БУМАЖНЫЙ СОЛДАТ (2008)
БУМАЖНЫЙ СОЛДАТ

Фильм повествует о событиях, связанных с подготовкой полета первого человека в космос. На этом фоне разворачивается личная человеческая трагедия главного героя - Даниила Покровского (Мераб Нинидзе), врача, работающего с первым отрядом советских космонавтов. Оказываясь в центре конфликта между честью и совестью, между двумя любящими его женщинами (Чулпан Хаматова, Анастасия Шевелева), между духовной целостностью и научным долгом, Покровский обязан сделать выбор...

ВЕНЕЦИАНСКИЙ КФ, 2008
Победитель: «Серебряный лев» за лучшую режиссерскую работу (Алексей Герман мл.), «Золотая Озелла» за выдающийся технический вклад (операторская работа) (Алишер Хамидходжаев, Максим Дроздов).
Номинация: «Золотой лев» (Алексей Герман мл.).
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2009
Номинация: Лучшая работа оператора (Максим Дроздов, Алишер Хамидходжаев).
АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКАЯ КИНОПРЕМИЯ, 2009
Номинация: За достижения в области кинематографии (Максим Дроздов, Алишер Хамидходжаев).
КФ В СИДНЕЕ, 2009
Номинация: Лучший фильм (Алексей Герман мл.).
КФ «ЗОЛОТОЙ АПЕЛЬСИН» В АНТАЛИИ, 2009
Победитель: Лучший фильм (Международный конкурс полнометражных фильмов) (Россия).
КИНОПРЕМИЯ «ЗОЛОТОЙ ОРЕЛ», 2009
Номинации: Лучший фильм (Алексей Герман мл., Артем Васильев, Сергей Шумаков), Лучший режиссер (Алексей Герман мл.), Лучшая женская роль (Чулпан Хаматова), Лучший монтаж (Сергей Иванов), Лучшая работа художника-постановщика (Эльдар Кархалев, Сергей Коковкин, Сергей Ракутов), Лучшие костюмы (Елена Малич).
КИНОПРЕМИЯ «НИКА», 2009
Победитель: Лучший режиссер (Алексей Герман мл.), Лучшая работа оператора (Максим Дроздов, Алишер Хамидходжаев).
Номинации: Лучший фильм (Алексей Герман мл., Артем Васильев, Сергей Шумаков, «Phenomen Films»), Лучший сценарий (Алексей Герман мл., Владимир Аркуша), Лучшая женская роль (Чулпан Хаматова), Лучшая мужская роль (Мераб Нинидзе), Лучшая женская роль второго плана (Анастасия Шевелева), Лучшая работа художника-постановщика (Эльдар Кархалев, Сергей Коковкин, Сергей Ракутов).
ПРЕМИЯ «БЕЛЫЙ СЛОН» ГИЛЬДИИ КИНОВЕДОВ И КИНОКРИТИКОВ РОССИИ, 2008
Победитель: Лучший режиссер (Алексей Герман мл.).
Номинации: Лучший фильм (Алексей Герман мл., Артем Васильев, Сергей Шумаков), Лучшая работа оператора (Максим Дроздов, Алишер Хамидходжаев), Лучшая женская роль (Чулпан Хаматова), Лучшая мужская роль (Мераб Нинидзе), Лучшая женская роль второго плана (Анастасия Шевелева).
АССОЦИАЦИЯ ПОЛЬСКИХ КИНООПЕРАТОРОВ, 2009
Победитель: Почетное упоминание.

Третья режиссерская работа в полнометражном кино Алексея Германа мл. (род. 1976, ). Многие считают «Бумажный солдат» его самым личным фильмом.
"Мне показалось интересным снять фильм с другим дыханием. Это не значит, что у меня такая оптимистическая производственная ретродрама. Но просто мне казалось по ощущениям, по музыке, по живописи, по кино, что тогда само по себе понятие времени, в индивидуальном его ощущении, было немножко другим, чем сейчас. Вообще начало 60-х годов - более глубокий вдох, мы дышали глубже" - Алексей Герман мл.
Мераб Нинидзе (род. 1965 ) прославился дебютной ролью в «главном фильме перестройки» - «Покаянии» (1984, ) Тенгиза Абуладзе.
Прообраз Валентина (роль Альберта Макарова) - Валентин Бондаренко (16 февраля 1937, Харьков - 23 марта 1961, Москва) - советский летчик-истребитель, член первого отряда космонавтов СССР ().
Космодром Байконур (от каз. «богатая долина») - первый, а также крупнейший в мире действующий космодром, основанный в Советском Союзе (на территории Казахской ССР) 12 января 1955 и вошедший в эксплуатацию 15 мая 1957. Расположен на территории Кызылординской области Республики Казахстан, вблизи поселка Тюратам. В международных справочниках обозначается как «Tyuratam Missile and Space Complex» (TTMTR). Занимает площадь 6,717 км2. Космодром и город Байконур (до 1995 - Ленинск) вместе образуют комплекс «Байконур», состоящий из 15 стартовых комплексов 9 типов для запусков ракет-носителей, 4 пусковых установок для испытаний межконтинентальных баллистических ракет, 11 монтажно-испытательных корпусов (МИК) и прочей инфраструктуры. Построен и использовался как основной космодром СССР, вплоть до распада Союза 26 декабря 1991, после чего из союзной собственности перешел в ведение ставшей независимой Республики Казахстан. Подробнее - .
Рабочее название - «Отряд».
Место съемок: Ахтубинский район Астраханской области - вблизи озера Баскунчак (); окрестности Санкт-Петербурга ().
Картину снимали камерой Arriflex.
Транспортные средства, показанные в картине - .
Кадры фильма, фото со съемок: ; .
Цитаты - .
Премьера: 1 сентября 2008 (Венецианский кинофестиваль); начало проката: 13 ноября 2008 (РФ).
Англоязычное название - «Paper Soldier».
Трейлер - .
Официальная стр. фильма - .
Обзор изданий картины - .
«Бумажный солдат» на Allmovie - .
Стр. фильма на Rotten Tomatoes - .
Рецензии: ; .

[...] В 2008 году, когда в августе была война между Грузией и Россией, мы как раз представляли фильм «Бумажный солдат» на Венецианском кинофестивале. Там была русская делегация. Мне позвонил Алексей Алексеевич Герман и сказал, что считает, что я должен приехать представить этот фильм вместе со всеми. А я не знал, как поступить, когда такие новости - несмотря на то, что я тогда уже не жил в Грузии, но все равно, когда я видел по телевизору кадры, у меня у самого просыпалась какая-то агрессия: как я могу с русскими сейчас представлять фильм, а тут бомбят в параллельном режиме. Когда Алексей позвонил, ... у нас был очень интересный и честный разговор. Он говорил, что если я не приду, нас будут ругать, обольют грязью, будут спрашивать, почему нет этого, потому что вы их так? И Алексей сказал: «Если честно, фильм у нас получился достойный, и если мы появимся вместе на презентации этой картины - вы грузин, и я русский - это сможет доказать то, что есть территория, где можно найти общий язык - это искусство». Когда искусство превращается в политику - это жестко очень. И я всегда переживаю, что многие люди думают, что актер, который появляется перед публикой, он несет определенную идеологию. А актер - это человек настроения, он может в начале дня думать одно, а потом - другое. Творчество - это сумасшествие, и в нем невозможно сказать, что является истиной. Она всегда меняется, эта истина, и актер знает это как никто другой. Мы гибкие люди, эмоциональные. Когда просят нас комментировать какие-то политические события, я всегда сожалею об этом. И требую от себя либо говорить только то, в чем ты уверен и что тебе действительно важно, либо вообще не высказываться. И вот тот пример 2008 года, где и мое происхождение, и политические моменты сыграли свою роль, меня этому научили. То же самое, кстати, происходило и на Берлинском кинофестивале с фильмом «Под электрическими облаками» - это копродукция Украины, России, Польши. [...] Фильмы Алексея - это что-то отдельное в моем творчестве. Он занимает особенное место, как отдельная планета. Я абсолютно ему доверяю. Мне всегда интересно с ним, его мировоззрение, как он рассказывает истории. Его фильмы - произведение искусства в полном смысле этого слова. Это произведения, где хореография, музыка, изображение, человеческое лицо, цитаты из литературы начинают жить как одно целое и превращаются в единую материю. Это очень интересно. [...] (Интервью с Мерабом Нинидзе. Читать полностью - )

