ГИВ МИ ЛИБЕРТИ (2019)
GIVE ME LIBERTY

"Гив ми либерти" ("Дайте мне свободу").

В центре сюжета русский парень по имени Вик, чьи родители когда-то переехали в штат Висконсин (США) и все еще пытаются там прижиться. Вик работает за гроши в социальной службе - отвозит на работу инвалидов. И вот в один из обычных рутинных дней, во время похорон своей тети, парню пришлось взять с собой в поездку пожилых советских эмигрантов, чтобы те не опоздали на поминальную службу. Пассажиры автобуса такой компании оказались не особо рады, но деваться уже некуда... (Екатерина Карслиди)

Сумасшедшая и невероятно лиричная комедия о двух влюбленных, одном мелком аферисте (Максим Стоянов) и дюжине обаятельных маргиналов, которые оказываются в одном микроавтобусе по дороге на шумные поминки... «Гив ми либерти» - это смелые вопросы и искренние признания в любви, бойкие съемки и трогательное безумие под музыку «Bon Iver».

Вик (Крис Галуст) - незадачливый молодой американец русского происхождения. В Милуоки он управляет микроавтобусом для перевозки людей с ограниченными возможностями. Вик, согласившись подбросить своего деда (Аркадий Басин) с компанией русских эмигрантов на похороны, опаздывает на очередной вызов, так-как большинство улиц перекрыто из-за начавшихся акций протеста. А после того как Вик останавливается в афроамериканском районе, чтобы забрать Трейси (Лорен 'Лоло' Спенсер), - девушку с болезнью двигательного нейрона, его день становится все хуже и хуже...

КФ «САНДЭНС», 2019
Номинация: Премия «NEXT Innovator» (Кирилл Михановский).
НЕЗАВИСИМЫЙ ДУХ, 2020
Победитель: Премия Джона Кассаветиса (Кирилл Михановский, Элис Остин, Вэл Абель, Уолтер С. Холл, Майкл Манассери, Джордж Раш, Сергей Штерн).
Номинации: Лучшая мужская роль (Крис Галуст), Лучшая женская роль второго плана (Лорен 'Лоло' Спенсер), Лучший монтаж (Кирилл Михановский).
ПРЕМИЯ «ХЛОТРУДИС», 2020
Номинация: Открытие года.
ПРЕМИЯ «ГОТЭМ», 2019
Номинация: Актерский прорыв (Крис Галуст).
МКФ В МАКАО, 2019
Победитель: Лучший фильм (Кирилл Михановский).
КФ «АМЕРИКАНА», 2020
Номинация: Приз зрительских симпатий «Next» (Кирилл Михановский).
КФ В ИЕРУСАЛИМЕ, 2019
Победитель: Премия «В духе свободы» за лучший игровой фильм (Кирилл Михановский).
КФ В МОТОВУНЕ, 2019
Номинация: Главный приз «Пропеллер Мотовуна» за лучший фильм (Кирилл Михановский).
МКФ «TALLGRASS», 2019
Победитель: Приз «Golden Strands» за выдающийся актерский ансамбль.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ КИНОКРИТИКОВ США, 2019
Победитель: Лучшая десятка независимых фильмов.
ВСЕГО 6 НАГРАД И 8 НОМИНАЦИЙ (на 21.12.2020).

Третья режиссерская работа Кирилла Михановского () в полнометражном кино. Михановский родился в Москве и в 18 лет эмигрировал в США. В студенческие годы он, также как и главный герой фильма, работал водителем микроавтобуса для перевозки людей с ограниченными возможностями.
Съемки фильма, которые проходили в городе Милуоки (Висконсин), заняли 23 дня.
Актерский дебют Криса Галуста () и Лорен 'Лоло' Спенсер ().
Дарья Екамасова (род. 1984 ) снималась на последних месяцах беременности; осенью 2018 года у нее родилась дочь.
Автор рисунков на фоне финальных титров - Грегори Мерзлак, - ученик милуокского Центра Эйзенхауэра для людей с ограниченными возможностями (). Он также сыграл в фильме самого себя ().
Непрофессиональная актриса Дороти Рейнольдс, сыгравшая бабушку Трейси, умерла в год премьеры фильма.
Боковой амиотрофический склероз (БАС) - прогрессирующее, неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, при котором происходит поражение как верхних (моторная кора головного мозга), так и нижних (передние рога спинного мозга и ядра черепных нервов) двигательных нейронов, что приводит к параличам и последующей атрофии мышц. Подробнее - .
Картину снимали камерами: Arriflex 16 SR2, Красногорск-3 и Arri Alexa Mini с объективами Zeiss Super Speed.
Кадры фильма - .
«Bon Iver» - американский инди-фолк группа из города О-Клэр (Висконсин), основанная в 2006 году певцом и автором песен Джастином Верноном (род. 1981 ). Название коллектива (фр. «bon hiver» / «хорошей зимы») позаимствовано из сериала «Северная сторона» (1990-1995 ). Подробнее: , .
В картине есть отсылки к сериалам: «Дни нашей жизни» (1965-2014 ) и «Чирс» (1982-1993 ).
Премьера: 24 января 2019 (Кинофестиваль «Сандэнс»).
Окончательный монтаж осуществлялся уже после премьеры на «Сандэнсе»; лента стала на 16 минут короче.
Трейлеры: , ; рус. , ; тизер - .
Официальные стр. фильма: ; ; ; .
Обзор изданий картины - .
«Гив ми либерти» на Allmovie - .
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 89% на основе 37 рецензий ().
На Metacritic «Гив ми либерти» получил 82 балла из 100 на основе рецензий 13 критиков ().
"Фильм о реальных людях, живущих настоящей жизнью, наполненной хаотичными трудностями и печалью, но также маленькими радостями, удивительными связями и неожиданными проявлениями доброты" - «The Hollywood Reporter». "Сильная, независимая драма-комедия, избегающая шаблонов и формул в пользу отчаянно безумной авантюры" - «Variety». "Жизнеутверждающая, динамичная комедия, полная неожиданных поворотов" - «Critique Film».
Рецензии: ; .
«Give me liberty», или один день из жизни русского американца - .
Кирилл Михановский на встрече со зрителями рассказал о съемках, участии в программе кинофестиваля «Сандэнс», поисках прокатчика, работе с кинокомпанией «Wild Bunch» и влиянии Джона Кассаветиса - .
«'Гив ми либерти' и еще 7 необычных фильмов о жизни иммигрантов» - .

ИНТЕРВЬЮ С КИРИЛЛОМ МИХАНОВСКИМ

[9 августа 2019] - Расскажите про Милуоки, как устроена жизнь в этом городе? Что она вообще говорит о современной Америке? Потому что по фильму кажется, что главный герой Вик единственный, кто пересекает границу районов вообще. - Это уже стало стандартной формулировкой, почти стереотипной, что Милуоки - самый сегрегированный город в Соединенных Штатах. Действительно, последняя волна Великой миграции, то есть миграции чернокожего населения с Юга на Север, она пришлась как раз на Милуоки и недалекие от него города. Так произошло, что приезд чернокожего населения совпадал с выездом белого населения из тех мест, где они оседали. Это была такая форма врожденного расизма. ... Не государственный расизм, а бытовой. Государственной формой расизма стало то, что они построили скоростную дорогу, которая соединяла пригороды с центром города, чтобы белокожее население, условно говоря, минуя капитализм, попадало в свой коммунизм. Это тоже не способствовало сближению. В результате получалось, что представители моего поколения совершенно незнакомы с теми районами чернокожих. По крайней мере, очень редко там оказывались. Например, я, как молодой человек, который учился в университете и водил такой фургон девять месяцев, вдруг совершенно неожиданно для себя оказался в районах, о существовании которых я даже не подозревал. Для меня открытие города Милуоки стало сродни открытию Америки, моей Америки. Здесь многомерность этого общества становится очевидна, что превращает Америку в загадку: как при этом такая страна существует и функционирует? Я имел счастье родиться в России и прожить здесь значительную часть своей жизни (и продолжаю жить через культуру, литературу и общение). Вот у нас есть два очень сложных государства, но одному удалось как-то все это организовать со своим гигантским пространством, а вот смотришь на Россию и неизбежно сравниваешь... - А что скажете о русской эмиграции в США? - Мне кажется, в основном русская эмиграция носила экономический характер, то есть люди хотели преуспеть. Один знакомый раввин мне рассказывал, что они-то по наивности думали, что эмиграция носила характер религиозный, а потом они поняли, что нет, людям главным образом хочется не в синагогу или церковь ходить, а хочется зарабатывать. Есть протоптанная дорожка, и люди по ней идут. Наверное, и я в какой-то степени шел по этой дорожке. - По-вашему, русская версия «американской мечты», она отличается от версии других эмигрантов? - С «американской мечтой» та же самая история, что с американскими горками: это мы называем их американскими горками, а в Южной Америке (да и в США, по-моему) их называют русскими горками. Думаю, что с «американской мечтой» то же самое. Это феномен, который каждый должен определить сам. Во Франции я говорил, что моя «американская мечта» - премьера моего фильма во Франции. Наверное, это что-то такое недостижимое. Ирония заключается в том, что ты всю жизнь смотришь кинокартины Феллини, Тарковского, а жизнь получается, как в кино у Роберта Земекиса. «Американская мечта» - просто-напросто идея. Поэтому полностью потеряв какую-то надежду в России, переехав в США, наши люди вцепились в эту идею великой страны, как бульдоги, и стали американскими патриотами в третьей степени и проголосовали, условно, за Трампа. Потому что человеку не хватает идеи. Нам сложно жить в безыдейном пространстве. Поэтому в России сейчас тоже пытаются привить идею. А в Америке она есть, но и она переживает кризис. - В вашем интервью пятилетней давности вы говорили, что бывают режиссеры, которые работают в «своей зоне», причем вы приводите в пример Шукшина, а бывают те, у кого такой зоны нет. Вы тогда сказали, что у вас «своей зоны» нет. К этому фильму она у вас появилась? - На этот вопрос сможет ответить только следующая картина: если она будет из той же зоны, то она появится, я думаю. Согласен с тем, что я говорил пять лет тому назад. У Скорсезе была такая зона в целом ряде фильмов. Я знаю очень мало режиссеров, которые занимаются столь четко очерченной зоной. Я им белой завистью завидую, честно говоря. Это не делает жизнь легче, но делает возможность симфонического подхода к самому творчеству. Певец одной песни. Из картины в картину продолжать монолог, диалог. - При этом у вас один фильм снят в Бразилии [«Сны о рыбе»], а другой вы пытались снять на Кубе. Почему вы работаете на чужой территории? - В принципе я всегда иду за своим носом, который не всегда приводит в нужные или удобные места для финансирования. Это главная проблема. А так мне по большому счету все равно, с каким паспортом путешествовать, где делать кино, но если мне это интересно, то это будет моя территория. Потому сколько я себя инвестирую в кино как режиссер - больше уже невозможно. Я снимал в Бразилии, потому что я полюбил Бразилию. Я знал и понимал этих людей, как своих. В какой-то момент я сам стал этим рыбаком и понимал, чем они живут, чем дышат. Что-то близкое произошло со мной в Гаване. Феерически, она почти моментально стала родной. Поэтому это был абсолютно родной, личностный фильм, который, к сожалению, сорвался за пять недель до съемок. Дальше я вернулся в Милуоки, зализывать раны общением с семьей. Произошла встреча с Элис Остин, с которой мы начали работать над одним сценарием, а потом работали над этим [«Гив ми либерти»]. Мы думали, сейчас быстро все сделаем, но, опять же, произошла история с финансированием, которая сделала эту историю страшно длинной. Но, безусловно, это моя территория. В очень далекой точке моей биографии я водил точно такой же фургон [как главный герой фильма Вик]. Я очень люблю людей, которых мы имеем счастье видеть в кадре. В общем, это моя территория, но насколько долго она будет моей, я не знаю. - Расскажите, как вы со своим соавтором сценария делили зону ответственности? С одной стороны, иронии больше, чем в фильме «Сны о рыбе», но с другой стороны, ирония исходит из русской части сюжета, в которой Элис вряд ли разбиралась. Как вы поделили всю эту историю? - Могу сказать так: я пережил ряд тяжелых опытов, которые предшествовали созданию этой картины, а именно крах моей кубинской картины. Это была драматичная штука. Я достиг своей самой низшей точки, где я начал над собой смеяться. Благодаря этой ситуации у меня значительно улучшилось чувство юмора. Согласен, что во время создания «Снов о рыбе» во мне было гораздо больше пафоса. А в кубинской картине и того больше. Но не могу сказать, что в фильме за иронию отвечаю только я, потому что мы работали вместе. Делили 50/50, вырывали компьютеры друг у друга. К тому же сценарий был просто чертежом для меня - ведь работа шла с непрофессиональными актерами, были импровизации. Вдобавок одна из главных заслуг Элис - последняя версия сценария, потому что начальная версия по сюжету охватывала где-то 8-10 дней, множество героев и объектов. И в какой-то момент мы от той версии совсем оторвались: отошли от «Гив ми либерти» и сделали за девять дней полнометражную жанровую картину - мистический триллер с Данилой Козловским и Кахи Кавсадзе, которые в тот момент оба были в городе. Скоро закончим уже наконец, я думаю. Пока я занимался монтажом той картины, «Гив ми либерти» в очередной раз приобрела актуальность, кто-то положил глаз на эту историю, и Элис села переписывать структуру сценария. И те 8-10 дней она вместила в один день. Пришлось отказаться от целой линии персонажей. Именно тогда нам сказали: «Какую замечательную комедию вы написали». А мы переглянулись: «О чем они?» Процесс написания у нас был таким: мы создавали драматические ситуации, но доводили их до такой степени абсурда, что начинали в голос смеяться. Это было естественным процессом самосохранения. Мы так долго сидели над этим материалом, что уже не могли не начать смеяться. А ведь изначально планировали драму-драму про умирающего деда, сходящего с ума. В первоначальном варианте у нас вообще погибали персонажи: Дима погибал, девушка умирала, а Вик оставался один. Это все было на высокой ноте. Но я рад, что эти времена трансформировали драму и перевели ее в совершенно другой режим. Я всегда знал, что комедия - это самый тяжелый жанр из всех, почти невозможный сегодня, то есть мало кто вообще умеет сделать ее здорово и интересно. Прикоснувшись к комедии, я по-настоящему полюбил ее. Драму делать легче. - В фильме 12 продюсеров, включая семерых исполнительных, - это нормально для независимого кино в Америке? - Процесс собирания денег был аномалией, а то, что продюсеров так много, - это нормально. Все эти титулы заслуженные, но некоторых нужно было отметить в качестве благодарности, как, например, Бена Зайтлина [режиссер фильма «Звери дикого юга»]. Он мой товарищ, мы с ним были в лаборатории «Сандэнса». Он хотел спасти картину, как мог. Пытался найти деньги, найти людей, уговаривал инвесторов, которые нас оставили. Потом звонил мне ночью в два часа ночью и ругался матом: не мог поверить, что они нас бросили. На самом деле, очень советская ситуация, когда кто-то за вас идет в партком и уговаривает, что не надо лишать его премии. - А много ли у вас запланированного в фильме? Вот эта банка, как чеховское ружье, переходы с русского на английский... - Это все планировали. С Дашей [актрисой Дарьей Екамасовой] все планировали. Все-таки для нее английский не родной, времени было мало: она приехала к нам всего на три-четыре дня. Я помню, что от дубля к дублю мы какие-то вещи подстраивали, перестраивали. Хотя в идеальной ситуации мы поработали бы с Дашей месяц даже для небольшой роли. - Когда вы в 2006 году ездили в Канны, то говорили, что оказались не готовы к такому вниманию, потому что если не открываешься миру, то не получаешь никакой обратной связи. В этом году вы приехали готовым? - Я приехал намного более подготовленным, хотя в не менее разбитом физическом состоянии, потому что пришлось работать до последнего дня. Даже до последней ночи: в два часа утра мы проверяли звук у нашей картины, которая должна была быть показана на следующий день. Но я все-таки понимал, куда мы идем, нужно было постараться расслабиться и получить удовольствие от того, что люди просто смотрят твое кино. Без завышенных ожиданий. В этом смысле я был готов. У нас есть несколько картин в разработке, поэтому нам было что показать-рассказать. И есть серьезные люди по всему миру, которые заинтересованы в нашем сценарии. - А появилось желание поработать в России? Я читал, что у вас тут есть паспорт. - Паспорта нет. Но это не преграда. Абстрактно - готов, конечно, почему бы нет. В принципе, язык есть, профессия есть, желание есть. Но ничего конкретного пока нет. - А вернуться к кубинской картине? - Это больное место. Есть такие поползновения, но я уже в другой временной точке. Тогда там воплощалась идея моей жизни. А сейчас я могу просто приехать и обнаружить руины старых идей. Время же тоже персонаж. Я не знаю, какая сейчас Гавана. Я избегал этой темы, старался не смотреть, не слушать. У меня до сих пор это все на уровне изжоги, когда я слышу слова «Гавана», «Куба». Но полностью со счетов пока не сбрасываю. - А как складывается судьба у Криса Галуста [исполнителя главной роли Вика в «Гив ми либерти»]? Он же не актер? - Он не актер, но он наконец-то принял предложение сыграть в фильме о вампирах. Производство происходит в Албании. Американская картина об албанских вампирах. Я рад, что он кинулся в это с головой. Кстати, он недавно сделал себе татуировку с фургоном и буквами GML [«Give Me Liberty»]. - А как дела идут у девушки, которая играет Трейси Холмс [Лорен Спенсер, актриса в инвалидной коляске]? - Замечательно. Не знаю, как у Лоло с актерской деятельностью, но у нее будет целый ряд интервью перед премьерой в Нью-Йорке. Элис проделала колоссальную работу и познакомила ее с очень влиятельными людьми в Соединенных Штатах. Они написали замечательную статью в «New Yorker», которая пришлась на каннский период. Она видит свою образовательную миссию в том, чтобы рассказать миру о том, как жить людям с инвалидностью. Мне кажется, с этой картиной ей удастся выйти на очень широкую аудиторию. У нее есть и основная профессия: она работает монтажером в рекламной компании. Думаю, она будет жонглировать этими тремя ипостасями: лектора, монтажера и актрисы. - Фильм после «Сандэнса» стал короче на 16 минут. Это результат каких-то рекомендаций «Wild Bunch» [международный прокатчик]? - Это я сам почувствовал, мне стало скучно. C «Сандэнсом» была большая удача, но сам процесс [монтажа], на который уходит 3-4 месяца, пришлось втиснуть в рамки пяти недель. Поэтому нужная дистанция между вами и материалом просто не вырабатывается. А чтобы закончить монтаж, нужна временная дистанция. В «Сандэнсе» я понял, что я к этому готов, хотя не удастся вырвать какой-то кусок. Пришлось выдергивать по несколько секунд. В результате люди даже не видят разницы, где что встало на свои места. - Представляя фильм на «Сандэнсе», вы цитировали Киру Муратову. При этом сам фильм напоминает «Ребенок ждет» Кассаветиса. А те, с кем я здесь обсуждал, говорят про «Горько». С кем из режиссеров вы чувствуете духовное родство? - По разным причинам: Кассаветис, Пиала, Герман-старший, Сэм Пекинпа, Фридкин в лучших своих проявлениях, Феллини, ранний Пазолини, Куросава, Муратова. - Когда смотришь «Гив ми либерти», то думаешь, что в социальных отношениях между американцами созревает новый строй, не капиталистический, а социалистический, откуда-то снизу. Вам так не кажется? - Я знаю, что штат Висконсин - социалистический штат, и вот впервые за многие годы они проголосовали за республиканцев. Так что это уже произошло на самом деле. Фильм не сделан как политическое заявление, но он воспринимается людьми с политической точки зрения, потому что мы живем в такой ситуации в 2019 году, что воспринять его не политически сложно. Тем более что фильм делался в Милуоки, где существует проблема сегрегации. Если говорить о картине «Гив ми либерти», то это американский фильм, я американский режиссер. Я не то чтобы этим горжусь, но это факт на сегодняшний день. Как американский режиссер я надеюсь, что на следующих выборах будут кандидаты поинтереснее. Потому что у нас получились крайне левые и крайне правые ситуации, и они меня пугают. Я надеюсь, что тот общий знаменатель, под который мы всех подвели в нашей картине, будет общим для новой Америки. А именно - гуманизм. (Егор Москвитин, «Афиша»)

