ИЛЛЮЗИОНИСТ (1984)
DE ILLUSIONIST

Действие разворачивается в фантазии центрального персонажа (Фреек де Йонге), который в начале фильма осматривает артистическую уборную. Фильм представляет историю двух братьев, из которых один следует своим амбициям, а другого родители отправляют в психиатрическую больницу. Поочередно разворачиваются истории о потерянной юности, поверженных амбициях, настойчиво-доминантной матери, кончающем с собой отце и богатом деде.

Трагикомедийный фильм "мальчика из Утрехта" о мире, словно сошедшем с ума. Всеми забытая деревушка является домом для семьи, в составе которой двое братьев: один очень любит играть на губной гармонике, но не умеет, другой же спит и грезит себя великим фокусником, но боится несогласия матери. Мудрое и бесконечно гармоничное кино обо всех нас...

В центре сюрреалистичного действия - обычная деревенская семья из пяти человек: отец, мать, дед и два брата, все с различными степенями отклонений от легкой формы слабоумия до тяжелой прогрессирующей болезни мозга. Пасторальную идиллию сельского быта нарушает заезжий фокусник-иллюзионист, настолько впечатливший семью, что старший воспалился идеей овладеть этим искусством сам...

Этот фильм трудно пересказать, т. к. в нем и действительность, и выдумка, мечта и иллюзия - все перемешалось удивительным образом, переходя из одного в другое. Картина идет под аккомпанемент музыки и звуков. В самом начале фильма человек смотрит в замочную скважину из приоткрытого шкафа. Все, что последует дальше, происходит в воображении этого человека. Прихотливая последовательность событий ставит в центре фильма двух братьев. Нереализованные амбиции, потерянная молодость, неминуемая операция на мозге, одержимый суицидом отец, богатый дедушка - вот ингредиенты этого полного юмора фильма.

В Голландии возле заболоченных каналов стоит мельница с большими разлапистыми крыльями. Живут в ней мать и трое ее сыновей. Двое из них очень похожи друг на друга и непохожи на других людей. Оба в очках с толстыми стеклами, сквозь которые смотрят на мир большие глаза, и видят эти увеличенные стеклами глаза не так, как все. Особое видение режиссера, создавшего в картине уникальный мир иллюзиониста, проделывающего забавные, грустные, трагические фокусы с жизнью, людьми, вызывает игру мысли и эмоций у зрителя. Мало найдется таких, кто бы бросил просмотр, заявив, что фильм непонятно о чем. Несмотря на кажущееся отсутствие фабулы, картина притягивает, и оторваться невозможно. Выворачивается наизнанку все, что есть хорошего и плохого в человеке. Ничего не видящие без своих очков братья вызывают неприятие и ненависть "нормальных" людей, скорых на расправу с непривычным. Один из братьев попадает в сумасшедший дом, где всем подряд делают лоботомию (вспоминается формановская "Кукушка"). Второй, одержимый фокусами, совершает одиссею в мире иллюзий, покидая мир, не приемлющий его. Все мы ходим с невидимыми шрамами от лоботомии на лице, но не у всех хватает ума и смелости содрать их, как пластырь. Картина без слов, услуги переводчика не нужны, каждый кадр до предела насыщен действом и смысловым визуальным оформлением. (Иванов М.)

Йос Стеллинг это кино, которое трудно описать и выделить главное. Кино для понимания и самопознания. Эта картина образцово художественна. Благодаря самодостаточности языка на котором говорит автор, языка кино Стеллинга. В фильме мало вербализации, текста, диалогов. Он использует другие художественные приемы, относящие его кино к жанру искусства (как "голланд-ский натюрморт") Вся магия рождается из необычайно пластичных движений камеры, выхватывающей наиболее непредсказуемые ракурсы, из многоплановости актёрских индивидуальностей (что особенно видно в "Иллюзионисте"), на свете и цвете. Стеллинг оставляет в каждом кадре незаполненное философское пространство, обогатить смыслом которое предстоит нам,зрителям. Зритель у Стеллинга возводится в ранг со-творца, со-здателя картины, при этом считывая с экрана нечто сугубо личное, индивидуальное, жувущее в подсознании. Весь фильм – иллюзия, все происходит в воображении молодого человека, тайные фантазии, мечты, выдумки. А в действительности есть два деревенских парня, два брата: один – иллюзионист, выступающий в воображаемом цирке, другой – больной, ему нужна операция на мозге. Семья, среда и обстоятельства реального существования жестоки и непреодолимы для беззащитных героев, и только клоунская суть – клоунское сознание и поведение позволяют принять судьбу. Это фильм об одиночестве. При этом с характерной изрядной долей юмора.

