ЛОБСТЕР (2015)
THE LOBSTER

История любви в недалеком будущем. Одиноких людей, согласно правилам Города, в обязательном порядке отправляют в Санаторий особого назначения. Там они обязаны за 45 дней найти себе пару. Если пациентам это не удается, то их превращают в любое животное (по выбору). Отчаявшийся Мужчина сбегает из Санатория в Лес, где нелегально живут Одиночки, и влюбляется, однако это противоречит уже их правилам...

Архитектора Дэвида (отъетый Колин Фаррелл со смешными усами) бросила жена, и он загремел в Отель, где тому предстоит за полтора месяца найти вторую половинку или стать животным по выбору (Дэвид предпочитает лобстера; те живут по сто лет и столько же готовы к продолжению рода). Из этого ада социопата, где одиночество стало восьмым смертным грехом, Дэвид готов выбраться любой ценой - хоть с новой женой, хоть в изгнание в Лес, но и у «оппозиции» во главе с чумазой блондинкой (Леа Сейду) свод правил не тоньше. Никаких привязанностей (даже за поцелуй нещадно карают), каждый слушает музыку в наушниках и танцует сам по себе - и не забудьте вырыть могилу на опушке, чтобы приползти туда умирать, если что. (Алексей Филиппов)

КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 2015
Победитель: Приз жюри (Йоргос Лантимос), Квир-Пальмовая ветвь - Особое упоминание (It doesn't include a gay narrative, but...) (Йоргос Лантимос), Собачья Пальмовая ветвь - Приз жюри (собака Боб).
Номинация: Золотая пальмовая ветвь (Йоргос Лантимос).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ КИНО И ТВ, 2016
Номинация: Премия им. Александра Корды за лучший британский фильм года (Йоргос Лантимос, Сеси Демпси, Эд Гуене, Ли Магидэй, Эфтимис Филиппоу).
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2015
Победитель: Европейский художник по костюмам (Сара Бленкинсоп), Европейский сценарист (Йоргос Лантимос, Эфтимис Филиппоу).
Номинации: Европейский фильм (Йоргос Лантимос, Ли Магидэй, Сеси Демпси, Эд Гуене), Европейский режиссер (Йоргос Лантимос), Европейский актер (Колин Фаррелл).
МКФ В ГЕНТЕ, 2015
Победитель: Приз им. Жоржа Делерю за лучшую оригинальную музыку и звуковое оформление (Джонни Берн).
Номинация: Гран При за лучший фильм (Йоргос Лантимос).
ФЕСТИВАЛЬ ЕВРОПЕЙСКОГО КИНО В СЕВИЛЬЕ, 2015
Победитель: Приз Евроимидж за лучшее европейское совместное производство (Йоргос Лантимос).
ПРЕМИЯ БРИТАНСКОГО НЕЗАВИСИМОГО КИНО, 2015
Победитель: Лучшая актриса второго плана (Оливия Колман).
Номинации: Лучший британский независимый фильм, Лучший режиссер (Йоргос Лантимос), Лучший сценарий (Йоргос Лантимос, Эфтимис Филиппоу), Лучший актер (Колин Фаррелл), Лучший актер второго плана (Бен Уишоу), Продюсер года.
ОБЪЕДИНЕНИЕ КИНОКРИТИКОВ ЛОНДОНА, 2016
Номинации: Британский / Ирландский фильм года, Британский / Ирландский актер года (Колин Фаррелл), Лучшая актриса второго плана (Оливия Колман).
ОБЩЕСТВО ОНЛАЙН-КИНОКРИТИКОВ, 2015
Победитель: Лучший неамериканский релиз.
ВСЕГО 14 НАГРАД И 21 НОМИНАЦИЯ (на 10.05.2016).

Первый художественный англоязычный фильм греческого режиссера Йоргоса Лантимоса.
Планировалось, что роль Дэвида сыграет Джейсон Кларк, но он был занят в других проектах.
Съемочный период: 24 марта - 9 мая 2014.
Место съемок: Ирландия - Сним (Керри), заповедник Dromore Woods (Клэр), усадьба Мур-Холл (Мейо), Дублин.
Санаторий «Parknasilla», в котором проходили съемки фильма - http://parknasillaresort.com/.
В картине есть отсылки к лентам: «Запрещенные игры» (1952) и «Останься со мной» (1986).
Бюджет: EUR 4,000,000.
Премьера: 15 мая 2015 (Каннский кинофестиваль).
Кадры со съемок: http://cf-italian.blogspot.com/2014_05_01_archive.html; кадры фильма: http://moviestillsdb.com/movies/the-lobster-i3464902.
В фильме звучат музыкальные композиции: Something's Gotten Hold of My Heart - Оливия Колман и Гарри Маунтин (Роджер Гринуэй и Роджер Кук); Where The Wild Roses Grow - Nick Cave & the Bad Seeds и Кайли Миноуг / Колин Фаррелл (Ник Кейв); Ti 'ne afto pou to lene agapi (S'agapo) - Софи Лорен и Тонис Мароудас (Такис Моракис, Яннис Ферманоглу); Apo Mesa Pethamenos - Данаи Стратигопулу (Аттик); Струнный квартет № 1 Фа мажор, соч. 18 № 1: II. Adagio affettuoso ed appassionato - Julliard String Quartet (Людвиг ван Бетховен); Фортепианный квинтет: In Tempo di Valse - Квартет им. Бородина (Альфред Шнитке); Три пьесы для струнного квартета: III - Квартет им. Голднера (Игорь Стравинский); Струнный квартет № 2: 1. Moderato - The Tale Quartet (Альфред Шнитке); Струнный квартет № 8 До минор, соч. 110: 4. Largo - Emerson String Quartet (Дмитрий Шостакович); Дон Кихот: Variation I и II - Саксонская государственная капелла, дирижер Фабио Луизи (Рихард Штраус); Струнный квартет № 1 в До мажор, соч. 25: I. Andante sostenuto - Квартет Такача (Бенджамин Бриттен); Jeux Interdit - Роланд Ферранди и Имельда Нэгл Райан; Baroque Dance - Роланд Ферранди и Имельда Нэгл Райан (Гаспар Санз); Million $ Feat. Milla M - Бенджамин Джон Томлин; Hog Shuffle - Джонни Берн; Loner Dub - Джонни Берн; Bleep Disco - Джонни Берн; Handbag - Джонни Берн.
Официальные сайты и стр. фильма: http://lobsterfilm.co.uk/, http://hautetcourt.com/film/fiche/267/the-lobster; http://finefilms.co.jp/lobster/.
«Лобстер» на Allmovie - http://allmovie.com/movie/v631803.
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 91% на основе 74 рецензий (http://rottentomatoes.com/m/the_lobster/).
На Metacritic фильм получил 80 баллов из 100 на основе рецензий 14 критиков (http://metacritic.com/movie/the-lobster).
«Лобстер» вошел в списки: «20 лучших фильмов 2015» по версии редакции Кино-Театр.ру (3-е место); «Лучшие фильмы 2015» по мнению кинообозревателей и критиков: Зары Абдуллаевой (Искусство кино), Натальи Серебряковой (Kinoart Weekly), Олега Зинцова (Ведомости), Василия Корецкого (Colta), Евгения Гусятинского, Антона Долина, Стаса Тыркина.
Рецензии кинокритиков: http://mrqe.com/movie_reviews/the-lobster-m100113875; http://imdb.com/title/tt3464902/externalreviews.
Анна Меликова. «Пир абсурда» - http://seance.ru/blog/esse/pir_absurd/.
Йоргос Лантимос / Yorgos Lanthimos (род. 27 мая 1973, Афины) - греческий режиссер театра и кино, сценарист, продюсер. Учился режиссуре кино и телевидения в киношколе Ставракоса в Афинах. В 1990-е Лантимос снимал видеофильмы о греческих танцевальных коллективах, музыкальные клипы, рекламные ролики; ставил экспериментальные спектакли. В 1995 он снял свою дебютную короткометражку «O viasmos tis Hlois». Лантимос был членом творческой группы, которая занималась постановкой церемоний открытия и закрытия летних Олимпийских игр в Афинах (2004). Первую полнометражную картину - «Мой лучший друг» Йоргос Лантимос снял в 2001. Международную известность Лантимос получил, сняв фильм «Клык» (2009). Лента победила в программе «Особый взгляд» Каннского фестиваля, и была номинирована на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Yorgos_Lanthimos.
Официальный сайт режиссера - http://lanthimos.com/.
Колин Фаррелл / Colin Farrell (род. 31 мая 1976, Дублин) - ирландский киноактер. Получил известность благодаря ролям в фильмах: «Телефонная будка» (2002), «Особое мнение» (2002), «Рекрут» (2003), «Александр» (2004). Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Colin_Farrell.
Рэйчел Вайс / Rachel Weisz (род. 7 марта 1970, Лондон) - английская актриса кино и театра, бывшая модель; лауреат премии «Оскар». Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Rachel_Weisz.

ИНТЕРВЬЮ ЙОРГОСА ЛАНТИМОСА Алексу Ритману («The Hollywood Reporter»)
А.Р: «Лобстер» не похож на обычную романтическую комедию. Как вы впервые презентовали идею фильма? Й.Л: Я обычно начинал с рассказа о том, что это мир, в который больше не допускаются люди без пары, поэтому каждый раз, если кто-то остается один, его заключают в особом отеле. Это завязка. А дальше развитие: если одиночки не смогут найти себе пару, их превращают в животных. Выслушав эту мою историю, люди начинали задавать много вопросов о животных, хотя на самом деле в фильме все сделано довольно просто. Персонажи становятся животными, и их выпускают в лес. Это не какая-то впечатляющая трансформация. Они просто не умеют говорить. А.Р: Что-то конкретное натолкнуло вас на эту идею? Й.Л: Я бы не сказал. Каждый раз, когда я заканчиваю фильм со своим сценаристом Эфтимисом Филиппоу, мы сразу же садимся обсуждать, что хотим делать дальше. Так замысел начинает постепенно развиваться. У Эфтимиса была идея об одиноких людях, которых помещают в отель, и я сказал: «А что, если есть еще другой мир?» Обычный разговор между двумя авторами, которые замышляют новый проект. Вместе мы находим то, что нам нужно, чтобы изучать дальнейшие возможности. А.Р: «Лобстер» - ваша первая картина на английском языке. Как появилось это решение? Й.Л: Я уже сделал три фильма на греческом и достиг той точки, когда нужно, в определенном смысле, идти вперед, что невозможно сегодня в Греции. Я всегда понимал, что когда-нибудь захочу сделать англоязычный фильм, что мне будет интересно работать в разных странах. Такой выбор ощущался как естественное развитие. А.Р: В вашем фильме довольно большой список сопродюсеров. Работа на английском дала вам доступ к большему бюджету и большему количеству продюсеров? Й.Л: На самом деле не такой уж он большой. Сам факт, что у фильма так много сопродюсеров намекает на то, что бюджет довольно скромный. Но в определенной степени это, конечно, очень помогло. Съемки сильно отличались от съемок в Греции: мои прежние картины были чрезвычайно малобюджетные, я снимал их с друзьями, которые работали бесплатно. Так что фильмы стоили гораздо больше своего бюджета. А.Р: Вы из-за ситуации в греческом кинопроизводстве переехали в Великобританию? Й.Л: В некотором смысле да, хотя в итоге я снял совсем не британский фильм. Он больше европейский, международный. Но, разумеется, если я делаю картину на английском языке, гораздо логичнее снимать его здесь, в Англии, чем в Греции. Я переехал четыре года назад, это было сознательное решение. Целью было в любом месте начать снимать на английском языке. А.Р: Фильму «Клык» часто ставят в заслугу то, что он запус­тил новую волну сюрреалистических фильмов из Греции - так ее называют, - вызванную к жизни или усиленную кризисом. Как вы думаете, это верная оценка вашей картины? Й.Л: Прежде всего я не согласен, что существует такая волна. В Греции есть и реалистические фильмы, комедии и драмы. Но такой ярлык действительно существует. Моей работе он просто-напросто подходит естественным образом: я не думаю, что могу снимать как-то по-другому, я во всем нахожу элемент абсурда, в самых обычных ситуациях, и что-то смешное - в темных и драматических обстоятельствах. А.Р: То есть вы не можете представить себя, занимающегося крупнобюджетным, «попкорновым» проектом? Может быть, о Джеймсе Бонде? Й.Л: Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снять такой фильм. Одна только логистика, связанная с подобными съемками, наводит на меня ужас. Я едва могу справляться с теми фильмами, которые делаю сейчас. А.Р: Как вы себя чувствовали, когда узнали, что ваша картина номинирована на «Оскар»? Было ли это шоком? Й.Л: Да, было. Совсем неожиданно. Хотя я старался сохранять хладнокровие. Я ставил спектакль по Чехову в Национальном театре Греции, мы репетировали. Я получил смс-сообщение о номинации и отреагировал так: «Ага, ага, давайте продолжать репетицию, ничего в этом нет особенного». Но потом постепенно все узнали об этом, и никто больше не мог концентрироваться. Так что, в конце концов мы вынуждены были признать, что что-то важное произошло, и отпраздновать это. Думаю, номинация была действительно неожиданной, как и все, что касается «Клыка». (Перевод с английского Анны Закревской; оригинал - http://hollywoodreporter.com/news/cannes-lobster-director-says-thought-796815)

