ФРАНЦ (2016)
FRANTZ

Действие картины происходит в 1919 году, сразу после окончания Первой мировой войны. Немка Анна (Паула Бир), потерявшая жениха Франца (Антон фон Люк) на фронте и нашедшая утешение в доме его родителей (Эрнст Штецнер, Мария Грубер), встречает на его могиле француза по имени Адриен (Пьер Нинэ). Юноша убеждает и ее, и родителей, что они с Францем были друзьями, рассказывая истории про походы в музеи и игру на скрипке. И семья, и Анна принимают Адриена как родного, всячески защищая от нападок жителей городка - немцев, все еще глядящих на французов как на врагов. И не подозревая, какую страшную тайну он скрывает...

Анна и Франц жили в небольшом немецком городке Кведлинбург, были молоды, влюблены друг в друга и собирались пожениться. Но в тихое счастье двоих вмешался большой сумасшедший мир - шла Первая мировая война, Франца отправили на фронт во Францию, где он, 23-летний скрипач, обожавший стихи Верлена, погиб. Война закончилась, а жизнь Анны теперь свелась к посещениям кладбища. Однажды там она видит незнакомого молодого человека, который принес цветы на могилу Франца. Он, Адриен, - француз, а, значит, враг. Но встреча с ним переворачивает ее жизнь... Поразительной внутренней эмоциональной силы история об отчаянии, ненависти, чувстве вины, великодушии, прощении...

ВЕНЕЦИАНСКИЙ КФ, 2016
Победитель: Премия Марчелло Мастроянни лучшей молодой актрисе (Паула Бир).
Номинация: «Золотой лев» за лучший фильм (Франсуа Озон).
СЕЗАР, 2017
Победитель: Лучшая работа оператора (Паскаль Марти).
Номинации: Лучший фильм (Эрик Альтмайер, Николас Альтмайер, Франсуа Озон), Лучший актер (Пьер Нинэ), Самая многообещающая актриса (Паула Бир), Лучший режиссер (Франсуа Озон), Лучший адаптированный сценарий (Франсуа Озон), Лучшие костюмы (Паскалин Шаванн), Лучший монтаж (Лор Гердетт), Лучшая музыка (Филипп Ромби), Лучшие декорации (Мишель Бартелеми), Лучший звук (Martin Boissau, Benoit Gargonne, Jean-Paul Hurier).
МКФ В СЕДОНЕ, 2017
Победитель: Приз режиссеров за лучший иностранный художественный фильм (Франсуа Озон).
ЛОНДОНСКИЙ КФ, 2016
Номинация: Лучший фильм (официальный конкурс) (Франсуа Озон).
ПРЕМИЯ ЛЮМЬЕР, 2017
Номинации: Лучший сценарий (Франсуа Озон), Лучшая работа оператора (Паскаль Марти), Самая многообещающая актриса (Паула Бир), Лучшая музыка (Филипп Ромби).
ПРИЗ ЛУИ ДЕЛЛЮКА, 2016
Номинация: Лучший фильм (Франсуа Озон).
ПРЕМИЯ «ХРУСТАЛЬНЫЕ ГЛОБУСЫ», 2017
Номинации: Лучший фильм (Франсуа Озон), Лучший актер (Пьер Нинэ).

По мотивам фильма Эрнста Любича (1892-1947) «Недопетая колыбельная» (Broken Lullaby, 1932; ). Лента Любича, в свою очередь, является адаптацией романа/пьесы «Человек, которого я убил» (L'Homme que j'ai tue, 1925/1930) Мориса Ростана (1891-1968).
Первый черно-белый фильм Франсуа Озона и его первый франко-немецкий проект.
Немецкая актриса Паула Бир до этого уже снималась во французской картине «Дипломатия» (2014), но при монтаже сцены с ее участием были вырезаны.
В фильме упоминается картина «Самоубийство» (1877-1881) Эдуарда Мане (1832-1883): ; .
Съемочный период: 25 августа - 17 октября 2015.
Бюджет: $9,500,000.
Место съемок. Германия: Кведлинбург, Вернигероде, Остервик, Бад-Зудероде, горы Гарц - Стена дьявола (Саксония-Анхальт); Герлиц (Саксония); Франция: Париж; Санлис (Уаза); Баланкур-сюр-Эссонн (Эссонн); Эймутье (Верхняя Вьенна).
Фотографии собора Св. Николая в Герлице, возле которого снимали могилу Франца - , и дома Хоффмайстеров в Вернигероде - .
Фильм снимали камерами Arricam LT и Arricam ST с объективами Zeiss Master Prime и Angenieux Optimo.
Саундтрек (Philippe Rombi; Orchestre Symphonique Bel'Arte): Une amitie; La promenade; La lecon de violon; Les tourments; La tranchee; Le secret; Le depart d'Adrien; La lettre de Frantz; Paris; Les retrouvailles; Le suicide; Chanson d'automne (Paul Verlaine; Paula Beer, Pierre Niney); Nocturne No 20 en do diese mineur, op. Posthume (Frederic Chopin); Первый струнный квартет ре мажор op. 11 - 2. Andante cantabile (Петр Чайковский; квартет им. Бородина); Nuit d'etoiles (Angeline Leray).
Информация об альбомах с саундтреком: ; .
Кадры фильма; кадры со съемок: ; .
Трейлеры: ; .
Премьера: 3 сентября 2016 (Венецианский кинофестиваль, Кинофестиваль в Теллурайде, США); начало проката в Европе: 7 сентября 2016.
Официальные сайты и стр. фильма: ; ; ; ; ; .
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 89% на основе 104 рецензий ().
На Metacritic фильм получил 73 балла из 100 на основе рецензий 28 критиков ().
Рецензии: ; .
«Франц» во Французской синематеке - .
О фильме на сайтах - и - .
«Франц» на Allmovie - .
Картина входит в списки: «Лучшие фильмы» по версии сайта Rotten Tomatoes; «Искусство кино»: Памятное - важнейшее - любимейшее кино 2016 года по мнению Андрея Плахова.
Фильм дублирован по заказу «Cinema Prestige» в 2016 году. Режиссер: Владимир Рыбальченко. Роли дублировали: Антон Савенков (Пьер Нинэ - Адриен); Варвара Чабан (Паула Бир - Анна); Владимир Левашев (Эрнст Штецнер - Ханс Хоффмайстер); Ольга Кузнецова (Мария Грубер - Магда Хоффмайстер); Сергей Набиев (Йохан фон Бюлов - Кройц, Этьен Менар - водитель такси); Филипп Лебедев (Антон фон Люк - Франц, Элиотт Маржерон - молодой человек в Лувре); Ольга Плетнева (Сирьель Клер - мать Адриена); Алена Созинова (Элис де Ланкесэ - Фанни); Ольга Сирина (Жанна Феррон - тетка Адриена); Андрей Вальц (Аксель Вандтке - администратор гостиницы, Торстен Михаэлис - священник); Владимир Рыбальченко (Ральф Диттрих - Адольф, Зимски - смотритель на кладбище).
В «Недопетой колыбельной» отца покойного солдата сыграл Лайонел Берримор (1878-1954), двоюродный дедушка нынешней звезды Дрю Берримор.
Кведлинбург (Quedlinburg) - древний город в земле Саксония-Анхальт. Впервые город Кведлинбург упоминается 22 апреля 922 года Генрихом I. Город расположен в долине реки Боде, которая еще в каменном веке считалась идеальным местом для устройства поселения. А современная Замковая гора (нем. Schlossberg) представляла собой естественное убежище. Кведлинбург, основоположником которого, согласно легенде, стал Квитило (Quitilo), по праву считается воротами к расположенному несколько южнее Гарцу. В 1995 Старый город (включая Шлосберг) внесен в список Всемирного культурного и природного наследия ЮНЕСКО. В центре города находится более 1600 домов, возраст которых превышает 600 лет. Хотя Вторая мировая война и пощадила город, старые постройки Кведлинбурга серьезно пострадали во время ГДР, так как мероприятия по сохранению старинных домов были сведены к минимуму. Существовали даже планы сноса старого центра и рыночной площади для того, чтобы воздвигнуть на этом месте здания, соответствующие эпохе социализма. К счастью реализация этого проекта постоянно откладывалась из-за финансовых сложностей. После объединения Германии были предприняты меры по сохранению старинной фахверковой архитектуры города. Площадь: 120,44 км2; население: 24,555 человека (2015). Подробнее (нем.) - . Официальный сайт города - .
Интервью Франсуа Озона (англ.) - .
Интервью Паулы Бир (англ.) - .

ИНТЕРВЬЮ ФРАНСУА ОЗОНА - «Франц» снят по мотивам пьесы Мориса Ростана, которую в 1932 году уже экранизировал режиссер Эрнст Любич в фильме «Недопетая колыбельная». Смотрели этот фильм перед тем, как начать работать над своим? - Сперва я открыл для себя пьесу Ростана, и мне очень понравилась история о молодом французе, который приносит цветы на могилу немецкого солдата. И уже в процессе работы над сценарием я узнал, что фильм по этой пьесе снимал в 30-х годах Любич. И тут же начал переживать - ну как вообще можно снимать фильм после Любича? И даже оставил на какое-то время сценарий и идею снять ... картину. Но, посмотрев «Недопетую колыбельную», я понял, что фильм хоть и очень хороший, но, во-первых, является во всех смыслах фильмом того времени, 30-х годов, а во-вторых, снят немецким режиссером с точки зрения героя-француза. И мой фильм в этом смысле - ответ фильму Любича, потому что, будучи французским режиссером, я здесь говорю от лица героини-немки. Мне было очень интересно взглянуть на историю именно с этой стороны, с точки зрения Германии, проигравшей войну, и глазами немецкой девушки - и показать, как живет Германия после войны. Так что я довольно сильно изменил историю, рассказанную в пьесе Ростана и в фильме Любича. - То, что фильм черно-белый, - влияние все того же Любича и дань уважения немецкому экспрессионизму и в целом кинематографу 30-х? - Поначалу предполагалось, что фильм будет цветным, но когда я искал место для съемок, то понял, что «Франц» должен быть черно-белым. На востоке Германии нашлась идеальная натура, полностью соответствовавшая моим представлениям о том, какими должны быть декорации. Оказалось, что там есть места, не тронутые никакой реконструкцией, очень красивые, сохранившиеся в первозданном виде практически с начала века. К тому же я понял, что документальные свидетельства о Первой мировой войне - а таких архивных записей сохранилось немало - все они черно-белые. И мне показалось, что история будет выглядеть лучше и реалистичнее в таком цвете. К тому же черно-белый лучше всего передает дух этого времени - периода скорби и страдания. Но я, конечно, являюсь большим поклонником цвета, поэтому он все-таки присутствует в фильме. В моменты, когда жизнь берет верх и словно наполняет героев, течет по их венам. - Изменив концовку и общее настроение пьесы Ростана, вы оставили неизменным время действия. Значит ли это, что конкретная эпоха, исторический контекст играют ключевую роль? - Меня интересовала прежде всего не эпоха, а то, как ложь помогает людям выживать во времена кризиса. Как созданный ими вымышленный мир становится спасением от реальных проблем. Эта история прекрасна тем, что ложь в ней заразительна, она, как болезнь, поражает героев. Каждый из них врет по разным причинам. И драматический контекст истории в данном случае служит оправданием для всей этой лжи. Зрители не только понимают ее причины, но и принимают ее. Потому что ложь в данном случае - результат сложившейся драматической ситуации. Герои врут, потому что страдают. И в этом случае исторический контекст играет все же второстепенную роль. - Тем не менее ощущаете ли вы сами, насколько эта вымышленная история соотносится с тем, что происходит сейчас и в Европе, и в мире вообще? - Я не хотел, чтобы фильм получился ностальгическим. Он хоть и рассказывает о прошлом, но это то прошлое, тот исторический период, который эхом отдается в настоящем. Сейчас мы наблюдаем, как поднимается новая волна национализма. Люди повсюду переживают в каком-то смысле кризис самоидентификации, откуда и появляется стремление укрепить, даже закрыть границы. И в этом смысле взгляд в прошлое может помочь лучше понять настоящее. Ведь история, как известно, повторяется. И фильм, действие которого происходит в прошлом, может быть полезен. Я не буду говорить, что «Франц» изменит мир и что кино в целом способно на это. Но хорошо, если оно заставляет людей размышлять и задаваться вопросами. - Одна из самых сильных и даже страшных сцен - та, в которой посетители одного из парижских кафе хором поют «Марсельезу» на глазах у героини-немки. Этот эпизод - примета исключительно того, военного, времени? - Я начал работу над фильмом почти сразу после атаки на «Шарли Эбдо». Это было время, когда французы были едины, как никогда, - перед лицом общего врага, когда «Марсельеза» звучала повсюду как символ этого единства. Мне же было интересно вернуть «Марсельезе» ее изначальное звучание - военное, жестокое, такое, каким оно должно было слышаться немецкой девушке, оказавшейся в Париже в 1919 году. - Французский гимн призывает взяться за оружие, но «Франц» при этом все-таки антивоенное кино? - Конечно, это пацифистское и гуманистическое кино. Мне было важно показать, что Франция и Германия не сразу пришли к согласию - мы все знаем, что за Первой мировой последовала Вторая мировая война. Но еще важнее для меня было продемонстрировать, как культура помогает людям узнавать и понимать друг друга - это, пожалуй, основная идея «Франца». Отсюда в фильме появляется и живопись, и музыка, то, что в реальной жизни на самом деле может помочь людям лучше понять друг друга. По той же причине я решил снимать картину на двух языках - французском и немецком, а не на английском. Мне было важно подчеркнуть это двуязычие, так как язык является еще одним элементом, способным связать людей. Попытка услышать друг друга - единственный путь к единению. (Наталия Григорьева, «Независимая газета»)

Черно-белая костюмная мелодрама скандалиста и провокатора европейского кино Франсуа Озона. На могиле погибшего на фронте Первой мировой солдата-пацифиста встречаются его безутешная невеста (21-летняя Паула Бир, получившая в Каннах приз как молодое дарование) и таинственный довоенный друг покойного (Пьер Нине с его глазами молодой лани). Они начинают дружить, пока не вскрывается трагическая тайна. Размашистое, эмоциональное и стилизованное кино. («Афиша»)

Венеция-2016. Справедливости ради. [...] Приз Мастроянни получают на Мостре молодые обещающие актеры. В этом году жюри выбрало Паулу Бир в фильме Франсуа Озона «Франц», подтвердив приоритет немецкой актерской школы в нынешнем драматическом театре и кино. Бир сыграла вдову убитого на Первой мировой солдата, смиренно живущую с его безутешными родителями и каждодневно ухаживающую за могилой милого Франца. Тщательная мелодрама Озона вступает в диалог с ее первоисточниками (пьесой Ростана, фильмом Любича «Недопетая колыбельная»). Так что Бир имела все возможности раскрыть свой талант в диапазоне от сдержанности, скорбной чувствительности до пробуждения женских порывов и нежданных унижений. [...] (Зара Абдуллаева, «Искусство кино»)

