КЛЫК (2009)
KYNODONTAS

История про весьма странную семью, в которой лишь отец может покидать дом, и лишь девушка по имени Кристина может в него заходить. Трое подростков сидят в нем безвылазно и изучают необычные значения слов, слушая записи на магнитофоне. Они совершенно не в курсе того, как на самом деле устроен мир, и живут в плену иллюзий, созданных их отцом...

В доме за городом живут мать (Мишель Вэлли), сын (Христос Пассалис), две дочери (старшая - Аггелики Папоулья, младшая - Мари Тсони) и глава семейства (Кристос Стергиоглоу). Двор окружен высоким забором, за который, уже взрослые дети никогда не выходили. Они учатся, играют, развлекаются так, как считают нужным их родители, без какого-либо влияния со стороны. Молодые люди верят, что самолеты, пролетающие над ними - игрушечные, «зомби» - название желтых цветов, а кошка - самый страшный зверь. Из внешнего мира, отец привозит только Кристину (Анна Калайциду), которая за деньги удовлетворяет сексуальные потребности сына. Дети знают главный закон семьи: «им нельзя покинуть дом, до тех пор, пока не выпадет правый... или левый клык»...

КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 2009
Победитель: Премия «Особый взгляд» (Йоргос Лантимос), Молодежная премия (Йоргос Лантимос).
ОСКАР, 2011
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Греция).
КАТАЛОНСКИЙ МКФ В СИТЖЕСЕ, 2009
Победитель: Приз «Гражданин Кейн» за лучшее режиссерское откровение (Йоргос Лантимос), Приз жюри «Carnet Jove» за лучший фантастический фильм (Йоргос Лантимос).
Номинация: Лучший фильм (Йоргос Лантимос).
МОНРЕАЛЬСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ НОВОГО КИНО, 2009
Победитель: Лучший художественный фильм (Йоргос Лантимос), Лучший режиссер художественного фильма (Йоргос Лантимос).
КФ В МАР-ДЕЛЬ-ПЛАТА, 2009
Номинация: Лучший фильм (международный конкурс) (Йоргос Лантимос).
КФ В СТОКГОЛЬМЕ, 2009
Победитель: Приз «Бронзовая лошадь» (Йоргос Лантимос).
СРЕДИЗЕМНОМОРСКИЙ КФ В МОНПЕЛЬЕ, 2009
Победитель: Приз молодежной аудитории за лучший фильм (Йоргос Лантимос).
МКФ В ДУБЛИНЕ, 2010
Победитель: Премия кинокритиков лучшему режиссеру (Йоргос Лантимос).
КФ ЛИССАБОНА И ЭШТОРИЛА, 2009
Победитель: Лучший фильм (Йоргос Лантимос).
Номинация: Премия «Jaeger-LeCoultre» за лучший фильм (Йоргос Лантимос).
КФ В САРАЕВО, 2009
Победитель: Специальный приз жюри за лучший художественный фильм (Йоргос Лантимос), Приз «Сердце Сараево» за лучшую женскую роль (Аггелики Папоулья, Мари Тсони).
ЗОЛОТОЙ ЖУК, 2012
Номинация: Лучший иностранный фильм (Йоргос Лантимос).
ПРЕМИЯ БРИТАНСКОГО НЕЗАВИСИМОГО КИНО, 2010
Номинация: Лучший иностранный фильм.
ПРЕМИЯ ХЛОТРУДИС, 2011
Победитель: Премия «Клад».
ГРЕЧЕСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2010
Победитель: Лучший фильм (Йоргос Лантимос, Ираклис Мавроидис, Йоргос Цурджианнис), Лучший режиссер (Йоргос Лантимос), Лучший сценарий (Йоргос Лантимос, Эфтимис Филиппоу), Лучший актер второго плана (Христос Пассалис), Лучший монтаж (Йоргос Мавропсаридис).
Номинации: Лучшая мужская роль (Кристос Стергиоглоу), Лучшая женская роль (Аггелики Папоулья).
МЕЖДУНАРОДНОЕ СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ, 2011
Номинация: Лучший фильм не на английском языке (8-е место).
ОБЪЕДИНЕНИЕ КИНОКРИТИКОВ ЛОНДОНА, 2011
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке.
ИНТЕРНЕТ-АССОЦИАЦИЯ КИНО И ТЕЛЕВИДЕНИЯ, 2011
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Греция).
ОБЩЕСТВО ОНЛАЙН-КИНОКРИТИКОВ, 2011
Номинация: Лучший фильм не на английском языке.
ВСЕГО 19 НАГРАД И 17 НОМИНАЦИЙ.

На съемки фильма Йоргоса Лантимоса вдохновила дискуссия с друзьями о том, что может произойти, когда человек идет на крайности, ради защиты своей семьи.
Третий полнометражный фильм Лантимоса.
Дебют в кино сценариста Эфтимиса Филиппоу и актеров: Христоса Пассалиса, Анны Калайциду, Стива Крикриса.
Место съемок: Афины.
Транспортное средство, показанное в картине - http://imcdb.org/movie.php?id=1379182.
Бюджет: EUR 250,000.
«Клык» снимали камерой Moviecam Compact MK2 + единственный анаморфотный объектив Optica Elite с фокусным расстоянием 50 мм.
У человека клыки реже, чем другие зубы, поражаются кариесом из-за того, что на их поверхности нет ямок, углублений и других неровностей, в которых бы накапливались остатки пищи, а также из-за более толстого слоя дентина.
В фильме произносится только одно имя - Кристина.
Цитата: «Апельсиновый сок надо пить или свежевыжатым, или не пить вообще» - отец (после исчезновения дочери).
В картине есть отсылки к лентам: «Челюсти» (1975); «Танец-вспышка» (1983); «Рокки 4» (1985).
В фильме звучат песни и музыкальные композиции: Frank Sinatra - Fly Me to the Moon (Bart Howard); Marinella - S' aparnithika tris (Kostas Hatzis, Sotia Tsotou); Christos Stergioglou - Pou na 'sai tora agapimeni (Nikos Gounaris, Kostas Kofiniotis); Casino Blues (Pierre Delanoe, Rene Denoncin, Jack Ledru).
Кадры: http://moviescreenshots.blogspot.com/2012/05/kynodontas-dogtooth-2009.html; http://www.blu-ray.com/Dogtooth/27444/#Screenshots; http://www.cinemagia.ro/filme/dogtooth-42469/imagini/; http://www.cine.gr/film.asp?id=711635&page=11.
Трейлер - https://www.youtube.com/watch?v=yQdjxQN4ieg.
Премьера: 18 мая 2009 (Каннский кинофестиваль).
Англоязычное название - «Dogtooth».
Слоган - «The cat is the most feared animal there is!».
Фильм был единогласно выбран Греческим комитетом по кино, чтобы представлять страну на «Оскаре». Последний раз греческая картина («Ифигения» Михалиса Какоянниса) номинировалась на премию Американской киноакадемии в 1977 году.
«Клык» на Allmovie - http://www.allmovie.com/movie/v489451 и на сайте Kino Lorber - https://www.kinolorber.com/film/dogtooth.
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 92% на основе 62 рецензий (https://www.rottentomatoes.com/m/dogtooth/).
На Metacritic фильм получил 73 балла из 100 на основе рецензий 17 критиков (http://www.metacritic.com/movie/dogtooth).
Картина входит в престижные списки «Лучшие фильмы XXI века» по версии сайта They Shoot Pictures, Don't They? и «Лучший фильм 2010 года» по версии Slant Magazine.
«Клык» - один из девяти любимых фильмов XXI века Дени Вильнева (по опросу The New York Times в 2017 году). "Безумие этого фильма - одна из самых свежих вещей, которые я видел за долгое время. Лантимос - один из самых интересных современных кинематографистов" - Вильнев.
Рецензии: http://www.mrqe.com/movie_reviews/kynodontas-m100083141; http://www.imdb.com/title/tt1379182/externalreviews.
Йоргос Лантимос / Yorgos Lanthimos (род. 27 мая 1973, Афины) - греческий режиссер театра и кино, сценарист и продюсер.
Йоргос Лантимос изучал кино- и телевизионное искусство в киношколе Ставракоса в Афинах. В 1995 он снял свой дебютный художественный короткометражный фильм. В это же время Лантимос занимался постановкой спектаклей, снимал музыкальные клипы и рекламные ролики. Был в составе креативной команды, ответственной за постановку церемоний открытия и закрытия Олимпийских игр 2004 года в Афинах. Подробнее - https://en.wikipedia.org/wiki/Yorgos_Lanthimos.
Официальный сайт Й. Лантимоса - http://lanthimos.com/.
Аггелики Папоулья / Angeliki Papoulia (род. 1975, Афины) - греческая актриса театра и кино. Подробнее - https://en.wikipedia.org/wiki/Angeliki_Papoulia.

Семейная пара с тремя взрослыми детьми (сын и две дочери) живут на окраине города, в большом доме с садом и бассейном. Дом окружает высокий забор, за которым дети никогда не были, так как родители намеренно отрезали их от внешнего мира, сообщив им, что ребенок не может покинуть дом, пока у него не выпадет клык. Они росли, не испытывая абсолютно никакого влияния извне. Родители внушали своим детям, что самолеты, пролетающие над двором игрушечные, а кошка - это самый кровожадный зверь на свете. Также они умышленно искажали значения слов («телефон» - соль; «море» - кожаное кресло; «киска» - яркий свет и т. д.). Покидать пределы двора мог только отец семейства. Из посторонних в дом он иногда привозил лишь Кристину - молодую вахтершу, работающую в его компании, которая за дополнительную плату удовлетворяла сексуальные потребности сына. Старшая дочь, с которой Кристина втайне тоже занималась сексом, выпросила у нее пару видеокассет с художественными фильмами. Нелегальный просмотр кассет о жизни по ту сторону забора производит на девушку неизгладимое впечатление. Догадавшись в чем дело, отец жестоко избивает ее и Кристину. Старшая дочь уже не может находится в тесном семейном мирке: ночью она гантелей выбивает себе клык и прячется в багажник отцовской машины. Глава семейства пытается найти дочь, но безрезультатно. Утром, ка обычно, он садится за руль автомобиля и отправляется на работу...

