ОБЗОР «ТАКСИ-БЛЮЗ» (1990)
Мелодраматическая история о том, как жизнь соединила двоих ни в чем не схожих людей - практичного таксиста и безвольного спившегося музыканта. Это фильм о двух хороших людях, которым плохо. Их объединяет то, что другие уже разучились чувствовать - душевная боль и пустота, но в тоже время жизненные пути у них разные и они не могут идти вместе. Но в то короткое время, которое они проведут вдвоем, можно будет поймать такси и не простое такси, а «Такси блюз».
Московский таксист Иван Шлыков становится невольным свидетелем и участником пьяного загула музыканта Леши Селиверстова. Он возит богемную компанию по Москве, продает им свою водку, а в результате клиент скрывается, не заплатив. Таксист взбешен тем, что оскорбление ему нанес «лабух», жалкий «бездельник». Шлыков находит Селиверстова и начинается драматическая история их взаимоотношений, в которых - слепая ненависть, неразделенная симпатия, отсутствие общего языка и безумная надежда его обрести.
Два разных человека, две абсолютные противоположности встречаются ночью в такси. Леха (Петр Мамонов), саксофонист - личность творческая, яркая, экзальтированная, любящая выпивку, девочек, сорящая деньгами направо и налево. Шлыков (Петр Зайченко) - озлобленный таксист, пролетарий с железным кулаком, недовольный и раздражительный, ненавидящий людей, которые «гребут деньги лопатой». Шлыков всю ночь возит музыканта с компанией, а Леха в результате сбегает, не заплатив. Таксист находит музыканта, так как Леха упомянул клуб, в котором будет играть. В результате конфликта таксист отбирает у блюзмена его саксофон в качестве залога. Жизнь Лехи идет под откос - он теряет работу, пьет горькую. Шлыков отдает Лехе саксофон и даже селит его в своей комнате в коммуналке...
Гениальный фильм о гениальном саксафонисте Леше Сильвестрове и его непростой, вынужденной и короткой дружбе с таксистом Иваном Шлыковым. Он ни рубля не заплатил работнику руля, и тот выследил его, а было это в тяжелые для музыканта времена, когда завис он где-то между психушкой, вытрезвителем и ментовской без копейки, женщины и работы. Долго пытался Ваня сделать из Леши человека, приютив у себя, и привязался к нему, как к больному ребенку. Но Лешин талант и случай вырывают его в Нью-Йорк и оттуда к славе и деньгам, и уже плачет Ваня на его концерте, где только музыка смогла связно выразить обуревающую и таксиста, и саксафониста чернушную депрессуху, которую первый давит подниманием тяжестей и танцем живота, а второй заливает одеколоном. А когда накрыл Ваня стол и ждал теперь прославленного дорогого гостя, а тот заскочил с подарками и умчался в мерседесе, оставив его с помадой на лице и надувной резиновой женщиной, не выдержал Иван обиды и... Дальше вы досмотрите сами. Лучше всего выражается суть этой части нашего народа словами из песни, которую этот совсем не счастливый человек запел на своем дне рождения: "Мы пред врагом не спустили грозный андреевский стяг, сами взорвали "Корейца", нами потоплен "Варяг". В уста Лехи же сценарист и режиссер Павел Лунгин вкладывает такие точные слова: "Наша страна - это та кухня, и я каждую вещь на ней могу сыграть". Павел Лунгин "сыграл" эту блестящую драму великолепно, без единой фальшивой ноты. Честь ему и слава. (Иванов М.)
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 1991
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (СССР).
НИКА, 1991
Победитель: Лучшая операторская работа (Денис Евстигнеев).
Номинации: Лучший фильм, Лучшая мужская роль (Петр Мамонов), Лучший сценарий (Павел Лунгин).
КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1990
Победитель: Лучший режиссер (Павел Лунгин), Особый приз экуменического (христианского) жюри (Павел Лунгин).
Номинация: Золотая пальмовая ветвь (Павел Лунгин).
СЕЗАР, 1991
Номинация: Лучший зарубежный фильм (Павел Лунгин).
НЕЗАВИСИМЫЙ ДУХ, 1992
Номинация: Лучший зарубежный фильм (Павел Лунгин, СССР / Франция).
В 1989 году, тогда уже сорокалетний сценарист Павел Лунгин написал сценарий, который отражал его внутренний мир и его переживания перестройки. Сам сценарий был не на заказ, и, по заверениям самого Лунгина был достаточно личным, поэтому он решил лично ставить фильм.
На главную роль в фильме Лунгин пригласил уже состоявшегося музыканта и лидера группы «Звуки Му» Петра Мамонова. До этого Мамонов снимался лишь однажды - в фильме «Игла» Рашида Нугманова, где снимался с Виктором Цоем и исполнял в фильме второстепенную роль поставщика наркотических средств, хирурга Артура.
