ЛЕВИАФАН (2014)
ЛЕВИАФАН

В небольшом городке близ Баренцева моря молодая семья борется за собственный дом и автомастерскую, которую хочет изъять местная администрация. На помощь к Николаю и Лиле приезжает друг Николая, московский юрист, - правда, препятствовать произволу на местах у него получается плохо... (Настя Курганская)

Притча из жизни русской провинции. В северном городке на берегу моря автослесарь Сергеев, живущий с женой и сыном-подростком от первого брака, пытается бороться с коррумпированным мэром - тому зачем-то понадобилась земля, на которой стоит сергеевский дом. Помогать слесарю из Москвы приезжает его армейский друг-адвокат, у которого есть на мэра некий компромат... (Станислав Зельвенский)

Автомеханик Николай живет с семьей в маленьком городке на берегу Баренцева моря. Его дом и мастерская находятся на видном месте неподалеку от воды, и потому религиозный, но насквозь коррумпированный мэр решает изъять землю Николая и распорядиться ей по своему усмотрению. Мужчина пытается по крайней мере добиться достойной компенсации, но проигрывает дело в суде, который находится «в кармане» у градоначальника. Когда Николай обращается за помощью к своему армейскому другу Дмитрию, московскому адвокату, тот собирает на мэра компромат и пытается его шантажировать. Тем временем жена слесаря заводит с москвичом роман, а сын Николая шатается где ни попадя с такими же неприкаянными подростками... ... (Борис Иванов)

У экс-десантника, а ныне автослесаря Николая (Алексей Серебряков) красный от пьянства губернатор (Роман Мадянов) отжимает участок - почти в центре города Прибрежный, на берегу синего моря. Тот вызывает из Москвы сослуживца с дипломом адвоката (Владимир Вдовиченков), который везет с собой папку томящегося компромата на чиновника - любителя чужих земель. В группу поддержки Николая также входят жена Лиля (Елена Лядова) и сын от первого брака Рома (Сергей Походаев). На стороне губернатора - физический и политический вес: милиция, суд, да и церковь в лице архиерея (Валерий Гришко), который закономерно цитирует послание к римлянам («Всякая власть от Бога»). На фоне безмятежной и прекрасной ... стихии разворачивается поединок не за землю, но за правду, которую, как станет известно в финале, можно заполучить лишь одним способом... (Алексей Филиппов)

КАННСКИЙ КФ, 2014
Победитель: Лучший сценарий (Андрей Звягинцев, Олег Негин).
Номинация: Золотая пальмовая ветвь (Андрей Звягинцев).
ОСКАР, 2015
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Андрей Звягинцев, Россия).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ КИНО И ТВ, 2015
Номинация: Лучший фильм не на английском языке (Андрей Звягинцев, Александр Роднянский, Сергей Мелькумов).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 2015
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке.
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2014
Номинации: Лучший фильм (Андрей Звягинцев, Александр Роднянский, Сергей Мелькумов), Лучший режиссер (Андрей Звягинцев), Лучшая мужская роль (Алексей Серебряков), Лучшая работа сценариста (Олег Негин, Андрей Звягинцев).
НЕЗАВИСИМЫЙ ДУХ, 2015
Номинация: Лучший фильм (Андрей Звягинцев, Россия).
КИНОПРЕМИЯ АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКОГО РЕГИОНА, 2014
Победитель: Лучший фильм (Александр Роднянский, Сергей Мелькумов, Марианна Сардарова).
Номинации: Приз за достижение в режиссуре (Андрей Звягинцев), Приз за достижение в кинематографии (Михаил Кричман).
КАМЕРИМАЖ, 2014
Победитель: Главный приз «Золотая лягушка» в основном конкурсе (Михаил Кричман).
МКФ В ПАЛМ-СПРИНГС, 2015
Победитель: Приз ФИПРЕССИ за лучший фильм на иностранном языке (Андрей Звягинцев).
МКФ В ГЕНТЕ, 2014
Номинация: Гран При за лучший фильм.
МКФ В САН-ПАУЛУ, 2014
Победитель: Приз критики за лучший фильм (Андрей Звягинцев).
ПОЛЬСКАЯ КИНОПРЕМИЯ, 2015
Победитель: Лучший европейский фильм (Андрей Звягинцев).
КФ В МЮНХЕНЕ, 2014
Победитель: Премия ARRI / OSRAM за лучший фильм (международный конкурс) (Андрей Звягинцев).
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ КИНОКРИТИКОВ США, 2014
Победитель: Лучшая пятерка фильмов на иностранном языке.
ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ ЛОНДОНА, 2015
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке.
Номинация: Фильм года, Приз за технические достижение (Михаил Кричман).
ПРЕМИЯ «СПУТНИК», 2014
Номинация: Лучший кинофильм (Россия).
ГИЛЬДИЯ КИНОВЕДОВ И КИНОКРИТИКОВ РОССИИ, 2015
Победитель: Лучший фильм (Андрей Звягинцев, Сергей Мелькумов, Александр Роднянский), Лучший режиссер (Андрей Звягинцев), Лучший сценарий (Олег Негин, Андрей Звягинцев), Лучшая главная женская роль (Елена Лядова), Лучшая главная мужская роль (Алексей Серебряков), Лучшая мужская роль второго плана (Роман Мадянов).
Номинации: Лучшая работа оператора (Михаил Кричман), Лучшая женская роль второго плана (Анна Уколова).
НИКА, 2015
Победитель: Лучшая женская роль (Елена Лядова), Лучшая мужская роль второго плана (Роман Мадянов).
Номинации: Лучший фильм (Андрей Звягинцев, Александр Роднянский, Сергей Мелькумов), Лучшая женская роль второго плана (Анна Уколова), Лучшая мужская роль (Алексей Серебряков), Лучшая мужская роль второго плана (Владимир Вдовиченков), Лучший режиссер (Андрей Звягинцев), Лучший художник-постановщик (Андрей Понкратов), Лучший сценарий (Андрей Звягинцев, Олег Негин), Лучшая работа оператора (Михаил Кричман), Лучший звук (Андрей Дергачев).
ВСЕГО 38 НАГРАД И 51 НОМИНАЦИЯ.

Кино-интерпретация истории библейского персонажа Иова, изображенная Андреем Звягинцевым в условиях современной России. Левиафаном в Ветхом Завете (Иов. 40:20-41:26, Ис. 27:1) называют мифологическое морское чудовище. В фильме этот библейский образ используется как метафора государственной власти. Подобное отождествление впервые использовал Томас Гоббс, который в своем трактате сравнил государственную машину с Левиафаном, так как и первое, и последнее уничтожают человеческую природу и свободу.
История создания фильма началась в 2008. На съемках новеллы «Апокриф» для киноальманаха «Нью-Йорк, я люблю тебя» (2008), переводчица и ассистент Андрея Звягинцева Инна Брауде рассказала ему историю о сварщике из штата Колорадо Марвине Джоне Химейере, у которого новые владельцы цементного завода решили выкупить мастерскую, расположенную на их территории. Марвин не шел ни на какие соглашения, и тогда управление завода попросту огородило его забором. Отчаявшись бороться за свою собственность, пройдя все круги бюрократической судебной и исполнительной системы, он оборудовал многотонный бульдозер пуленепробиваемой броней, буквально запаяв себя в кабине трактора, и выехал на нем из своей мастерской. Он разрушил все постройки цементного завода, полностью снес забор, отгородивший его от внешнего мира, и направился в город. Полиция пыталась препятствовать ему чем только могла, в него было выпущено более двухсот пуль, были сооружены заслоны из тяжеловозов, но все их старания были совершенно напрасны, он сметал на своем пути все, а по въезду в город методично снес около десятка административных зданий и, завершив свое возмездие, в громкоговоритель сказал, что "до сих пор никто не хотел его слышать, теперь же услышали все". После чего в кабине своего бульдозера он покончил с собой. В этом инциденте не пострадал ни один человек, кроме самого Химейера.
После того, как Звягинцев узнал историю Химейера, он натолкнулся на текст, пересказывающий средневековую хронику времен Мартина Лютера (Михаэль Кольхаас). Сюжет этой новеллы, написанной Генрихом фон Клейстом, был почти до деталей схож с историей Химейера. Ясно было, что это вечный сюжет, исток которого, при определенном усилии, можно найти и в истории несчастного библейского Иова. Потому совершенно не имеет значения, где именно могли бы разворачиваться события этой драмы. История о столкновении человека и власть имущих универсальна. Скоро была найдена и еще одна аллюзия - параллель с текстом английского философа XVII века Томаса Гоббса. Между этих сюжетов и идей и выстроен скелет «Левиафана».
Зимой (уже в декабре 2010) Олегом Негиным была написана первая версия сценария под рабочим названием «Батя», действие которого разворачивалось в России, но повторяло события американской трагедии, в том числе и бунт главного героя. Сценарий изобиловал ненормативной лексикой, что в некоторой степени смутило продюсера картины Александра Роднянского, и помешало запустить проект сразу по завершении работы над фильмом «Елена» (2011).
Вторая версия сценария, уже под названием «Левиафан», была закончена осенью 2012 и объединила в себе аллюзии на американскую трагедию Марвина Джона Химейера, историю библейского Иова и философский трактат Томаса Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».
Звягинцев говорил: "Для меня новый фильм по сравнению, скажем, с «Еленой» будет непривычно многолюдным. Круг центральных героев - это шесть-семь человек, но в целом в картине прописано более 15 персонажей. И все они для нас очень важны. Сюжет постепенно будет вовлекать их одного за другим в полную драматизма воронку".
Поиск актеров занял почти год. Между пробами Владимира Вдовиченкова и его утверждением на роль прошло несколько месяцев. В этот период времени Вдовиченкову поступило предложение о съемках в британской картине под названием «Черное море» режиссера Кевина МакДональда с Джудом Лоу в главной роли. Вдовиченков уже дал устное согласие англичанам, и тут ему сообщают, что он утвержден на роль в «Левиафане». Для Вдовиченкова это явилось серьезным испытанием, которое он все же преодолел в пользу работы со Звягинцевым.
Актриса Анна Уколова по просьбе режиссера поправилась для съемок на 15 кг.
В поисках места действия фильма творческая группа посетила более 70 городов в радиусе 600 километров от Москвы, совершив путешествие от Пскова до Владимира, от Ярославля до Орла, заглянув даже в Беларусь. Окончательный выбор пал на поселок Териберка (Мурманская область), расположенный на берегу Баренцева моря.
В Териберке была выстроена декорация «Дом Николая», состоящая из двухэтажного деревянного дома, автомастерской и теплицы. Строительство велось с мая по июль 2013 силами художественного департамента под руководством художника-постановщика Андрея Понкратова.
Скелет синего кита весом в полторы тонны и длиной 24 метра, изготовленный бутафорами на металлическом каркасе по заказу Понкратова, был смонтирован в бухте рядом с поселком Териберка в течение шести дней.
Съемочный период продолжался с 1 августа по 8 ноября 2013 и составил 67 съемочных дней. Съемки проходили в поселках Териберка и Туманный, городах Кировск, Мончегорск, Апатиты и Оленегорск Мурманской области, а также в Пошехонье (Ярославская область). Некоторые интерьеры, с целью экономии средств на экспедицию, снимали в Москве.
Для того, чтобы сродниться со своим персонажем Алексей Серебряков брал костюм своего героя накануне съемочного дня и обживал его, приезжая и уезжая со съемочной площадки в нем. Отказавшись от участия в других проектах, он не выезжал из Териберки два с половиной месяца, посвятив себя целиком съемкам. То же сделала и Елена Лядова, весь съемочный период оставаясь с группой в экспедиции, и не покидая места съемок. Это было очень важно для того, чтобы «нажить» отношения, сделать дом Николая живым, наполненным духом самой жизни.
Первый съемочный день ознаменовался неприятным событием. Во время съемки первого кадра, в котором Николай и Ромка проезжают сквозь каменное ущелье, у автомобиля «Nissan Terrano» лопнуло переднее колесо. Находящийся за рулем Сергей Походаев и Алексей Серебряков, контролирующий управление автомобилем с пассажирского сидения с помощью специальной дублирующей системы, не справились с управлением. Автомобиль врезался в машины съемочной группы. К счастью, в аварии никто не пострадал. Находящийся в этот день на съемочной площадке Вдовиченков сказал, что это событие стоит рассматривать как хороший знак. Из-за повреждений игровой машины, съемочный план в срочном порядке пришлось изменить. Несколько первых дней пришлось снимать не по запланированному заранее графику. Для продолжения съемочного процесса, спустя несколько дней, в Петербурге был приобретен еще один автомобиль той же марки и выкрашен в тот же цвет. Параллельно с этим ремонтировалась пострадавшая в аварии машина. В результате в картине снимались два «Ниссана», которые постоянно присутствовали на съемочной площадке. Через две-три недели, в том же самом месте, во время съемки похожей сцены, когда рано утром Николай проезжает сквозь каменное ущелье, чтобы встретить на вокзале Дмитрия, ситуация повторилась. В первом же дубле у игровой машины лопнули сразу два колеса, но Серебряков справился с управлением, и аварии удалось избежать.
В одной из сцен, не вошедших в окончательный монтаж, героиня Лядовой отъезжает от парковки. Сдавая назад, Елена врезалась в стоящий позади автомобиль. Все отделались легким испугом, кроме того, что режиссер возместил незначительный ущерб хозяину пострадавшей машины. Таким образом, все актеры, управлявшие игровой «машиной Николая» попадали в аварию. Причем происходило это всегда именно в кадре.
Наземные транспортные средства, показанные в картине - .
Во время съемки сцены, в которой Анжела и Паша приезжают предложить Ромке свое опекунство, в декорации «Дом Николая» прямо во время дубля начался пожар. К счастью в тот день было решено отложить обеденный перерыв, чтоб не прерывать съемку сложной сцены, и потому группа не ушла из декорации и вовремя обнаружила дым, идущий из-под стены, что позволило нейтрализовать источник возгорания и предотвратить преждевременную гибель декорации.
В одном из эпизодов сцены «Пикник у озера», персонажи Серебрякова, Вдовиченкова, Бачурского и Розина выпивают по полному стакану водки в честь дня рождения Степаныча (Бачурский). В результате ошибки реквизитора в первом же дубле актерам была дана бутылка с настоящей водкой, которую они и выпили. Только после команды «стоп» актеры сообщили о том, что водка настоящая. Все четверо решили, что это был розыгрыш режиссера, и едва ли верят до сих пор, что это было не так. Таким образом, актеры испытали на себе «суровый российский обычай» пить водку стаканами.
Кадры фильма: , , .
В сцене, где Ромка выбегает из дома встретить приехавшего Дмитрия, режиссер намеренно не предупредил Походаева (играющего Ромку), о том, что Вдовиченков будет дарить ему подарок (модель самолета для самостоятельной сборки). Эта импровизация была введена, начиная с третьего дубля, и в итоге вошла в фильм.
Во время съемок сцены завтрака в доме Николая после приезда Дмитрия, Ромка дерзит Лиле, за что получает подзатыльник от отца. Снято было восемь дублей. На вопрос о том, как ему удается столь натурально изображать реакцию на подзатыльник, Сергей Походаев ответил: "Он бьет их по-настоящему".
В сцене первой встречи Николая с Пашей на посту ДПС, в роли напарника Паши снялся отец Сергея Походаева - Алексей.
Сцена, в которой Лиля и Анжела разделывают рыбу на конвейере, снималась в реальной рабочей обстановке рыбоперерабатывающей фабрики непосредственно во время ночной смены. Актрисы предварительно прошли инструктаж и встали за конвейер вместо двух работниц. Вместе с Лилей в «Пазике» рыбзавода ехали жительницы Териберки, - настоящие работницы фабрики.
Кадр с мухой, бьющейся о стекло в начале сцены, когда Дмитрий перечитывает только что набранную им на компьютере жалобу на мэра, снят был спонтанно, когда режиссер случайно заметил насекомое во время подготовки к сцене.
Сцена «Пикник у озера» снималась пять дней. Кадр, в котором брошенный Дмитрием камень «жабкой» скачет по воде (начало этой сцены), снимался отдельно от вышеупомянутого пятидневного блока. Мастерство запуска «жабок» демонстрировал лично Звягинцев по очереди с дольщиком группы Леонидом Доленко. Чей именно бросок попал в монтаж никому не известно.
В фильме есть сцена, где герои Серебрякова, Лядовой и Вдовиченкова приезжают на центральную площадь вымышленного города Прибрежный, на которой расположен памятник Ленину. Любопытно, что на одной из детских фотографий, предоставленной Лядовой для съемок, она вместе с матерью стоит на точно такой же площади. Это фото стоит на трюмо в доме Николая и его можно увидеть в сцене, когда к нему приезжает Паша, чтобы сообщить о том, что пропавшую Лилю нашли.
Над картиной работали около 80 человек, нужно было успеть завершить съемочный процесс до 17 сентября, так как, приблизительно в этот день, в этом регионе начинает выпадать снег.
Было отснято три с половиной часа полезного материала, на что было потрачено 85,000 метров пленки «Kodak».
Бюджет: 220 млн руб.
Кадр со старой фотографией дома, которую Николай кладет на стол, показывая ее Дмитрию, был снят уже на этапе монтажа прямо в московском офисе, когда стало ясно, что сцена подвергнется значительному сокращению. Для этой съемки были вызваны и Серебряков, и Вдовиченков. Эта панорамная фотография, сделанная еще в 1929, найдена была исполнительным продюсером Екатериной Маракулиной в краеведческом музее Териберки. Но удивительным совпадением является то обстоятельство, что точка кинокамеры с видом на поселок и дом Николая определена была на том этапе подготовки, когда у группы не было еще в руках этой фотографии. То есть, кто-то еще 85 лет назад поставил фотоаппарат почти на ту же точку, с которой съемочная группа решила снять эту панораму.
Сцена застолья после оглашения приговора по делу об имущественной тяжбе, в которой участвуют Николай, Дмитрий и Лиля, на этапе монтажа была сокращена вдвое.
Сцена в вагоне поезда, в которой Дмитрий возвращается в Москву, также была значительно сокращена при монтаже. Снималась она в реально движущемся поезде. Однако маршрут его движения был коротким, посему съемочной группе предоставили два вагона, прикрепленных друг к другу «зеркально». Таким образом, когда поезд достиг пункта прибытия, съемочная группа просто перешла в соседний вагон. Поезд последовал в обратном направлении, однако направление движения в кадре осталось правильным.
Монтаж картины занял 50 дней.
Хотя одним из источников вдохновения для режиссера была история «бунта» американского сварщика Марвина Химейера, Звягинцев не стал завершать картину восстанием героя, чтобы не позволить зрителям в финале успокоиться и решить, что проблема исчерпана, потому что зло наказано (хотя бы и незаконно).
В фильме использована музыка Филипа Гласса и Андрея Дергачева.
По словам Звягинцева, бутафорский скелет кита, после окончания съемок, "купил бизнесмен и установил на лужайке у своего дома". Режиссер не уточнил, кому именно и за какую сумму был продан муляж.
Фильм был показан отборщикам 67-го Каннского кинофестиваля еще до окончания монтажа, а также работ по сведению звука и был принят в основную конкурсную программу.
Премьера: 23 мая 2014 (Каннский кинофестиваль), 5 февраля 2015 (РФ).
Англоязычное название - «Leviathan».
Обзор изданий картины: , .
Официальные стр. фильма: , , .
«Левиафан» на Allmovie - .
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 97% на основе 150 рецензий ().
На Metacritic «Левиафан» получил 92 балла из 100 на основе рецензий 34 критиков ().
Американский кинокритик Тодд МакКарти в декабре 2014 составил список из десяти самых главных фильмов уходящего года, в котором первую строчку занял «Левиафан».
Картина входит в престижные списки: «Лучшие фильмы 21-го века» по версии сайта They Shoot Pictures; «Лучшие фильмы» по версии сайта Rotten Tomatoes; «Лучшие фильмы 21-го века» по версии BBC.
Рецензии: , .
Екатерина Барабаш. «Фаны и профаны» - .
«Неизвестный 'Левиафан'» - .
Александр Федоров. «Левиафан» и «Солнечный удар» в зеркале российской медиакритики - .
Михаил Кричман (17 июня 1967, Москва) - российский кинооператор. В 1995 году окончил Академию печати по специальности «инженер-технолог». Участник творческой группы «Диалог со всем миром». Работал с Андреем Звягинцевым, Павлом Лунгиным, Алексеем Федорченко.
Филип Гласс / Philip Glass (род. 31 января 1937, Балтимор) - современный американский композитор. Гласс называет себя создателем «музыки с повторяющейся структурой». Считается, что наиболее зрелые из его ранних работ имели много общего с тем, что принято называть минимализмом, но музыкальный стиль Гласса существенно эволюционировал. Сегодня он считает себя композитором-классицистом, отмечая, что хорошо владеет гармонией и контрапунктом, изучая творчество таких композиторов, как Франц Шуберт, Иоганн Себастьян Бах и Вольфганг Амадей Моцарт. Подробнее - .
Алексей Серебряков (род. 3 июля 1964, Москва) - советский, российский актер театра и кино, заслуженный артист Российской Федерации (1998), народный артист РФ (2010). Окончил Государственный институт театрального искусства им. А. В. Луначарского (1986, мастерская О. Табакова) и работал актером в Сызранском драматическом театре им. А. Н. Толстого. Актер Театра-студии под руководством О. Табакова (1986-1991). С сентября 2009 года актер театра «Ленком», играл в мюзикле «Метро» театра «Московская Оперетта» и в антрепризном спектакле «Новый». В начале 2012 года эмигрировал вместе с семьей в Канаду, причиной отъезда, по словам самого актера, стала сложившаяся в России неблагоприятная социальная обстановка, связанная с ростом агрессии и нетерпимости, несоблюдение властями элементарных гражданских прав населения. Исполнил главную роль в социальной драме «Левиафан», вышедшей в мировой прокат в 2014 году. За эту актерскую работу во второй раз в истории отечественного кино был выдвинут на премию Европейской киноакадемии.
Елена Лядова (род. 25 декабря 1980, Моршанск, РСФСР) - российская актриса театра и кино. Трехкратная лауреатка премий «Ника» и «Золотой орел». Семья переехала в Одинцово Московской области. Там Елена пошла в первый класс. Окончила Высшее театральное училище им. М. С. Щепкина в 2002 году и была принята в труппу Московского театра юного зрителя. В 2012 году удостоена «Золотого орла» и «Ники» в номинации «Лучшая женская роль второго плана» за роль дочери главного героя в фильме Андрея Звягинцева «Елена». Спустя два года вновь получила «Золотого орла» и «Нику» в номинации «Лучшая женская роль» за роль жены главного героя в фильме режиссера Александра Велединского «Географ глобус пропил». Летом 2014 года стало известно, что Елена встречается с актером Владимиром Вдовиченковым. В 2015 году они поженились.

Главный герой, автослесарь Николай Сергеев, живет вместе с женой Лилией и сыном от первой жены Романом в маленьком приморском городке Прибрежный, в доме на берегу небольшой бухты, куда порой заплывают киты. Николай поддерживает приятельские отношения с местным полицейским Поливановым и его супругой, а также с подполковником ДПС Дегтяревым (Степаныч), которому он периодически чинит бесплатно его старенькую «Ниву». Когда коррумпированный мэр города Вадим Шелевят пытается изъять практически все имущество Николая - дом, автомастерскую и его собственные земли, установив выкупную сумму в 639 тысяч рублей (которая не позволяет приобрести жилье в городе), главный герой прибегает к помощи старого армейского друга Дмитрия Селезнева, ныне уважаемого столичного адвоката. После того, как суд во второй раз выносит решение в пользу мэра, Дмитрий определяет единственный способ борьбы с политиком - найти на него компромат. Вечером после второго суда, когда Николай и Дмитрий обсуждают, что делать дальше, к Николаю приезжает пьяный мэр, оскорбляя его («У тебя никогда никаких прав не было, нет и не будет!»). На следующий день друзья решают воспользоваться этим вторжением и пишут заявление в полицию, однако в итоге в полиции задерживают Николая, который начинает возмущаться тем, что полицейские не хотят принимать такое заявление. Дальнейшие попытки отдать заявление также ни к чему не приводят - в прокуратуре и суде не оказывается на месте уполномоченных людей. Лилия пытается выручить Николая через своих знакомых сотрудников ДПС, обращаясь к жене Поливанова. Дмитрий идет на встречу с мэром один. Предъявив мэру папку с компроматом, суть которого в фильме не раскрывается, и намекая на знакомство с влиятельным московским политиком Костровым («членом Комитета»), Дмитрий требует у него не отнимать дом и участок у Сергеева или выплатить ему в качестве справедливой компенсации сумму, рассчитанную независимым оценщиком (3,5 миллиона рублей). После встречи у мэра Дмитрий с Лилией обедают в гостинице; в тот момент, когда Николая отпускают из полиции, Лилия изменяет ему с Дмитрием в его гостиничном номере. Через несколько дней Николай с семьей и друзьями едет по приглашению Степаныча на пикник с шашлыком, выпивкой и стрельбой по бутылкам, во время которого сын Поливановых Виктор рассказывает остальным, как «неизвестный дядя (как оказывается - Дмитрий) в кустах душит тетю Лилю». Между мужчинами на пикнике завязывается драка, пикник преждевременно сворачивается. Лилия отвозит побитого Дмитрия в гостиницу, между ними происходит объяснение, и в итоге она возвращается к Николаю, который сидит дома и выпивает с Поливановыми. Мэр серьезно напуган предъявленным ему компроматом, однако, посовещавшись с местными правоохранителями (судья, прокурор и начальник полиции), наведя справки об адвокате и заручившись моральной поддержкой местного архиерея, решает не идти на поводу у шантажиста, а заманивает его в безлюдное место, где вместе со своими подручными избивает Дмитрия и угрожает ему убийством. После случая на пикнике и угроз от мэра Дмитрий уезжает в Москву, а Николай прощает Лилию. Однако Роман обвиняет Лилию в том, что она виновата во всем произошедшем, требует, чтобы она ушла из семьи. На следующее утро Лилия выходит из дома и на берегу бухты видит ныряющего кита. В тот день она не приходит на работу и не отвечает на звонки. Вскоре ее обнаруживают погибшей при неясных обстоятельствах. Убитый горем и изрядно подвыпивший Николай встречает в магазине местного священника отца Василия и задает ему дерзкие вопросы: «Ну и че, где твой … Бог, … милосердный? […] Если я стану в храме поклоны бить - может жена моя воскреснет?», на что тот отвечает «Не знаю, пути Господни неисповедимы» и произносит отрывок из Книги Иова (Иов. 40:20), попутно сравнив злоключения Николая со страданиями Иова. Николая арестовывают по подозрению в убийстве собственной супруги, а его дом разрушают экскаватором. Ряд улик (включая молоток, которым якобы был нанесен удар Лилии, впоследствии обнаруженный в доме Николая, и показания Поливановых, ставших свидетелями событий на пикнике), по мнению следователя, указывают на вину Николая. Суд признает Сергеева виновным и определяет ему 15 лет лишения свободы, а Романа берут под опеку супруги Поливановы. Мэр, узнав про приговор, выражает явное удовлетворение - «будет знать, на кого залупаться». В финале фильма тот самый архиерей в большом храме, построенном, возможно, на месте снесенного дома Николая, в присутствии самого мэра и других высокопоставленных гостей, обращается с проповедью об истине и правде, а Шелевят наклоняется к своему сыну и, показывая на икону Иисуса Христа, говорит: «Это наш Господь, он все видит». (ru.wikipedia)

Очевидно, что все, кто с нетерпением ждал отечественного триумфатора Каннского кинофестиваля и «Золотого глобуса», уже его посмотрели: на многочисленных спецпоказах, за границей и в интернете, куда пиратская копия «Левиафана» просочилась в январе. Те же, кто все-таки смог дождаться официального проката, тоже знают больше, чем следует: авторитетных рецензий и спойлеров в соцсети за последний месяц набилось столько, что неосведомленность о финале фильма к настоящему моменту - это настоящее чудо. Если абстрагироваться от всего уже сказанного и порассуждать, почему «Левиафан» стоит посмотреть каждому, получается вот что: во-первых, это действительно важный критический фильм о стране, в которой живем мы все, как бы ни ... пытался Андрей Звягинцев в эфире Первого канала оправдаться вненациональностью своей истории. Во-вторых, впервые у Звягинцева на одной площадке так много известных актеров, и все на своих местах - будь то красавица Лядова, гадкий взяточник Мадянов или лживый поп Страшко. В третьих, пейзажи Кольского полуострова и талантливая рука верного Звягинцеву оператора Михаила Кричмана настойчиво просят смотреть фильм в кинотеатре, а не на экране ноутбука. Ну и, в-четвертых, много ли за последние пару лет выходило в России фильмов, о которых хотелось спорить хоть на кухне, хоть в собственном Facebook? А если вычесть «Горько!»? (Настя Курганская)