Греческий режиссер-провокатор Лантимос играет в психолога, вызывая нездоровый смех своей шокирующее-откровенной сатирой на современную семью. Он населил свой мир, напоминающий осовремененные картины Бунюэля, этакими мини Каспарами Хаузерами. Геометрическая структура и странная, «неживая» актерская игра, делает этот фильм скорее научно-фантастическим. Взгляд режиссера на аномалию власти, влияние и манипулирование кем-то поражает глубиной. (Дэвид Дженкис, «Time Out»)

Частный случай "Таинственного леса" М. Найт Шьямалана. На примере отдельно взятой семьи (а не целой деревни, как у Шьямалана) рассказывается история эскапизма. Если бы фильм был жанровым, я бы написал, что история эта пронизана ужасом перед необъятным внешним миром, который, к слову, становится с каждым годом все огромнее и огромнее. Сумасшедший грек, один из топ-менеджеров крупного завода, пытается уберечь великовозрастных детей от огорчений и опасностей, с которыми те могут столкнуться, выйдя со двора. Вместе со своей супругой он создает замкнутый мирок без телевизора и прочих источников информации, мирок, наполненный своими символами и кодами. В этом тесном мирке сомнительные слова, интуитивно побуждающие к движению, означают самые что ни на есть домашние, бытовые предметы (например, "экскурсия" означает напольное покрытие). Нехитрая притча Йоргоса Лантимоса предлагает задуматься об инфантилизации современной цивилизации. Если Шьямалан снимал жанровое кино (фильм ужасов), то Лантимос снимал европейскую артхаусную драму. Поэтому в ней много секса (добрый папа поставляет сыну шлюх, хотя сестрам приходится выкручиваться самим). И похоже, что это единственное, чем может поразвлечь нынешний артхаусный режиссер зажравшуюся публику. Но вообще-то - скучно. Очень скучно. Кстати, маленький нюанс. В отличие от Шьямалана, Лантимос нашел более умный способ как выкрутиться с самолетами, пролетающими над "заповедной зоной". Он предположил, что наивные взрослые дети не чувствуют ни расстояния, ни перспективы, поэтому родители подкидывают им игрушечные самолеты, которые якобы иногда падают на землю... Оценка: 2.5/5. (Владимир Гордеев, «Экранка»)

Йоргос Лантимос: Прощай, речь. [...] Как видные антиутописты XX века, Лантимос в последних и самых известных трех картинах, идет на повышения - от окруженного забором коттеджа из «Клыка», где дети формируются под давлением извращенной родительской заботы, через тихий одинокий город в «Альпах» - до географической зоны еще шире в «Лобстере»: Город, Отель, Лес и слабая надежда на места с настоящими названиями, а не схематичными обозначениями в вывихнутом мире. Каждая картина Лантимоса - это правдоподобная, но охваченная метастазами сюрреализма вселенная, в которой какой-то реальный процесс пошел на полшага быстрее или медленнее, как будто голоса в метро объявляют остановки в рассинхроне, а капелла. Мир «Клыка» строился на том предположении, что индивидуально счастливая семья - папа, мама, сын, две дочери (одну из них играет любимица режиссера Аггелики Папоулья) - живут без голливудских фильмов, без жестокости и навязываемой сексуальности, а также с собственным словарем (автострада - сильный ветер, карабин - птица, «киска» - яркий свет). Тоталитарный патриархальный мир семьи, которая выдает зеленое за круглое, а зомби - за маленькие желтые цветочки, оказывается беспомощным перед естественными процессами или даже минимальным влиянием извне. Побег из-под родительского крыла для выращенного в таких условиях ребенка возможен только по привитым ему правилам - без коренного правого или левого клыка, который должен сам выпасть, чтобы дитя обрело свободу (такая уловка-22). У этой истории дрессуры (воспитание детей недвусмысленно рифмуется с дрессировкой собаки) оглушающе тихий финал - домашнюю трагедию в городе никто уже не услышит. [...] (Алексей Филиппов. Читать полностью - http://www.kino-teatr.ru/blog/y2015/11-8/722/)

Выдающийся фильм о родительской любви. Состоятельный инженер (Стергиоглоу) и образцовая домохозяйка (Вэлли) полностью посвятили себя своим уже почти взрослым, но безымянным детям. Загородная вил­ла с бассейном и окруженным забором садом - все, что видели в жизни две дочери (Папоулья и Тсони) и сын (Пассалис). За забором, говорят им родители, - чудовищ­но опасно. Выжить там может только папа в своем «мерседесе», потому что у него уже вырос новый клык, и он может не опасаться лютующих на воле кошек. Когда новые клыки взамен коренных появятся и у них, дети тоже смогут выйти за ворота, а пока родители готовят их к будущему, объясняя непонятные слова: «море» - это кресло, «телефон» - солонка, «зомби» - маленький желтый цветок, «п...да» - большая лампа. Этот мир родительской заботы и ставших с годами перверсией детских игр находится в идеальном равновесии - за одним исключением: возмужавшему сыну из гигиенических соображений нужно заниматься сексом. Отец приводит в дом Кристину (Калайциду), сдержанную охранницу со своей фабрики, которая до поры без лишних вопросов делает что нужно, но однажды нехотя дает старшей дочери пару кассет с золотым фондом видеопрокатов: «Рокки», «Челюсти» и «Танец-вспышка». Фильм 36-летнего грека Лантимоса, получивший в прошлом году каннский приз «Особый взгляд», относится к самому утонченному подвиду сюрреализма - тому, который появляется из реализма без слома, как органичное развитие чего-то вероятного в область чудовищного. Картина, изобразительными приемами напоминающая издаваемые фотографом Мартином Парром альбомы тоскливых открыток из разных стран, доводит до логического предела - и гораздо дальше - расхожую мысль о том, что Голливуд дурно влияет на детей. Из воспринимаемых героями как естественные абсурдных деталей семейного быта складывается педагогическая поэма о неизбежном повторении грехопадения, после которого все - даже самое плохое - обретет свои имена. Для доходчивости Лантимос оставляет за скобками мотивы родителей. Они не религиозные фанатики, не сексуальные извращенцы, не культурные снобы, а просто олицетворение родительской страсти к защите потомства. Когда отец, огрев охранницу видеомагнитофоном, вы­нужден прибегнуть к бессильному «Чтоб на твоих детей тоже оказали дурное влияние!», становится ясно: мир, и мир кино в частности, ловит нас всех - и поймает будь здоров. (Петр Фаворов, «Афиша»)

В усадьбе с просторным садом, отделенной от остального мира забором, содержатся две девушки и молодой человек. Пара неприятных взрослых, называющих себя родителями, ставят над молодежью бесчеловечные эксперименты, целью которых, видимо, является тотальный когнитивный диссонанс в головах «детей». Подопытных последовательно дезинформируют. Все глаголы и существительные тут значат совсем не то, что в обычном мире, да и представление о внешнем мире у детей специфическое - кошка, например, считается опасным монстром (так что отстричь ей голову садовыми ножницами - дело героическое), пролетающие над участком аэропланы представляются маленькими пластмассовыми модельками, которые, если повезет, можно даже найти в саду, а бассейн время от времени подвергается нашествию морских рыб. В результате сексуальных проделок какой-то женщины в униформе, которую «родители» привозят для релаксации «сына», этот гротескный абсурдистан превращается в настоящий фильм ужасов. Понять, что именно хотел сказать греческий режиссер Лантимос своим дадаистским спектаклем, почти невозможно, если вы только не смотрели его предыдущий фильм «Кинетта» (внятная БДСМ-версия «Изображая жертву»). «Клык» вызывает слишком много ассоциаций, это настоящий интертекст, в котором тонет голос автора. Пьесы Ионеско, ранний Бунюэль, отголоски Де Сада и фильмов о кошмарах тихой пригородной жизни... И все это еще сдобрено странной и сентиментальной греческой эстрадой, от которой Лантимос явно получает извращенное удовольствие. Но то, что на самом деле цепляет умного грека, - это не абсурд, не социальная сатира и не кэмп, а общие вопросы зомбификации: как устроено сознание? Что такое сексуальность? Каковы механизмы власти и подчинения? А бунта? Его фильмы - это путешествие в мрачные глубины бессознательного, где ворочаются личинки массовых психозов, политических систем и религиозных движений, где рождаются эксцентричные перверсии, которые даже нельзя назвать сексуальными. Лантимос прекрасно чувствует механизмы ужасного и понимает, что разрушение обычного порядка вещей, даже в мелочах - страшнее любых окровавленных рыл. И что-что, а ощущение холодящего дискомфорта «Клык», при всей своей запутанности, вызывает гарантированно. Смотреть его, конечно, почти невозможно, но где-то во второй трети фильма спрятана картина достаточно сокрушительной силы - семейный праздник с танцами, от которых прямо веет театром зверей. Впрочем, снятые с достаточной брезгливостью семейные сцены - ход заведомо беспроигрышный. (Василий Корецкий, «Time Out»)