"Для меня 90-е - это годы профессиональной самоидентификации, это пьянящий восторг от полученной свободы и ужас перед ее безграничностью. Попытка сделаться европейцем. Годы великих побед и поражений. Я очень люблю это время, когда любой человек мог что-то сказать и сделать. Мы все словно заново родились, и началось время бесчисленных реализаций…" - Павел Лунгин.
Премьера: 7 сентября 1990 (МКФ в Торонто), декабрь 1990 (Москва).
Впервые полностью фильм издан на DVD лишь в 2011 году. «Мы подправили изображение, добавили детали, почему-то пропавшие в телевизионной версии, и в фонограмму, и в оформление картинки, - говорит издатель и реставратор Евгений Гапеев. - Саундтрек выходил во Франции отдельным диском продолжительностью восемнадцать минут, но теперь мы получили с Ленфильма и издали полную, семидесятиминутную, фонограмму, на которой кроме Владимира Чекасина, играет и другой знаменитый джазмен Александр Пищиков».
Интервью с режиссером - http://film.ru/article.asp?id=5293.
Влада Гриневски. "Павел Лунгин - режиссер, завороженный «просыпанием души»" - http://nashfilm.ru/kinoprofession/1722.html.
Радио Эхо Москвы. "Без дураков" с Павлом Лунгиным - http://echo.msk.ru/blog/video/876498-echo/ (смотреть).
Блог П. Лунгина на портале «Сноб» - http://snob.ru/profile/5178/blog.
П. Лунгин на сайте журнала «Сеанс» - http://seance.ru/category/names/lungin-pavel/.
Павел Семенович Лунгин (род. 12 июля 1949, Москва) - советский и российский сценарист и кинорежиссер, лауреат Каннского кинофестиваля (1990), Народный артист России (2008). Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Лунгин,_Павел_Семенович.
Петр Николаевич Мамонов (род. 14 апреля 1951, Москва) - советский и российский музыкант, актер, поэт. Известен по музыкальной группе «Звуки Му», кинофильмам и спектаклям. Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Петр_Мамонов.
Петр Петрович Зайченко (род. 1 апреля 1943, Кайсацкое) - советский и российский актер театра и кино. Заслуженный артист России (1998). Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Зайченко,_Петр_Петрович.
Наталия Борисовна Коляканова (род. 9 июня 1955, Оренбург) - российская актриса театра и кино, заслуженная артистка РФ. Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Коляканова,_Наталия_Борисовна.
Закат советской эпохи. Талантливый блюзмен-саксофонист Селиверстов после ночного гуляния избегает оплаты крупной суммы таксисту. Последний вскоре случайно находит его по афишам. В результате конфликта таксист отбирает у Селиверстова саксофон в качестве залога. Жизнь блюзмена идет под откос, он теряет работу, проявляется его тяга к алкоголизму и безответственность. Таксист Шлыков в определенный момент, узнав о таланте Селиверстова и ценности его инструмента, отдает Селиверстову саксофон обратно и даже дает ему жить в своей комнате в коммуналке. Хронический алкоголик Селиверстов доставляет ему множество хлопот и неприятностей. Попав в очередной конфликт, Шлыков вынужден подать заявление в милицию, по которому Селиверстову грозит лишение свободы до пяти лет. Он забирает заявление назад, спасая Селиверстова от тюрьмы, но отбирает у него паспорт, обещая вернуть после возмещения финансового ущерба (475 рублей). Шлыков пытается сделать из саксофониста Селиверстова «человека» в своем представлении, принуждая его к грубому физическому труду, даже ниже своего лишенного интеллектуальности «рабочего» уровня. Внезапно судьба поворачивается к Селиверстову лицом. Он случайно знакомится с черным американским саксофонистом Холом Сингером и, благодаря связям его менеджмента, получает новую работу, отправляется в США, приобретает международную известность и успех. В СССР возвращается уже богатым и знаменитым. Основная идея фильма - неразрешимый конфликт мировоззрений творческого и талантливого, но порочного Блюзмена и сильного и волевого, но ординарного таксиста «советской закалки». Фильм наполняет атмосфера конца 1980-х годов с ее предчувствием перемен. Конфликт мировоззрений героев перекликается с конфликтом политической системы позднего СССР. Лунгин не отдает предпочтений ни одному из персонажей фильма. Финальная сцена фильма - в бессмысленной погоне за Селиверстовым Шлыков уничтожает два автомобиля, но не находит в них Селиверстова - раскрывает лейтмотив фильма - о невозможности схождения различных идеологий. Эпилог. Леша: Допился до белой горячки. В Нью-Йорке вышло два его диска. Шлыков: Организовал кооператив "Российское такси". На красных подержанных Мерседесах. Кристина: Вышла замуж за милиционера. Работает официанткой в ресторане "Крым". Старик: Умер. Похоронен на кладбище в Кунцево. (ru.wikipedia.org)
