ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ (2019)
STATE FUNERAL

"Государственные похороны" ("Прощание со Сталиным").

Фильм, основанный на уникальном, практически неизвестном архивном материале марта 1953 года, представляет похороны Иосифа Сталина как кульминационный момент культа личности диктатора. Новость о его смерти шокировала весь Советский Союз. На церемонию прощания пришли тысячи скорбящих. Мы наблюдаем за грандиозным спектаклем, в который превратились похороны, и получаем беспрецедентный доступ к драматичному и абсурдному опыту жизни и смерти во времена Сталина. Очевидно, что у истоков культа личности была спровоцированная террором ложь. Это фильм о природе режима, чье наследие все еще ощутимо в современном мире...

КФ В СТОКГОЛЬМЕ, 2019
Номинация: Главный приз «Бронзовая лошадь» за лучший документальный фильм (Сергей Лозница).
МФ НЕЗАВИСИМОГО КИНО «ИНДИЛИССАБОН», 2020
Номинация: Премия «Silvestre» за лучший полнометражный фильм (Сергей Лозница).
КФ «GOEAST», 2020
Победитель: Приз ФИПРЕССИ за лучший документальный фильм (Сергей Лозница).
КФ «ДОК-АВИВ», 2020
Победитель: Почетное упоминание в конкурсе «Глубина резкости» (Сергей Лозница).
Номинация: Премия «Глубина резкости» (Сергей Лозница).
«АРТДОКФЕСТ», 2019
Победитель: Специальное упоминание жюри (Сергей Лозница).
ПРЕМИЯ «ЛАВРОВАЯ ВЕТВЬ», 2019
Победитель: Лучший арт-фильм (Сергей Лозница).

Перед финальными титрами звучит первоначальный вариант (1940 https://youtu.be/a_5RJXkh9kc) «Колыбельной» (муз. Матвея Блантера, 1903-1990 https://en.wikipedia.org/wiki/Matvey_Blanter, сл. Михаила Исаковского, 1900-1973 https://en.wikipedia.org/wiki/Mikhail_Isakovsky) в исполнении Сергея Лемешева (1902-1977 https://en.wikipedia.org/wiki/Sergei_Lemeshev).
Премьера: 6 сентября 2019 (Венецианский кинофестиваль).
Англоязычное название - «State Funeral», в литовском прокате - «Valstybines laidotuves».
Трейлер: https://youtu.be/JSvGX6syd_8, https://youtu.be/bw80flf_uTs, https://youtu.be/5RNhOmLM5Gk.
Официальные стр. фильма: https://loznitsa.com/movie/state_funeral; https://www.facebook.com/State-Funeral-101032164719587/.
«Государственные похороны» на Allmovie - https://www.allmovie.com/movie/v718660.
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 90% на основе 10 рецензий (https://www.rottentomatoes.com/m/state_funeral).
Рецензии: https://mrqe.com/movie_reviews/state-funeral-m100128800; https://www.imdb.com/title/tt10203842/externalreviews.
"Этот фильм - о безумии". Режиссер Лозница - о своем фильме - https://youtu.be/Xda-hq74THQ.
Похороны Председателя Совета Министров СССР и Секретаря ЦК КПСС Иосифа Сталина (https://en.wikipedia.org/wiki/Joseph_Stalin), скончавшегося 5 марта 1953 года, состоялись через четыре дня, - 9 марта, на Красной площади в Москве. Подробнее - https://en.wikipedia.org/wiki/Death_and_state_funeral_of_Joseph_Stalin.
Государственные похороны - церемония общественных похорон (ритуал погребения) с соблюдением строгих правил протокола, проводимая в честь людей, имевших общегосударственное значение. Государственные похороны часто бывают весьма помпезными, иногда включают религиозные моменты и элементы военной традиции. Как правило, они проводятся с целью вовлечения широкой общественности в национальный траурный день, вызывают массовую огласку в национальных и мировых СМИ. Подробнее - https://en.wikipedia.org/wiki/State_funeral.
Выпуск киножурнала British Pathe «Stalin Dead» (1953) - https://youtu.be/s3I-dnTEgDU.
«Великое прощание» (1953 https://www.imdb.com/title/tt2334552/) - советский документальный фильм о траурных мероприятиях в связи с кончиной И. Сталина. В основе - цветные и черно-белые кадры хроники, снятые с 6 по 9 марта 1953 года по всему СССР, а также в странах соцлагеря. "...К началу апреля 1953 полнометражная цветная картина была готова к показу и принималась специальной кремлевской комиссией. Согласно Копалину, высоким зрителям лента очень понравилась, однако за этим последовало неожиданное распоряжение отправить ее на 'полку'" (https://strana-oz.ru/2007/2/proshchanie-s-mertvym-telom). Подробнее: https://csdfmuseum.ru/films/19; https://ru.wikipedia.org/wiki/Великое_прощание.
«Великое прощание» (полная версия, 85 мин) - https://youtu.be/C7SjHnL3huE.

ИНТЕРВЬЮ С СЕРГЕЕМ ЛОЗНИЦЕЙ

[6 сентября 2019]
Труп дракона. Гроб вносят в Колонный зал Дома Союзов, снимают крышку, и вспыхивает свет, озаряя покойника. Торжественный голос сообщает радиослушателям о том, что "в ночь на второе марта у И. В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни и атеросклероза. В результате этого наступили паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. В 21 час 50 минут, при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточности, И. В. Сталин скончался". Сотни тысяч советских людей выстроились в очереди, чтобы проститься с вождем. В центре Москвы возникла давка, точное число погибших и искалеченных не известно до сих пор. По всей стране прошли траурные собрания, поэты сочиняли стихи на смерть вождя, живописцы писали картины, партийные работники выступали с трибун, а на самой главной трибуне, на Мавзолее, появились наследники Сталина, которым досталась его колоссальная власть - Маленков, Берия, Хрущев. Через три с небольшим месяца случится переворот, Лаврентий Берия и его люди будут арестованы. Но в марте никто не может предсказать такого развития событий. Страна парализована, советские люди ошеломлены известием о смерти Сталина, и десятки операторов, выполняя государственное задание, снимают траурные мероприятия. Премьера фильма Сергея Лозницы "Государственные похороны", смонтированного из кинохроники марта 1953 года, прошла на Венецианском кинофестивале. В прошлом году Сергей Лозница сделал фильм "Процесс" - о суде над участниками вымышленной Промпартии, проходившем в том же Колонном зале Дома Союзов, и "Государственные похороны" продолжают исследование этой эпохи. Фильм снят при поддержке телеканала "Настоящее Время", и в его студии мы говорим с Сергеем Лозницей о его новой картине.
- Сергей, у вас получился страшный фильм, сказка о чудовище, которое парализовало тысячи людей. Мы видим бесконечный поток скорбящих, ошарашенных, ни одной улыбки...
- Я точно так же подумал, когда увидел этот материал. Это какое-то чудовищное королевство - Кремль, который вокруг себя построил это кладбище и околдовал людей. Я точно так же был заворожен этим материалом. Там есть момент в фильме, который меня просто доводит до дрожи, мне хочется его смотреть и смотреть...
- В самом начале, когда открывается гроб и вспыхивает свет?
- Нет. Когда люди смотрят и плачут, идут нескончаемым потоком. В какой-то момент это настроение втягивает вас, вы просто заворожены тем, что видите. Вообще фильм не о Сталине - это о людях.
- Людях, которые живут на Кавказе, на Чукотке, в Азербайджане, в Латвии. Там есть фрагменты из разных регионов Советского Союза. Как это все собралось вместе, где вы нашли этот материал?
- Это Российский государственный архив кинофотодокументов в Красногорске. Это вторая картина, которую я делаю в сотрудничестве с Красногорским архивом. Первой был "Процесс", и эта картина выросла из "Процесса". Когда я собирал материал для "Процесса", я там же копировал похороны советских деятелей, которые погибли, умерли или были убиты в период сталинского правления. Прощание проходило в Колонном зале Дома Союзов, там же, где и процесс Промпартии и где потом прощались со Сталиным. После фильма "Процесс" я думал сделать картину о тех, кого Сталин так или иначе сжил со света. Потом в декабре прошлого года на премьере фильма Николая Изволова "Первая годовщина" - это восстановленный фильм Дзиги Вертова - я сидел с Риммой Максимовной Моисеевой, заместителем директора Архива, и поделился своей идеей. Римма Максимовна сказала: "О, у нас только о сталинских похоронах двести коробок". В январе мы сделали копии нескольких коробок, и после этого я принял решение делать картину. Это материал, который снимался для фильма "Великое прощание". Мы упомянули в титрах всех операторов, около двухсот человек. Представляете, какой масштаб! 10 тысяч метров было снято. Снимали по всей стране, с 6 по 19 марта. Режиссеры - Илья Копалин и Сергей Герасимов, где-то я видел упоминание Александрова как режиссера, где-то Чиаурели.
- Но фильм не вышел.
- Картину показали высшему руководству страны, и она была положена на полку. Мне кажется, что, когда давали добро на такую масштабную съемку, идея не выпускать этот фильм уже существовала. А идея сделать то, что через пять лет сделал Хрущев, заговорить о культе личности, уже витала в воздухе.
- Маленков первый заговорил о культе.
- Думаю, что это была идея Берии, хотя могу ошибаться. Не нужен был Сталин как идея, не нужен был фильм, который восхваляет его. Этот фильм лежал на полке. Я знаю, что его показывали в Болонье в 1990-м или в 1991 году. Материал сохранился практически полностью. Очень странно, что он не был востребован до момента, когда эта идея прилетела ко мне в голову. Это материал для меня совершенно неожиданный, потому что он открыл для меня страну, которую я не мог себе представить.
- Вопрос, который вам будут задавать на всех кинофестивалях: есть знаменитая комедия Армандо Ианнуччи о смерти Сталина. Ианнуччи и его помощники несомненно видели часть материалов, которые вы использовали. Что вы думаете о его фильме и было ли его появление толчком для вашей идеи?
- Нет. В своем жанре фильм великолепный, но далек от многого, что переживали люди в это время. В каком-то роде он передает ощущение абсурда, в котором люди существовали, но это комедия. А картина, которая получилась у нас из этого материала, жуткая. Жуть ее еще и в том, что она глубоко трогает и поражает.
- И все же у вас тоже есть смешные моменты. Художники, которые стоят рядом с гробом и рисуют мертвого вождя, и тут же скульптор с глиной на дощечке его лепит. Комичный Берия в черной шляпе...
- И румынская делегация, Коза Ностра такая приезжает, и в этой делегации фигура будущего лидера Румынии Чаушеску, лейтенанта. Там очень много людей как из шоу. Интересно вглядываться в эти лица...
- А среди прощающихся со Сталиным удивительно много лиц, которых сейчас и не увидишь, архаично благородных. Много красивых, интеллигентных людей, парализованных чудовищем.
- Для меня это вообще парадокс. Наверняка многие догадывались или даже понимали, в каком кошмаре они живут, но тем не менее приехало два миллиона проститься. Очередь была от Курского вокзала. Шла по Садовой, потом поворачивала на Тверскую, потом по Тверской поворачивала в сторону, по Неглинной, Дмитровке спускалась к Колонному залу Дома Союзов. Представляете это расстояние? Вся Тверская была заполнена людьми, несколько километров.
- На Трубной площади произошла давка и погибло много людей, до сих пор неизвестно точное число. Мой отец был студентом и приехал на похороны Сталина из Ленинграда, попал в давку, чудом остался жив.
- Фильм вообще о безумии. Это массовое исступление, вглядываясь в которое ты не можешь ничего сказать, просто изумлен. Для меня нет этому объяснения. Понять можно, принять нельзя.
- Фильм иногда цветной, иногда черно-белый. Как вы работали с цветом?
- Материал был снят и на цветную, и на черно-белую пленку, и я решил так и оставить, не придавать особого смыслового значения цвету или черно-белому изображению. В какой-то момент перестаешь на это обращать внимание. Обидно терять цветное изображение. Это уникальный цвет, который передает дух времени.
- Цвет приближает ситуацию к нашим дням. В конце концов это фильм не только о том, что происходило в марте 1953 года, он и о том, что происходит в 2019 году. И, боюсь, будет происходить еще несколько лет.
- Я не знаю, есть ли у нас фигура, которой нужно устроить такие императорские похороны, и огромное количество людей, которые оплакивали бы эту фигуру. Это все-таки была уникальная ситуация, она возможна была в то уникальное время. В наше время что-то другое будет. Да, конечно, этот фильм описывает определенное качество, которое принадлежит и этому народу, я говорю обобщенно, и этой территории. Я не знаю, как это назвать - эту способность впадать в исступление, причем достаточно искреннее. Не говорю, что все, но очень многие поддались истерике, оплакивали Сталина. Были люди, которые, конечно, совершенно иначе это воспринимали...
- Тамара Петкевич, актриса, мне рассказывала (https://www.svoboda.org/a/27605368.html), как она, услышав эту весть, пустилась в пляс.
- Тем не менее результат чего это был? Террор сам по себе не возникает. Внутри человеческой психики уже должна была существовать потенция к такому состоянию. Нужно в достаточной степени носить эту дикость в себе, чтобы уметь и иметь возможности ее воплощать. Это оборотная сторона той исступленной истерики, которую мы наблюдаем в фильме. Но для меня это все равно большая загадка. Вдруг народ продемонстрировал такое удивительное качество.
- Я бы не стал говорить об истерике. Истерика
- это в Северной Корее, а здесь скорее безволие, тихие слезы.
- У меня есть запись из радиоархива - Колонный зал Дома Союзов, трансляция церемонии прощания и похорон, 28 часов. Там исполнялись музыкальные произведения - большой оркестр, хор, Лакримоза, Седьмая симфония Бетховена, Пятая и Шестая симфонии Чайковского, есть паузы, и в этих паузах слышно, как люди рыдают, такие всхлипы, стоны исступленные.
- Несколько часов на холоде, пока ты стоишь в очереди.
- Это не несколько - это может быть целый день. Да, все равно это определенное состояние. Я думаю, что это имеет отношение к массовому психозу тоже. Я со многими людьми разговаривал, свидетелями похорон, и многие говорят то же, что и Бродский в своем эссе. Бродский пишет о том, что творилось в классе, когда на колени поставили, приказали им рыдать. Но нужно быть Бродским, чтобы отстраниться от всего этого, не оплакивать фюрера. Я думаю, что все-таки это массовое исступление. Но эта способность к исступлению и доведение до этого исступления - это определенное качество. Можно ли довести до такого исступления швейцарцев, например? Англичан можно довести до такого? Я просто не могу себе представить.
- Оруэлл думал, что можно.
- Этого не случилось за всю историю. Я начинаю думать о Достоевском, это качество присутствует в характерах его героев.
- Исступленность?
- Да, и она очень ярко выражена. Достоевский что-то угадал, и Сталин тоже что-то угадал, что это можно сформировать и определенным образом направить.
- Вы упомянули радиоархив. Важная часть фильма - звук. Траурные стихи, которые читают поэты, речи, которые произносят передовые рабочие или партийные начальники. Очень интересно слушать эти советские, медленные, гипнотические голоса, которых теперь больше нет.
- Мы используем речи писателей и поэтов на мемориальном заседании, посвященном смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Вы бы послушали, что там они говорили! Симонов читает стихи, Лев Ошанин, Эренбург. Есть скучные, а есть очень интересные, изобретательные речи. Есть душевные, есть исступленные. Любопытна стилистика, любопытна интонация, любопытны слова, которые для этого находят... Я практически полностью сохранил церемонию прощания, когда из Колонного зала на лафете везут красный гроб. Это совершенно неожиданное решение - не закрывать гроб крышкой.
- Там открыто только лицо.
- Там вырезано отверстие, покрыто стеклянной сферой. Зачем? Чтобы Сталин видел, как его хоронят, смотрел на небеса? Или всем показать, что именно он там находится?
- А зачем они читали медицинский бюллетень по радио со всеми подробностями? "Дыхание Чейна-Стокса, отказали легкие"...
- Можно предположить, что кто-то заметал следы. Потому что, если посмотреть внимательно подшивку "Правды", 6-е, 7-е, 8-е марта, там есть такие метания в сообщениях. Сначала Сталин упал в обморок, а потом потерял дар речи. Еще что любопытно: я оставил некоторые важные моменты речей, три человека выступало на Мавзолее. Там же есть традиция - первым выступает тот, кто заступает.
- Маленков.
- Но вторым должен выступить тот, кто его поставил туда. И в середине речи Берия говорит о том, что советский народ приветствовал решение партии и правительства о том, что Маленков будет теперь вместо Сталина, за пахана.
- И у Маленкова сразу довольная рожа.
- Берия сказал: не дождетесь, у нас кулак был, кулак и остается, никаких шатаний. Очень интересная у него фраза: "Не стало Сталина". Вот он был, вот его не стало. Не умер - не стало.
- А другие говорят, что он не умер, а бессмертен. И надо сказать, что не очень заблуждаются.
- Там очень хороший жест, я его намеренно оставил, когда идет процессия, и Хрущев идет за Берией. Берия, как опытный разведчик, не может терпеть, чтобы кто-то за ним шел, он поворачивается к Хрущеву и делает такой жест. Видно, как Хрущев его боится.
- Но мы знаем теперь, как быстро это завершилось, в июне уже Жуков схватил Берию... А Берия ведь готовил удивительные реформы, собирался объединить Германию.
- Да, почти перестройка в 1953 году, а нам пришлось ждать ее 40 лет примерно. Это тоже можно почувствовать в фильме: растерянность полная, в этот момент рухнул Советский Союз. Страна, которая была создана волей одного человека, насилием, жестокостью, способностью это организовать и совершить. Этого человека, как гвоздь, вынули, и все начало рассыпаться, существовало только благодаря инерции.
- Поэтому и название фильма - "Государственные похороны". Похороны государства.
- Английское название State Funeral это в большей степени передает. Мне кажется, что именно это и произошло тогда, в 1953 году, когда люди в догадках терялись, понимали, что наверняка это крах тридцати лет - кровавых, жутких, страшных, но тем не менее что-то там еще было. Там же были и сентиментальные воспоминания - люди жили с этим, любили друг друга, были молоды. Все это в один момент вдруг рушится, и все всматриваются в эту бездну. И это разрушение, этот крах, он ведь продолжается.
- Что в фильме увидит публика, не имеющая отношения к советской культуре вообще?
- Самое простое: вы увидите иную планету, то, с чем вы никогда не сталкивались, - это точно. Это, конечно, экзотика для многих.
- Арканар такой.
- Да, это такой Арканар. Там есть кадры, которые, я думаю, Герман снял бы. На кране портрет Сталина над котлованом. Это строительство гидроэлектростанции, они вырыли колоссальный котлован, стоят маленькие люди, дым идет из труб, летит портрет Сталина. Там всех выстроили, они как солдаты стоят. Огромная металлическая рама летит и чуть не сбивает людей. И потом это все зависает, и он так над нами и висит. Это символическая картина, потому что котлован вырыт, несчастные, бедные в изодранной одежде грязные люди стоят в этом во всем, а сверху над ними - и над нами - висит железный портрет этого жуткого персонажа. Я много читал воспоминаний, но для меня это время все равно остается загадкой. Даже при всем том, что мы переживаем сейчас, мы очень далеки от этого времени. "Все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит..." Когда вы смотрите в эту магму, вдруг что-то понимаете. Это время меня притягивает, я от него не отойду, я буду делать следующую картину, которая тоже связана с этим периодом. (Дмитрий Волчек, «Радио Свобода»)