МАРИЯ КУВШИНОВА: Самое главное, неожиданное и внушающее острую благодарность - абсолютно адекватный для тридцатилетнего человека взгляд на Советский Союз. Это огромная лужа в степи, на краю которой стоят люди, замерзают и говорят о космонавтике. На заднем плане взлетает ракета. Ноль фальшивой ностальгии. (Вот и говорите потом, что у режима есть стратегия: сопродюсер картины - канал «Россия»). Герману удалось сделать то, что было задумано и, на мой взгляд, совершенно не получилось в «Гарпастуме» - вытащить из ретро сегодняшний день. Главный герой - типичный современный кидалт: «Какие-то мы симпатичные, но бессмысленные». ЮРИЙ ГЛАДИЛЬЩИКОВ: Это фильм о последних попытках советской интеллигенции служить идеалам ... социализма. О времени, когда интеллигенция, как бумажный солдат Окуджавы, все еще верила в то, что мир можно благородно переустроить - и сгорала в пламени своего прекраснодушия. Не зря здесь сгорают и всерьез - космонавты в экспериментальных барокамерах. Фильм, при всем его натурализме, упрекают в искусственности - но так он ведь и впрямь сориентирован не только на реальность, но и на классические образцы советского интеллигентского кино 1960-1970-х. Вижу в «Солдате» отголоски не только «отцовских» «Двадцати дней без войны» и «Моего друга Ивана Лапшина», но и таких картин, как «Девять дней одного года», «Июльский дождь», «Сталкер», «Жил певчий дрозд» (едва ли не самый важный фильм в перечне, объясняющий, почему и герой-то - грузин). ЛАРИСА МАЛЮКОВА: Главный упрек младшему Герману в том, что слишком уж он... Герман. В"...солдате" же - не лишенном изъянов, за кажущейся искусственностью, вторичностью - проступает взгляд тридцатилетнего автора. Он заныривает в юность родителей, пытаясь в июльском марше 60-х расслышать трагическую какофонию времени. «Продолженного времени» шестидесятых, вывернувшихся из гулаговских 30-х и пеплом неосуществленных надежд присыпавших рациональные сердца нынешних тридцатилетних. АНТОН ДОЛИН: В "Последнем поезде" влияние отца было важнее всего - и сюжета, и героев, и общего пафоса, - поэтому фильм был больше похож на лабораторный опыт. "Гарпастум" был забавной и вполне гламурной пародией на бездумную молодежь рубежа XX-XXI вв., но глубины и убедительности решительно не хватало. Особенно главным героям. Зато было ясно, что режиссер про себя снимал, а не про кого-то другого, далекого. В «Бумажном солдате» - опять про себя, только автор повзрослел: это про нынешних тридцатилетних, которые на что-то нелепое надеялись, а потом глобально обломались со всеми своими мечтаниями. Про интеллигентов, которые все время в облаках витают и мучительно рефлексируют, пока рядом кто-то делает историю. Тут сильнее не кинематографическая, а литературная традиция: кино-то про лишнего человека. А Чулпан Хаматова, сыгравшая здесь самую свою зрелую и серьезную кинороль, - «ужель та самая Татьяна». ДМИТРИЙ БЫКОВ: Алексей Герман-младший все прекрасно понимает и умеет сформулировать, в точности как отец. Это наследуется. Что не наследуется - так это, видимо, психическая травма, от которой напрямую зависит изобразительная мощь. В результате все фильмы Германа-младшего сильно выигрывают в пересказе. ИРИНА РУБАНОВА: В «Бумажном солдате» найдена грамматика прошлого. В «Последнем поезде», в «Гарпастуме» события представлены как бы его участниками, хотя по сюжету это исключено, в «Бумажном солдате» перед нами легенда 60-х годов, слышанная-переслышанная от отцов. Эта новая модальность выстраивается на основе главного официального мифа десятилетия, который вовсе не сводился к всеобщему «предчувствию космоса», но предполагал и возбужденные метания от веры к неверию в перемены к лучшему. Герман-младший открывает нам, что это балансирование между надеждами и разочарованием выразила вовсе не поэзия, как принято считать (она была бодрая и агитационная), а кино. В «Бумажном солдате» слышны отзвуки фильмов Германа-старшего, Хуциева, Тарковского, Муратовой. Однако корифеи корифеями, а наш режиссер не упускает возможности досказать то, что предшественникам произнести было немыслимо. Космодром на месте не до конца разобранных лагерных бараков и вышек, привычная для совдепии расплата человеческими жизнями за очередные победы и сомнительный культ научного дерзания в голодной стране, о чем в свое время был сделан зашифрованный «Солярис». А ведь был солдат бумажный... АНДРЕЙ ШАРЫЙ: Герман-младший, наследуя кое в чем манеру съемок отца, удерживается от соблазна перезагрузить каждый кадр тысячей смыслов и образов. "Бумажный солдат" - тоже "кино не для всех", но все-таки не для группы избранных. Я родился через четыре года после полета Гагарина, и оттепельные шестидесятые представляю себе, как раз такими - временем подстертых красок и распутицы; робких надежд, растущих из грязи; разрухи, оставшейся после страшного сталинского опыта; временем, когда романтика в советских пропорциях смешивалась с безысходностью. Но, в отличие от режиссера, который еще помладше меня будет, не исключаю, что шестидесятые все-таки были и совсем другими. ДМИТРИЙ САВЕЛЬЕВ: У меня не получилось совпасть с главным героем в его самочувствии, а таковое совпадение, похоже, есть обязательное условие интимного контакта с этим очень изощренно снятым фильмом. В противном - то есть моем - случае метания и рефлексии доктора Данилы оборачиваются несколько кокетливой стороной. А портрет Хемингуэя в центре кадра и песня Окуджавы за кадром кажутся нарушением взятых на себя автором сложнейших и в главном выполненных обязательств по выделке временной - ударение на последний слог - ткани: чтоб нулевые годы свободно дышали сквозь шестидесятые. ЕЛЕНА ФАНАЙЛОВА: Герман-младший снимал, снимал свое стилизованное кино, и доснимался до шедевра. Эстетизм этой ленты равновелик ее драматургии. Оммаж великому кинематографу шестидесятых и печальное приношение великой эпохе, приговор советской цивилизации утонченными средствами современных высоких технологий. Гражданская и историческая позиция Германа-младшего - образец вменяемости. Мне жаль его героев, как своих родителей, мне жаль Родину, переживающую в его фильме свой предпоследний революционный кризис. Страна не станет великой, потому что она слишком жестока, - ретроспективно говорит Герман. Лучшая рефлексия советского мира за последнее десятилетие. ВАЛЕРИЙ ФОКИН: В наше время, когда массовое искусство всецело превалирует над авторским, а культура начинает работать по принципам фастфуда, то, что делается вручную, делается подробно и всерьез,- большая редкость. В этом смысле режиссерская позиция младшего Германа мне очень нравится, потому что он внятно и твердо придерживается принципов авторского кинематографа- искусства, которое требует профессионализма и мироощущения. «Бумажный солдат» тонко снят, интересно смонтирован. Очень хорошие актерские работы (в особенности женские: Мераб Нинидзе, по-моему, оказался слабее своих партнерш). Редкий случай: сын становится не эпигоном, а подлинным наследником. Про какие-то кадры "Бумажного солдата" думается: именно так и отец, наверное, мог бы снять. Хорошо это или плохо? Я не знаю. То есть, конечно, хорошо, но с другой стороны - странно. Ведь лучший ученик мастера как правило бунтует, создает нечто принципиально новое, а вовсе не продолжает существующую традицию. НАТАЛЬЯ РЯЗАНЦЕВА: После просмотра осталось щемящее чувство, такое долгое и острое, что слов не подберешь. Преобразовать это чувство в какую-никакую мысль оказалось непросто. Тем более что смотрела я фильм в «Ролане». Чистые пруды- места юности и стихов. И ранних песен Окуджавы. Из вороха собственных воспоминаний, в том числе о 12 апреля 1961 года, удалось выбраться, припоминая прежние картины того же Германа-младшего. Опрокинуть историю, данную нам в учебниках, лозунгах, адресах и датах событий, подсмотреть ее человеческую изнанку свежим незамыленным взглядом - к этому всегда стремился младший Герман (впрочем, вслед за старшим), но я, высоко оценивая «хорошее кино» во всех его компонентах и серьезность самого размышления, оставалась равнодушным зрителем. И «Последний поезд», и «Гарпастум» - кино помню, а лиц -не помню. В «Бумажном солдате» - наоборот: эти странные люди, живущие в каком-то безбытном, продуваемом ветрами пространстве, - они, как инопланетяне, скрывающие от нас свои космические тайны, и разгадывать их интересно, и вдруг обжигает узнавание: неуют, недостроенная дача, вообще сплошная незавершенка - недолюбовь, недоразвод. Фильм сложный, в первую очередь обращен к «своим», жителям того же культурного пространства, откуда вырос младший Герман. Название из песни Окуджавы отдает иронией. Эти ранние, заигранные песни Окуджавы для следующих поколений звучат, как детское сладкоголосье, вроде «Пионерской зорьки». Фильм не сентиментален, но и ни малейшего привычного ерничества по адресу глупых романтичных предков я не заметила, за что отдельное спасибо. Спасибо и за то, что сюжет двигался вместе с отчаянной Чулпан Хаматовой через всю страну, по ее ветреным степям, обезображенным ландшафтам, «без предписания», и кончился такой подробной, всамделишной сценой: мертвец в грузовике на фоне взлетающей ракеты. Как хоронить-то в день всенародного ликования? А дальше - эпилог: жизнь продолжалась, она и продолжается. МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ: Режиссер снял вовсе не реквием по поколению шестидесятников, да еще и в «папиной» эстетике, как кажется и сторонникам, и противникам фильма. Эстетика Германа-старшего в «Солдате» рудиментарна, да и ее влияния, пожалуй, в наши дни не избежать никому из тех, кто займется археологией советской эпохи. Фильм, действительно, рифмуется с кино 1960-х годов, не только советским (тема несостоятельности мужчины, и личной, и социальной), но и европейским. Классический «фильм некоммуникабельности», предопределенной не эпохой, а природой чело века. Соединение экзистенциальной «тошноты» со сном об СССР и неожиданным, сильным финалом, очевидно, и очаровали венецианское жюри. ВАЛЕРИЙ ПОПОВ: Алексей Герман младший, безусловно, талантлив, и ранняя слава пришла к нему абсолютно заслуженно. Однако, чтобы не стоять на месте, ему надо научиться находить своих неповторимых героев и непохожую ни на чью другую собственную выразительность. Герой «Бумажного солдата», мне кажется, взят напрокат не только из окуджавской песни, но и из какого-то не совсем верного представления о «типичном» интеллигенте советской эпохи, который просто «обязан» страдать острой несовместимостью с окружающей реальностью. Густая, тягучая, вязкая, необыкновенно правдоподобная среда - фирменное «германовское» достижение. Молодому Герману нужно найти среду такой же убедительности, желательно, еще «нераспаханную». Советская эпоха, мне кажется, уже отработана. Где найти молодому Герману нечто выразительное в эпоху стандартов и эфемерного гламура? Такая задача кажется невыполнимой. Но именно совершая невыполнимое, художник и становится настоящим мастером. ИВАН ДЫХОВИЧНЫЙ: В «Бумажном солдате» чувствуется какая-то несмелость. Я знаю, что открывать новое трудно, но иначе нельзя. Надо быть экспериментатором, надо дерзать и надо дерзить. Для меня «Бумажный солдат» - фильм, не состоявшийся до конца именно из-за своей стилистической зависимости. ИГОРЬ СУХИХ: Большое разочарование, объясняемое, видимо, еще и очарованием «Гарпастума». Повторены, кажется, все характерные особенности прежней структуры, но результат оказался (для меня) обескураживающе противоположным. Все два часа просмотра пытаешься угадать формулу жанра. Историческая хроника? Время четко обозначено (главный герой участвует в подготовке гагаринского полета), но в фильме его, по сути, нет. Психологическая драма? Но отношения между персонажами не просто запутанны, а элементарно неясны. Драма социальная? Но сцены отстрела собак и сожжения лагеря отдают явной конъюнктурой, споры героев о цене космических побед - стилистической фальшью. Многочисленные «случайные детали» отзываются дилетантской заданностью, схематизмом. Вот сейчас кто-то прошел из левого нижнего угла кадра в правый верхний: это не «правда жизни», а режиссер ему приказал зачем-то, он и прошел вразвалку. Не понимая смысла целого, поневоле становишься придирой-крохобором. Неужели два часа были нужны лишь для впрямь эффектного, но навязчиво аллегорического кадра: на переднем плане две любящие женщины плачут над бездыханным телом, а на заднем- взлетает гагаринский корабль? Лучшие (еще раз: для меня!) эпизоды связаны с тем, когда герои замолкают. Вот в сцене первого пикника за кадром звучит "Бумажный солдат" Окуджавы, вот огромное колесо-тренажер с будущим "человеком на борту" катится с заснеженной горы, вот герой едет по кромке воды на велосипеде: спасибо операторам-венециеносцам. Наверное, Герману стоит поискать настоящего сценариста, ведь "Гарпастум" был написан лишь при его участии, а здесь именно сам режиссер оказался основным автором сценария. ИВАН КУЛИКОВ: После «Гарпастума», подававшего робкие надежды на обретение «чего-то своего», эпигонство Германа-младшего приобрело в «Бумажном солдате» уже какие-то гротескные, злокачественные формы, обсуждать которые не то что не смешно, но даже как-то и неловко из-за полного совпадения имен у оригинала и копии. Такое впечатление, что Герман-мл. заправил в кинокамеру вместо «кодака» рулон миллиметровки и начал методично, по квадратикам перерисовывать в кадр фирменные «режиссерские телодвижения» своего отца. Но вздрагиваешь не от того, что, вот, пожалуйста, узнал еще одно: здесь - из «Двадцати дней без войны», там - из «Лапшина», и т.д. Подобное развлечение как раз-таки из полезных и приятных. А от того, что безобидный симулякр германовского метода превращается уже в самоуверенного зомби. В доме Лапшина было интересно и тепло, а вот лаборатория врача Нинидзе (отлично, кстати говоря, сыгравшего) захламлена трюизмами про «физиков и лириков», неуместными в компании с Гагариным, гамлетовскими муками, и всякой исторической неправдой пополам с художественной. АЛЕКСЕЙ ВОСТРИКОВ: Фильм нельзя воспринимать как портрет поколения 1960-х (тем менее как «портрет» «шестидесятников») - иначе это будет пасквиль. Что ж это за покорители космоса, если они ни детей родить, ни часы починить не могут?.. Герман последовательно вытравил из фильма все героическое - тут не куют ничего железного, не познают непознанного и не переключают ничего фантастически мерцающего. То есть, конечно, они все это делают, но где-то за кадром, а в кадре режиссера интересует та повседневность, обыденность, суетность жизни, которая объединяет их тогдашних с нами теперешними. Своеобразное «future in the past»: эти-то, кого мы видим, прекрасно знают, что космос они покорят и советскую власть разрушат, и вот тогда (т.е. сейчас) задумаются: а на хрена все это и что дальше-то? Но и этот вопрос сугубо абстрактный: куй железо, переключай тумблеры, снимай кино - будущее все равно будет, притом, само собой. Герман-младший находится в неизбежной концептуальной зависимости от старших: Ромма и Германа, "Укрощения огня" и пр. Игнорировать их он не может, продолжать или отрицать не хочет; он пытается их откорректировать "по себе". В результате интеллект превращен в рефлексию, ржавой и сырой вате неизбежного прогресса ничто не противостоит - нет ни Лапшиных, ни Румат, ни Хочбаров; пассионарность (как скомпрометированный героизм) убрана напрочь (чего нет - того нет). Собственно, я не критикую. "Бумажный солдат", как трибьют ("признание в любви", как, кажется, говорил сам режиссер), есть высказывание абсолютно личное и полемики не предполагающее (в данном случае - вполне внятное и последовательное); но при этом вторичное по отношению к самому объекту (и окружающему его семантическому полю). Если это семантическое поле ограничивается словами "sputnik", "laika" и "Gagarin", то можно более свободно получить удовольствие от актерской работы, операторского мастерства и пр. («Сеанс», 2009)