Греческий артхаус, сюрреалистичный по сути, победитель категории Особый взгляд Каннского кинофестиваля, номинированный на премию Оскар, конечно, ее не получивший, фильм Клык режиссера Йоргоса Лантимоса, являющегося и автором сценария данной радикальной картины, пронзительной, злой, агрессивной. Через 6 лет он напишет и снимет фильм «Лобстер», который, возможно, и принесет ему премию Оскар. Медленное, статичное развитие событий вводят зрителя в пленяющий транс, оттеняющий жуткое существование трех взрослых «детей» и их родителей. Стараясь защитить детей от пагубного влияние внешней среды, родители обносят дом высоким забором, с детства внушая детям страх, заставляя поверить в агрессивность окружающей среды, показательна ужасная сцена с кошкой, которую сын убивает играючи, оберегая жизненное пространство от проникновения зла. Чем меньше знаешь перед просмотром о фильме, тем жестче, больнее становится при просмотре, видимый рай гниет изнутри, свободу воли невозможно запугать, это врожденный инстинкт. Детей обучают словам, при этом давая им иные понятия. Безмятежность их существования прерывается эволюционными потребностями, злостью и жаждой. Имморальное поведение, привитое родителями, воспитание собственной стаи, враждебной, подчиняющейся лишь отцовским законам, вырывается наружу. Фильм Клык до жути патриархальное кино. Для удовлетворения сексуальных потребностей сына извне приходит девушка Кристина, работающая охранником в компании отца, единственного, кто выходит за пределы ограждения. Женщины тут, словно инструмент, на котором мужчины играют свои злосчастные мелодии... Естественно, что человек снаружи станет причиной краха, словно бактерия, попавшая в кровь организма с плохим иммунитетом. Несмотря на отсутствующий сюжет, фильм смотрится похлеще любого триллера, напряжение пульсирует, жизненная утопия, созданная родителями, дает течь, а блаженное существование, на деле оказывается мрачной структурой подмены истинного бытия, закованные в цепи страха и необразованности, дети подвергают друг друга шокирующим играм, дабы ощутить каплю реальности, боль, которая просачивается в жизнь человека с молоком матери, грех и искупление. Кино не для всех, оно пропитано сексом, откровенным, пусть и не показанным напрямую, но его дух присутствует, не покидая экран ни на минуту. Любое прикосновение, при отсутствующей морали, любое агрессивное действие, есть проявление похоти. Неосознанно, без явного движения вперед, но с определенной целью. Закругляясь, хочу пожелать приятного просмотра, и чтобы фильм Клык оставил в Вас правильные мысли, расширяющие кругозор, и те сказки, которыми потчуют иные правители свой народ, пусть уйдут в небытие. (Lindon Kamusov, «Yakinolub»)

Погас фуфун, и комната погрузилась во мрак. Мое отношение к этому фильму за время просмотра по меньшей мене дважды кардинально менялось, и умудрилось в конце концов от начала до конца картины смениться на диаметрально противоположное. Первые полчаса фильм безумно меня бесил. Полчаса авторы показывают зрителям предельно буратинизированное пространство, в котором проживают буратины, которых снимает оператор-буратино, получающий указания у режиссера-буратины. Недостоверность и маразматичность изображаемой перед нами псевдореальности доводила до исступления. Мне хотелось чем-нибудь запустить в экран, и я твердо решил, что буду смотреть в несколько приемов, чтобы сгладить баттхерт, и все-таки досмотреть фильм до конца. На тридцать третьей, кажется, минуте, одна из героинь произносит фразу (см. в конце рецензии), после которой мне понадобилось даже встать, и пройтись по комнате. Это был апогей. Однако затем с фильмом что-то случилось. Вернее, нет, не так. С фильмом-то ничего не происходило, он просто происходил себе дальше, но что-то случилось с моим восприятием фильма. И самое потрясающее здесь - что я решительно не сумел отследить этот момент, и даже сейчас, перебирая картину в уме, и пытаясь найти ту секунду, когда я начал вовлекаться в происходящее, и, самое странное, - верить тому, что видел, - я не могу этого сделать. Но - так или иначе - факт остается фактом: ближе к концу я воспринимал картину уже как нечто психологически вполне достоверное, весьма качественно выполненное, и в меру интригующее с точки зрения сюжета. О таких фильмах - таких "проективных" фильмах - можно рассуждать долго и с удовольствием. В картине разбросано множество удочек, и разных приятных мелочей, которые можно обсасывать, о которых можно строить догадки, из которых можно делать выводы. Фильм о семье. И одновременно - об обществе. Фильм о людях. И о нелюдях. Фильм о реальном, вполне физиологическом - и в то же время о духовности и каких-то прямо божественных откровениях. Сила подобных картин - в их невероятной способности бить каждого человека в его личную слабую точку, словно именно для него, для этого человека, и снимался данный фильм. В момент (предпоследняя сцена фильма), когда главная героиня с окровавленным ртом стоит перед зеркалом, и улыбается сама себе - меня накрыло. По-настоящему накрыло, так редко бывает при просмотре кено. Поэтому картина получает от меня четыре с половиной балла, не получая, впрочем, пометки "маст си". Не думаю, что этот фильм понравится всем. Я не уверен даже в том, что он понравился бы и мне, посмотри я его позавчера, или завтра. Мне кажется, сила таких полотен - в удивительном сочетании кадра, твоего собственного внутреннего мира, и обстоятельств просмотра. Совпадут все эти вещи правильно - проберет. Не совпадут - что ж, не судьба. P.S. За последние две недели я обзавелся двумя любимыми фразами. Первая из них - "Мое место работы называется Кафе у бобра" - сами догадайтесь откуда. А вторая - "Полижи меня, и я дам тебе ободок" - из фильма "Клык". Есть же люди, которые пишут такие фразы! P.P.S. Да, всем, кто так же, как и я оказался заинтригован фразой, вынесенной в заглавие: Что такое "фуфун" - http://multitran.ru/c/m.exe?CL=1&l1=4&s=foufoune. Взято отсюда - https://sadtranslations.livejournal.com/873757.html. Оценка: 4.5/5. (Дмитрий Савочкин, «Экранка»)

«Клык» исследует проблемы семьи, как замкнутой «ячейки общества». Герои этой сюрреалистической истории - мать, отец и их трое великовозрастных детей (сын и две дочери, всем за 18) - проживают за высоким забором, в полной изоляции от остального мира. Желание сохранить семью у родителей вырождается в патологию, они с малолетства внушают детям, что выходить за пределы сада - опасно для жизни. В доме запрещены любые источники информации извне: радио, телевидение; единственное кино, которое можно смотреть - семейное видео, снятое на ручную камеру. Телефон мать прячет в своей комнате. Без влияния со стороны дети, уверенные, что самое главное - это самосохранение и послушание, растут красивыми и спортивными, но, конечно, имеют массу отклонений в умственном и духовном развитии. Случайно услышанным словам родители быстро находят объяснения. Оказывается, что море - это удобное кресло, зомби - цветок, п**да - люстра. «Мама, мне очень нужен телефон», - просит дочь. Мама спокойно передает ей солонку. Пролетающие в небе самолеты совершенно искренне считаются детьми игрушечными - они спорят из-за того, кому достанется самолетик, если он упадет в сад. Их игры не имеют ничего общего с детскими забавами - кто дольше продержит палец под струей горячей воды, кто быстрее придет в себя после дозы хлороформа. Выходить из дома имеет право только отец, он передвигается на машине (в ней безопасно), покупает семье продукты, предварительно срезая этикетки. Дети же знают, что покинуть дом ребенок сможет только в тот день, когда у него выпадет коренной клык, а вместо него вырастет новый, но не подозревают, что это означает «никогда». Все бы хорошо, но сын находится в половозрелом возрасте, и ему для здоровья полезно заниматься сексом. Поэтому, для одного человека сделано исключение из правил - на территорию дома извне время от времени привозят Кристину, которая удовлетворяет потребности молодого человека и параллельно становится главным распространителем соблазнов и «зла». Любое замкнутое сообщество, будь то сложившийся биоценоз или человеческое сообщество, по законам природы менее устойчивы к внешнему воздействию, чем те, в которые свободно проникают и приживаются новые особи, семена, генетическая информация. Закрытая экосистема не имеет иммунитета против случайного вторжения новых видов, колебаний условий существования и не защищена от воздействия внешних сил. Такой силой, пробивающей брешь в защитной стене в «Клыке», оказываются секс и кино. Несмотря на то, что Кристина теснее всего общается с молодым человеком, плод с древа познаний по всем библейским канонам съедает женщина. Старшая дочь, посмотревшая пару фильмов из сумочки Кристины, а именно (внимание!) «Челюсти», «Рокки» и «Танец-вспышка», становится одержима неведомым ей доселе домашним видео, в котором акулы пожирают людей, а девушки исполняют сексуальные танцы. Кинояд быстро впитывается в организм, и дочь немедленно выдает своим поведением источник новых знаний. Последующий за этим секс не приносит удовольствия, но проявляет для героини со всей очевидностью границы дозволенной вселенной, в которой уже невозможно находится. Ради новых зрелищ и возможности быть их частью, девушка готова на все. Шокирующими сценами, среди которых сексуальные контакты, побои и членовредительство, объясняется ограниченность проката «Клыка». Надеемся, это не отпугнет понимающего зрителя, фильм действительно необычайно хорош и умен. «Мы пытались сделать эту жуткую и смешную историю красивой, вопреки внутреннему уродству», - так сказал о своей работе режиссер картины Йоргос Лантимос в одном из интервью. (Екатерина Визгалова, «Кино-Театр.ру»)