[18 октября 2019]
- Правильно ли я понимаю: визуальная часть «Похорон Сталина» полностью смонтирована из рабочих материалов фильма «Великое прощание»?
- Это материал, который снимался в тот период, и я думаю, весь он предназначался для фильма о похоронах Сталина, который делали Сергей Герасимов, Илья Копалин, Михаил Чиаурели, Григорий Александров... Какое разделение ответственности между четырьмя грандами советского кино! Не понимаю, как они монтировали картину в восемь рук. Большой вопрос вызывает и тот факт, что фильм был сразу положен на полку. В «Великом прощании» нет ничего крамольного, кроме того, что он славит Сталина. Это значит, что дорогие руководители страны, даже не видя результат, не желали этот фильм выпускать - он был готов уже через месяц, в начале апреля. Это очень интересный факт. Я думаю, съемки были масштабной акцией прикрытия, чтобы никто не заподозрил, что в последующем на Сталина попытаются свалить ответственность за все трагедии и преступления, которые они вместе совершили.
- Значительная часть материала находилась в архиве без звука, он был записан вами в студии, верно?
- Со звуком только киножурналы, и то не все: в некоторых смонтированных негативах звук отсутствовал. Это значит, что их не доделали. Еще отдельно был звук похоронных речей Берии, Маленкова и Молотова, записанный на звуковую пленку параллельно с изображением. Эти фонограммы мы не нашли, хотя они значились в каталоге. Это то, что касается киноархива. В фонде Гостелерадио сохранилось 28 часов прямых репортажей из Колонного зала Дома Союзов, некоторые записи в нескольких дублях. Дикторы там от волнения ошибаются, запинаются, начинают снова. Записи этой прямой трансляции - тоже очень интересный документ. Некоторые плачи в картине оттуда, как и шарканье, общий фон. Еще сохранилась запись мемориального заседания Союза писателей, которое вел Сафронов, оттуда у нас тоже есть фрагменты: стихи Льва Ошанина, Константина Симонова, текст про Донбасс Корнейчука, украинского письменника, который написал: «Серые шинели по сугробам Донбасса...» Конечно, я не мог не упомянуть сейчас это. «Украина возрождается, спешите к ней на помощь...» - потрясающий текст! Когда он звучит, мы видим город Львов - как сотни тысяч людей пришли обойти памятник Сталину на фоне прекрасного брейлегевского пейзажа. Есть там венок с надписью на украинском, который я намеренно оставил в кадре: «Спасибо Сталину, собирателю украинских земель». Что отчасти правда - он их объединил.
- Музыка, звучащая в фильме, целиком взята из этой трансляции?
- Практически вся. Где-то мы взяли другое исполнение, например, когда по Красной площади несут гроб. Качество записи было невысокое и приходилось искать возможности сделать звук богаче.
- А сколько в целом часов материала вам удалось обнаружить?
- Всего было 30-35 часов, точнее может сказать Владилен Верник, который работал в архиве. 117 коробок, и каждый кадр мы описывали вместе с монтажером. Это огромная работа, на которую мы потратили месяца три. На монтаж ушло четыре месяца, что очень много для меня, обычно я монтирую быстро. Насколько я понимаю, это не весь материал, который был снят. Советские архивы самые надежные - они и пакт Молотова-Риббентропа сохранили в оригинале. Очень интересна судьба всего этого. Мне было бы ужасно любопытно найти кого-то, кто мог бы рассказать историю съемок. Где-то в интернете я читал, что съемки начинали по заданию НКВД... Мы пытались что-то узнать, но нам не удалось найти людей, знающих подробности.
- Какие формальные задачи вы перед собой ставили? В первую очередь в глаза бросается, что вы сохраняете хронологию событий. Еще что вы выстраиваете широкую географию. И есть центральная линия съемок из Колонного зала, в который вы возвращаетесь несколько раз.
- Когда подступаешься к архиву, сложно определить какие-то четкие правила, по которым будет выстраиваться фильм. Я точно знаю, чего делать не буду, но каким образом все сложится - непонятно. Я не хотел использовать откровенные кадры, в которых показаны рыдания, потому что они начинают все разрушать. В материале такие кадры есть, и непонятно, актерство ли это. Хотя я в это не верю. Я беседовал с огромным количеством людей, помнящих это время, и у многих это чувство было искренним - они находились в состоянии исступления. Я хотел передать эту эмоцию. Вопросом о том, почему они вели себя именно так, задавались уже потом, глядя на себя со стороны. Вообще, в создании картины серьезное участие принимал монтажер Даниэлюс Коканаускис, мы с ним с 2010 года работаем, и какие-то места - полностью его работа, я только чуть-чуть подсказывал. В четыре руки очень сложно монтировать такое движение потока, требуется высокая концентрация, когда из двух часов нужно сделать шесть минут. И он очень точно нашел мелодию, под которую это нужно делать - Пятую симфонию Чайковского. В ней есть мотив волны, которому соответствует монтаж: к эмоции хотелось подходить по чуть-чуть и затем откатывать. Мотив приближения и отхода, а затем сдержанной кульминации, как фрактал, присутствует в разных эпизодах картины. Я знал, как буду начинать - с объявления по радио. Я пробовал смонтировать это так, чтобы оно повторялось снова и снова, но получилась шутка, которая не соответствовала материалу. В итоге мы дали это объявление полностью. Нужно было просто следовать за событиями. Я знал, что нужно представить город. Там есть прекрасный материал, где люди расхватывают газеты. Он смонтирован примерно так же, как прилет лидеров, которых тоже нужно было представить. Здесь есть ирония, в том числе в выборе музыки: кажется, это фортепьянное трио Шумана, исполненное оркестром. Странное звучание, я не сразу его узнал. Потом я должен был показать очередь. Многое в кадре неявно, но чувствуется, и, если где-то нарушишь последовательность, возникает ощущение, что что-то не так. После первой попытки монтажа движения толпы, Даниэлюс определил, где какой кадр был снят, и мы полностью восстановили ход движения по Москве смонтировали его хронологически. Потом я должен был представить страну. Сначала это было три эпизода, потом пять. Потом пять или шесть митингов рабочих. В Колонный зал я должен был зайти три раза. Первый - представить детей, потому что для них это личная трагедия, это видно и по Василию, сыну Сталина, и по Светлане Аллилуевой. Вторая часть - официальная делегация, а третья часть - люди. Моя логика такова, что должно быть развитие, если мы заходим туда несколько раз. Эпизод с людьми в зале - для меня кульминационный. Когда они проходят, ты начинаешь резонировать с ними и испытывать их эмоции. Это кульминация фильма.
- Мне кажется, этот фильм продолжает «Процесс», о чем вы и говорите в интервью «Радио Свобода», не только тематически, но и концептуально. Когда его смотришь, задаешься вопросом о том, что стоит за изображением на экране. В какой-то момент, а именно на сцене, в которой мы видим армию скульпторов, художников и операторов в Колонном зале, участвующих в производстве этого спектакля и создающих репрезентации мертвого тела Сталина, которое, как тело короля, стало символом сакральной власти, понимаешь, что это фильм о механизме власти как таковой. Она уже не принадлежит конкретному человеку, а стала зримой функцией - пустым местом, вокруг которого разворачивается вся эта невероятная траурная машинерия.
- Власть рухнула. Вся. И в этот момент ее подхватывают. Насколько важна эта церемония для всех стоящих у гроба правителей! Они должны показать твердость, решимость к действию и предъявить нового «пахана». Ведь эти люди, с нашей точки зрения, выглядят как гангстеры, особенно Берия: он одевается и ведет себя как мафиози, глава шайки. А какие у них потрясающие лица! Эти не моргающие глаза, выражающие абсолютное присутствие и исполнение долга, ритуала - а за ними жуткий страх. Это тишина, за которой скрывается колоссальная буря. И все это запечатлевает пленка. Ясно это увидеть мы не можем, но оно проступает сквозь. Эти микрожесты, микродвижения... Там есть эпизод, где они идут за гробом, Хрущев следует за Берией, и Берия делает такой жест - я его много раз смотрел покадрово - он повернулся, что-то буркнул и небрежным жестом указал Хрущеву идти рядом с собой. Это всего лишь одно мгновение, его палец настолько быстро движется, что я думал, там что-то вырезано... Тот повинуется без каких-либо возражений, и сразу ясно, кто там кто.
- Во время просмотра фильма все время пытаешься разгадать смысл этой церемонии. Вскоре, как известно, пройдет XX съезд, развенчание культа личности Сталина. Ясно, что на этих кадрах конец эпохи, очень долгой и кровавой. Но все участники этой траурной мистерии работают на воспроизводство существующего спектакля, существующей властной структуры - хотя дальше лихо ее повернут.
- Дело в том, что не понятно, кто мог бы стать сравнимой фигурой. Не понятно, что делать с остальными. Доклад Хрущева - это 1956 год, то есть три года спустя. Почему сначала он был прочитан на закрытом заседании? Это говорит о большом страхе сделать этот шаг. И то, что Сталина вынесли из Мавзолея только в 1961 году, через пять лет после порицания культа личности вождя, говорит лишь о серьезности опасности, грозившей этим людям. Откуда она исходила? От народа, который был поглощен этим культом. Были ли это отголоски древних религий или у этого культа была какая-то другая природа - не знаю. Но тем не менее, это был культ. Выйти и сказать, что это был тиран, от которого мы все потерпели, было невозможно.
- Для меня это фильм о том, что аппарат власти превосходит любую отдельную личность. Невозможно изменить систему, не овладев им сначала.
- Это океан, да. Он не был создан одним человеком. Участвовал в этом весь народ.
- А по чему, вам кажется, плачут все эти люди? По конкретному человеку, по миру, который вместе с ним закончился, по подаренному товарищем Сталиным счастливому детству?
- Думаю, одной причины не существует, тут нужно говорить о психологии масс. Все-таки это разработанная теория, есть какие-то законы массовой психологии - и они уходят глубоко в наше многомиллионное прошлое. Человек остается стадным животным, мы не должны об этом забывать. У испанского исследователя Хосе Дельгадо был опыт инкорпорирования электрона в ту область мозга обезьяны, где возбуждаются страх и истерика. Оказалось, одной такой обезьяны достаточно, чтобы через десять минут все стадо впало в то же состояние. Не знаю, насколько можно проводить параллель между этим экспериментом и тем, что испытывали люди на похоронах Сталина, но в большой толпе такие вещи часто передаются быстро, начинают создавать определенный резонанс и толпа впадает в экстаз. Я думаю, когда создаются условия, чтобы миллионы могли пройти через это, когда вся страна наполнена скорбью и горем, удержаться сложно. Нужно быть такой личностью, как Бродский, например, который не плакал вместе со всеми на коленях в школе. У него есть прекрасное эссе по этому поводу. Он тоже пытался докопаться до этого и, думаю, сказал правду: действительно искренне оплакивали тирана, и, наверное, ни одного тирана так искренне не оплакивали, исходя из истории, которую мы знаем письменно. В своей попытке объяснить это он бродит вокруг да около, там много рационального, но, тем не менее, я чувствую, что это не до конца ясно. Поэтому я сделал этот фильм. Мне все понятно, но не все ясно, если можно так сформулировать. Это все-таки загадка. Как этот персонаж достал из человеческой руды то, что он достал, как он переформатировал российскую империю, что было в этой руде... Мы продолжаем жить в среде, которую создал Сталин, поэтому о нем вся эта песня. (Алексей Артамонов, «Сеанс»)

Коллаж из хроники о прощании СССР с Иосифом Сталиным. Вне основного конкурса 76-го Венецианского кинофестиваля показали новый фильм Сергея Лозницы «Государственные похороны». Картина представляет собой компиляцию архивных материалов, снятых в СССР с 5 по 9 марта 1953 года - дни, когда страна хоронила Иосифа Сталина https://diletant.media/articles/34605932/. Лента продолжает тему, начатую Лозницей в «Процессе» - монтажном фильме, собранном из материалов первых публичных сталинских процессов. Премьерный показ картины состоялся год назад также на кинофестивале в Венеции https://youtu.be/-zWxUxA6a3k. Лозница объединил в новой работе уникальные архивные материалы, многие из которых ранее не публиковались. Похороны вождя становятся апофеозом культа его личности. «Великое прощание», сопровождающееся панегириками «гению», «лучшему ученику Ленина», скорее напоминает шоу, руководят которым люди, думающие о переделе власти - Маленков, Берия, Молотов и Хрущев. После официального объявления о смерти Сталина по всей стране проходят траурные демонстрации. В каждом населенном пункте есть памятник или «уголок» Сталина - туда стекаются люди, чтобы проститься с вождем. Кто несет цветы, кто венки, а кто и цветы в горшках. Официальные траурные речи полны фраз-уродов, которые могли родиться только из гиперболизированной патетики: «Сталин умер. Да здравствует Сталин»; «вечно живой»; «гениальный продолжатель дела Ленина», «самый близкий нам и всем трудящимися мира человек» и проч. Череда скорбных речей с объявлением о смерти сменяется затем ответными выступлениями коллективов заводов: «Не будем, товарищи, унывать - будем, товарищи, работать». 6 марта в Колонном зале Дома Союзов был выставлен гроб с телом Сталина, очередь желающих проститься растянулась на километры. Церемония напоминает скорее осмотр витрины: быстро проходя мимо тела, окруженного венками и зеленью, люди скользят по вождю взглядом. Тем временем группа скульпторов и художников пишет и лепит с натуры. В фильме не упоминается о давке и ее жертвах https://www.bbc.com/russian/features-43259600. В некоторых фрагментах мы лишь видим, как улицы - Тверская и Садовое в Москве, Площадь Свободы в Тбилиси - становятся «живым морем» советских граждан. В большинстве траурных речей внимание акцентируется на сплочении, доверии партии и борьбе с врагами. Так, Берия говорит: «Враги Советского государства рассчитывают, что понесенная нами тяжелая утрата приведет к разброду и растерянности в наших рядах. Но напрасны их расчеты: их ждет жестокое разочарование. Кто не слеп, тот видит, что наша партия в трудные для нее дни еще теснее смыкает свои ряды, что она едина и непоколебима». В очередной раз советских граждан призывают усилить бдительность, чтобы враги государства не смогли застать страну врасплох. В финальных титрах Лозница дает несколько фактов: число жертвы репрессий и голода, развенчание культа личности в 1956-м и вынос тела Сталина из Мавзолея для погребения в Кремлевской стене. Режиссер называет картину визуальным исследованием природы культа личности Сталина. «Немыслимо, что сегодня, в Москве 2019 года, через 66 лет после смерти Сталина, тысячи людей собрались 5 марта, чтобы возложить цветы и оплакать их. Я думаю, что мой долг как режиссера - использовать силу документальных образов, чтобы заставить людей искать правду», - говорит Лозница. «Смерть Сталина означала конец эпохи. Даже не осознавая этого, миллионы людей, которые оплакивали лидера в марте 1953 года, также переживали важный опыт в своих личных историях, - поясняет Лозница. - Для меня принципиально важно сделать зрителя участником и свидетелем грандиозного, ужасающего и гротескного шоу, которое раскрывает сущность тиранического режима». «Государственные похороны» сняты при поддержке «Настоящего времени». Как заметил генеральный продюсер телеканала Кенан Алиев, «мы поддерживаем только самое актуальные и современные темы, а актуальнее похорон Сталина для российского общества ничего нет». (Снежана Петрова, «Дилетант»)

