заставляющих столбенеть боевиков и мыльных опер) увидят в ней то, что и должны видеть: добро и любовь, красоту и волшебство без всякого что ни говори, а туповатого примитива и пошловатого юмора голливудских аниматоров, продолжателей (я бы сказал - ниспровергателей) доброго дела Уолта Диснея. Что еще сказать, кроме как лишний посетовать на основные наши телеканалы, бесконечно пережевывающие один и тот же набор голливудской попсы в ущерб богатому и разнообразному искусству мирового, прежде всего европейского кинематографа? Да и на отечественные видеоконцерны, явно недостаточно разнообразящие стеллажи специализированных магазинов кассетами с записью высокого кино... Хотя вот как раз "Красавица и Чудовище" Жана Кокто в продаже есть, но 200 рублей - цена, вряд ли способная устроить юного и способного мыслить, а значит небогатого зрителя. Как бы все-таки попробовать изменить эту негуманную систему, обернувшись лицом к человеку, хотя бы молодому? Чего ж его, наше с вами общее будущее, без конца оболванивать? А, господа предприниматели? (Виктор Распопин)

Рецензия на фильм "Красавица и Чудовище", или стоит ли хорошего пса превращать в Полиграфа Шарикова. Сейчас невозможно уже знать наверняка, как изначально выглядела сказка о Красавице и Чудовище. Пересказы, переиздания, переводы, адаптации - и вот мы знакомы с тихой скорбной Настенькой, напрочь лишенной всякого эгоизма и любящей все, что может вызвать жалость, и с американской разбитной красоткой, танцующей среди говорящей бытовой техники. Чудовище в обоих вариантах выступает жертвой злых чар, заколдованным принцем (я полагаю это справедливым: не все же бедным мужчинам лягушек и летаргические трупы целовать, надо и нам иногда проявлять характер). Архетипический смысл "Красавицы и Чудовища" так глубок, что ... можно писать трактаты и за всю жизнь не докопаться до сути. Жуткое варево из комплекса Электры, страха девирджинизации, выдуманного уродами тезиса "внешность - не главное", морали "терпение и труд все перетрут" и, конечно, мечты о любви, творящей чудеса. Сквозь романтический флер, скрадывающий острые углы и страшные рожи, эта сказка - прекрасное утешение для социально неадаптированных ботаничек, в брызги разбивающееся о первый же риф реальности: вне зависимости от затраченных усилий, в финале Чудовище никогда не превращается в принца. Въезд закончен, перехожу к Кокто. Первые, с кем нам предлагают познакомиться - второстепенные персонажи, своим молодечеством придающие повествованию некоторый задор, и остроумно именуемые моими коллегами "долбо*бы". Два мучимых бездельем долбо*ба - сын купца с другом - упражняются в стрельбе из лука, и вскоре одна из стрел попадает ровно в окно отчего дома, прямо в комнату, где две сварливые сестры соревнуются в злословии, в то время как третья драит паркет зубной щеткой. Таким славным и стремительным образом перенеся нас с улицы в дом, нам дают возможность так же скоро оценить ситуацию в семье: по лестнице уже несутся юноши, вопрошая, не угодила ли стрела в Белль. Судьба сестер-злодеек их ни капли не волнует. Сестры в картине выступают комическим воплощением бытового хамства - несмотря на их потуги выглядеть, с ними все, включая слуг, таскающих носилки, обходятся как с кулями муки. Пара долбоебов, напротив, находится в роли более сложной. Относительно Белль, являющейся точкой отсчета, нулем, они занимают позицию пусть плюсовую по шкале намерений, но отрицательную по шкале разума, что очень усложняет задачу зрителя определить свое к ним отношение. Белль в течение всего фильма словно бы колеблется на кочке среди зыбкого болота. Если по мере повествования персонажи задают ей вопросы, она никогда не отвечает конкретно, а составляет свой ответ из всех возможных: "Да. Нет! Да. Я не знаю", что лично меня изрядно бесило. Ее лицо одинаково невозмутимо во всех ситуациях - ни стрела, вонзающаяся в пол возле того места, где она елозит щеткой, ни жуткий самообслуживающийся замок Чудовища, ни даже само Чудовище - ничто не способно вывести