ЖИЗНЬ БОГЕМЫ (1992)
LA VIE DE BOHEME

Трое представителей богемы - художник Родольфо, прибывший в багажнике из Албании, французский писатель Марсель, не желающий сокращать свою 21-актную пьесу, и ирландский композитор Шанар, последний опус которого называется «Влияние синего цвета на искусство» - оказываются в Париже без гроша в кармане. Они занимаются чистым искусством и искренне считают себя непризнанными гениями. Жизнь в двух шагах от успеха и в шаге от пропасти не дает им расслабиться, однако в их жизни находится место и любви, и трогательным попыткам перехитрить судьбу.

Писатель Марсель Маркс задолжал за три месяца за квартиру. Вернувшись из ресторана со своим новым знакомым по имени Родольфо, художником из Албании, он обнаруживает всю свою мебель выставленной на улицу, а в пустой квартире - нового жильца, композитора по имени Шонар, единственным богатством которого является пианино. Три творческие личности решают жить все вместе под маленькой крышей большого Парижа, чтобы реализовать свои планы. Маркс мечтает издать пьесу «Мститель», но отказывается ее сокращать. Шонар работает над музыкальным сочинением под названием «Влияние синего цвета на искусство», а у Родольфо нет денег на краски, чтобы закончить свой шедевр...

Франция, 1960-1970-е годы. Трое мужчин - представителей творческой богемы Парижа, считающих себя непризнанными гениями, ведут жизнь на грани нищеты: Родольфо (Матти Пелонпяя) - художник, прибывший нелегально из Албании, Марсель (Андре Вильм) - писатель, француз, Шонар (Кари Вяянянен) - композитор, ирландец. Редкие случаи, когда молодым людям удается немного разбогатеть, завершаются щедрыми, но недолгими товарищескими разгулами. Повседневность и ежедневный поиск средств к существованию скрашивают творчество и романтическая увлеченность девушками. Однако достаточно скоро подруга Марселя Мюзетта (Кристина Мурильо) выбирает брак по расчету и обеспеченное существование в провинции, а возлюбленная Родольфо Мими (Эвелин Диди) умирает у него на руках от туберкулеза.

БЕРЛИНСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1992
Победитель: Приз ФИПРЕССИ (программа «Форум нового кино») (Аки Каурисмяки).
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 1992
Победитель: Лучшая мужская роль (Матти Пелонпяя), Лучшая мужская роль второго плана (Андре Вильм).
Номинации: Лучший фильм (Аки Каурисмяки), Лучшая женская роль второго плана (Эвелин Диди).
ЮССИ, 1993
Победитель: Лучшая режиссура (Аки Каурисмяки).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1993
Победитель: «Европейская серебряная лента» (Аки Каурисмяки).