Новый опус Сергея Лозницы успел засветиться на Венецианском кинофестивале в прошлом году и покорил тем, как режиссер продолжает создавать двойные документы, искать в советских хрониках нарративы и мифы, которыми полна и наша современная жизнь. Сложнейшая документальная деконструкция и кристально чистая режиссура, высвечивающая режиссерский слой партийной пропаганды. (Дмитрий Дурнев, «Кино-Театр.ру»)

Новый документальный фильм Сергея Лозницы. На этот раз событием, которое режиссер переоценивает с позиции нашего современника, становятся похороны Сталина. Собранный из архивных материалов, снятых с 5 по 9 марта 1953 года, его работа пытается зафиксировать состояние общества во время произошедшего. Хотя главное здесь немного другое: постановочная сторона похорон, вопрос искренности и неискренности реакции людей. Работа Лозницы - исключительный пример той авторской документалистики, которая способна рассматривать старые избитые проблемы через необычную призму. Причем никаких популистских лозунгов - лишь исследование образа властителя в наших жизнях. (Владислав Шуравин, «Film.ру»)

Что смотреть на «Артдокфесте». [...] Сергей Лозница («Процесс», «Блокада», «Донбасс»), главный на сегодняшний день специалист по коллективному бессознательному, культивирует очень важный жанр: он переосмысливает полузабытые или неизвестные хроникальные кадры, погружая зрителя в историю - безо всяких спасательных кругов. «Государственные похороны» - два с лишним часа похорон Сталина, грандиозное высказывание о смерти и бессмертии, о безумии и любви, коллективный портрет страны, плачущей по вождю. Режиссер использовал материалы из Красногорского архива. Это съемки, сделанные по всей стране во время похорон Сталина для часового фильма «Великое прощание», который был положен на полку. Лозница считает, что это материал по-настоящему жуткий - именно потому, что он все еще глубоко трогает. Мировая премьера фильма прошла на Венецианском кинофестивале, в конкурсе «Артдокфеста» он удостоился специального упоминания жюри. [...] (Ксения Рождественская, «Коммерсантъ Weekend»)

Документальная фреска Лозницы, вновь мастерски собранная из бездушной и в чем-то заискивающей кинохроники, на которой показаны торжественные всегосударственные похороны вождя, а на самом деле - то ли конец света, то ли гибель одной идеи, то ли попытка через смерть утвердить бессмертие (товарищ Сталин умер, но дело его живет). Смысловые акценты и мини-высказывания режиссера запрятаны в монтаже и выбранных сценах: как весть о похоронах пронзила весь СССР, как повторяются казенные речи в устах номенклатуры и рабочих, как советская система пропитана всевозможными - довольно иррациональными - ритуалами, апофеозом которых стали пышные похороны вождя. Наконец, принципиально и название картины; в прокат она выйдет с обманчиво патриотическим заголовком «Прощание со Сталиным». Однако государственные похороны это не только официальные почести, но и своего рода конец некоей системы, от которой уже скоро в частности отречется Никита Хрущев. (Алексей Филиппов, «Кино-Театр.ру»)

5 марта, аккурат в день смерти Иосифа Сталина, в прокат вышел новый фильм Сергея Лозницы, смонтированный из архивных материалов. Это уникальные кадры с похорон Генсека ЦК КПСС, демонстрирующие масштаб культа личности: в течение двух часов Лозница будет ловить народную скорбь и национальный траур в продолжительных очередях и крупных планах советских людей, которые, как им кажется, потеряли не просто лидера страны, но отца. Благодаря холодной документальной отстраненности и минимальному вмешательству Лозницы (оценка Сталину будет дана в конце с титрами, на которых перечислены только цифры и факты) картина, кажется, подойдет любому типу зрителей вне зависимости от их политических взглядов. (Алихан Исрапилов, «Film.ру»)

Постсоветское и советское на Венецианском фестивале. [...] Новую монтажную работу привез на фестиваль Сергей Лозница. Она называется «Государственные похороны» и построена на материалах документального киноархива в Красногорске, в частности на фильме «Великое прощание» о похоронах Сталина, который снимали Сергей Герасимов, Илья Копалин, Григорий Александров, Михаил Чиаурели - классики советского кино. Лозница по-новому аранжирует кадры похорон, ставит их в современный контекст, высекает барочные цветовые эффекты из контрастов черно-белого с вкраплениями кумача и алых цветов (кровь прочитывается за кадром). Вождь и учитель, кузнец Победы, лучший друг молодежи идет «сквозь снежные сугробы Донбасса», освобождает и объединяет все земли Украины, создает идеальное государство, где нет безработицы и межэтнической розни и всюду царит счастливая жизнь. В трауре - московские интеллигентки, бакинские нефтяники и обитатели юрт. Звучат прочувствованные стихи и песни, на похороны несут неподъемные венки из цветов и стали, а «глаза пионеров меркнут от подступающих слез». В одном из последних кадров портрет Сталина возносится на подъемном кране над стройкой века, над застывшим в религиозном экстазе строем рабочих - ни дать, ни взять вознесение Христа. Физически он ушел от нас, «не бьется сталинское сердце», но таинственное слово «бессмертие» прямо относится к нему, к кому же еще: фильм обнажает мифологическую ритуальность, никак не согласующуюся с «атеизмом» эпохи. (Андрей Плахов, «Коммерсантъ»)

Венеция-2019: Хроника дряхлости - от похорон Сталина до шедевра Полански и слабого конкурса. [...] А в новом монтажном фильме Сергея Лозницы «Государственные похороны» показано, как в сделку со злом вступила вся страна. Более чем двухчасовая картина подробно рассказывает о том, что происходило в СССР с 5 марта 1953 года, кончая моментом, как гроб с телом Сталина внесли в Мавзолей. Кадры, взятые в Красногорском киноархиве, а также позаимствованные из фильма Сергея Герасимова, Григория Александрова, Ильи Копалина, Михаила Чиаурели, подробно исследуют эмоции людей, скорбящих по великому вождю. Рабочие, крестьяне, ученые, военные, пионеры, студенты, партийные работники, домохозяйки, рыбаки, дворники, русские, украинцы, белорусы, литовцы, эстонцы, киргизы - все 200 миллионов с гаком человек искренно рыдают, клянут судьбу, отнявшую любимого Отца Народов, обещают еще больше сплотиться и т.д., и т.п. Разглядывать эти лица необычайно интересно - словно разговариваешь с историей. У каждого, наверное, свой разговор, но первая мысль, которая приходит, когда смотришь на это всеобщее скорбное безумие: ведь наверняка процентов у 80-90 этих рыдающих людей кто-то из близких расстрелян или валит лес в лагерях, или гниет на Колыме, или 10 лет без права переписки. Загадка из загадок: почему они не радуются? Почему мысленно не поют от счастья? Почему их слезы искренни? Лозница привозит в Венецию уже второй монтажный фильм подряд - в прошлом году тут показывали вне конкурса его «Процесс» о деле так называемой Промпартии, составленный в основном из кадров фильма Якова Посельского. Теперь пригласили «Государственные похороны». Видимо, интерес к темной советской истории пока не угас. Более того, именно сейчас он по разным причинам становится острее, и Лозница, как художник очень тонко чувствующий, это хорошо понимает. [...] (Екатерина Барабаш, «Кино-Театр.ру»)

В Венеции наконец похоронили Сталина. Фильм продолжительностью 135 минут - уникальная возможность примерить на себя события марта 1953 года, испытать этот опыт, пройти этот неслабый «иммерсивный экспириенс». Знаменитый документалист Лозница смонтировал кадры, снятые в преддверии и во время похорон вождя и учителя двумястами советскими операторами. Цветную и черно-белую пленку восстановили и отреставрировали так, что на ней нет ни царапины - в сочетании с мастерским монтажом это рождает эффект вертиго и эффект присутствия. При вселенской катастрофе, постигшей великий советский народ. Потерявшего в лице Сталина не просто руководителя государства, а отца, царя и бога одновременно. Лавины людского горя, однако, не наблюдается. Вместо горя - обычная его имитация. Бесконечный поток людей в колонном зале Дома Союзов, плачущие работницы и крестьянки на местах, повесившие головы оленеводы, пионеры, трущие грязными ручонками незаплаканные глаза, скорбящие у своего чума чукчи, испускающие траурные гудки паровозы, сосредоточенные народные художники, рисующие и лепящие свои творения прямо у гроба, и даже, кажется, зэки Гулага в фуфайках - все излучает благообразную скорбь, скрывающую подлинные эмоции. Наскоро сочиненные стихи «Ушел отец, сердца наполнив болью», «Готовы жизнь отдать, чтоб вы столетья жили», «Земля, от слез седая» и т.д. Голоса народных артистов, кажется, живых до сих пор, вещающие из всех утюгов о вечной жизни Сталина - а какой еще она может быть, жизнь Бога? Похороны исполнены в стиле высокого классицизма, уже недоступного похоронам Брежнева, например. Ко второму часу истерия начинает нарастать - количество исторгнутых слез увеличивается, лишь одна девушка скроет улыбку от камеры в спине впереди стоящего, а у одной из участниц массовых шествий почему-то обнаружится вовсе не траурное лицо (видимо, пригнали по разнарядке). Под бубнеж верного соратника великого вождя Л. П. Берии о необходимости крепить коммунистическое строительство, чихают на трибуне члены Политбюро. Некоторых, под одобрение той же толпы, скоро расстреляют, а труп Сталина вытащат из Мавзолея, в который сейчас торжественно закладывают. Завершается сюрреалистическое действо проездом вдоль сотен, тысяч венков, разложенных на Красной площади. Настроение сказочное, на цветы падает снег, звучит умиротворяющая песня в исполнении Сергея Лемешева: «Даст тебе силу, дорогу укажет Сталин своею рукой. Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, Спи, мой звоночек родной!». Для до сих пор не проснувшихся воробушков и звоночков в финале дан титр о 27 миллионах убитых в репрессиях и 15 миллионах умерших от голода. Звоночки, конечно, немедленно скажут, что никаких миллионов не было, а было максимум несколько сотен тысяч, чем себя и разоблачат, но это уже совсем другая история. О жизни и новых приключениях Иосифа Виссарионовича в стране большевиков, а не о его заслуженной смерти и великолепных похоронах. (Стас Тыркин, «Комсомольская правда»)

На 44 Международном кинофестивале в Торонто прошел показ новой ленты режиссера Сергея Лозницы «Государственные похороны». Картина смонтирована из хроникальных кадров, снятых в преддверии и во время похорон Иосифа Сталина в марте 1953 года. Часть отснятого материала из картины была показана публике впервые. Украинский кинорежиссер Сергей Лозница, признанный современным классиком кино, уже не в первый раз делает фильм, полностью основанный на документальном материале. На его счету - «Блокада», «Событие» и «Процесс» - картины, показывающие нашу, пронизанную болью историю. Его новая работа продолжает исследование эпохи, начатое в картине «Процесс» - о постановочном суде над «Промпартией». «Государственные похороны» ведут хронику Великого прощания с «вождем» советского народа, сжатую до двух с четвертью часов. Некоторые архивные кадры, вошедшие в картину, были ранее использованы в документальном фильме Сергея Герасимова и Ильи Копалина 1953 года «Великое прощание», который отправили «на полку». «Есть момент в фильме, который меня просто доводит до дрожи... Когда люди смотрят и плачут, идут нескончаемым потоком. В какой-то момент это настроение втягивает вас, и вы просто заворожены тем, что видите. Вообще фильм не о Сталине - о людях», - сказал в одном из интервью Сергей Лозница. По его словам, в центре сюжета ленты - массовая истерия народа, его коллективное безумство. В картине автор не дает оценки событиям и не объясняет мотивов людей, пришедших проститься со Сталиным. Тем не менее, «Государственные похороны» напоминают грандиозный спектакль - с бесконечными вереницами людей, ползущих вдоль улиц, медленно пробирающимся по коридору Колонного зала Дома союзов к гробу вождя, со скорбным, словно ритуальным плачем, цветами, в которых утопает труп Сталина, угрюмыми лицами чиновников... Скрупулезный монтаж многократно повторяющихся практически одинаковых, различимых только в небольших нюансах, цветных, частично цветных и черно-белых кадров, создает гипнотическую атмосферу, которая как черная дыра, затягивает и не отпускает зрителя, обнажая абсурдность происходящего на экране. Создается ощущение, что похороны не закончатся никогда. Этой идее всеобщего помешательства вторит и музыкальный ряд фильма. За кадром словно иронично звучат «Героическая похоронная» Бетховена и «Lacrimosa» Моцарта, композиции Шопена и Мендельсона. Несмотря на то, что режиссер никогда не ведет со зрителями откровенного разговора и вопреки тому, что формально в картине нет отсылок к современности, фильм, как и другие ленты автора, пугающе актуален. Политика Сталина, приведшая к многочисленным жертвам - известный факт, который сегодня не нуждается в дополнительных пояснениях, поэтому в картине автор делает акцент не столько на тирании вождя, сколько на необъяснимом поведении народа, привыкшего к покорности и терпению. «Террор сам по себе не возникает. Внутри человеческой психики уже должна была существовать потенция к такому состоянию... Я думаю, что все-таки это массовое исступление. Способность к исступлению и доведение до этого исступления - это определенное качество. Можно ли довести до такого исступления швейцарцев, например? Англичан можно довести до такого? Я просто не могу себе представить», - говорит Сергей Лозница. (Нина Ромодановская, «Профисинема»)