Фильм с таким фантастическим и циничным сюжетом просто не может быть плохим. (Наталья Серебрякова, «Kinoart Weekly»)

[...] По-настоящему не промахнуться жюри удалось лишь в двух случаях. Приз жюри достался оригинальному «Лобстеру» Йоргоса Лантимоса - антиутопии об актуальном будущем, в котором тоталитарные системы станут совсем невидимыми и неощутимыми, а понятие приватности или исчезнет вовсе, или будет означать тотальное одиночество. [...] (Евгений Гусятинский, «Ведомости»)

Снятый на британские деньги с англоязычными актерами греческим мастером подрывной психодрамы Йоргосом Лантимосом - один из лучших фильмов этого года; не вздумайте пропускать. Как и в своем прорыве «Клык» Лантимос делает одно допущение (в мире ближайшего будущего одиночество - почти преступление), чтобы показать всю хрупкость межчеловеческих связей, их сконструированную, неестественную природу. Более того, грек делает это с таким едким чувством юмора, что позавидовал бы и Чехов, - вся же тяжесть этого циничного высказывания ложится на плечи Колина Фаррелла с убийственным брюшком и еще более угарной манерой существования в кадре. (Денис Рузаев, «Time Out»)

[...] «The Lobster»: людей, оставшихся без пары, вывозят за город, где каждый под угрозой перевоплощения в животное (в моем фильме их бы, конечно, принудительно переделывали в панд) должен найти себе партнера - такое абсурдное реалити-шоу. Понятный, спокойный и беспощадный фильм о том, что человек - самый одинокий зверь, а единственное желание современного субъекта - желать. В качестве дополнения советую посмотреть цикл лекций Нины Савченковой об интерсубъективности [https://youtu.be/omMaVO7Ybtk] (как будто Йоргос Лантимос экранизировал его) и японский фильм «Wandafuru raifu» [http://imdb.com/title/tt0165078/], показанный в этом году на «Послании». [...] (Петр Лезников, «Сеанс»)

[...] Еще одна страшная сказка нынешних Канн - «Лобстер» Йоргоса Лантимоса, когда-то объявленного зачинателем греческой «новой волны». Греческая волна так и не нахлынула, но Лантимос стал заметной фигурой на европейском кинонебосклоне. Его антиутопия «Лобстер» с Колином Фареллом в главной роли рисует близкое будущее, в котором у людей уже успели поменяться стандарты отношений. Здесь действует правило: ты не должен жить один, без пары. Если ты оказываешься один - тебя отправляют в специальный отель за городом на 45 дней, где ты должен найти себе пару, а если не найдешь - превращают в животное. По твоему выбору. Поэтому по лесам вокруг отеля слоняются верблюды, павианы, павлины и прочая живность. Герой, брошенный женой архитектор Дэвид, приезжает в отель с псом на поводке - это насильственная реинкарнация его родного брата, так и не обретшего пару. Сам Дэвид в случае чего просит превратить его в лобстера - живут все-таки по сто лет. В этой сказочной антиутопии самым страшным оказывается новый диктат общества, выработанный за сравнительно недолгое время, - диктат несвободы. И страшнее всего то, что несвободу обеспечивает в фильме не государство - его здесь не видно, - но уже сформированное послушное сознание каждого отдельного человека и всего общества в целом. [...] (Екатерина Барабаш, «Синекура синефила, или Концентрация ада»)

Один из наиболее захватывающих эпизодов «Одиссеи» разворачивается на острове богини Кирки. Последняя славилась тем, что умела превращать людей в животных; так, большую часть команды главного героя она обратила в свиней, а проклятие сняла только из любви к Одиссею. Неизвестно, вдохновлялся ли модный режиссер греческого происхождения Йоргос Лантимос эпосом своей родины, но в его четвертом фильме «Лобстер» (Гран-при жюри на последнем Каннском фестивале) превращение в животных - неизбежность, нависающая над героями подобно античному Року. Изображенный здесь миропорядок жестоко отторгает одиночество. Одиноких людей изгоняют из города, заключают в специальном отеле и дают полтора месяца на поиск пары среди других постояльцев. Если им это не удается, изгнанников превращают в животных (к счастью, вид можно выбирать самому) и ссылают в лес, где есть вероятность попасться охотникам. В лесу, впрочем, не так все просто, поскольку там окопалось целое партизанское движение одиночек, командира которого играет звезда «Жизни Адели» и последнего Бонд-фильма Леа Сейду. Но «Лобстер» - при таком сюжете - не трагедия, скорее, трагифарс. Собственно, лобстером хочет стать главный герой, располневший ради съемок Колин Фаррелл. Фаррелл в этой роли смешон, то есть комичен, и меток. Более или менее смешны и другие герои: актерский состав здесь близок к безукоризненному, а Лантимос выдерживает идеальный баланс между абсурдом, цветовым минимализмом, социально-критическими мотивами и сарказмом. (Дмитрий Десятерик, «Искусство кино»)

[...] Я выделяю тенденцию, связанную не столько с осмыслением семьи, сколько с безмерным усложнением и расширением современного мира. «Моим» фильмом в каннской программе был «Лобстер» греческого режиссера Йоргоса Лантимоса. Эта картина - попытка осмыслить основания будущей жизни, иные принципы ее устройства, формирования и противостояния сообществ, другие способы перехода от жизни к смерти - обречен ты на приближающуюся смерть или не обречен. Важен был для меня и фильм «Кэрол», где, конечно же, дело не в сексуальных предпочтениях. Речь там идет о том, что космический взгляд героини в конце картины - это образ такой надвигающейся метафизической сложности жизни, которая никак не умещается в представление о самой гармоничной семье. В конце концов, все, что связано с привычными представлениями о смерти, сексе, деньгах, кровных связях, трансформируется. Это приглашение к тому, что мы вот-вот переходим в какой-то новый, пока неизвестный нам мир. Использую сейчас слово, хотя оно может показаться политическим, - мы переходим в своего рода гибридный мир. А где переход, ты не знаешь... Вот это кресло, оно из дерева и кожи, а может быть, на самом деле из металла и опилок. Это усложнение - возможность удивительного перехода от одного принципа устройства жизни к другому. Это есть и в «Лобстере», и в «Кэрол», в каких-то еще фильмах. Они симптоматичны. Они о том, что после травмы, о которой говорил Андрей [Плахов], милости просим в новый мир. Родственные связи, богатство, привязанность к стране, вековые отношения - все может быть поставлено под сомнение. Вывод: давайте не будем бояться этот неведомый мир осваивать. Со своими старыми схемами понимания вы уже с ним не справитесь. Отсюда усложнение личности, связей, кодов, контекстов. Он устроен не так, как при Жакобе. [...] (Даниил Дондурей, «Канн-2015. После травмы» (Д. Дондурей, Л. Карахан и А. Плахов обсуждают итоги 68 Каннского КФ). Читать полностью - http://kinoart.ru/archive/2015/07/kann-2015-posle-travmy)

Вашему вниманию представляется картина от создателя утопической драмы «Клык» Йоргоса Лантимоса, получившего на руки куда больший бюджет и куда более звездных актеров, причудливая абсурдистская история любви «Лобстер». За роль одинокого Дэвида, направленного в отель отыскать себе пару, в ответе Колин Фаррелл «Одним меньше», «Спасти мистера Бэнкса», исключительно обрюзгший и удивительно меланхоличный, сдержанный. В какой-то момент пофигистичный или ловко маскирующийся под такого, пока не наступает день Икс. Не трудно догадаться, что в тепличных условиях псевдоотеля найти реальную пару возможно лишь перекрыв кислород собственной песне. Так поступает герой Бена Уишоу, ломающий нос изо дня в день, дабы иметь общую черту с избранницей, а значит, шанс оставаться человеком. Лантимос словно дирижер управляет волшебной палочкой, продавливая под сказочные законы человеческую волю, приручая и заковывая в цепи предрассудков свободное чувство любовь. Зато, когда наступает катарсис, герой рвет с моралью, когда смерть костлявой рукой хватает за гланды, он освобождается, но лишь для того, чтобы сменить одну крайность на другую, с тем же набором запретов и необходимых условий, направленных на поддержание автократии. Леа Сейду «Жизнь Адель», «Миссия невыполнима: Протокол Фантом» с ее нетипичным выражением лица как никто другой подходит под идеологию одиночек, при том, что в остальных проектах она выступает сексуальным объектом. Сюжет фильма хоть и линейный, но нестабильный, рваный, со смещениями на разных персонажей, что слегка смущает и наделяет смысл лишними историями. Когда сказ доходит до центрального конфликта, запретных отношений между героями Фаррелла и Рейчел Вайс «Молодость», проходит значительное время, практически, с аутентичным сюжетом и историей. И пусть режиссер циник, любовь он не убивает, оставляя надежду на счастье, через боль и потери, ведь и мечтая о радуге, нужно быть готовым промокнуть под дождем. Для меня фильм Лобстер сюрреальная увлекательная фантазия, с мастерами высочайшего уровня, подавляющих эмоции, ради индифферентности и немой рефлексии. (Lindon, «Якинолюб»)

В недалеком будущем обычный мужик (Колин Фаррелл) теряет жену. Грустное событие в альтернативной реальности режиссера Лантимоса имеет чуть более сложные последствия: одному жить здесь нельзя, только с партнером. Для этого герой помещается в специальный пансион, где за 45 дней должен найти себе пару среди таких же одиночек, как он. Просто затащить первую встречную в постель нельзя: для вступления в брак нужно иметь с партнером природное сходство - например, близорукость. Если за 45 дней пару найти не удается, одиночку превращают в животное - он сам выбирает, какое. Герой Фарелла хочет стать лобстером. В отель он приезжает с собакой - так теперь выглядит его брат. Кроме того, пациентов регулярно вывозят на охоту в лес, где скрываются сбежавшие одиночки. За поимку одного дикаря начисляется еще один день к сроку пребывания. Каждый вечер к Фареллу приходит специальная горничная, чтобы проверить его эрекцию - но никогда не доводит дело до конца. За онанизм в заведении жестоко наказывают. Далее в «Лобстере» раскрывается еще не один нюанс местного мироустройства и разные его последствия. Кто-то пытается найти себе пару обманом. А кое-кому удается подорвать местные устои и жить одному, но своеобразно - в пансионе, преуспевая на охоте. И в этом же самом мире, но вне закона, живут не менее странные люди, ведущие партизанскую войну за свое право на одиночество. С ними герою Фарелла еще предстоит встретится. Греческий режиссер Лантимос всегда умел снимать повседневность, достаточно скучно, чтобы зритель поверил в нее, как в настоящую жизнь. Но за повседневностью внезапно скрывается что-то невероятное - вроде бы знакомый мир оказывается устроен не так, как ты думал. Но так ли много изменилось? Например, в «Лобстере»: ведь ты все равно женишься и заведешь детей. А у нас тут уже все для этого готово. Ну, почти все. Цитата: «В дальнейшем, если у вас возникнет некоторое напряжение в общении, мы можем предоставить вам детей». Старый добрый эффект антиутопии: во вроде бы абсурдных ситуациях непременно узнаешь наш мир. Антиутопия Лантимоса не про политику, войну, сжигание книг и зомбирование населения; она про институт семьи. Это любимая тема Лантимоса; в ней он умеет задавать самые не всегда понятные, но всегда неудобные вопросы. В предыдущем фильме, «Альпы», группа врачей организует бригаду, которая нанимается к родственникам умерших пациентов для их утешения: для этого они в меру способностей изображают ушедших в мир иной, тем самым смягчая душевную боль родных. В фильме «Клык» обычный с виду инженер вместе с женой воспитывает своих детей-подростков в полной изоляции от внешнего мира; выйти за пределы садового участка они смогут только тогда, когда у них выпадет первый клык (никогда). Здесь, в «Лобстере», будучи слегка удивленным таким положением дел, в каждом кадре надеешься, что хоть кто-нибудь встанет и заорет: «Да что же это, сука, такое», и так далее - что тоже совершенно здоровая реакция на антиутопию. Конкретно такого не происходит, но кто-нибудь обязательно пойдет против установленной системы, и ему придется очень тяжело. Герой Фарелла как раз из таких. С «Лобстером» Лантимос наконец-то получил мировое признание: фильм успешно ездит по фестивалям, почти всех победил в Каннах. Разумеется, это не потому, что теперь кроме непонятных греков у него играют Фарелл и отличный актер второго плана Дж. Райли. Таких антиутопий уже давно никто не писал и не снимал; для грека это было лишь дело времени, и оно пришло. [...] (Станислав Ломакин, «Disgusting Men»)