По роману Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы» (Scenes de la vie de boheme, 1847-49).
В своих интервью кинематографист подчеркивает, что его работа основана именно на литературном произведении и ничего общего не имеет с оперой Джакомо Пуччини, который, по его словам, "разрушил всю идею книги".
Каурисмяки много лет мечтал снять фильм по одноименному роману А. Мюрже. В его интерпретации Париж художников - это город мечты для финских деятелей культуры ХХ века. Показывая изнанку парижского блеска, режиссер говорит о крушении иллюзий. Опираясь на собственный опыт жизни во Франции, он использует многие литературные и кинематографические цитаты, создавая и одновременно развенчивая миф о вечном городе. Пожалуй, эта трогательная и ироничная история трех представителей богемного Парижа, стала одним из самых поэтичных фильмов Аки Каурисмяки. К тому же, он наполнен цитатами их кинематографической классики - от Жана Ренуара до Рене Клера и от Федерико Феллини до Чарли Чаплина.
Аки Каурисмяки о фильме: "Грустная комедия, которую, кстати, можно назвать мелодрамой, рассказывает об их жизни как на фоне взаимоотношений с Мими и Мюзеттой, двумя красотками из деревни, затерявшимися в пропасти большого города, так и на фоне более заурядных фигур. Ежедневное существование этой троицы - само по себе гениальное произведение. […] Интрига фильма настолько сложна, что, чтобы объяснить ее, понадобилось бы созвать комиссию".
Несмотря на интернациональный состав актеров, почерк финского режиссера узнаваем по скандинавской сдержанности.
Творческая среда изображена режиссером, по мнению критиков, вполне достоверно - без лишнего пафоса и трагизма: все происходит буднично и естественно, и, вероятно, поэтому столь сильно трогает. Достаточно высоко отозвался о фильме обозреватель «New York Times»: "Это изящная, обманчивая комедия, которая издевается над условностями искусства и романтической любви, признавая их при этом единственным средством спасения".
Место съемок: Париж (Франция).
Аки Каурисмяки: "...Когда я снимал фильм «Я нанял убийцу» в Лондоне, у меня не возникло никаких проблем, т.к. я говорю по-английски, и британская культура такая прозрачная. В Париже было труднее работать, потому что я не говорю по-французски, и Париж, странным образом, исчез. Я должен был отправиться в пригород Парижа, чтобы найти настоящие парижские бистро. Конечно, город живет своей жизнью и меняется по своим законам, но мне больше всего хотелось сделать фильм о Париже, городе, который я открыл для себя через фильмы Рене Клера, Марселя Карне и других...".
Транспортные средства, показанные в картине - .
Премьера: 18 февраля 1992 (Берлинский кинофестиваль).
В 1992 году Аки Каурисмяки был удостоен ордена Почетного легиона, в том числе и в связи с выходом фильма, который был снят в Париже, и где все диалоги были написаны на французском языке.
Стр. фильма на сайте Rotten Tomatoes (англ.) - .
Рецензии (англ.): Washington Post - ; New York Times - ; DVD Verdict - ; Austin Film Society - ; DVD Times / Digital Fix - ; Battleship Pretension - ; Bonjour Tristesse - ; - ; Slant Magazine - ; DVD Talk / DVD Savant - ; Criterion Confessions - ; DVDTown / Movie Metropolis - .
Аки Каурисмяки / Aki Kaurismaki (род. 4 апреля 1957, Ориматтила) - финский кинорежиссер, сценарист, продюсер. Подробнее в Википедии - .
Елена Плахова. «Белые ночи Аки Каурисмяки» («Искусство кино», 1995) - .
А. Каурисмяки на сайте журнала «Сеанс» - .
Анри Мюрже / Henri Murger (24 или 27 марта 1822, Париж - 28 января 1861, там же) - французский писатель и поэт. Подробнее в Википедии - .

Родолфо, албанский беженец и великий художник, Марсель, великий французский писатель, и Шонар, великий ирландский композитор, знакомятся случайно во время охоты, каждый на «своих полях сражений», и проявляют чудеса изобретательности, чтобы поймать «свирепого зверя» под названием «комната за пять франков». Эта грустная комедия, которую, кстати, можно назвать мелодрамой, рассказывает об их жизни как на фоне взаимоотношений с Мими и Мюзеттой, двумя красотками из деревни, затерявшимися в пропасти большого города, так и на фоне более заурядных фигур, таких как домовладелец или полицейский из иммиграционного отдела. Ежедневное существование этой троицы - само по себе гениальное произведение. Эти мужчины могли бы занять деньги у ... самого Гарпагона и найти трюфели на плоту «Медузы». Чуть только немного богатства сваливается им в руки, и мы видим, как их начинают посещать самые разорительные фантазии, они пьют самые лучшие и выдержанные напитки и не знают, куда бы еще спустить деньги. Интрига фильма настолько сложна, что, чтобы объяснить ее, понадобилось бы созвать комиссию. Приглашаем зрительниц запастись носовыми платками, так как в конце фильма их ожидает, возможно, самый грустный со времен выхода «Моста Ватерлоо», финал». (Аки Каурисмяки)