"Артдокфест" похоронил Сталина без фарса. [...] Сергей Лозница, очевидно, делает фильмы с прицелом на зарубежную аудиторию, для которой подобные массовые тоталитарные реалити-шоу - в диковинку. Но в России, да и вообще на постсоветском пространстве 135 минут прощания со Сталиным после 70 с лишним лет сюрреализма в режиме онлайн как-то многовато. О знаменитой давке на похоронах, в которой погибли люди, - ни кадра, ни слова. Реплики режиссера - по традиции только в конце фильма в виде нескольких титров. В «Процессе» эти титры делают весь фильм. В «Государственных похоронах» не делают ничего, тем более что Лозница решил обобщить граждан, погибших от сталинских репрессий, с убитыми в Великую Отечественную, что довольно странно не только для сталинистов. Сталинисты тоже пришли на московский сеанс. Наверняка готовы были по ходу картины устраивать демарши, кричать, возмущаться, но повода не нашлось: только после окончания робко затянули с галерки «Священную войну». Лозница вполне мог бы сам поставить эту песню на титры, и это было бы хоть каким-то сильным ходом, дополняющим кадры, в которых советские народные массы повально скорбят о кончине Отца. Ведь война вокруг Сталина продолжается сегодня, и очень активно. Президент «Артдокфеста» Виталий Манский сказал, что в марте, к очередной годовщине смерти вождя, фильм Лозницы может выйти в российский прокат. Под названием «Прощание со Сталиным». Можно смело рекомендовать его к просмотру всему партактиву КПРФ после возложения цветов к могиле. Вполне сгодится для отправления коммунистического культа. Дешевая британская комедия «Смерть Сталина» в итоге оказывается более значимым высказыванием. Потому ее и запретили в России: британцы, превратив все в фарс, глумятся над вождизмом в стиле «Диктатора» Саши Барона Коэна и камня на камне не оставляют от советского (равно как и любого другого) культа. А серьезный режиссер Сергей Лозница пытается показать фарс, не прибегая к комедии, пользуясь только официальной хроникой. Пора бы выйти из пыльных киноархивов. Ставить на кон свое имя только для того, чтобы обратить внимание на тему, в наше время странно. Рано или поздно и в далеких от ГУЛАГа Каннах призадумаются, не стоит ли режиссера переместить в номинацию «монтажер». Ведь он сам за то, чтобы бороться с культом личности. P. S. Режиссер Сергей Лозница уточнил для «Собеседника», что в указанное в титре число жертв не входят жертвы Второй мировой войны. Приведенные им данные о количестве погибших и пострадавших от сталинского режима являются данными общества «Мемориал». Несмотря на разъяснения режиссера, титр сформулирован таким образом, что из него следует, что жертвы Второй мировой как раз включены. В связи с планами по выпуску фильма в российский прокат на титр могут обратить внимание в министерстве культуры России, все чаще берущем на себя функции политического цензора. С учетом увлечения министра Мединского военной историей этот фактор может сыграть существенную роль. Немаловажно и то, что общество «Мемориал», на которое ссылается режиссер, признано российскими властями иностранным агентом. При этом данные правозащитников о масштабах политических репрессий сильно разнятся даже у экспертов «Мемориала». Установить точное число жертв не представляется возможным. (Константин Баканов, «Собеседник»)

Бесконечная вереница людей: очередь к гробу Иосифа Сталина в Колонном зале Дома союзов протянулась от Трубной площади. Скорбные лица, всхлипы, вздохи, черно-белые кадры сменяются цветными - так выглядит трехминутный трейлер фильма «Прощание со Сталиным». Полный хронометраж ленты - два с половиной часа. Все это время на экране только архивная хроника и никаких комментариев со стороны создателей фильма. Главные инструменты в руках режиссера Сергея Лозницы - монтаж и звук. И это не только речи приближенных, которые звучат без купюр, но и музыка. Например, «Лакримоза» из «Реквиема» Моцарта, произведения Чайковского и Шопена. Сам режиссер занял отстраненную позицию, отметил обозреватель "Коммерсантъ" Михаил Трофименков: «Сергей Лозница восстановил очень интересные куски, в частности, кадры со скорбящими детьми Сталина, с художниками около гроба, с плачущим маршалом Рокоссовским, которые придают очень интересное и человеческое измерение тому, что происходило в марте 1953 года. Сергей Лозница, который, безусловно, стоит на антисталинских позициях, выступил как честный архивист, который не навязывает документальному ряду никакой своей идеологии и просто предлагает посмотреть, как это было». Единственная авторская ремарка, которую позволил себе Сергей Лозница, будет в конце фильма. Режиссер указывает в титрах количество жертв сталинского режима. Картину «Прощание со Сталиным» некоторые критики назвали портретом поколения. В неофициальной хронике можно заметить много деталей, о некоторых из них рассказал журналист и фотограф Юрий Феклистов: «Там идет ретроспектива, как в городах люди прощаются, на Чукотке, в Таджикистане, в Минске. Март, люди из дома берут какие-то фикусы, кактусы - цветов же не было - и ставят это к памятнику Сталина. Идет там женщина, допустим, она всхлипывает, чувствуется, что звук записан с помощью современных средств. Такое вот ощущение, что ты в этом состоянии находишься вместе с ними. По уровню воздействия это производит колоссальное впечатление. Это просто надо на уроках истории показать, чтобы вот этого не повторилось». В оригинале фильм Лозницы называется «Государственные похороны» - его, кстати, ранее показывали в России на «Артдокфесте». Почему тогда возникли проблемы с прокатным удостоверением? Как предполагает прокатчик, все дело в репутации режиссера. Сергей Лозница неоднократно критиковал российскую политику, выражалось недовольство и в его работах, например, в документальной картине «Донбасс». В Минкульте же задержку объяснили техническими причинами. Эта ситуация может привлечь больше людей в кинотеатры, надеется специалист отдела кинопроката компании «Престиж кино» Валерий Мелешков: «Кинотеатры начали задавать нам вопросы, а получим ли мы прокатное удостоверение, на что мы не могли со стопроцентной уверенностью ответить. Кинотеатры не могли начать продажи билетов, это какую-то нервозность создало, нездоровый ажиотаж появился не по нашей вине. Прошел такой информационный всплеск, надеемся, что на это обратят внимание зрители, и будет посещаемость выше, чем ожидалось». Когда в СМИ попала информация о том, что ленте «Прощание со Сталиным» могут не дать прокатное удостоверение, журналисты тут же вспомнили ситуацию с комедией «Смерть Сталина» - у нее Минкульт два года назад отозвал удостоверение. Не вышла в прокат и еще одна картина - «Диван Сталина». Министерство культуры даже оштрафовало кинотеатр, который показал ее в рамках фестиваля. (Юлия Жданова, Елена Иванова, «Коммерсантъ FM»)

Государственные похороны: фильм-мечта. С первой до последней минуты картины Сталин лежит в гробу, и это само по себе радует. Новый фильм Сергея Лозницы сделан по тому же принципу, что и годовалой давности ПРОЦЕСС (о показательном суде над «Промпартией» в ноябре/декабре 1931 года) - только и исключительно архивные материалы, отреставрированные и перемонтированные. Фактически, это авторский ремикс советского документального эпоса ВЕЛИКОЕ ПРОЩАНИЕ, снятого весной 1953 года по случаю водворения в мавзолей великого вождя - и тут же положенного «на полку» ввиду стремительного изменения политической конъюнктуры. ПРОЦЕСС произвел жуткое, гнетущее впечатление: на протяжении двух часов несчастные «враги народа», в-основном, благообразные пожилые интеллигенты, старательно каялись и оговаривали самих себя и друг друга. (На самом деле, как известно, весь вредительский заговор был на 100% инсценирован и никакой «Промпартии» в помине не было...) Тощая фантазия Кафки не шла ни в какое сравнение с садистским концептом Сталина: окончательным ничтожеством людей перед торжествующей мясорубкой государства и гипнозом лживой пропаганды. Ужас. ГОСПОХОРОНЫ, напротив, воодушевили: много раз за время просмотра я ловил себя на том, что улыбаюсь, а однажды даже в голос рассмеялся. Это когда показали подобострастно изогнутую группу корифеев советской культуры - художников и скульпторов - согнанных в Дом Союзов для запечатления охлажденного отца народов на одре и сцен народной скорби. А так - интересно было в режиме, приближенном к реальному времени, наблюдать за картинкой и выхватывать знакомые лица: Чжоу Эньлай (председателя Мао не было), Долорес Ибаррури, Вальтер Ульбрихт, даже молодой Чаушеску в военном кителе... И наша славная компашка, памятная по черной комедии ПОХОРОНЫ СТАЛИНА: деловые Берия и Хрущев, Микоян с бегающими глазками, оцепеневший истукан Маленков, сумрачно-непроницаемый Молотов. Коктейля его имени очень не хватило на мероприятии в холодный мартовский денек. Странно, что среди толпы маршалов я не заприметил главного - Жукова. Может, его там и не было? Короче, несмотря (и даже смотря) на беспрестанно рыдающих на экране советских людей, было весело. Похороны Ужаса. Лозница все обставил максимально тактично (слово «уважительно», я думаю, тут неуместно) - ни малейшей отсебятины! Ни кадра о знаменитой давке, унесшей сотни жизней, ни тени иронии в звуковом сопровождении - Lacrimosa, траурный Шопен, Пятая Чайковского. Единственное микро-хулиганство, что режиссер себе позволил - это закадровая «Колыбельная» Блантера/Исаковского («Спи, мой сыночек!») в самом финале. И то, не уверен, что это было правильно. А так - фильм вполне можно показывать хоть на дне рождения Зюганова. Кроме заключительных титров: «25 миллионов расстрелянных и замученных в лагерях, 15 миллионов умерших от голода...» Важная постлюдия ко всенародной любви. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ (да еще и в контексте современной обстановочки и популярной статистики) уже в который раз подводят к простой истине: покуда народ российский не избавится от извращенческой, рабской тяги и поклонения собственному палачу, ничего путного в нашей стране не будет. Конечно, это условие не достаточное для построения прекрасной России будущего, но условие необходимое. И бесспорное. Увы, старался в этом направлении что-то сделать один Хрущев. Он понимал, чем грозит. Остальные наши два «прогрессиста», Горби и Ельцин, были увлечены другими вещами и в главном схалтурили. (Артемий Троицкий, «Эхо Москвы»)

Документальный подарок Сергея Лозницы к дате смерти вождя Помер тот, помрет и этот. 5 марта 1953 года умер Сталин - героизированный при жизни вождь СССР, наводящий ужас диктатор, победитель Второй мировой войны и инициатор самых жестоких и масштабных репрессий за всю историю нашей страны. Во время культа Сталина его политика вслух не обсуждалась, поэтому трагические многодневные похороны сопровождались долгими траурными церемониями по всей стране: чтением стихов-некрологов, подношением цветов и огромными толпами на улицах - печально известная давка случилась в первые мартовские дни. Съемки государственных похорон были заказаны официально: и цветная, и черно-белая хроника обеспечила огромный архив из разных городов и от разных операторов - скорбь советских людей, «детей Сталина», снимали с объяснимой скрупулезностью, а потом положили на полку - официальное отношение к вождю изменилось слишком быстро. Мастерство Сергея Лозницы - переработать огромные архивы, смонтировать в два часа с лишним необъятное всесоюзное событие и ничем, кроме монтажа, не направлять зрительское внимание. Здесь по всем традициям доков Лозницы нет закадрового голоса и говорящих голов, практически никакой дополнительной информации, кроме подписей городов и титров о числе жертв репрессий, ХХ съезде КПСС и выносе тела Сталина из Мавзолея в 1961 году. Случай, когда все на экране говорит само за себя и в разжевывании не нуждается, - особенно поражает количество цветных кадров (примерно 80-90% фильма), странным образом оживляющих реальное событие до крупномасштабной театральной постановки: Сталина и хронику того времени мы все же привыкли видеть в монохроме. Плюс сохранение оригинального звука: мы слышим шаги, шелест венков, плач, шепот, радиотрансляции, оркестры, публичные некрологи неотрывно от происходящего на экране. Лозница пристально вглядывается в логику и иерархию всенародной церемонии прощания. Есть здесь и кремлевские жены в каракулевых шубах, и презирающие друг друга первые лица государства (это угадывается в их мимике и позах, а высмеивается в запрещенном в России гротеске «Смерть Сталина»), и шествия для избранных с самыми дорогими венками, и огромное количество военных. Есть и планы сибирских городов и столиц СССР, где упакованные в ватники и платки молодые рабочие внимательно слушают признания в любви тирану. Есть и совсем комичные (если это слово вообще уместно в подобном контексте) кадры подношения домашних тропических растений (фикусов и драцен) к бюстам Сталина по всему Союзу, подробное перечисление в радиотрансляции цветов, которым украшен его гроб, и джунгли пальм, украшающие возвышение в Колонном зале Дома Союзов. Акварелисты рисуют посмертные портреты Сталина в гробу, скульптор лепит посмертную маску, ничего не понимающие маленькие дети - единственные в кадре, кто ведет себя естественно. Чиновники, обычные горожане, деревенский народ напуган или в замешательстве, многие смотрят в камеру затравленными глазами, а мужчины с военной выправкой как будто бы проглотили кочергу. На фильм работают и обильно читаемые открыточные стихи часто безумного содержания, где твердятся из строфы в строфу выдающиеся личные качества вождя и его великодушные подвиги. Одна из финальных сцен вообще проигрывает песню «Спи моя радость, птенчик пригожий, спи мой воробушек» - и звучит это по-настоящему дико. Док Лозницы о добровольном всесоюзном спектакле, который режиссировался сверху и подхватывался снизу, напрямую говорит со зрителями о том, как ограничена свобода выбора, когда марширует большинство, но спустя несколько лет траур десятков миллионов человек и лицемерная идеология все равно воспринимаются как масштабная инсценировка. Смотреть? Да. (Алиса Таежная, «The Village»)

Куда шагает Сергей Лозница? Новый фильм Сергея Лозницы - это грандиозное монтажное историческое кино, возрождающее авангардистский дух киноков и документалистскую эстетику Эсфирь Шуб. «Государственные похороны» продолжают логику предыдущей работы режиссера «Процесс». Новый фильм, как и многие ленты вышеупомянутых кинематографистов, полностью состоит из архивных материалов. Время действия - дни масштабных похорон Иосифа Сталина, с 5 по 9 марта 1953 года. Объявление о смерти вождя спровоцировало демонстрации по всей стране - массовые перемещения людей, напоминающие то ли крестный ход, то ли паломничество к символическим местам прощания с диктатором. Люди несли вождю цветы и прочие похоронные атрибуты. 7 марта в Колонном зале Дома Союзов к гробу с реальным телом Иосифа Сталина выстроилась многокилометровая очередь из 'подданных', желающих проститься. Маршрут основной массы людей пролегал по Бульварному кольцу через Трубную площадь к Пушкинской площади, и далее по Большой Дмитровке и Тверской (тогда - улицы Пушкинская и Горького). Эти события, описываемые на экране, состоят из небольших, композиционно организованных кусков хроники. На них накладывается выбранное самим режиссером весьма необычное звуковое сопровождение. Оно вбирает в себя гротескные восклицания о «бессмертии гения», стихи, дифирамбы, декламации. Все это создает абсурдно-комический эффект нескончаемого и грандиозного театрального действа. Вместе с тем, реальность материала этой картины делает зрителя соучастником происходящего. Его собственная темпоральность буквально сливается с экранной. Эта интеграция в сюрреалистический мир, подлинность которого - абсолютный факт, создает поистине зловещий эффект. Палитра цветов, которая рождается на экране, напоминает колористику Сергея Параджанова в «Цвете граната». Трудно сказать, диктует ли это сам символизм ритуальных похоронных практик, или режиссер намеренно выстраивает визуальный ряд, отсылающий к архетипичным образам. Так или иначе, Лознице удается усидеть на двух стульях: с одной стороны - сохранить патетику и эпос разворачивающейся на экране мифологемы, а с другой - тут же редуцировать ее до холодного наблюдения реальности. Хроникальный материал в его руках как бы лишается своей документальной сущности. А сам режиссер, несмотря ни на что, все время остается в «ноль-позиции», потому что отнюдь не творит произведение искусства из небытия, но разнообразно и последовательно организовывает имеющийся хаос в бесконечно приближающуюся к объективности кинореальность. Та самая вертовская бессюжетность и эстетико-формальная организация кадров отнюдь не делает ленту истощенной, лишенной самого своего жизненного материала, но, напротив, как бы обогащает ее еще одним измерением, позволяющим зрителю деидентифицироваться и ненадолго стать частью самого этого исторического процесса. Эсфирь Шуб - одна из родоначальников документального монтажного кино - утверждала, что монтаж вскрывает противоречие кусков жизни. Виртуозно смонтированные в зрительно-ритмическую единицу секвенции кадров у Лозницы действительно высвечивают сущностные контрадикции и несостыковки изображаемых событий. Отстранившись от всемогущества повествователя-режиссера, автору удивительным образом, наконец, удается обрести голос в этой нескончаемой, громоздкой и неуклюжей толпе свидетелей последнего пути кровавого диктатора. Примечательно, однако, что в фильме не упоминается о многочисленных жертвах давки. Мы видим лишь фрагментарно, как маршрут к гробу вождя последовательно 'забивается' человеческими телами. Вместо того, чтобы занимать привилегированную позицию учителя-морализатора, режиссер исследует и одновременно предлагает зрителю - безмолвному наблюдателю и соучастнику истории - равным образом приступить к изучению этого странного явления. Возможно, у кого-то все-таки получится усмотреть за происходящим его причины. Оценка: 8 из 10. (Анна Стрельчук, «InterMedia»)