…Начались для меня 90-е с того, что я написал «Такси-блюз», первый сценарий, который соответствовал мне и моему внутреннему миру. Первый, написанный не на заказ - я писал о себе, о своих ощущениях. И как-то освободился. Я помню, в 89-м году мы снимали «Такси-блюз». В нашем офисе был телевизор, и в перерывах между съемками мы непрерывно смотрели дебаты. Люди там все время говорили, спорили. И все это казалось очень важным тогда, очень замечательным… С перестройкой в стране начались перемены и в моей собственной жизни. Как режиссер я, несколько неожиданно для себя самого, снял фильм. Попал в Канны, взял приз. Я был к этому внутренне не готов. И как бы на ощупь пошел по этой жизни. …в 90-х было много дикого, несправедливого, но в воздухе, в жизни было разлито очень много свободы. Каких-то обещаний, и в то же время совершенно невероятных возможностей. Я этот хаос воспринимал скорее как хаос возможностей, чем невозможностей. Так многие его воспринимали. Я жил на углу Садового кольца и Нового Арбата, и все эти баррикады, демонстрации происходили прямо под моими окнами. Но в кафе напротив сидели люди, спокойно пили кофе. Магазины работали. Жизнь шла своим чередом. Россия, которая привыкла стоять на крови, странным образом в этот раз отступила. Революция и контрреволюция, демократия в России остались кукольными. Французская революция или 1968 год - это была настоящая война. Конечно, это счастье, что последняя русская революция была почти бескровной. Но жалко, что демократия так и осталась брошенной сверху костью. То, что дается сверху, не нужно людям. Им нужно и ценно только то, что они добывают себе сами. Ты сел в зрительный зал, свет выключили и включили. Спектакль состоял из раздевалки. А потом опять одеваться… …было еще мощное влияние раблезианской культуры во главе с пьющим Ельциным. И это придавало нашей жизни такую театральную нереальность. Я до сих пор не знаю, был ли он действительно сильно пьющим, или это тоже какая-то великая разводка. Потому что после ухода из власти он резко похудел, стал бодрее, дикция выправилась. И куда только подевался тот великий Пьяница 90-х годов, за которого голосовали сердцем? Который умудрялся проспать встречу с руководителем европейского государства, называл американского президента «Мой друг Билл» и норовил расцеловать его в уста против всех международных правил гигиены, взгромождался на броневик, чуть ли не ежемесячно распускал кабинет министров? Это была жизнь набекрень. Какая-то адская смесь жанров, в которой преобладают гротеск и гиньоль. Малиновые пиджаки из Монако. Мерседесы с полуграмотными золотозубыми людьми. Вниз пошел - вверх. Вверх пошел - вниз. И все это так закружилось. Поэтому это ощущение пьяного Ельцина и хохочущей страны, оно и было главным, пьянящим. Это было опьянение свободой. Я вообще к Ельцину хорошо отношусь, в отличие от многих. Я считаю, что он искренне любил свободу. Был ей предан. Трагедия Короля Лира, который запоздало открыл для себя свободу и был за то наказан своим окружением. Мы были пьяны свободой, за приоткрывшимся железным занавесом мерещились неограниченные возможности. Путешествовать, узнавать мир. Топографию Парижа и Лондона, которую знали назубок по книжкам и фильмам, можно было теперь изучать на своих двоих. Карта мира из лунной превращалась в географическую. Золотой сон детства становился явью. Я монтировал «Такси-блюз» в Париже. Отчетливо помню ощущение всеобщего безумного праздника. На глазах рождалась великая иллюзия того, что все люди - братья, что все, взявшись за руки, от Москвы до Канн будем танцевать. И на моих глазах мир стал катастрофически терять интерес к России. В какой-то момент мне показалось, что интерес к Достоевскому стоял на ракетах, которые стояли нацеленными на Запад. Без них оказалось, что и Достоевский как-то не очень нужен, и разбираться в загадках русской души совсем не так интересно. Произошла полная инфляция России. Из культурного героя страна превратилась в аутсайдера. Есть такая большая страна Нигерия, там тоже много интеллигентных людей, которые учились в Лондоне. Но кого волнуют проблемы интеллигенции Нигерии? В 90-е я был очарован Европой, и в 90-е же в ней разочаровался. Когда я жил во Франции, у меня была острая ностальгия по России. Я никак не мог уйти от русской темы, хотя у меня была для этого масса возможностей. Я снова и снова цеплялся за русские сюжеты. Так и не сумел заинтересоваться той жизнью, теми людьми, теми проблемами. Они мне казались надуманными, смехотворными. Сейчас понимаю, что был неправ. Просто я не был внутренне готов к их проблемам. Я был в плену наших 90-х: свобода, правда, неправда, народ, интеллигенция. Меня волновало то, что Европа уже пережевала, что-то проглотив, а