ИЗОБРАЖАЯ ЖЕРТВУ (2006)
ИЗОБРАЖАЯ ЖЕРТВУ

Валя - выпускник университета подрабатывает в милиции - изображает жертву на следственных экспериментах: человек-«муляж» на котором убийца показывает, как именно было совершено преступление. В собственной семье у Вали происходят события, отсылающие к шекспировскому «Гамлету». Вскоре Валя предстанет перед следственной группой в роли не жертвы, а преступника.

Живет себе 30-летний парень по имени Валя - типичный неудачник. Вроде университет окончил, а подвизается в "ментовке", изображая жертв уголовных преступлений в снимаемых на цифровую камеру следственных экспериментах... Уморительно смешной фильм, где в роли убийц выступают звезды отечественного кино и шоу-бизнеса. Сумасшедшее действие, жесткий современный язык, комедия, где даже настоящие преступления превращаются в лихой стеб.

Некто Валя, деклассированный юноша тридцати лет, работает муляжом жертвы на милицейских следственных экспериментах. Его собственная жизнь тем временем тихо, но верно ложится в канву известного произведения с несчастной Олей-Офелией, бог знает за каким хреном мечтающей за него замуж, дядей Петей-Клавдием, озабоченным вопросами жилплощади, и сизым призраком отца. Неожиданно удачная кинопьеса из закромов русской новой драмы.

Молодой человек Валя (Юрий Чурсин), закончив университет, ради заработка устраивается в милицию, где изображает жертв преступлений во время следственных экспериментов. Следственная группа в составе харизматичного капитана (Виктор Хаев), вооруженной видеокамерой младшего лейтенанта Люды (Анна Михалкова) и туповатого сержанта Севы (Александр Ильин) ежедневно вывозит подсудимых на места преступлений, где положено восстановить картину трагедии. Понятное дело, все эти "расследования" проводятся для галочки (исход дела предрешен, преступник будет осужден), что создает фон легкого абсурда. Дополнительное сумасшествие в происходящее привносят сами преступники: пэтэушник Карась (Марат Башаров) зарезал и пытался расчленить свою возлюбленную в уличном биотуалете, интеллигент-неврастеник (Андрей Фомин) подозревается в том, что выбросил из окна собственную жену, неудачливый Ромео кавказской национальности (Игорь Гаспарян) утопил любимую в бассейне, а представитель малого бизнеса Верхушкин (Максим Коновалов) - застрелил бывшего одноклассника в японском ресторане - «пульнул» из пистолета, как он выразился. Сам Валя проживает в небольшой московской квартире с матерью (Марина Голуб). По соседству расположился родной дядя Вали, Петр (Федор Добронравов), который в один день заявляет, что они намерены съехаться и жить вместе. По ночам Вале снятся кошмары, в которых его посещает трагически погибший отец. В одном из снов он сообщает Вале, что погиб не случайно: его отравил брат Петя. После очередного следственного эксперимента в японском ресторане Валя решает отомстить. В финальной сцене картины он, заранее позаимствовав из ресторана неправильно приготовленную ядовитую рыбу фугу, убивает родственников и свою девушку Олю.

КФ В РИМЕ, 2006
Победитель: Приз «Золотой Марк Аврелий» (Кирилл Серебренников).
МКФ В ТЕЛЬ-АВИВЕ, 2006
Победитель: Гран-при (Кирилл Серебренников, Наталья Мокрицкая).
ЗОЛОТОЙ ОРЕЛ, 2007
Номинации: Лучший фильм, Лучший режиссер (Кирилл Серебренников), Лучшая женская роль второго плана (Лия Ахеджакова), Лучшая женская роль второго плана (Анна Михалкова).
НИКА, 2007
Победитель: Лучшая женская роль второго плана (Лия Ахеджакова).
Номинации: Лучший фильм (Кирилл Серебренников), Лучшая мужская роль (Виталий Хаев), Лучшая женская роль второго плана (Анна Михалкова), Открытие года (Юрий Чурсин).
ЖОРЖ, 2007
Номинация: Лучший отечественный фильм.
КИНОТАВР, 2006
Победитель: Главный приз (Кирилл Серебренников, Наталья Мокрицкая), Приз Гильдии киноведов и кинокритиков (Кирилл Серебренников).
ГИЛЬДИЯ КИНОВЕДОВ И КИНОКРИТИКОВ РОССИИ, 2007
Победитель: Премия «Белый Слон» за лучший сценарий (Владимир Пресняков, Олег Пресняков), Премия «Белый Слон» за лучшую женскую роль второго плана (Анна Михалкова).
КФ ФЕСТИВАЛЯ ФЕСТИВАЛЕЙ, 2006
Победитель: Приз зрительских симпатий «Серебряный грифон» (Кирилл Серебренников).
РКФ «ЛИТЕРАТУРА И КИНО», 2007
Победитель: Приз жюри за лучшую мужскую роль (Юрий Чурсин).

Комедия абсурда по одноименной пьесе братьев Пресняковых. Пьеса «Изображая жертву» поставлена Кириллом Серебренниковым во МХАТ им. А. П. Чехова (2003). Мировая премьера пьесы состоялась на Эдинбургском фестивале-2003 в копродукции театров «Ройял Корт» и «Told by Idiot» (режиссер: Ричард Уилсон).
В некоторых сценах фильма активно используется ненормативная лексика, поднимаются проблемы поиска интересов и смысла жизни молодых людей до 30 лет.
Виталий Хаев: "Мой герой работает в милиции. И сумма накопленных им там негативных эмоций достигла критической массы. И однажды он взрывается монологом, состоящим из 85 нелитературных слов. Нет, это не монолог с матом. Это вопль о том, что у него, ну, все рушится в сознании и дальше накапливать "отрицаловку", которую капитан постоянно видит, он больше не в состоянии."
Заглавная тема фильма запоминается с первых секунд. «Zundoko Bushi» в исполнении японской группы «The Drifters» является пародией на японскую народную песню.
Премьера 8 июня 2006 года. Первый показ по центральному ТВ: 4 марта 2007 Первый канал (с цензурой).
Официальный сайт фильма - http://izhertvu.ru/.
Лента широко известна благодаря освещению актуальных вопросов и актерской работе Виталия Хаева. Особую популярность приобрел матерный монолог его персонажа, затрагивающий ключевые проблемы современного общества.
В рейтинге зрительских симпатий (на сайте kino-teatr.ru) за 2007 год картина получила 5-е место по симпатиям и 4-е по антипатиям в категории «российские фильмы».
Кирилл Семенович Серебренников (род. 7 сентября 1969, Ростов-на-Дону) - российский режиссер театра и кино, лауреат Национальной премии в области телевидения «ТЭФИ», победитель конкурсных программ КФ «Кинотавр», Римского КФ. Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Серебренников,_Кирилл_Семенович. Интервью с Кириллом Серебренниковым - http://newizv.ru/culture/2007-01-26/62053-rezhisser-kirill-serebrennikov.html; http://the-village.ru/village/culture/culture/112791-serebrennikov-intervyu; http://m24.ru/videos/3646.
Братья Пресняковы - дуэт российских драматургов, писателей. Старший: Олег Пресняков (род. 1969, Екатеринбург) - драматург, прозаик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского государственного университета, кандидат филологических наук (диссертация посвящена роману А. Белого «Петербург»). Долгое время преподавал на кафедре русской литературы XX века УрГУ. Специалист в области русской литературы рубежа XIX-XX века, теории стиля. Младший: Владимир Пресняков (род. 1974, Екатеринбург) - драматург, прозаик. Выпускник филологического факультета УрГУ, кандидат педагогических наук (диссертация по специальности «Педагогика высшей школы»). Долгое время преподавал на факультете социологии и политологии УрГУ. В 1998 году вместе создали при УрГУ «Театр имени Кристины Орбакайте», где представляли свои ранние пьесы в собственной режиссуре. В начале 2000-х годов приобрели общероссийскую, а затем и международную известность. Постоянно проживают в Екатеринбурге.
Лия Меджидовна Ахеджакова (род. 9 июля 1938, Днепропетровск) - советская и российская актриса театра и кино. Заслуженная артистка РСФСР (1970). Народная артистка России (1994). Двукратная обладательница национальной премии «Ника» за лучшие женские роли второго плана в фильмах «Небеса обетованные» и «Изображая жертву». Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Ахеджакова,_Лия_Меджидовна.
Виталий Евгеньевич Хаев (род. 1 июня 1965 года) - российский актер театра и кино, телеведущий. Окончил театральное училище имени Б. В. Щукина (курс Л. В. Ставской). По окончании училища был принят в труппу театра им. К. С. Станиславского. Выступает в кино преимущественно в характерных ролях разнообразных злодеев. Наиболее известная роль Хаева - капитан милиции в черной комедии Кирилла Серебренникова «Изображая жертву», за исполнение которой актер выдвигался на премию «Ника». Ведущий всероссийской лотереи «Золотой ключ» на канале НТВ под псевдонимом Виктор Бертье. Интервью Виталия Хаева - http://nashfilm.ru/kinostars/2105.html.
Анна Никитична Михалкова (род. 14 мая 1974, Москва) - российская актриса, старшая дочь Никиты Михалкова. Закончила ВГИК (актерский факультет, курс Анатолия Ромашина). Отец снял художественно-публицистический фильм, рассказывающий о ее детстве и отрочестве: «Анна: от 6 до 18». Ведет передачу «Спокойной ночи, малыши». Поддерживает независимое кино, в котором зачастую и снимается. Муж - предприниматель Альберт Баков (род. 27 мая 1962), сыновья: Андрей (род. 2000) и Сергей (род. 2001). Анна Михалкова на сайтах - http://peoples.ru/art/cinema/actor/mikhalkova/; http://kinoguru.com/persons/anna-mikhalkova/.
Юрий Анатольевич Чурсин (род. 11 марта 1980, Москва) - российский актер театра и кино. Подробнее в Википедии - http://ru.wikipedia.org/wiki/Юрий_Чурсин.

