МАНДЕРЛЕЙ (2005)
MANDERLAY

Вторая часть «американской» кинотрилогии Ларса фон Триера, посвященный на этот раз теме рабства. Через два месяца после описанных в «Догвилле» событий, Грейс с отцом решают переехать на юг страны и отправляются на поиски нового дома. Судьба заносит их в район плантации Мандерлей. Они обнаруживают, что, несмотря на то, что рабство отменили уже более 60 лет назад (на дворе 1933 год), черные до сих пор живут здесь в жесточайших условиях и по-прежнему подвергаются гнету со стороны белых "хозяев"...

Грэйс Маллиган, дочь большого криминального босса, после неудачной одиссеи в Догвилле попадает в маленький городок в Алабаме. Белые и цветные жители Мандерлея живут настолько замкнуто и обособленно, что даже не подозревают об отмене рабства. Для Грэйс Мандерлей – новая плодотворная почва для философских экспериментов...

Примерно наказав жителей города, который оказался к ней так жесток, Грейс Маргарет Маллиган со своим отцом приезжает на юг США. Оказавшись в районе плантации Мандерлей, Маллиганы обнаруживают, что рабство, формально отмененное уже более 60 лет назад, по-прежнему процветает. Грейс с энтузиазмом начинает прививать рабам любовь к свободе и демократии, но ее ждет горькое разочарование. Сам Триер говорит о своем проекте так: «Я ожидаю, что мой фильм объединит ку-клукс-клан и цветных, потому что и те, и другие захотят после этого меня убить».

Проезжая через алабамский городок Мандерлей, Грейс обнаруживает, что на его плантациях по-прежнему трудятся негры-рабы. Плантаторша по имени Мэм поспешно играет в ящик, сердобольная Грейс дает цветным вольную и под охраной вооруженных гангстеров обустраивает их новую свободную жизнь. Не сочтите за склонность сводить все к сексу, но, если отбросить гражданский пафос, "Мандерлей" можно описать как историю похоти в восьми главах, влечение белой женщины к черному мужчине, увиденному ею привязанным к кованой ограде. Построение любого фильма можно сравнивать с половым актом (завязка, развитие действия, кульминация, развязка), но если раньше в картинах Ларса фон Триера этот акт описывался как сугубо насильственный, и датчанин силой брал зрительный зал, то сейчас у него все по обоюдному согласию, практически по любви. Сразу после того, как отец напоминает Грейс детскую драму, когда выпущенная ею канарейка Твитти сдохла на улице от холода, уже понятно, к чему клонит Ларс. Что свобода не нужна тем, кто ее не просит. Что демократия местами двусмысленна и лицемерна. Что даже тирания таит в себе разумное зерно. Прививая среди освобожденных рабов азы народовластия, Грейс устраивает голосование, какое время установить на часах в поместье – без восьми минут два или без пяти минут два. В "Мандерлее" Триер раскладывает свой завораживающий пасьянс по тем же правилам, что и в "Догвилле": остается и пальто с меховым воротником, и учение Брехта как источник вдохновения декоратора, и бодрый шлягер Боуи Young Americans, озвучивающий жуткие фотокарточки в финальных титрах. Режиссер оставляет все ровно там, где лежало. Доверительный голос рассказчика саркастически заявляет: "Глава восьмая, в которой Грейс сводит счеты с Мандерлеем, и фильм заканчивается". Здесь датчанин позволяет своим поклонникам невиданные вольности: скажем, не будет дурным тоном смеяться, если смешно, потому что комичного в "Мандерлее" предостаточно. Никогда еще Триер-художник, вызвавший красную песочную бурю, Триер-философ в образе карточного шулера Гектора, Триер-шовинист, который неприкрыто насмехается над дамочками, и Триер-гуманист, хоронящий маленькую девочку в гробике, сделанном из ее любимого окна, не уживались так гармонично вместе.

Вторая часть запланированной трилогии Ларса фон Триера с условным названием «США – страна возможностей». Первый фильм – «Догвиль» (2003), третий – «Вашингтон» (....?).
В первой части главную героиню, Грэйс Маллиган, сыграла Николь Кидман. По замыслу фон Триера, во всех трех сериях Грэйс должна сыграть или Кидман, или три разных актрисы. Кидман не смогла вырваться на съемки «Мандерлея», и фон Триер пригласил Брайс Даллас Ховард.
Доктора Гектора должен был сыграть Джон С. Рейли, однако его заменил Желико Иванек.
Практически на все роли рабов фон Триер пригласил афроамериканских актеров. Однако из-за нежелания сниматься в фильме про рабство, девять из двенадцати американцев от своих ролей отказались; их заменили британские коллеги.
Дэнни Гловер, сыгравший Вильгельма, вначале тоже хотел отказаться от роли. Однако продюсер фильма Вибеке Винделов дала посмотреть ему «Догвиль»; фильм Гловера впечатлил, и он согласился.
Многие актеры из «Догвиля» перешли в «Мандерлей»: Лорен Бэколл, Желико Иванек, Хлои Севиньи, Жан-Марк Барр, Удо Киер, Джереми Дэвис. Джон Херт, выступивший в «Догвиле» закадровым рассказчиком, ту же роль исполняет и здесь.
«Освобождение. Хотят они или нет» («Liberation. Whether they want it or not») — слоган фильма.