История в следующем: у семьи автослесаря, живущего среди северных красот, мэр отбирает дом вместе с участком земли, на котором он стоит. Защитить простого человека перед коррумпированной властью приезжает адвокат из Москвы - друг главного героя с армейских времен. У адвоката есть компромат на мэра и, кажется, что справедливый исход суда гарантирован. Однако мэр города не был бы мэром, не будь у него куплены все главные тузы города: прокурор, судья и даже владыка. Последний не раз повторяет ему: «Всякая власть от Бога». Это успокаивает мэра, на миг усомнившегося в правоте своих действий . И дальше события приобретают по-настоящему трагическое развитие. Безусловно, ... зло одерживает победу, но не над добром, а над реальностью. В финале фильма звучит церковная проповедь. Читает ее тот самый владыка - «духовная» опора мэра. Проповедь звучит на службе в церкви, которую построили на месте дома главного героя, силами мэра упеченного за решетку по сфабрикованному делу. Проповедь, кстати, является вербатимом, т.е. настоящей речью священнослужителя, перепроизнесенной в фильме (текст был взят из роликов, найденных создателями фильма на YouTube). Суть этой проповеди сводится к тому, что сильнее правды ничего нет, и овладеть правдой можно только обретя в душе истину, Христа. Эта сцена с учетом предшествующей ей драматической истории сначала воспринимается с жутким ощущением - каким же способом церковь отвоевала себе территорию, новую паству, новые стены? Но сила самих слов поражает - они действительно проникают в душу, мы видим просветленные лица прихожан. В этом и заключается амбивалетный смысл истории-притчи. 5 из 5. (Эльмира Сулейманова)

Почему вам непременно следует вытерпеть этот 140-минутный русский фильм, который, по существу, представляет из себя осовремененную интерпретацию Книги Иова? Потому что это изумительное произведение искусства, вот почему! И потому что оно олицетворяет тот вид экспериментального и интимного кинематографа, который превосходит все языковые барьеры и любые другие границы. Режиссер картины Андрей Звягинцев («Возвращение», «Елена») исследует современную Россию под микроскопом (в новостной повестке которой фигурируют Путин и Pussy Riot). Пусть крохотный рабочий поселок на севере России, выбранный в качестве места действия, не вводит вас в заблуждение: на примере одной семьи Звягинцев демонстрирует состояние измученной души всего российского народа. Это драма одного маленького ... человека, Коли (игра Алексея Серебрякова берет за живое), чья семья уже на протяжении нескольких поколений живет в городе Прибрежный близ Баренцева моря (пейзаж бухты дополняют выброшенные на берег скелеты китов и останки затонувших кораблей). Коля живет там со своим сыном от первого брака Ромой (Сергей Походаев) и второй женой Лилией (соблазнительной и загадочной Еленой Лядовой). Он ведет тихую скромную жизнь, работая управляющим автомастерской, ровно до тех пор, пока городские власти и православная церковь, словно казни египетские, не обрушиваются на его семью. Коррумпированный мэр городка Вадим (блистательный Роман Мадянов) ловко апеллирует к гражданскому и церковному праву, пытаясь конфисковать все имущество Коли. К счастью, герой находит защиту в лице старого знакомого адвоката Дмитрия (Владимир Вдовиченков), который мчится из самой Москвы, чтобы показать провинциальным акулам, «кто здесь хозяин» (для этого он даже готов использовать метод шантажа и обратиться к бандитам). Не скатываясь в спойлер, хочу сказать, что из этого сюжета, насыщенного изменами, предательствами и убийствами, вы не захотите упустить ни единой детали. Населенные подробностями широкоэкранные кадры Звягинцева потребуют от вас пристального внимания. В промежутках между экранными приступами ярости, запретным сексом и нескончаемыми водочными возлияниями фильм с юмором и грустью рисует портрет рабочего класса, который не может получить удовлетворительного ответа на свои вопросы ни от властей, ни от церкви. Игра актеров более чем отличная, оператор Михаил Кричман создает поэзию из света и его отсутствия, а опера Филипа Гласса 1983 года «Akhnaten» электризует действие. Звягинцев, в свою очередь, воссоздает библейский сюжет в контексте современности, наделяя смыслом каждую мельчайшую деталь на экране. «Левиафан» с кинематографическим величием «причесывает» суровую реальность и подтверждает, что Звягинцев - талант мирового масштаба. (Питер Траверс)

Фильм уже успел наделать много шума не только в прессе, но и среди тех, кто уже успел его посмотреть. Мнения кардинально разделяются на "хорошо" и "плохо". Но с уверенностью могу сказать, что картина никого не оставит равнодушным. Основой сюжета послужила реальная история, произошедшая с американцем Джоном Химейером. Также сам режиссер признается, что вдохновлялся новеллой Генриха фон Клейстома о Михаэле Кольхаасе. Это похожие истории людей, противостоящих власти и беззаконию. "Левиафан" - это трагическая история обычного человека, история его борьбы с несправедливостью. То, что происходит с героем, может произойти с любым другим человеком, в любой другой стране. "Левиафан" - чудовище, "Система", "власть", ... которая, поддерживаемая и подбадриваемая Церковью, пожирает и уничтожает народ ради своих целей, которые в итоге прикрываются добродетелью. Звягинцев не порицает веру и Бога, он порицает вышестоящих, которые на деле оказываются пустыми, будто скелет кита. Обращая внимание на несущественные детали, как, например, частенько выпивающие и матерящиеся герои, люди не видят (или не хотят видеть) того, что пытается сказать нам режиссер. Андрей Звягинцев, в первую очередь, художник, который показывает вещи такими, какие они есть, не скрывая и не преувеличивая. Это можно заметить в его фильмах "Возвращение" и "Елена". Его фильмы - это жизнь, жизнь какая она есть, со всеми взлетами и падениями, палитрой характеров и эмоций героев. Персонажи "Левиафана" - словно реальные люди, далекие от идеалов и погруженные в свои жизненные проблемы, что создает впечатление, будто зритель наблюдает за жизнью реально существующих людей. Хочется отметить великолепную работу актеров: роль Алексея Серебрякова, пожалуй, лучшая в его карьере; Елена Лядова отлично исполнила роль жены главного героя; также впечатлил Владимир Вдовиченков, и, разумеется, Роман Мадянов в роли мэра. Поражающий и шокирующий своей откровенностью, "Левиафан" с первых секунд приковывает зрителя к экрану и держит в напряжении до самого последнего момента. Завораживающие долгие планы природы и окрестностей, своего рода интродукция и финал настоящего произведения искусства, приправленные музыкой композитора Филипа Гласса. Каждый в финале увидит что-то свое, то, что волнует и гнетет. "Левиафан" - фильм о народе, не искажающий его, не поливающий грязью, но показывающий правду, тяжелую, жестокую, но все-таки правду. И что делать с этой правдой, которую многие уже давно знают, но боятся признать, зависит только от каждого из нас. Моя оценка: 5 из 5 (Valeria Zaytseva)

Самый внятный, самый последовательный, самый смелый фильм Андрея Звягинцева. Может быть, поэтому так сложно говорить о нем спокойно и взвешенно. Слишком сложно отделаться от первых эмоций, протереть глаза, вытащить из ушей этот гул от музыки Филиппа Гласса на финальных титрах. Сюжет фильма начинается с того, с чего худо-бедно начинался каждый хороший (и не очень) русский фильм в последнее время. Николай (Алексей Серебряков) - человек-золотые руки - живет в скромном доме, который строил еще его отец. Из окон открывается прекрасный вид на Русский север. С кухни - не менее прекрасный вид на ее хозяйку, молодую жену Лилю (Елена Лядова). С ними ... живет сын Николая от первого брака, Рома. Сюда же направляется Дмитрий (Владимир Вдовиченков) - бывший армейский товарищ главного героя, успешный московский адвокат. Вместе они будут решать невыполнимую задачу - бороться за частную собственность, то есть дом и землю, на которую положил глаз местный мэр (Роман Мадянов). Бороться начнут в суде и по закону, но закончат все равно на пустыре с пистолетом у виска. Впрочем, самый главный выстрел прозвучит в другом месте и совсем из другого орудия. Мощь Звягинцева - в его последовательности. Впервые в своем кино создав на экране настолько узнаваемый русский быт, со всеми его алкогольными застольями, мгновенной вспыльчивость и отходчивостью, жадностью и широкой душой, преступностью и святостью наконец - режиссер упрямо гнет свою ветхозаветную линию, начатую еще в "Возвращении". На этот раз внутренний, метафизический сюжет вертится вокруг истории Иова - человека, который потерял все, но только не веру в Бога. С той лишь разницей, что Звягинцев не продолжает повествование до счастливого финала - момента, когда Бог заметит Иова и воздаст ему за все страдания. Наоборот, фильм обрывается на самой больной ноте. Зло, не понесшее наказания. Страдания, оставшиеся без прощения. Будущее, в котором нет надежды. И люди, в которых так много человеческого - и так мало человечности. Этот фильм - и есть левиафан. Мифическое чудовище, пожирающее каждого на своем пути. И он же - единственное спасение от него. (Никита Карцев)

На далеком севере коррумпированный мэр (Роман Мадянов) отнимает землю у талантливого и пьющего механика Коли (Алексей Серебряков); он вместе с женой (Елена Лядова) и сыном-подростком должен покинуть дом, который построил сам на берегу холодного моря. Товарищ Коли по армии, адвокат из Москвы (Владимир Вдовиченков), приезжает на помощь с папкой компромата. Заканчивается все плохо. Первое, что удивляет в картине Звягинцева: почти до середины это комедия, причем комедия одинаково смешная и для русских, и для иностранцев; зал целый час стоял на ушах. «Мама, что такое грех?» - «А помнишь, как ты кошку поджег?». Второе: этот фильм - сумма всех страхов российского кинематографа ... и русского общества; сюжет напоминает о «Долгой счастливой жизни» Хлебникова, тур де форс несправедливости и произвола - игровые картины Лозницы, на премьеру которого Звягинцев поехал чуть ли не с самолета; Алексей Серебряков, спрашивающий у священника: «Ну и где твой Бог?», - уже задавал похожий вопрос в «Грузе 200». Но «Левиафан» - довольно мощное обобщение, в котором собраны ответы на многие вопросы о русской жизни, и обо всем говорится в лоб, чтобы не оставалось недомолвок. В суде скороговоркой зачитывают бесконечно длинные, составленные на кристальном канцелярите приговоры; в церкви священник машет кадилом перед благообразными рожами убийц с супругами в мехах. Долгий план - торпеда автомобиля, на ней три иконки и три наклейки с полуодетыми девушками; звучит «Владимирский централ». Россия - это патриархальный мир с криминальным провенансом, и все, что в ней ни есть, особенно власть, - от Бога. Серебряков, как и в «Грузе 200», строит свой утопический мир на выселках, хотя в этой роли у него есть и другие краски: тихая страсть к жене и любовь к сыну. Лядовой хорошо бы получить приз за женскую роль. Но страшнее всех Роман Мадянов: он сам - маленький пузатый Левиафан, который переходит от шипения к крику, и покинет свой пост, только когда «сдохнет сам или когда народ поднимет его на вилы». Действие первых двух фильмов Звягинцева - «Возвращения» и «Изгнания» - происходило в предельно условном мире, «Елена» была шагом в сторону узнаваемой фактуры. «Левиафан» снят в необычном месте, и именно это позволяет окончательно примирить эстетику Звягинцева (и его оператора Кричмана) с видимой глазу реальностью. Самое распространенное у русских критиков определение «Левиафана» - это «энциклопедия русской жизни в 2014 году». Кто бы десять лет назад мог подумать, что подобные слова будут сказаны про Звягинцева. Однако его склонность к универсализму никуда не делась: на пресс-конференции режиссер рассказал, что отправной точкой для сценария стала история возмездия, которая случилась в Америке. Звягинцев хочет быть художником, который из России говорит со всем миром на понятном языке, и у него каждый раз получается. (Мария Кувшинова)

Николай (Алексей Серебряков) - успешный автомеханик, у него дом недалеко от холодного моря, сын в переходном возрасте (Сергей Походаев) и жена-красавица (Елена Лядова). Только вот земля, на которой жили его отец и дед, приглянулась мэру города (Роман Мадянов). Как говорится, бывает. Восставший против рутинного, ленивого пока еще беспредела герой попадет под каток. «Власть, Коля, надо знать в лицо», - скажет ему мэр. «Что тебе надо, власть?» - спросит Коля, уже зная ответ. Все. У власти - портрет Путина в кабинете, полный шкаф икон и небольшой глобус. Власти надо все. Две первые картины Андрея Звягинцева, «Возвращение» и «Изгнание», были метафоричными, полными ... символов и условностей. Режиссера ритуально спрашивали про Тарковского и Бергмана, очень быстро он стал главным по русской духовности в мире больших кинофестивалей. А потом была «Елена» - предельно реальная и в то же время многозначная, глубокая и неочевидная - картина, невозможная в фильмографии кого-то, кого просто удобно сравнивать с Тарковским. «Левиафан» - логичный, но от того не менее поразительный шаг в этом Звягинцевском поступательном движении. Четвертый его фильм - пока что самое прямое и жесткое высказывание о сегодняшней России в кино. Высказывание конкретное, глубоко укорененное в реальность, и одновременно гораздо более, нежели эта реальность, сложное. «Можешь ли ты удою вытащить Левиафана и веревкою схватить за язык его?» - спросит главного героя священник. Левиафан - так было у Гоббса - могущественное государство, сильная рука, которую у нас так любят. Сердце Левиафана твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. И нет ни у кого способной вытащить его уды. Просто когда-нибудь его выбросит на берег. «Теория Дарвина, восемь букв?» - разгадывает кроссворд пожилой мент Степаныч. Э-В-О-Л-Ю-Ц-И-Я. Первый примерно час «Левиафана» - это комедия. В Каннском зале Дебюсси стоял такой хохот, что приходилось читать английские субтитры. Феерический мэр Мадянов и второстепенные персонажи, сцены такого безудержного кретинизма и русского запределья, что фильм «Горько!» кажется вялой политкорректной шуткой. Праздничная стрельба по портретам вождей, много водки, отточенные как бритва диалоги («Ты крещеный?» - «Я юрист») - тем страшнее черная бездна, в которую затащит нас «Левиафан» к концу. Бог испытывал праведника Иова, чтобы потом смилостивиться над ним. В мире «Левиафана» Бог не заговорит с героем из бури, за него будут говорить чиновники от православия. Вместо старой разрушенной церкви с фресками («Усекновение головы Иоанна Предтечи» - одна из них), в которой теперь собираются мальчишки, - отстроенный на ворованные деньги безвкусный храм с белым потолком. Вместо того чтобы не бухать за рулем - образок в салоне автомобиля. Вместо тишины - Михаил Круг. «Каждый виноват в чем-то своем, все виноваты во всем», - скажет один из персонажей. Ответа на вопрос «за что, Господи?» не будет. Казино всегда выигрывает. (Леля Смолина)

Фильм и правда замечательный: большое кино - талантливое и смелое, свободное и бескомпромиссное. С матом, который слушается как музыка и придется переварить как самый невинный из пороков. С поразительными пейзажами русского Севера, сурового Баренцева моря, из недр которого в самый драматический момент совершенно естественно является кит - библейский Левиафан. С виртуозным сочетанием высокой и низкой образности. С юмором, который раньше вроде не входил в число добродетелей Звягинцева: в течение первой половины просмотра зал много раз заходился от хохота, прежде чем впасть к финалу в эмоциональный ступор. Не знаю, хорошо последнее или нет. Вчера мне показалось, что финальная сцена в церкви, ... ставящая диагноз серьезной болезни наших православных институций, слишком публицистична. Но фильм рассчитан не на один день, а на то, что к нему возвращаешься в мыслях и многое переоцениваешь. Отсмотрев целиком конкурсную программу, могу твердо сказать: "Левиафан" - один из немногих фильмов, которые врежутся в память и останутся в истории кино. Станет ли он пальмовым победителем - мы узнаем сегодня вечером. Фильм не лишен проблем, обычно сопутствующих большому стилю,- тем более в такой эклектичной и молодой культуре, как русская. "Левиафан" имеет больше общего с романами Достоевского или даже Сорокина, чем с "правильными шедеврами". Перепады от гротеска к трагедии, от драмы к притче контрастируют с четко просчитанным жанровым и стилевым заданием в подавляющем большинстве фильмов каннского конкурса; но именно это поднимает работу Звягинцева высоко над его уровнем, делая одним из трех китов, на которых держится программа. О двух других - фильмах "Зимняя спячка" Нури Бильге Джейлана и "Два дня и одна ночь" братьев Дарденн - мы уже рассказывали. И вот что интересно: лучшие картины мирового кино показывают жизнь человека как мучительную драму морального выбора, а окружающую действительность - будь то внешне благополучная европейская Бельгия, или проблемная Турция, или Россия,- как юдоль несправедливости и страданий. Сколько бы их ни обвиняли в сгущении красок, в нагнетании негатива, так видят эту жизнь большие художники, чуткие к человеческой боли. Кстати, и сюжет "Левиафана" был навеян Звягинцеву историей, случившейся в Америке. Читателям интересно узнать, о чем собственно давно ожидаемая картина Звягинцева. Она начинается как история борьбы героя с несчастьями, которые обрушиваются на него, как на библейского Иова,- словно снег на голову. Героя (его без единой фальшивой ноты играет Алексей Серебряков) зовут Коля, он вырос в доме на берегу сурового моря, открыл свой бизнес, и вот теперь алчный мэр города Прибрежного (не жалеющий сатирических красок Роман Мадянов) хочет отнять у него и бизнес, и дом, и землю, на которой он стоит. А приехавший из Москвы друг-адвокат (Владимир Вдовиченков), хоть и размахивает папкой компромата на мэра, оказывается бессилен перед местной круговой порукой и властной цепочкой, в которую включены не только милиция и прочие силовые структуры, но фактически и современная церковь, показанная как прислужница власти, проповедующая истину лишь на словах. Дважды в фильме по разным поводам дается сцена судебного заседания. Оба раза "тройка", состоящая из трех женщин (блондинки, брюнетки и шатенки), долго и нудно зачитывает приговор, обосновывая его такими-то и такими-то статьями закона, с подробностями и объяснениями. И оба раза мы точно знаем: законы здесь приводятся лишь для того, чтобы закамуфлировать беззаконие. Это сцены мощного саркастического накала - именно такого метода, метафорического и абсурдистского, требует для своего отражения российская реальность, все больше погружающаяся в пучину абсурда. Дальше фильм неожиданно отклоняется от социальной линии: на первый план выходит драма распада семьи Коли, а центральной фигурой оказывается его жена Лиля. Это могло бы обернуться мелодрамой, но Елена Лядова так пронзительно передает тоску и безнадежность жизни на краю света - с вечно пьяными мужиками, с отупляющей работой на рыбзаводе, что даже не нужно слов. В сущности, этот трагический женский образ подводит нас к главной теме фильма, которая развивается в его третьей, финальной части. Ее можно сформулировать так: кто, если не Бог, награждает нас этой полной страданий жизнью и за что нам сей жребий земной? Виновны ли мы всем миром в том состоянии, в каком находится наша страна, или каждый отвечает только за свои грехи перед Всевышним? Звягинцев не дает однозначного ответа, да и не в его это силах. Но он дает наводки, которые каждый расшифрует по-своему. В многозначности (не путать с многозначительностью) "Левиафана" - его глубина, сравнимая с пучиной морской. (Андрей Плахов, 24.05.2014)

Побережье Баренцева моря, о камни бьются мертвые черные лодки и иногда - погибшие киты. Их большие белые кости местным вообще не удивительны. К механику-кустарю Николаю приезжает из Москвы армейский друг, теперь - адвокат. У Николая - молодая жена и хмуро не ладящий с мачехой сын от первого брака. И есть дом, окнами в море, построенный на земле, где жил еще дед Николая. Землей заинтересовался мэр городка: за нее назначена смешная компенсация, дом идет под снос, все суды герой проигрывает. Адвокат привозит компромат на мэра, чтобы (как оба друга много раз повторяют, с простодушным упоением тем, как это звучит) «взять его ... за фаберже». Криминальная драма затягивается медленно, первая половина фильма больше похожа на комедию диких нравов - хотя в воздухе постоянно и жужжит что-то зловещее. Под «Владимирский централ» владетель Николай с семьей и приятелями-гаишниками вывозят москвича на шашлыки. Когда пьяный мент заканчивает состязания в стрельбе по мишеням, просто разнеся их очередью из автомата, или другой пьяный мент садится за руль, икнув: «Мы ж ГИБДД!», зал хохочет. Как и почти после каждого бранного словца. Обсуждать мат в «Левиафане» вообще-то глупо. Проскальзывающие в речи героев матерные междометия, если бы не запрет и конфликт, никто бы и не заметил. Мы ведь слышим их по сто раз на дню; в коридорах школ, университетов и министерств они звучат не реже, чем в фильме. Ясно, зачем они нужны: какие-то другие слова изо рта простого мужика, у которого наглый бандит отбирает дом, просто анекдотичны. Но в итоге их все-таки, скорее всего, заглушат или запикают - и фильм получит свой прокат. Хотя, по мнению режиссера, цензурная заглушка помешает погружению зрителя в мир картины. Мир «Левиафана», по словам самого Андрея Звягинцева, зародился из истории американца Марвина Химейера (того, который сделал из бульдозера танк и объявил войну властям, отобравшим у него землю). Впрочем, финальная версия сценария далека от истории Химейера. Среди других параллелей - библейский Иов, веру которого сатана испытывает разными напастями. В книге Иова упоминается и мифическое морское чудовище Левиафан: немыслимое, непобедимое, неустрашимое. В мироустройстве древних иудеев Левиафан, к слову, был тварью в пару недавно изгнанному из Новосибирска Бегемоту: один заправлял в воде, другой - на суше. Погружение зрителя в картину - это тоже не общие слова. «Левиафан» засасывает зрителя, и в его глотке становится жарко и страшно, временами начинает колотиться сердце и становится трудно дышать. Звягинцев, который начинал (в глазах иностранных зрителей) под брендом Tarkovsky, любитель красивых притч, происходящих неизвестно где и когда, в «Левиафане» прямо-таки вламывается в реальность, оказывается здесь и сейчас. Здесь на стене - Путин, в телевизоре - Pussy Riot, за рулем - пьяный гаишник. И в этом «здесь и сейчас» Звягинцев начинает вести себя со зрителем почти как Ларс фон Триер. Выкручивает руки, заставляя слушать монолог пьяной мокрогубой свиньи-мэра, который с охраной приезжает ночью покуражиться над пытающимися отсудиться от него людишками. Душит - например, в снятом одним планом невыносимо долгом зачитывании скороговоркой очередного постановления троицей судей, представляющих разные типажи выживших из человеческого облика чиновниц. «Левиафан» вызывает страх - не столько тем кошмаром, который происходит с его героями, сколько гневом, который он несет в себе, и - самое главное - выявляет в самом зрителе. Кроме большого звягинцевского стиля (суровые пейзажи, музыка Филипа Гласса, мощные актерские работы) в «Левиафане» появляются еще и образы публицистической, плакатной жирности и доходчивости. Мэра - садиста, вора и, вероятно, убийцу, - в его обитом иконами кабинете регулярно навещает высокопоставленный священнослужитель, напоминающий ему, что «всякая власть от бога». Государственная власть в фильме не просто коррумпирована, но и опасно срослась с церковной, а церковная видит ее преступность, но благословляет ее, просто потому, что она власть: обо всем этом «Левиафан» говорит напрямую, с нарастающим гневом, теряя опасение выйти за рамки приличий и хорошего вкуса. Сразу после премьеры фильма в Каннах его начали сравнивать с акцией Pussy Riot (они в фильме косвенно упомянуты). Это точно: когда ты испытываешь возмущение и чувствуешь опасность, вполне естественно повышать голос, отбрасывать вежливость, а потом, если не слышат, закричать, пусть даже и в церкви. Впрочем, я не знаю, закладывали ли это настроение в фильм его создатели и разделяют ли они вообще это чувство сами - или просто подхватили что-то витающее в воздухе и в итоге это проросло в фильме, - сделав его таким большим. Показательно, что на новосибирском показе господин Звягинцев рассказал, что о том, что Левиафан - это не только мифический зверь, но и труд английского философа Гоббса (исследующего одновременные чудовищность и неизбежность насилия государства над личностью), он узнал уже в процессе съемок - и обрадовался, что так удачно угадалось. «Левиафан» ступает как бы на не очень приличную территорию - потому что у нас распространена идея, что искусство не надо смешивать с политикой. Идея, надо сказать, демонстрирует полный провал преподавания гуманитарных наук в российской школе - потому что с осмысленным хотя бы на троечку курсом литературы она вроде бы не должна уживаться в одной голове. В любом случае, «Левиафан» - одно из мощнейших политических высказываний в России за уже и неясно сколько времени. Не поймите меня неправильно - это кино больше, чем памфлет о коррупции и РПЦ. Но сочетание его актуальности с прочими выдающимися художественными достоинствами (и фестивальным успехом) делает его важнейшим российским фильмом года. (Елена Полякова)

«Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое» - Книга Иова. В свое время история американского сварщика, ветерана войны во Вьетнаме и владельца небольшой автомастерской Марвина Джона Химейера, восставшего против бессердечной бюрократической системы городка Грэнби, что в штате Колорадо, нашла живой отклик у наших сограждан. «Это ж как нужно было доконать человека, чтоб он сколотил бронированный бульдозер, сровнял с землей 13 административных зданий, а после покончил жизнь самоубийством?», - таков был основной ... эмоционально-смысловой посыл многометровых лент интернет-комментариев и многочасовых устных тирад. Секрет повышенной симпатии к Химейеру именно среди россиян лежит на поверхности: достаточно всего-навсего восстановить в памяти тот набор однополярных эмоций, что мы испытываем, соприкасаясь с госучреждениями разных мастей. Признайтесь: многим ведь хотелось в ответ на очередное хамство, попрание прав и отправку по маршрутному листу, пройти который можно разве что с помощью клубка Ариадны, вернуться в искомое заведение в компании чего-нибудь взрывоопасного или хотя бы повторить поступок заклинателя змей из Индии, высвободившего десяток питомцев в стенах местной налоговой полиции. Однако в процентном соотношении количество реализованных актов столь радикального гражданского самовыражения колеблется в рамках статистической погрешности. «Левиафан» Андрея Звягинцева, фундаментом для драматургической пирамиды которого послужил случай Марвина Джона Химейера, а еще два крупных блока образовали новелла Генриха фон Клейста «Михаэль Кольхаас» и философский трактат Томаса Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», также не идет тропой безрассудного и вдохновенного геройства. Центральные действующие лица картины - автомеханик-северянин Николай и его армейский друг, а ныне успешный столичный адвокат Дмитрий - пытаются совладать с гигантским коллективным чудовищем антиобщественного строя, выйдя не в чистое поле, как былинные богатыри, а в правовое. Место величавых доспехов, которые в условиях перманентного форс-мажора могут быть полезны разве что при посещении пункта приема металлолома, заняла разорванная в клочья внутренняя броня, а пламенно вздернутая вверх рука размахивает отнюдь не мечом, но апелляционной жалобой на постановление суда об изъятии земельного участка, где расположен дом Николая. Априори обреченный на провал план «А» ожиданий старых приятелей не обманул, передав эстафету более дерзкому последователю - пухлая папка с компроматом на мэра тянет уже не только на оборонительное орудие, но и на наступательное. Но то, что планировалось, как персональный ящик Пандоры для погрязшего в коррупции и криминале градоначальника, обернулось огромной воронкой, разверзшейся под ногами тех, кто посмел нарушить покой Государственного Левиафана. Николай с каждым днем укрепляется во мнении, что единственное место, где еще можно отыскать истину - это дно стакана. Его супруга Лиля, которая очевидно несчастлива в браке (дежурным ответом на мужнино «Я люблю тебя!» служит даже не «Спасибо!», как в знаменитой сцене из «Завтрака у Тиффани», а «Знаю»), пытается разбудить потухшее сердце, разбередив старые чувства к Дмитрию, к слову, также женатому. Заезжий адвокат, в свою очередь, получает болезненный удар по столичным амбициям. Ну а сыну Николая, Роме, категорически не приемлющему Лилю в качестве новой мамы, только и остается, что попеременно проводить время в компании ровесников, знакомящихся со «взрослыми радостями» в стенах заброшенной церкви, и гигантским скелетом кита, начисто обглоданным чайками - символизм, не требующий дополнительных разъяснений. Тема противостояния государственного механизма и одного из ее незаметных винтиков нечасто, но поднималась в российском кинематографе последних лет - достаточно вспомнить вполне пристойного уровня работы Юрия Быкова. Однако в сравнении с «Левиафаном» все они выглядят начинающими малоизвестными исполнителями, выступающими на разогреве у признанной звезды - что немаловажно, признание это выходит далеко за рамки общероссийского. На родине же творение Звягинцева многие ожидаемо встретили в штыки, выдавая такие емкие характеристики, как «лубок», «карикатура», «поделка» и «антироссийский политический заказ». Припомним по случаю и изречение «В России так не пьют», принадлежащее одному фанату запойной дилогии «Горько!» и по совместительству министру культуры. Даже удивительно, что еще никто не приравнял нецензурную брань, время от времени проскакивающую в «Левиафане», к художественному вымыслу. Тем, кто привык все последние годы наблюдать в зеркале общества, настроенном в режиме телеприемника, лощеное и ухоженное лицо нашей действительности, потребуется немало усилий над собой, чтобы перевести взгляд на портрет, аналог которого Дориан Грей тщательно прятал на чердаке. От глаз наблюдательного художника Звягинцева не ускользнул ни один социально-политический нарыв, язва или шрам: сращивание власти с криминалом, с одной стороны, и с церковью, с другой; всеобъемлющая коррупция; суды с их 99.5% обвинительных приговоров, привезенных на флэшке; преследование инакомыслящих и так далее. Постановщик покорившего в свое время Венецию «Возвращения» настолько достоверно и реалистично реконструирует сцены быта российской глубинки, что временами проступает мороз по коже. У зрителей «Левиафана» практически нет шансов не узнать себя в одной из сцен столкновения со стеной государственного безразличия, которая материализуется в таких узнаваемых типажах, как не отвечающая ни за что секретарша или дуболомный охранник. В отличие от того же Быкова или позднего Балабанова, Андрей Звягинцев не прибегает к демонстрации чернухи: ни в драматургическом плане, ни в визуальном. К слову о последнем: выдающийся оператор Михаил Кричман, так же, как и Звягинцев, не работающий на поток, вновь предоставил своей магической камере полную свободу перемещений, в результате чего живописный северный пейзаж становится не просто фоном для повествования, а полновесным действующим лицом. Никаких других слов, кроме как лестных, не заслуживают и занятые в «Левиафане» актеры - благо, вверенные им персонажи не отличаются одномерностью и переливаются массой моральных и эмоциональных оттенков. Алексей Серебряков выплескивает себя без остатка, создавая образ Николая, с равной степенью самозабвения погружающегося в любовь, ненависть и алкогольное забытье. Елена Лядова, дослужившаяся до почетного звания музы Звягинцева («Левиафан» - их третья совместная работа), использует свою широкую актерскую палитру, чтобы предельно точно отразить то тихое отчаяние, в котором, как выразился философ Генри Торо, большинство людей проживают свою жизнь. Владимир Вдовиченков, которому еще десяток лет назад трудно было предсказать иной профессиональный путь, кроме как бесстыдной эксплуатации своего образа из любимой народом криминальной романтики на букву «Б», предельно органично попал в роль уверенного в себе служителя Фемиды, наивно полагающего, что московская прописка и упоминание нескольких громких фамилий заставят Левиафана шарахнуться, как черт от ладана. Ну а герой Романа Мадянова как влитой вошел бы в любой орган государственной власти: будь то Дума или, скажем, Министерство культуры. В общем, в очередной раз выяснилось, что актеры-то в России есть, а вот соответствующих их способностям профессиональных задач - кот наплакал. При всех преимуществах главной удивительной особенностью «Левиафана» все же стоит назвать невероятное сочетание в нем точного попадания в повестку дня современной реальности и вневременности, присущей произведениям Салтыкова-Щедрина, ярко выраженной российскости и в то же время внепространственности. Будто бы в подтверждение этих слов сам Звягинцев во время одного из недавних интервью припомнил, как после премьеры в Мексике к нему подходили многие зрители и признавались, что узнавали среди героев картины себя. Интересно получается: мексиканцы идентифицируют себя с персонажами «Левиафана», а вот жители Мурманской области, где проходили съемки, - нет. Даже если фильм не получит «оскаровскую» статуэтку, это не заставит миллионы восхищенных глаз по всему миру отвернуться от Андрея Звягинцева. Думается, на голливудском небосклоне для столь талантливого автора всегда найдется место: вопреки расхожему мнению, многим европейским режиссерам удается успешно реализовать себя на «фабрике грез». Другое дело, что в таком случае российский кинематограф рискует погрузиться в кромешную тьму. Хотя это ведь сейчас называется оптимизацией, так ведь? Вердикт: Опустошающе реалистический портрет современной России, где практически никто не застрахован от участи кафкианского героя, кисти большого художника Андрея Звягинцева. (Никита Камышников)