Сняв «Жизнь богемы» финский режиссер осуществил мечту своей молодости. Он втянул в эту авантюру Жана-Пьера Лео. Нужно быть Аки Каурисмяки, чтобы пятнадцать лет мечтать экранизировать «Сцены из жизни богемы». В 1976 году будущий «финский Годар» умирал от скуки, сидя в почтовом отделении, и тут друг дал ему почитать книгу Анри Мюрже. Гром среди ясного неба. Он немедленно увольняется. Решение принято: он станет режиссером, чтобы экранизировать книгу, изменившую его жизнь. Девять фильмов спустя его мечта сбылась на улицах Малакофа (пригород Парижа), где в прошлом году вместе с французско-финской командой он наконец-то снял эту мелодраму. В экранизации Каурисмяки Родольфо - албанский художник-нелегал, ... Марсель - французский писатель на мели, а Шанар - ирландский музыкант в нелучшем положении. Черно-белый фильм полон меланхоличного и нестройного чудачества, свойственного произведениям вне всяких правил, кроме одного - удовольствия режиссера, для которого снимать кино - прежде всего акт свободолюбия. Это атмосферный и очень современный фильм, в котором тонко культивируется старомодное очарование довоенного кино, когда режиссеры умели неспешно рассказывать истории, приближая их к жизни. В «Жизни богемы» рассказывается о человеческом достоинстве, когда даже при самых тягостных невзгодах люди сохраняют самоуважение. «Не вижу разницы, - объясняет Каурисмяки, - рассказать о жизни художников-изгоев или мусорщика из "Теней в раю", рабочей из "Девушки со спичечной фабрики" или канцелярской крысы из "Я нанял убийцу". Все мои персонажи в своем роде художники чувства собственного достоинства. В "Жизни богемы" ни один из героев не соглашается продать свое искусство, свою душу. Никто не вступает в сделку с дьяволом. Таким образом они сопротивляются». Для великого и ужасного г-на К. достоинство выражается в речи. «Наибольшее значение я придаю тексту. И здесь я неумолим. Все свои диалоги я пишу на устаревшем финском. Ненавижу современный язык. Мой финский из прошлого жутко раздражает соотечественников. Но мне плевать. В фильме "Я нанял убийцу" Жан-Пьер Лео говорил на устаревшем английском. На съемках "Жизни богемы" мне нравилось, что финские актеры, которые не владеют французским, произносят диалоги на свой манер. Так они создали новый язык». Благодаря камере Каурисмяки, французский пригород обрел странную поэтичность городов Превера или Карне. «Сегодня старый Париж можно найти только в пригородах. Я хотел снимать этот фильм непременно в городе Мюрже. У меня совершенно особенная любовь к этому автору и его книге. Париж Мюрже - сегодняшний Малакоф. Все дело в атмосфере. Я не люблю видоизменять реальность. Поэтому мне нужно было снимать в обитаемых местах, даже если речь идет о комнате в восемь квадратных метров. Впрочем, я бы никогда не смог жить в современном доме». Каурисмяки не любит, когда его называют мастером. «Я ремесленник кинематографа. Я пишу, снимаю, монтирую, продюсирую. Быть мастером - значит работать в одиночестве. А я слишком ленив, чтобы справляться в одиночку, поэтому работаю в команде». Странный режиссер, отказывающийся смотреть современные фильмы! «Я смотрю лишь фильмы, снятые до 1962 года. До этого времени кино оставалось невинным». В Жане-Пьере Лео Каурисмяки нашел актера своей мечты. «В свои 20 лет я уже считал его самым великим актером в мире. Всегда стремился ему подражать. Я чувствую, что он мне близок. Это совершенно особенный актер-комик. На съемках "Я нанял убийцу" я дал ему всего одно указание: "Бастер Китон". И он все понял. Не знаю никого достойнее и простосердечнее». Скоро Каурисмяки уезжает в Эстонию на съемки нового фильма. А потом он мечтает перенести свою камеру в Албанию. Этот сумасброд-финн шесть месяцев в году проводит в Янине, в глубине Греции, а снимал и в Лондоне, и в Париже. «Что вы хотите, - смеясь говорит он, - я - европеец-универсал». (Жиль Анкетий. «Nouvel Observateur», 1992)