Колыбельная для Сталина. Режиссер Сергей Лозница в качестве документалиста не только добивается более высокого художественного результата, нежели в своих игровых фильмах, но и умудряется сохранять максимальную нейтральность практически на всем протяжении хроникального повествования. Даже в тех случаях, когда монтирует из снятых некогда материалов или использует документальные ленты известных авторов, однако расширяя их существенно, а главное - снабжая специально записанной фонограммой и обрабатывая кинопленку при помощи компьютерных технологий. Но все-таки в отличие от тех проектов, которые являются фактически реставрационными, тщательно воссоздающими давние оригиналы (допустим, «Годовщина революции» Дзиги Вертова, заново восстановленная киноведом и историком кинематографа Николаем Изволовым), Лозница довольно тонко и искусно представляет, если воспользоваться названием картины «Представление», как бы открывающей серию его монтажных опытов с хроникой (впрочем, и «Блокада» была именно таковой), старую экранную историю в новом свете. Достигается это благодаря точно расставленным акцентам автора неизбежно другого произведения, где ощущается, прежде всего, современное знание о минувшей эпохе, некая историческая дистанция, с которой мы смотрим на события прошлого. Пожалуй, можно поймать себя на довольно странном впечатлении, что наш взгляд, в какой-то степени ориентируемый режиссером за счет смены кадров, ритмики происходящего, иногда меняющего скорость своего течения, словно продлеваемого и укрупняемого на глазах у зрителей, позволяет считывать в зафиксированном прежними операторами изображении дополнительные смыслы, которых там точно не было. Наверно, здесь следует говорить о своеобразном видоизменении классического понятия «эффект Кулешова», когда иное значение хроники появляется не только в связи с монтажом различных кадров, но и при помощи продуманной внутрикадровой организации экранного пространства. Вот и в фильме «Государственные похороны» (в российском прокате решили дать другое название - «Прощание со Сталиным», что отсылает к «Великому прощанию», созданному несколькими ведущими советскими режиссерами сразу после кончины вождя) трудно избавиться от ассоциации, что идущие бесконечно долго в Колонном зале толпы людей, которые далеко не всегда плачут, а с каким-то острым любопытством косятся налево, в сторону гроба с телом Сталина, словно не веря в конец целой эпохи в жизни страны, могут косвенно напомнить миллионы замученных и уничтоженных, о чем сказано лишь в финальных титрах. Но самый неожиданный «эффект Лозницы» (наверно, так надо назвать это) заключается в том, что в последних сценах, когда гроб уже занесли в Мавзолей, на фоне панорамы вдоль усыпанной цветами территории у Кремлевской стены начинает звучать за кадром песня Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского, одного из любимых поэтов Сталина, который обожал вполне народные по манере строки, вышедшие из-под пера данного автора. Причем это - колыбельная, сочиненная еще в 1940 году. И там есть такие слова: «Ты не увидишь ни горя, ни муки, // доли не встретишь лихой... // Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, // спи, мой звоночек родной!». Воздействует поразительно! Сергею Лознице удалось благодаря внезапной лирической интонации в чинных государственных похоронах выразить примерно то, что непонятно каким образом смог осуществить в 1937 году Дзига Вертов в собственной «Колыбельной», которая была запрещена через пять дней после выхода на экран, а создатель практически лишился возможности делать авторские документальные ленты. Его гимн во славу женщин и матерей, живущих в славной социалистической стране, на интуитивном уровне воспринимался как проникнутый трагической иронией эмоциональный эпос всего лишь об единственном отце - Отце народов. Вот и прощание со Сталиным в фильме «Государственные похороны» (если придерживаться оригинальной версии названия) оборачивается похоронами государства, крахом диктатуры, сломом эпохи. Колыбельная над гробом звучит как отпевание покойника, с которым надо бы проститься навсегда. Да все никак не получается... 7/10. (Сергей Кудрявцев, «Иви.ру»)

Сергей Лозница показал в Венеции похороны Сталина. [...] Предыдущий монтажный фильм Лозницы «Процесс» был основан на фильме «13 дней. Дело Промпартии», снятом в 1930 году под руководством Якова Посельского. Его премьера год назад состоялась и в Венеции. Знаменитый процесс проходил в Колонном зале Дома союзов, где на скамье подсудимых оказались инженеры и руководители производства. На суд приходили советские люди, как в театр, радуясь, что «вредители» и «изменники родины» понесут наказание. Теперь в «Государственных похоронах» в Колонный зал советские люди идут прощаться с товарищем Сталиным. Сергей Лозница использует кадры, снятые, по официальной версии, с 5 марта 1953 года, когда умер Сталин, по 9 марта, когда страна хоронила вождя народов, они также вошли в «Великое прощание» Сергея Герасимова и Ильи Копалина. Фильм был запрещен первыми лицами советского государства. Снимали «Великое прощание» на две камеры, параллельно делая черно-белую и цветную версии. Первую потом смонтировали, а вторая пролежала без движения десятилетия и только теперь воспроизведена в «Государственных похоронах». В титрах у Лозницы приведен список операторов, чья хроника хранится в Красногорском архиве кинофотодокументов, где наверняка знают, откуда те или иные кадры, как они снимались. Советская хроника - золотая жила. Ее мало кто видел. Так что появление некоторых кадров в монтажных картинах Лозницы - своего рода выход из забвения. 5 марта 1953 года Сталин умер. Жители кишлаков, оленеводы Севера, нефтяники Азербайджана, женщины Востока - вся страна до самых до окраин слушала медицинское заключение из громкоговорителей. Им подробно сообщалось о параличе вождя и последующих процессах в его организме. В Москве толпа стоит у театральной будки с афишами спектаклей «Третья молодость» и «Сердце не камень». Их пока не успели заклеить чистыми листами бумаги, как сделают потом. К газетным киоскам выстроились очереди. 6 марта тело Сталина выставили для прощания в Колонном зале Дома союзов, и делегации разных стран, советские люди шли туда в течение трех дней, как шли к памятникам Сталину по всей стране с горшками фикусов, простенькими букетами живых цветов, неизвестно откуда взявшимися в марте. Диктор в прямом радиоэфире сообщал, что в Колонный зал несут венки из живых тюльпанов, перевязанных веткой саксаула, из магнолий, из нержавеющей стали, бронзы и латуни. Мы видим прямо-таки цветущий сад или остров в океане, заросший пальмами. У гроба художники рисуют с натуры портреты умершего Сталина, скульптор с глиной тут же ваяет скульптуру вождя. Ушел отец, и нищий, плохо одетый народ, переживший войну, с окончания которой прошло всего восемь лет, народ, у которого выкосили родных во времена репрессий, горько переживает утрату, оплакивает вождя. Но камера выхватывает отнюдь не скорбные лица, фиксирует простое любопытство, равнодушие и даже улыбки. Но в основном передовики и стахановцы, рабочие и колхозники скорбят и плачут. Мелькают диковинные котелки иностранных граждан, африканское лицо, благородные дамы в мехах, а в целом - потертые каракулевые шапки и воротники. Лошади везут к Красной площади гроб на лафете, украшенный сталинской фуражкой. Лицо вождя прикрыто прозрачным куполом. Покойника заносят в Мавзолей с именами Ленина и Сталина, и страна замирает на мгновение. Гудят пароходы и паровозы. Одинокий водитель на заснеженной дороге выходит из грузовика, чтобы, вытянувшись по стойке смирно, отдать дань уважения Сталину. Сотни операторов в тот день вышли на улицы, отправились в отдаленные уголки, чтобы запечатлеть скорбь советского народа. Как известно, советская хроника была постановочной - и наверняка многое было снято позднее. Иначе откуда взялись траурные значки с портретом Сталина на груди у множества людей по всей стране уже на следующий день после его смерти? Предположить, что они были заказаны заблаговременно, сложно. Значит, все сделали специально для последующих съемок «Великого прощания». Каким образом доставили в Москву в таком количестве живые цветы? К 8 Марта? А потом отправили по другому назначению? Откуда столько пластиковых цветов, если предположить, что живых не было. Финальные титры сообщают, что в годы сталинизма погиб 21 миллион человек и миллионы умерли от голода, что в 1961 году Сталина вынесли из Мавзолея и похоронили у Кремлевской стены. Молодые европейские зрители посмеиваются, как смеялась западная публика на показах запрещенной у нас «Смерти Сталина» британского режиссера Армандо Ианнуччи. Происходящее представляется дурным сном, вселенским театром. Финал «Государственных похорон» впечатляет. Кран поднимает на высоту портрет Сталина во весь рост, украшенный траурными флагами. Картина поскрипывает на ветру, раздается звук захлопнувшейся двери. Все! Пошел новый отсчет времени. Но толпы советских людей все идут и идут на Красную площадь, утопающую в венках. Сопровождает эти кадры колыбельная «Спи, мой сыночек». Двери Мавзолея закрыты. Детские лица - самое грандиозное, что мы видим на экране. Оператор долго задерживает камеру на подростке, прижавшемся к отцу в очереди к Сталину. Черно-белые кадры сменяются цветными, по всей видимости, так и не напечатанными в советские времена, поскольку снимать на цвет у нас тогда могли, а напечатать нет. А когда это стало возможно, не было нужды заканчивать фильм о Сталине. Черно-белая версия тоже потребовала времени и, скорее всего, была сделана после того, как не стало Берии, присутствующего в кадре. И «Великому прощанию» был вынесен смертный приговор. Фильм зрители не увидели. (Светлана Хохрякова, «Московский Комсомолец»)

Живые и мертвый. «Прощание со Сталиным» - монтаж хроники, не вошедшей в реквием по Сталину «Великое прощание» 1953 года. Для режиссера Сергея Лозницы это очередная глава многосерийной саги о толпе, начатой бытовой зарисовкой о людях в ожидании автобуса «Пейзаж» (2003). И еще высказывание о Сталине и его эпохе, вступившее - в силу особенностей режиссерского взгляда Лозницы - в противоречие с его идеологией. Практику умеренно авторского монтажа материала, по техническим причинам выпавшего из советских документальных фильмов, Лозница освоил в «Блокаде» (2005) и продолжил в «Процессе» (2018) о процессе «Промпартии». Работу над «Прощанием со Сталиным» (международное название - «Государственные похороны») он и его команда проделали огромную. С 6 по 9 марта 1953-го 200 операторов сняли 100 тыс. метров похоронной хроники в СССР и 10 тыс. метров в странах народной демократии. Фильм «Великое прощание» (Григорий Александров, Сергей Герасимов, Илья Копалин, Елизавета Свилова, Ирина Сеткина, Михаил Чиаурели), в прокат не вышедший в силу извивов борьбы за власть в послесталинском руководстве, длился божеские, но чудовищно скучные 74 минуты. Метраж «Похорон» Лозница довел до 135 минут, что увлекательности траурным митингам в Ямало-Ненецком автономном округе никак не добавило. Авторский вклад в монтаж минимален: честная, архивная работа. Есть два заметных исключения. Великолепная идея сопроводить финал - часовые у Мавзолея уже не Ленина, а Ленина - Сталина - «Колыбельной» Матвея Блантера и Михаила Исаковского: «Завтра проснешься - и ясное солнце / Снова взойдет над тобой... / Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, / Спи, мой звоночек родной». Инверсия неожиданная. Сталин - не «отец народа», а усталый сыночек, которого страна ласково баюкает. Вторая находка - финальные титры с феерическими цифрами жертв сталинской эпохи: 42 млн человек. С такими противниками, как Лозница, товарищу Сталину и сторонников не надо: Сталин и так слишком за многое ответственен, чтобы безоглядно баловаться статистикой. Ссылаться на комментарии режиссеров к фильмам не всегда корректно. Но Лозница - не просто режиссер, а теоретик, философ документалистики. Обладая крайне дисциплинированным мышлением, по поводу «Похорон» он говорит шокирующие вещи. О человеке - «стадном животном», об испанце Дельгадо, вживлявшем электроды в мозг обезьяны, что приводило ее в состояние страха и истерики, передававшееся всему стаду. О «человеческой руде», из которой Сталин «достал то, что он достал». Это - суть философии Лозницы: все общественные порывы и коллективные эмоции сводятся к физиологии. Социальные, политические, исторические резоны не значат ничего. Человек, и тем более человеческая масса, - руда. Но есть сверхчеловеки, неизвестным, по словам Лозницы, способом вживляющие в коллективный мозг электроды. Доведенный до абсурда позитивизм XIX века, когда его исповедует документалист, одновременно считающий себя - как Лозница - политическим режиссером, чреват когнитивным диссонансом. Позитивист не может придерживаться никакой идеологии. Не может сочувствовать никакому стадному порыву. Лозница же разделяет - в своих комментариях - толпы, которые неустанно снимает или монтирует последние годы, на правильные и неправильные. Ленинградцы («Событие», 2015), строящие баррикады в августе 1991-го, и «майдановцы» («Майдан», 2014) - правильные. Празднующие День Победы в Трептов-парке («День Победы», 2018) или оплакивающие Сталина - неправильные. Хотя физиология толпы в любом случае одинакова. Этот диссонанс - достоинство кино Лозницы, ярко проявившееся в «Похоронах». Коллективный герой - стадо для него, но не для зрителя, понимающего, что историческое событие существует только в контексте. Что человек, конечно, тростник, но мыслящий. Лозница может презирать русских берлинцев и паломников к гробу Сталина, но зритель вычитывает в их лицах свои смыслы. Да, как и Лозница, в зависимости от своего мировоззрения - но не вопреки ему. Но в любом случае вычитывает пережитое, восторги, разочарования. Видит в людях - в любых обстоятельствах - человеческое. «Похороны» интересны именно как коллективный портрет советских людей 1953 года. Рыдающих или всматривающихся в лицо Сталина, словно желая убедиться в его уходе. Корявых или рафинированных. Все помнящих: и 1937-й, и Сталина в солдатской шинели на Мавзолее 7 ноября 1941-го. Лозница же, словно инопланетянин, у которого вместо зрачков - кинокамеры, зрителю в этом не препятствует. Он даже корректирует дефекты советской пропаганды, с конца 1940-х утратившей эмоциональность. Александров со товарищи затягивал в бюрократический корсет потрясение, пережитое человечеством при смерти не человека, не политика, а эпохи, ну, или «Хозяина». Выстраивал, как классицисты, из тел корейских солдат, берлинских монтажников, нефтяников Каспия идеальные, геометрические композиции. В «Прощании» человеческих всплесков почти не было. В «Похоронах» достаточно вспомнить план хотя бы с пожилым офицером, проносящим ребенка на плече мимо гроба Сталина и ткнувшимся лицом в детское пальто. Вылетели из «Прощания» и были восстановлены Лозницей кадры с художниками и даже одним скульптором, жадно набрасывающими черты воскового лица. Восстановил он и кадры скорбящих близких. Тех, для кого Сталин - не Отец, а отец. Некрасивый, дрожащий профиль генерала Василия. Хрупкий - чистая гимназистка - силуэт Светланы среди телес политбюро. Из «Прощания» вообще вычеркнуты любые эмоции сильных мира сего. Теперь мы видим, как сглатывает слезы маршал Рокоссовский: драгунская стать автоматически ставила его в центр любого кадра. Битый-ломаный в ежовских тюрьмах, командовавший Парадом Победы, переживший два покушения. Видим, как тыкается куда-то не туда - охрана поправит - у гроба седая красавица Долорес Ибаррури. Как дергается в нервном тике щека маршала Ворошилова на Мавзолее. Да, их не нужно жалеть, ведь они никого не жалели, но оказались тоже людьми. Что делать с этим парадоксом позитивисту Лознице - неизвестно. (Михаил Трофименков, «Коммерсантъ Weekend»)