[...] Дэвид, полнеющий мужчина под сорок (Колин Фаррелл обзавелся для этой роли лишними 20 кг), отвечает на вопросы строгой дамы: возраст, продолжительность последних отношений, сексуальная ориентация, размер ноги. Никакой двойственности: размер ноги Дэвида 44 с половиной, но выбрать надо либо 44, либо 45. Дэвида интересуют женщины, однако у него был однополый контакт, но бисексуальность система также отвергает. Мир, описанный в "Лобстере", не признает полутонов, высокоразвитое общество свелось, по сути, к абсолютному примитиву. Дэвид одинок, поэтому его ждет отправка в спецгостиницу в глуши, где живут такие же одиночки, как он. Им дано 45 дней, чтобы найти себе пару. Если за этот срок не удастся создать крепкий союз, неудачников превратят в животных - каждый волен выбрать, кем стать. Дэвид выбирает лобстера - тот живет долго и сексуально активен до самой смерти. Сцены в гостинице Лантимос снимает в отстраненной и язвительной манере, явно имея в виду стилистику кино 70-х годов и, в частности, "Фотоувеличение" Микеланджело Антониони. Величайший итальянский режиссер был певцом некоммуникабельности, персонажи многих его картин были сложно устроенными эмоциональными инвалидами, почти всегда терпящими крах на территории настоящих чувств. В этом смысле творчество Антониони созвучно идеям "Лобстера". Постояльцы гостиницы также страдают эмоциональной инвалидностью. Для того чтобы система признала пару состоявшейся, нужно лишь формальное сходство партнеров. Скажем, у обоих периодически носом идет кровь. Или оба хромы. Важны не чувства, а их внешние оболочки, суррогаты. Чтобы обмануть систему, Дэвид притворяется бессердечной скотиной, обольщая патологическую садистку. Все отношения в этом мире - с приставкой "псевдо", одна большая ложь, которая зиждется на двух инстинктах - полового влечения и самосохранения. Отель, конечно же, похож на метафору человечества. "Лобстер" в том числе кино о мире, в котором умерла любовь; по Лантимосу - единственное, что делает человека человеком. Поэтому и страх жильцов отеля показан так язвительно - чего бояться превращения в животных, если они животные уже давно, только ходят на двух ногах и издают членораздельные звуки. Этого хватило бы на полноценную антиутопию, но Лантимос разворачивает историю в неожиданную сторону в момент, когда иной режиссер легко пустил бы по экрану титры. Выясняется, что лес рядом с гостиницей кишит повстанцами - идейными одиночками-беглецами и нелегалами. Революционеры во главе со своей лидершей (Леа Сейду) проводят набеги, открывая партнерам свежесозданных пар, насколько их союзы лицемерны. Хотя порядки в лагере этих повстанцев не менее бесчеловечны. В лесу за любые проявления человеческих чувств все время что-нибудь у провинившихся отрезают. Лантимос превращает антиутопию в полифоническую историю, в которой нет хороших и плохих. Идеи повстанцев такое же зло, отрицающее любовь, а значит, дегуманизирующее общество. Вряд ли стоит раскрывать все сюжетные ходы зрителям, еще не видевшим фильм. Но именно в лесу Дэвид встретит свою любовь - такую же близорукую девушку (Рейчел Вайс). И ядовитая история превратится в трагедию в том значении, которое подразумевали древние греки. Любовь превращает лобстера в человека, и побочных трагедийных эффектов тут ровно два. Во-первых, любовь требует жертв. Во-вторых, она слепа. Слепота и самопожертвование оказываются основными нотами мощнейшей оды самому сильному из чувств, в которую "Лобстер" превращается в последние - самые душераздирающие - пять минут. (Александр Нечаев, «РГ»)

Каждый фильм Йоргоса Лантимоса вырастает, как из пробирки, из некого философского концепта, который всегда можно сформулировать кратко: что будет, если довести до абсурда идею воспитания и предустановленных заблуждений («Клык»?); что, если человек - только совокупность информации, и после его исчезновения весь накопленный объем можно просто перегрузить в другого («Альпы»)? Это всегда безжалостная схема человеческих связей, которую актеры не столько оживляют, сколько наделяют собственной плотью; актерская игра у Лантимоса подчеркнуто механистична, абсурдные реплики произносятся максимально серьезно («Кошка - самое страшное животное», «Если у новой пары возникнут проблемы, мы предоставим им ребенка - обычно помогает»). Именно поэтому режиссер с легкостью совладал со своей международной труппой, конфликта манер и школ на экране не возникает. Не изменяет Лантимос и собственной эстетике: даже с большим бюджетом - это все равно тусклые цвета, странные предметы и разреженный воздух, как будто бы на экране всегда прохладно. Главный герой «Лобстера», сыгранный Колином Фаррелом, - архитектор (из-за печальных усов и собственного одиночества он немного напоминает Хоакина Феникса в фильме Спайка Джонса «Она»; эти картины неизбежно будут сравнивать). На этот раз, в «Лобстере», исследуется проблема партнерства, и шире - проблема выбора, выборов, каждый из которых не менее плох, чем остальные. В соответствии с правилами Города после развода главный герой попадает в Отель для одиноких, у которых есть 45 дней, чтобы найти себе гетеро- или гомосексуального партнера из числа других постояльцев; тех, кто не преуспел, по окончании указанного срока превращают в любое выбранное животное (архитектор хочет стать лобстером) и отпускают в лес. В лесу живут Одиночки - те, кто отвергает требования Города пребывать в паре; любовные отношения в среде лесных одиночек запрещены, за соблюдением нормативов жестко следит героиня Леи Сейду - чудовище, в отличие от других чудовищ картины, начисто лишенное комизма. Обе системы оказываются одинаково комфортны для соблюдающих правила и одинаково тоталитарны по отношению к тем, кто эти правила нарушает. И как, между делом, не увидеть здесь сатиру на противостояние оппозиции и власти? И как не усомниться в том, что люди, когда их больше одного, в принципе способны переносить свободу выбора? Подобных вопросов по ходу просмотра возникает много, множество будет у «Лобстера» и интерпретаций; так, Рэйчел Вайс, сыгравшая преступно влюбленную Одиночку, на пресс-конференции говорила о нарциссизме: пары формируются на основании неких общих признаков (оба любят лыжи, у обоих близорукость или оба не способны к эмпатии) - и не является ли тогда любовь просто желанием увидеть в другом свое отражение? И как не задуматься о том, что схематичное изображение мало отличается от реальной жизни, которой вроде бы полагается быть сложнее: мы оба близоруки - такая же нелепая и удовлетворительная причина для брака, как и все остальные: общая жилплощадь, общие дети, давление социума, стакан воды. Итак, вселенная Лантимоса существует, она состоит из жестких вопросов к самому себе, острого абсурда, эстетизации незаполненных пространств, поп-культуры (в «Лобстере» звучит дуэт Ника Кейва и Кайли Миноуг, на танцах в отеле исполняется Something's Gotten Hold of My Heart; во время работы над фильмом режиссер много смотрел реалити-шоу про жизнь в отеле). В новом фильме он стал еще точнее, еще изобретательнее, еще остроумнее - жаль только, что чудо явления этого автора, чудо первого столкновения с «Клыком», победившим в каннском «Особом взгляде» в 2009-м, больше никогда не повторится. (Мария Кувшинова, «Сеанс»)

В мире, где быть одиноким - это преступление, всех нарушителей отправляют в специальные отели, в которых они должны найти себе пару в течение 45 дней. По правилам отеля ваш партнер должен быть чем-то похож на вас, а если в отношениях возникают сложности, то к вам приставляют ребенка. Никаких хитростей и уловок: мастурбация здесь под строжайшим запретом, а тех, кто не успевает остепениться, превращают в любое животное на выбор. «Вот почему в мире так много собак». Противники подобной системы живут в лесу, но у них тоже есть свод правил: за поцелуй отрезают губы, за секс... лучше вам не знать. А следит за порядком хладнокровная надзирательница. Раз в сутки люди из отеля едут в лес охотиться на отшельников: один убитый лесной оппозиционер добавит вам один день к отведенному сроку в отеле. Так и жил грустный и разведенный архитектор Дэвид, пока не встретил в лесу близорукую охотницу на кроликов. Англоязычный дебют греческого режиссера Йоргоса Лантимоса получил приз жюри на Каннском кинофестивале и растопил сердца критиков. Повысив ставки при выходе на мировой уровень, Лантимосу удалось превзойти свои предыдущие работы, не изменив собственному стилю и не распугав голливудских инвесторов, что в наше время большая редкость. Этот фильм, как и предыдущая картина режиссера, пропитан желанием сбежать от навязанных обществом законов, которые кажутся ему такими же нелепыми, как поджаренная в тостере рука в наказание за мастурбацию. Даже лесные «бунтари» живут согласно некому кодексу правил, создавая себе ограничения, от которых и бегут главные герои. Вывернув рычаг абсурда на максимум, Лантимос выдал сюрреалистическую сатиру на современное общество, затронув ряд остросоциальных проблем: от института семьи до конфликта власти и оппозиции. Некоторых зрителей может смутить закадровый голос, который все время описывает происходящее так, будто зачитывает вслух книгу. Но этот, казалось бы, избитый прием, да еще в такой высокопарной форме, становится важной деталью фильма, поскольку режиссеру хватает мастерства использовать его с чувством, толком и расстановкой. Сюрреалистическая атмосфера, подчеркнутая тревожным лязганьем виолончели, вкупе с диалогами на грани нервного срыва и механической актерской игрой, свойственной для фильмов Лантимоса, делают «Лобстер» уникальным фильмом. Колин Фаррелл предстал в совершенно несвойственном актеру образе и справился с работой на ура, тем самым доказав, что может обуздать любую роль, как пинту настоящего ирландского пива. А вот Леа Сейду и ее невозмутимое лицо были просто созданы для роли надзирательницы. Про кастинг фильма можно говорить часами, поскольку попадания в образы были стопроцентными: шепелявый Джон Си Райли и взвинченный Бен Уишоу, чью харизму не оспорит даже Джонни Кокран, были вишенкой на этом антиутопическом торте. И, конечно же, режиссер не забыл про свою талантливую музу Аггелику Папоулью, сопровождавшую его в двух предыдущих фильмах. Возможно теперь Йоргос заменит ее на Рэйчел Вайс, ведь парочка так хорошо сработалась, что Вайс получила роль в его следующем фильме. Но сейчас не об этом. Купив билет на «Лобстера», вы неплохо сэкономите на психологе. Правда, это касается людей с предрасположенностью к самоанализу, остальные рискуют потратить на услуги мозгоправа еще больше денег. Открытый финал неизбежно повлечет за собой споры, в которых, как известно, рождается истина. Но эта истина касается не героя Колина Фаррелла, не окружающих людей, а лично вас. «Лобстер» не выдает универсальных решений для самых важных и сложных задач в жизни. Каждый сам для себя отвечает на поставленный режиссером вопрос: «На что ты готов пойти ради любви?». (Катерина Карслиди, «Cinemaholics»)