Россия в миниатюре или «Зачем такое показывать Западу?» - «Левиафан», четвертый фильм Андрея Звягинцева, за последние несколько месяцев стал настоящим яблоком раздора, поссорив между собой даже ту часть населения, которая не то что не являлась кинокритиками, но и фильмы смотрела пару раз в год, да и то преимущественно совсем не отечественного производства. Автомеханик Николай (Серебряков) живет в северном городке в собственном доме с женой Лилей (Лядова) и сыном от первого брака Ромой (Походаев). Вместе со своим старинным армейским другом, а ныне столичным адвокатом Дмитрием (Вдовиченков) Николай будет решать проблему - защищать собственное жилье и землю от посягательств мэра (Мадянов). Здесь ... можно начать перечислять тот сонм наград - от приза на Каннском международном кинофестивале за сценарий до «Золотого глобуса» за лучший фильм на иностранном языке; непременно упомянуть невероятное для нашей страны везение на «Оскаре» - попадание в лонг-лист, шорт-лист, а теперь и в непосредственный список номинантов, что означает, что 22 февраля российская лента может получить заветную для всех кинематографистов золотую статуэтку. Забавно, что ни одно из этих событий так не всколыхнуло общественность, как: а) критика в адрес Звягинцева и «Левиафана» от некоторых представителей власти и церкви и б) «утекание» картины в сеть до официального релиза. Рассуждать сейчас о том, был это заблаговременно распланированный пиар-ход продюсеров или же картину действительно слили, не будем. Интернет по сути помог «Левиафану» стать максимально близким к народу фильмом, привлек внимание как простых зрителей, так и прокатчиков, отчего, в конце-концов, отечественный продукт вышел накануне в широкий прокат рекордным количеством экранов (650 вместо планируемых 300). Словом, «Левиафан» уже не картина и тем более не фестивальная картина, она стала событием, шоу, мемом, новым кинотрендом, если хотите. Лента вошла в топ-списки лучших фильмов 2014 года всех уважаемых киножурналов и киноресурсов. Поэтому на произведение Звягинцева можно смотреть с двух разных сторон: поплыть по «течению», что уже сформировалось, почитать критику, посмотреть награды, вспомнить охи, ахи, вздохи, оды и пасквили и попытаться во всей этой какофонии найти собственное мнение. Либо попытаться взглянуть на режиссерскую работу Звягинцева непредвзято, забыть об «оскаровских» надеждах и хайпе, отдать зубоскалам термин «чернуха» и просто посмотреть очередную драму о судьбах России, которую без всего этого скандала вокруг едва ли заметил бы типичный представитель массовой аудитории. Шум, созданный вокруг фильма, мешает оценить его по достоинству (а низкая оценка - это тоже оценка, согласитесь). Чисто гипотетически прибавим сюда «Оскар», и к ленте будет уж совсем не подобраться. «Левиафан» - это не переложение библейской притчи об Иове, вернее, это не только отголосок этого «произведения». История фильма началась с короткометражки «Апокриф», которую Звягинцев снимал для альманаха «Нью-Йорк, я люблю тебя» и которая в окончательной версии в эту киноработу не вошла (зря, как мы считаем). На съемках режиссер услышал историю сварщика Марвина Джона Химейра, чью небольшую мастерскую вытеснял бетонный завод. Рабочий сел в бульдозер, снес все ограждения и еще несколько зданий в административном центре, а затем покончил с собой, так и не вынеся кругов бюрократического ада. Позже Звягинцев нашел еще пару похожих историй, в том числе и в философском трактате Гоббса. На этом костяке и был «выстроен» «Левиафан», одни видят в котором лишь исключительно негативную сторону России с коррупцией и бюрократией, а другие - противоборство обычного человека с машиной властьимущих. Андрей Звягинцев в своей карьере последователен, «Левиафан» же выглядит не как шаг, а скорее как прыжок: смелый, дерзкий, прямой, уверенный, без аллюзий - прямо в лоб. Единственно, чтобы понять это (и причины, почему лента так громко «выстрелила»), нужно посмотреть его предыдущие работы. Он не отказался от мифологизации и метафизики, однако, по сравнению с дебютными «Возвращением» и «Изгнанием», здесь - сама жизнь. Здесь не все кажется правдоподобным, здесь есть претензии к самой истории и местами есть где крикнуть субъективное «Не верю!», хотя Михаил Кричман и «закрывает» все своим классическим стилем съемки под условным названием «красота повсюду». Здесь есть вопросы, на которые не дается ответов: и не потому, что режиссер хотел задать их зрителю в надежде на их активную работу мозга, нет, Звягинцев, по-моему, сам не знает ответы. Едва ли это приговор стране, и пусть выглядит это так, все это лишь верхний пласт «Левиафана», копая в котором глубже и глубже, можно найти что угодно, даже огромный скелет кита, а не только чувство стыда за то, как нашу страну видят на Западе. Звягинцев не плетет, а рубит - довольно прямолинейно и грубо. Он за ярость и обреченность: полутона здесь не очень уместны, за яркими образами и множеством действующих лиц (впервые, кстати, у режиссера в фильма их так много) оттенки толком не увидать. Это одновременно и социальная драма, и новелла, и сатира, местами триллер, мгновениями - та пресловутая «чернуха», что никак не дает покоя зрителю. Если бы нам нужно было бы выбирать жанр для «Левиафана», то это была бы, скорее всего, парадоксальная сатирическая трагедия. Треугольник «церковь-власть-народ» здесь неравносторонен. А позорит это нашу страну или показывает ее неприглядную действительность - каждый решает сам. Всегда проще признать реальность, нежели отвергать ее. Это не лучший фильм Андрея Звягинцева, просто потому, что не хочется так говорить. Его картины вообще лучше всего воспринимаются в связке. «Левиафан» - новый и достаточно большой шаг режиссера внутри собственного стиля и мировосприятия. В жанре трагедии в российском современном кино этому человеку равных нет. И это будет поважнее «Глобусов» и «Оскаров». Левиафан - ветхозаветное морское чудовище - это и есть фильм Звягинцева, погружающий в пучину беспросветности, мира, где добро не побеждает, где зло не наказывается, где просящему не воздается. Все виноваты во всем. Где же место для духовности между бедностью, бюрократией, водкой, матом, шансоном и беззаконием? Зрелищность: 8. Актерская игра: 9. Сюжет: 8. Итог: 8 Надо смотреть. Итоговый вердикт: Сложное и жесткое высказывание в современном российском кино. Страна в миниатюре, показанная через одну историю одного маленького серого северного города и его жителей. Это большое кино сложно и полюбить и возненавидеть, но гораздо сложнее принять факт его существования. Смотреть? Да. Смотреть в кино? Сложный вопрос, учитывая отцензурированную версию в прокате. (Дарья Лошакова)

Не будет преувеличением назвать фильм Андрея Звягинцева "Левиафан" главной российской картиной минувшего года. И дело тут даже не в том, что "Левиафан" был удостоен пальмовой ветви за лучший сценарий на Каннском кинофестивале, а также получил "Золотой глобус" как лучший фильм на иностранном языке. Просто новая работа Андрея Звягинцева - событие далеко не российского масштаба. Звягинцеву в прошлом году исполнилось пятьдесят, на его счету всего четыре, включая "Левиафан", фильма, но при этом он является едва ли не самым узнаваемым российским режиссером. За рубежом уж точно. С момента его прошлой картины "Елена" прошло три года. Рецензия на этот фильм является самой популярном ... на нашем сайте, собрав почти четыре с половиной миллиона просмотров. Интерес к фигуре Звягинцева, к его работам огромный, куда больший, чем это можно представить. При этом с точки зрения финансовой выгоды картины Звягинцева малопривлекательны для его продюсеров Сергея Мелькумова и Александр Роднянский. Но, к счастью, благодаря таким людям, а также Фонду Кино и Министерству культуры РФ, авторское кино в России все еще живо. Сам Звягинцев не скрывал своей благодарности министру культуры РФ Владимиру Мединскому, который назвал "Левиафан" талантливым фильмом, хотя он ему и не понравился. Да и не мог понравиться по определению. Ведь все, что показывается на экране за почти два с половиной часа ни на йоту не совпадает с тем, какой культурный образ должен быть у России согласно министерским положениям. Герои матерятся, пьют водку бутылками и не ждут от этой жизни ничего хорошего. По крайней мере те, кто занимается самым сложным и практически невыполнимым делом - живет честно. Прообразом звягинского "Левиафана" выступили три, на первый взгляд, не связанных между собой источника. В 2008 году в США Звягинцев узнал историю о сварщике Марвине Джоне Химейере, который устроил одиночную войну с заводом, выкупившим его мастерскую. Добавил к ней основные постулаты работы Томаса Гоббса "Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского". И, в завершение, сбавил ветхозаведной историей о праведнике Иове и его несчастьях. Пересказ сюжета "Левиафана" - занятие неблагодарное. Не то, чтобы спойлеры как-то испортят впечатление о фильме, просто без лишних подробностей некоторые аспекты картины могут быть восприняты куда более ярко, незамыленным чужим мнением взглядом. Перед просмотром достаточно знать лишь то, что действие картины развивается в небольшом северном городке, где одна семья оказалась комом в горле у местного мэра и его приспешников. Если следовать стандартному шаблону написания рецензий, то сначала стоило бы поговорить о плюсах, затем о минусах, затем вернуться к плюсам и подвести некий итог. "Левиафан" не очень-то подходит под подобное описание. Единственным минусом, и то не самым очевидным, является продолжительность картины (почти два с половиной часа). И это при том, что от первоначальной версии фильма не осталось практически половины. Сценарий, написанный самим Звягинцевым вместе с его многолетним партнером Олегом Негиным, оказался слишком большим для одной полнометражной картины. Все остальное - один большой жирный плюс. Не удивляйтесь, если "Левиафан" будут называть антироссийским, оправдывая этим получение международных наград. История, случившаяся с семьей Николая Сергеева (Алексей Серебряков), могла бы произойти едва ли не в любой точки земного шара. Вопрос исключительно в восприятии. Зачем фантазировать, если под боком живые примеры бесконечного мздоимства, самоуправства и тотальной разрухи, моральной и материальной. "Левиафан" - самый откровенный фильм Звягинцева. Если в "Елене" он еще пытался замаскировать свой режиссерский посыл в деталях (вспомним те сальные пальцы, не покидавшие тарелку с орешками), то сейчас он говорит в лоб. Словами, которые согласно новому закону о СМИ, можно лишь понять по движению губ. Поступками, которые не требуют дополнительного пояснения. Есть в "Левиафане" что-то балабановское. Легендарный режиссер скончался за год до каннской премьеры этого фильма, не мне судить, но, думается, он бы ему понравился. Актерский квартет (хотя основных героев все-таки восемь) в лице Серебрякова, Лядовой, Вдовиченкова и Мадянова - настоящая находка Звягинцева. Четыре ярких, запоминающихся и весьма характерных образа. И хотя формально главным героем фильма все же является персонаж Серебрякова, вряд ли картина получилась бы столь впечатляющей без остальных образов. Кинематограф не в состоянии изменить общество целиком, как и нет человека, который виноват во всем. Каждый виноват в чем-то своем. Вот и "Левиафан" получится не для всех, но для каждого. (Максим Малюков)

Невыносимая сложность бытия или Левиафан по-постсоветски. Громкий, грязный, но бесконечно человечный фильм «Левиафан» российского режиссера не получил не только Оскар, но и народное признание. Нашумевшая мировая премьера нового фильма Андрея Звягинцева стала самым ожидаемым кино-событием ушедшего 2014 года. Режиссер, имя которого уже стало культовым, дал жизнь своей всего лишь четвертой ленте, однако плотно утвердился в головах российских зрителей в роли мастера кинематографического дела. Выпущенный в 2011 году фильм «Елена» произвел фурор среди фанатов, закрепив за ранее сказочным идеалистом способность удивлять и шокировать прямотой неподмененных понятий. Режиссер одного из эпизодов «Нью - Йорк, я люблю тебя!», чье имя так и не ... появилось в титрах альманаха, во время съемок познакомился с историей сварщика Марвина Джона Химейра, чью небольшую мастерскую вытеснил бетонный завод. Мужчина сел в бульдозер, снес все ограждения и еще несколько зданий административного центра, а затем покончил с собой, так и не смирившись с кругами бюрократической системы. Идея нового фильма плотно засела в талантливой голове, но до воплощения было еще слишком далеко. Со временем Звягинцев познакомился с еще парой подобных историй, в том числе и с философским трактатом Гоббса. Это и послужило вдохновением для создания «Левиафана». Герой Алексея Серебрякова Николай - житель северного городка на живописном берегу Баренцево моря. Среднестатистический житель глубинки владеет небольшим домом неподалеку воды, дополненным просторами крайних земель. Местные власть имущие пытаются забрать на вполне «законных» основаниях небольшую лагуну маленькой семьи, выиграв, естественно, дело в суде. Обескураженный беззаконием Николай просит своего дальнего друга о помощи, надеясь на благополучный исход событий. Но судьба подкидывает новый удар, - жена влюбляется в друга-адвоката и, понимая всю абсурдность своего существования, решается на самоубийство. Грузная жизнь, нелюбимые муж и сын, мимолетная интрижка и масса угрызений совести ставят точку в истории обычной женщины. Знала ли она, что на ее смерти наживется порочный круг коррумпированной власти в лице мера, судьи, милиции и церкви? Откровенно оголяющий нервные окончания фильм, словно хлыстом стирает улыбки с лиц, по уши погрязших в политических аферах. Чиновники не раз задумаются, к чему приводят их схемы, - одно дело подписывать акты о выселении обычных людей, а другое - наблюдать конечное действо семейной драмы, когда забирают дом, близких и, в конечной счете, свободу. Сценарий насквозь пропитан русским духом, отдавая безысходностью человеческого бытия с привкусом крепкой водки. Героев роднит с народом не только сюжет, но и затравленность взгляда, озвучивая все исконно народной бранью. Можно пересказывать основные события в подробностях, а можно обратиться к чувствам и, поддавшись эмоциям, лить горькие слезы. Самобытность человека такова, что нас объединяют общее горе, вражда и несправедливость. Фильм ясно показывает, что борьба с ветряными мельницами не дает результат, но кто мы без наших амбиций? Режиссера можно долго осуждать за колкий сценарий, грязное белье и падение в грязь глазами сдержанной Европы, впрочем, не принимать данность было бы позорно. Фильм-справедливость, он навсегда увековечен кинематографом, показывая обратную сторону не только власти, но и религии, ведь не зря в финале «Левиафана» строится храм как раз на месте снесенного дома той самой разбитой семьи, как символ утраченной надежды на справедливость. («Media-News»)

«Левиафан» многотонален. Он начинается как сатирическая и горькая повесть Андрея Платонова, постепенно мутирует в новеллу Генриха фон Клейста (читавшие «Михаэля Кольхааса» подумают, что смотрят вольную экранизацию), после - в липкий кошмар Франца Кафки, но заканчивается все-таки русской беспросветностью. Вот жил человек в забытом Богом месте (Алексей Серебряков). Мастер на все руки, хотя жизнь свою толком не устроил. Но у него есть сын от первого брака, молодая жена-красавица (Елена Лядова) и отстроенный еще дедом дом. Последний порядком обветшал, но все равно - не чета хрущевским коробкам. Эту идиллию за полярным кругом нарушает явление местного мэра (Роман Мадянов). Он, понятное дело, мерзавец, ... бандит и коррупционер. Зачем ему этот кусок земли на отшибе, понять сложно. Но ясно одно - вцепившись, как клещ, он его уже не отдаст. На подмогу приезжает приятель-юрист из Москвы, имеющий достаточно компромата на чиновничью сволочь, чтобы «потянуть его за Фаберже». Но столичный пижон, машущий файлами перед носом, мэра не впечатляет - хотя буйные 1990-е остались далеко позади, власть имущий привык разруливать дела по старинке. И это - только начало трагедии. Как намекает название фильма, главного героя ждут бедствия вселенского масштаба. Специалистом по адаптации библейских тем Андрей Звягинцев был признан сразу после выхода его первых картин - «Возвращения» и «Изгнания». Сняв «Елену», Звягинцев развернулся на 180 градусов, разменяв «вечные» темы на социальный анализ современности. «Левиафан» - фильм, который сводит воедино стиль всех его предыдущих лент. С одной стороны, это безжалостный социальный и политический комментарий, практически приговор современной России. С другой - сохранилась присущая его картинам экспортная метафоричность, и отшлифованные волнами кости Левиафана, выброшенные на берег, - лучшее тому доказательство. От «русской духовности», что бы под этим ни подразумевалось, не осталось и следа. В своем новом фильме Звягинцев солидарен с Владимиром Сорокиным, который в одном из интервью как-то заметил: водка и снег - вот и вся ваша душа. К «Левиафану», конечно, можно предъявить обоснованные претензии. Лубочные картины жизни в русской глубинке, где водяру безостановочно хлещут стаканами, менты - продажные, чиновники - коррумпированные, а священники - лицемеры, выглядят как пастиш на русское кино последних лет (вспоминаются Сергей Лозница, Алексей Балабанов, Борис Хлебников и все-все-все). Карикатурность персонажей режет глаз, но очевидно и то, что это сознательный режиссерский ход. Звягинцев снимает политическую притчу и действует намеренно грубо, будто следует заветам Сергея Эйзенштейна: «Не киноглаз нам нужен, а кинокулак». И кулак, кстати, достиг своей цели: ситуация вокруг проката картины в России - лучшее тому доказательство. В то же время фильм вызывает у зрителя шизофреническое ощущение. «Левиафан» пропитан яростью против текущего положения вещей и вконец зарвавшейся власти на местах и прямо-таки взывает к активному действию. В то же время он утверждает бессилие и обреченность всякого сопротивления. Не важно, кто ты - механик, живущий на отшибе городка, или самоуверенный и щеголеватый столичный юрист: стоит тебе встать против власти, и будешь мигом укатан в асфальт. Но ужас состоит вовсе не в том, что власть - это чудовищный монстр, тяжелый и неподъемный, как туша выброшенного на берег кита. Вспомним обложку одноименной книги Томаса Гоббса, где Левиафан государства изображен состоящим из маленьких человеческих тел. Власть неявно влияет на наши повседневные дела и лишь иногда дает о себе знать смутными знаками - как морской гигант, которого героиня Елены Лядовой видит в бухте, осознавая свою обреченность. В этом метафизический ужас и безысходность Левиафана - он нематериален и вечен. А менты, чиновники и церковники - лишь частная историческая форма. (Владимир Лукин)

Слив «Левиафана» в торренты, случившийся одновременно с вручением фильму «Золотого глобуса», снял негласное табу на предпремьерное обсуждение фильма российской критикой и сочувствующими зрителями (обсуждение, невозможное без спойлера, фактически уничтожающего весь драматургический механизм картины). Характер этой полемики еще раз доказывает важность «Левиафана» как культурного, а не только политического феномена. Оказалось, что вопросы, вызываемые фильмом Звягинцева, касаются как российской жизни, так и российского восприятия кино. Например, выясняется, что часть зрителей, прохладно принявших фильм, кажется, и вовсе не досмотрела его до финала (в частности, Дмитрий Быков, так и не понявший, что именно собирается строить на отобранной у героя земле злой градоначальник, - а ... ведь именно силуэт этого здания, а вовсе не ежедневные водка, мат и тоска, и является главным содержанием всего фильма, ради него все и затеяно!). Другие упреки Звягинцеву вызывают подозрения в том, что соцреализм неистребимо и навсегда поселился в голове российского зрителя всех поколений: тут неправдоподобность истории и нежизненность диалогов (надеемся, изобразительное искусство эти критики также оценивают исключительно в категориях «похоже/непохоже»), некультурная вульгарность некоторых режиссерских ходов или, напротив, чрезмерное украшательство, живописность мизансцен - и даже отсутствие надежды на искупление (возможно, тут поможет хотя бы беглое знакомство с Брехтом). Ну и обычное обвинение Звягинцева в манипуляции библейским материалом. Подобные упреки - безусловно, основанные на объективных свойствах фильма, - кажется, ставят саму картину в положение колосса, слишком необъятного для того, чтобы увидеть его целиком, а не как дискретный набор красот и изъянов, кожи и суставов, истин и метафор. Историю автослесаря, изгнанного из родового дома свиноподобным градоначальником и циничным архиереем, а после - преданного женой и по случаю посаженного в тюрьму, часто трактуют как историю столкновения личности с левиафаном российского государства. Но эта очевидная трактовка - конформистская инверсия. Нет, не морское чудище становится у Звягинцева метафорой российской государственности. Все страшнее - тут Россия становится метафорой Левиафана. Ведь не Иов в разговоре с Богом копирует противостояние русского автослесаря с губернатором, но пьяный губернатор, заявляясь к холопу, говорит практически словами Иеговы, отвечающего праведнику, который че-то задает слишком много вопросов. Вот, собственно, и ответ на вечное томление славянофилов и министра Мединского по поводу мировой миссии России: по Звягинцеву, снявшему фильм-бестиарий, выходит, что РФ, как и всякая тварь, создана в назидание человеку, как наглядный пример того, как оно все под небом устроено. Звягинцев практически за руку подводит зрителя к этой мысли - и этот настойчивый guidance может очень раздражать. Но условный «критик» - не тот, кому протягивает свою руку режиссер. Звягинцев делает все возможное - и многое недопустимое в «хорошем кино», - чтобы донести эту сложную метафорическую конструкцию до условного «простого зрителя», идет на все, чтобы фильм был удобоваримым. Он одновременно пытается сделать фильм слепком российской фактуры - и абстрагироваться от нее (из всех российских ландшафтов он выбирает самый неземной, стерильный, лишенный любых примет русскости). Он не стесняется сентиментальных, предсказуемых, берущих за душу ходов - и при этом в других случаях проявляет крайнюю деликатность, оставляя за кадром все сцены секса и насилия (в данном случае совершенно не важно, чем вызвана такая осторожность - желанием получить либеральный прокатный рейтинг или пониманием избыточной, часто разрушительной для истории, изобразительности кинематографа). Он расставляет по фильму кадры-маячки, сигнализирующие о знакомстве с условным фестивальным, интернациональным контекстом (например, статичная сцена работающего конвейера на рыбзаводе, одновременно служащая и отточием а-ля Одзу, и реверансом в сторону производственного реализма). Слишком пристальный взгляд видит в этом сочетании разнородных элементов эклектику, грубый расчет и даже известную надсадность. «Левиафан» действительно выглядит не как фильм-организм, но как фильм-артефакт. Но ведь это кино является описанием механизма - и потому само оказывается схемой, чертежом. Механистическая (стимул - реакция, стимул - реакция) логика повествования тут - это просто голая аристотелевская схема драмы, по сути - схема саспенса, в котором долгие ожидания зрителей обманываются финальным сюжетным твистом. Именно этот финальный поворот, а вовсе не натуралистическое изображение ужасов российской жизни, и есть главная цель всей этой цепочки несчастий, безответных вопросов и тяжеловесных метафор; впрочем, местами «Левиафан» кажется блестящей сатирой. Подводя аудиторию к другому - последнему, самому важному, меняющему всю логику нарратива - кадру, Звягинцев и сам следует иезуитской логике той системы, которую описывает. Цель оправдывает средства - в том числе и художественные. Отсюда в фильме все эти оскорбляющие взгляд high-brow критиков постскриптумы избыточной сентиментальности: скажем, мальчуган, бегущий за машиной следователей, которая увозит отца, или наезд камеры на семейные фотографии в Доме (мы уже, в принципе, и так знаем о том, что эта изба помнит три поколения). Отсюда и редукция актеров до функций-типажей: взятый режиссером масштаб и выбранная точка зрения не предполагают слишком уж тщательного анализа мотивов и чувств потерпевших. Звягинцев показывает работу системы - и дискурс системы как раз отлично проработан в «Левиафане». Кафкианская скороговорка судейских, монологи градоначальника, финальная фарисейская проповедь, наконец. Этой системе противопоставляется другая, цивилизованно-либеральная, «американская» идеология, которой юрист, герой Вдовиченкова, нахватался в столицах, - и не случайно его слова слышатся как трансляция, как наспех выученная роль. В диалогах фильма не следует искать жизнеподобия: они - чистая диалектика трагедии. Звягинцев вообще последовательно дистанцируется от злободневности. Локальную несправедливость он вписывает в бесконечный исторический ряд. Безжизненный и оттого условный, как сценическое пространство, северный ландшафт в фильме отмечен, словно зарубками, останками предыдущих левиафанов: полуразрушенное здание старой церкви (Российская империя), полусгнившие корпуса лодок (СССР), контуры которых очевидно рифмуются со скелетом кита (видимо, это Бог, все-таки умерший от проклятых русских вопросов). Примерно так же, уходя от локальной сиюминутности, поступал и социальный реалист Цзя Чжанке, превращая героев «Прикосновения греха» из персонажей криминальной хроники в героев костюмно-исторической драмы, продолжающейся столетиями. Назвать «Левиафан» антипутинским значит измельчить высказывание режиссера, замахнувшегося, говоря словами его персонажей, на «долгую историческую дистанцию». В конце концов, главный вопрос фильма - вопрос о допустимости человеческих жертвоприношений, - может быть, и не стоял для далеких авторов Ветхого Завета, но в Новое время - для Достоевского в 1879-м или для Штрауба и Юйе сто лет спустя - он очень актуален. И, как пророчат антиутопии вроде «Голодных игр», будет наверняка актуален и в «недалеком будущем». Адресат этого жертвоприношения, та верховная инстанция, именем которой творится земная несправедливость, - вот настоящий герой «Левиафана». Это не Бог, а скорее его Закон - неписаный, никем не соблюдаемый, фактически отсутствующий. В него никто не верит - но все действуют так, как будто он еще существует. Кажется, что лишь этот Закон - причина того, что жизненные пути священника, градоначальника, автослесаря - да всех героев фильма, по сути представляющего собой российский микрокосмос, - пересеклись на клочке бесплодной земли с видом на холодную реку. Кажется, только творимое этим Законом насилие - давно уже не сакральное, а обычная уголовщина - и держит этих людей вместе. Да почему «этих»? Просто людей. (Василий Корецкий)