что-то выплюнув. Во мне билась эта дикая энергия 90-х, а я должен был проживать ее в умеренном, очаровательном, буржуазном, культурном мире, в котором я задыхался. Люди там казались надутыми, самовлюбленными, эгоистичными, сосредоточенными на мелких удобствах. Вот я имею теперь право жить в России и быть таким же надутым, эгоистичным, зацикленным на своем быту… В 90-е люди окончательно перестали различать добро и зло. Кажется, что само время перемешало эти понятия в головах у миллионов. Отчего люди потеряли всякое представление о реальности. Раньше было какое-то представление о добре. Что быть стукачом - плохо, или обманывать друзей - нехорошо. А сейчас кто такой подлец? Все - подлецы. Следовательно, никто. Кому можно не подать руку? Да никому. Ходи один. Сам такой же. И вот в чем я вижу причину того, что люди стали несчастными. По инерции несчастье списывается на материальные тяготы. Но люди определенно стали жить лучше! Это очевидно. Они просто забыли, как жили раньше. Забыли, как жили в однокомнатных квартирах огромной семьей, как там занимались сексом и рожали детей. Что не имели права даже подумать, что живут плохо - это был антигосударственный поступок. Сегодня весь этот ужас ушел. Но почему же люди несчастны? Потому что оказалось, что каждый - один. Тяжелейшее открытие: что человек - один, маленький, живет и умирает в одиночку. Каждый каждому волк - вот главный декрет времени, и главный секрет народных бед. Потому что далеко не все могут войти в лирический образ ловкого хищника. Он вызывает фрустрацию и депрессию у 90 процентов населения. Для меня 90-е - это годы профессиональной самоидентификации, это пьянящий восторг от полученной свободы и ужас перед ее безграничностью. Попытка сделаться европейцем. Годы великих побед и поражений. Я очень люблю это время, когда любой человек мог что-то сказать и сделать. Мы все словно заново родились, и началось время бесчисленных реализаций… Одно из неожиданных открытий, сделанных мной относительно недавно, состоит в том, что 90-е прошли, не оставив материальной культуры. Я хватился каких-то вещей, которые мне понадобились для «Олигарха», и оказалось, что материальная культура 90-х уничтожается сегодня с той поспешностью, с которой преступник уничтожает вещественные доказательства на месте преступления. Нет уже ни граненых стаканов, ни пивных кружек, ни телефонов-автоматов. Не осталось почти ничего из того, в чем мы жили. Когда ты живешь во Франции, ты видишь - вот стоят 60-е, вот 70-е, пластиковые глупые столики. Там этот мир - накапливает, ткет неразрывающуюся нить вещественной истории. Видимо, в 90-е в России эта нить оборвалась. 90-е были жестокой ломкой культурных привычек, стереотипов быта, привычек есть, пить. В начале 90-х все пили и были толстые. А теперь перестали пить, стали худеть, заботиться о здоровье, на лыжах кататься. Все пьют морковный сок… (Павел Лунгин)
На мой взгляд, Павел Лунгин дебютировал в режиссуре всплеском энергии, накопленной за годы зажатой цепкими цензурными клещами сценарной поденщины. Правда, после приза на Каннском фестивале иные строгие ценители искусства поспешили сообщить, что никакой режиссерской заслуги в том нет. Дескать, для иностранцев "Такси-блюз" - сюрреалистический паноптикум с жутью казарменного имиджа грязных подворотен, сортиров, барахолок, коммуналок, подсобок, "отделений" и пр. Быть может, французам картина Лунгина и вправду виделась именно так. Но к художественному уровню "Такси-блюза" это, по-моему, не относится. Фильм поставлен уверенной рукой. Жестко, с ощутимым привкусом горечи и злой иронии. На фоне российской экранной "чернухи" порога 90-х, "Такси-блюз" привлекал подлинным драматизмом, нестандартным изобразительным решением, блестящими актерскими работами. Сам известный музыкант, бывший лидер группы "Звуки "Му" Петр Мамонов играет у Лунгина талантливого саксофониста-бомжа. Играет на контрастах - от истерично- пьяного бреда и плача его герой прорывается к усталому ощущению бесперспективности жизни... Мамонов своеобразно строит пластический рисунок роли: весь на изломах, острых углах, с пульсирующей мимикой и аффектацией жестов. Таксист в исполнении Петра Зайченко кажется в первых кадрах полной противоположностью своему случайному пассажиру и несостоятельному должнику - мощный торс, неторопливые движения "на все сто" уверенного в себе человека. Герои такой стати и внешности в 70-х-80-х были желанными гостями экранного рабоче-крестьянского официоза. Но нет, как бы развернув скрытые и подавляемые чувства и мысли одного из своих прежних персонажей (помните "Парад планет"?) в поступки, Петр Зайченко открывает нам драму сильного, но напрочь искалеченного Системой