ее из апатии. Только мысль об отце способна навести легкую рябь на ее белоснежный лобик и ускорить ее жесты. Если бы я смотрела фильм с середины и не имела представления об истории о Красавице и Чудовище, честное слово, мне было бы не догадаться, положительный она персонаж или отрицательный. Зачем именно такая игра нужна была режиссеру для сказки? То ли чтобы придать истории способствующую индивидуальному воображению стерильность, то ли чтобы на фоне механической красавицы очеловечить и выпятить остальные персонажи - не понимаю. В интерпретации Кокто есть удивительные моменты. Судя по тому, что один из долбоебов превращается в точную копию Чудовища, будучи подстреленным статуей Дианы, охраняющей его сокровищницу, происхождение монстра - жадность, а не воспитательные чары какой-то колдуньи. Подобный ход мы можем наблюдать в сказках о кладе Дракона - когда человек, убив хозяина и завладев его богатством, мгновенно обрастает чешуей и принимается изрыгать огонь. Другой момент состоит в том, что монстр Кокто является не чудищем, как сообщает наша сказка, а гибридом - минотавром, человеком со звериной головой, оборотнем, в котором борются два начала - животное и человеческое. Временами, как и положено оборотню, Чудовище теряет контроль над собой, страшно воет, носится по чаще и задирает в лесу косуль, чтобы вскоре явиться под дверь к Красавице в окровавленной рубашке, с дымящейся головой и обескураженной рожей. В этой постоянной мучительной внутренней борьбе и состоит его горе, о чем он недвусмысленно высказывается. В фильме есть откровенно потешные сцены. В какой-то момент навязчивая манера всех без исключения персонажей прислушиваться к происходящему за дверью, склонившись и прильнув к ней щекой, начинает вызывать гыгы-эффект. Но вершиной нелепицы заслуженно является сцена превращения Чудовища в человека. Тихий зверь, величественно умирающий на берегу ручья, изрекши последние слова, полные любовной самоотверженности, вдруг оборачивается несимпатичным, слащаво ухмыляющимся аферистом Жаном Маре в белых колготках, мгновенно берет аморфную Красавицу за рога, и со снисходительной улыбочкой утягивает ее куда-то вверх из кадра. Это скорее было похоже на похищение из сумасшедшего дома, чем на хеппи-энд. Если ставить перед собою задачу просто ознакомиться с еще одной версией известной истории, фильм ее полностью решает. Для этого следует воспринимать персонажей как тряпичных кукол, а все их взаимодействия - как условности. Я же совершила ошибку, увлекшись бесполезным сравниванием, и таким образом утеряла способность оценить вязкое очарование предложенной игры. Оценка: 3/5. (Юлия Ульяновская, «Экранка»)

Любовь Орфея. Огромная пропасть лежала между эстетом и теоретиком искусства, поэтом и романистом, драматургом и режиссером Кокто и мальчиком-недоучкой из провинциального Шербура Жаном Маре. Однако уже в их первую встречу произошло нечто особенное, оставившее след не только в их частной жизни, но и в истории французской и мировой культуры. Начало этой истории напоминает мелодию, первые звуки которой ласкают слух, но кажутся обманчиво знакомыми. Сорокалетний мэтр, режиссер, драматург, овеянный шумной (и весьма скандальной) славой, читает начинающему актеру новую пьесу. Вообразим освещенную мягким, затененным светом комнату, где прихотливая фантазия хозяина соединила игрушечную лошадку и магический кристалл, эскизы, набросанные рукой Пикассо и китайскую ... опиумную трубку, комнату, где бывает «весь Париж» и куда слетаются все музы. Представим, наконец, самого мэтра в белом махровом халате и шелковом кашне, туго обмотанном вокруг шеи. Нервные удлиненные пальцы пианиста, вьющиеся волосы - точно вспененный гребень волны, томные глаза «печальной маркизы». Временами он напряженно всматривается в лицо слушателя. Но ни умудренный опытом поэт, ни юный дилетант пока не знают - то, что произойдет через минуту определит их жизни на долгие десятилетия и впишет прекрасные полные поэзии страницы в историю культуры Франции. ...