БЕРДМЕН (2014)
BIRDMAN OR (THE UNEXPECTED VIRTUE OF IGNORANCE)

"Бердмен" ("Бердмэн", "Бердмэн или Неожиданное достоинство невежества", "Бердмен или Непредсказуемое достоинство невежества"). Артист, когда-то прославившийся своей ролью супергероя, пытается вернуть былую славу, поставив спектакль на Бродвее. За несколько дней до премьеры он сражается со своими личными демонами и надеется восстановить свою семью, свою карьеру, и себя.

Ригган Томсон (Майкл Китон), некогда прославившийся на весь мир в образе Бердмена - супергероя из дорогостоящего голливудского кинокомикса в трех частях, возлагает огромные творческие и финансовые надежды на постановку на Бродвее. Адаптировав для сцены рассказ Раймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви», вложив в проект личные сбережения, он - помимо исполнения главной роли - взял на себя обязанности режиссера. Ждет ли премьеру успех? Или окажется права суровая театральная критикесса Табита Дикинсон (Линдси Дункан), предсказывающая фиаско?.. (Евгений Нефедов)

Стареющий актер, сыгравший 20 лет назад крылатого супергероя Бердмена в популярной франшизе, мечтает оживить карьеру бродвейской постановкой Раймонда Карвера, в которой он и актер, и режиссер, и автор идеи. По ходу подготовки ему придется примерно тысячу раз повздорить с партнерами по сцене, дочерью-наркоманкой (Эмма Стоун), любовницей (Андреа Райзборо) и бывшей женой (Эми Райан), а также вступить в контакт с самим Бердменом, который постоянно витает где-то поблизости. (Настя Курганская)

ОСКАР, 2015
Победитель: Лучший фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Джон Лешер, Джеймс В. Скотчдопоул), Лучший режиссер (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучший сценарий (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Николас Джакобоне, Александр Динеларис, Армандо Бо), Лучшая работа оператора (Эммануэль Любецки).
Номинации: Лучшая мужская роль (Майкл Китон), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон), Лучшая женская роль второго плана (Эмма Стоун), Лучший звук (Джон Тейлор, Фрэнк Э. Монтаньо, Томас Варга), Лучший монтаж звука (Аарон Глэзкок, Мартин Эрнандес).
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 2014
Победитель: Премия им. Назарено Таддеи (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Приз «Leoncino d'Oro Agiscuola» (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Приз «Soundtrack Stars» (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Приз «Future Film Festival Digital» (Алехандро Гонсалес Иньярриту).
Номинация: Золотой лев (Алехандро Гонсалес Иньярриту).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ КИНО И ТВ, 2015
Победитель: Лучшая работа оператора (Эммануэль Любецки).
Номинации: Премия им. Дэвида Лина за достижения в режиссуре (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучший фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Джон Лешер, Джеймс В. Скотчдопоул), Лучший оригинальный сценарий (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Николас Джакобоне, Александр Динеларис, Армандо Бо), Лучшая мужская роль (Майкл Китон), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон), Лучшая женская роль второго плана (Эмма Стоун), Лучший монтаж (Дуглас Крайс, Стивен Миррионе), Лучший саундтрек (Антонио Санчес), Лучший звук (Томас Варга, Мартин Эрнандес, Аарон Глэзкок, Джон Тейлор, Фрэнк Э. Монтаньо).
СЕЗАР, 2016
Победитель: Лучший иностранный фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 2015
Победитель: Лучший сценарий (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Николас Джакобоне, Александр Динеларис, Армандо Бо), Лучшая мужская роль (комедия или мюзикл) (Майкл Китон).
Номинации: Лучший фильм (комедия или мюзикл), Лучший режиссер (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон), Лучшая женская роль второго плана (Эмма Стоун), Лучший саундтрек (Антонио Санчес).
АКАДЕМИЯ ФАНТАСТИКИ, ФЭНТЕЗИ И ФИЛЬМОВ УЖАСОВ, 2015
Номинации: Лучший фэнтези-фильм, Лучший режиссер (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучший актер (Майкл Китон), Лучшая актриса второго плана (Эмма Стоун).
НЕЗАВИСИМЫЙ ДУХ, 2015
Победитель: Лучший художественный фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Джон Лешер, Арнон Милчен, Джеймс В. Скотчдопоул), Лучшая работа оператора (Эммануэль Любецки), Лучшая мужская роль (Майкл Китон).
Номинации: Лучший режиссер (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучшая женская роль второго плана (Эмма Стоун), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон).
МКФ В ЧИКАГО, 2014
Победитель: Приз учредителей за лучшую мужскую роль (Майкл Китон).
МКФ В ПАЛМ-СПРИНГС, 2015
Победитель: Режиссер года (Алехандро Гонсалес Иньярриту).
МКФ В САНТА-БАРБАРЕ, 2015
Победитель: Премия «Современный мастер» (Майкл Китон).
ПРЕМИЯ ХЛОТРУДИС, 2015
Номинации: Лучший фильм, Лучший режиссер (Алехандро Гонсалес Иньярриту), Лучший оригинальный сценарий (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Николас Джакобоне, Александр Динеларис, Армандо Бо), Лучшая мужская роль (Майкл Китон), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон), Лучшая работа оператора (Эммануэль Любецки), Лучший монтаж (Дуглас Крайс, Стивен Миррионе).
ДАВИД ДОНАТЕЛЛО, 2015
Победитель: Лучший иностранный фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту, США).
ПРЕМИЯ АМЕРИКАНСКОГО ИНСТИТУТА КИНОИСКУССТВА, 2015
Победитель: Фильм года (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Джон Лешер, Арнон Милчен, Джеймс В. Скотчдопоул).
ПРЕМИЯ КАНАЛА «MTV», 2015
Номинации: Лучшая драка (Эдвард Нортон, Майкл Китон), Лучшая женская роль (Эмма Стоун).
ГРЭММИ, 2016
Номинация: Лучший саундтрек для визуальных медиа (Антонио Санчес).
БОДИЛ, 2016
Победитель: Лучший американский фильм.
РОБЕРТ, 2016
Победитель: Лучший американский фильм (Алехандро Гонсалес Иньярриту).
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ КИНОКРИТИКОВ США, 2014
Победитель: Лучшая мужская роль (Майкл Китон), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон), Лучшая десятка фильмов.
НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ США, 2015
Победитель: Лучший фильм (3-е место), Лучший сценарий (3-е место) (Алехандро Гонсалес Иньярриту, Николас Джакобоне, Александр Динеларис, Армандо Бо), Лучшая мужская роль второго плана (3-е место) (Эдвард Нортон).
КАМЕРИМАЖ, 2014
Номинация: Главный приз «Золотая лягушка» в основном конкурсе (Эммануэль Любецки).
АССОЦИАЦИИ КИНОКРИТИКОВ АВСТРАЛИИ, 2016
Победитель: Лучший фильм (на английском языке).
ГИЛЬДИЯ КИНОАКТЕРОВ США, 2015
Победитель: Лучший актерский состав (Зак Галифианакис, Майкл Китон, Эдвард Нортон, Андреа Райзборо, Эми Райан, Эмма Стоун, Наоми Уоттс).
Номинации: Лучшая мужская роль (Майкл Китон), Лучшая женская роль второго плана (Эмма Стоун), Лучшая мужская роль второго плана (Эдвард Нортон).
ОБЩЕСТВО КИНООПЕРАТОРОВ США, 2015
Победитель: Лучшая работа оператора (Эммануэль Любецки).
ПРЕМИЯ КИНОМОНТАЖЕРОВ США, 2015
Номинация: Приз «Эдди» за лучший монтаж художественного фильма - комедия или мюзикл (Дуглас Крайс, Стивен Миррионе).
ВСЕГО 180 НАГРАД И 255 НОМИНАЦИЙ (на 14.04.2016).

Алехандро Гонсалес Иньярриту, как это часто бывает, отметил, что его новый фильм стал попыткой разобраться в самом себе: "Мой творческий путь очень извилист, я ощущал постоянную неудовлетворенность, словно голос в голове, я устал от этого диктата, - говорил режиссер в своих интервью. - Этот фильм о том, что я сам перенес, чем жил в последние годы".
Зак Галифианакис считает, что «Бердмен» прежде всего сатира на Голливуд и современную одержимость масс-медиа.
Иньярриту обедал с режиссером Майком Николсом (1931-2014) за две недели до начала съемок «Бердмена», и рассказал ему о своем плане снимать комедию одним длинным дублем. Николс предположил, что это будет катастрофа, так как отсутствие возможности использовать различные дубли при монтаже затруднит создание комедийной картины. По словам Иньярриту это не остановило его от задуманного, а наоборот помогла в понимании сложности того, что он собирался сделать.
Всего три месяца ушло у Иньярриту на то, чтобы подобрать артистов для этого фильма.
Исполнитель главной роли Майкл Китон появлялся на экранах в образе супергероев еще в 1980-х и 1990-х: в то время он активно работал с Тимом Бертоном, сначала играя в его фильме «Битлджус» (1988), затем - в «Бэтмене» (1989; его гонорар составил $5,000,000) и «Бэтмен возвращается» (1992).
Первая главная роль Китона, после съемок в своей картине «Веселый господин» (2008).
Приступая к работе над фильмом, режиссер показал основным участникам съемочной группы фото Филиппа Пети, шедшего по натянутому канату между «башнями-близнецами» и заверил всех, что им предстоит столь же опасное и дерзкое мероприятие.
Героиня Эммы Стоун получилась отвязной бунтаркой. Гример Джуди Чин создавала на лице Эммы эффект «smoky eyes», но не аккуратный, а похожий на не смытый после вечеринки макияж. Плюс к роковому образу «плохой» Эмме нарисовали к съемкам множество татуировок.
Пьеса, которую ставит герой Майкла Китона - адаптация рассказа Раймонда Карвера (1938-1988) «О чем мы говорим, когда говорим о любви» (What we talk about when we talk about love, 1981).
Читать рассказ: http://www.e-reading.club/book.php?book=25589; http://royallib.com/book/karver_raymond/o_chem_mi_govorim_kogda_govorim_o_lyubvi.html; http://www.etextlib.ru/Book/Details/22009; http://smartfiction.ru/prose/what_we_talk_about_love/.
Пролог во вступительных титрах - слова, написанные на надгробной плите Карвера: «Так ты получил от этой жизни то, чего желал? Получил. Чего же ты желал? Именовать себя любимым и чувствовать себя любимым на Земле» (Раймонд Карвер. «Поздний фрагмент»).
В начале картины, на фоне титров с названием, на мгновение появляется кадр с медузами на берегу. Медузы фигурируют в откровениях Риггана, которые он рассказывает своей бывшей жене. Кадры с медузами можно увидеть и в конце фильма, после выстрела Риггана себе в голову.
В фильме использован метод непрерывной съемки подвижной камерой, установленной на систему «Стэдикам». Несмотря на почти полное отсутствие видимых монтажных «склеек», в ленте их не менее 100. Нужного эффекта удалось добиться точной подгонкой монтажных кадров и цифровой обработкой, скрывающей стыки.
Для съемки сцен полета главного героя использована та же технология, что и в фильме «Гравитация» (2013).
Из-за необычного стиля съемок актерам пришлось заучивать до 15 страниц текста для продолжительных сцен, которые снимались одним дублем.
Майк Шайнер цитирует Гюстава Флобера: "Критиком становится тот, кто не может стать художником; так человек становится осведомителем, если не может стать солдатом".
В солярии Майк читал сборник рассказов «Лабиринты» аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса.
Сцена, где Ригган шествует через Таймс-сквер в одних трусах, снимали в 20:30. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания съемочная группа была минимальной: оператор-постановщик Эммануэль Любецки, его ассистент по фокусу, техник и микрофонный оператор. От камеры зевак отвлекал специально приглашенный Иньярриту оркестр «Marching Cobras of New York» (музыкантов можно увидеть в толпе). Восемь ассистентов режиссера, незаметно для окружающих, контролировали свободный проход для Риггана. Иньярриту снимал эту сцену на смартфон, - так получилось «популярное в сети видео», которое Сэм показывала отцу на экране своего гаджета.
Журналистам Ригган говорит, что он 20 лет назад отказался от «Бердмена 4». В 1992 вышел «Бэтмен возвращается» - последний фильм, в котором роль Бэтмена исполнил Майкл Китон. Актер отказался сниматься в следующих сиквелах про Бэтмена.
По словам Иньярриту, окончание фильма ему приснилось. В первоначальной версии сценария конец был другим.
Съемочный период: 13 апреля - 13 мая 2013.
Место съемок: Нью-Йорк. Гигантской съемочной декорацией непрерывного событийного ряда «Бердмена» стало помещение действующего бродвейского театра Сент-Джеймс (St. James Theatre - http://www.stjames.theater/broadway/) на 44-й улице в центре Таймс-сквер. Фото, инфо (англ.) - http://www.movie-locations.com/movies/b/Birdman.html.
Эмма Стоун одновременно снималась еще в одной картине (про Спайдермэна) - «Новый Человек-паук: Высокое напряжение» (2014), съемки которого также проходили в Нью-Йорке (с 4 февраля по 25 июня 2013).
Транспортные средства, показанные в картине - http://imcdb.org/movie.php?id=2562232.
Оружие в картине - http://www.imfdb.org/wiki/Birdman.
В сцене, где Ригган стоит на крыше, можно вдалеке заметить постер фильма «Человек из стали» (2013) Зака Снайдера.
На 20-й минуте фильма, когда Ригган говорит "отлично" и улыбается, Джейк говорит "хватит лыбиться, ты меня пугаешь" - это отсылка к персонажу Майкла Китона - Битлджусу (кадры из фильма - http://moviestillsdb.com/movies/beetle-juice-i94721?p=474).
В картине есть отсылки к лентам: «Веревка» (1948); «Звезда родилась» (1954); «Безумный Пьеро» (1965); «Бердмен» (сериал, 1967-1969); «Премьера» (1977); «Сияние» (1980); «Бэтмен» (1989); «Бэтмен возвращается» (1992); «Вечернее шоу с Дэвидом Леттерманом» (сериал, 1993-2015); «Харви Бердмен, адвокат» (сериал, 2000-2007); «Бэтмен: Начало» (2005); «Повелитель бури» (2008); «Железный человек» (2008); «Люди Икс: Первый класс» (2011); «Мстители» (2012); «Новый Человек-паук» (2012); «Человек из стали» (2013); «Люди Икс: Дни минувшего будущего» (2014); «Голодные игры: Сойка-пересмешница. Часть 1» (2014).
Бюджет: $18,000,000.
Почти все мелодии, звучащие в картине, исполнены автором - мексиканским барабанщиком и композитором Антонио Санчесом (род. 1971; http://antoniosanchez.net/). Этот человек, начавший играть на барабанах в пять лет, известен как лауреат «Грэмми» (2010) в категории «Лучший инструментальный джаз-альбом», и как человек, сотрудничавший с самим Патриком Мэтини. Его музыка принесла «Бердмену» номинацию «Лучший саундтрек» Британской киноакадемии и аналогичную на «Золотом глобусе». Жюри «Оскара», однако, включившее саундтрек «Бердмена» в список номинантов, позже объявило о дисквалификации работы Санчеса. Объяснение было следующим: интегрированная в саундтрек классическая музыка настолько его «разбавляет», что лишает творение Санчеса оригинальности. В интервью изданию «Huffington Post» композитор рассказал о том, что был чрезвычайно огорчен таким поворотом событий. Критики, в свою очередь, стали высказываться за и против его работы, отмечая его особенный стиль, который не похож на других, и большой объем работы, о котором Санчес дал отчет представителям «Оскара» после дисквалификации. На чьей стороне правда, решать зрителю, но с тем, что музыка к «Бердмену» получилась превосходной, трудно поспорить.
Саундтрек: 1. Get Ready; 2. Dirty Walk; 3. Just Chatting; 4. Waiting For What; 5. Semi Comfortable In 3; 6. Strut Pt 1; 7. Doors and Distance; 8. Night Chatter; 9. Almost Human; 10. Schizo; 11. Internal War; 12. Kinda Messy; 13. Strut Pt 2; 14. Claustrophobia; 15. Fire Trail; 16. The Anxious Battle for Sanity; 17. Symphony No. 9 in D - 1st Movement: Andante Comodo (The Polish National Radio Symphony Orchestra); 18. Symphony No. 5 Op. 64 in E Minor: Andante Cantabile (Stefano Seghedoni); 19. Ich Bin Der Welt Abhanden Gekommen (Violeta Urmana / Wiener Philharmoniker / Pierre Boulez); 20. Passacaille (Tres Large) (Beaux Arts Trio); 21. Prologue: Chorus Of Exiled Palestinians (John Adams); 22. Symphony No. 2 in E Minor, Op. 27 - II Allegro Molto (The Stuttgart Radio Symphony Orchestra).
Информация об альбомах с саундтреком: http://www.soundtrack.net/movie/birdman/; http://soundtrackcollector.com/title/105933/Birdman.
В первой сцене на крыше Майк курит «нескончаемую» сигарету: уголек практически застыл на места.
Кадры фильма; кадры со съемок: http://www.moviestillsdb.com/movies/birdman-i2562232; http://www.film-zeit.de/Film/23913/BIRDMAN/Bilder/; http://www.blu-ray.com/Birdman/322129/#Screenshots; http://moviescreenshots.blogspot.nl/2015/09/birdman-2014.html; https://outnow.ch/Movies/2014/Birdman/Bilder/.
Картину снимали цифровыми кинокамерами «Arri Alexa», данные с которых передавались по Wi-Fi на внешний накопитель, и были сразу же доступны для просмотра и монтажной разметки. Благодаря этому и предварительной организационной работе съемки шли 23 дня, а монтаж занял две недели.
Премьера: 27 августа 2014 (Венецианский кинофестиваль); 17 октября 2014 (Лос-Анджелес, Нью-Йорк).
Во время вручения «Оскара» за лучший фильм, ведущий Шон Пенн произнес: "И «Оскар» достается... Кто дал этому сукиному сыну грин-карту? «Бердмен»!" Это был намек на мексиканское происхождение режиссера. Иньярриту воспринял это как шутку, так как он и Пенн давние друзья.
Алехандро Гонсалес Иньярриту: "Я считаю себя режиссером-глобалистом, снимающим фильмы-кочевники. Я верю в людей и доверяю им. Я не верю в мексиканское кино. Я не считаю, что существует американское кино. По-моему, кино универсально, если это хорошее кино. Я голым пришел в мир, а потом кто-то сказал, что я мексиканец, а кто-то еще изобрел границы, но я, прежде всего, человек".
Более корректное название картины на русском - «Бердмен» (по аналогии с Бэтменом, Суперменом).
Официальные сайты и стр. фильма: http://www.birdmanthemovie.com/; http://www.foxsearchlight.com/birdman/; https://www.facebook.com/BirdmanMovie; http://www.fox.de/birdman/; http://www.birdmanfilme.com.br/home.html; http://www.foxmovies-jp.com/birdman/.
Майкл Китон: "Такие роли бывают раз в жизни. Всю свою карьеру ты ждешь такого шанса, надеясь, что, когда он тебе представится, ты будешь к нему готов, ведь другой подобной возможности не будет... Погодите, я скажу иначе. Я видел фильм 2,5 раза, при том, что я никогда не смотрю собственные фильмы. И это, как ничто другое, говорит о том, насколько я восхищаюсь тем, что сделал Алехандро" («Los Angeles Times»).
В Америке картина стала настолько популярна, что статуэтки с «Бердменом» продаются в сувенирных магазинах и разыгрываются кинокомпанией «20 Century Fox» для самых ярых фанатов.
О фильме на Allmovie - http://allmovie.com/movie/v593157.
«Бердмен» в каталоге Американского института кино - http://afi.com/members/catalog/DetailView.aspx?s=&Movie=70242.
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 91% на основе 277 рецензий (http://rottentomatoes.com/m/birdman_2014/).
На Metacritic «Бердмен» получил 88 баллов из 100 на основе рецензий 49 критиков (http://metacritic.com/movie/birdman-or-the-unexpected-virtue-of-ignorance).
Картина входит в престижные списки: «The 1001 Movies You Must See Before You Die»; «Лучшие фильмы 21-го века» по версии сайта They Shoot Pictures, Don't They?; «Лучшие фильмы» сайта Rotten Tomatoes и другие.
"От кадра к кадру «Бердмен» передергивает темп, плавающая камера открывает все новые и новые сюрпризы, а фильм плавно течет к своей концовке" - Эрик Кон, «Indiewire».
"Режиссер мудро подобрал актерский ансамбль, который знает, что делать и как держаться в кадре. Абсолютно точно «Бердмен» будет котироваться среди самых ярких ролей в карьере Китона - этот образ позволяет ему полностью сбросить его типичную личину и показать широчайший спектр эмоций. Вообще, в «Бердмене» все блистают, особенно приглядитесь к звездными комикам Мерритту Уиверу и Заку Галифианакису, выжимающим все до последней капли из своих небольших ролей" - Алонсо Дюральде, «The Wrap».
"Это грандиозное, зрелищное кино с поистине звездной работой во главе угла, которое заставляет нас вновь задаться вопросом, ради чего снимают фильмы. Если угодно, называйте «Бердмена» темным рыцарем вашей души" - Робби Коллин, «The Telegraph».
"Пьянящая оригинальность, черный юмор и общая атмосфера заставляют жить вместе с героями и сопереживать им. Фильм, очевидно, легко найдет отзыв в душе публики, которая ищет что-то свежее, то, чего еще не было" - Тодд МакКарти, «The Hollywood Reporter»).
Рецензии кинокритиков: http://mrqe.com/movie_reviews/birdman-m100106874; http://imdb.com/title/tt2562232/externalreviews.
Режиссер дубляжа: Георгий Даниелянц. Роли дублировали: Валерий Кухарешин (Майкл Китон - Ригган); Александр Койгеров (Эдвард Нортон - Майк); Виктория Зайцева (Эмма Стоун - Сэм); Ирина Горячева (Наоми Уоттс - Лесли); Сергей Куприянов (Зак Галифианакис - Джейк); Светлана Кузнецова (Андреа Райзборо - Лаура); Регина Щукина (Эми Райан - Сильвия); Светлана Шейченко (Линдси Дункан - Табита); Дмитрий Стрелков (Дэмиэн Янг - Гэбриел); Андрей Зайцев (Джереми Шамос - Ральф); Виктория Слуцкая (Мерритт Уивер - Энни); Александр Аравушкин (Майкл Сиберри - Ларри).
Бастер Ллойд, «Человек-птаха: фильм 'Бердмен'» - http://www.mediavision-mag.ru/uploads/02%202015/35-38%2302_2015.pdf.
Олег Куліков. Огляд фільму «Birdman» - http://playua.net/oglyad-filmu-birdman/.
Алехандро Гонсалес Иньярриту / Alejandro Gonzalez Inarritu (род. 15 августа 1963, Мехико) - мексиканский кинорежиссер, продюсер и сценарист, обладатель множества наград, в том числе четырех «Оскаров» (на 2016). В 1984 он начал карьеру диск-жокея на популярной мексиканской рок-радиостанции «WFM», где вскоре стал продюсером музыкальных передач. В 1987 Иньярриту возглавил телевизионное шоу «Magia Gigital». С 1988 по 1990 спродюсировал шесть полнометражных художественных фильмов. В 1990 Иньярриту был назначен художественным руководителем крупнейшей в Мексике телекомпании «Televisa», а в 1991 создал продюсерскую компанию «Zeta Film». В это же время он изучает искусство режиссуры, снимает рекламные ролики. В 1995 Иньярриту снял свой дебютную телевизионную короткометражку «За деньгами» c участием Мигеля Босе. Первый полнометражный фильм Иньярриту по сценарию Гильермо Арриаги «Сука любовь» (2000) приносит режиссеру номинации на престижных кинофестивалях и международную славу. Сняв рекламный ролик для «BMW» и приняв участие в международном проекте «11 сентября» (2002), Иньярриту снимает «21 грамм» (2003) - стилистическое продолжение картины «Сука любовь» с Шоном Пенном, Бенисио Дель Торо и Наоми Уоттс в главных ролях. В 2006 режиссер снял драму «Вавилон» с Брэдом Питтом и Кейт Бланшетт в главных ролях. Лента получила «Золотой глобус» как лучший драматический фильм. «Сука любовь», «21 грамм» и «Вавилон» представляют собой трилогию Иньярриту и Арриаги о смерти. Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Alejandro_Gonz%C3%A1lez_I%C3%B1%C3%A1rritu.
Эммануэль Любецки / Emmanuel Lubezki (род. 30 ноября 1964, Мехико) - мексиканский кинооператор. Удостоен многочисленных наград, в том числе трех премий «Оскар» за операторскую работу в картинах: «Гравитация» (2013), «Бердмен» (2014) и «Выживший» (2015). Родился в еврейской семье. Его отец - Муни Любецки, психолог и актер; мать - психолог Ракел Моргенштерн Любецки. Отец получил медицинское образование и работал психиатром, изучал психоанализ под руководством Эриха Фромма; один из составителей «Идиш-испанского словаря» под редакцией Маркоса Гринштейна (1993). Бабушка по отцовской линии бежала из России после революции и некоторое время жила в Шанхае; поселившись в Мехико, вместе с мужем играла в театральной труппе на идише. Эммануэль Любецки начал свою карьеру в мексиканской кино- и теле-индустрии в начале 1980-х. В течении многих лет Любецки сотрудничал с кинорежиссером Альфонсо Куароном: «Любовь во время истерии» (1991), «Маленькая принцесса» (1995), «Большие надежды» (1998), «И твою маму тоже» (2001), «Дитя человеческое» (2006) и «Гравитация» (2013). Любецки и Куарон - стали друзьями еще в киношколе Национального университета Мексики. Любецки работал и с другими известными режиссерами: Майком Николсом, Тимом Бертоном, Майклом Манном, Терренсом Маликом и Мартином Скорсезе. В 2007 был одним из операторов фильма-концерта Мартина Скорсезе «The Rolling Stones. Да будет свет». В 2008 Любецки снимал фильм братьев Коэн «После прочтения сжечь». Его брат - Алехандро Любецки (род. 1966), сценарист и режиссер-документалист. Сестра - Пола Любецки-Моргенштерн (род. 1970), художник. Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Emmanuel_Lubezki.
Майкл Китон / Michael Keaton (род. 5 сентября 1951, Кораополис) - американский актер. Преуспел в изучении риторики в Кентском университете в штате Огайо, однако не доучился и бросил учебу в 1972 году. Перебрался в Питсбург, где работал таксистом, водителем-продавцом мороженного, выступал в местных клубах, был техником на Питсбургском ТВ. С 1975 года в Лос-Анджелесе работал на телевидении, писал сценарии комедийных шоу. С 1976 снимается в телесериалах. В 1978 дебютировал в кинофильме «Кроличий тест». Первой крупной работой была роль Билла Бдезовски в комедии «Ночная смена» (1982). Лестные отзывы критиков и призы Майкл Китон получил за исполнение ролей: привидения в «Битлджусе» (1988) и наркомана Дэрила в картине «В трезвом уме и твердой памяти» (1988). Проявил себя как актер энергичный, яркий, подвижный. Одной из лучших ролей в кинокарьере Майкла Китона стал борец с преступностью в образе Бэтмена в экранизациях фантастических комиксов: «Бэтмен» (1989) и «Бэтмен возвращается» (1992). Среди заметных актерских работ в последующие годы: Рэй Николетте в фильме Тарантино «Джекки Браун» (1997), Роберт Винер в телефильме «Из Багдада в прямом эфире» (2002), президент МакКинзи «Первая дочь» (2004), Джонатан Ривз в ленте «Белый шум» (2005), Джеймс Англетон в телесериале «Контора» (2007). Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Michael_Keaton.
Эмма Стоун / Emma Stone (род. 6 ноября 1988, Скоттсдейл) - американская актриса. Наиболее известна по фильмам «Отличница легкого поведения» (2010), за игру в котором она была номинирована на премию «Золотой глобус» за лучшую женскую роль (комедия или мюзикл), «Прислуга» (2011) и «Новый Человек-паук» (2012), в котором она сыграла роль Гвен Стейси, девушку супергероя Человека-паука. Подробнее (англ.) - https://en.wikipedia.org/wiki/Emma_Stone.