[...] Новая картина Франсуа Озона - очередное подтверждение того, что он совершенно непредсказуемый постановщик, которому по плечу разные жанры и форматы. Тягучая черно-белая лента, ремейк старой драмы Эрнста Любича «Недопетая колыбельная» - это совсем нетипичный Озон, приучивший зрителя к эпатажным сюжетам и пикантным сценам. Все начинается в 1919 году в маленьком немецком городке. Первая мировая война унесла жизни многих его обитателей, в том числе молодого Франца - пацифиста-франкофила, помолвленного с местной красавицей Анной (Паула Бир). Потеряв Франца, Анна живет с его родителями и каждый день приходит на его могилу. Однажды она встречает там обаятельного француза (Пьер Нинэ), который представляется другом ... ее погибшего жениха. Главная интрига фильма - какие именно отношения связывали этих двух людей - раскрывается в середине ленты, после чего меняются и темп, и жанр повествования. Военная драма превращается в любовную, обрастает элементами детективного расследования и затрагивает тонкую тему: действительно ли тот, кто находится по ту сторону фронта, - твой враг? [...] (Елена Васильева, «КиноПоиск»)

[...] Пьеса Мориса Ростана о немецкой семье, потерявшей сына на Первой Мировой, и неожиданного гостя, уже была экранизирована Эрнстом Любичем в 1931-м - тогда боль той войны чувствовал каждый зритель, она еще не отфильтровалась, не стала дистиллированной, не превратилась в картинку, привлекательную исключительно шляпками и прочими атрибутами предвоенной моды. Делая ремейк, Озон попытался сместить угол зрения, рассказав историю от лица другого персонажа: погибшего Франца оплакивает невеста Анна (Паула Бир), она же принимает в гостях Адриана (Пьер Нинэ), загадочного друга Франца. Что связывает троих, мы вам не расскажем - Франсуа Озон специально попросил об этом всех журналистов в пресс-релизе и на ... пресс-конференции. А вот финал у его истории принципиально другой. Любич, американец с немецкими корнями, снимал свой фильм с хэппи-эндом, веря, что война никогда не повторится. Озон полон предчувствий новой войны. Немка Анна, романтическая натура, склонна к необдуманным поступкам; французский скрипач Адриан с нервным взглядом и полными ужаса глазами олицетворяет собой новую беду, стремительно надвигающуюся на Европу. [...] (Инна Денисова. Читать полностью - )

Венеция-2016: Никогда не возвращайся в прежние места. [...] А вот другой возмутитель, француз Франсуа Озон - тот наоборот постепенно, на глазах превращается из enfant terrible в глубокого, сильного своими гуманистическими убеждениями, режиссера. «Франц» Озона, снятый в Германии и с немецкими актерами, - экранизация пьесы французского драматурга Мориса Ростана «Человек, которого я убил», - была представлена в венецианском конкурсе. В 1932 году эту пьесу экранизировал Эрнст Любич, дав фильму название «Недопетая колыбельная». По сюжету пьесы, вскоре после Второй мировой войны в Германию приезжает молодой француз - он ищет семью убитого им на фронте немца, Франца, чтобы попросить прощения у его родителей ... и невесты, и в результате влюбляется в невесту своей жертвы, Анну. Девушка отвечает взаимностью, и зрителя ждет почти хэппи-энд. Однако Озон начисто отверг благостную идею всеобщего прощения и мирного счастливого сосуществования убийцы и его жертвы. По мнению режиссера, ни о каком мире речи идти не может - война калечит без надежд на излечение. И сколько бы лет ни прошло, убийца все равно останется убийцей, а жертва - жертвой. Мощный пацифистский пафос Озон облекает в мелодраматическую форму, сопровождая повествование своими излюбленными выпадами на грани китча. «Франц» - черно-белое кино, но когда герой предается романтическим воспоминаниям, экран расцветает. Только потом, когда воспоминания оказываются ложью, понимаешь, что у Озона цвет - признак лжи. Как в жизни. А сама жизнь, настоящая, правдивая - черно-белая. И в этой черно-белой жизни нет ни справедливости, ни возмездия. (Екатерина Барабаш. Читать полностью - )

[...] И только в одном фильме красота кадра, тоже порой чрезмерная и самодостаточная, говорит о чем-то большем: фильм называется «Франц» и снят Франсуа Озоном. Тоже на тему Первой мировой. Тоже с войны возвращается солдат, только он едет не в далекую Австралию, а в страну своих соседей-врагов. Молодой француз Адриен, эстет и пацифист, оказывается на кладбище немецкого городка, кладет цветы на могилу своего немецкого сверстника Франца, пацифиста и франкофила, который с войны не вернулся. Преодолевая естественное отторжение и франкофобию местного населения, Адриен входит в семью покойного и заводит дружбу с его безутешной невестой Анной. Эта дружба, перерастающая во влюбленность, продолжается уже ... на территории Франции - в Париже и Салье. Попытка всепрощения и строительства новой Европы наталкивается на боль незаживших ран, а также на шовинистический «ветеранский» угар (что немецкий, что французский), показанный во всей своей красе. Озон известен как искусный стилизатор и провокатор, любитель сюжетных обманок и перевертышей, все это есть и в новой картине, при этом он утверждает себя мастером большого стиля, служащего более серьезным задачам и не убитого ни академизмом, ни архаикой. «Франц» поставлен как вольный ремейк «Недопетой колыбельной» Эрнста Любича - и режиссер выдерживает неизбежное сравнение с классиком. Как и сравнение с «Жюлем и Джимом» Франсуа Трюффо - первым фильмом, где война была показана как символическая проекция частной жизни в декадентской Европе. Стиль «Франца» не законсервирован, он дает выход в широкое пространство вопросов, которые ставят перед нами история общества и история культуры, а также их современное состояние. (Андрей Плахов, «Коммерсантъ»)

Мелодрама Франсуа Озона о немецкой девушке, похоронившей на Первой мировой войне своего жениха. Жених - добрый блондин Франц, игравший на скрипке, погиб в 23 года незадолго до окончания войны. Его невеста Анна (Паула Бир) живет теперь у его родителей - врача и его жены, теплой и любящей хозяйки. Однажды на свежей могиле Анна встречает Адриана (Пьер Нинэ), высокого француза, который приехал в маленький город чужой страны, чтобы попросить прощения за все, в чем виноват. Эти двое начинают проводить много времени вместе, и вскоре родители Франца все охотнее видят именно Адриана новым мужем Анны и человеком, который принесет в их дом ... новую жизнь. Когда фильм, кажется, приблизится к развязке, история сделает еще один виток - судя по всему, близкие не знали о Франце примерно ничего. Черно-белая (не считая нескольких цветных эпизодов) и скупая на мелочи история Озона выглядит удивительно свежей, своевременной и тонкой, хотя передает конфликт столетней давности. Главные события в жизни Франца даны намеками, мы мало знаем о героях, но очень многое понимаем о травмах послевоенной жизни, жажде привязанности и уродливых чертах реваншизма в Германии и Франции в первый год мира. Франц ускользает от нас весь фильм, но чувствуется в героях, мы улавливаем различия между образами жизни и напряжение в соседских отношениях. Самые важные вещи не говорятся вслух, и именно в этой недоговоренности - простота и нежность Озона. Он умеет снимать вычурно и броско, но здесь решил пойти по другому пути - рядом с Рильке и Верленом, которых он так охотно цитирует. В теме, на которую уже очень много снято и сказано, режиссер находит тропы и типажи, за которые болит сердце. Наверное, фильм о времени, когда было проще погибнуть, чем открыться семье, стоит снимать именно так. (Алиса Таежная, «The Village»)

[...] Франсуа Озон, традиционно вызывающий у критиков или восторг, или ненависть, на этот раз решил снять фильм о лжи. «В мире, где всех повально интересуют правда и честность, мне любопытно исследовать природу лжи», - объяснил режиссер. Действие его картины происходит после Первой мировой войны в Германии. Девушка Анна живет с родителями своего погибшего жениха Франца и однажды встречает возле его могилы молодого француза Адриана. Приняв Адриана за товарища Франца, она приглашает его в дом, и вместе с родителями они слушают рассказы об их крепкой дружбе, прогулках по Лувру и игре на скрипке. Несмотря на то, что Андриан является французом, семья ... принимает его, видя в нем отражение погибшего Франца, а Анна и вовсе в него влюбляется. «Франц» начался с пьесы Мориса Ростана, которую уже экранизировал в 1932 году Эрнст Любич. Озону понравились и пьеса, и фильм, но играть в повторы режиссер не хотел и в итоге воспользовался завязкой, изменив развитие событий. В картине одна ложь провоцирует вторую, потом следующую, затем еще одну. В итоге главные герои существуют в полувыдуманном мире, где черно-белые кадры сменяют цветные. Жизнелюбивому Озону сложно смириться с однообразием монохрома, поэтому он раскрашивает все радостные моменты и светлые воспоминания, которые зачастую являются не более чем выдумкой. Изменив ход событий, Озон отказался и от хеппи-энда в классическом его понимании, который присутствовал в пьесе. Сфокусировавшись на женском персонаже, он отправляет Анну из послевоенной Германии в послевоенную Францию и превращает из романтической барышни, поглощенной своей такой же романтической первой любовью, в настоящую героиню. Если сначала мы видим в ней лишь отражение Франца и их не случившейся истории, то в итоге Анна становится совершенно самодостаточной, способной самостоятельно выбирать себе любимые картины, стихи и даже жизнь. [...] (Елизавета Окулова, «КиноПоиск»)

Баллада о солдате. Одним из лучших фильмов Венецианской Мостры стал «Франц» Франсуа Озона. Новый фильм Озона - классическая мелодрама и при этом превосходно исполненная. Как таковая, она вызывает во время просмотра сильные чувства, которые неизбежно рассеиваются после окончания сеанса, заставляя расчувствовавшихся людей как бы даже стыдиться испытанных эмоций. Огромный переполненный венецианский зал смотрел фильм на одном дыхании - только чтобы вознаградить потом жидким аплодисментом. Те же самые не дышавшие, смотревшие фильм на краешке кресла критики будут дружно возмущаться, если вдруг жюри Сэма Мендеса удостоит Озона каким-нибудь важным призом. То же самое происходило в этом году в Канне, когда критики дружно ... сопели и утирали украдкой слезы на фильме Кена Лоуча «Я, Дэниэл Блейк», а потом обличали его как традиционный и не заслуживающий призов - в отличие, скажем, от трехчасового румынского, на котором увлеченно листали айфоны. «Франц» - ремейк фильма лучшего комедиографа всех времен Эрнста Любича, к которому Озон всегда неровно дышал (этого влияния нельзя было не заметить, явным знаком был великолепный фильм Озона под названием «Ангел» - так называлась и одна из лучших картин Любича). Но фильм 1932 года «Недопетая колыбельная» (его оригинальное название лучше не упоминать, потому что оно прозвучит как спойлер) - из серьезных работ режиссера, которого Трюффо справедливо называл принцем. Две трети своего фильма Озон воспроизводит сюжет Любича, правда с точки зрения героини, а не героя: невеста убитого на Первой мировой молодого солдата Франца встречает на его могиле его ровесника-француза, который называет себя другом убитого, водившего его некогда по залам Лувра. Родители погибшего поначалу принимают француза в штыки как врага Германии, но потом оттаивают и даже начинают видеть во враге утешительную замену сына. Что уж говорить о живущей у них его несостоявшейся девушке, заядлой франкофонке? Бывший французский солдат, музыкант и пацифист, оплакивает смерть солдата-немца и мечтал бы оказаться вместо него в могиле - надо ли говорить насколько актуальным оказывается этот сюжет сейчас, в начале века, почти через сто лет после событий Первой мировой, когда в воздухе опять сгущаются тучи? Но ни плакатности, ни публицистики в картине нет - только убийственно нежная человечность. Озон и раньше снимал картины о смерти, но «Франц» - пожалуй, первый его фильм, в котором он не боится предстать серьезным и взрослым. При этом ни парадоксальности своего почерка, ни стилизаторского таланта, ни чувствительности, ни даже некоторого озорства он отнюдь не утратил. Картина снята абсолютным мастером: все компоненты - от идеального кастинга до безукоризненного изображения - подчинены рассказываемой истории. Не удивлюсь, если былой анфан террибль Франсуа доберется вместе с «Францем» до своей первой оскаровской номинации. (Стас Тыркин, «КП»)

Чувственный пацифизм Франсуа Озона. Черно-белая мелодрама о последствиях Первой мировой обнаружила двойное дно. Озорной провокатор Франсуа Озон в последние годы все больше тяготеет к мелодраматизму, порой даже с налетом морализаторства. Впрочем, хулиганские рожки автора «Криминальных любовников» и «Бассейна» так или иначе проглядывают во всех его работах. И эта пикантность составляет, пожалуй, их главную прелесть. Не стала исключением и лента «Франц», представлявшая Францию на прошедшем Венецианском фестивале. Десятилетие спустя после «Ангела» Озон возвращается к теме Первой мировой. Действие фильма разворачивается сразу после капитуляции Германии. Немецкая девушка Анна потеряла на войне жениха Франца. Однажды безутешная красавица замечает незнакомца, который приносит цветы на ... его могилу. Разговорившись с ним, Анна узнает, что Адриан Ривуар (так зовут юношу) дружил с ее возлюбленным, когда тот до войны учился во Франции. Знакомые Анны принимают непрошенного гостя в штыки: он француз, а значит - враг! Однако постепенно родители убитого проникаются к Адриану сочувствием - его рассказы о совместных прогулках по Лувру и скрипичных занятиях радуют стариков. Анна же замечает, что рядом с Адрианом ей так же хорошо, как и с Францем, которому она собиралась хранить верность... Поначалу кажется, что «Франц» - это добротное кино о пагубности войны и живительной силе любви, зарождающейся вопреки национальным обидам. Режиссер не боится банальных, но проверенных решений: так, например, редкие вкрапления цвета в монохромную картинку символизируют пробуждающиеся чувства главной героини и моменты счастья. Но те, кто знаком с ранним творчеством Озона, понимают, что без подвоха здесь не обошлось. И действительно, чем дальше, тем больше понимаешь, что в истории Франца и Адриана есть какая-то недосказанность. Нестандартный любовный треугольник «Франц - Анна - Адриан», где один из участников - мертвец, оказывается еще более оригинальным, чем это воспринимается на первый взгляд. Как хорошее французское вино или деликатес мишленовского ресторана, «Франц» раскрывается не сразу, и послевкусие оказывается гораздо богаче и интереснее, чем непосредственные ощущения во время трапезы. Особо стоит отметить, что изысканность смыслового букета Озон не нарушает ни единой пошлостью или хотя бы откровенностью. Достаточно сказать, что это редкий для него фильм вообще без эротических сцен. На «Франца» можно смело привести девушку или свою бабушку и не краснеть во время сеанса. Но самое удивительное, что Озон водит за нос не только тех, кто смотрит картину как честную пацифистскую мелодраму, но и тех, кто сразу подозревает типичный для режиссера провокационный поворот сюжета. Того самого ожидаемого хулиганства здесь как раз-таки нет (по крайней мере, в явной форме). Зато у фильма появляется новый смысл, доступный всем категориям зрителей: любая форма симпатии одного человека к другому может быть ничуть не менее благотворной и возвышающей, чем реальная взаимная любовь. (Сергей Уваров, «Известия»)