МКФ В САН-ПАУЛУ, 1985
Победитель: Приз зрительских симпатий (Йос Стеллинг).
КФ В НИДЕРЛАНДАХ, 1984
Победитель: Главный приз "Золотой теленок" за Лучший фильм (Йос Стеллинг) и Лучшую мужскую роль (Херард Толен), Приз голландских кинокритиков (Йос Стеллинг).

В фильме нет диалогов.
Сценарий фильма является переработанной театральной пьесой де Йонге «Трагедия».
Йос Стеллинг: "Иллюзионист возник вследствие существования очень популярного в Голландии актера и очень заметной личности - Фрейка де Йонга, известного буквально каждому голландцу. Кинопродукцию можно сравнить с человеческим телом: она имеет внешность, сердце, мозг, руки, ноги. Каждый, кто работает над фильмом, исполняет свою роль. Я ощущаю себя сердцем, ответственным за кровоснабжение всего организма. А душа возникает только в результате совместных усилий. Что касается актера, то он внешне наиболее впечатляющая, но всего лишь одна из частей этого организма. Страшно сказать вслух - видишь, сколько секретов я тебе выдал, - но роль киноактера в создании фильма очень преувеличена. Хорошие актеры, как флажки на корабле, обозначают фильм для публики. Они появляются, ждут съемки, возникают в кадре, а потом уходят. Они не знают, как сделать фильм и в какой степени они влияют на процесс его создания. Тем не менее, повторю, именно "Иллюзионист" был инспирирован к созданию самой личностью Фрейка де Йонга. "Иллюзионист" больше придуман, чем другие мои фильмы, а потому я сам не очень люблю его, хотя как раз в Голландии он имел большой успех."
"Самый эзотерический и резкий фильм Стеллинга. За мрачным бурлеском не сразу вычитывается история двух братьев - победителя и запертого в психушке неудачника." - Михаил Трофименков.
Цитаты из выступлений и интервью режиссера: "Кино - это рай. Или так: рай - это кино."; "Однажды я понял, что фильм - это посредник."; "Кино - это визуальная поэзия. Фильм принадлежит глазам зрителя, потому что кино - всегда интерпретация. Хороший фильм дает возможность интерпретировать его по-своему… Фильм - это игра между тем, кто смотрит, и тем, что происходит на экране. И это игра на равных. Хороший фильм - фильм, который мы оба, я и зритель, любим, но по разным причинам."; "У меня прямо-таки аллергия на актеров, плачущих и рыдающих в кадре. Мои герои должны всегда ощущать расстояние между собой. Их взаимоотношения похожи на игру в шахматы: тогда остается пространство для ассоциаций. А фильм - это искусство ассоциаций. Должен быть повод для их разнообразия. Как между северным и южным полюсами удерживается все земное пространство, так между жизнью и смертью, ночью и днем, мужчиной и женщиной располагается все напряжение пространства человеческой жизни. Если актер переступает границу своего пространства, то он забирает себе чужое место."; "Фильм - это речь души. Я не умею делать поэтичные диалоги, меня никогда не интересовали характеры персонажей. Мне интересно то, что происходит между ними. Люди су­ществуют сами по себе, и понима­ние одного другим создает прост­ранство между ними. Диалоги это пространство уничтожают. Можно ведь совсем по-другому показать важность мысли. Например, снять крупным планом того персонажа, который в данный момент важнее. Если я хочу показать, что героя не слушают - камера будет скользить от его лица к плечу и так далее. Я все выражаю с помощью камеры, а не диалогов - тогда-то и получает­ся интонационный язык."