И вот он звучит этот неожиданный, страстный, дисгармоничный аккорд, подобный тем, что так любил друг хозяина Игорь Стравинский. Мэтр встает, подходит к актеру и произносит ошеломляющую фразу: «Это катастрофа! Я вас люблю!» Через многие годы бывший неофит, став звездой мирового экрана, напишет книгу воспоминаний, где с поразительной искренностью воспроизведет эту встречу: сомнения, обуявшие его в ту секунду, вспыхнувшие перед его взором блистательные возможности, и страх перед всемогущим режиссером, и маленькую ложь почти неслышного ответа на признание «Я тоже...» Ложь, которой очень скоро суждено было стать правдой. Нет сегодня любителя кино, кто бы не знал Жана Маре - Маре, рыцаря из средневековых легенд, Маре-кавалера времен Людовика XIV, Маре - «мужчину чьей-то мечты», «Белых ночей» или «Жюльетты». Но далеко не все знают его духовного наставника, человека, в полном смысле слова создавшего его и как личность, и как актера - Жана Кокто. Легенда Парижа - поэт и романист, автор афоризмов и теоретик искусства, драматург и постановщик - ко всем этим талантам в придачу Кокто обладал еще одним, не менее редким: он с зоркостью педагога видел молодые дарования и отечески пестовал их. Он первым открыл литературный дар рано ушедших Раймона Радиге и Жана Деборда, «при жизни отдав им те блистательные почести, которые мир воздал им после смерти». Он сформировал кружок начинающих музыкантов, так называемую «шестерку» - и они составили цвет французской музыки нынешнего столетия. Однако при встрече с Маре произошло нечто особенное. Так писатель встречается с давно искомым персонажем, поэт находит рифму, а музыкант - редкостный инструмент, который один только и может передать томящие его звуки. Давно маячивший за строками стихов и романов Кокто образ юного фантазера, романтика, «ужасного ребенка», капризного, ранимого, но и мужественного и душевно талантливого, способного на глубокое чувство, на подвиг, обрел свое живое воплощение. За броской внешностью юного греческого бога, Кокто разгадал душу странствующего рыцаря. Именно поэтому позднее Маре так естественно «впишется» в мир его произведений. И в то же время огромная пропасть лежала между эстетом Кокто и мальчиком из Шербура, мягко говоря не отягощенным образованием. Ни знаний, ни особых профессиональных навыков у Маре не было. И Кокто словно Пигмалион начинает неутомимую работу над своей «статуей». Начнет с простейшего: двадцать названий из мировой литературы: «Красное и черное», «Война и мир», «Идиот», «Блеск и нищета куртизанок», Метерлинк, Оскар Уайльд, Эдгар По, Томас Манн и др. - так откроются перед Маре сокровища мировой литературы. Профессиональный художник, Кокто заметит у юноши недюжинные способности к рисованию и заставит упорно заниматься живописью. Блистательный эрудит, он научит его путешествовать по историческим эпохам, свободно чувствуя себя и в рыцарских латах, и в вычурном камзоле рококо, и в римской тоге. Кокто посвятит своему «Жанно» стихи и поэмы - они войдут в классику французской лирики, напишет для него пьесы и сценарии, возведет на Олимп славы. Но главное, Кокто поддержит в нем лучшие природные задатки - благородство, мужество, щедрость души, которые так будут пленять публику в его ролях. «Он родился красавцем от красавицы матери, - напишет поэт, - Ему требовалась соответствующая душа, чтобы носить этот прекрасный костюм». Жан и Жанно будут разделять триумфы общих театральных и кинематографических побед и глумленье молвы. Она не оставит их дружбу ни на минуту. Но это все впереди... А в год их встречи, 1937-й, радостная атмосфера разделенных чувств подстегивает обоих к творчеству, а истовая работа помогает пережить горечь обид. В уединенном местечке Монтаржи всего за восемь дней Кокто пишет для Маре и актрисы Ивонн де Брэй «Трудных родителей», где под маской бульварной пьесы прячет искаженное страданием и страстью лицо греческой трагедии. По ходу он «примеривает» на Маре образ главного героя, Мишеля, - впору ли, - придавая тому черты своего друга... В этом