Пацифизм и шрамы войны в новой ленте Франсуа Озона. «Это ты убил моего сына», - бросает в сердцах доктор Ханс Хоффмейстер (Эрнст Штецнер), едва признав француза в дрожащем юноше Адриане (Пьер Нинэ). Весна после Первой мировой. Адриан приехал в небольшой немецкий городок, чтобы возложить цветы на могилу недожившего до 24 лет Франца и пообщаться с его родными. Германия охвачена скорбной ненавистью к гражданам Франции, но фраза «я друг вашего сына» заставляет герра Хоффмейстера, его жену и несостоявшуюся невестку Анну (Паула Бир) выслушать незваного гостя. До войны Франц, убежденный пацифист, любивший Верлена, уехал учиться в Париж, но по настоянию отца ушел ... на фронт, где и погиб. Адриан рассказывает о тех днях - о Лувре, о музыке (оба - играли на скрипке). Чета Хоффмайстер от каждой беседы оживает на глазах, но Адриан приехал не ради утешения настрадавшихся стариков - он сам хочет обрести покой. Трепетный француз, разумеется, не тот, за кого себя выдает - и хотя пылкая исповедь происходит аккурат в середине фильма, вряд ли у кого-то возникнут сомнения на счет его роли в личной драме Хоффмейстеров и Анны. Для известного провокативными лентами о человеческом характере режиссера Франсуа Озона это лишь одна из деталей сложного кружева личной драмы на фоне большой трагедии. Такая же, как бесконечные рифмы между Францией и Германией, где люди в пабах поднимают бокалы в память о погибших сыновьях, где разваленные здания чернеют напоминанием о войне, где люди продолжают танцевать, несмотря ни на что. Элемент провокации, впрочем, тут можно рассмотреть: позаимствовав сюжет у «Недопетой колыбельной» Эрнста Любича, Озон затрагивает одну из самых непростых тем - «можно ли простить врага?». В купе с этим вопросом положено разобраться, кто же такой этот «враг», понять его мотивы, вычленить из идеи войны личное и государственное. «Мы - отцы, которые убивают своих детей», - в какой-то момент произносит герр Хоффмейстер, осознав и часть своей вины (Франц был убежденным пацифистом). Отправленные на фронт юноши стреляют друг в друга, и если одному достается пуля, то второму - психологическая рана, несмолкающая вина за выполненный долг. «Франц» и рассказывает о близости двух форм трагедии: ужаса потери и ужаса содеянного. Тут Франсуа Озон оказывается крайне деликатен: «Франц» не впадает в драматизацию, виртуозно балансирует между мелодрамой и голой пацифистской риторикой. Большую часть хронометража лента черно-белая: Озон изображает монохромными и мир, разбитый на два лагеря, лишенный оттенков рефлексии, и жизнь, буквально утратившую радость цвета. Поэтому в кадр краски возвращают лишь воспоминания: знакомая музыка, знакомые места - все, что напоминает о Франце и довоенном периоде. Озон не предлагает универсальной формулы для примирения с глобальной и частной трагедией: для одних - это обман во благо, для других - покаяние, для третьих - христианское прощение с любовью к ближнему и простая мысль, что нужно жить дальше. Впрочем, плач скрипки и часто возникающий в кадре «Самоубийца» Эдуарда Мане, вероятно, указывает и на целебную силу искусства, которой, пожалуй, обладает и «Франц». (Алексей Филиппов, «Кино-Театр.ру»)

«Франц»: Время жить и время умирать. 1919 год. Первая Мировая война закончилась поражением Германии и составлением унизительного мирного договора, который озлобил почти все население страны. В маленькой немецкой деревне молодая девушка Анна ухаживает за могилой Франца, своего жениха, убитого на фронте. Она живет с родителями покойного - доброй матерью и отцом-врачом, разочаровавшимся в войне из-за потери сына. Жизнь семьи меняется, когда к могиле немца начинает приходить молодой француз Адриен, который представляется довоенным другом Франца. Постепенно Адриен становится заменой Франца не только для родителей, но и для Анны, которая в компании француза снова чувствует вкус жизни. Некогда провокатор Франсуа Озон, последние ... 3 фильма которого выходили каждый год, взял перерыв на 2 года и вернулся с мелодрамой «Франц», частично основанной на картине 1932 года «Недопетая колыбель» Эрнста Любича. Только там центральным персонажем был француз, а в ленте Озона акцент смещен на вдову погибшего солдата - Анну. Более того, если первая часть «Франца» как-то следует по стопам «Колыбели», то вторая, полностью придуманная Озоном (и, чего греха таить, лучшая) половина меняет не только основные локации с Германии на Францию, но и жанр: мелодрама превращается в настоящий детектив. Детально проработанная атмосфера скорби немецкого городка и витающего в нем настроения поражения помогают Озону воссоздать портрет общества, страдающего от тяжелой травмы. Неслучайно папа Франца при первой встрече с Адриеном говорит: «любой француз - убийца моего сына», но после личного знакомства со вчерашним врагом постепенно приходит к мнению, что вина за смерть сыновей полностью лежит на их отцах, которые «посылали на войну ружья». Таким образом, картина по-новому рисует портрет потерянного поколения, не забывая и о антивоенном посыле. Гибель Франца, ушедшего на войну пацифистом, по сути, объединяет молодого француза и его собственную семью (см. Францию и Германию). Оттого прекраснее выглядит сцена, где Франц играет на скрипке, а Анна аккомпанирует ему на пианино - будто две страны забыли эту страшную вражду. Фильм хоть и снят в черно-белых тонах, таким он остается не все время. В редкие моменты радости картина буквально расцветает на глазах. Но именно расцветает, а не становится цветной. Мы будто смотрим колоризированную старую ленту - чувствуется, что первый слой черно-белый. Такой способ кажется очень простым, но в фильме он обрушивается мощным эмоциональным ударом по зрителю, особенно в тот миг, когда изображение снова теряет цвет. Схожий эффект в последнее время был только у раздвигающегося экрана в «Мамочке» Ксавье Долана. Стержнем фильма является Анна, сыгранная молодой немецкой актрисой Паулой Бир. За эту роль она заслуженно получила премию Марчелло Мастрояни на Венецианском кинофестивале. Ее героиня сперва очень скупа на эмоции, но постепенно раскрывается, и через принимаемые решения Анна становится действительно сложным и неоднозначным персонажем. И во многом благодаря этому финальный кадр так врезается в память: Озон ставит решительную точку на долгом пути девушки через скорбь к долгожданному счастью. (Алихан Исрапилов, «Cinemaholics»)

Недопетая любовь. Франсуа Озон снял фильм о "святой лжи". В кино нужно плакать, желательно навзрыд, - это Венеция-2016 подтверждает чуть ли не каждым фестивальным просмотром. Мелодрама возвращается в обиход, я уже отмечал это в связи с запредельно слезливым "Светом в океане"; новый фильм Франсуа Озона "Франц" пересекает и этот предел - кажется, ты вернулся в кинотеатр времен "Моста Ватерлоо". Впечатление завершают черно-белое изображение и антураж эпохи Первой мировой. Действие происходит в Германии после войны, ее раны еще воспалены. Скромная девушка Анна, навещая могилу погибшего на фронте жениха Франца, видит молодого француза, возлагающего на могилу цветы. Франция - вчерашний враг, и ... появление француза в немецком городке вызывает ярость. Но Адриен настойчив, он хочет рассказать убитой горем семье что-то важное о ее погибшем Франце. Идут цветные флешбэки мирного прошлого: два друга, француз и немец, упоенно бродят по залам Лувра, рассматривая любимого Мане. Их парижская жизнь отдана прекрасному: живописи, игре на скрипке, чтению Верлена, и все так идеально, что закрадываются нехорошие подозрения. И действительно, это фильм о целебной силе "лжи во спасение", когда человек, терзаемый чувством вины, скрывает страшную правду, убеждая и других, и себя в истинности красивой выдумки - подменяя мир истин миром грез. На пресс-конференции режиссер признавался, что тема лжи волновала его с детства, что он искал ей выход в кино и нашел в пьесе Мориса Ростана, экранизированной Эрнстом Любичем в фильме 1932 года "Недопетая колыбельная". И он весьма преуспел в воссоздании мира кино 30-х с его простыми объяснениями сложного, с линейными сюжетами, прямыми моралите и прекрасным простодушием эпохи, еще не вполне отведавшей ХХ века. Такой наивный эскейпизм в искусстве, по истории, активизируется в периоды социальных и политических потрясений. Так спасла Америку от депрессии "святая ложь" голливудских сказок 30-х, так помогали нашим солдатам в окопах комедии 40-х. Надо отдать должное Озону: в годы планетарного кризиса и ощущения неизбежности войн он сделал пацифистский фильм о том, какой трагедией оборачиваются военные игры для каждой семьи и для целых народов. Это фильм о том, как противится нормальная натура идее враждебности между странами. И это фильм о чудаке, который еще способен мучиться чувством вины так, что эта вина начинает вести его по жизни. Актер Пьер Нинэ идеален для воплощения человека, одержимого "одной, но пламенной страстью". В век общего цинизма и пофигизма такой человеческий тип стал уникумом - вероятно, еще и поэтому Озон углубился в антураж вековой давности. Его режиссура обдуманно наивна, много сбоев вкуса и подсказок зрителю. Это мелодрама избыточно сентиментальная и временами слащавая, но, судя по реакции зала, публика истосковалась по внятным чувствам и моральным выводам, сформулированным без затей, впрямую. А вывод из такого фильма прост и вечен: только бы не было войны... Так Венецианский фестиваль с каждым днем подтверждает намеченный с самого старта тренд: отказ от формальных артхаусных экзерсисов, но обогащение массовых жанров их опытом. Две распавшиеся и даже враждующие половины кинематографа на наших глазах начинают срастаться. [...] (Валерий Кичин, «RG»)

Другой Озон: иллюзии, прощение и любовь. В новой ленте Франсуа Озона оживают раны послевоенной Европы начала прошлого века, соединенные с тайной и глубокими нюансами человеческих взаимоотношений. И уже словно бы само собой подразумевалось, что история не для всех (все-таки режиссер раньше делал авторское кино). Однако "Франц" изящно уклоняется от арт-хаусных маркеров и открывает нового Озона: прежнего и в то же время другого - чуть более прямолинейного и сентиментального. 1919 год, немецкий провинциальный городок. Девушка по имени Анна каждый день навещает могилу Франца, своего погибшего на французской земле жениха. Однажды на кладбище она видит молодого француза Адриена, который рассказывает героине, что ... встретил Франца еще до войны в Париже и был с ним дружен. Анна знакомит его с семьей жениха, и отец с матерью с жадностью вслушиваются в рассказы о сыне. Ждать понимания от окружающих не приходится: во всеобщем сознании поверженная Германия и Франция - до сих пор кровные враги, поэтому презрение преследует молодого человека по пятам. Но ему, кажется, все равно: Адриен приехал, чтобы сбросить с сердца страшную тайну. Он пытается это сделать, но не находит сил. Во "Франце" Озон практически реинкарнирует "Недопетую колыбельную" Любича, успешно переносясь и сюжетно, и картинкой на 80 лет тому назад. И вместе с картинкой воссоздан самый дух кинематографа ранних 30-х, в котором герои были прекрасны и прямодушны, а муки совести и чувство вины доставляли им нечеловеческие страдания. Адриен Пьера Нинэ принимает на себя муки, но выясняет, что сделать больно тем, кто к нему привязался, не может. И это веская причина поговорить о лжи во спасение (сам Озон настаивал, что картина именно об этом). В сегодняшних реалиях Адриена можно было окрестить чудаком, и Нинэ как нельзя лучше подходит под типаж - одному из лучших на сегодня драматических актеров уже приходилось воплощать человеческие крайности (гениальный кутюрье в "Ив Сен-Лоране", запутавшийся безумец-писатель в "Идеальном мужчине"). Образ же его партнерши Паулы Бир - не крайности, а скорее, золотая середина, которая, тем не менее, не становится от этого скучной - ведь за мудростью и твердостью - все та же молодая жажда жизни, не до конца похороненная вместе с Францем. В этом смысле невероятно интересно следить за тем, как появление Адриена начнет ее менять. Ложь открывает двери тому, что начинается вполне как мелодрама - в черно-белой реальности вспышками появляются рассказы персонажа - Париж 1915 года, двое друзей танцуют на студенческих вечеринках, блуждают по залам Лувра, рассматривают картины Мане и взахлеб читают стихи Верлена. Эти несуществующие воспоминания - не только понятная тоска по прекрасному и утраченному - здесь есть еще кое-что важное. Речь - о целительной, спасительной иллюзии, которую одни дарят другим, чтобы те могли во что-то верить. Так, Анна не решится открыть родителям Франца тайну Адриена - ей предстоит жить с этим самой. Жить и выбирать - позволить новому чувству захватить себя или продолжать вечный траур. Здесь мелодрама делает заметный нырок в высокие и тонкие материи и очерчивает мощный режиссерский бэкграунд, отсылающий нас к тому, о чем так много написано у Достоевского - древнему вопросу прощения. Такому же древнему, как болезненная тема войны. Поэтому "Франц", буквально выросший из всего этого, - картина пацифистская, и ей не вредят ни сентиментальность, ни простота, ни немного наивный уход в эскапизм. (Александра Подольникова, «Киноафиша»)