героя, привыкшего безо всяких угрызений совести втридорога драть с ночных пассажиров за дополнительные услуги ликероводочного характера... Какие там идеалы рабочего класса и вера в светлое будущее! Несмотря на фантасмагоричность событий, в "Такси-блюзе" почти нет ничего "киношного" (кроме, разве что, педалированно голливудской финальной автогонки и американского вояжа). Между тем в фильме нельзя не ощутить сострадания к забубенным судьбам героев. Какими бы не были низкими поступки персонажей "Такси-блюза", авторы ни на миг не забывают, что они все-таки люди. И пусть человеческое пробивается в них крайне редко, в ситуациях, как принято говорить, экстремальных, Павел Лунгин дает своим героям шанс. Быть может, последний... (Александр Федоров)
...«Такси-блюз» - фильм в некотором роде исключительный для нашего кино. Во-первых, это не совсем наш фильм, он задуман и выполнен с устремленным прицелом на международный рынок. И выполнен в этом смысле очень успешно... У Лунгина явно чувствуется увлечение американскими сюжетами; некоторые из них видны невооруженным глазом, например, «Таксист» Скорсезе, но все они даны в более мягком, «французском» стилевом варианте. И в то же время сам материал картины - это наша родимая «чернуха», которая обычно выглядит как нечто дикое, пугающее, космичное, совершенно внерациональное и непонятное для иностранцев. [...] В «Такси-блюз» русский иррационализм введен в координаты западного сознания. Вы можете называть его постмодернистским, так оно, вероятно, и есть, но в самой этой трансплантации мне не хватает естественности. Слишком понятно, как это сделано (хотя сделано замечательно). (Андрей Плахов. «Искусство кино», 1990)
В отличие от Александра Киселева («Мнения» № 4, 1990) мне фильм «Такси-блюз» понравился. Хотя согласен - «видали и получше», у Бернардо Бертолуччи или Марко Феррери... На мой взгляд, Павел Лунгин дебютировал удивительно мощно, выплеснув на экран энергию, накопленную за годы зажатой цепкими цензурными клещами сценарной работы. На прошлогоднем Каннском фестивале его фильм с мелодичным названием «Такси-блюз» стал одним из фаворитов, о нем писали не только все кинематографические издания, но и почти все центральные газеты. Правда, иные строгие ценители искусства поспешили сообщить, что никакой режиссерской заслуги в каннском призе нет. Дескать, для иностранцев «Такси-блюз» - сюрреалистический паноптикум с жутью казарменного «имиджа» грязных подворотен, сортиров, барахолок, «коммуналок», «подсобок», «отделений» и прочего. Вероятно, французам картина П. Лунгина и вправду видится именно так. Однако к художественному уровню «Такси-блюза» это, по-моему, не относится. Фильм поставлен уверенной рукой профессионала. Жестоко, с ощутимым привкусом горечи и злой иронии. На фоне заполонившей экраны страны тотальной, но часто находящейся за гранью искусства «чернухи», «Такси-блюз» привлекает подлинным драматизмом, нестандартным, изобразительным решением оператора Дениса Евстигнеева, блестящими актерскими работами Петра Мамонова и Петра Зайченко. Сам прекрасный музыкант, бывший лидер известной группы «Звуки «My», Петр Мамонов играет у П. Лунгина талантливого саксофониста - бомжа Селиверстова. Играет на контрастах - от истерично-пьяного бреда и плача его герой прорывается к усталому ощущению бесперспективности жизни... Петр Мамонов своеобразно строит пластический рисунок роли: весь на изломах, острых углах, с пульсирующей мимикой и аффектацией жестов. Таксист в исполнении Петра Зайченко кажется в первых кадрах полной противоположностью своему случайному пассажиру и несостоятельному должнику - мощный торс, неторопливые движения «на все сто» уверенного в себе человека. Герои такой стати и внешности еще лет пять назад были желанными гостями экранного «рабоче-крестьянского» официоза. Но нет, как бы развернув скрытые и подавляемые чувства и мысли одного из своих прежних персонажей (помните «Парад планет» А. Миндадзе и В. Абдрашитова?) в поступки, П. Зайченко открывает нам драму сильного, но напрочь искалеченного Системой героя, привыкшего безо всяких угрызений совести драть с ночных пассажиров по «четвертаку» за дополнительные услуги ликеро-водочного характера... Какие там идеалы рабочего класса и вера в светлое социалистическое будущее! Дуэт героев картины на материале игрового кино словно подкрепляет исходный тезис недавнего документального фильма Станислава Говорухина «Так жить нельзя». Увы, несмотря на кажущуюся фантасмагоричность событий, в «Такси-блюзе» нет ничего «киношного» (кроме разве что педалированно голливудской финальной автогонки и американского вояжа Селиверстова). К несчастью, все это про нас, о нашем тяжком кресте несвободы... Между тем в фильме П. Лунгина нельзя не ощутить сострадания к забубенным судьбам героев. Какими бы ни были низкими поступки персонажей «Такси-блюза», авторы ни на миг не забывают, что они все-таки люди. И пусть человеческое пробивается в них крайне редко, в ситуациях, как принято говорить, экстремальных Павел Лунгин дает своим героям шанс. Быть может, последний... (Александр Федоров. «Мнения», 1991)