Главный оскаровский лауреат этого года, грандиозное полотно о звезде прошлого, планирующем эпический камбэк. Виртуозно написанное («Оскар» за лучший сценарий), сыгранное (по номинации на «Оскар» Майклу Китону, Эдварду Нортону и ЭммеСтоун), снятое («Оскар» за операторскую работу), смонтированное (весь фильм смотрится, как будто снят одним длинным дублем) и, конечно же, поставленное («Оскар» Алехандро Гонсалесу Иньярриту), это кино, играющее сразу на нескольких уровнях - здесь есть тонкий стеб и ирония для людей, приближенных к индустрии, и серьезные размышления о природе славы для тех, кто не уловит даже самых очевидных параллелей между «Бердмэном» и «Бэтменом» (в котором когда-то снимался сам Китон). А также несколько замечательных чисто с кинематографической точки зрения сцен и берущих за душу монологов. Интересность 4,5/5. (Борис Хохлов, «Film.ru»)

[...] Можно сказать, академия в принципе исходит из постулата, что до номинаций не добираются плохие фильмы, и это практически всегда правда. Выбирая победителя, определяешь лучшего из лучших. А как выбрать между красным и плоским? Между «Отрочеством» и «Бердменом»? Какая из этих картин лучше? «Отрочество» Ричарда Линклейтера - тонкая, человечная история о жизни обычных людей, снимавшаяся в реальном времени на протяжении двенадцати лет с реально взрослеющими в кадре детьми. И «Бердмен» Алехандро Гонсалеса Иньярриту, сделанный в духе классического Голливуда, блистательно разыгранный, изобретательный по режиссуре (съемка на протяжении всего фильма имитирует один непрерывный план), тонко работающий с биографией исполнителя главной роли: Майкл Китон, некогда Бэтмен, играет актера, когда-то бывшего звездой кинокомикса, кумиром миллионов, но двадцать лет прожившего в забвении и пытающегося вернуться к славе, сделав «ставку жизни» на теат­ральное шоу... Какая из этих картин хуже? Какая лучше? И та и другая блестящие. Здесь приобретают значение нюансы. Именно они подчас и играют решающую роль. [...] (Александр Роднянский. «Левиафан» и «Оскар»)

Девять номинаций на «Оскар» и «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль, первый за пять лет полный метр Иньярриту, уйма известных имен в титрах и оператор «Гравитации» Эммануэль Любецки - причин посмотреть «Бердмэна» к моменту его выхода в российский прокат набралось более чем достаточно. Как и недавняя «Звездная карта» Дэвида Кроненберга, «Бердмэн» на первый взгляд рассказывает об актерах, живущих в особенном мире, тщеславных и истерзанных своими ролями. В центре этого мира - герой великолепного Майкла Китона, не сумевший за 20 лет выйти из тени своего пернатого персонажа (по иронии, которую не успел заметить разве что слепой, сам Китон тоже известен преимущественно по роли Бэтмена у молодого Тима Бертона); вокруг него кружат Эдвард Нортон в роли самодовольной звезды категории «Б», истеричная героиня Наоми Уоттс и другие одиозные фигуры - хотя все они играют в одной постановке, настоящей пьесе положено разыграться за кулисами. Особого внимания заслуживает Эмма Стоун: во-первых, устами ее вражески настроенной к отцу и всему миру героини порой говорит сам режиссер, во-вторых, только из-за одних интонаций Стоун фильм непременно стоит смотреть без дубляжа. Вообще «Бердмэн» - это, возможно, главная актерская работа года в самом широком смысле, вокруг которой вдобавок выстроена еще и целая сюрреалистичная вселенная, которую два часа кропотливо возводит Иньярриту - на помощь ему приходят бесконечные планы Любецки, магическая игра с временем суток и вводящая в оцепенение музыка; и эта вселенная, конечно, заслуживает если не «Оскаров», то уж точно оваций. (Настя Курганская, «The Village»)

Трагикомедия о любви к себе. Ригган Томпсон - нездоровый человек. Когда-то он сыграл роль культового супергероя Бердмэна, но ничего интереснее больше не сделал, хотя и мечтал. Финансовое положение желает лучшего, семейная жизнь отсутствует. Последний шанс Риггана - бродвейская постановка по мотивам рассказов Реймонда Карвера. За считаные дни до премьеры выясняется, что второго актера нет, а вышедшая из рехаба дочь будет помогать папе на площадке. Когда спектакль летит под откос, Ригган начинает слышать за спиной хриплый голос человека в костюме птицы. Новый фильм Иньярриту - это грандиозный портрет личного помешательства. Легко, с шутками про гениталии и сатирой над индустрией развлечений, мексиканский режиссер выводит производственную драму о неудачниках в четвертое измерение. Туда, где амбиции и невежество приобретают характер суперспособностей и могут не только рассмешить, но и покалечить. Именно такая философия проступает на полях «Берд­мэна», который не несет в себе глубоких откровений, но на то это и история личного помешательства. Дело совсем в другом. В том, что зубодробительный по ритму фильм снят одним кадром. В том, что Майкл Китон, Зак Галифианакис, Эдвард Нортон, Эмма Стоун и Наоми Уоттс сыграли лучше, чем могли, и в таком составе дали фору любой голливудской драме этого года. В том, что с экрана дышит Нью-Йорк - закоулками, Бродвеем, барами, Таймс-сквер, - и фильм, поставленный в театре, вдруг обращается городской байкой. Сюжетообразующая пьеса «Бердмэна» основана на сборнике рас­сказов великого американского писателя Реймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Иньярриту изменил формулировку на «о любви к себе» и решил посмотреть, насколько смешнее получится. В финальные 20 минут фильма бродвейская история сворачивается психо­делической феерией, где условный Майкл Бэй встречается с Ларсом фон Триером и ведет с ним разговор на повышенных тонах. Однако в конце оба соглашаются: рожденный ползать может вдруг полететь. Главное - воля. (Михаил Дегтярев, «Афиша»)

«Утомленный «Оскарами». 7 лучших фильмов оператора Эммануэля Любецки». Любимец Терренса Малика и Альфонсо Куарона Эммануэль Любецки установил абсолютный рекорд в своей профессии, три года подряд, выигрывая «Оскар» за операторскую работу. Как говорится в анекдоте, три раза не могут быть совпадением, это уже привычка. Пользуясь случаем, мы выбрали из фильмографии Эммануэля семерку картин, демонстрирующих характерные особенности его авторского стиля и доказывающих, что перед нами действительно мастер высочайшего класса, настоящий волшебник, оператор от бога, для которого нет невозможных ракурсов и траекторий. Если вы по какой-то причине еще не смотрели его фильмы - самое время заполнить пробелы. [...] Необычный, экспериментальный фильм, весьма тепло тем не менее принятый обществом, принес Любецки второй «Оскар». По сюжету это история немолодого актера, когда-то прогремевшего в роли голливудского супергероя, а теперь пытающегося отыграть былые позиции, поставив спектакль на Бродвее; по сути же «Бердмэн» - виртуозный гимн операторскому искусству, исполненный в виде непрерывного кадра, растянутого на 140 минут. Это не футуристика а-ля «Дитя человеческое» или «Гравитация» и не прошлое типа «Выжившего», события фильма Алехандро Гонсалеса Иньярриту носят подчеркнуто современный характер - но лишь на первый взгляд. Чем ближе премьера спектакля, тем большие перегрузки терпит психика главного героя, заставляя реальность размываться и впуская в нее химеры его воспаленного сознания. Галлюцинации Риггана Томсона, ведущего постоянные диалоги со своим внутренним Бердмэном, никак при этом не отделены от общего нарратива, так что зрителю остается лишь пройти через весь этот кошмар вместе с ним. Любецки тщательно распланировал все сцены (так что сотню скрытых склеек, из которых был собран фильм, киногики вынуждены искать с лупой), а эпичную пробежку почти голого Майкла Китона по Таймс-сквер и вовсе снял с одного дубля. Оцените филигранность проделанной работы и признайте: «Оскар» в данном случае - награда более чем заслуженная. [...] (Артем Заяц, «Film.ru»)

Бывают фильмы, которые случаются в жизни спонтанно: к ним не готовишься, не читаешь отзывов и рецензий, не смотришь трейлеры, не покупаешь заранее билеты и не ждешь с трепетом сеанса, лишь смутные ощущения, - и вдруг, совершенно внезапно, находишь себя в кинотеатре. И ты с этим фильмом остаешься один на один, ты - чистый лист, и непонятно, чего ждать; непредвзятость и чистота ощущения гарантированы. Так было с "Birdman" (английское название более по душе, впрочем, и смотреть лучше без перевода - у актеров шикарные голоса). Сказать, что это было чистое наслаждение - не сказать ничего. - Если бы ты не боялся, что бы ты сделал со мной? - спрашивает молодая девица циничного актера. - Я бы вырвал твои глаза и вставил себе в отверстия для глаз, чтобы снова увидеть мир так, как видишь его ты. Действие (назвать просто фильмом не получается - слишком реальна атмосфера театра) доставляет ощущения по всем фронтам. Можно визуально эстетствовать, рассматривать каждую сцену, вникая в детали и мелочи, можно слушать и ловить кайф от простого, но столь подходящего саундтрека и голосов актеров. Можно обдумывать и решать все те философско-социальные вопросы, которые слой за слоем вскрываются и вытаскивают на поверхность другие неудобные вопросы: нужно ли бороться с ярлыками и лейблами, которые окружают тебя на каждом шагу и проникают настолько, что уже непонятно, где ты, а где мнение о тебе; и во что в итоге верить, как выйти за рамки самого себя; вечная проблема отцов и детей и шатких мостиков между поколениями, всепоглощающее харизматичное неистовое жизнетворчество как последний раз, граничащее с безумием, но разве может (и должно) быть по-другому?.. Такое ощутимое классическое противостояние театра и Голливуда, есть ли жизнь в офлайне («у тебя нет даже страницы на FB, тебя не существует») и общее помешательство людей на соцсетях, любовь... Ну, и «почему же все-таки люди не летают как птицы?». Драма и нелепость - все как в жизни, все как я люблю. Весь фильм, каждый момент я была на пределе эмоций. Горячо рекомендую (и советую смотреть без перевода!). 9 из 10. (Татьяна Емелина, «CN.ru»)

«В бегах от образа». Александр Демьяненко, Леонардо Ди Каприо, Маколей Калкин, Микки Рурк, Пирс Броснан, Майкл Джей Фокс - этих актеров объединяет одно: все они застревали в одном образе и с разным успехом пытались вырваться из него. Кому-то пришлось изуродовать свое лицо боксом, кому-то - взяться за диаметрально противоположные роли, а кого-то в итоге болото одного успешного образа все-таки засосало. Так вот, дабы не последовать печальному примеру, актеры порой соглашаются на самые эксцентричные роли. [...] От какого образа пытается отделаться Майкл Китон? Правильно, от роли Бэтмена, прилипшей к нему после работы с Тимом Бертоном, и «Бердмен» - фильм, который ему в этом поможет. Хотя как можно бежать от образа, если тебе 63 года, а до этого ты десяток лет и вовсе не появлялся на большом экране. «Бердмен» по своей сути - это не просто побег от образа, это тонкая самоирония. На самом деле фильм можно было спокойно называть «Бэтмен», и его концепт от этого нисколько бы не пострадал. В центре сюжета бывший актер, некогда сыгравший роль популярного супергероя Бердмена и теперь возвращающийся к этому образу в новой бродвейской постановке с целью вернуть себе былую славу, блеск и величие. При этом актера по имени Ригган Томпсон постоянно преследует этот крылатый, одетый в спандекс образ. Он стал его альтер эго и дразнит, подстрекает его. «Бердмена» показали на фестивале в Венеции, а потом режиссер Алехандро Гонсалес Иньяритту и звезда фильма Майкл Китон дали большую пресс-конференцию, которая началась с вопросов про Бэтмена и шутливых ответов в духе «Я не понимаю, о чем вы». «Думаю, что немногие в мире имеют право говорить, что они были... Майкл был пионером. Я понимал, что тон будет очень сложно уловить. Мне нужен был актер, который обладает редким навыком балансирования на грани драмы и комедии. Поэтому талант и опыт Майкла сыграли ключевую роль в создании фильма», - сказал Иньяритту на пресс-конференции, специально избегая слова «Бэтмен». Режиссер признается, что фильм изначально писался с прицелом на Китона, и, когда он дал согласие, сразу же возникло чувство, что все получится действительно неплохо. Фестиваль в Венеции показал, что «неплохо» - это мягко сказано. [...] (Владислав Копысов, «Film.ru»)

Ригган Томпсон (Майкл Китон) лет двадцать назад сыграл в нескольких блокбастерах о супергерое Бердмэне - человеке в маске птицы. После короткого периода бурной славы Томпсон оказался в творческом застое, и пытается поправить ситуацию постановкой новой пеьсы на Бродвее, в которой выступает и режиссером, и исполнителем главной роли. Пьеса эта - авторства Раймонда Карвера, называется «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Кроме того, Ригган обнаруживает в себе паранормальные способности - склонность к левитации и телекинезу. В голове актера звучит голос Бердмэна, дающий разнообразные советы. Также в фильме Алехандро Гонсалеса Иньярриту, прославившегося картинами Сука любовь (2000), Вавилон (2006), Бьютифул (2010), фигурирует масса других интересных персонажей в исполнении замечательных актеров. Эмма Стоун играет дочь Томпсона, недавно вышедшую из реабилитационной клиники. Эдвард Нортон неоднократно предстает не только в трусах, но и в роли скандального актера Майка Шинера. Наоми Уоттс играет актрису. Зак Галифианакис - продюсера всего мероприятия. Из вышеперечисленного понятно, что фильм Бэрдмен - об актерском искусстве, о кино, о прихотях славы и - более широко - о творчестве. Драматическая напряженность держится за счет двусмысленности: то ли Ригган сходит с ума, то ли действительно обладает паранормальными способностями. И, по сути, режиссер не дает ответа на этот вопрос, тем самым ставя творческий процесс в один ряд с безумием. Фильм же в равной мере получился ироничным и жестким - как сама жизнь. Сюжет развивается очень динамично - не зря Бердмэн получил Золотой глобус за Лучший сценарий (а Майкл Китон - за Лучшую мужскую роль в комедии или мюзикле). Картину, дважды окупившуюся в прокате, приятно смотреть, ведь, хоть по сути является талантливым артхаусом, тема супергероев накладывает на нее отпечаток блокбастера. Но в самом режиссерском методе Иньярриту не преподнес чего-то нового, и Бэрдмен состоит из тех же штампов (пусть и классно скомпонованных), которые ругает театральный критик Табита Дикинсон (Линдсей Дункан) - важный персонаж фильма. В общем, все это заставляет еще пристальней следить за творчеством Иньярриту и надеяться, что вскоре он снимет бесспорный шедевр. (Катерина Лебедева, «Sutki.net»)

Некогда прославившись ролью человека-птицы - Бердмэна - в голливудской франшизе, Ригган Томсон (Майкл Китон) давно устал и от своего альтер-эго, поминутно убеждающего Риггана в наличии у него сверхспособностей, и от собственной неуместности в эпоху «Мстителей» и «Людей Икс». В отчаянной попытке вернуться под софиты Ригган готовится к дебюту на Бродвее - в качестве автора и звезды постановки по мотивам рассказа Рэймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви?» Ситуация осложняется тем, что на одного из актеров падает осветительный прибор, и одна из актрис (Наоми Уоттс) приводит ему на замену бойфренда (Эдвард Нортон), адепта системы Станиславского и любимца театральных критиков. Кто-то наверняка скажет: не надо много ума, чтобы набрать цитат из литературной классики (во главе с программной «Весь мир - театр» У. Шекспира), вручить камеру гениальному оператору Эммануэлю Любецки, выписать на главные роли нескольких превосходных актеров и выпрямить, наконец, собственные нахмуренные брови парой ударных острот. Многие к тому же вспомнят, что у мексиканского спекулянта зрительскими эмоциями и местами большого режиссера Иньярриту и без того хватало поклонников - но даже они не были готовы к высоте, которую автор «Суки-любви» и «Вавилона» возьмет с «Бердмэном», своим безоговорочно лучшим фильмом и одной из немногих крупных побед минувшего киногода. Спору нет, «Бердмэн» изобилует техническими изощрениями, но если по отдельности каждый его трюк, будь то искусно прячущиеся монтажные склейки или импульсивный, сыгранный на одних ударных саундтрек, остается всего лишь трюком, то вместе, под присмотром Иньярриту и его правой руки Любецки, они составляют маленькое кинематографическое чудо. Комплиментом «не оторваться» можно наградить очень многие и самые разные фильмы, но в случае с «Бердмэном» он приобретает дополнительное измерение. И виртуозно инсценируемые вечные конфликты - кино или театр, звезда или актер - по-настоящему раскрываются не тогда, когда лицо супергеройской франшизы заплевывает очки грозного театрального критика, а когда перед камерой распахиваются двери на Бродвей или на сцену. Еще фотогеничнее обычного в «Бердмэне» предстают и Нью-Йорк (хотя, казалось бы, куда уж), и даже Эмма Стоун, на крупных планах которой Любецки, кажется, успевает менять в камере линзы. Свои лучшие роли здесь играют едва ли не все занятые в фильме актеры - и Стоун с Нортоном, и Уоттс с Заком Галифианакисом, однако принадлежит «Бердмэн» Китону, одинаково убедительному и в комедии, и в драме, и в экшне (да, есть тут и сцена из репертуара Майкла Бэя). Что до Иньярриту, то он, возможно, и впрямь не самый умный или там оригинальный режиссер на свете, но в рамках оценочной шкалы фигурного катания его «Бердмэн» - это 6,0 за технику и 6,0 за артистизм. 9/10. (Сергей Степанов, «ELLE»)

Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Ригган Томпсон (Майкл Китон) и его альтер эго Бердмэн, находясь на грани между безумной полу-ностальгической фантазией и регулярно преподносящей проблемы реальностью, высокопарно сравнивают себя с Икаром, словно позабыв о печальной концовке мифа. «Взлетать» актер, вышедший в тираж, собирается не с помощью крыльев, а с помощью постановки на Бродвее пьесы «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Человек, который когда-то сыграл в первых по-настоящему успешных фильмах о супергерое (то ли роль писалась специально под Китона, то ли чудеса мета-кастинга), тут не только исполнитель главной роли, но и сам себе режиссер, и автор адаптации, поэтому и проблем у него втрое больше, чем обычно. Пытаясь устранить препятствия на пути к успешному проведению пред-показов и премьеры, Ригган то и дело влипает в еще большие неприятности. Исправить исправленное ему постоянно помогает продюсер и агент Джейк (Зак Галифианакис, наверное, впервые играющий почти единственного разумного и психически стабильного человека), но и тот бессилен, когда в дело вступают актерская труппа (Эдвард Нортон, Андреа Райсборо и словно вчера сбежавшая из «Малхолланд Драйва» Наоми Уоттс) и только вышедшая из реабилитационного центра для наркозависимых дочь Риггана Сэм (Эмма Стоун). «Бердмэн», в первую очередь, невероятно смешной: от не надоедающего slapstick'а до тонких иронических моментов - довольно широкий юмористический диапазон. Также Алехандро Гонсалес Иньярриту («Сука-любовь», «Вавилон») может похвастаться не только арсеналом приемов, но и списком высмеянных тем: от помешанности людей на интернете и социальных сетях до супергеройских фильмов, от поклонения «селебрити» до людского тщеславия. Получилось остроумно, даже уже набившие оскомину ситуации удалось обыграть ярко, так что создатель «Бердмэна» может смело ставить галочки в блокноте напротив всех пунктов в списке «сделать сатиру на...». Не тратя много времени на экспозицию, Иньярриту сходу толкает в гущу событий «театра в театре -в-кинотеатре-», который с каждой минутой затягивает все больше и больше. В подельниках у него введший санкции на монтажные склейки (первая появляется, в прямом и переносном смыслах, под занавес) оператор Эммануэль Любецки («Гравитация») и словно забывший о существовании каких-либо других музыкальных инструментов, кроме барабанов, композитор Антонио Санчес. Нестандартный и полу-экспериментальный подход идет делу исключительно на пользу - сердцебиение зрителя мгновенно подстраивается под ритм фильма. Негативно отзываться о «Бердмэне» - заведомо гиблое дело. Рецензента сразу же сочтут человеком без какой-либо самоиронии. Иньярриту устами Риггана Томпсона, жонглируя обсценной лексикой и цитатами Флобера, говорит, что сотворить может не каждый, а вот разругать - любой, не только критику The New York Times Табите Диккенсон, но и всем нам. (Рита Синютина, «Cinemaholics»)

Поразительное кино, которое в идеале надо смотреть только в кинотеатре и только с оригинальным звуком - хотя, конечно, ни монитор компьютера, ни традиционно небрежный дубляж не в состоянии будут его испортить. "Бердмен" - не фильм, а чудо: когда его смотришь, трудно поверить глазам - и тому факту, что в титрах стоит имя режиссера и соавтора сценария Алехандро Гонсалеса Иньярриту. Мексиканец-пассионарий, когда-то прославивший свое имя "Сукой-любовью", всегда был склонен к мелодраме латиноамериканского свойства, и хотя с мастерством у него дела обстояли отлично, вкус хромал, причем чем дальше, тем хуже. "Бердмен" объясняет почему: просто Иньярриту никогда до сих пор не снимал комедий! Впрочем, не ждите от "Бердмена" чего-нибудь наподобие "Тупого и еще тупее-2", это фильм интеллектуальный и сложный, местами драматичный и даже слегка пугающий, но при этом забавный, остроумный, парадоксальный. Сюжет крутится - иногда в буквальном смысле слова, но об этом позже, - вокруг бывшей голливудской звезды, стареющего супергероя из блокбастеров, решившегося на перемену участи: он ставит независимый спектакль на Бродвее, впервые в жизни, да еще играет там главную роль. Боится страшно - как никогда в жизни. А вокруг - исполнитель второй главной роли, амбициозный нахал, только вышедшая из реабилитационного центра для наркоманов задира-дочь, нервная любовница, сходящий с ума от переживаний продюсер, еще одна примадонна. Мир буквально рушится каждую секунду: ежевечерне - репетиции и прогоны, из которых и состоит эта картина, вся в ожидании катарсиса, финала и развязки - официальной премьеры. Майкл Китон, который никогда не был Бердменом, но в реальности играл Бэтмена, здесь - в самой лучшей и пронзительной своей роли, уже по заслугам отмеченной "Золотым глобусом" (впереди, будем надеяться, "Оскар"). Но и вся актерская команда впечатляет: Эдвард Нортон - в самой яркой своей роли со времен "Бойцовского клуба"; совсем не смешной, а печальный, впервые в жизни, Зак Галифианакис; настоящее открытие и откровение - Эмма Стоун... Перечислять можно долго. Не только тончайший сценарий, балансирующий на грани гротеска и драмы, частного и всеобщего, кино и театра, но и звуковое решение в этом фильме безупречно - фрагменты классической музыки перемежаются специально записанными импровизациями одного из лучших джазовых барабанщиков планеты, поддерживающими в буквальном смысле слова ритм происходящего. Однако превыше всего - операторский подвиг Эмманюэля Любецки, снявшего эту картину, сымитировав единый план, практически без монтажных склеек - космическая непрерывность происходящего моментально вызывает в памяти прошлогоднюю "Гравитацию", за которую тот же Любецки получил премию "Оскар". Хочется рассчитывать на вторую награду подряд, и это - самое меньшее: вообще-то у этой смешной, трогательной и удивительной картины 9 номинаций, рекорд 2015 года, и не исключено, что она будет признана лучшей. Вот в этом ничего удивительного не будет. (Антон Долин, «Вести FM»)

Две разновидности фильмов - их уже давно можно называть отдельными жанрами - беспроигрышны по определению. Это "кино про кино" и "кино про театр". Кино о единственной сфере жизни, которую режиссеры знают досконально, зато зрители совершенно не знают, но очень хотят узнать. Чтобы наверняка не промахнуться, Иньярриту два жанра скрестил. Вышедший в тираж голливудский супергерой Ригган ставит свою жизнь на карту постановки на враждебном и чужом ему Бродвее типично нью-йоркской зануди по новелле Раймонда Карвера "О чем мы говорим, когда говорим о любви". Бродвейская фауна - лучшее, что есть в фильме в его реалистическом измерении (которым он не исчерпывается). От интеллектуалки из "Нью-Йорк Таймс" (Линдси Дункан), готовой не глядя уничтожить спектакль, поскольку ненавидит шоуменов, до гениального, самовлюбленного и стервозного премьера (Эдвард Нортон), видящего в пьяном дебоше на сцене апогей правды жизни. Бесповоротно беспроигрышным фильм делает то, что Ригги играет Майкл Китон. Играет самого себя, как играла Глория Свенсон забытую звезду немого экрана в "Бульваре Сансет" (1950) Билли Уайлдера. Звездный час 63-летнего Китона - роль Бэтмена у Тима Бертона (1989, 1992). Ригги помнят исключительно как Бердмена, сыгранного задолго до всех этих "Железных людей" и прочих марвеловских уродов, презираемых и Ригги, и Бердменом. Дело в том, что Бердмен так и не отпустил душу Ригги на покаяние. Непрестанно нудит: что за дыра, в которую ты нас затащил, как тебе не стыдно, давай полетаем. Ригги себя в обиду не дает. Пользуется суперменским даром двигать вещи на расстоянии, чтобы швырять в Бердмена, до поры до времени невидимого, крупные и тяжелые предметы. Иньярриту - мексиканец, и это не только все объясняет, но и придает "Бердмену" прелесть. Для мексиканской культуры не существует "демонов в голове", от которых можно избавиться на психоаналитической кушетке. Мексиканские дьяволы сугубо конкретны. Но похвальна и неожиданная для мексиканца сдержанность: режиссер не злоупотребляет явлениями Бердмена, как не злоупотребляет своим даром Ригги. С предметами он балуется наедине, лишь однажды обрушивает софит на голову беспощадно и бессмысленно переигрывающему партнеру. Так же неожиданна и прорезавшаяся у Иньярриту, специалиста по монументально суровым и столь же монументально слезливым драмам ("21 грамм", 2003 год; "Бьютифул", 2010 год), комическая струна. Одно горделивое шествие Ригги в трусах через всю Таймс-сквер дорогого стоит. Соплей в фильме тоже хватает - в основном в эпизодах с Сэм (Эмма Стоун), прошедшей курс дезинтоксикации дочерью Ригги. Но в "кино про кино" и "кино про театр" такое сочетание гэгов и соплей не только оправданно, но неизбежно. Это по определению кино и о том, что "все на продажу", и о "полной гибели всерьез", и о том, что даже при "гибели всерьез" сцену орошает томатный сок. Ну а еще о том, что "Бродвей есть Бродвей, Голливуд - Голливуд, и с места они не сойдут, пока не предстанут Небо с Землей на Страшный Господень Суд", хотя, в отличие от нью-йоркских снобов, простые голливудские парни умеют немного летать. (Михаил Трофименков, «Коммерсантъ Власть»)

Оказывается, наши кинопрокатчики не только безграмотные, но и склерозом страдают! Господа, ну если вы сами писали «Бэтмен», то и в названии, содержащем аллюзию к лентам Тима Бертона, тоже должна быть буква «е»! Это и ежику понятно - но только не нашим локализаторам, ничтоже сумняшеся написавшим через «э»: «Бердмэн»! Кстати, полное название новой трагикомедии-притчи Алехандро Г. Иньярриту - «Бердмэн, или (Неожиданное достоинство невежества)». Сегодня на смех... Итак, Ригган Томсон (Майкл Китон) - актер, прославившийся ролью в кинокомиксах о супергерое Бердмэне. С тех пор минуло 20 лет - слава и успех ушли, а с ними и жена Сильвия (Эми Райан), дочь Сэм (Эмма Стоун) вымахала в отмороженную наркоманку, и даже поклонники, помнящие Бердмэна, не приносят ничего, кроме раздражения. На склоне лет Ригган затевает проект на Бродвее с собой в главной роли. Однако, несмотря на усилия продюсера Джейка (Зак Галифианакис), лучшего друга и адвоката Томсона, постановка не клеится. Все меняется, когда актриса Лесли (Наоми Уоттс) ангажирует в проект бродвейскую звезду Майка Шайнера (Эдвард Нортон). Кажется, у Риггана есть все шансы возродить рухнувшую карьеру! Но склеить жизнь оказывается не так просто. Бабник Майк так и норовит соблазнить дочь Томсона, любовница Риггана, актриса Лора (Андреа Райзборо) некстати заявляет о беременности, а ведьма-критикесса Табита Дикинсон (Линдси Дункан) собирается, даже не видя спектакля, поднять его на смех! А главное - психика Риггана подточена спорами с прошлым, материализовавшимся в виде Бердмэна. И этот ангел-хранитель, превратившийся в доппельгенгера, готов наделить актера суперсилой - лишь бы тот вернулся в лоно образа Человека-птицы ...завтра на пьедестал! Сценарий обращается к одному из самых прекрасных и опасных чудес человечества - театральному искусству. Культовый мексиканский режиссер заставляет зрителя погрузиться в мир, где «старость - это Рим, который взамен турусов и колес не читки требует с актера, а полной гибели всерьез». Не без помощи блистательной работы оператора Эммануэля Любецкого, снявшего фильм как бы одним дублем, - прием не новый, но исполнен на уровне, заслуживающем «Оскара»! Нельзя не отметить и уникальный саундтрек Антонио Санчеса, состоящий из барабанных ритмов. Из актеров особенно хочется выделить Эдварда Нортона, убойно высмеивающего собственные прошлые звездные закидоны, и Эмму Стоун в неожиданной роли проблемной девицы (потрясающе дублированной Викторией Зайцевой). Но главной удачей фильма стал грандиозный камбэк Майкла Китона, уже получившего «Золотой глобус» и имеющего шансы на «Оскар». Реальный бэкграунд позволил ему слепить своего героя из собственных коллизий и переживаний. Ведь когда-то Майкл ушел от роли Бэтмена - и публика не простила измены. Все эти годы актер, как и его герой, пребывал в ситуации «я есть - но меня здесь нет». И только теперь виртуозная игра Майкла Китона вознесла его на пьедестал признания и успеха. Неважно, получит фильм свои «Оскары» или пролетит, как Бердмэн над Бродвеем. Потому что когда «дышат почва и судьба», даже самые бешеные аплодисменты стоят не больше хлопанья крыльев улетающей синей птицы. Это театр, детка! (Эрик М. Кауфман, «TramVision»)

Ригган Томсон (Майкл Китон) был некогда большой голливудской звездой и играл супергероя Бердмэна, а теперь хочет восстановить подмоченную блокбастерами репутацию, поставив на Бродвее пьесу Раймонда Карвера с собой в главной роли. Его переполняют сомнения в возможном успехе, да и окружающие градус нервозности не понижают: в него не верят ни его дочь Сэм (Эмма Стоун), недавно покинувшая реабилитационную клинику и помогающая в качестве ассистентки, ни коллега по постановке Майк, малоприятный актер с огромным самомнением (отличная работа Эдварда Нортона). В предпремьерных прогонах пьесы проходят несколько дней, в течение которых Ригган будет много общаться с людьми театра - Сэм, Майком, продюсером (единственная приличная роль Зака Галифианакиса), бывшей женой (Эми Райан), теперешней подружкой, которая играет с ним на сцене (Андреа Райзборо), вредной критикессой (Линдси Дункан). Еще он будет выпивать, драться, бегать в трусах по Таймс-сквер, поднимать силой взгляда предметы и общаться с внутренним голосом - тем самым Бердмэном, который наделяет его сверхспособностями и увещевает бросить всю эту никчемную театральную затею. Алехандро Гонсалес Иньяритту знаменит своими ансамблевыми картинами с актерами первого эшелона и настроением мыльных опер. В «Бердмэне, или неожиданном достоинстве невежества» (таково полное название фильма) он неожиданно делает прыжок выше головы, позабыв до поры до времени про мелодраматизм и потоки слез и превращая киноповествование в настоящий визуальный поток сознания при помощи гения оператора Эммануэля Любецки («Дитя человеческое», «Гравитация», фильмы Теренса Малика). Впечатление, что весь фильм снят одним бесконечным кадром, конечно, ложное, но пока зрителя несет адреналиновый драйв уморительных диалогов и нелепых ситуаций, он совершенно об этом забывает. Впрочем, дело тут не только в фантастической операторской работе и хороших актерских - за стопроцентное попадание в цель отвечает сама фигура Майкла Китона. Во всех его персонажах, от «Битлджюса» до «Копов в глубоком запасе», заключен взрывоопасный заряд маниакальной энергии. Еще, конечно же, важно, что он играл в двух первых, бертоновских «Бэтменах» и давно уже не получал хороших ролей. Если для его Риггана шанс заявить о себе как об актере - это пьеса Карвера, то для самого Китона - это фильм Иньяритту. И тут все-таки приходится отметить, что «Бердмэн» так же далек от театра, как театр далек от блокбастеров про несуществующего Бердмэна. В какой-то момент фильм превращается из «Зимнего вечера в Гаграх», перенесенного на Бродвей, в тот самый блокбастерный аттракцион, от которого так настойчиво хочет откреститься Ригган. Огромная ворона-циклоп, супергерой в черных перьях и с клювом, словно заглянувший из «Черного лебедя» Аронофски, полеты во сне и наяву между нью-йорскими небоскребами - все это очень здорово, но явно принадлежит миру совсем другого кино. От мелодрамы Иньяритту тоже не готов отказываться окончательно и ближе к финалу не удерживается от характерного для всего своего творчества пошловатого пафоса. Впрочем, даже при таких недочетах, это, пожалуй, самый амбициозный и талантливый фильм режиссера на сегодняшний день, а для Майкла Китона (и чего уж, Эдварда Нортона) лучшего возвращения на экраны и не пожелаешь. (Дмитрий Карпюк, «Kino-teatr.ru»)