Главные отечественные фильмы последнего времени «Левиафан» и «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» как зеркало русской жизни. Самым массовым и обсуждаемым российским фильмом прошлого года стали «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» Андрея Кончаловского. В новом году, как показали первые же рабочие дни после каникул, таким главным всенародным хитом (что не означает - всенародно любимым) будет «Левиафан» Андрея Звягинцева. Саундтрек обеих картин укомплектован поп-композицией Натали «О Боже, какой мужчина»; речь и там, и там действительно о мужских в первую очередь судьбах, сколь непростых, столь и чисто российских, да и в целом у фильмов масса общего. Жизнь героя Кончаловского скудеет и теряет смысл, ... когда у него похищают лодочный мотор. Жизнь героя Звягинцева - когда забирают дом, семью и, в конце концов, свободу. «Белые ночи» были удостоены приза за режиссуру в Каннах, но при этом пролетели мимо русских кинотеатров: зато премьерный показ состоялся в прайм-тайм на Первом канале, транслируемом в самых удаленных селах, не оборудованных мультиплексами. Европейские призы «Левиафана» не перечислишь на пальцах одной руки: на данный момент вишенкой на торте стал «Золотой глобус», умножающий шансы на «Оскар» (в последний раз мы получали «Глобус» за «Войну и мир» Бондарчука-старшего полвека назад). Официальная премьера назначена на 5 февраля, что, на самом деле, уже не очень важно: одновременно с новостью из Голливуда лента была слита в интернет. И это тот случай, когда факт пиратства не то чтобы следует одобрить, но есть за что быть благодарным. Оба фильма сделаны при поддержке Минкульта, но создатели приступали к съемкам, когда и страна, и Минкульт были несколько другими. Еще не вышел, например, закон о мате, благодаря введению которого отдельные диалоги в «Ночах» звучат по-настоящему концептуально: «Я пип-пип-пип-пип!» - «Ох, пип-пип-пип, пип-пип, пип делать». Увидеть купированного «Левиафана» в кинотеатре (перед этим посмотрев краденную, но авторскую версию) стоит хотя бы и из чистого мазохистского слухового интереса: фильм процентов на 50 укомплектован ненормативной лексикой, а значит, персонажам, по идее, придется изъясняться на чем-то вроде морзянки. Конечно, в кино стоит идти не за одним лишь «пип-пип-пип», но в первую очередь потому, что работу замечательного оператора Михаила Кричмана (снимавшего все фильмы Звягинцева) нужно видеть на большом экране. В «Ночах» и «Левиафане» пейзажи одинаково величавы, и избыточная прелесть родной природы тем очевиднее, чем гаже человеческие дела, на ее фоне творящиеся. Фильм Кончаловского несколько уступает градусом социального накала таким разным, но одинаково катастрофическим былым работам мастера, как «Курочка Ряба», «Дом дураков» и «Глянец», и минимум истерики идет ему на пользу. «Левиафан», напротив, следует политической повестке дня еще отчетливее, чем предыдущая звягинцевская «Елена» (и тем более - эстетские «Изгнание» и «Возвращение», действие которых происходит будто в никогда и нигде). Авторам нашего «нового мрачного» кино и ранее случалось внятно высказываться по поводу чиновного и полицейского беспредела («Долгая счастливая жизнь», «Дурак»). Но такой яростный антиклерикальный посыл, как в «Левиафане», трудно припомнить и в самых далеких от идеологической деликатности образцах советском кино. К примеру, на этот самый беспредел мэра благословляет православный батюшка высокого ранга, а в финале нас ждет посещение храма, свежепостроенного, натурально, на крови. Обе картины выписывают диагноз современному обществу. Причем если в «Белых ночах» обследованию подлежит пусть и несколько изможденная, но все-таки плоть пациента, то Звягинцев простукивает конкретно искривленные позвонки и сломанные ребра - такие же оголенные, как скелет выброшенного на берег кита; главная метафора в «Левиафане». Где у Кончаловского - правдивая, но не лишенная игривости (а стало быть, какой-никакой житейской надежды) пейзанская зарисовка, там у Звягинцева категоричная и лаконичная притча-манифест без намека на свет в конце тоннеля. С сопутствующими, увы, художественными минусами: рубя тезисами о главном, автор жертвует, на правах отвлекающих от сути виньеток, жанровыми деталями. Мощный в целом, «Левиафан» - не слишком убедительная драма об отношениях, сомнительный триллер и совсем аховый детектив; искушенные поклонники востребованных криминальных сериалов вроде «Моста» не оставят от здешних улик по делу об убийстве камня на камне. К какому из диагнозов прислушиваться (или, манкировав обоими, вовсе остаться на «Вестях недели» и «Модном приговоре») - решать, что называется, зрителю. И «Белые ночи», и «Левиафан» (да хоть бы и какое-нибудь натянуто улыбчивое «Горько! 2», тоже общество не обеляющее), констатируя, что все плохо, не предлагают никаких рецептов, сулящих выздоровление. Кончаловский как бы смахивает со лба ошалевшего пациента холодный пот и мягко советует думать о хорошем, присесть на завалинке, попить для успокоения пустырник. Звягинцев, посверкивая скальпелем железным, склоняется к ампутации - причем всего и вся. (Иван Гиреев)

Разумеется, интерес к картине Андрея Звягинцева подхлестнули призы международных фестивалей - начиная с Каннского и кончая "Золотым глобусом". При этом продюсеры придерживали фильм, упорно не выпуская его в отечественный прокат: это, с одной стороны, подогревало ожидания, с другой - создавало риск, что пар выйдет из кастрюли раньше времени. В самый последний момент произошла утечка: "Левиафан" слили в интернет, и теперь он доступен для бесплатного (нелегального) просмотра. Парадоксально, но факт: на данный момент более дефицитной оказывается цензурированная версия фильма, которой пока еще никто не видел. Чем она отличается от оригинальной, домыслить нетрудно - прежде всего отсутствием в лексиконе обсценных слов, которые ... будут приглушены/заглушены или переозвучены. Можно не сомневаться в том, что при этом фатально пострадает образ коррумпированного мэра в исполнении Романа Мадянова, по-животному органичный со своими жирными матюгами. В остальном ущерб будет не так заметен, и, учитывая всю сумму обстоятельств вокруг "Левиафана", им можно даже, хоть и не без сожалений, пренебречь. Прецедент, созданный прокатной историей этой картины, не хуже ее самой показывает, насколько глубоко наше общество проникнуто неправовым сознанием. Те же самые бдительные зрители, которые фактически выступают за возрождение цензурных запретов (под девизом "какого рожна государство должно финансировать фильмы, критикующие власть?"), без всяких рефлексий нарушают авторские и коммерческие права кинематографистов. Чтобы потом призвать их к ответу. Православный активист Кирилл Фролов называет "Левиафан" поганой клеветой на русскую церковь и поднимает народ на "тотальную православную миссию в области кино". Член Общественной палаты РФ Сергей Марков обозвал картину антироссийским политическим заказом. А Татьяна Трубилина, глава поселения Териберка, где снимался фильм Звягинцева, недовольна тем, как показана тамошняя жизнь (она выглядит бесправной и бесперспективной, в то время как на самом деле Териберка процветает). Наверняка все трое посмотрели фильм, не заплатив за билет. Это же касается огромного количества интернетовских рецензентов, пополнивших за последние дни боевые ряды отечественной кинокритики. Что само по себе не так уж плохо, невзирая на рекордное количество глупостей, сочиненных про "Левиафан". И даже инвективы особо принципиальных из породы "не смотрел, но считаю" в конечном счете делают очевидным факт: фильм Звягинцева стал мегасобытием и вырвался по своему воздействию далеко за стены кинематографической "фабрики грез". Он никого не оставил равнодушным: и славят, и хулят с пеной у рта, с сердечным надрывом. Его называют антипутинской акцией, подрывающей государственные устои и духовные скрепы, акцией, устроенной, чтобы навредить имиджу России. И его же уличают в том, что это гламурное, "упаковочное", в итоге пропутинское кино, из которого выхолощен социальный протест. Не потому ли Россия выдвигает на "Оскар" именно "Левиафан", а, скажем, не "Солнечный удар" Никиты Михалкова? Когда недостатков и претензий прямо противоположного свойства накапливается слишком много, становится ясно, что перед нами крупное произведение, выламывающееся из канонических рамок. Впрочем, многим это было ясно еще с первого каннского просмотра - тем, кому посчастливилось на него попасть и увидеть картину в великолепном техническом качестве, с полноценными изображением и звуком, создающими ту магию кино, которая решительно пропадает на экране монитора. Истерика всякий раз сопровождала появление фильмов, меняющих не только историю кино, но и историю общества. "Сладкая жизнь" Федерико Феллини и "Виридиана" Луиса Бунюэля вызвали проклятья клерикалов. "Андрея Рублева" Андрея Тарковского травили за искажение русской истории. Уже в нашем веке сколько было сломано копий вокруг фильма Сергея Лозницы "Счастье мое", который обвиняли чуть ли не в воспевании фашизма. Или вокруг "Груза 200" Алексея Балабанова, по сравнению с некрофильскими ужасами которого "Левиафан", лишенный всякого намека на декадентство,- чистая классика. Тем более диковинно убеждаться в том, что некоторые фанаты изощренного мира Балабанова не смогли прочесть достаточно прозрачной притчи Звягинцева. И принялись судить ее по законам примитивного жизнеподобия или мещанской морали. Кто-то, напитавшись мрачной энергией картины, испытывает внезапный прилив любви к родине и светлому пионерскому детству. Кто-то чувствует личное оскорбление: что его вываляли в грязи, окунули в океан подлости, столкнули с какими-то ужасными людьми, которых никогда, никогда не встретишь в жизни. Нет, речь идет не о мерзавце мэре и его подручных, не о лицемерных попах, строящих храмы на костях, а о главных героях, страдающих от неправедной власти. Оказывается, они вполне заслуживают того, чтобы с ними обращались как с дерьмом, ибо они и есть дерьмо. Главным аргументом в доказательстве этого тезиса становится измена героини своему мужу с его другом-адвокатом. Ведь это решительно невозможно, так не бывает среди порядочных людей, тем более русских, а значит, по менталитету бывших советских. "Левиафан" можно не любить, можно ненавидеть (это я как раз понимаю), но не уважать гораздо труднее. Все такие попытки оборачиваются против тех, кто их предпринимает: сразу вылезают мелочность, беспомощность, пошлость аргументации. Не находится никаких свежих слов, кроме пресловутой "чернухи" и - нынче почти столь же ругательного - "артхауса". Якобы именно этого ждут от России на зарубежных фестивалях и на "Оскаре". Да ничего там не ждут, успокойтесь, им начхать на Россию с ее комплексами - своих забот хватает. "Левиафан", когда его смотрят в Канне или Лос-Анджелесе,- это просто кино со своими достоинствами и недостатками, и если оно побеждает, то страна производства тут ни при чем. Даже "Покаяние" Тенгиза Абуладзе, появившееся в разгар перестройки, судили не по политическим, а по общехудожественным меркам. Сколько ни старался Элем Климов, будучи в жюри, пробить ему Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, она досталась французской картине "Под солнцем сатаны" Мориса Пиала. Абуладзе уважили почетным, но все же вторым призом. И если этот фильм остался в истории, то не благодаря артистическим достижениям, а в силу той символической роли, которую он сыграл в ниспровержении сталинизма и распаде советской империи. Какую роль сыграет фильм Звягинцева, мы пока не знаем. "Левиафан" продолжает тему "Покаяния": дорога хоть и ведет к храму, но храм построен не теми, не так, не там. Да, это публицистика, ради которой режиссер жертвует многими фирменными элементами своей художественной мастерской. Зато он обретает новое, более свободное и более длинное эпическое дыхание. Оно позволяет ему выразить доминирующее чувство: сопротивление злу мучительно, опасно, возможно, обречено, но - неизбежно. И в этом среди прочих - христианский смысл фильма. Попытка противостоять беспределу и мраку делает Николая в исполнении Алексея Серебрякова героем нашего времени. Героем трагическим: как известно из истории культуры, такой герой не совпадает по фазе с эпохой, он или впереди, или позади, один в поле воин. (Андрей Плахов, 19.01.2015)

[...] Как и можно было ожидать от нашумевшей картины, которая не сдерживается и бьет наотмашь, «Левиафан» удостоился противоречивых оценок. Критики либерального склада пишут о нем в таких хвалебных тонах, как будто это единственное откровенное «чернушное» кино, выпущенное с начала 1990-х. Мол, только в «Левиафане» можно увидеть, как все на самом деле плохо в России. Напротив, «охранители» придираются к каждой реплике и каждому сюжетному повороту и настаивают, что фильм Андрея Звягинцева - намеренно сгущающее краски очернительство, чуть ли не артиллерийский залп прямой наводкой по возрождающейся России. Первые, пожалуй, ближе к правде. Конечно, это далеко не единственный отечественный «чернушный» фильм, и «Левиафан» ... не откроет никому глаза на беды страны, поскольку он перечисляет проблемы, которые мы все можем назвать, если нас разбудить среди ночи: коррупция, беззаконие, алкоголизм, аморальность, поверхностная религиозность без готовности соблюдать заповеди. Но все же это удачный и интересный портрет России, поскольку фильм пристально вглядывается в людей и подмечает хорошее в злодеях и плохое в героях. Взять, например, мэра. Уж на что, казалось бы, подонок! Но все же он отбирает землю через долгий и муторный суд, а не попросту «отжимает» ее в результате бандитской разборки. Это прогресс! Как и то, что он не убивает человека, приехавшего его шантажировать, хотя имеет такую возможность. И то, что он строит на изъятой земле не дачу, а храм. Конечно, это все равно омерзительно. Но сколько людей пришли к Богу в церквях, построенных на грязные, кровавые деньги? Бесспорно, мэр заслуживает самого жесткого наказания. Но все же чувствуется, что в душе у него живет совесть - маленькая, забитая, однако временами дающая о себе знать, пока алчность не отправляет ее в очередной нокаут. С другой стороны, Николай - отнюдь не праведник-страдалец вроде Иова, библейской историей о котором вдохновлена картина. Конечно, он абсолютно прав в своем желании отстоять «семейное гнездо» и бизнес. Но он также лицемер и алкоголик, и он порой настолько вспыльчив, что жить с ним неуютно. Кроме того, он, кажется, не очень хороший отец. И показательно, что у него почти нет друзей. Как будто он живет в Москве, а не в маленьком городке, где все должны друг друга знать. То же самое можно написать и о других существенных персонажах. Хорошее в них соединяется с дурным, и это делает их выпуклыми, живыми, узнаваемыми людьми, а не картонными фигурками, иллюстрирующими режиссерские идейные построения. Что еще важнее, картина отнюдь не сводится к критике «плохого государства», Левиафана из заглавия ленты. Звягинцев напоминает, что монстр живет в каждом из нас. У кого-то он размером с Годзиллу, а у кого-то - с чертика от белой горячки, но у каждого свои грехи, и у каждого свой крест. И грехи государства, какими бы чудовищными они ни были, не извиняют грехов простых людей. Нужно бороться с Левиафаном у власти, но также важно бороться с левиафанчиками в наших душах. Которые порой столь же опасны для нас и наших близких. Ведь если бы были у Николая идеальная семья и безупречные друзья, то вместе они бы пережили и потерю дома, и потерю работы. И мэр бы еще позавидовал их счастью. Конечно, все вышесказанное не делает «Левиафан» менее мрачной картиной. Это определенно «чернушное» полотно, продолжительное и тяжелое, но, к счастью, не патологически затянутое. Фильм идет почти два с половиной часа, потому что вмещает много событий и несколько неожиданных сюжетных поворотов, а не потому что камера часами разглядывает дороги и закаты. Есть в картине и забавные реплики и сцены, слегка разбавляющие ее суровость. Хотя юмор «Левиафана» все больше «черный» или сатирический. Что до северных пейзажей, которые многие критики сочли нужным отметить, то они, конечно, добавляют фильму визуальной фактуры, но «Левиафан» смотрелся бы немногим хуже, если бы был снят в Подмосковье. Это кино о людях, а не о природе. И кино хорошее, заставляющее задуматься. И подметить, что, при всех отмеченных режиссером проблемах, Россия в «Левиафане» смотрится все же лучше, чем в беспросветной «чернухе» 1990-х. Прогресс налицо! И то хлеб… (Борис Иванов)

У «Левиафана» невероятно мощный финал - и разрушительно трагический. Сейчас стало окончательно ясно, что жанр Андрея Звягинцева - трагедия, в нем он достигает высот почти античных. Невзирая на это, на выходе из зала я ощутил что-то вроде счастья. Просто потому, что в России, оказывается, может быть снято настолько совершенное и при этом настолько смелое кино. Перед этим фактом призы в Каннах, честное слово, вторичны. Поймут и дадут - прекрасно, не поймут и не дадут - не страшно. Лучше бы, конечно, дали, потому что тогда министерству Мединского уже нечем будет крыть, и придется выпускать фильм в российский прокат. Возможно, даже мат ... разрешат оставить. Насчет проката европейского можно не тревожиться: показы на каннском кинорынке прошли успешно. Начать с заголовка. Метафизика метафизикой, библейские аллюзии на месте, китовый скелет на берегу Баренцева моря тоже смотрится эффектно, да только на самом деле Левиафан - это российская власть. Вся ее треклятая вертикаль, осиновым колом пронзающая любого, кто посмеет стать на пути или хотя бы испортить ей настроение. Менты - в смысле, полицейские - на каждом перекрестке, городской мэр, судья и прокурор, да и ласково улыбающийся лидер в рамочке на стене, а превыше всех - строгий иерарх РПЦ, наставляющий на путь истинный свою чиновную паству и неустанно напоминающий ей, что любая власть - от Бога. Такого откровенного и яростного обвинения церкви во всех беззакониях, творящихся в нашей стране, до сих пор не позволял себе никто. Точнее, почти никто, кроме нескольких девушек в балаклавах, получивших за это двушечку. Их акция цитируется в «Левиафане» дважды, хотя и очень деликатно, едва заметно. И уж конечно, это не случайность. Звягинцев - не панк, но его фильм вполне тянет на молебен. Здесь, как и у Pussy Riot, форма у многих вызовет отторжение, а содержание покажется излишне плакатным, но на самом деле и акция в храме Христа Спасителя, и «Левиафан» находятся в том почти сакральном пространстве, где одинокое противостояние злу требует именно этого: вызова и прямолинейности. Хотя «Левиафан» - все-таки не эпатажная акция, а сложнейшее многофигурное полотно, населенное живыми персонажами, каждый из которых переживает свою драму, при этом захватывающе (но не картинно) красивое и суровое. Это новый рубеж для виртуоза-самоучки Михаила Кричмана, одного из самых блестящих российских операторов. Что важнее, это и лучшая картина Звягинцева. Возможно, поэтому здесь есть все то, в отсутствии чего режиссера дежурно упрекали его многочисленные критики: отличные диалоги, эротизм, юмор, изысканно нелинейная драматургия - ружей хватает, но в финале они выстрелят не так, как вы ждете. Герои фильма - члены одного семейства, живущие в доме на берегу залива, чуть на отшибе, но все же невдалеке от центра северного приморского городка. На этот дом и покусился местный мэр: место козырное. Суд, разумеется, признал, что постройка незаконная и подлежит сносу, а стоимость земли определил в 600 тысяч рублей. Глава семьи зовет на помощь друга юности, адвоката из Москвы, который приезжает с папкой компромата на мэра: авось, удастся договориться полюбовно. Дальнейшее можно предсказать, исходя даже не из законов кинематографа, а из российских реалий. Местные князья не привыкли сдавать позиции, ведь они твердо знают, что их власть - от Бога. В какой-то момент даже кажется, что сюжет повторит прошлогоднюю «Долгую счастливую жизнь», но он, дойдя до кульминационного перекрестка, расходится по разным тропам, охватывая в череде скупых и точных сцен весь беспредел, творящийся в стране - не только сейчас, а на протяжении столетий. Пусть это прозвучит глупо, но если пришлось бы одним словом отвечать на вопрос «О чем «Левиафан»?», то ответ был бы прост: о России. Типажи опознаются моментально. Добродушный рохля, любящий выпить в хорошей компании и не способный отказать знакомому, попросившему в неподходящий момент починить ему забарахлившую машину - Алексей Серебряков в своей, наверное, лучшей роли, парадоксально наследующей «Грузу 200». Скучающая и чуть презирающая мужа красавица-жена, смутно мечтающая о лучшей жизни где-то вдали от дома, - Елена Лядова, чей потенциал чувствовался еще в «Елене», но по-настоящему раскрыт здесь. Адвокат из столицы, хороший парень, чисто московский пижон и всезнайка - Владимир Вдовиченков, кладущий на обе лопатки свой былой суперменский образ. Анна Уколова и Алексей Розин - провинциальная молодая пара с чистыми намерениями и «Владимирским централом» в магнитоле. Наконец, мэр, лучший человек города, незабываемый Роман Мадянов, чей колоритный персонаж легко мог бы возглавить топ-лист лучших злодеев постсоветского кинематографа. Хотя весь ансамбль фильма поражает своей цельностью, концептуальной и художественной. Наполнив мир условного северного городка людьми и наметив штрихами готовое пожрать их всех чудо-юдо, Звягинцев бесстрашно обратился к тому, за что его пинают уже десять лет: духовности (слово, которое уже неуютно писать, не поставив в иронические кавычки). Где ей отыскаться, если все пространство и время заняты водкой, шансоном, несущим какую-то чушь телевизором? В развалинах старой церкви, где, собравшись у костра, подростки травят анекдоты, бренчат на гитаре и пьют пиво? В утешительных словах встреченного в магазине - в очереди за водкой, кстати, - батюшки, цитирующего отчаявшемуся герою Книгу Иова? Или попросту в смирении, ведь выбор элементарен: умри сразу или терпи пожизненно? Эта доктрина исключительно удобна российскому Левиафану, и фильм Звягинцева можно рассматривать как жест протеста против нее. Духовность в этом случае не имеет отношения к догмам любой религии. Духовность - это внутреннее напряжение, позволяющее не только проживать свою жизнь, но и осознавать ее. Рефлексия - тоже способ борьбы. Отказ от молебна в храме, где поклоняются Левиафану, - тоже молебен. Интересно, хватит ли у многочисленных российских цензоров ума и вкуса, чтобы понять, о чем на самом деле говорит этот выдающийся фильм. Еще интереснее, что они будут делать, если все-таки поймут. Тут же не только в мате дело, но и в явном национал-предательстве (то есть отказе от специальных розовых 3D-очков, которыми в последние месяцы полагалось обзавестись каждому патриоту). Ох не вовремя Звягинцев вылез со своей правдой-маткой. Или, подождите секундочку, может, именно он-то и вовремя? (Антон Долин)

[...] Благодаря нюансам современной дистрибуции видеоконтента «Левиафан» выходит на широкий экран не до, а после того, как его битый месяц обсуждали все, от министра до возмущенных доярок, - редкая, завидная судьба. Неоднократно и подробно высказались не только создатели фильма, но и его герои, включая, собственно, заглавного. Как известно уже лет сто, произведение искусства существует не в вакууме - в зависимости от контекста оно может терять какие-то свойства или приобретать новые, живя и развиваясь до тех пор, пока на него смотрят. Проект «Левиафан» за январь 2015 года стал гораздо больше и, по правде говоря, интереснее, чем фильм «Левиафан». Несмотря на свой ... тяжеловесный символизм, «Левиафан» внезапно и, вероятно, к удивлению авторов, оказался идеальным фильмом для России эпохи троллинга. Страна, где троллинг стал основой сперва внутренней, а потом и внешней политики, отчаянно нуждается в высказываниях, от которых можно отталкиваться. Полемических и в идеале открытых для интерпретаций. Сомнительный опрос. Неосторожное интервью. Не там устроенный концерт. Главное, чтобы у общества была возможность откомментировать, а потом откомментировать комментарии и мягко погрузиться в изматывающий, ни к чему не ведущий спор. Чем более общо и «универсально» была изначально сформулирована проблема, тем проще людям, которые придут ее технично забалтывать. И вот появляется Андрей Звягинцев, который иначе формулировать не хочет и, кажется, не умеет. Он говорит о конкретных, приземленных и болезненных вещах: о безнадежности провинциальной жизни, о коррупционном альянсе власти и церкви, об алкогольном ступоре, в котором пребывают избиратели и прихожане. Но смотрит на Россию-2014 через призму вечности, как он, и не только он, ее понимает: Книга Иова, Филипп Гласс, могучие волны бьются о берег, на котором валяются огромные обглоданные каркасы метафор. Это консервативный, позавчерашний киноязык, который именно в силу своей тривиальности, укорененности в пыльной традиции влет считывается в любой точке земного шара. Ровно так в приличных домах хоть Москвы, хоть Каира, хоть Лос-Анджелеса глубоко взрослые люди представляют себе усредненно-европейское приличное кино. Сравните с тем, что сделали с той же Книгой Иова несколько лет назад братья Коэн. Занятно, что ура-патриоты вменяют Звягинцеву в вину некое очернение российской действительности, в то время как режиссер последовательно, фильм за фильмом занимается обратным - поэтическим приукрашиванием местного быта, переводом его на артхаусное эсперанто. В первых двух работах Звягинцева стремление воспарить над географией принимало почти комические формы. В «Левиафане» автор сознательно старается зацепиться за отечественные реалии, но редко продвигается дальше икон на торпедо и «Владимирского централа». Потому что он остается чистоплюем, он рассказывает историю про кровь, сперму и блевотину, но, вообще-то (и его можно понять!), не хочет ничего этого видеть. Как только пахнет жареным, камера элегантно отъезжает или вовсе прикрывает глаза и переключается на красивую актрису Лядову в шейном платочке. Гражданская солидарность велит верить этому фильму - вероятно, благонамеренному и, как выяснилось, по нынешним временам довольно смелому (еще недавно никому не приходило в голову награждать за храбрость картины Бориса Хлебникова или Алексея Мизгирева, не говоря уж про Балабанова). Но единственному, кажется, кому в нем безоговорочно веришь, - второстепенной героине Анны Уколовой, живому человеку среди актеров, понуро обменивающихся корявыми, сериального качества репликами, которые, как слишком многие могли убедиться, сильно выигрывают в переводе. В «Левиафане» есть концепция, но в нем нет сердца - и вопрос, почему герои поступают так, а не иначе, быстро теряет смысл; они делают так, как нужно Звягинцеву, они иллюстрируют его тезисы - кроме фигуры режиссера, в фильме просто никого нет. А режиссер не дает собственным персонажам задышать, потому что бездыханные - порой в прямом смысле - они лучше встраиваются в его масштабное полотно с величественными пейзажами и тщательно пережеванными идеями. В фильм, где подросткам приходится жечь костры непременно на руинах старой церкви, где образ свинства проиллюстрирован свиньями, где рожи чиновников укоризненно смонтированы с крупным планом Иисуса Христа. Звягинцев прямолинеен и внятен, как никогда прежде. Но притча сегодня - мертвый, ненужный, в конечном итоге вредный жанр. Может ли произойти, происходит ли в России что-то подобное? Разумеется, да - и в глубине души это знает любой человек, который провел здесь хотя бы неделю. Означает ли это, например, что Россия - страна, покинутая Богом? Этот вопрос не имеет и не может иметь ответа, он мигом переводит неудобную публицистику в комфортное пространство кухонного диалога. Сперва нужно договориться, что такое Бог. Был ли он здесь. Если был, то когда перестал быть - при Владимире Владимировиче, при Иосифе Виссарионовиче, при Александре II Освободителе? В общем, это тема для длинной, яростной, бессодержательной дискуссии. (Станислав Зельвенский)

На берегу Баренцева моря независимый во всех смыслах слова автослесарь Коля (Алексей Серебряков) переругивается с женой (Елена Лядова) по поводу методов воспитания сына. Воспитывать, впрочем, в ближайшее время будут их самих - причем сделает это само мироустройство, как его ни назови. Жизнь (напрашивается «жизнь русская», но вообще-то Звягинцев, как всегда, подразумевает историю универсальную), бог, высшие силы сгустятся в данном конкретном случае до местного мэра и его разномастных подчиненных, всерьез настроенных отжать у Николая козырный кусок земли, на котором тот живет в построенном еще дедом доме. Стандартные претензии к «Левиафану» - неправдоподобность, очернение, перенос американского сюжета на отечественную почву - так ... или иначе строятся вокруг его мнимой безысходности. Звягинцев, впрочем, четок и точен в формулировках: он довольно ясно дает понять, что многие беды Николай ниспосылает на себя сам, когда возгордившись из-за суммы компенсации за землю, когда послушавшись неудовлетворенной жены. Формально тем самым он повторяет судьбу Иова - минус искупление, но «Левиафан» оказывается больше, вместительнее, амбициознее и отповеди неистребимой русской жути, и выспренной метафоры библейского сюжета. Чем же? Думаю, нервная реакция российского общества как раз связана с ускользающей все-таки, как бы того ни хотел зритель, от однозначного ответа природы фильма. «Левиафан», даже выстроив на костях жизни своего героя храм, не останавливается на этой жесткой иронии союза власти, церкви и земли - а берет и на несколько кадров уходит в стылые, очищенные от жизни северные пейзажи под Филипа Гласса. Отказывается тем самым быть высказыванием о конкретных обстоятельствах, времени и месте (России, путинской эпохе, нас), претендует явно на нечто большее. В том и дело: Звягинцев не бытописец (и уж тем более реалистического толка), но демиург, его намерения ярче проявляются не в содержании, а в форме - в широком смысле, форме не только изображения, но и манеры рассказа. Так и вся правда о «Левиафане» проговаривается не через сам сюжет, а через его структуру, то, как постепенно он выстраивается, расправляет плечи. Он начинается с жанрового, вестерновского сюжета о восстановлении справедливости вне стен продажного суда. Сюжета нереалистичного, неправдивого, если понимать правду буквально - не в части даже самой коллизии с посягательством на землю, а в самом стремлении этой ординарной, всюду и всегда имевшей место завязки обернуться жанровым, острым и обреченным на победу (как минимум моральную - в виде жалости и чувства попранной справедливости у зрителей) вымыслом. Звягинцев быстро ломает этому современному жанру хребет, вдруг запуская в него неотвратимый дух греческой трагедии, традиции куда более древней (и включающей в себя и ветхозаветные истории, отсюда и Иов) и безжалостной. К чему эта трагедия? К тому, что в ее отсутствие в пространстве фильма смехотворны, бессмысленны, жалки все - и лихой заезжий адвокат (Владимир Вдовиченков), и карикатурный, афористичный мэр-мучитель (Роман Мадянов), и сам беспомощный, склонный к водочному эскапизму Коля. Их стремления убоги, а поступки мелки, и сюжет о борьбе за дом не складывается (но разве кто-то начинает смотреть «Левиафана», ожидая победы героя?). Но стоит к мытарствам героев подключиться фатуму, как траектории их метаний обретают смысл, высшую логику и даже красоту, достойную сурового северного пейзажа. И тут эта парадоксальная история вдруг обретает динамику и ход, перестает смешить и раздражать алогичностью существования и сосуществования героев в кадре. «Левиафан» сталкивает персонажей из одного контекста (псевдореалистического современного сюжета о попытке постоять не за себя даже, а за «свое») с правилами другого, вроде бы себя изжившего (трагедии о том, что любой вызов - вызов бытию, которое не знает жалости). Тем самым «Левиафан» вписывается в традицию фильмов о сложных отношениях человека и историй, которые тот рассказывает, слушает и примеряет на себя, в конце концов, выстраивает их вокруг себя, и те вдруг оживают. Если «Левиафан» против чего-то и протестует, что-то очерняет, то не конкретные пороки, заблуждения и самообманы, а саму привычку обманываться и заблуждаться, очаровываться - не важно чем: проповедями или умыслами, ложной гордыней или показным смирением, властью, иллюзией собственности или женщиной. Это, конечно, христианское - в самом аскетском из проявлений веры - кино. Да, Звягинцев, вбивая истину о том, что ад за поворотом судьбы реален, но рожден нашими собственными мыслями, действует совсем уж жесткими, бронебойными методами. Пейзажи, Гласс, Pussy Riot по телевизору, водка, размах; а чего стоит проповедь священника в финале? Но пока средний зритель «Левиафана» живет среди историй таких лживых, порочных, самовлюбленных и едких, как те, что доминируют в окружающем его публичном пространстве, не до деликатности. И вот уже в этом смысле - жесткости приемов - Звягинцев своим фильмом идеально попадает в место и время. (Ксения Трушина)