Война отражений. В прокат выходит "Франц" - неожиданно тихий черно-белый фильм Франсуа Озона, одного из главных мелодраматистов Франции, снявшего ремейк классической антивоенной драмы. 1919 год. Маленький немецкий городок пытается пережить последствия только что окончившейся войны, похоронившей половину здешних сыновей. Молодая красавица Анна (Паула Бир), потерявшая в окопах жениха Франца, теперь живет с его скорбящими родителями - добросердечной матерью и почерствевшим отцом-врачом, который считает повинной в смерти сына всю Францию. Сама же девушка ежедневно ходит на пустую могилу возлюбленного, где однажды встречает заплаканного француза Адриена (Пьер Нинэ). Анна и мать Франца, поборов сопротивление отца, принимают молодого человека у себя дома в ... качестве давнего друга погибшего. Вскоре между молодыми людьми начинает зарождаться чувство, но история отношений Адриена и Франца, конечно же, оказывается не так проста, как хочется верить окружающим и самому ее рассказчику. Завидный уровень производительности Франсуа Озона служит ему дурную службу. Один из самых разносторонних режиссеров Франции снимает в среднем по фильму в год, но зрителям по большей части запоминаются самые аляповатые из них, из-за чего репутация у их автора складывается несколько юмористическая. "Франц" - даже и в формальном плане - выступает абсолютной антитезой этой аляповатости. Фильм почти полностью выполнен в холодном и чистом ч/б, отсылающем к какой-нибудь "Белой ленте" Ханеке, да и говорят здесь преимущественно на немецком. Актеры играют экономно и сухо, первая музыкальная нота, если не брать в расчет титры, звучит минуте на двадцатой. Весь цвет и музыка в фильме отданы эпизодам воспоминаний о событиях, которых, кажется, и не было вовсе. Со стороны режиссера это, впрочем, не только показательное упражнение в аскезе; формальные приемы фильма на выходе оказываются более чем оправданны. "Франц" - ремейк не слишком известной картины Эрнста Любича "Недопетая колыбельная" 1932 года, поставленной по пьесе Мориса Ростана. Оригинал был мастерски сделанным, но довольно прямолинейным антивоенным фильмом, с горьковатым счастливым финалом. Существенный нюанс заключается в том, что зачин "Колыбельной" (в случае пьесы - так и вовсе название) относительно "Франца" оказался бы спойлером невеликого, но сюрприза. Озон переместил точку входа в середину фильма, поменял центрального персонажа, тем самым вывернув сюжет чуть не наизнанку и на какое-то время превратив всю историю в мелодраму. Использовав все имеющиеся в оригинале истины, Озон принимается за Любичем с Ростаном дописывать, и "Франц", до поры побыв мелодрамой, превращается в своеобразный детектив - и хоть в этом качестве он местами и буксует, но именно ради этого второго акта все явно и затевалось. Две половинки "Франца" складываются в рифму, обнаруживающую, что история, которую рассказывает Озон, - грустная история про Зазеркалье. Франция и Германия здесь - два зеркальных королевства, между которыми ненадолго возникла трещина, когда у одного из героев пропало отражение, в то время как строгий порядок вещей остается незыблемым. Оригинальный фильм был высказыванием про искупление, ложь во благо и принятие врага. Озон все это тоже имеет в виду, но этим не ограничивается. Он жестко возвращает персонажей на предписанные им места. И его "Франц" скорее оказывается фильмом про переживание скорби через осознание своего места в миропорядке - очень пессимистичном осознании. (Василий Миловидов, «Коммерсантъ Weekend»)

В 16-й полнометражной картине режиссера по пьесе пацифиста Мориса Ростана есть место и любви, и антимилитаристскому посылу. Немецкая провинция, 1919 год. Анна, так и оставшись невестой убитого на войне Франца, продолжает жить в доме у его родителей, милых немецких бюргеров, каждый день посещая его пустую могилку. Так бы и протекала ее однообразная жизнь, если бы однажды на могиле не появились свежие цветы, а вместе с ними - загадочный француз Адриен. Сценарий фильма написан по пьесе известного пацифиста Мориса Ростана, которая была экранизирована в 1932 году Эрнстом Любичем под названием «Недопетая колыбельная». Пьеса и фильм были созданы до второй мировой войны, ... и поэтому мелодраматичный хеппи-энд, заканчивающийся любовью героев, не выглядел таким иллюзорным. Франсуа Озон, изменил пьесу, сделав главной героиней Анну (Паула Бир). Это она совершает большой путь героя, заняв место убитого жениха. Но для этого вначале она услышит его историю о том, что приезжий француз до войны был лучшим другом Франца (они вместе играли на скрипке и читали стихи Верлена в Париже), проникнется к нему чувствами и узнает страшную тайну об истинной причине визита Адриена в Германию. Она должна решиться сохранить эту тайну от родителей Франца, простить Адриену его вину и поехать искать его в Париж, где откроет для себя обратную сторону послевоенного мира. Франсуа Озон - большой любитель поиграть с жанрами, и его новая картина выстроена по принципу жанровых пятнашек: разбег начинается с хичкоковcких аллюзий, а затем история немного пробуксовывает, погружая зрителя в слащавость театральной мелодрамы. Адриен в исполнении Пьера Нинэ проявляет всю свою статусною импозантность актера «Комеди франсез» - светит красивым торсом, хмурит тонкие брови, блестит черным глазом. В глухой немецкой провинции, где в живых остались только старики и кондовые националисты, невозможно не влюбиться в такого неожиданного гостя, будь он даже заклятый враг-француз. В черно-сером пространстве фильма зарождающиеся чувства героев подсвечены сепией, а рассказы о парижской довоенной жизни - яркими импрессионистскими красками. В тот момент, когда молодой девушке открывается настоящая причина визита Адриена, фильм приобретает оттенок немецкого экспрессионизма, чтобы затем превратиться в атмосферный роуд-муви. Финальная сцена ставит точку в духе романа взросления или точнее, романа женской эмансипации. Как говорил Альберт Эйнштейн, «безумие - делать одно и то же, и каждый раз ожидать иного результата». Франсуа Озон, обратившись к общеевропейской культурной памяти, пытается достучаться до современной публики понятным для нее символическим образом - с помощью картины Эдуарда Мане «Самоубийца» с изображенным на нем лежащим замертво молодым человеком. Для Озона рост национализма и шовинизма всегда ведет к самоубийству, а в смерти сыновей виноваты отцы, отправляющие их на фронт. Невозможно не сделать сравнение с одним из первых пацифистских высказываний между двух войн, фильмом французского режиссера Жана Ренуара «Великая иллюзия» 1937 года. На войне гибнут и калечатся пацифисты и вояки, богатые и бедные, немцы и французы. Но если у Ренуара спетая в лагере для военнопленных «Марсельеза» является символом стойкости и сопротивления, то у Озона французский гимн, спетый в бистро в порыве патриотизма, - это упорное стремление закончить свою жизнь в окопах. Сегодня как никогда это высказывание может показаться актуальным, ведь мы, как и ренуаровский персонаж Жана Габена, хотели бы, чтобы предыдущая мировая война оказалась последней, но, почитав последние новости, нехотя соглашаемся, что это великая иллюзия. (Алиса Амблар, «The Hollywood Reporter»)

«Франц»: Примирение и взаимопонимание. Война на экране всегда выглядит фальшиво. Суть ее не в самолетах-танчиках, а в эмоциях, которые очень плохо передает машинерия на экране. Поэтому в самом лучшем кино про войну собственно войны бывает очень мало. Можно вспомнить «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, «Двадцать дней без войны» Алексея Германа и еще ряд фильмов, где никто не стреляет и кровь не течет ручьем, а про войну становится понятно куда больше, чем из сотни широкоэкранных героических саг с многотысячной массовкой и натуральными взрывами в кадре. «Франц» именно из категории «про войну без войны». Нарочито неспешное, размеренное действие картины разворачивается через год после ... завершения Первой Мировой в абсолютно мирной обстановке, внешне почти ничем не напоминающей об ужасах недавней всеевропейской бойни. Трагедия миллионов показана здесь через трагедию конкретного человека, точнее, его семьи и близких людей. Главный герой, которого недаром зовут так же как режиссера, появляется только во флешбэках. Хотя его присутствием пронизана каждая минута существования его родных и близких, принадлежащих двум противостоящим нациям. Для измученного кризисом и климатом зрителя из страны серых дождей и панельных многоэтажек «Франц» и вовсе может показаться набором красивых картинок из жизни буржуазии Старого Света столетней давности. Многоликий француз Франсуа Озон всегда был в первую очередь великим эстетом. И его «Франц» получился очень спокойным, красивым рассказом о войне, которой нет в кадре, но которая навсегда осталась в героях фильма. Главная героиня, невеста погибшего Франца, передвигается по волне своей скорби между маленьким германским городком и шумным Парижем в черно-белом ритме обстоятельной кинопрозы. Аккуратная сепия оператора Паскаля Марти в самые трогательные и эмоциональные моменты раскрашивается в мягкие цвета старой почтовой открытки. Также аккуратно и тактично передвигаются, и произносят свои слова исполнители из, как бывает у Озона, не звездного, но очень качественного актерского состава. Обстоятельно-корректный, Франсуа Озон нарочито медленно разворачивает перед зрителем драму потери близкого человека. «Франц» несколько раз меняет направление сюжета, обрастая нюансами, но их очевидно хватает только чтобы удерживать внимание аудитории. Главная проблема Озона как режиссера - эмоциональная холодность - во «Франце» проявилась как ни в каком другом из его последних фильмов. Интеллектуальная сдержанность и буржуазная обстоятельность его авторского стиля никак не могут преодолеть психологического барьера достоверности: большую часть своего действия этот не короткий двухчасовой фильм выглядит откровенно пустым. Как и все творчество режиссера, «Франц» - продукт едва ли не всей европейской цивилизации. Ассоциаций при просмотре ленты возникает невероятно много - от Томаса Манна до Франсуа Трюффо и Михаэля Ханеке. Но в отличие от вечно живых классиков, от фильма Озона остается ощущение музейной витрины. Чувство, которое все чаще возникает теперь от посещения туристических диснейлендов в разных европейских государствах. Картина Озона проникнута мыслью о том, что последний выстрел и, даже, последний похороненный солдат еще не означают, что война закончилась. Фантомные боли, неизбежные после любого вооруженного конфликта, в фильме Озона приобретают ярко выраженный образ погибшего в окопах юноши. Погибшего на войне не только едва закончившейся, но и грядущей. Когда в 1932 году великий Эрнст Любич впервые экранизировал пьесу французского пацифиста Мориса Растана, о своем недалеком будущем догадывались только самые проницательные европейцы. «Франц» переполнен прямыми намеками на продолжение европейской катастрофы, но вряд ли они нужны современному зрителю, для которого, что Первая, что Вторая мировая в большинстве случаев уже не сопровождаются прежним эмоциональным опытом. Поэтому «Франц» смотрится сейчас скорее, как дань уважения двум европейским нациям, в итоге пришедшим к взаимопониманию и примирению, чем предупреждение об ужасах абстрактной войны. (Антон Сидоренко, «Кинопарк»)

На Западном фронте любви. Вскоре после Первой мировой войны в маленький немецкий городок приезжает французский юноша Адриен (Пьер Нинэ). Он приносит цветы на могилу своего ровесника Франца, погибшего на войне, и объясняет семье покойного, что дружил с парнем, когда тот учился в Париже. Адриен не скрывает, что был на фронте и убивал немцев, но после короткого замешательства родители Франца и его невеста Анна (Паула Бир) принимают француза как родного и с упоением выслушивают его рассказы о родственнике. Они даже не подозревают, что Адриен многое знает о Франце не потому, что его знал, а потому, что нашел письма на теле убитого ... им немца. Преимущественно работавший в Голливуде немецкий режиссер Эрнст Любич снимал почти исключительно комедии. В частности, в 1939 году он поставил классическую романтическую комедию «Ниночка», где Грета Гарбо играла советскую чиновницу, которую соблазняют прелести западной жизни. Однако были в жизни Любича и эксперименты с другими жанрами. В 1932-м он снял антивоенную мелодраму «Недопетая колыбельная» о французском ветеране Первой мировой войны, который тяжело переживает убийство на фронте своего немецкого ровесника. В прокате эта картина провалилась, но ее высоко оценили некоторые критики. «Франц» знаменитого француза Франсуа Озона - редкий для артхаусного кино ремейк, основанный на «Недопетой колыбельной». Подчеркивая родство своей постановки с довоенным кино, Озон снял «Франца» в черно-белой гамме. Изображение обретает цвет, лишь когда герои вспоминают счастливое прошлое или ненадолго забывают о своей душевной боли. Но даже в такие моменты картинка «Франца» сохраняет визуальный налет старины. Почему Озон обратился к европейской антивоенной драме во времена, когда Франция и Германия даже не задумываются о боевом противостоянии? Во-первых, настроения в Европейском союзе сейчас не самые радужные, и некоторые претендующие на власть западноевропейские партии отстаивают тот национализм, который некогда привел сперва к Первой, а потом ко Второй мировой войне. Такие эксцессы лучше предупреждать, чем расхлебывать. А во-вторых, «Франц» - неплохая тестовая площадка для исследования весьма интересующей Озона темы «благая ложь». Ведь в картине сперва Адриен рассказывает семье Франца красивые сказки, а затем Анна, узнавшая страшную правду, продолжает поддерживать иллюзию, так как не решается расстроить пожилых родителей покойного жениха. Если «Недопетая колыбельная» была слащавой голливудской лентой с хеппи-эндом (насколько счастливый финал вообще возможен в фильме, выстроенном вокруг безвременной гибели), то «Франц» представляет собой более печальное и более «взрослое» кино с открытым финалом. Новая лента почти в два раза длиннее постановки Любича, и путешествие Анны во Францию, отсутствовавшее в «Колыбельной», позволяет Озону не только усложнить мелодраматичную линию фильма и показать послевоенную жизнь родной страны, но и провести пугающие параллели между тогдашними настроениями в Германии и во Франции. Ведь далеко не все, как Адриен и Анна, в то время пытались оставить прошлое в прошлом и примириться с заклятыми врагами. Впрочем, политика во «Франце» играет хоть и важную, но подчиненную роль. Прежде всего это трогательная мелодрама на фоне депрессии и чувства вины - отлично разыгранная интимная история о сильных и запутанных переживаниях. Действие ленты развивается размеренно, без провисаний, и в таком кино легко утонуть на два часа, если его сентиментальность окажется вам по нраву. К сожалению, у «Франца» есть аспекты, которые немного портят от него впечатление. Сильнее всего раздражает то, что иллюзорные совместные сцены Адриена и Франца смотрятся как общение любовников, а не как мужская дружба. В этом кино такая чувственность совершенно неуместна, и Озону стоило забыть любимую «фишку». Или уж надо было раскрыть эту тему, а не просто использовать ее как своего рода ерническое подмигивание поклонникам Озона. Особенно тем, кто верит, что мужская дружба невозможна, потому что природа неизбежно возьмет свое. Также надо иметь в виду, что это не страстная картина в духе «мыльных опер», а интеллигентное любовное повествование, в котором куда больше несказанного и недосказанного, чем жарких объятий и откровенных признаний. Если вас это не смущает, добро пожаловать в кино! (Борис Иванов, «»)