Во второй части американской трилогии фон Триера после расправы над обитателями Догвилля мисс Грейс Маргарет Маллиган, которую вместо Николь Кидман играет Брайс Даллас Ховард, едет с отцом и всей своей гангстерской семьей на юг конкуренты выбили их из родного города, и теперь папины шакалы ищут ничейное пастбище. Проезжая мимо забора в Алабаме, гастролеры натыкаются на плачущую негритянку, которая просит о помощи. Зайдя за забор, Грейс обнаруживает возбужденную толпу, привязанного к старым воротам негра и по старой привычке начинает борьбу со злом, которое в поместье Мандерлей приняло обличье рабства, несмотря на принятые полвека назад в Америке соответствующие законы. Грейс с плеча рубит цепи, мажет плантаторов гуталином и под дулами бандитских стволов проводит в Мандерлее коллективизацию. Впрочем, кто тут злой, а кто мудрый, еще вопрос: темой исследований психохирурга Триера здесь становится даже не природа рабства, а истоки подчинения, дисциплины, общественного порядка и процветания. Подобный социологический анализ всегда рискует уклониться в анархическое обличительство, но Триер слишком циничен и умен, чтобы принять чью-либо сторону. Бытописание мандерлейской жизни он ведет с изощренным сарказмом, не упуская возможности отпустить едкую шутку по адресу любой детали общественного механизма. Показателен, например, эпизод, в котором прослушавшие первый урок демократии негры тут же применяют новые знания на практике, голосованием принимая точное мандерлейское время (по законам театральной драмы переведенные на пять минут назад часы еще сыграют фатальную роль в финале). Много говорить о происходящем на экране не представляется ни необходимым, ни возможным. Актерам тут навязана роль механизмов, от которых требуется по возможности точно исполнять сценарные функции. В фильме нет звезд первой величины появляющихся минут на десять Уиллема Дефо, Дэнни Гловера, Джереми Дэйвиса в неожиданном для него амплуа гангстера и престарелую Лорен Бэколл трудно назвать приманкой для зрителя. Шокирующих поворотов сюжета тоже нет: после того как в прошлом фильме Грейс расстреляла и спалила заживо женщин и детей Догвилля, ее нынешние перегибы гуманная казнь спящей воровки и решение прикончить старого ослика сущая мелочь. Все это не просчеты, но последовательное освоение драматургии Бертольда Брехта, немецкого театрального режиссера-коммуниста, объявленного Триером музой своей американской трилогии. Серость визуального ряда и нарочитая условность действия должны способствовать концентрации зрительского внимания на общественных предпосылках возникновения и краха интернациональной коммуны Мандерлей (по сути, фильм Триера это практически Путевка в жизнь, только с мизантропическим финалом). Если же выводы из местами фашистских анекдотов Триера сами собой не напрашиваются внимательно смотрите слайд-шоу на финальных титрах. Оно тут вроде последних страниц задачника по истории. (Василий Корецкий)

Малоизвестная актриса должна была набраться отваги, чтобы решиться подвинуть с пьедестала почета саму Николь Кидман. Брайс Даллас Хауард решила попробовать сбросить звезду с подиума. Получилось не то, чтобы совсем уж плохо, но и не так завораживающе, как в первоисточнике. От триеровской мизантропии, уверяющей, что люди не так уж и далеко ушли от животных в своем развитии, зритель понемногу начинает уставать. А харизмы примы австралийского кино, держащей зрителя в легком возбуждении, у начинающей дивы пока еще нет. Тем не менее, покинув добродетельный Догвилль, обновленная Грейс к своему удивлению продолжает разбивать в прах догмы человеколюбия и политкорректности. События «Мандерлая» происходят в США в 30-е годы, на этот раз в южном штате Алабама.Заклятому антиамериканисту Фон Триеру не откажешь в упорстве: в «Мандерлае» он сыграл по тем же правилам, что и в «Догвилле». Дома и заборы снова расцвечены мелом на фоне зловещего сумрака кадра. Уже знакомая зрителю девушка, устроившая аутодафе жертвам эксперимента над соседями по городку, переезжает в патриархальное поселение, где в неурочный час, спустя 70 лет после отмены рабства как в старые добрые времена, вешают негров. Повторно решив улучшить природу человека, Грэйс пытается построить лучший мир в этой жизни. Среди тех, кому радикально настроенная девушка пытается помочь обрести свободу, есть несколько колоритных персонажей: старая хозяйка плантации Мэм, молодой негр Тимоти, с которым у дочери гангстера произойдет совокупление то ли по любви, то ли по обоюдному принуждению, еще несколько небелых личностей. Попытки Грэйс высадить в пустоши рабства оазис демократии не встречают у крепостных негров приступа всеобщего удовлетворения. А налетевший самум подгребает под собой весь урожай, после чего в Мандерлае стартует голодуха. Дабы не загнуться, рабы поедают сырую землю. В сиквеле догвилльская схематичность пространства ушла куда-то вдаль, зато появилась схематичность характеров. Негры, проводящие свои жизни в городке, разделены на несколько психотипов: Борзый негр, Льстивый негр, Негр-лузер, Заплаканный негр… Каждому характеру соответствует своя манера поведения, которой все они послушно следуют – включая и Грейс, которая ведет себя по отношению к каждому из них так, как необходимо вести себя по отношению к Борзому негру, Льстивому негру, Негру-лузеру… Триер задействовал в фильме только двух-трех известных актеров, все остальные — малоизвестные афроамериканцы - получили шанс стать звездами, снявшись у скандалиста-радикала. Впрочем, ньюсмейкеры и не стремились к участию в этом проекте. Ведь на самом деле пугающая картина снята вовсе не об Америке. Она о внутреннем рабстве, заставляющем рабов искать все новых хозяев – крепостные страшатся свободы и хотят «твердой руки». И трилогией здесь не обойтись. Жаль, что пугающийся переездов на дальние расстояния Ларс фон Триер не бывал в обновленной России – здесь он получил бы достаточно материалов для сериала. (Игорь Михайлов)