Возможно, все изложенное ниже - лишь догадки и вообще конспирологическая теория. Но выглядят эти догадки вполне убедительно. Речь идет о тонко проработанной интриге властей с целью опорочить не только картину Звягинцева (а это действительно лучший отечественный фильм за долгие годы), но и все наконец-то возникшее социально-критическое направление в новом русском кинематографе. От любви до ненависти После фестиваля № 1 в майском Канне, где «Левиафан» получил приз за лучший сценарий, казалось, что фильм нравится всем нашим. Ему активно воспротивился лишь специально приехавший посмотреть его в Канне Мединский. Ну и черт с ним! Кому из нормальных людей важно мнение Мединского? С тем ... мы и вкатились в Новый год: «Левиафан» - великое кино. При этом не до конца понимаемое Западом. Смешно, когда теперь даже продвинутые критики утверждают, будто «Левиафан» рассчитан на западное сознание. Ничего подобного! Запад в лице Европы не понял главного: что «Левиафан» - не просто частная история о жутчайшей несправедливости, но и политическое высказывание о сути современной России: о страшном Левиафане, коррумпированном государстве без чести и совести, где церковь крышует власть, а Христос фактически приватизирован бандитами. Европа недооценила «Левиафана». Каннская награда за лучший сценарий - конечно, здорово, но это не главный приз. В декабре «Левиафан», номинированный на ряд европейских «Оскаров», вчистую проиграл борьбу польской «Иде». Владимира Мединского, однако, больше беспокоил англоязычный мир и прежде всего Америка. Кто знает в России о «евро-Оскарах»? Несколько тысяч человек от силы. Кто знает о «Золотом глобусе» и «Оскаре»? О, это совсем иная история. Нынешний министр культуры - не дурак, и у него толпа наушников. И он, скорее всего, сам начал активно наушничать, кому надо, что если «Левиафан» получит сейчас американские призы и обретет популярность в отечественных массах накануне его выхода в официальный прокат 5 февраля, то это будет удар. По примитивно понимаемому Мединским российскому патриотизму. По российской государственности и православной церкви. Мединский не без помощи тех самых наушников знал, что продюсер фильма Александр Роднянский, делающий фильмы как в России, так и в Америке с участием ведущих звезд, явно более серьезная фигура в глазах оргкомитета «Золотого глобуса», чем для Европейской киноакадемии. Так что «Левиафан» может получить «Глобус». Видимо, поэтому и было принято решение опустить фильм в глазах русской общественности накануне «Глобуса». Акцию согласованно провели всего за неделю. И, надо полагать, не без участия спецслужб. Россия, назад! Итак, в прошлый уикенд «Левиафан» был выложен в пиратских сетях. Существует версия, будто это сделали сами создатели картины, но она противоречит всякой логике. Зачем Роднянскому выкладывать фильм в сеть, если с 5 февраля он в официальном прокате и этой даты ждали очень многие? Ему что, свои деньги не жаль? А зачем это Звягинцеву? Звягинцев - перфекционист. Он делает фильмы для большого экрана, а в «Левиафане» потрясающая операторская работа мэтра Михаила Кричмана. Неужели Звягинцев захотел бы отправить свой лучший на сей день фильм в сеть, чтобы его смотрели на маленьких экранах, наполовину закрытых английскими субтитрами? Логичнее предположить, что фильм слили в сеть наши спецслужбы. Во-первых, чтобы испортить впечатление о фильме ( а показ лучших - именно лучших - фильмов в хорошем и плохом качестве порождает четко противоположные реакции зрителей). Во-вторых, чтобы дать возможность своей агентуре в соцсетях тут же начать формировать негативное мнение о «Левиафане». Если бы фильм не появился в соцсетях, то и создатели фильма, и автор этих строк сказали бы: о чем вы, подлецы, твердите? Ведь вы не видели эту картину! А теперь что возразить? Все нанятые спецслужбами люди, обслуживающие в интернете по двести-пятьсот вымышленных имен, прямо накануне «золотоглобусного» триумфа «Левиафана» заявили в соцсетях: фильм - дерьмо, чернуха и вообще порочит Россию. Самое неприятное, что это сработало. Еще раз повторим: после качественного показа фильма в Канне все русские были в восторге. Теперь же в интернете даже умные и развитые люди заявили: «Да я вообще не стану смотреть эту фигню!» Как же, оказывается, до сих пор четко работает гэбистская пропаганда! Как же легко развести умных вроде бы людей! Операция была запущена. Судя по всему, в нее вовлекли и два главных официальных телеканала, которым были даны особые указания. Когда в понедельник пришло известие, что «Левиафан» получил-таки «Золотой глобус» и это всероссийская сенсация (ведь за всю историю премии ее лишь однажды, в 1969 году, обрела «Война и мир» Сергея Бондарчука), два главных телеканала не просто не подали ее как новость дня, но запихнули под конец своих информационных программ. Причем сначала перечислялись все обладатели главных «глобусовских» наград, и лишь потом вскользь произносилось, что «Левиафан» заслужил приз за лучший иностранный фильм. И все! Ситуация достигла полного маразма 15 января, когда выяснилось, что «Левиафан» номинирован еще и на «Оскар». Это же «победа русского оружия», скажете вы, это же первая новость дня! Ничего подобного. «Вечерние новости» Первого канала вообще проигнорировали это известие. Словно бы и нет никакого «Оскара», словно бы и нет никакого «Левиафана». Зато все новостные программы с радостью осведомили нас, что наша мужская биатлонная сборная выиграла аж бронзу на очередном Кубке мира. Стыд и позор. К чему все идет Куда же они хотят нас загнать? В гетто. В политическое и культурное гетто, где нам легко можно будет промывать мозги и где нет места таким откровенным фильмам про сцепку власти и церкви, как «Левиафан». Удивительна одна из мыслей, которая сейчас - явно через проплаченных и подставных агентов влияния - распространяется в соцсетях. Дескать, Мединский имеет право требовать от «Левиафана» политической лояльности, поскольку фильм снят при поддержке Министерства культуры. Но вспомним, что при поддержке Минкульта снимались в последние годы все отечественные фильмы, и, значит, нечего предъявлять особые требования к «Левиафану». Особенно если учесть, что эта поддержка мизерная, и основные деньги продюсер находит на стороне. В этом смысле идеальная ситуация между государством-спонсором и кинематографом сложилась во Франции, на опыт которой так любят ссылаться у нас в верхах. (Чаще всего там любят порассуждать, что во Франции якобы существуют квоты на показ американских картин. Так вот: никаких квот во Франции нет, не было и не будет. Вас дурачат.) Одиннадцать процентов от стоимости каждого проданного билета идет во Французский центр развития кино. И этот Фонд, подобно нашему Минкульту, выделяет деньги продюсерам на съемки картин. Это куда большие деньги по сравнению с теми, что дает наше министерство, но никто и никогда не посмеет контролировать снятые фильмы с идеологической точки зрения. Видимо, потому, что Франция, в отличие от России, - свободная страна. На фоне истории с «Левиафаном» Минкульт внес в правительство проект постановления, в соответствии с которым прокатное удостоверение не будет выдаваться никакому фильму, который «порочит национальную культуру, создает угрозу национальному единству и подрывает основы конституционного строя». Нас готовят к тому, что проката не будет у фильмов, хотя бы косвенно задевающих нынешнюю российскую власть. Интересно, сколь долго они продержатся со своими ограничительными законами и скоро ли Нюрнберг? Что до Звягинцева, то, видимо, наши власти сделают все для того, чтобы выдавить режиссера из страны. Когда у власти стоит отребье, то оно всегда целится в свободных, нравственных и талантливых людей. (Юрий Гладильщиков)

Главный российский фильм 2015, как часто бывает, вышел еще в 2014. Впервые самой важной российской картиной начала года стала авторская драма, а не новогодний конвейерный продукт типа «елок». Фестивальное кино обычно не нужно широкому зрителю, но в этот раз ситуация сложилась иначе. «Левиафан» прогремел на всех приходящих в голову премиях, стал первым российским фильмом в истории, получившим Золотой Глобус, номинирован на Оскар, и остается очень мало сомнений в том, что картина награду Американской Киноакадемии все-таки получит. В СМИ лента постоянно на слуху: то пиратская копия утечет в сеть, то православные активисты начнут бунтовать против еретического содержания фильма, то министр культуры ... выскажется по поводу нецензурной лексики, употребляемой в картине. Никогда еще кино не вызывало такой сильной одновременной реакции во всех слоях российского общества. Автослесарь Николай (Алексей Серебряков) живет в своем доме на берегу Баренцева моря с женой Лилией (Елена Лядова) и сыном от первого брака Ромой. Впервые мы наблюдаем семью в тяжелый момент. Лилия устала от однообразной жизни, паренек ненавидит мачеху и весь маленький северный город. Но самое важное и пугающее то, что мэр (Роман Мадянов) этого городка (про таких говорят: «руки по локоть в крови») хочет экспроприировать участок за мизерную компенсацию. Бесполезные тяжбы, непринятие судом всех аргументов и улик со стороны истца - российское судебное правосудие понятно любому, кто следил за делами абстрактных Ходорковского и Навального. Легко обвинить Звягинцева в русофобии, что и не преминули сделать все квасные патриоты. Протоиерей бухает вместе с мэром, оправдывает все ужасы сентенцией «Дело твое благое, всякая власть от Бога» - оскорбление чувств верующих. Сам градоначальник ручкается с прокурорами и ментами, имеет везде личный интерес - клевета на российскую власть. Пьяные герои стреляют из калаша по пустым водочным бутылкам, из их машины доносится Натали, возжелавшая от какого-то мужика сына - все это ненависть к россиянам. Всюду происки врагов и пятой колонны. Главная проблема в России - Pussy Riot (к ним в «Левиафане» есть пара отсылок). Фильм - русофобия на экспорт. Рассматривать так окружающую реальность легко и приятно. Тем временем «Левиафан» оказался слепком с реалий 2014 года. Звягинцев запечатлел, возможно, гипертрофированно, но все же правдиво русский дух после двадцати четырех лет нового строя. Да, люди действительно слушают шансон, мало чего хотят от жизни и одинаково боятся что бандитов, что полицейских. Многие обзовут такое кино «чернухой» (привет, «Груз 200»), но иногда, чтобы показать важное, нужно это жирно подчеркнуть. Собственно Левиафан, библейский змий, живущий в морских пучинах, часто ассоциируется с Сатаной. Посреди сурового мурманского пейзажа лежит скелет какого-то гигантского чудища. Кроме того, название фильма отсылает к трактату XVII века философа Томаса Гоббса о том, что сильное государство является природной силой, принижающей человека и отнимающей у него естественные права. Иначе говоря, госстрой и есть тот побудитель зла внутри. Но государство в общем понимании - это лишь выразитель воли народа. В какой-то момент все герои, кроме Николая, вне зависимости от желания, становятся антагонистами, выразителями злой воли государства, которой они даже не замечают. И жена, и его армейский друг Дмитрий (Владимир Вдовиченков), ныне московский адвокат, пытающийся вытянуть несчастного из болота. Даже чета приятелей, главный местный гаишник с женой, простодушные люди - и те толкают историю к фатальной развязке, причем исключительно по доброте душевной и из желания помочь. А уж про мэра и говорить нечего. Порождение того же болота - главный герой Коля - не мог быть ни фаталистичным Иовом, ни борцом за честность Марвином Химейером. Он пытается лишь жить по накатанной, и все, что может ему помешать - бревно на этой накатанной, которым становится мэр со своими планами на его землю. Алкоголик, чрезмерно эмоциональный и жестокий - да, Николай, блистательно сыгранный Серебряковым, не может вызывать большого сочувствия. Но вот такой уж он, единственный не-злодей в этом Богом забытом месте. Вся эта подоплека не имела бы никакой важности, если бы не мастерское исполнение. Операторская работа Кричмана, постоянно работающего со Звягинцевым, выше всяких похвал. Съемочная группа долго искала место, чуть ли не экспедицию провела, и не зря. Первые минуты показывают мурманские виды: холодные воды, каменистые уступы, ржавые покореженные остовы кораблей под темным полярным небом. Куда там Шотландии! Красивейшее и трагичное зрелище, еще одно опровержение русофобности фильма: просто нельзя с ненавистью в сердце так снять эту природу. Кроме того, интересен главный композиционный прием: во время важных моментов камера наезжает издали, постепенно приближаясь совсем вплотную, как бы рассматривая ситуацию все пристальнее. Оркестровая партия Филипа Гласса лишь подчеркивает мрачное торжество происходящего. При этом наш новый штандарт российского кинематографа, будущий Оскаровский лауреат, хочется надеяться, - совсем не идеальный фильм. Сюжет, к сожалению, не без дыр, заполнить которые предлагается зрителю самостоятельно - таково авторское решение. Персонажей второго-третьего плана слишком много, они нужны только для поддания аутентичности. Сложный артхаус всегда можно поругать, а творцу всегда оставлена возможность горделиво заявить, что так, мол, и было задумано, а вы ничего не поняли. Переживем. «Левиафан» - это анти-«елки», тоже трактат о России, но о ее темной стороне, без приукрас и прибауток. Такое кино должно было появиться рано или поздно, и нам повезло, что оно получилось таким, что взбаламутило все болото вокруг. «Левиафан» - фильм академичный и простой, но вместе с этим умеющий сильно ударять по голове. Не обычная чернуха, которую все привыкли хаять, не моралистический русофобный пасквиль, а такое тихое и пронзительно грустное кино безо всякой надежды на будущее. То, что нужно, чтобы эта надежда хотя бы забрезжила на горизонте. (Егор Беликов)

Один из лучших фильмов американских 1970-х - «Двухполосное шоссе» Монте Хеллмана заканчивается, возможно, самым эффектным режиссерским поступком в истории кино вообще. Роуд-муви без конца и края (уже в нулевых Хеллман снимет фильм с саморазоблачающим названием «Дорога в никуда») так и не приводит своих героев к финалу пути. Хеллман проделывает с каноном роуд-муви одну простую операцию - лишает своих гонщиков каких бы то ни было мотиваций, кроме желания потешить собственное эго. Желание это оборачивается фатальной невозможностью сойти с дороги. Точка Б, условный Вашингтон, уже позади, но оба водителя так и не могут остановиться. Растеряв все вводные характеристики, они сливаются с собственными ... машинами и разделительной полосой шоссе, не проигрывают в гонке формально, но проигрывают по сути, растворяя свою субъективность в мерном гуле мотора. Но как закончить кино, весь смысл которого в бесконечности? Хеллман делает удивительную и очень изящную вещь - он попросту сжигает пленку: финальный кадр буквально плавится, пока не будет разъеден совсем. Логика такого режиссерского решения объяснена не одним критиком времен Нового Голливуда: в условиях дегуманизации героев, их поражения в гонке наперегонки не с самими собой, но с установленными правилами игры Хеллман вынужден расписаться в собственной неспособности продолжать снимать это кино. Когда реальность фильма становится невыносимой (а экзистенциальный ужас к финалу «Двухполосного шоссе» охватит зрителя целиком), первым сдаться должен режиссер. Почему я не могу отделаться от мыслей о Хеллмане, когда думаю о «Левиафане» Андрея Звягинцева? Подобно «Двухполосному шоссе», «Левиафан» - ультимативный, в своей полноте практически невозможный зрительский опыт. Потертые слова «энциклопедия русской жизни» в его отношении не пустой звук - это, среди прочего, и галерея всех еще имеющих хоть какое-то значение типажей и социальных страт современной России: чиновник, священник, мент с одной стороны - и обыватель с разночинцем-юристом с другой. Глупые мужья и неверные жены. Условно деревенские и условно городские. Подросток - единственная возрастная категория, под репрезентацию которой в фильме Звягинцева отведен отдельный персонаж: хотя бы потому, что по своей психофизике именно в переходном возрасте застревают все остальные его герои. Это всеохватное, всеядное кино, в пространстве которого находится место всему, от Pussy Riot до гопнических пинков с двух ног сразу (маленький секрет для каратистов-любителей - нужна опора для рук). От Марвина Химейера и Михаэля Кольхааса до Иова. От «Груза 200» до «Долгой счастливой жизни». Всепожирающий Левиафан, а не фильм. И столкновение с ним, его разворот в полный рост, который случается в финале, конечно, оказывается для зрителя непереносим почти на физиологическом уровне. При всем этом по своей структуре «Левиафан», конечно, роуд-муви - причем именно в хеллмановском, предполагающем невозможность остановки, смысле. Он начинается и заканчивается протяженными северными пейзажами - неразличимыми, означающими бессмысленность пройденного героями пути (в данном случае - метафорического), пустынными и опустошающими. Он подразумевает дегуманизацию персонажа, вступающего в гонку, как он думает, с конкретным человеком, а на деле - с машиной как таковой. Разве что у той вместо четырех колес четыре ветви власти (судебная, исполнительная, законодательная и церковная), задействовать каждую из которых главный герой - простой, но гордый обладатель заманчивого куска земли с домом и мастерской (Алексей Серебряков) - в определенный момент пытается. Цель эта обусловлена, как и у Хеллмана, одним лишь эго - размером компенсации за отчий дом; о том, чтобы сохранить землю, персонажи и не помышляют. Но как авто порабощает водителя в «Двухполосном шоссе», так и система, правила игры которой принимает герой Серебрякова, незаметно (первые полфильма зритель ржет - от узнавания ситуаций и типажей и общей абсурдности происходящего, этого неизбежного следствия искривления жанровых канонов) пожирает сначала все его социальные связи, а затем и саму его индивидуальность. Библейская история Иова, которую здесь даже в какой-то момент пересказывают вслух, ведь тоже в некотором роде роуд-стори: чтобы потешить свое эго, ее герой следует правилам игры в «путь праведника» - верность им его же и сожрет, изменив до неузнаваемости как социально, так и буквально, покроет струпьями. Иову все вернулось в десятикратном размере, но этому и без того тяжелому фильму не пошла бы душная форма морализаторской притчи. Звягинцев не заклинает и не обличает российскую действительность; он лишь уплотняет ее. Русская жизнь, которую камера словно застает врасплох, оборачивается черной комедией - пока чернота не поглотит все вокруг, включая защитный хохоток в зрительском горле. Ее ткань становится невыносима, невозможна. Для героя, стертого системой в порошок до основания. Для зрителя, поставленного в ситуацию невозможности размышления о фильме - «Левиафан» столь полон самим собой, что вслух, и не по одному разу, проговаривает все свои смыслы и способы быть прочитанным (от бессмысленности сопротивления системе в ее же рамках до вскользь, через сам ход развития сюжета поданной мысли о том, что страшна русская жизнь, а русская баба еще страшнее). Этот фильм призывает не к размышлению, но к поступку. Поступком этим в силу только что предъявленной зрителю невозможности action directe может быть действие, только направленное внутрь - к примирению (первая реакция, конечно, проста до примитивизма - нажраться). Но есть один момент, который не позволяет это сделать: кроме пейзажа в пространстве финальных кадров «Левиафана» присутствует еще одна сущность. Это всевидящая, не моргающая камера. Предъявляя зрителю невозможную, невыносимую модель бытия - и не важно, насколько она реалистична, - Звягинцев, в отличие от Хеллмана, не может от нее отвернуться. А с ним не может отвернуться от экрана и зритель. Андрей, выпейте с нами. Залить глаза - тоже действие. (Денис Рузаев)

Заслуженный успех «Левиафана» побуждает взглянуть на работу Андрея Звягинцева как на высшую точку в ряду недавних российских фильмов, рассказывающих об отношениях «маленького человека» и власти. Ведь до него вышли «Долгая счастливая жизнь» Бориса Хлебникова и «Дубровский» Александра Вартанова, а одновременно с ним - «Дурак» Юрия Быкова. В отличие от «государственников», которые воспринимают государство как позитивное целое, кинематографисты рассматривают отдельных представителей власти, имеющих дело еще с более отдельными представителями народа, и в этом представлении власть выглядит несколько иначе - не как заботливая мать, а скорее как злая мачеха. В «Долгой счастливой жизни» местные чиновники, положившие глаз на землю, на которой расположено ... фермерское хозяйство, всеми доступными средствами пытаются согнать фермера с обжитого места и в конце концов доводят его до бессмысленного и беспощадного бунта - единственного, чем он может защитить свое достоинство после того, как его покидают товарищи. В «Дубровском», который переносит пушкинскую историю в наши дни, к проискам исполнительной власти добавились происки судебной: богатый сосед, обидевшийся на бедного, при помощи нечистых на руку судейских чиновников и при содействии местного начальства разоряет несчастного и доводит его сына и работников до отчаянного бунта. Сюжет XIX столетия почти без натяжек вписался в реальность XXI века - от перестановки трех цифр ничего не изменилось. Герой «Дурака» принадлежит к иному типу, чем герои двух предыдущих лент, - лично его никто не ущемлял. Парень-сантехник обнаруживает, что многоквартирный густонаселенный дом в любой момент может рухнуть и пытается добиться экстренного расселения, но нарывается на круговую поруку городских властей, угрожающую его собственной жизни, и еще на более опасную реакцию тех, кого он пытается спасти от беды. Фильм беспощаден вдвойне - не только к власть имущим, но и к подвластным. В «Левиафане» беспощадная аналитика доведена до предела и перехлестывает через него: против владельца дома и маленькой автомастерской уже не только исполнительная и судебная власти, но также власть, с позволения сказать, духовная, задумавшая поставить храм на месте его жилища, и едва ли не сам господь, подвергающий его мучительным испытаниям со стороны чужих и близких - соседей, друга и жены. Причем без единого метра «позитива» и без единого «лучика надежды», к демонстрации которых призывают авторов многочисленные зрители и даже иные недопросвещенные киножурналисты, жаждущие узреть «свет в конце тоннеля». Кое-кто даже договорился до того, что обвинил авторов в очернении родины, антипатриотизме и безбожии, а международный успех фильма объяснили тем, что прогнивший Запад страшно обрадовался, когда Россию вымазали грязью. Хотя американцы увидели в «Левиафане» отзвук их собственного «случая Химейера», немцы - след «Михаэля Кольхааса» Клейста, китайцы - параллель с несколькими китайскими лентами, показавшими сходные конфликты; люди, читавшие Библию, - проекцию книги Иова. А те, кто ценит искусство кино, увидели непривычную эстетику, отличную от голливудской, согласно которой герою положено побить всех супостатов, от соцреалистической, где новый начальник обязан преодолеть сопротивление ретроградов и вывести завод в передовики производства, от неореалистической, где наряду с плохишами должны присутствовать простые хорошие люди, и от «чернушной», где мафия должна быть представлена как иррациональная сила, но в чем-то родственную эстетике экзистенциализма с его отчетливым взглядом и концепцией «свободы по ту сторону отчаяния». Да и Радищева не грех вспомнить. (Виктор Матизен)

Многоэтажная символика взрывается откровенной публицистикой, сгустками злободневной реальности, мифология прячется за шаржем, трагедия развенчивается простонародным фарсом. Монструозный «Левиафан» и не хочет нравиться, он груб, порой смешон, порой вульгарен. Здесь всего через край: и водки, и шансона, и гнева. И безысходности. Начало фильма - мощно оркестрованная увертюра: скалистый берег пожирают волны леденящего Баренцева моря, словно сам библейский Левиафан - олицетворение сатанинского беспощадного хаоса «кипятит пучину» (оператор фильма Михаил Кричман в этой работе до крайней степени экспрессивен). Рядом в тихой заводи кладбище кораблей. На мели лежит гигантский скелет - то ли кита, то ли самого спрута Левиафана, черное тело которого на миг ... показавшись в волнах, призовет к себе очередную жертву. Тут же одинокий дом, где автомеханик Николай живет с женой и сыном-подростком. Дом родительский желает захапать власть в лице толстомордого мэра (жирным мазком выписанный Романом Мадяновым чиновник чем-то напомнит Ельцина). Хмельной от власти мэр, единоличный хозяин берега и моря, «руки по локоть», решает прикарманить живописнейшее место на берегу для строительства «особо ценного объекта». Безнаказанность коррупционной верхушки (мэр-судья-прокурор-главный мент) окормляет архиерей. Он же, по сути, и управляет беспределом, обучая мэра «силу показать». Главу города поддерживает губернатор, показавшийся перед финалом. Такая вот вертикаль власти всей своей силищей и беспощадностью обрушивается на голову рядового автомеханика Коли. Представителя населения, которое в глазах мэра «насекомые, тонущие в говне», необходимые исключительно для одного. Чтобы прийти в следующем году, и проголосовать. Вечный сюжет Иова, подвергаемого мучительным испытаниям, и не потерявшего веры, трансформируется в историю непримиримого противостояния отдельно взятого человека и автономного от человека государства. Вроде бы изначально призванного защищать и оберегать. Но по Звягинцеву, государство - враг у ворот. Государство - Левиафан, который изощренно и не без удовольствия при малейшем неповиновении скрутит, задушит в смертельном объятии и разотрет в пыль. Действие фильма расходится кругами, вовлекая историю испытаний героя (думаю, имя его не случайно, Святой Николай, как известно - защитник невинно обвиненных) все больше и больше персонажей. И достается по полной не только коррумпированной власти и церкви, но и «рядовым гражданам», ввергнувшим себя в болото тотального недоверия и лицемерия. Кроме жертвы Николая, которого обирают до нитки, здесь все предают всех. Все друг перед другом виноваты. Люди в общем неплохие, даже симпатичные, сочувствующие. Но какова система, таковы и ее собутыльники. И практически все персонажи этого многофигурной провинциальной трагедии напоминают человека из притчи Платона, прикованного в пещере спиной ко входу, приговоренного следить за тенями на стене. Желание увидеть свет может помочь ему обернуться. Но желание это должно быть сильным… Звягинцев не таит фиг в кармане, более того, переходит почти на площадной язык, желая точно быть понятым. Он не боится конкретики, которая указывает на связь всего со всем. Памятника Ленину перед администрацией, Пусси Райот, портрета Путина над головой мэра, водки из горла, священника с благовидными речами и неблаговидным закулисьем на фоне Тайной вечери. Вот почему травматичный «Левиафан» и вызывает столь противоположные отклики. Его грубость шокирует. Даже корреспондент «Нью-Йорк таймс» после одобрительного высказывания о картине сказала, что она чрезвычайно фраппирует публику. И поделилась озабоченностью судьбой фильма Звягинцева. Тем более с учетом закона о запрете обсценной лексики. Ее тревоги разделяют многие. Министр культуры фильм посмотрел. Говорят, картина ему не понравилась. И в Канны он не приехал… (Лариса Малюкова)