В Риге состоялся уже традиционный конкурс фестиваля российского документального кино ArtDocFest, который прошел в рамках шестого Международного Рижского кинофестиваля (Riga IFF). Лучшим в этом документальном смотре был назван фильм Ксении Охапкиной «Бессмертный». Но самым резонансным, конечно, стал показ ленты победителя одного из предыдущих Рижских кинофестов (за фильм «Событие» о событиях августовского путча 1991 года в Ленинграде) Сергея Лозницы - «Государственные похороны». Сеанс начался со смеха после слов главы кино ArtDocFest Виталия Всеволодовича Манского: «Пристегните ремни, отправляемся в 1953-й год - смотрим, как хоронят вождей, учимся и готовимся». Зал дружно засмеялся - в том числе и сидевший в пятом ряду всемирно известный уроженец Риги, солист балета Михаил Барышников. Впрочем, далее было не до смеха... Публика погрузилась в те скорбные во всех смыслах дни - кто-то искренне скорбел по уходу Сталина, кто-то в страхе ожидал, что будет дальше... «Фильм включает в себя кадры с 5 по 19 марта 1953 года, - говорит сам Лозница. - С момента, когда страна узнала, что не стало Иосифа Сталина. Эта хроника снималась для фильма «Великое прощание», и тут есть еще одна загадка. Этот фильм снимали четыре режиссера - Сергей Герасимов, Георгий Александров, Михаил Чиаурели и Илья Копалин, в то время это были гранды советского кино. Они за месяц сделали этот фильм, и он был показан только один раз для членов высшего советского руководства. И тут же благополучно отправлен «на полку» со всей хроникой и документальными журналами, которые параллельно с этой хроникой делались. Масштабы съемок были таковы, что снимались по всему Советскому Союзу и во всех социалистических странах, даже в Китае и Корее. Снимали много, но из материалов, которые я видел, осталось 35 часов. И этот материал пролежал, наверное, до конца 1980-х годов - его достали из архивов и рассекретили. Так получилось, что предыдущий фильм я тоже делал с Российским государственным архивом кино- и фотодокументов, который находится в Красногорске. Эта картина была связана тоже со сталинской эпохой, она была показана здесь в прошлом году. Это фильм «Процесс», рассказывающий о так называемом процессе над членами Промпартии в 1930-х. И узнав о том, что есть такой архив материалов о похоронах Сталина, я решил начать это делать. Начали в марте этого года, и фильм очень быстро создавался. Фильм снимался на черно-белую пленку и на цветную, никто его не раскрашивал. Благодаря усилиям ребят, которые здесь присутствуют (из Латвии и Литвы), мы почистили и стабилизировали изображение, вы увидите, как это выглядит. Звук был почти весь воссоздан, кроме речей на Мавзолее. По-моему, это был вообще первый раз в советском кино, когда вы слышите, как говорит Берия, как говорит Маленков, которого, наверное, уже никто не помнит. Все остальное мы воссоздали вместе со звукорежиссером Владимиром Головницей». Здесь нет ничего надуманного и нарочито художественного, как в недавно нашумевшем английском фильме «Похороны Сталина», который почему-то испугались и запретили с подачи российского Минкульта. Чистая документалистика, собранная из кусочков доступных кадров современным режиссером Лозницей - все по часам, если даже не по минутам. Другое дело, что похороны такого уровня - это уже отдельный спектакль, и только избранные знали, что там творится за кулисами. Сразу же поражает техническое качество материала - это реставрация звука, когда по губам можно понять слова члена Политбюро Булганина, пожимающего руку очередному приехавшему в аэропорт из-за рубежа деятелю: «Честь имею!» Фильм начинается с черной полоски - и сразу же первый кадр, как гроб с телом вождя вносят в Колонный зал Дома Союзов. Высокий человек в генеральской шинели, как дирижер, показывает: «Открывайте!» Открывают гроб. Тяжелое зрелище... И все это - на два с половиной часа, когда вас, как в бреду, будет преследовать «Похоронный марш» Шопена, исполняемый на высочайшем уровне. А Lacrimosa из «Реквиема» Моцарта? А трагические ноты в финальной части Шестой («Патетической») симфонии Чайковского? При этом - весьма синефильское кино. Здесь каждый кадр имеет значение. Действительно - в целом: нескончаемым потоком идут массы. Но отдельно - цепкий взгляд охранника. Движение руки «посетителя», который достает из кармана... театральный бинокль и смотрит в гроб: «Неужто?» Художники, живописующие с натуры великий труп. Глава Израиля Голда Меир. На целую минуту - сидящий сын Сталина, генерал Василий (вроде трезвый). Дочь Светлана, написавшая потом «Двадцать писем другу» - и это единственное документальное свидетельство последних дней Сталина. Для них это личное горе. И массы на улице - понятно даже не эксперту, что вот начало той знаменитой давки. В тишине - вынос тела по лестнице. Поворот к Историческому музею. Маршал Буденный, несущий звезду героя на подушечке - за ним прочие маршалы. Въезд на Красную площадь. Лафет, запряженный лошадью. Тишина. Речи. Хрущев, Маленков, Берия. Конец траурного митинга. Маленков стоит победоносно - заложив по-сталински длань в мундир. Он - новый вождь. Кульминация - заносят гроб в Мавзолей и тут - пролетает воробей. «Чик-чирик». Как пролетел? Узрел же внимательный Лозница такую деталь. Черная полоса, все. Публика разбегается из зала. Но здесь вдруг продолжение. 19 марта, та же Красная площадь. Народные массы, море венков. И - «Песня о Родине» в исполнении великого тенора Сергея Яковлевича Лемешева. «Светит солнышко на небе ясное, Цветут сады, шумят поля. Россия вольная, страна прекрасная, Советский край, моя земля». Публика выходила из зала тихо. Снаружи ждали следующие посетители, решившие посмотреть «Космическую одиссею» Кубрика. Видя Барышникова и других, выходивших в абсолютной тишине, они понимали, что эти зрители увидели что-то трагическое. Ну, «Государственные похороны». Или «Похороны государства»? Кому как удобнее переводить... Для кого-то похороны вообще - это напоминание о личной трагедии, у многих из нас уходили близкие. А для умного - напоминание, что не все вечно под луной. Все умрем. Кто бы ты ни был - вождь или раб. Смиритесь. (Андрей Шаврей, «Latvijas Sabiedriskie Mediji»)

Документальная фреска Сергея Лозницы о похоронах тирана. 5 марта 1953 года. Сталин умер. Страна готовит монументальную панихиду. С 6 марта в Колонном зале Дома союзов с телом властителя могли попрощаться все желающие - выстроилась огромная очередь. 9 марта на Красной площади состоялись торжественные похороны. В других городах по всей стране со Сталиным тоже прощались эти четыре дня чередой публичных мероприятий. Синопсис нового фильма обманчиво прост, как и метод его производства: монтаж официальной хроники, которая зафиксировала всю растерянность и слезы не просто людей, а как будто бы целой страны. По похожему принципу построен трехчасовой документальный фильм Андрея Ужицы «Автобиография Николае Чаушеску» (2010), где из торжественного видеоряда также складывался портрет Румынии за десятилетия правления Чаушеску; сквозь официозную торжественность постепенно пробивалась подлинная нищета и загнивание страны. Лозница тоже исследует слияние правителя и государства, но в иной плоскости. Интересующая его двойственность зафиксирована в оригинальном названии картины - «Государственные похороны». Похороны государственной важности, национального масштаба. Похороны самого государства - так как без Сталина, несмотря на все торжественные речи и обещания, началась другая страна, пускай и наследующая матрицу его правления. Сергей Лозница, в документальных и игровых проектах изучавший (пост)советское сознание, как будто бы шел к этому проекту 15 лет. Также собранный из архивных материалов фильм «Блокада» (2005); репортаж из пекла новой революции «Майдан» (2014); еще одна хроника - «Событие» (2015) - о Санкт-Петербургском народном волнении в дни путча 1991 года, предтече развала СССР; коллаж из туристических видео о посещении концлагерей «Аустерлиц» (2016); отстраненный взгляд барельефа на полуязыческое празднество «Дня Победы» (2017) в берлинском Трептов-парке; наконец, «Процесс» (2018) - хроникальный судебный триллер о «Деле Промпартии» (1930), собранный из хроники заседания. Как будто бы режиссер заранее чертил круг событий и тем, которые в том или ином ключе сойдутся в фильме про мертвого Сталина. Получилось четыре всадника: Террор, Война, Победа, Распад. Может показаться, что «Государственные похороны» состоят из общих мест: самый советский на свете голос Левитана «с чувством великой скорби» сообщает о смерти Сталина - и парадоксально подробно описывает течение болезни, приведшее к смерти. Голос и весть объединяют в первых кадрах всю страну: в городах, деревнях, заснеженных аулах люди слушают диагноз. Впоследствии эта неразрывная связь человека и страны только усугубится официальными мантрами, что Сталин не умер, а дело его продолжит жить. Лозницу помимо прочего очень интересуют социальные ритуалы и интонации, точнее - идеи, закладываемые в языке. Он виртуозно это изобразил в фильме «Кроткая» (2017), где разговорно-частушечный постсоветский говор описывал иерархию и укорененность насилия властного над просящим в том, как люди вообще разговаривают. Как изъясняются «герои» его новой картины, тоже очень важно: как бы ни менялся тембр или статус говорящего, слова звучат как с всесоюзного суфлера: Сталин с нами навсегда. В отличие от обещания сохранить дело товарища Сталина, последнее пророчество сбывается: 67 лет спустя фигура вождя все еще не переварена постсоветским человеком. Как писал десять лет назад Даниил Дондурей в программном тексте «Миф о Сталине: технология воспроизводства»: «После смерти «отца народов» не велась работа по трансформации и приостановке этого гигантского по своим последствиям мифологического проекта, тормозящего развитие страны и после 1956-го, и после 1991-го. Видимо, так же будет и в 30-е годы нашего века». Парадокс жизни-в-смерти Сталина содержится как в фильме Лозницы, так и в реакции на него. Бесстрастность хроники, нарушаемая драматургией монтажа, показывает, как слезы людей в Колонном зале и всесоюзную понурость, так и затянутую, просящую монтажной склейки помпезность всего мероприятия. Похороны Сталина напоминают исполинскую версию собрания в актовом зале, которое необходимо досидеть до конца. Потому фильм приходится по душе как коммунистам и ностальгирующим по сталинской эпохе/великому прошлому (тм), так и тем, кто видит в его правлении исключительно террор, страницу истории, которую нельзя повторять ни при каких обстоятельствах (и ни ради каких результатов). Дихотомия, которая возвращается в поле общественной дискуссии едва ли не каждый год под разными соусами: от прямого обсуждения фигуры вождя в историческом контексте до косвенных - в связи с изображением его в кино или рифмами между современностью и сталинской эпохой. Однако формат «прощания» подразумевает не только разговор о самой фигуре покойного, но и его след, который тянется из 1953-го в современность. Сергей Лозница не случайно заворожен ритуальностью; лучше всего это видно в «Дне Победы», где торжество с обращением к духам незабытых предков напоминает языческий ритуал, молитву, акт мистического призыва. Место силы тут тоже немаловажно: Лозница последовательно высвечивает и святилища истории - блокадный Ленинград, Исаакиевская площадь, бывшие концлагеря, берлинский Трептов-парк, Колонный зал Дома Союзов. Последний фигурирует как в «Процессе», так и в «Государственных похоронах», выступая своего рода мостом к глобальному - церемонии на Красной площади. На ней происходит главный ритуал (не)прощания со Сталиным, украшенный отстраненной документальной комедией. В кадр то и дело попадают усталые лица, опустошенные глаза, покашливания в кулачок и зевание партийных бонз, пока за ораторской тумбой происходит смена пожилых мужчин с однотипными речами (такой властный «открытый микрофон»). Еще остроумнее эту театральность смены советских лидеров показал Вернер Херцог в фильме «Встреча с Горбачевым» (2018), где все правители СССР после Сталина показывались со скоростью ситкома: назначение, похороны, следующий. Лозница же тянет кадр, позволяя тому впитать всю мучительную однотипность и всю многослойность государственных жестов. Сама церемониальность события говорит о механизмах власти больше, чем любые разоблачения «по фактам». Как в фильме Альберта Серра «Смерть Людовика XIV» (2016) или абсурдистской пьесе Эжена Ионеско «Король умирает» (1962), страна принимает вместе с вождем неизбежную участь, частично останавливает работу, чтобы проститься с ним и осознать смертность - не столько отдельного человека, сколько целой парадигмы. Ну, попрощались, и хватит. Человек не может быть богом, как не может он быть и целой страной (и даже островом). Идея способна пережить столетия, но каждая ее реинкарнация будет неинтересным пересказом, копией из матрешки - эту игру и напоминает «открытый микрофон» над Мавзолеем. В финале индустриальные и человеческие жилы страны запустились вновь, жизнь продолжилась. Как она изменилась - другой вопрос. (Алексей Филиппов, «Кино-Театр.ру»)

Спи, богатырь, спи. Название «Государственные похороны» - нарочито нейтральное, будто стертое. Даже английская версия выглядит богаче: «State Funeral» можно перевести как «Похороны государства», и сразу откроется богатство трактовок. Но Сергей Лозница не облегчает жизнь своим зрителям. Его игра в объективность и отстраненность, особенно очевидная в документальных (и тем более монтажных) фильмах, требует от аудитории активного соучастия, домысливания, интеллектуальной и эмоциональной работы. Иначе будет неинтересно. Сам фильм тоже сделан прямолинейно и безоценочно: два часа с гаком мы смотрим на фантастические во всех смыслах слова архивные кадры прощания СССР с любимым вождем Иосифом Сталиным. В начале картины гроб вносят в Колонный зал Дома союзов, в конце, после упокоения тела в мавзолее, торжественный салют гремит по всей стране. Никаких нарушений хронологии, никаких комментариев, кроме, - кстати, абсолютно корректных и безоценочных - дат и цифр с количеством жертв режима перед финальными титрами. Убежденный сталинист тоже может посмотреть «Государственные похороны», и не исключено, что пустит слезу. Слез здесь льется предостаточно. Скорбящие (особенно те, кому удается подойти к гробу лично) не сдерживают эмоций, а Лозница с легкой, едва заметной издевкой подчеркивает это закадровой «Lacrimosa» - в переводе «Слезный» - из моцартовского Реквиема. К этому добавлены чувствительные Шуман и Чайковский, ритуально-похоронные Мендельсон и Шопен. Музыка - один из немногих открытых художественных приемов, используемых в монтажных фильмах концептуалиста Лозницы. Второй - звуковая дорожка, созданная здесь с фирменной филигранной четкостью Владимиром Головницким, третий - сама компоновка сцен и кадров. При этом изобразительный ряд на сто процентов состоит из архива. Так же у Лозницы было в «Блокаде», «Событии», «Процессе». Люди, замерев, слушают сообщение о смерти Сталина из громкоговорителей. Читают передовицы газет на всех языках многонациональной страны, с одним и тем же парадным портретом. Колонны с венками бесконечно тянутся по проспектам, улицам и площадям к центру мира, где стоит заветный гроб. Они входят в Колонный зал. Приближенные к трону первые лица государства несут почетный караул. Панорама всей империи: скорбят в Таджикистане и на Чукотке, в Донбассе и в Латвии, в море и на суше, в снегах и полях. И так далее, и тому подобное. Эти похороны - выдающаяся постановка, грандиозный спектакль. Как принято говорить сегодня, иммерсивный. Зрители - его полноправные участники, без которых действа бы не состоялось. Зрители в зале, где показывают фильм Лозницы, тоже. Сталин превратился в артефакт, он вот-вот станет мумией, навек развоплотится из физического объекта в символ. А вот смотрят на него живые люди, о которых мы ничего не знаем, но в реальности которых сомневаться не приходится. Хотя мотивы остаются завораживающе туманными: а что, если они на самом деле не скорбят, что, если внутренне ликуют? Если прощаются не с любимым тираном, а с бесследно уходящей эпохой тирании? В конце концов, и мы загипнотизированы этим неторопливым действом, этим сакральным ритуалом. Мы рассматриваем смотрящих, идущих, наконец, стоящих в очереди. Вот он, воспетый Сорокиным обряд выстраиваться гуськом и терпеть, терпеть, терпеть, пока не получим доступ к чему-то желанному: шмоткам, колбасе, поясу Богородицы, пище земной или духовной, зрелищу тела почившего вождя. Один из главных эффектов «Государственных похорон» - цвет: оказывается, снимали много цветной хроники. Особенно впечатляет алый кумач драпировок и знамен, повязок на рукаве, бесчисленных гвоздик. А поскольку цветные съемки перемежаются точно такими же черно-белыми, возникает неуютное чувство. Будто люди из 1953 года настолько поглощены своей черно-белой картиной мира, что вовсе не видят заметный нам красный. Как в фильме ужасов, кровь проступает на изображении яркими несмываемыми пятнами, напоминая о невысказанной подоплеке событий. Ведь даже о тысячах затоптанных насмерть на похоронах Сталина в фильме не сказано - в официальную хронику это не попало. Но запах крови чувствуется в воздухе, и ее цвет задает тон зрелищу. Ощущается и другой запах - гниющих цветов, в которых тонет труп генералиссимуса. Их несут и несут к гробу граждане Советского Союза. В какой-то момент из кадра вовсе исчезают люди, сюрреалистический пейзаж у Красной площади состоит из сплошных траурных венков. Невольно вспоминается голландская живопись (одна из стран - производителей «Государственных похорон» - Голландия), где цветочные натюрморты напоминали о бренности бытия, о неизбежности увядания и смерти. Впрочем, советские цветы не такие: закадровый радиоголос торжественно вещает о «венке из нержавеющей стали, бронзы и латуни». Сталин тоже не заржавеет, как тот самый венок. Дикторы и выступающие на траурном митинге твердят заклинания о бессмертии безвременно почившего. «Сталин умер, да здравствует Сталин» - абсурдистская формула. Когда она касалась королей, подданные славили наследника престола - нового короля, но достаточно одного взгляда на Маленкова, читающего речь с Мавзолея, чтобы понять: любой, кто сменит Сталина, лишь временщик, а генералиссимус и правда бессмертен, как в страшной сказке. Его смерть спрятана в каком-то волшебном яйце, до которого никому не добраться. «Государственные похороны» - не реплика в сторону фильма Евгения Евтушенко «Похороны Сталина» или «Хрусталев, машину» Алексея Германа, а скорее ответ недавней британской комедии «Смерть Сталина». Как известно, она была запрещена для проката в России, причем ни одна внятная причина для запрета так и не была названа властями. Очевидно, что смех над мертвым Сталиным - лучшее подтверждение факта его смерти; так же бесспорно, что боязнь и нежелание услышать этот смех равняется отказу принять факт смерти. Сталин вечно жив, как было сказано еще в 1953-м. Один из тонких авторских ходов в «Государственных похоронах» - включение в саундтрек в качестве завершающего номера «Колыбельной» Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского. Эту трогательную песню знают многие, но не все слышали ее первую версию (здесь ее исполняет Сергей Лемешев), где есть следующие строки: «Даст тебе силу, дорогу укажет Сталин своею рукой...» Нельзя не вспомнить пугающий шедевр Дзиги Вертова «Колыбельная», снятый им в роковом 1937-м: там бесчисленные колыбели своей рукой качает натурально товарищ Сталин, «лучший друг молодежи» (надпись с одного из траурных венков в фильме). Образ единоличного «отца народов», обнимающего матерей и нянчащего детей, показался цензуре слишком откровенным, и фильм Вертова был фактически запрещен к показу. Лозница намекает, что в момент смерти со Сталиным случилась удивительная трансформация. Из символического бога-отца он превратился в «воробушка», «сыночка», «звоночек родной» из песенки. Его и баюкает советский человек в надежде, что спаситель не умер, а только ненадолго заснул. Пройдет время, он обязательно пробудится, как король Артур на острове Авалон, и спасет нас от всех напастей. «Спи, богатырь, спи!» - как писал по похожему поводу Салтыков-Щедрин в одной из своих недетских сказок. (Антон Долин, «Meduza»)