Всякой твари должно быть по паре. В абсурдистски-тоталитарном мире «Лобстера» одиноким предоставляется общежитие, в смысле отель на полтора месяца, в течение которых они должны найти себе партнера. Если не получилось, постояльца превращают в животное по его собственному выбору (согласитесь, это гуманно). Хотя выбор у большинства стандартен (поэтому в мире так много собак). Но герой Колина Фаррелла - грустный человек средних лет с усами и в очках - выбирает лобстера, потому что любит воду, а лобстеры живут по сто лет. Это не первый странный мир греческого режиссера Йоргоса Лантимоса. В его дебютном «Клыке» была показана изолированная от общества семья, где детей воспитывали как породистых собак, а окном в реальность становились спилберговские «Челюсти». Поэтому правила «Лобстера» усваиваются легко. Сначала вы думаете, что это просто очень остроумная и хорошо сочиненная антиутопия. Потом понимаете, что Йоргос Лантимос иронизирует и над жанром. А затем колкая ирония вырастает в нешуточный драматизм, которого в «Клыке» еще не было. Разумеется, тоталитарной системе, в которой институт брака возведен в абсолют, противостоит свободное сообщество живущих в лесу одиночек, объявленных вне закона (охота на них входит в обязанности постояльцев отеля). Разумеется, правила лесных повстанцев (предводительницу которых играет Леа Сейду) не менее жестоки и тоталитарны, только с обратным знаком: под запретом тут не только интимная близость, но даже элементарная взаимопомощь. Эта саркастическая схема обобщает наблюдения за соревнованием любых общественных систем, всего лишь доводя дело до логического конца, т. е. до абсурда (а узаконенный абсурд есть в конечном итоге фашизм). Йоргос Лантимос предельно формализует законы выдуманного мира, показывая ложные оппозиции (брак/одиночество) с такой же наглядностью, с какой персонал отеля разыгрывает перед постояльцами театральные сценки, демонстрирующие преимущества супружеской жизни (например, одинокий мужчина обедает и, поперхнувшись, падает замертво, а в сценке семейного обеда эта ситуация благополучно разрешается скорой помощью, которую оказывает мужу жена). Юмор «Лобстера» лаконичен так же, как антураж и мизансцены, очищенные почти до театральной условности. И даже чувственность вырастает здесь из неумолимого формализма. В обществе, лишенном любви (и вообще всего человеческого), пары подбираются механистически, по принципу подобия: хромой выбирает хромую, близорукий - близорукую, а обладательница роскошных волос не в состоянии найти партнера из страха, что тот может когда-нибудь облысеть. Один из постояльцев отеля, чтобы привлечь внимание девушки, страдающей носовыми кровотечениями, симулирует тот же симптом, втайне регулярно разбивая себе нос. А главный герой некоторое время пытается симулировать равнодушие и садизм. Но терпит крах и сбегает в лес. Где наконец-то находит пару, но узнает ее не сразу. Потому что героиня Рейчел Вайс носит не очки, а контактные линзы. Любовь, таким образом, проявляется, во-первых, как скрытое (герой поначалу не понимает причин своего влечения, потому что линзы не видны). Во-вторых, как трансгрессия - нарушение законов обеих фашистских систем, пересечение всех границ. Точнее, любовь сама по себе и есть пограничная ситуация. Наконец, любовь проявляется в готовности к жертве - и на этой лишь по видимости банальной мысли Йоргос Лантимос ставит в своей саркастической истории настолько же логичную, насколько жуткую, абсолютно Софоклову точку. Дополнительный контекстный комизм «Лобстеру» придает ощущение, что над ним незримо витает тень Дэниела Крейга, исполнителя роли Джеймса Бонда, чью девушку в новой серии, выходящей как раз на этой неделе, играет Леа Сейду - в «Лобстере» она предводительница повстанцев-одиночек и, кажется, недолюбливает героиню Рейчел Вайс не только за нарушение правил, но и за то, что в жизни Вайс - жена Крейга. (Олег Зинцов, «Ведомости»)

Фильм греческого режиссера Йоргоса Лантимоса «Лобстер» с международной звездной командой актеров (Колин Фаррелл, Рейчел Вайс, Леа Сейду, Бен Уишоу, Джон Си Райли и другие) получил приз жюри Каннского кинофестиваля в 2015 году и «фестивалил» по всему миру. В России его показали на «Бритфесте», после чего логично было бы ожидать проката, но до широких российских экранов «Лобстер», любопытный фильм-антиутопия из каннской программы минувшего года, так и не добрался. Лантимос - один из ярких представителей «новой волны» греческого кино, с которой российская публика имеет шанс познакомиться в основном благодаря фестивалям. На фестивале 2morrow в январе показали несколько фильмов представительницы этого направления Афины Рахель Цангари. Ее дебют «Медленное дело Гоуинг» (фильм о сотруднице Всемирного номадического проекта по созданию архива человеческой памяти, собранного из воспоминаний киборгов, которая при этом пытается быть лишь функцией и подавить свою личную память) и «Шевалье» - трагикомедию о мужской самооценке и поиске признания (в картине шестеро друзей, плывя в лодке по Эгейскому морю, решают сыграть в игру «Кто лучший во всем» и в этом соревновании красоты и силы теряют свою дружбу). Цангари, как и Лантимос, снимают фильмы, в которых герои помещены в замкнутое пространство и вынуждены действовать только по его правилам, а правила оказываются слишком жесткими, и тех, кто их не выполняет, ждет полный крах в плане социальной жизни. Герой «Лобстера» (умилительно-печальный Колин Фаррелл в очках, обреченный на сравнение с героем Хоакина Феникса из еще одной интересной антиутопии «Она» - фильма, в котором люди могут дружить и заводить романы с операционными системами) попадает в специальный отель, куда селят всех одиночек, не сумевших найти себе пару в городе (привет отечественному телешоу «Дом-2»). Одиночка должен выбрать животное, в которое он превратится, если не найдет себе пару в отеле среди других постояльцев в течение 45 дней. Фаррелл выбирает лобстера - «потому что они живут более 100 лет и у них голубая кровь». Этот мир исключительно черно-белый и не допускает полутонов: в нем нельзя выбрать как бисексуальность, так и ботинки 44 с половиной размера. Либо мужчины, либо женщины, либо 44, либо 45. Тех, кто пытается сбежать, застреливают. Глядя на трупы выловленных одиночек, постояльцы пытаются любым способом найти себе партнера: один бедолага раз за разом разбивает себе нос, чтобы сблизиться с девушкой с недугом в виде постоянного носового кровотечения, герой Фаррелла учится невыносимой жестокости, чтобы дама с самым холодным сердцем спасла его от превращения в склизкого лобстера. Разглядеть в этом сюжете метафору совсем нетрудно. Лантимос рассказывает о современном обществе, где не так-то просто заслужить одобрение и признание в одиночку, где на холостяков поглядывают косо, а подростки комплексуют, что «до сих пор одни», где без присказки «и рядом со мной всегда была моя жена» невозможно представить ни одну успешную биографию. Где полноценным человеком можно считаться лишь тогда, когда ты делишь жилплощадь с супругом. Кроме того, «Лобстер» - очень циничный фильм о том, что в любой компании мы стремимся выбрать себе партнера по принципу «он как я», и в целом во всех ищем себя любимого, но также и о том, что ради пары, ради статуса «встречается» в социальной сети и, наконец, признания мы готовы пойти на любые извращения. Испугавшись жизни с чудовищем и не найдя более-менее подходящей пары, потенциальный лобстер решается на побег и попадает в лес, где командует лидер одиночек (Леа Сейду). Новое сообщество готово защищать беглеца, но его правила ничуть не лучше: никакого флирта, никакой любви, и танцевать можно только в одиночку (снова черно-белый мир, принимающий лишь один-единственный тип поведения). Но в таких условиях герой, конечно же, влюбляется, и к финалу фильм становится классической греческой трагедией. (Евгения Тюлькина, «Новые Известия»)

Дэвид более или менее счастливо прожил со своей женой одиннадцать лет, но судьба так повернула, что однажды он остался один. Бельмо на глазу преуспевающего общества, активно внедряющего идеи семейного счастья в тщательно лелеемые ячейки социума. Изгой, которому стоит или найти себе пару, или превратиться в животное, чтобы не смущать умы прочих своими грустными усами. Например, в лобстера. Потому что лобстеры живут сто лет и могут размножаться в течении всей жизни. Дэвида забирают в своеобразный отель одиноких сердец, где сотни мужчин и женщин в одинаковых одеждах голодными глазами ищут себе спутника жизни, ибо, если таковой не будет найден, через 45 дней прощай Дэвид-человек, здравствуй Дэвид-членистоногое. Ситуация, казалось бы, максимально способствующая скорейшему развитию взаимопонимания между людьми, однако роковой день все ближе, а заветной второй половинки все нет и нет, и в какой-то момент кажется, что не худшим вариантом был бы побег. Йоргос Лантимос после обласканного кинофестивалями «Клыка» стремительно вырвался из локальной греческой лиги в мировую элиту, получив возможность снимать с более значительным бюджетом, известными актерами и под пристальными взглядами публики, жаждущей еще больше безумия, цинизма и многозначительной символичности. И Лантимос с удовольствием дает ей желаемое, рифмуя Колина Фаррела с лобстером, Леа Сейду с амазонкой, институт брака с тоталитарной сектой, а человеческие взаимоотношения - с холодной, но небезгрешной логикой слегка подглючивающего компьютера. Действие антиутопии происходит в мире, крайне похожем на наш. Обычный разговор режиссера с другом за чашечкой кофе о том, что одинокий человек в нынешнем обществе считается не вполне полноценным, трансформировался в сценарий, который одновременно восхищает изобретательностью режиссера, накручивающего множенство разнообразнейших абсурдных ситуаций вокруг простенького фантастического допущения о неприемлемости холостой жизни, и вместе с тем пугает тонкостью уловленных оттенков человеческих взаимоотношений. Все персонажи «Лобстера» выглядят картонными и одномерными, но это фича, а не баг: в условном и предельно абсурдном мире Лантимоса деградация эмоций низводит людей до уровня животных задолго до фактической трансформации. Люди, вынужденные жить друг с другом не по любви, а по принуждению превращаются в послушных безвольных роботов, цепляющихся за партнера не по велению души и сердца, но исключительно по внешнему подобию. Если у избранницы частенько идет носом кровь, ее супруг тайком будет с удовольствием биться лицом об стол ради желанной близости, ведь в этом обнищавшем мире не так много вещей могут стать поводом для того, чтобы быть вместе. Карикатурные отношения в карикатурном обществе с не менее карикатурным подпольем, в котором оказывается Дэвид после побега из отеля. Группа принципиальных одиночек, другой полюс этого мира без оттенков и полутонов. Флирт запрещен, взаимопомощь запрещена, в первый же день каждый сам себе роет могилу - ибо никто другой после твоей смерти о тебе не позаботится. Внезапно вспыхнувшее настоящее чувство между Дэвидом и безымянной девушкой из Сопротивления смотрится то ли проклятием, то ли даром небес. Они не знают, что с ним делать, а оно поглощает их, ломает устоявшиеся нормы и границы. Требует жертв, к которым люди, живущие на автопилоте, совершенно не готовы. Последняя любовь на планете - и счастье, и беда одновременно. Ураган, поднимающий над землей, но несущий прямиком к неизбежной гибели. Любители режиссера могут быть спокойны - фирменный черный юмор в наличии, ирония помножена на сарказм, жанры перетираются в грандиозной мясорубке, ведущие актеры самоотверженно отыгрывают штампы, мир состоит из десятков мелких деталей, и все вместе они складываются в смешную и горькую картину, кривое зеркало, недружеский шарж. Появление любви становится точкой невозврата, первой живой эмоцией в омертвевшем мире масок и лицемерия, и ее эффект подобен взрыву. Лантимос повторяет прием, сработавший в «Клыке», останавливая финал в звенящей точке ожидания, за секунду до ключевого решения, обрывая предложение на полуслове. С хирургической точностью и именно там, где нужно. Он сформировал свой стиль бескомпромиссной абсурдистской сатиры. Он научил зрителя восхищаться тем, как жизнь преломляется через призму его воображения. Главное, чтобы загребущие голливудские ручки держались подальше от этого европейского самородка. (Сергей Лозовский, «Посткритицизм»)