спектакле Маре через несколько месяцев завоевывает парижскую сцену, а сама пьеса впоследствии - сцены всего мира. Все мастерство профессионала, всю хитрость стратега, закаленного в многолетнем единоборстве с публикой, употребляет Кокто, чтобы упрочить славу своего ученика не только в театре, но и в кино. В 1942 году он создает сценарий «Вечное возвращение», где его постоянная тема любви и смерти, сплетенных воедино, облечена в форму современной легенды о Тристане и Изольде. Кокто действует наверняка - сценарий передан не только отличному мастеру, но и давнишнему другу, тонко чувствующему стиль автора, Жану Деланнуа. Вместе с ним словно маг колдует поэт над своим кинематографическим «зельем»... Старинный замок, снежные вершины, бушующее холодное море, вспышки молний. Завораживающая пластика героев - Патриса (Маре) и Натали (Мадлен Солонь), столь красивых и одинаково златовласых, что кажутся не только возлюбленными, но и братом и сестрой... И вот это «зелье», приправленное чарующей музыкой Жоржа Орика, готово. Французская публика, угнетенная стыдом оккупации, тяготами военного быта, с отчаянностью припадает к этому «напитку», замешенному на молодости, красоте и вере в бессмертие чувства... и влюбляется в картину так же безоглядно, как Патрис и Натали, пригубившие колдовской напиток. Маре становится по-настоящему знаменит. В моду входят жаккардовые свитера а ля Патрис. Девушки стригутся под Мадлен Солонь. А вместе с актерами сладость популярности разделяет любимый пес Маре, Мулук, вовсе не по протекции, а за несомненное дарование приглашенный Кокто на одну из ролей. Из мира легенды поэт и актер увлекают зрителей в страну сказки, снимая в 1947 году «Красавицу и Чудовище» (французский вариант «Аленького цветочка»). Оба они фанатики работы, не знающие усталости, не ведающие «звездной» изнеженности. Грим Зверя, в которого должен перевоплотиться Маре занимает более пяти часов, пока маска (устрашающий шедевр знаменитого французского пастижера) наклеивается на лицо. Еще более мучителен процесс разгримировки, когда маску приходится буквально сдирать с кожи (Лоренс Оливье, кстати, заметил, что никогда бы не согласился на подобную пытку). У самого Кокто, не уходящего со съемочной площадки, внезапно разыгрывается страшная кожная инфекция... Он ведет работу, скрываясь под черным забралом и не может бриться. Тем не менее, преодолевая боль, шутит, обращаясь к Маре: «Видишь, Бог справедлив, он наказал меня за те мучения, на которые я тебя обрек. Теперь я тоже покрыт шерстью...» «Красавица и Чудовище» имела шумный зрительский успех. Но и эта сказка, и романтическая драма «Двуглавый орел» (1948) были всего лишь «репетициями» перед главным фильмом в биографии Кокто, - «Орфей» (1949) где Маре сыграл, без сомнения, свою лучшую роль в кино. Нет, не любовью к земной Эвридике влеком поэт Орфей в кинопоэме Кокто. Его манят загадки бытия, таинственное «Зазеркалье». А роковая любовь, вернее, непреодолимое взаимное тяготение, навсегда свяжет его со Смертью, олицетворенной в образе прекрасной женщины. Ради Орфея, Смерть ослушается высших божеств и отпустит избранника из потустороннего мира. Ибо судьба поэта - возрождаться и жить силой своего таланта в веках. Жан Маре, Мария Казарес, Франсуа Перье, Мария Деа - все созвездие исполнителей с поразительной тонкостью и точностью воссоздало в «Орфее» мир чувствований, загадочных предощущений, строгую законченность поэтической мысли Кокто. Он мог быть счастлив... ...