"Франц" Франсуа Озона: на личном фронте без перемен. "Большое французское кино родом из Германии" - так окрестила немецкая пресса новую картину Франсуа Озона. Определение снайперски точное: эта изысканная и в то же время строгая черно-белая мелодрама, действие которой начинается в маленьком немецком городке и продолжается в Париже, убедительно доказывает, что между двумя странами куда больше общего, чем принято думать. Германия, 1919 год. Юная Анна (безупречная Паула Бир, восходящая звезда немецкого кино) каждый день навещает могилу своего жениха Франца, сгинувшего в окопах в последние месяцы Первой мировой. Однажды она замечает рядом с надгробием чужие цветы, а вскоре встречает и того, кто ... их положил: плачущий иностранец (Пьер Нине) торопливо пробегает мимо нее и устремляется в центр города. В тот же день он появляется на пороге дома, в котором живут родители погибшего. Строгий отец, опознав в посетителе француза, поначалу прогоняет его, но потом спохватывается: его сын, страстный франкофил, до войны проводивший много времени в Париже, вполне мог иметь французского приятеля. Второй визит загадочного незнакомца, представляющегося Адриеном Ривуаром, проходит в более спокойной обстановке. Адриен рассказывает о дружбе с Францем, о долгих совместных прогулках по Лувру, о посиделках в кафе и танцах с красивыми девушками. Анна зачарованно слушает и не сводит с гостя глаз. Режиссер Франсуа Озон впервые снял фильм за пределами своей страны. Хотя официально "Франц" (Frantz) считается французско-германской копродукцией, декорациями для него послужили живописные улочки Герлица и Кведлинбурга. Немецкий язык в кадре звучит чаще французского, но при этом автор ничем не выдает своего происхождения. В фильме нет жутких клише, часто присущих работам иностранцев о Германии, и вообще Озон предстает здесь похожим на своего отсутствующего титульного героя: так трепетно и бережно к материалу может относиться только настоящий германофил, человек, давно влюбленный в немецкий язык и немецкую культуру. Вопреки заявленной в самом начале теме противостояния, Германия и Франция в картине оказываются странами-близнецами, разлученными по воле равнодушной истории. Вглядываясь в свое отражение в зеркале, Адриен видит там Франца - и это лишь первое из череды преследующих героев "зазеркальных" видений, в которых французское отражается в немецком, и наоборот. Фильму это придает некоторую искусственность: "Франц", как это часто бывает у Озона, - прежде всего пространство для формальных игр, и умный режиссер со своим внушительным интеллектуальным багажом тут всегда на один шаг впереди недогадливого и нерасторопного зрителя. Игра началась еще на стадии сценария. "Франц" - очень вольный ремейк "Недопетой колыбельной" (1932) Эрнста Любича, уроженца Берлина, а "Колыбельная", в свою очередь, была экранизацией пьесы французского поэта и драматурга Мориса Ростана. У оригинала 1932 года, кстати, есть еще одно название, но критики намеренно не называют его в своих рецензиях, чтобы не раскрывать один из главных сюжетных поворотов картины. Первые кадры "Франца" - черно-белые, как и его трейлер, но на самом деле в фильме есть цветные вставки. Любой, кто попытается найти в их чередовании логику (а соблазн сделать это по ходу действия очень велик), будет вероломно обманут. Режиссер выиграл битву с продюсерами, которые позволили ему менять черно-белое изображение на цветное "по интуитивному принципу". Так же интуитивно расставлены и другие ловушки. Отдельные сцены явно вдохновлены пейзажами великого Каспара Давида Фридриха, но определяющим для сюжета становится "Самоубийство" Эдуарда Мане, которое при этом выступает как символ жизни, а не смерти. Герои фильма постоянно обманывают друг друга и обманываются сами - исключительно во имя благих побуждений, но ложь во спасение тут никого не спасает: она не может уберечь Анну от разбитого сердца, а родителей Франца - от одиночества. Единственно прочным в зыбком, призрачном пространстве этого фильма, наполненном литературными и изобразительными аллюзиями и отсылками к черно-белому довоенному кинематографу, является, как ни странно, его связь с настоящим. Вполне возможно, ее Озон тоже провел интуитивно, как и положено большому художнику. Главные герои - рефлексирующие творческие личности, владеющие языками друг друга, интеллигенты и пацифисты - становятся белыми воронами в обществе, охваченном шовинистическим угаром. И это касается не только Германии, где уже собираются группки людей, мечтающих вернуть стране довоенное величие, но и Франции: пожалуй, еще никогда стройный хор, поющий "Марсельезу", не звучал в кино так пугающе. Персонажи, только что пережившие одну войну, не знают, что стоят на пороге второй, но уже догадываются, что те, кто не делит великую культуру на свою и чужую, в такие периоды истории оказываются в меньшинстве и гибнут первыми. (Ксения Реутова, «Germania-online»)

А жизнь-то продолжается. 1919 год. Германская провинция. Девушка Анна (дебютантка Паула Бир) приходит на могилу погибшего на войне жениха Франца (Антон фон Люк) и замечает молодого человека, который тоже его оплакивает. Оказывается, инкогнито - Адриен (Пьер Нинэ) - француз, а Франц - его давний друг. В патриархальной Германии все ненавидят французов, а во Франции - немцев, однако Анна, будучи живущей с родителями Франца сиротой, из любопытства приглашает незнакомца в гости. Адриен очаровывает консервативных родителей и заполучает доверие сдержанной Анны. Когда мы впервые знакомимся с героиней Паулы Бир, девушка очевидно угрюма и тиха. Родители ее погибшего жениха - седовласый доктор Ханс ... (Эрнст Штецнер) и Магда Хоффмайстер (Мария Грубер) - готовы выдать Анну замуж за взрослого немецкого ухажера, но она отказывается от всевозможных предложений. Анна оживает с внезапным приездом долговязого, усатого парижанина Адриена, утверждающего, что он был близко знаком с покойным Францем. Молодой человек рассказывает о прошлом, освежая память о Франце и воскрешая его образ. Он вдыхает жизнь и в родителей Франца, и в наивную Анну - герои верят историям Адриена. Что угодно, только бы Франц жил. Франсуа Озон - непоседливый кинодел, штампующий фильмы с разной степенью успеха. С ним никогда не угадаешь, что получишь. Однако «Франц» - совершенно изумительная драма. В фильме отсутствуют типичная озоновская дерзость и юмор, но это и не нужно. Франца нет в живых с самого начала рассказа, но он появляется в воспоминаниях. Озон демонстрирует почти магический реализм. Тон повествования траурный, панихидный с мимолетным намеком на благословенную надежду. Черно-белое, архивное изображение при слове о погибшем переливается в цветное. Даже когда Анна и Адриен прогуливаются в горах, мыслью о Франце погружаясь в счастливое прошлое, их действительность неожиданно обретает краски - прекрасный поэтический прием, на миг прекращающий похоронную эстетику. Иллюзии в цвете дают необходимую паузу в гуще страданий Анны, да так, что, когда режиссер погружается обратно в монохромную бледность, становится меланхолично. Далее же достаточно сказать, что в определенный момент Анна отправляется в Париж, откуда, наконец, сюжет приобретает детективный характер - путешествие или побег робкой девушки лишает зрителя покоя. Прежде всего «Франц» - это кино о любви: немцев к Германии, французов к Франции, Анны - к Адриену (вероятно, взаимной любви). Хотя Адриен говорит, что хотел ближе узнать человека, за смерть которого Анна никогда его не простит. А может миловидный и такой нежный Адриен любил его, и история дружбы - хитрая ложь? Вдобавок Франц скрывал дружбу с Адриеном, а говорящий кадр в окопе раскрывает близость двух солдат - мертвое и живое тела, усыпанные землей, лежат неподвижно, прижавшись друг к другу. Так в извилистом сюжете всплывает пара роковых обстоятельств, о которых следует умолчать. Как ни крути, а умеет же Озон увязать мелодраму с детективом. Он рассказывает о прощении, ведь нетрудно догадаться, что за милым видом Андре, играющего, как Франц, на скрипке, таится трагическая тайна. Да и скрипка, и Лувр, по которому некогда гуляли Адриен и Франц, неслучайны, ведь музыка и живопись, как и кино, даруют нам утешение во время великих потрясений. Важно, что в центре сюжета даже не друзья-товарищи, а невеста Франца, у которой завязываются квазиромантические отношения с загадочным незнакомцем. Сцена, где Адриен желает искупаться в озере повторяется чуть позже, когда Анна решает утопиться. Адриен выходит из воды, а Анна входит в нее. Вода - метафора очищения и искупления, а также гибели и вины. Оба героя делают сложный нравственный выбор: он должен покаяться, она - простить. «Франц», как по Достоевскому, - дивное выражение самотерзаний греховного, но совестливого человека. Франсуа Озон не боится показать и национальный конфликт. Картина пацифистская, но здесь суровые мужики сидят в кабаках за кружкой пива в мечтах о сильной немецкой нации, а французы в кафе при виде солдат встают и гордо поют «Марсельезу». Между тем немецкие девушки радостно подбегают к Адриену с просьбой потанцевать, немцы говорят по-французски, а французы - по-немецки, а Франц так и не понял, почему французы - его братья - должны проливать кровь, воюя с немцами. «Я люблю Германию, но еще больше я любил сына», - говорит отец погибшего Франца, заявляющий, что любой француз - убийца его сына. Враги навеки. Видимо, не было и нет никакой дружбы народов. А если и есть, то до первого выстрела по ошибке или по злому умыслу. А кроме национальных трагедий, всегда страшнее личная. Война сжирает всех без разбора - правда жизни. Изменить 1919-й на 1946-й - и становится ясно, что «Франц» - кино без времени и пространства - прошлое прямо связано с настоящим. Не стоит забывать, что это европейский фильм, который отражает противоречия внутри любых межнациональных объединений, в том числе в Европейском союзе. Впрочем, изменить годы, поменять французов на русских и «Марсельезу» на «Союз нерушимый...» - и зритель прочтет картину совершенно по-другому, а о примирении с агрессором забыть будет уже невозможно. Озон давно доказал умение работать с женщинами, и Паула Бир придает действию все необходимое: неспешность, тишину и мучение. «Франц» - больше актерская картина, потому что здесь взгляды говорят и намекают сильнее слов. Никакой искусственности, никакого безумства. И чем больше думаешь о «Франце», тем на душе приятнее, хотя эмоционально лента слегка пресновата, да и темы - благая ложь, война - страшное зло, а от прошлого не убежишь - обыденная банальность. Но возмутиться нет мочи. Уютно, душевно, спокойно. Каждый кадр оператора Паскаля Марти, работавшего над озоновской картиной «Молода и прекрасна», - живая фотография, что делает исповедального «Франца» стареньким фотоальбомом, поднятым из руин Первой мировой. Картина вполне может показаться плаксивой и, вероятно, кого-то совсем не тронет, но то, что «Франц» - свежая, несмотря на черно-белую стилизацию, и одна из сильных работ Франсуа Озона - вне всякого сомнения. В фильме ощутима учтивость, строгость, художественная и сюжетная зрелость. Озон избегает пафоса и сюрреализма, что отличает «Франца» от его прошлых картин - капризного фарса «8 женщин», изумительно атмосферной драмы «Бассейн» и дурно пахнущей «Новой подружки». «Франц» - очаровательная, аккуратная черно-белая костюмная картина об обычных людях - без криков, рыданий и дури, присущих французскому кино. А редкая, но утонченная игра с цветом изображения, пожалуй, кого-то может отвлекать от происходящего. Но режиссерская задумка изящно обыгрывается в финальной сцене, которая уж слишком особенная, чтобы о ней рассказать. Оценки. Для глаз: 10. Для ума: 8. Для сердца: 6. Средний балл: 8/10. (Артур Завгородний, «Lumiere»)