Если кто-то, вдруг, не знает, что за режиссер такой Алехандро Гонсалес Иньярриту - не упустите шанс, познакомьтесь! На больших экранах новый фильм Иньярриту - великолепный «Бердмен»! Слово «великолепный», кстати, часто будет встречаться в этой рецензии - великолепный актер, великолепные съемки и т. д. Так вот, «Бердмен». В отличие от большинства предыдущих фильмов Иньярриту («21 грамм», «Вавилон», «Сука-любовь»), эта картина более камерная, направленная внутрь, глубокая. Здесь на первом месте не история, а человек с его страхами, комплексами, надеждами, отчаянием, вызовами себе и окружающей действительности. А если перейти непосредственно к сюжету, то главный герой Ригган Томпсон, лет двадцать назад блиставший в роли Бердмена - супергероя популярного кинокомикса, занят постановкой театральной пьесы на Бродвее. Впрочем, «занят» - слабое слово. Для Риггана - это последняя попытка обрести, найти себя, доказать миру, что он больше, чем престарелый Бердмен. Собственно, на кон поставлена вся жизнь. Но театр - сложная штука. Есть партнеры по сцене, в том числе партнеры-звезды, вреда от которых порой больше, чем пользы, есть театральные критики, которые совсем не хотят пускать в эту высокую сферу каких-то голливудских выскочек, есть назойливый внутренний голос-Бердмен, настойчиво призывающий вернуться в любимый зрителями образ, есть некстати беременная актриса-любовница, есть сложные отношения с взрослой дочерью... Одним словом, проблем куча. И казалось бы, зачем все это надо?! Можно вложить всего себя, всю свою жизнь в постановку и проиграть все, а можно лишь пробежаться по улице в одних трусах и получить 350 тысяч просмотров в Ютюбе за час... Стоит заметить, что сюжет не слишком насыщен действием, все происходит, буквально, в одной локации, но оторваться от происходящего на экране невозможно, потому что на экране настоящий шквал чувств, эмоций, страстей. Великолепные диалоги - яркие, сочные, живые, откровенные, жестокие, сентиментальные. Потрясающая операторская работа - много выразительных крупных планов, интересные ракурсы, игры со светом-тенями, камера, буквально, живет среди героев. Впрочем, это неудивительно. В операторском кресле - Эммануэль Любецки, в прошлом году получивший Оскара за «Гравитацию». Ну, и, конечно, фантастические актерские работы. Все мы знаем Майкла Китона. Знаем, в первую очередь, по ролям Бэтмена. Так вот, оказалось, что мы его совсем не знаем. Такого Майкла Китона никогда не было и, наверное, уже не будет. Это невероятный спектр чувств и эмоций, это потрясающая искренность, это заслуживающая уважения смелость - далеко не каждый актер отважится явить себя зрителем, прямо скажем, в жалком виде. А в данном случае, когда параллели - Бэтмен-Бердмен - очевидны, тем более. Браво, Китон! Идите за Оскаром. И Нортон пусть с вами идет. Очень интересный персонаж, великолепно воплощенный актерски. И Эмма Стоун потрясающая, и Галифианакис очень неожиданный, и весь актерский ансамбль - молодцы. В заключение осталось употребить слово «великолепный» по отношению к музыкальному сопровождению. Это было, действительно, великолепно, неожиданно, интересно. А если попытать резюмировать вышесказанное, то, на мой взгляд, Иньярриту создал что-то близкое к шедевру. Трагикомедия, драма, исповедь, издевка над Голливудом и миром шоу-бизнеса, любовь к театру и ироничное к нему же отношение, и все это очень пронзительно, гармонично, искренне и, не побоюсь этого слова, высокохудожественно. Браво! 10 баллов. (Олег Петров, «Uralweb.ru»)

Фильм Алехандро Гонсалеса Иньярриту о славе, возрасте и суете, в котором камера безостановочно парит над Нью-Йорком. Давно известно, что театральное пространство почти всегда плохо выглядит в кадре - у подмостков и экрана свои, очень разные законы. Так что производственная драма о сценической постановке - один из самых некинематографичных и скучных жанров. И все же Алехандро Гонсалес Иньярриту, взявшийся за полный метр после четырехлетнего перерыва, смог превратить историю бродвейского продакшна в захватывающую и остроумную трагикомедию о полете души, уже преодолевшей порог отчаяния. Ригган Томсон (Майкл Китон), когда-то сыгравший в кино супергероя Бердмена, предпринимает отчаянную попытку доказать себе и миру, что он все еще существует. Спектакль в его постановке заранее ненавидят критики (да и чего можно ждать от бывшей голливудской знаменитости?), а публику интересует только «Бердмен 4», от которого актер отказался еще 20 лет назад. Накануне премьеры Ригган, на чью голову постоянно сваливаются новые неприятности, оказывается в центре шутовского хоровода из бывшей жены, любовницы, дочери-наркоманки, продюсера, коллег-актеров и самого Бердмена, пернатого тирана и неудачника, который неотступно преследует своего имперсонатора. Иньярриту был всегда озабочен подачей. Формальным экспериментом (а также бешеной энергией) режиссер как раз и прославился. В своей дебютной «Суке-любви» он сложил историю из мозаичных фрагментов, нескольких сюжетов, пересекающихся в опасных точках, - изобретенный им прием был позднее раздут до планетарных масштабов в его же «Вавилоне». «Бердмен» - новое упражнение по соединению плохо соединимого, но уже другого толка. Вымышленный супергерой - покрытая перьями человекообразная птица, и камера Эммануэля Любецки («Гравитация», «Дитя человеческое») парит над сценой, гримерными, коридорами и улицами, сшивая на живую нитку эпизоды и ни на секунду не останавливая своего полета. Заранее интересно, как амбициозная задача, стоящая перед режиссером и оператором, - снять подобный многофигурный фильм одним планом, без склеек (на самом деле склейки, конечно же, есть, просто они незаметны), будет решена в такие моменты, как смена дня и ночи. Крошечный спойлер: решена она будет блистательно. Эта непрерывность и скольжение отлично передают глубокое смятение героя, который отчаянно пытается ухватиться за жизнь, - понятно ведь, что можно упасть, если перестать махать крыльями хоть на секунду. В ленте «Бьютифул», своей предыдущей работе, Иньярриту следил за путешествием умирающего героя Хавьера Бардема по трущобам Барселоны. Ригган не болен, но его приключения на Бродвее - попытка бежать вверх по эскалатору, идущему вниз: к забвению и смерти. Иньярриту снимает фильм о возрасте, о неизбежном давлении прошлого, о поверхностных суждениях толпы, о славе и суете. А еще о том, как ты становишься пожизненным заложником этих суждений, и, конечно же, - о выбранной раз и навсегда профессии, которая может быть одновременно и проклятием, и спасением. Отличный гэг с эрекцией персонажа Эдварда Нортона на сцене, который мы видим ближе к финалу, скрывает метафору человеческой несостоятельности художника, полностью скомпенсированной в момент творческого всплеска. С помощью той же плавающей камеры, способной заглянуть в потаенные уголки театра и души, на экране создается атмосфера мрачноватой сказки. И это прикосновение к волшебной материи утверждает Иньярриту в звании наследника латинского магического реализма, который в поисках сюжета случайно залетел на Бродвей. (Мария Кувшинова, «The Hollywood Reporter»)

В прокате «Бердмен» Алехандро Гонсалеса Иньярриту - фаворит «Оскара», картина о преодолении творческого кризиса в компании человека в костюме черной курицы. Когда-то Ригган Томсон сыграл супергероя Бердмена (Майкл Китон) - существо с клювом и в перьях, наделенное способностью к телекинезу. Отcнявшись в комикс-трилогии, Ригган пропал с радаров и вот спустя пару десятков лет решил вернуться в образе бродвейского постановщика. Он отрастил вольнодумскую бородку и взялся адаптировать для нью-йоркских подмостков прозу Рэймонда Карвера - классика американского «грязного реализма». И вот премьера уже через несколько дней, а Томсону приходится самолично вывести из строя одного из актеров, чтобы взять на замену капризную звезду (Эдвард Нортон), присутствие которой только накаляет и без того душноватую обстановку. В довершение всех бед из-под контроля выходит личный психоз Томсона - внутренний голос, принадлежащий сыгранному им когда-то чуду в перьях. Алехандро Гонсалес Иньярриту - режиссер выдающейся, но незавидной судьбы. Придуманная им формула мозаичного повествования была доведена до совершенства уже в третьем фильме «Вавилон», за который мексиканец получил «Оскара». Получил - и, очевидно, погрузился в творческий кризис, требующий ответа на простой вопрос: что дальше? Решительно отказавшись от историй о том, что все люди на земле связаны, он снял «Бьютифул» - и оказалось, что, утратив планетарный размах, вся его торжественная сентиментальность оборачивается чудовищной пошлостью. С тех пор прошло четыре года, и теперь Иньярриту не просто вернулся, а представил свой первый полностью американский фильм - о творческой единице, пытающейся выбраться из-под завала стереотипов о себе. На главную роль режиссеру, разумеется, нужен был достойный компаньон, и сейчас представить на месте Китона какого-то другого артиста совершенно не представляется возможным. Даром, что этот блестящий актер, так же как и его герой, всю жизнь мучается, оставаясь для зрителей Бэтменом Тима Бертона. Ну а третьим человеком, ответственным за успех «Бердмена», без сомнений, является оператор Эммануэль Любецки. Один из двух гениев американского операторского искусства, мастер длинных планов здесь превзошел сам себя. Его задачей было среди прочего подвижностью кадра уравновесить природную тягу режиссера к выдавливанию слезы. В результате первая очевидная монтажная склейка в фильме появляется, кажется, в середине второго часа. Фактически камера превращается еще в одного персонажа, благодаря которому зритель не скучает и всегда поворачивает голову туда, куда надо режиссеру. Благодаря Любецки все вместе превращается в психоделический аттракцион, после которого в голове остается приятный туман, а по выходе из кинозала некоторое время кажется, что за спиной парит человек в костюме черной курицы. Сногсшибательная форма, придуманная Иньярриту для своего антикризисного фильма, работает среди прочего на то, чтобы отвести от режиссера очередные обвинения в банальности содержания. Ну да, «Бердмена» легко трактовать в смысле рассуждения о сути актерского ремесла и всего такого, но для автора «Вавилона», всегда добивавшегося максимального уровня обобщения, это слишком мелко. Иньярриту здесь рассуждает не только и не столько об актерстве, сколько о таланте в целом. Благодаря этому из культурной памяти моментально вылезают ростановский Сирано де Бержерак, чеховские Заречная под ручку с Аркадиной, какой-нибудь мистер Икс и бодлеровский альбатрос с волочащимися по земле огромными крыльями. И Ригган Томсон вдруг оказывается персонажем того же ряда - смешной, нескладный, но смотри, как он летит. (Ярослав Забалуев, «Газета.ru»)

Одна из лучших картин сезона лишена пыльного налета. Это трагикомедия о театре. Отвратительной и восхитительной, клаустрофобической вселенной, где обман превращается в мечту, а мечты терпят сокрушительные разоблачения. Недавно ушедший замечательный актер Филипп Сеймур Хофман любил повторять: «Быть знаменитым актером и быть хорошим актером - это совсем не одно и то же». Итак, Ригган Томпсон когда-то прославился в роли культового комиксового супергероя Бердмена. И как это часто случается, став заложником своей роли, ничего значимого больше не сыграл. Последний шанс пожухлого лицедея - роль в бродвейской пьесе по мотивам произведений Раймонда Карвера (крупнейшего представителя «грязного реализма»). Это будет спектакль-реанимация с непредсказуемым результатом. Собственно, весь сюжет фильма - захватывающий суперменский поединок... с самим собой. Трофеями в схватке могут стать семья, карьера, жизнь. История про актера-птицу, пытающегося повернуть колесо фортуны и снова взлететь. В главной роли - Майкл Китон, тот самый, что сыграл когда-то Бэтмена. Таким образом, хитроумный Иньярриту («Сука-любовь», «21 грамм», «Вавилон») из осколков реальной судьбы актера складывает прихотливую мозаику характера его персонажа. Соскучившийся по серьезной работе Китон безжалостен по отношению к себе, его роль - сокровенное признание в пороках и прозрениях самой лучшей и самой чудовищной, беспечной и смертельно опасной профессии. После пятилетней паузы и провальной сверхстрадальческой, пафосной «Бьютифул» режиссер приготовил зрителю обманчиво простое, а на самом деле многосложное действо. Погружаться в которое - редкое удовольствие. Может показаться, что все темы, так или иначе затрагивающие актерское существование хотя бы по касательной, но проходят в этом театральном круговороте. И быстротечность карьеры, и качели между собой и образом, и разрушение иллюзий, и коварство продажной популярности, и отношения с критикой, и цена успеха. Критики дружно сравнивают вроде бы камерную историю, замкнутую в стены бродвейского театра (отгороженного от шумного нью-йоркского Таймс-сквера тонкой кирпичной стеной), с «Гравитацией» Куарона. Все дело - в искусстве выдающегося оператора Эммануэля Любецки, работавшего с Тимом Бертоном, Майклом Манном, Мартином Скорсезе, Терренсом Маликом. Его изображение не подчиняется стандартам. Он, к примеру, терпеть не может традиционную «восьмерку», предпочитая снимать кино словно одним планом. Или очень длинными планами, чтобы втянуть зрителя в изображение, создав эффект присутствия. Главное ощущение от «Гравитации» - почти пугающее чувство сопричастности происходящим в невесомости трагическим событиям. И в «Бердмене» камера словно срывает зрителя со своего места, вовлекая его в закулисье психологических оттенков. Вместе с голливудским клоуном, у которого периодически вырастают нелепые крылья, зритель блуждает в лабиринтах амбициозного и зыбкого творческого «я». Этот полет камеры - настоящее путешествие по театральному Зазеркалью, населенному его не слишком счастливыми обитателями. И каждый зритель волен вообразить «адреса и явки» этого мрачно-веселого путешествия. Вместе с героем, потерявшим точку опоры, пытаемся нащупать твердую почву под ногами. «Если тебя нет в Facebook, существуешь ли ты вообще?» - пристально всматривается в пернатого аутсайдера его дочь. Как может актер доказать злобной критике, публике, наконец, себе самому, что он не бледная тень Звезды, не изживший себя персонаж из комикса. Что он есть. Перефразируя Декарта, герой Майкла Китона мог бы сказать: «Я играю, следовательно, я существую»... Да и сам Майкл Китон не стал бы ему возражать. (Лариса Малюкова, «Новая газета»)

Хорошие фильмы бывают двух типов. На одни хочется писать гигантские рецензии, смакуя буквально каждую деталь картины – будь то саундтрек, стиль, сюжет или экшен. Каждый успех, каждый плюсик фильма хочется вывалять в панировке восторга и запечь на полном огне до хрустящей корочки. Но есть и другое кино. Длинные обзоры на такие фильмы писать не тянет, хотя они оставляют после себя не меньше эмоций. В их случае рецензенту проще выразить свой восторг буквально одним словом - тем самым, нецензурным, на букву «О». Лично у меня такая речевая лаконичность связана с невозможностью внятно описать в чем же заключается ох...ность конкретной картины. Какие эпитеты ни подбери, в каких прилагательных ни рассыпайся - ты все равно и близко не передашь то ощущение, что дарит тебе фильм. «Бердмэн» именно таков. Реца будет короткой. «Бердмэн» шикарен. Он шикарен исполнением и содержанием. Шикарен своей нарочитой «киноманскостью» и театральной шизой. Это завораживающий и многослойный фильм-спектакль, снятый одним-единственным кадром в фирменном стиле оператора Эммануэля Любецки. Камера здесь чуть ли не полноправный участник событий, она творит чудеса. После «Гравитации» и «Дитя человеческого» я думал, что невозможно снять лучше, но Любецки ухитрился превзойти самого себя. Камера в «Бердмэне» плавает по коридорам театра, гуляет по Бродвею, засыпает на улице в ожидании премьеры и заглядывает прямиком в фантазии главного героя. И все это - за один гигантский двухчасовой пролет, поданный зрителю без видимых склеек между кадрами (ну ладно-ладно - в самой концовке есть моментик с клиповым монтажом). Я преклоняюсь перед авторами сценария, что позволил реализовать подобную операторскую магию. Результат кажется почти невозможным - с ужасом представляю себе титаническую сложность проделанной работы. При этом «Бердмэн» вовсе не выделывается своей постановочной крутизной - у него за душой есть кое-что еще. И в первую очередь - интересная история, где драма переплетается с сатирой, трагедия с комедией, а супергеройское кино с артхаусом. Картину Алехандро Гонсалеса Иньярриту можно воспринимать совершенно по-разному, извлекать из нее самые разные выводы. Отменный сюжет подкреплен реально термоядерным кастингом. Актерский ансамбль «Бердмэна» один из лучших за последние годы, и на грядущем оскаре я буду болеть за всех них - за Майкла Китона, Эдварда Нортона и Эмму Стоун, которые отхватили свои законные номинации. Но все прочие лицедеи тоже потрясно сыграли. Наоми Уоттс прекрасна. Андреа Райзборо просто умница. И даже Зак Галифианакис (который обычно меня выбешивает) был на высоте. Честно говоря затрудняюсь найти у картины минусы. «Бердмэна» можно обвинить разве что в уже упоминавшейся «киноманскости» - для полного погружения в фильм нужно знать и любить всю эту кухню. Любить кино и театр, любить актеров с их причудами. Любить критиков и кинокомиксы, твиттер и экранизации старых романов. Ну и всем зрителям должно быть ясно, что это кино не рассчитано на поклонников экшена - «Бердмэн» на 98% состоит из диалогов, а над попконовой аудиторией Иньярриту люто стебется в одном коротком, но зубодробительном эпизоде с проломом четвертой стены. Блеск! В общем, я дико рад появлению этой картины. Награды киноакадемии «Бердмэну» гарантированы почти во всех заявленных номинациях, разве что Эдварда Нортона может обломать небезызвестный дирижер-социопат по имени Дж. К. Симмонс. А если главный оскар все же уйдет какому-нибудь «Отрочеству», то я разобью монитор своим моноклем. «Бердмэн» - чистое киноманское счастье. Двойное и неразбавленное. Употреблять рекомендуется залпом, можно даже не закусывать. 10/10. (Мейн Хаус, «Кинотом»)

Мы живем в эпоху кинокомиксов. Каждый второй блокбастер содержит в себе те или иные элементы костюмированных героев и мужчин в трико. Детские комиксы, подростковые комиксы, комиксы для взрослых, эпические комиксы, нуар-комиксы, серьезные комиксы, хипстерские комиксы, комиксы в прошлом, настоящем и будущем времени, юмористические, пародийные, сатирические, фэнтэзийные и фантастические, экшн-комиксы и даже антикомиксы. Последний жанр особенно выделяется из общего ряда тем, что комиксом он, по сути, не является. Там по сюжету обычно самый обыкновенный гражданин в один прекрасный момент трогается рассудком и, вообразив, что у него отныне есть суперспособности, двигает на улицу причинять добро. Заканчивается все, как правило, плохо, причем иногда очень быстро, как в открывающей сцене «Пипца», а иногда довольно нескоро и весьма небанально, как в фильме «Супер». Впрочем, это ничуть не мешает очередному чудику натягивать латекс и с криком «заткнись, мочи!» выходить в окно. Кто-то убивает костюмированных героев, кто-то знает, почему, кто-то знает. Впрочем, вряд ли режиссер Иньярриту так глубоко погружался в исследование конкретного жанра, его путешествие к своему «Бердмэну» следовало совсем по иному пути, заходя к нему издали: через актерские гримерки, костюмерную, лестницу черного хода и узкие балкончики бродвейских задворок. Иньярриту интересовала деконструкция всей сложившейся к настоящему моменту голливудской «системы звезд», а кинокомикс для него - лишь самое ярко освещенное пятно, первое, на что падает глаз, пытающийся охватить все это мутное болото из бахвальства и прозябания, успеха и неудач, так ловко умеющее прятать за внешним лоском красных дорожек пыльный чулан подсознания, в котором мрачный киногерой старого фильма бормочет свои неутешительные речуги на ухо стареющему Комедианту, для которого не нашлось своего Озимандиаса. Это все шутка, это все какая-то злая шутка. Былая слава позади, единственный человек, который тебя когда-то понимал - бывшая жена - давно от тебя ушел, с родной дочерью контакт тоже упущен, коллеги по цеху вокруг норовят напомнить, что ты старый и обделенный талантом бывший пернатый супергерой, который вызывает своими потугами жалость пополам с беспокойством, стоит с тобой связываться или нужно уже отчаливать с этого тонущего корабля? И ты пыжишься, строишь из себя успешного актера, решившего сказать новое слово на театральных подмостках, и все валится из рук, и пьеса твоя говно, и режиссер из тебя говно, а актер ты всегда был посредственный. Так Иньярриту из героических спецэффектов, барабанного саундтрека, отсутствия видимых монтажных склеек, из бытовых диалогов и двух повторяющихся театральных отрывков начинает воссоздавать внутренний мир не отдельного актера, но всего современного театрально-киношного пространства, пронизанный недостатком идей, с упором на внешнюю сложнопостановочность вместо невостребованной зрителем сложности внутренней, переслоенный постоянными самоповторами, а главное не очень понимающий, куда двигаться дальше. И в этом Иньярриту помогает визуальная узнаваемость множества мелких деталей, из которых состоит мирская слава и каждодневный быт что голливудских кинокомиксов, что британской театральной школы, не так давно также успешно пришедшей в кино в популярном жанре киноверсии спектакля. Они так и живут вместе, когда Камбербэтч в соседних залах сначала бегает по сцене в образе доктора Франкенштейна, а потом ползает по хромакейному полу в шкуре дракона Смауга. А за кадром что? Те же пропахшие потом гримерки, бытовой алкоголизм и критики-вредители, которым пофигу на твой пот, на твою кровь, на твои нервы, им все мало, у них принципы, скрывающие обычную недалекость, лень и нежелание понять художника. А он же, падла, ранимый, как не быть ранимым, если на экране ты взмываешь вверх птицей, а за кадром лежишь в больничке после истерики на сцене, едва не разнеся себе голову дурацким пистолетом. О, вы оценили? Вы, сволочи, оценили?! А с чего вы взяли, что меня это должно волновать? Я Бердмэн!!! Крылатая тень над городом, которая летит причинять добро. (Роман Корнеев, «Кинокадр»)

«Бердмэн» начинается с очень короткого, мгновенно забывающегося кадра ночного неба, в котором, взрываясь клубами пламени, нечто с грохотом и гамом летит вниз. Следующий кадр - продолжительностью в полтора с лишним часа (по крайней мере, на первый взгляд - несколько монтажных склеек здесь все-таки запрятаны, но еле заметно) - даст понять отчетливо, что именно терпит здесь крушение. Это не столько карьера, хотя и она тоже, сколько сознание актера Риггана Томсона (Майкл Китон), в 90-х слившего из гордости успешную франшизу о комиксном герое с клювом и крыльями (см. название), а теперь пытающегося напомнить о себе постановкой серьезной пьесы по Рэймонду Карверу, на которой выступает и главной звездой, и драматургом, и режиссером. Бердмэн, впрочем, Томсона не отпускает - это его постер висит на стене гримерки актера, это его властный баритон то и дело озвучивает за кадром этого театрального романа циничные максимы вроде «Люди любят экшен. Им не нужна эта многозначительная философская хрень». Но и артист не сдается - несмотря на то, что пьеса, да и вся его жизнь стремительно катятся в пропасть: несколько дней перед премьерой вмещают в себя производственную травму актера в ключевой второстепенной роли, полтора десятка истерик его сменщика, фаната системы Станиславского (Эдвард Нортон), одно заявление о беременности, один проход в нижнем белье по Таймс-сквер. Один на все это, опять же, кадр, превращающий два предпремьерных дня в марафон, испытание героя на прочность, а оператора Эммануэля Любецки - на виртуозность (польский гений камеры справляется с пролетами по театральным катакомбам и бродвейским аллеям не хуже, чем год назад с космосом «Гравитации»). «Бердмэн», конечно, напрашивается на параллели с карьерой своей главной звезды - сыгравшего на рубеже 90-х Бэтмена (дважды) Майкла Китона в образе художника на стадии раздрая. Но есть один момент - Китон никуда не исчезал и вот уже два десятилетия играет одинаково мощно как в проходных, так и просто незаслуженно обойденных рыночными фильтрами картинах. Если чьи автобиографические ноты здесь и искать, то режиссера - это ведь не Китон, а Иньярриту после модной дебютной нервопанорамы «Сука любовь» снимал исключительно «многозначительную философскую хрень». В сравнении с невыносимой патетикой «21 грамма», «Вавилона» и «Бьютифул» новый фильм Иньярриту, конечно, впечатляет невесть откуда взявшейся легкостью движения и даже демонстрацией некоторого чувства юмора. Но - подчеркну - это в сравнении с корпусом предыдущих работ мексиканца. Безотносительно же траектории карьерного пути Иньярриту «Бердмэн» оказывается уже вовсе не так обаятелен. Пресловутая легкость мнима и ощущается лишь за счет операторского мастерства Любецки - но в том, что касается нарратива, ее нет и в помине: фильм то и дело стопорится, спотыкается, тянет резину. Чувство юмора сомнительно (что неудивительно - сценарий писали люди, ответственные за самый занудный фильм в истории «Бьютифул»): его хватает разве что на колкость в адрес пластического хирурга Мег Райан и недоступного из-за занятости в очередном блокбастере Фассбендера. Ситуацию немного спасает то, что и Китон, и Нортон, и Эмма Стоун в роли дочери героя работают в беззастенчиво сатирическом регистре, добавляя фильму остроумия одними выражениями лиц. Увы, их режиссер того же регистра на протяжении всего фильма не выдерживает - первые две трети «Бердмэн» кажется сатирой на самовлюбленный мир сценического и экранного искусств (кто-то из критиков уже успел пошутить про пародию на плохую режиссуру в исполнении Иньярриту). Но чем дальше, тем серьезнее принимает постановщик и своего недотыкомку-героя, и себя самого - и вот уже Томсон разражается тирадой в адрес критики-лентяйки, а та в лице обозревателя The New York Times ее подтверждает; финал и вовсе поднимает томсоновский нарциссизм на стяг, делает его (будто бы) обаятельным, выстраданным. Увы, автобиографичность «Бердмэна» не мнима - Иньярриту так же, как и его герой, не может себя не жалеть, не может не считать себя способным на полет таланта - а что всем остальным кажется, будто к славе он приехал на такси, вопрос не принципиальный. (Денис Рузаев, «Time Out»)

Кто-то из больших голливудских звезд - Марлон Брандо, если не ошибаюсь, - заметил однажды, что в Голливуде нет счастливых людей. "Бердмен" Алехандро Гонсалеса Иньярриту - как раз об этом. Суперстар Ригган Томсон в молодости прославился исполнением роли Бердмена, человека-птицы, героя популярного киносериала наподобие Бэтмена - человека-летучей мыши. Теперь он постарел, и слава давно позади, но Томсон еще надеется снова взлететь в небо - доказать, что он серьезный актер. И вот мы застаем его на Бродвее, где Томсон ставит драму "Что мы говорим о любви" с собой в главной роли. Идут последние репетиции, пробные прогоны для приглашенных "тест-групп", последние волнения перед премьерой. Но первый же кадр фильма: герой в позе лотоса в своей гримуборной волшебным образом завис в полуметре от пола. По ходу дела выяснится, что он также способен взглядом передвинуть вазу с цветком, или, наставив палец, выключить надоевший телевизор, или выстрелить из бутафорского пистолета. Это его всесильный Бердмен с ним слился и не отпускает, делая сознание Томсона сумеречным. Любой актер, познавший звездный час, знает, как маска триумфа прикипает к лицу. Наш Бабочкин так на всю жизнь и остался Чапаевым. Наша Гурченко до конца дней сражалась со своей Леночкой Крыловой из "Карнавальной ночи". Первый успех становится единственным и норовит перекрыть дорогу к новым. Он может быть источником невроза. Здесь фильм "Бердмен" стал на тропу "Восьми с половиной", где Феллини первым дал нам заглянуть в фантасмагорическое подсознание творца. В нем перемешены неутоленные амбиции со страхом растерять завоеванное, каждому знакомое кризисное состояние пустоты и беспомощности - с инстинктивной жаждой выкарабкаться. Вечная неуверенность в себе, страх провала - с показной самоуверенностью вознесенного под небеса гения. Картина Феллини открыла тему, она же ее и закрыла, и хотя вряд ли Иньярриту сознавал свое неизбежное эпигонство, но его картина полна параллелей с классическим первоисточником. Включая цирковые эпизоды долгожданного пролета Бердмена над ущельями Нью-Йорка, оркестрованные фирменными феллиниевскими барабанами. Фабула фильма - кишки, полости, суставы и сочленения театрального процесса. Лучший из современных операторов Эммануэл Любецки становится нашим проводником по этой анатомии и нашим чувствилищем: камера в ее долгих проходах-пробегах-пролетах нервна и порывиста, она чутко реагирует на любые изменения в эмоциональном состоянии героя. Мы становимся свидетелями сложных отношений между теми самыми актерами, которые на поклонах, так сладко улыбаясь, так нежно стискивают руки друг друга. Их психика непоправимо искажена: полный комплексов стареющий суперстар, его сексуально ненасытная дочка (Эмма Стоун), упоенный собственным совершенством герой-любовник (Эдвард Нортон), сменивший в будущем спектакле бездарного коллегу, раненного упавшим софитом... И - тут опять придется вспомнить Феллини - перед нами вновь причудливая смесь прозаической реальности и болезненных фантазий, обволакивающая этот мерцающий мир. Особый интерес к фильму обеспечивает исполнитель главной роли - Майкл Китон, тот самый, что в 80-90-х годах был прославленным "Бэтменом" в фильмах Тима Бертона: он придает картине вкус автобиографичности - полеты во сне и наяву ему не в новинку, и метания его нового героя легко переадресовать теперь самому актеру. Увы, пройдет мимо нашего зрителя важная деталь: экс-Бердмен решил поставить на сцене не что-нибудь, а инсценировку известного в Америке и малоизвестного у нас рассказа Раймонда Кавера "О чем мы говорим, когда говорим о любви" - сценический сюжет накладывается на сюжет фильма, дополняет его и причудливо перекликается с комплексами, страхами и фобиями его героя. Фильм обласкан фестивалями и осыпан премиями, его считают одним из главных претендентов на "Оскара". Включая актерские работы - серьезные, умные, но не выдающиеся. Среди премий самая курьезная - "Золотой глобус" за лучший саундтрек: получивший эту награду Антонио Санчес должен по справедливости разделить ее с Равелем, Чайковским, Малером, Рахманиновым и другими столь же именитыми создателями щедро разбросанной по фильму первоклассной музыки. (Валерий Кичин, «RG.ru»)

«Бердмэн» - виртуозная производственная трагикомедия о том, как трудно быть отставным суперменом. Немолодой нью-йоркский актер Ригган Томпсон (Майкл Китон) отлетал свое в начале 90-х, играя человека-птаха (собственно Бердмэна) в популярной супергеройской франшизе. Спустя годы прозябания он намерен взять реванш: выступить на Бродвее в собственной театральной инсценировке рассказа Реймонда Карвера «О чем мы говорим, когда мы говорим о любви». По сюжету спектакль заканчивается эффектным самоубийством: встав под софитами перед залом, актер из пистолета вышибает себе бутафорские мозги. Сосредоточиться на премьере герою, понятно, никто не дает, все надоедают почем зря. Журналисты вместо того, чтобы интересоваться психологической подоплекой смены амплуа, расспрашивают, действительно ли Ригган делал себе омолаживающие инъекции спермой молодых поросят и подумывает ли он о возвращении на экраны в образе Бердмэна. Нынешняя подруга (Андреа Райзборо) упрекает в том, что он зациклен только на себе. Бывшая жена (Эми Райан) - что он был отвратительный муж. Дочь-наркоманка (Эмма Стоун) - что он чудовищный отец. Агент (постройневший Зак Галифианакис) уверяет, что герой полон сил, а «60 - это вторые 30», но он же на то и агент, чтобы врать. Однако самый занятный, пусть и излишне навязчивый собеседник - повсюду сопровождающий Риггана на правах галлюцинации призрак в маске, крыльях и латексе, который тюкает героя в облысевшее темечко соблазнительными предложениями. К примеру, шагнуть с крыши и полетать. Отмеченный девятью номинациями на «Оскар» «Бердмэн» предсказуемо безупречен. Фильм вытаскивает из сравнительного профессионального небытия лучшего и едва не единственно возможного претендента на главную роль Майкла Китона. Звезда бертоновского «Бэтмена» не понаслышке знает, что значит все карьеру пребывать в тени сыгранного по молодости супергероя и, как и его персонаж, из резинового костюма вон лезет, чтобы доказать, что он не экшн-пустышка, а сильный драматический артист. Получается: Китон плачет, смеется и щетинится как еж, и все это практически одновременно, причем не переигрывая - роль дает где разгуляться. Ассистирует Эдвард Нортон - в не менее ярком и кокетливом образе любимца публики, выжженного изнутри циника, у которого эрекция может возникнуть только на сцене - зато впечатляющая. Отдельно хорош образ безжалостной фурии-критика, из принципиальных соображений намеренной растерзать еще не увиденную постановку - сколь карикатурный, столь и правдоподобный. «Бердмэн» - очень театральное кино, предоставляющее публике возможность заглянуть за кулисы актерского мира. Нам в этом мире, в общем, интересно, но знакомо. О том что едва ли не каждый первый большой артист в быту - малоприятная пьющая сволочь с тонкой душевной организацией, зритель хорошо знает, благодаря бульварной прессе, советской классике «Театр» (и перестроечным «Сукиным детям»), фильмам Роберта Олтмена, да хоть бы и свежему «Унижению» с Аль Пачино. Но, погрязнув в последовавших за дебютной «Сукой-любовью» самоповторах (как главный герой - в птичьем пуху), Алехандро Гонсалес Иньярриту, как выясняется, не растерял главного для художника дара - умения удивлять. В амбициозном «Вавилоне», поплевав на ладони, режиссер брался объяснить, что есть мир, а в более скромном на первый взгляд «Бердмене» - что есть театр. Но в итоге по-шекспировски сходится, что театр - весь мир и есть. Мир неприглядно обыденный, но и полный чудес (за чудеса не в последнюю очередь отвечает гениальный оператор Эммануэль Любецки), пусть и обеспеченных шизофренией. Сверхспособности Риггана, несмотря на всю ненависть к его альтер-эго Бердмэну, по-прежнему при нем. Повинуясь силе деструктивной мысли героя, стреляет на убой игрушечный пистолет, взрывается мебель, бьется стекло, разлетается в клочки реальность. Пыльным мамоновским голубем («Я самый плохой, я хуже тебя, я самый ненужный, я гадость, я дрянь - зато я умею летать») воспаряет над Нью-Йорком и сам Ригган. Что было бы звенящей и блестящей пошлостью (в фильмах Иньярриту ее достаточно), кабы по итогам триумфального полета на супергероя не накинулся, требуя расплатиться по счету, таксист. (Иван Гиреев, «Ваш досуг»)