А Германа все нет. Из двухсот фильмов, снятых в России за год, имеет смысл говорить о шести-семи. Все прочее - не кино. «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего, безусловно, один из редких образцов кино. Беда в том, что про него все уже все знают заранее. Точнее, кажется, что знают. Знают, что это про шестидесятников-идеалистов, сгоревших ни за грош, про Байконур, где врач Даниил (Мераб Нинидзе) готовит к полету первых космонавтов в пыльных шлемах, про поколение, про человека в истории. Короче говоря, режиссер от режиссера недалеко падает, и сам Бог велел младшему Алексею дописывать историческую сагу, начатую Алексеем-старшим. Одних это умиляет. Другие всласть ... поиронизируют над всхлипом Даниила, обращенным к погибшим в лагерях родителям: «Папа! Мама! Я запутался!». Дескать, не герой жалуется, а сам режиссер, запутавшийся в семейной эстетике. Между тем, кино вовсе не про мифологические «шестидесятые». Все «знаки времени» в фильме как раз по меньшей мере необязательны. Вот канонический портрет Хемингуэя на стене. Висит себе и висит, но ухитряется заслонить главное в сцене. Под портретом - жена Даниила (Чулпан Хаматова в одной из лучших своих ролей), нарядившаяся нимфеткой, раскуривает сигаретку в длинном мундштуке: хоть так надеется «завести» мужа-импотента. А какое при этом тысячелетие на дворе, решительно не важно: коллизия-то вечная. И портрет Сталина, который пытается втюхать Даниилу какой-то бродяга, и гитарные переборы, и дачные разговоры об эмиграции - все это тоже лишнее. И Байконур, напоминающий заболоченный проходной двор, - вовсе не исторический Байконур, а удушливый сон, в котором заплутал Даниил. Недаром же и он, и солдаты, и космонавты все время порываются рассказать мучающие их сны. И когда героиня Хаматовой заговаривает с лагерным псом, кажется, что собака тоже предложит ей рассказать свой сон. Вообще, «Бумажный солдат» косит в сторону эстетики хоть и 1960х годов, но их европейской версии. Герои мыкаются, что по степи, что по даче, как мыкались по пляжу в Римини персонажи Федерико Феллини, а никакого не Марлена Хуциева. Страдают не от пережитков культа личности, а от экзистенциальной тоски, неопределенной, для окружающих - нелепой, но от этого не менее болезненной, а то и смертельной. И страдали бы от нее точно так же в любую эпоху - на это слишком назойливо намекают герои, время от времени всуе поминающие Чехова. У Мераба Нинидзе, игравшего еще в «Покаянии» Тенгиза Абуладзе, а ныне - австрийского актера, очень подходящее для воплощения именно такой тоски лицо и психофизика. Он играет не раздавленного атмосферным давлением эпохи интеллигента, а эгоиста - самовлюбленного, мнительного до такой степени, что его мнительность, кажется, сама по себе способна убить его; безжалостного к женщинам - что к жене, что к приблудной подружке с космодрома. Он играет историю безумия, самоедства. Даниил не вызывает сочувствия, но за его падением в омут следить действительно очень интересно. А портрет Хемингуэя можно силой воображения и стереть из кадра. (Михаил Трофименков, «Rolling Stone»)

Я было засомневался в Германе-младшем. Проверил - нет, таки действительно: «Песенку про бумажного солдатика» Булат Окуджава написал в 1959-м. За два года до описываемых событий. 1961-й. Человечество застыло на грани отсыла первого человека в космос. Доктор Даниил Покровский (странная, я вам скажу, фамилия для сына турецкоподданного) работает главным эскулапом в первом отряде космонавтов. Пока еще неясно, кто полетит первым - Валя, Гриша или Юра. Ах, как некстати Валя сгорел в барокамере... Ну что ж, значит, Валя не полетит. Впрочем, все это неважно. А что важно? Для доктора Покровского - разумеется, его внутренний мир. Рядом с ним клубится нормальная жизнь: верблюды, ... шашлыки, путейщицы. Когда Даня на Байконуре, у него - фантастическая лахудра Вера, слабо отличимая от аборигенок, но способная купить ванну за 17 рублей. Когда Даня в Москве, у него - законная жена Вера, понимающая толк в моде медичка, которой недостает самую малость, чтобы Даня чувствовал с ней себя счастливым. Но если бы Даня знал, чего ей, а заодно и ему недостает! В общем, он ненормальный нормальный русский интеллигент, слабо прикрывшийся грузинскими корнями и вызывающий у обычного человека оторопь категорического непонимания. Герман-младший может получить кучу упреков (фильм скучный, съемка манерная, Чулпан Хаматова стандартная), но главное он сделал правильно. Для всех нас, 1961 год - это пик всеобщего оптимизма, это радость на всех, это праздник всенародного похмелья. Тогда солнце светило ярче и член был толще. Аберрация исторической памяти мешает нам мыслить критически и задать себе простой вопрос: помним ли мы хотя бы один год, когда было так хорошо, как мы думаем про 1961-й год? Мы боимся задать себе этот вопрос, потому что за ответом на него следует неприятный вывод: никогда, ребята, не увидеть нам это солнце в цветочек. Герман-младший снимает скучно, но интересно. Оказывается, бывает и так. Тема первого отряда космонавтов раскрыта слабо (прямо будем говорить - никак не раскрыта), и я, как лицо заинтересованное, ему этого простить не могу. Но отдельную судьбу в этот контекст он вплел замечательно, и тут мне возразить нечего. Я искренне не понимаю, за что раздают «Серебряных Львов». Впрочем, я не видел, за что раздают «Золотых». Но «Бумажный солдат» - хорошее кино про эпоху, которую пытаются выдать за эталон оптимизма, не существующего в природе. И вот тут как раз отлично пригодилась Чулпан Хаматова. Ибо большей дискредитации идеи благоденствующего социализма, чем это нервное татарское личико, и придумать невозможно! (Джон Сильвер)

Далеко на краю советской страны, в непролазной казахской степи, продуваемой вечным ледяным ветром, который наивно принимают за ветер времени, люди в шляпах и пальто штурмуют космос. Решающий рывок близок, но никто не уверен, что первый в мире космонавт не вспыхнет на старте. Больше всего волнуется человек, от которого, в общем-то, ничего не зависит - терапевт космической команды Покровский (Мераб Нинидзе). Терапевту бы в Москву, где жена (Чулпан Хаматова), дачи, друзья и кандидатская. Но придуманный долг держит его здесь, среди грязи, бараков, солдат, верблюдов и поголовно очарованных им женщин. Кажется, что Покровский заносчив, истеричен и самовлюблен - но он не Байрон, ... он другой. Какой - не знает и сам герой, совершенно запутавшийся во всех трендах 60-х: отказничестве и ленинизме, техноромантике и православии, Чехове и Хемингуэе, удрученный наследием отца - великого хирурга, которому надо бы соответствовать («терапевт - тоже ничего» - уничтожает Покровского какой-то старый отцовский знакомый) и окрыленный позывными звездных дорог. В общем, «Бумажный солдат» совсем не о космосе, а о классе-гегемоне эпохи НТР - интеллигенции. В СССР про работников умственного труда было снято много картин, и фильм Германа-мл. кажется нарывом на теле всего этого нежного, грустного, иногда раздраженного, но всегда романтического кино. Персонажи «Солдата» находятся в том же культурном поле, что и герои Ромма, ранней Муратовой, Тарковского, Хуциева, ну и Германа-старшего. Но они - подражатели по отношению к ним, типам из советской киноклассики. А, потому все выходит у них не так, не по-настоящему, усилием воли, совершенно никому, как оказывается, не нужным. Каждый в меру сил бунтует против быта, каждый норовит собой пожертвовать, каждый читал слишком много Чехова, но старается быть (стараться быть - это вообще их основное занятие) героем фантаста Ефремова. Будущее на носу, и некогда даже потрахаться, не то что купить новые занавески или обувь по погоде. Скоро наступят 70-е, занавески будут куплены, модерновый итальянский гарнитур на дачу - тоже, а те, кто обзывался «буржуем», отправятся в колбасную эмиграцию. Пока же голос разума - он тут принадлежит героине Чулпан Хаматовой, единственному живому человеку в фильме, которой до лампочки космос, Ленин и «эта страна» - гаснет в окружении картонных мужчин, старающихся перещеголять друг друга идеализмом и метафоричностью речи. Все, разумеется, кашляют, на втором плане разыгрываются трагедии не слабее главной истории - без трепотни, одними намеками. Бытовые детали тут вообще красноречивее придуманных слов, особенно драматична судьба шиньона, который отстегивает в кульминационной сцене экс-любовница доктора Покровского (Анастасия Шевелева): его неожиданное появление больше говорит о человеческих отношениях, чем все экранные стенания. Фильм тщательно, и, наверное, даже виртуозно собран из мелкой россыпи фраз, гримас, движений, хтонических грязевых декораций, модных костюмов и фактур. Совершенно в духе 60-х он проверяет алгеброй трагическую дисгармонию - и вместо рецепта радостного оптимизма получает короткое замыкание. Да, жили, да, верили в лучшее, да, не вышло. Существует миллион способов быть несчастливым, ну вот и еще один. Оценка: 5 из 5. (Василий Корецкий, «Time Out»)

Казахстан, 61 год, раскисший космодром в серых лужах пос­ле вчерашнего дождя; каждый второй фатально простужен, все разговоры - про «полетит - не полетит». Свернешь от станции не туда - ликвидируемый за ненадобностью концлагерь, где осипшие вохровцы жгут пустые бараки и стреляют сторожевых овчарок. Свернешь куда надо - поч­ти такие же бараки, и такая же овчарка накануне неудачно приземлилась вместе с тряпичным муляжом космонавта: му­ляж разбит, собаке больно. Живые космонавты в кургузых трениках бегают кроссы и факелами горят в барокамерах. И то и другое - без лишних эмоций; кому-то, разумеется, страшно, но ясность цели все здорово упрощает. Единственный, кому непросто, - ... красивый грузинский доктор в хорошем пальто (Мераб Нинидзе), который сам никуда не летит и ничем вроде как не рискует, но бесконечно мается между Москвой и Байконуром, обремененный двусмысленной должностью терапевта в отряде потенциальных смертников и чрезмерны­ми интеллигентскими надеждами на советскую космическую программу. Женщины (Чулпан Хаматова и Анастасия Шевелева) хотят рожать от него детей, держать за руку, завязывать развязавшийся шнурок и заматывать шею шарфом, чтобы не простыл на ветру. Он отмахивается от них, как от зубной боли, цепляясь за свою больную, маниакальную уверенность, что ракета, стартующая в молочное небо над грязью, бараками и полустанком, не просто дорогостоящий металлолом или аргумент в межконтинентальной игре в ножички - что она что-то изменит. После «Последнего поезда» и «Гарпастума» Германа-младшего упрекали за манерность, за отцовский наклон почерка, за Гошу Куценко в роли Блока (отважное кастинговое решение, действительно), но по здравому размышлению единственное, что можно было предъявить ему всерьез, - это отсутствие в кад­ре чего-то, отдаленно похожего на фигуру автора. В его тонко сделанных фильмах можно было найти массу достоинств, находок и смыслов, но чего в красивой монохромной дымке не удавалось разглядеть никакой полевой оптикой - это его самого, убедительных свидетельств тому, что за пределами чисто эстетического интереса режиссеру есть хоть какое-то дело до чахоточных немцев и обреченных футболистов в белых рубашках. В отличие от «Гарпастума», сделанного крепко, как футбольный мяч (ну Куценко, да, но будем считать, это был ниппель), «Бумажный солдат» хрупок, стилистически несовершенен и уязвим - он тянется вверх так старательно, что под конец все-таки надламывается от собственной длинношеести. Но в нем Герман впервые говорит от первого лица, оперирует не абстрак­циями и культурными пластами, а личными чувствами, зада­ет вопросы не в порядке интеллектуальной гимнастики, а потому что сам не знает ответ - а хотел бы знать. И странная штука: хваленый дух времени, фиксацию которого принято ждать от современных актуальных форматов, не просто зафиксирован в этом формалистском, абстрактном ретро с наряженными в пальто ходячими метафорами и литературной, от руки писанной речью - он здесь почти что объяснен, пусть и через аналогию. Большинству здравых людей сегодня идеалы 60-х кажутся симпатичной (ну или не очень) детской блажью, «Солдат» же дает почувствовать - никто из сегодняшних тридцатилетних не взрослей и не разумней тех, кому было тридцать в 61-м. Взлетит - не взлетит. Какие-то мы симпатичные, но бессмысленные. Все то же самое, все точно так же - минус стартующая в небо ракета. 7/10. (Роман Волобуев, «Афиша»)