"Левиафан" Андрея Звягинцева - колосс, гармоничный и неуклюжий одновременно. Он поражает мощью изображения, самоотдачей актеров, многие из них сыграли здесь лучшие свои роли. Шокирует непосвященных трагической правдой, которая в чутком зрителе отзывается целительной болью, в зрителе зашоренном - приливом хмурой подозрительности. И удивляет неожиданной сатирической энергией: зал много и охотно смеется, что полностью снимает неизбежный, казалось бы, привкус чернухи. Но вблизи видишь нестыковку суставов, слышишь сбивчивость дыхания, порой разверстые, незалеченные раны. Живое и, как все живое, - несовершенное создание. Еще одна, после "Трудно быть богом" Германа, Sagrada Familia - шедевр, который и не может быть завершен. Потому что закончить этот ... сюжет может только сама жизнь общества. Или смерть общества, поставленного на грань. Фильм выращен из житейского случая, происшедшего даже не у нас в России: человек столкнулся с государством. Что уже придает ему определенную универсальность. Случай перенесен на российскую почву и дал всходы такие крепкие, словно он и есть испарения этой земли и этого народного сознания. И вот на дом у залива в северном поселке, где прошла вся жизнь Николая с женой и сыном, положил глаз местный мэр - вполне житейское ныне дело. Николай пробует сопротивляться, к нему даже спешит на выручку армейский друг - московский адвокат (Владимир Вдовиченков), оба идут в наступление: у мэра рыльце в пушку. Но у мэра ухватки хорошего пахана, у него все под контролем, от полиции до суда, и он знает, как усмирять непокорных. Бытовая драма с элементами комедии станет трагедией, которая столько вызывает параллелей с сегодняшними газетными хрониками, что любые обобщения тут бледнеют. Частная история становится диагнозом общества, а потом и прогнозом для него. Опрокинуть прогноз есть только один способ: одуматься. Это и будет первым шагом к излечению. Год назад на сходную тему сделал хороший фильм "Долгая счастливая жизнь" Борис Хлебников. И корни сюжета тоже были заграничные: этот этап торжествующих хищников проходило все человечество. Фильм Звягинцева еще жестче по формулировкам и суровей по выводам. По жанру это почти притча. Не случайно возникли тень Иова и смутный образ Левиафана; циклопический скелет чудища, которое, как у Феллини, выброшено морем на берег, можно считать метафорой этой почти уже разрушенной жизни. Кроме скелета, съемочной группе не пришлось ничего имитировать: камера Михаила Кричмана снимает реально существующие остовы домов, судов, церквей и заводов. Эти величественные картины русского Севера открывают фильм, ими же завершится круг жизни героев: одного упекут за решетку, другая погибнет, о третьем тоже позаботится государство. Предыдущий фильм Звягинцева "Елена" заканчивался человеческим детенышем, по-хозяйски копошащемся на чужом диване, - эмибрионом нового зародившегося класса; в "Левиафане" наше ближайшее будущее воплощено в мэрским отпрыске, который, скучая, тупо слушает внушения попа. Отец погладит его по головке, и тоже станет ясно, что будет кому хозяйничать на отвоеванной у Коли земле. Два дурмана колышут здесь души людей: водка и церковь. Первой заливают все - от нечаянной радости до полного отчаяния. Пьют много, за бутылку хватаются по любому поводу, бутылки опустошают, бутылки для развлечения расстреливают. Для бытового фильма пьют слишком много, для художественного образа пьют, пожалуй, слишком назойливо. Местная церковь в лице архимандрита нашла с мэром полное взаимопонимание и готова освятить любую его акцию: "всякая власть - от Бога". В противовес церкви-власти дана церковь-вера в лице рядового священника, он и пытается помочь человеку - но чем поможешь, если "все в руце Божьей"? С этим фатализмом пытаются спорить и герой, и сам фильм - в энергии сопротивления его оптимизм. Алексей Серебряков в роли Николая играет тип человека, загнанного в угол. На последнем взводе. Обнаженный до предела нерв. Но авторы хотят его натянуть еще больше - и в фильм входит побочная, как бы "в нагрузку", тема изменившей жены (Елена Лядова). Вообще, упомянутые мною нестыковки идут от сценария: с одной стороны, он перегружен обрушившимися на героя напастями, а с другой, многие мотивировки нужно довообразить - их в сценарии нет. Баланс восстанавливают актеры - они здесь в лучшей форме и даже неловкие фабульные ходы делают убедительными. Особенно хорош Роман Мадянов в роли уверенного в своей безнаказанности мэра. Фильм сразу стал в Канне событием, на следующее же утро собрал урожай самых восторженных рецензий во всех ведущих изданиях и вошел в число первых претендентов на Золотую пальмовую ветвь. Его притчеподобие, его пусть отдаленные, но отсылы к библейским образам во многом снимают претензии к бытовым мотивировкам: он намного крупнее по замаху и выводам. Я почти уверен, что "Левиафан" не уедет без серьезных наград. На Золото претендуют также братья Дарденн с "Двумя днями, одной ночью", Нури Билге Джейлан с "Зимней спячкой" и Майк Ли с "М-ром Тернером". Для меня самый серьезный из соперников - первый. "Получит ли Звягинцев Золотую пальмовую ветвь?" - с явной надеждой, прямо в заголовке спрашивает журнал Variety. Теперь все взоры обращены к жюри. (Валерий Кичин)

Профессиональная карьера Андрея Звягинцева сродни сказке о Золушке. Малоизвестный актер и режиссер нескольких телесериальных эпизодов с первым же фильмом триумфально выигрывает фестиваль в Венеции, нарывается на сравнения с Тарковским и мгновенно становится главной надеждой российского кино в 21 веке. Десятилетие и два фильма спустя его новую картину, всерьез претендующую на «Оскар», снова обсуждает вся страна, но риторика (как режиссерская, так и зрительская) со времен хрупкого и где-то нежного «Возвращения» существенно ужесточилась. Практически никто не рассуждает о кинематографических достоинствах картины, гораздо важнее определить степень патриотизма или национал-предательства режиссера, политическую подоплеку и насколько правдиво события фильма отзеркаливают реальность. Подобная истерия в русскоязычном ... медиапространстве была, помнится, в год выхода «Груза 200» Балабанова. Тогда лагерь противников фильма обвинял режиссера в запрещенных приемах и чернении светлого советского прошлого, а режиссер убеждал, что говорит правду и только правду. Звягинцев в 2014 году обошелся без гробов с десантниками (их и в реальности хватало) и изнасилований бутылкой, но его приговор путинской России зиждется на тех же статьях, по которым Балабанов выносил категоричный вердикт брежневско-андроповской эпохе. Пожалуй, главная причина массовых споров, вызванных новым творением Звягинцева в том, что он сделал большой шаг к уходу от метафоричности и обтекаемости, что было характерно для его предыдущих фильмов. Скажем, посыл «Елены» был не менее категоричным, но из-за некой притчевости она не вызывала столь полярной реакции. В «Левиафане» режиссер, наконец, решил называть вещи своими именами и высказаться о судьбе конкретной страны в конкретное время. Это можно сравнить с интеллигентом, уставшим витиевато объясняться, и перешедшим на общедоступный пролетарский мат. Да, символики в фильме все равно предостаточно - от скелета кита на берегу моря до стрельбы по портретам вождей прошлого - но замысел фильма понятен и без семиотического анализа, досконального знания Ветхого Завета или взглядов Гоббса на государство. Мир, изображенный в фильме, стоит на трех китах - государстве, церкви и обществе, сочетание которых порождает всепожирающего монстра-Левиафана, с которым Звягинцев сравнивает современную Россию. Государство виртуозно освоило репрессивную функцию, закон у него - что дышло, а права человека - лишь забавная теория из юридических учебников. Церковь де-факто превратилась в отдельный госдепартамент по вопросам нравственности и идеологии. РПЦ последовательно транслирует спущенные сверху политические месседжи, множит нетерпимость и убеждает прихожан в неком особом пути православия. Неслучайно пару раз по ходу фильма всплывают отсылки на дело Pussy Riot, ставших жертвами совместного показательного процесса государства и церкви в показательной же погоне за общественной моралью и духовными скрепами. При этом Звягинцев сознательно разделяет церковь и веру, которую каждый из героев картины трактует по-своему. Мэр, хоть и родом из 90-ых, зато на богослужении каждое воскресенье и на храмы жертвует с завидной регулярностью. Владыка, на фоне «Тайной вечери» смакующий рыбку под водочку, убеждает, что всякая власть от Бога, лишь бы избавиться от задушевного разговора. А дорогого московского адвоката вообще раздражают подобные темы, он верит только в факты и силу компромата. Наиболее честную позицию в плане отношения к Всевышнему занимают скромный в быту отец Василий и поломанный жизнью автослесарь Николай. Первый искренен в своей вере, хотя и склонен к догматичности, а второй настолько же непритворен в отрицании Бога, но способен интуитивно проявлять христианские добродетели. При этом оба они - аутсайдеры: один самоизолировался от реальности, а другого из нее жестоко выпилили после вялой попытки протеста. Общество, показанное в «Левиафане», представляет собою аморфную среду, способную генерировать только рабское послушание, депрессию, грубый юмор и кратковременные вспышки агрессии в виде милитаристского угара. Институты семьи и дружбы практически разрушены, будущего нет, можно лишь стать кормом для Левиафана или же его составной частью. Режиссеру удается с самого начала создать в фильме ощущение нарастающей тревоги. Еще, казалось бы, ничего не произошло, но предчувствие беды уже разлито в воздухе. Этому в немалой степени способствует камера Михаила Кричмана, демонстрирующая разительный контраст красивейшей северной природы и неприглядного людского бытия. Человек на этом фоне кажется лишь болезненным недоразумением, которое вскоре должно исчезнуть без следа. Другая антитеза Звягинцева уже музыкальная. Величественная и возвышенная музыка Филиппа Гласса, обрамляющая картину, противопоставляется шансону и дешевой попсе, звучащим в фильме из каждого динамика. Одна из последних сцен со сносом дома рифмуется с горящим домом в «Жертвоприношении» Тарковского, тоже снимавшемся на фоне северной природы. Только у Тарковского этот дом символизирует новый шанс человечества, а у Звягинцева - очередной этап падения. При этом, благодаря таланту и мастерству, ему удается все же не переступить грань, за которой начинается типичная для многих российских фильмов «чернуха» и каким-то немыслимым образом даже оставить тень надежды, на то, что однажды этот беспросветный мрак развеется. Пусть даже от зарева пожара. (Тарас Сасс)

Мало какой отечественный фильм за последнее время наводил шухер, сопоставимый с Новой Работой Главной и Постоянной надежды российского кино Андрея Звягинцева. Был еще «Трудно быть Богом», но там вступали в силу свои уважительные причины, и помимо всего прочего, он снимался долгие пятнадцать лет. В остальном, «Левиафан» также с триумфом прошел на Западе, взял каннское золото за сценарий, но до отечественного проката дойдет чуть ли не самым последним, да еще и в урезанным виде: виноват очередной идиотский закон о запрете мата на большом экране и продюсер картины, Александр Роднянский, казалось бы, специально выжидающий момента, когда его детище своруют и выложат в ... интернет. Достоин ли «Левиафан» столь жарких диспутов в свой адрес, развернувшихся в социальных сетях и закончившимися выливанием ведер с помоями лично в адрес режиссера, вопрос спорный. Одно можно сказать наверняка - радикально настроенный зритель не прав практически наверняка, будь то присвоение ленте статуса шедевра XXI века или обвинение в синдроме мыльного пузыря. Да, как ни крути, «Левиафан» съеживается в свете софитов и ощутимо не дотягивает до того же «Возвращения» - скорее здесь вспоминается обличительный пафос «Елены» и ее же линейная повествовательная структура. Разве что фильм не так привязан к своему культурному контексту. Звягинцев на этот раз - и патриот, и интернационалист. Патриот в том смысле слова, что он не перевирает факты, как тот же Быков в своем «Дураке», наполняя экранную действительность живыми, уязвимыми людьми, и в этом его принципиальное отличие от манипулятивной чернушной нетленки, пользующейся огромной популярностью у современного массового зрителя, обожающего рассуждать о том же «Грузе 200» в манере «А ведь у нас с вами там все так и было…». И по злой иронии судьбы Алексей Серебряков играет того же самого провинциального алкаша, упертого и чуть более наивного, чем ему полагается по статусу. Так получилось, что его дом встал костью в горле у вконец охамевшего мэра. Решившего, не долго думая, Николая выселить, снести уродливую постройку и отгрохать очередной дворец - все нужные люди подмазаны, все суды выиграны. Но тут приезжает Дмитрий, армейский друг Николая, московский адвокат с большими связями и полной папкой компромата на этого самого мэра. И забрезжит надежда… чтобы обернуться еще большей катастрофой для главного героя. По другому и быть не могло. Не потому что, если это фильм Звягинцева, значит, он не может закончиться на позитивной ноте - просто режиссер в очередной раз выступает в жанре трагедии, разворачивающейся на фоне классической коллизии, сталкивающей индивида с системой, где все - от дежурного в районном отделении полиции, до губернатора, повязаны. И всегда окажется кто-то еще выше, отрубишь одну голову, на ее месте тут же вырастут две другие: настоящий левиафан, уродливый, многоголовый, пожирающий самого себя изнутри до самого основания. Знаменателен и тот факт, что Звягинцев сглаживать углы и идти на компромисс вовсе не собирается. Успокаивать себя и зрителя надеждой на чудо, например, что один человек способен вычистить все эти авгиевы конюшни и организовать рай хотя бы на отдельно взятом клочке земли, он тоже не намерен. Звягинцеву явно не слишком импонируют своего рода борцы за справедливость, вроде героя Серебрякова, но даже такие «люди с подвохом», как персонаж Владимира Вдовиченкова, при всей своей самоотверженности добьются в лучшем случае пули в лоб. Интереснее обстоят дела с библейскими аллюзиями и осуждением напускной духовности, которая у нас, в России, повсюду - в ней вязнешь, ошибочно принимая церковных иерархов за рабов Господних. «Всякая власть от Бога!» - потрясает седой бородой суровый батюшка, наставляя испуганного мэра-коррупционера на путь истинный. Или вот эпизод у продуктового магазина - поп, встретив убитого горем Николая, цитирует ему Библию, кусок из жизни Иова. Тот парирует - «Сказка что ли?», не понимая, а возможно, просто не принимая тот факт, что с Иовом сравнивают как раз его самого, предлагая смиренно принять свою участь. А нет - «Будет знать, на кого залупаться». Все одно к одному. Храм, чей фундамент встал на крови - мощный, диссидентский символ, такой же, как и портрет Путина, нависающего над Мадяновым с ехидной улыбочкой. Финал в этом смысле вызывающе прямолинеен, но от того ни менее эффектен. Кажется, во что-то еще верят только подростки, у которых своя собственная церковь - воздвигнутая на руинах - и среди них сын Николая, не сумевший простить мачехе, так и не заменившей ему матери, предательства. Вот он мечется взад-вперед, и набредает на полуразрушенный скелет кита - живое (вернее - уже мертвое) олицетворение России, выброшенной на берег и стремительно обглоданной стервятниками. При всем при том - это Фильм Андрея Звягинцева, со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть картинка обязательно испещрена знакомой до боли символикой, едва ли не все самое важное происходит за кадром, атмосфера выдержана в депрессивных тонах, а актеры являются частью одного космогонического механизма, если хотите, единой концепции. Кричман выше всяких похвал, как никогда раньше уместен Гласс в игровом кино - вступление вообще напоминает отрывок из условного Годфри Реджио - тут даже страдают все очень красиво, высокохудожественно. Когда в кадр входит Елена Лядова, забывшая надеть трусы, начинаешь вспоминать, как показывали обнаженную женскую натуру в 70-х годах прошлого столетия. Само собой, не обошлось и без сгущения красок российской действительности - стакан водки здесь фигурирует в качестве едва ли не двигателя сюжета, да и по окончанию чуть более чем двухчасового действия, рука сама так и тянется к рюмке. А разболтанная мелодраматическая линия никак не способствует улучшению гнетущего настроения, которое фильм оставляет после себя: дело не в том, что такой союз едва ли был бы возможен. В него элементарно не веришь, по крайней мере, во все, что происходит после пикника - наверное, просто потому, что герои слабо замотивированы, не говоря уже о том, что это очерняет собирательный образ человека из глубинки. То же можно сказать и о товарищах, дающих показания против убитого горем мужа, друга семьи на протяжении долгих лет. А о поведении последнего в финальные минут двадцать вообще лучше не вспоминать - при таком раскладе его судьба была бы предрешена в любой цивилизованной стране, не говоря уже о той, которой Звягинцев выносит приговор. Вернее, он не выносит. Просто констатирует. «Во всем никто не виноват. Каждый виноват в чем-то своем. Во всем виноваты все» уверенно чеканит Вдовиченков. Если честно, это наилучшим образом характеризует «Левиафана» - и никого не жалко, никого, как говорили в другом известном фильме с тем же самым актером в главной роли… Можно еще упомянуть о любви Звягинцева оставлять незаполненными ниши - в «Возвращении» это, например, имя отца, «Изгнание» само по себе один большой вопрос, даже в выверенной «Елене» хватает недоговоренностей. Здесь же степень художественной условности способна смутить и завзятого любителя разгадывать кроссворды - убийство, или все-таки суицид? Любит - не любит? Почему Дмитрий делает то, что делает? Подобная свобода трактовок определенно сводит на нет какую-то часть сценарной логики, той самой, что касается характеров - а не критики административной системы в целом - а отсюда уже начинает прихрамывать хваленая драматургия, сюжет сыпится, в зрителе просыпается только было мирно задремавшая мнительность. С другой стороны, не касаясь частностей, кино у Звягинцева получилось идеологически смелое, снятое по как минимум общеевропейским стандартом и рассказанное широким слогом. Возможно, это сюжетное ответвление нужно как раз для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что левиафан произрастает изо всех нас, а маленькая ложь всегда тянет за собой большую. Другое дело, что жизнь Николая, сложилась бы так, а не иначе, и в отрыве от магистрали, через которую пролегает путинская вертикаль: в своем намерении дойти до конца Звягинцев не оставил вообще никому хотя бы призрачной надежды, шанса на искупление. Разве что художнику, широкими мазками ваяющему свое полотно - то есть самому себе. На сегодняшний день "Левиафана" успели назвать "лучшим нашим за последние лет десять", самого режиссера поставить в один ряд с Муратовой, Германом и Тарковским, а в адрес Серебрякова, Лядовой и Мадянова употребить эпитеты, самый скромный из которых - "роль всей жизни". Все выразившие свое "фи" подверглись нещадной критики тех, кто в свое время выдохнул "WOW!". И в том, и в другом случае - крайность. Есть отличные эпизоды, вроде пьяного выступления мэра и вот этого "Власть надо знать в лицо!", но неизменно раздражают театральные паузы, ни к месту затесавшиеся между диалогами, назидательность, без которой Звягинцев - не Звягинцев, переизбыток вычурности не отмеченная только ленивым отстраненность. Больше всего он напоминает угрожающую скороговорку, сродни той, что зачитывала беспристрастная судья, вынося раз за разом обвинительный приговор - говорят много и быстро, но так, будто подавились рыбой. Слишком крупной для постановщика, так и не снявшего ничего лучше своего дебюта, но по факту остающимся одним из немногим российских творцов, за чьей судьбой наблюдаешь с живым интересом - да и конкуренты не способны такой рыбой не то, что подавиться - даже подцепить на крючок. И для последователей романного звягинцевского стиля "Левиафан", скорее всего, так и останется чем-то непостижимым - не иначе, как кинематографическим Моби Диком. (Александр Гофман)

После того, как творение Андрея Звягинцева оценили на Западе, вокруг него разгорелась дискуссия - живая и весьма эмоциональная. Почему картина, на «ура» принятая зарубежными критиками, на родине вызвала ожесточенные споры? Приготовив блокнот, я решил понять, почему артачится российский зритель. Начинается картина неспешно: первые пару минут хронометража нам показывают впечатляющие виды Баренцева моря. Чуточку ленивый темп сохранится на протяжении всего фильма и это, пожалуй, единственный серьезный камень в огород режиссера. Переходных сцен много и они не всегда уместны, но к этому быстро привыкаешь. Сюжет здесь работает как приливная волна: он то захватывает зрителя с головой, то отступает и дает время ... поразмыслить над только что увиденным. Нас знакомят с главными героями. Николай - типичный мужик из российской глубинки. Простоват, но с золотыми руками и верой в справедливость. Его жена, Лилия - ходячая иллюстрация к стереотипу «русская женщина умеет две вещи: страдать и терпеть». Сын Николая, Рома, только что вступил в тяжелый переходный возраст. И все бы у этих троих было хорошо, если бы не коррумпированный мэр города, пытающийся изъять у Николая землю, на которой стоит его дом. Со стороны все выглядит гладко: бюджет платит выкупную цену. Правда, денег не хватает даже на то, чтобы купить более-менее приличное жилье в городе. Стиснув кулаки покрепче, Николай ищет управу на мэра вместе с другом по армии Дмитрием - столичным адвокатом. Их борьбе с самоуправством местной власти и посвящен фильм. В «Левиафане» пьют, причем в огромных количествах. Львиная доля диалогов проходит с бутылкой водки в руке. Удивительно, но отвращения это не вызывает - скорее испытываешь сочувствие, словно сам запиваешь горе вместе с героями фильма. В отличие от, простите, Жоры Крыжовникова, Звягинцев не выставляет пьянство напоказ. Он не гордится им, прикрываясь сказкой о «широкой русской душе» и национальной самобытностью. Нет, здесь бутылка - это порой единственный способ сбежать от неприятной глазу реальности, способ горький и ненадежный. А реальность вот она, вокруг - сравнить можно. «Левиафан» воспринимается как практически идеальная калька с современного российского общества. Все персонажи выглядят до боли знакомыми, и от того фильм бывает неприятно смотреть: складывается впечатление, что наблюдаешь в окно за опостылевшей российской действительностью. Отлично показана работа государственного аппарата в глубинке. О роли православной церкви в современной России тоже рассказывается максимально правдиво: в то время как священники на местах честно пытаются облегчить жизнь прихожан, высшее духовенство потворствует произволу, устраивая званные обеды с представителями власти и предоставляя им всестороннюю духовную поддержку вкупе с отпущением грехов. В картине нет ответа на главные вопросы: кто виноват и что делать. Звягинцев не заглядывает в наше будущее - все происходящее в фильме уже имеет место быть в реальной жизни. Это крепкое, пугающе честное, пусть и слегка затянутое кино о простых людях и недостижимом счастье. В каком-то смысле «Левиафан» похож на бессмертную поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: «Крестьяне, как заметили, Что не обидны барину Якимовы слова, И сами согласилися С Якимом: «Слово верное: Нам подобает пить! Пьем - значит, силу чувствуем! Придет печаль великая, Как перестанем пить!..» Происходящее в «Левиафане» часто сравнивают с реальной историей Марвина Химейера: режиссер признался, что сюжет фильма навеян войной, которую бывший хозяин автомастерской объявил цементному заводу. Вот только между американским бунтарем и Николаем есть одно принципиальное различие: герой «Левиафана» так и не нашел в себе силы выйти на баррикады. По моему мнению, именно в этом сильнее всего проявился тот самый русский менталитет. Пить, терпеть. Повторить? (Артем Полтавцев)

Главный российский фильм 2015, как часто бывает, вышел еще в 2014. Впервые самой важной российской картиной начала года стала авторская драма, а не новогодний конвейерный продукт типа «елок». Фестивальное кино обычно не нужно широкому зрителю, но в этот раз ситуация сложилась иначе. «Левиафан» прогремел на всех приходящих в голову премиях, стал первым российским фильмом в истории, получившим Золотой Глобус, номинирован на Оскар, и остается очень мало сомнений в том, что картина награду Американской Киноакадемии все-таки получит. В СМИ лента постоянно на слуху: то пиратская копия утечет в сеть, то православные активисты начнут бунтовать против еретического содержания фильма, то министр культуры ... выскажется по поводу нецензурной лексики, употребляемой в картине. Никогда еще кино не вызывало такой сильной одновременной реакции во всех слоях российского общества. Автослесарь Николай (Алексей Серебряков) живет в своем доме на берегу Баренцева моря с женой Лилией (Елена Лядова) и сыном от первого брака Ромой. Впервые мы наблюдаем семью в тяжелый момент. Лилия устала от однообразной жизни, паренек ненавидит мачеху и весь маленький северный город. Но самое важное и пугающее то, что мэр (Роман Мадянов) этого городка (про таких говорят: «руки по локоть в крови») хочет экспроприировать участок за мизерную компенсацию. Бесполезные тяжбы, непринятие судом всех аргументов и улик со стороны истца - российское судебное правосудие понятно любому, кто следил за делами абстрактных Ходорковского и Навального. Легко обвинить Звягинцева в русофобии, что и не преминули сделать все квасные патриоты. Протоиерей бухает вместе с мэром, оправдывает все ужасы сентенцией «Дело твое благое, всякая власть от Бога» - оскорбление чувств верующих. Сам градоначальник ручкается с прокурорами и ментами, имеет везде личный интерес - клевета на российскую власть. Пьяные герои стреляют из калаша по пустым водочным бутылкам, из их машины доносится Натали, возжелавшая от какого-то мужика сына - все это ненависть к россиянам. Всюду происки врагов и пятой колонны. Главная проблема в России - Pussy Riot (к ним в «Левиафане» есть пара отсылок). Фильм - русофобия на экспорт. Рассматривать так окружающую реальность легко и приятно. Тем временем «Левиафан» оказался слепком с реалий 2014 года. Звягинцев запечатлел, возможно, гипертрофированно, но все же правдиво русский дух после двадцати четырех лет нового строя. Да, люди действительно слушают шансон, мало чего хотят от жизни и одинаково боятся что бандитов, что полицейских. Многие обзовут такое кино «чернухой» (привет, «Груз 200»), но иногда, чтобы показать важное, нужно это жирно подчеркнуть. Собственно Левиафан, библейский змий, живущий в морских пучинах, часто ассоциируется с Сатаной. Посреди сурового мурманского пейзажа лежит скелет какого-то гигантского чудища. Кроме того, название фильма отсылает к трактату XVII века философа Томаса Гоббса о том, что сильное государство является природной силой, принижающей человека и отнимающей у него естественные права. Иначе говоря, госстрой и есть тот побудитель зла внутри. Но государство в общем понимании - это лишь выразитель воли народа. В какой-то момент все герои, кроме Николая, вне зависимости от желания, становятся антагонистами, выразителями злой воли государства, которой они даже не замечают. И жена, и его армейский друг Дмитрий (Владимир Вдовиченков), ныне московский адвокат, пытающийся вытянуть несчастного из болота. Даже чета приятелей, главный местный гаишник с женой, простодушные люди - и те толкают историю к фатальной развязке, причем исключительно по доброте душевной и из желания помочь. А уж про мэра и говорить нечего. Порождение того же болота - главный герой Коля - не мог быть ни фаталистичным Иовом, ни борцом за честность Марвином Химейером. Он пытается лишь жить по накатанной, и все, что может ему помешать - бревно на этой накатанной, которым становится мэр со своими планами на его землю. Алкоголик, чрезмерно эмоциональный и жестокий - да, Николай, блистательно сыгранный Серебряковым, не может вызывать большого сочувствия. Но вот такой уж он, единственный не-злодей в этом Богом забытом месте. Вся эта подоплека не имела бы никакой важности, если бы не мастерское исполнение. Операторская работа Кричмана, постоянно работающего со Звягинцевым, выше всяких похвал. Съемочная группа долго искала место, чуть ли не экспедицию провела, и не зря. Первые минуты показывают мурманские виды: холодные воды, каменистые уступы, ржавые покореженные остовы кораблей под темным полярным небом. Куда там Шотландии! Красивейшее и трагичное зрелище, еще одно опровержение русофобности фильма: просто нельзя с ненавистью в сердце так снять эту природу. Кроме того, интересен главный композиционный прием: во время важных моментов камера наезжает издали, постепенно приближаясь совсем вплотную, как бы рассматривая ситуацию все пристальнее. Оркестровая партия Филипа Гласса лишь подчеркивает мрачное торжество происходящего. При этом наш новый штандарт российского кинематографа, будущий Оскаровский лауреат, хочется надеяться, - совсем не идеальный фильм. Сюжет, к сожалению, не без дыр, заполнить которые предлагается зрителю самостоятельно - таково авторское решение. Персонажей второго-третьего плана слишком много, они нужны только для поддания аутентичности. Сложный артхаус всегда можно поругать, а творцу всегда оставлена возможность горделиво заявить, что так, мол, и было задумано, а вы ничего не поняли. Переживем. «Левиафан» - это анти-«елки», тоже трактат о России, но о ее темной стороне, без приукрас и прибауток. Такое кино должно было появиться рано или поздно, и нам повезло, что оно получилось таким, что взбаламутило все болото вокруг. «Левиафан» - фильм академичный и простой, но вместе с этим умеющий сильно ударять по голове. Не обычная чернуха, которую все привыкли хаять, не моралистический русофобный пасквиль, а такое тихое и пронзительно грустное кино безо всякой надежды на будущее. То, что нужно, чтобы эта надежда хотя бы забрезжила на горизонте. (Егор Беликов)