КРИТИКИ О ФИЛЬМЕ
Александр Трошин: Российская «новая драма» постучалась в кино, и, слава богу, ей открыли. Каковы ее перспективы на театре, не берусь судить, но то, что она обновит нашему кинематографу застоявшуюся кровь, - вне всякого сомнения. «Изображая жертву» - решительный шаг на этом пути, который надо приветствовать. Все три слагаемых «новой драмы» здесь налицо: «социальность», «документальность», «естественность». Диагноз - как милицейский протокол: звучит смешно и страшно.
Зара Абдуллаева: Поскольку наши сценаристы никаких «новых форм» не выдают, на помощь новым зрителям приходят театральные драматурги. Пьеса братьев Пресняковых, построенная как череда «мышеловок» с финальным появлением тени отца провинциального Гамлета, свежо, доходчиво и не радикально (потому и успех) запечатлевает и изображает людей и положения текущего времени. Кирилл Серебренников легко и с удовольствием изобразил на экране парад гротескных, иногда претенциозных аттракционов, угадав и тягу, и потребность (но не опередив ожидания) разных субкультурных сообществ в отважной речи и пластике. Точнейшая Михалкова стала мягкой опорой не только этой эксцентриады, но и режиссуры Серебренникова.
Елена Плахова: Кинематографический взгляд Серебренникова пробивался и в «Рагине», и в «Постельных сценах», но в новом фильме режиссер достигает виртуозного баланса между материей киноизображения и театральной условностью. Он легко оперирует разными техниками и художественными технологиями: элементы Догмы и синема-верите, анимация и актерские монологи (включая знаменитый матерный) образуют ту пестроту состава фильма, которая приближает его к эклектике реальности, но отделяет от нее высоким градусом перевоплощения.
Павел Кузнецов: Авторам удалось то, что упорно и занудно пытался осуществить писатель Сорокин и режиссеры, снимавшие фильмы по его сценариям, - сделать черную комедию об абсурдной реальности. И смешно, и страшновато. Сумасшедший монолог следователя - вообще лучший монолог в нашем кино за последние лет двадцать. Диалоги в фильме нелепы и блестящи, а ненормативная лексика адекватна ненормативной жизни. Те, кто смотрел мхатовскую постановку, говорят, что спектакль ярче. Возможно. Разумеется, в картине не все равноценно (совсем не получилась «Офелия», а, например, Ахеджакова играет как в фильмах Рязанова, а здесь надо иначе). Но, главное, здесь наконец-таки получился старый новый герой - очередной русский Гамлет мытищинского района, идиот, юродивый, - точнее, сумевший органически притвориться таковым.
Андрей Плахов: Современная версия «Гамлета», который, в отличие от своего прототипа, без лишних колебаний отвечает агрессией на агрессивное состояние окружающего мира. В каком-то смысле опыт Серебренникова напоминает раннего Аки Каурисмяки, который тоже снял по «Гамлету» черную комедию, превратив Данию в Финляндию, сделав принца финского современным молодым человеком «с сердцем горячим, как холодильник». А вскоре поставил «Девушку со спичечной фабрики», финал которой (девушка отправляет на тот свет мать, отчима, любовника и случайного приставалу в баре) рифмуется с тем, чем кончается «Изображая жертву». Мы знали по театру, что Серебренников - режиссер с правильным чувством современной жизни, сюрпризом было узнать, что у него безупречное чувство кино.
Алексей Востриков: Качественная (видимо, близкая к оптимальной) выездная версия театральной пьесы на киноэкран. Со всеми неизбежными недостатками адаптации: плохо работающими крупными планами и формальными, а поэтому не всегда органичными «собственно-киношными» добавками. Если представить, что пришел на антрепризный показ в какой-нибудь ДК и сидишь на неудобном месте, то можно отвлечься от недостатков и сосредоточиться на тексте Пресняковых-Серебренникова. Но это уже разговор не о кино.
Елена Фанайлова: Если согласиться с жюри «Кинотавра» и признать кинофильм «Изображая жертву» лучшим отечественным изделием, то следует немедленно добавить, что русское кино и вправду «в жопе», как предупреждает нас главный герой в самом начале просмотра. Если же придумать для этого произведения спецназвание, например окрестить его киноспектаклем, то станет немножечко легче. Но совсем чуть-чуть. Пары приемов в духе «стенд-ап комеди» все же недостаточно для создания киноверсии чего угодно, хоть собрания анекдотов. Каковым, собственно, и является сценарий, он же - пьеса. Тут подкрадываются опасения, что «в жопе» не только русское кино, но и русский театр, если это сочинение господ Пресняковых пользуется такой большой популярностью. Все это - и пьеска, и кинцо - сильно по моде девяностых, вся эта псевдосоциальная критика, маленькая вера. Милые, какое у нас тысячелетье на дворе? народ давно уж снял Олдбоя и Киллбилла, тему Гамлета могли бы и получше прописать. И совсем раздражает по окончании просмотра упаковка лицензионного диска, как-то уж очень самоуверенно предлагающая мне, потребителю, выбрать звонок на мобильный с матерной цитатой. Как будто ее, цитату, кто-то вспомнит через минуту. Тоже мне, народное кино, бумер два, пошли вон, эстеты хреновы, со своим слабогрудым и вычурным, прям герои Сологуба, представлением о прекрасном.
Михаил Трофименков: Отличная метафора современности, предоставляющей людям полную свободу выбора: быть или жертвами, или убийцами. Упрекнуть Кирилла Серебренникова можно только в одном. Предчувствуя упреки в театральности, неизбежные, независимо от степени их справедливости, он переборщил с чисто, как ему казалось, киношными вкраплениями в фильм: анимация, финальная сцена с отцом, напоминающая, не к ночи будет помянуто, «Возвращение» (Звягинцева, не Альмодовара, хотя хрен редьки не слаще). Но как раз эти вставки и кажутся театральными, искусственными в очень органичной притче.
Игорь Манцов: Очередная попытка растиражировать «элитарное»: постсоветские обыватели сопоставляются с героями «Гамлета». Гамлет против обывателя! Первый, естественно, умный, второй, безусловно, урод. А подлинный кинематографист, заметьте, мыслит обратным образом и услужливо предоставляет обывателю все права. Тому обывателю, что на экране, и тому, что в зрительном зале. Все в нашем датском королевстве перевернуто с ног на голову. Неумелые «элитарщики» агрессивно гнобят якобы массовую образность и якобы массовую же эмоцию. На радость бестолковым маргиналам.
Дмитрий Савельев: Про родство Вали с принцем Гамлетом думать не очень интересно. Но вот кому Валя прямой родственник, так это шахназаровскому курьеру Ивану. Вернее, он и есть Иван, которому пришлось родиться двадцать лет спустя и пристраиваться к жизни в наши счастливые дни. Курьеру Мирошникову с 1986-м повезло больше. Интересно, что сейчас расположилось в бывшей редакции журнала «Вопросы познания»?
Станислав Зельвенский: Анна Михалкова совершенно замечательная, местами очень смешно - особенно следственные эксперименты. Правда, вся эта гамлетовская история выглядит натянуто и, по большому счету, никуда не ведет - концовка скорее формальная. Но это вина Пресняковых, а не Серебренникова: он, в общем, здорово справился. Вот только этот главный парень уж больно противный.
Павел Черноморский: Серебренников и Пресняковы ступили на почву, удобренную традицией. «Гамлет» и шахназаровский «Курьер» тут не единственные параллели, я бы вспомнил еще и Печорина, и декабристов, и советских семидесятников, выросших в оттепель, а потом почувствовавших себя вдруг обманутыми. Авторы «Изображая жертву» первыми в наше время заговорили о том, что в стране действительно есть потерянное поколение. И эти люди - совсем не пятидесятилетние инженеры без знания компьютера и английского.
Лидия Маслова: То раздражение, которое не сразу, но неизбежно вызывает фильм и его герой у людей, родившихся раньше или позже так называемого поколения Х, говорит о том, что режиссер Серебренников и драматурги бр. Пресняковы, заглянув себе в душу, создали очень колоритный собирательный образ тех, кому немного за тридцать. На сочувствие и понимание этот портрет не особенно претендует: сколько бы герой ни притворялся жертвой, в самых разных смыслах, его закрытость и склонность к эмоциональной мимикрии скорее отталкивает зрителя, чем интригует, и идентифицироваться с ним можно только изнутри поколения Х, ко всему равнодушного, но приспособившегося артистично морочить голову доверчивым согражданам.
Александр Секацкий: Фильм производит впечатление торопливо и крайне небрежно изготовленного «культурного продукта». Такое ощущение, что сначала была рассказана (написана) «прикольная история» в духе Довлатова или даже, скорее, Михаила Веллера, которая произвела должный эффект («ну, это прокатит»), и сразу же было решено, что если подверстать под нее популярных актеров и хорошенько финансировать проект, а потом и не пожалеть усилий на раскрутку, - успех обеспечен. Не прокатило. Фильм рассыпается на отдельные куски, обнаруживая производственные швы, полное отсутствие идеи целого. Шекспир не спасает, юморок в духе Петросяна не вытягивает. Нехорошо испытывать злорадство и тем более признаваться в нем, но скажу: зритель, все еще наивно полагающий, что для кино требуется и нечто нерукотворное, а не только арифметический рецепт успеха, может быть удовлетворен тем, что получил подтверждение своей правоты.

Тридцатилетний мальчик Валя в дурацкой бейсболке изображает жертву во время следственных экспериментов. Изображает халтурно - не без отдачи или вдохновения, а попросту недисциплинированно, истерично и как-то до омерзения по-столичному - в первом же эпизоде, например, он портит казенную кассету грубыми нападками на русское кино (отвлекающий прием, заставляющий первое время верить в то, что перед нами - герой-резонер). После работы Валентин выслушивает замечания от призрака отца-моряка, заносящего с улицы на паркет ошметки подтаявшего снега, эпатирует мать и отчима слизыванием водки с палочек для еды и доводит сверхъестественной пассивностью свою девушку до истерики. Несколько раз по ходу фильма возникают намеки на сходство судьбы Валентина с судьбой Гамлета (отравленный, по-видимому, отец, дядя Клава, тягомотные отношения с «подружкой» и т. д.), но шекспировские аллюзии тут - скорее постмодернистское смехачество, чем осмысленный парафраз. По мере того как одни подозреваемые сменяются другими, все более и более человечными и, кажется, все более невиновными, Валина судьба и вовсе вытесняется на периферию повествования, а в центр выходит начальствующий над ним следователь, произносящий ключевой и пламенный монолог о потерянном поколении, всеобщем «похуизме» и конформизме. Наконец, при помощи суши из ядовитой рыбы фугу Валя совершает изящную рокировку, выходит из очерченного мелом контура на полу и сам становится обвиняемым, которого окружают его суетливые клоны в кепках: именно им теперь изображать жертв. Насколько я понимаю, сила постановки «Жертвы» на сцене МХТ кроется не то в 85, не то в 95 нецензурных словах следовательского монолога и экспрессивной имитации hand-job’a с удушением. В кино ни то ни другое, разумеется, не новость, поэтому решение Серебренникова прибегнуть к иной, демократичной основе, носителю можно только приветствовать. В конце концов, неприятно, когда вместо гражданской позиции автора критика обсуждает допустимость брани и мастурбации на сцене, в то время как интересны другие вопросы: является ли надеваемая героем маска зайца указанием на то, что ему все равно, а финальное появление стайки молодых людей в бейсболочках - намеком на неистребимость заразы равнодушия? Зачем Серебренникову понадобилось утяжелять фильм анимационными вставками, не сказать чтобы очень изящными? Бесконечное позерство и кривляние Чурсина - это попросту дурная игра или все-таки ирония второго порядка (при первом просмотре фильма склоняешься к первому, при повторном - все-таки ко второму)? Другое дело, что комедия Пресняковых - это вовсе не фильм, в лучшем случае - телеспектакль, сочиненный с глубоким убеждением в том, что бездомный на сцене все-таки должен выглядеть не бомжом, а намеком на бомжа. Полная изящных и легких намеков, сложносочиненная, и «закольцованная» сценарная конструкция «Жертвы» в чуждом остранения кино начинает выпирать, как ребра у бродячей собаки. Протагонист превращается в деталь ландшафта, и язык не поворачивается называть его ни героем, ни антигероем нашего времени, это не то что не Гамлет, это даже не Петрушка, а какая-то Елизавета Бам, сплошной анекдот и ерунда на постном масле, дырка от бублика и пустое место. Нет человека - нет проблемы, и вся линия бездарного нигилизма, связующая бурлескные, зато живые, полные не пафоса, но скрытой тоски эпизоды следственных экспериментов, рвется. Образно говоря, за словом «хуй» проглядывает-таки забор, и, повинуясь логике той самой рокировки, второй план меняется местами с первым. Проблемный юноша в бейсболочке же оказывается чем-то вроде дороги в роуд-муви: по ней идут настоящие герои - все эти неравнодушные следователи, страстные мужчины в растянутых трениках и «японки с судьбой» (эпизодическая роль Лии Ахеджаковой стала основным козырем в рекламной кампании фильма). А из пьесы с гражданской позицией получается, во-первых, отличная кинокомедия - это, вообще-то, жанр, трудно дающийся и старому, и новому российскому кино; во-вторых, кино, приятное на вид, хоть и эклектичное (то вам анилиновая карваевщина, то кабаре, а то и вовсе какой-то кинотеатр.doc). Что до ауканья по потерявшемуся за 90-е поколению, до размышлений за судьбы самолетов и электростанций, отданных в руки живых мертвецов, то сама аура кинотеатра делает их не совсем уместными, настраивая зрителя на добродушно швейковский лад - ну как-нибудь да будет, ведь ни разу же не бывало, чтоб никак не было. Это, правда, не отменяет того, что пламенный монолог все-таки должен услышать каждый участковый врач и инспектор, дворник и архитектор. И тот, кто кладет плитку, - тоже. (Василий Корецкий)