Трагедии разрыва не было. И дата его поэтому не важна. Пути Кокто и Маре разошлись так же - как их персонажи, движущиеся навстречу друг другу? в последней картине режиссера «Завещание Орфея» (1959). Орфея сыграл здесь сам Кокто, или точнее, не сыграл, а без грима, в своей рабочей куртке с засученными манжетами прошествовал среди руин своих же воспоминаний, мимо друзей и персонажей, среди которых был и ослепленный, безмолвный Эдип-Маре. Перефразируя грустный афоризм поэта, волна, которая уносила от него все самое дорогое, унесла и его друга. Они продолжали переписываться, ценили советы друг друга, были в курсе новых увлечений каждого. Иногда больной, стареющий поэт гостил в доме Маре в Мари-ля Кокетт. И лишь однажды, незадолго до смерти, Кокто не выдержал избранного им тона благоразумной дружбы... После одного из визитов к нему актера, Маре получил письмо: «Мой Жанно! После твоего отъезда я пережил ужасный приступ грусти и одиночества. Видеть твой отъезд для меня все равно что падать в пропасть, когда ты падаешь в другую... И я спрашиваю себя, могут ли эти тяжкие проблемы быть решены в эпохи беспорядка и жестокости?.. Ты забыл свои меховые перчатки. Я взял их наверх в свою комнату и целовал со слезами в горле... Обнимаю тебя изо всех моих слабых сил. Жан». Кокто умер 11 октября 1963 года. Маре провел бессонную ночь у смертного ложа, которое украшали Орден Почетного Легиона, шпага бессмертного Члена Французской Академии и несколько алых роз, брошенных на голубое покрывало. Ночь, полную воспоминаний, размышлении и слез. По желанию поэта на могильном камне были выбиты слова «Я начинаю...» ...Будучи «учеником чародея», Маре унаследовал от своего наставника поразительную разносторонность дарований и интересов: не только играл в театре и кино, но рисовал картины, создавал керамику и новые ароматы духов, издал книжку детских сказок. Разве что стихов не писал. Впрочем, чем не стихи, эти строки о руках Кокто: «Твои руки изваяны для любви и дружбы. Твои руки созданы из мягкости и благородства, из простоты и элегантности. Это руки внимательного рабочего, гениального ремесленника. Гибкие, ловкие, таинственные, неразгаданные и ясные. Это руки поэта и благородного гения. Они коснулись меня в 1937 году, и я родился. Более чем своим родителям я обязан тебе своим рождением». Нои завершить эту историю следовало бы неожиданным «аккордом». В том же 1963 году Маре усыновил цыганского мальчика, Сержа, дал ему образование, благосостояние, одарил поистине сказочными возможностями. Любовь Орфея, как и все прекрасное в этом мире, возвращается вечно. (Екатерина Мосина, «Видео-Асс Фаворит», 1993)

ЖАН КОКТО. Род его занятий не определить ни одним, ни тремя словами. Поэт? Разумеется: всю жизнь слагал изысканнейшие строфы, удостоился своеобразного и редкого титула "принц поэтов" и на склоне лет вошел в число "бессмертных", был препоясан шпагой и облачился в зеленый камзол Французской академии. Однако выпускал и книги рисунков, делал афиши, плакаты и декорации к спектаклям, а помимо того - удивительно расписал несколько церквей в окрестностях Парижа, в Вильфранш-Сюр-Мер и даже в Лондоне. Были еще и пьесы Кокто-драматурга, нередко сопровождавшиеся скандалами и всегда - шумом, собиравшие лучших актеров - Шарля Дюллена, Ивонн де Бре, Жанну Моро, Эдвиж Фейер, Жана Маре, ... - пьесы, идущие по всему миру и сейчас, известные в России: "Священные Чудовища", "Ужасные родители", "Двуглавый орел", "Человеческий голос"; были фильмы по сценариям Кокто - "Вечное возвращение", "Ужасные дети", "Рюи Блаз"; фильмы, поставленные режиссером Кокто по собственным сценариям, - "Кровь поэта", "Орфей", "Завещание Орфея"; кроме того, не раз он выступал и как актер... Это Сергей Дягилев создал фокусника Кокто, сказав ему свое знаменитое "Жан, удиви меня!" Жан удивил - и удивлял с тех пор всю Францию. Кокто говорил, что Дягилев заставил его умереть, чтобы родиться настоящим Жаном Кокто - поэтом. Эта смерть и это возрождение случились в 10-е годы ХХ века, когда весь Париж свели с ума Русские сезоны Дягилева. Сумасшествие постигло не только впечатлительных юношей в возрасте Жана, тогда 20-летнего богемного поэта. Участь его разделили вполне зрелые, много повидавшие ценители прекрасного - Огюст Роден, Марсель Пруст, известный портретист Жак-Эмиль Бланш, Коко Шанель... Удивив Дягилева, Кокто стал одним из его сотрудников. Он делал афиши с портретами Нижинского и Карсавиной, сочинил сначала довольно заурядное либретто к балету "Синий бог", но потом придумал ни на что не похожие "Парад" и "Голубой