[5 августа 2019] - Начнем с самого важного вопроса. В Висконсине правда люди хранят сбережения под матрасом? - Ну, не просто люди, а эмигранты из СССР. Это все-таки особенная прослойка населения - советские люди, который живут в Америке. Кто-то из них немножко безопаснее себя чувствует, когда его деньги в банке, но большинство из них действительно хранят деньги где-то дома. - То есть все остальные детали быта героев - и русскоязычных, и афроамериканцев, и людей с инвалидностью - тоже аутентичны и достоверны? - Да, все абсолютно аутентично. Все, что вы увидели в фильме, так на самом деле и есть. Понятно, что ... мы какие-то вещи воссоздавали, но их жизнь действительно такова. Например, для афроамериканцев довольно типично, когда несколько поколений живут в одном доме. Это совершенно нормально. Но семья главной героини, которую мы показываем в фильме, собрана из исполнителей, которые играют родственников. Так же и остальные непрофессиональные актеры: кто-то играет самого себя, кто-то играет роль. - Выходит, достоверность есть, а документальности нет? - Ну, документальность - это ведь тоже условность. Я сейчас процитирую Кшиштофа Кесьлевского, который сделал довольно много документальных фильмов, перед тем как начал заниматься игровым кино. Он считал, что это все ерунда, никакого документального кино нет. Как только вы направили камеру в определенную точку, это уже не документальное кино, потому что это ваша перспектива. К тому же вы в фильме выстраиваете свой порядок кадров, а это манипуляция. В любом случае, в документальном кино вы делитесь своим субъективным видением мира. То есть в нашем случае непрофессиональные актеры - это просто техника. Вы выбираете, хотите ли вы работать с шекспировскими актерами, которые привносят определенный сценический опыт в кадр, или вы хотите работать с реальными людьми со своим багажом. Зачем мне актер, который будет придумывать этот багаж, если есть реальный человек с реальным багажом? Кстати, среди реальных людей далеко не все могут войти в кадр и быть интересными. Как минимум 50% людей в кадре неинтересны. У меня был показательный случай на бразильской картине [«Сны о рыбе»]. Я попросил девушку войти в кадр. И она выглядела так, как будто ее кто-то попросил там постоять. А она же должна не стоять, а жить! Я в итоге только ноги ее и снимал, да и ноги были ненастоящими, я там чувствовал фальшь. Сравните ноги человека, которому интересно, который чем-то занимается, и ноги человека, которого попросили встать перед камерой - они будут замершими. С непрофессионалами, конечно, сложно: они могут не появиться, прийти позже, забыть, не сделать то же самое два раза, обидеться, убежать. Но, если вы попадаете, будет успех. - Вы с ними репетировали? - Совсем немного. - Не было времени из-за проблем с продакшеном? - «Проблемы с продакшеном» - это очаровательный эвфемизм. Никто не хотел инвестировать в эту картину. Жителям Милуоки было неинтересно вкладываться в это кино, а жителям за пределами Милуоки было непонятно, зачем снимать в Милуоки с непрофессиональными актерами. Мы снимали всего 23 дня. По большому счету к съемкам не был подготовлен никто. Может быть, только световики знали, что будет происходить. Оператор не был готов, я не был готов. Многое придумывалось за пять, за тридцать минут до съемок. Но у нас был план, были придуманы подходящие технические решения поставленных задач. К примеру, мы понимали, что не сможем пользоваться длиннофокусными линзами. Вообще в маленьком пространстве можно работать с длиннофокусными линзами. Так Полански снимал «Жильца» в маленькой парижской квартирке. Но у него были время, группа, тележка с рельсами. У нас не было такой роскоши. Поэтому нужно было подстраиваться и брать широкоугольную линзу. А я не люблю широких углов на стедикамах, ненавижу плавающее движение стедикама. Поэтому монтаж был важнейшей частью процесса. Фильм нужно было заново сделать в монтаже. Там было настоящее изобретение киноязыка, ведь настоящий монтаж - это лингвистика. - Раз уж мы заговорили про формальное решение картины, почему у вас исчезает свет в финальной сцене уличных беспорядков? - Слишком много света - это слишком много информации. Я хотел, чтобы свет бил прямо в глаза, чтобы мы были ослеплены этим светом, не понимали, где находимся. Я чувствовал, что эта сцена должна быть максимально проста. Она должна быть голой. Есть еще одна сцена, где довольно много ч/б, но оно там спрятано. Это сцена на дискотеке, где все время бьет стробоскоп. Я хотел ее сделать целиком черно-белой, но что-то не получалось. И тогда я предложил нашему режиссеру цветокоррекции [Эли Акока] как бы спрятать монохромные фрагменты среди цветных. Он был в восторге от этой идеи, сказал, что никогда такого не делал. А он звездный, заслуженный парень, работает с Гаспаром Ноэ, с Клер Дени. - Вернемся к актерам. Все эти люди реально живут в Милуоки? - Да, кроме Даши Екамасовой, великого русского актера Максима Стоянова и исполнительницы роли Трейси - Лорен Спенсер. Она живет в Лос-Анджелесе. Лорен мы нашли через агента в Чикаго, который порекомендовал нам агента, работающего с актерами-инвалидами в Лос-Анджелесе. Мы вышли на нее, объяснили задачу, и первое попадание было сразу в Лорен. Актрис с такими составляющими немного. Это была ее первая роль. Практически вся массовка - из города Милуоки, никого дополнительно не привозили. - Откуда такая концентрация русскоязычного населения в Милуоки? - Их не так много на самом деле. Высокая концентрация была в кадре! Русскоязычных много в часе езды, в Чикаго, порядка полумиллиона. Приток в Милуоки прекратился лет 15-20 назад. Последняя волна была, я думаю, в 1999 году. На сегодняшний день многие разъехались. Первые люди приехали в начале 1970-х: местная еврейская община предложила принять эмигрантов из СССР. Это все происходило через «Хэсэд», еврейскую организацию. Первые несколько семей, потянули за собой других, потом друзья и прочее, и прочее. А сегодня там очень мощная сербская и палестинская миграция. - Екамасова - известная в России актриса, а где вы откопали Стоянова? Мне кажется, это настоящее открытие. Он много где снимается в России, но как-то незаметно, хотя он играл у Мещаниновой, у Сторожевой, у Учителя, в сериалах... - Он еще в «Нелюбви» у Звягинцева играл. Небольшая роль - покупатель квартиры главных героев. Он же профессиональный актер, прошел пять лет замечательной школы Константина Райкина. У него удивительный человеческий багаж: родился в городе Бендеры во время войны [Молдавии с Приднестровской Республикой], папа его - машинист; мечтал быть боксером, потом переехал, нелегально жил в Москве, работал на стройке два года. Пять лет мастерства, прочитанных книг, спектаклей не подавили в нем способность быть непосредственным, живым человеком. Я считаю, что Стоянов - выдающийся актер. Я у него очень многому научился, хотя он говорит, что сам у меня учился. Ему удалось стать частью этого ансамбля - благодаря мастерству и этому самому багажу. А Даше это удалось благодаря мастерству и внутренней скромности. Она приехала на несколько дней и не тянула одеяло на себя. Забавно, что многие зрители в Америке думали, что Стоянов - непрофессиональный актер, а главный герой, Вик - профессионал. Я Стоянову об этом как-то сказал, он очень обиделся. - Так они у вас все выглядят одинаково - и бабушки из массовки, и Екамасова со Стояновым. - Да, они способные люди. У них же есть свой самодеятельный театр, называется «Фрейлехс». Художественный руководитель - та женщина с копной белых волос, которая больше всех возмущается. Это их генерал, очень мощная дама. Она отобрала способных людей, перед которыми ставит творческие задачи, и эти задачи выполняются. Например, они все прекрасно поют. - А ваши задачи они выполняли точно? Отступлений от сценария во время съемок не было? - Были. Много было вещей, которые были не прописаны, появились спонтанно и случайно, хотя сценарий был довольно четкий. Например, у нас была очень быстрая съемка в квартире с дедушкой в дыму. Дедушка говорит: «А я могу еще йогу делать!» Отлично, снимаем йогу. Дедушка лег на пол, забросил ноги за голову. 88 лет. Это его первая роль. - Расскажите поподробнее про соавтора сценария Элис Остин. У нее же какая-то удивительная биография. - В прошлой жизни она была очень крутым адвокатом, занималась правами человека в Европе, очень много работала. Она в юном возрасте окончила адвокатскую школу и еще почти ребенком помогала в создании новой чешской конституции. - Во времена Вацлава Гавела? - Да, еще тогда. В 14 лет она показала свои первые короткие рассказы Кену Кизи, который жил по соседству. Он ее благословил на писательскую деятельность. Потом в Гарварде ее ментором был Шеймас Хини - выдающийся ирландский поэт, лауреат Нобелевской премии. Он умолял ее бросить скучное адвокатское дело и начать заниматься литературой. Когда ее семья наконец вернулась из Европы в Чикаго, Элис продолжила заниматься адвокатурой, но в какой-то момент сказала семье, что больше так не может, и ее отпустили. Она оставила карьеру адвоката и стала профессиональным драматургом. В Чикаго и позднее в Милуоки она работала с двумя самыми сильными театрами в США сегодня - Goodman Theatre и Steppenwolf. Написала порядка 30 пьес, многие из которых были поставлены, два романа. Один, надеюсь, скоро опубликуют. А познакомились мы несколько лет тому назад. У меня был в разработке научно-фантастический триллер, и нужна была новая кровь, чтобы его переписать. Я был на читке одной из ее пьес, подошел, представился. Мы пообщались и решили взяться за это дело. Но заниматься в городе Милуоки научно-фантастическим триллером с бюджетом на 40 миллионов было бы непрактично. В какой-то момент пришла идея сделать здесь маленькое кино, что-то такое быстрое. Быстро не вышло, но получилось интересно. - Огромное помещение, заполненное веселыми людьми всех диагнозов и цветов кожи, куда попадают герои по дороге на похороны, - это вообще что? Социальный клуб? Центр реабилитации? - Это центр по трудоустройству людей с ограниченными возможностями. То есть в обычном мире нет места для этих людей, никто терпеть их не будет. Есть некоторые операции, которые компании в Америке отдают на аутсорс, потому что это низкоквалифицированный и низкооплачиваемый труд. Они получают на него контракт и работают. Какие-то коробочки, упаковочки, то да се. Цель директора центра - сделать этих людей экономически независимыми от государства. - То есть это помещение как бы биржа труда? - Нет. Это что-то вроде фабрики. Там довольно много аутистов. Аутисты выполняют некоторые задачи гораздо лучше, чем работник без аутизма. Директор центра придумал для них занятие - изготовление еды для собак. Недешевой, из органической пищи, с органическим козьим молоком, без глютена. И они вышли на национальный уровень производства. То есть эти печеньки для собак можно купить по всей стране. Производство растет. Когда у нас в фильме корм для собак ест женщина с диабетом, это и есть то самое печенье. Оно людям в принципе тоже нравится. - Своим очарованием фильм во многом обязан атмосфере тотального хаоса, которая отчасти выглядит как практическое воплощение русского - точнее, постсоветского - национального характера. Но тема национального характера очень скользкая: шаг влево, шаг вправо - и получится этакая клюква с водкой и гармошкой. Вы не боялись угодить в эту ловушку? - Я не боюсь этих ловушек. И я об этом совершенно не думал. Я должен бояться, что кто-то подумает, что у меня такое стереотипное видение? Матрешка, балалайки, снег, медведи? Нас в США еще о другом часто спрашивают: как вы не побоялись с инвалидами работать, как прошлись по такой тонкой черте? - Мне кажется, вы все очень корректно сделали. - Это вам так кажется, а американцам кажется это страшно смелым. Как это мы столь свободно и легко с ними обращаемся и позволяем им быть самими собой? Нет ли тут какой эксплуатации? Я отвечаю, что нет, я ничего не боялся. Чего мне бояться? Я своих героев очень люблю. Мы абсолютно верили в то, что показываем. - Удивительно, что вас спрашивают про инвалидов. Американская критика постоянно сравнивала «Гив ми либерти» с «Хорошим временем» братьев Сэфди, но у них-то героя с инвалидностью играет здоровый актер, один из братьев. А у вас настоящая инклюзивность. - Совсем неправильное сравнение, лестное для «Хорошего времени». Там форма активная, смелая, но это пустой выстрел горячего воздуха, совершенно никому не нужный. Если бы там не было Паттинсона, думаю, он бы никуда не попал. (Василий Корецкий, «КиноПоиск»)

[24 июля 2019] - В фильме герой Максима Стоянова, аферист Дима постоянно пробует открыть банку с домашними соленьями, но как это и бывает с бабушкиными консервами, она не поддается никаким усилиям. Вы знаете, что в таких случаях стоит покатать банку крышкой по столу? - Разумеется, я знаком с процессом открывания банок. Это эффективный подход к решению проблемы. Однако Дима упрям: он мог бы найти более ловкий способ, но для него это уже был вопрос принципа. Наш французский цветокорректировщик, насмотревшись картины, тоже объяснял, как открывать банки. В другом фильме покажем. - Начнем с места действия. Висконсин - среди наиболее редко снимаемых ... штатов в американском кино. Расскажите, как жизнь в этом месте на вас повлияла? Вы все еще живете там? - Сейчас я нахожусь во Франции. Моя семья обосновалась в Висконсине в 1990-х. Я довольно быстро уехал в Лос-Анджелес, затем перескочил в Нью-Йорк, где поступил в New York University Graduate Film School, фактически это была аспирантура. Потом меня мотало по миру. Фильм, которым я занимался, развалился, и я отправился зализывать раны в Мексику. Там мне было неспокойно, и я приехал поесть маминого супа в Милуоки. Потом произошел второй дубль того фильма, и второй провал уже окончательно меня добил. Я познакомился с американским драматургом Элис Остин, и через год пребывания в Милуоки возникла идея снять небольшой фильм о городе, который стал бы персонажем. Вы правы, штат Висконсин очень редко появляется на большом экране. Милуоки практически никто не снимает, а когда снимают, то выходит неинтересно. Меня же вдохновил именно город - некоторые вещи, послужившие толчком к написанию сценария, произошли со мной именно здесь. Но никто финансировать кино в Милуоки не хотел. Почему нужно сидеть в этой дыре, а не перенести действие в Нью-Йорк? Во многих штатах США есть субсидии, стимулирующие развитие местного кинематографа. Например, на каждый вложенный доллар в Нью-Мексико вам возвращают 40 центов. То же самое в Новом Орлеане, в Нью-Йорке. А в штате Висконсин мало того, что холодно и неинтересно, так еще и ничего не стимулируют. Для нас это стало принципом, как с этой банкой. Я остро чувствовал, что мы предадим дух картины, если перенесем место действия. Это вопрос веры, мистики - того, что в кино и должно быть. И мы отстояли свою позицию. Но поскольку так получилось, что картина нас держала годами, когда меня спрашивают, где вы живете, я говорю: «Пока картина не доделана - в Милуоки». - В 1990-е вы сами работали водителем на медицинском транспорте. Но вы просите не называть фильм автобиографическим. Насколько ваш опыт был похожим? Или это просто некая удобная рамка для истории? - Это фильм не автобиографический, а личный. И для меня, и для Элис. Назвать «Гив ми либерти» автобиографическим значило бы упростить восприятие. Это не мой «Амаркорд». Режиссеры должны снимать о том, что так или иначе пережили сами. Необходимо понимать и любить персонажей. Короткое время, месяцев восемь, я был водителем, то ли в 1998-м, то ли в 1999 году. И спустя пятнадцать лет я хорошо помнил процедуру работы: общение по радио, политкорректность, очередность действий. В том возрасте у меня было много работ, наверное, пятнадцать. Думаю, это самая тяжелая работа, которая была у меня. Долгие смены, до 14 часов вождения. Холодно, монотонно, засыпаешь. А еще и само содержание поездок. Общение с людьми с инвалидностью было человеческим счастьем - но и испытанием. Потому что неизбежно переживание их боли. Некоторые из них не могут говорить, но общение все равно происходит, через взгляды, жесты. Для многих из них разговор с водителем может быть единственным за день - эти двадцать минут даже называют wagon therapy, маршруточная терапия. Наверное, бывают и более толстокожие работники. Мне было непросто. - Практически весь фильм мы наблюдаем такой тщательно выстроенный хаос. Персонажи говорят на двух языках, в кадре профессиональные артисты и непрофессионалы, люди с ограниченными возможностями, русские бабушки и дедушки. Как вы объясняли им задачи? Каким был период репетиций? - Обычно на такие вещи уходит много времени и ассистентов. Я даже знаю случаи, когда режиссер приходит на площадку, а все уже выстроено. У меня вообще не было ассистентов, разве что на звонках. Например, для сцены с задымлением в коридоре я лично ходил по квартирам, объяснял про съемки, говорил приятные вещи, на меня кричали, в меня влюблялись, потом я быстро ставил людей в кадр - и снимал. Построение мизансцены происходило за 15-20 минут до съемки, идеи часто появлялись на втором-третьем дубле. Дефицит времени сам стал режиссерским ходом - обостренная, партизанская атмосфера создавала нужное напряжение. Выдумать или сыграть это было бы невозможно. На рассадку в микроавтобусе уходил час, час на высадку. Два часа моего золотого времени! Всех нужно пристегнуть, дождаться, когда замолчат. На меня начинает орать оператор, я ему через весь автобус отвечаю. Люди с меньшим количеством персонажей и более простыми объектами снимают 50-70 дней. Рад, что в США кому-то это позволяют. У нас было 24 дня - пуля в лоб. Поэтому я был как амурский тигр, который вылетал из клетки и несся по тайге. - Вы решили снимать кино на пленку. Насколько это усложнило процесс? - Это не решение, а необходимость - для меня только так можно. Другое дело, что, когда в октябре 2017 года нас бросил инвестор, речи уже не шло о том, чтобы снимать только на пленку. Были рады уже снимать на цифру, на дерево, на джинсовую ткань. Но все важные сцены были сняты на пленку без мониторов. В принципе, цифра ничего не упрощает. Она добавляет людей, которые занимаются камерой. Больше работы над обработкой изображения, потому что оно везде одинаково чистое, пластмассовое, мертвое. Много этапов производства исходников, на каждом можно допустить ошибку - и эти ошибки допускаются. С пленкой все просто: она либо есть, либо ее нет. Это другие краски, другой способ чувствовать мир. Это масло против компьютерной графики. А еще пленочная съемка дисциплинирует, люди снимают меньше, точнее, нет этого: «Ну, это ж цифра, давай еще!» Монитор убивает общение с актерами - а это то малое, что есть прекрасного в сложном процессе съемки. Мониторное поколение смотрит и говорит только с экраном, контакта нет. Герман-старший не любил смотреть в камеру, говорил: «Зачем мне? Я посмотрю, потом оператор скажет - ты же все видел, сам виноват. А так пусть трясется». Оператор должен видеть близкое тебе, понимать, за что ты переживаешь. Тогда не нужен монитор. Я для себя несколько сцен убил монитором - ничего не увидел, не почувствовал, и отнял у себя малую радость в этой войне. - Я обратил внимание, что некоторых рецензентов сбил с толку переход в ч/б в финальном эпизоде. - Напрасно. Наш инженер цветокоррекции Эли Акока, который работал с Гаспаром Ноэ и Клер Дени, нашел эту сцену революционной. В финале мне хотелось сорвать декорации, убрать цвета, чтобы было такое голое черно-белое. Чтобы как можно меньше цветов отвлекали от действия. Мне не важно было, чтобы зритель видел все. Нужно, чтобы свет ослеплял, чтобы все было в контурах, тенях. Точка перехода - крик: «Ну давай, давай!» Мистический провал. Выбор красок не должен решаться этим подростковым языком, на котором сны черно-белые, а настоящее в цвете. Современный зритель привык к тому, что он смотрит фильм «Мюнхен» - и у героя там кошмарный сон в синем. Американские зрители меня спрашивали: «Это у вас сон, воспоминания?» Нет, просто вас к этому приучили. - Герой фильма Вик отказывается от родной речи. В «Синонимах» Надава Лапида, которые в этом году победили в Берлине, это связано с позицией героя, покинувшего родину. С чем это связано у Вика? - Ни с чем, это реальность поколения. Они выросли в США, им удобнее говорить по-английски. При этом они все понимают. Я видел ситуации, когда родитель продолжает говорить по-русски, ребенок понимает, просто отвечать по-русски для него - чуть больше работы. Зритель мало знает о прошлом Виктора - но я знаю об этом парне. Думаю, там были и наркотики, и кто-то его вытягивал. Родители много работали, старались, времени на детей не оставалось. А давление продолжалось: ты из такой семьи, ты не можешь нас подвести. В итоге дети растут сами по себе. - Где вы нашли Криса Галуста, исполнителя этой роли? Он владеет русским? - У него папа армянин, мама украинка. Родился и вырос в Бруклине, летом ездил в русскоязычные лагеря. Найти его было непросто. Изначально у меня возникла идея взять молодого профессионала, который еще не ошекспирился. В итоге, мне кажется, мы перепробовали всех англоязычных актеров в возрасте от 18 до 30 лет - в США, Великобритании и Новой Зеландии. Молодые актеры из Австралии читали сценарий и слали признания: об этой роли они мечтали с трех-четырех лет. Менеджер Шайи Лабафа влюбился в сценарий, но Шайа был недоступен, потому что сидел без мобильного телефона в норвежском лесу. Мы рассмотрели всех молодых из «Дюнкерка». Одному сделали предложение. Буквально через неделю у него сменился агент в Америке, который сказал: «Парень, у тебя самая большая картина года выходит через две недели, нафиг тебе этот Висконсин!» Это длилось месяцев шесть, мы уже не знали, что делать. И тогда наши инвесторы, компания A24, предложили услуги известного режиссера по кастингу Дженнифер Вендитти. Она умеет выискивать непрофессионалов на улице. За пять недель ей удалось отыскать Криса Галуста. Ее ассистенты были в Бруклине, увидели молодого человека с тортом - у дедушки Криса был день рождения. К нему подошли и сказали: торт хороший, но нас интересуете вы. - Часть вашего фильма снималась на полном ходу в микроавтобусе, и это редкий фильм, в котором исполнитель главной роли указан также и в качестве каскадера... - Мы гнали на скорости 75 миль в час, входили в резкие повороты. Оказалось, что Крис - блестящий водитель-каскадер. Он восемь дней обучался на медицинском транспорте, а дальше его как котенка бросили в воду. - В фильме замечательная работа профессионального артиста Максима Стоянова. Вот этот русский английский, который мы слышим, так и был написан, или вы его подгоняли под актера? - Работа со Стояновым - абсолютное счастье. Мы искали этого героя, Диму, и мы его нашли. Поначалу Стоянов не понимал, как так можно работать, он привык к детальному разбору каждой мотивации. Он приехал за две недели, мы с ним разобрали общую канву. Дима приехал в Америку год-два назад, бегает по городам, хитрит, подворовывает, любит, такой аферист с золотым сердцем. Понахватался на улице английского - цепкий ум. Поэтому язык с хорошим таким колоритом. Кстати, Максим очень быстро улучшал произношение, я даже стал волноваться: начнет свободно говорить, что делать будем? Часто я просил его говорить своими словами. И меня поразила способность Максима моментально делать текст своим. Ведь это чужой язык! При этом я знаю людей, которые прожили здесь тридцать лет, активно учили английский - и никуда. Выдающийся парень. У Константина Райкина его обучили тому, как работать с Шекспиром, с Чеховым - и после всех сыгранных текстов и пьес не вышибли способности быть Димой, прикоснуться к этому опыту. Возможно, потому что Стоянов вышел из Бендер, где жил дворовой жизнью ребят своего места и поколения. Меня шокирует, почему его не рвут на части. Это очень чистый, честный, работящий парень, ничего не требующий взамен, не избалованный ни средой, ни профессией, ни современностью. - Продолжим русскую тему. В Нью-Йорке вы учились у Бориса Фрумина. Расскажите, вы прицельно к нему поступали? - Нет, о Борисе я тогда ничего не знал. Меня не приняли в Лос-Анджелесе, а в Нью-Йорке пригласили на собеседование, и интервьюировал меня Фрумин. Как советский режиссер, очень жестко. Рядом сидел американский интервьюер, который не понимал, что происходит. И я ничего не понимал! Борис сидел, тер переносицу. У меня было ощущение, что ему мучительно скучно и тоскливо от того, что я говорю. «Здравствуйте. Да, да, очень приятно. У вас есть шанс снять полнометражное кино. О чем?» Я начинаю рассказывать сюжет. «Нет, нет! Чушь, не может быть!.. Да, возможно... Не знаю, не уверен... Дальше, спасибо». Очень конкретные вопросы. «Опишите Милуоки. Не интересно... Да, это необычно. Спасибо». Это был очень жесткий, вредный диалог. Я вышел в полной уверенности, что все провалил. Но меня взяли. Борис - это великий педагог и великий друг. Я продолжаю учиться у него каждый день. О нем Герман-старший говорил: «Режиссура не преподаваема. Единственное исключение, которое я знаю - Борис Фрумин». Его ученики исчисляются сотнями, в их числе Кэри Фукунага, Дебра Граник, большой автор и мой близкий друг Леван Когуашвили. Борис создал редкую атмосферу в Нью-Йоркском университете. Ее там больше нет - к сожалению, Борис вынужден был оттуда уйти. Мы были его последним выпуском, по его признанию - самым интересным, наравне с первым, где была Граник. Класс был сложный: адвокаты, врачи, антропологи, каждый со своим стержнем, судьбой. Было трудно и страшно интересно. Борис каждого отбирал лично и с каждым работал. Он привозил к нам Германа. Всегда давал шанс выбраться из этой профессии максимально быстро. Потому что она очень тяжелая, и Борис знал это по себе как никто другой. Он - человек, которому всю жизнь приходилось драться за свои картины, сначала в СССР, затем в США. Я очень хочу увидеть его новую режиссерскую работу. И мне больно за тех студентов, которых лишили возможности учиться у великого мастера. - В 2009 году вы стали участником сценарной лаборатории «Сандэнса». Расскажите, как туда попадают, что там происходит? - У меня был сценарий, хороший, очень личный. Кубинская картина в Гаване под названием Fuga mortis, «Бег от смерти». Очень страшный сценарий, которым я болел много лет. Его нашли интересным. В лаборатории вы работаете с рядом известных сценаристов. Вам предлагают, как сделать сценарий лучше. И это увеличивает вашу валентность, позволяет найти финансирование. Но я себя загнал в угол этим проектом. Российское гражданство само по себе от меня ушло, я стал американцем, лишился возможности европейского финансирования. Американцы кубинские картины тоже не продюсировали. Тем более, что я не кубинец. Но мне была очень близка и Гавана, и история, которую Куба переживала в тот момент - потеря идеи, образование вакуума и заполнение этого вакуума новой идеей под названием «потребление». Что-то похожее произошло в России, может быть, в этом дело. Единственным местом, где я нашел деньги, оказались Россия и Украина. Лаборатория закончилась, мы пошли делать картину, и за пять недель до съемок наше постсоветское финансирование рухнуло. - На «Гив ми либерти» вы добивались финансирования разными способами - кампания на Kickstarter, инвесторы и даже местные предприниматели. Как вы к ним обращались? - В США кино - это всегда частные деньги. Почти все хотят их вернуть, и гарантией считается участие узнаваемых лиц. В итоге много картин с узнаваемыми лицами, которые смотреть нельзя. Так что, когда мы приняли решение снимать кино в Милуоки с непрофессиональными актерами, мы подписали себе приговор. Два с половиной года мы стояли с протянутой рукой. Kickstarter профинансировал не картину, а начало работы над финансированием: поездки, участие в смотрах. Например, был спид-дейтинг с 65 продюсерами. Ты должен их заинтересовать на огромных скоростях. Так вот, о городе Милуоки слышали все, но что это такое, не знал никто. Представляли себе, что это такой город потомков немецких эмигрантов. А то, что белого населения там меньше 50 процентов, знали двое - один продюсер сам был из Милуоки, а второй из Детройта, то есть через озеро. С самого начала мы выходили на контакт с владельцами местного бизнеса, говорили, что мы маленькая кинокомпания в Милуоки, хотим делать кино именно здесь и нам нужна помощь. Если вам важна культурная жизнь города - не могли бы вы помочь? Нам нужно кормить съемочную группу на протяжении тридцати съемочных и двадцати подготовительных дней. Сколько вы можете дать обедов, гамбургеров, кофе? Некоторые соглашались. Например, сеть бельгийских ресторанов дала нам пять тысяч долларов на еду. Таким образом мы смогли всех прокормить. Кроме того, ни один из объектов нам ничего не стоил. Разрешения на съемки в городе нам почти ничего не стоили. Также мы сотрудничали с компанией по транспортировке людей с инвалидностью. Она предоставила нам в пользование этот фургон на три месяца. И каждый день после съемок Крис вез Лорен [Спенсер, исполнительница главной женской роли] в гостиницу, затем ехал к себе, а утром снова ее подбирал. Одно из преимуществ работы в маленьком городе - человеческие отношения. Люди успевают выслушать тебя, прочувствовать историю, и, если им это важно, они готовы помочь. Спасибо этим людям, они правильное дело сделали: в Милуоки еще не было картины, которая побывала бы на «Сандэнсе», в Каннах. Плюс у нее есть местный американский прокат, что архисложно. Фильмы-то в Милуоки вообще не снимаются. Иногда подснять как фон. А как персонаж - такого не было. - Вы с Элис Остин основали компанию, которая называется так же, как и фильм. Какие у вас дальнейшие планы? - До сих пор занимаюсь картиной «Гив ми либерти». Правил русские субтитры, до этого занимался фотографиями, которые остались после Канн, готовим все для нашего прокатчика Wild Bunch. Работа продолжается. Спим очень мало. К сожалению, пока мне не удалось заняться чем-то новым. Есть две идеи. Для одной мне нужно вернуться в Милуоки, пожить с этими людьми. Элис разработала интересный сюжет по мотивам ее семейных историй, это историческая драма, это фильм нуар, это костюмы 50-х годов. Это большая работа, особенно в сравнении с тем, что мы сейчас сделали. Надеюсь, что к началу сентября будет первый вариант сценария. И есть поползновения в сторону кубинского фильма. Не знаю, есть ли там еще картина, есть ли она во мне, но мне хотелось бы попробовать. А компанию мы так назвали, потому что столько возились с «Гив ми либерти» и поняли: это наша судьба, символ нашего несломленного духа. Тут как в фильме «Пацан-каратист». В первом акте нас избивали, к третьему мы лежали на полу в луже собственной крови, но затем поднялись и выиграли битву. Это был удивительный опыт, но повторять его я не хочу. (Никита Смирнов, «Сеанс»)