«Франц» - не первый опыт Франсуа Озона в области исторической мелодрамы. Кому, как не этому режиссеру с его вкусом к стилизации, реанимировать салонный жанр. Но такие картины, как «8 женщин», скорее убивают его своей откровенной пародийностью. Зато почти десятилетней давности «Ангел» - крупнобюджетный англоязычный фильм из эдвардианской эпохи - оказался желчной, самоироничной рефлексией о природе массового успеха и о его жестокой изнанке. Героиня, сочинительница популярных книжек, переживала раннюю славу и ее откат так интенсивно, что ухитрилась почти не заметить мировую войну, не говоря о таких мелочах, как отчуждение самого близкого человека. «Ангел» был разыгран в пышной декорации с экспрессивными крупными ... планами, с преувеличенным выражением эмоций, словно в немом кино эпохи модерна - хотя и с экзотическим буйством цветов. Озон - один из последних стилистов, обладающих аппетитом к интерьерному, постановочному, костюмному, звездному кино. Но сдержанный, преимущественно черно-белый «Франц» с вытравленным на компьютере цветом питается и другими источниками, тоже уже час­тично разработанными режиссером. Тихий вуайерист Озон любит наблюдать за тем, что происходит в кругу семьи, и обнаруживать в идиллическом семейном интерьере скрытые драмы, комедии и трагикомедии. На сей раз, впрочем, идиллия изначально нарушена таким глобальным стрессом, как война. Молодой француз Адриен (Пьер Нине, в чьем активе образ Ива Сен-Лорана из одноименного фильма), вчерашний солдат первой мировой, едет в страну своих соседей и побежденных врагов. Эстет и пацифист, он оказывается на кладбище немецкого городка, кладет цветы на могилу своего сверстника Франца, пацифиста и франкофила, который с войны не вернулся. Преодолевая естественное отторжение и франкофобию местного населения, Адриен входит в семью родителей покойного и заводит дружбу с его безутешной невестой Анной (восходящая немецкая звезда - чудесная Паула Бир, отмеченная в Венеции премией памяти Марчелло Мастроянни). Эта дружба, перерастающая во влюбленность, продолжается уже на территории Франции - в Париже и Салье - и претерпевает неожиданные повороты. «Франц» поставлен как вольный ремейк антивоенной драмы 1932 года «Недопетая колыбельная» Эрнста Любича, одной из его голливудских картин, где наиболее зримо проступают немецко-еврейские корни классика. В ней все достаточно очевидно: попытка примирения и прощения, любовь мужчины и женщины, зарождающаяся на пепелище. Озон заимствует у Любича и драматурга Мориса Ростана исходную сюжетную линию и почти дословно воспроизводит некоторые сцены: например, когда Анна покупает платье, впервые после гибели жениха собираясь на танцы. Однако Озон строит совсем другую вселенную - гораздо более сложную, турбулентную, парадоксальную. Отношения Германии и Франции принято характеризовать как отношения враждующих сестер, но это притяжение-отталкивание, эту любовь, чреватую войной, могут воплощать и мужчины. Погибшего немца зовут Франц: имя рифмуется с Францией, страной, которая манила его и заманила в могилу. Черно-белый экран вдруг окрашивается «импрессионистскими» пастельными цветами: мы видим, как Адриен с Францем, два чувствительных юноши, словно два любовника, бродят по Лувру и замирают перед картиной Эдуара Мане «Самоубийца». На самом деле это небольшое, полное трагизма полотно хранится в одном из музеев Цюриха - собрании Фонда Эмиля Бюрле, а в 1919 году, когда происходит действие «Франца», находилось в частных руках. Проданный с молотка на аукционе, «Самоубийца» оказался в коллекции Поль-Дюрана Рюэля, арт-дилера, патрона импрессионистов и художников барбизонской школы. Но лжет не Озон, а герой фильма, создавая красивую утопию, которая обречена разбиться об окопную реальность. И это не единственный сознательный обман в фильме, герои которого лгут «из высших побуждений» - чтобы не ранить чувства близких или не нарушить табу. В этом смысле нравы в немецком доме скромного врача, где живет Анна, не так уж отличаются от атмосферы элитарной французской семьи Адриена: там тоже в шкафу свои скелеты и свои сакральные жертвы. Главная же ложь состоит в том, что отцы оплакивают своих погибших сыновей, пьют за их посмертную славу, забывая, что сами послали их на бессмысленную бойню. Попытка всепрощения и строительства новой Европы наталкивается на незажившие раны и на шовинистический «ветеранский» угар (что немецкий, что французский), показанный во всей красе и актуализирующийся - не прошло и ста лет - сегодня в атмосфере вновь расцветшей ксенофобии и агрессии. Вместе с тем режиссер не склонен к лобовому «разоблачению милитаризма», и даже можно сказать, что он больше сочувствует побежденным - немцам. На роль отца Франца Озон приглашает актера Эрнста Штецнера и сравнивает его с Максом фон Сюдовом из фильмов Бергмана. Впрочем, суровость и вселенское отчаяние отца быстро тают под благими порывами Адриена, которого он начинает воспринимать как инкарнацию сына. А Мари Грубер, исполнительницу роли матери Франца, режиссер называет «немецкой Джульеттой Мазиной», то есть вводит своих героев в гуманистический контекст большой европейской культуры. Тут не только кино, но и живопись, и - музыка: ведь Франц, игравший на скрипке, и в этом передает эстафету Адриену. Помимо оригинальной партитуры Филиппа Ромби в фильме звучат Шопен и Чайковский. Прикасаясь к болезненной немецкой теме, автор «Франца» вступает на территорию, помеченную еще одним крупным режиссером уже нашего времени - Михаэлем Ханеке в «Белой ленте». Не будучи (в отличие от Любича) связан голливудскими англоязычными канонами, Озон снимает первую половину картины по-немецки, вторую по-французски. Это не первый его заход в зону немецкой культуры: в свое время французский режиссер экранизировал пьесу Фассбиндера «Капли дождя на раскаленных скалах». Озона сближают с Фассбиндером не только интерес к бисексуальным сюжетам и любовь к творчеству Дугласа Серка, но также темпы работы: он не останавливается ни на год, ни на минуту. Однако, учитывая более интимный и часто легкомысленный характер многих его фильмов, критика предпочитает называть Озона «французским Вуди Алленом»: весьма поверхностное сравнение. Франсуа Озон не зря имеет репутацию искусного провокатора, любителя сюжетных обманок, перевертышей, тонких намеков. Все это есть и в новой картине. Так, мы догадываемся, что, вероятно, Франц был бы лучшим партнером для Адриена, чем для Анны. А сам Адриен влюблен не столько в свою французскую невесту Фанни, сколько в ее брата, тоже погибшего на войне. Но все эти намеки отодвинуты на периферию и могут остаться не считанными, в общем-то, без большого ущерба для целого. Начав как маргинал, Озон быстро вплыл в мейнстрим, но чем дальше двигался в эту сторону, тем больше выходили наружу его травмы и внутренний надлом. В каждом киноопыте последних лет режиссер стремится вырваться из клаустрофобии однополой любви и из синефильского гетто (связь между этими понятиями давно подмечена). Он снимает фильмы один за другим, почти параллельно, но кодирует их в совершенно разных частотах, чтобы можно было легко переходить из одного диапазона в другой: от интимной драмы к бульварной комедии. Мгновенно переключаясь на другую частоту, Озон, кажется, почти пришел в согласие с собой. Он по-прежнему дурачит зрителя невероятными, циничными и часто искусственными сюжетами, что нисколько не мешает искренности и даже нравоучительности высказываний. Раздвоение стиля стало принципом, а тень одного фильма рассчитанно падает на другой: так складывается цепь «моральных историй». По сути, перед нами наследник Эрика Ромера, хотя последний при этом заявлении, вероятно, перевернулся бы в гробу. Но, на мой взгляд, это так, и к Ромеру можно добавить других классиков, французских и не только. Озон, если прочертить принципиальную линию его движения («Крысятник» - «8 женщин» - «Ангел» - «В доме» - «Франц»), все больше утверждает себя единственным во французском кино мастером большого авторского стиля, не убитого ни академизмом, ни архаикой. «Недопетая колыбельная» - не самое совершенное и знаменитое из творений Любича, и современному режиссеру удается не ударить перед ним лицом в грязь. Труднее оказывается для Озона выдержать неизбежное сравнение с «Жюлем и Джимом» - шедевром Франсуа Трюффо, первым фильмом, где война показана как символическая проекция частной жизни в декадентской Европе. Однако Озон и тут удерживается на коне, давая элегантный парафраз немецко-французского любовного треугольника. Стиль «Франца» не законсервирован, объемен, он дает выход в широкое пространство вопросов, которые ставят история общества и история культуры, а также их современное состояние. (Андрей Плахов, «Искусство кино»)

«Франц»: это неважно. 1919 год. Мировая война кончилась. Всеобщее празднество. Звонят колокола, палят пушечные салюты, в огромном заполненном соборе служат торжественную мессу. Медали в ряд, и костыли в ряд. Но вот служба закончена, собор пустеет, и священник собирается уже было запирать двери, как вдруг замечает на одной из скамей солдата и подходит к нему. Тот говорит, что хочет исповедоваться. И, уже сквозь решетку исповедальни, с трудом произносит: «Отец, я убил человека». Так начинается фильм Эрнста Любича «Разбитая колыбельная» («Недопетая колыбельная», 1932). Когда на днях один простодушный студент спросил меня, отчего это Любич в 1919 году снимал не про закончившуюся войну, ... а про мадам Дюбарри, я от неожиданности пустился в пространные рассуждения, хотя ответ прост: Любич не был абсурдистом. Не его эстетика. Для него, адепта структуры и синтаксической стройности, война (какая бы то ни было) - не величественная трагедия или грандиозное историческое событие, она - нонсенс, глупость, нескладица. Десять лет спустя, в «Быть или не быть», он сможет, рассказывая о евреях в оккупированной нацистами Польше, показать войну как фарс - точнее, как подражание фарсу. Но для того, чтобы там превратить террор в россыпь гэгов, ему прежде надо выявить все логические нестыковки, что таятся в самом понятии «войны» и остаются обычно незаметны за грохотом фанфар - что триумфальных, что траурных. И вот, единственный раз в жизни решившись поговорить всерьез и убрав с лица свою фирменную лукавую ухмылку мудреца-сластолюбца, он снимает «Разбитую колыбельную» и холодным кристаллом своего метода - шаг за шагом, эпизод за эпизодом, уровень за уровнем - высвечивает не горести, не беды, не скорбь, - не симптомы и последствия, короче говоря, но их подлинную причину: внутреннюю противоречивость, нелогичность войны как таковой. Убийственную нелогичность. Война не несет разлад в мир, она им является, она разрывает и крошит мироздание не своими снарядами, но своей бредовостью - и потому, вообще говоря, непригодна для превращения в сюжет. Незамысловатый и невыносимо наивный с виду хэппи-энд, к которому Любич с превеликим трудом сводит-таки свой фильм, - менее всего авторский месседж, скорее - условность, делающая фильм вообще возможным (причем условность эта выстроена на звуковом решении и хоть как-то работает - на пятом году звукового кино - лишь поэтому; уже года три спустя, когда звук в кино стал окончательно нормален, она бы не сработала вовсе). Во многих любичевских фильмах у установленной автором гармонии горький привкус, ибо за безмятежность приходится платить, либо смертью, либо ложью, - но цельность мира ценна не всеобщим счастьем, а шансом на смысл. «Но это же был твой долг», - растерянно увещевает священник героя, узнав, что так мучающее того убийство совершилось на поле брани. «Долг? Долг?! Долг убивать?!» - кричит тот. - «И это единственный ответ, который я получу в храме Господнем?!» Любич, раз уж взялся быть автором, обязан предложить другой ответ. Пусть не очень убедительный и куда менее утешительный, пусть трудный, почти неисполнимый, пусть требующий той чистоты и ясности мышления, которой, кроме как в фильмах Любича, пожалуй, нигде и не встретишь. Главное, чтобы не такой идиотский. В титрах фильма Франсуа Озона «Франц» указано: «свободно основан на фильме Эрнста Любича "Разбитая колыбельная" (1932)», - иными словами, «снято по мотивам». Это и слишком мало, и слишком много одновременно. Слишком мало - потому что и фабула оригинала повторена почти в точности (француз приезжает в Германию к родителям и невесте убитого им немца и постепенно занимает его место), и несколько эпизодов пересняты чуть не один в один (с точностью до невоспроизводимой любичевской раскадровки, разумеется), прежде всего - великий монолог отца в пивной среди друзей-патриотов: «мы сами убивали своих сыновей, когда радостно провожали их на фронт», где некоторые фразы воспроизведены текстуально. А слишком много - нет, не потому, что фабула удлинена вдвое и к исходнику присоединена «зеркальная» вторая половина про немку, приехавшую во Францию, - эта зеркальность как раз в любичевском духе. Но потому, что ни одного из мотивов фильма «Разбитая колыбельная» во «Франце», собственно, нет. И проблема не в том, что Озон-де «сместил акценты» в исходном материале; просто те акценты, что расставил он, исходный материал обессмыслили. История про подмену убитого жениха женихом-убийцей осталась, даже расширилась. Вот только война здесь больше ни при чем. Озон убирает пролог с попыткой исповеди и обнаруживает подоплеку лишь к середине фильма не для одной только пущей детективности интриги. Он просто не может начать свой фильм с абсурда войны как источника конфликта. Для него здесь вовсе нет никакого абсурда. Одна лишь пичалька. Потому что экранный мир, предстающий перед зрителем «Франца» и датированный 1919 годом, не просто «не похож на послевоенный» - здесь о войне вообще ничего не знают. В нем само это понятие не определено. Чистый, спокойный, тихий. Гладкий, опрятный, отутюженный. Ни в пространстве, ни в атмосфере и ритме, ни на лицах персонажей - ни следа перенесенного кошмара, ни шрама, ни спазма. Не об исторической достоверности речь, не о запахе позора и чумных зернах реваншизма, не о кризисном национальном сознании, перекипающем Красной Баварией и готовом вот-вот породить Калигари и Гитлера, - нет, о той, сугубо сюжетной «войне», что дана как исходное обстоятельство и именно поэтому вроде бы должна быть отражена в визуальном строе фильма. О войне как о беснующейся стихии патриотического долга, заставляющей забыть все человеческое, говорит отец в своем монологе, - но в том мире, что показывает Озон, стихии не беснуются, нет тут никаких стихий, одна лишь погода, притом весьма умеренного климата. Никто, наверно, в классическую пору истории кино не уделял так мало внимания атмосфере, как Эрнст Любич, ни у кого павильон так откровенно не заявлял, что он павильон, ни у кого декорации так не походили на собственный макет, - но рядом с фильмом Озона Любич просто Линч какой-то. Его бюргеры, заливающие пивом скорбь от потери сыновей и, как на пивных дрожжах, взращивающие в себе ксенофобию и манию реванша, слушали монолог друга, и неумолимые, жестокие слова разума с трудом пробивались сквозь их горе и ненависть. И сам Лайонел Бэрримор, кряжистый и матерый, своими признаниями словно раздирал себе нутро, уничтожая и топча все, чем он жил и во что всю жизнь свято верил, во имя памяти о погибшем сыне, которого он, отец, с воодушевлением и радостью отправил на смерть. У Озона же в пивной - сплошь интеллигентные, рассудительные люди, которые стояли было на одной позиции, но их товарищ вот высказал другую точку зрения; они считали, что война — это хорошо, а он привел аргументы, что война — это плохо, так что сейчас они эту новую идею, пожалуй, обдумают. У Любича совесть главного героя, не обретшая мира даже на исповеди, понуждала его к отчаянному поступку и - по цепочке, воплощенной в сюжет, - пробуждала разум в других героях, отравленных ложными идеями, ослепленных горем и обуреваемых тупыми страстями, постепенно восстанавливая гармонию мироздания. У Озона, решившего до поры скрыть подлинную интригу, движущей силой оказывается идея о том, что французы не хуже немцев, а немцы не хуже французов, так что не очень понятно, почему им надо убивать друг друга. В таком виде эта идея, по некотором размышлении, возражений у героев фильма не вызывает. Так что можно с этим покончить и перейти наконец к куда более насущному вопросу: возможно ли полюбить одного, если прежде любила другого, и если да, то не слишком ли это печально. Внимание, спойлер: в финале Озон придет к выводу, что да, печально, и даже очень, но в принципе жить можно. Кажется, сейчас такие выводы принято именовать «тонкий финал». Не о том речь, как может показаться, что фильм Озона, мол, хуже, чем фильм Любича или как-то «искажает» оригинал. Речь о том, что сюжет Любича железно укоренен в проблематике фильма. Делая ремейк, вполне допустимо ставить под сомнение (а то и прямо опровергать) выводы оригинала, или логику его построения, или даже правомерность поставленных вопросов, - но Озон все это не опровергает и не ставит под сомнение, он попросту все это игнорирует, оставляя понятия вроде «войны» в тексте реплик и никак не вводя в ткань фильма, из-за чего ткань неминуемо начинает расползаться, а события - обессмысливаться. «Вы разделяете наши мечты о крепком, могучем государстве?» - вопрошает героиню самый упертый из здешних обитателей. Какие «мечты»? О крепком и могучем германском государстве годы напролет вещала кайзеровская пропаганда, с этими словами посылали на фронта Первой мировой сотни тысяч немецких солдат, и в 1919-ом, на переломе между павшей империей и Веймарской республикой, идею о крепком и могучем государстве можно назвать как угодно, только не «мечтой»; в ней жажда возрождения былого величия, в ней яростная тяга изжить позор поражения, в ней гнев праведной мести, она темна, грозна и пламенна, - и нет вины актера в том, что лицо его, когда он задает свой роковой вопрос, так безмятежно, словно он спрашивает партнершу, будет ли она кушать вкусных карасей, а она почему-то не будет. В том безвоздушном, безыдейном, бесстрастном, безвоенном мире, в котором обитают герои Озона, крепкое и могучее государство - и впрямь просто мечта, воздушный замок, умозрительный и безобидный; в нем нет опасности, как здесь нет ее ни в чем. Из всех персонажей, населяющих этот мир, разве что один гостиничный портье, чья роль в сумме занимает, самое большее, минуту экранного времени, кое-что рассказывает о Германии 1919 года - той изумительной брезгливостью, которую он, выдавая ключи французу или просто упоминая о нем, скрывает за бесстрастной учтивостью клерка. Все остальные чертовски ловко на протяжении всего фильма обходятся тремя-четырьмя мимическими фигурами: грустная сосредоточенность, внезапный свет в очах, безграничная печаль, спокойная вежливость. И меняют их, не особо придираясь к выданным режиссером мотивировкам. «Давайте выкупаемся», - предлагает вдруг заезжий француз благовоспитанной немецкой барышне, прогуливаясь с ней за городом. «Но у нас же нет купальных костюмов», - резонно возражает она. «Это неважно», - парирует он. Ну еще бы. Озону же нужна идиллия с солнцем, дробящимся в речной воде. Барышню он, конечно, вынужден будет оставить сидеть на берегу (потому как он, согласно оптимальному возрастному рейтингу, рассказывает не про телесное, но про душевные метания), зато изысканно-нервный француз, лучась блаженством, продефилирует перед возлюбленной в промокших насквозь подштанниках. Дабы потом ей было что вспомнить настолько, что захотелось бы утопиться с тоски. Да и кому бы не захотелось. Подобные сцены считались штампами еще во времена Любича. В первой половине фильма, впрочем, благодаря оригиналу Любича, концы с концами в сюжете и взаимоотношениях между героями еще кое-как сходятся; зато во второй, самолично дописанной Озоном половине логика повествования окончательно идет вразнос. И опять же: то, что Озон отменяет любичевский хэппи-энд, в котором музыкальный дуэт немки и француза восстанавливал мировую гармонию после мировой войны, не только позволительно, но и, пожалуй, неизбежно. Как и сценарный ход с немкой, приезжающей, в свой черед, в послевоенный Париж, дабы найти возлюбленного. Можно даже отставить в сторону премутную историю с путаницей имен и мнимым самоубийством (которое нужно Озону, чтобы ввести в фильм картину Мане «Самоубийца», призванную символически разрешить коллизию фильма по аналогии с музыкальным дуэтом у Любича). Но, возможно, нигде Озон настолько не выдает себя с головой, как сочиняя - тоже вроде бы «зеркально» - помеху для воссоединения влюбленных уже во Франции: оказывается, у главного героя на родине уже есть невеста, с которой он дружен с детства. И, в отличие от погибшего немецкого жениха, которого он вроде бы тщился заменить, живую французскую невесту приезжей немке заменить не получится никак. Поняв это, та разворачивается и собирается уезжать. «Анна!» - в отчаянии восклицает главный герой. «Слишком поздно», - обреченно роняет она. Что поздно-то? Кто тут с чем опоздал? Он, который обручен сызмальства и приезжал в Германию совсем не к невесте убитого, а к его родителям? Или она, которая заменила одного жениха другим, воображаемым, без промедления? Озон, наперекор Любичу, разворачивает сюжет к трогательной сентенции, звучащей в его фильме, «любимых заменить нельзя», - ну, нельзя значит нельзя; и - не значит «слишком поздно». Из каких залежей дамских романов и к чему извлек Франсуа Озон этот роковой вздох, не связующийся ни с идеей фильма, ни с фабулой? Ах да. «Это неважно». Видимо, так уж принято отвечать у французов, забредающих на немецкую территорию, когда им, расшалившимся, пытаются указать на приличия. В фильме «Франц», впрочем, тоже есть сцена исповеди. Солгавшая и возлюбленному, и родителям экс-жениха, Анна идет к священнику и кается - в этой лжи. А затем, получив от него позволение продолжать, лжет все больше и больше. У Любича родители тоже оставались в неведении, что приехавший француз - убийца их сына, и то была цена, которую - сообща - платили влюбленные за воцарившийся в доме и в мире мир. У Озона же это цена, которую платит - единолично - героиня за то, чтобы, порвав со всеми, остаться наедине с картиной Мане, в мире своих иллюзий и грез. И этот финальный изгиб сюжета говорит о фильме - да и вообще о кинематографе - Франсуа Озона едва ли не лучше и яснее любых прочих киноведческих выкладок. Для Любича ложь - жертва, приносимая во имя гармонии, тот самый горький привкус; для Озона же она - основа искусства как идиллии, личного убежища; он, похоже, и вправду не видит разницы между ложью и вымыслом, окрашивая в своем фильме то и другое цветом в противоположность постылой и безысходной черно-белой реальности. Любич бы, сомнений нет, без труда объяснил, где в этой концепции логическая нестыковка и почему ее результатом может явиться одна лишь глупость. В отсутствие Любича, пожалуй, достаточно будет ограничиться, вместо слова «глупый», словом «поверхностный». Тем более, что в искусстве это одно и то же. (Алексей Гусев, «Сеанс»)