Главный приз "Кинотавра" заставил меня пойти и посмотреть "Изображая жертву" (2006) - фильм Кирилла Серебренникова, вышедший в рамках проекта "Герой нашего времени". "Заставил" - потому что после "Мещан", поставленных модным режиссером в МХТ, я потерял к нему интерес, и зрительский и профессиональный. Объявленного продюсерами успеха не наблюдалось: в зале кинокомплекса "Каро" сидели, считая меня, семь человек. Сеанс тем не менее начался. Через пять минут послышались слабые женские повизгивания - первые признаки активных зрительских реакций. Через полчаса все лежали в лежку, утирая слезы от смеха. При появлении Лии Ахеджаковой в японском кимоно и с икебаной на голове стало ясно, что перед нами никакая не чернуха, как обещали вороги, а самая смешная комедия года. Пусть и "черная". Люди из зала выходили распаренные, словно их прокрутили в стиральной машине и отжали в центрифуге. Чистенькие и новенькие. С одноименным спектаклем МХТ картину пусть сравнивают другие. По мне, это полноценное кино, где театральная педалированность актерской игры только подливает масла в огонь: именно такая театральность сделала незабываемыми многие классические фильмы, от чеховской "Свадьбы" с Гариным и Раневской до экранизаций Гоголя и Шекспира. Вспоминаю "литературное кино" не случайно: "Жертва" не только построена на литературных ассоциациях, но и не гнушается брать из драматургической классики целые системные блоки. Она претендует показать современного Гамлета с мужеубийством, "тенью отца" и горой трупов, а программный монолог милицейского капитана, от непрерывного созерцания людских мерзостей сорвавшегося на густой мат, - алаверды к Городничему, в коем тоже под занавес пробудилось подобие совести. Мне не нравится вивисекция над Горьким и Толстым, к которой причастны создатели фильма в своих творениях на московских сценах, но начинает нравиться и даже кажется важным освоение передового опыта классиков. Театральные критики уже отметили неспособность братьев Пресняковых написать современную трагедию. Правда, квалифицировали это как импотенцию. На самом деле это импотенция времени, которую авторы пьесы сумели передать полнее и точнее других. Трагедия возвращается к нам фарсом - тут они правы. На братьев Пресняковых, полагаю, не случайно возник такой спрос. Им действительно удалось ухватить за хвост бациллу абсурдности нашего мира, уже до предела отупленного масс-медийной жвачкой и окончательно разучившегося отличать хорошее от плохого, разумное и дозволенное от идиотского и гибельного. Они это делают, как любой талантливый человек, скорее интуитивно, они совсем не аналитики, но обладают способностью слышать голоса улиц, чувствовать и передавать абсурд человеческих состояний. В этом смысле они продолжают и дополняют дело Николая Коляды, основателя и тоже уже классика "екатеринбургской драматургии" с ее веселым шоковым гиперреализмом. Сам фабульный ход с героем, который подрабатывает на милицейских следственных экспериментах, изображая перед видеокамерой жертву преступления, я бы признал почти гениальным. По своим возможностям вскрыть общество, как консервную банку, одним изящным движением, он мало имеет себе равных. По ходу сюжета перед нами на манер эстрадных интермедий прошла цепь таких "экспериментов", увиденных через объектив милицейской видеокамеры, и "душа наша идиотизмом человечества уязвлена стала". Люди колют любимую женщину в нужнике, расчленяют и пытаются спустить в дырку биотуалета, горюя только том, что - засорится. Люди в экзальтации падают из окон, травят друг друга сырыми японскими суси, топят в спортивных бассейнах. Люди сбрендили. Концентрированный мат в финале здесь так же логичен и целителен, как когда-то в "Астеническом синдроме" (1990) Киры Муратовой, любимом фильме начавшейся перестройки. Ненавижу мат, но уважаю его способность облегчить измочаленную душу и тем охранить ее от полной гибели всерьез. Мат для мужчины - как для женщины слезы. Что не освобождает, на мой взгляд, кинотеатры от необходимости соблюдать строгий возрастной ценз. Поп-корновые младенцы еще не столь измочалены постсоветской действительностью, чтобы так идеологично материться. Они усвоят форму, но не поймут зерна проблемы. Кирилл Серебренников здесь не оправдал, на мой взгляд, ни одной из инвектив, ему адресованных. Здесь нет его обычного штукарства, и фирменный цинизм введен в приличные берега печальной необходимости. Горечь финала даже заставляет предположить, что он впал в грех "месседжа", подспудного морализаторства типа говорухинского "так жить нельзя", но уже на уровне века Интернета, карикатурных войн и "Кода Да Винчи". Его традиционный пофигизм вдруг привел к редчайшей для "нового кино" свободе художественного выражения, когда режиссеру ничто не страшно. Он не боится быть театральным, не боится эклектичных пересечений размашистой анимации с живым актером, не боится наглой обнаженки, не боится эстрадности в сценах с Ахеджаковой, не боится ничего. И оказывается, что все - в жилу, в дугу и в кассу. Фигурально и, надеюсь вместе с продюсерами, буквально. Сначала вахтанговец, а теперь мхатовец 26-летний Юрий Чурсин в сколько-нибудь заметных фильмах пока не снимался (не считать же заметным сериал "Хиромант"!), так что роль живого трупа Вали стала его открытием - актер эксцентричный, умный, ироничный, реактивный, интересный в каждом проявлении. В роли капитана изумительно органичен Виталий Хаев. Фундаментальную и лирическую милиционерку Людочку, по-бабски отзывчивую и все время выясняющую с кем-то невидимым личные отношения, восхитительно играет Анна Михалкова. За траекториями Игоря Гаспаряна в роли бассейнового убийцы следишь как загипнотизированный: так не бывает, но все предельно узнаваемо. Про Ахеджакову я уже сказал: она актриса на все времена - как Рина Зеленая, как Раневская. Это признак хорошей режиссуры, когда все актеры кажутся гениальными. Когда их ужимки и прыжки имеют такое прекрасное послевкусие. Когда очень хочется немедленно после сеанса бежать к видеолотку и спрашивать, нет ли фильма в продаже. Что я, каюсь, и сделал, и чертыхнулся по адресу неразворотливых пиратов, хотя пиратов не люблю почти так же, как мат. Теперь придется ждать выхода диска, чтобы за порцией суси с хорошим сакэ выпить за здоровье Ахеджаковой и всей компании, хохоча и наслаждаясь заново. Когда-то Серебренников эпатировал театральную публику тем, что, ставя "Мещан", принципиально не смотрел запись спектакля Товстоногова. Теперь он демонстрирует ту укорененность в культурном слое человечества, какой в нашем новом кино почти нет ("9 рота" (2005), "Возвращение" (2003), "Коктебель" (2003), раз-два и обчелся). Даже явление убиенного отца замороченному сыну напомнит о Гамлете в той же мере, в какой и о потустороннем диалоге из "Заставы Ильича": смутные времена для думающего человека не кончаются никогда. Хотя эволюция страны привела к тому, что папа сына уже не вразумит, как в "Гамлете", а коварно бросит в набежавшую волну. "Пидарасы", - сказал бы тут Никита Сергеевич Хрущев. (Валерий Кичин)

Черная абсурдная комедия. Наверно, можно понять тех кинодеятелей, для кого отнюдь не идеальные персонажи, которые не только мучаются, страдают, допускают непоправимые ошибки в жизни, но еще и не в силах совладать с разнообразными пороками, увы, присущими человеческой породе, оказываются более интересными для воплощения в искусстве. Однако это самое отображение нетипичного и аномального нередко становится самоцелью для авторов, своеобразной индульгенцией, которая якобы должна оправдать все совершенные или лишь замышленные грехи. А хуже того - выглядит явной игрой от лукавого, намеренной возгонкой некоего «художественного адреналина», беззастенчивой попыткой сымитировать на экране столь щекочущие нервы и распаляющие нездоровое любопытство провокационные ситуации, что напоминает ныне модные экстремальные виды спорта или же сознательно кем-то предпочитаемый (для остроты ощущений) небезопасный секс. И еще можно это сравнить с занятием чем-либо под дулом пистолета - допустим, с так называемой «русской рулеткой», когда один лишь риск смерти способен пробудить дремлющие инстинкты ради получения порочного удовольствия. Причем подобное фактически присутствует в отечественном кинематографе уже почти два десятилетия - с тех пор, как оформилось понятие «чернуха», которая теперь-то предпочитает рядиться в более прихотливые одежды якобы «абсурдного хэппенинга», трагикомического перформанса, что вызывает преувеличенные восторги в кинематографической тусовке, которая раздает основные призы фестивалей таким лентам, как «4» Ильи Хржановского или «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова. А вот немногочисленные зрители (последнюю из названных картин довелось смотреть в кинотеатре в присутствии всего лишь тринадцати человек!) встречают сии творения с недоумением, если вообще не с раздражением. И лучшей короткой рецензией по поводу данного триумфатора «Кинотавра» 2006 года могли бы быть слова Бориса Пастернака, которые как раз цитирует в один из моментов герой Юрия Чурсина, тридцатилетний оболтус Валя, подрабатывающий подставной фигурой во время следственных экспериментов: «Постыдно, ничего не знача, // Быть притчей на устах у всех». На протяжении почти всего повествования в фильме «Изображая жертву» недоумеваешь, чем тут можно восхищаться, и только великолепнейшая матерная сцена в исполнении Виталия Хаева в роли капитана милиции ближе к финалу заставляет почувствовать, что это действительно живое кино. А то, что было показано ранее - лишь вымученная игра, по большей части неудачная, порой просто скучная и какая-то мертвенная. Переклички с «Гамлетом» и перевертыш звягинцевского «Возвращения» в самом конце экранизации пьесы братьев Пресняковых не делают ленту лучше, чем она есть. И хочется в ответ чуть ли не материться, полагая, что все это - обычный выпендреж зажравшихся московских интеллектуалов. (Сергей Кудрявцев)

Главный призер «Кинотавра» - это не рекомендация, а скорее диагноз. Фильм с такой регалией надо обязательно иметь в виду, но смотреть… Смотреть или нет - решать надо осторожно. «Кинотавр» любит отмечать кино жесткое и непростое. «Изображая жертву», помимо этого, еще и смешно. Кому это надо и кто это выдержит? Главный персонаж - бывший студент Валя, нашедший своим неопределенным талантам очень оригинальное применение. Он работает в милиции, играя на следственных экспериментах тех, кого убили. Жертв. Мертвых людей. Во время экспериментов парень по мере сил прикалывается, снижая впечатление от трагедии. В бригаде - еще трое: ответственный капитан милиции, неопределившийся сержант Сева и Люда - начальница видеокамеры. Капитан нервничает и задумывается о смысле смерти. Сева не уверен, учиться или не учиться, брать взятку или сдохнуть в честности. Люда, не переставая, звонит по мобилке своему неизвестно кому. Кроме того, у Вали нет папы, но есть толстая мама, а также дядя, пытающийся сойти за папу. Если это не «Гамлет», то можете оторвать мне то, что у Вали не стесняются показать. Разве что Офелии этой бодяге не хватает. Кое-как одетая девушка, делящая с голым Валей ложе - не Офелия, а амеба. Фильм отлично задуман и со смаком исполнен. Смотреть это высокопрофессиональное месиво, между тем - совсем не легко и вовсе не приятно. Плотный, убийственный юмор совсем не облегчает задачу. Никто, конечно, не сказал, что искусство обязано быть приятным и смотрибельным. В данном случае, оно неприятно по полной программе. Осознать, что мир переполняют безответственные раздолбаи и уродские подонки - не очень-то вдохновляющее открытие. Тем более, что оно из тех открытий, которые давно сделаны. В истории про шекспировского мальчика положительных героев нету. «Изображая жертву» тоже мало что может предложить в этом смысле: самым правильным оказывается капитан, да и тот несдержан. Фонтан матерщины в его исполнении - кульминация всего. Тут вот пишут, что детей надо четко от этого фильма отделять, что капитанский мат им слушать вовсе ни к чему. Смешно, честное слово! Дети наши еще с детсада привыкли слушать такие арии. Словами их не удивишь. Правда, артист Хаев - может. Его нецензурный всхлип, может быть - последняя попытка предотвратить переполнение мира раздолбаями и подонками. Вряд ли поможет. Мат у нас давно перестал служить индикатором чрезвычайного. А нарушение закона употребляется легко, как мат. Для связки поступков. (Джон Сильвер)

В объектив ручной камеры пялится рожа ужасная, скрученная молодым артистом Чурсиным из собственного нежного лица каким-то бикфордовым шнуром. И сам он - чисто обезьяна - летучий и гибкий, как из гуттаперчи. Обезьяна - оно здорово, но так ли завидна ее судьба ввиду эволюции? Впрочем, мерзкие вопросы покидают голову под натиском постановочных талантов режиссера Серебренникова. Протагонисту скоропалительно является папа-призрак, и веселый балаганчик, учрежденный театральным товариществом с ограниченной ответственностью «Пресняковы-Серебренников», оказывается в гамлетовской ситуации. Или - тень «Заставы Ильича»? То, что вышло, кивает и на подзабытый «Курьер», и на рассказы Зощенко. Однако постмодернизму это киносочинение не присягает. Природа его другая - «Мир искусства». С ориентальными оргиями Бакста вполне сопоставимо утопление жертвы самолюбия крохотного пахлавона, умеющего проплыть под водой «десять-пятнадцать, не больше семи метров». А с садово-парковыми прохладами Бенуа соотносится такая деталь увеселительного ландшафта, как биотуалет. Предмет изображения - и есть источник радикального обновления старинной художественной идеологии, вдруг развернувшейся в серебренников век. Дизайнерские операции над гражданами Карасем и Закировым - те же стратегии «Мира искусства». Применяя их к трэшу, будням и содержимому потребительской корзины, постановщик обозначил следующее: гражданственная риторика, радикальные жесты и грубая обыденность мата, винегрета и очка давно присвоены и искажены салонным искусством. Они не теряют прелести в качестве декора и лепнины, но вряд ли способны исполнять свои функции - обеспечивать идею в случае «риторики» и возвращать к почве в случае «очка». Помещенные в объектив, арт-объекты и сочинения, «мат», «винегрет» и «очко» все еще увлекают публику. Она говорит: «Это наша жизнь». И дискутирует, можно так жить или еще нельзя. С идеей про «нашу жизнь» незамедлительно велит распрощаться ручная камера в руках статной прапорщицы. Она выедает в пространстве скромный участок: места преступления, где мотыляется лирический герой, изображая последние трепетанья жертв. Бравурно испускает прощальные ветры зарезанных в сортире, совпадает с меловыми контурами пристреленных, замирает на подоконнике в па-де-де унесенных ветром с восьмого, что ли, этажа, отстраняется начальством от повторенья судорог утопленных в бассейне - ибо злостно забывает сменные плавки. Эти следственные эксперименты - ряд перформансов внутри картины. Их очевидная бессмысленность иллюстрирует такую же бессмысленность попытки докопаться до действительности по тем представлениям о ней, которые изображает картина и которые были бы уместны в голове персонажа раннего Зощенко. Видимо, именно этот герой вылез из «нервных людей», добрался до центра управления культурно-житейскими процессами и хочет для себя и «Гамлета», и «Воскресения». Из его пути-эволюции и складывается фильм. Пространство объявляет себя выдуманным, заявляет, что оно - карнавальная площадка, где, как в шубе, вывернутой мехом внутрь, - буйно, хотя и тесновато, и душновато, и мрачновато, и блоха цок. Формалистические выкрутасы способствуют впечатлению замкнутого движения по поверхности. Замкнуты в своем пространстве, будто обведены, и персонажи. В пространство, чреватое клаустрофобией, подобие жизни вхоже лишь с призраками из древнейших культурных слоев: Шекспир-«Курьер»-Хуциев - три нотки пассеизма в духе мирискусников. В фигуре автора проступает очарованный прагматик, а вместо твердого идейного хребта - пушистый хвост, взметающий яркую пыль ради стихии причудливого комизма. Как и предка-мирискусника, Серебренникова интересует ремесло, выделка, стиль, арабеска, знак, в котором означаемое попрощалось с означающим. И фильм цветет этими позирующими знаками, позволяя признать его попыткой вывести кинозрелище из сферы жжения глаголом и начать движение за содержательное целомудрие. Бр. Пресняковы, может, и вкладывали некий общественный смысл в свою пьесу. Но режиссер это аккуратно нейтрализовал, дав повод видеть в себе человека, умеющего развлечь, мастера ярких трюков, пугающих фокусов и интересной жути. Похоже, только таким и может быть честное присутствие автора в культуре, смыслы которой обесцениваются быстрее, чем когда-либо. Фильм Серебренникова тем и хорош, что автор - сущий Бендер. Постановка так же имитирует гражданскую взволнованность, как его герои инсценируют криминальные случаи в ходе следственных экспериментов. В целом статичная картина накапливает аттракционы-юморески, пока их критическая масса не спровоцирует генеральный залп - монолог мента. Эта бессвязная, начиненная трехбуквенным и пятибуквенным мясом, инвектива поколению - вряд ли нечто большее, чем поэтически сбалансированный гон. Хотя бы потому, что обобщение произведено на обкусанном пространстве из скудного кругозора душки-дознавателя, вдруг ощутившего себя жертвой - до мазохистского упоения ролью. Зато с идеологией «Мира искусства» в картину входит фантастическое. Без него «Изображая жертву» была бы лишь комфортабельной конструкцией, воссоздающей мир, где ничего не происходит, и в целом напоминающей о белке, которая бежала-бежала-бежала в своем колесе, а потом вдруг нецензурно выругалась. (Вероника Хлебникова)