Эстетская абсурдная комедия. Этот суперэкстравагантный, абсурдно-сюрреалистический голландский фильм довольно скоро, ещё в конце 80-х годов, попал на наш пиратский видеорынок, что следует отнести к одной из несомненных загадок предпочтений ряда отечественных зрителей. Картина Йоса Стеллинга, безусловно, талантлива, изобретательна по форме, блистательна по актёрскому и режиссёрскому мастерству. Но надо было обладать немалым чувством алогичного, сверхэстетского юмора, чтобы привезти из-за границы на кассете отнюдь не «тупоголовый боевик» с Арнольдом Шварценеггером (что тоже неплохо), а всё-таки заумную комедию о семействе недоумков, просто-таки полных идиотов. Единственное, о чём они мечтают, - это цирк с настоящим иллюзионистом, который должен появиться в маленькой, но аккуратной и чистенькой голландской деревушке с непременными ветряными мельницами на горизонте. И вот эту самую «шутку гения», обошедшуюся практически без слов (на Московском кинофестивале в 1985 году в профессиональных кругах её сразу же обозвали «сладкой мечтой переводчиков»), своего рода пантомиму сумасшедших, некоторые издания, например, немецкий справочник «Шпильфильм унд видео», трактовали как комедию в стиле «слэпстик» или в манере английской группы «Монти Пайтон». А ещё в ленте Стеллинга, придуманной им вместе с труппой весьма оригинального комика Фрека де Йонге, пытались найти массу других влияний: от Чарли Чаплина и Бастера Китона (ведь он тоже играл с совершенно невозмутимым, «каменным» лицом) до… Бенни Хилла. Но всё это является несущественным по сравнению с трагическим (кстати, предшествовавшее фильму театральное шоу Фрека де Йонге называлось «Трагик») и, в конечном счёте, безысходным пафосом относительно того мира, который словно сошёл с ума, был подвергнут всеобщей тайной лоботомии, некоему массовому оболваниванию. А якобы тупоумные, дебильные сельские «иллюзионисты» - последние нормальные люди, словно слепцы Питера Брейгеля и жалкие от своей незащищённости деформированные человечки Иеронима Босха, порождения сумрачной фантазии двух голландских гениев или же просто подсмотренные в жизни блаженные уродцы. И в творчестве необычно и необычайно одарённого Йоса Стеллинга «Иллюзионист» - вероятно, лучшая работа, во всяком случае, центральная и основополагающая, поскольку в ней развиваются мотивы его ранних картин «Марикен из Нёймегена» и «Элкерлик», средневековых ёрнических фарсов-моралите, и предвосхищаются более сюрреалистически-философские изыскания лент «Стрелочник» и «Летучий Голландец». (Сергей Кудрявцев)

О чем может рассказать фильм, в котором не говорят? О многом. Даже слишком о многом. На расшифровку всех метафор и аллегорий, которыми сыплет голландец Йос Стеллинг, можно потратить не один месяц и написать не одну дипломную работу страниц эдак на двести. В центре этого предельно визуализированного повествования стоят иллюзионист и его брат - сбрендивший на почве то ли великой любви, то ли непомерной зависти к братцу. Спровадив больного сына в психушку, мать благословляет иллюзиониста на долгий путь с одним чемоданом. Начавшаяся затем круговерть событий все глубже затягивает героев в свой бурлящий водоворот. Иначе как полуторачасовой репризой эту обаятельную трагикомедию в стиле "арт-стеба" и не назовешь. Богатая на продуманные мизансцены (например, в сумасшедшем доме), геометрически выверенные бэкграунды и непростую подборку цветовых решений, эта лента в начале 80-х была предметом поклонения специализирующихся на "независимом" кино критиков, а также всего прогрессивного студенчества. Многим картина оказалась не по зубам (смотреть ее непросто, а интерпретировать, повторимся, можно бесконечно), но исходивший от экрана "сюр" неплохо прочищал мозги и служил темой для интеллектуальных бесед. Нынче же фильм представляется экзерсисом весьма душевным, если не сказать наивным - во всяком случае, от дерзких артхаусных наработок последних лет он уже отстал. Впрочем, "артхаусным наработкам" тоже не грозит угнаться за безграничной фантазией и безупречным кинематографическим вкусом авторов "Иллюзиониста" Теперь понятно, кто стал духовным отцом Кустурицы. (Эдуард Шиндяпин)