Космонавты в пыльных шлемах. Москва и Байконур, 1961 год. Шесть пасмурных недель из жизни советского врача (Мераб Нинидзе), наблюдающего за состоянием здоровья летчиков, отобранных для первого полета в космос - в том числе за веселым Юрой, читающим грузинских лириков в переводе Пастернака. Все шесть недель героя мучают угрызения совести, что участие в деле по засылке пациентов в космос на большой керосиновой трубе компрометирует клятву Гиппократа и принцип "не убий". Угрызения усугубляются пониженной самооценкой (в огонь летит ненаписанная кандидатская), перманентной мигренью и личными проблемами: жена в Москве (Чулпан Хаматова) работает в том же космическом подразделении, но отказывается отпускать мужа в Казахстан. ... Женщина не верит в сверхценные идеи. Мужчина готов принести себя идеям в жертву. Реквизит эпохи весь на месте: портрет Хемингуэя, "комиссары в пыльных шлемах" под гитару, автомобиль "москвич" и разговоры про роль интеллигенции перед тем, как жахнуть рюмку водки. Скажем сразу: вся томная и туманная хмурь «Бумажного солдата» (2008), все его пасмурное небо, московская морось и степная грязь, высыпались из кармана одной шинели - шинели германовского «Ивана Лапшина», точнее из знаменитого, триумфального прохода главного героя через грязный, пасмурный пустырь к халупе, где окопались урки. Лапшиным, сменившим шинель на докторский халат, чувствует себя и врач Мераба Нинидзе: и тот и другой хотят построить "город-сад", только разными инструментами. Один - стетоскопом, другой - наганом. Собственно, ничего плохого тут решительно нет. Озадачивает другое. Герман-старший использует свой режиссерский метод отнюдь не для живописания человеческих проблем, а для их расследования, итог которого, как и во всяком честном расследовании, непредсказуем совершенно. Отсюда, наверное, и растянувшееся на астрономические сроки кинопроизводство, и мучительно долгие перепроверки результатов, ставшие для Германа-старшего необходимым условием работы. Для Германа-младшего наоборот - все как будто ясно изначально. А фирменный германовский метод, когда на голос Левитана, сообщающего о первом полете в космос, накладывается монолог о разбитых чашках, эту ясность должен лишь обслуживать. Иными словами: вот есть нежная, мучительная интеллигенция с репрессированными родителями и Хемингуэем над раскладушкой. Вот есть жестокий космос. Вот вариант "слезы ребенка" - клятва Гиппократа. Вот лагеря. Вот космодром. Вот жалкий, хилый велосипед, на котором главный герой едет-едет по лужам. Вот решаются важные философские вопросы. На поверку, однако, важные вопросы, на которые уже заранее нашли ответы оборачиваются симулякрами: как человек, у которого в роду по одной линии - врачи, а по другой - ракетостроители, скажу наверняка, что проблема "космос или слеза ребенка" - последняя, которая в 1961-м стояла перед этими замечательными, честными людьми. Это, во-первых. Во-вторых же, вся разница между "художествами" и "художественной правдой" сводится почти к естественным инстинктам. Всем, наверное, приходилось, выбирая штаны, вздрагивать от пристального взгляда манекена. Их сейчас очень натуралистично делают. Так же и с "Бумажным солдатом" - ищешь, ищешь художественную правду в русском фильме, а нервничать приходиться из-за какой-то ерунды. Из-за того, что на тебя с хорошо поставленным выражением взглянули все скорби мира. Стеклянными глазами. Ну, или бумажными. 6/10. (Иван Куликов, «Film.ру»)

Оттепель наших дней. Уже несколько лет подряд в конкурсе Венецианского фестиваля показываются, а нередко и побеждают российские картины, которые по-прежнему считаются в Европе разновидностью экзотики. Нынешний год не стал исключением. "Бумажный солдат" Алексея Германа-младшего награжден "Серебряным львом" за лучшую режиссуру и "Озеллой" за операторскую работу Алишера Хамидходжаева и Максима Дроздова. Высокой профессиональной оценке со стороны жюри и теплому приему публики не помешала экзотичность материала. Байконур времен первых космических полетов в самом деле далек от опыта сегодняшнего европейского зрителя, но в том-то и дело, что Алексей Герман не делает исторической реконструкции, скорее артистическую стилизацию унесенной ветром эпохи, пользуясь при этом современным ... кинематографическим языком. Режиссер ставит в основу сюжета любовный треугольник, в котором активная роль отведена женщинам (Чулпан Хаматова и Анастасия Шевелева), а мужчине (Мераб Нинидзе в образе врача Даниила, готовящего космонавтов к полетам) достается скорее пассивная. Это отвечает сегодняшнему европейскому взгляду на историю ХХ века, в которой феминистский вектор оказался доминирующим. В то же время фильм глубоко укоренен в российской и даже, можно сказать, советской кинематографической и культурной ментальности. В ней всегда был силен грузинский компонент, ведь и само название фильма пришло из песни Булата Окуджавы. "Бумажный солдат" - посвящение эпохе 1960-х годов с ее устремленностью в космос, реальной дружбой народов, верой в светлое (коммунистическое) будущее, которое по плану должно было наступить еще в 1980 году. И еще это посвящение кинематографу того времени - Марлену Хуциеву, Михаилу Ромму, Кире Муратовой, Отару Иоселиани и, разумеется, Алексею Герману, отцу режиссера. Все они открыли негероические будни "страны мечтателей, страны героев". Правда, в "Девяти днях одного года" любовный треугольник развернут в сторону мужчин, а женщина играет традиционно подчиненную роль. Разумеется, больше всего режиссер Алексей Герман обязан своим родителям - и не только отцу, но и матери сценаристке Светлане Кармалите. Обязан художественной генетической памятью, которая позволяет ему воссоздавать картину жизни, лично не пережитой, но прочувствованной через опыт своих родителей. Именно так Герман-старший воссоздал конец 1930-х годов в "Моем друге Иване Лапшине". То был фильм-метафора, в котором ни слова не сказано о сталинских репрессиях, но без слов ясно, что герои станут жертвами либо внутреннего террора, либо предстоящей войны. И если не физическими жертвами, то уж моральными наверняка. Это было кино о поколении родителей режиссера, его отца Юрия Германа и о восприятии их судьбы с точки зрения ближайших потомков. Точно так же Герман-младший проецирует семейные легенды, папины и мамины рассказы на "космический" сюжет, который служит чистой метафорой родительского опыта. И в том и в другом случае дело происходит незадолго до рождения рассказчика, и, если о вторжении в Чехословакию не говорится ни слова, контекст финала оттепели и начала заморозков в стране прочитывается безошибочно. На фоне подготовки космических полетов протекает жизнь специалистов второго состава, без которых не было бы всемирно-исторических триумфов первого. В отказе от тоталитарной монументальности, в открытии душевного мира реального человека и состояла прелесть оттепельного кино. Как выяснилось, его дыхание продолжает ощущаться и в XXI веке. (Андрей Плахов, «Коммерсантъ Weekend»)

«Он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый...» Шестидесятые годы. Вся страна в предчувствии грандиозного события - полета человека в космос. Вместе со страной предчувствует и активно участвует в процессе подготовки молодой грузинский доктор Покровский (Мераб Нинидзе). Покровский постоянно разрывается между Москвой и Байконуром, между женой (Чулпан Хаматова) и любовницей (Анастасия Шевелева), между решимостью и сомнением. Последнее одолевает его все чаще, особенно после того, как один из космонавтов заживо сгорел на его глазах. Покровский начинает понимать, что подобная участь ждет и его. Уже к «Гарпастуму» Алексей Герман-младший понял, что в пресловутом гипернатурализме отца ему не переплюнуть. И если в дипломных ... работах (особенно «Большое осеннее поле»), в «Последнем поезде» и даже, несмотря на все усилия режиссера, в «Гарпастуме» еще виднелась тень отца Германа, то «Бумажный солдат» знаменует становление Германа-младшего (всегда немного обидная для режиссера приставочка) как самостоятельного режиссера. Отечественный артхаус последних лет примечателен тем, что в сложные для авторского кино времена режиссеры делают его максимально доступным и понятным широкой публике (исключая разве что «Отрыв» Миндадзе). Все эти самолеты с гробами и мухи из «Груза 200», птички в «12» или снежки в лицо из «Простых вещей» - символы и точные, и простые. Это вам не «Приключение» и не «Зет и два нуля». Хорошо ли, плохо ли это, отдельный вопрос, и мнения по этому поводу могут быть разные. Герман-младший, например, тоже демократично пытается донести весь пафосный смысл и осмысленный пафос как можно более доступно. Отсюда этот примитивный (слово не обязательно ругательное) символизм. Отсюда и все эти четко прописанные в тексте фразы, повторяемые минимум по два раза, вроде «Я стала частью твоего безумия» и «Мы трудимся во имя вождей пролетариата». Отсюда и навязчиво повторяемая песня Окуджавы, каждая строчка которой действительно очень точно иллюстрирует сюжет. Кстати, насчет песни, отдельный респект создателям, удачно заменившим первоначальное название «Отряд» на «Бумажного солдата». Метафора и вправду удачная. Картина удалась, в первую очередь потому, что Герман-младший шел уже по проверенной дороге. Взял лучшего, и по величине, и по многогранности таланта, российского оператора Хамидходжаева («977», «Все умрут, а я останусь»). На главную мужскую роль пригласил Мераба Нинидзе, зарекомендовавшего себя еще с «Покаяния», а на главную женскую - уже работавшую с ним на «Гарпастуме» Чулпан Хаматову, которая плохо играть просто не умеет. Кстати, за 33-летнюю Хаматову немного обидно: в прошлом фильме Германа она называла себя старухой, здесь спрашивает что-то вроде «Я скоро умру, что ты-то делать будешь?». Но это не так важно. Единственная проблема Германа-младшего, талантливого в целом человека - это то, что он, как и его отец, отличный режиссер-постановщик, но плохой рассказчик. И если то, что «Ивана Лапшина» или «Двадцать дней без войны» смотреть все-таки тяжеловато, оправдывается потрясающим самобытным авторским стилем и гениальной актерской игрой, то у младшего Германа таких оправданий-достоинств пока не наблюдается. И «Гарпастум», и «Солдат» опасно хрупок, но, слава богу, так и не разваливается на отдельные части. «Бумажный солдат» - хорошее кино, на которое, уверен, старшеклассники бы с удовольствием писали сочинения: его всяческие тематики-проблематики-сюжетики можно четко обозначить. Фильм о том, что великой страну делают очень слабые люди. Фильм о том, что надежда не умирает последней, она вообще не умирает и, немного изменившись что ли, продолжает жить вечно: герой смотрит через бинокль прямо в зрительный зал. Как в зеркало. (Лео. Мар., «Кино-Театр.ру»)