Искусство ради искусства или четко спланированное творение гения? "Бердмен" иногда возможно чересчур сильно старается быть злободневным комментарием о природе развлекательной индустрии, но тем не менее он никогда не сваливается в чересчур философские блуждания вокруг да около. Как и точный яркий саундтрек, составленный исключительно из барабанных композиций, "Бердмен" не может показаться скучным или наивным. Он бьет точно в цель, прямо в яблочко, демонстрируя редкий случай, когда все движущиеся части одинаково запоминаются и вместе создают главное достижение кинематографа за последний год. Блестящее экстраординарное кино, порывистое, злое, насыщенное и глубокое. Алехандро Гонсалес Иньярриту создает настоящую современную сказку. Немного фантастическую, немного смешную, немного грустную, но в любом случае поучительную и интересную. Фильм будто скользит вместе с одним нескончаемым кадром Эммануэля Любецкого (фильм действительно снят как один единственный кадр, еще похлеще чем "Гравитация") по закулисным тайнам театра, не останавливаясь, не прерываясь на самый короткий антракт. Это одно сплошное насыщенное действо, где проблемы продолжают сыпаться на головы героям буквально каждую минуту, а страсти кипят до самого закрытия занавеса. Лишь под конец нить повествования как будто ускользает на минут пять, которых достаточно чтобы заставить зрителей гадать, что же все это значило. Конечно же разыгрывают этот кинематографический спектакль актеры высшего класса. Иньярриту выжимает все соки из Майкла Китона, который, кажется, дожил до знаковой роли своей карьеры. Эмма Стоун и Эдвард Нортон электризуют зал, наполняют его магией эмоций. Нортон особенно выделяется. Он напоминает ракету, которая летает туда-сюда, так что только искры сыплются в разные стороны. Кто бы мог подумать, что Зак Галифианакис может так играть?! Все держатся на тонкой линии между переигрыванием и недоигрыванием, умудряясь соблюдать баланс до такой степени, что фальшивых нот в фильме не найдешь как ни старайся. Не зря Китон заявил в интервью, что они с Иньярриту перфекционисты. От экрана невозможно отвести взгляд. "Бердмен" засасывает в эту бурю цвета, движения, таланта. Весь фильм напоминает одну большую метафору индустрии. Тут не случайно режиссерское решение представить все как один единственный кадр. Не случайна не элегантная гремящая музыка на заднем плане. Не случайны детали и символы, щедро раскиданные по всему фильму. Не случаен в конце концов фарс, который нет-нет да прокрадывается на первый план, добавляя острого юмора. Иньярриту погружает вас в мир театра. В мир бушующих менеджеров и не верящих в искусство продюсеров, в мир закулисных тайн и загадок, проблем и бесконечных сроков, волнения и ответственности, давления и креативности. "Бердмэна" как минимум интересно смотреть, ведь неким таинственным образом режиссеру удается удивлять вас снова и снова, чаруя и гипнотизируя. Большую роль в этом играет безусловно выскобленный сценарий, с диалогами и монологами столь захватывающими, что любая экшен сцена современного блокбастера и в подметки им не сгодится. Визуально фильм столь уникален, а стиль столь выдержан и постоянен, что слов описать происходящее на экране не найти. Что же может быть не так в "Бердмене"? Иньярриту не дает ответов и более того, осуждая, не предлагает решения. Поэтому и навязанная концовка получается смазанной и непонятной. Как будто режиссер (он же и сценарист) знал, что выхода из этого фильма практически нет. До такой степени, что он бы только выиграл, оборвись картинка где-нибудь в самой гуще действия. Потому как и так и так зрителям придется додумывать самим. И поверьте, фильм оставляет много тем для размышления и споров. Вне зависимости от того, поймете вы конец или нет, "Бердмен" наверняка войдет в историю кино, как один из самых запоминающихся фильмов. Тонкий, захватывающий, сдобренный щепоткой комиксомании и нотками мудрости, то и дело звучащей среди искрометных диалогов персонажей. "Бердмен" находит идеальный баланс формы и содержания. Это водоворот мастер-классов от лучших актеров индустрии, фантазии и театральной двуличной красоты если не жизни, то уж точно развлекательной индустрии. (OlegD, «КиноНьюс»)

Слава мексиканского режиссера Алехандро Гонсалеса Иньярриту за последние годы заметно угасла - от его многослойного кино, казалось, подустали и зрители, и сам автор. Дебютная картина «Сука-любовь» 2000 года была откровением, последовавшие «21 грамм» и «Вавилон» поражали мастерством, а вот «Бьютифул» показался почти вымученным. Выждав пять лет, Иньярриту вернулся на экраны с «Бердменом» - завораживающим, обезоруживающим, неожиданно смешным и глубоким, одним словом, лучшим фильмом года. История главного героя в этом смысле созвучна истории самого Иньярриту. Как и истории исполнителя главной роли Майкла Киттона, некогда запомнившегося зрителям в образе не самого удачного, но все же Бэтмена. Его персонаж в «Бердмене» - актер Ригган - также сделал себе имя на супергерое из вымышленной голливудской франшизы про человека-птицу. Этот призрак с тех пор преследует его в буквальном смысле, говорит с ним за кадром вместо внутреннего голоса, материализуется в виде человека в пернатом костюме за спиной или, того хуже, в образе огромного крылатого монстра. Их «беседы» - сплошь споры и ругань. Внутреннее «я» твердит, что нужно сдаться и навечно остаться в памяти зрителей Бердменом, сам же Ригган в ответ силой мысли бьет посуду, кричит на собственное отражение и ищет нового себя на театральных подмостках. Действие фильма разворачивается за кулисами одного из бродвейских театров, где герой репетирует спектакль - в качестве режиссера и исполнителя главной роли. В лабиринте подсобных помещений суетятся актеры. Премьер Майк Шайнер (Эдвард Нортон), павлин и позер, который становится всесильным только на сцене, его приходящая любовница Лесли (Наоми Уоттс), гордая актриса и сомневающаяся женщина, брюнетка Лаура (Андреа Райнзборо), обозленная на равнодушие Риггана - режиссерское и мужское. Нервно расхаживает по коридорам продюсер постановки Джейк в исполнении небывало серьезного Зака Галифианакиса, саботирует все происходящее дочка-бунтарка Риггана, нанятая им в помощницы (Эмма Стоун). Все эти люди застигнуты режиссером в наивысшей точке - перед премьерой, их поведение становится глобальной метафорой самого репетиционного процесса, такого напряженного, что вместо музыки за кадром звучит лишь непрерывное барабанное соло. Все сходят с ума, бьются друг с другом, решаются на сокровенные признания и ищут самих себя. Но грандиозный финал случается вовсе не на сцене, хотя к такому исходу режиссер и подводит почти неприкрыто с самого начала. Все самое главное творится за кулисами. К закулисью Иньярриту беспощаден, выворачивает наизнанку все швы, подглядывает за процессом, за всеми нервными срывами и истериками, любовными и сексуальными переживаниями, семейными драмами и только на первый взгляд ничего не значащими для общего дела перекурами на крыше. Даже за неотъемлемыми околотеатральными явлениями: одна из сатирических зарисовок посвящена встрече актера с критиком - в данном случае с журналисткой The New York Times, способной одной статьей уничтожить постановку. Она уже набросала рецензию в блокноте и обзывает Риггана не актером, а знаменитостью, он, задетый за живое, кричит о ярлыках и штампах. Хороший знак - после такого диалога спектакль, по законам кино, наверняка удастся. А вот то, что у режиссера Иньярриту есть чувство юмора, становится приятным открытием. Театр превращается в единый организм, который оживает благодаря тому, что «Бердмен» будто снят одним кадром, без единой монтажной склейки. В эту иллюзию, за которой на деле стоит кропотливая техническая работа, хочется верить. Оператор Эммануэль Любецки, в прошлом году снимавший столь же завораживающую своим видеорядом «Гравитацию», здесь плавно следует то за одним, то за другим героем, не останавливаясь ни на секунду, снимает с высоты птичьего полета. И в прямом - куда без этого в фильме о человеке-птице, и в переносном смысле, если говорить об уровне мастерства. Иньярриту напоминает всем не только о собственной изобретательности и способности дирижировать настоящей киносимфонией, но и в целом о магической силе кинематографа, о том, что даже при всеобщей пресыщенности еще можно создать фильм, производящий столь же ошеломительное впечатление, как производил, наверное, поезд братьев Люмьер. Даже если сюжет столь же предсказуем - «Бердмена» хочется, а главное - можно и нужно - пересматривать, желательно сразу после финальных титров. (Наталия Григорьева, «Независимая газета»)

Есть давний вопрос: что важнее - форма или содержание? Кажется, «Бердмэн» добавил баллы в пользу первого, ведь жизнь постаревшего актера, бывшего героя блокбастеров Риггана Томсона (Майкл Китон) так же бестолкова, как и у большинства людей на земле, и ничего впечатляющего в ней нет. Его навязчивая идея поставить «настоящий» спектакль на Бродвее о важном и вечном даже внутри фильма не кажется чем-то серьезным, интригующим: книжные монологи о любви и тщетности на сцене и в гримерке, философские терзания за кулисами и в кафе. Пересказать словами - получится скучно, но в этих блеклых разговорах о всякой ерунде разлито столько роскошных деталей и сочных мелочей, что чужая, посторонняя жизнь начинает светиться, словно потемневшая картина в пустующем музее, где вдруг зачем-то включили свет. Одержимости аккомпанирует пернатая галлюцинация Бердмэн - роль, с которой Ригган когда-то прославился и о чем теперь стремится забыть. Как раз тот случай, когда не так уж важно, что хотел сказать режиссер, зато очень интересно, что в итоге у него получилось. История сама по себе тривиальна, все между строк. Круг проблем, показанных в «Бердмэне» логичен и предсказуем: люди хотят что-то значить, быть кем-то, запомниться важным - все мы, но особенно остро это чувствуют уже принявшие славу и потерявшие прыть. Об этом мимоходом, в соре говорит дочь Риггана - язвительная наркоманка на реабилитации Сэм (Эмма Стоун, которая для каждой роли словно рождается заново). «Ты знаменитость, а не актер», - презрительно бросает прямо в лицо похожая на ведьму критикесса, от которой в этом мире кукол зависит все. А так хочется быть значительным, ярким, искать абсолют и обсуждать философов, вместо омолаживающих инъекций из спермы поросят и мертворожденных сиквелов. Несмотря на нелепость и едва уловимую необязательность происходящего, «Бердмэна» хочется смотреть, он поглощает. Это как если бы в бесчисленных блокбастерах про супергероев и волшебников вдруг появилась настоящая мысль - не популистские лозунги и мультяшная мораль, а искренняя попытка разобраться, думать и чувствовать, сеанс психоанализа для супермена. Здесь удивительный ритм, этот фильм напоминает игрушку стеклянный шар с почти настоящим Бродвеем внутри: его периодически встряхивают - и он оживает на время в кружащих блестках конфетти, но вскоре движение замирает, все превращая в декорации. И вот так, пульсируя, на ощупь режиссер тащит за собой ошарашенных зрителей и пробирается к цели сам. Роль звездной пыли выполняют звуки: барабанные импровизации и шелест медных тарелок напоминают, что нас пустили за кулисы и видеть этого мы не должны... Другой интересный прием - избыточность идей и смыслов. Фактически можно взять любой крошечный фрагмент и развернуть его в масштабное полотно... или же оставить орнаментом. Так много информации просто физически не может быть усвоено сразу, поэтому «Бердмена» интересно смотреть по нескольку раз, входя в эту реку из разных возрастов и состояний. Кто-то почувствует себя устаревшим и уставшим от равнодушного мира оцифрованной публики, кому-то так же трудно находить общий язык с эгоистичным родителем. Многие усмехнутся чувствительности фантазера и позавидуют актерской свободе Майкла Шайнера (Эдвард Нортон), который делает то, о чем другие (в тайне) мечтают. Достанется и целлулоидным звездам с их амбициями, и седовласым критикам - священным стражам высокомерного искусства чистой пробы. Об этом можно размышлять или смеяться или же просто разглядывать словно красивый рисунок на ковре, зевать уж точно не получится и не придется. И конечно, это спектакль, тут даже музыка играет не за кадром, а вкрадчиво грохочет за спиной, подталкивая зрителя ближе к сцене. Как в театре здесь скучно: маленькие, осязаемые человечки в тесных комнатах ведут бесконечные разговоры обо всем, и так же захватывающе, ведь они больше всего похожи на людей. К счастью, здесь нет прямых рассуждений о «силе искусства» и его роли в освоении космоса, об этом не говорят, а показывают, дают возможность подглядеть и разобраться лично. Поэт - не больше, чем поэт, и даже Наоми Уоттс скромно мелькает в эпизодах. Режиссер Алехандро Гонсалес Иньярриту увлеченно расставляет оловянных солдатиков в причудливые комбинации, а потом просто встряхивает коробку и они вместе спокойно идут получать свои кинонаграды. Пожалуй, все уже привыкли. Говоря о вещах повседневных или даже банальных, «Бердмэн» раздвигает границы, меняет ракурсы, деформирует реальность и летит в небеса. (Матвей Меркулов, «Рабкор.ру»)

[...] «Бердмен» - своего рода перерождение мексиканца Иньярриту (в честь которого, видимо, он впервые сократил в титрах свое второе имя «Гонсалес» до лаконичной «Г.»). Режиссер, знаменитый своими амбициозно устроенными, отчаянно-перекрученными мелодрамами про людей на грани (или уже за ней) эмоционального коллапса, в «Бердмене» Иньярриту выходит с радикально новым номером - как если бы композитор, прославившийся эпически-душераздирающими симфоническими картинами, внезапно выкатил бы экспериментально-джазовое произведение с солирующими ударными. Здесь разворачивается виртуознейшая разговорно-сатирическая комедия из жизни голливудско-бродвейского закулисья. Бывшая кинозвезда Ригган Томас, прославившийся двадцать лет назад ролью пернатого супергероя Бердмена, ставит на Бродвее практически на собственные деньги спектакль по рассказу американского классика Раймонда Карвера. До премьеры несколько дней, постановка не складывается, деньги вот-вот кончатся, а самому Риггану в минуты одиночества и сомнения слышится хриплый шепот Бердмена, настаивающего, что он, как настоящая кинозвезда, куда выше этого нелепого театрального дерьма. Посредственность, мнящая себя большим артистом, тянется за недостижимым и фатально надрывается в процессе - в принципе, история для рассказов о трагедии творческой личности не самая новая. «Бердмен» пикирует на нее не то чтобы с какой-то совершенно неожиданной стороны, но делает это с подкупающими страстью и энергией. Для начала, «Бердмен» совершенно сумасшедшим образом снят - подрезав у земляка Куарона гениального оператора Эммануэля Любецки (снимавшего, среди прочего, и все последние фильмы Терренса Малика), Иньярриту весь фильм дразнится иллюзией одного бесконечного плана. Камера бродит за персонажами бесконечными театральными коридорами, следует за ними на улицу и крышу, выпадает из окон и взмывает в небо - и одновременно довольно ловко стирает границу между мучительной реальностью главного героя и его же персональным безумием. Актерский состав «Бердмена» принимает выданный режиссером и оператором вызов - работать внутри бесконечно длинных планов с довольно сложным и насыщенным материалом - с радостью и невероятной самоотдачей. И Китон, и Нортон, и замечательная Стоун заслуживают абсолютно всех призов, на которые их выдвигали и выдвигают; Галифианакис хорош и без всяких номинаций, свои прекрасные выходы есть и у Уоттс, и у Райзборо, особенно в одной совместной сцене на двоих. «Бердмен» и правда кругом исполнен на довольно запредельном уровне крутости, но если к кому-то и есть после него какие-то вопросы, так это к самому Иньярриту. Выстраивая в фильме грандиозный актерский перформанс с фейерверками и запуская операторское мастерство Любецки практически на околоземную орбиту, Иньярриту в конечном итоге пользуется всем этим практически так же, как и перекореженной хронологией и гипертрофированными ситуациями на грани жизни и смерти в своих прошлых фильмах. Там он накручивал ритм и безжалостно жал на самые чувствительные эмоциональные точки зрителю, тут он наваливает отчаянной формалистской и прочей исполнительской крутости, но все для того, чтобы замаскировать тот факт, что ему, по сути, особенно нечего сказать. «Бердмен» высмеивает кинозвезд и театралов, их амбиции и иллюзии, напыщенность и самовлюбленность - но в то же время он, в общем, ничуть не менее жесток к критикам и зрителям (постоянным рефреном к очередной катастрофе на очередном предпоказе идет фраза «А че, народу, вроде, понравилось»). Все это прекрасно написано, невероятно смешно и, скорее всего, в большинстве случаев довольно справедливо - но чем ближе к концу, тем отчетливей видно, что Иньярриту не очень-то хорошо представляет, чем закончить эту язвительную историю, какой должна быть в ней смысловая точка. Нет, самый последний кадр вышел на редкость удачным, но вот авторская мысль в финале основательно расплылась. Любой творец - это современный Икар, который воспаряет над недалекой будничностью и опаляет крылья в обжигающих лучах всеобщего недопонимания и безразличия? Мысль красивая, но мало поддерживаемая всем, что предшествовало в «Бердмене». То есть, перед нами, кажется, очередной пример стрельбы из пушки по воробьям. Хотя ладно - следить два часа за работой этой конкретной батареи все-таки одно удовольствие. Вердикт - виртуознейшая штука - прекрасно снятая, изумительно разыгранная, невероятно смешная - с несколько невнятным конечным посылом. (Сергей Мезенов, «Newslab.ru»)

[...] Ригган (Майкл Китон) в лучшие годы прославился главной ролью в кинокомиксах про супергероя Человека-Птицу. Это, собственно, и есть вынесенный в название «Бердмэн»: мрачный птах, кутающийся в черные крылья и прячущий лицо под остроклювой железной маской. Пару-тройку десятков лет спустя Ригган, сильно потрепанный и разочарованный, пытается вычеркнуться из неудачников, начать новую жизнь, что-то доказать - и поэтому ставит на Бродвее - с собой в одной из главных ролей - спектакль по рассказу Рэймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви». На сцене - кухня, где вокруг бутылки водки (ну ладно - джина) сидят двое мужчин и двое женщин и обсуждают означенную тему. Постановка, кажется, катится в ад: все орут, хлопают двери, одному из актеров проламывает голову упавший софит. Выбывшего заменяет совсем уж псих (его играет Эдвард Нортон). У ассистентки и дочери режиссера (звезда новейшего «Человека-паука» Эмма Стоун) всюду распиханы наркотики. А сам Ригган слышит голоса - в его голове хрипло выкаркивает упреки и предрекает бедствия когда-то принесший ему славу Человек-Птица. Разруливая весь свой театральный бардак, Ригган знает, что в любой момент может выкрикнуть «На самом деле я - Бердмэн!», пропеть фальцетом «Птица, я птица» - и ухнуть с верхнего этажа в утыканное небоскребами нью-йоркское небо. Внутренний голос Риггана в этой уверенности поддерживает. На вовлечение в «Бердмэна» может потребоваться какое-то время (если вам - по техническим причинам - сложно сразу проникнуться проблемами пожилого мужчины, работающего режиссером на Бродвее). Но когда провалишься в пропитанный крепко пробирающим галлюциногенным магическим реализмом Нью-Йорк «Бердмэна» - до самого конца уже не отпустит. Камера не останавливается никогда (как будто, остановившись, она упадет на землю и выключится). Весь фильм выглядит как снятый единым планом, как будто бы без (хорошо спрятанного, на самом деле) монтажа. Камера проносится по закулисным коридорам, залитым красным, синим, зеленым светом, как по волшебной пещере, бункеру или легшей на дно подводной лодке. Вылетает на - выглядящие продолжением декораций - нью-йоркские улицы, поднимается мимо пожарных лестниц в небо. Влюбленным в Нью-Йорк «Бердмэн» особо рекомендуется. Оператор «Бердмэна» Эмманюэль Любецки («Дитя человеческое», «Древо жизни», «Гравитация») снимает это кино про человека с птицей в голове так, как будто умеет летать. И, как будто, герой умеет - и мы умеем. Формально «Бердмэн» ограничен мирком не кинематографических, а скорее сценических масштабов: действие происходит в зале, коридорах и гримерках театра и квартале вокруг театра (там, конечно, есть бар). Все это сжимается в одно запутанное пространство - как это бывает в снах о городах. Полфильма выстукивающий его взволнованный ритм: в саундтреке (совершенно блистательном) барабанщик на самом деле сидит на улице недалеко от театра - и пару раз герои проходят мимо него. В самой запоминающейся и комедийной сцене фильма герой, неудачно выйдя покурить, остается в трусах перед захлопнувшейся дверью, только в качестве лестничной площадки у него - Таймс-сквер, а в роли соседей - толпы смеющихся туристов, снимающих его на мобильники. При всей этой ограниченности в пространстве «Бердмэн» - куда в большей степени кино обо всем на свете и целом огромном мире, чем провалившийся амбициозный «Вавилон» Иньярриту (который на этот раз, вероятно, снял свой лучший фильм). Мир «Бердмэна» весь наэлектризован, искрится и светится. Отличные актеры выкладываются вовсю (чтобы это оценить, стоит воспользоваться тем, что в «Победе» часть сеансов «Бердмэна» - недублированные, с субтитрами). Двадцать лет назад сыгравший Бэтмена Майкл Китон, очевидно, прекрасно понимает, о чем речь, - и подпитывает энергию фильма своей биографией. То тут, то там вспыхивают цитаты и смешные параллели (то к «Сиянию», то к «Призраку оперы») - но не натужные, а куражные - и словно материализующиеся из воздуха. «Бердмэна» можно смотреть как историю сумасшествия, а можно - как историю о том, что такое творчество-вдохновение-успех (кроме летающего на крыльях безумия Риггана тут есть еще эксцентричный герой Нортона, у которого от сцены приключается эрекция) или о том, как ненавидят и одновременно желают друг друга высокая культура театра и пожилых ледяных критикесс (пишут, впрочем, что на самом деле таких критиков, как в «Бердмэне», не осталось даже в Нью-Йорке) - и «низкая» массовая культура Бердмэнов и Бэтмэнов. И даже помимо всего этого «Бердмэн» - это еще и кино о том, что такое летать, и оно рассказывает об этом гораздо убедительнее и с большим знанием дела, чем многие специализирующиеся на этом вопросе и тратящие на его исследования сотни миллионов долларов кинокомиксы. (Елена Полякова, «НГС.Афиша»)

Сильнейшее по реализации средство погрузиться не только в мир кино и театра, но и в мысли, мотивации, способы работы над ролью актеров, не боящихся сделать шаг в пропасть. Вышедший в тираж актер Ригган Томсон, прославившийся еще в начале 90-х участием в большой супергероической франшизе, сегодня отчаянно пытается вернуть хоть толику былой славы, а с ней и уверенность в себе. На последние деньги актер собирается поставить на бродвейских подмостках пьесу по мотивам произведений Раймонда Карвера, но подготовка к спектаклю летит кувырком - во время репетиции несчастный случай происходит с одним из актеров, ему на смену приходит совершенно неуправляемый выскочка, ассистентка Риггана, по совместительству являющаяся его дочерью, стоит на грани наркотической зависимости, а бывшая супруга и новая спутница жизни, кажется, хотят вынуть из актера всю душу. Кругом так много соблазнов, отступиться от своей мечты так легко, но и оставаться всю жизнь Бердмэном Томсон не намерен... Российские дистрибьюторы в своей заботе о зрителях иногда сильно перегибают палку - в то время как новый фильм Алехандро Гонсалеса Иньярриту прокатился по фестивалям мира и уже вышел ограниченным прокатом в США, до российских экранов «Бердмэн» доберется только в конце января. Отсюда столь разительный контраст - зарубежная пресса исходит истериками и рецензионными оргазмами по поводу картины, а у нас о ней слышали разве что только самые повернутые на кино. С одной стороны, безумно обидно, что момент свидания с этим великолепным фильмом откладывается, а с другой - мы безумно завидуем тем, кто уже в новом году впервые погрузится в водоворот экранных страстей Человека-птицы, выпавшего из привычного гнезда. Что же такого особенного в «Бердмэне», что заставило десятки самых суровых критиков засыпать фильм высочайшими оценками? Главное - пожалуй, многослойность. Двухчасовая картина охватывает широчайший спектр тем: кино и театр, приватная жизнь звезды и позерство для прессы, успех и падение, семья и работа, одиночка и коллектив, все и ничего - ленту можно вертеть под самыми разными углами, каждый раз обнаруживая новые грани. Такие объемные фильмы случаются тогда, когда автор и актеры увлечены происходящим на экране настолько, что растворяются в действии. И в «Бердмэне» таких «растворившихся» больше, чем в других лентах, ведь речь идет о буднях актера, о тяжком бремени славы и еще более тяжелой ноше по пути к славе. Фантастический каст - вторая важнейшая составляющая фильма. Безусловно, в Голливуде достаточно актеров, которым свойственна самоирония, но Майкл Китон, кажется, переплюнул в этом всех. Ригган Томсон, некогда прославившийся ролью Бердмэна, а теперь ищущий любую возможность отстраниться от этой роли как можно дальше, - это калька с самого Китона, Бэтмена 90-х. У актера появилась удивительная возможность сорвать с себя оковы образа, принесшего славу, и Китон вырывает перья из своего крылатого суперэго с наслаждением. Можно припомнить другие примеры подобного уровня эмоциональности обнажения нервов человека искусства, но зачем - давайте наслаждаться Китоном/Томсоном, он сказочно хорош! Под стать ему зацикленный на себе герой Эдварда Нортона (Халк, между прочим), взбалмошная и вечно недовольная Сэм Эммы Стоун (Гвен Стэйси, кроме всего иного), на удивление собранный и серьезный персонаж Зака Галифианакиса и на редкость органичная в роли вечной неудачницы Наоми Уоттс. Каждый кадр с этими актерами восхитителен. Кстати, о кадрах. Нельзя рассказать о своем восхищении «Бердмэном» и не упомянуть о невероятной работе оператора. За камерой в команде Иньярриту стоял Эмманюэль Любецки, и имя это уже год не сходит с уст истинных поклонников кино - глазами этого человека мы увидели «Гравитацию» Альфонсо Куарона. Третья невероятная грань «Бердмэна» - это умопомрачительная по своей убедительности иллюзия того, что вся картина снята одним долгим кадром без монтажных склеек. Камера ни на минуту не останавливается, она проникает в каждую клетку кинематографического организма, она вытаскивает на свет каждую деталь отношений героев, она делает физически осязаемой любую эмоцию, проявляемую на сцене и на экране. Столь захватывающий, головокружительный и всепоглощающий эффект можно сравнить со ставшими уже культовыми первыми 17 минутами «Гравитации». На этот раз Любецки снова вас отправит в космос, но теперь это будет внутренний космос одного человека. Если этих трех причин вам кажется недостаточно для того, чтобы отдать «Бердмэну» два часа своей жизни, то дополните список невероятным числом отсылок к современному кино и его звездам, приготовьтесь услышать нелицеприятную перебранку критика и актера, в которой обе стороны используют запрещенные приемы, оставьте место для конфликта театра и кино, артхауса и массмедиа. Наконец, «Бердмэн» - это просто отличная комедия о том, как сложно устроена голова человека, как непонятны его мысли, как неуловимы его желания. Фильм прячет в подзаголовке фразу «Удивительная сила невежества», и это как нельзя лучше характеризует и авторов картины, и ее героев, и даже зрителей. (Евгений Ухов, «Film.ru»)

Алехандро Гонсалес Иньярриту совершил, по крайней мере на один фильм, крутой поворот от медитации к сатире, исполненной мощнейшего драйва, причем совершил в компании тех же сценаристов, с которыми работал над «Бьютифул». В принципе, речь снова, как и в «Бьютифул», идет о неизлечимой болезни, рано или поздно берущей верх над персонажем, только болезнь эта поменяла, так сказать, градус, окрас и профиль. Вместо рака простаты - сошедшее с голливудского конвейера супергеройское второе «я». Майкл Китон, на рубеже 80-90-х сыгравший Бэтмена в первых двух, бертоновских частях киноцикла, теперь играет у Иньярриту актера, сыгравшего те же четверть века назад... Бердмена, бесстрашного пернатого уничтожителя зла, любимца публики и продюсеров. Сага о Бердмене почила в бозе, но не почил ее дух, настойчиво являющийся исполнителю заглавной роли (говорящий в его голове, выглядывающий из-за плеча и даже писающий неподалеку) и требующий продолжения кинобанкета - «крутого апокалиптического порно»: в широком, то есть не сексуальном, а оценочном, смысле слова «порно». Мир жаждет нового «Бердмена». Между тем экс-Бердмен, актер Ригган Томсон, ставит в бродвейском театре Сент-Джеймс собственную дебютную пьесу по рассказу Реймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви». К миру «высокого театра» Иньярриту относится с ненамного большим пиететом, нежели к миру «низкого кинокомикса». Сдержанную, простую, на первый взгляд безыскусную, но в итоге чрезвычайно пронзительную прозу Карвера (упомянутый рассказ заканчивается так: «Я слышал, как у меня бьется сердце. Я слышал, как у всех бьются сердца. Я слышал человеческий шум, который мы издавали, хотя никто из нас не шевелился, даже когда в комнате стало темно») Томсон уводит в сторону эффектного мелодраматического толкования, вдобавок ностальгически «состарив» время действия, то есть перенеся действие произведения, написанного в 1981 году, аж чуть ли не в 50-е. При этом никакой новой художественной формы дебютант предложить не в состоянии: все строго по Станиславскому-Страсбергу, воспринятым как инструкция и букварь. До такой степени, что на сцене пьют настоящий джин и предъявляют настоящую эрекцию, которая у предъявителя, по его же словам, теперь только на сцене и возможна. Впрочем, «высоколобая критика», еще одна составляющая театрально-киношной вселенной, тоже представляется для Иньярриту объектом разнесения в щепки. Гротескная критикесса из The New York Times, в разоблачении бездарности (истинной или мнимой) Бердмена-режиссера доходящая до апофеоза тоталитарного диктата вкуса - «высокого вкуса», предписывающего, кому и что любить, - такое же, в сущности, зло, как и голливудский масскульт с будто бы противостоящим ему нафталиновым реализмом... И вот все эти три «компонента» Иньярриту сталкивает - под энергизирующее барабанное соло - в некоем сюрреалистическом танце сюжета, когда одержимый своим сверхптичьим «я» герой, то летая над Нью-Йорком, то дефилируя в одних трусах по Таймс-сквер (среди реальной, не-массовочной толпы, кстати говоря), в итоге отказывается от избранной постановочной стратегии, прямо на сцене отстреливает себе нос/клюв из настоящего пистолета, под грохот настоящих оваций настоящих стоящих зрителей, и получает огневую арт-поддержку от ненавидящей его акулы театрального пера, вынужденной признать «неожиданное достоинство невежества». Но этот сюжетный танец не просто изыск драматургии. Эммануэль Любецки, соотечественник Иньярриту и один из величайших операторов начавшегося столетия, - визуально, телесно, из подкорки сознания героя и изнутри потрохов окружающего пространства смотрит в непрерывном движении на происходящее, это происходящее, собственно, на наших глазах и формируя. Фильм снят как бы одним планом (смонтирован, конечно, но смонтирован с расчетом именно на восприятие одного-единственного сверхдолгого плана): камера участвует во всех взлетах и падениях - в буквальном, гравитационном смысле взлетах и падениях - Человека-птицы, не мельтеша, не дрожа, не сбиваясь с великолепно продуманного и прочувствованного ритма, но прокладывая бесчисленные мебиусовы ходы в физическом и ментальном веществе мира. Между скомканным человечеством, изображенным в виде черточек на туалетной бумаге (психотренинг из репертуара нарколечебницы, откуда незадолго до этого вышла дочка главного героя), и уличным бродвейским лицедеем, который с преувеличенным сверх всякой меры, громокипящим надрывом декламирует из «Макбета» именно в тот момент, когда Ригган Томсон печально дефилирует мимо: «Life's but a walking shadow, a poor player / That struts and frets his hour upon the stage / And then is heard no more. It is a tale / Told by an idiot, full of sound and fury / Signifying nothing» (в переводе Лозинского: «Жизнь - ускользающая тень, фигляр, / Который час кривляется на сцене / И навсегда смолкает; это - повесть, / Рассказанная дураком, где много / И шума и страстей, но смысла нет»). Тем не менее смысл, вопреки всему, готов появиться, - стоит только соединить парадоксальные, сопротивляющиеся друг другу части театрально-галлюцинозной композиции. Так сказать, поверить антропологию орнитологией... (Сергей Терновский, «Киноафиша»)