Фильм [...] изначально основан на историях из жизни американского эмигранта Кирилла Михановского, который подрабатывал в социальном такси для инвалидов, а теперь стал режиссером. Михановский давал интервью и в России, но для аутентичности мы решили опубликовать то, что он рассказывал иностранным журналистам, - на Каннском фестивале (фильм был в программе «Двухнедельник режиссеров») на английском языке с акцентом (так много говорят и в фильме). С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ. Все началось с историй о моей работе. Я вам расскажу одну. Это была полночь, падал первый снег, я подобрал шесть клиентов на инвалидных колясках с дискотеки. В то время еще не было никакого GPS. ... У меня была гигантская бумажная карта, но я все равно окончательно потерялся. Ночь, диспетчер уже ушел. Все заваливает снегом. Я веду очень медленно, на дороге опасно. И от меня зависят шестеро людей с особенностями, они не могут даже говорить и выразить свое недовольство. Я даже названий улиц не видел, выходил из машины, чтобы очистить снег с уличной таблички, чтобы понять, как называется улица, по которой я еду. И я уронил ключи от машины в снег и не мог их найти. Так мы застряли непонятно где. И мне было так стыдно, что я подвел моих клиентов, не обслужил, как полагается. Сейчас, со стороны, понятно, что это была трагикомедия: бедный парень, который старается, как может, и все равно все время лажает. Много было таких историй. Но этот фильм - выдумка, не автобиография ни в коем случае. Да, «Гив ми либерти» - очень личная история, как и что угодно другое, над чем я работаю. Пусть я никогда сам не отвозил 12 бабушек и дедушек на кладбище параллельно с развозом клиентов с ограниченными возможностями. Но я лично знаю героев фильма, я встречал их, а если даже не встречал, то могу, возможно, придумать их, понять, полюбить, поверить в них. Это была тяжелейшая работа в моей жизни, опыт, который сильнее всего на меня повлиял. Я многое понял из наблюдения за людьми, понял их боль, увидел комедию, заложенную в человеческую жизнь. Мне приходилось управлять настоящим хаосом. То же было и на съемках: я режиссировал хаосом, он был управляемым, у нас был сценарий, сюжет, структура. Все, что нужно было сделать, - взять сценарий и вынуть из него как можно больше настоящей жизни. Мы не пытались много размышлять и решать фильмом слишком много проблем. Но пока мы обсуждали ту или эту сцену, персонажей, у нас неизбежно возникали дискуссии: «О чем это вообще? Почему Милуоки? Почему нам важно, чтобы герой был именно в Милуоки?» Когда-то это был дивный город, а сейчас все заводы остановились, и Милуоки кажется городом, отделенным от страны, очень иностранным, европейским, как Брюссель, Гамбург, Бруклин; город, полный разных национальностей, которые друг с другом не коммуницируют. Виктор - это и есть его автобус, он соединяет точки, которые без него бы не соединились. И для меня Виктор - это отражение всех людей, которым он помогает, они освещают ему путь, и он чему-то учится у них тоже. О СЪЕМКАХ В МАЛЕНЬКОМ АВТОБУСЕ. У нас просто не было выбора. Не делать было нельзя, пришлось делать. У нас в маленький автобус, который ехал под 150 километров в час, набивалось до 15 человек. Час мы тратили только на то, чтобы всех собрать. Особенно тяжело было с хором пенсионеров, им было нелегко, все время больно и дискомфортно, и мы старались обеспечить для них безопасность и комфорт. А еще в автобусе холодно и пахнет дизелем, начинаешь задыхаться уже через пять минут. Мы целый час всех рассаживали, пристегивали, ремни им давили, и иногда был только один ремень на двоих. Все паниковали и переживали. У нас было 12 актеров с репликами в кадре, не было времени на репетиции, некоторые реплики были написаны заранее, но я также хотел импровизации, хотел снять настоящую жизнь. О НАЗВАНИИ. Название фильма осталось от предыдущей версии сценария, где была четкая отсылка. Часто бывает так, что сначала в голову приходит название, а уже потом сам сюжет. Я придумал уже кучу названий для прекрасных фильмов. Но в данном случае мы сначала сочинили фильм, действие которого происходит в Милуоки, а название к нему еще не пришло. Сценарий уже был написан. История довольно простая, о людях и их взаимодействии, но еще и о жизненной философии. Мы много говорили об американской мечте, о том, в чем ее смысл, что это такое вообще? Можно ли просто заработать денег и после этого стать кем-то [лучше]? Во многих странах есть это выражение: «Кто был никем, станет всем». Почему многие счастливы провозгласить смерть американской мечты? И вот однажды мы были в кофейне и увидели мужчину в желтой футболке, на которой была статуя Свободы с завязанными глазами и подписью «Дайте мне свободы» (Give me liberty). Есть очень известное высказывание Патрика Генри: «Дайте мне свободу или дайте мне смерть» (Give me liberty or give me death). И мы сразу начали использовать это название, оно сразу подошло. Не думаю, что его нужно как-то объяснять, оно просто подходит. У нас даже была сцена, где один из героев снимает с себя ту же футболку, что и у мужчины в кафе, и отдает Диме. Но нам пришлось сильно менять сценарий. Поэтому мы убрали эту сцену. Но название осталось, стало нашей судьбой. Забавно, что меня третий раз спрашивают про название, но только первый раз - про его значение. Это как будто вы бы меня встретили и спросили: «А почему вас родители назвали так странно, Желтой Субмариной?» О РУССКИХ ЭМИГРАНТАХ В АМЕРИКЕ. Я, честно говоря, об этом ничего не знаю. Я не часть русского сообщества, не тусуюсь с русскими только потому, что они русские. Безусловно, проблема русских эмигрантов - чисто экономическая. Они приезжают, не знают языка, у них низкооплачиваемая работа. Когда дела у них идут в гору, они переезжают в другие районы, отрываются от остальных. Единственные русские, которые до сих пор держатся друг за друга, - это пожилые, которые уже никогда не изменятся, которые переехали, только чтобы быть поближе к своим детям. Вот они остались русскими и даже советскими гражданами. О ФИЛЬМЕ «МАЛЕНЬКАЯ ОДЕССА» ДЖЕЙМСА ГРЭЯ. Я думаю, мы сделали лучше. Мне нравится «Маленькая Одесса», но мы-то работали с непрофессиональными актерами. У Грэя в фильме другая реальность, другая техника. Он делает Максимилиана Шелла русским эмигрантом, берет британских актеров и превращает их в русских. Дэвид Кроненберг пошел еще дальше, взял Вигго Мортенсена и попросил сыграть Николая [имеется в виду фильм «Порок на экспорт»]. О НЕПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ АКТЕРАХ. Из сценария следовало, что нам нужны будут непрофессиональные актеры. Нам предлагали бюджет $5 миллионов, но взамен мы должны были снимать не в Милуоки и взять на роли известных артистов. Мы отказались и в итоге потратили три года на то, чтобы снять так, как мы хотим. Неэтично, нечестно было бы брать неинвалидов на роли инвалидов. Мы работали не с актерами, а взяли настоящих людей с настоящими особенностями, со своим прошлым. Их не нужно было ничему учить, они и сами знали, как сыграть себя. В моем первом фильме «Сон о рыбе» снялся бразильский рыбак: когда делаешь фильм о рыбаке, лучше работать с рыбаками. Я бы сказал так: бывают хорошие актеры и плохие актеры, бывают хорошие неактеры и плохие неактеры. Если найти правильных непрофессиональных актеров, то окажется, что они замечательно подходят. Но у нас было два профессиональных актера - Дарья Екамасова и еще Максим Стоянов. Я надеюсь, он станет звездой в Европе, я в шоке, что в России его не снимают, не используют его ресурс. Почему люди не стоят у него под дверью и не умоляют сняться в их фильмах? Видимо, в России слишком много хороших актеров. Наверное. Я сомневаюсь. О ДЕБЮТАНТЕ КРИСЕ ГАЛУСТЕ, КОТОРЫЙ СЫГРАЛ ГЛАВНУЮ РОЛЬ. Да, это было нелегко, но не сложнее, чем все остальное. Весь фильм был огромным вызовом, это было безумие. Да, Крису нелегко было играть, потому что он никак не готовился быть актером, но он прекрасен, энигматичен, фотогеничен, и камера это видит. Он очень добрый, всем хочет помочь. Кстати, он был водителем для Лоло [Лорен Спенсер, актриса на инвалидной коляске, исполнившая роль Трейси] на съемках, он отвозил ее с площадки домой каждый вечер и подбирал ее с утра. Я планировал провести с ним пару месяцев в Милуоки, снять квартиру, пожить вместе. Но у нас не было такой роскоши: мы захватили его на десять дней, он приехал. Где-то полчаса у меня было на то, чтобы объяснить ему, как играть в кино, он прошел получасовой курс актерского мастерства. Наверняка он думал в этот момент: «Лучше я буду просто вести машину, это-то я умею». Мы просто бросили его в воду и попросили плыть быстрее всех остальных, и он поплыл и не утонул. Но когда Крис расслабляется, он просто гений. Удивительно, что он не сломался под давлением. Люди его полюбят, я надеюсь, что он сможет посниматься еще у какого-нибудь другого режиссера. О МОНТАЖЕ. Кино - это язык, монтаж - это лингвистика. Я бы мог смонтировать совсем другой фильм, но не хочу. Это шаманство, ты вкладываешься всей душой, отдаешься полностью. После хаотичной битвы на площадке, к которой я был не совсем готов. Каждая сцена, каждый день - я как будто заходил в комнату ужасов. Каждая сцена была катастрофой. У меня словно был мешок со звуками, из которого мне предстояло собрать сначала буквы, потом слова и предложения. Монтаж - это создание совершенно другого фильма, создание нового языка. Не уверен, что заговорю на этом языке еще раз. Это как музыка: все на свете - музыка, и кино тоже, потому что у них есть общий знаменатель - время. Кино можно определить по-разному: с технической точки зрения это время, мы можем его сжать или разжать; с духовной - тогда это энергия. Важно сохранить или вдохнуть энергию в материал на стадии монтажа. Все это звучит как нью-эйдж брехня, но нет. Я не мистик в этом дешевом стиле, как у Пауло Коэльо. Но [кино] - это и правда мистика. ОБ УЧИТЕЛЯХ. Один из моих учителей - Борис Фрумин, блестящий советско-российский режиссер, ныне живущий между Нью-Йорком и Майами, настоящий человек Возрождения, преподавал у многих блестящих постановщиков - Дебры Граник, Кэри Фукунаги и многих-многих других. Сейчас он работает с учениками как продюсер и сценарист, в том числе с грузином Леваном Когуашвили. Я многому у него научился и продолжаю учиться. Другой мой учитель, с которым я никогда лично не встречался, но многое почерпнул из его фильмов, - Алексей Герман - старший. Я считаю, что он был абсолютным и великим мастером мизансцены. Не знаю никого, кто мог бы снимать более комплексно и тонко. По-другому - возможно, лучше - нет, невозможно. Но у него было много ассистентов, а у меня - только один. Так что мой фильм для меня был, возможно, даже более сложен. О ФИЛЬМЕ ИЗ ДЕТСТВА, КОТОРЫЙ ПОВЛИЯЛ. Мне было десять лет, моя мама работала художником по костюмам на «Мосфильме». Она брала с собой мою старшую сестру на закрытые показы «полочных» фильмов, а сестра однажды взяла меня. И вот я, маленький десятилетний мальчик, сижу перед гигантским экраном на студии и смотрю трехчасовой эпический фильм о Распутине, «Агонию» Элема Климова, блестящая картина. Я это хорошо запомнил, видимо, что-то изменилось во мне от этого. О ТОМ, КАК ФИЛЬМ ПРИМУТ, В ТОМ ЧИСЛЕ В РОССИИ. Я не думаю, что изменю мир, я не умею. Не верю, что какие-либо мои фильмы могут изменить мир. Но я хочу, чтобы люди плакали и смеялись, чтобы посмотрели мои фильмы еще раз. Что мы еще можем делать в жизни, кроме как смеяться и плакать? Меня учили делать такое кино, чтобы фильм был как жизненный опыт. Так что моя работа состоит в том, чтобы люди посчитали, что потратить несколько часов их жизни на то, чтобы смотреть на чью-то другую жизнь, - это осмысленное вложение времени, что они чему-то научатся из этого. Мне нравится один апокриф о знаменитой актрисе Фаине Раневской. Картину «Мона Лиза» привозили в Россию, и одной женщине картина не понравилась, и тогда Раневская сказала, что «Мона Лиза» достаточно хороша, чтобы самой выбирать, кому нравиться. Что бы люди ни говорили о фильме, как бы они его ни хвалили, они в первую очередь говорят о себе, а не о фильме. Вот почему люди говорят мне, что к концу «Гив ми либерти» они очень уставали. Конечно! Нужно вовлечься, дать фильму сдачи. (Юлия Гулян, Егор Беликов, «Искусство кино»)

ИНТЕРВЬЮ С ДАРЬЕЙ ЕКАМАСОВОЙ

[25 июля 2019] - Дарья, расскажите, как вы прошли кастинг? Знаю, что режиссер видел в одной из ролей лауреата "Эмми" и "Золотого глобуса" Дональда Сазарленда, но актер не подошел лишь потому, что не говорит по-русски. - Кастинг у картины был очень большой. На мою роль пробовались и американские актрисы по обе стороны побережья, и российские актрисы тоже. Но режиссер остановил выбор на мне. Он искал девушку, которая по сути сыграет абсолютно реального человека - его сестру. "Сильный ангел", - такой был референс на эту роль. Он меня потом с ней познакомил - потрясающая девушка, мы с ней быстро наши общий ... язык, и, надеюсь, наши отношения продолжатся. Нам повезло с кастинг-директором: Даша Коробова нашла практически всех актеров на ключевые роли. Она дала мой телефон Кириллу, и он позвонил мне из Америки. Мы проговорили 6 часов кряду - и я была утверждена. Вот такие необычные пробы. - О чем же вы говорили 6 часов? - О кино, еде, ролях, искусстве, философии, - обо всем на свете. Кирилл оказался очень глубоким и интересующимся человеком. Общение с ним - тот редкий случай, когда слушаю я, а не меня (смеется). К съемкам мы приступили только через полтора года после этого разговора. - Ваша роль была переписана из-за того, что вы были в положении? - Удивительно, но беременность моей героини мы придумали задолго до моих личных событий, еще на этапе обсуждения сценария. Просто так совпало. Поэтому мне не пришлось изображать беременную. Роль не была изменена. Меня все очень оберегали и трепетно относились ко мне на съемках. - Русская диаспора в Америке показана едва ли не карикатурно. Вы встречали такие реальные типажи? Герой Макса Стоянова - Дима, в которого вы влюбляетесь, безостановочно ест, хохочет, когда ему бьют морду, флиртует с каждой, которая попадается ему на глаза... - Не вижу здесь преувеличения, ничего гипертрофированного и карикатурного. Кино очень честное. Это тот случай, когда фарс на грани абсурда рождает правду. По поводу роли Макса - ему удалось воплотить ту самую русскую душу. Стремительную, щедрую, всепрощающую, полную противоречий. Он хоть и жульничает, хамит, пытается смухлевать по мелочам, но по большому счету он - хороший, добрый человек. Поэтому Дима так привлекателен, в него и влюбляются все сразу. И моя героиня, несмотря на то что всего два месяца назад потеряла мужа и ждет ребенка. Именно глазами Димы мы видим эту историю стремления каждого к свободе - будь то инвалид, старик, житель неблагополучного района или человек, утративший мечты. - Свобода - вообще ключевое понятие в этом фильме. От названия до финальных титров. Вы чувствуете себя свободной? - Я с детства стремилась к свободе и независимости. Строила "домики", мне нужно было свое отдельное пространство. Рано ушла из дома, начала свою самостоятельную жизнь. Сейчас, с появлением ребенка и обретением опыта, я не ищу свободы и точно знаю, что это не внешнее обстоятельство, а внутреннее состояние. Моя свобода - это моя семья. - Многие наши актеры пытаются штурмовать Голливуд, ходить на курсы, нанимать агентов и тренеров, это трудный путь. Как думаете, почему у вас получилось достаточно легко, без долгих "высиживаний" участвовать в крутых американских проектах? - У меня никогда не было цели покорять Голливуд, я бы не стала обивать пороги и брать уроки у Иваны Чаббак - я просто в это не очень верю. Мастерство актера субъективно, его нужно чувствовать, и извне в этом деле никто помочь не может, только направить слегка. Это не везение, а, наверное, компенсация за упорный труд, мое нелегкое поступление в актерский ВУЗ [после музыкального училища Дарья Екамасова поступила на второй курс ГИТИСа в мастерскую Александра Пороховщикова]. У меня есть ощущение, что все идет своим чередом. Я даже не задумывалась, честно говоря, об этом, не отмечала для себя, что это вот мои грандиозные победы, этапы пути. Хотя участвовать и в сериале "Американцы", и в этом фильме было безумно интересно. Просто у меня сложился роман с Нью-Йорком, и наши чувства были взаимны. - Чем вас привлек Нью-Йорк? - Свободой. Когда выходишь из метро, покупаешь стаканчик кофе, поднимаешь голову и видишь уходящие в облака небоскребы, ощущаешь себя такой маленькой! Или натягиваешь растянутый старый свитер, идешь на занятия по йоге, потом гуляешь по Гайд-парку - ты никому ничего не должна. Это потрясающие ощущения, которые не получишь в Москве. Это не значит, что Москву я не люблю. Если в Нью-Йорке моя душа, то здесь - мое сердце. Мне очень нравится моя жизнь, которая кому-то может показаться скучной и скромной - сажаешь ребенка в машину, едешь к педиатру, потом заходишь в магазин, не спеша выбираешь продукты, возвращаешься домой, готовишь для мужа ужин. Я ни за какие коврижки не променяю эту жизнь ни на какую другую. - А если позвонит Вуди Аллен или Фрэнсис Форд Коппола и предложат приехать на год в Америку, чтобы сниматься в фильме. Вы решитесь на разлуку с семьей? - Это исключено. Просто моя семья поедет со мной! (Ирина Попович, «Hello!»)