Кирилл Серебрянников ну вот например мне известен тем, что ведет по какому-то каналу программу "Другое кино", в которой то фильм Фассбиндера покажут, то фильм Бергмана - в общем единственный на телевидении островок, который заботится не только о деньгах, но и о культуре без которой как известно деньги - ничто. При этом в программе ленты не только тупо дают в эфир, но еще и объясняют об чем они. Каждый раз угол взгляда предполагается вполне определенный - поверить все психологией, разобрать склелетик Фрейда, Юнга или Выгодского по косточкам и сложить из них скелетик фильма. В общем очевидно, что интерес Кирилла лежит не в антпрологии или лингвистике, а в психологии. Поэтому вполне естественно, что для кинодебюта он взял столь психологичный материал. Так уж странно получилось, что "Изображая жертву" я сначала увидел в театральном варианте. Учитывая, что к театру я испытываю только два чувства - непонимание и неприятие, странно, что за чорт меня дернул пойти на гастроли МХТ на сцене БДТ. Однако супротив нормального положения вещей спектакль мне понравился - внятностью изложения, висельным юмором, заковыристой сценографией. Плохо, когда в театре пытаются изобразить реальность, все одно не получится - масштабы и возможности не те. Охотиться за реальностью - прерогатива кино. В театре хороши условности и гротеск, мишура и силиконовый блеск рампы. Всех театральных плюсов в постановке было навалом и сердце мое к кои-то веки не чувствовало себя одураченным. В свете вышесказанного так и тянет признаться, что фильм оказался хуже театральной постановки, благо так оно и было. Потому что из него исчезла вся волшебная театральная сценография, которая синкопировала и соединяла действие и сцены рассыпались как волосы по плечам. Решенный в театре в виде намеков интерьер оказался в кино конкретизирован и это вторжение жизни в условность театрального кадра еще более усугубило дискомфорт. С другой стороны, фильм позволил проявить внимание к деталям, позволил разглядеть актеров - нет худа без добра, ведь актеры в фильме засияли. Фильм уложился в стезю, намеченную "Пылью", стезю нового российского кино. Не того российского кино, которое питается американщиной, поселившейся в наших душах, или того, которое пустоглазо глядит с глянцевых плакатов, а того, которое пробивается свету от корня Авербаха, например. После краткого многолетнего торжества боевиков, сериалов и плохого жанрового кино в стране стало возможным делать фильмы не только ради заработка, но и ради интереса к обычным людям, живущим в своих подчас гротескных мирках. В фокусе "Изображая жертвы" находится как раз такой боец невидимого фронта, ведущий локальную войну с метафизикой. В его жизнь странным образом вплетена фабула "Гамлета" - отец умер, а мать собирается жениться на брате отца. После визита духа папы, в мальчика (30 лет) закрадываются подозрения. Впрочем, гамлетианская фабула тут скорее для красного словца. Потому что герой целиком и полностью поглощен идеей превращения себя в абсолютную жертву. После смерти отца, встав перед дилеммой - свыкнуться, забыть или помнить всегда, не отпускать щемящее чувство утраты, он выбирает второй путь и идет по нему, понурый и мрачный, наводя своим иноческим инфантилизмом ужас на мать, которая наоборот хочет продолжать жить, а не превращать свое существование в бдение над склепом. Профессию он себе подыскивает подходящую - изображает жертвы на следственных экспериментах. Загоняет себя каким образом в замкнутый круг - жертва отцовской смерти дома, жертва чужих смертей - на работе. Эта упертость в своем желании быть обиженным жизнью мальчиком находит продолжение и в быту: его жизнь намертво подчинена ритуалам - он никогда не снимает шапку, ест китайскими палочками (чтобы жизнь медом не казалась), боится воды, отличается крайней принципиальностью во взглядах. Причина такого поведения очевидна - герой фильма чувствует себя обиженным отцом. Его ролевая модель, человек, который должен передать ему опыт поколений, научить жизни коварно отказался от исполнения обязанностей и умер. Расстроенный, малыш замыкается в своей обиде, как бы говоря миру - раз он не стал меня учить, сам я учиться не буду, буду назло ему вести жалкое существование, медленно загибаясь в пустоту. Ужасно то, что за собой он увлекает своих близких: мать и подругу, которая помимо прочего говорит замечательные слова, про то, что она перегорела еще пять лет назад и если он ее бросит то это будет абзац, потому что ей придется в 35 лет начинать все сначала, изображать интерес к людям и пр. - такой вот гимн женской доли. Не давая жить себе он всеми силами не дает жить им, распространяя вокруг себя агностический круг жертвенности, сужая петлю страдания как шарф на горле. Впрочем, этого ему оказывается мало. В один прекрасный день он травит дядю, мать и подругу ядовитой японской рыбой и таким образом ставит себя в позицию абсолютной жертвы, которая теперь будет страдать в десять раз больше. Блестящая развязка, совсем в духе "Гамлета", там если помните до финала тоже доживает один Горацио, который все смотрел и запоминал чтобы в конце рассказать как было - такой вот легкой перестановкой мест в уравнении наш герой оказывается вовсе не Гамлетом. А кто же тогда Гамлет? Помимо психологических штудий фильм полон социальной критики моего поколения - тех, кому сейчас 28-31. Так уж вышло что эти люди начинали расти при советской власти, их научили любить Ленина и ценить целину, а заканчивали расти уже в России девяностых годов, когда произошла резкая и координальная переоценка ценностей - и те кто были старше успели подстроиться, те кто младше - росли уже по новым лекалам. А эти... Проводя параллели с психологией можно сказать, что это поколение выросло без ролевой модели, потому что в момент, когда закладываются в ребенке поведенческие и социальные стереотипы произошла Перестройка, начались тихие радости капитализма и в детско-юношеских мозгах не сформировалось какой-то конкретной системы ценностей, а произошли шизоидные подвижки и ребята выросли без царя в голове, не имея по сути никакой способности и желания жить. Капитан в блестящем исполнении Виталия Хаева корит нас за это нежелание, но что же поделать если мы как и герой фильма находимся в сладостном инфантильном самобичевании, которое никогда не закончится, потому что нет базиса на котором можно было бы выстроить здание психологического здоровья. Такое вот прекрасное поколение навсегда застрявшее в детстве. В возрасте, зафиксированном на 85-91 году. "Изображая жертву" вслед за "Пылью" продолжает выразительно демонстрировать чорную пустоту внутри представителей этого поколения и хочется только пожелать не упускать золотую жилу, потому что интересно - наука и все такое. (Алексей Нгоо, ekranka.ru)

Победа картины на Римском кинофестивале закономерна, несмотря на близость Ватикана. Организаторов этого мероприятия можно понять - они решили привлечь к себе внимание, отдав главный приз довольно скандальному фильму… Но ведь соль-то вся в том, что это кино, действительно, достойно любой награды, потому как все в нем так и кипит киношной энергией. Даже, несмотря на то, что режиссер - театральный человек. «Изображая жертву» - не просто типичная работа для Кирилла Серебренникова. Она органично входит в кино-среду из театра, где зритель прочувствовал всю прелесть этой постановки, и проникает уже не только в отдельно взятого человека из зала, а в массы. Это не массовый психоз, а раскрытие замусоренных глаз на определенные житейские и моральные моменты нашей удручающей жизни. Чувствуется, что автор знает кинопространство так же хорошо, как и театр (а передача на ТВ-3 еще и убеждает нас в его отличном знании кинематографа!). Все кадры навеяны киношным прошлым, в каждом движении, в каждой интонации чудится что-то узнаваемое. И это узнавание не только фильмов и ролей, а самой жизни во всех ее проявлениях. Можно сколько угодно восхищаться актерскими работами, операторским мастерством, диалогами (матерному монологу отчаявшегося следователя в исполнении Хаева, как в кино, как и в театре, цены нет!), но привкус горечи, который возникает от показанной нам человеческой правды-матушки (не «чернушной», а нашей, родимой и узнаваемой) заставляет многих отворачиваться от прекрасной картины. Сюжет уже, я думаю, не следует пересказывать. Фильм не видел, наверное, только ленивый и тот, кому нет дела до современного российского кино. В этой пародии на трагедию (в которой прослеживается четкая сюжетная линия Гамлета), самобичевании и самоиронии всех участников лично мне понравились две сцены: зачин и финал. В начале блестяще показал себя Марат Башаров. Сцена с биотуалетом отсылает нас и к Тарантино, и к Джармушу одновременно. И эта тупая сосредоточенность героя Башарова, который показывает, как он убил человека, настолько достоверна и одновременно смешна, что трудно выбрать: смеяться или плакать? А финал является пародией на «Мертвеца» - и какой! На протяжении всего фильма Серебренников готовил нас именно к этому финалу: через знакомые мелодии, через темы, через трактовку. Правда, в некоторых местах очень легко читать продолжение сцены (например, в эпизоде с окном). Но в настоящее время трудно придумать что-то по-настоящему новое и непредсказуемое. Можно увлечь только своим восприятием окружающего мира и, безусловно, спецэффектами. И здесь они также имеются, только в анимационном варианте, что сближает этот фильм с мангой и изысками Дейвида Линча (я опять возвращаюсь к его старым короткометражкам…). Многих актеров (Марина Голуб, Виталий Хаев, Юрий Чурсин и др.) зритель знает по спектаклям мастера. Эта команда единомышленников, которая из спектакля в спектакль («Лес», «Господа Головлевы», «Пластилин») убеждает нас в том, что жизнь сложна и проста одновременно. И даже мат в устах пьяной гейши в исполнении Лии Ахеджаковой не подлежит никакому сомнению… (Макс, kino-teatr.ru)