Как устроен мир, Алехандро Гонсалес Иньярриту более или менее доходчиво показал в "Вавилоне" (Babel). Теперь он сужает задачу и, держа в уме цитату "Весь мир - театр", показывает устройство одного бродвейского театра: дело происходит в довольно козырном St. James Theatre, который, однако, в иронических целях персонажи порой называют захудалым. В "Бердмене" режиссер вообще много иронизирует и шутит, возможно, столько, сколько не шутил за всю свою предыдущую фильмографию. Однако испытывающему жесточайший кризис герою не до шуток, и в своей отчаянной попытке покорить Бродвей в качестве серьезного режиссера он использует рассказ классика Раймонда Карвера "О чем мы говорим, когда мы говорим о любви". У него же Алехандро Гонсалес Иньярриту одолжил и эпиграф - диалог с человеком, который добился того, чего хотел в жизни, а именно "чувствовать себя любимым на этой земле". Впрочем, герой, чья бывшая жена (Эми Райан) верно замечает: "Вечно ты путаешь любовь и восхищение", больше общается не с чувствительным Раймондом Карвером, а со своим внутренним Бердменом, куда более простодушным и самоуверенным. Тот подбадривает неврастеника социологическими и культурологическими наблюдениями, уверяя, что "шестьдесят - это новые тридцать" и что зрители на самом деле любят кровь и action, а не всякое "многословное, депрессивное философское дерьмо". Под это определение вполне подходят некоторые предыдущие фильмы Алехандро Гонсалеса Иньярриту, так что можно счесть "Бердмена" и некоей рефлексией автора по поводу собственного творчества, но действительно трезво и строго отнестись к себе ему, видимо, мешает кокетство и самовлюбленность, как и герою Майкла Китона, только порой с трудом пытающемуся казаться самоироничным. Сценаристы "Бердмена", понадергавшие цитат из различных американских классиков (вроде висящего у героя на зеркале изречения поэта Уоллеса Стивенса "Вещь - это то, что она есть, а не то, что о ней говорят"), чуть менее достойны светящего им "Оскара", чем актеры. Среди номинантов - Майкл Китон и Эдвард Нортон, состязающиеся в том, кто лучше сыграет самовлюбленного посредственного актера и неприятного человека, а также Эмма Стоун за роль желчной дочки героя, которая постепенно (и надо заметить, не слишком убедительно) оттаивает по отношению к папе, весь фильм выслушивающему упреки, что он плохой отец, и почти искренне в этом кающемуся. Но пожалуй, при просмотре "Бердмена" станиславское "Не верю!" довольно часто вертится на языке, и только одна эмоция вызывает настоящее, безусловное доверие - это страх облажаться, который транслируют, кроме главных героев, еще два прекрасно сыгранных персонажа второго плана: продюсер (Зак Галифианакис) и актриса (Наоми Уоттс), давно мечтавшая о Бродвее и теперь трепещущая от волнения и неуверенности в себе. Усугубляют нервозную атмосферу постоянно дребезжащие на саундтреке барабаны, тарелки и цимбалы, как будто тебя психологически готовят к какому-то смертельному цирковому номеру и герой, тряхнув своей бердменовской стариной, вот-вот совершит под куполом несколько фигур высшего пилотажа. Он и правда демонстрирует сверхспособности - левитирует в гримерке, двигает взглядом предметы, а во время кульминационной шизофренической ссоры со своим alter ego бесконтактным способом разбивает постер фильма "Birdman 3". Из других подвигов Человека-птицы стоит упомянуть разоблачение предубежденной критикессы из The New York Times (Линдсей Дункан) - размахивая у нее перед носом белой маргариткой, герой рассерженно кудахчет: "Ты ничего не способна увидеть, если у тебя нет для этого ярлыка!" - после чего рвет ее блокнотик и допивает ее мартини. Кроме того, герой отшлепывает газетой вышедшего из повиновения "актер актерыча" (Эдвард Нортон изображает его отчасти в духе самопародии), вытащив его в одних трусах из солярия, а сам в итоге доигрывается до почти полной гибели как бы всерьез и до рецензии, где бриллиантом сверкает слово "суперреализм". С надоедливыми джазовыми барабанами в "Бердмене" порой пытается бороться какая-то проникновенная классическая музыка, и изредка они, к счастью, вообще умолкают, чтобы люди могли хоть немного поговорить по-человечески, почти не притворяясь круче, чем они есть, как, например, в сцене, когда герои Эдварда Нортона и Эммы Стоун играют в true or dare на крыше, словно приподнявшись над всей этой театральной условностью, разваливающимися декорациями, сваливающимися париками, отклеивающимися усами и бутафорскими пистолетами, которые, однако, и тут по всем чеховским понятиям рано или поздно стреляют. Вообще, визуально "Бердмен" - фильм энергичный, бойкий, подвижный, камера Эммануэля Любецки то и дело шастает по длинным закулисным коридорам, снятым как бы одним планом, и монтажные склейки тут не всегда заметишь. Зато назойливо лезут в глаза цветовые эффекты - в картине очень мало естественного освещения, и театральная жизнь окрашена то в тревожный красный, то в обнадеживающий зеленый, то в потусторонний синий. За два часа к раздражающим звукам и краскам можно немного притерпеться, и в целом "Бердмен" получился гораздо симпатичней и занимательней большинства фильмов данного автора, но все-таки, если выбирать, как в коммуникативной игре, "правда или действие", в "Бердмене" скорее больше второго, отвлекающего от некоторой недостаточности и неубедительности первого. (Лидия Маслова, «Коммерсантъ»)

6 причин посмотреть фильм «Бердмен». [...] 1. Камбэк Майкла Китона. Прежде всего, это грандиозное возвращение Майкла Китона, первого «правильного» Бэтмена в полнометражном кино франшизы. В фильме Иньярриту Китон играет Риггана Томпсона, помятого жизнью актера, готовящегося к премьере собственного спектакля на Бродвее. В первой же сцене мы застаем Риггана, левитирующего в трусах в позе лотоса. Дело в том, что Ригган - не совсем обычный человек. В молодости он прославился тем, что сыграл роль супергероя Бердмена, и теперь его преследует тень былой славы - в виде навязчивого внутреннего голоса, иногда принимающего облик мускулистого человека-птицы в синем оперении с железным клювом. Развлекается Ригган тем, что взглядом передвигает предметы, а иногда может и взлететь. Только вот сейчас у него - экзистенциальный кризис. Бывшая жена говорит, что он ничтожен, дочь совсем отбилась от рук, любовница врет, что беременна, а суровая женщина-критик собирается разнести его еще не поставленную пьесу в пух и прах. И только иной раз какая-нибудь сентиментальная поклонница узнает его в баре и просит сфотографироваться в обнимку. Иньярриту говорит, что роль Бердмена для Китона, безусловно, символична (учитывая супергеройское прошлое актера), но он не задумывал эту роль под Майкла. Изначально он планировал взять Фассбендера или Харрельсона. Что ж, хорошо, что не взял. Будет не удивительно, если Китон получит за эту роль «Оскара». 2. Реабилитация Иньярриту. После хорошего фильма «Сука-любовь» Алехандро Гонсалес Иньярриту снял не совсем удачный «21 грамм», сомнительный «Вавилон» и мрачный «Бьютифул». О нем перестали говорить как о перспективном режиссере. Фамилия Иньярриту стала синонимом чего-то унылого и слезоточивого. «Бердмен» же - прямое доказательство, что Иньярриту не растерял своего былого мастерства, а возможно, даже приобрел и большее (в компании с чувством юмора). Безусловно, фильм о творческом кризисе является для режиссера автобиографичным. Но он не стал опускаться до поиска полной идентичности и делать этот фильм о режиссере (подобно «Синекдоха, Нью-Йорк» Кауфмана). Удобнее спрятаться за универсальной маской актера - человека, живущего чужими образами. 3. Триумф Эдварда Нортона. После выдающейся роли в «Бойцовском клубе» Эдвард Нортон впервые за пятнадцать лет получил равного по силе и темпераменту персонажа. Его героя зовут Майк Шайнер, и он играет в пьесе Риггана «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Нортон раздевается догола в первые же десять минут. Дальше - больше. Он пытается изнасиловать свою партнершу по сцене в исполнении Наоми Уоттс прямо под одеялом на глазах у тысячи зрителей (оказывается, что эрекция появляется у него только на сцене!). Потом Шайнер не без успеха влюбляет в себя дочь Риггана. Бонус - драка между Нортоном и Китоном, в которой актеры готовы друг друга придушить. Иньярриту признался, что Нортон практически так же ведет себя на съемках, как его герой в фильме - давит на режиссера и пытается настоять на своем видении. Но чтобы оценить это, нужно посмотреть момент спора Майка с Ригганом. 4. Крутые героини. Забудьте о хорошей девочке Эмме Стоун. В «Бердмене» она играет циничную оторву в драных колготках, прячущую от своего отца косяк. В порыве стервозности она скажет Риггану: «У тебя даже нет фейсбука! Это равносильно тому, что ты не существуешь». Еще одна эффектная блондинка в картине - Наоми Уоттс, играющая актрису Лесли, всю жизнь мечтающую сыграть на Бродвее. Лесли домогаются как мужчины (Шайнер), так и женщины (любовница Риггана). Но она - прямой антипод дочери Риггана, потому что слишком женственна и совсем не может постоять за себя. 5. Оператор Любецки. Имя оператора Эммануэля Любецки в мире кинематографа говорит само за себя. Практически постоянный оператор Терренса Малика и Альфонсо Куарона, мексиканец по прозвищу Чиво имеет репутацию самого интересного человека с киноаппаратом в наши дни. И если вводная сцена в прошлогодней «Гравитации», снятая одним планом, была своего рода сенсацией, то в «Бердмене» Любецки превзошел себя. Кажется, что весь фильм снят одним длинным планом, а первая монтажная склейка появляется только в финале. И если это даже всего лишь иллюзия, она очень умело сконструирована. 6. Возвращение интереса к театру. Действие всего фильма развивается за кулисами или на сцене театра. Здесь выясняются отношения, занимаются любовью, стреляют в голову. И, пожалуй, центральная тема всего сюжета озвучена в заголовке пьесы, которую ставит Ригган - «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Это название романа Раймонда Карвера, американского поэта и новеллиста. Ригган, которого мучает чувство ненужности этому миру, на подмостках и в гримерке должен найти ответ на главный вопрос: «Нужен ли он кому-то в этой жизни? Его творчество, он сам». Почему дочь жалеет отца только после высказанных оскорблений и обвинений? Почему жена возвращается со словами любви только после успешно поставленного спектакля? И, возможно, единственный выход из этого коммуникационного и возрастного кризиса - воспарить в компании своего безумного двойника с железным клювом. Что наша жизнь? Игра. Посмотреть фильм «Бердмен» в рамках недель «Оскара» можно с 19 февраля по 4 марта в кинотеатре «Москва» (расписание). Для приобретения билетов в кинотеатр без клубной карты вам нужно произнести кодовую фразу. Найти ее можно в разделе «Джентльменский "Оскар"» на нашем сайте. (Наталья Серебрякова, «GQ»)

Новый фильм Алехандро Гонсалеса Инньяриту «Бердмэн» амбициозен, но лишен несносной претенциозности голливудских опусов режиссера. Неофитское желание вписаться в американский артстрим в сочетании с мексиканским темпераментом Инньяриту породили кичевую тошнотворность «Вавилона» и картины «Бьютифул». Хотя фильм «21 грамм», замешанный на осколках сериальных коллизий, засвидетельствовал нерастерянную (после переезда на новое место работы) упругость режиссерского мышления и мощную характерность персонажей. Нынешние амбиции Иньярриту связаны более всего с технологией съемок, с выдающейся работой оператора - Эмманюэля Любецкого, с головокружительной непрерывностью нарратива и отменным актерским ансамблем. Право на спасительный монтаж в данном случае минимизировалось, поспособствовав иному пониманию ролевого легато и драйва, и внутренней линии развития образов. Однако предупреждаю: смотреть «Бердмэна» надо непременно по-английски. Дублированная версия огрубляет впечатление, нагружает фильм пафосом, мелодраматизмом, да и актеры, лишившись собственного голоса, то есть важнейшего инструмента, предстали в искаженном свете. Между тем эта картина - о природе актерства, актерского вещества, существа. Иньярриту снимал сцены, эпизоды в хронологическом порядке, дабы актеры в ролях театральных актеров (за исключением трех персонажей) прожили, отрепетировав мизансцены во время прогонов спектакля и его премьеры, проходы за кулисы, на Таймс-сквер, в бар в режиме «реалити-шоу». Без видимых склеек. «Неожиданная добродетель невежества» - подзаголовок фильма и название статьи матерой критикессы «Нью-Йорк таймс», оценившей, несмотря на свой гротескный снобизм, роль Риггана Томпсона (Майкл Китон) в бродвейском спектакле (в театре «Сент-Джеймс»). Роль попсовой кинозвезды, прославившейся двадцать лет назад в голливудском «Бердмэне», а теперь решившей завоевать Нью-Йорк. Майкл Китон, сыгравший Бэтмена, поимел возможность сверить новую роль с личным актерским бэкграундом. Но не это обстоятельство, прозрачное и очевидное, составляет закавыку последнего фильма Инньяриту. Извечная и банальная коллизия - рискованная ставка на возвращение былой актерской славы - выворачивается тут наизнанку. Герой Китона решается спродюсировать, поставить и сыграть роль в спектакле по рассказу Раймонда Карвера (его сочинения использовал Олтмен в сценарии «Срезок») начала 80-х «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Действие этого рассказа в «Бердмэне» перенесено в 50-е, чтобы подчеркнуть ностальгическую старомодность старого актера, решившегося на бродвейский дебют. Актера, живущего в ушедшей реальности, не засвеченного в сетях, а значит, несуществующего, и только волею случайных (фабульных) обстоятельств оказавшегося наконец залайканным, когда протрусил в трусах по Таймс-сквер. Дверь служебного театрального входа захлопнулась, когда актер во время спектакля вышел покурить, и он вынужден был пробираться к главному входу сквозь нью-йоркскую толпу, где его снимали к удовольствию Эммы Стоун, сыгравшей дочь актера, наркоманку, в роли ассистентки папы после реабилитации и необходимой режиссеру в качестве Посторонней в этом и любом театральном бедламе или гадюшнике. Рассказ Карвера выбран Ригганом по сентиментальным соображениям: некогда писатель-алкоголик увидел будущего Бердмэна в школьном, кажется, спектакле и оценил, накарябав на салфетке комплимент. Спектакль, который ставит голливудский простак и в котором играют Эдвард Нортон, успешный - в отличие от своего партнера - по роли актер и Наоми Уоттс, по роли его любовница и актриса, для которой дебют на Бродвее, как для Риггана, есть ставка больше, чем жизнь, архаичный до неловкости. Как, впрочем, водится на Бродвее. Иньярриту сталкивает два мира - Голливуда и Нью-Йорка, реально и по видимости противоположных, однако невольно или намеренно вскрывает мифологию разных клише. В бытовом «психологическом» спектакле бывший Бердмэн появляется в парике. Есть там и другие идиотизмы. Например, ироническая закулисная реплика по поводу режиссуры еще одной актрисы (Андреа Райзборо), любовницы Риггана и его партнерши. Поэтому карикатурная, казалось бы, театральная критикесса, поначалу презирающая бывшую кинозвезду, но написавшая положительную рецензию, вполне вписывается в единый шоумир, несмотря на анекдотический стереотип про «два мира, два Шапиро». В роли залихватского продюсера спектакля, пекущегося об успехе, Зак Галифианакис - точный в тривиальных убеждениях и ужимках. Не случайно тут и присутствие внутреннего, так сказать, голоса бывшего Бердмэна, буквально воплощенного в двойнике актера, заставляющего его сомневаться в новом предприятии, мучиться, но и парить над Нью-Йорком, то есть обрести свободу в другом пространстве и на сцене. Именно Бердмэн помогает обвести замшелым спектаклем престижную публику. Мы эту публику, немолодую, респектабельную, имеем возможность наблюдать. Женщины в черной - ритуально стильной одежде, мужчины в правильных - Нью-Йорк, как-никак, - очках и т.д. Но для того чтобы укротить таких интеллектуалов и завсегдатаев бродвейских премьер, бывший Бердмэн совершает обманчивый трюк, из которого становится ясно: условие добродетельного (успешного) актера состоит в том, чтобы не перепутать - на съемках и на сценах - штампы. А также использовать их для взаимной поддержки. Но так, чтобы ни публика, ни критики не догадались. Вполне трезвый режиссерский посыл. (Зара Абдуллаева, «Искусство кино»)

Алехандро Гонсалес Иньярриту рисковал войти в историю с титулом самого скучного кинорежиссера нулевых - по крайней мере, из когорты тех, у кого достаточно других - не столь сомнительных - титулов. Кудрявого мексиканца всегда отличали похвальные умения: он мог, к примеру, собрать блестящий актерский ансамбль, пригласить к работе над саундтреком кинокомпозитора недюжинного таланта и завербовать в качестве сценариста хорошего писателя Гильермо Арриагу. Все это, впрочем, он же и перечеркивал раздражающим морализмом, "чернухой" и навязчивым желанием выдавить из зрителя слезу. Можно долго рассуждать о том, проснулась ли в Иньярриту долго дремавшая ирония - или он выработал в себе хороший вкус и чувство меры методом проб и ошибок. Да и какая разница? Ведь "Бердмена" - эту дерзкую и нервную трагикомедию о том, как пленка воюет с бродвейскими подмостками, а смешные парики сражаются со спецэффектами - совсем не нужно анализировать. Ей нужно просто восхищаться. Ингредиентам того же рецепта - исполнителям высшего класса, занятному сюжету и актуальной проблематике - как выяснилось, не хватало всего-то пары приправ. Юмора и здорового сумасбродства. Главное достоинство обвешанной наградами ленты - ее, как бы банально ни звучало это слово, кинематографичность. Фильм Иньяритту - редкий в наши дни образец, который можно, грубо говоря, "потрогать руками". Где-то он, пожалуй, и позволяет себе опираться на книжные каноны (недаром важную роль в фабуле сыграл рассказ американского писателя Раймонда Карвера), а где-то - на театральные - и это еще более объяснимо: весь сценарий выстроен вокруг попыток бывшей звезды идиотской экшн-фантастики поставить серьезную пьесу. Но по своей фактуре эти два часа - стопроцентное кино. Оно разговаривает с аудиторией, прежде всего, на языке изумительных визуальных ходов. Чья это заслуга? Конечно же, оператора. За последние годы мы привыкли к красивой картинке лишь в статике (да и то, как правило, в унылом арт-хаусе), но Эммануэль Любецки доказывает: нужно, как минимум, повременить с похоронами динамической съемки. "Бердмен" прорисован по хичкоковским канонам - единым, бесшовным проездом камеры через все повествование, а "монтажные склейки", если и есть, то замаскированы эстетически безупречными "перебивками". И это при том, что его ритм постоянно меняется от неспешной разговорной драмы со звуковым сопровождением Чайковского и Шуберта до чуть ли не триллера, замешанного на эксцентрике, - с фоном бодрых джазовых битов. Между тем при кажущейся неоднородности и даже разножанровости (а каким еще можно представить фильм про артиста в крутом пике творческого кризиса?) картина Иньярриту вышла удивительно цельной. Он рассудителен ровно настолько, чтобы не быть хоть на йоту нравоучительным и нудным. И смешон - в диапазоне от прысканья в кулак до гомерического хохота - но ни разу не опускается до пошлого манипулирования зрительским весельем: от этого воздерживается даже прекрасный комик Зак Галифианакис. Тут можно провести параллели с создателями примерно десятка современных шедевров - братьями Коэнами: грех не вспомнить их замечание о греческих трагедиях и комедиях, до сих пор определяющих все кинематографические постановки. Высокий и низкий стиль тут сочетаются столь органично, что в иной момент нетрудно растеряться - смеяться ли от абсурдности некоторых ситуаций, плакать ли от сочувствия к персонажам, в эти ситуации угодившим. Авторы "Бердмена" ухитрились виртуозно обыграть даже, казалось бы, навязший в зубах прием c расстройством личности. Герой Китона не занимается самокопанием на тему умерших близких или потерянной юности, как это часто бывало в "психологических" блокбастерах, так или иначе перевирающих задумки "Соляриса" Тарковского. Вместо этого Ригган Томпсон со вкусом взрывает лампочки методом телекинеза, устраивает в Нью-Йорке локальный армагеддон, а то и вовсе изящно парит над улицами "Большого Яблока" после одиночной попойки. Сложно проигнорировать и толику автобиографичности в этом повествовании. Не для режиссера, а для исполнителя главной роли. Поколение девяностых наверняка помнит прекрасные экранизации комиксов о "Бэтмене" Тима Бертона. В те годы Майкл Китон был натуральной звездой, хотя особого актерского таланта от фигуры в дурацком ушастом костюме не требовалось. По остроумной режиссерской задумке, лысоватый мужчина возрастной категории "за шестьдесят", внезапно оказавшийся великолепным артистом, теперь вынужден играть посредственность с огромными амбициями. И, вместе с тем, абсолютно понятным нежеланием подстраиваться под современные представления о величии. Ригган напрочь отрицает Twitter, Instagram, не считает просмотры роликов на YouTube - и чертовски симпатичен в этом ретроградстве. С другой стороны, вся эта старомодность в большей степени продиктована эгоизмом и нарциссизмом. О них, в принципе, и рассказывает "Бердмен", лихо выставляющий любителя метода Станиславского - Эдварда Нортона - в анекдотическом свете и одинаково больно пинающий самовлюбленных деятелей искусства и желчных критиков - не менее самовлюбленных мастеров клише и шаблона. И быть бы всему этому гротескным высказыванием мизантропа, если бы не трогательная любовь Иньярриту к своему герою - самовлюбленному и не слишком-то одаренному, зато искренне и мучительно рефлексирующему сукину сыну. Для "Бердмена" в этой связи сочинили отличный подзаголовок - "Неожиданное достоинство невежества". Ну а мы бы предложили еще один, хоть и не нами придуманный. "Повесть о настоящем человеке". (Шамиль Керашев, «RG.ru»)

О чем мы говорим, когда говорим о «Бердмэне». Мы говорим, что «Бердмэн» - лучший фильм минувшего года, и о том, что в идеальном мире именно он должен бы получить Оскар, хотя сами не знаем, зачем ему этот напрочь дискредитированный золотой болванчик. Мы говорим, что Любецки - бог, и завороженно следуем за петляющей по театральному закулисью камерой, и чувствуем головокружение, ныряя вместе с ней с крыши многоэтажки и просто заглядывая вниз с балкона. Мы обсуждаем невидимые склейки так, будто они что-то значат сами по себе, хотя сам по себе важен только эффект присутствия, преследования, ощущения себя частью этого двухчасового реалити с живыми диалогами и то и дело появляющимся в кадре барабанщиком, который здесь и сейчас задает ритм нашему пульсу. Мы удивляемся отказу Иньярриту одновременно от глобализма и трущобной экзотики, от разговоров о душе и коллажирования реальности. Мы высматриваем аллюзии за «Малхолланд Драйв» и «Бойцовский клуб», единодушно резюмируя, что Наоми Уотс в последний раз была так хороша у Линча, а Эдвард Нортон хорош здесь, как всегда, о чем и сам прекрасно знает. Мы довольно усмехаемся над шутками про Гослинга и Дауни-младшего, тонем в огромных глазищах Эммы Стоун и морщимся при виде критика «Нью-Йорк таймс», будто сами унюхали рядом бомжа. Мы параллелим карьеры Майкла Китона и его героя, создавая лишний повод для сочувствия последнему и упуская из вида то, как Ригган Томпсон похож на самого Иньярриту. На человека, который решился сделать нечто принципиально новое для себя. Сколько раз упрекали мексиканца в излишней серьезности, патетике и амбициозных замахах на вещи чересчур глобальные, чтобы о них можно было говорить одновременно и небанально, и искренне. Сколько раз звучали сомнения в том, что режиссер сумеет показать нечто убедительное без использования фактуры и колорита грязных подворотен. А он взял и смог. И этот фокус с превращением воскресил такое редкое, такое забытое ощущение кино как волшебства - не зря камера поглядывает временами на вывеску «Majestic», словно напоминающую о стареньком кинотеатре из фильма Дарабонта. Каждая сцена «Бердмэна» - это кристаллизованный синефильский восторг. Здесь все заставляет погрузиться в состояние того самого невежества, которое только и способно пробудить настоящее незамутненное восприятие. На живую нить Иньярриту собирает маленькие трагедии, попутно отпуская пошлые и не очень шутки, посредством которых нивелируется возможный пафос. Только ленивый не заметил этого внезапно пробудившегося в режиссере чувства юмора. Но мало кто проникается тем, как любой из запертых в зазеркалье реальной жизни героев похож на сгусток боли и разочарования. Обласканный лучами славы Майк Шайнер устраивает представление с эрекцией, потому что его жизнь - это сцена, за пределами которой он полный ублюдок и импотент, потому что все, о чем он мечтает - вырвать глаза забавной девчонке и посмотреть на мир этим свежим взглядом. Морщинки у глаз Лесли складываются в безнадежность последнего шанса покорить Бродвей. Невозможность иметь детей раз за разом уводит Лауру на сцену с танцующими в клубах дыма лосями. И, куда же без него, сам Ригган Томпсон, маниакально пытается воскресить запылившуюся популярность. Ригган Томпсон, жаждущий высказать что-то сакральное, поделиться чем-то очень личным и очень дорогим (поставить спектакль по рассказу Раймонда Карвера, благодаря полупьяному комплименту которого он стал актером), и его темное Эго, пытающееся расправить крылья и рвануть обратно, в Голливуд, к дорогому экшену и дешевой славе. Ригган Томпсон, затевающий с журнальным критиком спор, в котором рождаются две истины - и кто знает, какая из них вернее. С одной стороны, творческий человек, создавая нечто из ничего... нет, не из ничего - из кровавых лохмотьев вывернутой наизнанку души, голодных амбиций и трепетной надежды, ставит на карту все. С другой - и этого может быть мало, а результат вполне может оказаться посредственным и мертворожденным. Критик ничего не может потерять, строча очередной клишированный обзор. Наверное, ничего. Кроме своей очень субъективной правды. Интереснее же всего то, что Иньярриту нигде и ни разу не дает однозначно понять, был ли спектакль хорош, а Томпсон талантлив и достоин настоящей, не раздутой спецэффектами славы. И как воспринимать финальный выстрел: как успех или как поражение? Было ли это реальным сеансом кровопускания, необходимого застоявшемуся Бродвею, либо - всего лишь последней, вызванной безысходностью попыткой привлечь к себе внимание? Не сделал ли он шоу из искусства, предав таким образом последнее? Ведь, по сути, что получил этот списанный в утиль супергерой? Кто стал средоточием такой желанной им любви? Чей взгляд в конце прослеживает его полет? Взгляд дочери, представительницы поколения твиттера, которая меряет успех количеством лайков и фолловеров. Дочери, глаза которой загорелись уважением к отцу лишь тогда, когда его свежезарегистрированный аккаунт в Фэйсбуке собрал за пару часов рекордное количество подписчиков. Такого успеха добился Ригган, таким успехом восхищена Сэм. А теперь самое время вспомнить, о какой любви говорил Карвер в своем рассказе. О любви абсолютной, противопоставленной тому кратковременному чувству, которое все мы привыкли называть любовью. Чувству, которое стирается и заменяется другим аналогичным. И здесь очевидно, что всплеск любви к Риггану сойдет на нет за отсутствием новых пробегов в трусах, стояков на сцене и отстреленных носов. Потому, когда вы завороженно вздыхаете: «Полетел!» - меня мучает вопрос: «А не начал ли он падать?» (Виктория Горбенко, «Посткритицизм»)