К сорока годам не самому успешному отечественному сценаристу Павлу Лунгину стало казаться, что жизнь его «более или менее закончена». Но неожиданно обстоятельства сложились так, что у него появилась возможность снять фильм, то есть выступить в качестве не только сценариста, но и режиссера. Этим первым фильмом стал «Такси-блюз» (1990). И сразу успех. Причем успех оглушительный: приз за лучшую режиссерскую работу на Каннском фестивале-90, не почетный, а действительный приз; специальное упоминание экуменического жюри; номинация на премию «Золотой глобус» и на премию «Сезар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Это была большая победа российского кино. «Если что-то и случается с режиссером, то в первом фильме», - слова самого Павла Семеновича. Потому что первое детище - это накопленный опыт и искренность, еще не прихваченные, как морозом, отточенным мастерством. Зрелая личность, человек, имеющий четкую жизненную позицию, Лунгин создал фильм о том, как жизнь столкнула два совершенно разных космоса, двух человек, не столько диаметрально противоположных, сколько совсем не сопоставимых: таксиста и музыканта. Практичный, продуманный, приземленный работник баранки Иван Шлыков (Петр Зайченко) и ни к чему, кроме своего инструмента, особенно не привязанный, гениальный, но спившийся саксофонист Леха Селиверстов (Петр Мамонов) живут в абсолютно разных координатных плоскостях, точек соприкосновения нет и быть не может. Или это только на первый взгляд? Недаром же такси и блюз в названии не стоят совсем отдельно. Они объединены или все-таки разделены дефисом? Есть, над чем подумать. Басня «Журавль и цапля» на новый лад: как двое дружить ходили, как подружиться могли бы, но не сложилось. Так и не состоявшаяся дружба - вот-вот срастется, вот-вот поймут друг друга, уже пошли навстречу, но снова обмениваются «комплиментами», снова вмешиваются деньги, женщины, соседи, классовая борьба, государство, слава. Коса находит на камень, и в финале - бессмысленная гонка и два столба черного дыма в небо. Дальше идут титры на французском языке (Лунгин давно живет во Франции и сотрудничает с французскими кинематографистами), и среди иностранных буковок трудно заметить эпилог, а если и заметишь, то перевода никто не даст. А ведь это продолжение истории, очень важное причем. «Леха допился до белой горячки, в Нью-Йорке вышло два его диска. Шлыков организовал кооператив «Российское такси» на красных подержанных «Мерседесах»». Жизнь расставила все точки над i, время расставило все по местам? Каждому свое? Так ли все просто? Кто плохой, кто хороший? Кто прав, а кто неправ? Лунгин вам ответа не даст, думайте сами. Режиссер привлек к работе замечательнейших актеров: уже названного Петра Зайченко, Наталью Коляканову, Елену Сафонову, Владимира Кашпура, Сергея Газарова. Но визитной карточкой и рекламой фильма был и остается тогда еще лидер «Звуков Му», поэт и музыкант московского андеграунда Петр Мамонов. Не зря кое-где в графе «Жанр фильма», помимо слов «драма» или даже «мелодрама», проскальзывает определение «мамонинг». Это была первая большая роль Мамонова, до этого он играл в «Игле» Рашида Нугманова героя второго плана, хотя от этого колоритности не терял. Расчет Лунгина оправдался, на фоне профессионалов рок-музыкант смотрится очень достойно. Лунгин видит широко, через два центральных характера, через их отношения показывает всю страну и всю эпоху. Конец 80-х, перестройка, общество расслаивается, страна рушится, пьяные очереди за водкой, люди «по карточкам голодают», но у представителей торговли все в порядке, Железный занавес упал, заграница доступна, Чернобыль, ненормальная свобода, бандиты, кооперативы и т.д. И контрасты, контрасты. Все экзотичные приметы тяжелого времени. Но при этом фильм нельзя назвать чернушным в традиционном смысле, и это очень радует. Чернуха тоже была приметой времени и особой приметой. Значит, этот фильм - надолго. В нем все еще можно увидеть нас, даже теперешних. Конфликт, порожденный временем и местом, следствие сложившихся обстоятельств? Нет. Вся сегодняшняя грязь, боль и несправедливость, рафинированная чернуха нового тысячелетия, она родом оттуда, как раз из того, что показано в «Такси-блюз» и похожих фильмах. Так распускались цветочки, а ягодки мы кушаем сейчас. Лучше не стало, стало просто гламурней и привычней. А откуда проросли семена, никто не скажет, потому что никто не знает. Одно утешение - надеяться на лучшее и «гнать чернуху». (Людмила Сысоева)