В «Бумажном солдате» Герман-младший пришел практически к тому же, к чему и Герман-старший в своей последней на сегодня картине «Хрусталев, машину!»: фильм здесь оказывается сеансом чужого сновидения, которое тебе не излагают хорошим (или плохим) литературным языком, а демонстрируют прямо так - как есть. Несмотря на наличие некой общей идеи и определенных сюжетных рамок, «Бумажный солдат» - это коллаж, склеенный из фрагментов речи, обрывков быта, из кашля (пусть и не столь всеобъемлющего и всепронизывающего, как в «Последнем поезде» - дебюте Германа-младшего), спазмов и литературных цитат. Сознание, пропущенное через физиологию и хлюпающее месиво холодной весенней фактуры, способно выдавать лишь неподвластные формальной логике ... куски речевого потока: «Все это какие-то круги бытия. Жизнь прекрасна и удивительна. А я вот ванну купила» (то же с диалогами: «Не грусти, брат. Все хорошо будет. Меня жена бросила». - «Дрова кончились»). Иногда камера у Германа застывает перед каким-нибудь завершенным, самодостаточным, неподвижным видом (как в кадре с ребенком, собакой и воронами), но чаще всего составляются текучие, хаотичные композиции. Вот бродят собравшиеся вместе интеллигенты: у одного болит печень, у другого часы спешат, третий потерял портсигар, четвертый излагает сборник «Вехи» (не упоминая, правда, такого названия); на переднем плане человек с гитарой, на заднем - кто-то стоит на коленях возле барышни: то ли извиняется, то ли делает предложение. Типичный чеховский прием, но доведенный до крайности, до полного абсурда, - как в кинематографе Киры Муратовой. Столь нарочитая, накаленная почти до манифеста бессвязность жизни, демонстрируемой в кадре, «цементируется» - или, наоборот, иллюстрируется - постепенной гибелью идеи. В начале фильма главный герой (блистательная актерская работа Мераба Нинидзе) свято убежден в том, что «совсем скоро человек вознесется к звездам, как ангел». На дворе весна 1961 года, готовится первый запуск человека в космос, и с экрана выплескивается оптимизм - не официозный, впрочем, а какой-то трепетный, интимный, одухотворенный до болезненности. Персонажи верят, что уже через восемь лет откроется первая советская база на Луне, а к концу века туда будут летать огромные пассажирские космические лайнеры. Но главное, персонажи верят, что полет в космос изменит Землю, преобразит наблюдаемые из окон поездов покосившиеся деревеньки, в которых живут злые, больные и голодные люди, преобразит саму жизнь в нечто хоть чуть-чуть более прекрасное. Разумеется, мечта эта совершенно эфемерна. На фоне горящих испытательных камер с будущими космонавтами (тут буквально воплощается сюжет песни Окуджавы «Был солдат бумажный»), на фоне заляпанных грязью машин, лагерных бараков, оставшихся от сталинских времен, на фоне расстреливаемых овчарок, которым больше нет применения, на фоне чудовищного быта сосланных в Казахстан немецких поселенцев интеллигентские грезы истаивают, даже не успев толком дождаться первого полета в космос. Всего через несколько лет трезвая констатация очевидного факта - «Какие-то мы все симпатичные, но бессмысленные» - перерастет в окончательный приговор: «Мы сами себе придумали эту эпоху». Когда интеллигенты с больной печенью, спешащими часами (весьма символичная деталь!) и потерянными портсигарами и лицами соберутся вновь, окажется, что у того остановилось сердце, другой повесился, а первый космонавт вообще нелепо разбился за здорово живешь - сгорел, как и его эпоха, в слишком плотных слоях атмосферы. Мертвый доктор (любимая профессия семьи Германов) встретится со своими покойными родителями, - несмотря на то что сюжетный ход отсылает к рязановской «Забытой мелодии для флейты», щемящая элегическая аура заставляет вспомнить, скорее, эпилог «Соляриса» Тарковского, - живым же останутся только фарфор, который весь перебили в коробках, пока везли (еще одна символичная деталь!), и убийственно скорбный финальный монолог из «Дяди Вани», продекламированный сбивчиво, обрывочно, на два голоса, тонущий в каких-то мимолетных житейских планах и бытовых подробностях... (Vlad Dracula, «Киноафиша»)

Метафора. «Бумажный солдат» - не про покорение космоса, хотя подчеркнутое дистанцирование от советского пышного «Покорение огня» ощущается с первых же кадров. У вас все было пышно, прилизанно и красиво, а мы покажем корявую, шероховатую фактуру истории. Фильм о шестидесятых. Космос не более чем метафора. Не более чем метафора и придуманный врач при космонавтах, который умирает от сердечного приступа во время старта первой ракеты. Он - бумажный солдат, на которого наваливается ответственность и за двух женщин, его полюбивших, им любимых, и за космонавтов, которых он отправляет в космос, а может, и на смерть. Придуманность врача подчеркивается его фамилией. Покровский - русская ... священническая фамилия, которой не может быть у грузина. Но здесь-то священническая тема не может не присутствовать: в небо ж взлетают, а у кого самые близкие контакты с небом? У священника. Вообще, фильм чрезвычайно хорошо придуман. Именно - придуман, пусть даже и продуман. Почему врач - грузин? Потому что надобно подчеркнуть его полную нездешность на той земле, которой он беззаветно служит. В этом есть нарочитость, как и вообще во всей этой попытке средствами жесткого квазидокументального кино рассказать метафорическую историю. Например: на носилках на земле лежит умерший врач, а рядом с ним разгружают грузовик со снедью и сервизом. Метрдотель или повар скорбит и сокрушается: «Такой фарфоровый сервиз разбили...» Метафора считывается легко: совсем недалеко лежит такой же... фарфоровый, хрупкий. Одна из женщин, любивших умершего, берет осколок тарелки, надламывает и горько плачет. Метафора получает дополнительный обертон. Ко всем нагрузкам несчастному врачу, «бумажному солдату», добавились еще и вы, бабы-дуры, вы-то его и надломили, а после смерти будете плакать и рыдать, еще и подружитесь за гробом-то... На бытовом, житейском уровне этот фильм - оправдание мужской истерики и истериков-мужчин. Мол, вы вот все фыркаете по поводу комплексов, сомнений, слез и метаний, а он-то и помереть может, он ведь тонкий, ранимый, нервный, бумажный, фарфоровый. Маяковский когда-то писал, что для него «Выхожу один я на дорогу...» - агитация за то, чтобы девушки выходили вечерами гулять с поэтами, одному, видите ли, скучно. Так вот, «Бумажный солдат» - агитация за то, чтобы бабы прощали мужикам, если у них есть еще кто-то... Ему же тяжело. Он - нервный, ранимый, помрет, будете тогда знать. Я целиком за такую постановку вопроса, но тут есть одна закавыка. Истерик, выплескивающий на свою жену все свои беды и сомнения, жгущий свою диссертацию, вообще, выкидывающий разные номера, никогда рано не умрет. Он всю свою боль хранит не в себе, а щедро дарит близким. Рано помрет спокойный, твердый, не дающий вырваться наружу ни одному сомнению, ни одному комплексу... легионер. Помните, как у Лескова в «Очарованном страннике» описан и объяснен бой двух татар на хлыстах? «...у Чепкуна на худой спине кожичка как на жареном поросенке трещит, прорывается, и оттого у него вся боль кровью изойдет, и он Бакшея запорет...» Истерика на то и истерика, чтобы дольше пожить. Поэтому герой Нинидзе проживет долго, долго... На уровне идейно-метафорическом это история про то, что несчастная нищая страна рванулась в космос благодаря своим издерганным, но фанатичным интеллигентам и спокойным, улыбчивым людям из народа. Отсюда - изобразительный ряд: грязь, слякоть, бедность, и из нее рывок в космос. Есть такое позднесоветское стихотворение: крестьянка сквозь дырявую крышу хлева видит летящую красную точку на небе. Это - первая ракета. Такой же видеоряд и у Алексея Германа-мл. Другое дело, что в этом случае нужно быть точным. А документальной точности в фильме нет. Это - неправильно. Есть принципиальные вещи. Байконурский пейзаж совсем другой. На Баскунчаке, где снимался фильм, никто бы не стал строить космодром. Это же гиблое место. Там соляные испарения, там, поди, и с почвой проблемы: как шахту вырыть для ракеты? Зальет к такой-то бабушке... Иной видеоряд должен быть в фильме, база которого - антиномия нищей земли, отправляющей человека в космос. На уровне идейно-психологическом - вечная тема Германа-младшего. Все люди во все времена одинаковы. Поэтому, когда он снимает про Серебряный век, кажется, что он снимает про людей из коммуналок; а когда он снимает про шестидесятые годы, вспоминаются чеховские интеллигенты. Это-то как раз хорошо и правильно. Недаром лучшие сцены этого фильма - дачные, откровенно чеховские, чуть было не написал, спокойные. Нет, весь фильм напряжен и нервен. И это тоже правильно. (Никита Елисеев, «Сеанс»)

Бумажный солдат на бельевой веревке. Вчера со своим товарищем, известным режиссером кино и телевидения - Ф., были в Доме кино на премьере "Бумажного солдата". Приперлись мы как обычно поздно, поэтому свободных мест не нашлось, - аншлаг был полный. Пришлось сидеть на полу в проходе, но это не омрачило просмотра, - так как демократично-жертвенно сидела по соседству на полу артистка, сыгравшая в фильме одну из главных ролей. Фильм оставляет двоякое впечатление. Он, безусловно, очень атмосферен. "Бумажный солдат" - это вИдение Германом шестидесятых годов. Эпоха развенчивания культа Сталина, время надежд. В центре повествования - врач Даниил Покровский, еще молодой человек, который готовит ... людей к первому в истории человечеству полету в космос. Такого Байконура мы еще не видели, - степь, заросшая грязью, сплошная слякоть... и черные, мохнатые, грязные верблюды. Это неожиданно, правдоподобно... но как-то однобоко, и однобокость достигает апогея перед самым стартом ракеты, - на так называемом космодроме нет никого, кроме дремучего казаха с портретом Сталина, который он пытается продать за 40 рублей, Титова с Гагариным, которые гоняются наперегонки на велосипедах, крича характерное "поехали!", парочки особистов, да и, собственно, главного героя в окружении жены и любовницы. То есть, Герман старательно избегает свинцового привкуса передовиц, заменяя, впрочем, одну картинность картинностью другой (ну, ладно - художественностью). Его герой - действительно герой, титан духа, наделенный чудовищной интеллигентской рефлексией. Ему не дает спать то обстоятельство, что он, возможно, отправляет человека на смерть. Ему приходится требовать от космонавта самопожертвования, но, кроме того, он жертвует и собой - сгорая от угрызений совести, тревожась за судьбу человека, которая отдана, вся такая раскрытая, ему в руки. Но при этом Покровский верит в то, что это необходимо. Верит в то, что вскоре будет сделан семимильный шаг в светлое будущее. Но вера Покровского больше похожа на самообман. "Фильм обращен к современному поколению, которое ни во что не верит, и живет как я - от зарплаты к зарплате", - заметил мой товарищ, и я, услышав его слова, подумал, что он, в общем, прав. Жена Покровского, Нина, как-то раз произносит оскорбительную для Даниила фразу: "Все эти ваши ракеты только для того, чтобы возить бомбы". Фраза особенно оскорбительна потому, что Покровский пытается заглушить своей глубокой верой в прогресс собственные тревоги. В фильме очень много внимания уделяется жене (Нине) и любовнице (Вере), которую Даниил нашел здесь, в Казахстане. (На самом деле, факт появления любовницы чрезвычайнейше неубедителен - тем более, что главгер всячески сторонится секса). Тем не менее, женщины в фильме навязчиво присутствуют. Одна - врач, другая - непонятно кто, какая-то простушка из местных. Но Даниилу они обе глубоко похеру. Потому что они не понимают его и только раздражают своей дурацкой любовью. В связи с этим (глубоко интимной и глубоко порочной связи) очень смешно выглядит рекламный анонс: "Врач мечется между женой и любовницей". Естественно, что главгер и не думает между ними метаться. Более того, до крови из носа он сконцентрирован на своих внутренних переживаниях... Эти женщины, короче говоря, ему не нужны. Да и вообще никакие люди (кроме "лаек") ему не нужны. И, соответственно, не особо нужны эти женские персонажи и зрителю. Но они постоянно присутствуют в кадре, зудят, как надоедливые мухи... В фильме есть интересные режиссерские находки. Сцены продуманы, хорошо сняты. Например, финальная сцена со взлетом ракеты и сопровождающим Гагарина "ангелом-хранителем". И, особенно, сцены с концлагерем для жен "изменников Родины". Но при этом в фильме абсолютно отсутствует хоть какое-то напряжение. Все усилия Германа направлены на создание пресловутой атмосферности. В результате получается просто набор любопытных сцен, подвешенных на генеральную идею картины. Но оказывается, что висят сцены не на сильно натянутой струне, а на болтающейся на ветру бельевой веревке. Фильм аморфен, совершенно бесхребетен... При этом я уверен, что Герман снял именно то, что хотел снять, ну, или почти то, что хотел... Только вот моим зрительским запросам это не совсем соответствует. Вообще, фурор, произведенный фильмом на Венецианском фестивале, кажется мне случайным. В России принято считать, что самые лучшие хирурги - грузины. Исходя из этого стереотипа, Герман (как и Михалков, кстати, в "12") делает врачом грузина. Точнее говоря, отец Даниила (самый именитый в СССР хирург) - грузин, а мать - русская. Фестиваль проходил в конце августа - начале сентября, как раз после российско-грузинского военного конфликта. И таким образом, совершенно неожиданно для себя фильм приобрел особую актуальность, актуальность со знаком "плюс". Оценка: 3 из 5. (Владимир Гордеев, «Экранка»)