Ригган Томсон (Майкл Китон), кинозвезда в отставке, на старости лет пытается зайти в бессмертие с парадного входа: он на свои деньги ставит на Бродвее спектакль по рассказу Реймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви» и сам в нем играет, причем сразу две роли. Также в пьесе заняты две женщины, молодая возлюбленная Риггана (Андреа Райсборо), которая то ли беременна, то ли нет, и серьезная актриса (Наоми Уоттс), которая тоже дебютирует в театре и потому пребывает в истерике. На четвертого участника, ко всеобщему облегчению, во время репетиции падает осветительный прибор; его срочно заменяют на уважаемого актера (Эдвард Нортон), известную сволочь и человека, который настолько чтит систему Станиславского, что на сцене пьет настоящий джин. Продюсирует пьесу лучший друг и адвокат Риггана (Зак Галифианакис), ассистентом работает риггановская дочь (Эмма Стоун), девица с комплексом киношного ребенка («тебя никогда не было дома») и проблемой с веществами. В гримерку периодически заглядывает бывшая жена. В соседнем баре сидит критикесса из The New York Times и заранее смазывает стрелы ядом. Одним словом, Ригган находится на грани нервного срыва. Вдобавок у него нелады с головой: артист, четверть века назад сыгравший супергероя Бердмэна, воображает, что может левитировать и двигать предметы на расстоянии, и слышит, как пернатый мститель обзывается низким голосом. Амбициозный формалист, Алехандро Гонсалес Иньярриту наконец нашел себе подходящую пару - Эммануэля Любецки (тоже, кстати, мексиканца, несмотря на фамилию), оператора Куарона и Малика, которому Куарон обязан почти всем, а Малик - как минимум чем-то. Главный в мире специалист по длинным безмонтажным планам, Любецки на этот раз сохраняет иллюзию непрерывной съемки на протяжении почти всей картины, словно отказываясь дать герою передохнуть вплоть до финальных сцен. Склеек (если пользоваться устаревшей терминологией) там, конечно, достаточно, и камера дразнит зрителя своими фокусами, демонстративно проглатывая на экране минуты и часы или исчезая в экране смартфона, чтобы вылезти из телевизора. Если первое, о чем говорят в связи с фильмом, - его техническая виртуозность, это не очень хороший знак, но Любецки делает, кажется, даже больше программы-максимум: когда надо, он заставляет забыть о себе и о происходящем у нас на глазах аттракционе. Его камера умеет все: сейчас она может быть птицей, а через секунду превратиться в сверчка в уголке. Это море удовольствия, несомненный триумф, фантастическая работа, которая войдет в учебники. После «Звездной карты» Кроненберга и «Зильс-Марии» Ассайяса это третий большой фильм 2014 года об изнанке актерского ремесла. И если мысли Иньярриту на этот счет не отличаются ни глубиной, ни оригинальностью, то работать с актерами он умеет как мало кто. Китон играет чужой характер и собственную биографию (а Эдвард Нортон - чужую биографию и, кажется, собственный характер), он отличный артист, играющий среднего; техническая задача ничуть не проще, чем у Любецки. И даже в худшие моменты получается как минимум смешно. Судя по отрывкам, которые мы видим, риггановская постановка одного из самых знаменитых рассказов Карвера - ровно та безжизненная, претенциозная фальшивка, которую обещает уничтожить (в довольно нелепой, впрочем, сцене) злобная критикесса: между карверовской ясной, обманчиво простой прозой и театральными мелодекламациями в дурных париках лежит пропасть. Артисты, занятые в этом спектакле, за кулисами коллективно разыгрывают один большой профессиональный невроз. Один разносит гримерку, терзаясь сомнениями в собственной состоятельности, другой, наоборот, настолько в себе уверен, что сексуально возбуждается только на сцене. Все вместе рыдают, целуются и дерутся. Но «Бердмэн» - это, конечно, не фильм «Сукины дети»; насколько Иньярриту нравится пинать (небольно) Голливуд, настолько же он, судя по всему, презирает Бродвей. Там - продавшиеся таланты и всяческий твиттер, здесь - нарциссы с пустыми амбициями и дурачье, которое смотрит им в рот. Однако сатира - это для Иньярриту слишком мелко. Мексиканец так почтительно относится к многослойным метафорам, что они постепенно берут фильм под свой контроль, вытесняя из него все живое, непосредственное, в итоге материализуясь в броской и, откровенно говоря, пошлейшей развязке. Здесь в кои-то веки нет смертельно больных и никто случайно не сбил ребенка, но ответ на любые экзистенциальные кризисы у Иньярриту один: мелодраматическая клякса, удобное, многозначительное, но, в сущности, ничего не значащее решение всех проблем. Пока метафорой болтается один Бердмэн, все хорошо. Но в какой-то момент и сам Ригган перестает быть артистом в поисках признания и самоуважения - он становится символом, знаком артиста в поисках признания и самоуважения. Может ли знаку в галлюцинациях являться метафора? Возможно, только так и бывает - следовало бы спросить Борхеса или Ролана Барта, которых режиссер тут призывает в порядке неймдроппинга. Несомненно, Ригган, в первую очередь - сам автор фильма, художник, вынужденный жить с тем, что он не он, а сумма чужих представлений о нем. Но не все ли мы находимся в этом положении? Не перестраховывается ли он, переводя стрелки на Голливуд, паразитов-критиков, бывших жен, сделав героя актером средней руки? Неужели блокбастеры - такая уж грандиозная проблема для мировой культуры, и что делать с предыдущими тремя фильмами самого Иньярриту - выспренними, тяжеловесными спекуляциями? При всей анекдотичности и мазохизме «Бердмэна» режиссер по-прежнему не производит впечатления человека, готового к самокритике и даже самоиронии. Он согласен быть отвергнутым и униженным (любопытно, что самые эффектные эпизоды фильма словно одолжены из среднестатистических кошмарных снов), но в конечном итоге все равно видит окружающих карикатурами, а себя - метеором в ночном небе, Икаром, опалившим крылья. Вопрос в том, может ли Икар посмотреть на себя со стороны. (Станислав Зельвенский, «Афиша Воздух»)

Легко усомниться в искренности, допустим, Мэттью Вона и Джеймса Ганна, которым собственные картины (соответственно дилогия «Пипец» (2010-13) и «Супер» (2010)), хлестко высмеивающие повальное - и тлетворно влияющее на разум - увлечение людей супергероями, не помешали заключить с киностудиями контракт на постановки кинокомиксов с бюджетами в сотни миллионов долларов. А вот Алехандро Гонсалес Иньярриту, хочется верить, не поддастся соблазну - и ни за какие коврижки не согласится вписываться в сверхмодный тренд после того, что прозвучало в «Бердмэне». Одно дело непредсказуемое, непредвиденное, неожиданное достоинство всеобщего невежества, олицетворением которого выступает Ригган, когда-то стяжавший феноменальную славу, но с тех пор - настойчиво пытающийся избавиться от тени выдуманного борца с несправедливостью, преследующего его (в том числе в буквальном, психиатрическом смысле). И совсем другое - углублять и обогащать эстетику, которую режиссер, надо полагать, ненавидит ничуть не меньше, чем Табита, кажущаяся сущей фурией, когда клянется не допустить триумфа «голливудского клоуна в костюме птицы из лайкры» в сфере высокого искусства. На протяжении сеанса не покидает крамольная мысль, что роль Томсона волей-неволей стала для Майкла Китона автобиографической - и причина не в прозрачных намеках на дилогию о Бэтмене, после которой карьера кумира кубарем покатилась вниз: такую одержимость, грозящую безумием и физической гибелью, нельзя сымитировать. Но и пресловутый Бердмэн1 является лишь частью мощной культурной традиции, если пока и не накрывшей, то - стремительно порабощающей (вслед за США и странами Западной Европы) всю планету. Можно и не подозревать, что своенравная, независимая в суждениях дочь является возлюбленной «нового Человека-паука», а Макс Шайнер, гордящийся статусом настоящего (бескомпромиссного, не умеющего играть плохо) актера, изображал «невероятного Халка». Это не безобидное увлечение, не кратковременное массовое помешательство. Иньярриту указывает на изменение характера мышления, на постепенно укрепляющуюся в подсознании абсурдную, по-детски наивную веру в наличие сверхспособностей - от банального телекинеза (Ригган почти не замечает, как усилием воли перемещает предметы) до дара летать. А бесплотное (впрочем, в какой-то момент обретающее плоть) Альтер-эго не устает подначивать его, завлекая масштабом и величием целлулоидных подвигов. После «Бердмэна» прежние попытки осмыслить феномен (как, например, в «Хэнкоке» (2008), где супергероев поставили в один ряд с теми, кого древние считали богами, ангелами) прозвучат претенциозными и псевдофилософскими. Но для талантливого кинематографиста, каждый полнометражный фильм которого неизменно вызывает повышенный резонанс, это является началом, точкой отсчета. В сравнении с примененной уникальной (трудноосуществимой и с внедрением цифровых кинокамер и компьютерной обработки изображения) техникой съемок схожие опыты - от хичкоковской «Веревки» (1948) до «Русского ковчега» (2002) - покажутся в лучшем случае кустарными, ученическими. То, что, например, у братьев Паоло и Витторио Тавиани являлось неординарным приемом, возведено режиссером, кинодраматургами и оператором Эммануэлем Любецки в ранг полноценного художественного метода. Возникающее у зрителя ощущение присутствия рядом с действующими лицами, свободного перемещения по театру и окрестным улицам завораживает - и боишься хоть на мгновение отвлечься, оторвать взгляд от экрана, рискуя упустить что-нибудь важное. При этом и демонстративно использованный пару раз классический, эйзенштейновско-годаровский монтаж приобретает особую выразительность. Это призвано послужить «прививкой» против расколотого мировоззрения наших современников, сформированного - помимо блокбастеров «фабрики грез» - бесконечным потоком видеоклипов, рекламных роликов, выкладываемых в Интернет обрывочных записей (например, прогулки средь бела в нижнем белье бывшей кинозвезды). Ригган потому и уцепился за пьесу по Карверу (как бы ни уверял Шайнера, что отдает дань уважения писателю, встреча с которым предопределила выбор профессии), что надеется доказать себе: маска человека-птицы не приросла к лицу, а он сам - не превратился окончательно в часть масскульта, еще существует как самоцельная личность. Алехандро Гонсалес Иньярриту всячески поддерживает в том многострадального персонажа, усматривая в его мытарствах отдаленные параллели с трагедией шекспировского Макбета и внося в обыденный окружающий мир вкрапления в духе магического реализма2, все-таки радикально отличающегося от привычных кинофантазий или, скажем, драм о расстройстве психики. Однако усилия пропали бы втуне, если б желание Томсона высвободиться из плена иллюзий и прорваться к невымышленной жизни не увенчалось успехом, не получив подтверждения чем-то истинным - вроде собственной крови, пролитой в порыве отчаяния... или вдохновения? Здесь мало, как говорил Писатель, ведомый Сталкером у Андрея Тарковского, «вложить душу, сердце» или даже «вынуть мерзость из души», которые обязательно сожрут, не поморщившись. Творчество Карвера, ориентировавшегося на чеховское наследие (собственно, и внезапно стреляющий под занавес пистолет - намек на принцип заряженного ружья на сцене), цитата из поэта Уоллеса Стивенса, воспевавшего «не идею о вещи, но саму вещь», выдает глубинные устремления авторов. В невежестве и вправду можно найти неожиданные достоинства - порыв к подлинному через нагромождение искусственного, фальшивого, пошлого. К реализму, обогащенному магическим восприятием, взамен вязкого, точно трясина, постмодернизма. Вообще говоря, радужный прием «Бердмэна», осыпанного престижными наградами и отлично прошедшего в кинопрокате (общемировые кассовые сборы оцениваются в $103,2 млн. при бюджете порядка $16,5-22 млн.), вселяет робкую надежду, что выход из культурного тупика уже ищется. 1 - Кстати, подобный персонаж действительно существовал - в одноименном мультсериале 1967-69-х годов и косвенном продолжении, «Харви Бердман» (2000-07). 2 - Несложно заметить и сборник рассказов «Лабиринты» Хорхе Луиса Борхеса в руках Майка. Авторская оценка 9/10. (Евгений Нефедов)

Второй год подряд Венецианский фестиваль открывался американской картиной мексиканского режиссера, снятой Эммануэлем Любецким, выдающимся мексиканским же кинооператором. Как и прошлогодняя «Гравитация» Альфонсо Куарона, лучшая на сегодняшний день картина Алехандро Гонсалеса Иньярриту «Бердмен» - исключительный технический аттракцион, актуальное авторское кино и неизбежный пациент «Оскара» в одном дизайнерском флаконе. Нет, коммерческим чемпионом картина Иньярриту не станет, но по всем остальным параметрам эти фильмы вполне можно сравнивать. Хотя, казалось бы, где открытый космос и где располагающий к клаустрофобии бродвейский театр (где, по тамошнему обыкновению, нет даже фойе - за полной его нефункциональностью: толпиться можно на улице) со всеми его гримерками, кулисами, укромными уголками, компактным залом на 800 мест и сценой, на которой в дрянной декорации силятся поставить спектакль по рассказу Рэймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Роберт Олтман, чей сатирический дух несомненно витает над «Бердманом», снял по рассказам Карвера блестящую картину Short Cuts, 21 год назад удостоенную в Венеции «Золотого льва». С другой стороны, где легкий, импровизационно-джазовый Олтман, и где тяжеловесный, расчетливый Иньярриту с его «Вавилоном» и прочим «Бьютифулом». А вот однако же. Сильная черта голливудских мастеров экрана, неважно какого они происхождения, - в возможности и желании рисковать, нарушать сложившиеся конвенции, изобретать себя заново. Раскрытая в «Гравитации» «тема космоса» изначально располагала мексиканских кинематографистов к инновационному техническому подходу. Раскрытая в «Бердмене» «тема театра» - в лучшем случае к навязшей в зубах «художественной условности». Но Иньярриту и Любецкий предъявили театр как космос - так же камерно, и с тем же размахом, как в «Гравитации» Куарон и Любецкий предъявляли космос как театр - сначала двух, а потом одного актера. Не игрушечный микрокосм, не пошлый «весь мир театр», а полноценную сложную и опасную вселенную, где каждый вечер парад планет, где у каждой планеты своя орбита, а столкновение с критиком «Нью-Йорк Таймс» может стать причиной крушения - совсем как столкновение с метеоритом. В «Бердмене» Иньярриту впервые избавился от латиноамериканской «мыльности», так или иначе присущей всем его фильмам, сохранив, однако, привязанность к латиноамериканскому же магическому реализму - смехотворном в «Бьютифуле», но пришедшимся абсолютно кстати в истории об отставном герое кинокомиксов про Бердмена, с большим человеческим пониманием сыгранном экс-героем комиксов про Бэтмена Майклом Китоном. От грозного человека-птицы ему передались завидные экстрасенсорные способности в виде полетов во сне и наяву, левитации и перемещения предметов усилием воли. После расставания с соавтором Гильермо Арьягой, мастером эффектных драматургических ходов и манипулятивных сценарных схем «Суки-любви» и «Вавилона», после художественного провала с «Бьютифулом» Иньярриту наконец отошел от жанра искусственных глобалистских феерий, открыв для себя искусство чистой кинематографической хореографии - когда камера становится таким же персонажем, как и те, кого с видимым удовольствием играют актеры. Сказать, что сфокусированный на заглавном герое, но учитывающий траектории каждого из связанных с ним персонажей (неожиданно эксцентрический Эдвард Нортон и Наоми Уоттс в ролях его сценических партнеров - настоящих, в отличие от Бердмана, театральных актеров; еще одна полузвезда комиксов - на сей раз про Человека-паука - Эмма Стоун в виде его дочери), фильм снят подвижно - значит ничего не сказать. Во время просмотра сложно не ощутить вертиго - фильм состоит из длинных, сложнейших планов, соединенных друг с другом практически без швов, не без выпендрежа затейливо. Действие практически полностью сведено к подготовке, репетициям и первым показам спектакля, который должен вернуть статус творческого работника «последнему герою боевиков», и камера, вслед за ним, всего лишь несколько раз выходит «на воздух» - причем не куда-нибудь, а прямиком на Таймс-сквер, через который оставшийся в одних трусах вследствие безвыходного положения герой вынужден пройти, чтобы попасть на сцену. Майкл Китон, беззастенчиво раскрывший свой всеми забытый высокий актерский класс, играет извечную драму своей профессии, которую знает как никто. Актер, ставший «заложником одной роли» и вышедший в тираж, но с этим внутренне не согласившийся и готовый все отдать ради перемены участи, он находится в жесточайшем творческом кризисе, из которого может выйти только победителем - слишком уж многое поставлено на карту. Его нет ни в твиттере, ни в инстаграмме, ни в фейсбуке, а значит, как справедливо утверждает дочь, его вообще нет. Иньярриту снимает современный апдейт «8 1/2» (фантазийный эпизод полета над городом тоже присутствует) - ироническую медитацию на тему парадоксов актерской профессии и нюансов творческого процесса во времена ю-тьюба и твиттера, не читки требующих с актера, и тем более не полной гибели всерьез. «Славу» герою Китона вернет, разумеется, не никудышный спектакль по Карверу и даже не мерещащийся ему ремейк «Бердмена», а форс-мажорная унизительная пробежка голым по Таймс-сквер. Но это, конечно, совсем другая слава - она может устроить современных «селебрити», но естество актера, «коммерческого» или театрального (в конце концов, и воплотивший архетип Актера Актерыча Эдвард Нортон снимался в каком-то там «Халке», а Наоми Уоттс была девушкой Кинг Конга), ей никак не может удовлетвориться. «Бердмен» - помимо прочего, признание в любви «актерскому цеху», его нервному, рисковому, опасному труду и призыв к освобождению от классификаций, ранжиров и стереотипов в его оценке, до которых так падки критики (актриса Линдси Данкан создает малоприятный, но психологически точный образ критикессы, убежденной в непогрешимости своих суждений и вершении судеб мира на самовольно захваченном бродвейском пятачке). Нет списка «А» и списка «В» - есть только случай, выбор, везение или, выражаясь пафосно и пошло, судьба. Главная героиня «Гравитации» в исполнении списанной было со счетов актрисы Сандры Буллок, в финале фильма обретала искомую тяжесть тела. Главный герой «Бердмена», сыгранный списанным в утиль Майклом Китоном, обретает, наоборот, невесомость. (Стас Тыркин, «Искусство кино»)

Когда Ригган, немолодой актер в изрядном подпитии, решается подойти в баре к строгой нелюдимой женщине и заговорить с ней, терять ему нечего. Он бывшая суперзвезда подростковых блокбастеров про супергероя-птицу Бердмена; он давно вышел в тираж и теперь пытается вернуть не столько славу, сколько самоуважение, поставив на Бродвее (раньше театр его не прельщал) старую забытую пьесу о любви, с собой же в главной роли. Она всемогущий критик The New York Times, и от ее рецензии всецело зависит судьба спектакля, премьера которого назначена на завтра. Разумеется, знакомство не задалось. «Вы знаменитость, а не актер», - презрительно цедит сквозь зубы она, а в ответ он, взбешенный, хватает ее блокнот и читает там наброски к очередной статье: «Здесь же штамп на штампе, ты только навешивать ярлыки горазда!» И выходит из бара, хлопнув дверью. Это, конечно, тоже штамп: зрителю заранее ясно, что на премьеру дамочка придет и спектакль ей очень понравится. «Нежданная добродетель неведения» (таков, кстати, поставленный в скобки подзаголовок фильма) - этот типично нью-йоркский выпендрежный заголовок она даст своему восторженному тексту, и фиаско обернется триумфом. Не считайте это спойлером: «Бердмен», все действие которого разворачивается в кулисах, гримерках, на сцене и в ближайших окрестностях того самого бродвейского театра, действительно полностью посвящен репетициям и выпуску злополучного спектакля - однако успех или неуспех у зрителя отнюдь не является его подлинной кульминацией. Фильм устроен стократ сложнее, хитрее, прихотливее. А мини-сюжет с критиком упомянуть было необходимо, чтобы совершить признание. Я, хоть и не обладаю властью погубить карьеру Алехандро Гонсалеса Иньярриту, тоже ничего не ждал от его нового фильма, нашпигованного звездами и поставленного на дежурное открытие Венецианского фестиваля. Мне всегда казалось, что этот способный человек, когда-то дебютировавший яркой драмой «Сука-любовь», от фильма к фильму ухудшается, осваивая в совершенстве искусство спекуляции: «21 грамм» еще был самобытным, «Вавилон» и «Бьютифул» - уже напыщенными, хоть и мастеровитыми, пустышками. Теперь я разоружен его картиной, которую смотрел буквально с открытым ртом, и могу вымолвить только глуповатое, совсем не критическое «Браво!». К чему, по-хорошему, стоило бы добавить еще и «бис»: «Бердмен» так ошеломляет, что хочется немедленно пересмотреть его еще как минимум пару раз. Однократного просмотра действительно недостаточно для анализа этой колоссальной картины - рационального, подробного, пристрастного. Она гипнотизирует примерно так же, как прошлогодняя «Гравитация», сделанная товарищем Иньярриту, другим талантливым мексиканцем Альфонсо Куароном, и тоже открывавшая Венецианскую Мостру. Да и снимал ее тот же человек, которого, не испугавшись ложного пафоса, пора называть гением, - оператор Эммануэль Любецки. В «Гравитации», заставляя нас терять представление о трехмерном пространстве, он снимал черноту космоса, и первая монтажная склейка появлялась минуте, кажется, на пятнадцатой. Ну а в «Бердмене» - на сто пятнадцатой, за пять минут до финала: весь этот многофигурный и многоплановый фильм, в котором с десяток главных героев, еще и снят единым планом. Или выдает себя за снятый единым планом, что еще удивительнее - столь мастерская иллюзия в картине о разоблачении любых иллюзий. Но, конечно, ее бесспорная формалистическая виртуозность (это касается и прихотливого сценария, и всех без исключения актерских работ) - лишь оболочка для глубокой и пронзительной человеческой комедии. Кроме всего прочего, у Иньярриту еще и проснулось отличное чувство юмора. «Бердмен» - картина о том, что такое театр: так неординарно и умно его взаимоотношения с кинематографом, с одной стороны, и самой реальностью, с другой, в последний раз исследовались у Альмодовара, в фильме «Все о моей матери». Следовало бы предписать обязательное посещение фильма Иньярриту если не всем театральным труппам планеты, то как минимум студентам всех уважающих себя театральных вузов. Театр как упорный поиск своего амплуа, от которого потом не отделаться даже ценой жизни. Театр как погоня за подлинностью с предсказуемо провальным результатом. Театр как арена амбиций, заставляющих забыть о любви и искренности ради самовыражения, хотя какую-такую «самость» при этом выражает актер, непонятно ему самому. И самовлюбленный премьер по фамилии Шайнер - «Сияющий», - у которого эрекция возникает только при выходе на сцену (лучшая роль Эдварда Нортона со времен «Бойцовского клуба»), и его непостоянная партнерша, ищущая счастья то с мужчинами, то с женщинами, но превыше этого ставящая профессиональную гордость (Наоми Уоттс, будто помолодевшая, как в «Малхолланд-драйве»), и хамоватая ассистентка режиссера, она же его дочь, с вечно заначенным косяком (Эмма Стоун), и невротичный продюсер, панически страшащийся провала (совсем не комикующий и потому отличный Зак Галифианакис), и многие другие - лишь актеры второго плана на воображаемой сцене в голове Риггана, сходящего с ума в преддверии премьеры - важнейшего вечера своей ничтожной, как ему кажется, жизни. Все кульбиты камеры Любецки, от которых захватывает дух, а сердце начинает биться в такт с сумасшедшим, состоящим исключительно из соло на ударной установке, саундтреком, - еще и путешествие по мозгу одного человека, роль которого умопомрачительно сыграна Майклом Китоном. Он тот, кого мы знаем, нравится нам это или нет, прежде всего по главной роли в двух «Бэтменах» Тима Бертона, и кто здесь восстает против той, подзабытой даже фанатами, своей славы, волей или неволей сливаясь с сыгранным персонажем вплоть до абсолютной нераздельности. Его шизофреническое альтер эго - остроклювый пернатый монстр с глухим голосом, ведущий с Ригганом непрекращающийся внутренний диалог о природе самореализации и необходимости мифической надстройки над скучным «я». Вероятно, о феномене американского супергероизма «Бердмен» говорит больше, чем «Хранители» и «Мстители» вместе взятые. Продолжать можно долго, но стоит ли? Констатирую напоследок лишь одно. Если бы кто-то еще неделю назад мне сказал, что Алехандро Гонсалес Иньярриту снимет один из лучших фильмов года, я испытал бы искушение плюнуть ему в глаза. Теперь, когда я говорю это сам, непонятно, что делать: не плевать же в зеркало. Хотя этот акт, безусловно, был бы в духе «Бердмена» и его героя. (Антон Долин, «Афиша Воздух»)

Второй год подряд венецианская Мостра открывалась американской картиной мексиканского режиссера, снятой Эммануэлем Любецким, выдающимся мексиканским же кинооператором. Как и прошлогодняя «Гравитация» Альфонсо Куа­рона, лучшая на сегодняшний день картина Алехандро Гонсалеса Иньярриту «Бердмен» - исключительный технический аттракцион, актуальное авторское кино и неизбежный пациент «Оскара» в одном дизайнерском флаконе. Нет, коммерческим чемпионом картина Гонсалеса Иньярриту не станет, но по всем остальным параметрам эти фильмы вполне можно сравнивать. Хотя, казалось бы, где открытый космос и где располагающий к клаустрофобии бродвейский театр (где, по тамошнему обыкновению, нет даже фойе - за полной его нефункцио­нальностью: толпиться можно на улице) со всеми его гримерками, кулисами, укромными уголками, компактным залом на 800 мест и сценой, на которой в дрянной декорации силятся поставить спектакль по рассказу Раймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви». Роберт Олтмен, чей сатирический дух несомненно витает над «Бердменом», снял по рассказам Карвера блестящую картину Short Cuts - «Срезки», - двадцать один год назад удостоенную в Венеции «Золотого льва». С другой стороны, где легкий, импровизационно-джазовый Олтмен и где тяжеловесный, расчетливый Гонсалес Иньярриту с его «Вавилоном» и прочим «Бьютифулом». А вот однако же. Сильная черта голливудских мастеров экрана, не важно какого они происхождения, в возможности и желании рисковать, нарушать сложившиеся конвенции, изобретать себя заново. Раскрытая в «Гравитации» «тема космоса» изначально располагала мексиканских кинематографистов к инновационному техническому подходу. Раскрытая в «Бердмене» «тема театра» - в лучшем случае к навязшей в зубах «художественной условности». Но Гонсалес Иньярриту и Любецкий предъявили театр как космос - так же камерно и с тем же размахом, как в «Гравитации» Куарон и Любецкий предъявляли космос как театр - сначала двух, а потом одного актера. Не игрушечный микрокосм, не пошлый «весь мир театр», а полноценную сложную и опасную вселенную, где каждый вечер парад планет, где у каждой планеты своя орбита, а столкновение с критиком «Нью-Йорк Таймс» может стать причиной крушения - совсем как столкновение с метеоритом. В «Бердмене» Алехандро Гонсалес Иньярриту впервые избавился от латиноамериканской «мыльности», так или иначе присущей всем его фильмам, сохранив, однако, привязанность к латиноамериканскому магическому реализму - смехотворному в «Бьютифуле», но пришедшемуся абсолютно кстати в истории об отставном герое кинокомиксов про Бердмена, с большим человеческим пониманием сыгранном экс-героем комиксов про Бэтмена Майклом Китоном. От грозного человека-птицы ему передались завидные экстрасенсорные способности в виде полетов во сне и наяву, левитации и перемещения предметов усилием воли. После расставания с соавтором Гильермо Арриагой, мастером эффектных драматургических ходов и манипулятивных сценарных схем «Суки-любви» и «Вавилона», после художественного провала с «Бьютифулом» Гонсалес Иньярриту наконец отошел от жанра искусственных глобалистских феерий, открыв для себя искусство чистой кинематографической хореографии - когда камера становится таким же персонажем, как и те, кого с видимым удовольствием играют актеры. Сказать, что сфокусированный на главном герое, но учитывающий траектории каждого из связанных с ним персонажей[1] фильм снят подвижно - значит ничего не сказать. Во время просмотра сложно не ощутить вертиго - фильм состоит из длинных, сложнейших планов, соединенных друг с другом почти без швов, не без выпендрежа затейливо. Действие практически полностью сведено к подготовке, репетициям и первым показам спектакля, который должен вернуть статус творческого работника «последнему герою боевиков», и камера вслед за ним всего лишь несколько раз выходит «на воздух» - причем не куда-нибудь, а прямиком на Таймс-сквер, через который оставшийся в одних трусах вследствие безвыходного положения герой вынужден пройти, чтобы попасть на сцену. Майкл Китон, беззастенчиво раскрывший свой всеми забытый высокий актерский класс, играет извечную драму своей профессии, которую знает как никто. Актер, ставший «заложником одной роли» и вышедший в тираж, но с этим внутренне не согласившийся и готовый все отдать ради перемены участи, он находится в жесточайшем творческом кризисе, из которого может выйти только победителем - слишком уж многое поставлено на карту. Его нет ни в Твиттере, ни в Инстаграмме, ни в Фейсбуке, а значит, как справедливо утверждает дочь, его вообще нет. Алехандро Гонсалес Иньярриту снимает современный апдейт «8 1/2» (фантазийный эпизод полета над городом тоже присутствует) - ироническую медитацию на тему парадоксов актерской профессии и нюансов творческого процесса во времена ЮТьюба и Твиттера, не читки требующих с актера и тем более не полной гибели всерьез. Славу герою Китона вернет, разумеется, не никудышный спектакль по Карверу и даже не мерещащийся ему римейк «Бердмена», а форс-мажорная унизительная пробежка голым по Таймс-сквер. Но это, конечно, совсем другая слава - она может устроить современных «селебрити», но естество актера, «коммерческого» или театрального (в конце концов, и воплотивший архетип Актера Актерыча Эдвард Нортон снимался в каком-то там «Халке», а Наоми Уоттс была девушкой Кинг Конга), ею никак не может удовлетвориться. «Бердмен» - помимо прочего, признание в любви актерскому цеху, его нервному, рисковому, опасному труду и призыв к освобождению от классификаций, ранжиров и стереотипов в его оценке, до которых так падки критики (актриса Линдси Данкан создает малоприятный, но психологически точный образ критикессы, убежденной в непогрешимости своих суждений и вершении судеб мира на самовольно захваченном бродвейском пятачке). Нет списка «А» и списка «В» - есть только случай, выбор, везение, или, выражаясь пафосно и пошло, судьба. Главная героиня «Гравитации» в исполнении списанной было со счетов актрисы Сандры Буллок в финале фильма обретала искомую тяжесть тела. Главный герой «Бердмена», сыгранный списанным в утиль Майклом Китоном, обретает, наоборот, невесомость. [1] - Неожиданно эксцентрический Эдвард Нортон и Нао­ми Уоттс в ролях его сценических партнеров - настоящих, в отличие от Бердмена, театральных актеров; еще одна полузвезда комиксов - на сей раз про Человека-паука - Эмма Стоун в виде его дочери. (Стас Тыркин, «Искусство кино»)