Прелесть второй серии приключений Грэйс в стране маленьких людей и больших возможностей в том, что фильм старательно держится за старую эстетику, не забывая подкидывать новые этические задачки. То, что представлялось в «Догвилле» такой авангардной новинкой, от размелованного пространства до невидимых дверей, в «Мандерлее» уже кажется усвоенными правилами игры, успешным повторением пройденного, и позволяет не зацикливаться на деталях, внимая в большей степени нравоучительной смысловой конструкции. Злой и саркастичный Триер вновь уверяет нас, что подлую человеческую натуру не переделать, и кажется, в большей степени, чем в прошлый раз, презирает собственную героиню. Станешь в позицию тотального милосердия – тебе сядут на шею. Подомнешь людишек под себя – они с радостью окунутся в рабское подобострастие. Грэйс теперь не под, а над, на ее стороне сила – физическая и юридическая. Рационалист и позитивист, она уверена, что стоит перекодировать социальный уровень, и человек перестроится внутренне. Она возмущается позорному (по ее мнению) документу – «паевой» тетради бывшей хозяйки Мандерлея, хотя, по большому счету, это умело составленный учебник психологических типов. Черные мандерлейцы и не думают противиться собственной натуре – угодливо исполняют новые «демократические» ритуалы (ходят на голосования и якобы пользуются человеческими правами), но при этом радостно подчиняются еще одной белой женщине. И также как и в «Догвилле», здесь у Грэйс появляется свой философский оппонент – как ни странно, это самый угодливый негр Вильгельм. Причем, угодливых в Мандерлее оказывается намного больше, а то, что Грэйс в той самой «книге нравов» вычитала что-то не то, точнее, захотела вычитать, – ну так это ее проблемы. Убийственность характеристик фон Триера увлекает не меньше самых закрученных триллеров. Смущает в «Мандерлее» другое. Азарт философа и антрополога у Грэйс можно понять и принять. Но вот сменившая Николь Кидман Брайс Даллас Ховард кажется более невинной и менее опытной, а это ставит в некоторый тупик – откуда такая невинность у девушки, которая практически только что собственноручно пристрелила несостоявшегося любовника, а заодно подчистую спалила целый город? Но это ощущение может и пройти. Ведь присутствие в фильме Ховард может настроить на иной лад – поневоле представляешь «Мандерлей» такой (явно незапланированной) антитезой философской конструкции М. Найта Шьямалана «Таинственный лес». Там Брайс играла невинное дитя, выращенное в пространстве экстремального философского эксперимента над человеческой душой – причем, эксперимента, стоить заметить, полностью удачного. А здесь черные рабы сами становятся под плеть, лишь бы не нарушить сложившуюся иерархию – не столько социальную, сколь психологическую. И ничего с этим не сделаешь. В тесных, маленьких сообществах Догвиля и Мандерлея с мелованными контурами и несуществующими стенами все прозрачно и настолько очевидно, что это не заметит лишь отъявленный рационалист. Опрокинув рацио, отказывшись от него, фон Триер готов вывести героиню в реальное пространство. В какое положение он в следующий раз поставит Грэйс, а Грэйс – бедных жителей грядущего «Вашингтона» – надо посмотреть. (Алексей Дубинский)

В каждом языке мира существует набор постоянно эксплуатируемых слов, так же как и в политике разных стран постоянно фигурирует пресловутое "благо народа". Одним из таких универсальных и популярных понятий является "свобода", количество определений которого (философских, поэтических, песенных и прочих) не поддается даже приблизительному подсчету. Проблеме человеческой свободы посвящен и фильм Ларса фон Триера "Мандерлей" - вторая (после "Догвилля") часть "американской трилогии" режиссера. Сюжетная схема картины проста - спустя три месяца после расправы над Догвиллем, проезжая через алабамский городок Мандерлей в сопровождении отца и его верной банды, Грейс обнаруживает, что там на плантациях по-прежнему трудятся бедные негры, ни сном ни духом не ведающие об отмене рабства. Сердобольная барышня решает тут же вмешаться, а поскольку плантаторша Мэм смертельна больна и вскоре умирает, Грейс остается в Мандерлее, дабы даровать всем вольную и приучить вчерашних рабов к лучшей жизни. Гарантом необратимости новых веяний призвана быть лучшая половина отцовского гангстерского личного состава во главе с опытнейшим юристом. Все прекрасно понимают, что бравые ребята с оружием шутить не любят, а потому, отрешившись от старого мира, начинают новую жизнь - пусть и поначалу не очень бодро. Освобожденные работники браво вырубают лес, обрекая себя спустя пару месяцев на пыльную бурю, они чуть не губят урожай хлопка, практически голодают, терпят лишения, едят землю, хоронят маленькую умершую девочку в гробике, сделанном из ее любимого окна. Но главное - они осваивают азы гражданского общества, принимая решения исключительно путем голосования, будь то вопрос о текущем точном времени или о смертной каре для виновного. В принципе итог оного народовластия понятен зрителю с самого начала, когда отец на прощание напоминает Грейс историю выпущенной ею в детстве канарейки Твитти, сдохшей на улице от холода в первый же день. Эта-то простая понятность и обиднее всего, хотя ее несколько скрашивает философия карточного шулера Гектора и ироничный финал, замыкающий композиционную клетку. Занимателен и содержащийся в "Книге Мэм" список характерных типажей обитателей плантации - теплый привет всем достижениям современной психологии и соционики с их типами темпераментов или акцентуаций. Однако многие говорят о том, что "Мандерлей" получился хуже "Догвилля". Едва ли стоит это списывать на смену актрисы в главной роли, на то, что вместо Николь Кидман мы видим Брайс Даллас Ховард, или на банальное объяснение, что все второе всегда уступает первому. А общего в фильмах немало - то же пальто Грейс с меховым воротником, те же крайне условные декорации, тот же доверительный голос рассказчика, тот же принцип кругового сюжета. Но во второй части вместо всеобщей притчевости как-то существеннее чувствуется текущий момент, желание обличить американскую стратегию и систему, раскрыть глаза на сущность демократии и т.д. Результат - сам автор не очень-то доволен последней картиной. Почему? Как-то на днях один пытливый юноша десяти лет от роду поставил меня в тупик несложной загадкой: "Как засунуть бегемота в холодильник?". Ответ оказался простейшим: "Открыть дверцу и засунуть, ведь не сказано, каких размеров холодильник". Когда же на вторую загадку: "Как засунуть в холодильник жирафа?" я бодро ответила: "Открыть дверцу и засунуть", то услышала: "Не-е, нужно сначала вытащить оттуда бегемота". Отсюда мораль - чтобы создать настоящий фильм (книгу, картину, спектакль), нужно сначала "вытащить из головы" политические, расовые, социальные или экономические идеи. Кстати говоря, юный философский ум задал мне еще и третью загадку, но о ней расскажу как-нибудь в другой раз - возможно, после просмотра будущей третьей части триеровского киноцикла. (Оксана Петриченко)