«Такси-блюз» Павла Лунгина получает спецприз за режиссуру на Каннском фестивале. Успех фильма (за призом последуют внушительные цифры продаж) не обрадует коллег-соотечественников. «Такси-блюз» обвинят в конъюнктурности и потакании западным представлениям о российской действительности. Павел Лунгин снял Такси-блюз при участии французских кинематографистов, но очевидно, что это участие сводилось к финансированию - без попытки продюсеров оплатить франками исполнение социального заказа. В Такси-блюзе заряд глубокой, годами выношенной ненависти автора к «совку», и он еще далек от политической конъюнктуры. А многочисленные жесты трепетного мазохизма, безжалостное препарирование собственной духовной среды безошибочно указывают на традиционную позицию русского художника, в основных чертах неизменную со времен «немытой России». Лунгин сводит счеты с неразумной действительностью, и кое-где его мстительность бьет через край, бытовые и политические реалии акцентируются с ярко выраженной пристрастностью, не всегда достоверной в художественном воплощении. Но общее впечатление от Такси-блюза отличается цельностью и, безусловно, выходит за пределы контекста, что характерно для жанра притчи. Такси-блюз и есть притча - о художнике и его доле, о России и ее сыновьях, вечно враждующих друг с другом братьях. Притча об инфернальном использовании божественного дара как проклятии русской интеллигенции. Каждый из двух антагонистов - и таксист Шлыков, и саксофонист Селиверстов - предстает в различных, порой взаимоисключающих ипостасях. Но противостояние характеров сохраняется, сохраняется и непримиримость конфликта, заданная на уровне судьбы. Там, где авторская предвзятость прорывается наружу, Шлыков (Петр Зайченко) предстает жлобом и самодуром. Но, в сущности, он неплохой парень: надежный, выполняющий свои обещания, предсказуемый - очень важное и очень редкое житейское достоинство в русском человеке. Таксист способен к состраданию, ему не чужды милосердие и любовь, словом, он из тех, кто пользуется в самой своей ограниченности попечением свыше. Селиверстов (Петр Мамонов) абсолютно не соответствует устоям пусть и куцего, но по-своему нравственного шлыковского мира: он лжив, неблагодарен, по сути дела морально невменяем. Предает ближних и дальних, знакомых и незнакомых - и все же главным в нем является неостановимая тяга к самоосквернению в беспробудном пьянстве. Казалось бы, на стороне Шлыкова если и не горняя правда, то уж точно житейская правота, но Такси-блюз отнюдь не киноверсия басни «Стрекоза и муравей». Лунгин чужд и внутренней мифологии интеллигенции, в частности, мифу о «гонимом художнике» (меж тем, что сказ о торжествующем обывателе и непризнанном творце, берущем реванш на небесах или хотя бы в памяти благодарных потомков, все еще в большой моде). В Такси-блюзе реванш не состоится, но и Шлыков не восторжествует. Ситуация, в которой он оказывается, стара как мир - вернее, как история отношений русского обывателя с русским же интеллигентом. Таксист как истинный наследник «сермяжной России» может ненавидеть беспутного музыканта, презирать его, посмеиваться над ним, порой им восхищаться; но вот отмахнуться от него как от надоедливой мухи - нет. Шлыков воочию видит, что Селиверстов иногда разговаривает с Богом, но не понимает, почему Бог избрал такого себе в собеседники. Искусство, носителем которого выступает саксофонист, оборачивается для Шлыкова и многих ему подобных необоримым искушением. Безжалостно и точно развенчивает Лунгин расхожую благоглупость о том, как, дескать, смягчится душа и облагородится нрав простого народа, стоит только ему прильнуть к источнику подлинного искусства. Нет, дело обстоит с точностью до наоборот: подойдет один из малых сих, неискушенных, слишком близко - и вмиг потеряет то, что имеет. Человек искушенный еще способен как-то справиться, понеся тяжелые потери, но сермяжный наследник, наказанный минимальной чуткостью к искусству, - ни-ни. Избранник же русского Бога идет как терминатор, опустошая и поражая несчастьем всякого, кому случится полюбить в нем человека. Может, не сам он в этом виноват? Может, его просто «среда заела» - не поддержали, недооценили, недоплатили, недоаплодировали? Похоже, эта интеллигентская песенка, что слышна на каждом шагу, Лунгина особенно раздражает. Разумеется, нота обиды постоянно присутствует в Блюзе…, и только в партии Селиверстова она изначально фальшива. Россия, конечно, такая страна, где попадаются люди, которые