Здравствуй, мальчик-раздолбай, чудачок патлатый! Ты зачем себя ведешь, как дурачок последний? Вот уже несколько дней мой головной мозг выдает эти строчки, заставляя всерьез беспокоиться, что где-то в сером веществе завелся червь. Червь сомнения. И теперь программа обеспечения организма позитивными эмоциями все время сбоит и, не приведи Господь, когда-нибудь может окончательно расстроиться. Все случилось неделю назад, летним июньским вечером, когда образцово эрегированный столбик термометра уверенно обосновался на 30 по Цельсию. Все говорило о том, что в Сибирь пришла первая волна летней жары. В этот момент как-то особенно захотелось в Сочи. Проблем туда попасть не было никаких: в тот день на «Кинотавре» смотрели новый русский фильм «Изображая жертву», который в унисон стартовал в малом зале местного центрального кинотеатра. Желающих приобщиться к ново-русскому кино оказалось не так уж и много: помимо меня в зале скучало еще 7 человек. В последнее время появилась привычка пересчитывать людей в зале, и чем меньше их там оказывалось, тем больше я себя уважал. Такой, знаете ли, повод для самодовольства. А если учесть, что к финальным титрам и это число уменьшилось ровно на половину, то… Хотя в общем-то я увлекся. Беда пришла откуда не ждали. Герой, о котором так долго мечтали критики, похоже появился. Мне теперь, во всяком случае, доподлинно известно, что он не моет голову, никогда не снимает бейсболку, носит майку South Park и не имеет сменных плавок. Он зарабатывает на жизнь тем, что изображает жертв преступлений на следственных экспериментах в милиции. Он - имитатор, он, извините за выражение, симулякр. Хотя зовут его всего лишь Валя. Он - лишний герой нашего времени. И для выражения своего «протеста против» ему не нужно жарко спорить с товарищами о картошке или, того хуже, 37-м годе, не нужно отправляться в сабельный поход против родительской мебели или на утиную охоту, не нужно в нелепых романтичных порывах отстаивать честь любимой в неравной схватке с подпольным нуворишем в какой-нибудь в заснеженной Ялте, не нужно даже уходить от действительности в модный некоторое время назад наркоугар. Но почему-то его пофигизм и глумливые приколы раздражают больше, чем любой неприкрытый протест, притом, что сводятся к такой мелочи, как «несерьезное отношение к жизни». Другой бы на моем месте вообще не стал на эту тему грузиться, а я вот проникся, совсем как тот капитан милиции (может поэтому, с играющим его Виталием Хаевым сразу захотелось выпить на брудершафт и пожизненно закорешиться), под начальством которого Валя находится. В конец утомившись разгребать говно, которое оставляют после себя Валины собратья по разуму, капитан выдал на-гора столь проникновенную по эмоциональной силе матерную тираду, что у меня, привыкшего с раннего детства слушать русский устный а капелла, от удивления и восторга совсем некстати застряла в носу соломинка, вынудившая меня смачно чихнуть на содержимое кредитки. Так начал действовать Валин вирус… Авторы сценария, братья Пресняковы, постмодернистски гримируют 30-летнего инфанта под образ принца датского: к Вале регулярно наведывается во сне фантом отца, чтобы однажды сообщить пренеприятное известие. Оказывается, его отправил на тот свет не кто-нибудь, а родной брат Коля, который теперь подбивает клинья к Валиной маме, чтобы жить с ней совместно на их с сыном жилплощади. Но однако совсем не гамлетовские аллюзии заставили усиленно резонировать мои в конец расстроенные чуйвства. В своем втором внедрении в область смежного искусства театральных дел мастер Кирилл Серебрянников ухитрился сделать нечто, что без ложной нескромности можно было бы пиарить как манифест поколения. Или на худой конец - «манифест аморального беспокойства». То, что именно это кино разглядели и облагодетельствовали Гран-при сочинские жюриоры, с одной стороны, делает им честь, однако… Как и подобает настоящему вирусу, внедрение данного продукта в мозги потребителя будет тем эффективнее, чем необязательнее будет осуществляться. Ну то есть не из-за регалий его должны смотреть, а типа от нечего делать, «убивая время». И тогда, есть такая надежда, те, кто поступает правильно - покупает нужные порошки и прокладки, а качество кино оценивает по количеству вбуханных в его рекламу бабок - могут незаметно для себя не на шутку встревожиться. Ибо увидят героя, который нашел третий путь. И именно по этой причине в финале Вале следовало бы уходить не под конвоем, а прямиком в астрал, на который, честно сказать, как-то не очень тянет тот постскриптум, что приделан в фильме. Но если бы Серебрянников еще и тут удивил, то это было бы уже слишком хорошо - начало бы совсем походить на, извините за патетику, искусство, а вирусу это совсем даже ни к чему. И это правильно, что «Изображая жертву» проваливается в прокате. Браться за его раскрутку нуворишам совсем не резон. Зачем лишний раз волновать потребителя, который образцово встроен в денежные потоки и податливо ведется по любому, подброшенному ему поводу - разгадывает коды, пересчитывает шестерки, ну то есть поступает именно так, как надо. Здравствуй, мальчик-раздолбай, чудачок патлатый! Ну вот, опять началось… (Малоv, sqd.ru)

«Русское кино в жопе, русское кино в жопе, только Федя Бондарчук крутой», - бубнит из квадратика посреди черного экрана некто Валя (Чурсин), пренеприятный юноша тридцати лет в майке South Park и напяленной на немытую голову бейсболке. «Зачем «жопу» сказал? - сокрушается держащая видеокамеру милицейская прапорщица (Михалкова). - Теперь стирать все, ох». Кинодебют театрального режиссера Серебренникова открывается сценой, подтверждающей распространенное дилетантское мнение, что новая русская драматургия - это злободневный социальный комментарий плюс слово «жопа». Не исключено, что так и задумано, - как самопрезентация для тех, кто давно не был в театре и не знает, с кем предстоит иметь дело. Исходник «Жертвы» - пьеса братьев Пресняковых, которую Серебренников пару лет назад поставил на сцене - c большим, как говорят, успехом. Герой, упомянутый Валя, ввиду отсутствия жизненных перспектив, талантов и воли работает муляжом жертвы на милицейских следственных экспериментах; работает умышленно бездарно, несмешно юродствуя над чужими судьбами, финалы которых ему поручают инсценировать. Его собственная жизнь тем временем тихонько ложится в канву другой популярной пьесы - с квелой Офелией, Гертрудой, потчующей его винегретами, дядей Клавдием, имеющим виды на его жилплощадь, и сизым призраком отца, приносящим на подошвах талый снег с улицы. Если мне все правильно объяснили про современный русский театр, то любовь или нелюбовь к серебренниковским постановкам - вопрос скорее культурной ориентации, чем чего-то еще; то же относится и к «самым востребованным после Чехова» драматургам Пресняковым. Если я все верно понял, у них там, как в фильмах Джорджа Ромеро, людям многое прощают только за то, что они живые, теплокровные; за то, что люди, в конце концов. В кино на одном наличии пульса выехать по объективным причинам сложнее, так что Серебренникову сам бог велел сейчас навернуться; были, каюсь, и прибаутки на этот счет заготовлены - но не пригодились. В драматургическом смысле «Жертва» как паровоз: разгоняется трудно, но потом уже летит так, что только держись, вплоть до положенного в финале взрыва парового котла - его роль выполняет выход под занавес Л.М.Ахеджаковой, совмещенный с монологом капитана милиции (Хаев) о равнодушии. Серебренников, конечно, компиляторствует, но делает это как-то занятно: удивительно, скажем, за спиной у тени отца Гамлета обнаружить вдруг ушастую тень «Донни Дарко». Еще он манерничает со светом и ракурсами (так, наверно, положено театральному человеку, дорвавшемуся до камеры), и фильм его в итоге не слишком приятный на вид, но этой своей неприятностью и завораживающий, как та лужа, натекшая на паркет с раскисших ботинок привидения. Остающееся от «Жертвы» ощущение внутреннего дискомфорта, пресловутого фонтриеровского камешка в ботинке, на самом деле не объяснить ни рассказанной историей (на нее, мягко говоря, плевать), ни хваленой пресняковской приметчивостью до архетипов русского бреда. Дело, видимо, в том, что для Серебренникова весь этот золотушный псевдогамлетовский расклад - вещь предельно конкретная; что пресловутый Валя, этот принц мудацкий, лезущий японскими палочками в мамин винегрет, - это и есть Серебренников, Пресняковы, да любой другой относительно молодой русский художник, дежурно бунтующий на коммунальной кухне и если у кого вызывающий искреннюю симпатию, то у добрых прапорщиц (на днях буквально слышал, как очень тепло относящаяся к Серебренникову девушка-театровед, совершенно как героиня Михалковой, с той же нежной укоризной в голосе, сетовала на открывающий монолог картины: «Ладно «жопа», но зачем же он Федю так?»). Такая немножко противоестественная культурная ситуация сложилась: с одной стороны - вековечный винегрет, а с другой - эскадрон принцев, что-то из себя изображающих (ключевое в этой истории слово не даром в название вынесено). Интересней всего, что в данном раскладе к винегрету испытываешь в сто раз больше симпатии, чем к Гамлету. И это - тут Серебренников совершенно прав - есть одна из главных проблем текущего момента. (Роман Волобуев)