Страшнее кошки звери... В прокат вышел фильм Йоргоса Лантимоса «Клык» - обласканная Каннским кинофестивалем действенная прививка от чрезмерной родительской любви. Картина греческого режиссера Йоргоса Лантимоса «Клык» выиграла Гран-при Каннского кинофестиваля в программе «Особый взгляд». Взгляд Лантимоса на институт семьи действительно особенный: от трогательной любви до абсурдной жестокости ровно 94 минуты. «Клык» - это история о семействе, в котором родители практикуют крайне необычную педагогическую методику. Они не выпускают уже достаточно взрослых детей за территорию сада и любыми способами изолируют их от внешнего мира. Зато создают собственные законы жизни. Покинуть дом можно будет только тогда, когда выпадет клык - символ зрелости - то есть никогда. А пока выезжать за пределы дома можно только отцу, и то на машине, так как мир чрезвычайно опасен, а самое опасное в нем... кошка. С продуктов срезаны все этикетки, телевизор служит для просмотра только home video, телефон надежно спрятан в комнате родителей. Две девушки и один юноша (всем уже явно больше двадцати) живут в настоящем информационном вакууме, на любые вопросы ответы находят заботливые родители: самолеты в небе, на самом деле, игрушечные, сбежавшего брата растерзали кошки, записи Фрэнка Синатры - вокальные упражнения уже умершего деда. Ну и что, что в фильме у детей нет имен, зато они очень привязаны к родителям. Любимая игра - искать маму по голосу с завязанными глазами по всему дому. А то, что сестра бьет брата ножом, когда тот пытается отнять у нее игрушку, - это все маленькие недостатки идеального воспитания. Саспенс начинается тогда, когда в дом приходит Кристина, девушка, нанятая отцом для сексуального удовлетворения уже взрослого сына. Кристина, успев внести сумятицу в невинные детские умы, быстро изгоняется из социума. Но процесс уже не остановить. Любящие родители никак не могут определиться, что же такое для них дети. Может быть, три рыбы, флегматично плавающие в бассейне для красоты, а может быть, три собаки, находящиеся на курсах дрессировки. Кинолог, дрессирующий реальную собаку для семейства, говорит отцу: «Каждая собака ждет от нас, чтобы мы показали ей, как себя вести». Родители, в свою очередь, верят, что любого человека можно выдрессировать, если создать монополию на дрессуру. Дети могут быть любыми домашними животными, но только не кошками, потому что кошки себе на уме. Единственную в фильме кошку как раз закалывают садовыми ножницами. Но Лантимос с сарказмом напоминает: дети - это дети, которые рано или поздно должны сбегать из дома. Раз за разом человечеству необходимо проигрывать библейскую историю о блудном сыне, потому что это не зло, которому нужно противостоять, а просто инициация личности. Яблоко - далеко или близко - но всегда падает от яблони, иначе судьба его печальна. Фильм Лантимоса тем и хорош, что в оригинальной идее можно обнаружить целый веер трактовок: библейскую притчу, сатиру на тоталитарное государство, социологический эксперимент, балладу об изнанке родительской любви... Фильм раскладывается на тезисы так же легко, как на художественные фотографии. Режиссер утверждает, что, несмотря на сюжетную чернуху, хотелось сделать фильм как можно более красивым. И в общем-то получилось. У Лантимоса к тому же практически триеровский почерк: социум на извращения горазд. А скандальная репутация, связанная со сценами жестокости и насилия, так это уже практически триеровский патент. Но сравнивать с великими Лантимоса почему-то не хочется: фильм начинает выгодно смотреться именно на фоне вышедшего неделю назад «Мамонта» Мудиссона. «Мамонт» - нравоучительная история о том, как в глобализированном мире детям не хватает родителей, а родителям детей. У Лантимоса мы видим зеркальную ситуацию. Привязанность к детям в его картине продиктована страхом одиночества, а потом и вовсе оборачивается сюрреалистическим адом. Молодая американская семья, разбросанная по континентам и не очень успешно противостоящая соблазнам, в «Мамонте» - и морально разлагающаяся, но очень сплоченная ячейка общества в «Клыке». Первые в сравнении со вторыми кажутся просто отличными ребятами. Кстати, у «Клыка» обнаружено несколько неожиданное побочное действие: после просмотра проникаешься странноватым оптимизмом. Если подумать, окружающий мир - вместе с всеми террористами, маньяками, серийными убийцами, торнадо и низкой зарплатой - не так уж и страшен, оказывается. Намного страшнее оказаться вне его. (Полина Рыжова, «Газета.ру»)

Кинемотограф опасносте! Фильм с пи**еным сюжетом, полным отсутствием работы оператора, нулевой достоверностью, невнятными характерами и отрицательным драйвом берет какие-то минорные награды в Канне, Ситжесе, Дублине и Стокгольме. Кинемотограф опасносте! Впрочем, по нынешнему Каннскому фестивалю умные люди говорят, что кинемотограф не то что опасносте, что он уже практически умер, и последние его останки трепыхаются в агонии где-то в Таиланде и в Украине, как оторванные ножки паука. Греция предсказала будущее падение кинемото на год раньше всех, как показала она и в экономике, что ждет страны зоны евро и всего мира. Впрочем, к фильму. Сюжет пи**ен у Шьямалана, наверно, коллеги ниже об этом напишут. То есть, наверно, иной человек и подумает, что если изолированную деревню заменить на изолированное поместье, то это будет другой сюжет, но объективно-то - подумайте, да? Разница только в масштабах. Работа оператора заключалась только в том, чтобы установить камеру и пойти покурить. Во всех кадрах камера абсолютно статична. Минимальный монтаж при этом есть. Вот типичный пример: герои о чем-то себе мирно беседуют, никого не трогают (камера неподвижна, но лица действующих лиц видны), потом обещанный минимальный монтаж - хопа - по сюжету показывают что-то иное - потом хопа - снова мирно беседующие герои, но они уже встали, а камера все так же неподвижна, и у всех героев отрезано по полголовы. Я заметил движение камеры ровно один раз: она запрокидывается, показывая зрителю то ли звездное небо, то ли потолок. И то я не уверен, что оператор сделал это умышленно, а не заснул, например. О достоверности я когда-то что-то писал в отзыве на фильм "Страна приливов". Вкратце: никто не требует от фильма, чтобы все описываемые события были возможны. Важно, чтобы события хотя бы вписывались в парадигму выстроенного мира, соответствовали его внутренней логике. Если уж создан мир, в котором Гарри Поттер летает на метле, так пускай он еще превращает жуков в носорогов, никто этому не удивится. В фильме "Клык" конфликт строится на противопоставлении искусственного мира асиенды, выстроенного деспотичным отцом, внешнему, "нормальному" миру еврозоны. Это как конфликт сахара и воды. Фильм о том, как кусок сахара поместили в воду и посмотрели, что же получится. Совершенно непонятно, почему до этого момента вода в соприкосновение с сахаром не входила; говоря иначе, я утверждаю (причем только на основании материала фильма), что семья не дожила бы до состояния начала фильма. В слишком уж неустойчивом равновесии она была бы все это время. Почему, почему именно сейчас у тетеньки по вызову вдруг проснулась похоть, и она возжаждала куннилингуса? Почему старшая дочь из всех ее богатств затребовала себе именно видеокассеты? Почему отец решил завести собаку именно - тоже - сейчас? Какой произошел пассионарный толчок, вынудивший героев вдруг начать вести себя отлично от того, как они вели себя до этого годами? Неужели же мировой финансовый кризис??? Фильм устроен as follows: первый час не происходит ничего, греческий режиссерас постепенно вводит нас в курс дела - кто такие Отец, Мать, Дети, как они неспешно живут, какие у них нехитрые радости и развлечения. Старший сын в какой-то момент вяло убивает кошку, показано это без натурализма, но видно, что актер старается. Вторые (они же последние) полчаса снова не происходит ничего, только старшая дочь обретает имя и хочет уйти из дома. Там есть две сцены более или менее интересных (как она изображает Рокки и Челюсти), и одна просто очень хорошая (танец перед родителями). Потом снова какая-то бессмысленная сцена, типа как у старшего сына с кошкой, и все. Можно найти массу интерпретаций этого фильма - отношения с богом, с тоталитарным режим, исследование замкнутых сообществ, психологические проблемы и т.д. - может, Дима Савочкин обо всем этом напишет в своей рецензии, а так это невыносимо скучно и писать об этом неохото. Впрочем, если бы такой фильм был снят в России, ну, скажем, усатым чуваком в пелотке, я бы аплодировал ему стоя! Ведь как можно было оживить этот фильм! Скажем, Отец - это, понятно, советская (российская) администрация, старшая дочь - это прибалтийские республики, младшие дети - остальные государства, жена - Россия, собаки - цепные псы режима. Ну и так далее. Вышло бы поинтереснее "Утомленных Солнцем-2", я думаю. Особенно если придать портретное сходство со Сталиным, например, Бродским, Путиным и пр. Тут тебе и драма, и аллегория. Но такой фильм в России не снимут, пока у нас не кончится нефть. То есть - никогда. Оценка: 2.5/5. (А. Ботев (и Сладкая N), «Экранка»)