Пластические хирурги кинематографа. Фильм Алексея Германа-младшего в этот раз русская публика ждала особенно трепетно: общая смазанная картина нынешнего венецианского конкурса, присутствие в ней фильмов, которые, не ясно как прошли частое отборочное сито, измельчание идей и замыслов - все это давало дополнительные надежды. Если совсем коротко, то «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего - фильм о шестидесятниках. О том, как они верили в «души прекрасные порывы», как метались порой между совестью и долгом, как горели не ради славы. И как сгорели ни за грош. Главный герой картины, врач самого первого отряда космонавтов Даниил Покровский (Мераб Нинидзе), - один из немногих, кто боится отправлять ... живого человека в космос. Страстные монологи о прекрасном будущем, о вере в светлые идеалы и в наше космическое превосходство он перемежает мучительным несогласием с самим собой, с опасениями - а вдруг погибнет человек на орбите? По ходу дела он рвет отношения с женой Ниной (Чулпан Хаматова), пытающейся утихомирить его метания. Параллельно на Байконуре вовсю идет подготовка к полету первого человека в космос. Остались считанные дни. Еще неясно, кто полетит, в маленьком отряде космонавтов - свои непростые отношения. Прорыв великой советской державы в космические дали происходит в глухой казахской степи, где только грязь, лужи, холод, бабы с пустыми ведрами, наспех сколоченные бараки. 12 апреля 1961 года из всей этой грязи руками выталкивают черную «Чайку», которая увозит Гагарина на космодром, и в один из ключевых для истории человечества моментов - взлета ракеты - главный герой умирает от сердечного приступа. Потому что, как поется в песне Окуджавы (ее по ходу действия не раз поют герои), «ведь был солдат бумажный». Бумажного солдатика век недолог, жизнь его бестолкова, а смерть - не трагедия. На несколько минут в самом конце фильма мы перенесемся на десять лет вперед, в 1971-й, чтобы увидеть: главный герой и жил, и сгорел напрасно. Все, во что он верил, рухнуло, не успев толком родиться. Наверное, эту картину можно было бы расценить как реверанс в сторону шестидесятников, как прощание с уходящим постепенно поколением. Это поколение запускало ракеты и слушало на прокуренных кухнях под водку «Голос Америки», верило в новую оттепель и умирало, не дождавшись. Режиссер, кажется, не успел разобраться ни в своем отношении к героям, ни в самих героях. Противоречивость главного героя доведена до абсурда, его монологи в стиле чеховского дяди Вани (по ходу дела герои то и дело вспоминают Чехова) раздражают все больше и больше, и наступает момент, когда недоумение становится главной эмоцией зрителя. Мы здесь затем, чтобы вместе с режиссером посмеяться над этими нелепыми людьми и их ничтожными терзаниями? Но ведь эти люди в отличие от часто поминаемых тут ленивых и никчемных чеховских персонажей действительно запускали спутники и ракеты, не говоря уже о вещах менее значимых. И как разберешься - страна виновата в трагедии этих людей или эти люди виноваты в трагедии страны? Герман-младший путается сам и путает других. Он мечется почище главного героя, пытаясь понять, во имя чего снимает свое кино. И от этого фильм все время словно вертится подобно флюгеру по ветру сиюминутного настроения режиссера. Герман хочет сказать сразу очень много, но, как и бывает в таких случаях, получается лишь не очень внятная скороговорка. Метафорам здесь тесно (чего стоит сцена, где жена героя попадает случайно вместо космодрома в лагерь жен изменников родины, откуда военные пытаются отправить на свободу засидевшихся жен изменников, а те не хотят), случайные персонажи случайны в самом прямом смысле слова. Наступает момент, когда искусственность конструкции становится настолько очевидной, что ни погибший во цвете лет герой, ни его страдающая жена, да и никто из мельтешащих на экране персонажей не вызывают ни малейшего сочувствия. Сняв предыдущий свой фильм, «Гарпастум» (тоже участвовавший в Венецианском конкурсе), Алексей Герман-младший оказался на распутье. Кто-то кого-то должен был победить - либо он должен был одолеть тягу к неумеренному эстетству, либо она его. Пока счет не в пользу режиссера. Бывают, скажем, хирурги от Бога. Но один посвящает свою жизнь спасению людей, другой - пластическим операциям. Второе не плохо, но не обязательно. Этот момент необязательности в нынешнем году задает тон всему Венецианскому фестивалю. Режиссеры выхватывают из контекста времени чью-то судьбу и начинают так и этак мусолить ее своими изящными нервными пальцами. Даже столпы мирового кинематографа тускнеют от недостатка идей и чувств, сосредоточив все внимание на арматуре. На которой - увы - ничего не держится. Великий иранец Аббас Киаростами, художник, которому подвластны все жанры, который способен был любую мысль перенести на экран в виде точного образа, представил в Венеции (во внеконкурсной программе) фильм «Ширин», снятый по принципу отражения. Обратного перевода, так сказать. Он собрал всех известных иранских актрис-красавиц и пустил камеру следить за их лицами. Актрисы смотрят кино, экранизацию поэмы Низами, а мы смотрим на то, как они смотрят. Полтора часа крупных планов. Эстетическое удовольствие бесспорное, лица красивые и одухотворенные. Но от этой красоты становится почему-то тоскливо, словно ее выкатили, как тяжелую артиллерию, прикрыть ослабевшие позиции кинематографа. И не знаешь: печалиться или радоваться тому, что на этом фоне российский фильм оказался далеко не худшим? (Екатерина Барабаш, «Независимая газета»)

Герман раскрыл карты. На Венецианском фестивале состоялась премьера "Бумажного солдата". В понедельник поздно вечером прошел первый показ для прессы российского конкурсного фильма "Бумажный солдат" Алексея Германа-младшего. Во вторник его посмотрело жюри. В предуведомлении к фильму режиссер пишет: "Я хотел реконструировать 60-е годы - эру "оттепели" в СССР. Страна тогда стремилась преодолеть сталинское наследие и ставила перед собой действительно великие, полные романтики задачи. Для меня это фильм о том, как легко может быть разрушен хрупкий и деликатный механизм человечности. Он о могучей силе идей и о том, как легко они могут привести человека к страданиям и смерти". Действие разворачивается в казахских ... степях, откуда взлетали первые космические корабли. Герои - будущие космонавты на тренировках, главный герой - работающий с ними врач Данила Покровский. "Бумажным солдатом" Алексей Герман-младший включился в кампанию по развенчанию наиболее прочных мифов, созданных усилиями предыдущих поколений мастеров, включая и его деда, писателя и кинодраматурга Юрия Германа. Он показывает закулисье огромной потемкинской деревни, какую представляла собою бывшая великая держава. Но не может быть великой страна, величие которой достигается ценой вот таких убогих жизней и таких бессмысленных смертей ее граждан. Торжественный голос диктора о запуске первого человека в космос доносится словно с другой планеты. При этом есть все опознавательные знаки эпохи. Автор, подобно кулинару, специя за специей вводит в букет своей картины необходимые оттенки вкуса тех лет. Вот чудик, беспрерывно горланящий песни Окуджавы. Вот портрет Хемингуэя. Повышенный интерес неказистых людей с мрачными лицами к высокому и духовному. Много цитат из Чехова. И почти чеховская героиня Чулпан Хаматовой. Ин-тел-ли-ген-ция... Но этот кулинарный метод, на мой взгляд, привел к незапланированному результату. Снаряды легли в стороне от сформулированной режиссером цели. Как ни странно, этот стильный, изложенный современным кинематографическим языком фильм есть зеркальное отражение тех же победных реляций - только левое стало правым, верх - низом, победители - лузерами. Он напоминает старые пропагандистские фильмы, где каждый поступок героев и каждое их слово утилитарны: иллюстрируют тезис и настойчиво подталкивают к выводу, который ясен уже со второго кадра. Это произошло из-за сценария. Его как такового в фильме нет. Беда нашего нового кино: режиссеры перестали понимать, что драматург - отдельная профессия, требующая отдельных навыков и таланта. Они пишут сценарии сами и тем губят собственные благие замыслы. То, что излагают герои в фильме Германа-младшего, удручает литературщиной, причем действие не развивается вовсе. Каждый кадр, каждый диалог - как кубик "лего", должен лечь в заранее отведенную для него нишу и образовать заранее назначенную идейную фигуру. Каждое актерское движение. Математически просчитанные, хотя на взгляд хаотичные мизансцены. Все производит впечатление редкостной нарочитости. В отличие от лирических "интеллигентских" фильмов типа "Июльского дождя" или "Девяти дней одного года", разговоры не слишком умны и погружены в быт предельно убогий, с ним почти комически контрастируют. Никто ничего конструктивного не делает - только что-то нелепое, несообразное: стреляют собак, жгут дома, перегоняют какие-то облезлые вагоны. Никаких смышленых глаз над кульманами - ракеты на горизонте взлетают словно сами собой, причем "когда б вы знали, из какого сора!" Непомерные амбиции страны, запустившей Гагарина, становятся очевидными. Сняли штаны, жизни положили, но Гагарина запустили. Назло немцам и американцам. "У нас была великая эпоха", как писал автор "Эдички". "В 60-е мы дышали глубже", - говорит в одном из интервью режиссер, родившийся в 1976-м. Слабое представление об эпохе и ее фактуре в таких случаях объяснимо, но при этом возникает новый миф - как негатив былого позитива. Литературность в таких случаях тоже объяснима. И даже очевидные анахронизмы в лице всеобщей набожности, невозможной в эпоху всеобщего обожествления науки. Все это, повторяю, объяснимо. Но от серьезного художника ждешь более точной интуиции. Фильм вышел немногим правдивей, чем официальные реляции. Антитеза - не жанр искусства. Теоретически в замысле было много нового, важного. Люди приносили себя в жертву, шли на подвиги, оставаясь стране неизвестными. Официоз признавал только победы. От поражений в фильме осталась страшная сцена гибели космонавта, заживо сгоревшего в центрифуге. Но и здесь нормально, по-человечески отреагировать на увиденное мешает та же машинная просчитанность, функциональность, простейшая публицистическая задача, уши которой торчат отовсюду. Оттенить абсурд и, в сущности, жалкость происходящего должна фигура совестливая, думающая, желательно "со стороны" - как Протасов, как дядя Ваня (не случайно в фильме так много Чехова). Эту роль выполняет врач Данила в исполнении Мераба Нинидзе. Он грузин и особенно остро чувствует неправедность жертв, приносимых равнодушной родине. Грузинские песнопения звучат в саундтреке голосом мудрой вечности и укором. Это попадание в нынешнюю политическую конъюнктуру, разумеется, не было запланировано автором, но в Венеции может сработать на пользу фильму. В нем есть великолепная Чулпан Хаматова, играющая нервно, как Чехова. Есть хорошая операторская работа. Есть эксцентриада характеров, заменяющая их драматургическую "прописанность". Есть, наконец, фирменные приемы Германа в виде надсадного кашля, вот уже третий фильм подряд одолевающего всех его героев. Утилитарная публицистика достаточно плотно упакована в обертку художественности, чтобы как минимум озадачить фестивальную публику. Фильм смотрели неплохо, в финале раздались нестройные и недолгие, но аплодисменты. Предсказать его судьбу пока не решусь - в Венеции случалось всякое. (Валерий Кичин, «Российская газета»)