Наконец-то нам показали смешное-смешное черное-черное кино про нашу сегодняшнюю жизнь. Его конкурсный показ на "Кинотавре" совпадает с выходом в прокат. Не будучи в жюри, кулаки за это "фестивальное" кино приходится держать в карманах. Но будет досадно, если в прокате его раздавят, не глядя. Когда-то "Астенический синдром" (1990) был более масштабным, но "Изображая жертву" (2006) сродни ему по прозрачности зеркальца перед лицом русского народа. Идет ноздря в ноздрю с чуть менее смешной "Пылью" (2005) прошлого года и совсем несмешным "Четыре" (2004). А смех - он опасней всего, и раздавить зеркальце сам бог велел, когда "всех милее, всех румяней и белее" не тот, кого оно показывает. Сюжет про "прынца" из угро, изображающего жертв во время следственных экспериментов - вообще-то интернациональный. И в Африке может быть следствие по делу пигмея из соседнего племени, из ревности утопившего подружку в Лимпопо. Или по делу якудза, пристрелившего в якитории друга детства, может быть следствие в Токио. И везде был бы нужен "прынц", оказывающийся Датским, потому что от хорошей жизни на такую работу не пойдешь. Но, во-первых, пьеса братьев Пресняковых, по которой снят фильм, и в Америке стала бы хорошей пьесой, так как абсурдизм следственных экспериментов прирастает не дешевыми гэгами, а мельчайшими подробностями. Эксперименты продуманы до основанья: "Потом я дошел до кости и понял, что у нее кости, и мне их не перепилить. - А зачем ты ее вообще стал пилить? Куда бы ты куски дел? У тебя пакет был? - Был небольшой. А что не влезло, я бы смыл. - Куда, м...к? Тут бы все забилось!!!" . Во-вторых, самое ярко выраженное вообще никому не надо объяснять. Только когда эксперименты - абсолютно свои, родные, давно и хорошо знакомые, они и Америке будут понятны. "Да, я дала ей ключ, она мне заплатила. Я попросила ее сразу заплатить, до того как она пос...т. Потому что после я брезгую, когда они уже выйдут. Мне еще к продуктам прикасаться, продавать", - сказано, ясное дело, у биотуалета. Имея опыт в театральной постановке, Кирилл Серебренников тоже ставил фильм не по случаю. Конечно, "сценический" характер в "Изображая жертву" заметен, однако непорочен. Если театралы увидят аллюзии с "Гамлетом", "Очередью" Сорокина и "Уроками музыки" Петрушевской, в истории кино фильм сравним с "Бременской свободой" /Bremer Freiheit/ (1972) Фассбиндера, а также с "Гамлет вступает в жизнь" /Hamlet liikemaailmassa/ (1987) Аки Каурисмяки. Он не разрушил, а "обжил" сценическое пространство киносредствами. Не тянет время на осмотр, как в театре, а минимизирует, как в кино. Плюс на быт нищих квартир с книжными шкафами или без оных, но с забитым холодильником, на гнуснейший зимний пейзаж у торца дешевой забегаловки легко накладываются съемки на "следственную" камеру, компьютерные "мысли", живая игра света (оператор Сергей Мокрицкий). Почти как у всеядного дебютанта, у Серебренникова "неразборчивость" в киносредствах на самом деле оправдана условностью сюжета и лишь делает его еще более узнаваемым в современности. Железные мотивировки "криминальной" условности позволили очень легко выбрать нужное во времени и пространстве. Ноги "мысленного" мультика явно растут из "Гэга", а кто в "Гэг" не играл, Серебренников не виноват. Ржать начинаешь с первых кадров (на "Чио-Чио-сан" я буквально рыдала), и это лишь подтверждение, какую реальную жуть уточнило кино. Не знаю, как в Америке, но здесь смешно именно от безусловности жути. Только когда она больше не подлежит сомнению, то легко вписывается в любую абстрактную форму, и становится смешно от изящества и законченности формы, как кто-то изображает жертву по работе в угро. Остальные здесь делают это по жизни. Кто-то изображает работу, кто-то - власть, кто-то изображает мужчин, кто-то - женщин, все стремятся изобразить семью, в которой изображают рождение и воспитание детей. А ведь и рожали-то не детей, и самих никогда никто не воспитывал. Если бы у братьев Пресняковых померла не Гертруда, а Гамлет, мать заявила бы однозначно: "Сколько вложено, сколько вложено, и куда - на могилку? Что делать теперь без сыночка? Он же все в дом, все в дом, и такой был послушный". Гертруда разрыдалась бы от жалости к себе, что на старости лет - и никакой благодарности. Но и в классической ситуации в фильме вышла полная посмертность всего нашего социума. Практически все персонажи - вполне симпатичные люди, у каждого своя правда, и дело не в замогильном убожестве окружающей среды - вход с заснеженного балкона в освещенную комнатенку красив даже в хрущобе. Но если стать пиар-менеджером, сделать евроремонт, купить иномарку и проводить время в бутиках и на дискотеках, болтая с Израилем через ЖЖ и полистывая "Vogue" в паузах между процедурами SPA, все равно заграницы не будет. Не беспричинные убийства и бесконечные матюки - страшная тайна русского народа, а что нет различий между жизнью и смертью, кроме имущественных, хотя... "Если бог нас своим могуществом после смерти отправит в рай" - толку-то... От нежизнеспособности социума за тысячу лет у нас найдено лишь одно средство - национальное чувство юмора. Других так и не нашлось. Потому не страдающие чувством юмора, но загребущие сословия первым делом зацепятся за матюки и бьющий в глаза цинизм: "Зачем грязь из избы выносить? Сколько можно оплевывать несчастную страну? А посевы разумного, доброго, вечного? Как насчет чувства прекрасного?". Они не оценят, что в законченную форму "Изображая жертву" прекрасно вписались даже популярные артисты, с "хвостами" из других форм: Лия Ахеджакова, Марат Башаров, Максим Коновалов (хотя последний - с трудом). Что уж тут говорить о "первозданных" исполнителях: "прынце" Юрия Чурсина, "харизматике" Виталия Хаева, "пигмее" Игоря Гаспаряна? Все же наша актерская школа вовсе не отстала от мировых стандартов, как некоторые говорят. Надо только не сливки снимать, а нырнуть в нее и глаза разуть. И увидишь, что Хаев с Чурсиным - дуэт посильнее, чем Джейсон Стэтэм и Райан Филипп. Но не страдающие чувством юмора не скажут и отдельное "спасибо" Ане Михалковой, хотя тут такая самобытность, будто девушка росла не на Николиной Горе, а на Смирновке за Птичьим рынком. "Это он сколько под водой-то просидел?.." - еще оскорбятся за "неверный шаг" девушки из хорошей семьи. Наконец-то нам показали смешное-смешное черное-черное кино про нашу сегодняшнюю жизнь. Его конкурсный показ на "Кинотавре" совпадает с выходом в прокат. Не будучи в жюри, кулаки за это "фестивальное" кино приходится держать в карманах. Но будет досадно, если в прокате его раздавят, не глядя. Когда-то "Астенический синдром" (1990) был более масштабным, но "Изображая жертву" (2006) сродни ему по прозрачности зеркальца перед лицом русского народа. Идет ноздря в ноздрю с чуть менее смешной "Пылью" (2005) прошлого года и совсем несмешным "Четыре" (2004). А смех - он опасней всего, и раздавить зеркальце сам бог велел, когда "всех милее, всех румяней и белее" не тот, кого оно показывает. Сюжет про "прынца" из угро, изображающего жертв во время следственных экспериментов - вообще-то интернациональный. И в Африке может быть следствие по делу пигмея из соседнего племени, из ревности утопившего подружку в Лимпопо. Или по делу якудза, пристрелившего в якитории друга детства, может быть следствие в Токио. И везде был бы нужен "прынц", оказывающийся Датским, потому что от хорошей жизни на такую работу не пойдешь. Но, во-первых, пьеса братьев Пресняковых, по которой снят фильм, и в Америке стала бы хорошей пьесой, так как абсурдизм следственных экспериментов прирастает не дешевыми гэгами, а мельчайшими подробностями. Эксперименты продуманы до основанья: "Потом я дошел до кости и понял, что у нее кости, и мне их не перепилить. - А зачем ты ее вообще стал пилить? Куда бы ты куски дел? У тебя пакет был? - Был небольшой. А что не влезло, я бы смыл. - Куда, м...к? Тут бы все забилось!!!" . Во-вторых, самое ярко выраженное вообще никому не надо объяснять. Только когда эксперименты - абсолютно свои, родные, давно и хорошо знакомые, они и Америке будут понятны. "Да, я дала ей ключ, она мне заплатила. Я попросила ее сразу заплатить, до того как она пос...т. Потому что после я брезгую, когда они уже выйдут. Мне еще к продуктам прикасаться, продавать", - сказано, ясное дело, у биотуалета. Имея опыт в театральной постановке, Кирилл Серебренников тоже ставил фильм не по случаю. Конечно, "сценический" характер в "Изображая жертву" заметен, однако непорочен. Если театралы увидят аллюзии с "Гамлетом", "Очередью" Сорокина и "Уроками музыки" Петрушевской, в истории кино фильм сравним с "Бременской свободой" /Bremer Freiheit/ (1972) Фассбиндера, а также с "Гамлет вступает в жизнь" /Hamlet liikemaailmassa/ (1987) Аки Каурисмяки. Он не разрушил, а "обжил" сценическое пространство киносредствами. Не тянет время на осмотр, как в театре, а минимизирует, как в кино. Плюс на быт нищих квартир с книжными шкафами или без оных, но с забитым холодильником, на гнуснейший зимний пейзаж у торца дешевой забегаловки легко накладываются съемки на "следственную" камеру, компьютерные "мысли", живая игра света (оператор Сергей Мокрицкий). Почти как у всеядного дебютанта, у Серебренникова "неразборчивость" в киносредствах на самом деле оправдана условностью сюжета и лишь делает его еще более узнаваемым в современности. Железные мотивировки "криминальной" условности позволили очень легко выбрать нужное во времени и пространстве. Ноги "мысленного" мультика явно растут из "Гэга", а кто в "Гэг" не играл, Серебренников не виноват. Ржать начинаешь с первых кадров (на "Чио-Чио-сан" я буквально рыдала), и это лишь подтверждение, какую реальную жуть уточнило кино. Не знаю, как в Америке, но здесь смешно именно от безусловности жути. Только когда она больше не подлежит сомнению, то легко вписывается в любую абстрактную форму, и становится смешно от изящества и законченности формы, как кто-то изображает жертву по работе в угро. Остальные здесь делают это по жизни. Кто-то изображает работу, кто-то - власть, кто-то изображает мужчин, кто-то - женщин, все стремятся изобразить семью, в которой изображают рождение и воспитание детей. А ведь и рожали-то не детей, и самих никогда никто не воспитывал. Если бы у братьев Пресняковых померла не Гертруда, а Гамлет, мать заявила бы однозначно: "Сколько вложено, сколько вложено, и куда - на могилку? Что делать теперь без сыночка? Он же все в дом, все в дом, и такой был послушный". Гертруда разрыдалась бы от жалости к себе, что на старости лет - и никакой благодарности. Но и в классической ситуации в фильме вышла полная посмертность всего нашего социума. Практически все персонажи - вполне симпатичные люди, у каждого своя правда, и дело не в замогильном убожестве окружающей среды - вход с заснеженного балкона в освещенную комнатенку красив даже в хрущобе. Но если стать пиар-менеджером, сделать евроремонт, купить иномарку и проводить время в бутиках и на дискотеках, болтая с Израилем через ЖЖ и полистывая "Vogue" в паузах между процедурами SPA, все равно заграницы не будет. Не беспричинные убийства и бесконечные матюки - страшная тайна русского народа, а что нет различий между жизнью и смертью, кроме имущественных, хотя... "Если бог нас своим могуществом после смерти отправит в рай" - толку-то... От нежизнеспособности социума за тысячу лет у нас найдено лишь одно средство - национальное чувство юмора. Других так и не нашлось. Потому не страдающие чувством юмора, но загребущие сословия первым делом зацепятся за матюки и бьющий в глаза цинизм: "Зачем грязь из избы выносить? Сколько можно оплевывать несчастную страну? А посевы разумного, доброго, вечного? Как насчет чувства прекрасного?". Они не оценят, что в законченную форму "Изображая жертву" прекрасно вписались даже популярные артисты, с "хвостами" из других форм: Лия Ахеджакова, Марат Башаров, Максим Коновалов (хотя последний - с трудом). Что уж тут говорить о "первозданных" исполнителях: "прынце" Юрия Чурсина, "харизматике" Виталия Хаева, "пигмее" Игоря Гаспаряна? Все же наша актерская школа вовсе не отстала от мировых стандартов, как некоторые говорят. Надо только не сливки снимать, а нырнуть в нее и глаза разуть. И увидишь, что Хаев с Чурсиным - дуэт посильнее, чем Джейсон Стэтэм и Райан Филипп. Но не страдающие чувством юмора не скажут и отдельное "спасибо" Ане Михалковой, хотя тут такая самобытность, будто девушка росла не на Николиной Горе, а на Смирновке за Птичьим рынком. "Это он сколько под водой-то просидел?.." - еще оскорбятся за "неверный шаг" девушки из хорошей семьи. (К. Тарханова)

Жителям нашего городка доселе не приходилось знать, что е-бургские филологи братья Пресняковы - моднющие драматурги. Что Кирилл Серебренников - моднющий театральный режиссер. Что фильм «Изображая жертву» - основательно перелопаченный их же спектакль в МХТ - потенциально моднющее явление летнего киносезона. Видимо, они так и останутся в неведении. Победитель «Кинотавра» идет в почти пустом зале. Итак, главное действующее лицо пьесы - бездельник в неснимаемой бейсболке в возрасте, близком к тридцатилетнему. Он бездельничает моделью на следственных экспериментах, укладываясь в очерченные мелом контуры. У него есть свои Офелия, Гертруда, Клавдий и тень отца в звании капитана первого ранга. И, как явствует из вышесказанного, он страдает гамлетовским вопросом - относя его, впрочем, к окружающим. Да, в принципе, и не страдает вовсе - так, вяло задается. В замечательном фильме «101 Рейкьявик» великовозрастный бездельник по имени Хлинур тщетно пытался законсервировать свое беспечное существование. Его российскому собрату увиливание от ответственности давалось бы с большей легкостью, кабы не агрессивность социума - еще бы, сравните маленькую сытую Исландию с огромной озлобленной Россией, где орут-хамят исключительно все: и тетка при уличном сортире, и тетка при бассейне, и дядька при трамвае. Застоявшемуся тинейджеру только и остается, что взирать на все равнодушно-инфантильно. Однако в какой-то момент происходит качественный переход этого равнодушия в безжалостность. Зритель сам погружается в это безжалостное настроение: вроде бы людей поубивали и так, и эдак - а ему смешно! Причем смешно уморительно. В самом деле, никого не жалко, никого. По-фонтриеровски прямо как-то получилось. И плевать на душевность, которой, несмотря на всю черноту юмора, в фильме навалом. Душевны баба героя в своей слабовольной слезливости, даром что на три года старше, мамаша в своей умильной заботливости, дядя в своей простецкости. Душевна мент-оператор (Михалкова), разыгрывающая свою невидимую мыльную оперу по телефону, душевен мент-капитан (Хаев) в своем яростном предфинальном монологе - ведь в его жизни были «плюмбумы», были «курьеры», а тут: «Вы откуда, на х…, прилетели сюда?! Я, сколько жил, никак не думал, что в такое е…натство попаду! Вы откуда все, б…, прилетели?!» А как душевно ряженая в суши-баре (Лия Меджидовна, как всегда, бесподобна) послала босса, устало после этого матюгнувшись! Он - не такой, он - бездушен, как рыба фугу, обозванная персоналом «сушильни» фугой. Ему, понимаешь, захотелось разнообразия вкупе с удовлетворением видений - хоть какая-то цель в жизни, понимаешь. В финале фильма армия бездельников в бейсболках множится, и становится очевидно, насколько в такой жизни естественны всякие «Изнасилования недели», «Убийства недели» и прочий газетно-телевизионный мусор. И насколько назрел изложенный абзацем выше вопрос. (Георгий Герасимов)

"Русское кино в жопе! Один Федя Бондарчук клевый. Поднатореет - и возьмет своего "Оскара", - глумливо заявляет в самом начале фильма главный герой Валя, как бы призывая зрителя не относиться к фильму "Изображая жертву" серьезно. Ну и действительно, перед нами комедия с полустертой приставкой "траги". У Вали, неглупого, но инфантильного молодого человека лет 28, необычная профессия - он изображает жертву во время следственных экспериментов. Перед нами проходит вереница таких экспериментов. Преступники выглядят полными идиотами, особенно это касается утрированного образа хачика или придурка, по ничтожной причине убившего во время встречи выпускников своего соседа по парте - этого придурка играет Максим Коновалов, и тупое выражение на роже его персонажа словно пришло из "Бумера". У фильма прекрасная литературная основа, поэтому некоторые эпизоды блещут остроумием (например, когда Валя изображает жертву на подоконнике, Лиза, "мент с киноаппаратом", вспоминает, что дома не заклеены окна). Но самый запоминающийся эпизод - пятиминутный матерный пассаж. Во время очередного эксперимента следователь срывается и набрасывается с кулаками на циничного и дебильного бандита, потом в порыве бессильной ярости материт всех окружающих, потом материт все молодое поколение и, наконец, заканчивает сборной России по футболу, которая "наебывает его уже 26 лет" и состоит из пидарасов, которым ничего не нужно, кроме того, "чтоб мелированная прическа ровно стояла". Этот эпизод запоминается не столько из-за трехэтажного мата, сколько из-за взрывной экспрессии эпизода, искренности и жизненности позиции следователя. Это кульминационная сцена, потому что сразу за ней следует невыразительный финал: Валя убивает свою бесцеремонную мать, ее недалекого сожителя и свою невесту. Причины такого поступка неясны, поскольку внутренний мир Вали скрыт от нас под коркой его цинизма. Известно только, что ему постоянно снились кошмары, в которых фигурировал его отец. Можно лишь предположить, что Вале надоело быть жертвой. Хладнокровность убийства сопряжена с рутинностью, в которую превратилась валина профессия, и этим Валя отличается от следователя, остро переживающего каждое дело. Но поскольку финал, вопреки ожиданиям, выглядит аболютно нетрагично, то режиссер как бы разделяет валину позицию. Вырисовывается забавная ситуация: матерное обвинение следователя, сделанное в предыдущей сцене, распространяется и на режиссера. Следователь обвиняет его в холодности, равнодушии и нежелании сопереживать судьбе не только своих персонажей, но и окончательно ебнувшегося, уже необъяснимого мира. (Владимир Гордеев, ekranka.ru)