Сейчас образ Греции обычно связывается с миром греческих легенд и неумением платить по кредитам. О глубокой связи мифа и безденежья, помноженного на безумную фантазию и вынесенного в современное греческое кино, расскажет творческое наследие Йоргоса Лантимоса. Двумя величайшими певцами греческой мифологии были Орфей и Арион. Первый в поисках утраченной любви спускался в подземные миры и очаровывал богов своей музыкой, второй был вынесен из бурного моря дельфинами, привлеченными его игрой. Греция массовой культуры по сей день представляется нам обителью древних богов, но Греция реальная больше похожа на бурное море рыночных отношений и политических страстей, которое временами выносит на поверхность необычные художественные поделки. С кино здесь ситуация вообще сложная: доминирующими обитателями местной киноиндустрии являются комедии и сериалы, но и среди этой упаднической фауны находятся отельные люди, пытающиеся снимать другое кино (как правило, про упадок современного общества). Одним из них является Йоргос Лантимос, режиссер, о котором заговорили шесть лет назад в связи с фильмом "Клык" - мастер-классе о том, как лучше воспитывать детей, если ставишь целью вырастить сексуально озабоченных психопатов, искренне верящих в зубную фею. С тех пор и до сего дня Лантимос превратился в завсегдатая Каннского кинофестиваля, лавируя между рыночной конъюнктурой и тенденциями андеграунда. А все начиналось вполне безоблачно - коренной афинянин Йоргос Лантимос закончил старейшую в Греции и чуть ли не единственную в стране киношколу Ставракоса, чтобы заниматься самым благородным и перспективным для ее выпускников делом - снимать рекламные ролики. Но, несмотря на определенный успех на данном поприще, режиссер все больше тяготел к кино и театру. Во многом на него повлияло знакомство с Лакисом Лазопулосом, известным драматургом, прославившемся в Греции модернистскими постановками античной классики, судом с греческим президентом и гастролирующим в Европе спектаклем "Извините, я - грек". В соавторстве с Лазопулосом Лантимос снял свои первые кинотворения, потом надолго обратился к театру (среди прочего читал и даже ставил "Безотцовщину" Чехова) и, наконец, стал одним из организаторов постановки открытия Олимпийских игр в Греции в 2004 году. Во время этой работы Лантимос познакомился с Афиной Рахель Цангари - особой с именем богини и кучей диких и очень художественных идей. К счастью, на открытии Олимпийских игр они эти идеи не реализовали, но впоследствии стали партнерами-основателями компании с характерным названием Chaos Films. Предприятия, на почве отсутствия денег объединившего множество творческих людей актерской и режиссерской направленности. Ныне все эти молодые энтузиасты снимают, снимаются и продюсируют фильмы друг друга, попеременно оказываясь то в статусе актера, то режиссера, то искателя финансовых средств для очередной постановки. В частности, Лантимос сам попробовал себя в роли актера в фильме Цангари "Аттенберг" (2010) - сильно отдающей постмодерном драме о том, как передача о животных и подруга-нимфоманка помогают одной безумной девственнице раскрыть свою женскую природу перед подвернувшимся под руку инженером (на роль которого и подвернулся Лантимос). Подобный сюжет прекрасно отражает один из ключевых подходов режиссеров Chaos Films, привыкших отвечать безумием на безденежье и полностью рвать с красивым образом Греции туристических проспектов. Оставив сюжеты про Геракла и Трою любимому простыми греками Голливуду, они решили завоевать зрительскую любовь демонстрацией извращенной сути человеческой природы и проблемы полного отсутствия личности в социуме при наличии стремления этой же самой личности к тоталитаризму. В той или иной мере в этой актуальной проблематике снят (во всяком случае, согласно режиссерским комментариям) фильм "Кинетта" (2004), ставший первым полным метром и подлинным дебютом Лантимоса. Тема мифа в картине остается, но ни как отсылка к яркому античному прошлому, а как общее состояние унылого настоящего, представленного на экране вымершим курортным городком Кинетта. На протяжении картины малопонятная троица людей с маловразумительными мотивами бродят по Кинетте, пытаясь реконструировать некогда произошедшие здесь убийства. Формально - для расследования этих преступлений, фактически же реконструкция становится самоцелью героев, пытающихся приобщиться к мифу городка, чтобы наполнить смыслом собственное призрачное существование. При съемках фильма Лантимос полностью отказался от описания характеров и внешности персонажей в сценариях, сделав ставку на чистую импровизацию и подлинные взаимоотношения актеров. Этот ход, свойственный режиссерам неореализма, принес свои плоды, особенно в сочетании с дрожащей камерой, крупными планами отдельных частей тела, заваленными горизонтами и прочими прелестями почти триеровской съемки из памятной Догмы-95. Во всяком случае, Кинетта (а такое курортное местечко реально существует в Греции) получило неплохую рекламу и поток туристов, навещающих местные отели в поисках высокого искусства. Высказав жесткий приговор мифу, Лантимос и его новый друг - сценарист Эфтимис Филипп - решили замахнуться на не менее святое для греков - институт семьи. "Мне было интересно, изменится ли что-нибудь, если семьи будут вечно существовать в таком виде, как сейчас. И потом я подумал, куда может привести желание пойти на все ради сохранения семьи. Сделать так, чтобы все члены семьи навечно были вместе", - впоследствии будет оправдываться режиссер в одном из интервью. Но дело уже было сделано: из этих размышлений в течение двух лет родился фильм "Клык" (2009), который многие критики считают вершиной творчества Лантимоса. Итак, следуя дорогой безудержной режиссерской фантазии, зрители получили возможность подглядеть жизнедеятельность одной типично нетипичной артхаусной семейки, в которой родители решили полностью оградить своих юных отпрысков от тлетворного влияния внешнего мира. Оградить навсегда. В результате, обитатели "Клыка", живущие во всех смыслах стерильном мире загородной усадьбы, рассматривают пролетающие над ней самолеты как игрушечные, кошку как самого страшного зверя на свете, а приходящую из внешнего мира няню - как объект для сексуальных развлечений. И продолжаться все это будет до тех пор, пока у детей не выпадет первый молочный клык. Но, как водится, конец всему хорошему приходит гораздо раньше - няня, устав заниматься сексуальным воспитанием подростков-переростков, совершает ужасную вещь. Показывает им кассеты таких чудовищных и крамольных фильмов, как "Рокки" и "Челюсти". Посмотревшие их в одночасье развратившиеся молодые умы осознают бедственность своего положения, и это становится прологом крушения родительской тоталитарной системы. Заметим, что понять вышеприведенный сюжет из собственно сюжета фильма весьма сложно (как иронично замечают комментаторы, понимание фильмов Лантимоса приходит лишь после прочтения аннотации). Зато зрителей ждет немало потрясающих сцен, вроде описания процесса выбивания клыка из челюсти при помощи гантели, и не меньше замечательных диалогов ("Самолет!" - "Если упадет, чур будет мой!"). Видимо, проникшись всем этим (и почитав аннотацию), жюри Каннского кинофестиваля 2009 года крепко призадумалось о проблемах воспитания детей в современном мире (и в сюрреалистическом кино в частности) и отметило фильм в номинации "Особый взгляд". Это стало переломным моментом, определившим мировую известность Лантимоса и его участие в последующих кинофестивалях. Это же определило его художественное амплуа и ключевое сравнение - новоявленного Ариона, воспевающего стихию аффекта, размывающую и разрушающую тоталитарный миф окружающей призрачной реальности. Все последующие картины в той или иной мере обыгрывали эту тему с одной стороны, а с другой - тщетно пытались приблизиться к успеху "Клыка". Так, фильм "Альпы" (2011), в котором одну из ролей исполнила Афина Цангари, рассказывает и предсказывает будущее похоронных агентств, которые будут не только отправлять людей в последний путь, но и предлагать их близким достойную замену. Действительно, если человек всего лишь набор привычек, интересов и вкусов, кто мешает хорошему актеру изучить их и исполнить, скажем, роль покойного дедушки для горячо любящего его внука (картина отрабатывает гораздо более эксцентричные варианты). Одним словом, личность - это миф, вечна только попса и... раскинувшиеся на заднем плане великие Альпы. Но что будет, если призванная играть любовь умершей дочери актриса полюбит "свою" семью на самом деле? Ответ на этот вопрос и последнюю лепту в дело тоталитарного усовершенствования общества вносит призер последнего Каннского кинофестиваля - фильм "Лобстер". В нем режиссер после решения вопросов воспитания и похоронной политики пытается озаботиться главным - любовью. В итоге, футуристическая власть законодательно запрещает одиночество (превращая всех недовольных в животных), мстительная оппозиция запрещает влюбляться, а главный герой - в роли которого каким-то загадочным образом оказался Колин Фарелл - решает извечный, актуальный вопрос: "Покориться или стать лобстером?" Ну, а Лантимос получает за это приз жюри под фразу: "Быть лобстером вообще очень аристократично" (цитата из фильма). Впрочем, не обошлось и без конструктивной критики, заметившей, что со времен "Клыка" режиссер все чаще снимает фильмы, больше следуя стереотипам модного арт-кино, чем собственному таланту. И, видимо, в знак презрения к тоталитарному западному влиянию организует съемки в США и даже дружит с тамошними буржуйскими звездами типа Колина Фарелла. Но, что же поделать: и древнегреческий Арион от безденежья пел песни тиранам. И все-таки творчество Лантимоса и Chaos Films во многом остается единственной надеждой на появление новой волны серьезного греческого кино. В стране, где массовые беспорядки творятся перед глазами статуй античных богов, население узнает мифы предков из голливудской продукции, а реальность превосходит самые мрачные постмодернистские сказки, освобождение истинно человеческих чувств из безумия повседневности становится как-никогда актуальным. "Свобода - это возможность выйти за грани, за рамки своего разума", - говорит режиссер, и его герои, выбив себе клык, бегут за грани родительского дома, испытывают истинное чувство вместо положенного по контракту и становятся лобстерами лишь бы сохранить право любить. Так что загадочная песня Ариона звучит по-прежнему - не для мифических богов, а для эмоционального мира Человека. (Сергей Фоменко, «25-й кадр»)