экспресс". "Парад" был клубком диких по тем временам идей. Балет не имел сюжета - зазывалы перед нарисованным балаганом демонстрировали фрагменты своих номеров, но главного - того, что происходит внутри, - никто не увидит; публика удивлялась и возмущалась. Но не уходила. Музыка представляла собой обработку уличных мелодий, действие сопровождалось шумами - стуком пишущей машинки, ревом двигателей. Движения, имевшие самое приблизительное отношение к танцу, по большей части придумал сам Кокто, а костюмы и декорации сделал Пабло Пикассо. Над "Парадом" работали в военное время, хотели отвлечь сограждан от суровой действительности, а парижане сочли себя оскорбленными, и описание грандиозного скандала, с драками в партере, с криками "Пикассо - бош!" и даже "Русские - боши!", многие свидетели приводят в своих мемуарах. Через три года, в 1920-м, Париж принял "Парад" с восторгом, и Дягилев навсегда оставил его в репертуаре. Похоже, именно дягилевская антреприза показала Жану Кокто, как искусство выходит за пределы любых границ и перегородок - стиля, направления или даже вида и жанра... Дягилев не боялся никаких экспериментов - все, что талантливо, ему годилось. Это искусство не знало правил касты, не подчинялось никакому "изму". Дягилев спокойно ставил вперемежку романтические и кубистические, сюрреалистические и абстрактные балеты - за что его дружно терпеть не могли все идейные "исты". Та же участь постигнет Кокто. Его назовут фокусником и обманщиком: он только что заставил поверить в себя - авангардиста с "Парадом", с фарсом "Бык на крыше", однако "Новобрачные с Эйфелевой башни", пантомима в сопровождении текста и музыки, отдают пародией и на авангард, и на сограждан, и на себя - верного "иста"; а Кокто уже примеривается к сюжетам библейским, классическим, задумывает "Давида" на музыку Стравинского, в 1922-м ставит "Антигону", в 1923-м начинает "Эдипа" (в этой пьесе Кокто будет играть сам) и намного позднее - "Ужасных родителей", навсегда полюбившуюся зрителям пьесу о современниках... Он показывал фокусы, обманывал, удивлял. Исчезал там и появлялся здесь - что в искусстве, что в жизни он был мастером побегов и дерзких проникновений... Кажущаяся легкость и непостоянство его музы многих наводили на мысль, что Кокто - ребенок, который играет. Так просто было объяснить преодоление любых границ - без видимого усилия и борьбы; презрение условностей любого рода - без презрительности; ненавязчивость дерзости. "Вечный гамен", он и внешне всю жизнь походил на мальчишку, худой и легкий, с торчащими даже в старости смешными вихрами на голове... Всю жизнь находились желающие опекать гамена. Всегда рядом с Кокто были сильные, решительные, яркие женщины - Мися Серт, Шанель, Эдит Пиаф, Франсин Вейсвейлер. Он принимал опеку. Эдит Пиаф в одном из писем говорила Кокто, что ей всегда хочется защитить его от жестокостей мира, но после каждой встречи она чувствует, как Жан помогает ей жить в этом мире. Он был другом Раймону Радиге, Жану Деборду и Жану Маре - и помог состояться каждому из них. Щедрая любовь и смелая дружба хрупкого поэта всегда были с тем, кто слаб, рядом с кем опасно. Писателя Жана Жене, когда того судили за воровство, Кокто защищал в суде. Поэта-священника Макса Жакоба арестовало гестапо, и Кокто начал кампанию за его освобождение... Кокто не боялся ни боли, ни смерти - даже сознавая, что стоит у нее на пороге. Но Смерти в "Орфее" он придал черты некогда любимой женщины, Натали Палей, и говорил, что мертвые совсем недалеко - мы разделены с ними, как две стороны одной монеты. Артист, он странным образом был независтлив и неревнив к чужому успеху - редкий случай! - и подталкивал к творчеству всех, кто был с ним рядом. (Екатерина Виноградова)

Очень интересный фильм, истинная классика французского кино, изысканно снятая на черно-белую пленку. Заметил ли кто-нибудь из зрителей нечто знакомое в сюжете? Попробуйте заменить белую розу на другой цветок, что получится? Получится всем нам известная сказка "Аленький цветочек". А сестры главной героини очень напоминают избалованных дочек Золушкиной мачехи. (Борис Нежданов, Санкт-Петербург)