Йоргос Лантимос - прирожденный абсурдист. А любым ракурсам абсурдистского взгляда на (кино)реальность необходима форма. Лантимосу органичен жанр антиутопии. Его он выбрал для зрелого «Лобстера», но опробовал в прежних своих фестивальных хитах. При всем том рациональность, упругость - проверка возможностей жанра преисполнена теперь нежданными схватками фабульных перипетий с сюжетом. В осмеянии жанра - парадокс Лантимоса. Особенность его драматического дарования. Гротесковый обертон его ясного ума. Или, можно сказать, его глубокого и прозрачного кинематографического мышления. Не случайно герой последнего фильма Лантимоса - Дэвид (Колин Фаррелл) предпочел превращение в лобстера, поскольку очень любит море, а также потому, что лобстеры живут, кажется, сто лет. (Одиноких персонажей этой антиутопии высылают из Города в шикарный отель; там они должны в течение сорока пяти дней найти себе партнера; в случае неудачи и по собственному желанию им придется выбрать «животную» реинкарнацию и отправиться в Лес.) Издевка над почтенным жанром антиутопии, законы, приметы которого режиссер соблюдает с невозмутимым тщанием, объясняется влечением Лантимоса к романтической иронии. Именно она взрывает в «Лобстере» концептуальный, визуальный строй картины. И выводит Лантимоса в авторы первого ряда, а не просто закрепляет статус «интересного» режиссера, как можно было подумать после «Клыка», «Кинетты» или «Альп». Лантимоса занимают законы общежития в самом широком и вполне узком смысле людских объединений. Но эти невидимые законы он доводит до сверх(сюр)реальных правил игры. Иначе говоря, до строгих условий повествования, композиций, условность которых столь же бредовая (или метафорическая), сколь и узнаваемая в своих комических подробностях, трагикомических поворотах - и, главное, в неизменно критическом посыле режиссера. В «Лобстере» Лантимос представляет два мира закрытых и, разумеется, тоталитарных сообществ. В отличие от «Клыка», где замкнутое пространство семейных отношений было до поры до времени ограничено и насыщено фарсовым воспитанием детей их родителями-оригиналами, авторы «Лобстера» (сценарий написан режиссером вместе с Энтимисом Филиппоу) иначе трактуют фундаментальные разрывы и связь «свободы/необходимости». Постояльцы отеля ищут пару себе подобных (хромой - хромую, бессердечный - жестокую), ухищряясь в обмане партнеров, дабы переиграть «судьбу». Так, один из здешних обитателей сподобился вызывать носовые кровотечения битьем головы о твердые поверхности в надежде воссоединиться с женщиной, страдающей таким же недугом в естественном режиме. Критерий сходства, причем такого рода и типа - саркастическая ухмылка Лантимоса по поводу универсальных утопий, не имеющих в прямом смысле места. Или обольщающих своих не всегда простодушных агентов секретами и обманами. Но, с другой стороны, режиссер населяет Лес противоположным вроде бы сообществом - группой (во главе с рыжей-бесстыжей Леа Сейду) принципиальных одиночек, столь же неумолимых, как и распорядители отельного распорядка. Впрочем, и там не уберечься от беспорядка - самоубийства тетеньки, у которой выходит срок пребывания в отеле, а партнер не найден. Впрочем, пластическое равновесие вполне условных (театральных) мизансцен и безусловно киногеничных (в пейзажах Ирландии) сочетается с убийственной точностью остро характерного присутствия всех персонажей фильма. Диапазон актерских «масок», «амплуа» в этом отеле (тоталитарном мире) - от неудачников до меланхоликов, стерв и жертв, субреток и комиков с серьезными, конечно, неулыбчивыми лицами - едва ли не универсален. Но главное все же не в этом. Лантимос мистифицировал в «Лобстере» жанр антиутопии, отдав ему все должное, но и - одновременно - опровергнув свое изощренное понимание такого долженствования. Герой Фаррелла, близорукий очкарик, влюбился (взаимно) в лесную разбойницу (Рэйчел Вайс), одиночку из повстанческой группировки, не зная, что красавица носит линзы! Сходство, близость рождается здесь и всегда не в очевидном подобии. Для такого внезапного, лишь на первый - близорукий - взгляд элементарного открытия надо было режиссеру повзрослеть. Открыть в себе романтика, то есть не остаться только адептом романтической иронии. Не утратить ни глумливость, свойственную его режиссерскому методу, ни трезвость взгляда на мир и людей. Этот подводный трюк «Лобстера» потребовал от Лантимоса настоящей жанровой жертвы. Страшно важно добавить, что такая жертва не стоила бы гроша без жертвы во имя любовного озарения. (Зара Абдуллаева, «Искусство кино»)

Элегантная и эксцентричная драма от Йоргоса Лантимоса и сценариста Эфтимиса Филиппоу повествует о причудливом мире, где за одиночество предают анафеме. Если человек свободен (холостяк, вдовец или разведен), его немедленно увозят в гостиницу-больницу в неизвестной сельской местности. Там пациенту дают 45 дней на поиск своей второй половинки, иначе его ожидает превращение в животное на выбор. Диковинная суть картины - исследование современного общества, в котором главенствуют эгоизм и индивидуализм, ведущие к отшельничеству. В этой среде к таким людям относятся с презрением и недоверием, и если вы, будучи в зрелом возрасте, одиноки, значит, попахивает неладным. Между тем пытливая история подается не столь увлекательно, как сама затея. Безусловно, как сатира на культуру знакомств, фильм Лантимоса представляет гигантский интерес, но из-за отсутствия эмоций, которые являются центром любого романтического рассказа, «Лобстер» бледен и скучен и персонажами, и атмосферой. И без того холодные образы тускнеют с каждой новой сценой, потому что разговаривают монотонно, будто бездушные машины. Для основной идеи механическая речь очевидна и дельна, но она напористо отталкивает тебя от действа. Картина безжизненна, как ее персонажи в отеле - который больше похож на дом с привидениями, чем на гостеприимный уголок для душевнобольных. Отель находится в экзотически чудном, изредка пугающем лесу и работает как часовой механизм без лишней романтики. Он населен множеством странных образов, среди которых - шепелявый мужчина (Джон Райли), прихрамывающий парень (Бен Уишоу) и изрядно откормленный Колин Фаррелл, который парадоксально безупречен в роли недавно разведенного флегматика Дэйвида. Неуклюжесть и приветливость героев между собой комична, хотя все откровенно выражают чрезмерное спокойствие и невозмутимость. Отчаянные обитатели больнички систематически выходят на охоту - так пациенты могут продлить время своих прогулок, если они захватывают одиночек, живущих как дикари. Одиночки - оппозиционеры, не желающие быть частью порядка. И оказывается, что у этого общества есть столько же правил, как у тех, кто стремится от них избавиться. Первая половина фильма довольно хороша. Здесь авторы уверенно отражают абсурдность поведения двух общин. Дэйвид кружит по лабиринтообразной гостинице, помещения которой фрагментами напоминают интерьер «Оверлука» - горного отеля из кубриковского «Сияния». Немного погодя нас знакомят с застенчивой, но улыбчивой Рэйчел Вайс. Она иллюстрирует собой мятежный дух одиночки, а позже западает на Дэйвида. Повествование разваливается, как только мы пересекаем порог «больницы», отправляясь в дремучий лес в поисках оппозиционеров. Тут история теряет обороты, углубляясь в сюрреализм. Дэйвид и «близорукая» Вайс бродят по изолированным сельским дорогам и густому, необитаемому лесу. Фильм отражает столкновение между современностью и отсутствием связи с природой. Высоченные деревья стремятся к небу, физически доминируя в кадре, будто решетки в тюремной камере. Мужчины и женщины выживают в ловушке правил. Йоргос Лантимос оценивает зависимость человека от окружения, что моментами вызывает как смех, так и ужас. Появляется позже и лидер лесных отшельников Леа Сейду, чье лицо характеризует растерянного зрителя. Каменный внешний вид и характер чудаковатых образов так и кричит: «Ты не должен влюбляться!» А кто захочет, если ни у тех, ни у других нет никакой жажды питать слабость или уважение к кому-либо. Лирические ноты романтики двух непримиримых миров бросают историю в несмотрибельный хаос. В сексуальности героев зритель способен узреть идею любви - в том, что она беспорядочна и анархична, поэтому и внутренние правила разрушаются. Выбитая опора сюжета выбивает и наше внимание. Мы уже не можем твердо понять смысл происходящего. Если «Лобстер» и иллюстрирует что-то скандальное и вызывающее, то привычку людей аккуратно или топорно навязать человеку систему ценностей, дабы сгладить неровные изгибы общества. Не случайно в начале фильма герой Фаррелла нехотя говорит, что он гетеросексуал, упоминая, что имел гомосексуальные отношения. Да и супруга от него ушла. Сцены странного секса и вовсе не вызывают у Дэйвида никакой реакции. Какую же сторону принимает режиссер - вопрос риторический. Абсурдная, антиутопическая, фантастическая и сумбурная черная комедия, которая обнажает, как ритуал, фундаментальные понятия о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. В сюжете присутствуют страх и острота, но происходящее на экране неуклонно наскучивает и утомляет. Вердикт: История любви среди мистически-натужной музыки в стиле легендарного Бернарда Херрманна, церемониальных танцев, а также зловещих теней сельской местности и мистических образов в замедленной съемке. Правда о человеке закопана глубоко, даже слишком глубоко. (Артур Завгородний, «Lumiere»)

В этом году Греция заявила о себе на весь мир. Так же, как и их главный современный режиссер - Й.Л: «Лобстер» - его первый интернациональный проект, да еще и со звездами первой величины (Колин Фаррелл, Леа Сейду, Рейчел Вайс, Джон Си Райли и другие). До этого о его проделках знали только киноманы и эстеты. Грек-экстремал взрывал сознание зрителей страшными концептуальными историями, меняющими представление о привычных человеческих отношениях. В «Клыке» тоталитарный мир создавался внутри семьи, в «Альпах» - внутри тайной организации, члены которой перевоплощаются в других людей, ну а в «Лобстере» Лантимос пошел еще дальше и представляет зрителю постапокалиптический мир победившего тоталитаризма, мечтать о котором мог бы любой тиран. Наверняка вы видели хотя бы одну серию британского сериала «Черное зеркало» о коварствах ближайшего будущего - где, например, жена приобретает искусственную копию своего умершего мужа. «Лобстер» можно считать полнометражной серией этого проекта и его же идейным продолжением. Представьте себе, в этом мире одиноких людей принудительно свозят в отель, где они за 45 дней должны найти себе вторую половинку (да, все это чем-то напоминает «Дом-2» и «Голодные игры» одновременно). Если у них не получается объявить с кем-то себя парой - их превращают в животных. Главный герой (Колин Фаррелл) в случае неудачи мечтает превратиться в того самого лобстера. Можно, конечно, взбунтоваться и сбежать в соседний лес, где оппозиционная группировка во главе с героиней Леа Сейду устанавливает свои правила. Но внешне противоположные миры оказываются по сути одинаковыми. У них тоже запреты - например, нельзя влюбляться, а наказание не менее жестокое, чем в отеле. К тому же этих «оппозиционеров» посетители отеля могут отстреливать как на сафари, но не бесцельно, если получится убить «неверного», то можно прибавить себе несколько дней на поиски партнера, опять же по законам реалити-шоу про любовь. Вот такая модель идеального общества: каждой твари по паре, неудачники сбрасываются с корабля, а семьи все идеальны до неприличия, как в самой слащаво-приторной американской рекламе 50-х. Главный герой, конечно, взбунтуется (особенно после того, как пострадает его брат, уже превращенный в собаку), испытает настоящие чувства, когда встретит на своем пути героиню Рейчел Вайс, а потом они вместе попытаются противостоять системе. Но бунт в тоталитарном обществе, как мы знаем, редко обходится без последствий. «Лобстер» - страшный и ужасающий фильм про жестокость современного общества, в котором реальные чувства отступают. Люди перестали слушать друг друга, мы больше не общаемся, а сидим в телефонах, вместо признаний в любви шлем смайлики и эмодзи, а любовь ищем в виртуальном отеле в различных приложениях от тиндера до гриндера. В этом смысле аллюзия с «Домом-2» не случайна, ведь любовь там тоже искусственная, по сценарию. В любой антиутопии, как известно, есть доля утопии. Цифровой мир дал человечеству много возможностей, в которых люди запутались, с которыми они не смогли справиться. Поэтому они с радостью делегировали технологиям всю информацию о себе, в том числе и самую интимную. Что больше всего ужасает в «Лобстере» - это с какой покорностью герои подчиняются абсурдным правилам - например, запрету на самоудовлетворение для мужчин в отеле, а вспышки и акции протеста так редки. Одна из самых впечатляющих сцен - когда женщин с помощью пошлого представления учат, что одинокая женщина - второй сорт, а с мужчиной - всегда надежнее. Так же и в реальном мире нас заставляют следовать стандартам поведения - уже сегодня мы видим, как многие отказываются от сокровенного чувства ради успеха в обществе, как с радостью идут на поводу у смартфонов, как эти иконки все глубже и глубже забираются в наше сознание и становятся частью нашего ДНК, как подчиняются государству, которое все больше вступает в область личного пространства. То, о чем говорит Лантимос, - абсурд, но это тот абсурд, который уже рядом. Лантимос, как и его родственная душа писатель Сорокин, создает страшные и удивительные миры, которые всего через короткий промежуток времени становятся суровой реальностью. Поэтому «Лобстер» - это фильм-катастрофа и фильм-предупреждение, который стоит посмотреть всем молодым, современным и продвинутым, тем, кто не вылезает из инстаграмов, фейсбуков и снэпчатов. Реальная жизнь, от которой вы отказываетесь сегодня, может скоро просто исчезнуть сама по себе за ненадобностью, а все будет условно и стерильно, как во всех картинах радикального грека. У Лантимоса получилось концептуальное и как всегда немного извращенное кино - но зато уж точно самое современное. Довольно иронично, с долей юмора, но с серьезным лицом он снова рассказывает страшную притчу про наш мир, в котором нет ничего настоящего, мир, где отсутствуют эмоции, чувства и переживания. Про мир, который может уже скоро оказаться реальностью, на грани гуманитарной катастрофы. Противостоять такому могут только настоящие любовники, которые в этом мире неизбежно превращаются в криминальных. Или смелые одиночки-индивидуалисты, у которых тоже отбирают право быть такими. Такая игра, впрочем, стоит свеч, ведь это борьба за выживание человечества. Но каким бы холодным и идеологическим не был этот «Лобстер» внешне, это, на самом деле, - один из самых романтичных и эмоциональных фильмов последнего времени про любовь и борьбу за нее. Можно назвать это манифестом и той искренностью, которую новой никак не назовешь, а вот необходимой - да, точно. (Денис Катаев, «GQ»)