Картина Иньярриту оказалась настолько непохожа на все его уже известное наследие, что зритель спрашивает сам себя - а не притворство ли все это, нет ли там Полански или Линча за кулисой с дирижерской палочкой в руках? Удивительное дело: режиссер умудрился снять кино, которое может претендовать на шедевральность по множеству причин и по такому же множеству до нее не дотягивать. В нем все просто и не просто: сняв, по сути, антикомикс (таких в последнее время выходит предостаточно, где герой полагает, что он супергерой, получает по морде, но не теряет веры, и всем смешно), Иньярриту напичкал его просто невообразимым количеством аллюзий, шуток и пародий. Следом в ход пошли: великолепный актерский состав, подобранный, к тому же, по четкому плану, и сюжетная линия, в которой все время что-нибудь сталкивается - театр с кино или мужчина с женщиной, далее по списку. И словно страдая от неутолимого стремления к идеалу, режиссер доверил операторскую работу Эммануэлю Любецки: если помните, лауреату «Оскара-2014» за работу над «Гравитацией». Вторую статуэтку подряд в одной категории оператор вряд ли получит - а жаль, ведь именно его работа в «Бердмэне» стала одной из лучших в году. Вдоволь поразвлекавшись с космосом в фильме Альфонсо Куарона, в этом проекте Любецки словно демонстрирует зрителю, что его зона рабочего комфорта не зависит от пространственных параметров. Камера в фильме Иньярриту делает все, что ей заблагорассудится - она проваливается в стены, ныряет в экраны гаджетов, ночует на улице, глядя в небо, убегает от персонажей или, наоборот, преследует их, не пропуская ни одного закоулка. Действие при этом происходит главным образом внутри узких театральных коридоров, иногда вырываясь на простор. Впрочем, тоже нарочито построенный, не сбежишь. На исходе первого часа картины - ровно на середине пути - у зрителя начинает немного кружиться голова. Благодаря великолепной операторской работе возникает ощущение, что эти безумные ребята сняли всю затею одним бесконечным дублем, не выключая камеру даже по ночам. Дэвид Линч - который прячется в «Бердмэне» повсеместно, а иногда, как в сцене нелепого однополого поцелуя Наоми Уоттс с Андреа Райзборо, вовсе и не прячется - должен по достоинству оценить уважение, проявленное мексиканским режиссером. Непривычное нежелание объектива выбирать себе объект постоянного внимания было свойственно именно фильмам американца - и здесь, когда камера постоянно утрачивает интерес к одному герою, разворачивается на 180 градусов и летит к другому через коридоры и двери, через головы, плечи и руки то театральной публики, то театральных же работников, хочется аплодировать. Точно так же хочется аплодировать актерам - это нормально, ведь мы видим не совсем кино в буквальном смысле этого слова. У «Бердмэна» куда более, чем двойное дно, и исполнителям основных ролей в нем приходится постоянно играть то себя, то себя в театре, то еще черт знает что. При этом картина абсолютно лишена всякого рода гротескных перевоплощений, реалистичных снов и буйных фантазий, а галлюцинации в чистом виде преследуют только главного героя и мало отражаются на его коллегах и общей обстановке. В этот чуть ли не телеспектакль не нужно добавлять «магического реализма», который постоянно искушал Иньярриту до этого проекта: более того, здесь предельно упрощены человеческие отношения: эта беременна, эта пытается слезть с иглы, это сволочь, а этот просто хороший человек с бородой. Мексиканец тщательно подобрал актеров на главные роли: живущий между интеллектуальным кино и блокбастерами Эдвард Нортон, к примеру, здесь очевидно играет отточенную пародию на самого себя. Кровь, испорченная этим актером многим голливудским режиссерам и продюсерам, измеряется даже не в центнерах: Нортон в стремлении к идеальной игре курочит утвержденные сценарии, материт постановщиков и порой уходит из проекта на середине работы, не получив необходимых уступок. Рядом с ним в «Бердмэне» Наоми Уоттс - парочка уже поработала вместе в «Разрисованной вуали», а самой австралийке на этот раз досталась роль, сплошь состоящая из аллюзий. Достаточно того, что по сюжету ее героиня - киноактриса, мечтающая покорить Бродвей. Вспоминаем «Малхолланд Драйв» и «Кинг-Конг», хихикаем, идем дальше. В центр повествования, окончательно смешав сценарий с реальностью, Иньярриту ставит Майкла Китона - он, как и его персонаж, давно вынужден мириться с неумолимо тускнеющей известностью. Китон когда-то играл Бэтмена у Тима Бертона, его герой Ригган стал звездой, снявшись в трех фильмах о Бердмане и не один ли черт, на какой твари был основан этот общий для них супергерой? Весь фильм персонажи старательно перечисляют нам актеров, «на которых тоже напялили плащ» - Роберт Дауни и Джереми Реннер в этих диалогах соседствуют с Вуди Харрельсоном, сыгравшем в одном из лучших антикомиксов под назанием «Защитнег». Иньярриту старательно отворачивается сам и отворачивает героев и зрителя от кинокомикса как явления - он всю дорогу является объектом насмешек и ненависти, и все для того, чтобы в результате состоялось великое примирение субкультур, добытое потом и кровью, причем кровью настоящей. Театр в «Бердмэне» не держится в голливудской тени - наоборот, он прет на выходца с Фабрики Грез, словно испанский бык, требуя отдать все силы и даже сверх оных. Нам припомнят все - ведь что для киноартиста неудачный дубль, для театрала - провал, кинозритель не грозит актеру тухлым помидором, а одна разгромная рецензия в профильной рубрике многотиражки значит для спектакля в миллион раз больше, чем тысячи отрицательных отзывов в адрес среднего боевика. Промотавший свои заработанные на супергеройском кино денежки Ригган приходит зарабатывать на чужую поляну: об этом ему спешат напомнить все, ровно как и о том, что он безнадежно вышел в тираж. Это звучит из уст первых встречных и родных и близких, недаром тема самоубийства явно и невидимо проскальзывает по всему сюжету и завершается на неопределенной, но только на первый взгляд, ноте. Об этой картине написано уже очень много и будет написано еще больше: своих «Оскаров» «Бердмэн», безусловно, возьмет, хотя бы потому, что театром бредят не только его персонажи - он то и дело снится киноакадемикам, как вечное напоминание о том, где лежит истинное искусство. При этом в России этому фильму уж точно не светит никаких особых сборов - зритель предпочитает ему что угодно, идущее в соседнем зале, не желая взваливать на себя его кажущуюся тяжесть. Зря это все - за смехотворные в наши времена 18 миллионов долларов Иньярриту создал один из лучших фильмов современности и это не преувеличение: более того, хотя бы для того, чтобы полностью погрузиться в мир, созданный камерой Любецки, нужно смотреть эту картину в кино. В конце концов «Бердмэн» громко, хоть и несколько иронично, говорит о любви, а она, как известно, «движет Солнце и светила». Не до шуток. (Андрей Митрофанов, «Амурская правда»)

«Где твои крылья, которые нравились мне?» - вопрошает актера Риггана Томсона его мистический двойник - опереточное существо в перьях, орлиным взором глядящее на него со старой афиши на стене театральной гримерки. Существо зовут Бердмэн, Томсон играл его двадцать лет назад в супергеройской франшизе, и с тех самых пор оно не дает артисту покоя: оставшись навек парнем в маске и трико, тот не может реализовать свои актерские амбиции в глазах публики и своих собственных. Теперь в решительной попытке переломить общественное мнение Ригган готовит в бродвейском театре спектакль «О чем мы говорим, когда мы говорим о любви» по Рэймонду Карверу - как автор инсценировки и исполнитель главной роли, на собственные деньги; эта постановка либо изменит его жизнь, либо окончательно добьет его карьеру. О чем мы говорим, когда мы говорим об Алехандро Гонсалесе Иньярриту? Обычно - о просчитанном трагическом надрыве, склонности к маньеризму, о превратно понятом магическом реализме и банальностях, которые режиссер изрекает с важностью Кристофера Нолана и бессмысленной настойчивостью уличного проповедника: то есть о тех типических чертах его кинематографа, что кочуют у мексиканца из фильма в фильм, делая их настолько невыносимыми. Когда-то окрыленный успехом своего дебюта «Сука-любовь», Иньярриту поверил в то, что он большой автор, и снимает с тех пор только на масштабные темы - Любовь, Судьба, Душа, Смерть, и это было бы ничего, если бы тяга к заглавным буквам не перерастала в упоенный графоманский капслок. Мозаичные, сложно выглядящие сюжеты Гильермо Арриаги и соответствующий им хитроумный параллельный монтаж на деле подчинялись прямолинейной логике закона Мерфи: взмах крыльев бабочки непременно вел к катастрофе, все повешенные на стену ружья стреляли, хотя бы и на другом континенте - эффектная размашистая манипуляция, идущая, как это часто бывает, рука об руку с сомнительной философией нью-эйджевого толка (как знаменитый пассаж про 21 грамм, столь полюбившийся духовно богатым особам всех мастей). «Бьютифул» поссорившийся со сценаристом Иньярриту написал сам, использовав тот же принцип, и стало еще хуже: в этом фильме чувствуется уже какое-то наслаждение горестной судьбой главного героя, количество смертей исчисляется десятками, и даже киты выбрасываются на берег от безнадежности, а уровень патетики таков, что вряд ли может быть чем-то, кроме симуляции искренности. Ей и является. О чем говорят, когда говорят о «Бердмэне»? О том, что тут шутят, что само по себе сенсация, поскольку самой распространенной претензией к Иньярриту всегда был проклятый вопрос современности Why so serious? Впрочем, новость о том, что этот режиссер снимает комедию, так и осталась самой удачной шуткой «Бердмэна»: ударные юмористические моменты фильма заключаются в том, что кто-нибудь оказывается в одних трусах в неподходящей для этого ситуации, а сатира на шоу-бизнес бьет только по самым легким мишеням - пользователям твиттера, журналистам и критикам (легко представить радостное возбуждение членов Американской киноакадемии в тот момент, когда Ригган устраивает отповедь в стиле «сперва добейся» мегере из The New York Times). Наиболее удачный персонаж получился у Эдварда Нортона, который играет звезду-премьера: привычно лоснясь лицом, Нортон обращает свой обычный режим сияющего самодовольства в автопародию. Но значимым отсутствием в списке объектов насмешек выделяется сам режиссер, который по-прежнему относится к себе в искусстве с большой серьезностью. За самоиронию можно принять разве что присутствие в сюжете Карвера - автора лаконичной и тонкой прозы, максимально далекой от фонтанирующего суесловия Иньярриту; но есть резон полагать, что режиссер себя с ним сопоставляет, а не противопоставляет, ведь из этого и прежних фильмов автора вполне очевидно, что себя он относит к «серьезному искусству» - одному из двух полюсов обозначенной в «Бердмэне» примитивной оппозиции. Для Риггана Томсона возможностью восстать птицей Фениксом из пепла становится спектакль по Карверу, для играющего его Майкла Китона - фильм Иньярриту. Китон, игравший Бэтмена у Тима Бертона и с тех пор полузабытый, у Иньярриту был изначально обречен на успех. Все любят камбэки и все любят роли, резонирующие с биографией актера: то и другое трогательно, особенно когда возрождение легенды становится сюжетом, а актерство - главной темой фильма. Удивительно (на самом деле не очень) то, что в этом фильме о лицедействе очень скучно лицедействуют; все разговоры о невероятном перевоплощении Китона происходят от смешения артиста с персонажем и влияния контекста: Китон техничен, но не выходит за рамки успешного воспроизведения голливудских клише. Но о чем говорит Иньярриту, когда говорит об артистическом призвании? О том, примерно, что для актера велика опасность спутать сцену и реальность, а маска (комическая, трагическая или, как здесь, птичий клюв) может прирасти к лицу. Он и в этом, впрочем, не уверен, отчего нагромождает несколько финалов подряд в попытке поярче проиллюстрировать свои умозаключения. Так или иначе, в ответах на сложные вопросы режиссер, как всегда, не на высоте (спасибо на том, что не цитирует шекспировский афоризм, а ведь мог бы). Даррен Аронофски уже достаточно банален; повторять за Дарреном Аронофски - какая-то удивительная степень лености ума: с «Черным лебедем» совпадает не только сюжет, но даже образный ряд, а также ключевое драматургическое решение - продемонстрировать в кульминации абсурдный CGI-аттракцион, окончательно превратив свое серьезное искусство в полновесный летающий цирк Монти Пайтона. Попробуйте провести этой сцене проверку Валерием Кипеловым: представьте, что в ее середине за кадром включается песня «Я свободен» - все сойдется. Но хватит молчать о главном: «Бердмэна» снял Эммануэль Любецки. Виртуоз такого уровня - редкая птица даже в Голливуде, имя Любецки в титрах последние лет десять означает превращение любой картины в tour de force операторских суперспособностей. В прошлом году это была «Гравитация» и ее знаменитые семнадцать минут, и в этом смысле «Бердмэн», снятый как будто бы весь одним кадром, логично видеть как попытку посоревноваться, у кого длиннее план, что выглядит довольно спорным занятием для взрослого человека (вспомним еще, между прочим, что главное умение Бердмэна - преодоление гравитации). Формальное оправдание приема - уподобление фильма театру, где действие происходит в реальном времени; однако правда жизни состоит в том, что театральные представления мы не смотрим глазами всевидящего наблюдателя, который веет где хочет, преследует героев и левитирует вокруг них, норовя заглянуть в глаза. Иньярриту удается добиться эффекта в той точности, с которой актеры появляются и уходят со сцены, но театральные long takes - это «Веревка» Хичкока, где камера держит средние планы и перемещается по прямой, так что становится незаметной; фейерверки Любецки - наоборот, притягивают внимание и заставляют о себе говорить. Это триумф именно кинематографической техники, который не имеет ничего общего с театром и в случае «Бердмэна» едва ли поддерживает содержание фильма, но застит глаза, побуждая отвлечься от дела на забеги с секундомером и позабыть о вопросах, которые остались без ответов или с неудовлетворительными ответами. Их много. Хороший ли актер Ригган Томсон или все его достоинства - это руки-крылья и сердца пламенный мотор? Во-первых, это красиво, а во-вторых? Зачем нужен фильм, главное содержание которого - то, как он сделан? О чем нам говорить, когда мы говорим о «Бердмэне»? И зачем? (Андрей Карташов, «Сеанс»)

За Алехандро Гонсалесом Иньярриту уже давно закрепилось амплуа режиссера тяжелых и мрачных произведений, оттого новую его работу можно назвать настоящим сюрпризом, так как контраст с предыдущими лентами разительный. «Бердмэн (или Неожиданное преимущество невежества)» - это яркое, живое, остроумное, динамичное произведение, точно достойное звания одной из лучших кинокартин года и являющееся непревзойденным в фильмографии мексиканского постановщика. Оно и не удивительно, ведь все составляющие этой киноленты почти безукоризненны и гармонично взаимодополняют друг друга. Во-первых, блистательный сценарий, развивающий историю стареющего актера Риггана Томпсона (Майкл Китон), чья слава осталась далеко в прошлом, да и та была лишь следствием его главной роли в блокбастере о комиксовом персонаже Бердмэне двадцать лет назад. Перебравшись из Голливуда в Нью-Йорк, снедаемый амбициями и желанием доказать миру, что он актер с большой буквы, а не очередная посредственность, Ригган планирует поставить на Бродвее пьесу Раймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви», где сам же и исполнит главную роль. В предпремьерные дни атмосфера в театре нервная, но максимально наэлектризовывается, когда после инцидента на репетиции Ригган вынужден искать замену выбывшему артисту, и на появившуюся вакансию ему предлагают взять эксцентричную звезду Майка Шайнера (Эдвард Нортон), который по счастливой случайности близок с одной из актрис, Лесл и (Наоми Уоттс). Но он привносит с собой еще больше хаоса в и без того нестабильную обстановку, например, заигрывая с дочерью режиссера Сэм (Эмма Стоун), работающей у отца ассистенткой. По ходу, Риггану также придется разбираться с чрезмерно заботливой бывшей женой (Эми Райан) и любовницей (Андреа Райзборо), также играющей в спектакле. Дело усугубляется и тем, что авторитетный критик «Нью-Йорк Таймс» планирует написать уничтожительную рецензию на многострадальную постановку. Единственным оплотом благоразумия в этой творческой вакханалии остается продюсер и лучший друг Риггана Джейк (Зак Галифианакис), но его усилий явно недостаточно, чтобы остановить происходящее вокруг него безумие. То есть в два часа хронометража утрамбовано несколько настолько насыщенных дней, что при просмотре голова буквально идет кругом. Как нельзя лучше в данном случае применим шаблон «фильм захватывает и не отпускает до самых титров». Неукоснительно точная темпо-ритмика при невероятной плотности сюжета и сложности драматургии - свидетельство высочайшего уровня режиссуры, явленной Иньяритту. Сценарий же хорош еще и тем, что, несмотря на явную сосредоточенность на фигуре протагониста, все второстепенные персонажи получают, по крайней мере, по одному яркому эпизоду, и, в принципе, никто из персонажей не растворяется бесследно в повествовании. Актерский ансамбль в «Бердмэне» отыгрывает выше всяких похвал, для многих это их лучшие роли. Собственно, артистам пришлось адаптироваться к длинным дублям, снимаемых с единственного ракурса, когда цена каждой ошибки многократно возрастает, что приблизило их именно к театральному исполнению роли. Но, наверное, главной уникальной чертой фильма является операторская работа Эммануэля Любецки, который превзошел свое прошлогоднее достижение с «Гравитацией», где присутствовала семнадцатиминутная сцена, снятая без монтажных склеек. «Бердмэн» же целиком решен как единый длинный план. Конечно, это только видимость, на самом деле склейки имеют место быть, но иллюзия беспрерывности действа остается нерушимой. Про технику съемки в «Бердмэне» при желании вообще можно писать отдельную статью, потому как для этого была проведена поистине колоссальная подготовка режиссером и оператором. Обращает на себя внимание и детальная, кропотливая работа со светом, помимо прочего, несущим и определенное символическое значение. Присущий картине эффект театральности ни в коем случае не отменяет того, что «Бердмэн» абсолютно кинематографическое достижение, Любецки чуть ли не полностью отказывается от общих планов, всегда фокусируя камеру на частностях, отдельных персонажах (преимущественно Риггане), что подчеркивает субъективность всего показываемого. Нетривиальностью отличается и саундтрек джазиста-ударника Антонио Санчеса, редкий случай, когда основной музыкальной темой становятся исключительно ударные. Такое звучание поначалу представляется чересчур минималистичным, однако, в условиях почти отсутствующего классического монтажа именно стук барабанов зачастую задает ритм отдельных сцен и идеально дополняет атмосферу легкого абсурдного безумия, творящегося на экране. Если пытаться жанрово определить фильм, то он ближе всего к трагикомедии в стиле магического реализма, балансирующей на границе мета-кинематографа. В этом ближайшим тематическим и идейным аналогом «Бердмэну» оказывается «Синекдоха, Нью-Йорк» Чарли Кауфмана. Точно также тут в центре внимания оказывается герой-режиссер, стремящийся через постановку пьесы разрешить все внутренние конфликты и его фрустрации, фантазмы и фобии, которые для него воплощены в реальности и неотделимы от нее. И зритель созерцает мир кинокартины почти только через призму восприятия, то есть картина строится на полном субъективизме, изредка разбавляемым намеками на объективный взгляд (на чем строится комизм определенных сцен). Фильм манифестирует категорическое отрицание художником-творцом существования внешнего мира, отличающегося хоть как-то от представления творца о нем. Ригган выбирает путь «донкихотства», глубоко убежденный в значимости всех своих начинаний и поступков, несмотря на то, что постоянно наталкивается на их несоответствие окружающей действительности. «Бердмэн» заключает в себе подлинно многоуровневую проблематику и оставляет пространство для множества интерпретаций. Тут просматривается и противопоставление поп-культуры и высокого искусства, которые, меж тем, во многом неотрывно взаимосвязаны, наглядная иллюстрация третьего закона диалектики Гегеля. Исследуется и сама природа искусства, именно к этому отсылает подзаголовок «Неожиданное преимущество невежества». Не обошлось и без критики масс-медиа и одержимости социальными сетями. Но понятно, что смысловым ядром киноленты фигура Риггана Томпсона, отчаянно надеющегося искупить все свои прошлые ошибки постановкой Карвера. Иньяритту совершенно не стесняется говорить о том, что эгоцентричность главного героя не обязательно так уж плоха. Пусть все он делает только для себя, но это еще не повод его осуждать, так как наивно полагать, что, не разобравшись с собой, он способен принести кому-то реальную пользу. Тем более, когда личность Риггана расщеплена. Он постоянно слышит голос своего альтер-эго Бердмэна, которое никак не мирится с ролью вытесненного подсознательного, всячески внушая Риггану мысль о его истинном величии, которое он легко мог бы вернуть, снявшись в продолжении супергеройской франшизы, вместо того чтобы заниматься занудным снобством, которое его не достойно. В каком-то смысле Майк Шайнер тоже проекция сознания Томпсона: он воплощает собой все то, чем Ригган мечтал бы быть и обладать (к слову, о его сложных отношениях с дочкой); а Джейк это остатки его рассыпающегося рассудка, пытающиеся предотвратить неминуемый коллапс его как индивида. Развитие протагониста направлено в конечном счете на обретение цельности и, что важнее, полной свободы от влияний, мнений и отношения к нему даже самого близкого окружения, которая, как ни парадоксально, достижима только при совпадении внешней объективной реальности (особенно суждения Сэм, перед которой он всегда словно чувствует себя виноватым) с его субъективным мировосприятием, потому что Ригган по определению не мыслит существования при отсутствии направленного взгляда «другого». Открытый финал позволяет спекулировать о ленте и в ином ключе, как об утверждающей деструктивность гиперэгоизма, мнительности и страха перед ответственностью за свой выбор. А некоторые визуальные образы, повторяющиеся в самом начале и конце, если дать волю фантазии, и вовсе позволяют усомниться во всамделишности всего показанного. Многовариантность трактования делает «Бердмэна» достойным и долгого обсуждения, и повторного просмотра. (Константин Игнатущенко, «Новый взгляд»)

«Репетиция Нью-Йорка». Две из номинированных в этом году на «Оскар» за лучший фильм года картины начинаются с соло на барабанах: «Одержимость» (реж. Дамьен Шазелл) и «Бердмэн» (реж. Алехандро Гонсалес Иньярриту). В первой в конце стеклянного коридора, за которым - ночь, лицом к зрителю практикуется за ударной установкой студент-первокурсник нью-йоркской консерватории, у которого далеко впереди - Карнеги-холл. Во второй спиной к зрителю в позе будды висит в воздухе перед окном, за которым - мутный рассвет Бродвея - состарившийся бывший кинокумир, для которого Голливуд остался в далеком прошлом. Совсем разные - 19-летний неврастеник и социопат Майлза Теллера и запаршивевший в париках и морщинах дауншифтер Майкла Китона. Лишь барабан одинаково беспокоит чем-то, капризным как импровизация и неугомонным как тяга к ней. Это Нью-Йорк. Он за их окнами. Не спит, как в песне Лайзы. Сейчас ему никто не нужен, он спешит, его клаксоны и сирены как сквозняк гуляют по переходам театра, где герой Китона репетирует, по выражению его дочери (в волшебном исполнении выдвинутой за эту роль на «Оскар» Эммы Стоун) «пьесу полувековой давности для горстки богатеньких белых». Но вечером его все равно потянет на развлечения, и кто-то должен их дать, став гладиатором, ждущим, поднимут или опустят большой палец зрители. Потянет на музыку вроде той, всю жизнь знакомой, шурующей всеми соплами оркестра в неутолимом порыве, которая заполыхает за кадром, когда во второй сцене Теллер вырвется из репетиционной на электрические тротуары. «Это что-то знакомое, она была всегда, надо только вспомнить», - думаем мы. Хрен вам: эту композицию вместе с оркестровкой специально создал для «Одержимости» Джастин Харвитц, которому и 30-ти нет (кстати, как и песню якобы 1930-х годов, которую слушают в пиццерии Теллер с его девушкой). Возвращаясь к «Оскарам», не могу взять в толк, почему не он взял приз за лучшую оригинальную музыку, в то время как Александр Деспла с его осточертевшими псевдоскрябинскими переливами, от которых ни холодно, ни жарко, получил аж две номинации. Тут есть мелодия, которую не забудешь, напор, темп, настроение, ты можешь ее петь про себя, придерживая воротник пальто против ветра и продолжая свой ход напролом. И это вечная музыка Нью-Йорка. Как и пьеса, которую репетирует Китон, с ее кухнями, перебором алкоголя, несвежими курящими дамочками и надсадными мужскими воплями о любви, - его вечная пьеса. Нью-Йорк впал в транс - и выстоял. В двух фильмах, получивших в этом году высшее признание, его прежняя мелодия зазвучала с прежней силой, с прежней силой разыгралась прежняя пьеса: разве что курить теперь выходят на крышу, а виски, что хлещут на улице, заворачивают в пакет. Эти мелодия и пьеса - они о репетиции. Нью-Йорк вновь превратился в студента, он репетирует, он борзеет - и оживает. Репетиции спектаклей, одиссеи музыкального и актерского студенчества - тот образ Нью-Йорка, что сложился и создал законченную кинолегенду о нем на рубеже 1970-80-х. Уже сами названия звучат как приговор: «Премьера», «Слава», «Кордебалет». Репетиции, пробы, повторы одних и тех же слов, нот, жестов, движений, ударов, пока не выйдет то что надо, а оно не выходит, и в результате: истертые и избитые в кровь пальцы, нервы, голоса, глаза, уставшие видеть четыре стены, в которых, как в газовой камере, час за часом сгущаются запахи пота, табака, ненависти. И по контрасту - свежий ночной воздух ночной огромной улицы, которая, как всегда, клаксонит и стучит каблуками, хоть и давно отсмотрела сегодняшние спектакли. И ты еле идешь и глотаешь этот воздух как избавление. Но ужас в том, что эти огни только затаились, и завтрашний спектакль - твой. Барабанные пассы еще до того, как зажжется экран, - в начале тогдашних «Славы» (реж. Алан Паркер) и «Всей этой суеты» (реж. Боб Фосси), как нынешних «Одержимости» и «Бердмэна». Камера, прилипшая к спинам идущих по узким закулисным лабиринтам героев Теллера и Китона, как охранник, так же бродит за персонажами «Премьеры», карауля у туалета. Кирпичная кладка стен репетиционных залов «Бердмэна» - по ней Нью-Йорк узнается, как по Таймс-сквер, со времен «Кордебалета» и первых выпусков «Маппет-шоу» с его «Пять минут до выхода». Прогоны заканчиваются катастрофой, пока на нью-йоркскую премьеру уставшая от непопадания в роль актриса в фильме Кассаветеса не придет вдрызг пьяная и не переврет всю роль так, что подчинит чуждую ей пьесу и неподатливый зал себе, а Бердмэн не закончит роль, выстрелив в себя из настоящего пистолета. Обоих ждет триумф. Есть и комическая версия аналогичной ситуации в «Безумных подмостках» Питера Богдановича - самой недооцененной и едва ли не самой смешной комедии в мире, при всех его Китонах, Де Фюнесах и Хепберн-Грантах. Постыдно жалкое жилье, где вешаешь выходной пиджак между зрелищными выходами, родители, чья жизненная неудача заставляет бежать обратно на Бродвей всякий раз, когда думаешь преклонить перед ними голову уставшего от обломов блудного сына, задранный нос перед родными и взгляд побитой собаки - перед режиссерами, любовь, что запуталась под ногами, - у барабанщика Теллера и танцора-героя Траволты из дилогии «Лихорадка в субботу вечером» (реж. Джон Бэдхем) и «Остаться в живых» (реж. Сильвестр Сталлоне) больше общего, чем предполагают столь различные походки: скованная первого и победоносная второго. Любовь, коли взялся репетировать, придется повесить на вешалку, как сделал Теллер. Это выбор: либо сладкая жизнь, либо самоосуществление; не случайно балерина Нив Кэмпбелл в «Труппе» Роберта Олтмена после триумфа под дождем под балладу My Funny Valentine, чем больше верит самой песне, а не своему танцу, чем больше поддается обаянию вечеров с симпатичным поваром с мордашкой Джеймса Франко, который заруливает к ней с морозца в неизменной вельветовой курточке с бутылкой красного, тем меньше погружается в исступление репетиций, и в финале хоть и случайно, но с видимым облегчением увечит себе ногу перед решающим выступлением. Одно из двух: либо тискаться с тем, кто наверняка рад спать с тобой, либо бурить себя, пока не блеснет порода, которую запрятал в тебя Бог, - без всякой, впрочем, надежды, что она пригодится людям. Семья, детские травмы, школьные обиды - все это надо осмыслить и оставить позади, как змея - шкуру, - что и заставляют сделать своих подопечных Майкл Дуглас в «Кордебалете» Аттенборо и теперь уже обладатель «Оскара» Дж. К. Симмонс в «Одержимости». Как и амбиции, как и эго, как и предательство, как и любовь. Впрочем, если говорить о любви - не о той, сопливой, про которую книжки и кино, а о той, надежной, которую видно, которую можно измерить сантиметрами и минутами - то «Одержимость» является самой убедительной и четкой ее кинометафорой. Я посмотрел этот фильм много раз, он для меня оказался очень важен. Он сверхъемок и подходит ко всему - разумеется, восточная мудрость об учителе и ученике со всеми ее стадиями, вспомните «Сиддхартху», напрашивается в первую голову. Но как раз в тот самый недавний раз, когда я пересмотрел эту картину перед тем, как выплеснуть здесь свои эмоции, я понял, что это мощнейшая история любви - если метафорой любовников считать героев Теллера и Симмонса. Так и в жизни: бросаемся в объятья, сначала просто получаем удовольствие от того, что есть контакт, потом - нет, не так, все стадии притяжения-отторжения, удач и провалов, быстрого секса, жесткого секса, нежного секса, никакого секса, приевшегося секса, пока не наступает миг - вспомните его, когда станете пересматривать финал с «Караваном» в Карнеги-холле - когда изучив друг друга до мельчайших изгибов мы пускаемся в постели в тот наисложнейший и всегда уникальный только для двух конкретно этих людей танец, когда выходят за пределы себя, теряются во времени и пространстве, кончают одновременно (на это прошу обратить особое внимание, слушая и смотря этот музыкальный номер!) и получают доказательство, что Бог есть: он только что был в нас и прошел через нас. И заколдовали явиться его мы. И что с нами двумя это больше не повторится. Вопрос - остаться вспоминать об этом моменте всю жизнь на пару или пойти искать новый такой с другим - здесь не стоит: у нас жестко конец фильма. Суть в том, что этот единственный раз - это есть Бог: как в точнейше словленной джазовой импровизации на одну и ту же песню и максимально слаженно сыгранном спектакле одной и той же постановки. Этот момент узнать легко: часы больше не идут, время останавливается, приходит одномоментность всего в вечности - постоянная, как Нью-Йорк, который не спит. (Алексей Васильев, «Сеанс»)