Красным по черному. Как Сергей Лозница Сталина хоронил. [...] Красный титр «Государственные похороны» - на черном фоне. В основе картины - уникальная архивная видеозапись похорон генералиссимуса. Гигантская инсталляция, охватившая необъятную страну. Миллионы скорбящих, застывших, потерянных, недоумевающих. Отец народов умер? Но боги не умирают - как и демоны. Лозница и его группа много времени потратили на реставрацию пленки и аудиозаписей. Цветные и черно-белые кадры вперемежку оставляют жутковатое впечатление - будто сняты они не почти 70 лет назад. А вчера, сегодня. Кажется, в этой очереди стоят наши знакомые, соседи, сокурсники, сослуживцы и их дети. Протяни руку - дотронешься до их рук. Ощущение сиюминутности создает и, как всегда для режиссера, тщательно воссозданное звуковое сопровождение: звук заводских свистков, салют пушек, коллективный шорох шагов и стук каблуков, шуршание бумаги на трибуне Мавзолея. Они ведь в этой очереди и поныне стоят у его могилы 5 марта, чтобы поклониться вечно живому трупу, с волнением возложить цветы, отогнать кощунников-антисталинистов. Дракон не умирает, даже если его разобьет паралич. Тщедушное тело торжественно возлежит на гигантской горе из цветов. Тело несут в специальном гробу с прозрачным окном, чтобы тело могло взирать на небеса. Несут, словно египетского фараона, главные слуги-сподвижники. Для Лозницы ритуальность космически масштабного мероприятия - не просто составная часть и основа «строгого режима», но и величественная кульминация культа личности. Фильм делится на условные главы. ГЛАВА ПЕРВАЯ - «ДУРНАЯ ВЕСТЬ». Трагическое известие подано помпезно голосом Левитана, словно объявление о взятии и сдаче города. Это с одной стороны, с другой - сюрреалистически. Ну зачем плакальщикам знать подробности эпикриза: «на почве атеросклероза... кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие... наряду с правосторонним параличом конечностей и потерей сознания... поражение стволовой части мозга с расстройством важнейших функций - дыхания и кровообращения». Большая страна погружается в темные дебри скорби. Города, аулы, горы, сибирские селения, шахтеры Донбасса, бакинские нефтяники, колхозники Таджикистана, жители Алма-Аты, Сталинграда, Еревана. На многочисленных митингах и собраниях трудящиеся с мокрыми глазами дают клятву завершить великое дело строительства коммунизма, завещанное товарищем Сталиным. ГЛАВА ВТОРАЯ - СБОР. На аэродроме члены ЦК деловито встречают правительственные делегации братских республик, компартий иностранных держав. Самолет за самолетом, рукопожатия, представительские автомобили, самолеты... Повторяемость включает ассоциацию с конвейером. Машина по приему гостей и организации похорон уже отлажена. Машинерия, суровая четкость в исполнении приказа, как известно, составная часть тоталитаризма - гитлеровского ли, сталинского. Радио не замолкает, оно - главный источник нагнетания космического горя. «Нет здесь смерти, есть вечная жизнь! Бессмертье в коммунизме, к которому идем». Изумляют подробности. Например, венки: из песчаных акаций, тюльпанов, магнолий, тяжелых колосьев пшеницы, нержавеющей стали, латуни и могучей бронзы дубовых листьев и желудей. Венки едут, летят, плывут со всей страны. После похорон им не хватит места на Красной площади. ГЛАВА ТРЕТЬЯ - ОЧЕРЕДЬ. Она ползет от Курского вокзала по Садовой, поворачивает на Тверскую. Тверская от Белорусского вокзала до Пушкинской площади заполнена людьми. Грузовиками и плотными рядами военных ее сжимают, утрамбовывают, направляют. До Пушкинской она еще колышется. Ходит волнами, как море. Эпизодов с давкой в фильме нет, либо уничтожены, либо спрятаны в спецархивах. Эксперты считают, что из всего гигантского корпуса снятого материала - работали десятки операторов по всей стране - осталось процентов шестьдесят. Думаю, попали в кадр и «нескорбящие», возможно, даже те шесть студентов, которые несли наперерез толпе гроб с телом выдающегося композитора Прокофьева. Но где искать эти кадры? ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. КОЛОННЫЙ ЗАЛ. Люди поднимаются по лестнице с драпированными красным шелком перилами и траурными цветами. Пытаются разглядеть божка, возлежащего в тропиках цветов, тонущего в них. Рядом с гробом - раздавленный, напуганный Василий Сталин, рука об руку с ним - Светлана Аллилуева с непроницаемым выражением лица. Слуги власти бдительно охраняют гроб, не подпуская «чужих»: новоиспеченный премьер Маленков, Берия, Молотов, Булганин, Каганович - в престижном первом ряду. Берия подозрительно посверкивает очками. «Клянемся, - рвет душу радио, - что все наши помыслы принадлежат нашей Коммунистической партии». Шахтеры Донбасса верят, что именно Сталин зажигал звезды. Пионеры отдают честь у гроба. Иерархи подносят венок от православной церкви, которую Сталин уничтожал. На Кировском заводе начинается митинг. Мимо гроба течет нескончаемая толпа. Самое ценное, притягательное в фильме Лозницы - лица. Простые и интеллигентные, юные и усеянные морщинами. Встревоженные и спокойные. Слезы на щеках женщин и мужчин, генералов, рабочих, артистов. Один - с театральным биноклем. Чтобы высмотреть. Запомнить. Похоже на причащение. Или на грандиозный, тщательно поставленный спектакль, который газета «Правда» назовет «Великим прощанием». Так же назывался документальный фильм-хроника 1953 года, который стал основой картины Лозницы. Юмор возникает в самых неожиданных моментах. Например, портреты Сталина в разных республиках разные. Неожиданный в Белоруссии, здесь вождь - курносый белорус. А вот сосредоточенные творцы у гроба: художники вдохновенно рисуют портреты мертвеца, скульпторы лепят его, как живого. Первые поэты наперегонки сочиняют и зачитывают по радио страстные поэтические вирши во славу вождя. Завороженные - завораживают массы... до сегодняшнего дня. «Мы его, последний стон лелея, ощущать живым не перестали» (Вера Инбер). «Ваша жизнь, любое ваше слово - руководство к действию для нас» (Сергей Смирнов). «Да мужает твоя эпоха, простираясь из века в век» (Ольга Берггольц). «Нет слов таких, чтоб ими рассказать, как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин» (Константин Симонов). ПЯТАЯ ЧАСТЬ. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. Мавзолей уже с двумя именами: Ленин, Сталин. Трибуна с почетными гостями: дипломаты, заслуженные и народные. На Мавзолее члены политбюро в пирожках, папахах, Берия в черной шляпе, на полшага впереди Хрущева. Здесь все роли расписаны. Распорядитель Хрущев открывает короткий митинг. Первое слово - Маленкову. Главные слова у Берии - призыв к бдительности, отпор врагам. «Партия еще больше сдвинет ряды...» И снова портреты внимающих. Тысячи портретов. По всей стране гудят, воют пароходы, заводы, поезда. Вой обрывается минутой молчания. Замерли толпы людей, словно окоченели, то ли от горя, то ли от мартовского холода. Встали экскаваторы, трактора, станки, лесовозы и лесорубы с пилами. Над ними летит на стеле крана строгий портрет вождя: все ли горюют? Нет ли уклонившихся? Любопытно, что во многих речах все чаще звучит слово «семья», «родное правительство». В этой многомиллионной семье мать - партия, отец - Сталин, который «в каждой кровинке, каждом вздохе». Вот и остался народ сиротой: «На кого ты нас покидаешь?» Жанр фильма - весьма неожиданный. Колыбельная. Под музыку Блантера и стихи Исаковского страна баюкает свой уснувший народ и его отца-тирана: «Даст тебе силу, дорогу укажет / Сталин своею рукой. Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, / Спи, мой звоночек родной». Кино Лозницы - о сне разума. О смерти эпохи, которая не умирает. О траурной черте, которую переступают миллионы, заколдованные и накачанные пропагандой, со страхом всматривающиеся в будущее и вновь переступающие черту... обратно. «Государственные похороны» - исследование феномена взаимосвязи террора и иллюзии, непостижимой, исступленной привязанности к тирану, механизма и магнетичности мифотворчества. Готовности коллективного подсознания включиться эмоционально в идеологический заказ. Три дня и три ночи шло прощание. Волшебное царство, потерявшее возлюбленного дракона, тосковало безутешно, хотя и не надо больше отправлять сыновей и дочерей на плаху. (Лариса Малюкова, «Новая газета»)

Скорее жив, чем мертв: «Прощание со Сталиным» - фильм о движении истории в лицах. В марте 1953 года умер Иосиф Джугашвили. Пока в гробу лежало выпотрошенное тело, из которого вынули даже мозг, передав его в соответствующий институт, партийная машина бессмертия отрабатывала устоявшийся канон: «И прежде, чем укрыть в могиле навеки от живых людей, в Колонном зале положили его на пять ночей и дней...» - Вера Инбер о прощании с Лениным. Траурные мероприятия по Сталину продолжались с 6 по 9 марта. Комиссия по организации похорон объявила доступ в Колонный зал Дома Союзов с шести утра до двух часов ночи. В Москву прибывали бесконечные официальные делегации. Скульптор Манизер, чью бронзовую овчарку в метро «Площадь Революции» затирают «на счастье» студенты, изготовил посмертную маску. Художники встали за мольберты и гипсы. Бригады операторов, чуть не 200 камер, снимали скорбную хронику, митинги в стране и за границей, добывая материал для правительственного заказа - фильма «Великое прощание». Среди его создателей монтажер и жена Дзиги Вертова Елизавета Свилова, ученик Вертова и документалист-«кинок» Илья Копалин, снявший в 1927 году «Памяти вождя» на очередную годовщину смерти Ленина, его соавтор Ирина Сеткина, генералы кинофикшна Григорий Александров, Михаил Чиаурели и Сергей Герасимов. Рабочий материал, как и сам фильм, упокоится на полке Красногорского киноархива задолго до ХХ съезда и появления стыдливого словосочетания «культ личности». Запрет картины был обусловлен тем, что вместо прощания в ней было сплошное «здравствуй». Она некстати настаивала на бессмертии, довершая еще прижизненную трансгрессию Сталина в вечность символов и идей. Доклад Хрущева не то чтобы отменял, но мягко приостанавливал действие вечности. Из мавзолея тело втихомолку вынесут в 1961 году, еще два съезда спустя. «Великое прощание» занималось аннигиляцией смерти, как и рифмованные заклинания в траурных выпусках газет. Леонид Мартынов в «Правде» переводит с узбекского Гафура Гуляма: «Мир не верит, что Сталина нет! Ты жив!» Владимир Державин - с азербайджанского Самеда Вургуна: «И будет жить в судьбе людей, пока Земля свершает круг, тепло его отцовских рук». Ольга Берггольц убивается за тысячу плакальщиц, по слухам, доставленных в Москву из Грузии: «Наш родимый, ты с нами, с нами. В каждом сердце живешь, дыша». Ленина хоронившая Вера «Ах у» Инбер повторяет старый трюк: «Сталина в бессмертье провожая, мы его, посмертный сон лелея, ощущать живым не перестали». У Сергея Смирнова в мартовском «Огоньке» - готовый синопсис будущего фильма Лозницы: «Мы идем замедленным потоком, нет ему ни края, ни конца. Мы взираем в трауре глубоком на черты любимого лица. Мы глядим, но видим Вас живого». Скорее жив, чем мертв, - колеблется в 2019 году Министерство культуры Российской Федерации, принимая решение показать фильм Сергея Лозницы в России, но переименовать его из «Государственных похорон» в «Прощание со Сталиным». Черно-красное сердце фильма - Дом Союзов, также локация третьей по счету монтажной картины Лозницы «Процесс» (2018). Здесь обкатывали будущие показательные суды на материале сфабрикованного дела Промышленной партии. «Процесс» разворачивается на театре фиктивных судебных манипуляций, так же как «Государственные похороны» - на театре фиктивных ритуальных действий. Фильм Лозницы складывается из исторического нарратива при соблюдении хронологической последовательности. Сказать, что он ошеломляет неизвестными кадрами и еще более их массой - хронометраж превышает два часа, - значит ничего не сказать. Работа, пусть и с парадной репрезентацией, проливает неожиданный свет на культуру позднего сталинизма. На разительном контрасте с ней, изгнавшей эксцентрику, подлинно эксцентрическим воспринимается жест автора - его выбор «Колыбельной» Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского, завершающей эти преждевременные похороны. «Колыбельная» также звучит в «Шарманке» Киры Муратовой. Разумеется, в записи Анны Герман уже не было сакраментального «даст тебе силу, дорогу укажет Сталин своею рукой», но «спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, спи, мой звоночек родной» вторгалось сильным голосом Герман все в то же людоедство. Пронзительное, как и песня Окуджавы в «Дне Победы», исполнение Лемешева, вообще весь собранный и записанный для фильма звук стали интерпретационной составляющей фильма, в котором отсутствует иной комментарий, за исключением финального титра со статистикой жертв сталинской политики и репрессий. Некоторые фрагменты Лозница оставляет в их длительности - речи нового главы Совета Министров Маленкова, стоявшего за этим назначением Берии и Молотова, заместителя председателя Совмина, с трибуны Мавзолея - в совокупности интонаций, моторики, скорости и навыков чтения. «Верных соратников» увидим не раз - в почетном карауле, несущими гроб: строителя метрополитена Лазаря Кагановича, автора «рыбного дня» Анастаса Микояна, Булганина, Буденного, Хрущева. Предъявив мертвеца, фильм облетает страну, столицы республик, промышленные центры, нефтяные вышки, таджикские аулы, стройку Мингечаурского гидроузла в Азербайджане, стойбища оленеводов, толпы на замерших «шапки долой» площадях. Газетный киоск, репродуктор, портрет вождя или его монумент - три важных героя, три повивальные бабки советского мифа. Радиотрансляция дает детальнейшие медицинские сводки, вводя в дворовый лексикон «дыхание Чейна - Стокса». Умильные поэтические декламации, рыдательные траурные речи из репродуктора и живьем - на митингах городских, заводских - аккомпанемент к лицам слушателей, чьи эмоции рождаются тут же или нет, скажем, в силу привычки к конспирации. В Москву возвращают эпизоды, построенные на движении идущих от Красных ворот к Дому Союзов людей, на ритмах текущей толпы, которой никак не удается быть толпой, она все время раскладывается на частности. Не все открыто страдают, не все страдают. Благодаря этим гипнотическим ритмам из свидетельства о смерти фильм Лозницы становится свидетельством о жизни, о рождении будущего, которое никому не удастся унести с собой на тот свет. С другой стороны, люди из очереди и на площадях - главные действующие лица в траурном шоу, и в этом смысле метафорой происходящего становится иммерсивный театр. Человек, запасшийся театральным биноклем на похороны и доставший его в кульминационный момент своего долгого путешествия к мертвому вождю, может оказаться ключом к этому растянутому на несколько суток ритуалу и самому фильму, более всего проблематизирующему «чувство реальности», о котором писала Евгения Гинзбург в «Крутом маршруте». Поверх фальшивого документа, как и в «Процессе», невыдуманная реальность свидетельствует о себе. Материал, снятый для пропаганды, переосмыслен в звуке и монтаже, обеззаражен. Утрачивая агитационную функцию, он воздействует своим реализмом, порождая фильм-аффект, чей язык скрыт в пользу переживания. Образу, пережившему свое время и дошедшему до нас в виде мифа о монолите, именуемом «народ», не выстоять у Лозницы. Как писала Майя Туровская в книге «Зубы дракона» по поводу разнообразия потока сознания советского обывателя: «Увы, людей-винтиков легче задумать на входе, чем получить на выходе. Даже с применением самого большого террора». В искусном монтаже Лозницы разделенный цепочками сотрудников МГБ людской вал, имя которому было одно - «трудящиеся», распадается на живые волны. Входят с холода бесконечной очереди, поднимаются по драпированной лестнице, идут мимо постамента с гробом, выходят за рамку кадра, в неизвестность. В свой черед эти волны распадаются на отдельные лица, выражения глаз, формы ушей и фасоны шляп. Таковы главные герои фильма Лозницы, и рассматривать все это многообразие бесконечно интересно, порой болезненно. Похожий эффект человеческого, а не биологического или социального измерения толпы можно наблюдать в «Событии» (2015), следующей после «Блокады» (2005) картине Лозницы в жанре «кино без камеры», смонтированной из материалов хроники Ленинградской студии документальных фильмов. В лицах соотечественников из недалекого прошлого, тех, кто в августе 1991-го вышел на площади Москвы и Ленинграда защищать свои свободы, даже сложнее узнать себя, разве ощутить кислород между ними. За этим умением ценить силу мимолетного портрета опыт вглядывания камеры в лица «моделей» ранних документальных фильмов Лозницы «Полустанок» (2000) или «Портрет» (2002), где статике камеры соответствовала статика натурщиков, чье дыхание казалось едва заметной рябью на поверхности океана подсознания. В «Государственных похоронах», напротив, дано движение истории в лицах. С той поправкой, что лица отнюдь не выглядят историческими, будто между нами в зале и ими на пленке нет особой дистанции и сквозь тропики Колонного зала Дома Союзов, утопающего в живых и искусственных цветах, текут не предки, а современники. Вроде те же, что нескончаемым потоком вливались в ворота мемориального музея концентрационного лагеря Заксенхаузен в «Аустерлице» (2016). Разве что не жуют и не фотографируются. Как будто никакой истории с ее уроками нет. Все кажется современным - так обработана и смонтирована цветная и черно-белая пленки, так естественны шумы поверх траурной музыки Моцарта, Шопена, Чайковского, шарканье, вздохи, покашливания - вся звуковая дорожка сгенерирована Владимиром Головницким, я бы сказала - гениальным, но в фильме этот эпитет транслируют в убийственной пропорции: «Неисчерпаемую силу гения отдал Сталин трудящимся людям», «Гениальный строитель новой социалистической культуры»... Работа со звуком в особенности убирает дистанцию времени. Неразличимость времени оказывается важным сюжетом «Государственных похорон». Ритуал и связанные с ним зрелищность, иммерсивная театральность, перлы советского тоталитарного медиадискурса, политический и идеологический пафос обращаются в бутафорский задник для выяснения отношений с временем: похоронено ли то государство или продолжается старое театральное плутовство с богом из репрессивной машины, частично реформированной, но по сути все той же государственной модели образца позднего сталинизма. Здесь еще нет музейного измерения - перед нами хроника самого первого этапа музеефикации Сталина, проекта «бессмертие», в которое отца народного счастья запускают, словно космонавта, в гробу с иллюминатором. В одном из эпизодов Лозница сосредоточивается на том мгновении, когда идущие к гробу как будто заглядывают в пропасть неразличимого пока будущего, счастливые напуганные люди. Счастливцы, потерявшие вождя, но еще не утратившие веры. Счастливцы, утратившие все, кроме надежды пережить тирана, и час пробил, ус отклеился. Это жуткий и будоражащий момент конца эпохи и встречи с будущим, которое вот только теперь наконец, возможно, обретает потенциальность. В фильме Евтушенко «Похороны Сталина» (1990) первой реакцией на новость был всхлип ужаса: «Что же с нами теперь будет?!» Неопределенный мир - это все, что мы можем разделить с теми людьми. Пожалуй, это и есть главное, что связывает нас перед черным провалом Мавзолея, под снегом, укрывающим ботаническое барокко венков. (Вероника Хлебникова, «Искусство кино»)