Представим на минуту, что колин-фаррелловского Рэя Велкоро из второго сезона «Настоящего детектива» ждало светлое будущее. Что он завязал с криминалом, стал примерным семьянином, отрастил пивное брюшко (не в ущерб пышным усам) и прожил в браке почти 12 лет. Но вот его супруга отдает Богу душу, а мы понимаем, что Ником Пиццолатто здесь и не пахнет. Добро пожаловать в мир гротесковых фантазий Йоргаса Лантимоса, который шесть лет назад громыхнул номинированным на Оскар «Клыком», а теперь собрал целый урожай в Каннах (включая Приз жюри) с «Лобстером». Самым странным, многозначным, жутким и, чего уж душой кривить, самым незабываемым фильмом года. А сейчас приготовьтесь, поскольку даже поверхностное знакомство с фабулой ленты сродни смачному психоделическому трипу. Центральное место действия антиутопии Лантимоса - затерянный в условных Лесах условный Отель, эдакий «hotel of the broken hearts». Туда ссылают всех неприкаянных одиночек, чье семейное благополучие лопнуло, как мыльный пузырь - если, конечно, оно вообще имело место. И теперь за 45 дней они должны найти себе новую пару из числа постояльцев. В противном случае им грозит заманчивая перспектива превращения в заранее выбранное животное (герой Фаррелла предпочел лобстера, потому что он живет сотню лет). Среди других нерушимых заповедей - не лгать, не мастурбировать и не проявлять привычных человеческих чувств: объединяющим фактором и поводом для создания семьи здесь может стать, скажем, общая любовь обоих партнеров к цитрусовым. А если трудности во взаимоотношениях возникнут - не беда: начальство всегда готово прийти на помощь и в нужный момент выдать на воспитание пару-тройку детей. На общих вечерних сборищах лысый дядечка, похожий одновременно на Евгения Моргунова и Альфреда Хичкока, бархатным баритоном мурлычет Ника Кейва, а услужливые горничные ежедневно навещают местных мужиков и добросовестно трутся задницами об их промежность для достижения эрекции. А гвоздь всей программы - периодические рейды на природу для охоты на живущих в Лесах других людей. Один человекотрофей прибавляет в копилку везунчика лишний день жизни. И у кого-то количество этих дней давно перевалило за сотню. «Лобстер» - это фильм-схема, фильм-абстракция, процентов на 90 сотканный из намеков, аллюзий, символов, умолчаний, с идеальной геометрией в построении кадров и бесстрастной статичной камерой. Но эти абстракции и условности подчинены непрошибаемой железобетонной логике, по законам которой строится механистичное будущее в представлении Лантимоса. Его Отель - это тот же годаровский Альфавиль, где культура, политика и экономика сливаются в общую безликую систему, нивелирующую личностные начала. Герой Фаррелла - единственный, у кого есть имя (Дэвид), остальные же носят клички типа Хромой (Бен Уишоу) или Шепелявый (Джон С. Райли). Это одномерный микромир абсолютного духовно-интеллектуального опустошения, в котором добровольно консервируются и самоуничтожаются ничтожные мужчины и жалкие женщины. Как и в «Безумном Пьеро», они общаются рекламными слоганами; как в «Она» Спайка Джонза - не умеют любить (и даже образ Фаррелла - явный оммаж пухлому усатому Хоакину Фениксу); как в «Стыде» МакКуина - не понимают, ради чего живут. А играющие их классные актеры выполняют, пожалуй, самую сложную актерскую задачу - ничего не играть. Маленькая абсурдная вселенная «Лобстера» увязла в первобытном строе. Все эти прежде респектабельные толстяки, клерки, старые девы и высоколобые богемные шлюшки здесь не более чем доисторические дикари, а все их существование с бездумным совокуплением, машинальным поглощением пищи и добыванием охотничьих трофеев подчинено одной цели - борьбе за выживание. Но традиционные теории социал-дарвинизма и постулаты фрейдомарксистской классики «Одномерного человека» Герберта Маркузе сюрреалист Лантимос выворачивает наизнанку и превращает в фантасмагорию, достигающую пика в Лесах. Там обитает сборище изгоев во главе с Лидером (Леа Сейду), которые удрали из Отеля, отчаявшись найти свою половинку, и степень механистичности их поведения уже вовсю переливается через край. Одиночество героев, как лонгольер, поглощает все вокруг: здесь уже под запретом и флирт, и секс, и даже парные танцы - в гробовой тишине каждый из группки отщепенцев по-своему дрыгает конечностями в такт играющей только у него в наушниках музыке. Периодически они совершают вылазки в мир - Большой Город, где есть торговые центры, кафетерии, а у кого-то даже родители. И где царят аналогичные законы. Йоргос Лантимос методично и безжалостно выдавливает из действия любую энергетику, включая в самых напряженных местах слоу-мо и запуская на фоне классическую музыку. Поэтому два экранных часа «Лобстера», и без того неторопливого, если не сказать медитативного, по ощущениям растягиваются на добрых пять - и ты втайне этому рад. Ибо понимаешь: какой бы ни была концовка - она будет страшной. Ведь когда в таком мире затевается бунт - а он затевается, когда Дэвид встречает родственную душу, Близорукую Женщину (Рэйчел Вайс) - расплата грядет страшная. И чем дальше, тем больше фильм превращается в метафору грехопадения и изгнания из Рая, а существование этих Адама и Евы XXI века начинает течь под грифом «выживут только любовники». Выживут ли, правда, - вот в чем вопрос. «Человек рождается один, живет один, умирает один», - говорил Ален Делон, и эта фраза могла бы стать отличным эпиграфом к фильму Лантимоса. Давненько зрителя не окунали в бездонный омут этого одиночества с такой силой, злобой и болью. После просмотра «Лобстера» так и тянет уйти в тихий запой или рухнуть на завалинку, хрипло завывая «Where The Wild Roses Grow». И никто тебя не услышит, кроме прошмыгнувшего мимо кролика, который наверняка чей-то брат или сын. Выкачивая из зала весь свет и витальность похлеще любого дементора, взамен Лантимос дает зеркало. Которое маниакально сверлишь взглядом, не смея моргнуть, и неистово молишься про себя: только бы в нем не появилось и твое отражение. Впрочем... неча на зеркало пенять, коли рожа крива. (Алексей Комаров, «Rolling Stone»)

В рамках подходящего к концу XVI фестиваля нового британского кино «Бритфест» показали сатирическую антиутопию «Лобстер» Йоргоса Лантимоса, чей фильм «Клык» шесть лет назад привлек внимание к новому греческому кино. О самобытном режиссере с родины Платона и Сократа мы сегодня и поговорим. Архитектора Дэвида (отъетый Колин Фаррел со смешными усами) бросила жена, и он загремел в Отель, где когда-то искал счастья его брат, которому сейчас 48 лет - и он пес (вот он, в ногах у Дэвида). Архитектора спрашивают о сексуальных предпочтениях (гетеро- или гомосексуальные отношения, функция «би» с недавних пор недоступна) и отправляют сдавать вещи (тут, как в тюрьме, оставить можно только мазь для больной спины, остальное придется сдать). В стерильной однушке, где окно с видом, тошнотно вежливая хозяйка Отеля (Оливия Колмэн) проводит финальный инструктаж: на поиски «половинки» есть 45 дней, если не срастется - вас превратят в животное по выбору (Дэвид предпочитает лобстера; те живут по сто лет и столько же готовы к продолжению рода), из развлечений - гольф и джакузи (теннис только для парочек). Есть еще охота на одиночек, которые окопались в Лесу неподалеку, - 20 дротиков с транквилизатором на заход помогут заработать освободившимся узникам брака лишние дни пребывания в Отеле (по дню за каждое одинокое тело). Мастурбировать категорически запрещено, но каждое утро с уборкой номеров будет приходить симпатичная горничная (Ариана Лабед) и ерзать попой между ног у усталых мужчин («Сегодня вы достигли эрекции гораздо быстрее, это хорошо!»). Из этого ада социопата, где одиночество стало восьмым смертным грехом, Дэвид готов выбраться любой ценой - хоть с новой женой, хоть в изгнание в Лес, но и у «оппозиции» во главе с чумазой блондинкой (Леа Сейду) свод правил не тоньше. Никаких привязанностей (даже за поцелуй нещадно карают), каждый слушает музыку в наушниках и танцует сам по себе - и не забудьте вырыть могилу на опушке, чтобы приползти туда умирать, если что. В англоязычном дебюте грек Лантимос, умеющий точечными изменениями превратить обыденную модель жизни в гротеск и высветить слабые точки многочисленных паттернов человеческого поведения, иронизирует не только над одержимостью современного общества парным существованием, но и над культом правды, искренности. Люди, которые не отдают себе отчет в том, что они делают, могут непреднамеренно выдавать ложь за правду (герой Бена Уишоу, например, находит супругу при помощи симуляции носового кровотечения, которое становится их общей фишкой). В социуме, где есть длинный перечень абсурдных нарушений, понятие правды тем более извращено (впрочем, о заботливой подмене понятий на примере одной семьи Лантимос рассказывал как раз в «Клыке»). Но главное открытие «Лобстера» - помимо галереи остроумных зарисовок о том, насколько глубоко в абсурд готов погрузиться человек, чтобы найти себе в пару практически двойника с хромотой, шепелявостью или далее по списку, - в трюизме, что правда никому не нужна. Гулкая многозначность финала возвращает человека к прописной истине, что все хотят правды, но не хотели бы ее услышать. Собственно, «Лобстер» - это взгляд со стороны, история одного человека, рассказанная другим. Закадровый голос Рейчел Вэйс разбрасывает намеки на дальнейшие сюжетные точки, а также очень литературно описывает жизнь Дэвида, который, возможно, все видит несколько иначе - попробуйте правдиво описать быт лобстера и не ошибиться. Этот метафоричный поток воспоминаний звучит тем удивительнее, что для Лантимоса речь - это лишь средство коммуникации, функция, которая, чаще всего, сводится к лапидарным высказываниям в духе уроков иностранного языка («Бифштексы - моя любимая еда», «Мой парень играет на гитаре и поет», «Если будут проблемы - выдадим вам ребенка, обычно помогает»). В «Клыке», который шесть лет назад принес греческому режиссеру приз Канн в секции «Особый взгляд», этот прием звучал особенно свежо, это еще не было приметой режиссера, чей стиль стал более-менее узнаваем, а метод понятен (впрочем, со временем не менее очарователен). Йоргос Лантимос родился в 1973 году в Афинах (земляки Платон и Сократ были упомянуты не только ради красивого словца, впрочем, сколько еще людей там родилось - не все стали прославленными режиссерами). Окончив режиссерский факультет киношколы Ставракоса, в течение 90-х он снимал рекламу, клипы и короткометражки для экспериментальных и танцевальных театров, а в большое кино заглянул впервые в 2001-м, когда стал сорежиссером картины «Мой лучший друг», которую снимал его наставник Лакис Лазопулос. На официальном сайте Лантимоса эта лента не упоминается, за точку отсчета взята экспериментальная «Кинетта» (2005) - снятая на трясущуюся камеру история про группу людей, которые собираются и дотошно воспроизводят разнообразные преступления (без последствий). Там же можно узнать, что греческий режиссер не чурается театра - поставил минимум четыре спектакля, среди которых «Платонов» 2011-го в Национальном театре Греции по ранней пьесе Антона Чехова (она же - «Безотцовщина»). Участвовал Лантимос и в постановке зрелищ более масштабных - он входил в команду, занимавшуюся церемониями открытия и закрытия Олимпийских игр в Афинах 2004-го. Идея же про группу странных единомышленников из дебютной «Кинетты» нашла продолжение в «Альпах», которую постановщик снял в схожей, нервозной манере, но уже с узнаваемыми механическими диалогами. Как видные антиутописты XX века, Лантимос в последних и самых известных трех картинах, идет на повышения - от окруженного забором коттеджа из «Клыка», где дети формируются под давлением извращенной родительской заботы, через тихий одинокий город в «Альпах» - до географической зоны еще шире в «Лобстере»: Город, Отель, Лес и слабая надежда на места с настоящими названиями, а не схематичными обозначениями в вывихнутом мире. Каждая картина Лантимоса - это правдоподобная, но охваченная метастазами сюрреализма вселенная, в которой какой-то реальный процесс пошел на полшага быстрее или медленнее, как будто голоса в метро объявляют остановки в рассинхроне, а капелла. Мир «Клыка» строился на том предположении, что индивидуально счастливая семья - папа, мама, сын, две дочери (одну из них играет любимица режиссера Ангелики Папулиа) - живут без голливудских фильмов, без жестокости и навязываемой сексуальности, а также с собственным словарем (автострада - сильный ветер, карабин - птица, «киска» - яркий свет). Тоталитарный патриархальный мир семьи, которая выдает зеленое за круглое, а зомби - за маленькие желтые цветочки, оказывается беспомощным перед естественными процессами или даже минимальным влиянием извне. Побег из-под родительского крыла для выращенного в таких условиях ребенка возможен только по привитым ему правилам - без коренного правого или левого клыка, который должен сам выпасть, чтобы дитя обрело свободу (такая уловка-22). У этой истории дрессуры (воспитание детей недвусмысленно рифмуется с дрессировкой собаки) оглушающе тихий финал - домашнюю трагедию в городе никто уже не услышит. О городских трагедиях и методах преодоления повествуют «Альпы», снятые два года спустя с той же Папулиа и женой Лантимоса Арианой Лабед (в «Лобстере» она играет горничную). Группа грустных людей (врач, медсестра, гимнастка и ее тренер) формируют коллектив под названием «Альпы», который помогает людям, понесшим утрату, к ней адаптироваться. Разузнав привычки и характерные фразы покойного, они на время заменяют семье близкого человека. Лантимос, соединивший диалоговый стиль «Клыка» и припадочную камеру «Кинетты» задается вопросом о наличии человеческой личности как таковой. Если человек - это набор фраз, привычек, функций и любимых блюд, а также певцов или актеров (местная одержимость - знать любимого голливудского артиста), то о какой индивидуальности вообще речь (вот Альпы - другое дело, они неповторимы, а каждый человек, увы, не ее вершина, даже если возьмет ее имя, как это сделали участники группы). Вне «работы» люди-«Альпы» живут примерно так же: что-то говорят, что-то спрашивают - выполняют функции, подчиняясь чьим-то запросам и оставляя о себе блеклое впечатление (любит Элвиса, пьет воду после тренировки, приговаривает какую-то чушь во время секса). Лантимосу особенно хорошо удаются зарисовки в духе «быть или казаться», пугающие анекдоты, которые глубже, чем кажется на первый взгляд (названия тоже говорящие, каждое - ключевой символ картины: клык, Альпы, лобстер). При просмотре его лент закрадывается мысль, что если кто-то в ближайшие годы и снимет по-настоящему ревизионистский научно-фантастический фильм, а не очередную симуляцию ужаса перед искусственным интеллектом или пространственно-временным континуумом, то это будет Лантимос, чувствующий абсурд того, что значит быть человеком. Впрочем, вряд ли ему это интересно. (Алексей Филиппов, Кино-Театр.ру)