Стоило заезжему фокуснику вынуть изо рта дедушки куриное яйцо, мальчик (де Йонге) понял, что будет иллюзионистом. Полигоном его первого аттракциона - с протыканием ножами женщины в ящике и прочая - стала семья. В "Иллюзионисте" волшебная мелодия: по-летнему теплая, она устремлена верхними нотами вслед ветру, разукрашена полевыми цветами аранжировки, утоплена в дорожном ритме колес циркового фургона. Мелодия здесь играет куда большую роль, чем бывает обычно: "Иллюзионист" - фильм без слов, киноклоунада. Мимы в балаганных костюмах и гриме играют историю гибели детской фантазии как условный фарс, достаточно трагичный, чтобы говорить о преемственности традиций живописи Босха и Брейгеля в творчестве их соотечественника режиссера Стеллинга. Но Стеллинг - отчаяннее. Свою страшную аллегорию о напрасности всех обещаний детства он разворачивает не под грозовым небом и не среди зловещих абстракций. Его розовая провинция поздних июньских закатов, в лучах которых нежатся реки, покой которых хранят мосты, на которых тихо тарахтят автобусы недальних рейсов, кажется, не вынесет уготованного режиссером кошмара. Не режиссером даже - жизнью; увы, жестокий фильм Стеллинга регистрирует общечеловеческий закон, но, в отличие от жестоких фильмов датского соседа фон Триера, слишком человечен, чтобы его не прокомментировать: мир прекрасен, он не заслужил такого. (Алексей Васильев)

Герои Стеллинга часто в той или иной степени безумны. Однако человек не нуждается в светлом разуме, чтобы оставаться человеком. К тому же, когда психов много - как в "Иллюзионисте" (1983), становится ясно, что они просто люди. И проблемы у них такие же, как у нормальных, - творческие амбиции, безответная любовь, отсутствие взаимопонимания. В развалинах мельницы живет семейка ненормальных. Двое братьев (Фрик де Йонг и Жим ван дер Вуде) одержимы страстью к цирку. Один еще и влюблен в фокусницу. Но цирковое братство гонит его, как зачумленного. Психи разучивают фокусы, которые часто срастаются с реальными ситуациями. Один брат исподтишка режет на кусочки фотографию фокусницы, другой тут же превращает снимок в целый и невредимый. Один начинает плакать, другой пробует для утешения дать ему платок, но вместо обычного носового платка из кармана тянется бесконечная лента разноцветных тряпочек. Герой видел в цирке, что человек остается невредимым, если ему в голову втыкают нож. Но когда сам делает такой же "фокус" с матерью - льется поток крови, и мать умирает. Разрушается семья, в которой каждый живет лишь собственными чувствами и поэтому теряет связь с окружающим миром. Стеллинг показывает, что сумасшедший - это существо без инстинкта самосохранения. Он не может спастись ни от мира нормальных, ни, главное, от самого себя.