Кто знает, сколько Гамлетов и Офелий скрывают в своих недрах наши малогабаритные квартиры? Модные драматурги извлекают их на свет божий, и они сверкают так, что никакому Шекспиру нашему Вильяму не снилось. Пьеса Братьев Пресняковых «Изображая жертву», сто тысяч сорок первый парафраз на «Гамлета», вначале была, как водится, поставлена в театре, а потом, в силу своей живости и злободневности, перенесена на киноэкран все тем же театральным режиссером Кириллом Серебренниковым. Для Серебренникова «Изображая жертву» все равно что дебют в большом кино, так как два его первых фильма прошли почти что никем не замеченными. Неизвестно, будет ли он дальше заниматься кино, но в этот раз ему удалось создать очень любопытное зрелище. Не всякий с первого взгляда разглядит в «Изображая жертву» Шекспира, а в кривляющемся дурачке Юрия Чурсина Гамлета. Поначалу никаких намеков на великую трагедию Серебренников не делает. На экране сплошные будни уголовного розыска. Современный Гамлет работает живым манекеном, на котором проводят следственные эксперименты, а их результаты фиксируют на видео. С этого почти что хоум-видео и начинается кино: бухой калдырь попытался расчленить свою подругу в одноразовом биотуалете у какой-то тошниловки и теперь демонстрирует свои достижения следственной бригаде. Это хоум-видео, которое фиксирует на милицейскую камеру героиня Анны Михалковой, необыкновенно смешное и до ужаса похожее на реальную жизнь. Недаром братья Пресняковы одни из активнейших участников московского «Театра.doc», модного уже несколько лет направления в драматургии, где речь персонажей максимально приближена к реальной или, даже, просто записывается авторами пьес на диктофон на улицах, рынках, стройплощадках и т.п. В Минске чем-то подобным занимается полуподпольный «Свободный театр». А на Западе, где, собственно, все это и изобрели, подобными методами пользовался итальянский неореализм, французская Новая волна, а также пока еще функционирующая датская Догма. Кроме того, «Изображая жертву» своим абсурдом и матом в финале напоминает «Астенический синдром» Киры Муратовой, с которым все небезосновательно сравнивают фильм Серебрянникова. Серебренников долго не мучает нас своей «догмой», хотя эти «милицейские» записи, пожалуй, самое занятное, что есть в фильме. В промежутке между ними мы видим внеслужебную жизнь главного героя, делящего ободранную квартиру с отвратительно-обыденного вида матерью и желающим жениться на ней дядьке-черноморе. У «Гамлета» есть «невеста», которой за тридцать и Гамлет-Чурсин у нее «последний шанс». Покойный отец является ему в снах-кошмарах и не похоже, что помогает герою мудрыми советами. В общем, из всех версий расшифровки «Гамлета» авторы фильма выбрали самую занудную - борьбу с удушающей обыденностью. Следственные эксперименты, на которых трудится нью-Гамлет, - хорошее средство от скуки, одолевающей парня. Действующие лица в этих мини-спектаклях действительно забавны. Мы видим то рыночного чабана из братской южной республики, утопившего в плавательном бассейне неверную возлюбленную, то тупорылого пацана из непонятно каких алкогольных соображений «пульнувшего» в затылок однокласснику в суши-баре. Тот, кто изображает жертв, - современный Гамлет - всегда выглядит расплывчатой вещью, как какая-нибудь деталь интерьера или настоящий манекен. Ему под тридцать, но он навсегда застрял в своей кепочке в ущербном инфантилизме своего поколения, которое навсегда заигралось в детские игры, о чем и повествует знаменитый матерный монолог капитана в исполнении Виталия Хаева. Да, «Изображая жертву», открывая, по-видимому, период, следующий эпохе «Астенического синдрома», имеет густо выведенную на первый план мораль. В какой-то степени фильм Серебренникова претендует на манифест поколения, исторгнутого безвременьем девяностых, которое изначально планировалось родиться мертвым, да таким и получилось. Сейчас это тема в моде (см. книжку-бестселлер «Духless»). Поколение, которое изначально было принесено в жертву историческим глобальным переменам. В фильме это проиллюстрировано буквально, как, рассказывать бессмысленно, финальная сцена является маленьким подарком для догадливых зрителей. Фильм Серебренникова выглядит дебютной киноработой, потому что, как настоящий дебютант, режиссер Серебреников попытался напихать в свое кино как можно больше разного добра. Благодаря этому фильм смотрится очень живо, в отличие от большинства современного российского кино. Главный же ресурс, который демонстрирует Серебренников-режиссер, - умение рассмешить, показав при этом зрителю один палец. Несмотря на арт-претензии, «Изображая жертву» все-таки комедия, хотя и довольно изощренно-злобная. В доказательство того, что «Изображая жертву» кино русское, сценаристы братья Пресняковы обильно посыпали свою пьесу достоевщиной в виде намеков на Россию, как пространство, в котором в неповторимом коктейле перемешался Восток с Западом. Конфликт поколений в фильме блестяще передан через конфликт восточных палочек для еды, которыми пользуется герой Чурсина, и ложки, которой учит «загребать жизнь» его отчим. Модный японский эскапизм (бегство от действительности) в виде различных мураками, анимэ и суши-барами с караоке - то, что отгораживает нас от неэстетичной современности. Гамлету-Чурсину и вправду лучше жить в каком-нибудь мультике, куда время от времени в дьявольском ритме срывается весь фильм. Быстро становится понятной и причина выбора такой экзотической профессии, как «живой труп». В наше время иногда выгодней казаться мертвым, чем живым. Приняв удобную позу покойника, можно как из укрытия следить за «живыми», которые сами в большинстве своем ходячие упыри. Несмотря на подобные навороты, и пьеса, и фильм не выглядят современными. Реальное РФ из теленовостей в фильм прорывается лишь один раз полубезумным монологом исламской женщины-камикадзе, который произносит главный герой. (В новом спектакле Серебренникова «Антоний & Клеопатра», премьера которого состоялась на днях в Москве, все действие проникнуто злободневным кавказско-террористическим душком). Игра «жертвы» Чурсина удивительно напоминает Ивана в исполнении Федора Дунаевского из предперестроечного шедевра Карена Шахназарова «Курьер» (1985). От «Изображая жертвой» неуловимо тянет духом перестроечного кино, которое как раз двадцать лет назад и начиналось. В пьесе Пресняковых нашлось место и увальню Бозину в виде соблазняемого деньгами лейтенанта («Мы и наше поколение желаем знать, Бозин, в чьи руки попадет построенное нами здание»), и яростный монолог капитана в суши-баре, не считая мата, как две капли воды похожий на яростный монолог персонажа Владимира Меньшова в финале «Курьера». Единственное, чего нет в «Изображая жертву», - сакраментальной фразы, сказанной в фильме Шахназарова в утешение представителем младшего поколения представителю старшего: «Не волнуйтесь, мы перебесимся, и будем такими же как вы». Гамлет Кирилла Серебренникова выбрал другой путь. Японский. (Антон Сидоренко)

Российское кино - в жопе! Этими словами начинается трагикомедия Кирилла Серебренникова «Изображая жертву». Сразу смешно. Однако после фильма хочется думать, что не так уж все и плохо. Раз приходят в кино не только клипмейкеры, но и модные театральные режиссеры со свежими идеями. Раз снимают кино не только приятное глазу, но и непротивное интеллекту. И немаловажно, что эти фильмы теперь имеют возможность доходить до зрителя (если тот не поленится дойти до них) и вовсе не обречены исключительно на фестивальную судьбу. По сюжету главный герой - почти тридцатилетний недоросль Валя - подрабатывает на милицейских следственных экспериментах. Его задача - изображать жертв преступлений: повторять их действия, принимать их позы - короче, «подыгрывать» убийцам. Из пяти восстановленных таким образом сцен преступления состоит весь фильм. Наверное, можно сказать, что Серебренников не сделал нам красиво, зато сделал умно, а точнее - остроумно. Остроумно - вообще ключевое слово для этого фильма. Причем во всех его значениях: и смешно, и изобретательно. Композиционно кино напоминает бусы. Обособленные событийные эпизоды нанизаны на своеобразный семейный портрет в интерьере, выполненный в адекватной времени экзистенциальной манере. Чернушный антураж, представленный в лучших традициях отечественных фильмов начала 90-х, подчеркивает универсальность и вневременность стержневой сюжетной линии, обыгрывающей на современный лад коллизии бессмертного «Гамлета». Здесь есть и принц, и Офелия, и Гертруда, и Клавдий, и Тень отца, и, возможно, даже стоппардовы Розенкранц с Гильденстерном. Все они в нашей среднерусской действительности на своих местах, без натяжек и нафталина. По ходу фильма сложно не обнаружить его театральные корни. Выдает их, в первую очередь, качественная драматургия с небольшим количеством действующих лиц и полными отменного черного юмора диалогами, а также нарочито условные декорации отдельных сцен. И даже если не знать, что «Изображая жертву» - пьеса братьев Пресняковых, поставленная ранее тем же Серебренниковым в чеховском МХАТе, о чем-то подобном можно догадываться. Однако этот фильм - далеко не телеспектакль. Две постановки одного режиссера имеют существенные различия, вырастающие из того, что кино и театр - разные искусства. Серебренников умело использует те уникальные средства и возможности, которые дает кинематограф. И это не безумные спецэффекты и каскады трюков, а вполне уместные приемы. Остроумная игра с ручной камерой, гениально вписанной в сюжет (и как без нее обходились в театре?). Вкрапления примитивистской анимации, поддающие абсурдистского жара и экзистенциалки. Правда, не понятно, зачем был нужен бессмысленный спецэффект с полетом ключа. Может, это иронический намек на знаменитый полет гайки из главного национального блокбастера? По атмосфере это кино моментами напоминает то Тарантино, то Джармуша, то братьев Коэн, а из современных отечественных образцов - Балабанова, но все же оно оригинально, обладает своим собственным стилем. Серебренников не стесняется ничего. Американская рейтинговая комиссия, несомненно, влепила бы его фильму самую жесткую категорию. У нас такой практики не существует, поэтому на всякий случай предупреждаю: фильм изобилует нецензурной лексикой и содержит достаточно откровенную сексуальную сцену с налетом перверсии. Об уместности в фильме последней судить не возьмусь, а вот богатство непечатного русского лексикона использовано удачно, к месту и, опять же, крайне остроумно. Очень недурны в фильме театрального режиссера Серебренникова актерские работы. Убедителен, хотя порой и чересчур, Юрий Чурсин (Гамлет-Валя). Забавны в своих эпизодических ролях Лия Ахеджакова, Марат Башаров и Максим Коновалов. По-настоящему впечатляет (и уже не в первый раз) Анна Михалкова. И просто, как нынче говорится, «жжет» Виталий Хаев в роли капитана милиции со своим непередаваемым эмоциональным монологом о наболевшем. Ближе к финалу становится все более очевидным, что весь этот перфоманс не формальная постмодерниствующая игрушка режиссера-экспериментатора, а история с неким идейным посылом. Как ни парадоксально, однако это становится главным недостатком картины. Прямолинейность, с которой подчеркивается потерянность в жизни главного героя, обесценивает оригинальную по задумке попытку представить в его образе все современное российское общество, внезапно оказавшееся в мире, где играют по каким-то незнакомым правилам. Совсем как ребенок, которого отец бросает за борт лодки, чтобы тот научился плавать. Современное российское кино - в жопе? Не исключено, что, начиная свой фильм с такого провокационного заявления, Кирилл Серебренников рассчитывал немного пококетничать, доказав делом, что это не совсем справедливо. Коли так - прекрасно, что ему это удалось. P.S. С этим мнением, видимо, согласны и специалисты, присудившие фильму главный приз на кинофестивале «Кинотавр»-2006. (kton, sqd.ru)