Три нищих артизана - художник Родольфо (Пеллонпя), прибывший в багажнике из Албании, писатель Марсель (Вилмс), не желающий сокращать свою 21-актную пьесу, и композитор Шонар (Вянянен), последний опус которого называется «Влияние синего цвета на искусство», - пьют вино, поедают двухголовую рыбу и без единой улыбки насмехаются над судьбой-индейкой. Не любящий оперу, не признающий экранизаций и не говорящий по-французски финн едет в Париж, чтобы экранизировать роман, легший в основу оперы Пуччини «Богема». Может показаться, что Каурисмяки ищет истоки своего стиля - немигающего, слегка дебильного стоицизма, который его герои делят с героями Джима Джармуша, - ищет и находит в парижских мансардах XIX века. ... Но это не совсем так. Место действия фильма не старый Париж, а все та же Финляндия Каурисмяки - страна, которой нет на карте; странный холодный остров, где живут туповатые и эксцентричные мужчины, вечно поддатые и удивленные беспардонностью бытия, все немного инопланетяне на недружелюбной земле. Возможно, поскольку это все же Париж, свет фонарей, пробивающийся сквозь черно-белые сумерки, кажется желтым: Каурисмяки уникально раскрепощает печаль, обычно скованную северной температурой. Когда Родольфо удастся-таки сбыть картину, ему сунут два оперных билета в придачу. «Опера - умирающее искусство, - скажет он. - Ну да ладно, давайте». (Михаил Брашинский)

Действие в картине происходит в 60-70-е годы в Париже. Несмотря на то, что частично актерский состав - французский (в главных ролях Филипп Дормой, Самуэль Фуллер, Жан-Пьер Лео и др.) и фильм снимался в том числе и во Франции, финский почерк фильма очевиден - в актерской игре совершенно явно просматривается скандинавская сдержанность. Каурисмяки экранизировал роман Анри Мюрже, который лег в основу оперы Пуччини «Богема». Опера себя исчерпала, считает режиссер, и переводит эту историю на язык кинематографии. Богемная среда Парижа изображена режиссером вполне правдиво - без излишнего романтизма и трагизма, но и то, и другое проступает через ткань фильма как бы само ... собой. Герои - трое друзей мира искусства - музыкант, писатель и художник. Жизни их очень похожи, и не только потому, что они проводят время вместе. От писателя Марселя уходит женщина: она закладывает в ломбарде свое кольцо, чтобы им было, на что есть, а он покупает на эти деньги собрание сочинений Бальзака. Подруга Марселя выбирает жизнь в провинции с зажиточным крестьянином - «Не очень красивым и умным, но очень милым». От художника Рудольфо в период затяжного безденежья тоже уходит любимая женщина, правда потом Мими возвращается - чтобы умереть. В общем, перед нами Париж, взлеты и падения, нелегальное проживание в трущобах, обеды вскладчину, растапливание печки в холод своими неизданными юношескими стихами, мужская дружба (прямо-таки по Ремарку) - когда делятся последним, любовь - когда женщины уходят после того, как у мужчин кончаются деньги, грошовые радости покупок обновок в Сэконд-хэнде… Очень символичен последний совместный ужин героев, когда внезапно проступают все контуры того, что с ними произойдет в будущем. Пока они едят последние сэндвичи своего друга-музыканта Шонара, он играет им на пианино свое новое произведение, в которое органически вплетаются стук, завывание сирены и несколько раз повторенные слова «Вы арестованы». В этот момент подруга Марселя говорит Мими о том, что приняла решение уехать, и Мими понимает, что скоро сделает то же самое. Так они живут, творят, радуются, страдают, умирают. И все это - словно замкнутый круг, дорога, которой нет конца… Но без кого-то нарочитого пафоса на тему великих жертв ради великого искусства: все проходит очень просто и естественно, и, может быть, именно поэтому задевает так сильно. (Татьяна Елькина)