Встречаются порой книги, сказать о которых можно только одно: это – видеоряд. Так вот, как всегда это в жизни бывает, - бывает и наоборот. Йос Стеллинг - писатель, сродни таким авторам, как Франц Кафка или Патрик Зюскинд. Причем, фатальное отсутствие слов в этом плане совершенно не имеет значения, потому что я говорю о таких понятиях, как возможности цвета, формы и звука. Стеллинг лихо лепит мысли из тумана, достигая в описании тонких материй такой чистоты и совершенства, что мне более чем позволительно говорить о его работах как о высоко художественных литературных страницах. Накал настроения вводит тебя чуть не в состояние медитации, заставляя усиленно перебирать мыслями и выискивать пути к анализу и, что важнее, к самоанализу. На мой счет, самая интересная из работ автора - «Иллюзионист». К моменту съемок фильма, Стеллинг уже успел поэкспериментировать со своим стилем, так что логическим завершением, или лучше будет сказать – этапом, роста режиссера стало создание именно такого проекта. Дело в том, что его первый фильм, «Марикен из Ньюмейхен» (1974), был создан при самых незначительных финансовых капиталовложениях и при участии только друзей и знакомых создателя. Съемки проводились по выходным и праздникам, и нетрудно догадаться, что в таких условиях все могло держаться только на неуемном стремлении молодого тогда режиссера творить. Примером для Стеллинга были итальянские фильмы Де Сика и Росселини: в Нидерландах киношкол тогда еще не было. Зритель воспринял находку голландского кино с должным интересом и вниманием, вот только повтор хода (непрофессиональные актеры, малые затраты) подобного же результата не дал (речь идет о фильме «Элкерлик» (1975)). Третьим фильмом Стеллинга стал «Рембрандт, портрет 1669» (1977), масштабная, красивая и молчаливо-напряженная картина, где Стеллинг уже не мог не оценить возможностей большого бюджета. И уже после «Притворщиков» (1981) (попытка использовать такую внеплановую вещь, как сюжет) Стеллинг берется за очаровательную картину «Иллюзионист», из которого, буквально, «вытек» «Стрелочник». «Иллюзионист» (1984) - это первый совместный проект Стеллинга - Ван Дер Вуда, работу которых назвать удачной – значило бы преуменьшить ее значение «Иллюзионист» – это отражение, познание, выдумка, болезненное стремление. С начала и до конца – цирк на колесах, причем буквально. Дуэт Джим Ван Дер Вуд – Фрик Де Йонг кажется единым целым: образ, для описания которого потребовалось два человека, а не один. Сиамские близнецы. И впрямь – братья, как-то нежно и до слез привязанные друг к другу. Мать, которая почему-то, - мужчина, вечно отбирающая у героя Джима очки; непонятные родственники, живущие тут же: богатый дед, неинтересный образ третьего брата. Чужие люди – будь то дети или взрослые – настроенные не сказать чтобы совсем положительно. Фильм будто пытается вытянуть из тебя какое-то постыдное признание или же заставить вспомнить что-то такое, что принудит тебя оглянуться и вздрогнуть. Синонимы к ощущениям: возврат к прошлому, взгляд изнутри. И, если задуматься, так оно и есть: эмоциональные движения братьев – не что иное, как детские отражения страхов и желания защиты, от внешних ли проявлений агрессии или от собственных «тараканов», в полном смысле слова выедающих психику. Образ сумасшедшего дома (как было совершенно точно подмечено Кеном Кизи: «Сумасшедший дом – модель всего общества»), где всем без разбору делают лоботомию, показался мне особенно знаменательным. Быть может, я ошибаюсь, проводя аналогии с Милошом Форманом и его «Пролетая над гнездом кукушки», но темы разума, разума масс, фантазии и воображения явно задействованы в этом фильме. Вообще, проблемы, которые интересуют Стеллинга (почерк автора – проблема одиночества) обычно раскрываются (?) таким образом: будто плохо наклеенные обои, малые кусочки которых свисают со стены (это – и есть та небольшая часть, что нам показана), Стеллинг же однозначно дает понять, что продолжение у темы есть, но что это – уже наша работа. Чрезвычайно характерная черта режиссера, заставляющая соучаствовать в фильме, на всех порах творчески мыслить и домысливать. Что интересно, так это отсутствие в фильме речи и ее воздействие на зрителя: ход, который совсем не замечаешь, но который настраивает тебя на определенную волну восприятия и понимания. Не покидало ощущение, что такие вещи, как «Иллюзионист», нужно смотреть не один раз, и далеко не один. Порой даже становилось обидно, потому как хватка подсказывала, что моменты исторические, но контекста еще не хватало. Камера у Стеллинга – существо живое, и оператор предпочтительно один – Гурт Гилтай. Долгие крупные планы, интересная и красивая подборка цвета, которая для Стеллинга всегда много значила. Плюс ко всему, это учит визуальной грамоте. ... (specialradio.ru)