С одной стороны, продолжение «Догвилля» ничего хорошего обещать не может. Ибо «Догвилль» - это, безусловно, самый оригинальный фильм, снятый пока в этом веке, в рецензиях на него отсылки можно найти иногда к фильмам Карла Теодора Дрейера (скорее по инерции), и только. «Мандерлей» - это даже не продолжение «Догвилля», а промежуточный этап, очередная остановка на пути Грейс по Америке. Оценить ее путь в полной мере можно будет только тогда, когда она доберется до «Вашингтона». В этом и состоит главная проблема – потому что может и не добраться, на самом деле. Ларс фон Триер всегда повторяет вещи по три раза, и это раздражает, но поделать с этим ничего нельзя – только так, видимо, он считает нужным общаться с нами. Поэтому в «Мандерлее» - те же самые мелом начерченные на полу декорации, все еще выглядящие непривычно – ведь за два года художники ни в одном другом фильме мелом больше не пользовались, ждут, судя по всему, отмашки. Фон Триер обходится опять минимумом средств, используя их с рачительной экономностью – люстра, колодец, грабли. Предметов на съемочной площадке - раз и обчелся, и этот минимализм обладает какой-то неприличной монументальностью. После подачи практически каждой реплики делается многозначительная пауза, чтобы не потерялся эффект, который она произвела. В общем, фон Триер в плане приемов повторился не то слово. Но что самое удивительное – фильм при этом получился прямо пропорционально отличным от «Догвилля», да и просто отличным. Во-первых, конечно же, выводы и тема в этот раз получаются вывернутыми наизнанку. Грэйс (пусть не Николь Кидман, но не менее уместную здесь Брайс Даллас Ховард) на этот раз заносит в общину, которой забыли сказать, что рабство отменили. После «Догвилля» многие отождествляли себя с Грейс, считая себя обиженными и ущемляемыми в своих правах, и рассчитывающими поквитаться самым жестким образом с обидчиками, проучить их, чтобы всем жилось лучше – мир стал бы лучшим местом без Догвилля. Фон Триер выбивает у них почву из-под ног в этот раз, напоминая, куда могут привести благие намерения. Недаром по началу в «Мандерлее» очень долго и нудно освобожденных от рабства негров сравнивают с бледно-желтыми канарейками, выпущенными из клетки. Первый вопрос у освобожденных негров насчет своей дальнейшей жизни возникает следующего плана – «Когда едят свободные мужчины?» Свободные мужчины едят, когда голодны, свободные женщины – тоже. С этой информацией негры и продолжают жить в свободном уже мире. Будучи рабами, они ужинали каждый день в семь вечера ровно. Вот эта тема питания (которая и потом возникает во фразе о подчинении более великим силам, чем свой босс, а именно желудку), времени кормежки – на самом деле основной аргумент фон Триера в политических обвинениях, скажем, вторжения США в Ирак. Фильм фон Триер вроде снимал именно об этом. И важна здесь сцена, в которой негр, которому путем референдума запретили смеяться над собственными шутками после захода солнца, чтобы не мешать спать остальным, спрашивает с бестолковой ухмылкой «Так это и есть демократия?». Ибо большую часть я фильма я думал не про расовые проблемы и не про Джорджа Буша-мл., а про разговор с одним товарищем, побывавшем в Америке, на тему того, как близки духовно негры с русскими. Думал и про постперестроечную истерию, выливавшуюся в такие же бессмысленные референдумы на тему того, который сейчас час – без пяти два или без семи два. Думал про фразу «бог был справедлив, сделав рабами именно наш народ» и вспоминал сразу историю России по Салтыкову-Щедрину. Смотрел на казнь старушки, подъедавшей с тарелки умирающей малышки ослиное мясо в голодные годы, и думал почему-то о Ходорковском. Смотрел на шулера доктора Гектора, на фургончике которого выведено его основной промысел «Диверсии и развлечения», и тоже видел что-то знакомое, будто бы рекламный слоган какого-нибудь телеканала. Фон Триер, естественно, не знаком с ситуацией в современной России или с ее историей, но он очень хорошо знаком с человеческой натурой. Знание анатомии человека оказывается достаточным политическим аргументом, ведущим к самым мизантропическим выводам – это касается всех качающих права и лезущих на баррикады при малейшем поводе. У них просто не настал еще период, когда совесть замолкнет, наговорившись вдоволь, и свое веское слово скажет желудок, или половые органы, или другие части тела. Недаром в Мандерлее все катастрофы происходят в тот момент, когда Грейс поддается своим сексуальным желанием и мастурбирует в ночи или отдается статному негру Тимоти. В принципе, фон Триер с юмором висельника (или человека, морально готовому к тому, что завтра его переедет машина) рисует в «Мандерлее» портрет целого общества, чувствующего себя беспомощным и слабым, что противоречит всем учебникам, которые пишут, что это прерогатива только отдельно взятого человека без общества. И правоту своих слов подкрепляет такими же, что и в «Догвилле», документами в виде черно-белых фотографий на финальных титрах под бодрые и ритмичные вопросы Дэвида Боуи из песни «Young Americans». «Куда делись все папины герои?». «Мы живем только эти двадцать лет, надо ли нам умирать за еще пятьдесят?». «Помнишь ли ты президента Никсона, и счета, которые нужно оплатить, или просто вчерашний день?». «Стал бы ты носить с собой бритву, просто так, на случай депрессии?». «Есть ли ребенок, которого я мог бы держать, не осуждая?». «Нет ли ручки, которая будет писать, прежде чем они умрут?». «Не рады ли вы тому, что у вас все еще есть лица?». «Существует ли хоть одна чертова песня, которая заставила бы меня не выдержать и зареветь навзрыд?». Это колоссальный ворох вопросов, в ответах на которые никто из нас не нуждается, на самом деле. (Илья Миллер)

ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРЕСС-РЕЛИЗ
СИНОПСИС