Где-то в американской глубинке российский эмигрант и соцработник Вик развозит по делам малоподвижных и пожилых людей. Однажды в салоне его автобуса оказываются старые советские эмигранты и американские инвалиды, и эта пестрая толпа, конечно, не сможет ехать тихо и спокойно. Дебютный фильм «Сны о рыбе» он сделал в Бразилии, потом вернулся в Россию, чтобы снять, как ни странно, «Дубровского», а теперь в «Гив ми либерти» заговорил о постсоветском сознании, иммигрантской маргинальности и расовой нетерпимости. [...] (Андрей Захарьев, «КиноПоиск»)

Общее впечатление: Буквально с первых кадров зритель погружается в круговорот событий, и яркий роуд-муви не отпуская до конца своим балагурством преподносит особое очарование. И вот я уже смеюсь от того, что главный герой Вик (Крис Галуст), как Юлий Цезарь должен все успеть, но что-то день не задался, все ему мешает, то времени катастрофически не хватает, то ввязывается в ненужный разговор и постоянно куда-то спешит. Вся история показана за 1 день! Уместить сюжетную линию почти в 2 часа, насытив ее хаотичными движениями, дело нелегкое. Кстати, камера под стать повествованию так же быстро переходит от локации к локации, от лица к лицу, ... будто показывая быстротечность картины, но умелое динамика скользит по минутам, за что фильм смотрится легко и быстро. Юмор, которым насыщена лента близка по духу нам, русским, да и герои такие настоящие. Нет глянцевой обертки, наоборот каждый индивидуален и так прост, что мне порою казалось, что я и сама причастна ко все этой толпе, еду в автобусе, успевая заехать в тысячу мест. Но не смотря на шутки, которые развешаны как гирлянда на елке, в картине масса важных тем: иммиграция, люди с ограниченными возможностями, свобода и проживание в Америке настоящего, проблемы и метафоричные параллели в разговоре. И рассматривая визуально фильм, можно обратить внимание, как небрежно режиссер разбросал кусочки русской души, на первый взгляд кажется, что в кадре они смотрятся нелепо. Но все куда больше! Таким вот ходом, Кирилл Михановский, сближается с народом, и показывая значимость проблем, выходящих на первый план. Очень сложно описать словами что происходит в картине, но то что ее нужно посмотреть - неоспоримый аргумент! Есть в картине душа, не смотря на заграничное название, отраженное русскими буквами. 9/10. (Mystery_girl_, «Иви.ру»)

[...] Кирилл Михановский, живущий в США, снял роуд-муви, действие которого разворачивается за один день. Водитель медицинского микроавтобуса Вик помогает весьма разношерстной компании пожилых русских эмигрантов добраться до похорон. Настроение у пассажиров не самое лучшее, а тут еще всех бесит мелкий мошенник Дима, неизвестно как попавший в автобус. Михановский за два часа рассуждает об эмиграции и сознании «понаехавших», человеческом эгоизме и, разумеется, свободе. Картина была показана в Каннах в рамках «Двухнедельника режиссеров» и собрала хорошие отклики прессы, а также понравилась зрителям недавнего фестиваля «Strelka». (Ольга Белик, «КиноПоиск»)

Молодой мужчина Вик, говорящий с дедушкой по-русски, а с окружающей Америкой - по-английски, водит микроавтобус в богом забытом штате Милуоки. Его нервные дни - между криками в рации и криками недовольных пассажиров: в заледенелых безрадостных пейзажах мало кто чувствует себя полезным, любимым и окруженным заботой. В русскоязычном эмигрантском сообществе, которое живет в Милуоки по всем нормам небольшого российского городка, похороны: умирает одна из местных старух - и дедушка со знакомыми просят Вика довезти их по перекрытым улицам до кладбища и поминок. Правда, в микроавтобусе едет еще и афроамериканка в инвалидном кресле - часть другой неумолкаемой и маргинальной американской семьи. «Гив ... ми либерти» - редкий случай фестивального успеха русскоязычного кино, особенно в Штатах: фильм попал в Канны, а про режиссера Кирилла Михановского написали все инди-СМИ. Вдохновленный братьями Сафди, «Гив ми либерти» - очень документальное по подаче кино об эмигрантском братстве с позитивным посылом, этакий Сергей Лозница с добрым взглядом. В нем русские похороны и афроамериканская борьба за собственное достоинство не поданы через мейнстримные клише больших бутылок водки и парадов за идентичность - за что Кириллу большое спасибо. Однако с завышенными ожиданиями фильму справиться трудно. Это очень сумбурное, шумное, теряющее нить повествования кино со второстепенными персонажами, целиком перекрывающими главного героя, и очень своеобразной визуальностью. Долгими минутами глаза и уши пытаются зацепиться за что-то на экране, а видят и слышат только обрывки чужих причитаний, скандалов и истерик - прямо сказать, испытание для тех, у кого начинается приступ от дрожащей камеры и многоголосия в кадре. «Гив ми либерти» - максимально не зрительский фильм с большой душой. Тот случай, когда способ производства банально не дотянул до замечательной идеи снять кино об обычных современниках, в одиночестве которых не важны и не виноваты ни возраст, ни раса, ни происхождение. Смотреть? Возможно. (Алиса Таежная, «The Village»)

«Гив ми либерти» - фильм-анекдот о том, как компания советских эмигрантов трясется в одном фургоне с несколькими американскими инвалидами, опаздывая на похороны, распевая песни под гармошку и вступая в конфликты с разъяренными афроамериканцами (заснеженный город Милуоки, в котором происходит действие фильма, охвачен уличными беспорядками) - похож на комедию Рязанова, переснятую специально для фестиваля «Сандэнс». Но, кроме уморительного юмора, бешеного драйва и песен народов СССР, в «Гив ми либерти» есть еще кое-что - невероятная легкость и свобода, с которой режиссер говорит на непростые для Америки и России темы: постсоветское сознание, маргинальность иммигрантов, быт людей с инвалидностью и расовые конфликты. («КиноПоиск»)

Кто ты без своего фургона. 25-летний русский мигрант Вик (сокращенное от «Виктор») работает водителем микроавтобуса для людей с инвалидностью в городе Милуоки, штат Висконсин. Что ни день, то суматоха - нужно уговорить дедушку не поджигать дом, кому-то помочь одеться, кого-то отвезти на концерт, кого-то на собеседование. Один из дней оказывается особенно насыщенным: к привычной гонке со временем добавляются пожилые друзья дедушки, упрашивающие подбросить их до кладбища, мама, которой нужно перетащить диван, а вдобавок весь район перегорожен из-за протестов темнокожих. Задача простая - всех подвезти и никого не подвести, стараясь при этом не сойти с ума или, еще хуже, не потерять ... работу. Сюжет фильма основан на биографии самого Кирилла Михановского - переехав в 90-х из Москвы в Милуоки, он до начала режиссерской карьеры занимался перевозкой людей с инвалидностью. В «Гив ми либерти» ему удалось добиться пугающей реалистичности: из фургона, наполненного ни на минуту не замолкающими бабушками и дедушками со страшным оружием в виде баяна, хочется выпрыгнуть на полном ходу. Однако персональная привязка также и вредит - чувство меры здесь явно проигрывает желанию рассказать все и сразу. Энергии и абсурдности моментами становится так много, что хочется, подобно главному герою, отвернуться в окно и закурить. Но куда же в путешествии по раздолбанным милуокским дорогам без превышения скорости на ухабах и неаккуратных поворотов. В ленте снялись по большей части непрофессиональные актеры - от исполнителя главной роли Криса Галуста до реальных подопечных центра для людей с ограниченными возможностями. Это не только делает фильм примером настоящей инклюзивности, но и по-настоящему подкупает. В плане ритма приходит на ум сравнение с какой-нибудь современной рок-симфонией: после бешеных гонок, взлома квартиры и разудалой пьянки внимание переключается на тихий семейный вечер, задушевные беседы и прослушивание винила - и так несколько раз. «Гив ми либерти» - супергеройский фильм, только вместо крутых парней и девчонок в развевающихся плащах здесь обычные люди из маргинальных слоев общества (неассимилировавшиеся пожилые мигранты, темнокожие обитатели неблагополучных районов, люди с особенностями в развитии), пытающиеся спасти свой маленький мир и друг друга. Создатели картины разговаривают с людьми, которых обычно никто не слушает, с уважением и нежностью вживаются в их маленькие вселенные, разбираются в ежедневных проблемах. Фильм ненавязчиво напоминает: если бы все люди старались быть менее мудаками, мир был бы намного приятнее. Ведь все, что нужно для его спасения - минута времени и немножко участия. (Даша Постнова, «Cinemaholics»)

За баранкой - невезучий парень Вик (Крис Галуст), сын мигрантов из СССР; победительное имя Виктор на американский манер усечено до трех букв и будто бы теперь приносит неудачу (как капитану Врунгелю для «Победы» не хватало двух букв). За спиной, в салоне «маршрутки» - многочисленные родственники, опаздывающие на похороны его тети Лилии. Бабушки, два деда (один - с баяном), несколько растерянных тетушек. Все нервничают, голосят, бурчат, с характерной отечественной интонацией требуют Вика что-то сделать. Поют советские песни - и внахлест Go down, Moses, которая звучит комично-уместно в сердце этого микро-вавилонского столпотворения. Между торопящимися на кладбище зажаты клиенты Вика: люди с разного ... рода инвалидностью, которые ждут, когда их отвезут на работу, в специальное учреждение или по другим делам. Им непонятно, почему вокруг атмосфера русской свадьбы (разве нет медведя и повод скорбный). Им непонятно, когда они попадут туда, куда направляются. Раздражение в салоне растет как на дрожжах. Посреди этого гвалта сидит, демонстрируя волосатую грудь, увесистый крест и самодовольную улыбку, некто Дима (Максим Стоянов), представившийся очередным родственником (и им, очевидно, не являющийся). В рации орет оператор, требует сделать уже чертову работу и развести всех по пунктам назначения. Вик курит одну за одной и сплевывает в ответ «Скоро-скоро, еще десять минут». Однако скоро только сказка сказывается: улицы перекрыты, афроамериканцы митингуют против полицейского произвола. Один день из жизни Вика, описанный в «Гив ми либерти» Кирилла Михановского, напоминает одновременно экзистенциальную одиссею из румынского шедевра «Смерть господина Лазареску», терапевтическую инди-поездочку из «Маленькая мисс Счастье» и отчаянный чернобыльский забег «В субботу» Миндадзе. Потому и неудивительно, что про фильм, тепло принятый на фестивале Sundance, а потом и в Каннах, часто говорят, что он точно схватывает загадочную «русскую душу». Ирония, однако в том, что место действия (Висконсин) и жизненная география режиссера (Михановский родился в Москве, переехал с родителями в Милуоки, теперь живет в Париже) сообщают картине убедительную и выразительную фактуру, но не должны подменять сущность. Если это и кино о душе, то о всеобщей, объединяющей всех на свете: бунтующих афроамериканцев, пожилые обломки советского менталитета, людей с инвалидностью. Утрамбовывая всех в крохотное пространство машины, комнаты, коммуналки, зимнего Висконсина, Михановский всматривается в лица, в доблести и заблуждения, говор, акценты и особенности. «Гив ми либерти» - по сути, экранизация присказки, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Вместе с тем - ода человеческому взаимопониманию. Не столько кино какого-то интересного высказывания (полной отстраненности мешают жирные знаки и патетичные примирительные высказывания), сколько убедительной жизненной энергии: фильм мчится, горит, гомонит, дымится, обретает надежду и впадает в отчаяние. Но все это - с твердой уверенностью, что жизнь стоит того, чтобы жить. (Алексей Филиппов, «Киномания»)

Драма о том, как русские мигранты ищут себя в Америке. Режиссер Кирилл Михановский работал и в России, и за границей. На родине снял «Дубровского» с Данилой Козловским. В Бразилии - «Сны о рыбе», трогательную драму о жителях крохотного местечка, одержимых любимым сериалом. Теперь настал черед американского дебюта. Стоило ожидать, что Михановский снимет о той среде, которая ему прекрасно знакома - мигрантах. Что фильм будет наполнен рунглишем и ностальгией. Вроде бы все на это намекало. Но «Либерти» - это не кино о мигрантах: Михановскому не слишком интересно снимать настолько специфическую вещь, которая может быть важна только для очень узкого круга зрителей. ... Он заведомо выбирает другой формат - роуд-муви, кино про героя, который путешествует и в дороге познает самого себя и мир вокруг. Только с конвенциями жанра режиссер обращается очень смело. Роуд-муви предполагает длительность, следование по долгому маршруту. Неделю, две, из штата в штат, с запада на восток. Главный герой «Гив ми либерти» кружит в фургончике (который так и хочется обозвать маршруткой), в компании советских пенсионеров и темнокожей девушки всего-то в границах одного неблагополучного квартала висконсинской дыры и все путешествие длится только сутки. Роуд-муви требует медлительности, даже медитативности - ну, а как познать себя в суете? Ведь из нее обычно убегает в мир хайвэев и мотелей. Михановский, наоборот, строит «Гив ми либерти» как скоростной калейдоскоп лиц и событий, его персонаж именно в сутолоке одного дня приходит к важным и тяжким выводам. Суета создается не только обилием событий - остановок, поворотов, пробегов, визитов в дома и учреждения. «Либерти» - очень пестрое зрелище, Михановский жонглирует стилями и манерами, перепрыгивает с сумеречной и холодной цветовой гаммы в теплую любительскую ретро-съемку, из цвета в черно-белое кино. Главный герой нарочно не говорит по-русски, а свое имя - Виктор - редуцирует до американского Вик. Да и играет его, понятно, ничуть не русский актер - Крис Галуст. Вик не мигрант, он никто. Человек без идентичности, национальности, профессии. И суть того пути, который он проходит - именно в открытии себя. В том, что он собирает все недостающие элементы. Русские тут пестрые - и орда пенсионеров с баянами и советскими песнями, и их деловитый гость из Бруклина в исполнении Максима Стоянова, ушлый жучара, трикстер в наколках. Но они существуют на равных с цветным населением Америки - не зря же одна из самых трогательных сцен фильма - та, в которой старикан по имени Зяма учит темнокожую ровесницу готовит цыпленка табака. А в финале русские - Вик, его сестра в исполнении Дарьи Екамасовой и привязавшийся к ним бруклинский хмырь - сливаются в экстазе с толпой темнокожих погромщиков. Этим витиеватым путем Михановский приводит героев к познанию, смирению, любви. Ну и что, что находят они это все не через созерцание, боль и меланхолию. Они - мигранты, то есть другие. У них иной путь, чем у белого мальчика из престижного колледжа или волосатых хиппарей на мотоциклах. Да и нужно им совсем другое - не love, peace и не взросление, а простой ответ на вопрос: «Кто я теперь?» (Иван Чувиляев, «Фонтанка»)

Сандэнс-2019: Give Me Liberty. Сандэнс - самый международный из американских фестивалей - особенно гордится своими неамериканскими фильмами, хотя и национальный конкурс тут такой обескураживающе крутой, что непонятно, как потом смотреть Берлинале. [...] В программу NEXT, где в прошлом году победил «Поиск», спродюсированный Бекмамбетовым, попал «Give Me Liberty» - следующий после «Дубровского» фильм Кирилла Михановского, на этот раз без литературной основы и Козловского (и даже без Петрова). На премьере отборщики благодарили создателей фильма за то, что они выбрали Сандэнс - за дебютные «Сны о рыбе» Михановский в 2016 получил премию на каннской Неделе Критики, так что, очевидно, мог и повыбирать. Впрочем, ... сложно представить себе более подходящий смотр: «Give Me Liberty» в равной степени говорит об американцах, инклюзивности и о свободе вообще. События «Give Me Liberty» умещаются в один день в уже родном для режиссера Милуоки, штат Висконсин. Вик (Крис Галуст), сын русских эмигрантов с лицом молодого ДиКаприо и совестью святого, работает водителем социального транспорта - доставляет пассажиров с ограниченными возможностями на работу и обратно домой. Не то чтобы Вик не умел говорить «нет» - но он беспрекословно помогает всем, за кого, как ему кажется, он в ответе - и выжившему из ума дедушке, и маме, которой непременно именно сегодня надо вынести из дома диван, и дюжине стариков, которые опаздывают на кладбище проститься с подругой. Дорога на кладбище пролегает по рабочему маршруту Вика, поэтому в одном микроавтобусе оказываются и старики-эмигранты, и мелкий, но артистичный аферист (Максим Стоянов), и инвалиды, и их босс - симпатичная бойкая афроамериканка в коляске с мечом наперевес - подарок жениху, к которому Вик уже давно ревнует. «Give Me Liberty» - посвящение не столько нашему человеку на чужбине или исключенным из общества маргиналам, сколько признание в любви семье как трогательному безумию, которое с возрастом крепчает, становясь лишь роднее. Дед Вика совсем выжил из ума: декламирует стихи, боксирует, при любом случае агрессивно готовит курицу, может и пожар устроить. Мама-пианистка, положившая жизнь на то, чтобы вырастить детей «приличными людьми», в итоге оказывается вовсе не маньяком-перфекционистом, а любящим родителем - уж как умеет, но всем сердцем. Танцы в центре занятости для инвалидов, домашний концерт у мамы Вика, «Догори, моя лучинушка» на поминках, хип-хоп на ужине у Трейси, уличные конфликты и протесты - Михановский, наследуя Кассаветису, явно дает актерам волю и лихо и с доброй усмешкой монтирует картины неловкой жизни, перебивая их то джамп-катами, то ч/б, то цифровым шумом. Этот однодневный роуд-трип по Милуоки изменит и Вика, и всех зрителей - если не растопит сердца, то по крайней мере насмешит. «Give Me Liberty» - редкая для Сандэнса (да и вообще для 2010-х) комедия характеров, а не положений -достоверные и узнаваемые, лишенные клише и карикатуры, эти герои разной степени аутсайдерства не объединяются, но им здорово удается оставаться собой в своей инаковости, неприспособленными людьми, дорожащими своими странностями - тут есть чему поучиться. (Юля Гулян, «Glukk»)

Американский инди-фильм русского происхождения. С 1 августа в прокате с успехом прошедшая на «Сандэнсе» и в Каннах трагикомедия Кирилла Михановского - про людей с особенностями, не самые удачные похороны и разрушение границ между народами. Кирилл Михановский к своему третьему (и, наверное, первому по-настоящему громкому) фильму подошел с двумя слишком непохожими друг на друга картинами. В 2006-м это была бразильская драма «Сны о рыбе», отмеченная в каннской «Неделе критики» призом Regards Jeune. А в 2014-м - чудовищный «Дубровский» в интерьерах современности с Данилой Козловским, отмеченный разве что провалом в прокате. В общем-то столь же противоречив и сам режиссер - он американец ... русского происхождения. И на этом межнациональном и часто встречающемся парадоксе построена его новая лента. Ее название для российского проката даже переводить не стали - «Гив ми либерти». «Нас приняла страна чужая...» - громко кричит дед, выполняя ряд гимнастических упражнений и параллельно пытаясь приготовить курицу довольно диким образом. День водителя социальной службы Вика (дебютант и непрофессиональный актер Крис Галуст) с самого утра не заладился: надо собрать деда на неожиданные похороны соседки Лили, успеть развезти целую группу людей с особенностями и как-то вписать в этот план перекрытые из-за митингов дороги и русскую диаспору, уговорившую Вика довезти их до кладбища. Помимо мужчины с аккордеоном и бойкой женщины-командира из все тех же русских, особую краску ситуации придает свалившийся на голову мнимый родственник Лили - эмигрант с душой нараспашку Дима (Максим Стоянов), который всеми силами пытается поладить с оказавшейся в этом треш-мобиле афроамериканкой Трейси (тоже дебютантка и неактриса Лорен 'Лоло' Спенсер). «Гив ми либерти» уже успели прозвать лиричной версией «Горько!». На первый взгляд, так оно и есть. На экране и штампы про русских (свадьбу заменили похороны и поминки), и абсолютно русский юмор, и довольно близкие к действительности образы. То есть все то, за что и полюбили фильм Жоры Крыжовникова. Но есть и два принципиальных различия: а) лента гораздо менее сюрреалистична (большинство ее событий наверняка имели место в биографии режиссера, который, по слухам, начинал так же, как Вик) и б) перед нами авторское, независимое американское кино. Картинка отчетливо напоминает проекты главного инди-лейбла А24, а хаотичный монтаж вкупе с умышленным расхождением со звуком рождает особый киноязык. Да и проблемы Михановский поднимает массовому кино чуждые - в центре внимания люди с ограниченными возможностями и вопрос расовых конфликтов. А за ними - и метафорическая демонстрация образа жизни современной Америки, - говоря словами героев, чужой страны, приютившей заблудившиеся народы. В этом ключе особый вес имеет в шутку (в каждой есть доля правды) рассказанная история Моисея, как мы помним, выведшего евреев из Египта. Условная предводительница русской диаспоры вскользь сравнивает библейского героя и его народ с чернокожими, неосознанно отсылая к негритянскому фольклору. А если одни эмигранты способны понять народное творчество тоже потерявших родину других, то и разницы особой между ними нет. Всем хочется хорошо и достойно жить. И быть свободными. Пусть и не на своей земле. Именно об этом «Гив ми либерти» Кирилла Михановского. (Дмитрий Барченков, «GQ»)