Ригган Томпсон (Майкл Китон) когда-то давно сыграл персонажа кинокомикса по имени Бердмэн. Ну, знаете, мрачный Дотком-сити, зловещий Валет, устраивающий в городе террор, и непонятно откуда взявшийся гордый Бердмэн, который летает туда-сюда, спасает людей и вступает в открытое противодействие с Валетом не без помощи Пиковой Дамы. Фильм вызвал фурор, заработал миллионы, было снято два продолжения, а Ригган в памяти народной навсегда остался легендарным Бердмэном: гордой человекоптицей, которая любому негодяю какнет на голову так быстро, что даже твиттер чирикнуть не успеет. Прошли годы. Ригган давно вышел в тираж: ему не предлагают роли главных героев, а сниматься во всяких камео он считает ниже своего достоинства. Но есть у него одна мечта: Ригган хочет добиться успеха на бродвейских театральных подмостках. Доказать этим чертовым нью-йоркским снобам, которые его всегда ни в грош не ставили, что он - серьезный актер. Ригган собирает остатки денег (когда зарабатываешь миллионы, спустить их черт знает на что очень легко) и вкладывается в театральную постановку, где он является автором сценария (современная переработка старой пьесы), режиссером и исполнителем главной роли. В паре с ним играют две актрисы-дебютантки - Лесли (Наоми Уоттс) и Лаура (Андреа Райзборо), также нужен еще один актер на мужскую роль. Друг, продюсер и агент Риггана Джейк (Зак Галифианакис) нашел актера, но он резко не нравится Томпсону. В конце концов актер за день до первого предварительного показа получает травму свалившимся театральным прожектором, и перед труппой встает вопрос поиска нового актера на эту роль. И тут Лесли предлагает Майка Шайнера (Эдвард Нортон) - подающего большие надежды театрального актера. Дело в том, что Лесли с ним спит. А Майк сам высказывал заинтересованность в данной постановке. Майку придется заплатить в четыре раза больше, чем они платили предыдущему актеру, но тот был бездарностью, а Майк - это Майк. Репетиция прошла очень успешно - Майк знает сценарий назубок и готов играть, Ригган в восторге. Однако во время первого предпоказа Майк напился прямо на сцене и сорвал спекталь. И тут Ригган понимает, что путь к славе будет еще более тернист, чем он думал. Потому что совладать с Майком почти невозможно, а заменить его совершенно некем. Крайне интересный и необычный кинопроект, о котором я много слышал после того, как он вышел в прокат. Поставил картину Алехандро Гонсалес Иньярриту - режиссер мексиканского происхождения, первый же фильм которого, «Сука любовь», вызвал большой интерес и зрителей, и критиков. После этого Иньярриту снял очень хороший фильм «21 грамм», в котором уже играли известные актеры Шон Пенн, Наоми Уоттс и Бенисио Дель Торо. В 2006 году режиссер выпустил фильм «Вавилон», в котором было занято много хороших актеров. Фильм также был очень достойный, но, на мой взгляд, несколько по-голливудски манипулятивный, как будто Иньярриту под воздействием Голливуда потерял некоторую часть своей самобытности и оригинальности. В 2009 году Иньярриту представил новый фильм «Бьютифул», производства Мексика - Испания (я его еще не видел, но надо посмотреть) с Хавьером Бардемом, и вот теперь - «Бердмэн». Первые четыре фильма этого режиссера хотя стилистически очень разные, но тем не менее четко связаны общей линией смерти. Новый фильм также снят в совершенно новом для Иньярриту стиле (похоже, это его фирменный стиль - каждый фильм в новом стиле), и тут тоже определенным образом исследуется тема смерти. В «Бердмэне» показывается история создания театральной постановки на Бродвее. Картина снята в псевдодокументальной манере и, по сути, представляет собой спектакль: действие, за редкими исключениями, происходит в помещениях театра на Бродвее. Причем еще эта псевдодокументальность снята очень искусно: кажется, что камера следует за персонажами по комнатам и коридорам в реальном времени, причем монтажные склейки тут почти незаметны - возникает эдакий эффект вовлеченности в действие. Поначалу мне казалось, что этот фильм снят в духе «Безумных подмостков» с Майклом Кейном (если вдруг его не смотрели, обязательно посмотрите: прелестная театральная комедия). Однако довольно быстро выяснилось, что Иньярриту здесь четко следует по пути постоянного обрезания сюжетных линий в тот момент, когда кажется, что зрителям уже отлично понятно, как будут развиваться события. Когда появляется Майк Шайнер и начинает очень ярко играть в паре с Ригганом, а потом конкретно дурит по полной программе, кажется, что фильм будет о нем - о гениальном, но совершенно непредсказуемом актере, который может вытянуть провальный спектакль. Но это совершенно не так: отработав определенную часть фильма с Майком, режиссер тут же фактически выводит его с переднего плана. Когда у Майка намечается светлое чувство с дочкой Риггана, тоже кажется, что этому будет уделено значительное экранное время, - ан нет, там все будет интереснее. Когда Ригган устраивает пьяный взрыв эмоций злющей театральной критикессе Табите (кстати, ее играет Линдси Дункан), кажется, что тетка сейчас растает и полюбит этого выскочку (каким она его считает) всем сердцем, - ан нет, и этого штампа здесь не будет. Здесь все не так, как ожидается. И вроде, несмотря на то что это вовсе не детектив и не остросюжетный фильм, повороты сюжета здесь не слишком ожидаемы и картина получилась совершенно оригинальной и непредсказуемой. Так вот, в центре повествования здесь все-таки сам Ригган: бывшая знаменитость, профукавший все, что у него было, - от денег до семьи, который пытается утвердиться на конкретно чужом для себя поле - театральной сцене. Наверняка Иньярриту выбрал именно Майкла Китона для того, чтобы еще более усилить эффект жизненности происходящего. Китон, так же как и главный герой, - первый и второй Бэтмен (Бэтмен, Бердмэн - мышка одного полета). Так же как и главный герой, Китон после роли Бэтмена никакими заметными ролями не отметился. (Хотя, замечу, принял участие примерно в сорока фильмах и сериалах, но в основном на эпизодических ролях.) Ну и, так же как и главный герой, Китон разведен с женой и у него один ребенок. В результате получается, что это бывший Бэтмен, мало что добившийся после легендарных фильмов об этом супергерое, что-то пытается доказать высоколобой публике и одновременно разбирается во взаимоотношениях с женой, дочкой, любовницей и актерской труппой. Ему это нужно, чтобы ощущать себя живым, в противном случае ему уже больше нечего делать на этом свете. Так вот, Майкл Китон сыграл своего Риггана просто блестяще. Честно, без прикрас и не только с отличной самоиронией, но и временами буквально на обнаженном нерве, как исповедь. Я поначалу думал, что Китона переиграет Нортон, - ан нет, именно Китон - главный герой этого фильма, и он сыграл так здорово, что я этого даже не мог предположить. Нортон тут тоже очень и очень хорош. А он - будучи одним из лучших современных американских актеров - очень неровен. Если Нортону нравится проект, то он выкладывается так, что просто волосы дыбом. Но если играет только потому, что связан контрактом, или же ему просто что-то не нравится - Эдвард временами играет так, что буквально позорит профессию: откровенно саботирует. Ну не нравится тебе проект - так не играй, а появляться в кадре и ничего не делать - на черта? Здесь с Нортоном все в порядке. В нескольких эпизодах он выдает высочайший класс, однако потом уходит на второй план - все-таки тут не он главный герой. Зак Галифианакис отлично сыграл друга и продюсера Риггана - Джейка. Эпизодов у него немного, но в каждом из них Зак смотрелся отлично. Я все жду, когда он перестанет сниматься в тупеньких комедиях (там он, кстати, тоже смешной) и найдет себе что-нибудь помощнее - он явно способен на большее, чем тупенькие комедии. Ну и понравилась Эмма Стоун, сыгравшая находящуюся на реабилитации дочку Риггана. Сцена, где она после косячка высказывает папе все, что о нем думает, очень сильная. Отличный фильм, очень оригинальный, замечательно поставленный, интересно и нешаблонно снятый, прекрасно сыгранный. Ни одного традиционного штампа, а при аскетичности постановки очень захватывает и не отпускает до самого конца, тем более что дальнейшие события там угадать вряд ли у кого-то получится. Иньярриту освоил новый для себя жанр - у него это получилось блестяще. Ну и высоколобая публика (читай - критика) фильм приняла просто с восторгом - оно есть за что. 139 наград и 172 номинации, включая 9 номинаций на «Оскар», 7 номинаций на «Золотой глобус», из которых две победы (Китон - лучший актер, лучший сценарий), ну и так далее. Так что смотреть, обязательно смотреть! Оценки по пятибалльной шкале. Зрелищность: 4+. Актерская игра: 5. Режиссерская работа: 5. Сценарий: 5. Кратко о фильме: отлично. Нужно ли смотреть: да. (Алекс Экслер)

«Бердмен»: с оглядкой на Чехова. Обращая внимание на переклички картины «Бердмен» с драматургией Чехова, я вовсе не думаю, что речь может идти о точных соответствиях и параллелях между Чеховым и фильмом о человеке-птице. Интересно говорить об очевидных современных вариациях на тему Чехова, о том, что стало возможным, в том числе благодаря Чехову. Предположение о том, что «Бердмен» связан с чеховской драматургией, не является оценочным, оно просто устанавливает одну из очередных связей, которыми, собственно, держатся, живут литература и искусство. Даже медузы в финале и бродящие возле них чайки указывают в ту же сторону. То, что «Бердмен» сделан с оглядкой на драматургию Чехова, можно понять с самого начала, когда узнаешь, что внутри одного зрелища будет присутствовать еще одно - театральный спектакль. Разумеется, и в шекспировском «Гамлете» был спектакль, но в случае «Бердмена» на ум все же приходит чеховская «Чайка», поскольку смыслы, актуализированные у Чехова, гораздо ближе к фильму, нежели те, что явлены у Шекспира: Треплев пытается оправдать свою жизнь через творчество, а это и есть центральная тема «Бердмена». Другое дело, что «Гамлет», как давно уже было подмечено, в свое время оказал влияние на «Чайку», и в этом смысле Шекспир в «Бердмене» также некоторым образом присутствует. А еще кроме «Чайки» здесь, возможно, аукнулся и «Дядя Ваня»: ощущение бессмысленности, пустоты жизни, которое давит на Войницкого, родственно тому чувству, что ощущает Ригган в «Бердмене». Он, как и чеховский герой, по-настоящему не состоялся как творческая личность. По собственному слову Войницкого, если бы он жил по-другому, из него мог бы выйти Шопенгауэр или Достоевский. По слову Риггана, его пьеса - это последний шанс доказать, что он жил не зря и смог сделать что-то достойное. У Чехова очень часто перекликаются или даже повторяются начало действия и финал пьесы. Нередко он «обозначает» эти сцены какими-либо сильными запахами или называет что-нибудь такое, что может издавать сильный запах. В «Дяде Ване» это рюмка водки, которую нянька предлагает Астрову в начале и в конце пьесы. В «Чайке» - нюхательный табак в первой сцене, в последней - лопнувшая баночка с эфиром. Похожим образом дело обстоит и в «Бердмене». В самом начале фильма говорится про «вонь», а в финале появляется сирень, которая по определению должна пахнуть и которую Ригган не может понюхать. То же самое и с полетом: в начале фильма Ригган висит в воздухе, в финале - летает над городом. Перекличек между началом и концом фильма даже больше. Первый кадр «Бердмена» - розовые медузы, выброшенные на берег, - повторяется в самом конце, когда зрителю уже известен рассказ Риггана о том, что он хотел утопиться и что ему не дали этого сделать жгучие розовые медузы. Время жизни как будто исчерпано, не отпускает ощущение, что главное ушло, и есть ужас перед тем, что ничего настоящего, большого сделать уже не удастся: в этом Алехандро Гонсалес Иньярриту полностью следует за Чеховым. Даже одна из наиболее эмоциональных сцен, где Сэм кричит отцу о его никчемности, написана вполне по-чеховски, с поправкой, разумеется, на современную лексику и стиль общения. Ригган говорит дочери, что пьеса важна для него, что это шанс сделать что-то значимое. Сэм жестко отвечает отцу: «Значимое для кого? Твоя карьера закончилась на третьем фильме про Бердмена, когда люди вообще стали забывать, кто играет эту птицу. Ты ставишь пьесу по книге, написанной шестьдесят лет назад для тысячи белых толстосумов, которые только и думают о том, где им выпить кофе после спектакля! Всем плевать на эту чушь! И давай честно: ты делаешь это не ради искусства, а потому, что мечтаешь вернуть свое место в жизни. Но есть реальный мир, где люди каждый день бьются за место в жизни, а ты делаешь вид, что его нет. С чего ты взял, что ты нужен кому-то? Тебя даже в Фейсбуке нет. Это тебя не существует. Ты затеял это потому, что, как и все мы, до смерти боишься, что ты пустышка. И знаешь, папа, ты прав. Ты никчемный человек. Твой спектакль никому не нужен, а ты тем более. Смирись, наконец, с этим». Этот монолог - на фоне не однажды повторенных слов Риггана («Меня нет, я не существую...») - звучит как отголосок такого же рода инвектив из чеховских пьес. Аркадина - о Треплеве: «Теперь оказывается, что он написал великое произведение! Скажите пожалуйста! Стало быть, устроил он этот спектакль и надушил серой не для шутки, а для демонстрации... Ему хотелось поучить нас, как надо писать и что нужно играть. [...] Ради шутки я готова слушать и этот бред, но ведь тут претензии на новые формы, на новую эру в искусстве. А, по-моему, никаких тут новых форм нет, а просто дурной характер». И она же - Треплеву: «Оставь меня! Ты и жалкого водевиля написать не в состоянии. Киевский мещанин! Приживал! [...] Оборвыш! Ничтожество». В похожем тоне говорит и Войницкий о Серебрякове: «Человек ровно двадцать пять лет читает и пишет об искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве. [...] двадцать пять читает и пишет о том, что умным давно уже известно, а для глупых неинтересно. [...] Он вышел в отставку, и его не знает ни одна живая душа, он совершенно неизвестен...» В «Бердмене», вскоре после слов Сэм «тебя не существует», идет эпизод, где она показывает отцу рулон бумажной ленты, на маленьком кусочке которой уместилась вся история человечества, - сто пятьдесят тысяч лет. В контексте сказанного выше (и особенно применительно к спектаклю Риггана) это число отсылает нас к спектаклю Треплева, в котором фигурирует число, вполне сопоставимое с названным, и главное, соответствует ему - по смыслу. Нина Заречная, играющая роль Мировой души, говорит со сцены о том, что «будет через двести тысяч лет». Таким образом, в обоих случаях тема исторического времени (или его исчерпанности) - на первом плане. Даже в оттенках есть сходство: Сэм, сравнивая миллиарды лет, «закатанные» в бумажном рулоне, с маленьким кусочком человеческой истории, говорит о том, что надо скромнее воспринимать свое место в мире. Сорин в «Чайке» по поводу монолога Нины замечает: «Через двести тысяч лет ничего не будет». То, что у Чехова стреляется молодой Треплев, а в «Бердмене» пожилой Ригган, сути не меняет. В этом-то и состоит главный принцип художественного заимствования, действующий и в литературе, и в кинематографе: берутся не точные соответствия между персонажем и его действиями, а сами действия, сами мотивы, которые могут перераспределяться каким угодно образом. Например, именно так обстоит дело с «новыми формами», которые так нужны были чеховскому Треплеву. Реальность как таковая, натурализм, попытка представить жизнь в формах самой жизни: «Вот тебе и театр. [...] Декораций никаких. Открывается вид прямо на озеро и дальше пустое пространство». И затем - по ходу действия - настоящий запах серы, когда к сцене приближается дьявол. Но разве не то же самое мы видим в «Бердмене», где требующий актерской правды Майк обрушивает на сцене декорации, пьет настоящий, а не бутафорский джин, а потом пытается уговорить актрису совершить прямо перед зрителями половой акт? «Кто тут вообще мечтает о правде, кроме меня?!» Майк требует достоверности и буквальной натуральности сценического действия и, таким образом, можно сказать, «подталкивает» к этому и Риггана, который в конце концов по-настоящему стреляет себе в голову из настоящего револьвера. Стреляет - и не попадает. Треплев в «Чайке» не может убить себя по-настоящему (в первый раз); не может убить по-настоящему стреляющий в Серебрякова Иван Войницкий: «Не попал? Опять промах?» Нечто похожее слышим в спектакле Риггана: «Он выстрелил себе в рот, но и тут облажался. Бедный Эд!» - «Он что, выстрелил себе в рот и не попал?» Стрельба сама по себе - это, конечно, вполне реальное действие, но в «Бердмене» выстрел звучит лишь в финале, вообще же, «Бердмен» - это по преимуществу разговоры, ссоры, объяснения и мечты. Как у Чехова: люди только обедают, носят пиджаки, а в это время разбиваются их судьбы. В этом смысле «Бердмен» - это прямое - даже поверх театра абсурда - продолжение чеховской линии в драматургии, воплощение чеховского принципа: действие нужно замещать разговорами, а жизнь показывать в формах самой жизни. В свое время, разбирая фильмы Алексея Германа и Киры Муратовой, я заметил, что режиссер, стремящийся к изображению повседневной жизни как она есть, неизбежно прибегнет к ее театрализации. Иными словами, актеры, изображающие обычную жизнь, будут обязаны что-то напевать, пританцовывать, приговаривать, кашлять и т.п. Причем делать это они будут гораздо чаще, чем это бывает в обыкновенной жизни. Театрализация - как плата за изображение жизни как она есть [1]. То же самое мы видим в «Бердмене»: персонажи сидят, разговаривают, ругаются, сквернословят, курят, пьют кофе, но все это происходит с каким-то надрывом, не говоря уже о том, что тема спектакля, театра все время на виду. Это жизнь как она есть, но это концентрированная и театрализованная жизнь. В истории театра Чехов был, возможно, первым, кто столкнулся с названной проблемой, поскольку первым последовательно начал изображать обыкновенную жизнь в ее же формах. Вот почему у него Дорн в «Чайке» регулярно что-нибудь напевает, Чебутыкин в «Трех ­сестрах» без конца твердит свою «тарарабумбию». А в «Вишневом саде» Гаев разговаривает на языке биллиардиста, а Шарлотта показывает фокусы. Не знаю, насколько значим Чехов для сценаристов «Бердмена» (а их в фильме - четверо!), но вижу, что в тексте фильма он несомненно присутствует, а из этого следует, что кто-то из авторов сценария, а может быть, и все, Чехова в свое время хорошо прочитали и усвоили. Что же касается писателя Раймонда Карвера, рассказы которого Ригган переносит на бродвейскую сцену, то здесь определенно известно, что Чехов был одним из его главных учителей. А название пьесы - «О чем мы говорим, когда говорим о любви» - перекликается с известными словами Чехова о «Чайке» - «шесть пудов любви». Главные слова, которые постоянно повторяются на репетициях спектакля, это слова о любви и смерти... Может показаться неожиданным, но у Риггана и Нины Заречной есть кое-что общее. Наследующие тексты вообще свободно обращаются с, условно говоря, «оригиналами», и в этой свободе - залог жизненности создаваемых произведений. Важны ведь не точные соответствия между персонажами и мотивами, признаками, а сами мотивы и признаки. Ригган и Нина Заречная. Оба отдают себя театру, не мыслят без него своей жизни. Оба не вполне вменяемы. Ригган «помешан» символически, он слился с образом человека-птицы - Бердменом и не может (или не хочет) от него избавиться. Но разве не то же самое мы видим в чеховской пьесе, в которой главная героиня говорит сбивчиво («воображение немного расстроено»), все время называет себя чайкой, твердит, что ее надо убить? Иначе говоря, и на уровне названия («Чайка» - «Бердмен»), и на уровне важного конструктивного элемента («спектакль в спектакле»), и на уровне основных мотивов (утраченная любовь, творчество как оправдание жизни), и на уровне многих деталей мы видим явные схождения и параллели между сегодняшним американским фильмом и русской пьесой столетней давности. Даже в противоречивом, казалось бы, соединении натурализма с символической атмосферой «Бердмен» напоминает о чеховских пьесах, прежде всего о «Чайке». Разница лишь в том, что искавший «новых форм» натуралист-минималист Треплев поставил декадентский символистский спектакль, а в «Бердмене» натурализм подачи материала соединился с ироническим символизмом самого фильма: полеты человека-птицы во сне и наяву. Впрочем, и в самом спектакле, который ставит Ригган, тоже не обошлось без символизма: невесть откуда, разве что из «Чайки» с ее «рогатыми оленями», на сцене вдруг появляются танцоры с ветками на головах. Как говорит по этому поводу актриса Лесли: «Когда я мечтала о Бродвее, танцующих оленей там не было». В конце фильма в разговоре с дочерью Ригган говорит о том, что пьеса, которую он ставит, становится похожей на деформированную версию его самого. Она ходит за ним по пятам и бьет его (в «одно место») таким вот маленьким молоточком. Здесь не так важно, куда именно бьет этот молоточек, важнее он сам, чеховский «человек с молоточком», который должен стучать в двери к довольным, счастливым людям и пробуждать в них совесть и сострадание. Риггана довольным или счастливым не назовешь, однако образ-то очевидно чеховский. И это именно «молоточек» (tiny little hammer), а не «молоток». Может быть, докторский молоточек, что вписывается и в судьбу Чехова, и в судьбу Риггана, играющего в спектакле доктора. Ну и, конечно, очевидна параллель, касающаяся темы возвращения молодости. В «Чайке» Тригорин говорит Нине: «...Я уже забыл и не могу себе ясно представить, как чувствуют себя в восемнадцать-девятнадцать лет, и потому у меня в повестях и рассказах молодые девушки обыкновенно фальшивы. Я бы вот хотел хоть один час побыть на вашем месте, чтобы узнать, как вы думаете...» Сравним: в «Бердмене» - сцена на балконе. Майк говорит Сэм: «Я бы тебе глаза вырвал и вставил бы их в свой череп, чтобы увидеть этот мир таким, каким видел его когда-то». Лексика, градус разговора иной, чем у Чехова, но тема - совершенно та же. В том, как главный театральный критик из «Нью-Йорк таймс» миссис Диккинсон выговаривает Риггану, тоже слышится что-то чеховское, но уже в ином плане. Она говорит, что ненавидит Риггана и всех подобных ему - нахальных, корыстных, раздающих друг другу премии за мультфильмы и порнографию и не способных даже замахнуться на «высокое искусство». «А здесь, - говорит она, - театр...» А что такое настоящий, «высокий театр» в понимании американской театральной критики? Это Чехов. Кстати, и в рассказе Карвера, легшем в основу спектакля Риггана, главным героем был доктор. Его вызывают по ночам в больницу, он работает на совесть, устает, но у него все же остается потребность говорить о жизни, о любви - расклад, знакомый нам по многим чеховских сюжетам. Что касается финала «Бердмена», то вот здесь вроде бы расхождение с Чеховым самое решительное. У него нет счастливых финалов. Но даже и в этом расхождении чувствуется влияние Чехова: сценаристы отказались от финала, который мог бы выйти совсем уж чеховским. Ригган, как и Треплев, дважды попытался покончить с собой. Но если для Треплева вторая попытка оказалась гибельной, то для Риггана дело обошлось отстреленным носом. В отличие от бедного Эда из рассказа Карвера, который выстрелил себе в рот и прожил всего три дня. В «Бердмене» - другое. «Oh, my...» - говорит Ригган, увидев свой новый нос в зеркале. И все. Травестия трагедии, что, впрочем, и у Чехова было: самоубийство героя заглушается - озвучивается - житейскими репликами персонажей, играющих в лото. Чехов писал беспросветные драмы и при этом упорно называл их комедиями. Финал «Бердмена» снимает безысходность зрелища, что развивалось вроде бы по канве чеховского сюжета, так что «Бердмена» можно вполне считать своего рода «комедией». Нина при всем желании не могла улететь в небо, как чайка, а человек-птица Ригган - смог: все-таки постмодерн на дворе... [1] - Л. Карасев, Н. Злобина. «Открытия и парадоксы. Заметки о творчестве К. Муратовой и А. Германа», 1988 (Леонид Карасев, «Искусство кино»)

Иллюзия полета. Весьма интересно наблюдать, как Алехандро Гонсалес Иньярриту, творчество которого никогда не отличалось большим количеством юмора, делает уверенный шаг вперед, сняв что-то совершенно для себя нехарактерное. «Бердмен» отнюдь не убавил в остроте и серьезности поднимаемых тем - но существенно прибавил в легкости подачи и комфортности восприятия. Впрочем, чтобы добиться этой самой «легкости» создателям пришлось изрядно попотеть, применяя технически сложные методы съемки - но оно того, безусловно, стоило. Даже тот зритель, который будет склонен рассматривать новый фильм мексиканского постановщика сугубо как комедию, получит немалое удовольствие - чего уж говорить о тех, кто предпочитает видеть вещи в большее широкой перспективе. Майкл Китон играет Риггана Томсона, стареющего актера, пиком популярности которого стала главная роль в супергеройской франшизе о Бердмане много лет назад. Собственно, чтобы избавится от этого ярлыка «звезды одной роли», он и затеял свою театральную постановку на Бродвее (а не для того, чтобы «вернуть былое величие», как говорится в некоторых неправильно переведенных промо-материалах). Ригган собственноручно адаптировал для сцены короткий рассказ Раймонда Карвера, что является довольно амбициозной задачей для человека, не имеющего театрального опыта. И все это ради того, чтобы получить «признание» как истинно творческая натура. Сфокусированный на театральных репетициях сюжет, однако, времени не теряет, показывая взаимодействие героя не только с коллегами, но и с близкими людьми - и вот тут через какое-то время становится понятно, что новоявленный театрал был не самым лучшем мужем, посредственным отцом, да и в качестве любовника далеко не подарок. Иньярриту дотошно исследует тему тщеславия и слепого стремления к, зачастую, недостижимым идеалам в противовес элементарной человечности, а иногда и просто здравому смыслу. Также, наряду с этим, присутствуют размышления на тему того, насколько за последние годы с развитием информационных технологий и средств коммуникации видоизменилось общепринятое представление о критериях успеха. Поколение прошлого жило с мыслью о том, что для достижения определенного признания нужно долго и плодотворно работать - но в современном мире можно стать знаменитостью в одночасье, выложив какой-нибудь глупый видеоролик в интернете. Риггану сложно подстроится под новый порядок, в котором балом правят лайки в социальных сетях. Что касается самой техничности - в первую очередь, конечно, поражает виртуозная камера Эммануэля Любецки, уверенно нацелившегося на второй Оскар подряд после заслуженной статуэтки за прошлогоднюю «Гравитацию». Последняя могла похвастаться несколькими сверхдлинными планами - но «Бердмэн» снят, грубо говоря, вообще одним (главный разрыв будет лишь в самом конце). Камера кружит над актерами на сцене, непринужденно следует за ними по коридорам театра, изредка даже выглядывая на улицу, когда Сэм (Эмма Стоун) выходит подышать воздухом на балкон, или раздосадованный репетицией Ригган отправляется с Майком (Эдвард Нортон) в ближайший бар. Разумеется, фильм снимался не за один присест, а несколькими дублями - тем не менее, сами дубли эти были непривычно длинными и сложными для актеров. Когда съемка ведется с разных камер, всегда есть возможность что-то вырезать и подправить на постпродакшне - здесь же все должно быть выверено до доли секунды, поскольку при одной единственной ошибке весь получасовой эпизод оказывается запоротым, и его необходимо переснимать заново. При таком режиме работы актеры воистину ощущали себя на театральной сцене, которая не дает права на ошибку - и это дало ощутимые плоды. Великолепны абсолютно все, начиная с умудренного опытом Майкла Китона, чей мощнейший перфоманс здесь отнюдь не упирается только лишь в спекуляцию на самоиронии, и заканчивая разнокалиберным суппортом, включающим Нортона, Уоттс, Райзборо, неожиданно серьезного Галифианакиса и исхудавшую, но не утратившую обаяния Стоун. Дополняет все это великолепие нескончаемое драм-соло Антонио Санчеса (напоминающие об еще одном потрясающем фильме уходящего года), из которого, преимущественно, состоит саундтрек. Причем, в какой-то момент барабанщик даже появляется в кадре, в лучших традициях старых пародий. В целом же Иньярриту в своей новой ленте может похвастаться нешуточными амбициями, превращая, по сути своей, разговорную трагикомедию в первоклассный кино-аттракцион, невероятно изощренный в техническом плане. Причем это тот случай, когда все эти сложные кинематографические приемы не перетягивают внимание на себя, и смысловое наполнение, поданное в такой эффектной обертке только выигрывает. (Lost__Soul)

Лучший. Говорить о «Бердмэне» очень сложно, потому что ты сразу переполняешься эмоциями и начинаешь захлебываться от восторга. Описать весь спектр ощущений, что ты испытываешь во время и после просмотра, практически невозможно. Но если обобщить, то можно сказать, что просмотр «Бердмэна» сравним с полноценным путешествием, которое дарит уйму ярчайших впечатлений. Именно поэтому «Бердмэна» хочется пересмотреть, и не один раз. Я долго думал над тем, как структурировать свои впечатления, и решил, что я просто обязан отдельно прокомментировать работу каждого участника удивительной команды, подарившей нам этот шедевр. Алехандро Гонсалес Иньярриту. Этого самобытного режиссера и сценариста мы любим за его немного меланхоличные и вместе жизнеутверждающие истории. В своем новом фильме он раскрывается с совершенно новой стороны. «Бердмэн» - это черная трагикомедия с небольшими галлюциногенными элементами фантастики. Это история об актере, решившем изменить свою жизнь и попробовать себя на Бродвее. Казалось бы, тема сюжета очень проста и локальна, но Иньярриту создает невероятно насыщенную ленту, которая наполнена событиями и ни на секунду не останавливается. Иньярриту наполняет фильм мудрыми диалогами и философскими мыслями, при этом не забывая тонко «подкалывать» своих коллег из Голливуда. Я могу сравнить «Бермэна» с «Черным лебедем» и с классической драмой «Все о Еве», но таких эмоций и ощущений не дарил еще не один фильм. Это что-то уникальное. Майкл Китон. Он вернулся! Я не буду строить из себя пророка и приговаривать: «Я знал! Я видел в нем потенциал!». Нет. Китон всегда был мне симпатичен, но я не думал, что он сможет сыграть ТАК. Это роль мечты, это роль, ради которой актерская профессия и существует. И Китон это прекрасно понимает и отдает этой роли всего себя. Как он играет! Он проживает эту роль изнутри и создает цельный, абсолютно законченный образ. Это триумф! Таких психологических, точных образов очень мало. Я восхищен его работой, и надеюсь, что он еще не раз порадует нас своим тонким драматическим талантом. Эммануэль Любецки. То, что мы видим в «Бердмэне» - это вершина операторских возможностей. Создать иллюзию, что фильм снят одним кадром - это просто бесценно. Это настолько находчивая, изобретательная работа, что даже слов не подобрать, как я ей восхищен. И при этом поразительно, насколько органичным выглядит изображение: ни один актер ни разу не смотрит в камеру, ни разу не создается ощущение наигранности и неестественности. Камера вращается, взлетает к небесам и приближается прямо к лицам актеров. И каждый кадр настолько проработан... Это фантастика! Этот фильм еще не одно десятилетие будут изучать в школах операторов. Эмма Стоун. Как она здорово раскрылась в этом фильме! Создатели «Бердмэна» очень точно поймали какую-то черту внешности Эммы, сочетающую в себе дерзость и ранимость. Она феерична в этом фильме. У нее есть очень сильные эмоциональные монологи. Но для меня главной заслугой Эммы явилось то, как она передала смену настроения своей героини. Как она потупила взгляд после того, как произнесла этот душераздирающий монолог, и как тихо ушла из кадра, минутой ранее выплеснув океан энергии. Я влюблен в умный, пронзительный взгляд ее огромных глаз, которые в этом фильме сияют как никогда ярко. Антонио Санчес. Саундтрек является финальным аккордом, отделяющим «Бердмэна» от всех остальных фильмов. Музыка здесь представлена в виде шумовых эффектов. Это непрекращающаяся барабанная дробь, которая порою перемежается с классическими симфониями. Это потрясающая находка! Звучания получилось удивительно органичным. И работа дебютанта Санчеса, несомненно, заслуживает самых теплых слов. Эдвард Нортон. Огонь! Нортон зажигает в этом фильме максимально ярко и раскованно. Я безумно люблю этого актера, и в «Бердмэне» он исполняет лучшую свою роль с конца 90-х. Он играет легко и свободно, открывая миру удивительный трагикомедийный талант. Экспрессивный образ актера, одержимого своей профессией, настолько глубок и вместе с тем ироничен, что не может не вызвать симпатии и восхищения. Отдельного абзаца заслуживают все остальные актеры этого фильма. Мне даже не хочется называть их «остальными», «другими» и пр., потому что здесь нет ни одной случайной роли, ни одного слабого места. Каждый актер создал яркий, запоминающийся образ. Наоми Уоттс в роли робкой, но смелой дебютантки Бродвея, Зак Галифианакис в максимально серьезном образе продюсера, Линдси Дункан в роли злобного критика, экспрессивная Андреа Райзборо и мудрая Эми Райан - все они бесконечно прекрасны и максимально органичны в своих ролях. Они живут на экране, и никто из них не пытается перетянуть одеяло на себя. Я преклоняюсь перед их мастерством. Это лучший актерский ансамбль этого года и, пожалуй, один из лучших за всю историю кинематографа. И ни у одного из этих прекрасных актеров нет «Оскара», но надеюсь очень скоро это досадное недоразумение будет исправлено. ИТОГ. «Бердмэн» - это любимое кино. Это мое кино. Оно приковывает внимание с первых секунд и не отпускает еще долго после того, как закончились титры. Оно заставляет думать о себе, при этом не оставляя на душе ни капли тяжести. Даже наоборот: «Бердмэн» дарит удивительное чувство легкости, чувство полета и веру в искусство и завтрашний день. Это фильм о театре и актерах. Но переживания героев понятны абсолютно каждому зрителю, ведь весь этот фильм - это одна большая аллегория. Это история о простом человеческом желании возвыситься над всеми трудностями, о желании перемен и о свободе, которую каждый из нас видит по-своему. 2014 год был очень особенными для меня (и я полагаю, для многих других любителей кино). Несколько раз за этот год мое сердце замирало, и я готов был бы сказать: «Вот он! Вот лучший фильм, что я видел за этот год!». Это был удивительный отрезок моей жизни, и «Бердмэн» прекрасно завершил его, поставив жирную точку и забрав мое сердце. Это лучший фильм года для меня, это тот фильм, который я буду пересматривать, когда мне будет грустно, это тот фильм, который я буду рекомендовать всем друзьям и знакомым. Краткий вывод: Это чертовски крутое кино. Не пропустите его, пожалуйста! (TheGreatCritic)