В конкурсе Каннского кинофестиваля показали «Левиафана» Андрея Звягинцева - фильм, в котором режиссер обличает коррупцию, пьянство, бездуховность и ту часть церкви, что стяжает, а не дарует. В прологе «Левиафана» под музыку Филипа Гласса сменяются кадры, в которых камера Михаила Кричмана, постоянного оператора Звягинцева, запечатлела Русский Север, где киногенично увядает русская жизнь: здесь нет разрухи и еще возможна гордая бедность. И если бы не чернеющие остовы гниющих в воде у берега лодок, можно было бы подумать, что все хорошо. Увы, хорошо далеко не все и не у всех. Особенно трудно приходится, когда ты хозяйственный, работящий человек, желающий жить своей жизнью в ... собственном доме на холме, как автомеханик Николай (Алексей Серебряков). Холм приглянулся местному мэру (Роман Мадянов) - и вот уже местный же суд скороговоркой зачитывает решение, согласно которому изъятие земли и снос дома признаются законными, а компенсацию, сумма которой в разы уступает рыночной стоимости теряемого, обоснованной. Здесь даже прибывший из самой Москвы друг-адвокат (Владимир Вдовиченков) не поможет, но он на честную победу в российском суде и не рассчитывал, так что привез папку с серьезным компроматом на мэра и, как заклинание, повторяет фамилию, которая должна произвести и производит впечатление на регионального чиновника. Впрочем, развиваются события не по линии политического триллера или судебной драмы. В первую очередь, на экране пьют водку, много водки, даже по меркам того российского кино, которое про жизнь без прикрас. В свадебном макабре «Горько!» Жоры Крыжовникова столько пьют. Вот и у Звягинцева пьют полными стаканами, пьют винтом из горла. Пьют так, что пресловутая «чернуха» становится гротеском, сатирой, приветом финскому кино. Коля крепко выпивает после суда с женой Лилей (Елена Лядова) и другом Димой. Мэр напивается и приезжает к проигравшему тяжбу герою, чтобы унизить того. В пьяном обмене реплик озвучивается важная мысль о том, что с точки зрения представителя власти в России ни у кого ничего своего нет. Все принадлежит тому, у кого на лацкане значок правящей партии, а на стене в кабинете - портрет правящего лица. Портреты правящих лиц возникнут уже в качестве мишеней, когда герои соберутся пострелять на пикнике. Изрядно выпив, конечно. Постоянное соседство алкоголя и оружия нагнетает тревогу: в описанной выше сцене Коля уходил в дом посреди пьяной ссоры с начальственным гостем - за ружьем конечно. Так и ждешь, когда ружья начнут стрелять. Тем более что в редких комментариях режиссера о содержании «Левиафана» поминались и абстрактный бунтарь-одиночка, пошедший против системы, и американец Марвин Химейер, трагический герой новостей 2004 года. Как и персонаж Серебрякова, Химейер был владельцем мастерской, у которого в судебном порядке отбирали землю. Проиграв во всех судебных инстанциях, сварщик превратил бульдозер в бронемашину и поехал сносить административные здания: офисы цементного завода, с которым судился, конторы чиновников, которые его отфутболивали. На то, как это происходило, можно посмотреть в YouTube - телекамеры подключились в самый разгар процесса и не выключались до развязки в виде самоубийства мстителя. Мощная история, тем интереснее то, чем она стала у Звягинцева. И с оружием, и с бульдозером (он здесь тоже будет) он поступает не самым ожиданным образом, превратив социальную драму про борьбу с системой в метафизическую про бодание с чудовищем. Чудовище это и Левиафан английского философа Томаса Гоббса - организм государственной машины, которой люди передают часть своих свобод в обмен на прекращение войны всех против всех. Чудовище это и библейский Левиафан, которого не сбороть человеку, а только Бог может сразить его ударом в голову. И будет он лежать, белея костями, на берегу, как тот кит, скелет которого многозначительно возникает в фильме несколько раз. «Вы что, против всего города воевать собрались?» - спрашивает у мужчин героиня Лядовой, когда те собираются развязать кампанию против коррупции. Понятно же, что Левиафан сильнее человека. «Это я во всем виновата», - говорит она же в другой сцене, а герой Вдовиченкова отвечает: «Во всем никто не виноват. Каждый виноват в чем-то своем. Во всем виноваты все». Это уже философствование на грани фола, но оно кажется уместным. За гранью это уже когда герой Серебрякова обращается с нетрезвым упреком: «Где твой... Бог?» к сельскому священнику, а тот отвечает ему кратким пересказом притчи про Иова. В прошлый раз этот же актер задавал похожий вопрос ученому в «Грузе 200» Алексея Балабанова - и, следует признать, ответ звучал куда убедительнее. Да и Звягинцев, кажется, не возлагает особых надежд на религиозное возрождение. Короткая сцена с кротким священником и его женой, относящей хлеб соседке, смотрится искусственной вставкой. Гораздо органичнее в мире «Левиафана» выглядит местный архиерей, который регулярно принимает на поклон мэра и напоминает тому, что всякая власть от Бога. В финале режиссер предельно прямолинейно обозначит отношение к сращиванию церкви и государства, реконструировав в кадре миниатюрную модель того, что можно наблюдать в эфирах всех телеканалов в дни больших церковных праздников: лукавая циничная проповедь, протокольные рожи слушателей в костюмах и мехах, вереница дорогих автомобилей, развозящих собравшихся по окончании мероприятия. И станет окончательно понятно, что равноправным человеку главным героем этого фильма был дом, в котором человек жил. Дом живой, дом с историей, дом с достоинством, которое подчеркивала каждая деталь интерьера, каждый предмет мебели. Дом без роскоши, но с историей. Без лоска, но аккуратный. Такой дом, что когда подруга (Анна Уколова) привела Лилю посмотреть на предлагаемую взамен квартиру, лицо героини Лядовой и без того безрадостное изменилось от боли. И дело было не в ободранных стенах. Просто это два разных типа бытия. Так вот «Левиафан» - это история о том, что в том пространстве, где мы сегодня оказались, такой дом невозможен. (Владимир Лященко)

Кто бы мог подумать, что наиболее внятно, объемно и резко о сегодняшнем дне в России выскажется режиссер, которого еще недавно числили по ведомству свободно конвертируемых и весьма безопасных «общечеловеческих» притч? Что именно он, борец «за духовные ценности», снимет вполне беспросветный фильм об их абсолютном кризисе? Что на фоне истошных религиозных камланий и призывов возврата к «традиционным ценностям», именно он, «наследник традиций», не только выступит с очень смелым по нынешним временам антиклерикальным посланием, но и покажет, что возвращаться, собственно, не к чему. Все сгнило, как остов выброшенного на берег гигантского кита-левиафана. Все превратилось в фальшь и пародию. Испитые фарисеи со скошенными ... от постоянного вранья глазами (такого персонажа пугающе достоверно играет в фильме Роман Мадянов) под благовидным, духоподъемным и богоугодным предлогом, не поморщившись, упекут куда надо истинных носителей традиций и «духовных ценностей». Тоже испитых от постоянного горя. Новый фильм Андрея Звягинцева - это тугая криминальная драма, содержащая наиболее жесткую социальную критику в отечественном кино со времен "Груза 200". Но "Груз..." был как бы о "прошлом", в то время как "Левиафан" совершенно не стесняется примет сегодняшнего дня, не опасаясь уже предъявленных ему обвинений в конъюнктурности. Вместо «везде» и «всегда», как было в «Изгнании» и «Возвращении», - «здесь» и «сейчас». Вместо снятой где-то в Бельгии эстетски-киногеничной натуры - суровая, страшная в своей красоте природа русского севера. Где плещется упомянутый кит. Где накроет человека надлежащая волна - и вот уже и нет человека. Как будто его и не было никогда. И всем от этого, что характерно, только лучше и легче. Притчевое начало, свойственное всем фильмам Звягинцева, в «Левиафане» однако никуда не делось, только оно не доминирует, а аккуратно "подстелено" под рассказываемую историю одномоментной потери дома, друга, любви и свободы персонажем по имени Николай (выдающийся Алексей Серебряков), живущим на живописном берегу Баренцева моря. Сюда защищать любимого армейского друга от произвола местных властей приезжает успешный московский адвокат (Владимир Вдовиченков). Напряжение нарастает, как в триллере, когда к проблемам с оборзевшим коррумпированным мэром (Мадянов), у повидавшего многое Николая добавляется личная драма: его молодая жена (Елена Лядова) изменяет ему со столичным другом... Сюжет о стертом ластиком человеке в России настолько популярен и вечен, что не нуждается в подпорках высокой притчи. Не избежавший библейских проекций «Левиафан», тем не менее, выдержан в жанре современной трагедии и удивляет наличием своеобразного черного юмора, которого от автора «Изгнания» ожидаешь еще менее, чем прямой публицистики на злобу дня. Андрей Звягинцев выбрался из башни из слоновой кости уже в «Елене», также повествовавшей о внутренней шизофрении российской жизни (убив мужа, героиня, как ни в чем не бывало, отправлялась в православный храм). В новой картине клинический портрет охватившего ее заболевания намного шире и безутешнее. Многим он придется решительно не по вкусу, но уровень художественного обобщения в картине таков, что к нему придется прислушаться. (Стас Тыркин)

Конкурс главного мирового кинофестиваля завершился премьерой фильма Андрея Звягинцева. В полном зале гаснет свет, идет заставка с каннской звездной лестницей и золотой пальмовой ветвью, и в следующий миг на экране возникают русские титры, имена актеров и режиссера, и персонажи заговаривают на родном для тебя языке: к такому в космополитическом каннском окружении трудно привыкнуть. Хоть участие российского фильма в основном конкурсе крупнейшего в мире кинофестиваля и случается раз в несколько лет, всегда оно кажется неимоверно крутым и исключительным событием. В этом году фильм Андрея Звягинцева поставили в программу последним, так что в ожидании премьеры «Левиафану» здесь успели выдать много авансов, всерьез ... называя одним из главных кандидатов на победу. И когда после пресс-показа в зале грянули аплодисменты, стало очевидно, что картина оправдала ожидания, по крайней мере, критиков. Мнение жюри станет известно только в субботу вечером. В центре повествования - история жителя российского городка на берегу Баренцева моря, у которого местный мэр отжимает собственность. Дом героя, построенный еще его дедом, стоит в живописном месте, на которое у представителя власти свои планы. Попытки остановить выселение и снос дома через суд ничего не дают: органы ожидаемо встают на сторону мэра. И церковный владыка поддакивает: мол, начальник, власть - она от бога. Причем предположения, что начальник просто захотел построить себе среди красот суровой северной природы загородную дачку-дворец, - наивно-безобидны по сравнению с тем, что тот в действительности запланировал, и когда в финале ленты замысел одиозного мэра раскроется, у аудитории наверняка случится шок. Российская и иностранная публика, пожалуй, смотрели фильм разными глазами, и значимость «Левиафана» выглядит по-другому в зависимости от знания реалий. Западного зрителя явно радовал, например, каждый эпизод распития на экране водки, с горя или «за встречу»: конечно, такое мощное подтверждение нехитрого стереотипа - русские хлещут национальный напиток стаканами и даже прямо из горла. Да и ряд других подробностей быта и бытия в российской глубинке может вызвать у несведущих и удивление, и улыбку - вроде как, это сатира, пусть и довольно безжалостная. Для знакомых же с ситуацией история из «Левиафана» полна обреченной печали: да, так оно все и бывает, лучшие друзья и собутыльники доносят, трусят и оговаривают, инспектор ДПС пьяным привычно садится за руль, следователь подтасовывает к нужному вердикту улики, суд в лице трех равнодушных теток скороговоркой бормочет заготовленный приговор, амбалы, нанятые мэром, метелят граждан, вздумавших пойти против самоуправства, сам представитель власти нагло торжествует, отмечая добытый триумф с гостями на внушительных черных иномарках, а батюшка, весь в белом, на фоне икон и распятия красиво говорит о спасении души, на деле способствуя погублению этих самых душ направо и налево. Главный герой в исполнении Алексея Серебрякова выглядит бессильным в столкновении с Системой, и удивляться остается разве лишь тому, что он вообще пытался бороться - многие на его месте предпочли бы не рыпаться и с госструктурами вовсе не связываться, а он все вопрошал: почему все отняли, за что мне это. В сценарии прослеживается параллель с библейским сюжетом про потерявшего все Иова, только Левиафан тут - не эфемерное дьявольское существо и не абстрактная государственная махина, а общество, социум, весь уклад жизни, день за днем отрезающий по кусочку от маленького человека. И с точки зрения российского зрителя фильм Андрея Звягинцева - это, прежде всего, Поступок. Весьма отважный со стороны художника(вот и министру культуры Мединскому лента не понравилась из-за слишком грубой лексики), но явно взвешенный. Это хлесткое высказывание о том, о чем другие предпочли бы молчать, ибо себе дороже. Теперь уж не скажешь: Звягинцев-де снимает аллегории, притчи, не привязанные к конкретному времени и месту: слишком многое в «Левиафане» - про здесь и сейчас. Пусть автор и упоминал, что идея фильма была навеяна случаем из американской действительности, и да, наверное, подобная история могла произойти где угодно, если опустить фон и подробности - но именно в деталях и суть. Вряд ли создатели столь самодостаточной картины так уж нуждаются в дополнительной защите или чьем-то одобрении, но все же, думается, поддержка каннского жюри в виде награды фильму очень бы пригодилась. (Екатерина Ченчиковская)

Накануне показа (на Каннском КФ) режиссер дал пресс-конференцию, где среди прочего поблагодарил министра культуры РФ Владимира Мединского, с которым встречался накануне отлета в Канн. «Знакомство с главой Минкульта произвело на меня сильное впечатление. Это человек, который хочет улучшить нашу жизнь. Несмотря на то, что передо мной стоят несколько иные задачи, я не пытаюсь облегчить людям существование, мы обсудили «Левиафан». Министр сказал, что фильм талантливый, хотя ему он не понравился...» - сообщил журналистам режиссер, отвечая на вопрос о том, какие перспективы он видит в отношении проката картины на Родине, учитывая, что часть финансирования шла по линии министерства культуры РФ. Проблема в ... том, что в «Левиафане» персонажи говорят на том языке, который мы слышим на улице, и это одно из главных достоинств картины. Кстати, иностранные репортеры интересовались, не подпадает ли лента под новоиспеченный закон о запрете неформальной лексики в СМИ и художественных произведениях. Звягинцев возразил, что снял картину до 1 июля нынешнего года, а закон обратной силы не имеет. Вопрос, что станет с лентой, если заглушить в ней, в соответствии с законом, обсценные обороты, действительно повисает в воздухе. Расцвечивающий диалоги комический эффект начисто исчезнет, по крайней мере для русского уха, а вместе с ним улетучится и тщательно выстраиваемая (пускай и не всегда удачно) атмосфера достоверности. Объясняя свое решение снять подобного рода картину, Звягинцев рассказал, что несколько лет назад, будучи в Америке, услыхал о «народном герое» Марвине Джоне Химейере, который в одиночку разрушил небольшой городок. В 2004-м у одинокого колорадского сварщика, якобы за долги, власти отняли участок и дом. В ответ он смастерил из бульдозера бронированный killdozer, как прозвали эту машину, и взял реванш. Эта история натолкнула Звягинцева на идею сценария. Правда, финал у Звягинцева скорее напоминает историю ветхозаветного Иова, чем киллдозериста. Главный герой Коля (Серебряков), как и его американский прототип - автомеханик, у которого возник имущественный конфликт с коррумпированным насквозь чиновником и бандитом (Мадянов). Мэрии зачем-то понадобился именно Колин участок, на котором местный митрополит, аффилированный с криминалитетом, собирается построить церковь. Чтобы воспрепятствовать столь бессовестной экспроприации, из Москвы в далекий приморский край приезжает модный адвокат, Колин друг детства Дима (Вдовиченков). Он шантажирует обнаглевшего пахана каким-то компроматом, ссылаясь на знакомства в высших кругах ФСБ. Но не тут-то было. Вместо того чтобы разрешить конфликт, столичный сутяга проигрывает не только все суды, но и становится причиной семейной драмы, поскольку его вожделеет супруга главного героя (Лядова), работница рыбоконсервной фабрики. Ее, в свою очередь, ненавидит пасынок главного героя, становясь невольным свидетелем отцовского унижeния. В какой-то мере, конечно, подобные страсти-мордасти соотносятся с Библией, но чтобы зритель лучше понял аллюзию, рядом с домом на берегу валяется скелет огромного кита, того самого левиафана. Судьбу Иова Коля копирует лишь до тех пор, когда на того обрушились кары небесные, последующие очищение и преображение праведника Звягинцев не показывает. Для тех, кто не в теме, саму библейскую притчу своими словами пересказывает единственный положительный, хоть и эпизодический, персонаж картины - местный священник отец Василий. Кажется, что для Звягинцева подобная картина мира, трактуемая столь прямолинейно, в лоб, ранее не была характерна. Начать с того, что никогда прежде автор не обращался к жанру политической сатиры. И понятно в этой связи, почему автору книги «Мифы о России» Мединскому такой фильм понравиться не мог в принципе. «Левиафан» опровергает все постулаты министра культуры. Россия «Левиафана» - именно та самая загадочная северная страна, где у власти стоят бандиты и убийцы. Судьи, менты и прокуроры насквозь продажны. Народ пьет водку как минералку, из горла и сразу целую бутылку. Если женщина красивая - она скорей всего готова переспать с любым за обещание «взять в Москву». А главное, как пел Высоцкий, и «в церкви все не так, все не так, как надо». Последнее акцентировано: заметно, что в период, когда снималась картина, на слуху был грандиозный скандал вокруг так называемого панк-молебна, и этому событию посвящен финальный эпизод ленты - проповедь продажного архиерея перед стоящими в новодельной церкви чиновниками-«подсвечниками», превращающий художественное высказывание авторов «Левиафана» в своеобразный манифест. В связи с этим фильм вызывает странное ощущение. Камера Михаила Кричмана создает фирменную атмосферу, присущую картинам Звягинцева: сероватые, словно вылизанные пейзажи в сочетании с минималистичным бытописанием, где акценты концентрируются на лицах героев, на крупных планах, на скупых оборванных сценах, избыточно красивых и почти не вяжущихся с внезапными вкраплениями сатирических реприз и обилием мата. Здесь даже сцена разрушения бульдозером предназначенного к сносу дома выглядит рекламным роликом из каталога строительной техники. Героиня Лядовой, в любовной сцене демонстрирующая ухоженное тело киномодели, меньше всего ассоциируется с работницей в грязной спецовке, потрошащей селедку на рыбзаводе. Все эти «красивости», безусловно, можно списать на метафоричность сюжета, но впервые такого рода контрасты мы видим в картине автора, который до сих пор шел в фарватере Тарковского. В «Левиафане» Звягинцев явно предпочел Рогожкина, чьи сцены из «Особенностей национальной охоты» он почти дословно цитирует. Однако стоит признать, что если отечественный зритель уже успел устать от фильмов и сериалов, где героями выступают бандиты, менты, адвокаты, коррумпированные чиновники, алкаши и люмпены, западному зрителю такого рода материал может показаться самым что ни на есть актуальным. Современная Россия предстает такой, как она рисуется в «Левиафане», почти во всех иностранных СМИ. Разговоры с коллегами, кому этот фильм кажется главным претендентом на «Золотую пальмовую ветвь», создавали стойкое ощущение, что восторги сопутствуют не художественным достоинствам ленты, на мой взгляд сильно уступающей предыдущим работам Звягинцева, особенно в части актерской игры (достаточно сказать, что Мадянов в сотый раз играет одну и ту же роль вечно пьяного коррупционера), а ее общественно-политическому пафосу. Это заметно и по реакции западных журналистов, чьи вопросы к режиссеру концентрировались в основном на отношениях художника с властями. Однако если, невзирая на критику, «Левиафан» получит приз Каннского фестиваля, это окончательно закрепит за его автором звание как минимум самого обласканного наградами современного русского режиссера. Поскольку «Золотая пальмовая ветвь» - это всегда дело политики, не исключено, что Звягинцеву лавры все же достанутся. Ждать осталось совсем недолго. (Игорь Игрицкий)

В Москве прошла официальная премьера «Левиафана» Андрея Звягинцева. Кинокритики с радостью посмотрели фильм еще раз и уточнили, в кого верит российский режиссер. «Я уже привык отвечать на этот вопрос, хотя и считаю его интимным, - спокойно сказал Андрей Звягинцев в финале пресс-конференции, посвященной премьере «Левиафана». - Верить надо в Бога, а не в священников». Несколько журналистов не сдержались и зааплодировали. Овациями наверняка завершился и первый публичный российский показ «Левиафана» в кинотеатре «Москва». Впрочем, как сказал продюсер фильма Александр Роднянский, настоящая премьера состоялась уже 10 января, когда копия фильма с английскими субтитрами оказалась в интернете. Фильм Звягинцева - режиссера, которого до ... сего дня никто бы не обвинил в излишней близости к народу, - удостоился таких жарких дискуссий, каких не случалось по поводу кино, кажется, с выхода «Маленькой Веры» Василия Пичула. Российское авторское кино, которое все нулевые занималось хождениями в народ, наконец получило свой первый и главный настоящий хит. Лишним свидетельством этого стал тот факт, что многие критики, уже посмотревшие картину на фестивалях и в сети, решили освежить впечатления на сегодняшнем предпремьерном показе. Режиссер удостоился многих теплых слов, а вопросы были на редкость деликатными. Один из главных, разумеется, касался нецензурной лексики, от которой по новым российским законам «Левиафану» пришлось избавиться. По словам Звягинцева, звукорежиссер картины потратил несколько рабочих смен и добился того, что утрата фильмом мата не сказывается на зрительском восприятии. Это, конечно, не совсем так - в некоторых сценах герои вместо сакраментальных формул вдруг начинают беззвучно шевелить губами, но к этому и правда можно привыкнуть - и это куда проще, чем слушать глушащую нецензурщину пищалку. В основном же вопросы касались обвинений режиссера в том, что он снял «заказуху». В ответ Звягинцев предложил вывернуть карманы, а потом они с Роднянским вспомнили о том, как после публикации «Преступления и наказания» петербургские студенты обвиняли Достоевского в клевете, хотя описанную историю он взял из жизни. То же Звягинцев говорит и о себе. Источником вдохновения для «Левиафана», как известно, послужила история Марвина Джона Химейера. Впрочем, режиссер признался, что уже сожалеет об упоминании Химейера, поскольку именно эти слова были использованы против него, именно из-за них его и обвинили в заказухе. Обвинения эти и правда выглядят странно. История, рассказанная в «Левиафане», апеллирует к чисто российским реалиям, преломленным через традиционный для фильмов Звягинцева символизм. Каждый из персонажей здесь - авторская трактовка российских архетипов. Герой Алексея Серебрякова - автомеханик, пьющий бывший военный, праведный гнев которого по поводу желания властей снести его дом имеет исключительно «диванный» характер. Его супруга в исполнении Елены Лядовой - русская женщина, отчаянно мечущаяся в поисках настоящего мужчины. Альтернативой мужу для нее оказывается московский адвокат (Владимир Вдовиченков), честолюбие которого быстро ломается о суровые местные порядки. Наконец, мэр (Роман Мадянов) - витальный коррупционер, главное отличие которого от остальных персонажей в том, что он не ищет пути в окружающем хаосе, а живет по собственным неписаным законам. Успех «Левиафана» у широкого зрителя, который уже можно констатировать по итогам пиратских просмотров картины, обусловлен не только удачной формой распространения. Звягинцев, пожалуй, первым смог написать широкую фреску о современной России. Впрочем, как рассказали продюсеры, реальность оказалась даже причудливее кино: 24-метровый муляж скелета кита, созданный специально для фильма (и олицетворяющий библейское чудище из заглавия), был куплен у авторов одним из российских бизнесменов в декоративных целях. (Ярослав Забалуев)

Съемка разномастных «Энциклопедий русской жизни» начисто отбила у массового зрителя желание их смотреть. Только раскроешь на букве «А» - а там сразу в лоб «Алкоголизм» и «Аборт». Словарная страшилка продолжается на «Б»: «Беспредел», «Беспросветность», «Безысходность». На посошок идет «В»: «Водка» и «Валокордин». Заканчивается эдакая энциклопедия где-нибудь на букве «П», в крайнем случае на «Х». «Я» в таких книгах вообще не бывает. Зачем «я», когда его давно пожрали «мы»? Подобные талмуды пока еще не жгут, но уже стали сбрасывать в глубокие ямы. Киношные захоронения едва ли не за километр обнесены ограждением с лаконичной табличкой «Не смотреть! Чернуха!». В одном месте свалены ... «Груз 200» с «Интердевочкой» и «Майор» с «Зеленым слоником». «Пасквили на российскую действительность», «кино для моральных уродов» и вечное «так не бывает», а подчас «бывает и хуже». Регулярно скидывать вниз какие-нибудь сериалы производства НТВ - дело нехитрое, а вот чтобы утрамбовать пальмового ветвянта, золотого глобусанта и потенциального оскароносца, нужна сноровка. Однако низвергнуть «Левиафана» на самое дно чернушной клоаки нельзя вовсе не в силу иностранных наград. Широка зверюга, надо бы сузить, а то даже в котлован не влезет. Сужать же «Левиафана» нужно по национальному признаку, то есть до исконно русского Чуда-юда. Если воспринимать его так, то смотреть проще будет, даром что в данной энциклопедии тоже есть статьи «Беспредел» и «Водка». На эту узенькую область в основном и лепят наклейки «Русофобия» и «В России такого бы не случилось». Такой подход к фильму самый простой - в духе игры «Найди 10 отличий». Сравнил с окружающей действительностью, вывел, что в кино алкашей больше, и успокоился. Чудо-юдо повержено путем учета окрестных выпивох. Если же оглядеть чудище целиком, например из стратосферы, то картина выйдет иная. Хвостом рыбина уперлась в книгу Иова, брюхом придавила одноименный трактат Томаса Гоббса, а носом касается истории простого парня по имени Марвин Химейер. Отпирать кино режиссерскими ключами никто не заставляет, но пытаться отпереть его автогеном - моветон. История, рассказанная в «Левиафане», пугающе универсальна, и проблемы она поднимает вне времени и вне места. Из истории Средневековья мы хорошо знаем, что церковь и государство - две вещи несовместные. Знаем, что право на собственность - неотъемлемо. Знаем, что власть развращает. В речи это все давно превратилось в расхожие штампы, оттого и страшно, когда Звягинцев начинает говорить о них с серьезной миной. Герои «Левиафана» бьются за справедливость по муниципальным инстанциям, а не громят означенные инстанции на бульдозере. Не Тайлеры, понимаете ли, не Дердены. Не любят высоких слов, изъясняются на русском и русском матерном. Не дураки выпить, когда весело, и пьют как дураки, когда грустно. Хотят всего ничего: жить и дать жить другим. Пугающе обыкновенные люди. Весь мрак «Левиафана» кроется именно в пресловутой «обыкновенности». Придирчивый взгляд ищет «чернуху», ищет сгущенные краски, а напарывается только на обыденные картины, либо же тонет в прекрасных пейзажах. Ни единого морального калеки, ни единой сцены, где в нос зрителю суют суповой набор из человека. Глаза судорожно разыскивают среди персонажей законченного злодея, местечкового Гитлера, а находят только Эйхмана - самого заурядного человека. «Чернуха» вызывает отторжение, а такая вот обыденность провоцирует настоящую истерику. Впору воскликнуть: «Где бульдозер, мать вашу! Где разумное объяснение?» Бульдозера нет, и на все воля Божья. Почему-то данная мантра работает на каждый день, однако не на два с половиной часа «Левиафана». А ведь есть фильмы гораздо мрачнее. Гораздо громче, гораздо скандальнее и провокационнее. Но тем и хорош «Левиафан», что приговоров не выписывает, красок не сгущает, да и вообще вместо того, чтобы вопить, матюгается вполголоса. Качается на волнах Баренцева моря и тихо так, как только рыбы умеют, блажит: «Зае***. Ей-богу, зае***». (Филипп Вуячич)

Монстр, который всегда с тобой. Левиафан - рецензия на фильмПосле того, как драма Андрея Звягинцева «Левиафан» завоевала «Золотой глобус» (и теперь всерьез претендует на «Оскар»), внимание к ней в обществе резко повысилось. Мнения о фильме поляризовались: поклонники хвалят за высокий художественный уровень, ненавистники хулят за «очернительство». Равнодушных - нет... Болото русской жизни. Ну что ж, попробуем разобраться, шедевр ли это отечественного кинематографа или пасквиль на российскую действительность? Итак, перед нами история живущего в северном приморском городке автомеханика Николая (Алексей Серебряков). На землю, где стоят его дом и мастерская, позарился коррумпированный, но религиозный мэр (Роман Мадянов), мыслящий воздвигнуть на козырном месте ... церковь. Используя всю мощь админресурса, он постепенно отжимает у героя желаемое, хотя тот пытается защищаться с помощью старого друга, ставшего московским адвокатом (Владимир Вдовиченков). Проблема в том, что Николай и все окружающие его люди - далеко не праведники. Они погрязли в грехах и то и дело ведут себя самым недостойным образом. Центральное действующее лицо - алкоголик и плохой отец. Его жена (Елена Лядова) легко изменяет супругу со столичным гостем. Друг героя, бросая вызов мэру, не гнушается шантажом. Неудивительно, что при общем падении нравов населяющих кадр персонажей и речи не идет о хеппи-энде. Все благие намерения людей тонут в засасывающей северной тоске и нарастающем равнодушии к собственной судьбе. Проблески благородства, совести и доброты едва мерцают в болоте русской жизни, ведь раскрошилась ее основа - любовь и сострадание... На холодных берегах. Да, в «Левиафане» хватает «чернухи», от которой мы так устали еще в 90-е. Видно, что режиссер излишне сгущает краски, замешивая на отечественной закваске тяжелые ингредиенты: мотивы библейской «Книги Иова», историю американского мстителя Марвина Химейера (того, что бульдозером раскатал мэрию и другие учреждения обидевших его властей) и положения труда Томаса Гоббса «Левиафан» (о подавляющей силе государства). Но это не делает фильм плохим - как, впрочем, и выдающимся произведением искусства тоже. В фильме заняты прекрасные актеры, которые выкладываются на все сто. Операторская работа Михаила Кричмана - выше всяких похвал. Минималистская музыка Филипа Гласса идеально ложится на лаконичные панорамы русского Севера. Проблема, как видится автору этих строк, состоит лишь в изобилующем несостыковками сценарии и режиссуре: Звягинцев, следуя по стопам Тарковского, все-таки слишком холоден и рассудочен, слишком зациклен на киноязыке, чем на описываемых им смыслах, чтобы снимать ленты, претендующие на полное погружение в сокровенные уголки души. Ему почти удалось это в «Елене» (2011), но «Левиафан» снят грубее - зато доступнее для анализа. В том числе западным критикам. И в этом смысле картина несет в себе тот же изъян, что и ее герои. Хоть снята она с вызывающим уважение профессионализмом, в ней нет любви и сострадания. Увы. (Александр Чекулаев)