Странная и огорчительная история плантации Мандерлей. Мандерлей располагался на малонаселенной равнине где-то в самом сердце юга США. В 1933 году Грейс с отцом покинули городок Догвилль, которому Грейс вынесла незабываемый приговор: «Если где-нибудь есть городок, без которого мир стал бы чуточку лучше, так это он», - и отправились в сторону дома, к большому городу Денверу. Но в гангстерском бизнесе быть вдали от дома – серьезное дело, и мыши сильно расшалились, пока отсутствовал кот. Отец Грейс и его армия злодеев провели всю зиму в тщетных поисках новых охотничьих угодий, и сейчас, в первый месяц весны, они едут на юг в последней попытке найти подходящее место, где они могли бы обосноваться. Их машины случайно останавливаются в штате Алабама перед большими железным воротами с толстой цепью и висячим замком. Рядом с воротами засохший дуб возвышается над глыбой камня, на которой высечено: «Мандерлей». Когда Грейс, ее отец и его люди собираются пуститься в путь после короткого отдыха и быстрого обеда, к машине подбегает молодая чернокожая женщина. Она стучит в окно Грейс. Она в отчаянии молотит кулаками по стеклу. Грейс выходит из машины и, пренебрегая советом отца, входит вслед за девушкой в ворота Мандерлея и находит там группу людей, которые живут так, словно рабство с его белыми хозяевами и черными рабами не было отменено семьдесят лет назад. Грейс решает вмешаться, несмотря на то, что ее пытается предупредить старый раб Вильгельм, прислуживающий в доме. Он формулирует свой страх перед будущим следующим образом: «В Мандерлее мы, рабы, ужинаем в семь; в котором часу люди принимают пищу, когда они свободны?» Грейс с трудом верит тому, что видит во дворе Мандерлея. Белый надсмотрщик Стэнли Мейс привязал молодого негра Тимоти между двумя столбами ограды для порки. Грейс приказывает ему прекратить это безобразие и оказывается лицом к лицу с хозяйкой плантации – престарелой дамой, известной под именем Мама, которая нацелилась в нее из ружья. Подручные ее отца берут контроль над ситуацией в свои руки. Оказывается, что Мама слаба и умирает. В своей спальне она просит Грейс уничтожить старую книгу, спрятанную под матрасом. Грейс отказывается выполнить ее желание. Мама умирает, и Грейс обнаруживает, что плантация управлялась по этой рукописной книжке «Закон Мамы» - кодексу поведения и бесчеловечной хронике, детально регламентирующей внешний вид и поведение многих поколений рабов в Мандерлее. Грейс искренне верит, что ее долг – возместить рабам страдания и несправедливость, которые они претерпели от рук ее соплеменников. «Мы привезли их сюда, мы жестоко обращались с ними и сделали их такими, какие они есть», - говорит она отцу. Она решает остаться в Мандерлее, чтобы помогать им, пока они не соберут первый урожай. Отец неохотно оставляет там Грейс вместе со своими четырьмя подручными и адвокатом, предупредив ее, что не станет помогать ей так, как помог в Догвилле, - о чем он спешит ей напомнить, - когда ее планы спасения Мандерлея кончатся крахом. Завоевать доверие бывших рабов Мандерлея оказывается трудной задачей для Грейс. Для нее не секрет, что приобщение к цивилизации требует времени, но ей трудно быть терпеливой и оставаться пассивной, не вмешиваться и не прилагать силу, чтобы реализовать свое благородное желание посеять семена демократии среди бывших рабов. После нескольких неудач поля засеяны и крыши обветшавших хижин починены. Низведенные до положения своих бывших рабов наследники Мамы, семья белых, безусловно не рада новому положению вещей, но среди чернокожих только красавец Тимоти остается совершенно равнодушен к жажде перемен к лучшему, охватившей Грейс. Разочарованная этим Грейс предается эротическим фантазиям с участием этого потомка африканской знати (он принадлежит к мунси – гордому африканскому племени). Но у Матери Природы, как и у Грейс, есть свои планы насчет Мандерлея. Песчаная буря разбила надежду на хороший урожай хлопка, и обитателям плантации угрожает голод. Гангстеры скучают, а бывшие рабы медленно усваивают уроки демократии на пустой желудок. Ситуация становится все хуже и хуже, и, чтобы выжить, они должны есть землю, как многие годы делали рабы, - красную глинистую землю. И тогда происходит ужасная трагедия. Клер - юная дочь двух бывших рабов Джэка и Роуз – найдена мертвой в своей постели; скорее всего она умерла от недоедания, хотя родители отдавали ей свою пищу, отказываясь есть день за днем. Выясняется, что старая Вильма, измученная голодом, поддалась искушению и крала пищу Клер через окно, пока ее семья спала. «Я – старая женщина, я была так голодна, и я съела так много земли за свою жизнь», - объясняет она плача. Община должна была решить, как наказать старую Вильму. На следующий день состоялось заседание суда. Разумеется, никто из черных обитателей Мандерлея не имел опыта отправления правосудия, но все они интуитивно понимали, в чем принимают участие: в торжественной акции, результатом которой может стать жизнь или смерть. Всех просят голосовать, и когда большинство голосует за то, что Вильма должна умереть, Грейс берет на себя обязанность привести приговор в исполнение. Контроль над Мандерлеем ускользает у нее из рук, и в поиске ответов она обращается к «Закону Мамы». Ее решение сделать это становится определяющим для судеб всех обитателей плантации – черных и белых – и судьбы самой Грейс тоже. И снова Вильгельм формулирует результаты идеализма Грейс и разговоров о демократии и свободе для бывших рабов, которые она вела: «Америка не была готова признать нас, негров, равными семьдесят лет назад и по-прежнему не готова, и, судя по всему, не будет готова еще сто лет! Я боюсь, что унижения, которые припасла для нас – свободных цветных – эта страна, превзойдут самый смелый полет фантазии. Поэтому мы поставили вопрос на голосование. И мы решили, что сделаем в Мандерлее шаг назад и восстановим старый закон!» Он сообщает Грейс, что бывшие рабы проголосовали за то, чтобы она стала их новой Мамой. Они ожидают, что она откажется, а когда она это сделает, они поступят так, как поступила она: применят силу как средство убеждения. На вопрос Грейс: «Вы собираетесь держать меня в заключении?» - Вильгельм тихо отвечает: «Только до тех пор, пока вы не поймете – так как вы хотели заставить нас понять. Ворота починены и заперты. Ограда в хорошем состоянии, но конечно она не очень высока, поэтому нам, вероятно, придется приглядывать за вами. (…) Насколько мы, по-вашему, глупы, мисс Грейс? Слишком глупы, чтобы смастерить лестницу, если бы мы и правда хотели сбежать? Ради всего святого, неужели вы и правда считаете, что даже спустя семьдесят лет мы не способны сами освободиться? Мы сделали бы это, будь в этом смысл!» Так что в конце концов, чтобы сбежать, Грейс пришлось воспользоваться средствами и тактикой, которые она более всего презирала. И все вернулось на круги свои.
ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ
В работе над рукописью «Догвилля» источником вдохновения для Ларса фон Триера служила пьеса Бертольта Брехта и Курта Вайля «Трехгрошовая опера» (1928). Поведение и вердикт Грейс, когда вместе с отцом она покидает сожженный Догвилль и его убитых жителей, очень напоминает строки из знаменитой «Песни пиратки Дженни» из «Трехгрошовой оперы»:
А в полдень с борта сойдут матросы,
Схватят вас и ко мне на суд
Закованных в кандалы приведут.
И спросят: «Кого обезглавить невеста?»
И я с улыбкой отвечу: «Всех».
И будут головы с плеч катиться
Под крики «Гоп-ля!», под шутки и смех.
Однако сюжет «Мандерлея» частично подсказан предисловием к всемирно известной фривольной книге Полин Реаж «История О.», которое написал Жан Полан – прозаик, член Французской академии и критик. Предисловие Жана Полана называется «Счастье в рабстве» и начинается с описания бунта, случившегося на острове Барбадос в 1838 году. История его такова. Как-то рано утром несколько «негров» - мужчин и женщин, которым закон недавно предоставил свободу, пришли к своему бывшему хозяину, некому мистеру Гленелгу, и попросили снова сделать их рабами. Поговорив с ними, мистер Гленелг отказался удовлетворить их требование. Никто не знает, сделал ли он это из страха, из совестливости или просто потому, чтобы был законопослушным человеком. Его бывшие рабы начали применять к нему физическую силу – поначалу умеренно. Но позднее он и его семья были жестоко убиты этой группой, и тем же самым вечером негры вернулись свои старые жилища, где начали разговаривать, есть и работать так, как делали это до отмены рабства. Также определенное влияние на Ларса фон Триера произвел его соотечественник датский фотограф и писатель Якоб Хольдт и его вызвавшая споры книга «Американские картинки».
ДЕКОРАЦИЯ
Как и в «Догвилле», действие происходит на сцене – на разрисованном полу с немногочисленными декорациями и реквизитом. Рисованный задник является большим занавесом. Огромный пол покрашен в белый цвет, а названия улиц, различных мест плантации и жилищ ее обитателей написаны черным: Сад Старухи, Персиковая Оранжерея, Курятник, Красная Глина, Большая Крыша, Тропинка в Конюшню, Стол Рабов, Колодец Люцифера, Баня, Любимые Магнолии, Виктория и Берт, Джэк и Роза (семейные хижины)… Здесь мало стен, нет дверей, есть только один невысокий деревянный забор, окно с разбитым стеклом, несколько самых простых столов, кроватей и уборных, ворота, высокий дуб, колодец и осел Люцифер. Двухэтажный хозяйский дом с колоннами и вырезанной надписью «Очень мало могу я дать» был выстроен наподобие огромного кукольного домика с лестницами, дверями, мебелью и камином. Именно здесь, в этих простых декорациях, развертывается драма Мандерлея.
ЛАРС ФОН ТРИЕР, АВТОР СЦЕНАРИЯ И РЕЖИССЕР
рассказывает о второй части своей американской трилогии и о новой Грейс, с которой мы встретимся в фильме «Мандерлей»
- Разумеется, на Грейс влияет та, кто ее играет. И, как вы знаете, сценарий был написан для Николь. Поэтому когда оказалось, что это будет не она, героиня должна была измениться под новую актрису. Например, по-моему, очень здорово, что она такая молодая, потому что это делает ее упрямство более правдоподобным. И ее наивный подход к вещам тоже, хотя, разумеется, наивность всегда была присуща моим героиням…
- И особого рода решительность?
- Она у них безусловно была. Так что здесь нет ничего нового.
- Разумеется, это притча…
- Да, притча.
- Тот факт, что Грейс носит в «Мандерлее» то же вечернее платье, что и Грейс в «Догвилле», - означает ли он, что вы хотите, чтобы мы воспринимали ее как ту же самую Грейс, хотя Николь Кидман и Брайс Даллас Хауард совсем не похожи друг на друга?
- Да, это та же самая Грейс. Просто у нее другой вид. Это иное воплощение той же самой Грейс. Да.
- Но Грейс из «Мандерлея» реагирует на все совершенно по-другому. Она намного более активна, а Грейс в "Догвиле" видела все и не вмешивалась до самого конца.
- Да, но я вижу развитие образа Грейс от первого ко второму фильму. Идея заключалась в том, что это будет трилогия о развитии, построенная вокруг Грейс. В финале «Догвилля» она обретает некоторую силу и предсказывает, что использует ее для того, чтобы сделать наш мир лучше.
- Она делает это в «Мандерлее»?
- Ни один из моих героев ни разу ничего не изменил к лучшему. Она пытается и, мне кажется, верит в это. У нее лежит к этому душа.