Счастье за бугром. Фильм Give me liberty Кирилла Михановского [...] вполне мог бы называться "Дай мне свободу", но прокатчики предпочли оставить "Гив ми либерти" именно в таком виде. Для тех, кто не знает английский, - загадочно, для тех, кто знает, - удивительно. И вот уж точно таким названием не докажешь, почему эту картину можно рекомендовать смотреть каждому, кто имеет отношение к нашей стране. Между тем так и есть. Мало того, что подобного "старичкового" роуд-муви в кино еще не было, все происходящее вызывает живейшую эмоциональную реакцию зрителя. Кирилла Михановского зрители знают по фильму "Дубровский" с Данилом Козловским, помнят и его работу ... "Сны о рыбе" 2006 года. Россиянин по происхождению, он переехал в Америку, где живет и работает сейчас. Без этого переезда новый фильм не состоялся бы. Главный герой картины - молодой человек, сын и внук российских эмигрантов (актер Крис Галуст) живет со своим дедом. Старичок еще ого-го какой: делает зарядку, гирей отбивает цыпленка-табака, пишет стихи к дням рождения и юбилеям. Работа его внука - развозить на "Амбулете", специально оборудованном "минивэне", людей с особенностями развития. Утром - по их учреждениям на встречи, а вечером привозить домой. Необычный день молодого соцработника, переходящий в такую же непредсказуемую ночь, и показан в фильме. У дедушки умирает подруга - Лиля, и он с горсткой старичков собирается на похороны. Однако транспорт за пожилыми людьми не приходит. И друзья деда взывают к совести его внука, который сажает их в "минивэн", чтобы подвезти на кладбище, по дороге не забывая развезти своих клиентов. Ко всей этой компании присоединяется еще и друг внука Дима. Он - Остап Бендер наших дней - аферист, который тут же представляется племянником усопшей Лили и никому его не удается вывести на чистую воду (в этой роли Максим Стоянов). Кроме того, что подобного "старичкового" роуд-муви в кино никогда еще не было, все происходящее вызывает живейшую эмоциональную реакцию зрителя, который не знает, плакать или смеяться. Например, мать - явно именно она была инициатором эмиграции - читает трагический монолог, обращенный к сыну, как она живет ради него, отказывает себе во всем, переезжает из страны в страну, терпит лишения... При этом жалеет 20 долларов на грузчика, вызвав сына с другого конца города посреди рабочего дня, чтобы он вытащил из ее квартиры тяжелый диван. У нее есть и дочь - сестру водителя "минивэна", на чью голову посыпались приключения, играет Дарья Екамасова. Роль у актрисы небольшая, но это тот случай, когда роль второго плана выходит на первый. В фильме "Гив ми либерти" смешно и грустно одновременно показана взрывная смесь отношений между старыми и молодыми, больными и здоровыми, родными и чужими, советскими и современными. В силу ряда обстоятельств - поломки, авария, забастовки, выяснение отношений - люди, которые никогда в жизни бы не встретились, вынуждены взаимодействовать и находить общий язык. Но значимость фильма в том, что, пожалуй, впервые в кино последних лет раскрывается тема того, как живут за границей эмигранты из России. А там, между прочим, сложилась целая русская культура, которая отличается от нашей. Когда наша молодежь тянулась к комиксам и знала голливудские фильмы лучше, чем русские, там изучали историю страны по рассказам бабушек и дедушек, уехавших из нее. Когда наши подростки разворачивались ко всему западному, их сверстники за границей - ко всему русскому. Кто и когда показывал в кино наших стариков, которые в эмиграции поют советские песни под аккордеон? Рассказывал об их проблемах с общением, здоровьем? Как бы ни хвалили зарубежную медицину и "детские садики" для пожилых, их есть за что критиковать. Впрочем, Кирилл Михановский не подтверждает, что фильм автобиографичен. Но в Каннах признался, что работа "очень личная, потому что в ней - часть меня, есть моменты из моей жизни и жизни других людей". (Сусанна Альперина, «RG.ру»)

Котельный крест. Эмигрантская лирика в комедии «Гив ми либерти». В центре проблемного афроамериканского квартала Милуоки группа престарелых русско-белорусско-еврейских иммигрантов душевно заводит под баян «Let My People Go». Чуть позже мать Вика (Крис Галуст), водителя социального автобуса для сирых и убогих с ограниченными возможностями, пианистка «третьей волны» эмиграции, будет рыдать над то ли вазой, то ли супницей, разбитой сыном. Боже ж ты мой, мы же ее с твоим покойным папой купили около дома Кафки! Ах, как там было хорошо! Мама, не плачь. Оглянись кругом. Это твой дом - дом Кафки. Но лучше уж такой дом, чем то, что творится на улице. ... А творится там американский бунт, бессмысленный и беспощадный. Так что мольба баяна «отпустить мой народ» невыносимо актуальна и столь же невыносимо бессмысленна и беспощадна. Боже упаси: «Гив ми либерти» - ни в коем случае не карикатура на иммигрантов из СССР или большую афроамериканскую семью, увиденную столь же иронично. Уличный рэп в исполнении ее младших и безнадежно бессмысленных отпрысков ничем не лучше и не хуже партизанской песни, выпеваемой-выкашливаемой пенсионерами над могилой «тети Лили из Западной Белоруссии». Неважно, что поют они на нищенском кладбище совсем не над той могилой. И тем более неважно, что о тете Лиле скорбящие вспоминают столь многословно и абстрактно, что закрадется сомнение: а была ли тетя. В этом царстве маразма скорее поверишь (точнее говоря, ухватишься за него как за мнимый островок рациональности) обаятельному жулику Диме (Максим Стоянов), выдающему себя за тети-Лилиного племянника. Стоянов, как и все другие непрофессионалы от Галуста до Лорен «Лоло» Спенсер, играющей стервозно-нежную афроамериканку с ограниченными возможностями Трейси, и распоследнего деда-маразматика великолепны. Диму опознает любой, кто сталкивался - а кто же не сталкивался - с подобными ему добряками-вралями-ворами, вынесенными за границу мусорным ветром 1990-х. Из-за одного такого Димы я, к слову, в первый же свой приезд в Париж прокуковал ночь в камере на знаменитой набережной Орсе. Кожаная куртка на грязной футболке, искренняя влюбчивость с первого взгляда, умение ввинтиться в любую компанию и столь же искренне задружиться с кем угодно, не упустив возможности запустить руку в чужой карман. И щедрость, и, если угодно, жертвенность, и азарт «стенки на стенку», для которой в городских гетто найдется свой простор. И неподдельная политическая корректность. Диме все равно, с кем пить на брудершафт, играть в бокс на видеоприставке или отчаянно отплясывать под «Rock Around The Clock»: с пускающим слюни инвалидом или, мягко говоря, монументальной афроамериканкой-охранницей. В этом смысле Дима - настоящий советский человек-интернационалист, в силу исторических обстоятельств пошедший кривой дорожкой. Но в том-то и проблема, что и Дима, и все до единого герои фильма всех цветов кожи по большому счету хорошие люди. Точнее говоря, просто люди как они есть, а не носители национальных стереотипов. Отзывчивые и бесчувственные. Склеротичные и памятливые. Невыносимые и несчастные. Вынужденные жить, хотя резонов жить той жизнью, которой они живут, просто нет. Вик - фанат винила. Коробка с дисками жалобно подпрыгивает на всех ухабах - хуже дорог, чем в Милуоки, на всем свете не сыскать - в его одиссее с толпой неадекватных пассажиров. Потом он продемонстрирует Трейси волшебное умение извлекать звук из пластинки при помощи деревяшки и иглы, вставленной в бумажный кулек. Да, диски от этого портятся. Да, хрен его разберешь, если эксперимент увенчается успехом, что там звучит: Карузо или Карузо, которого герою другого бородатого анекдота «напел Рабинович». Но не все ли равно. Игла царапает пластинку, а фильм - так, что с ходу и не сформулируешь, чем именно, - царапает зрительское восприятие. Проще всего сказать, что всех его фигурантов жалко. Но в нашей жалости они не нуждаются: какая же там жалость, если благодаря Михановскому они из персонажей пошлого водевиля жизни стали-таки героями. Героями хотя бы только фильма. (Михаил Трофименков, «Коммерсантъ»)

Русские и американцы пытаются понять друг друга по дороге на кладбище. Картина русского эмигранта и американского гражданина Кирилла Михановского попала и на «Сандэнс», и в каннский «Двухнедельник режиссеров», но никто не понял до конца, считать ли ее «нашей». Двойственность (для одних проблемную, для других плодотворную) генезиса фильма и его внутреннего устройства сполна отразило прокатное название в России: «Give me liberty» превратилось в «Гив ми либерти», вместо перевода - транскрипция. А если кто-то не поймет? Тем лучше: герои Михановского - эмигранты из России и СССР; многие из них - старики и инвалиды, они могли бы и не разобраться, о какой такой ... свободе речь. И что это вообще - пресловутая свобода? Они, живущие немеркнущими мифами своего прошлого и плохо понятыми, но интуитивно усвоенными правилами чужого мира, вряд ли дали бы ей определение. Зато способны ей жить и дышать без лишней рефлексии, и даже транслировать ее зрителю. Этот фильм, обманчиво путаный и хаотично витальный, - роуд-муви с подвохом. Главный герой, молодой и деловитый Вик (Крис Галуст - дебютант и актер-непрофессионал, как и большинство фигурантов), - социальный работник и водитель микроавтобуса, развозящий по разным адресам малоподвижных граждан. А заодно прихватывающий пеструю компанию русских, которым непременно нужно попасть на похороны подруги-ветеранки. Кладбище далеко, заказанный транспорт не прибыл, дороги перекрыты, и безотказный Вик приходит на помощь, делая невольными заложниками вояжа других своих клиентов - прежде всего прикованную к инвалидному креслу афроамериканку Трейси (Лорен Спенсер), которой пальца в рот не клади. Таким образом, дорога Вика и его паствы из отчего дома до погоста - редуцированный до одного фильма и одного дня жизненный путь. Петляющий, неверный, с невнятными остановками и туманным финальным пунктом. Кладбищем все не ограничивается - впереди по-русски бесконечные поминки. Как автобус Вика, фильм Михановского петляет и водит зрителя за нос, забалтывая и заставляя забыть, откуда и куда движется. Вместе с ним движется и дышит камера Уайатта Гарфилда. Похожа стратегия Димы (Максим Стоянов), еще одного колоритного персонажа - мошенника, сказавшегося племянником покойницы, который прибился к компании с невнятными, но явно не бескорыстными целями. Как ртуть, он вездесущ и, как вода, всепроникающ. Однако, в отличие от своего героя, режиссер «Гив ми либерти» не обманщик. Он честно отказывается венчать автобусную одиссею какой-либо моралью, делить своих пассажиров на агнцев и козлищ, играть в пророка. Единственный Моисей тут - заблудившийся Вик, и чтобы его поддержать, пестрая толпа из русских, евреев и чернокожих (все вместе и есть Америка) дружно горланит «Лет май пипл го». Тоже было бы подходящее название для фильма. К слову, песен здесь великое множество, это почти мюзикл. Забавно осознавать на этом фоне, что Вик вообще-то родом из музыкальной семьи, у него, если верить матери, способности и шанс начать карьеру в шоу-бизнесе. Но он - осознанный дауншифтер, находящий свободу в помощи другим. Неслучайно, конечно, и то, что он - эмигрант во втором поколении - по-русски уже не говорит, хотя все понимает. Поэтому Вик чуть ли не единственный из всех персонажей предпочитает не говорить, а слушать. В полифонии шумной картины его личная тихая мелодия сродни звучащей на финальных титрах песенке Bon Iver, непригодной для хорового исполнения, несуразно оптимистичной и светлой, как бы фолковой, но на самом деле неповторимо авторской. Проще всего заподозрить и даже обвинить «Гив ми либерти» в «клюкве» - ведь тут собраны все клише о русских эмигрантах в Штатах. Да только выглядят стереотипы настолько реалистично, почти документально, что внезапно понимаешь: то, что одним покажется клюквой, для других - единственный эквивалент стремительно теряющего смысл слова «родина». А держась за эту невидимую ценность - неказистую, как закрытая насмерть стеклянная банка с квашеной капустой, - ты вопреки логике признаешь, что в ней, возможно, и скрыт секрет счастья. (Антон Долин, «Meduza»)

Я узнал, что у меня есть огромная семья. Драма о российских эмигрантах, побывавшая в конкурсе «Сандэнса» и на Каннском кинофестивале. Вик - российский эмигрант, чьи родители когда-то переехали в США. Сейчас он работает в социальной службе водителем: развозит по делам людей, которые не в состоянии перемещаться сами. Работа, понятно, нервная и не очень хорошо оплачиваемая, но от помощи родственников Вик все равно отказывается. А хаос в его жизни тем временем готовится достигнуть пика - в один день к нему в машину напрашивается целая орава пожилых советских эмигрантов, которым позарез нужно успеть на кладбище. Этому не рады ни Вик, ни другие ... его пассажиры - особенно темнокожая инвалид Трейси, - но тут ничего не поделать, все уже пошло не по плану, и дальше будет только хуже. Поездка, как можно догадаться, предстоит веселая. «Гив ми либерти» - третья работа Кирилла Михановского, режиссера с очень интересной международной судьбой. Свой дебют эмигрант Михановский снимал, внезапно, в Бразилии, для второй картины еще внезапнее вернулся на родину (ради, ни за что не поверите, «Дубровского»), и только теперь, за 13 лет в кинематографе так и не обретя толком режиссерское «я», наконец решил эксплуатировать свой космополитизм. Его «Гив ми либерти» - как нам намекает название, где вместо перевода абсолютно справедливо оставили транслит, - кино подчеркнуто эмигрантское, чужое среди своих, свое среди чужих, такие русские «Синонимы», где французский эпатаж сменила эстетика околосандэнсовского инди. А израильские политические проблемы - вакхический «русский дух», способный внести хаос даже в столь знакомый экранный мир американского пригорода. Фильм Михановского берет классическую проблему обретения себя на чужой земле, но выводит ее из тесных стенок черепной коробки героя в пространство «над». Мало того, что сама история Вика, по словам режиссера, автобиографична, его антропологический конфликт прямо отражается в конфликте языковом (герои вечно и невпопад переходят с английского на русский, рождая порой удивительные фразы) и эклектичном нагромождении стилей, в котором с одинаковым успехом существуют пижонские пленочные засветы и холодные интерьеры типичной русской драмы™. В этом контрасте - иногда, к слову, уж слишком Михановским форсированном - особые черты национальных кинематографий выделяются еще сильнее, а некоторые вдруг складываются в неожиданные рифмы: кто бы мог подумать, например, что между меланхоличным американским мамблкором и стробоскопическим угаром Жоры Крыжовникова не так уж мало общего. Магистральный сюжет первой половины «Гив ми либерти», где пожилые мигранты безуспешно пытаются добраться до кладбища, вообще напоминает доброго брата-близнеца второго «Горько!»: аккордеоны, байки, песни, та же квазидокументальная съемка, тот же эпилептический монтаж с джамп-катами каждые полсекунды, есть даже хаотично-нейтральный боксер Дима, почти что местный Александр Паль. Но, в отличие от пустой тяги Крыжовникова к бытовому «реализму» русского праздника, этот своеобразный колорит Михановский помещает в не очень подходящее ему пространство - его работа как режиссера не столько реконструктивная, сколько исследовательская. На своем импровизированном Ноевом ковчеге - белом фургоне для перевозки людей с инвалидностями - он собирает калейдоскоп болезней, душевных и физических, и смотрит, как в этом первичном бульоне из травм рождаются новые смыслы. Как в этом грохочущем, спотыкающемся об каждую кочку и в целом не очень стабильном мире люди пытаются найти твердую почву, что-то ощутимое физически, как виниловые пластинки Вика, которые тот с таким энтузиазмом собирает. И в какой-то момент, к сожалению, Михановский слишком увлекается. «Гив ми либерти», фильм очень сам по себе живой, попросту перестает дышать и безмолвно засматривается на все эти болезни и неровности, считая, видимо, что они сами все скажут за себя. Когда ближе к финалу фильм неумолимо переходит от общего к частному, у него вдруг сдает всякое чувство ритма, в интересном портрете не находится интересной истории, а пижонство берет верх над витальностью. Это не фатальное, но очень грустное заключение: «Гив ми либерти» - очередной хороший фильм, которому не хватает хорошего финала. Но даже так есть в нем что-то такое, что его главный герой задумчиво назвал бы certain quality. А лучше тут, в принципе, и не скажешь. 7/10. (Ефим Гугнин, «Film.ру»)

Комедия поражений. [...] Американская лирическая инди-комедия, снятая русским иммигрантом в Милуоки и неуловимо напоминающая оттепельное советское кино. Сумбурный день из жизни Вика, молодого американца из семьи русских иммигрантов. Он водит микроавтобус, развозя по разным делам людей с ограниченными возможностями, и постоянно опаздывает. Вокруг него все время какая-то суматоха: то его почти выживший из ума дед берется готовить курицу, и Вику приходится спасать квартиру от пожара, то местные старушки и старички требуют, чтобы их немедленно отвезли на похороны подруги, то улицы Милуоки оказываются перекрыты из-за беспорядков, то девушка с болезнью БАС забывает дома меч. Вик должен все это как-то разрулить, выслушать ... болтунов, отвезти всех страждущих на конкурс, на интервью, на свидание, на кладбище - а еще ему надо заехать к маме и выкинуть диван, а еще в его микроавтобус непонятно как попадает веселый русский аферист, а еще у кого-то из старичков оказывается с собой баян, поэтому все поют. Все это могло бы стать просто набором гэгов, проходной иммигрантской комедией, если бы не умение режиссера Кирилла Михановского и сценаристки Элис Остен видеть людей и чутко следить за реакциями героев, а не предугадывать их и не подсказывать персонажам, как они должны бы себя вести. В итоге получилась сумбурная, задыхающаяся, ни секунды не сентиментальная комедия, принципиально не желающая развлекать и развлекаться. Примерно так выглядит вечер накануне похмелья - все песни спеты, все возможности сохранить лицо упущены, все слишком затянулось, и вот-вот начнется то ли драка, то ли долгий разговор о смысле жизни. «Гив ми либерти» - американский внук старых советских фильмов: горьких грузинских комедий, прошедших июльских дождей, постаревших провинциальных карнавалов. Кирилл Михановский иммигрировал в Америку подростком, жил в Милуоки, перепробовал много профессий, в частности водил минивэн для перевозки инвалидов. Свой первый фильм «Сны о рыбе» он снимал в Бразилии, и эта драма в духе какого-то отстраненного, свободного, сновидческого - но не магического - реализма получила на Каннском фестивале приз Regard Jeune, став победителем программы «Неделя критики». После сериала «Дубровский», снятого в соавторстве с Александром Вартановым, Михановский решил сделать фильм о городе своей американской мечты. Часть средств на «Гив ми либерти» были собраны при помощи краудфандинга, и в начале работы проект казался по описанию чем-то средним между «Братом-2» и научпопом об умирающих городах: там были наркотики, русская мафия и сюжет о городе-призраке. Вся эта жанровая муть в результате ушла, уступив место реальности, балансирующей на грани фарса, снятой в сыром и неотразимом инди-стиле (девиз, заявленный авторами: «Сначала снимать, потом думать»). И все же Милуоки - полноправный, а может быть, и главный герой «Гив ми либерти». Эти пустынные улицы, эти злые трущобы, эта холодная кладбищенская глина, эти коридоры в дешевых многоквартирных домах - все напоминает локации компьютерной стрелялки. В Милуоки самый высокий уровень расовой сегрегации и самый высокий процент пьянства во всей Америке. Этот город - персонаж столь же маргинальный, как и другие герои фильма: колясочник, чернокожий мужик в ушанке, русский проходимец или еврейская бабушка, похожая на Маргариту Палну из «Покровских ворот». Самое неожиданное режиссерское и человеческое решение Михановского - уравнять их всех, сделать русского иммигранта равным инвалиду-колясочнику, отнестись к неудачнику точно так же, как к старику с Альцгеймером. Все они здесь - одинаково неместные, неуместные. Люди с ограниченными возможностями. Все как-то справляются со своей жизнью, и поэтому одинаково достойны любви и уважения. И в этом нет никакого пафоса. Зато есть фирменный отстраненный реализм Михановского, непредвзятое отношение к героям, уважение к зрителю, много водки, какая-то закуска. Профессиональные и непрофессиональные актеры перемешаны в кадре, как и сюжеты - реальные и выдуманные. И это тоже добавляет фильму достоверности. Вроде бы невозможно поверить в парад поющих старушек, в конкурс инвалидов, в монолог афериста в исполнении Максима Стоянова («Комбинат "Надежда"», «Нелюбовь»), в порочную красоту Вика (дебютант Крис Галуст и внешне, и по своей сдержанной внутренней силе похож на молодого ДиКаприо). Но режиссер и не предлагает верить - он предлагает просто покататься на минивэне. Ощутить нерв Милуоки, спеть пару песен, похоронить пару человек, повсюду опоздать, подраться, обидеться, влюбиться, поговорить о смысле жизни. Выдохнуть в конце дня. (Ксения Рождественская, «Коммерсантъ Weekend»)

Заблудившийся фургон. Кирилл Михановский в картине «Гив ми либерти» показал всего лишь один день из жизни русского эмигранта в Висконсине. Но какой! У Вика не бывает простых дней, но этот уж совсем сумасшедший. Он водит фургон, который каждое утро доставляет людей с ограниченными возможностями до Центра Эйзенхауэра, где им, выброшенным, казалось бы, на обочину жизни, дают второй шанс. Здесь они работают, общаются и даже участвуют в разного рода самодеятельности (например, в показанный Михановским день одна из подопечных Вика будет петь вечную композицию Rock Around the Clock). Дело происходит в Висконсине, а именно в Милуоки, где холодно, как в «проклятой Сибири». ... Вик - эмигрант из России. Его мама преподает музыку и старается каждую лишнюю копейку отложить детям. Есть и беременная сестра, которая буквально пару месяцев назад овдовела. Но живет молодой русский американец с дедушкой, который страдает деменцией и все время рвется что-то приготовить, отчего страдает в основном кухня. Главному герою и так хватает забот, но ко всему прочему в городе начались протесты афроамериканского населения, так что часть дорог перекрыта. Водитель фургона всюду опаздывает, бедам его нет конца. Дед вместе с другими выходцами из бывшего СССР (всем им под 70) должен был отправиться на похороны недавно почившей подруги Лили, однако автобус за пенсионерами не приехал. Зато в гости к своей тете Лиле (так утверждает сам племянник) наведывается Дима - бывший боксер, тоже эмигрант, ныне проживающий в Бруклине. Теперь Вик вынужден разрываться между опаздывающими по своим делам людьми с ограниченными возможностями и стариками, рвущимися на кладбище, чтобы похоронить со всеми полагающимися почестями безвременно почившую подругу. Им всем нашлось место в Ноевом ковчеге для слабых и обездоленных. Такого искреннего и многомерного фильма о русской эмиграции в Штатах, пожалуй, еще не снимали. Кирилл Михановский, родившийся в Москве и в юности переехавший с родителями в США, возможно, как никто другой подходит на роль летописца такого небольшого, но интересного сообщества. Режиссер и сам жил в Милуоки, поэтому с фактурой для картины он прекрасно знаком. «Гив ми либерти» - кино о меньшинствах, крошечных сообществах, о тех, о ком вообще не принято снимать художественное кино. Здесь же других героев нет. Протестующие афроамериканцы, люди с самыми разными физическими ограничениями, эмигранты, банально не знающие языки, - в картине Михановского всем им дают голос и возможность выговориться. Все они немного чужаки и изгои. При этом постановщику удается обойтись без эмоциональных манипуляций и какой-либо дидактики. Только смесь комического и трагического. Ведь в реальной жизни между ними нет никакого строгого разделения. Страшное и смешное идут рука об руку. Песни на кладбище, танцы в инвалидной коляске, поминки - все в одном флаконе. Из-за того, что действие картины умещается в один день, концентрация безумия и трагифарса достигает опасных значений. Фургон, который ведет Вик, - эпицентр вихря, в котором оказываются все, кто попадается им навстречу. Чтобы противостоять неприветливому внешнему миру, таким маленьким общинам как выходцы из бывшего СССР в Милуоки не остается ничего другого, кроме как объединяться. Тогда горе соседа станет твоим горем, а, если беда пришла к тебе, сосед в свою очередь тебя выручит. Похороны Лили так близко к сердцу принимаются пожилыми людьми, поскольку их здесь, на чужбине, мало, а потому они еще теснее жмутся друг к другу. Язык - то, что связывает людей. Особенно это отчетливо заметно на примере переселенцев. Вик - представитель младшего из трех поколений эмигрантов - наиболее адаптирован к новой стране. Родным языком он пользуется только в крайних случаях: в минуты гнева, отчаяния и радости. Возможно, его дети уже перестанут говорить на русском вовсе, тогда произойдет полная ассимиляция, но и умрут корни. Почти все актеры в фильме - непрофессионалы (за исключением Максима Стоянова и Дарьи Екамасовой), в том числе и люди с ограниченными возможностями. Камера очень подвижна, что лишь добавляет скорости действию. Сочетание крупных планов и аутентичности героев привносит в художественное кино документальность и уменьшает дистанцию между персонажами и зрителем. Ближе к финалу картина немного снижает темп, захлебываясь собственным ураганным ритмом. Героев слишком много, все они чересчур громкие, буйные и неудержимые. Тема повествования расплывается, а экранное время ограничено. Все-таки так мало фильмов честно и без прикрас смотрит на русских! Ведь что в России, что в Америке они остаются собой. Пусть даже медленно, но верно эволюционируют, прощаясь с Родиной, все равно их душа просит свободы. (Максим Ершов, «CinemaFlood»)