[...] Фильм интересный, как и другие работы Франсуа Озона. Правда, иногда кажется излишне затянутым, но актеры отличные, изобразительное решение тоже очень выразительное, хотя и не новое - черно-белое изображение, время от времени переходящее в цвет. Как я читал, фильм является вольным ремейком фильма Эрнста Любича 1932 года "Прерванная колыбельная", но тот фильм я не видел. Сюжет развивается совсем не так, как можно было предполагать. Ожидаемый роман между Анной и Адриеном так и не состоялся. И вообще кажется, что немка Анна обладает более сильным характером, чем француз Адриен, производящий впечатление нервного и слабохарактерного маменькиного сынка. По-моему, Адриен так и не оправился ... после пережитых им ужасов войны, и его судьба может в будущем завершиться трагически. Анна же находит в себе силы жить дальше. В финальной сцене возле картины мир снова окрашивается для нее во все цвета. Может быть, тот молодой человек, который спрашивает, нравится ли ей картина, и станет ее новой любовью? А что касается Адриена... Как мне кажется, в фильме есть намеки на его нетрадиционную ориентацию. Во всяком случае, те кадры, что представляют вымышленную историю его довоенной дружбы с Францем, и упоминание о том, что он любил погибшего на фронте брата своей невесты. Рассказывая родителям Франца вымышленную историю дружбы с их сыном, он фактически рассказывал о своем реальном довоенном друге. Есть в фильме и сильная антивоенная составляющая, высказанная старым доктором, отцом Франца. Его горькое признание в том, что молодежь убивает друг друга на фронте ради амбиций старшего поколения. Отцы сами посылают сыновей на смерть, а потом оплакивают их. Действие фильма происходит в 1919 году, когда еще никому не приходило в голову, что через двадцать лет начнется еще худший кошмар Второй мировой войны. Но мечты о реванше проигравших немцев и шовинизм победителей-французов отчетливо видны на экране. (Борис Нежданов, Санкт-Петербург)

Когда яркий и часто провокационный Франсуа Озон объявил, что планирует снять мелодраму, это более чем удивило: режиссеры, подобные ему, жанр не сильно жалуют, возможно, в силу того, что он женский и полон клише, от которых весьма сложно уйти. Но еще более удивила критика, которая фильм хвалила, чего почти никогда не делает в рамках данного жанра. И что совсем неожиданно - попадание в список фильмов, из которых будут выбирать тот, что поедет бороться за Оскар. Все это подогревало интерес, с одной стороны, но и откровенно, с другой стороны, пугало, ведь, как известно, нет ничего хуже завышенных ожиданий. Но Франсуа Озон для ... меня лично возродился словно феникс после совершенно отстойного последнего фильма, показав себя ровно таким, каким я его люблю - Эстетом с большой буквы. Были у меня опасения насчет черно-белого решения, т. к. не люблю старое кино и стиль ретро тоже не сильно жалую. Но каково же было мое удивление (читаем - восторг), что Озон выбрал отсутствие цвета вовсе не с целью подчеркнуть эпоху, а исключительно эмоции. В моменты, где герои словно тонут в пучине своей боли, мучительных воспоминаний, вся жизнь будто теряет цвет. Но стоит забрезжить надежде, как все вокруг играет яркими красками. Кстати, о красках. Франсуа Озон цвет любит и умеет с ними работать, и, уйдя от привычного себя, он снова это доказал, не подчеркивая резкий переход от ч/б к цвету, напротив, оставляя все в приглушенных тонах, робких, словно первая листва весной. Так расставлены акценты, что кажется, будто жизнь больше не представляет интереса, и все, что есть, это старый альбом с пожелтевшими фотографиями. Ты перебираешь их, но видишь лишь статичные выражения лиц, неживые позы, под аккомпанемент шелеста страниц. И вдруг забрезжил крохотный лучик надежды в этом мертвом царстве воспоминаний, и мир расцветает. Мастерски выполнено! Не знаю, как кто увидит ленту, но для меня в ней не было ни одного неожиданного поворота, я безошибочно угадывала, что произойдет дальше. Очевидно, что при таком раскладе фильм не может понравиться, если не облачен в совершенную форму. И с этим Озон не подкачал. События фильма разворачиваются в Германии едва после первой мировой. Анна - юная девушка, у которой война отняла жениха, и, не имея близких, она живет с его семьей, для которых стала единственной ниточкой, связывающей с любимым сыном. Родители Франца, жениха Анны, любят ее как родную дочь, искренне желают ей счастья, и не против, чтобы она вышла замуж. Но Анна не хочет забывать любимого, и каждый день навещает его могилу. Однажды она замечает там свежие цветы, и узнает от могильщика, что их оставил какой-то француз. На другой день она видит его своими глазами, отмечая, что тот не может сдержать слез. Семья предполагает, что он когда-то, еще до войны, был другом Франца. Первое недоверие сменяется жаждой принять его в семью, все ощущают, что с присутствием Адриена будто Франц ожил, пусть всего лишь мысленно. Но Анна не может не видеть, что воспоминания о Франце мучают и изводят Адриена, глаза кричат в молчании, его словно разрывает от боли, кажется, вот-вот и он признается в чем-то. По канонам жанра, разумеется, признание будет. Конечно, слишком поздно. Но это как если твоя лучшая подруга влюбилась в плохого парня: ты заранее знаешь, что все кончится плохо, но это не значит, что ты в процессе ей не сочувствуешь и не поддерживаешь в конце. Актерские работы настолько сильные, что невольно проживаешь все события вместе с героями. У меня были опасения насчет Паулы Бир: слишком сера и уныла, к тому же некрасива. Но с каждой минутой я понимала все сильнее, насколько она была удачным выбором: строгая, но женственная, взрослая, но со взглядом маленькой девочки, невероятно трогательная, и даже синяки под глазами, которые меня угнетали во время просмотра трейлера, оказались уместны. Для Пьера Нинэ роль будто была написана. Эти огромные печальные глаза на весь экран буквально выворачивают душу наизнанку. Ты видишь, как он изводит себя, уже чувствуешь, что все не так, как кажется, но жалеешь его будто родного. В классическую мелодраму Франсуа Озон заложил гимн пацифизму. «Главное, чтобы не было войны» проходит красной нитью через весь фильм. Сломанные судьбы миллионов людей. Ненависть, которая откладывается в генах. Нелепые смерти множества молодых ребят, многие из которых даже не понимали, почему воюют. Стыд и неловкость за свою нацию, причем с обеих сторон. Все это появляется в разных эпизодах фильма, и однозначно читается, как главная мысль режиссера. Как я уже писала, я все думала, с чего же сам Франсуа Озон и вдруг банальная мелодрама, но нет, пазл сошелся. Он снял отличную антивоенную оду, но выразил ее через фильм о любви. Отдельно отмечу музыку. Она просто восхитительна! Каждый звук был уместен, и вот эта тревожность и какое-то мучительное томление с самого начала настраивало на то, что не будет никакой сказки, от Озона надо ждать, как обычно, многослойности. Изумительно гармоничное, душевное и красивое кино. Однозначно еще раз пойду в кинотеатр, и точно в копилку. (Oksanchic CR)

Ремейк, и вариация на него, одной из ранних звуковых лент Эрнста Любича. Это антивоенная история внезапной любви между французом и немкой, любви тем более невозможной и «неправильной», что она случилась почти сразу же после Первой мировой, когда отношения между двумя нациями оставляли желать лучшего. Француз Адриен Ривуар приезжает в провинциальный немецкий городок в 1919 году, его встречает на могиле своего убитого на полях войны жениха Франца Анна Хоффмайстер. Адриен выглядит побитым, усталым, несчастным, и то и дело плачет - он представляется Анне другом Франца, и в такой роли входит в семью Хоффмайстеров, глава которой, доктор Ганс, сначала чуть не выгоняет ... француза-врага взашей, а затем вместе с женой и невесткой не может на него налюбоваться. Адриен заполняет возникшую после смерти Франца лакуну, и довольно успешно. Он тоже, как и Франц, музыкант. Ходил с ним по Лувру. Знаком с юношеской беззаботной жизнью Франца в Париже. Отношения между Анной и Адриеном развиваются по законам мелодрамы: вот уже они вместе идут на танцы, и под угрюмыми взглядами немецких молодых людей, танцуют, как если б не было никогда войны. И Франца... Но роман оказывается почти невозможным, потому что Адриен, наконец, сообщает Анне, кто он на самом деле. Факт, о котором умный зритель догадывается с самого начала, Любич в своей «Недопетой колыбели» сообщает сразу же, а Озон лишь в середине фильма. Главный герой, бывший французский солдат Первой мировой - не то что не друг Франца, он (Спойлер!) убийца его, пусть и убийца поневоле - встретившись в разгар сраженья на полях где-то, кажется, под Верденом, Адриен навсегда ломает жизнь и себе, и Анне, и семье Хоффмайстеров. Фильм я встретил настороженно - не совсем было ясно, зачем постмодернисту Озону понадобилась чистая трагико-романтическая киноновелла, пропитанная шумановской Traumerei (ее играют герои Любича; у Озона они играют ноктюрн Шопена). Но первой частью я был удивлен и обрадован. Озон снял классическое черно-белое кино, деликатную трагедию, лишенную каких-либо фривольностей. Это очень красивое и печальное кино, где немалую часть занимают сцены на кладбище. Героиня Анна - строгая красавица, не знающая счастья и почти - до встречи с Адриеном - не улыбающаяся. Она потому и вводит француза в семью, что он хотя бы на крыльях воспоминаний способен вернуть ей любимого. Любовь разгорается вдруг и сразу же, для нее есть все основания: убитая горем девушка, несчастный отчаявшийся, на грани самоубийства юноша, их как будто общий мертвый друг. Озон обходится без поцелуев, объятий, романических подробностей. Только-только отношения двух подходят к той точке, за которой должно воспоследовать объяснение в любви - ремейк Любича заканчивается. У Любича нас ждал бы счастливый финал, построенный на «лжи во имя любви», умолчании о тайнах прошлого. У Озона француз покидает Германию в расстроенных чувствах, не найдя утешения и прощения от Анны. Следуют, пожалуй, лучшие сцены, когда Анна, потеряв даже мечту о друге Франца, бродит молчаливой фигурой по кладбищу, и собирается покончить с собой, войдя в реку. Начинается вторая часть, которая выдумана Озоном, и возможно потому оставляет ощущение искусственности. Также, как когда-то Адриен едет за прощением в Германию, теперь Анна, подстрекаемая ничего не подозревающими стариками Хоффмайстерами, едет за Адриеном «прощать его и любить его и быть любимым» - во Францию. Повторяются эхом сцены - французы поют в кабачках героические военные песни также, как немецкие мужики в немецких кабачках; Анна посещает и французское кладбище; Анна входит в аристократическую семью Адриена и так далее. Вторая часть, на мой взгляд, при всей продуманности и интеллектуальности конструкции, лишняя, и больше похоже на Озона, на его любовь к игре в мелодраму. Но все же сам заряд первой части продолжает действовать, и тлеть. Первая часть, как и фильм Любича, - это кино с жарко бьющимся сердцем в груди, когда еще не остыла боль от раны, нанесенной героям войной, и пепел не остыл. Зато остыли и оцепенели чувства, герои скорее выполняют свои жизненные роли, не радуясь очередному дню, бросая вечно взгляды в прошлое. Вторая часть - удешевляет сам образ кающегося француза, приземляет трагедию. Это салонная мелодрама, где нет места Traumerei Шумана, ей скорее свойственна некоторая опереточность. С другой стороны, именно вторая часть делает из «Франца» не просто хорошую строгую кальку с Любича, но превращает фильм фактически в «Касабланку» от Франсуа Озона, в «Касабланку» XXI века. В антивоенное кино о невозможной любви, о парижской мечте, о необходимом расставании с грезами, о горечи на губах от последнего поцелуя, об изживании прошлого ради того, чтобы жить. И больше того, о «лжи во имя любви», которая опять же эхом повторяется во второй части. Если у Любича не было никаких сомнений в том, что правда иногда не нужна, от нее сердцу еще больнее, то Озон, продолжая тему, заставляет Анну продолжать лгать во имя любви - и у зрителя не возникает по этому поводу никаких претензий. Потому что перед глазами стоит колоссальная фигура, полная достоинств, доктора Хоффмайстера и его веселой хозяюшки-жены, покой, память и веру в лучшее человеческого которых Анна ставит выше, чем собственное успокоение. Она лжет и им, и Адриену. Где-то в середине фильма Анна, еще в Германии, идет к священнику на исповедь, и тот говорит ей прямо: не стоит делать больно родителям Франца, сообщая правду о том, кто такой Адриен, иногда стоит и солгать, и потому она, Анна, сделала все правильно. Анна и не размышляет перед тем, как спрятать письмо, сказать неправду, она все делает по наитию, движимая чувством любви. Любви, которая по большому счету, не приносит ей счастья. (Сквонк)