- Если я сравню Грейс в «Мандерлее» с Джорджем Бушем и его операцией в Ираке – ведь оба считают, что если демократия не приходит достаточно быстро, ее нужно насадить силой, - что вы на это скажете?
- Да, это очевидно, - безусловно, можно рассматривать ее в этом свете. Можно наговорить массу гадостей о Буше, но вам не кажется, что он вложил душу и верит в то, что делает? Зачем Бушу нас обманывать? Он считает, что таким образом улучшит ситуацию. В этом нет сомнений. Он верит в это. И Грейс верит тоже. Несомненно.
- Так и что вы хотите нам сказать фильмом «Мандерлей»?
- Не знаю… это опять та же самая история. Но в «Мандерлее» для меня забавно – и необычно – то, что в фильме показан другая раса, а это я нахожу забавным. Мы в Дании говорим себе, что у нас никогда не было расовой проблемы, но ведь в Дании не было чернокожих, когда я был ребенком. Они практически для нас не существовали за исключением экзотических джазовых музыкантов. С тех пор расизм показал свое уродливое лицо, так что, возможно, в этом смысле «Мандерлей» посвящен и проблемам Дании.
- Вы не испытывали желания…
- Чему-то научить людей? Не знаю. Можно назвать фильм комедией на темы морали. Безусловно. Но в то же время я надеюсь, что он неоднозначен, особенно его финал. Я всегда могу спрятаться за неоднозначность.
- Почему в «Мандерлее» нет абсолютно положительных персонажей? Героев или героинь?
- Разве что Мама – он приближается в финале к тому, чтобы стать героиней, вы не думаете? Конечно, героиней должна была бы стать Грейс, но она все вокруг себя портит своей излишней глупостью и чрезмерным идеализмом. Ей не хватает политического прагматизма: она просто глупая и идеалистка. И чересчур эмоциональна. Этим качествам нет места в политике: если они вам присущи, вы ничего не добьетесь.
- Но разве мы не должны быть такими в реальной жизни?
- Эмоциональными? Да, но если в реальной жизни вы эмоциональны, вы тоже ничего не добьетесь. Просто не добьетесь.
- Это означает, что мы должны руководствоваться цинизмом?
- Да, должны. Да, если вы мыслящий человек. Вы должны быть в какой-то мере циником, иначе вы не выживете.
- Я всегда считал вас человеком, который каждый раз поднимает планку, потому что вам очень нравится не знать, сможете ли вы через нее перепрыгнуть. Снимая «Догвилль», вы подняли ее так высоко, что, по-моему, не знали, сможете ли заставить всех принять ваш минимализм и отметки, сделанные мелом на полу. Теперь вы снимаете «Мандерлей» таким же способом, как бы повторяя ту же идею. Что вы на это скажете?
- Не забывайте, что я всегда перепрыгиваю через планку тем или иным способом. Если нет, я оказываюсь ниже нее. У меня всегда есть оправдания тому, что делаю что-то именно так, как я это делаю. И в этот раз именно я решал, на какой высоте будет планка, не так ли?
- Но на этот раз и вы, и зрители знают высоту планки, исходные условия…
- Так вот вы о чем. Никогда об этом не задумывался. Съемки «Мандерлея» были лишены драматизма и приятны, но верно и то, что здесь профессиональные проблемы для меня были не такими, как в «Догвилле». Частично потому что с Брайс было невероятно легко работать. С Николь тоже, потому что он очень профессиональна и работала поразительно усердно… так же, как и Брайс, но хотя это не был ее дебют в кино, это был «почти дебют».
- Значит, от Николь Кидман вы получали другой результат?
- Да, конечно. В ее исполнении роли отразился ее опыт. У Брайс пока еще нет такого опыта. Но, разумеется, я и раньше имел дело и с тем, и с другим. Я работал с Эмили Уотсон, которая была дебютанткой. Это приятно. И если не получаешь результата, который получил бы от актера с опытом, нужно постараться самому все продумать, чтобы в любом случае работа была выполнена…
Послушайте, я подниму планку высоко, не волнуйтесь. Я всегда это делаю. Если я не поднимаю ее в одном, то поднимаю в другом. Я подниму ее до заоблачных высот, не волнуйтесь. Я всегда поднимаю ее до предела своих возможностей, но вы не всегда можете разглядеть это в фильме. Иногда эта планка связана с чисто личными проблемами, иногда – с профессиональными. Но она всегда поднята. Будьте уверены.
Мне кажется, до сих пор я не был ленивым. Но возможно, работая над «Мандерлеем», я мог немного расслабиться, потому что сценарий был более сжатый и распланированный. «Догвилль» более размазанный. А здесь более четкий сюжет, правильно?
- Сюжет «Мандерлея», вероятно, более драматичен и политически провокационен. Но в «Догвилле» освещение и атмосфера менялись в долю секунды от дружелюбия до ледяной враждебности, и в одном взгляде Николь Кидман можно было увидеть десять слоев чувства, хотя все время внутри скрывались боль, растерянность и неуверенность…
- Вероятно это так. Я понимаю, что вы имеете в виду, но мне сложно анализировать, как я этого добился. И возможно, снимать «Мандерлей» было менее мучительно. Вот «Танцующую в темноте» было снимать чертовски мучительно, и в этом фильме не только я поднимал высоко планку.
- И это наводит меня на мысль о том, как исполнила свою роль Бьёрк…
- Меня тоже, но возможно по другим причинам. Но должен сказать, что мне очень везло с актерами, которых я снимал. Они и правда дали мне многое. И я думаю, Брайс тоже – в очень большой мере. Она безусловно талантлива. Все они очень, очень щедры. И надо сказать, что во время съемок Бьёрк была очень щедра. А Николь… Нет, не могу пожаловаться, что моим актером не достает щедрости.
- Дэнни Глоувер говорит, что в сценарии у него вызвало сомнение то, что все показано исключительно с точки зрения белого человека.
- Он прав. Так и есть. В том смысле, что я сам – белый, хотя мне кажется, что я становлюсь чуть-чуть менее белым по мере съемок, поскольку мне очень легко работается с английскими актерами. Да, Дэнни прав. Все показано с точки зрения белого человека, но, с другой стороны, это очень хорошо, ведь так? В конце концов никто не утверждает, что это истина в последней инстанции.