Гуманистичный фарс про "лишних" людей. Социальная драмеди (смешение драмы и комедии) Михановского рассказывает об одном дне из жизни Вика (Крис Галуст), 25-летнего водителя социального такси, которое развозит жителей с ограниченными возможностями городка Милуоки, штат Висконсин, по их повседневным делам. День этот не задается с самого начала: Вику надо на работу, его дедушке - на кладбище, провожать его подругу Лилю в последний путь, но вместо этого он решает пожарить курицу. Парень пытается одновременно его утихомирить и уйти по своим делам. Постепенно он собирает в такси своих клиентов: недовольного мужчину, страдающего от лишнего веса; женщину, помешанную на Элвисе Пресли; и неожиданно для ... самого себя - целую компанию своих русскоязычных соседей, которые, как и его дедушка, никак не могут добраться до кладбища. К ним присоединяется чернокожая клиентка Трейси в инвалидном кресле, явно недовольная опозданием Вика и собравшейся компанией. Они вместе колесят по серым улицам Милуоки, перекрытым из-за протеста, везде опаздывая и надеясь попасть хоть куда-нибудь. Все это умещается в первые полчаса фильма, которые буквально забиты хорошо упорядоченным хаосом: люди, атакующие сосредоточенного Вика, кричат, смеются, поют, рассказывают истории, ругаются, машина трясется на неровных дорогах и практически не тормозит на поворотах. За одним ненастьем сразу же следует другое, фарс разворачивается стремительно, чтобы ненадолго остановиться, оглядеться и побежать снова. Режиссер знает об этой среде не понаслышке - эмигрировав в США, он когда-то сам работал водителем такого фургона, так что картина снята в стиле этакого эмигрантского синема верите: трясущуюся камеру Уайатта Гарфилда вертит из стороны в сторону, одни разговоры перемежаются другими, резкие склейки чувствуются, как пощечина. Сначала "Гив ми либерти" напоминает взбесившийся фильм "Смерть господина Лазареску" Кристи Пую. Только если румын долго, упорно и методично ведет нас через бездушную и ужасающую рутину, Михановский забрасывает нас в сочащийся жизнью повседневный хаос, постепенно сводя с ума. По первой героям сложно сопереживать, хочется, чтобы все наконец-то успокоились и замолчали. Они похожи на энергетических вампиров, которые используют бедного мягкосердечного Вика, чтобы достичь своих целей. Им помыкают примерно все встречающиеся на его пути персонажи, а из водителя фургона он превращается в сиделку, психолога и помощника по дому. Но постепенно герои начинают прислушиваться и сочувствовать друг другу, за ними подтягивается и зритель, и через абсурд происходящего начинает пробиваться человечность. Так, Трейси (Лорен "Лоло" Спенсер) поддается обаянию Димы (Максим Стоянов), приехавшего в гости к тетке, а в итоге попавшего на ее похороны, потом под его же обаяние попала женщина-охранник, которая пустила всю разношерстную компанию на поминки. Их сложно в этом винить, так как своенравной толпе русских эмигрантов проще подчиниться, чем противостоять. Они выглядят как люди из 90-х, вклеенные в ландшафты современной Америки, поэтому ничего не понимающие американцы рядом с ними смотрятся диковато. Но не проходит много времени, прежде чем последние так же естественно вписываются в интерьеры с советским сервантом и столом с неизбежным оливье и хрустальными рюмками. Мы все очень разные, но действительно ли между нами так уж много различий? У тебя тату - у меня тату, тебе разбили сердце - мне тоже. Границы и преграды, которые строит между героями общество, и они сами, не выдерживают, когда кто-то оказывается в беде. В конце концов, человеку может помочь только человек и весь фильм в каждой своей сцене постоянно это доказывает. Своеобразной метафорой этого служит банка с неидентифицируемыми соленьями, которую Дима находит в одной из квартир и утаскивает с собой. Ему никак не удается ее открыть, и только когда к процессу подключается сестра Вика, крышка поддается. Когда народные песни в кадре сменяются музыкой "Бон Ивер", окончательно становится понятно, что, несмотря на славянский колорит, это настоящее американское независимое кино (какую инди-драму можно представить без слезливых меланхоличных песен местных бардов?). И это американское инди перемешивается с восточноевропейской хтонью, формируя оригинальный режиссерский стиль Михановского. "Гив ми либерти" где-то неуклюжий, где-то непоследовательный, перескакивает с сюжета на сюжет, оставляя какие-то из них нераскрытыми. Режиссер хотел сказать очень много и сразу, но современную Америку даже в таком миниатюрном формате, который был представлен в фильме, с одного замаха охватить невозможно. Картина получилась эмоциональной, сентиментальной, неразборчивой, где-то нелепой, где-то мудрой и очень гуманистичной, которая показывает нам, что в борьбе за свободу главное - не потерять самих себя. (Тамара Ходова, «ТАСС»)

Один из лучших фильмов лета, безумная одиссея потомка русских эмигрантов по маргинальному американскому городу. «Когда я был в твоем возрасте, у меня было много амбиций. Почему их нет у тебя?» Этот вопрос главному герою Вику (Крис Галуст) задает чернокожий мужчина, прикованный к постели. Вик, выходец из семьи русских эмигрантов, работает в компании, которая занимается транспортировкой людей с ограниченными возможностями. Очередное утро выдалось для него тяжелым. Родной дед пытался приготовить курицу, но вместо этого чуть не спалил квартиру, престарелые соседи потребовали доставить их на похороны скончавшейся подруги, невесть откуда взявшийся племянник усопшей (Максим Стоянов) навязался за компанию - так микроавтобус Вика, ... помимо обычных малоподвижных клиентов, наполнился горланящей толпой, в которой всем надо срочно куда-то успеть. А дороги в городе Милуоки перекрыты из-за протестов, и начальник по рации сердито вопит: «Вик, где, черт возьми, тебя носит?» У картины Кирилла Михановского, на первый взгляд, еще меньше амбиций, чем у главного героя. «Гив ми либерти» - камерный авторский проект, снятый в кратчайшие сроки за копейки - проходит по разряду эмигрантских комедий, в которых юмор чаще всего высекается за счет лобового столкновения двух совершенно разных жизненных укладов - того, что был ввезен на новую родину со старой, и местного, непривычного. Однако данное прокатчиками определение «американский фильм с русской душой», при всей своей хлесткости, не очень точное, да и с жанром тут все намного сложнее: это и не совсем комедия, и не совсем эмигрантская, и даже не совсем про русских. Душа у фильма на самом деле такая огромная, что вмещает в себя персонажей совершенно разного происхождения и цвета кожи, а скорость, которую «Гив ми либерти» берет еще на старте, больше соответствует не потрепанному микроавтобусу, а гоночному болиду. Это кино невероятного драйва, сильнейшего эмоционального заряда и мощнейшей харизмы, которой невозможно противостоять; чистый бриллиант в списке летних премьер. Режиссер Кирилл Михановский в США переехал подростком, образование получил в киношколе в Нью-Йорке и, конечно, отлично знаком с традициями американского независимого кинематографа, который, в противовес Голливуду, часто ищет вдохновения в людях, оставшихся на обочине мира, жизни и истории. Одиссея маленького человека, чей путь лежит из подворотни, обшарпанной квартирки или обветшавшего трейлера прямиком на кладбище, - любимый сюжет заокеанских инди-фильмов. В «Гив ми либерти» зритель имеет дело не только с маргинальными героями, но и с маргинальной географией. Действие происходит в Милуоки, городе с не самой благополучной социальной средой. В американском кино у него даже нет собственного узнаваемого лица, в отличие от Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско или соседнего Чикаго, - просто потому, что снимать здесь экономически невыгодно, климат не радует (в фильме за окнами микроавтобуса - серая бесснежная зима), да и «красивого» в общепринятом смысле не так уж много. Это особое мастерство - создать свою мифологию там, где ее не было, увидеть прекрасное там, где большинство видит лишь уродство, наполнить новыми смыслами то, что другим кажется ерундой. Картина Михановского, с одной стороны, абсолютно правдива в том значении, которое обычно вкладывают в документальное кино. Интонации, реплики, жесты, акценты - все как будто случайно подсмотренное, а не сконструированное хорошим сценарием. Даже уморительная сцена с советскими бабушками, хором запевающими под баян «Let my people go», не кажется карикатурным перегибом. С другой стороны, разрозненные фрагменты хаотичной реальности невозможно так бесшовно соединить между собой без внушительных запасов таланта и любви. Русские маргиналы соседствуют с афроамериканскими, старики - с молодежью, реальные люди в инвалидных креслах - с реальными людьми без них. Профессиональные актеры Максим Стоянов и Дарья Екамасова играют бок о бок с непрофессионалами, и граница между ними полностью стирается: чудом найденный дебютант Крис Галуст, электрик из Бруклина, похож на помесь молодого Леонардо ДиКаприо с Джеймсом Дином и по мощному присутствию в кадре догоняет обоих. В отличие от документального кино, между авторами и персонажами нет никакой дистанции: создатели фильма насмерть влюблены в своих героев - и легко заряжают зрителей тем же чувством. Картина, которая начиналась как зарисовка из жизни не забывших родину эмигрантов, в финале выруливает к евангельским заповедям и утверждению, что все люди - братья. Прокатить публику по такому смысловому маршруту с ветерком, не дать ей заскучать или сойти где-то по дороге - задача не просто амбициозная, а практически невыполнимая. «Гив ми либерти» с ней справляется и доставляет четко к месту назначения, но выходить из этого транспорта уже совсем не хочется - так бы ехать и ехать. Можно даже вечно. (Ксения Реутова, «Киноафиша»)

Искупая жертву. Фильм о жизни постсоветских эмигрантов за океаном, меланхолии американской глубинки и одной очень насыщенной поездке на похороны. ЧТО ПРОИСХОДИТ. У 25-летнего соцработника Вика (Крис Галуст) много хлопот с самого утра. Он должен разбудить и одеть страдающего деменцией деда, отвезти соседа-инвалида до ближайшего кафе на завтрак, а после вернуться домой, чтобы потушить едва не разгоревшийся пожар на кухне. Деду нужно успеть на похороны подруги Лилии, жившей в соседнем «апартмэнте». Вик - водитель минивэна, поэтому друзья новопреставленной, не дождавшись такси до кладбища, просят их подбросить. Шофер пытается убедить стариков, что не может сорваться на кладбище посреди рабочего дня, но для ... соотечественников есть вещи поважнее расписания. «Виктор, надо», - с чувством отчеканивает дед. И вот Вик уже везет скорбящих стариков на своем авто, по дороге забирая подопечных маломобильных граждан. Он страшно опаздывает на все заказы, при этом уверяет своего супервайзера, что находится уже буквально за поворотом. Мчится, мчится «русская тройка» по дорогам Милуоки, по пути заезжая то домой к матери Вика, то на поминки, то на стихийный митинг, кстати, жестко подавляемый полицией. Помимо пенсионеров, не хвост Вику садится аферист Дима (Максим Стоянов) - искатель счастья, недавно приехавший в Америку, с чьим появлением фильм приобретает динамику, благодаря которой его и хочется досмотреть до конца. ПРЕДЫСТОРИЯ. Кирилл Михановский уехал с семьей в США в возрасте 18 лет. В Нью-Йоркской Film School он учился у эмигрировавшего из СССР режиссера Бориса Фрумина, и «Гив ми либерти» можно воспринимать в том числе как оммаж картине учителя «Черное и белое» (1991) - одному из первых и едва ли не самых ярких образчиков «эмигрантского кино» того времени. «Черное и белое» - рассказ о русской девушке, покинувшей треснувшую по швам советскую империю и приехавшую покорять Нью-Йорк без гроша в кармане. «Гив ми либерти» - рассказ о том, как сложилась судьба детей тех самых покорителей Америки девяностых. Фильм сняли всего за 24 дня в Висконсине - провинциальном штате, где даже не предусмотрено субсидий для киношников. Михановский поставил перед собой амбициозную задачу представить Милуоки (крупнейший город штата) киногеничным и передающим дух кондовой Америки. И, похоже, с задачей справился. Он эмпирик и считает, что режиссеры должны снимать только о том, что хорошо знают: фильм не автобиографичен, но режиссер действительно около года работал водителем-соцработником. ЧТО ПОЛУЧИЛОСЬ. Увлекательное сюрреалистичное роуд-муви с достаточно слабым сценарием. Хайлайт фильма и ценная находка Михановского - харизматичный актер Максим Стоянов. Он играет персонажа-трикстера Диму, современную версию Остапа Бендера. Только если сын лейтенанта Шмидта охотился за бриллиантами мадам Петуховой, то «племянник Лилии по отцу» - за американской мечтой. Главный герой Вик по-американски деловит, но по-русски безотказен. Его мать, подрабатывающая концертмейстером, наградила сынка не только синим американским паспортом, но и завышенными ожиданиями. Беженцев четвертой волны отличает «искупительное» мировоззрение: ради того, чтобы их дети жили «в нормальной стране», им в свое время пришлось натерпеться, сменив квалифицированную работу на поденщину. Их дети должны сделать что-то великое - читай, искупить жертву. Михановскому удалось точно и с большой любовью запечатлеть таких вот сумасшедших, странных, трогательных постсоветских эмигрантов: чего стоит одно только исполнение в микроавтобусе песни «Лет май пипл гоу» с последующим комментарием от женщины с командирским голосом - «песня на библейские мотивы, актуальная для всех». НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО. «Гив ми либерти» - настолько же препарация актуальных проблем американского общества (безработица, порочный круг бедности, экономическая сегрегация), насколько и размышления о незавидной доле переселенца: выбраться из России, чтобы снова окунуться в мир Достоевского - это сознательный выбор или принцип «от себя не уйдешь» в действии? У каждого будет свой ответ на этот вопрос, но песня, которая звучит в начале фильма, называется It serves you right to suffer («Страдание тебе на пользу»). ЛУЧШАЯ СЦЕНА. Исполнение русскими пенсионерами песни белорусских партизан «Лесная» - на кладбище. Правда, стоило только войти в раж, как выяснилось, что в могилу закопали другого ветерана. Где еще можно встретить такие макабрические детали? - разве что только в книжках Алексея Сальникова, автора «Петровых в гриппе». СМОТРЕТЬ, ЕСЛИ ПОНРАВИЛОСЬ: «Синонимы» - история израильтянина в Париже, который, в отличие от Вика, пытается забыть свою родину и дистанцироваться от родственников; обладатель «Золотого медведя» Берлинале; «Головой об стену» - фильм Фатиха Акина о жизни эмигрировавших в Германию турок; обладатель «Золотого медведя» Берлинале; «Москва на Гудзоне» - американский взгляд на русских в США, где бородатый Робин Уильямс - сбежавший из СССР саксофонист Володя Иванов. (Анна Филиппова, «КиноРепортер»)

За нашу и вашу свободу. Проникновенная драма, снятая режиссером из России в США. «Ну где ты там, Вик?» - невольно почти цитируя братьев Коэн, бурчит по рации мужской голос оператора. Виктор (Крис Галуст), по-американски сокращенный до трех букв, - сын мигрантов из России, трудящийся на медицинском транспорте: развозит людей с инвалидностью на работу, в специализированные заведения или, например, на конкурс певческих талантов. Постоянно опаздывает, курит одну за одной, никому не может отказать, поэтому у него за спиной не только Трейси (Лорен Спенсер) в кресле-каталке и прочие клиенты, но и орава русскоговорящих родственников и просто знакомцев, которые торопятся на похороны подруги. ... Играет баян, тетушки причитают и поют, город перекрыли из-за народных волнений (полицейский произвол взбудоражил афроамериканскую диаспору), кладбище неблизко, а еще холодно и все плохо. «Буду через десять минут», - как мантру повторяет паренек, надеясь, что можно успеть все. Всем помочь, всех довести и никого не подвести, а также не лишиться работы - и вообще как-то выжить в Висконсине, где зимняя прохладца создает легкое кладбищенское настроение вне зависимости от вида за окном. Шутки-шутками, но «Гив ми либерти» и правда мог бы называться «О, где же ты, брат?», как ироничная музыкальная комедия братьев Коэн по мотивам «Одиссеи» - разудалый трип трех беглых каторжников по весям США. Все люди здесь будто братья: и несчастный Вик, и его бойкий дед, в пионерском беспамятстве старости норовящий покалечить себя или сжечь дом, и отчетливый авантюрист Дима (Максим Стоянов), нарисовавшийся в толпе родственников, и Трейси, которой в определенный момент приходится вытаскивать из тюрьмы брата-рэпера, оказавшегося на демонстрации за права афроамериканцев, и пассажиры медицинской маршрутки, которым приходится по 15 минут заходить и выходить в транспорт. Второй фильм Кирилла Михановского - родившегося в России, переехавшего с родителями в США, а теперь живущего во Франции - тепло приняли на фестивале Sundance, и это немудрено: у «Гив ми либерти» явно большое сердце, при том что сюжет напоминает отчаянный забег по вечной зиме (правда, по-американски щадящей). Хотя плохо отапливаемая тотальная коммуналка Висконсина и играет в кадре важную роль, прописка здесь не принципиальна. Фильм Михановского поначалу напоминает не столько американское инди (первая ассоциация - «Хорошее время», где неоновый Роберт Паттинсон бежал от закона и себя по ночному Нью-Йорку), сколько бытовые румынские драмы, подбирающие ключик к некоему экзистенциальному переживанию. «Гив ми либерти», если продолжать перечень эффектных одиссей, напоминает «Смерть господина Лазареску» Кристи Пую. Даже первая половина завязана вокруг похорон: в кадре звучат строгие командирские голоса пожилых тетушек с узнаваемыми на постсоветском пространстве интонациями и выражениями (три четверти лиц в кадре - непрофессиональные актеры). В середине Михановский врывается на хрупкую территорию Джеймса Грэя - сына мигрантов из Украины, снявшего не лишенную «русской души» криминальную драму «Маленькая Одесса» и выдающийся фильм о сердечном тепле и одиночестве «Любовники». Такие неловкие и невезучие герои фильма тут обретают одновременно ранимость и мозоли гнева: Дима, не расстающийся с банкой квашенной капусты, которую он никак не может открыть, влюбляется в сестру Вика (небольшая, но очень выразительная роль Дарьи Екамасовой), которая переживает смерть мужа; сам Вик начинает злиться на обстоятельства и откровенную наглость нового знакомца. В заключительной трети «Гив ми либерти» все-таки оказывается в районе «типичной сандэновщины»: в кадр врывается разозленная толпа, изображение становится монохромным, персонажи испытывают гнев и единение. Так любят заканчивать аккуратные драмы про социальную несправедливость - от «Станции «Фрутвейл» Райана Куглера, который теперь снимает супергеройскую «Черную пантеру», до дуалистической драмы о расизме «Что ты будешь делать, когда мир в огне?». Этого, впрочем, стоило ожидать с эпиграфа: фильм начинается сценой, как Вика поучает афроамериканец, который уже не может ходить и атрофированными конечностями еле-еле может управляться с сигаретой. «Как бы ни было тяжело, жизнь заслуживает того, чтобы быть прожитой», - сообщает он в житейском монологе. Цедя «буду через десять минут», сжимая зубы и поглядывая в зеркало заднего вида, Вик об этом, кажется, не забывает. И все же фильм Михановского сложнее, энергичнее и по-хорошему добрее: режиссер и драматург Элис Остин, с которой они писали сценарий, всматриваются в лица людей с искренним интересом и симпатией. Оттого те выглядят словно голые и смешные: голые - потому что не заштукатурены плоскими ролями, смешные - потому что человек уморителен по своей природе, а в смятении - так и вдвойне. Впрочем, комедийность и драйв - не ключевые характеристики «Гив ми либерти». Как и «Сьераневада» того же Пую - великий фильм про сороковины и накопившиеся семейные и исторические беды, быстро переговоренные за общим столом, - лента Михановского оставляет эффект прожитого момента, который по кусочкам, по репликам и по ситуациям в жизни зрителя уже случался. Как бы прямолинейно ни смотрелся финальный фейерверк, все-таки умение передать полифонию человеческих бесед и карусель эмоций трудного дня - дорого стоит. (Алексей Филиппов, «Кино-Театр.ру»)