Даже те, кто не видел фильмов Йоргоса Лантимоса, наслышаны о «новой греческой волне» и о том, что он автор с неким особым сдвигом. Чересчур демонстративные в «Клыке» и «Альпах», в «Лобстере» эти вывихи наконец-то перестали быть навязчивыми и приобрели органичность, прозрачность. Лантимос, как говорят в таких случаях, вырос. «Лобстер» - первый англоязычный, глобалистский проект модного грека с интернациональным звездным составом - от Колина Фаррелла и Рейчел Вайс до Джона Си Рейли и Леа Сейду. Снятый за пределами Греции и без ссылок на какую-либо национальную специфику, в том числе языковую, которая вносила не последний вклад в «странность» его первых, греческих фильмов. Формально «Лобстер» является антиутопией о пост-посткапиталистическом будущем. Но и сам этот жанр Лантимос воспроизводит как недостижимую, художественно неуловимую условность. Эта дистанция - зазор между жанром и стилем - вносит неслыханную свободу в изначально жестко регламентированный канон утопии. «Лобстер» - паражанровая картина: c одной стороны, Лантимос ни разу не изменяет предельно условной интонации, с другой - трудно припомнить фильм, в котором бы при абсолютном следовании жанровым правилам сохранялась такая, как в «Лобстере», непредсказуемость мысли и сюжетосложения. Действие картины происходит в мире, в котором человеку запрещено быть одному и не иметь партнера. Несчастные одиночки разного возраста - singles по убеждениям и обстоятельствам, но также недавние вдовы и вдовцы - ссылаются в специальный отель, где у них есть сорок пять дней на то, чтобы найти себе пару и вернуться «нормальным членом общества». Если же постоялец не справляется с этой задачей, то его не убивают, а превращают в какое-нибудь животное, причем выбор последнего гуманно оставляют за жертвой. Главный герой Дэвид (Колин Фаррелл) приезжает в отель с любимой собакой, в которую превратили его брата, а для себя выбирает лобстера - те якобы живут долго, да еще и в воде. Этими исходными данными Лантимос жонглирует со свойственной ему сноровкой. «Отельная» часть фильма является чистым дивертисментом из гэгов разной степени легкости (что важно - не тяжести, как было в «Клыке»). Конек Лантимоса - убийственный абсурд при сохранении серьезной мины и неподвижности в лице, сочетающий остроту и пластичность, расчетливость и меланхолию. Местами это напоминает идеальную немую комическую - возведенный в степень идиотизм в мире, в котором невозможно (или запрещено) смеяться да и вообще как-то открыто реагировать на творящийся вокруг бред. Дабы стимулировать либидо у постояльцев, не желающих в массе своей быть в паре, мужчинам при помощи особого приборчика ограничивают свободу рук, отлучая их от самоудовлетворения, а для дам устраивают угловатые шоу с людьми-марионетками, призванные доказать, что женщине с мужчиной всегда лучше и выгоднее, нежели без него. Отель - изначально искусственное пространство, противоположность дома, эталонная «зона отчуждения». А еще - территория игры, где человек выпадает из себя привычного, становится (на время) другим, играет другого. Фильм Лантимоса «Кинетта» (2005) почти полностью разворачивался в пустом «антониониевском» отеле на пустынном греческом курорте - метафоре, предчувствии грядущего коллапса, который, однако, не потревожил, а, возможно, даже усилил образ этой искореженной земли как туристического центра, искусственной утопии, предлагающей условия для отчуждения от реальности даже во время шторма. Герои «Кинетты», современные греки, чувствуют себя чужаками в своей стране - заброшенными туда туристами, которые упражняются в отчуждении и скуке при помощи имитирования других - разыгрывания некоего (кинематографического) сюжета в городской пустоте. В анемичном отеле и его окрестностях они инсценируют типичные жанровые сцены - смерти, соблазнения, преследования, изображают убийцу и жертву под руководством некоего режиссера, который таким образом тоже спасается от внешней и внутренней безжизненности. Но их декадентский спектакль, разыгранный посреди пустыни реальности (в буквальном смысле), закономерно заканчивается настоящей смертью, уже не отличимой от инсценировки. Так же и героиня «Альп» (2011), член секты, заменяющей людям их погибших родственников, чересчур вживается в роль умершего человека, восполняя нехватку собственной идентичности и одновременно теряя себя. Так игра нарушает собственные правила и границы, требуя гибели всерьез, а утопия, обеспечивая отчуждение от бесструктурной реальности, неизбежно становится тоталитарной. Апатичный герой Фаррелла попадает в отель без надежды на возвращение обратно в человеческом виде. Как и всякий свидетель или даже как и всякий заведомо проигравший, он способен видеть, на чем основаны победы других. И тут Лантимос иллюзий не питает. Одни постояльцы усердно имитируют отношения, притворяются парой, разыгрывают спектакль любви с целью поскорее убраться с этой сцены и остаться людьми. Другие, закоренелые антиромантики и мизантропы, пытаются найти таких же, обмениваясь с ними не чувствами, а жес­токой бесчувственностью. Ну а третьи кончают с собой - умирают как люди, отказываясь стать животными, которые, как известно, не способны на самоубийство. Если в «Кинетте» и «Альпах» тоталитарная утопия, возводимая человеком для защиты от неупорядоченной реальности, снятой в парадокументальной манере, пробуравливала эту реальность изнутри и наталкивалась на ее сопротивление, то в «Лобстере» Лантимос преодолел зависимость от какого-либо мимесиса. Вернее, отстранил ее и сделал предметом критического анализа: «Лобстер» - фильм о подражаниях, который сам уже избавлен от подражательной природы. Классический конфликт между естественным и искусственным, сырым и приготовленным, лежащий в основе предыдущих фильмов Лантимоса, перешел на следующий уровень. В «Лобстере» априори нет ничего настоящего, а все подлинное является лишь иллюзией подлинности. Интрига здесь уже в столкновении одного подобия с другим подобием, одной имитации с другой имитацией, которые словно бы соревнуются в том, какая из них лучше, убедительнее, неприкосновеннее. Реальность - лишь жесточайший конкурс на лучшее притворство, чемпионат по мимикрии, и не случайно смерти - если верить постмодернизму, последнего пристанища подлинности и безусловности, - тут тоже нет. Она упразднена, вставлена в мимикрическую цепочку. Чтобы продлить пребывание в отеле, то есть свою жизнь, постояльцы, не нашедшие партнера, идут в лес охотиться на обитающих там принципиальных одиночек. Чем больше их пристрелишь, тем больше дополнительных дней получишь. Фокус в том, что аутсайдеры и диссиденты из леса противостоят матримониальному диктату, но живут по таким же жестким карательным законам. Им, наоборот, запрещено вступать в близкие контакты, и основной конфликт «Лобстера» разворачивается на границе двух зеркальных утопий: герой Фаррелла сбегает из отеля, присоединяется к борьбе за одиночество, но влюбляется в ее активистку (Рейчел Вайс). Как «Клык» и «Альпы», «Лобстер» - фильм о сообществах и сосуществовании людей друг с другом. В «Клыке» Лантимос подвергал безжалостной критике институт семьи, доводя до абсурда культ патриархальных устоев, а дом превращая в настоящую тюрьму. В «Альпах» он выворачивал наизнанку корпоративные отношения, которые еще хуже и страшнее семейного террора: человек там уже лишен какой-либо защиты, ошибки не прощаются и его просто вышвыривают за борт, как только истекает срок его годности. В «Лобстере» Лантимос продолжает свои эксперименты над человеком, помещенном в закрытое комьюнити, и над комьюнити, которому всякий новичок неизбежно бросает вызов. Только теперь в его фокусе брак, любовь, союз двух индивидов, который он препарирует и испытывает на прочность с азартом и отстранением врача-лаборанта. Отель и лес в «Лобстере» - два внешне противоположных мира, которые по сути одинаковы. Просто в одном запрещено и невозможно быть одному, а в другом запрещено и невозможно быть вместе. И там и там действуют одни и те же общественные «мягкие машины», которые настолько контролируют чувства - любви, одиночества и все прочие, - что в них уже не остается ничего человеческого, ничего личного. И там и там чувственность формализуется, утрачивает естественность и становится чисто искусственной функцией - в этом смысле формалистская «конструкторская» эстетика Лантимоса впервые напрямую работает на содержание его фильма. В «Лобстере» Лантимос подтвердил, что он режиссер с концептуальным воображением, но теперь оно не только третирует искушенную и не очень публику эффектными кунштюками, как по большей части было в «Клыке» и «Альпах», но и наводит, провоцирует на неочевидные размышления. О технологиях и обществе будущего, контроле, новой (бес)чувственности, уже находящейся по ту сторону искренности и фальшивости, тоталитарных формулах и правилах любви-игры. Его антиутопия, разворачивающаяся в ближайшем будущем, напоминает о романах Уэльбека, также чуткого к тому, как сегодня происходит синтез социума, новых технологий и основных инстинктов. И у Уэльбека, и у Лантимоса современность предстает как предельно стерильный мир, в котором насилие уже является безболезненным, невидимым и даже изысканно гуманным, а потребление, комфорт и уровень жизни прямо пропорциональны степени отчуждения - от другого и от самого себя. И действительно, единственное, что остается везде и всюду несвободному человеку, - это стать животным. Тем же лобстером или вечным уэльбековским псом. (Евгений Гусятинский, «Искусство кино»)