Серебренников нынче очень модный. Очень, очень модный. Это вам скажет любой Стремящийся к Эстетизму, теребя под мышкой затертый от восторга "Духless". А братья Пресняковы - авторы оригинальной пьесы, по которой поставлен фильм - еще моднее! Они, в общем, сейчас уже почти так же актуальны, как и Чехов, скажут Стремящиеся и даже Прорубившие. Ну, в смысле, актуальны сегодня, как Чехов тогда. А уж когда Серебренников ставит Пресняковых - это, ребята, начинается такой культурологический и контркультурный перфоманс, что просто раскрывай рот, после чего плачь, плачь, танцуй, танцуй. Пьесу Пресняковых Серебренников ставил в театре. Потом перенес ее на экран и представил на "Кинотавре". Фильм получил главный приз, чем вызвал бурную, хотя и несколько невнятную радость у одних и легкое недоумение у других. Бурная радость в основном объяснялась тем, что по всем канонам такие фильмы главные призы не получают. А легкое недоумение, что неудивительно, объяснялось теми же самыми мотивами. Впрочем, нам с котом Бубликом, как людям неэстетичным, негламурным, нетусовочным и, в общем, вполне бескультурным, что восторги, что хулы - совершенно до фонаря, поэтому займемся нашим обычным препарированием, невзирая ни на нового Чехова, ни на старых Пресняковых. Вперед, полковник, как в атаку... Сюжет. Некий Валя (Юрий Чурсин) - современный Гамлет. Он, конечно, не принц Датский, а всего-навсего незадачливый полученец высшего образования, которое ему на фиг не нужно, но зато маета у Вали - самая что ни на есть принцдатская, патентованная! Ничто не радует Валю. Да и в датском королевстве - не все ладно. Папа Гамлета, который был то ли военный, то ли милиционер, почил в бозе, скушав отравленных грибочков. Ну, знаете, как оно бывает в Дании: поужинал и умер. Скоропостижно, так сказать, скончавшись. Тем более что проблемы со здоровьем были - ну как не быть! Выпивал папа Гамлета не по-датски, а то ли по-военному, то ли по-милицейски, что на самом деле не отличается ни количеством, ни качеством, ни видом употребляемых напитков. Гамлет Валя внутренне чует, что папа все-таки умер не просто так - уж больно подлый Клавдий, брат отца Вали и по совместительству дядя Гамлета, радуется тому факту, что он смог остаться наедине с Гертрудой - матерью Гамлета. Гертруда - женщина с бюстами и трезвым отношением к жизни. Гамлета она любит, но и Клавдий вызывает в ее теле сочувствие - в конце концов, женщине трудно без мужчины. Да и квартира у них большая и несколькокомнатная, так что Клавдий от них никуда не денется - мужчине без квартиры тоже неприятно. У Гамлета, понятное дело, есть своя баба - Офелия. Ей до боли, до зубовного скрежета и до ломоты в пояснице хочется за Гамлета замуж. Но он все не может себя найти, мается и просит сделать ему онанизм в маске зайчика, одновременно слегка придушив, - вот такие у принца империальные страсти. В общем, перед Гамлетом во всю ширь встает вопрос: тварь он дрожащая или право имеет. В том смысле, что мочить или не мочить дядю Клавдия, который, в общем-то, подлый негодяй. Быть или не быть кровавой мести - этот вопрос волнует зрителей. Да, теперь все-таки о сюжете. Гамлет работает в милиции - изображает жертву в следственных экспериментах, которые снимает на камеру доблестная сотрудница Люда (Анна Михалкова). Перед Гамлетом, Розенкранцем (Виталий Хаев) и бесстрастной камерой проходит целый ряд совершенно отвратительных явлений человеческой жизни: Вольтиманд, Корнелий, Гильденштерн, Карась, Тахир Закиров и, даже страшно сказать, Верхушкин. Скажу сразу - восторгов подавляющего большинства критиков (некоторые в рецензиях аж заходятся) и многих зрителей я не разделяю. Однако не буду также утверждать, что кино плохое, оно не плохое. Фильм яркий, действительно авторский (а это только плюс), необычный, во многом провокационный, но провокации в нем какие-то уж больно вычурные и вымученные. Вся эта маета Гамлета в бейсболке - невероятно натужная. Все эти постоянные аллюзии и цитаты "для своих" из Шекспира, Линча, "Донни Дарко" и так далее оставляют впечатление, что режиссер ими затыкает дыры тогда, когда самому сказать уже нечего. Или не о чем. Это как Гензель и Грета - идут и рассыпают зерно, чтобы обозначить свой путь. Серебренников обозначает свой путь цитатами, часть из которых выглядит на редкость неуместно. Но зато когда режиссера отпускает с принцами, тенями отца в фуражке и линчевски-дарковскими зайчиками, вот тогда становится хорошо. Потому что съемки следственных экспериментов, в процессе которых простые парни рассказывают, как они убивали и расчленяли своих жен, любовниц и просто любимых, - они восхитительны. Разумеется, восхитительны не смакованием омерзительных подробностей, а тем, каким образом и какими словами это все рассказывается. Бытовуха! Бытовуха в самом пугающем и самом узнаваемом смысле этого слова. Вот здесь самые подлинные шекспировские страсти, вот здесь в полный голос звучит такая родная и такая знакомая буфетчица тетя Клава, у которой в туалет пошли поссать, а заплатить - не заплатили. В качестве очищающего катарсиса Серебренников запустил мощный, хотя и довольно спорный монолог сорвавшегося от созерцания бесконечных убийств капитана Розенкранца. Капитан, беседуя с очередным недоумком, застрелившим в кафе своего одноклассника (в этой роли весьма слабенько выступил Максим Коновалов, и я был просто поражен, когда в нескольких рецензиях прочитал слова восхищения "блестящей актерской игрой"), в конце концов не выдержал и произнес коротенькую, минут на десять, речь, обличающую потерянное поколение этих недоделанных Гамлетов - они же Евгении Онегины. Речь просто вскипала матом, срывала крышку и переливалась через край. Многие зрители от нее были в восторге, но я опять-таки считаю, что монолог получился слишком длинный, достаточно натянутый и чересчур матерный. Я, конечно, понимаю, что многие люди матом разговаривают, но здесь это как-то явно резало слух. Снижало накал момента. Как говорил один известный переводчик: "Если ты не можешь перевести без мата, значит, у тебя очень бедный лексикон". Но претензии к монологу - чисто постановочные, потому что сам актер Виталий Хаев - лучшее, что есть в этом фильме, он сыграл превосходно. Резюмирую. Авторское кино. Достойное просмотра, однозначно. Но крайне неровное и во многих моментах очень спорное. (Для тех, кому вообще охота спорить в нынешнее время.) Однако за ряд эпизодов (собственно, почти всех эпизодов расследований) можно простить почти все. Ибо действительно отлично сделано. Убрать бы оттуда этого Гамлета и все эти "цитаты" к чертовой матери - о, вот это было бы совсем хорошо, оригинально и про нашу паскудную жизнь. А Гамлет - нет, он не из нашей жизни. Какие-то рыбы-фугу - что за азиатчина? Выпил водки и рубанул дядю по башке топором, как простой испанский хлопец Рамон Меркадер. Вот и все дела. Вот и вся бытовуха. И не надо жертву изображать - вон она, валяется в винегрете. Оценки по пятибалльной шкале. Зрелищность: 4. Актерская игра: 4. Режиссерская работа: 4 Сценарий: 4-. Кратко о фильме: спорно, но забавно. Нужно ли смотреть: вполне можно. (Алекс Экслер)

«Изображая жертву» - пьеса братьев Пресняковых, перенесенная на «целлулоидную пленку» с использованием анимации в черно-белой гамме, имитацией съемки на любительскую камеру, с естественными диалогами, что создает иллюзию подсматривания и в некоторой степени включенности в действительность, которая начинается словами о том, что «русское кино в жопе». Именно из этого места, судя по всему, его решил вытащить Кирилл Серебренников, так заметно дебютируя. Кирилл Серебренников: фильм «Изображая жертву», рецензия Актер Юрий Чурсин в этом фильме изображает аутичного, деклассированного юношу Валю, который в свою очередь, по нуждам своей профессии, изображает последние минуты жизни жертв нелепых и абсурдных убийств в духе «Ну, и я пульнул ему в затылок… пару раз». Он карикатурно гримасничает и юродствует по поводу каждой трагедии на работе, а дома участвует в бытовых склоках, периодически впадая в конвульсивное исполнение коротких ролей, навеянных его же воображением, спит, не снимая кепки, и встречается во снах с умершим отцом. Совсем не обязательно обладать провидческими данными, чтобы предугадать полное разрушение личности в конце фильма. Все по-гамлетовски предсказуемо. Впитав грязь мирскую, Валентин, наконец, занимает свое место инвалида в инвалидном обществе, убивая троих разом: свою непостоянную в отношениях мать, дядю, метящего в отчимы и истеричную подругу. Нашумевший алогичный монолог капитана милиции о болезненных нарывах современности, с искусным матом, нарушением связей и прочими примочками - своего рода момент истины (и смех, и грех, что называется), раскрывающий нам единственного персонажа на всем кинополотне, который хоть немного осознает происходящее. (Алексеенко Маша)

История о том, как типичный представитель 21 века застрял в подростковом максимализме. После смерти отца для Вали наступает взрослая жизнь. Вот только парень совсем к ней не готов - у него не выходит быть «взрослым», ответственным. Несмотря на то, что понятие «взрослый» весьма условно и в жизни, и на экране в частности, в киноленте Серебренникова быть взрослым - значит избавиться от эгоизма, чтобы сделать людей вокруг частью своего внутреннего мира. Кирилл в характере одного героя отразил актуальную проблему века: отсутствие чувства жизни. Поэтому Валя самыми изощренными способами старался эту жизнь почувствовать - душил себя, просил ударить, изображал разных людей. Все это скорее сублимация, чем путь к цели. Сложно сказать, чего в герои Чурсина больше - страха перед так называемой «взрослостью» - которую символизирует в данном случае река, в которой герой тонет и в которую так отчаянно пытается окунуть героя его уже мертвый отец, или страха перед самим фактом осознанного существования, которое называется жизнь. На мо взгляд, Серебренников с удивительной скрупулезной точностью воспроизвел портрет типичного представителя поколения, которое создает себе искусственные условия для проявления личности. Как следствие развивающегося постиндустриального общества - главнейшим фактором, определяющим значимость личности в обществе становиться факт наличия информация. Однако именно эта информация в сочетании с гиперболизированной рефлексией дает ощущения собственной ничтожности и отсутствии личностной значимости. Именно от этого страдает героя кинофильма «Изображая жертву». «Мораль в способах удовлетворения потребностей». Мораль не может быть общественно фиксированной нормой, когда мораль для тебя сродни общественным нормам, то тогда это лишь иллюзия морали, тогда ты просто пошел путем наименьшего сопротивления. А некоторый не хотят сдаваться, готовы борются, однако деструктивное желание потрогать жизнь порой заводит в беспросветный тупик. «Я в принципе точно не знал, отравятся они или нет. Рас так все получилось, ну, я просто наблюдал, запоминал. Ну, чтоб изобразить, воспроизвести…все потом. Ну, потому что вам же надо будет узнать, как все это было». Таким образом, фильм получился субъективным, как следствие того, что авторским; многозначным и трагичным. Недосказанность не кажется претенциозной, а скорее многозначной. Несмотря на то, что вода, как символ свобода кажется несколько тривиальной метафорой, фильм вышел таким глубоким, что до дна достать могут не все. P.S. после эмоционального монолога Стасика о подрастающим и загнивающем поколении невольно возникает внутреннее противоречие: сходят ли с ума те, кто воспринимает жизнь всерьез на самом деле? Можно ли считать серьезным восприятием жизнь тот факт, что человек живет в согласии с общественными нормами, которые сродни стереотипам и боится собственных желаний?.. «Есть такие ситуации, Валя, живешь-живешь, ничего не подозреваешь, а кому-то уже помешал…» (единоличница2)

Весьма нетривиальное кино. И даже жанр его определить совсем непросто. Местами - комедия, местами - «чернуха», местами - вообще, не Бог весть что. Сюжет фильма состоит в показе 5-ти следственных экспериментов, снимаемых на милицейскую видео-камеру + всего того, что происходит между съемками. Самое смешное - именно в этих «следственных экспериментах», которые можно обозначить так: первый - кафешка-забегаловка; второй - «падение из окна»; третий - бассейн; четвертый - японский ресторан; пятый… пятый - это пока секрет. Главный герой (эту роль исполняет молодой актер Юрий Чурсин) работает статистом на всех этих (кроме пятого) следственных мероприятиях - именно он изображает жертву убийств, отсюда и название фильма. Валя (так зовут главного героя) - парень не без психических отклонений. То к нему приходят видения в виде умершего отца, то он практикует нетрадиционный секс вместе со своей подругой, то кривляется всяческими изощренными способами… Вот кривляние у Вали получается лучше всего, способности налицо - ему бы в театральный пойти, а не служить в ментовке подручным, тем более, имея университетский диплом. Кстати, чем-то мне этот герой напоминает Ваню из шахназаровского «Курьера»: и здесь, и там главные персонажи по полной программе валяют дурака, выкидывают номера, наполненные черным-пречерным юмором, и вообще, всячески юродствуют. Фильм Серебренникова пронизан имитацией: главный герой Валя все время кого-то имитирует, капитан милиции, руководящий следственными экспериментами (Виталий Хаев), пытается делать вид, что кому-то эти следственные действия нужны, женщина-оператор (Анна Михалкова) делает свою работу механически (чувствуется, что звонки подружке в перерывах интересуют ее несравнимо больше), работница японского ресторана (Лия Ахеджакова), одетая в чуждое русскому менталитету кимоно, изображает японку, и т. д., и т. п. - все кругом сплошная имитация, заменитель реальной жизни. Да уже само название картины своим «изображая» изначально наводит подсознание зрителя на имитационную «цель». Срыв капитана в ресторане направлен как раз против всеобщей фальши и имитации - вообще, как отмечается многими (даже противниками фильма), это очень впечатляющая сцена, шоковая терапия для зрителя. Кстати, здесь я снова усмотрел мини-аналогию с «Курьером» - там герой В. Меньшова тоже срывается и экспрессивно кричит о безответственности молодого поколения… Меньше всего мне бы хотелось заниматься морализаторством и высоколобым анализом художественных ценностей картины Серебренникова - за меня это с успехом и с удовольствием сделают другие. Лично для меня важно, что фильм интересный, крайне нестандартный, позволяющий в равной мере как посмеяться, так и испытать шоковую терапию. В какой-то мере даже, это интеллектуальное кино. Главное для меня - то, что фильм заставляет хоть немного напрячь мозги, подумать самостоятельно. В отличии, например, от того же голливудского ширпотреба. (Дерсу_ Узала)