Никто не хотел умирать. «Гнаться за невозможным - безумие» - Марк Аврелий. «- Рухнул? - Нет еще» - Уильям Голдинг, «Шпиль». Фильм, который можно смотреть 7, 8, 9 раз и на десятый уже выходить-курить, твердо зная, что жизнь на экране идет и без нас она не остановится. Фильм, который можно показывать пустому залу - как в космос или в шуньяту. Таких мало в истории. Во многих сегодняшних фильмах все время что-то происходит, а на самом деле не происходит ничего. У Германа - ровно наоборот. За шесть недель до запуска космонавта кто-то ванну купил офицерскую на ползарплаты в степи без водопровода, ... кто-то точь-в-точь похож на Гагарина, Титова и Быковского, но бегает трусцой и завидует друг другу. Кто-то жарит шашлык на даче у бюстика плачущих большевиков, изображая Грушницкого с гитарой, подпирающего «Москвич-407», проданный дантистом, никем не любимым за грядущее самоубийство гинеколога, который был способен дать женщине ребенка, а не чехословацкие туфли «Цебо». Жизнь расплывчатая. За запуском пойдут сплошь заказные памятники, «Волги-ГАЗ-21» и колбасная эмиграция. Суета и томление духа. Но оно строится с растущим напряжением, как только возникает античный «трагический герой», романный «лишний человек», постмодернистский «культовый персонаж». Дон Румата уже скоро попадет на Арканар, Максим с еврейской фамилией еще скорей - на Саракш. Кому-то верится больше, кому-то меньше, но каждому выпадает проблема сотворения мира. Батоно Даниил заставил себя уважать тем, что его конкретно отправили в СССР весной 1961 года. С первого взгляда фильм можно смотреть как простую ретроспекцию - шпильки, стрелки и шиньоны, АЛЖИР и Байконур, у всех кто-то сидел по 58-й, и еще принято защищать диссертации. Все видимое и слышимое очень точно. Несколько позже заметно, что ни слова не сказано о Неделинской катастрофе или денежной реформе, или, к примеру, смерти Пастернака, хотя Галич уже написал песню с приветом, мол, «он умер в своей постели». То есть грузинские переводы присутствуют, а поют все еще комиссарскую лирику Окуджавы. Но неточностью тут не пахнет. Во втором приближении фильм - не простая ретроспекция, а старинная утопия Мора и Кампанеллы и современный фантастический роман братьев Стругацких, если бы оба жили. Это не СССР, а образ «планеты СССР», увиденной, скажем, со спутника. Несмотря на конкретные черты 1961 года, планета имеет основания на века. Всегда грязь и нищета, и очень холодно. Всегда - солдатики и собаки, шлагбаумы и пропускная система. Всегда притом - комплекс Наполеона, который из грязи в князи догонит и перегонит и впереди планеты всей, невзирая на то, что немцев закидали кровавым мясом. «Одна шестая» «равняется четырем Франциям» и, как «встанет с колен», «на Марсе будут яблони цвести». А если собачки дохнут - чем не повод начать эксперименты на людях. Людей - как грязи, пропорция идеальна для любых экспериментов, не меняется никогда. Ничего не меняется, потому что никто ни во что не верит. Ничего не изменится, даже если прямо в грязи случится безумное, невозможное чудо. Его никто, не веря, не увидит, а, значит, его и не было. Ну, на руках покидают, выпьют (за здравие/за упокой), фарфор побьют. Но батоно Даниилу в каком-то смысле повезло больше, чем руматам и максимам. У него доказательство - 12.04.1961 Юра действительно полетел. И если пытаться выцедить квинтэссенцию фильма, то он и не простая ретроспекция, и не социальная фантастика. Это, скорее, философское эссе сродни «Мифу о Сизифе», где фигуральная интрига - лишь пример работы мысли. Для наглядности. За «примерную наглядность» и прощаются любые мелкие неубедительности и недоказанности. Потому что работа мысли все кино идет на предмет «блин, как же ему полететь, ну, не может же, не подымится - вон, и этот уже... ну, у них же короткое замыкание при включении кипятильника в любую цековскую розетку, что же тут можно сделать?». У советского батоно Даниила за два часа кино доказывается, что с сего дня по 12 апреля работают законы мифологии и религии. Несоветские они, неконкретные и ненафантазированные. Прометей - не Прометей, Креститель - не Креститель, но Юра полетел только потому, что батоно догадался принести себя в жертву. То есть не он догадался, а те, кто его послал и кому он подчинен. Но Юра полетел только поэтому, не иначе. Фильм - о том, как законно случается все на свете, даже когда следа не остается, и никакого профита. О неизбежной участи, которая вдруг кому-то выпадает, иначе все навернется. О диком нежелании тех, кому выпало, делать то, что им выпало, и черной зависти тех, кому не выпало ничего. Странные возгласы после фильма, что «загробный мир лишний» или «послесловие лишнее», исходят с нетрагической, «завистливой» поверхности. Без «лишнего» не было бы ни участи, ни чуда. Мераб Нинидзе как бледная тень с больной головой - лишь часть «трагического героя». Часть, которая «творит мир», пока «чугунная» Чулпан Хаматова с «хвостиком» Анастасии Шевелевой составляют другую часть - ту, «на ком держится мир». Сам герой - нечто гигантское, многоглавое и многохвостое, но все равно несопоставимое с той прорвой неверия, против которой оно вращает землю. 12.04.1961 трагедия возвысилась благодаря последовательной визуализации философии. Глубина и длительность кадра - не маньеризм и самолюбование, а динамика сюжета. Его складывают видимые фазы, что и внушает к нему доверие. Они - как частое решето, никого мимо не пропустят. Как бы кто ни возненавидел «Бумажного солдата», вряд ли забудет историю конца лагерных собачек, гонку Юры и Геры в скафандрах на велосипедах, просто запуски где-то там, пока вертолет взлетает из-под костра, горящего рядом с нераскрывшимся парашютом, когда доктор проснулся от холода. Юмор кто-то запомнит. Или пафос. Но факт, что умной, мыслящей визуальной динамикой с лихвой покрыт вроде бы «нежеланный и неизбежный» двухчасовой хронометраж фильма. Тарковский отдыхает, хотя Герман его любит. До встречи в кино. (Катя Тарханова, «Кинокадр»)

Архетипы, архетипы - ... «это наша судьба - жить не можем иначе»..., или очень субъективно о фильме А. Германа младшего «Бумажный солдат». Быть космонавтами в СССР мечтали все мальчишки и девчонки и, - судя по анекдотам, - даже дебилы. Если серьезно, то недавний опрос ВЦИОМа (а это серьезная организация - ее даже ВВС и «Financial Times» цитирует) показал, что цитирую "главным кумиром россиян в ХХ столетии стал Юрий Гагарин» . Если учесть, что официальная биография Юрия Алексеевича - давно признанный совковый партийный полумиф, и всей правды о нем и его гибели мы не знаем до сих пор, то такие результаты ... опросов (вкупе с анекдотами о «дебилах- мечтателях») свидетельствуют прежде всего о том, что космос и космонавты (а в нашей стране эти два понятия давно уже «забиты» пропагандистами в «подкорку народную») и являются архетипами, как минимум... Фильм Алексея Германа младшего (подозреваю, и он тоже мечтал стать космонавтом в детстве) на мой сугубо субъективный взгляд тоже об этом - об истоках и создателях (вольных и невольных), о самой атмосфере появления и трансформации этого мифа в архетип. Вообще, - это волшебство (ну, или мистика - кому как удобнее) наблюдать как на экране из незначащих особо действий, диалогов и монологов людей, вроде как далеких профессионально от мифотворчества, лепится образ парня из почти народной песни «Знаете, - каким он парнем был»... - ну и далее по тексту. Главный герой погибает в конце фильма, именно надорвавшись от не только работы и вдрызг раздолбанной, и несущейся под откос личной жизни, а и от неистовой одержимости процесса духовной лепки этого мифа, который за время фильма на глазах у зрителя буквально трансформируется в архетип. Вот за это режиссеру special thanks, респект и уважуха - это почти мистика, мне кажется. И я не только о психологизме, игре актеров, монологах-диалогах... Я о том волшебстве (по тексту о «волшебной коробочке»), о котором Михаил Афанасьевич Булгаков писал в «Театральном романе» - о высотах, в данном случае кинопрофессионализма. Пусть недоброжелатели исходят слюной и прочими жидкостями тела, вопя о наработанных папой Алексея Германа младшего киноприемах, которые сын просто использует. Фигня все это - «на детях гениев природа отдыхает» - это тоже миф, придуманный профессиональными неудачниками из породы этих самых детей. (На 65-м Венецианском кинофестивале 2009 года картина получила «Серебряного льва» за лучшую режиссуру). Призы Венецианского кинофестиваля просто так не даются, и, - слава Богу! Заслужил их режиссер «Бумажного солдата» и заслужил по делу... Надо отдать должное Алексею Герману младшему (помимо режиссерства он еще и вместе с Владимиром Аркушей автор сценария) - космонавт Юра с узнаваемой улыбкой в фильме отнюдь не «Бумажный солдат» как многие почему-то считают. Герман и актер Валентин Кузнецов вообще лепят его скупо, образно и очень минималистично - оставляя каждому зрителю его собственного Юру - обожаемого с детства. "Бумажные солдаты", - я уверен - жители нашей страны того времени - вот тут срез общества показан колоссальный (сама тема дает эту уникальную возможность - на космос в СССР «пахали» все) - от ЗК до конструкторов ракет. Весь фильм, а погружение во временную атмосферу происходит моментально (тоже волшебство какое-то) - меня лично не покидало ощущение буквально физического присутствия в том времени. Отдельная похвала актерским работам Мераба Нинидзе (Даня), Чулпан Хаматовой (Нина), Анастасии Шевелевой (Вера) - в роли главных героев. Скупо, очень пронзительно, без внешних эффектов и наигранного психологизма, в грязи (буквально) работают актеры практически весь фильм. И им удается создать - я повторюсь, поскольку правда, - людей 60-х - полуголодных, прекрасно осознающих свою роль винтиков в системе, наивно ожидающих перемен и пашущих за идею на великую мечту всех людей того времени - КОСМОС. Космонавты в фильме - тоже из их числа и пашут, буквально сгорая за идею. Гибель в барокамере при испытаниях показана жестко, скупо, по-мужски и когда знаешь, что показывается правда и факт «действительно имел место быть» это бьет по нервам сильнее, чем компьютерная кровь героев «Аватара». Из поразивших актеров второго плана хочется отметить Игоря Кечаева и Юрия Ашихмина блистательно сыгравших капитана охранников женского лагеря и проводника Нины до космодрома. Это настолько потенциально богатые и талантливые актеры, что мне было искренне жаль, когда их эпизоды закончились. Думаю, их работы нас еще поразят - желаю им этих работ и поскорее. Фильм очень здорово снят. Операторская работа Максима Дроздова и Алишера Хамидходжаева для меня - одно из самых сильных кинопотрясений последних лет. Психологи утверждают, что 90% информации о внешнем мире мы получаем визуально. Думаю, они правы. Начиная со сна героя в прологе, и до конца фильма, камера была моими глазами буквально, и не хотелось ни разу отвести этих глаз, даже в длинных многоминутных ее проходах - я бы назвал их миниатюрами, - снятых без перебивок и одной камерой. Премия «Озелла» венецианского кинофестиваля 2009 года за лучшую операторскую работу абсолютно на мой взгляд заслужена. «Бумажный солдат» - фильм о целом поколении - из тех фильмов, по которым можно учить историю страны, - помните «Летят журавли» или «Девять дней одного года»? Даже стилистически он гораздо ближе к ним, чем широко разрекламированный многоцветно-слойный фильм «Стиляги». Это фильм, на который надо идти подготовленным, ну, или, - по крайней мере зная наизусть, хотя бы одну песню Булата Шалвовича Окуджавы. Это фильм для семейного просмотра - его надо смотреть внукам вместе с родителями, а - в идеале, - и с бабушками и дедушками, поскольку в нем есть то самое, что так долго и безуспешно ищут в нашей стране политики всех мастей и рангов - НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ. «Бумажный солдат» у меня рождает гордость за мою ушедшую в историю Родину - СССР. Спасибо Алексею Герману младшему за это ощущение... (Олег Татков, «Ovideo»)