Говорят, Йос Стеллинг крайне разговорчивый человек. Забавно, в его фильмах-то разговоры сведены к минимуму, а в «Иллюзионисте» их нет и подавно. И художественно такой ход обусловлен более чем просто: слова ведь не нужны там, где можно обойтись без них. Все экранное пространство целиком отдано в распоряжение истории, наполненной причудливыми фантазиями, забавными ситуациями, яркими красками и мелодиями, а оттого и не нуждающейся в каких-либо комментариях. Внешне «Иллюзионист» - это такой сумасшедший дом в калейдоскопе. Если сюжетная направляющая еще кажется вполне рациональной, то собственно происходящее подчас лишается привычной логики, некоторые возникающие образы не поддаются интерпретации, и в целом многое кажется не строго обдуманным, а просто изъятым из чьего-то вольного воображения. Зашкаливающее чудачество и пестрящие костюмы с эстетской подачи Стеллинга, однако, не превращают фильм в карнавал, а благодаря умению режиссера рифмовать уморительное с грустным «Иллюзионист» в своей безудержной фантазии обретает интонации простой жизненной истории. Впрочем, и так в рассказе о странноватом мечтателе форма перестает доминировать над содержанием уже на уровне того, что сюжетно чувствуешь к нему личную близость. С трагическим пафосом и горькой иронией под меланхолические музыкальные аккомпанементы фильм констатирует то, что приходилось осознавать, наверно, многим: мир не способен принять мечту. Гибель мечты обыгрывается Стеллингом подлинной трагедией, а вместе с тем возникающий с живописными пейзажами диссонанс подчеркивает противоестественность этого уже ставшего обыденным явления. Будто бы и правда массовые операции на мозге, повергнув людей в инертность, лишили их всяческих сокровенных желаний и ко всему прочему способности принять того, кто еще не забыл о мире грез. Однако этим замысел «Иллюзиониста» не ограничивается. Приключения главного героя можно толковать и как насмешливую метафору познания человеческого мира в целом. В сущности, примерно так и происходит: жизнь кажется психиатрической больницей до тех пор, пока хирургический скальпель, исправив что-то внутри головы, не сделает ее пациентом. (- Renfield -)

Недавно был отсмотрен «Иллюзионист» Йоса Стеллинга. Так получилось, что фильм удалось посмотреть только после таких признанных шедевров, как «Стрелочник» и «Летучий голландец», так что стали неизбежны сравнения и параллели. Да, много схожего. Все та же пронизывающая музыкальная тема, наиболее полно затем раскрытая в «Голландце», все те же лица, словно сошедшие с картин великих голландских художников Иеронима Босха и Питера Брейгеля, дорога и деревенский автобус, увозящий главного героя, да и актеры - те же. В центре сюрреалистичного действия - обычная деревенская семья из пяти человек: отец, мать, дед и два брата, все с различными степенями отклонений от легкой формы слабоумия до тяжелой прогрессирующей болезни мозга. Живут они себе тихо-мирно, идиотствуют в меру своего развития. Пасторальную идиллию сельского быта нарушает заезжий фокусник-иллюзионист, настолько впечатливший семью, что старший воспалился идеей овладеть этим искусством сам, а младшего пришлось срочно увозить в психиатрическую лечебницу, благо, болезнь не дремлет. Надо отметить, что действие частично происходит в реальном времени, а частично - в фантазиях и иллюзиях одного из братьев, так что все это весьма причудливо перемешивается. Что ж, сюр есть сюр, и в постановке Стеллинга просмотр и осознание смысла всего действия, - а зрителю дано домыслить самому большую часть того, что происходит на экране, - доставляют колоссальное удовольствие. Старший брат, недолго думая, срывается в город, одержимый идеей пробиться в мастера колдовского искусства и заодно, спасти младшего брата, из психиатрической клиники, где всем подряд выполняют лоботомию - вырезают опухоль мозга, существующую или мнимую. Сцены в клинике, на мой взгляд, являются ключевыми в фильме. Так показать людей, у которых уже как будто удалена часть мозга, а вместе с ней, очевидно, чувства сострадания, сопереживания, чувства юмора наконец - браво, Стеллинг! И еще неизвестно, кто является более нормальным - братья, пребывающие в мире своих грез и мечт, не разучившиеся, что называется, летать, или все остальные люди с атрофированными человеческими качествами… Как и во всех фильмах Стеллинга, нормальность окружающего мира предстает на самом деле ненормальностью, что подтверждает и страшный, на самом деле, финал. (GANT1949)

Дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти. - Ф. Достоевский. Йос Стеллинг снял кино не о тех, кто умеет считать правильно (знает, как жить, дружит с реальностью), но кажется почему-то, что именно для них. Достоевский открыл: «Дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти», - и тем продлил нашу жизнь. Кортасар заметил: «Восемь плюс восемь равно шестнадцать плюс тот, кто считает», - и тем ее приумножил. Гессе выпростал нас из-под уютного одеялка двухмерности, толкнул в необхватные МИРЫ: Для них, наивных, непоколебимых, Сомненья наши – просто вздор и бред. Мир – плоскость, нам твердят они, и нет Ни грана правды в сказках о глубинах. Будь кроме двух, знакомых всем извечно, Какие-то другие измеренья, Никто, твердят, не смог бы жить беспечно, Никто б не смог дышать без опасенья. Не лучше ль нам согласия добиться И третьим измереньем поступиться? Ведь в самом деле, если верить свято, Что вглубь глядеть опасностью чревато, Трех измерений будет многовато. Вот, собственно, почему для меня любой творческий акт (даже нехитрые фокусы - достать бумажные цветы из футлярчика или прикрепить перышко к гармошке) – битва с реальностью. И вот за что битва. За «многовато»! И Достоевский, и Кортасар, и Гессе – художники, но они и борцы. Герой фильма Йоса Стеллинга тоже. Иллюзионист – очень точная характеристика творца, который всегда есть создатель некой альтернативы. Он человек и кто-то еще. Кто-то бескомпромиссный к реальности, не способный примириться с ее узостью, ограниченностью, со смертной скукой; как и сумасшедший, он вне границ. Осознанно или нет, стремится выписаться за рамки, жить не только в этом мире (и не только им), по ту сторону логики, формул, правил, разума, комфорта, привычки, покоя, смерти… Выше их. Гессе открыл: «Сумасшествие – есть начало науки, а шизофрения – начало искусства». Конечно же. Личность творца (художника) не объясняется только словом «бунтарь». Да, он еще и шизофреник, безумец, тот, кто всегда шире себя самого. Двоится, троится, расширяется то ли правдой, то ли иллюзией безмерности… Да, не только одну шкурку творец носит, не только на земле живет, не только двумя ногами ходит, двумя глазами видит (очки в фильме, как и брат-безумец главного героя, – знаки его иного зрения, инаковости). Давно и практически всеми (от философов до НЛП-шников) отмечено главное свойство гениев - связь с чем-то бОльшим. Они служат чему-то большему, чем сами: иллюзорной правде глубин, других измерений, миров, истин, чудес… Онтология творчества у Стеллинга почти как у Хармса – чушь и чудо. Первая, по Хармсу, - это «жизнь в своем настолько нелепом проявлении, что она уже становится лишенной смысла». А второе - «нарушение физической структуры мира». Чушь - бестолковина, ерунда, безумие, то, что нас (простых смертных) дразнит, выбешивает, злит, спотыкает заумью, отщепенством, бредом. Но за этим всем маячит чудо - высшая истина, правда бесконечных глубин, бездонность чувств и смыслов, антифизика, дающая нам и невесомость, и крылья при условии, что мы готовы лететь внутрь. Летать внутри себя. Вот тут у Гессе про тонкую связь чуши и чуда: Старик, студент, малыш – любой творит Из пены майи дивные виденья, По существу лишенные значенья, Но через них нам вечный свет открыт, А он, открывшись, радостней горит. Пена майи (иллюзион), лишенная значенья (смысла) – путь в Вечный Свет. Далеко не всем по силам так и туда ходить. Но кто идет, зреет горение радости!!! Есть еще одна сторона творчества – познание Жизни и Смерти, Добра и Зла. Герой Стеллинга проходит сквозь страшные испытания ими (да, добро его - тоже испытание! Как и зло окружающих). Познающий, как известно, умножает скорбь. Так что творчество - это не только путь инаковости, свободы, духовности, борьбы, безумия, но и путь страдания, боли. Не знаю, Стеллинг ли мне нашептал это «Иллюзионистом» своим или само привиделось после просмотра?.. Но знаете, какое самое главное страдание творца? Так трудно поверить, что твое чудо в пёрьях – это именно ЧУДО, когда все говорят, кричат с уверенно-бескрылой яростью: чушь, чушь, чушь! И ты в беспечном парении мечты своей вдруг начинаешь думать (догадываться) вопросом: а не в прекрасной ли пустоте (иллюзии) ты паришь?.. А вдруг безмерности тебе многовато (да и трех измерений, пожалуй, тоже)? И не пора ли жить ВСЕРЬЕЗ? Ведь дважды два четыре, а не восемь… И тут лопнет твой шарик, сломается гармошка, раздавятся очки, треснет рамочка (с фото про полет) под жирным телом мухи… И тебя вылечат, и чушь вылечат, и чудо тоже вылечат. Или перебинтуют чем-нибудь стерильным для помещения в психиатрический рай. А вы готовы прихлопнуть мухобойкой, закопать или выбросить на помойку свои фантазии, чтобы спокойнее жилось?.. (Татьяна Таянова)