1919, первые послевоенные годы, европейские города восстанавливаются после глобальной травмы. Боевые ранения еще слишком свежие, Первая мировая оставила глубокие следы по всему миру, а Франц, герой новой драмы Франсуа Озона, свел вместе немку и француза, тех, кто еще вчера воевал. Каждая несчастливая семья несчастна по-своему, и семья, потерявшая 23-летнего немецкого пацифиста в первые дни войны, кажется, продолжает жить дальше. Отец с матерью безмолвно хранят память о сыне, а невеста Анна (Паула Бир) с нежностью перечитывает личные письма. Мир начинает обретать краски, а в жизни семьи появляется Адриен (Пьер Нинэ), сдержанный француз, приходящий на могилу Франца. Он возникает в их жизни, ... представляясь другом покойного солдата, стараясь извиниться за что-то, заменить кого-то, связывает себя с ними. Франсуа Озон снова взявшись за реальность, за человеческую историю, не отбросил своей любви к мистике. Он закручивает сюжет, оборачивая все в сон, переводит свет с одного героя на другого, делая его главным гостем картины. Не боится быть откровенным и смелым, как и всегда, обнажая натуры и сущности людей. Правда сейчас это все облачилось в мелодраму, имеющую собственные правила. Поэтому тут возникнут и томные взгляды, и скрипка, и длинные юбки, и полотна Мане, и любовь. Любовь ко всему, а главное, ко времени без войны. Разворачивая свои последние фильмы в пределах одной семьи («В доме», «Новая подружка», «Молода и прекрасна» и пр.) Озон затрагивает тему, соизмеримую с жизнью и смертью, любовью и дружбой. Он говорит про войну, пусть далекую, но все также осязаемую. Раскрыть любовную линию на фоне таких декораций - довольно трудно. Кажется, шаг, и наступят слезы, вздохи и прочая жалобная мишура. Но режиссер сказал «я сделаю». Нам остается лишь чувствовать. Деликатная, тонкая, абсолютно лишенная пафоса история, визуально напоминающая «Белую ленту» Ханеке, но более жизнеутверждающая, человеколюбивая и дико прекрасная. Картинка иногда будет иногда окрашиваться в цвет, а иногда снова переходить в монохром. Она будет живая и естественная, такая же, как и все остальное. Как актеры, как режиссер, как зрители в зале. (vmisc)

Гулять ли вышел ты на розовой заре Иль вешаться идешь на черном фонаре. Загадкою ты сердце мне тревожишь Как вынутый блестящий нож, Но если вещий бред поэтов только ложь, Ты, не умея лгать, не лгать не можешь. (Поль Верлен) Caprice. Почти все происходит за кулисами человеческих поступков и чувств. На фоне внешних обстоятельств, которым трудно противостоять и выбора, который рано или поздно приходится делать между правдой и ложью. Без знака вопроса, только констатация прошлого, о котором часто говорим, но почти не помним, не знаем, не хотим вспоминать. Сложно сказать, что движет такими режиссерами, как Франсуа Озон, которые решают снять такой ... осторожный и деликатный фильм, минуя яркий свет софит, используя расплывчатый взгляд импрессионистов и черно-белую ткань поэтического экрана. Статично, немногословно, любуясь каждым взглядом, движением, шепотом ветра и предсказуемой недосказанностью. Полная свобода для болезненного молчания и сознательный шаг назад. Не модный, без капли эпатажа, провокации и вызова 16 фильм Франсуа Озона - «Франц». Отшлифованный и понятный, почти человеческий. На протяжении двух часов подводные камни будут остро ранить, а неспешные течения окажутся ядовитым болотом, в которое попадают не только выдуманные герои. Попадают целые нации, выбравшие в союзники уничтожение и убийство. Война не просто уродлива, война - это калека с многослойным стажем. Но нам ли, простым смертным, обсуждать и осуждать это? Пусть сердце ранено, пусть кровью обольется Незримая мишень завистливых друзей, - Ты сердца, что любовью к людям бьется, Им не показывай и терпеливо жди: Пусть смерть одна прочтет его в груди, - И белым ангелом в лазурь оно взовьется. Каждый из героев подвергается испытанию. Для убитого на войне Франца, остаются только воспоминания и боль утраты его близких. Его безутешные родители, потерявшие надежду, обретают второе дыхание, когда появляется незнакомец из Франции, так называемый «друг» их сына. Адриен (Пьер Нинэ), невольный убийца немецкого солдата, проходит мучительный путь от стресса до суицида. И бесспорно нужна определенная доля храбрости и отваги, чтобы пытаться и, в конечном счете, найти утешение среди бывших врагов и тех, кто меньше всего способен понять и простить. Но дальше выбранного пути скрипач и романтик Адриен не пойдет. А режиссер не сведет фильм, окрещенный пацифистским манифестом, к банальной замене одного возлюбленного на другого. Эффект взаимозаменяемости у Озона давно отсечен и ампутирован - «A la guerre comme a la guerre». К тому же, в начале 20 века еще сильны были вопросы чести, национальной гордости и романтического самопожертвования. В этом герой Пьера Нинэ преуспел, не выходя за рамки французского приличия. Лишенный всякого эротического подтекста фильм, тем не менее, назвать пуританским невозможно. Слишком многозначительные взгляды, слишком неоднозначный прощальный поцелуй. А для немецкой провинциалки Анны в утонченном исполнении Паулы Бир, потерявшей на войне возлюбленного, слишком смелые надежды, разбивающиеся о быт французского благополучия. И Озон не был бы Озоном, если бы не окрасил определенные и ясные для обывательского сознания цвета в собственные полутона, пусть даже слегка позаимствованные у импрессионистов. Эстетика в выборе кинематографических декораций еще раз свидетельствует о безупречном вкусе и последовательном анализе в области музыки, поэзии и живописи. Многих символистов мы узнаем с первых строк и нот. Завуалированные чувства, страхи, переживания находят отклик в музыке, стихах и картинах. Кино имеет все основания использовать это, как мощный рычаг воздействия на человеческое сознание. Поэтому посмертный 20 ноктюрн Шопена для скрипки и фортепьяно не случайность и позерство, а сознательная «озоновская» изысканная закономерность. Роковая картина Эдуарда Мане «Самоубийца» в Лувре - не ритуальная символика, а последний шанс выжить. Поэтические глотки любви Поля Верлена еще одно знакомое «сомнение», понятное всем влюбленным. Зловещая и кровавая Марсельеза отнюдь не символ свободы, а прямая шовинистическая угроза. И стыдиться не стоит, ведь гимны мы поем во время мира и войны. Плавные переходы фильма из черно-белых кадров в цветные добавляют краски в эмоциональный дисбаланс героев, подчеркивая психологическое расстройство, бессознательную обреченность, или долгожданный душевный подъем. И человеческая идея, высказанная Адриеном о том, что жить надо ради своих близких, находит отклик почти в каждом из нас. Только кто-то выбирает старинный замок и преданную дурнушку невесту. А кто-то оставляет родину, приемных родителей, и едет навстречу неизвестности с грузом воспоминаний. И все дороги ведут...в Париж. Искалеченный войной, но такой же манящий, дурманящий новой волной надежды. «Неуловимый маг в иллюзии тумана, среди тобою созданных фигур, я не могу узнать тебя, Авгур, но я люблю тебя, правдивый друг обмана!» [...] (Iris)

Le vent se leve!... il faut tenter de vivre! Франц, Франция, Франсуа, снова Франсуа, экранизация экранизации - Озон не боится повторяться, никуда не торопится, не боится потерять цвет. Место эпатажа заняло плотно концентрируемое камерой время, которое медленно течет по экрану, по залу, уравновешивая музыку и тишину, прошлое и настоящее. После окончания войны некуда торопиться. После смерти любимого человека нет сил и желания торопиться. После совершенно ненужного убийства человека нет сил и желания жить. На тихом сельском кладбище, где покоится прошлое, встречаются невеста немца, который не хотел воевать, и француз, который тоже оказался на войне не по доброй воле. Одного привела ... сюда любовь, другого совесть, «вооружив» букетами цветов. Санкционированные взаимные разрушения и убийства закончились, и нужно учиться как-то жить дальше - с теми утратами и пустотой, которые они оставили. Здесь Озон, не торопясь, дает симметричную картину потерь и ожесточения против врага: француз ощущает весь груз вины своей страны и ненависть немцев, приезжая в Германию, немка же не знает, куда девать глаза, когда искалеченные и осиротелые французы поют Марсельезу. Симметричен и диалог: «Зачем вы здесь?» (с вызовом) - «Тут живет мой друг» (оправдательно). Мой новый друг, цитируя прошлый фильм режиссера. Эта картина похожа на неспешные американские горки: она трижды не то, чем кажется. Сначала долго набирая разгон, вся интрига начинается там, где ты уже был готов увидеть титры. И даже зная название оригинальной пьесы, которое есть официальный спойлер, испытываешь чувство удивления и невесомости от таланта автора на пиковом взлете. Только тебе показалось, что все стало печально, - забрезжила надежда, только ты уверился, что все ясно, - все карты перекладываются, только ты поверил в рай, новую жизнь и счастье на земле, как режиссер мягко снимает цветные очки с твоих глаз, подключая к капельнице щедрого ко всем жаждущим искусства. Сюжет этого фильма нельзя рассказывать, не испортив бархатных кулис интриги; поднимаемые вопросы и проблемы тоже почти нельзя рассказать, не раскрывая сюжета. Но очень хочется передать атмосферу и послевкусие. Сказать, что Озон снял пацифистский фильм можно только с оговоркой, что война - это не единственная причина преждевременной смерти человека и, когда она уплывает с горизонта, человеку предстоят другие битвы, которые требуют силы жить. И если с проблемой войны режиссер расправляется безапелляционно и дидактично - это более вина отцов, готовых ради гордости, идеалов и политики пожертвовать сыновьями, чем сыновей, которым приказано убивать, - то горечь и отчаянье, которые подстерегают нас каждый день в мирной жизни, заслуживают гораздо более тонкого резца. Здесь Озон переходит из области ответов в область ощущений, чувственной игры света и тени, цвета и контуров, надежды и разочарования, отчаянья и решимости, реальности, которую невозможно изменить, и вымысла, который баюкает раненную душу. Иногда жизнь играет с человеком в страшные шутки: отнимает очень дорогое, доводя до отчаянья, загоняя в тупик, потом открывает дверь, из которой свежим потоком хлещет свет - и как только ты поверил этому свету и пошел к этой двери, захлопывает ее прямо перед твоим носом. И кто нанес тебе эту страшную рану? Нелюбовь? Заехавшая в твое депо, но решительно удаляющаяся колея жизни другого человека? Стоило ли пережить самоубийство, чтобы снова подойти к этой черте и снова решать сизифовский вопрос, стоит ли жить дальше? Можно было бы предугадать, что нанесший рану утраты и искупающий ее, сам живет с раной утраты, и, пытаясь ее залечить, почти детски невинно нанесет новую рану? Чем больше я думаю об этом фильме и переживаю его снова, тем больше понимаю, насколько он печален и горек, но оставляет удивительное чувство света и надежды. И не только потому, что пугающую и спрятанную от глаз людей в частном немецком собрании картину Манэ «Самоубийство» повесили в огромный зал французского музея, оттеснив ею наверх богемно-жизнерадостный «Завтрак на траве», тем самым как бы осветив раны и проблемы общества. Не только потому, что, взбив и спрессуя чувства и ощущения насильственным отсутствием цвета, Озон выплескивает их через одно окно живописно бессмертной смерти. Не только потому, что громко дует весенний ветер, звучат осенние стихи Верлена, мелькают прекрасные глаза и застенчивые улыбки Пьера Нинэ и Паулы Бир на целомудренно-вакхическом балу в честь новой жизни. Не только потому, что щемящая музыка Чайковского, Шопена, Малера, Сен-Санса и Римского-Корсакова искупает в вечности вину и соединяет горе воевавших стран. А потому еще, что не бывшая любовь и не бывшая дружба, или дружба и любовь, о которых остались только воспоминания - лучше смерти. И боль лучше смерти. И вымысел лучше отчаянья. И жизнь лучше смерти. Но когда колода перемешана, тузы вышли, надо учиться играть тем, что у нас осталось на руках. И всегда ждать свежего ветра в огромном воздухе, который плещет, как море, книгу нашей жизни. (Penelope 48)