Бриллиантовая пыль. Дым, зеркала, проникающий взгляд, взмах руки и сила слова - волшебство совсем рядом, в молекулах воздуха, достаточно глубоко вздохнуть, чтобы почувствовать. Затерянный в мрачном лесу замок полон чудес, богатства, изысканных вин и... чистопородного одиночества. Столь долгое оно, что хозяин давно утратил счет годам. Запертый в клети своего страха, он как никто другой в своем мире понимает цену сверкающим камням. Она незначительна, она ничтожна, ведь в сердце боль и пустота. Бриллианты красивы, но так легко превращаются в пыль, если чистота чувств туманится корыстью. В окружении шевелящихся скульптур и смотрящих барельефов Чудовище не ждет гостей. Только одна маленькая роза в ... саду связывает вымысел и явь, но вот она сорвана. Простой купец, сам того не зная, дарит надежду на любовь. Ту, что рождается вопреки сомнениям, уродству и зависти. За несколько лет до эпохального «Орфея» Жан Кокто сотворил свой первый сюрреалистический мир. Это как начало фолианта, предисловием к которому было сказание о крови поэта. Старый, бесхитростный сюжет стал для француза точкой, от которой он дошел до расписывания судеб, окутанных магическим покровом. Все, что происходит до появления Чудовища, автору неинтересно. Семья Белль, как и она сама, не способны принять сверхъестественное. Но как только отец оказывается в замке, ему открывается картина потустороннего очарования. Появляющаяся статная фигура в роскошных одеждах - словно насмешка над уплывшим богатством купца. Кокто совершает первое важное открытие: уродство звериного облика уравновешивается на незримых весах с человеческим доверием. У чудища доверие было. Оно не делало его счастливым, но позволяло терпеливо ждать свою мечту. По иронии автора, этого и близко нет в доме Белль. Однако Кокто не нужны очевидные ответы на очевидные вопросы. Ему ближе язык познания загадочного, обманчиво блестящего, того, что приводит Красавицу к ее Чудовищу и оставляет их наедине в цитадели зазеркалья. В покоях замках каждая комната - как пещера с сокровищами. Но все они не нужны хозяину, как не нужна ему и власть. Роль слуги милее, если рядом та, что с каждым днем все меньше обращает внимания на шерсть. Попав в чертоги, Белль постигает тайну перевоплощения: свою и Чудовища. Любой фильм Кокто немыслим без поисков настоящего себя в отражении. Безупречная стеклянная гладь показывает вероятную жизнь, которую можно изменить, отдавшись знанию. А оно у режиссера раскидано по частям. Если сила зверя была объединена в пяти предметах, то сущность всей картины имеет два воплощения. От неприязни к сочувствую, от грубости к нежности - у каждого своя дорога, но и Красавица, и Чудовище должны прийти к одному итогу. Кокто ведет своих героев окольными путями и сводит их с наиболее очевидными соперниками. В какой-то момент девушка оказывается во власти заблуждения и верит в искренность сестринской любви. А сыгранное Жаном Маре Чудовище - сошедший с обратной стороны зеркала двойник Авенан, воздыхатель Белль. Ясно доносится мысль, что у людей всегда есть две дороги, и по какой идти, зависит от умения слышать сердце, а не разум. Это переосмысление сказочного сюжета, с привнесением личной мифологии Кокто, его поисков первородной сути человека, навсегда выделило картину среди остальных экранизаций классического сюжета. Обаяние магии велико, а ослепительный свет бриллиантов как нельзя лучше играет на естественное стремление прикоснуться к запретному. Богатство Чудовища - не более чем символ напускного благополучия. И вновь автор сводит существ из разных миров перед желанием чем-то обладать. Хитрость Кокто заключена в его нежелании приносить внешние эффекты в жертву содержанию. Визуальная эстетика картины такова, что сознание само отдается искушению. Несмотря на жуткое убранство замка, на все эти руки с канделябрами, душа гостьи противится разрыву связи с ним. Да что там! Сама