Все-таки навигация в современном российском обществе - искусство не для слабонервных. К его внезапным переменам дискурса совершенно невозможно подготовиться. Помнится, еще совсем недавно новый на тот момент фильм Андрея Звягинцева «Елена» элегантно промахнулся мимо сибирских кинотеатров и дебютировал сразу в телевизоре, на канале «Россия» - к интересу поклонников режиссера и синефилов из числа самых хардкорных и благодушному равнодушию всех остальных. Перемотаем на два с лишним года вперед, и, о чудо - новый фильм Звягинцева «Левиафан» выходит в прокат в качестве самого ожесточенно обсуждаемого отечественного фильма за черт знает какое время. Занятно и то, что обсуждаются вовсе не солидные успехи «Левиафана» ... на мировой кинематографической арене, от «Золотого глобуса» и приза Каннского кинофестиваля до внушительной россыпи наград рангом пониже. Опять-таки еще совсем недавно это вполне могло бы стать поводом для коллективной песни гордости за талантливых соотечественников, еще способных показать иностранцам, как делаются большие дела - сегодня же в фокусе дискуссии немного иные темы. Звягинцев - он кто; философ, осмысляющий крушение России как идеи, или кощунник, замахнувшийся на жизненно важные для нации духовные скрепы? Очернитель родины - на государственные деньги! - на потребу нависших над страной хищно ощеривщихся буржуинских гадов, нацелившихся поработить великую империю и сосать из нее соки, или большой художник, что пишет, болея сердцем, больной портрет родной страны, скатившейся в дремучие безбожие? Правильного ответа на все эти проклятые вопросы, скорее всего, не существует - вернее, правильны в данном случае сразу все, в унылой зависимости от расположения вопрошающего по ту или иную сторону вымышленных, но ощутимо расчертивших российское общество баррикад, на которые, несмотря на их иллюзорность, отчего-то стало хорошим тоном в последнее время взбираться. Ведь под вопрос ставится, по сути, не то, ЧТО сделал Звягинцев, а как следует к его произведению относиться - с тем, что, по мнению «Левиафана», в России нелегко, согласны более-менее все. «Левиафан» - большая трагедия больших вопросов; пожалуй, несколько больших, чем история столкновения маленького человека с огромной государственной машиной, возбудившая многих защитников русской государственности. И даже больше сцепки государства с церковью, чья критика, в теории вполне заслуженная, видится здесь многим возмущенным охранителям скреп (что бы там это выражение, еще какие-то полтора года назад абсолютно не существовавшее в нашем обиходном лексиконе, не означало). Звягинцев, где-то прибегая к на удивление уместной бытовой комедии, где-то упрощая в угоду размашистой и доступной трагедии, пишет выразительный и убедительный портрет пространства, где никто не хозяин своей судьбе, где абсолютно все герои движимы чей-то иной, высшей волей. Но это воля - не власть, и не Бог, как можно было бы подумать исходя из некоторых сатирических уколов, что позволяет себе Звягинцев в паре мест, прибегая к максимально лобовым визуальным метафорам. «Левиафан» критикует не религию и не высшие силы, а вульгарное присвоение их образности и риторики, то, что постепенно и неизбежно вымывает всякое истинное содержание из ритуалов и институтов, на которых, по ошибочному, получается, представлению многих, по-прежнему стоит эта земля. Снятый долгими, виртуозно выверенными планами, озвученный музыкой Филиппа Гласса (вот еще один повод посмотреть это именно в кино - услышать эту музыку прокачанной через нормальную саундсистему кинотеатра), одновременно максимально доходчивый и предельно лаконичный, «Левиафан» - хорошее большое кино большого художника. Наверное, хорошо, что один фильм еще способен попасть в столько болевых точек разом - еще бы дискуссия вокруг него не выливалась в сплошной белый шум, грозящий в конце концов напрочь проглотить сам объект высказывания, примерно так же, как могло бы проглотить маленького человека мифическое чудовище левиафан. Но это уже - наша с вами, ребята, работа. Давайте делать ее хорошо и ответственно. Вердикт - большая трагедия о потере смыслов, хорошая. (Сергей Мезенов)

По поводу оскаровского номинанта «Левиафана» сейчас написано столько рецензий, что можно запутаться в этом море кардинально разных мнений и взглядов. Но факт остается фактом - этот фильм возбуждает огромный интерес, шокирует, въедается в память. Одним зрителям он безумно нравится, другие его откровенно ненавидят, обвиняя авторов в политическом заказе и игре на стороне Запада. Если вам интересно мое мнение, то «Левиафан» попадает в самую точку, мастерски играя на нервах публики. Именно сейчас внимание всего мира обращено к нашей стране, и именно сейчас вышел фильм, которые жестко выставляет российскую действительность. Жизнь глубинки тут выставлена с циничностью и натурализмом, она уродлива и отвратительна. ... Тема «маленького человека» в нашем искусстве не нова, но все так же актуальна и болезненна. В «Левиафане» главный герой - все тот же маленький человек. Его жизнь мрачна и безысходна, но он как может пытается бороться со взяточничеством, бюрократизмом, судебной системой, ментовским беспределом. Главный антигерой тут - бессердечный мэр, олицетворяющий того самого Левиафана - страшного и беспощадного демона из морских глубин. Звягнцев всегда снимает такие картины - депрессивные, стерильные мрачные, которые не имеющие в себе даже зачатков оптимизма. Тема отчужденности, вечных поисков себя и заунывного одиночества тут раздута до гротескных размеров. Но найдутся любители, которым фильм будет казаться безумно красивым - ведь даже в куче навоза есть своя специфическая красота. Многие сцена хочется пересмотреть несколько раз, диалоги тоже построены очень интересно. А жизненные истории, рассказанные в «Левиафане», хочется обдумать в одиночестве. Алексей Серебряков - прекрасный актер, человек с большой буквы, неоднозначная личность. Я его помню по таким гениальным фильмам, как «Груз 200» и «Обитаемый остров». Есть в Серебрякове какая-то внутренняя жизненная мудрость, которую можно наблюдать даже в глазах актера. В «Левиафане» он показал свои таланты на все 100%. На этом все. Смотреть или не смотреть этот фильм - решайте сами. Он не подходит для праздного развлечения. Если вы любитель артхауса или просто вдумчивых, но депрессивных фильмов, то обязательно должны ознакомиться с этой новинкой. Каждый зритель найдет тут свою личную моральную составляющую, и сможет ответить на вопрос, кто виноват и что делать. (klimenko_nadja)

В 2008 году Андрею Звягинцеву рассказали историю Марвина Химейера. И режиссер задумал снять по этой истории фильм. Но то, что в итоге получилось, меньше всего похоже на историю Химейера. Точнее, это его история, только без эпичного финала. Возможно, именно такой бы она и была, если бы Химейер жил в России. Если вы не знаете, кто такой Марвин Химейер, то советую вам поискать (хотя бы в той же Википедии) и почитать про него. Это действительно очень интересная и поучительная история. Так как ее, по-сути, в "Левиафане" нет, я вам ее пересказывать не буду. Зато в картине рефреном идет библейская история Иова. ... Вот ее я вкратце обрисую. Иов был хорошим и праведным человеком, почитавшим Господа. За это Господь его любил и во всем в жизни помогал. Но вот однажды дьявол нашептал богу, что вся любовь Иова именно из-за его благополучия. Если же у него все отнять, то его реальное отношение к богу и вылезет. Ударили бог с дьяволом по рукам, и бог сказал дьяволу примерно следующее: "забери у Иова все, только душу не трогай". И тут же у Иова разворовывают все богатство, его дети гибнут от несчастного случая, а сам он заболевает проказой. Тогда к нему пришли три его друга и стали рассуждать: почему так вышло? Должно быть Иов в чем-то согрешил? Но, как ни думали, ничего порочного в биографии Иова найти не смогли. И Иов ни словом не возроптал против Господа, как ему на это не намекали друзья или жена. Но все равно он пребывал в растерянности. И тогда явился ему Господь в образе бури. И объяснил, что человеческим умом не понять замысел Бога и нужно с терпением принимать все от него, ибо все не просто так (кстати, в этой речи бога и был упомянут левиафан). После чего Господь наградил Иова за терпение: он снова стал богат, у него родились новые дети и прожил он долго-долго. История Николая в картине Звягинцева - это история антиИова. И ничего антихристианского или антицерковного в ней нет. Судьба тоже обрушилась на Николая, отняв у него все. Но если Иов не хулил бога за это, то Николай роптал. В общем, вел себя вовсе ни как Иов, а в точности наоборот. Иов был праведником, а Николай жил без бога в душе. Об этом нам говорит, разрушенный храм, куда подростки, да и сам Николай один раз, приходят вечером выпить. Разрушенный купол - вот символ души Николая. Вот потому-то бог и не с ним. Причем здесь левиафан? Тут у него множество образов. Конечно, это и государство, как по Гоббсу. Это и скелеты китов на берегу. И остовы кораблей, гниющие на берегу, тоже очень похожи на эти скелеты. Но что же такое левиафан по Библии? Это морское чудовище, сильнейшее и неподвластное человеку. Оно живое воплощение силы Господа и только Он может ее победить. Собственно, Николай с другом проявили гордыню, вздумав "вдеть кольцо в ноздри его", или, как они выражались, "взять его за Фаберже". Но победить человеку левиафана невозможно. Это может только бог. Гниющие остовы кораблей, былая морская мощь Советского союза, как наглядное напоминание о гибели предыдущего левиафана от рук высшей силы. Собственно, трагедия героев картины вовсе не в том, что они оказались на пути левиафана (государства), а в том, что они грешны, безбожны и в этом не раскаиваются. Таков Николай, и его жена, и его друг Дмитрий, да и все более-менее положительные персонажи картины. А что же другая сторона (мэр, начальники, судьи и прочие)? Получается, с ними бог? Они-то ходят в действующую церковь, молятся, почитают священнослужителей. Выходит, что так, хотя праведниками они никак не выглядят. И, видимо, не совсем понимают, что все богатство и власть, которую они имеют, им дал Господь и он же может это так же мгновенно забрать. Таким образом, картина Звягинцева абсолютно христианская, державная и клерикальная. Именно потому она оставила у меня в душе такой неприятный осадок. Я-то рассчитывал на историю Марвина Химейера. Но Звягинцев авторский режиссер. Ему до моих желаний, как левиафану до его жертв. В остальном же лента полностью безупречна. Блестящая актерская игра прост потрясает своей естественностью и реалистичностью. Операторская работа выше всяких похвал. Образы яркие и многогранные. Сама история, как вы видите, не бессмысленная и многопластовая. Потому, если лента получит Оскар, то, думаю, это будет вполне заслуженно. Последние кадры нам показывают хмурое небо и непогоду. Есть ощущение, что буря собирается. Которая объяснит все и всем. Хотя, возможно, это лишь мне показалось. ЗЫ. Да! И не надо трахать жен друзей. Ни к чему хорошему это не приведет. (Евгений Савойский)

"Левиафан" Андрея Звягинцева стал первой российской (и второй отечественной после "Войны и мира" Сергея Бондарчука) лентой, удостоенной премии "Золотой глобус" за лучший игровой полнометражный фильм на иностранном языке. Ранее картинна получила в общей сложности более десяти призов престижных международных кинофестивалей и номинирована на "Оскара" как лучшая лента на иностранном языке. Этот успех вполне закономерен и лично для режиссера, и для современного отечественного артхауса в целом. Именно Звягинцев вернул Россию на кинематографическую карту мира - с успеха его "Возвращения", удостоенного пяти (!) наград на Венецианском фестивале 2003 года, начались триумфы работ наших независимых постановщиков на самых уважаемых киносмотрах. Последующие фильмы Звягинцева, ... "Изгнание" и "Елена", также получили множество призов крупнейших фестивалей, и значение данного факта переоценить трудно. Но еще важнее то, что замечательный режиссер у нас не один такой - картины многих других российских постановщиков также созданы на высочайшем художественном уровне и вполне заслуженно удостоены многих наград. "Простые вещи" и "Как я провел этим летом" Алексея Попогребского, "Я буду рядом" Павла Руминова, "Конвой" Алексея Мизгирева, "Географ глобус пропил" Александра Велединского, "Майор" и "Дурак" Юрия Быкова - каждая из этих лент вполне достойна всех призов, которые получила, и не только их. Так что успех новой работы Звягинцева - признание не только его безусловных заслуг, но и достижений современного отечественного кинематографа в целом. На первый взгляд, "Левиафан" - фильм для режиссера не очень типичный. Во-первых, в отличие от предыдущих картин постановщика, это не психологическая, а социальная драма: первопричина конфликта здесь - не столкновение характеров, а противостояние человека и государственной системы. Во-вторых, "Левиафан" по меркам Звягинцева очень многолюден: здесь действуют полтора десятка персонажей, а не полдюжины, как в предыдущих его работах. В-третьих, в новой отечественной ленте снимались многие известные актеры, а прежде режиссер был известен не в последнюю очередь как открыватель талантов (например, Константин Лавроненко и Елена Лядова сыграли свои первые заметные роли именно у Звягинцева). Тем не менее, "Левиафан" - безошибочно узнаваемая работа замечательного российского постановщика, сохранившая многие типичные черты его художественного стиля. Звягинцев по-прежнему рассказывает истории, которые могли произойти в любой стране мира практически в любой год ХХ и XXI века, все так же любит заброшенные (и не очень) индустриальные пейзажи, а также моря, озера и реки и не утратил ни грана живого интереса к непостижимым душевным глубинам самых обычных людей. И, несмотря на увеличившуюся съемочную группу, режиссер по-прежнему умеет настроить всех и каждого на одну волну с собой, поэтому в "Левиафане" по-настоящему впечатляют работы всех без исключения актеров, а также оператора, художника, художника по костюмам и монтажера. Музыка Филиппа Гласса, звучащая в новом отечественном фильме, дополняет его так органично, что кажется написанной специально для новой работы Звягинцева, хотя на самом деле была создана несколько десятилетий назад. Все это сделало "Левиафана" таким же грустно-волшебным и мрачно-завораживающим, как и предыдущие картины постановщика. Кажется, что не художественную киноленту смотришь, а сквозь магическое окно наблюдаешь за реальными событиями, происходящими здесь и сейчас. Всех без исключения персонажей воспринимаешь как давних и хороших знакомых, их страдания разрывают тебе сердце, их победы и ошибки становятся частью твоего собственного опыта. Так сильно влиять на зрителей способны лишь по-настоящему талантливые произведения искусства. К кинематографической реализации сценария нет и не может быть никаких претензий, однако собственно замысел меня несколько озадачил. Первая половина нового отечественного фильма - социальная драма, созданная в лучших голливудских традициях. (Ярче и талантливее, чем на "фабрике грез", картины этого жесткого и реалистичного жанра не умели снимать нигде и никогда.) Все очень просто и абсолютно достоверно: мэр маленького северного городка решил заполучить земельный участок, который принадлежал Николаю - местному Левше, владеющему собственной авторемонтной мастерской. Тактика рейдерства была отработана давно и успешно - несколько судов один за другим признавали законность отъема чужой собственности за совершенно смехотворную компенсацию. Незадачливому бизнесмену пришлось бы совсем скверно, если бы не друг армейских времен, ставший успешным московским адвокатом. В столице он сумел разыскать убойный компромат на нечистого на руку мэра, надеясь с помощью шантажа выбить из распоясавшегося чиновника хотя бы честную денежную компенсацию за изъятую собственность. Однако прорвавшийся во власть бандит вовсе не собирался так просто отдать нажитое криминальными трудами… Поначалу события развивались в точном соответствии с законами жанра, но примерно в середине картины сюжет принял совершенно неожиданный оборот - и главными для Николая стали уже не финансовые, а личные проблемы. Понятно, что в настолько тяжелых объективных обстоятельствах предательство близких людей воспринимается особенно тяжело, но резкая смена проблематики всегда не лучшим образом сказывается на жанровой целостности ленты. Я вовсе не хочу сказать, что социальная драма не должна уделять внимание личным неприятностям героев, - наоборот, сложности в отношениях с внешним миром непременно не лучшим образом скажутся и на обстановке в семье. Но во всем нужна правильная пропорция. Например, в "Дураке" Юрия Быкова личные проблемы есть абсолютно у всех персонажей, но центром повествования все равно остается коррупция, до основания разъевшая власть крохотного провинциального городка. А в "Левиафане" ситуация иная. Лента, начавшаяся как жесткая и реалистичная социальная драма, ближе к середине превращается в столь же сильную и достоверную драму психологическую, а ближе к финалу и вовсе становится экзистенциальной трагедией о бессилии человека в борьбе с Судьбой. Все это показано очень ярко и убедительно, но резкие переходы от одного жанра к другому, на мой взгляд, несколько снижают впечатление от фильма. Нельзя объять необъятное; например, картина, начавшаяся как романтическая комедия, не может ни с того ни с сего вдруг превратиться в криминальную драму. Подобное не выглядит ни оригинальным, ни увлекательным, а воспринимается просто как ошибка кинематографистов. А в "Левиафане" резкая смена жанра приводит к необычному восприятию ситуации. Раз уж все несчастья, обрушившиеся на Николая, - это воля Бога (или Судьбы, если вам так больше нравится), то чиновники, незаконно отобравшие у человека его собственность, не виноваты в данном преступлении, поскольку действовали не по собственному желанию, а выполняли повеление высших сил. Спор о том, свободны ли люди в своих поступках или следуют изначальному замыслу, предначертанному свыше, думаю, так же стар, как и само человечество. Кому-то легче жить, зная, что все мы - лишь игрушки в руках существ, гораздо более могущественных, чем обитатели Земли. Но лично я считаю, что каждый несет полную ответственность за свои действия. Поэтому вторая половина новой отечественной картины кажется мне оправданием коррумпированных чиновников: если Бог (или Судьба) решил обрушить на одного человека все возможные и невозможные несчастья, то воля отдельных людей уже не имеет никакого значения; все в любом случае произойдет именно так, как и было изначально задумано. Подобный подход даже в психологической драме для меня абсолютно неприемлем, что уж говорить о социальной! Впрочем, не исключено, что я просто не поняла смысл, который вложили в "Левиафана" его создатели. И, как бы то ни было, эту ленту обязательно должны увидеть все без исключения любители талантливого, качественного кино и поклонники сыгравших в новом отечественном фильме актеров. Но предупреждаю сразу: просмотр будет делом нелегким: очень уж страшные события разворачиваются на экране. (Светлана Степнова)

[...] Глава риторическая, в которой «Левиафан» плещется в брызгах контекста. Разговоры о том, насколько точно Звягинцев отображает отечественный быт и порочит ли он Россию, опутали «Левиафан» еще до того, как он оказался доступен широкой аудитории. Пока фильм то ли назло недоброжелателям, то ли благодаря «американскому» лобби собирает награды на международных кинофестивалях (Канны, Мюнхен, Лондон, Абу-Даби) и золотые статуэтки (уже есть первый для России за 46 лет «Золотой глобус», а также номинация на «Оскар»), в головах многих зрителей возрождается давнее заблуждение, что есть патриотическое кино, а есть плохое. Забывая о том, что качество картины никак не связано с тем, насколько ее ... приятно смотреть и есть ли среди героев носитель исключительно положительных характеристик, «Левиафан» отвергается частью общества, порой не глядя. Трудно вспомнить, когда ленты Звягинцева не обвиняли в каких-то смертных грехах. Начиная с «Возвращения», его ругали и за фестивальную конъюнктуру (возмутительно: Тарковский, Антониони, медленное кино, библейские мотивы), и за чрезмерную отстраненность, и за то, что снимает не о России, а о каком-то многозначительном «никогде», и - новый виток - за то, что снимает о России (началось с «Елены», взбурлило теперь). «Левиафан» на родине заочно ждали с вилами и сетями, с законом о запрете обсценной лексики, прокатными трудностями, публичным неодобрением и игнорированием успехов на мировой фестивальной арене. Похожая сцена есть и в картине: губернатор (Мадянов) тоже не верит, что его противозаконной деятельностью московский адвокат (Вдовиченков) заинтересовался только потому, что хочет помочь другу (Серебряков). Он в этом видит происки политических оппонентов и людей из столицы (а мог бы свалить все на американцев). Год культурной обиды на изображение социальных язв попеременно наступает в каждой стране (и иногда затягивается). В Иране в 2010 году режиссера Джафара Панахи приговорили к шести годам тюрьмы за «антиправительственный» фильм о выборах президента и вообще запретили снимать кино (под давлением мировой общественности иранца в тюрьму все-таки не посадили, но запрет, не помешавший ему тайно снять три картины, остался до сих пор). Советский кинематограф знает множество примеров, когда на полку запросто клали шедевры Эйзенштейна, Тарковского, Германа. Можно вспомнить, как ровно сто лет назад «Рождение нации» - трехчасовой эпос «отца кинематографа» Дэвида Уорка Гриффита о гражданской войне - общественность осудила за предвзятое отношение к чернокожим. Картина стала кассовым хитом (пожалуй, первым блокбастером), а Гриффит, суммировавший и отточивший все открытия в области монтажа, вошел в историю. Видимо, предвидя зрительское затруднение, Звягинцев и его постоянный соавтор Олег Негин проговаривают некоторые мысли картины прямым текстом. То батюшка, выходя из магазина «Продукты», процитирует Николаю отрывок из Книги Иова: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его?». То глава полиции Степаныч (Сергей Бачурский) отметит, что стрелять ради забавы по портретам российских президентов еще рано - «мало исторического зазора». Так и «Левиафан», хоть и инкрустирован метами наших дней (панк-молебен, «Владимирский централ» и «О боже, какой мужчина», портрет Владимира Путина в губернаторском кабинете), но о проблемах говорит отнюдь не новых. И ноль ставит не губернатору или РПЦ, а всем. Как говорит персонаж Владимира Вдовиченкова: «Во всем никто не виноват. Каждый виноват в чем-то своем. Во всем виноваты все. Даже если мы признаемся по закону - признание не является доказательством вины. Человек не виновен, пока не доказано обратное. Да кто будет доказывать? Кому?». Глава поэтическая, в которой «Левиафан» уходит на глубину. Под тревожную музыку Филипа Гласса бурлит стихия, сменяются долгие планы природы на берегу Баренцева моря, как всегда виртуозно снятые Михаилом Кричманом. Небо отражается в воде, а вода, кажется, в небе. Потом в этот диалог гармоний втискивается человеческая цивилизация - дома-тени, ЛЭП, обветшалые мосты. Лежат на боку истлевшие суда. Будто мореходы столкнулись со зверем, который пустил их ко дну - то ли мифическим чудищем, то ли бюрократическим, потопившим в водовороте эффективного менеджмента целую отрасль. На фоне горы ютятся пятиэтажки, дети бродят с собакой по пустым улицам. Изредка человеческие фигуры мелькают в продуктовом магазине. В здании суда и прокуратуре кроме охраны и людей, не уполномоченных принимать решения, - никого. На центральной площади - неотъемлемый памятник Ленину. Церкви тут две: одна давно сгорела и стала убежищем для шляющихся без родительского присмотра подростков, вторая - блистая убранством и золотом, принимает губернатора при жене с сыном и прочих сильных края сего. В этом городе «на краю мира» происходит рядовая борьба автослесаря с законом, который при покровительстве местной церкви обращается в Закон. Противостояние не Героя и Зла, но простого человека и несправедливости, которая кругами расходится по воде. И если с локальным злом в лице неприятного Николаю начальника полиции еще можно вести диалог, то ступенью выше все конфликты уже решаются исключительно силой. На уровне сюжета до последней трети картины «Левиафан» не предлагает ничего неожиданного: злоупотребление властью, безразличие, застольные разговоры с водкой и матом, плодотворное сотрудничество власти и церкви, мудрые слова, которые в разном контексте могут означать совершенно противоположные вещи. Условная «оппозиция», которую представляют Николай, его вторая жена и ее любовник (по совместительству адвокат и армейский друг Николая), проигрывает поединок Левиафану ровно потому, что была разобщена, что дала ему пространство для маневра. Адвокат напуган, кающаяся жена то ли бросается с обрыва, то ли оказывается жертвой губернаторского плана по посадке Николая в тюрьму. В этой точке переплавлены все ключевые для картины моменты, чьи швы то ли сильнее, то слабее проявляются в течение фильма. И реальная история с колорадским сварщиком Марвином Химейером, и книга Иова, и «Левиафан» Томаса Гоббса, где библейская метафора переносится на государство, а также описывается, по мнению философа, естественная для общества «война всех против всех». Связь с трактатами европейских философов XVII века роднит «Левиафана» с «Грузом 200» - более радикальным высказыванием о событиях в постсоветской России, где персонаж, сыгранный также Алексеем Серебряковым, упоминает «Город солнца» Томмазо Кампанеллы. У Звягинцева нет мертвых солдат и изнасилования бутылкой. У него соседствуют три иконки на водительской панели полицейского кузовка с тремя изображениями гологрудых красавиц (верных спутниц дальнобойщиков). Или в сабантуйном тире расстреливают портреты вождей (от Ленина до Горбачева). Наконец, на берегу лежит исполинский скелет голубого кита, к которому прибегает плакать Рома, расстроенный тем, что все идет наперекосяк (и чем дальше, тем хуже). Скелет не только рифмуется с остовами кораблей и разрушенной церковью, где поочередно ищут передышки мальчик и его отец, но выступает наглядной метафорой всей картины. На морском просторе резвится кит - в противовес тонущим в иле костям. Новый «левиафан» (в любом из значений), новый виток повторяющейся бесконечной истории, растерявшей от этих бесконечных повторов истинный смысл слов и действий. История, которая в фильме Звягинцева показана словно с заднего сиденья, сквозь призму лобового стекла. Борьба всех против всех, торжество людей в черных автомобилях - и снова под музыку Гласса тянутся длинные последние планы, пока взволнованная стихия играется с яркой бочкой за миг до финальных титров. (Алексей Филиппов)

Четвертый фильм Андрея Звягинцева оказался едва ли не самой обсуждаемой картиной последних лет - и все это еще до официального кинопроката. История, заявленная до премьеры картины на Каннском кинофестивале как притча, на проверку оказалась предельно скучным (в документальном смысле) социальным высказыванием. Этого от автора «Возвращения» и «Изгнания» и - особняком - «Елены» - ждали, пожалуй, меньше всего. Но получилось исключительно оно, даже несмотря на попытку режиссера разродиться эпичностью за счет суровых северных пейзажей и навязчивых аллюзий. Автомеханик с золотыми руками Николай живет в очень непростой обстановке. Его вторая жена Лиля не находит общего языка с сыном от первого брака Ромой, ... а в мальчике уже вовсю бушует подростковый бунт. Впрочем, семейные конфликты временно отходят на второй план, когда мэр небольшого приморского городка на севере, где живет Николай с семьей, решает прибрать к рукам их дом, мастерскую и земельный участок. Николай, убедившись, что честным путем своего никак не отстоять, просит о помощи своего старого армейского друга Дмитрия, который стал крупным адвокатом в Москве. Главное, что стоит отметить в «Левиафане», - заметное превалирование содержания над формой. Если в «Елене» наблюдался определенный баланс - пусть не идеальный - а «Возращение» и «Изгнание» казались герметичными «вещами в себе», то новый фильм Звягинцева больше похож на социальный комментарий. Само это определение ни в коем случае не диагноз, но та нарочитость - особенно зная про художественные возможности и, чего уж там, талант Андрея Петровича, - вызывает недоумение. Вроде бы и великолепный оператор Михаил Кричман, ответственный за картинку всех фильмов Звягинцева, на месте - особенно это видно в живописных панорамах и общих планах убитого в хлам Прибрежного, но сами по себе эти «красивости» пропадают втуне, когда в кадре появляются актеры и начинает звучать речь. Не секрет, что уловить современный русский язык в кино не удается почти никому. Чудовищное смешение неологизмов, заимствований и упрощений превращает диалоги в хаотичную кашу, совладать с которой могут лишь немногие сценаристы. Звягинцев с Олегом Негиным, к несчастью, не из числа - попытка артикулировать идеи с помощью «ударных» фраз заставляет невольно вспомнить об актерском прошлом режиссера, особенно ту часть, когда ему приходилось сниматься в рекламе. С таким материалом даже прекрасные актеры, а работы Серебрякова, Лядовой и Вдовиченко вышли действительно отличными, вязнут в очевидности и шаблонности, которыми оборачивается всякая попытка оживить отечественное социальное пространство. Тем более когда рядом для сравнения есть виртуозный мелкий бес в исполнении мало с кем сравнимого комедийного артиста Мадянова. Как же тут сопереживать «униженным и оскорбленным», когда антагонист получается настолько ярче? На этот вопрос фильм «Левиафан», впрочем, как и на многие другие, конечно же, не дает ответа. Но еще печальнее оказывается то, что Андрей Звягинцев, в середине 2000-х казавшийся той самой необходимой и живительной свежей кровью в нашем кинематографе, незаметно и уверенно выбрал самый распространенный путь в современном кино: комментировать реальность, а не создавать новую. Зато шансы на «Оскар» в таком случае оказываются высоки, как никогда. (Роман Куланин)