- Вы не испытывали искушения – например, ради политкорректности – сделать одного из чернокожих актеров чуть более героичным?
- Нет. Я никогда не изображал в своих фильмах людей лучшими, чем они есть на самом деле. За исключением «Танцующей в темноте». И для цветных актеров позорно, если им разрешают играть только героев. Если им не разрешают быть просто людьми. В конце концов именно за это они борются в кино, об этом они говорят – о «ролях белых». Пока черным актером не позволят играть роли белых, они останутся на экране героями или президентами, но черные герои по-прежнему популярны в американском кино.
- Но в Америке было сложно найти черных актеров, которые осмелились бы сняться в «Мандерлее».
- Да, это было сложно. Мы обращались к некоторым из них – они считали важным, что такой фильм будет сниматься, и находили его интересным. Но они не осмеливались сняться в нем, потому что для США это взрывоопасный материал. Особенно потому что фильм делает шаг вперед, и черные актеры играют не просто…
- Типичные роли Дензела Вашингтона?
- Совершенно верно. И мы обнаружили, что в отношении к этому есть огромная разница между США и Англией. Английские актеры относились к этому совершенно спокойно, мы шутили на эту тему, и каждое утро они говорили мне: «Да, хозяин». Они смеялись.
Американцы относятся к этому вопросу намного серьезнее, и вся их история рабства совершенно иная. Для Америки это огромная рана, поэтому безусловно Дэнни поступил очень смело, согласившись сыграть свою роль. Но так не должно быть. Моя мать была активной участницей борьбы за права женщин, но она была против квот. Нельзя, чтобы кто-то мог говорить, что женщина получила работу из-за своего пола. Она должна получать ее благодаря своей квалификации.
Точно также актеру должно быть скучно всегда играть героев только потому, что он афро-американец, и с этой точки зрения, я думаю, роли в «Мандерлее» являются шагом вперед. Как бы там ни было, я всегда именно так подходил к своим персонажам, и мой подход к белым никогда не отличался от подхода к черным как таковым.
- Но английская актриса Ллуэлла Гидеон говорит, что для нее как чернокожей женщины была определенная проблема в том, что ее героиня Виктория так жестока со своими детьми.
- Думаю, быть жестоким со своими детьми было бы проблемой для любого актера, но ведь это исполнение роли! Вот что он не должен забывать. Но когда вступаешь с актерами в такой тесный контакт и используешь их так, как это делаю я, есть вещи, которые им труднее сделать. А что-то дается им легче. Ведь очевидно, что труднее делать то, что кажется тебе дурным.
Но то, что она порет детей, очень важно. Этот факт завязан со всей структурой фильма, и я не знаю, до какой степени тут можно идти на компромисс, но для меня ее жестокость к детям безусловна была важной деталью.
- Я знаю, что вы все продумали и все написали, но тем не менее, вам не жаль род человеческий из-за того, что бывшие рабы выбрали смертный приговор – самое примитивное решение, когда им впервые представилась возможность определить наказание за серьезное преступление демократическим путем, посредством голосования?
- Да, но вам не кажется, что именно это они и должны были сделать? Демократия должна с чего-то начинаться. Именно поэтому невероятно трудно внедрить демократию силой. Ведь любую другую систему правления внедрить силой легче. Демократия – трудная вещь. Об этом можно судить, например, по Ираку. Народ и страна должны придти к демократии естественным путем. Возможно, они зайдут еще дальше и придут к типам общества, сегодня нам не известным. Но в настоящий момент надо признать, что демократия – это такое общественное устройство, которое в наибольшей мере требует воспитания личности. Родителями или обществом.
Меня могут также упрекнуть и в том, что в своих фильмах я показываю людей чуть глупее, чем они есть на самом деле. В том или ином они глупы, даже если считают себя умными. Черные они или белые, все они глупее… должен быть закон против этого. Я знаю! Но именно здесь и начинается комедия. Это стилизация, правильно?
- Прав ли отец Грейс, когда говорит в «Мандерлее», что ей не следует вмешиваться и что она должна предоставить рабам самостоятельно разбираться со своим освобождением? Или же Грейс права, когда вмешивается, потому что белые виноваты: «Мы сделали их такими, какие они есть»?
- Не вызывает сомнений, что вся вина за угнетение лежит на белых, но очень показательно, что в каждом уважающем себя крупном городе в США есть музей холокоста, но нет ни одного музея, посвященного расовому угнетению, которое имело место в самих США.
Разумеется, «мы сделали их такими». Но вопрос, поднятый в фильме, это выбор, который открывается перед бывшими рабами в свободной жизни. Если общество не готово встретить их с распростертыми объятиями, у них не будет такого же выбора, как у остальных членов общества, и, возможно, лучше найти промежуточные стадии, которые будут медленно эволюционировать. То есть, если они будут эволюционировать в правильном направлении.
Линия поведения, которую избирают рабы Мандерлея, к несчастью, крайне эгоистична. Самое главное для них – иметь все лучшее, и очевидно, что если так думают и поступают все, мы ничего не добьемся. Нужно, чтобы был кто-то – из их числа – кто продемонстрирует солидарность и продолжит борьбу.
- Итак, осталось снять последнюю часть американской трилогии – «Вашингтон»?
- Да, я работаю над этим, но это нелегко. Я по-прежнему хочу ее снять, и придумал кое-что интересное, так что посмотрим, как будут развиваться события.
- Принесет ли Грейс опыт, почерпнутый в Мандерлее, в Вашингтон, как она принесла в Мандерлей то, чему научилась в Догвилле?
- Да, именно в этом и заключается идея. Я надеюсь, в финале Грейс станет более зрелой. Она должна будет немного повзрослеть.
- И возможно, ее снова будет играть Николь Кидман?
- Мы обсуждаем это. Логичнее всего было бы, чтобы Грейс играли три разные актрисы, но поживем – увидим…