любовь долго предстает лишь дополнением наружного блеска. Из Белль не получилось бессребреницы, она не противится смене ролей с хозяином, а ее реакция на разрушение чар подтверждает, что даже самый очевидный сюжет может предстать неразгаданным секретом. Но нужно ли все знать, если голос чувства звучит все громче? Слезы девушки превращаются в алмазы, и это та цена, которую приходится платить за способность любить. Всегда есть иной путь, и Кокто показывает это на примере алчных сестер и брата героини. Потому и подвластна магия лишь избранным, что она отвергает корысть. Время уносится стремительно. Всего лишь шаг отделяет от неизбежности, но если судьба близкого отражается в зеркале, то настоящая любовь и есть главное чудо. Одержимые речи Чудовища пропитаны детской искренностью, к которой и призывал режиссер в своем обращении. Авангард оставил возможность трактовать итог картины двояко, однако для сюрреализма это скорее необходимость, что найдет подтверждение в «Орфее». Зеркальные миры, портал через перчатки - яркие и узнаваемые атрибуты Жана Кокто, использование которых в «Красавице и Чудовище» оправдало неожиданную концовку. В заколдованном лесу все не такое, каким оно представлялось при первом впечатлении. Есть и единая константа - простая любовь, сводящая и самые сильные чары. В мире французского гения она самый большой бриллиант. (Nightmare163)

Красавица, Чудовище и волшебство без волшебницы. Обращаясь в самом начале своей ленты к непосредственности детского восприятия, Жан Кокто несомненно лукавил, ведь его 'Красавица и Чудовище' сказка лишь наполовину. Кокто пришел в кинематограф из литературной среды. Будучи в первую очередь поэтом, он поселил в кадре Евтерпу и Эрато, а сам стал Орфеем нового времени. Холодная эстетика полупустого замка, темный лес, преклонивший кроны - созданный режиссером мир словно сошел со старинных гравюр и потертых книжных иллюстраций. Мрачная магия европейской сказки переплетается с велеречивостью французского символизма. Избыточность декораций и демонстративная речь героев соседствуют с простотой фабулы. Не выделяясь среди прочих чувств, нежность в ... 'Красавице' едва алеет - Белль не признается в любви к Чудовищу, а тот не строит из себя утонченного аристократа, напротив, стыдливо раскаивается в собственном скудоумии. И в тоже время фильм пестрит оттенками поэтизированных чувств - восторженность, ужас, преданность, зависть. Из непременного преодоления противоречий медленно рождается союз двух благородных душ. А контраст между обыденностью и романтизмом лучше всего виден в противопоставлении сельского дома Белль и мистического замка Чудовища, в котором в роли слуг выступают живые статуи, а пространства комнат нарочито огромны. По уверениям современников фильм был буквально выстрадан в условиях послевоенной разрухи, тормозила процесс съемок и болезнь Кокто. Однако ни что не выдает трудностей - каждый кадр, словно законченное произведение, композиционно выверенная картина. Ограниченный в техническом плане, Кокто использовал любые возможности придать фильму волшебства. Замедленная и обратная съемка, игра светотени, «живые» декорации, детальный грим Чудовища - через простые решения француз добился потрясающего визуального эффекта. Во многом поспособствовал успеху ленты и главный актерский дуэт. Восторженный взгляд Жозетт Дэй, возможно самая значимая роль всей ее жизни, быть может так режиссер представлял себе ангела. А Жан Маре, спутник жизни Кокто, выступает сразу в трех ипостасях, никогда не пересекающихся, словно олицетворяющих разные этапы жизни одного и того же героя. Недаром концовка ленты не имеет однозначной трактовки - фильм без волшебницы, но полный странного волшебства, он оставляет после себя не так уж и мало вопросов. Но тут поэтические начала режиссера берут верх над рационализмом - из плоскости символизма фильм плавно перетекает в сюрреалистическую впадину, где так и оставляет зрителя, укрывая поверх накрахмаленной и обшитой изящными нитками сюжетной канвой. (Eriksh)