Сталин скоро умрет. Это больше похоже на речь шамана, чем на речь простого коммуниста. Сейчас бы сказали, вы чего там, в 1953-м, такое забористое курили? Однако это речь простого коммуниста. Вполне серьезно товарищ с трибуны такое несет. Экстатическое. С завывающими интонациями. «Человек, который подарил сотни миллионов людей, живущих на земле, бесценными дарами своего гения, который сделал человека таким высоким, таким сильным, таким благородным, каким не видела его человеческая история. И ложь это, что его между нами нет. Потому что он с нами. Потому что в каждом деянии нашем, в каждой живой кровинке, которая течет в наших жилах, в каждом вздохе нашем олицетворено то, чем одарил товарищ Сталин человечество, и что открыло человечеству дорогу в великое светлое и всеобще радостное - в коммунизм. И перед лицом всего человечества сказать: да здравствует коммунизм, воплощающий в себе бессмертие нашего великого вождя!» Думаете, ему Платонов или Зощенко (или Швондер Шарикову) этот текст сочинили? Нет, это он от себя, сам, без ансамбля. Без бумажки. Но каков жанр! Поэзия корявого и пышного языка, оказывается, не изобретена гением Зощенко и Платонова. Советский человек (невероятный антропологический феномен) так говорил. Особенно в некоторые возвышенные минуты своей жизни. А все минуты жизни советского человека были возвышены (особенно когда взбирался на трибуну). Слова у него скачут свободно и лихо, отбивая копытами ритмические магические танцы, причастные обороты сбиваются в трагическую возвышенную груду слов. Э-ге-гей, русская языка, пляши-ка! Это я посмотрела фильм Сергея Лозницы «Государственные похороны» о похоронах Генералиссимуса и не могу прийти в себя. Не припомню такого буквального путешествия на машине времени. Фильм целиком собран из хроники о прощании страны со Сталиным. Это оттуда такие речи. Не пропустите фильм на «Артдокфесте», умоляю. Режиссер - в своем репертуаре («Блокада», «Событие», «Процесс») - предельно отстранен, никак своего мнения не высказывает, и что он там себе думает, мы только догадываемся. Точно так же мы не знаем, что там себе думают все эти тысячи людей, которые попали в кадр. Может, кто и думает: «Гикнулся, наконец, усатый черт». Но в фильме этого нет. Тут только официальная хроника. Тонны хроники, цветной, как будто сегодня снятой. Режиссер порезвился только на звуковой дорожке, где шумы. Но в целом, это бесстрастный, хронологически последовательно собранный документ. В финальных титрах сухая справка о количестве жертв во время репрессий. И все. А впечатление - как сходил на похороны Сталина. Этот оратор (чьи слова в начале) не один такой. Вот еще парочка. «Он помогал нам советом, он был всюду, он вошел с нами так, что ребенок с рождения уже знал это имя, которое было защитой ему в дальнейшем. Это имя бессмертно. И пока будет жить человечество, оно будет помнить его. И будет освещено лучами этого животворящего бессмертного гения». «Мы будем помнить каждое слово Сталина. Мы презираем смерть. Для нас не будет существовать смерти». Без бумажки говорят. От сердца. Очень много о бессмертии. Истерические интонации. Людям разрешили говорить, чтобы они могли излить свое горе. И люди говорят, навзрыд. Также людям разрешили увидеть тело любимого вождя во гробе, никто не ограничивал допуск на подступах к Москве. При этом 6 марта 1953 года двери Колонного зала закрыты для обычных посетителей, пропускают только официальные делегации. А маршрут следования по центральным улицам плотно оцеплен, военными грузовиками перекрыты переулки, толпе не дают растечься в стороны. Скольких людей унесла знаменитая давка, неизвестно, расследования проведено не было, в моргах причина смерти раздавленных указана ложно. «О смерти художника и мыслителя надо говорить, как о высшем моменте его творчества», - говорил Мандельштам, тоже раздавленный режимом, хоть и не в той давке. А в более общей. Здесь, на похоронах тоже - «высший момент». И та давка была аллегорией мясорубки глобальной, которая длилась все 1930-е и 40-е годы. Ну не мог же Варлам Аравидзе, честное слово, просто так провалиться сквозь землю, не унеся с собой человечинку. Говядинку не подавив. Сталинизм отличается от любого тоталитарного режима. Тотальным коварством, искажением своих целей, причин, своего облика. Как человек в маске. А из-под маски усы. Холокост был понят. Осмыслен. В немецком обществе велась широкая дискуссия. С Холокостом все ясно. Тут палачи: нацисты. Там жертвы: евреи. А со сталинизмом ничего не ясно. Где палачи, где жертвы? Было множество жертво-палачей. И завтра палачи становились жертвами. А жертвы ли те, кто плачет о смерти великого Сталина? Тоже ведь жертвы. Посмотрите фильм. Людей прежде всего жалко. А кто враги народа? Что это вообще? Черная метка, которая выпадает по жребию злой судьбы любому. Вот как полюбит тебя безумная советская Мойра, как приголубит - так по этапу пойдешь поплачешь горючими слезами. Сегодня ты говоришь про великого Сталина, а завтра ты враг. Сравните допросы тех, кого пытала средневековая инквизиция, и тех, кого мучила инквизиция советская. Очень заметна разница. Те были какие-то даже лихие мученики, имели свое мнение, хитрили, изворачивались. Наши были полностью раздавлены морально. Ведь они были преданы системой, в которую верили. «Миллионы убитых задешево». Уж Российская-то Империя начала XX века как далека была от правового государства. Однако мы точно знаем число погибших и раненых во время Ходынской давки. А о количестве жертв во время давки сталинских похорон не имеем никакого понятия. В официальную хронику давка не попала. Поэтому ее нет в фильме Лозницы. Есть только один-единственный кадр в фильме, преддавочный, скажем так. Толпа колышется. Движется туда-сюда. Людское месиво, крошево, в мистическом ритме какого-то танца. Люди топчутся на месте, тесно прижавшись друг к другу. До самого горизонта тянется эта человеческая плазма, танцуя. Я, конечно, этот кадр и сделала бы основной метафорой фильма и времени. Но Лозница меня забыл спросить. Кадр заканчивается как любой другой. Дальше идут речи и слезы. Слезы и речи. Но мы знаем, что стало с той толпой дальше. Оказалось, у меня папа мальчишкой бегал на те похороны. Надо же, спасибо колонке, наконец, узнала об этом. А фиксация свидетельства - наш долг (может быть единственный). «Мы несколько дней не ходили в школу, помню, играли в переулке в хоккей с самодельными клюшками, у кого была деревянная, у кого из проволоки. Я не помню, чтобы мы были расстроены, наоборот, был повод не ходить в школу. Многие пытались пройти на похороны, в том числе и я, но я пошел не через Трубную, где погибли люди, а через улицу Горького, где проезжали делегации. Простых людей не пускали. Но когда проезжали машины, проход открывался и люди в этот проем пробегали. Мы тоже ринулись. Пробежать пробежали - а дальше же не пускают, толпа оказалась в тисках, сразу возникла давка, многие упали, в том числе я, на мне лежали и по мне ходили люди. Подняться я не мог, думал, задавят. К счастью, милиции удалось этот прорыв закрыть, мне удалось встать, нога была вывихнута, я долго потом лечился. В каком-то смысле я благодарен милиции, что они смогли относительно оперативно закрыть проход». Дядю моего на Трубной спас конный милиционер, вытащил из давки и подсадил к себе, тот остался жив. Человеческое оно всегда остается... И всегда есть место индивидуальной реакции, даже в коллективистском обществе... Такой фильм - гражданский акт в большей степени, чем режиссерский. Потому что опыт ГУЛАГа не осмыслен. Нынешние подростки даже не знают слова «репрессированные». Самые умные, если и догадываются, то понятия не имеют, что за этим стоит. Эмоционально оно ничем не наполнено. Матери обиженно говорят мне, что сложно это понять, когда никто в семье не был репрессирован. Но у меня ведь тоже никто в семье не был репрессирован, разве в этом дело. Оказалось, что и среди репрессированных та же картина. Поколения, выросшие после ГУЛАГа, скрывают тот факт, что их родители были уничтожены, расстреляны, арестованы. В «Мемориале» нам сказали, что внуки репрессированных просят убрать их имена под мемуарами и соглашаются говорить только анонимно. Люди стыдятся своих «врагов народа» до сих пор. Вот где ужас. Психологи говорят, что травмой является только то, что не понято. Можно пережить что угодно (хоть Освенцим) и не быть травмированным - если пережитое укладывается в какой-то понятный рассказ, нарратив. Только то, что не понято, становится именно «травмой» и обречено возвращаться снова и снова, как неутоленный местью призрак. И выть и грозить по ночам. Мераб Мамардашвили очень злился на СССР именно за то, что он не позволяет понять, что происходит, что его языковые конструкции прямо мешают пониманию, что люди оказываются в ловушке слов - «ограниченный контингент», «воины-интернационалисты» - и не знают, что случилось. Недавно читала новость, что бывший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Игорь Степанов пытается добиться возбуждения уголовного дела в отношении Сталина. Степанов, родственники которого были репрессированы, обратился в Генпрокуратуру и Следственный комитет России с просьбой дать правовую оценку массовых расстрелов и ссылок, проведенных по приказу Сталина. Ссылается он на приказ НКВД от 30 июля 1937 года «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», подписанный Сталиным и ставший началом Большого террора. Репрессиями Сталин занимался собственноручно и собственноручно подписывал планы по арестам и расстрелам, которые потом спускались на места. Те, кто читают эту новость, ржут: что за вздор, на покойника в суд. Да еще и на такого покойника. А я как раз считаю, что случилось очень важное событие. И суд над Сталиным, и фильм Лозницы - могли бы спровоцировать общественную дискуссию. А публичные дискуссии создают хоть какие-то образцы в голове, хоть какие-то тропки мыслительные протаптывают, которые позволяют наконец-то понять произошедшее. Никогда не знаешь, что вызовет резонанс в обществе. В Германии это был художественный американский сериал о Холокосте с историей вымышленной семьи. До этого суд в Нюрнберге, суд над Эйхманом и прочие события оставляли людей равнодушными. Ну, что, я топлю за общественный диалог! Разве он случится с нами не в мечтах? Я думаю, да... Был же фильм Абуладзе, который был хитом проката. Просто Сталин еще не умер. Как умрет, как похороним - так сразу и обсудим на поминках. Германия ждала такого обсуждения больше 40 лет, до этого Холокост точно так же замалчивался. Даже среди моих знакомых сейчас появились симпатизирующие Сталину. Говорят, это запрос на справедливость (которая сейчас особенно блещет своим отсутствием). Говорят, не для всех гуманитарный аспект существенный. И вообще, говорят, не надо его демонизировать, что демонизация приводит к ошибкам в понимании. Согласна. Давайте обсуждать, а не замалчивать. Давайте обсуждать (что он там, отличный управленец, сделал с коллективизацией такого, что результаты первой пятилетки даже не смог озвучить на съезде, настолько они были провальны). Лично я готова. Я готова не демонизировать тебя, Варлам. Но я вру, когда говорю, что у меня никто не был репрессирован. У меня были репрессированы все. Все, кто был репрессирован, - мои. (Юлия Меламед, «Газета.ру»)