Заинтересовалась этим фильмом из-за Каннского фестиваля. Не всякий фильм становится лауреатом в трех номинациях. Правда, одна - за освещение ЛГБТ-темы, но поверьте, фильм и близко не об этом. Синопсис вообще заставил меня встать в ряд активно ожидающих, однако потом началась подготовка к Золотому Глобусу. В общем, закрутилось-завертелось и забылось, но недавно один из друзей здесь просто заставил вспомнить о нем и немедленно начать просмотр, прервав Золотой Глобус марафон. Сразу говорю, что по ходу просмотра были постоянные ассоциации с фильмом «Клык», хотя темы поднимаются, может, и смежные, но скорее параллельные друг другу, не родственные точно. Потом я поняла, в чем дело, - дело в подаче. Именно невозмутимое поведение героев, как будто так и надо, в моменты, когда совершались совершенно дикие и жестокие вещи, придавало такое ощущение. Я чувствовала сильный аромат какой-то другой Вселенной, с которой как будто смутно знакома, которая настораживает, пугает, ужасает, но очень сильно интригует. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что оба фильма от одних и тех же режиссера и сценариста - Йоргоса Лантимоса и Эфтимиса Филиппоу. У них очень четкий и яркий почерк, который, видимо, сложно перепутать с каким-то другим. Думаю, те, кто смотрел оба фильма, меня поймут. Сама тема фильма пронзила меня до глубины души, ибо очень близка. Честно говоря, я не понимаю нынешние стереотипы относительно обязательного наличия пары. Почему мы должны находить пару именно в каком-то определенном возрасте? Почему это должно быть в 18, 25, 35? Почему мы обязаны подстраивать себя под свой возраст, а главное - под то, что «полагается под возраст»? Почему должны выходить замуж/жениться не по любви, а потому что «пришло время»? Кто такое вообще сказал? Я не спорю, что кто-то находит своего человека в 18 лет, и я за них только рада. Ну, а если кому-то суждено найти родственную душу лет эдак в 55, а до этого судьбой уготовано побыть одному? Кто мы такие, чтоб торопить его судьбу, навязывая свои правила игры? Почему мы не радуемся за таких людей? Почему сочувствуем им, жалеем, будто они какие-то неполноценные... В общем, возмущений у меня по этому поводу много, поэтому мне очень пришелся по душе откровенный стеб над такими стереотипами общества. Фильм смотреть было просто в кайф. Я вместе с создателями смеялась над нашим обществом с его идеями и ценностями, которые не стоят ничего. Все насквозь фальшиво, ложно и эгоцентрично. Я считаю, что у каждого свой путь, и никто не смеет попирать его свободы в выборе или НЕ выборе спутника/спутницы жизни. Создатели в фильме играют с гранями: либо черное, либо белое; либо 44 размер обуви, либо 45 размер обуви, либо в паре, либо одиночество. Нет чего-то среднего. Причем в городе плохо быть одиноким, а в лесу - в паре. Очень красивый прием, показывающий абсурдность обеих крайностей. Мы не можем растворяться в другом на 100%, но мы и не можем быть одинокими на 100%. Мы всегда где-то между тем и другим, причем в разные периоды можем быть ближе то к одной, то к другой точке, но никогда не будем в какой-то из крайностей. Мне понравилось, что на фоне идей нам еще показали настоящую историю любви. Кто-то говорит, что она какая-то холодная... А я считаю, что здесь как раз все на местах, учитывая стиль Йоргоса и Эфтимиса. Я думаю, что они выжали из себя все в меру своего оригинального видения, чтоб показать, какой должна быть любовь в их понимании, как она возникает, как развивается... И несмотря на открытый финал, у меня нет сомнений в том, как все в итоге сложится. Прекрасная Рэйчел Вайс, которую уже давно не видела, и неповторимый Колин Фаррелл восхитительно претворили главных персонажей в жизнь. Они идеально сочетаются, как по мне. Рада была увидеть потрясающего и неизменно будоражащего меня Бена Уишоу. Леа Сейду даже не узнала, настолько она здесь «попростела». Но знаете, все же главные лавры здесь отходят именно режиссеру и сценаристу, именно они сделали для меня фильм. Ах да, и конечно, ответственному за музыкальное сопровождение огромнейший респект. Классическая музыка в ключевые моменты - это прям то, что доктор прописал этому фильму. Знаете, фильм до безумия странный, и, как подруга о нем выразилась, «наркоманский». Если честно, то далеко не всегда мне идут фильмы из этого разряда, но этот покорил всерьез и надолго! Не могу всем его советовать, слишком уж специфический. Думаю, что это будет либо ваше, либо не ваше. Я говорю ему: «Мой!». (dina7911)

В «Лобстере», как и положено быть в хорошем фильме, есть активный вход и столь же активный выход, оформленные режиссером в виде нависающих пауз, делающих вступление загадочным, а финал бесконечным, поскольку первая из них завершается огнестрельным экшном, а вторая намертво застывает в ожидании развязки, которой должен стать выбранный главным героем ответ на вопрос «Что у нас общего?», стоящий перед участниками трагикомической пародии Йоргоса Лантимоса, потянувшего за ниточку, образующую основу устоев и социальных обязанностей, оформляющихся браком и называющихся семьей, навязываемым обществом союзом двоих, обреченных быть вместе или имитировать связь, которую не в состоянии найти. По принятым где-то там законам, человек должен находиться в связи с другим человеком, имея возможность выбора партнера, ограниченного лишь его собственной сексуальной ориентацией и сорока пятидневным сроком на реализацию своей попытки остаться в сообществе себе подобных или отправиться, обращенным зверушкой, бродить по дебрям окрестных лесов, экзотично нарушая в них привычный состав четвероногих обитателей. Как выход из положения - стать беглецом - отщепенцем, скрываясь в том же дремучем лесу, мыкая, подобно затаившейся в чаще недотроге Лее Сейду, обиду и злость на чужое фальшивое счастье и свое неподдельное одиночество, пытаясь обмануть систему, скрываясь на нелегальном положении, придерживаясь особого кодекса одиночества, карающего за измену еще жестче, чем в том суровом отеле, где, передерживая полтора месяца, людям навязывают выбор, которого, зачастую, у них нет. Но они ищут выход, как это пробует делать персонаж Бена Уишоу и, как кажется персонажу Колина Фаррелла, почти находят, мучаясь в нерешительности перед последним шагом к общности от сомнений в наличии связи, которая, то ли есть, то ли ее нет, погруженные в басенно - оборотневую окружающую среду из людей - животных и животных - людей, охотящихся один на другого, подчиняясь навязанным условностям, наполняющим фильм Лантимоса разоблачительной деромантизацией человеческих отношений, подчиненных прагматизму необходимости, чего ради задействована и балладная боль Ника Кейва, и когорта британских исполнителей, разыгрывающих анти «Сон в летнюю ночь», где действующим лицам крайне не хватает волшебной росы Пака, наводящей порядок в отношениях, вынуждая налаживать их за свой счет, занимаясь сравнением параметрических характеристик, чтобы удовлетворить государственный механизм. Собственно, все это кино - ехидная мистификация механистичности общественного устройства, состоящего из деморализованных сограждан, иным из которых легче стать лобстером, чем вписаться в формулу обязательных совпадений. Но парадокс заключается в том, что жизнь, действительно состоит из постоянного и последовательного налаживания связей, схождения непересекающихся линий, сближения и сосуществования, а режиссер своей гротесково-абсурдистской лентой напоминает всем об анахронизме, которым пока еще остается для кого-то на этом свете любовь. (gordy)

«Антиутопия», «сатира», «фильм - абстракция» - все посмотревшие судорожно пытаются каталогизировать этот фильм, подвести его под какую - то категорию, наклеить ярлычок - шлеп, и на полочку, так проще и спокойнее. Почему вы решили, что этот фильм про будущее? А может быть он про настоящее? Дивный новый мир уже наступил, а его создатели предлагают выбор между двумя одинаково отвратительными видами тоталитаризма? Дилемма? Грузный, усатый пентюх (Ивашка из дворца пионеров тридцать лет спустя, такая же тотально наетая морденция, меньшевистские очечки, и семенящая походка гейши после свидания с горячим самураем) и выражением скотской покорности в глазах - таков главный герой этого фильма, сладенький красотун Фаррел itself. Оставшись один (волею пославшей его жены) толстячок попадает в волшебный санаторий, в котором недотыкомки должны подыскивать себе вторую (такую же ущербную) половинку. Правила просты - ищи свое подобие. Хромаешь - ищи хромую, кровь из носа - ищи бабенку с кучей окровавленных носовых платков, дрочишь - суй руку в тостер (тоталитаризм не поощряет подобных форм бегства от реальности, твое семя - государственное достояние, разбазаривать его таким бездарным образом нельзя), на все удовольствие отводится 45 дней (гарантийный срок возврата испорченных товаров), не успел - станешь бессловесной скотиной, симпатичной хрюшкой натасканной на трюфели, или ласковым песиком, полная свобода выбора предоставлена - будешь той тварью, какой захочешь, подлинная демократия! Есть альтернатива - община лесных бомжей во главе с сукой бездушной, запрещающей любые сексуальные контакты, кроме как с собой любимым, отклонения сурово караются отсечением орудия преступления. Эдакая секта «Дрочилы сорок пятого дня». Какой вариант выбрать? Какой лучше? Товарищ Сталин, отвечая на вопрос о том, какой из двух уклонов (правый, левый) хуже, ответил - оба хуже. Выбор без выбора. Думайте позитивно. О чем это кино? Оскотинивание, (которым все восхищаются) не является изобретением режиссера, в семидесятые годы прошлого века был отличный фильм Линдсея Андерсона «О, счастливчик» с молодым (еще не сморщенным, как старый финик орком с фаллической фигой вместо носа), прекрасным, наглым Макдауэллом в главной роли. Эдакое визуальное визионерство, притча, главный герой попадает в разные ситуации, в том числе в клинику, в которой безработные получают деньги за участие в медицинских опытах. Услышав свинское повизгивание, герой Макдауэлла отдергивает занавесочку и обнаруживает одного из бедолаг, превращенного в чудо - зверюшку с туловищем животного и головой человека (опыт еще не завершен). В фильме есть отличная сцена с ночной дискотекой, в которой каждый танцует в одиночестве, под собственную, только ему слышимую музыку. Правда (вот незадача) у Терри Гиллиама в «Теореме Зеро» есть такая же сцена (вечеринка на которой Коэн встречает Менеджмента) - аллюзия на современное, атомизированное общество в котором каждый таращится в свой экран, слушает только то, что звучит в его наушниках. Заслуга Лантимоса в том, что он соединил эти находки в рамках одного фильма. Интерпретировать увиденное можно по - разному, кто - то видит в этом фильме злобную, рычащую, рвущуюся с поводка сатиру, кому - то привиделась антиутопия, возможна и такая интерпретация: мы видим современность, борьбу двух систем, одинаково отвратительных. Одна действует открыто подавляя инакомыслие, другая (прежде чем смачно и неторопливо отыметь человека в задницу) долго и занудно объясняет, что все происходящее ради общего блага, что сути дела не меняет - тоже насилие, только в красивой обертке. Тоталитаризм грубый, неприкрытый и тоталитаризм ласковый, завуалированный. В обоих случаях хорошо живется конформистам и адаптантам (герой Уишоу), любое диссидентство карается. Выбирай, что тебе ближе - пастись на лугу, мирно пожевывая травку вместе с другими в ожидании забоя, или натужное отпиливание причиндалов ржавым ножом? Заманчивая перспектива, не правда ли? Снято все очень схематично, реплики такие, будто зритель присутствует на уроке английского для слабоумных. - Did your parents play beautifully? - Yes,they did. И прочая односложная преснятина, общие слова, все очень безжизненно, режиссер выпустил из кадра весь воздух, его герои неживые, люди - функции, разорвать этот замкнутый круг можно только за счет сверх усилий, за счет жертвы. Людишки показанные в фильме покорны как скоты, неудивительно, что их превращают в таковых, обнажая их истинную сущность (некоторые рецензенты радуются - можно выбрать в кого превратиться, точно - точно, это же повод для оптимизма). Герои находят выход, прекрасная финальная сцена - как вы думаете, он сможет? Я оптимистично предполагаю, что нет. Фарелл в этом фильме здорово похож на курдючную овцу, флегматично трусит, потряхивая пузом и покручивая курдюком, оставаясь трусом, унылым жирдяем до самого конца. Вездесущая Сейду портит воздух своим присутствием (она во всех значимых фильмах сезона, за исключением «Миньонов»), как всегда, у нее одно выражение для всех случаев - недоуменно - брезгливое лицо человека, обнаружившего, что одел под тонкие, белоснежные брюки несвежие, многократно ношенные памперсы, и предательские, шоколадного цвета пятна уже проступили. Даже ей (при всех ее стараниях), не удалось испортить этот фильм. Итог. Так кто же он такой - этот Лантимос? Визионер? А может быть он - хорошо информированный реалист, и показывает нам современность, а нам страшно признать, что мы такие? (shuran-kutan)