На фестивале «Сандэнс» показали «Дайте мне свободу» - фильм о русских иммигрантах в США, с угоном автобуса и баяном. На американском кинофестивале «Сандэнс» в этом году нет российских фильмов, но есть один фильм о русских. Он называется «Дайте мне свободу» (Give Me Liberty) и повествует о жизни русской диаспоры - и не только - в штате Висконсин в наши дни. По просьбе «Медузы» кинокритик Егор Москвитин рассказывает, как картина молодого режиссера Кирилла Михановского о маленьком сообществе российских иммигрантов оборачивается историей обо всей современной Америке. В программу Next на «Сандэнсе» попадают фильмы без звезд в кадре и за кадром. Год назад ... в этой секции показали «Поиск» - скринлайф-триллер [1], придуманный Тимуром Бекмамбетовым и снятый его молодым голливудским протеже Анишем Чаганти; он в итоге получил приз зрительских симпатий. Кирилл Михановский, режиссер фильма «Дайте мне свободу», показанного в секции Next в этом году, мало кому известен за пределами профессионального сообщества, но его послужной список очень интересен. Дебютный игровой фильм Михановского «Сны о рыбе» показывали и награждали в Каннах в рамках Недели критики в 2006 году. А в 2014-м он вместе с Александром Вартановым снял картину «Дубровский» с Данилой Козловским в главной роли. Из адаптации Пушкина для канала НТВ вдруг получилось кино, в главном герое которого кто-то разглядел Алексея Навального, а кто-то - «приморских партизан». Теперь Кирилл Михановский живет в Висконсине и снимает кино про русских иммигрантов - но не только как про замкнутое сообщество, а еще и как про один из многих фрагментов большого американского пазла. Представляя его фильм, отборщик программы Next произнес ожидаемую речь о расколотом напополам мире - и о том, что только маленькие сообщества могут остановить дальнейший распад. «Дайте мне свободу» - кино сразу о нескольких таких сообществах и изгоях, которые есть в каждом из них. Главный герой - социальный работник Вик, молодой русский американец, который вспоминает родной язык лишь в самые отчаянные минуты. Таких минут в фильме будет немало. Дед Вика теряет рассудок, мать не может адаптироваться в чужой стране, а сестра ждет ребенка от мужчины, которого больше никогда не увидит. Каждое утро Вик заезжает за людьми с инвалидностью и отвозит их в Центр Эйзенхауэра - место, где аутсайдерам дают возможность работать и общаться. Но однажды в доме престарелых, где доживает свои дни дед Вика, умирает русская женщина, и дюжина ее бойких соотечественников, вооружившись баяном и распечатками русских, белорусских и еврейских песен, захватывает фургончик Вика вместе с пассажирами. Угонщики требуют, чтобы Вик отвез их на кладбище. На заднем плане кто-то стреляет в чернокожих; девушка в инвалидном кресле, оказавшаяся в веселом плену у русских иммигрантов, - тоже афроамериканка, так что «Дайте мне свободу» - кино не совсем о русских. Оно о поразительной способности микросообществ наделять своих участников силой и превращать их личные малые дела в общие большие успехи. Фильм снят в полном соответствии с этой идеей. Почти все актеры здесь - дебютанты. Героев с инвалидностью играют артисты с настоящей инвалидностью. Инклюзивность, за которую бьется большой Голливуд, доведена до предела: в кадре есть представители самых разных американских диаспор. А вот эмоциональных манипуляций нет. От них защищает самоирония. Русские здесь смеются над русскими, чернокожие - над чернокожими, обездоленные - над самими собой. Парадоксальный юмор и псевдодокументальная съемка не дают присвоить фильму жанр - но так и должно быть в картине о том, что на людей и сообщества нельзя вешать ярлыки. Безумный фарс с похоронами, неунывающим баяном и банкой огурцов, которую закрутил дед героя и которую все время пытается открыть молодежь, напоминает о «Горько» Жоры Крыжовникова. Невидимая камера, фиксирующая жизнь русских иммигрантов - о документальном «Дне победы» Сергея Лозницы. «Дайте мне свободу» - это и роуд-муви с городскими лабиринтами вместо бесконечных просторов, и комедия, где цветы с одной могилы деловито перекладывают на другую, и роман воспитания, в котором герой сознательно назначает себя сиротой, и хроника протеста, и любовная мелодрама про парня за рулем и девушку в инвалидном кресле. И даже триллер про криминальную аферу: российский актер Максим Стоянов играет авантюриста, который, кажется, хочет украсть наследство покойной старушки. Но чем ближе фильм к финалу, тем меньше веры в то, что его ждут заметные награды. Двухчасовому сценарию не хватает стройности и фокуса. Русская душа режиссера пытается объять необъятное, в то время как американская драматургия стремится к лаконичности. Зато в «Дайте мне свободу» сложнейший монтаж, позволяющий зарифмовать несовместимые, казалось бы, сюжеты, и без слов зафиксировать переживания актеров. Изображение то и дело становится черно-белым или зернистым, флешбэки вполне могут оказаться флешфорвардами, а закадровые слова - не воспоминаниями, а мечтами. «Дайте мне свободу или дайте мне смерть» - фраза из речи одного из отцов-основателей США Патрика Генри, которая в каком-то смысле дала начало американской войне за независимость. По иронии судьбы американский соцработник Вик находит свою свободу там же, где герои российской «Аритмии», - в упрямом служении другим. По какую сторону океана ни снимай про русских - выйдет одно и то же. 1 - Действие скринлайф-фильма целиком разворачивается на экране компьютера или телефона его героев. (Егор Москвитин, «Meduza»)

Руки и крылья. На экраны выходит «Гив ми либерти» - побывавший на «Сандэнсе» и в Каннах фильм Кирилла Михановского, который открывает неловкую, добрую и смешную Америку, где ездит автобус, битком набитый странными людьми без амбиций, но с баяном и квашеной капустой. Витя - мальчик из хорошей семьи. Его мама - педагог по вокалу, покойный папа был известным дирижером, сестра играет на пианино, дедушка пишет стихи и готовит курицу. А Витя, которого все называют Вик, работает в социальной службе и гоняет по Милуоки на специально оборудованном автобусе, помогая людям с ограниченными возможностями. Надеть штаны, почистить зубы, съездить в магазин, на собеседование ... или на конкурс талантов - это все к нему. Вообще кажется, что с любыми проблемами жители Милуоки, вне зависимости от состояния их здоровья, идут к Вику, и русский мальчик не может никому отказать: он тушит пожары, выбрасывает на помойку диваны, поднимает на второй этаж громоздкие матрасы, ищет деньги, чтобы внести залог, и, конечно, развозит людей по разным адресам на своем ржавеющем автобусе с монструозным выдвижным пандусом. Так и начинается его одиссея, которая продлится ровно сутки: дед Вика собирается ехать на похороны своей соседки Лили, но водитель где-то застрял - Милуоки охвачен беспорядками и дороги перекрыты, - поэтому безотказный внук соглашается отвезти на кладбище компанию русских эмигрантов, посадив их в свой социальный автобус. В итоге, пока не закончится этот холодный мартовский день, по городу будет колесить странная компания, состоящая из стариков с баяном, суровой девушки с боковым амиотрофическим склерозом и самурайским мечом, фанатки Элвиса, спешащей на конкурс, желчного толстяка и прожорливого афериста Димы, который выдает себя за Лилиного племянника. И, разумеется, влипать попутно во все возможные неприятности и недоразумения. В фильмографии Кирилла Михановского до этого момента было полторы полнометражных картины: спустя несколько лет после нежных и мечтательных «Снов о рыбе», которые вышли в 2006-м, он начал работу над «Дубровским» с Данилой Козловским, но ушел из проекта, так что заканчивал съемки уже Александр Вартанов. И, хотя снятые в Бразилии «Сны о рыбе» 13 лет назад даже получили приз в Каннах, режиссер Михановский, кажется, рождается на наших глазах именно сейчас - возможно, благодаря тому, что делает кино о тех, кого любит, и о том, что очень хорошо знает. Уехав в Америку в 18 лет, он когда-то точно так же, как и Вик, водил социальный автобус, и его ранняя короткометражка Inhale, exhale... («Вдох, выдох...») была зарисовкой из жизни одинокого старика-эмигранта. Михановский наконец-то снимает кино не об экзотической Бразилии или снежной России, рожденной в алхимическом браке русской классики и новостных программ, а о Соединенных Штатах. Однако это очень специальная и очень личная Америка, населенная странными людьми, которые не смогли раствориться в патентованном плавильном котле. Даже обаятельному мошеннику Диме, который кажется самым приспособленным к этой жизни, не суждено ухватить за хвост американскую мечту: у него слишком большое сердце, так что, не совсем честным способом разбогатев на пару часов, он безо всяких сожалений расстанется с пачками денег. Инвалиды, чудаки и старики - Михановский заботливо и нежно проводит своих героев через эту историю, пересчитывая их таблетки, поправляя им мешковатые брюки и терпеливо выслушивая их монологи, состоящие из чудовищных банальностей вперемешку с высшей мудростью. Особенно пристально он всматривается в их руки. Мама Вика не случайно заводит разговор о том, что у ее детей пальцы музыкантов, а они почему-то занимаются бог знает чем: режиссер постоянно обращает внимание на руки своих персонажей, то прикуривающих сигарету, то плетущих что-то из веревочек, то откручивающих крышки (Дима и Саша, сестра Вика, пытаясь вдвоем открыть банку с квашеной капустой, вообще разыгрывают главную эротическую сцену фильма). Кажется, что именно в этой мелкой моторике - главный смысл жизни и ее неловкая красота. При этом Михановский не пытается ни разжалобить зрителя, ни убедить, что его герои могут преодолеть все трудности: в «Гив ми либерти» нет и следа обычных слезовыжимательных и духоподъемных сюжетов про людей с ограниченными возможностями. Если девушку в инвалидной коляске и жалко, то только потому, что ее бойфренд - козел, а если другая странная девушка поет на смотре талантов Rock around the clock, то на шоу «Голос» ее никто не отправит, поскольку она не попадает ни в одну ноту, да и вообще поет не для этого. Кстати, все эти люди в инвалидных колясках, пожилые эмигранты и прочие чудаки - самые настоящие. Кроме Максима Стоянова и Дарьи Екамасовой, играющих Диму и Сашу, в фильме практически нет профессиональных актеров: артистов любительского театра «Фрейлехс», изображающих шумных русско-еврейских пенсионеров - то есть, в общем, самих себя, - вряд ли стоит считать профессионалами. А роль ангелического Вика, пытающегося спасти и сохранить своих подопечных, досталась Крису Галасту (родившемуся, кажется, с фамилией Галустов), который работает в Бруклине электриком и которого кастинг-директор нашел в булочной, где тот покупал дедушке пирожок. Впрочем, если проводить религиозные параллели, то главный герой - даже не столько ангел, сколько Моисей, скитающийся по Милуоки со своим слегка бестолковым народом (не зря в фильме рефреном звучит Let my people go), а в промежутках беседующий о смысле жизни с седобородым стариком, которому сигарета заменяет неопалимую купину. Впрочем, ни скрижалей, ни ответов на вечные вопросы тот не дает. И так ведь все понятно: крыльев не положено, зато есть ловкие руки музыканта и быстрый автобус, так что рано или поздно все окажутся именно там, где должны быть. В этом и жизнь, и смысл, и та самая свобода из названия фильма. (Саша Щипин, «Сноб»)

Почившая родина. Драма о русских эмигрантах - людях, чья страна либо скоропостижно скончалась, либо попросту не успела родиться. Вик, еще не растерявший молодецкого запала, оголтело стремится к самостоятельности. Для этого он перебрался от добродушной, но слишком навязчивой мамы к родному деду, который из-за почтенного возраста теряет связь с реальностью. Вместо учебы в колледже паренек работает водителем - вот только перевозит он не стройматериалы или потертую утварь на новеньком пикапе, а людей с ограниченными возможностями на дребезжащем микроавтобусе. По утрам Вик не дает деду сжечь дом вместе с соседями; затем отправляется к двухсоткилограммовому слепому и помогает ему натянуть штаны; после чего ... забирает энергичную чернокожую девушку на инвалидной коляске и до позднего вечера колесит по холодным и неприветливым задворкам американского Милуоки. Для попутчиков Вик - это не просто хороший знакомый, а жизненная необходимость. Без помощи социальных работников они попросту не могут жить полноценной жизнью - встречаться с друзьями и близкими, ходить на работу и оставаться мобильными. На деле же Вик простой потомок русских эмигрантов, ищущий подходящее место для себя и потертой коробки с любимым винилом. Официально «Гив ми либерти» обозначен как комедия, но фильм является чистокровной драмой об эмиграции и сопутствующих ей утратах. Так, родители Вика отправились в Америку ради детей и их светлого будущего, оставив позади приличную работу, друзей и личный комфорт, который они выстраивали годами. Все ради того, чтобы впоследствии осознать - дети никогда не просили о переезде, а обилие иллюзорных возможностей и оторванность от родины лишь тяготят их. В свою очередь, старшее поколение, перебравшееся за океан вслед за амбициями детей и многообещающим будущим внуков, и вовсе оказалось в изоляции. Пенсионеры, не знающие английского языка и не желающие его изучать, существуют внутри крохотной диаспоры, которая, в конце концов, «исчезнет во времени, как слезы под дождем». Спустя годы стало очевидно, что они покинули знакомый мир ради страны, не планировавшей их принимать. Картина сталкивает три поколения переселенцев, каждое из которых переживает собственную форму разочарования. Старшее страдает от неполноты жизни, сжавшейся до черствой горошины, среднее - от несбыточности надежд, ради которых затевался переезд, а младшее - от чужеродности окружения. Несмотря на то, что молодежь выросла в новом мире, он так и не стал для нее родным, и на третьем десятке они по-прежнему ищут общий язык. События фильма берут начало в момент, когда в насыщенные будни Вика вторгается смерть возлюбленной его деда. Все бы ничего, но автобус, который должен был отвезти русскоязычных пенсионеров на кладбище, почему-то не приехал. Поэтому главный герой, подгоняемый напутствиями старших и навязчивым чувством долга, вынужден отправиться на похороны, не забыв при этом об основной работе и нуждающихся в нем людях. Первая половина картины ощущается болезненно хаотичной - герои колесят по городу, поют песни и громко ругаются. С одной стороны, происходящее мало чем отличается от застолья в российской глубинке, с другой - оптимистичный хаос, витающий вокруг персонажей, пугает знакомством черт. Даже десятилетия, проведенные в новой стране, не подтолкнули стариков к переменам - ими правят все те же привычки, а за столом звучат неизменные тосты. Эта невосприимчивость к новому выглядит особенно жуткой на фоне Дмитрия, одного из ключевых героев. Коренастый и охотно улыбающийся, всегда готовый выпить и не устающий шутить, он походит на исчерпывающее олицетворение девяностых - шальных, не теряющих надежды и излишне предприимчивых. Но Дмитрий, не меньше увязший в прошлом, чем окружающие его старики, лишь приближается к сорокалетию. Ко второй половине фильма события сбавляют темп и приобретают более лиричные очертания. Герои уже не кричат по любому поводу, а беспорядочные метания по округе сменяют осознанные поездки и взвешенные беседы. Но даже после подобного снижения темпа картина не теряет первобытной энергии, оставаясь все такой же бойкой и проникновенной. Прежде всего, в этом повинен Дмитрий. Его запал и обаяние преображают остальных героев, он оттеняет их недостатки и подчеркивает особенности - без него картина была бы совершенно иной. Хотя бы потому, что Максим Стоянов, исполнивший роль Дмитрия, является одним из двух профессиональных актеров, что задействованы в фильме. Все остальные - любители, впервые снявшиеся в кино. Также динамики фильму придает его кинематография. Естественное освещение, грязноватые улицы реального города и неусидчивая камера, пребывающая в неустанном движении. Подобные шероховатости, идущие об руку с реальной жизнью, которая никогда не бывает гладкой, наполняют события «Гив ми либерти» правдоподобностью, а отдельные сцены, похожие на документальную съемку, лишь усиливают этот эффект. При всех особенностях главных героев и тематики фильма среда, в которой разворачиваются события, не менее важна, ведь на ее фоне черты разношерстных эмигрантов должны не просто выделяться, но и не выглядеть инородными. И гетто Милуоки, с его ухабистыми дорогами, выцветшими одноэтажными домами и зашкаливающим уровнем сегрегации , оказалось идеальным местом для людей с туманным будущим и болезненным настоящим. «Гив ми либерти» - это сгусток неудержимой энергии, то смешной и жизнеутверждающей, то тоскливой и проникновенной. В нем, как и в реальной жизни, хватает помарок и спорных моментов, но они лишь подчеркивают правдоподобность событий. Это картина не об эфемерных переселенцах, а о вполне конкретных людях, чья страна либо скоропостижно скончалась, либо попросту не успела родиться. (Юрий Ягупов, «DTF»)

Вот скажи мне, американец. Мнимое равенство русских, черных и инвалидов в «Гив ми либерти» Кирилла Михановского. В прокате - один из самых необычных фильмов сезона: снятая в Америке русским эмигрантом Кириллом Михановским и показанная в Каннах и на «Сандэнсе» драма «Гив ми либерти» одним суматошным днем в Висконсине сводит вместе русских пенсионеров, обитателей черных районов и людей с ограниченными возможностями. Семь утра, самый большой город штата Висконсин Милуоки. Вик (Крис Галуст), 25-летний стоик с лицом Ксавье Долана, истошно орет - то на русском, то на английском - пытаясь разбудить своего глухого деда. Тому и в самом деле пора вставать: без ... пятнадцати восемь за ним и еще десятком пенсионеров и пенсионерок русского происхождения, кучно живущих в местном доме-муравейнике, должен приехать автобус, чтобы отвезти их на похороны соседки и подруги Лили. Дед подготовил речь, остальные пожилые плакальщики - песню в хоровом исполнении. Вику и самому пора бежать - такая работа: он целыми днями развозит по городу на неповоротливом медицинском микроавтобусе людей с ограниченными возможностями. Кого - на работу, кого - к родным, большинство - в специальный центр для социализации и самодеятельности. Этот конкретный день, впрочем, не очень похож на другие и не задается с самого начала. Дед Вика вместо сборов на похороны чуть не сжигает квартиру - старческая деменция у него проявляется неудержимым желанием... жарить курицу по какой-то одному ему известной и предполагающей промышленные объемы дыма технологии. Приходится возвращаться, чтобы вдобавок выяснить, что предназначенный для поездки на кладбище автобус так и не явился. Колоритные старики и старухи поэтому довольно безапелляционно загружаются в вэн Вика. Когда к ним в тесном салоне добавится сначала обаятельный и витальный боксер-говорун Дима (Максим Стоянов), называющий себя племянником покойной Лили, а затем - после заезда в сердце погруженного в протесты из-за полицейского насилия черного района - страдающая ДЦП чернокожая красотка Трейси (Лорен Спенсер), в планы которой визит на кладбище в компании галдящих русских стариков никак не входит, обстановка в микроавтобусе тоже окажется взрывоопасной. «Гив ми либерти» - третий фильм родившегося в Москве, но в 1990-х эмигрировавшего в Америку режиссера Кирилла Михановского, но, по его собственным словам, первый по-настоящему авторский и даже личный (в 1998-м он восемь месяцев работал водителем медицинского транспорта для людей с ограниченными возможностями). И уж точно самый пока успешный: участие в секции Next «Сандэнса» и «Двухнедельнике режиссеров» Каннского фестиваля, где его встретили исключительно положительными и даже восторженными рецензиями, теперь - прокат в России, а затем - и в Америке. Такая реакция, пожалуй, заслуженна: поднимая непростую тему (и не одну - тут тебе и двойственность положения мигрантов в первом и втором поколении, и вечно горячие точки соприкосновения черных и белых американцев, и проблема правдивой репрезентации людей с разнообразными инвалидностями), Михановский ухитряется от начала и до конца удержать единственно правильную, ощутимо гуманистскую, но лишенную заискивания, ажитации или патетики интонацию рассказчика. Более того - и что, наверное, заметнее абсолютно любому, профессиональному или нет зрителю, эта выдержанность тона не мешает режиссеру добиться к финалу вполне убедительного утешительного, даже в какой-то степени духоподъемного эффекта. Другое дело, что в сущности эта утешительность - понятная и, кажется, вполне в плане авторского замысла искренняя, - в «Гив ми либерти» достигается исключительно средствами истории и самой нарративной конструкции фильма. Это кино более-менее с первых кадров погружает зрителя в хаос (когда в невольно превратившемся в маршрутку микроавтобусе главного героя друг друга то и дело перебивают хоровое пенсионерское пение Let My People Go, недовольные выкрики опаздывающей по своим делам Трейси и ухарские бенефисы Димы, этот хаос становится ощутимым почти физически, въедаясь в уши и под кожу), так что когда оно все-таки сбавляет обороты и выдыхает, логично, что следует успокоение и зрителя. В этом плане «Гив ми либерти» - действительно тонкая, техничная работа. Вот только такое ее устройство и такое ее стремление к утешению, примирению и даже уравниванию в глазах (как автора, так и аудитории) таких разных по цвету кожи и физическим возможностям персонажей вступает в прямое противоречие со стилем картины, а на поверку - и со сложной внутренней правдой этих персонажей. Главным и, в сущности, единственным по-настоящему эффективным стилистическим решением Михановского оказывается его монтаж - взбудораженный, резкий, часто пренебрегающий хронологической последовательностью и прерывающий на полуслове реплики и на полужесте движения героев. Это рваное, дезориентирующее качество монтажных склеек определяет ощущение тотальной нестабильности (к слову, куда лучше работая на производство хаоса, чем многоголосица и многофигурность), хрупкости и тряскости мира персонажей «Гив ми либерти» - то самое чувство, что в самом деле и может служить общим знаменателем, сходством между жизнью русской и черной, бытием в эмиграции и бытием с инвалидностью. Но это общее для всех так или иначе, но каждых, конечно, по-своему угнетенных героев качество, пусть и верно ухваченное режиссером, не дает ему все-таки права упрямо сближать их еще и сюжетом. Его желание это все-таки сделать, причем сводя персонажей в финале в отдающие по своей безапелляционности почти Кустурицей объятия, несколько обесценивает достоинства «Гив ми либерти» и к тому же добавляет ходу фильма явной хронической предсказуемости. А ведь жизнь этих персонажей - что русская, что черная, что ограниченная диагнозом - вдобавок к своей нестабильности еще и всегда непредсказуема. Таким же в идеале должно быть и подлинно русское или подлинно черное кино. С человеческой точки зрения стремление к единению, к равенству таких разных героев, движущее фильмом Михановского, вполне понятно - с точки зрения кинематографа попытка рассказать обо всех них одним и тем же киноязыком оборачивается неизбежным упрощением: едины, равны эти персонажи только глазами режиссера и только в салоне управляемой им медмаршрутки. (Денис Рузаев, «Лента.ру»)