никого, по большому счету, не обидели. Но, видимо, их слишком мало, и потому никем не обиженных людей здесь нет. Селиверстов не просто собирательный или типичный образ - как и положено притче, это архетип. Подготовленный зритель легко различит фрагменты узнаваемых биографий, однако в целом эта фигура возвышается над конкретными реалиями «совка» 1980-х гг. Саксофонист действительно удостоен общения свыше. Но следствие из этого ровно одно: отсутствие угрызений совести. Лунгину очень важно подчеркнуть этот жестокий, жутковатый расклад - по ходу фильма Селиверстов даже слишком часто предъявляет свою Индульгенцию, так сказать, всероссийский заверенный пропуск в Содом и Гоморру. Таким образом, в круговой персональной виновности героя есть единственный - зато самый важный - пункт обвинения, за который он личной ответственности не несет. Этот пункт гласит: виновен в том, что родился здесь, не будучи Шлыковым. Возможно, что спустя десятилетия режиссер уточнил бы обвинение: родился и слишком долго задержался. (Александр Секацкий)
Обреченно летит душа. От саксофона до ножа. (с) Машина Времени. Два разных человека, две абсолютные противоположности встречаются ночью в такси. Леша Сильвестров (Мамонов) - саксофонист - личность творческая, яркая, экзальтированная, любящая выпивку, девочек, сорящая деньгами направо и налево. И Иван Шлыков (Зайченко) - озлобленный таксист, пролетарий с железным кулаком, недовольный и раздражительный, ненавидящий людей, которые «гребут деньги лопатой». Между ними завязывается непростая, вынужденная (Леша должен Ивану денег) и довольно таки короткая дружба. Шлыков хочет перевоспитать неугомонного саксофониста, сделать из него человека. «Учил и буду учить» - говорит он сидящему на толчке герою Мамонова, после их непродолжительной схватки, захлопывая перед его носом дверь. Быт постперестроечного времени показан во всей красе: ободранные стены коммуналок, сосед, свихнувшийся на сионистком заговоре, обклевающий стены разоблачительными статьями, очереди за водкой, пьяные грузчики, дефицит, всеобщая разруха и непруха. Кому нужны блюзовые излияния талантливого саксофониста в «эпоху сторожей и дворников»? Сильвестров страдает и мается от этого: от безразличия, от невостребованности, от людской серости. Тоску топит в одеколоне, разбавляет его водой, заедает сушками и смотрит в никуда… Шлыков же, напротив, когда ему плохо - дергает железо, тренерует мышцы живота и считает, что лучшего лекарства от меланхолии не существует. Но, тем не менее, между такими разнохарактерными людьми возникает симпатия и взаимное притяжение. Шлыков бесится от того, что Леша смотрит на него свысока, а Леша, в свою очередь, очень расстраивается, что тот не хочет и не может понять его тонкую душу. Но вот все очень круто меняется: из Америки приезжает известный саксофонист, он в полной мере оценивает Лешин талант - не проходит и недели как таксист, разинув рот, смотрит на огоромный экран у дороги, где показывают его недавнего должника и объекта воспитательно-профилактических работ. Это удар по самолюбию Ивана Шлыкова. Дальше события развиваются драматически… Петру Мамонову, конечно, очень близок образ этого саксофониста. Близок потому, что я думаю, ему приходилось сталкиваться с непониманием обывателей, с гонениями властей и простых людей на свое собственное творчество. Я говорю про его аудио-визуальные экзерсисы в составе группы «Звуки Му», последующие работы в театре. Поэтому он играет его на все сто процентов, даже более… Петр Зайченко тоже хорош в образе брутального таксиста. Отличная звуковая дорожка, ввиде разрывающих ночное московское небо пронзительных звуков саксофона, делает фильм еще более драматичным, я бы сказал, подчеркнуто психоделичным. Отличная операторская работа Дениса Евстигнеева - выхвачена каждая мелочь, все ярко и, в то же время, ненавязчиво вырисовывает картину того непростого времени: противоречия главных героев на фоне коммуналок, ночных дорог, неубранных московских двориков, милицейских участков, свалок и прочего постперестроечного антуража. Конечно, невозможно не увидеть идейный посыл фильма: конфликт народа и интеллигенции. Нежелание народа понимать высокое в эпоху дефицита и нежелание интеллигенции артикулировать народ к высокому в эпоху все того же дефецита. Но мне почему-то показалось, что эта драма несколько проще. Просто это фильм о двух хороших людях, которым плохо. Их объединяет то, что другие уже разучились чувствовать - душевная боль и пустота, но в тоже время жизненные пути у них разные и они не могут идти вместе. Но в то короткое время, которое они проведут вдвоем, можно будет поймать такси и не простое такси, а «Такси блюз». (Burroughs)