Три божественных существа спустились на землю обетованную. Художник Рудольфо, писатель Марсель и композитор Жерар. Три образа, которые символируют и воплощают искусство, которое порою не «принимает» земной мир. Люди, их окружающие, считают чудаками. А их искусство - чудачество. Их рассуждения, порою не уступают диалогам Платона. Как красиво они говорят между собою: «А вам не кажется, что черный квадрат Малевича, такой же удар по живописи, как венская музыка Шенберга, Вебера…». Так говорить, может только человек из общества богемы. А музыкальное произведение Жерара «Влияние синего на искусство», по своей силе и накалу не уступает музыкальным работам Шостаковича. Оно на самом деле в фильме ... было великолепно исполнено Жераром. Фовизтические работы Рудольфо нашли тоже своего покровителя. Его последняя картина «Переход через красное море» была продана за 470 французских франков и в придачу два билета в оперу. «Но опера умирающий вид искусства» - возразил художник, своему покупателю. Покровителя так поразил, нарисованный Рудольфо его протрет, что тот решил стать коллекционером. И думаю, что он не ошибся… Писатель Марсель, не очень красивый, но добрый, он любит только книги. И не удивительно, что с такими ангелами, женские земные существа, не могут жить. Слова Мими, подружки художника Марселя, подчеркивают всю сущность отношений между творческим человеком и женщиной: «Я люблю тебя, но я устала». Люди богемы еще говорят на другом языке, близкий к языку абсурда, не понятный простому обывателю. Их изречения не уступают абсурду писателя Д. Хармса «Этот фрукт называется ананасом, я недавно его вдруг не попробовал», «Кофе кончился, я приготовлю тебе суп», «Я могу позвонить? Моя собака дома одна»… Недаром, режиссер Аки Каурисмяки, в фильме не раз показывал разбитое зеркало, которое, как мне кажется, символизирует жизнь богемы. И хотя сюжет фильма очень прост, но ради диалогов, разговоров людей богемы, стоит его посмотреть. (Игорь Колтунов)

[...] Поражает игра актеров. Правда, поражает. Слишком они непрофессиональны, и в этом виден их профессионализм, как бы парадоксально это ни звучало. Эвелин Диди была великолепна в своей естественности. Впрочем, у меня всегда было ощущение, что своих актеров братья Каурисмяки находят непосредственно в день съемок. Они и сценарий к фильму пишут за week-end. Финский юмор - это и правда нечто. Непробиваемые физиономии (иначе не скажешь!) «горячих» финских парней - и тонкая издевка. Просто тончайшая. Но истинный режиссерский талант был в том, что и в моменты, когда зал стонал от хохота, никто из зрителей ни на минуту не терял ощущения, что юмор ... - это единственное оружие героев. Сам юмор у них - на грани отчаяния. Они шутят не потому, что хотят пошутить, а потому, что иначе они просто сойдут с ума от безысходности. Жизнь - не та, философская, о которой думал Гамлет в средние века, а вот эта, насущная, где надо есть, чтобы не умереть с голоду, где творческим натурам приходится работать, выматывая себе душу, чтобы прокормить себя и любимую женщину, чтобы заплатить за жалкую грязную каморку, иначе хозяин выгонит незадачливого художника/музыканта/писателя на улицу; так вот, эта жизнь - страшная штука. Но даже эта страшная жизнь все равно меркнет перед лицом смерти. Смерть оказывается той же самой жизнью, герои Каурисмяки все время живут в ожидании смерти. Они сами не осознают, насколько близко ходят от смерти, как часто она заглядывает им в глаза. От героя-писателя уходит любимая женщина, это ведь тоже маленькая смерть. Любимая второго героя - художника - умирает. Не вдруг, не сразу, она не попала под машину, не сбросилась с небоскреба вниз, к мощеному тротуару. Она умирает долго, тяжело и болезненно, прикованная к постели, полгода не выходя из серой палаты. И в итоге - она умерла одна, умерла в тот момент, когда художник пошел нарвать ей первых весенних цветов. В самом начале фильма он уже пытался подарить ей цветы, но тогда она, случайно оказавшаяся в его квартире, ушла рано утром, а когда вернулась через несколько дней - цветы уже завяли. Первое, что сказала она, глядя на поникший букет: «Они мертвы». Но она вернулась, тогда это было главным. В финале - все поменялось, все смешалось. Цветы живые, весенние, но ОНА умерла. И что теперь герою эти жалкие ромашки?!.. В кинозале всегда очень интересно наблюдать за зрителями. Кино - тот же гипноз. Хорошее кино заставляет верить в жизнь героев, гениальное кино заставляет жить их жизнью. Те сто минут, которые я провела в полумраке кинозала, дали мне очень многое. Я видела, как послушно тянутся зрители за режиссером. Он как дирижер: взмах палочкой влево! - и зрители смеются. Но в глубине души, где-то в подсознании, зрители всегда помнят, что дирижер может взмахнуть палочкой влево, рраз! - и тогда зритель начнет плакать. Плакать так искренне, что начинаешь верить - каждый из них переживает ту же трагедию. Сегодня в зале плакали не только экзальтированные девицы, непонятно как попавшие на «Жизнь богемы» (название прельстило, разве только). Темнота кинозала хорошо скрадывает лица, можно позволить себе на часок-другой стать самим собой, не сдерживать эмоций. Пройдет сто минут, зажжется свет, и все станет по-прежнему. Разве только иногда, глядя на первые весенние ромашки, вспомнится жизнь богемы. И станет страшно… ()

Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше. Прозрев и устремив к былому взгляд и разум, в былом найдешь ты ад. Конечно, ад. Не рай же. Глубин тщеты коснешься ты и разумом, и глазом. Но тем верней метнешься к ней, в ущерб всему и разом. Начнешь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа, блуждать среди теней во временах богемных. В дымах и облаках, на чердаках Парижа, в чумных пирах, в иных мирах - подлунных и подземных. И вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных. (М. Щербаков, Paris Encore) Аки Каурисмяки, о фильме которого "Огни городских окраин" я уже писал ... неделей раньше, снова порадовал. - Хотя, в данном случае, слово "порадовал" надо понимать диалектически (двояко, то есть): порадовал тем, что фильм прекрасен, а вот самим впечатлением, настроением от фильма... не сказать, чтобы "огорчил", но вернул к тому ощущению, что "в былом найдешь ты ад. Конечно, ад. Не рай же. Глубин тщеты коснешься ты и разумом, и глазом", как справедлиов заметил Михаил Константинович. - Теперь я стану думать, что песня "Paris Encore" обязана своим происхождением отчасти фильму Каурисмяки. В аннотации на коробке с диском написано, что фильм являет собой "postmodern comedy". - От postmodern, надо сказать, остается только то, что фильм выдержан в черно-белом цвете и то, что сюжет фильма почти повторяет сюжет знаменитой оперы Пуччини "Богема". Ну, и еще то, что сам фильм, его эстетика и настроение, рождают аллюзии - и даже порой цитируют - на Чаплина и на "Трех товарищей" Ремарка. - Все это постмодернистские приемы, однако по общему стилю и концепции фильм ни разу не постмодерновый. Точно также и с "comedy". - Если это и комедия, то "Человеческая комедия". - К слову, один из главных героев фильма - страстный читатель Бальзака, покупающий его у букинистов в первом издании за немалое количество франков. Стоит обратить внимание, что фильм называется не "Богема" (как опера), но "Жизнь богемы". - Название "Богема" отражает взгляд извне - вот, дескать, посмотрите, на них - и испытайте некие чувства. К слову, фильм снят не по опере, а по роману Анри Мюрже "Сцены из жизни богемы", вышедшем в 1840-х гг., послужившим основой для оперы. - Жизнь богемы - это портрет изнутри, это не картинки, а именно жизнь, требующая не прожевывания ("испытывания") чувств, а проживания. Действие происходит, наверно, в начале 60-х гг., в Париже. - В дешевых кафешках и дорогих ресторанах, в мансардах и на чердаках, в меблированных комнатках - там, где и что позволяет текущий достаток (а чаще - недостаток) троих друзей: драматурга, композитора и художника. Первые двое - французы, последний - эмигрант из Албании. все - невеликого полета творцы, но все не мыслят себя без того, что называется искусством. Искусство не как конечный продукт восхищения прекрасным, но как процесс создания этого прекрасного, требующий постоянного пребывания в этом пректрасном, за которым процессом сам продукт как-то уже и не так важен и уж точно не самоценен. - поэтому они могут на последние деньги кутить в ресторане, жить месяцами вообще без денег и не замечать, что любимая женщина рядом так жить уже не может, прибегать для добычи этих самых скудных денег к мелкому мошенству - пустым обещаниям, выдаче ерунды за шедевр человеку, который ни рожна не смыслит в искусстве и т.д. - То есть, все они - элементы асоциальные в том, что никак не вписаны в производственный процесс - люди не лишние, но избыточные. - И тем не менее, люди безобидные, нелепые, добрые, искренние, чувствующие, сентиментальные, способные всегда на человеческие поступки и нежность, готовые ради друга отдать последнее, никогда не отчаивающиеся - хотя отчаяние им хорошо знакомо, очень любящие жизнь - хотя тратящие ее как воду. - Я не буду здесь пересказывать сюжет романа и оперы - он известен. - Фильм кончается смертью от болезни подруги художника, простоватой и некрасивой девушки из провинции, которая уходила от него и возвращалась снова, чтобы потом уйти и возвратиться уже при смерти, которая явно не понимает того, что делает ее друг, но, тем не менее, оказывается захваченной обаянием этого излишнего и никчемного своей нефункциональностью мира богемы. Как и всегда, Каурисмяки делает фильм со сдержанным, непоказным юмором, иронией, с фотографически четким и статичным построением каждого кадра, без претензий на некий "смысл". - Смысла в фильме не больше, чем в фильмах Чаплина и, как и у Чаплина, нелепый и явно "не успешный" герой-художник уходит в неизвестно куда один. - Так что ценен фильм как той пронзительностью этой сквозняковой, неприютной, но настоящей жизни, так и тем, что режиссер сумел поймать эту жизненность, которая отличает лучшие французские фильмы, так что Париж Каурисмяки оказался той квинтэссенцией Парижа, которую затруднительно выразить каким-либо описанием - такой печальный осенний праздник, который всегда с тобой. ()