Два взгляда на один фильм. Два дополняющих друг друга суждения об истории, которая все еще требует своего прочтения и осмысления. Алексей Тютькин и Максим Карповец, отказавшись от возможности спора, решили обратиться к дискуссии о фильме Йоргоса Лантимоса - через поэтику и философию, мифологию и литературу.
Вместо «пятьсот» он говорил «девять» (Герметический мир в фильме «Клык»). Когда Иисус восстал из мертвых, он стал желтеньким цветочком - Graffiti Watts, Los Angeles (намеренно искаженная цитата из «Забыть Фуко» Жана Бодрийяра). Продолжим кощунствовать. Что общего между поэтом и политиком? Несомненная уверенность в собственной правоте - правоте по(э)/(ли)тической. Так Фердинанд де Соссюр одержал окончательную победу - и так родилась вера в то, что связь между означаемым и означающим произвольна. Радует, что здесь сходство поэтов с политиками заканчивается, будучи и так обычной формальностью, парадоксальным штришком, так как уверенность в произвольности связи означаемого и означающего - всего лишь причина или прикрытие целей, для которых она используется. Цели же политического и поэтического друг другу ортогональны, если вообще не лежат в разных плоскостях. Поразительный фильм Йоргоса Лантимоса «Клык» сравнивают с множеством имен и названий в попытке связать его (как в смысле «связать с чем-то», так и «связать [фильму] руки»), прочертить от него некие объяснительные траектории, «успокоить» его весьма будоражащее содержание. Однако об этом фильме не размышляют, вспоминая те имена, которые с ним связываются логичным образом и без дополнительных построений. Возможно, эти имена и не вспоминаются, потому что такая лежащая на поверхности связь представляется тривиальной. Но такая «тривиальность» (впрочем, мнимая) позволяет размышлять о фильме Лантимоса не только подробней, но и, что более важно, в определенном направлении. Важность такой направленности заключается в том, что «Клык» - словно взрыв смыслов и аллюзий, осколки которых разлетаются во все стороны, по разнонаправленным векторам. Связь же фильма с фамилиями Хорхе Луиса Борхеса и Владимира Георгиевича Сорокина, сцепленных наручниками десоссюровского принципа, позволяет высветлить важный прием построения поэтического (и/или) политического (а точнее - нацистского) мира. В поэтическом смысле произвольность связи между означаемым и означающим показывает Хорхе Луис Борхес в рассказе «Фунес, чудо памяти». И подход Фунеса, который запоминает вещи, мнемонически связывая их с другими вещами, а, точнее, переназывая вещи, несколько похож на подход отца из фильма «Клык». Так «Вместо «пятьсот» он говорил «девять», пишет Борхес. Фунес, поступая таким оригинальным образом, верит не только в произвольность связи между означаемым и означающим, но и в произвольность означаемого и означающего. И таким образом, две серии, идущие параллельно друг другу, но постоянно связывающиеся между собой, превращаются в хаотичное множество, не имеющее маркировки. Мир «Клыка» - это мир без Другого, поэтому такие эпитеты, как «патологичный», «извращенный», «монструозный» к нему неприменимы. Патология, перверсия и мерзость мира, который выстроил отец, привносится в него внешним наблюдателем, зрителем, Другим, и он трактуется как мерзкий с позиции наблюдателя, в мире которого вещи из фильма «Клык» маркированы как «мерзкие» (абориген, поедающий паразитов из коровьего желудка, не воспринимает это как мерзость). В «нашем мире» прием пищи на людях - явление совершенно будничное; акт дефекации на людях - явление запредельное и, возможно, трансгрессивное. Но где же демаркация? Она представлена системой табу, замкнутой поверхностью, за которой находится нечто сводящее с ума, нечеловеческое, запредельное. Нельзя не отметить, что и прием пищи, и выделение ее непереваренных остатков - совершенно природные процессы, и приписывание второму процессу некоей «мерзости» уже является произвольным репрессивным действием. Однако существование мира потребовало использования двух серий - означаемых действий и означающих, которые маркируют их как «мерзкие» или «немерзкие». Но серии множатся, ветвятся, и иногда, по причине произвольности референций, сдвигаются, и «мерзостью» уже маркируют другие означаемые. Милан Кундера в «Невыносимой легкости бытия» писал, что, если бы процесс эрекции был связан с изображением ласточки, то все происходило бы именно так, подчеркивая произвольность даже физиологических процессов. Писателем, который прославился тем, что совершенно свободно обращается с этими двумя сериями, и о котором моментально вспоминается при просмотре «Клыка», является Владимир Сорокин. Кроме своего великолепного умения разрушать любой текст, вводя в него посторонний элемент, Сорокин владеет умением писать о «мерзостях» (с позиции «нашего мира») отстраненно. Важно также, что эта отстраненность помогает оценить репрессивную силу произвольности связи между означаемым и означающим, произвольность, которую себе некто присвоил. Так рождается нацистский мир, создатели которого имеют право изменять эту связь так, как им будет нужно. Это уже не жестокая насмешка лозунга в Освенциме «Труд освобождает», а боевая разрушающая работа лозунга в Океании «Ненависть - это любовь». Отец из «Клыка» - это отец из сорокинского рассказа «Обелиск», расчетливая и гнусная сила, созидающая мир для бесконечного владения им (в рассказе Сорокина это происходит даже после смерти: когда реальное исчезает - символическое только крепнет). Однако, всем понятно, что именно на отце он и держится. Несомненно, возможна и такая интерпретация фильма. Зачем отцу нужно было конструировать такой мир, точнее всего, останется без ответа. Возможно, Лантимосу, как и Сорокину, требуется это предельное заострение отцовского мира, мира произвольной связи, путем внедрения в фильм/текст тех элементов, которые маркированы в «нашем» мире, как табуированные и, соответственно, трансгрессивные в случае нарушения табу. И основным приемом этих двух художников является обращение к телесности, но телесности не «горячей», а «холодной» - телесности, как знаку. Это не природная телесность, когда к гною и салу относятся как к «мутному экссудату, возникающему в результате гнойного или серозно-гнойного воспаления тканей» и к «животному жиру, который откладывается под кожей, возле почек, в брюшной полости» (медицинский подход наименее табуированный; ссылки из Википедии), а знак телесности, когда к этим двум субстанциям относятся к чему-то неестественному, грязному, кошмарному и, соответственно, табуированному. Копрофагия в рассказе Сорокина и инцест в фильме Лантимоса, показанные отстраненно, вызывают ощущение мерзости, притом, что в выдуманных этими авторами мирах, эти вещи не являются чем-то запретным. Серии сдвинуты, маркирование «мерзостью» не происходит. Кот становится «самым опасным зверем», экскременты становятся «нормой» - в этом нацистский принцип манипулирования, когда принцип доктора Соссюра превращается в принцип доктора Геббельса. (Информация к размышлению. В сборнике эссе «Культура эпохи Апокалипсиса» есть преинтересная статья о гурманах-копрофагах с подробными рецептами, так что, постепенно сдвигая серии, и копрофагию можно сделать нормой - уринотерапию же сделали). Для наиболее удачной реализации своей отцовской стратегии, которая все же ближе к нацистам, чем поэтам, и чтобы наиболее полно внедрять принцип произвольности связи, применяются тактики, связанные с речью и ритуалом (игры в фильме - подвид ритуала). Речь и ритуал - тактики, использующие возможность манипулированием связью между означаемым и означающим, и, соответственно, позволяющие манипулировать с их помощью другими. Сразу вспоминается речь-рвота фюрера и люди, сплоченные в едином ритуале факельного шествия - речью легко очаровать, ритуал легко структурирует жизнь, придавая ей видимость осмысленного действия. Размышления о речи и ритуалах в фильмах Лантимоса требуют отдельного исследования, так как этот режиссер весьма чуток к этой теме (в его же фильме «Кинетта» также видно, с какой серьезностью и обстоятельностью он разрабатывает эту тему). Отец в «Клыке», выстраивая свой герметичный мир, в котором он полностью замкнул на себя всю полноту власти на себя (так отец слился воображаемым образом отца и символическим именем Отца), пользуется принципом Де Соссюра совершенно вольготно, забыл об одном - о месте, куда бы этот мир мог развиваться хотя бы минимально. Отцовский мир разрушается влиянием извне - «пустой клеткой», которой является Кристина (за эту мысль я благодарен Дмитрию Здемирову), удовлетворяющая половую потребность сына, и, в конце концов, - пониманием, что застывший мир имеет возможность развиваться, пусть даже ее тщательно скрывают. (Информация к размышлению. Кристина - кариес в «Клыке». Кстати, откуда сын узнал, как заниматься сексом? Откуда вообще троица этих Маугли узнала о существовании секса?) Можно выбить себе клык гантелью, спрятаться в багажник авто - оказывается, что трансгрессия возможна даже там, где совершенно другие табу или нет табу вообще. Несомненно, если бы отец предусмотрел эту возможность разрыва в периметре своего мира, он заранее что-нибудь придумал бы - выстроил бы его на основе инцеста (и не нужно было бы возить никого извне) или вообще вытравил бы из своего мира намек на сексуальность. Но тогда бы Мир прорвался бы в его мирок с какой-то другой стороны. И он бы все равно развалился. (Алексей Тютькин, «Cineticle»)

Трансгрессия и бинарности у Лантимоса. «Клык» Йоргоса Лантимоса сконструирован по принципу мифологических чертежей, где мир имеет свои смысловые оппозиции (кот воплощает «чужого», которого садовыми ножницами уничтожает сын странного семейства), четко определенное пространство, измененные референции (зомби - «желтый цветок», солонка - «телефон», кресло - «море»), игры (прятки, сексуальные игры) и ритуалы. Более того, мир семьи олицетворяет порядок (конструктивная сила), а пространство вне его - хаос (деструктивная сила). В синергетической парадигме есть идея, что каждому уровню системы присущи определенные параметры порядка, что в своем роде есть ограничением свободы. Чтобы снять эту экзистенциальную напряженность, в культуре существует праздник как особенный регулятор баланса всех уровней человеческого бытия. Но праздник, который устраивается в честь годовщины свадьбы родителей, не выполняет своей функции - он не «снимает» напряжение, а наоборот, создает его. Дикие пляски старшей дочери (явная копия танца из голливудского «Танца-вспышки») грубо прерывается матерью. Это является еще одним знаком разрушения системы, распад которой ранее начался с приездом Кристины, девушки, которую отец время от времени привозил в дом для удовлетворения сексуальных потребностей возмужавшего сына. Главный вопрос в том, когда началась рушится система? Хочу предположить, что важным моментом понимания фильма Лантимоса есть концепт «трансгрессия», который эксплуатировался постмодернистским дискурсом, но возник намного раньше - в работах Фридриха Ницше и более подробно - в работах Жоржа Батая. Как пишет Мишель Фуко, «трансгрессия - это жест, который обращен на предел». Интересно, что трансгрессия присутствует как внутри системы, так и оборачивается началом разлома системы. В первом случае она превращается в игру, где главным пространством реализации становится детское тело (но детское тело ли иллюстрирует нам Лантимос?). Телесность конструируется детьми именно в трансгрессии - проверке собственных физических возможностей. Дети не только пытаются понять, где границы их возможностей, но тут же переступают их, преодолевают непреодолимый предел (Бланшо), устанавливая границы телесности. Во втором случае трансгрессия проявляется как жест против порядка, то есть оборачивается в стихию хаоса. И не случайно она репрезентируется в танце - символе дионисийства. Трансгрессию можно имитировать. Дети тайно через стену перебрасывают еду изгнанному брату в надежде, что тот не умрет с голода. Но, как уже известно, запретное притягивает, особенно если на этом постоянно акцентировать внимание. Более того, запретное нежданно внедряется в табуированный мир (Кристина и есть олицетворением запретной зоны культуры) и уничтожает его конфигурации. Морис Бланшо и определяет трансгрессивный шаг именно как «решение», которое «выражает невозможность человека остановиться - ...пронзает мир, завершая себя в потустороннем, где человек вверяет себя какому-нибудь абсолюту (Богу, Бытию, Благу, Вечности), - во всяком случае, изменяя себе». Старшая дочь изменила будничным реалиям и готова идти до конца, даже если там - не-бытие. Собственно, для философии постмодернизма смерть и является трансгрессивным переходом, после которого - чистый шум вечности. Лантимос все очень точно продумал. Здесь нет случайности, а все идет по плану. Хорошо известна теорема Геделя о неизбежности вырождения замкнутой системы по щелчку срабатывает в фильме. Побег старшей сестры обозначает переход системы в нестабильное открытое состояние, где она либо перейдет на другой уровень, либо уничтожится. Лантимос намеренно оставляет открытым конец картины, что не воспринимается как пафосный и затертый до дыр жест неигрового кино. Таким же образом режиссер не рассказывает, почему родители огородили своих детей от цивилизации. Однако в самом вопросе присутствует ответ: они ни сексуальные извращенцы, ни члены мистического культа, а просто любящие родители своих первенцев, которые готовы преодолеть любые крайности и границы лишь для того, чтобы царствовали порядок и гармония в мире. (Максим Карповец, «Cineticle»)