Русско-американская трагикомедия о том, что все будет окей. Первая сцена. Главный герой - русский эмигрант Вик (судя по всему, это космополитское сокращение от Виктора) - вступает в отеческий диалог с афроамериканским мужчиной, скажем так, с очень ограниченными возможностями. Вик внимательно, с неприкрытым интересом вслушивается в брутальные реплики собеседника с переломанным позвоночником и время от времени подает ему сигарету. Играет песня Джона Ли Хукера «It Serves Me Right to Suffer» . Три ее центральные строчки: «It serves me right to suffer / It serves me right to be alone / You see I'm living in the memory». Вик рассекает по Висконсину ... на медицинской маршрутке и в разгар черных протестов развозит людей по городу. В продолжении безумного дня появляются и другие герои - навскидку: дерзкая и обаятельная афроамериканка Трейси на инвалидной коляске, Стив с ДЦП, опаздывающий на рабочее собеседование, и великовозрастная русская диаспора на Welfare (собес по-нашему), опаздывающая на похороны соседки, русская семья Вика и притесавшийся к похоронам аферист Дима с Бруклина (здесь - один из немногих профессиональных актеров Максим Стоянов, знакомый по «Комбинату «Надежда»). Забудьте о предрассудках. Белые равно черные. Женщины равно мужчины. Единственное, что принципиально, - класс, в данном случае у всех по воле череды обстоятельств низший. Люди с инвалидностью, люди с излишним весом и сломанным позвоночником, шпана из черного гетто и русские американцы. Все они - не говоря уже о русских, евреях и украинцах (разница, в принципе, исчезающая за пределами родины) - в одной лодке люмпенов и деклассированных элементов. Режиссер Кирилл Михайловский - эмигрант русско-еврейского происхождения - проездил на таком же траке, как и герой, восемь месяцев в конце девяностых, но просит называть фильм личным, а не автобиографическим. «Гив ми либерти» - его третья работа, но, по его же словам, дебют в полевых условиях. Финансирование обрывалось, прав на съемки никогда не было, а героев вырывали из их собственной жизни и просили играть себя. Будучи инсайдером, Михановский предельно гуманистичен и полон сострадания к своим героям. Он, как и его протагонист, медицинский работник Вик, в равной степени благоволит ворчунам и музыкальным фанатам с физическими особенностями. С интонацией поздних работ Спайка Ли он показывает, как афроамериканская шпана зачитывает родителям рэп, перед тем как выйти из дома на протестные улицы. Вик с дедом приходят к Трейси, и ее бушующее семейство сразу усаживает обоих за стол, а уже в следующей сцене дед Вика учит бабушку Трейси жарить курицу под гирей и сковородками. Одна из самых ярких сцен «Гив ми либерти» - постсоветские похороны. Кучка пенсионеров с аккордеоном, эмигрантов из разных стран бывшего СССР, страстно спорят, какая песня понравилась бы покойной больше, «Лесная» или «Да гори моя лучинушка», а дед Вика с выражением мхатовского актера зачитывает записанные заранее воспоминания о том, как в их родном белорусском селе люди разных национальностей любили и поддерживали друг друга. Эта его реплика чрезвычайно важна. Фильм Михановского - в первую очередь высказывание о критическом недостатке любви, преследующем людей, скованных национальностью, общественным статусом, телом, - и в том числе оказавшихся на чужбине, как половина здешних героев. Дима моментально входит в доверие к персонажам по одной причине: он тоже русский. Тут даже объятия с первой встречной, сестрой главного героя Дашей (Дарья Екамасова прекрасно играет то влюбленность, то траур), моментально становятся легитимными. И вот уже ладонь Екамасовой сжимает ладонь Стоянова на неприступной банке с капустой. Она, ее мама и, конечно, сам Дима идеально воплощают и абсолютизируют эпизоды чистого менталитета, о котором там не знает никто, а у нас знают все. По факту Дима обворовывает пенсионеров, но тем не менее рвется на помощь каждому встречному. Мама Вика, отказывая себе в операции на запястье, копит на образование сыну, от которого тот упорно отказывается. Даша рада бы найти себе человека, но по аскетичной традиции не выходит из траура по погибшему мужу. Сам Вик, проживший всю сознательную жизнь в США, не разделяет странной придурковатости соотечественников и даже с ними изъясняется преимущественно на английском (тем не менее в его речь вклинивается русский мат). В этом смысле «Гив ми либерти» особенно похож на фильмы Жоры Крыжовникова и Романа Каримова и преисполнен того же когнитивного драйва узнавания - горького, но чаще смешного. Вот, к примеру, три случайные сцены, которые могли бы остаться в истории новой русской комедии: 1) пенсионеры поют «Let My People Go» (а потом и «Маруся раз, два, три, калина») в маршрутке, объясняя это тем, что песня хоть и американская, но написана на библейский мотив о том, как Мозес выводил людей из Египта; 2) Дима, флиртуя с афроамериканской девушкой, показывает ей фотокарточку Майка Тайсона в кошельке и на ломаном английском кричит: «Ай лав блэк пипл, Майк Тайсон - май хиро»; 3) Дима уговаривает неприступную гостиничную работницу открыть дверь в квартиру свежепохороненной жительницы для поминок. Все же важно понимать, что художественно «Гив ми либерти» кино не самое выдающееся. Но для нас это первый - чуть ли не со времен Эдуарда Лимонова - прецедент реальной и адекватной эмигрантской саморефлексии. Мы не особенные. У нас нет привилегий. Мы такие же, как они, как люди с инвалидностью, как афроамериканцы. В каких-то сценах гуманизм режиссера действует, в каких-то его затягивает эстетика разного американского инди, от братьев Сафди до Кассаветиса, - и тогда он дает осечку. Чисто по-эмигрантски Михановский склонен к культурной апроприации и часто заигрывается с чужими культурными кодами - и, как результат, в отдельных сценах вылезают приторные улыбки и преступная для гуманистического кино телесность. Финал фильма - сколь эффектный, столь и малооправданный, в духе финальных разборок из «Делай как надо!» - жестко возвращает героев к традиционалистской иерархии. Он констатирует, что в капиталистическом мире, сколь бы он ни зависел от человеческого фактора, каждый должен знать свое место, уготовленное тебе не только по классу, но и по расе, физическим и ментальным способностям, гендеру. То есть из большой русской, почти позднерязановской трагедии с аккордеоном (в духе «Небес обетованных и «Старых кляч») «Гив ми либерти» сначала превращается в трагедию общественную (и в самом прямом смысле интернациональную), а ближе к концу постановщик руками и взглядом бога раскидывает всех персонажей по своим гетто. Все друг друга любят и могут друг другу житейски помочь. В своем горе мы, низшие классы, едины, но это единство никого не спасет от стигматизации. Финал как бы объединяет всех в их природной ничтожности, и совершенно непонятно, как можно к этому относиться. Жизнь, как говорится, оказывается сложнее любой плакатной морали. Как говорит один из пациентов герою перед финальными титрами: «Живи как знаешь, и все будет окей». Оценка: 7/10 (Гордей Петрик, «Афиша»)

Свит муви фром Америка виз лав. Каннский «Двухнедельник режиссеров» всегда поощрял поиски на стыке жанров, а с приходом нового креативного директора Паоло Моретти в этом году и вовсе расцвел: «Малышка зомби» Бертрана Бонелло и «Замша» («Оленья кожа») Кантена Дюпье, «Раны» Бабака Анвари и «Маяк» Роберта Эггерса - по-синефильски чрезмерные и в то же время утонченные фильмы «Двухнедельника» кто робкой поступью, кто размашистым шагом отмерил новые границы кино. «Гив ми либерти» Кирилла Михановского (российские прокатчики иронично оставили название в русской транскрипции, ведь сюжет кружится вокруг русских эмигрантов в США) в Каннах чувствовал себя полноправным американским инди. Отстроившись даже от квинтэссенции независимости ... А24 (компания на полпути отказалась от продакшна картины), стрекочущий винилом и цифровым шумом фильм стал гимном счастливых отверженных - эмигрантов и инвалидов, неудавшихся мелких аферистов и еще более мелких рэперов, а заодно семей, таких разных в своем все крепчающем безумии и таких похожих в своей удушающей любви. События «Гив ми либерти» занимают один день в ставшем уже родным режиссеру городе Милуоки, штат Висконсин. Сын русских эмигрантов Вик (дебют Криса Галуста, которого продюсеры нашли в магазине за месяц до съемок), вместо того чтобы маме на радость продолжать музыкальную династию, работает водителем социального транспорта для пассажиров с ограниченными возможностями. В тот день в автобус патологически безотказного Вика набиваются старики из дедовской русской общины, спешащие на похороны подруги, за ними увязывается аферист Дима (Максим Стоянов), выдающий себя за племянника усопшей. Так мигранты с постсоветского пространства попадают на вечер талантов в Эйзенхауэр-центр, а инвалиды во главе с бойкой афроамериканкой Трейси (Лорен 'Лоло' Спенсер) оказываются на русских поминках. Камера в руках оператора Уайетта Гарфилда соответствует изящному дерганному квесту, соревнованию на скорость: остановить пожар в жилище выжившего из ума деда, собрать разбредающихся, как муравьи, стариков, помочь маме вынести диван, успеть обогнать перекрытые улицы, робко поймать взгляд Трейси в зеркале заднего вида... К середине второго действия функции персонажа сгущаются до одной - служения всем, за кого он, как ему кажется, в ответе. Точь-в-точь как мальчишка-рыбак из дебютных «Снов о рыбе» Михановского. Так самоотверженно носился по городу разве что врач «скорой помощи» в исполнении Александра Яценко в «Аритмии». Впрочем, при формальном сходстве Вик куда ближе более юному Яценко из «Свободного плавания» того же Хлебникова: оба героя - эскаписты, находящие спасение от взрослой реальности в беспрестанном движении, казалось бы, безрадостной работы. Остервенелый труд Вика - не подвиг служения человечеству, а единственный легитимный способ исполнить мечту взрослого о дауншифтинге. В своем желании отстроиться от родителей Вик выбирает работу, идеальную для борьбы с укорененностью, взрослостью, - пространству города Милуоки, расчерченному, рифленному ограждениями и перекрытыми дорогами, противостоит вэн Вика. Его беспрестанное движение вопреки инертности подопечных подтачивает и инертность самого мироустройства. Крупный промышленный город Михановский показывает принципиально лишенным того, что могло бы претендовать на статус центра. Его Милуоки - не «кремовый город», а опустевший, на первый взгляд проваливший воплощение американской мечты, будто так и не оправившийся от промышленного кризиса город «железного пояса». Жители сегрегированного безрадостного Милуоки держатся своих районов и никогда бы не встретились, если бы не фургон Вика. Однако кидалт Вик - не инфантил. Его протест совершенно осознанный, а может, и вовсе наиболее очевидный для человека среднего темперамента. Потому, когда мать в истерике и, очевидно, не в первый раз допрашивает, зачем он вместо фортепиано гробит себя на такой работе, он лишь разводит своими «музыкальными» руками. К слову, Вик чуть ли не единственный герой фильма, буквально лишенный голоса. Его дед без устали декламирует стихи собственного сочинения, хор стариков с обширным репертуаром от Let My People Go до «Догорай, гори, моя лучина» не умолкает ни на минуту, мать Вика устраивает домашний концерт оперной музыки, его сестра аккомпанирует. Вик же слишком взрослый и потому отстраненный от блаженных аутистов и витающего в облаках деда, комичной матери и неустроенной сестры. Он понимает по-русски, но отвечает всегда по-английски, а собственный голос обретает в самых последних кадрах, извлекая звуки пластинки допотопным образом - иголкой, примотанной к скрученному из бумаги цилиндру. Если Вик - это рефлексия, то Дима - чистая витальность, его и мошенником язык не поворачивается назвать: слишком импульсивный и бескорыстный. «Племянник я по папе, у них еще разница большая и отцы разные, а потом революция, война...» - в этом наслоении взаимоисключающей и по-детски безыскусной лжи (которая, впрочем, всех устраивает) мерцает комическое. Находчивый трикстер, выдающий заплетающимся языком один афоризм за другим, подрывает реальность одним своим существованием, вопреки всем законам, в том числе тяготения. Речь в «Гив ми либерти» действительно прекрасна в своей достоверности. Вряд ли зритель, не владеющий одновременно и русским, и английским, получил столько же радости от узнавания знакомых интонаций, как зритель-билингва. К счастью, коммуникация в фильме и фильма строится во многом в обход речи, решаясь исключительно монтажно, да так лихо, что даже исчезновение цвета в кульминационной сцене стачки, состоящей сплошь из крупных зернистых планов, не выглядит маньеристским эксцессом. И все же герои Криса Галуста и Максима Стоянова - две крайности одного образа. Оба сторонятся умеренности. Оба бунтари в поисках выхода за пределы нормы, только бунт Димы - криминальный, родом из 1990-х: он подворовывает и лицедействует, ему отвратительна добродетель меры и рассудительности, он влюбляется в одно мгновение, а оскорбившись правдой, швыряет все с трудом украденные деньги. Вик - отклонение от нормы с противоположным знаком: его странность - в бесконечном милосердии. Но оба сходятся в неожиданном внимании к постороннему. Как Вик взваливает на свои плечи все больше беспомощных людей, так и Дима искренне интересуется всеми, кого встречает, и его абсолютно детское стремление к веселью быстро перевешивает корысть. Из внутренней потребности в резонансе он боксирует и с полоумным дедом, и с видеоприставкой, и с полицейскими, а пьет на брудершафт и вовсе с каждым. Герой Димы в финале фильма должен был надеть футболку со статуей Свободы с завязанными глазами и броситься в толпу разъяренных бастующих на добрую смерть - Give me liberty, or give me death. Но драмеди не терпит смерти, пусть даже такой символической. Помимо острой социальной повестки, всеобъемлющей инклюзивности и гуманистического посыла Кирилл Михановский под видом американского инди контрабандой провозит в Канны русские поминки с баяном и морем алкоголя, голосящими в микроавтобусе стариками и танцами, переходящими в мордобой на рваном монтаже, - в общем, задиристое и задушевное, витальное и до слез достоверное «Горько!» или даже «Горько! 2», учитывая, что с похоронами герои поначалу обознались, а, пройдя через гонку, беспощадное застолье и стычку с полицией, родственные, но такие разные души слились в песне, к счастью, не Лепса, а Bon Iver. Удивительным образом режиссер, всю жизнь работающий за границей, показал фильм про русскую душу, которой и тесно, и привольно на поминках в Висконсине - так же, как было бы на свадьбе в Геленджике. (Юлия Гулян, «Искусства кино»)

Пункты назначения. Крайне редко случается так, что фильм, показанный на одном из крупных фестивалей из топ-листа, оказывается показан повторно на кинофоруме того же класса. Проект "Гив ми либерти" режиссера и сценариста Кирилла Михановского ("Дубровский", "Сны о рыбе") является одним из таким приятных исключений и был представлен в начале этого года на "Сандэнсе", а потом попал в программу "Двухнедельника режиссеров" в Каннах. Для своей работы, которая ближе всего находится по настроению и духу к недавнему "Хорошему времени" братьев Сэфди, режиссер, очевидно, черпал вдохновение из тех времен, когда сам работал водителем медицинского фургона для людей с ограниченными возможностями в Милуоки после эмиграции ... в Америку. Лента имитирует реальность, снятую на ручную камеру и стремится максимально приблизить зрителей к своим персонажам, роли которых исполняют профессионалы и любители, в целом практически неотличимые друг от друга и показывающие мастерство настоящего погружения в маргинальность. Постановщик выстраивает "Гив ми либерти", используя псевдодокументальную подачу, и такой мокьюментари-подход еще больше сближает авторов и зрителей, когда представляет гуманистические портреты представителей по-прежнему сегрегированного афроамериканского населения, которое борется за свои права и проявляет активизм, и общины возрастных советских эмигрантов пенсионного возраста. В работе Михановского нет кинозвезд в традиционном понимании, нет протагонистов и антагонистов. Его экранная история, написанная совместно с Элис Остин, базируется в первую очередь на анархической энергии одного дня из жизни водителя Вика (дебют Криса Галуста) и опирается, кроме игры в документализм, также и на черную комедию о жизни тех, кто в прямом смысле находится на обочине жизни в самом центре Америки, но при этом не теряет ни сердечности, ни человеческого достоинства, будучи практически отключенным от государственной поддержки. Снятая при наличии очень скромного бюджета, работа Михановского отстаивает право его характеров на американскую мечту даже тогда, когда все вокруг погружается в хаос и энтропия в кадре вырастает до своего заслуженного максимума. Поэтому "Гив ми либерти" на протяжении практически двух часов, пренебрегая паузами, делится своей непредсказуемостью и стремится вызвать ответный резонанс у аудитории при помощи суетливых метаний из стороны в сторону своих персонажей, заслуживающих уважения и человеческого участия. В самом начале "Гив ми либерти" Михановского зрители сталкиваются с обитателями огромного социального кондоминимума в Милуоки, в котором живут преимущественно старики и инвалиды. Крис Галуст, найденный на роль в одной из бруклинских пекарен в Нью-Йорке, играет роль Вика, американца, который родился в семье интеллигентных эмигрантов из СССР. Характер Галуста пытается организовать своего дедушку (Аркадий Басин) с самого раннего утра и старается помочь ему собраться на похороны Лилии, также бывшей гражданки Страны Советов, которая родилась в Белоруссии. В этом старте бурного дня есть одна проблема, которая очень беспокоит всех окружающих и особенно ответственных управляющих домом: дед Вика очень любит готовить цыплят табака и периодически задымляет большую часть седьмого этажа, где проживает. Старик еще крепок и вполне управляется с гантелями, но его разум остался уже где-то в прошлом и в другой стране. Характерно, что эмигранты, а ныне граждане США в фильме Михановского говорят на какой-то отчаянной билингве, смешивая русские и английские слова, и производят впечатление людей, абсолютно не желающих вписываться в американские реалии и стремящихся сохранить то лучшее, что связывает их с бывшей родиной, начиная от народных песен и заканчивая приготовлением квашеной капусты. Из-за старика Вик находится в состоянии опоздания на работу, которая заключается в доставке инклюзивных пассажиров до реабилитационных центров и по их другим делам, потому что сами они не в состоянии это сделать, но не хотят отставать от окружающей жизни. Темнокожий шеф той организации, где работает Вик очень часто теряет терпение, потому что персонаж Галуста обладает чрезмерно большим сердцем и помогает всем, кто нуждается в помощи в ущерб своей основной работе. Пассажиры Вика в тот зимний день весьма колоритны и разнообразны как по этническому составу, та и по адекватности восприятия самих себя. Фургон подбирает необъятного тучного слепого мужчину, который непрерывно жалуется на жизнь, пока его не доставили в один из местных ресторанов. Также пассажирами Вика становятся умственно отсталая фанатка Элвиса Пресли, напевающая "Rock Around The Clock" и готовящаяся к выступлению в медицинском центре на конкурсе талантов, и передвигающаяся в моторизированном инвалидном кресле темнокожая Трейси (Лорен Спенсер), которая является самым активным и организованным членом ее большой семьи. Выбирая для первой части "Гив ми либерти" поездку на похороны Лили той немногочисленной группы людей, которая дружила с ней и жила по соседству, Кирилл Михановский намеренно сталкивает две параллельно существующие в рамках одной локации реальности. Весело распевающие под баян в фургоне выходцы из СССР едут вместе с истошно вопящей о своем долге и своих правах Трейси. В машине воцаряется зловещая тишина, когда они проезжают через квартал для темнокожих, перекрытый полицией из-за систематически происходящих по ночам беспорядков. Плюс к этому у покойной появился неожиданный племянник Дима (Максим Стоянов, "Близкие"), бывший боксер, вызывающий у всех поначалу большие сомнения и больше похожий на афериста, чем на убитого горем родственника одинокой старушки. Всех своих персонажей постановщик показывает с максимальной яркостью, практически не оставляя времени для раздумий и осмысления их полутонов. Они вынужденно находятся вместе, когда едут на кладбище, при этом Кириллу Михановскому при помощи камеры Уайатта Гарфилда ("Беатрис на ужине") удается передать общее возбуждение, граничащее с безумием, но этот чрезмерный драйв оказывается очень часто избыточным и существует сам по себе, не достигая цели. Характер Криса Галуста в этом случае является единственной константой проекта, его Вик - именно тот человек, вокруг которого вращаются все события, он подобен оси, относительно которой режиссер старается сгруппировать весь намеренно созданный беспорядок в кадре. Авторская спонтанность в показе простых людей заражает своим энтузиазмом на уровне вовлеченности и готовности всех действующих лиц к позитивному эмоциональному обмену. Особенно примечателен здесь персонаж Стоянова с его широкой душой, историями из собственной жизни и абсолютным желанием сделать счастливыми всех окружающих, способный увлечь любого своим безграничным обаянием. Михановский прекрасно понимает, что снимает беллетризованный фильм о реальных людях, жизнь которых переполнена печалями, грязью и максимально запутана, но в ней есть место для неожиданных проявлений доброты, новых знакомств и тех маленьких радостей, которые добавляют каплю осмысленности бытия в цикличное существование людей без всяких перспектив. Идея Михановского разместить в "Гив ми либерти" как можно больше персонажей в эпизодах одного дня, в течение которого только накапливаются неудачи, превращается в пространство, где находятся рядом душевность, благотворительность и беспорядок. Из-за этого очень сложно вербально описать что же все-таки происходит в этом фильме, гораздо проще попытаться ощутить его состояние, в котором есть ощущение раскручивающейся каждый день спирали жизни с ее крутыми поворотами и подъемами. Режиссерское мастерство Михановского способно застать врасплох и заставить наслаждаться тем чувством юмора, которое находится на фундаменте абсурда в мелочах бытия при общей гуманистической направленности картины. У "Гив ми либерти" есть тот внутренний свет, благодаря которому можно вспомнить о том, что в отношениях людей еще существуют искренность и эмпатия, которые добавляют еще больше очков симпатии для этой немного странной и привлекательной работы. У постановщика существует очень важное умение превращать совершенно будничный и претендующий на депрессивность материал с отчетливыми кафкианскими мотивами в подобие азартной игры без правил, которые устанавливаются совершенно неожиданным образом по ходу развития сюжета. Нельзя сказать, что Кирилл Михановский является сторонником социальности и стремится к исследованию сложных отношений в некоторых общинах Милуоки, напряженных расовых отношений и разочарованиях эмигрантов и рабочего класса, напротив, он в большей степени стремится запечатлеть то, что является моментами, является жизнью, показывает больше импрессию, чем тщательно продуманный и рациональный нарратив. С другой стороны, режиссерское эссе о конфликте между поколениями представляет разные стороны в конфликте поколений между теми, кто приехал в Америку и, кто уже родился в этой стране. Мать Вика (Зоя Махлина) является тем человеком, который хочет для своих детей только одного, чтобы они получили образование и заняли свое место внутри американской системы, но у Вика и его сестры Саши (Дарья Екамасова, "Коридор бессмертия", сериал "А.Л.Ж.И.Р.") совершенно другие устремления и другие ценности в этой действительности, которая максимально дистанцирована от советской. Вик пытается сохранить свою работу, равно как и пытается помочь всем тем людям, с которыми его сталкивает жизнь, но в определенный момент он становится побочным игроком в жизнях других, и мы никогда не узнаем полностью историю ни об одном из персонажей. Часть идей Михановского во второй части фильма начинает растворяться в беспорядочных и не имеющих прямого отношения к сюжету монологах, и режиссеру приходится прикладывать значительные усилия, чтобы удержать на первом месте комедийное начало ленты. Поэтому "Гив ми либерти" в большинстве случаев справляется с собственной неординарностью и намеренно рыхлым сюжетом и сосредотачивается на людях, оказавшихся в ловушке социума и экономики и растворившихся в их собственных маленьких драмах, которые не оставляют больших надежд на позитивное будущее. 8/10. (Сергей Бутаков, «Иви.ру»)