Соблюсти жанровые рамки удается только настоящим мастерам, к которым, несомненно относится и Аки Каурисмяки, который давно вошел в число культовых режиссеров. «Жизнь богемы» - это блистательно остроумная трагикомедия в чистом виде, в 1992 году отмеченная Призом ФИПРЕССИ Берлинского кинофестиваля. Грустное и смешное происходит здесь практически одномоментно, хотя в жизни мы, к сожалению, часто этого не замечаем. В «Жизни богемы» все по большому счету и все настоящее: и дружба, и любовь, и одержимость страстью к Искусству, и счастье, и горе… А многим ли это дано: так убедительно декларировать и доносить до зрителя свое видение главных жизненных ценностей? И часто ли мы ... встречаем все это в жизни?.. На мой зрительский взгляд, «Жизнь богемы» безукоризненная картина: высший пилотаж режиссуры по оригинальному сценарию, в котором нет даже намека на вторичность и тем более - плагиат, отменный актерский ансамбль, удивляющий органичностью каждого персонажа, включая эпизодические роли, великолепное музыкальное оформление, выверенность каждого кадра. Впрочем, все это понимаешь только по окончании просмотра. Потому что во время фильма с удовольствием погружаешься в его редкостную атмосферу: хохочешь до слез, умиляешься, восхищаешься, сопереживаешь. (tinon)