Одним из немногих фильмов, выдвинутых на премию «Оскар», но так и не подвергшихся просмотру нашим дружным коллективом, стала греческая драма «Клык». Наверно, ангел-хранитель твердой рукой отодвигал просмотр этого, с позволения сказать, произведения искусства в конец очереди. На свою голову я все-таки добрался до него и с прискорбием должен сообщить - выжившие из ума кинематографисты, считающие себя гениями и берущие призы на европейских фестивалях таких же деятелей искусства, есть не только в России. Зараза беспредельного арт-хауса распространяется стремительно, вот и греческие шедевры подтянулись. Полтора часа, потраченные на просмотр фильма, не вернуть, но шанс предотвратить такую бездарную растрату чужого времени еще есть. Приступим. Все начинается с того, что трое, как становится понятно из сюжета далее, подростка собираются сыграть в игру. Название ей они не придумали, но правила таковы - открывается кран с горячей водой, все трое суют под струю палец, кто первый не стерпит - тот проиграл. Параллельно детишки заучивают новые слова, только вот значения слов странные - «море» означает кресло и так далее. Потом появляется женщина, с ней совокупляется парень. Картина начинает проясняться - семья, состоящая из мамы, папы, двух дочек и сына, живут, как отшельники, в особняке, обнесенном высоченным забором. Папа ездит на работу, а на обратном пути сдирает все этикетки с купленных продуктов. В общем, дети ограждены от любого влияния. Только вот женщина, которая совокупляется с отпрыском семейства, приучает к лесбийским ласкам старшую дочь, даря ей видеокассеты с фильмами. Та, обсмотревшись кассет, начинает понимать, что самолеты - они настоящие, а лампа - вовсе не вульгарный вариант слова «влагалище». Концовку раскрывать не буду. Не потому, что хочу заинтриговать, а потому, что ее нет. Фильм обрывается на полуслове, на моменте, который в нормальном кино стал бы кульминационным, а в «Клыке» получился испусканием кишечных газов в лужу. Понимая, что это кино вы вряд ли посмотрите, позволю себе порассуждать о том, что же имел в виду автор всей этой вакханалии. Греческий режиссер Лантимос пытался показать двойственность и нерациональность подхода многих родителей к воспитанию, когда те пытаются оградить своих детей от любой опасности. Отсюда и закрытая территория, и подмена терминов, и искусственная жизнь. Но зачем для всего этого Лантимосу понадобилось тыкать в камеру гениталиями, делать упор на инцесте между братом и сестрой - не понятно. Петр Фаворов углядел в этом всем намек на библейские мотивы, мол грехопадение открыло глаза героине. Не хочется выглядеть Никитой Хрущевым, но мое мнение совпадает с реакцией советского вождя на выставку абстракционизма. Возможно, это и искусство. Сегодня можно и фекалиями картину нарисовать - найдутся ценители. Попытки зацепиться за линию антиутопии в фильме завершились крахом. Увлекшись понятными только ему самому мотивами, режиссер забыл о деталях, которые режут глаз и ухо. Например, в начале фильма детки изучают новое слово - «море», заучивая, что «море» - это кресло. А в середине фильма, когда папаша запускает в бассейн рыбу, дочка радостно сообщает, что это - морская рыба. Мелочь вроде - девочка впервые видит телефон. А сразу заметно - не впервые, иначе бы как она догадалась, куда его включить, как держать трубку и набирать номер? Ну а когда старшая дочь с целью побега лихо забралась в багажник, выбив перед этим себе зуб гантелей - стало понятно, автору фильма вообще плевать на детали. Для него важнее всего контекст. Только вот его он сделал настолько тонким, настолько прозрачным, что без бутылки - не разберешься. В фильме задействованы шесть главных героев и пара эпизодических. В условиях греческого финансового кризиса - решение своевременное. Снималось все, видимо, на даче самого режиссера. Пленка постоянно кончалась, это видно - разные куски сняты на ленту разного качества и с помощью разных камер. Эстеты все спишут на особый авторский взгляд в каждой из сцен, но более очевиден факт - снималось абы как, абы где, абы на что. Да и актеры, прямо скажем, не ахти - дети, выглядящие на тридцать лет, хороши в американских молодежных комедиях, но никак не в артхаусных драмах. Вердикт: недоделанное артхаусное кино с закосом под антиутопию. Собрало кучу наград на фестивалях «кино не для всех», то есть к просмотру противопоказано. (Федор Обзоркин, «Обзоркино»)

Не могу сказать, чтобы я испытала от фильма какие-либо яркие эмоции - будь то катарсис, прозрение или обыкновенный шок - но выбор жюри "особого взгляда" в Каннах, несомненно, разделяю: фильм качественный, умный и оригинальный, несмотря на то, что он без труда встраивается в контекст современного европейского кино (как по форме, так и по содержанию) и совершенно лишен каких бы то ни было национальных особенностей (стоит продублировать его, допустим, на французский - и никакого диссонанса никто не заметит). Эстетика его (смесь скандинавского дизайна, почти "Икеи" и современной концептуальной арт-фотографии, вроде Юргена Теллера) ненавязчива, почти незаметна, но филигранно точно выверена и стопроцентно попадает в смысловую гамму фильма: просанированные, гигиенически безупречные тела, столь же гигиенические контакты этих тел (вплоть до соитий), засилье почти больничной атрибутики - от асептических бинтовых нашлепок на руках, как после прививок, до больничной белизны интерьеров - при котором даже кровь, брызжущая (в результате намеренных членовредительств - !) на безукоризненно белую стену, в безукоризненно белую раковину выглядит почти естественно (во всяком случае, не шокирует и не пугает). В фильме вообще много крови - и настоящей, и бутафорской, и человеческой, и животной - но проливается она режиссером с хирургическими сознанием необходимости, без тени смакования или любования разрезами покровов. Но вообще это все в фильме, конечно, не главное. Йоргос Лантимос в первую очередь все-таки не стилист, а рассказчик - чуть-чуть морализатор, чуть-чуть сказочник - но в основном рассказчик. При всей заявленной параболичности "Клыка" (претензиях на притчу, то есть, уж прощу себе разок использование греческого слова после греческого фильма:)), он, на мой взгляд не только и не столько моделирует Эдемский сад с грехопадением и еще менее (прости Господи!) тоталитарное общество. По-моему, все проще и поэтому - интереснее, ибо я никогда не могла отделаться от ощущения, что замах на всемирность и космичность обобщений за очень редкими исключениями может лишь девальвировать произведение. Лантимос, по-моему, просто задает себе вопрос, какой будет семья, какими вырастут дети, если держать их в полной изоляции от окружающего мира, снабжая их при этом всем разумно необходимым для нормального физического (и доступного при заданных условиях - интеллектуального) развития. И именно эта задача решена очень убедительно. Особенно здорово удалось автору передать почти физическое искажение телескопичности зрения героев, созерцающих мир в искусственно созданной лягушачьей перспективе - ограниченным забором собственного сада - при котором авиалайнер, летящий в настоящем небе и игрушечный самолетик, пущенный над садом матерью кажутся предметами одного размера, одного качества. Это мирок трещит по всем швам и без вторжения извне (кстати, мне лично интереснее было бы развитие истории в идеальной, закрытой модели, без девушки по вызову для сына - но это в сторону, это - сугубо субъективно): латентная агрессивность в каждом из детей ищет лишь клапан для выхода, сцена со сладострастным и осознанно жестоким обрезанием ножек куклы Барби в начале и явно вдохновивший эту сцену эпизод, когда одна из дочерей - кроткая, прелестная - стрижет теми же ножницами папаше ногти на ногах - показательна. Пока это - семейная рутина: папаша мурлычет песенку, ему хорошо с маленькой дочуркой. Но дочурка растет и матереет, учится уже не ненавидеть и сублимировать, но осознавать свою силу... Так что девушка извне с ее видеокассетами служит не более, чем катализатором уже идущего на всех парах процесса, и - что самое печальное - первой и самой невинной его жертвой. Девушка Кристина, кстати, единственный из всех персонажей "Клыка", названный по имени (отец и мать в фильме не называются, дети же имен не имеют вовсе). Безымянность детей наиболее патетична: когда одна из сестер пропадает, никто даже не знает, как ее звать, чтобы откликнулась. Без имени их как бы нет (а для властей и прочих людей извне детей и впрямь нет - об этом ясно свидетельствует разговор папаши с одним из коллег). Это - папашины гомункулы, создаваемые по прихоти, по прихоти выращиваемые, исчезающие же по несовершенству и грехам нашим... Немного гомункул и сам фильм, головной, прихотливый, пахнущий лабораторией. Это нужно иметь в виду при просмотре и не жаловаться потом. (agafia-tihonovna, Lyon, France)

Греческие зарисовки о природе тоталитаризма, грехопадения и свободы. Прошлогоднего победителя второй по значимости каннской программы «Особый взгляд» «Клык» 36-летнего греческого дебютанта Йоргоса Лантимоса сложно классифицировать по определенным сложившимся шкалам. Подпитывающийся традициями европейского кино (в частности это Ханеке, Озон и Триер) дебют грека все же является самостоятельной единицей, хотя, на первый взгляд, сплошь состоит из заимствований. Буржуазная семья, тихо сходящая с ума внутри стен отчужденности - прямой привет «Крысятнику» Озона, мотивы насилия, плавно перетекающего из внешнего мира в главную ячейку общества, несомненно, взяты у Ханеке, а поведенческие стереотипы членов семьи, копирующих домашних животных, восходят к «Идиотам» Триера. Но при этом Лантимос умудряется перемешать предыдущий киноопыт в гремучем шейкере и выдать абсолютно свое произведение с разнообразной палитрой толкований и интерпретаций. Тихая буржуазная семья, наглухо закрытая от проникновений извне. Единственная нить, связывающая ячейку общества с окружающим миром - Отец, регулярно посещающий работу и являющийся одновременно источником открытий для своих домашних. При этом обучение уже взрослых детей происходит странным образом, истинные значения слов подменяются, и в итоге столкновение с обычной кошкой для одного из героев становиться ожившим самым страшным кошмаром. Сложно сказать, какую травму режиссер пережил в детстве, но его портрет родителей любящих своих детей страшной, буквально испепеляющей любовью вышел на редкость реалистично-пугающим. Это мир «Пианистки», где отеческая опека и забота подавляют личность, душат развитие ребенка еще в зародыше, превращая человека в послушную игрушку, выкинутую на свалку вдали от общества. Из жизни физически взрослых, но слабоумных в силу воспитания детей, убрано все, что может, по мнению заботливых родителей, представлять любую потенциальную опасность: граница между воротами и территорией дома - место за которым таится смерть. Но, как это обычно и бывает, любая замкнутая система разрушается от воздействий извне. Лантимос, вороша цитатами и играя разноцветными гранями своего многогранного кубика, внимательно наблюдает за периодом полураспада биоценоза. Воспитанная в иной среде Кристина, которая посещает дом с позволения Отца для того, чтобы удовлетворять физиологические потребности старшего сына, становится началом конца. Микроб, попавший в благоприятную среду и начавший последовательно уничтожать все вокруг. Впрочем, сам организм был уже давно болен, иммунитет ослаб и не в силах бороться. Тут можно разглядеть не только сатиру на тоталитарное общество/секту, экспроприировавшее право на идеологию и содержание голов своих граждан/последователей, но деградацию буржуазного института семьи, готовой дойти вплоть до инцестуальных отношений, чтобы зацементировать увеличивающиеся трещины ровных внешних фасадов и скрыть разврат окружающего мира грехопадением внутреннего. Не исключает режиссер и пагубного влияния американского кинематографа на европейскую культуру - одними из причин, ставшими началом бунта против подавления личности стали обыкновенные видеокассеты с фильмами «Рокки», «Челюсти» и «Танец-вспышка». На примере американской попкорновой развлекаловки и песни Фрэнка Синатры, «правильно» адаптированной для детей, показываются коренные различия двух культур, глава семейства, словно вождь африканского племени старается сохранить девственность помыслов и поступков представителей своего мира. Задавив для этого не только зачатки разума, но и воли. Но напрасно Отец осыпает проклятиями предвестницу беды, в праведном гневе изрыгая «Чтобы твои дети подверглись дурному влиянию и стали плохими», остановить то, что несется со скоростью света человеку не по силам. Телевидение и Интернет формируют сознание ребенка гораздо быстрее родителей, как бы последние не стремились оградить чадо от дурного влияния новых технологий. Мифический клык, упомянутый в названии, - прямая аллюзия взросления, обретения независимости, права на самостоятельную жизнь, свободу, ошибки, поражения, взлеты и падения. Метафора неожиданного пробуждения от культурной спячки, появления сознания и попытки интегрироваться в нормальный многополярный мир. Уж не потому ли в финале картины героиня с неистовством выкорчевывает с корнем то, что держало ее в семье, чтобы потом, обливаясь кровью, вырваться из замкнутого круга? Режиссер считает такую семейную жизнь страшнее реальной, но так ли на самом деле? Ведь выпрыгнув из огня, всегда есть шанс попасть в полымя. Что вполне наглядно доказывает концовка, своей затвердевшей статикой дисгармонирующая с неожиданным порывом запечатленного «по-догмовски» ночного бегства из дома - безмолвие, говорящее куда лучше десятка слов и бесконечной череды одинаковых кадров. (ungodly)

Сказка о свободе. Отец семейства работает инженером на фабрике и неплохо зарабатывает. Это дает возможность содержать большую виллу за городом. Семья инженера, которая состоит из жены и взрослых детей (сын и две дочери), огорожена от внешнего мира большим забором и строго придерживается установленных табу. За территорию вилы выходить нельзя - ведь там грозит опасность. Только отец семейства как идеальный медиум может пересекать границу. И лишь тогда, когда выпадет клык («не важно, правый или левый» - хором повторяют дети), можно будет выйти на люди. Понятно, что этого никогда не произойдет, но дети, как запрограммированные, свято верят в сотворенные мифы. Их существование в ограниченном пространстве - дом и сад - скорее напоминает ад, нежели запланированный рай. Идеальная реальность держится на силе воле, побоях и наклейках-наградах для победителей. В конце концов, даже самым дерзким планам суждено обрушится, если в систему вторгается инородный элемент. «Клык» Йоргоса Лантимоса сконструирован за принципом мифологических чертежей, где мир имеет свои смысловые оппозиции (кот воплощает «чужого», которого садовыми ножницами успешно уничтожает сын странного семейства), четко определенное пространство, измененные референции (зомби - «желтый цветок», солонка - «телефон», кресло - «море»), игры (прятки, сексуальные игры) и ритуалы. Более того, мир семьи олицетворяет порядок (конструктивная сила), а пространство вне его - хаос (деструктивная сила). В синергетической парадигме есть идея, что каждому уровню системы присущи определенные параметры порядка, что в своем роде есть ограничением свободы. Чтобы снять эту экзистенциальную напряженность, в культуре существует праздник как особенный регулятор баланса всех уровней человеческого бытия. Но праздник, который устраивается в честь годовщины свадьбы родителей, не выполняет своей функции. Дикие пляски старшей дочери (явная копия танца из голливудского «Танца-вспышки») грубо прерывается матерью. Это есть еще одним знаком разрушения системы, распад которой ранее начался с приездом Кристины. Отец привозил время от времени девушку в дом для удовлетворения сексуальных потребностей возмужавшего сына. Хорошо известна теорема Геделя о неизбежности вырождения замкнутой системы по щелчку срабатывает в фильме. Побег старшей сестры обозначает переход системы в нестабильное открытое состояние, где она либо перейдет на другой уровень, либо уничтожится. Лантимос намеренно оставляет открытым конец картины, что не воспринимается как пафосный и затертый до дыр жест неигрового кино. Таким же образом режиссер не рассказывает, почему родители огородили своих детей от цивилизации. Однако в самом вопросе присутствует ответ: они ни сексуальные извращенцы, ни члены мистического культа, а просто любящие родители своих первенцев. Но, как говорится, добрыми намерениями... Накаленный до предела человеческих чувств фильм «Клык» греческого дебютанта Йоргоса Лантимоса, победителя второй по значимости каннской программы 2009 года «Особый взгляд», легко заподозрить в сплошных заимствованиях. Остро чувствуется влияние Михаэля Ханеке и Франсуа Озона. Несмотря на явные различия этих режиссеров, они одинаково гармонично присутствуют в фильме Лантимоса. Например, невовлеченность режиссера в сюжетный корпус фильма роднит «Клык» с творчеством Ханеке; патология сомкнутой в комок реальности наталкивает мысль о знаменитом «Крысятнике» Озона. Хотя дело даже не в этом. Режиссер сумел блистательно изобразить на языке кино непростые концепты Мишеля Фуко, Антуана Арто и других антропологических разведок на тему социального контроля, семьи, жестокости и культуры. Это делает Йоргоса Лантимоса заметным феноменом на арене актуального европейского кино. Не смотря на все происходящее мракобесие и перверсию человеческих связей, фильм прошит красными нитями универсальной сказки о поиске свободы. (kmysko)

Гантелей по челюсти и нервам. Просмотрев множество образчиков европейского кино, лишь после «Клыка» я задумался над чрезвычайной восприимчивостью и толерантностью Каннского жюри. Исходя из собственных наблюдений, могу сказать, что многие зрители, воспитанные на голливудских и русских фильмах, едва ли имеют представление о европейском кинематографе, порой переходящем все дозволенные рамки морали в творческом поиске истины, красоты и подлинного смысла. И если рядовому зрителю включить подобное кино, то его реакция может варьироваться от скуки до полнейшего шока и отвращения. Видимо Каннское жюри весьма восприимчиво к экспериментам с чувствами и психикой режиссеров, раз имеет смелость вручать главные призы картинам подобным этой. Сюжет «Клыка» - проходной билет всех дебютантов на крупные кинофестивали. Коктейль из глубокого смысла, шока и экстремальной эротики на грани порно, залитый в бокал пазолинни-озоновского производства. Дегенерирующая семья - отнюдь не новинка, но греческий режиссер в своей задумке, в продуманности сценария, превзошел многих. Один из немногих, Йоргос Лантимос взял за основу известную социологическую и психологическую проблему - воспитание детей. Отказавшись от крыс и таинственных незнакомцев, всю ответственность за разложение ячейки общества он возложил на главу семейства, одержимого идеей нравственной и физической безопасности детей. Родители запрещают им покидать стены родного дома, ограничив их мир высоким забором, за которым живет их мифический старший брат. Дети растут в искаженном мире, оказываются целиком под контролем родителей. Они просто не способны нахвататься чего-то плохого извне, потому что «вне» для них просто не существует. Однако, любой скажет, что это отнюдь не здоровый подход. Оправдался бы он или нет, нам так и не суждено узнать, потому что из троих детей, один - молодой человек, который по достижении пубертатного периода начинает испытывать вполне определенные потребности, кои приходится удовлетворять привозной проститутке. И этого, как оказывается, не избежать. И это, то зло внешнего мира, которое проникает в психоделический мирок героев и грозит разрушить его до основания. «Клык» заставляет удивляться. В свое время в «Крысятнике» Франсуа Озон постарался показать максимальное количество девиаций, в 2009 девиации становятся нормой и, казалось бы, лучше бы так все и оставалось. По мере просмотра фильм комментировать трудно, потому как с жадностью, интересом и ужасом ты наблюдаешь за новыми и безумными выходками героев, которые каждый раз раздвигают твои рамки понятия «ненормально». На самом деле, не думаю, что есть фильмы способные травмировать психику, но есть фильмы, до которых надо дорасти, чтобы увидеть не только извращенный рисунок фрески, но и ее подлинный смысл. Интересный и необычный дебют от режиссера греческого происхождения Йоргоса Лантимоса, имя которого следует запомнить, ведь именно он нам рассказал, что зомби - это желтый цветочек, а родительский кров можно покинуть лишь тогда, когда выпадет первый клык, если ждать наскучило, то гантеля по челюсти вам поможет. Хотите получить какую-то вещь, то лишь следует полизать человеку... ну, то что он попросит. И еще, не забывайте, что кошка самый страшный зверь, увидите - мочите секатором. «Клык». Всем советую. Побежал ловить упавший самолет в моем саду! (Arbodhy)