«Жизнь богемы» Аки Каурисмяки рассказывает историю трех непризнанных творцов, познакомившихся в центре культурного мира - Париже. Албанский художник Родольфо, французский писатель Марсель и ирландский музыкант Шонар - представители разных сторон искусства и разных сторон света, столь схожи в своем отношении к жизни и творчеству, что неизбежно становятся друзьями. Женщины приходят и уходят, деньги появляются и исчезают - эти творцы живут от удачи к удачи (или скорее от одного перерыва между неудачами - к другому), от случая к случаю. Они не идут на обычную работу, что бы исправно платить за квартиру и обеспечить себе пропитание, они - богема, пусть пока не ... признанные, но гении и их отношение к своему существованию - восторженно возвышенное, при всей его бедственности. Они не имеют ни франка в кармане, но всегда немного пьяны, кажется, они ничего не делают, но всегда находятся в движении и их беспрерывное творчество, граничащее с праздностью, присущей, кажется, уже состоявшимся авторам, превращает их одержимую увлеченность своим творческим миром, миром «богемы» - в стиль, способ, а может и средство жизни. Скачкообразное, непривычное обычному человеку существование, полагаться в котором можно лишь на свой талант или хотя бы на веру в него, ведет трех творцов по жизни и они, эта Парижская богема, кажутся при всем своем контрастном отличии, очень похожими на все тех же старых персонажей Аки Каурисмяки - людей, потерянных в мире, оторванных от него. Их жизнь, кажется, не согласуется с окружающей действительностью - они живут в своем собственном рваном ритме, словно забытые сами в себе, и пытающиеся хоть как-то наладить контакт между бесконечной массой людей, их не понимающих, и своим гением. И именно здесь главное отличие персонажей «Жизни богемы» от привычных жителей Хельсинки Каурисмяки - в них нет смирение перед своим существованием - да, они смиряются и с бедностью и с неудачами, но не потому, что принимают такое положение дел как неизбежность, а потому, что видят мир по-своему - этот мир еще готовиться принять их, понять их, и они дрейфуют до времени в этом бесконечном океане, пока, наконец, их не заметят и «глас народа» не обессмертит их имена. Они не пытаются подстроиться под окружающую реальность, они ждут, претерпевая ее капризы, когда она смирится с тем, что ей самой придется подстроится под них. Однако в решающий момент они не пожалеют ни книг, ни картин ни последнего франка, ради чуда жизни, какой бы она тяжелой не представлялась. (late_to_negate)

Когда то у меня была идея открыть «Кино-аптеку». Допустим, приходит в нее посетитель имеющий определенную проблему и милый консультант дает наиболее точный совет, благодаря каким картинам он может пересмотреть и переоценить собственные проблемы. Конечно же, в этой роли нужен весьма прагматичный и хитрый человек, со способностями Карла Густава Юнга в идентификации проблем бессознательного, ведь пациент сможет принести только проблему, а не ее решение. Существует множество фильмов от весьма распространенных болезней и это относительно покрывает заболевшее общество некоторым слоем исцеления. Но есть более сложные и глубокие случаи, которые сами в этом не виновны: вряд-ли можно обвинить обладателя редкой группы крови в ... преднамеренном усложнении жизни. Они не виновны, что не могут увидеть себя в зеркало. Когда мир, нарисованный Мане и Бодлером, Моне и Верленом, и, конечно же, доведенный до субъективного совершенства тобой, вдруг тает перед глазами, медленно заменяясь на картину твоей зашарпанной комнаты, твоя тупая бритва кажется вполне пригодной. Только немного позже, ведь пока еще не иссяк тихий голос чего-то планетарно родительского, теплого и родного. Где-то глубоко в недрах небритой, с просаженными почками, веры. Благодаря давно начатому самоубийству, проявляющемуся в обилии алкоголя и сигарет, в отвращении к «социальной стабильности» и добровольной бедности, они тонут в отсутствии веры, прикрываясь псевдо-авангардистским искусством, которое можно оправдать чем угодно. И даже продать. Но в тишине остается только плакать. Искусство не требует бедности, бедности требует комплекс непризнанного гения. Меня удивляют рецензии выше тем, что персонажей считают гениями. Они - творческие импотенты, которые заблудились конкретно в импотенции действия. Они не видят смысла в нормальном и здоровом действии. И только их голод видит смысл в крупицах действия, которые просто протянут стерильность медленного самоубийства еще на некоторый отрезок времени. И только их голод симулирует их самих. Их, которым сложно признаться что они - голограмма. Это - болезнь. А следовательно, это нормально. Я лично знаю 57 летнего режиссера драмы, который похож на героев как две капли воды. Он имел просто зашкаливающий потенциал, он работал в центре Гротовского и лично общался с Битовым, его называли украинским Арто и его молодой театр когда-то вырвал из под носа академических практически все премии фестиваля, но сейчас он практически мертв. Каждый день он делает верный шаг к смерти. Расстоянием литр/день. Это - болезнь. А следовательно, это излечимо. Когда вы придете в мою виртуальную кино-аптеку, то это прекрасное снадобье, которое даст возможность увидеть насколько жалкой является жизнь подскользнувшегося интеллигента будет стоять на полке «От сигарет и Сартра». (Подопечная вечность)