Космос как метафора. Редкая удачливость: режиссер Алексей Герман-младший с первого же полнометражного фильма «Последний поезд» попал в Венецию. Правда, не в конкурс, но как дебютант он соревновался за «Льва будущего» - солидный денежный приз имени Дино Де Лаурентиса. И чуть было даже его не отхватил. Жюри высоко оценило «Последний поезд», назвав его вторым кандидатом на награду и присудив Special Mention. Везение могло быть еще более волшебным, если бы не Андрей Звягинцев. Но хотя Герман оказался тогда в тени коллеги с его триумфальным «Возвращением» (оно-то и завоевало «Льва»), место на побережье венецианской лагуны для молодого потомка знаменитой кинематографической семьи было застолблено. ... Через два года он вернулся сюда с «Гарпастумом». Уже в конкурс, и это опять же не был сногсшибательный успех. Призов картина не получила, но пресса вышла уважительная, а публика устроила в зале десятиминутную овацию. И вот - Бог троицу любит - третья картина Германа «Бумажный солдат» получает в Венеции самые престижные профессиональные награды: призы за режиссуру («Серебряный лев») и за операторскую работу Алишера Хамидходжаева и Максима Дроздова. В общем, по всему Герман - счастливчик и правильный венецианский режиссер. Уже после фестиваля я участвовал в международной дискуссии, где сегодняшний российский кинематограф назвали экзотическим. Это справедливо в той же степени, в какой экзотикой становится все, что не влезает в каноны мейнстрима - а это может быть японское, эфиопское, но может и немецкое или даже независимое американское кино. Фестивали, подобные Венецианскому, делают все, чтобы раздвинуть узкие рамки артхаусных гетто и привлечь внимание мирового проката к резервам национальных киношкол. Российской - в том числе. Высокой оценке со стороны жюри и публики не помешала никакая экзотичность фильма Германа, а он в венецианском контексте нашел свое идеальное место. «Бумажный солдат» победил в нелегком бою, и эта победа стала признанием его «штучности» в эпоху стандартного индустриального кино. Между тем не секрет, что по поводу фильма существуют другие мнения, некоторые из них весьма резкие. Они просочились еще на этапе отбора картины в Венецию, усугубив и без того повышенную нервность этого процесса. Якобы сами члены отборочной комиссии не были уверены, как среагирует фестивальная общественность на картину, которая представлялась настолько специальной и усложненной, что рисковала стать «вивисекцией для зрителя». Неприятие же «Бумажного солдата» некоторыми соотечественниками, напротив, проистекало из подозрения, что он несколько легковесно упрощает ситуацию, взятую в качестве предмета анализа, другими словами, делает из Истории мелодраму. Первоначально сценарий фильма назывался «Отряд». Байконур времен первых космических полетов находится на расстоянии световых лет от опыта сегодняшнего зрителя - даже российского, не говоря уже о европейском. Но в том-то и дело, что Герман не делает историческую реконструкцию, скорее - он реконструирует романтическую легенду о шестидесятниках. Это - легенда об антигероях. На фоне подготовки космических полетов протекает жизнь специалистов второго состава, без которых не было бы всемирно исторических триумфов первого. В отказе от тоталитарной монументальности, в открытии негероического человека и состояла аура оттепельного кино. Герман решил проверить, насколько его дыхание продолжает ощущаться в XXI веке. Кстати, судя по разговорам с шестидесятниками, космос вовсе не был для них столь уж навязчивой идеей, уступая в своем значении вполне земным гуманитарным ценностям. Космос у Германа-младшего выступает как метафора - метафора глобального романтизма в его столкновении с советской прозой жизни, с законами и моралью «социалистического лагеря». И это, по большому счету, почти единственное, что режиссер позволяет себе взять из арсенала отца, в зависимости от которого его упрекают. Артреконструкция легенды - метод, использованный Алексеем Германом-старшим в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Там тоже дело происходило за несколько лет до появления на свет режиссера, там тоже был воздух времени, пропитанный его запахами и настроениями, тоже было ощущение конца эпохи, какой-то тотальной трагедии, было предчувствие обреченности героев. История не растворялась в мелодраме, они сосуществовали, едва касаясь друг друга. У Германа-младшего, при явных рифмах с фильмом отца (так, сцена отстрела собак и разрушения сталинского лагеря отвечает эпизоду разгрома бандитского притона в «Лапшине»), все по-другому. Режиссер не просто пользуется более современным киноязыком, но ориентируется на свою поколенческую аудиторию. Хорошо сие или нет, это зрительское поколение сформировалось в ситуации, когда мелодрама победила Историю: примеры - от Спилберга до Михалкова. Не оттого ли Герман-младший ставит в основу сюжета любовный треугольник, полностью отсутствовавший в «Последнем поезде», зато основательно опробованный в «Гарпастуме». Это совсем не значит, что молодой режиссер, начинавший под сенью благородных отцовских примеров, легко скатился на путь компромисса. В том, как он трактует мифологию декаданса в «Гарпастуме», слышится отзвук «Жюля и Джима» Трюффо - не худший, прямо скажем, импульс. А быть столь же свирепо радикальным, как поздний Герман-старший, все равно невозможно, тем более в пределах одной семьи. Мелодрама становится и сюжетной опорой «Бумажного солдата». Внутри треугольника активная роль отведена женщинам (блистательная Чулпан Хаматова и Анастасия Шевелева, ее достойная соперница по сюжету и по профессии). Мужчине же (Мераб Нинидзе в образе врача Покровского, готовящего космонавтов к полетам) роль остается скорее пассивная. Это отвечает сегодняшнему европейскому взгляду на историю ХХ века, в которой феминистский вектор впервые вышел на первый план. Сравните с «Девятью днями одного года»: там любовный треугольник развернут в сторону мужчин, а женщина, даже эмансипированная и с сигаретой, играет подчиненную роль. В легких деформациях и модернизациях - прелесть «Бумажного солдата», но в них же состоит его культурная ограниченность. Это особенно заметно в фигуре главного героя с ее символической условностью и, как следствие, бесплотностью. В основу образа заложен конфликт идеализма и конформизма, драма изнанки глобального проекта: врач сам остается на земле, но вынужден брать на себя ответственность за судьбу космических «белок» и «стрелок», не только четвероногих. Однако экранный герой явно из другой оперы: это такой красивый плейбой, почти Ален Делон из антониониевского «Затмения», с явно пониженным градусом чувств. Играть духовный кризис за него приходится режиссеру, а выправлять эмоциональный баланс - опять-таки женщинам. Стоит заметить, что образ врача мутировал на пути из сценария в фильм, сменив национальность с еврея на грузина, обретя грузинских родителей и сохранив при этом рудиментарное имя Даниил Покровский. Здесь не было никакой конъюнктуры, но в итоге это оказался не только актуальный поворот, но и верный шаг в смысле культурной политики. Как написала газета «Ла Република», этот фильм, в котором на космодроме читают стихи Бараташвили в переводе Пастернака (фантастическая, в общем-то, вещь) объединяет русских и грузин. Грузинский элемент всегда был силен в российской и советской ментальности, да и название самой картины пришло из Булата Окуджавы. Признаемся, что многие классические фильмы о России или о Москве сняты отнюдь не этническими русскими: и «Летят журавли», и «Я шагаю по Москве», и «Июльский дождь». Вот и этот родился в горниле «дружбы народов»: помимо русских, его делали евреи, грузины, татары, узбеки... Это чрезвычайно важно в атмосфере нарастающей ксенофобии и тупого этнического патриотизма. «Бумажный солдат» - посвящение эпохе 1960-х годов с ее устремленностью в космос, реальной дружбой народов, верой в светлое (коммунистическое) будущее, которое по плану должно было наступить еще в 1980 году, но, к счастью или несчастью, не наступило. Это также - посвящение кинематографу того времени: Марлену Хуциеву, Михаилу Ромму, Кире Муратовой, Отару Иоселиани. И, разумеется, Алексею Герману. (Андрей Плахов, «Искусство кино»)

Он слышал, как он сказал: «Поехали!». «Уже совсем скоро человек вознесется к звездам, и пройдут все наши печали», - произносит в прологе «Бумажного солдата» одетый в шинель парубок с развязной улыбкой, шмыгая носом в стальное казахское небо. Его слова, зазубренные из передовиц и радиосводок, обращены к простуженному и сильно сомневающемуся в благополучном исходе предприятия грузинскому доктору, чье задание - наблюдать за тренировками и здоровьем дюжины ребят, одного из которых выберут первым космонавтом на Земле. Разговор происходит посреди космодрома; на горизонте, в зрительной перспективе, вписавшись аккурат промеж горбов жующего неподалеку флегматичного верблюда, ввысь стартует ракета. Время, если свериться с выстроенной авторами ... фильма хронологией, - один из последних дней февраля 1961 года. Сам фильм - хроника шести последних недель перед запуском Человека в космос, какими они запомнились тем, кто наблюдал это событие из первых рядов. У многих героев есть, разумеется, реальные прототипы, хотя фамилии не названы. Есть в том вполне прозаичная логика: вряд ли вам придет в голову величать своего собутыльника Марселя, покуда он не похвастался Гонкуровской премией за собственный роман «Под сенью девушек в цвету», мсье Прустом. Хотя дело не совсем в этом: режиссер Алексей Герман-младший старательно и заранее страхует свой труд от любых потенциальных претензий, какие могут быть предъявлены исторической кинореконструкции. Его фильм отталкивается от реального предлога, удобного режиссеру, чтобы порассуждать о своем - так же Волшебник из «Обыкновенного чуда» затеял ту жестокую сказку единственно, чтобы поговорить с женой о любви. Все же на этой стезе Герману хватает свойственного ему художественного такта, чтобы не переборщить с переиначиванием действительности. И если о том, что в апреле начала 1960-х на Байконуре вместо явленных на экране слякоти и запустения грелись под ласковым солнцем фиалки, помнят лишь редкие старожилы, то смутную память широких аудиторий он все же щадит, называя Юру и Германа их собственными именами и даже придавая им отчетливое портретное сходство с оригиналами. В принципе, «Бумажный солдат» - фильм о подготовке и запуске Гагарина в той же степени, в какой фильмом о съемках фильма является американский «Трюкач» (1980): процесс воссоздан, иногда достигая иллюзии достоверности, но в кадр с массой собственного мнения лезут не столько кинозвезды и оператор, сколько гримерши, тренеры, местный полицейский и прочая шушера, а в эпицентр повествования и в заголовок вынесен тот участник съемочной группы, чье имя если и укажут в титрах картины, о которой кино, то очень мелким шрифтом и спешно. Точно так же у Германа на авансцене - доктор, которого тяготит слава отца - великого хирурга, страшит грядущая защита диссертации, которому не дается - препотешнейшим образом - зачатие первенца с женой-коллегой и которого не оставляет сомнение, а не отправят ли они избранного космонавта на верную смерть. Доктор во всем великолепии рефлексии чеховских уездных врачей. Трюкач Ричарда Раша мог сколь угодно часто и надсадно верить-не верить, влюбляться-разлюбляться, очаровываться-разочаровываться и даже погибать, а это нимало не мешало продвижению съемок к триумфальному завершению. Точно так же трагические и комические выкидоны врача в исполнении харизматичнейшего актера грузинского перестроечного кино Мераба Нинидзе («Ступень», «Анемия») не помешают Юре облететь вокруг Земли и целым-невредимым вернуться на место, в советскую степь. Так что же, собака лает - караван идет? Мало того, что сам Герман-младший ничего такого не имел в виду и побежит от подобной трактовки, как колорадский жук - от генно-модифицированной картошки; признав подобное, пришлось бы покривить душой. И все же фильм остается тикать в голове часовой бомбой оптимизма - иначе бы мы, превыше всего утомленные утомленностью героев нынешнего авторского кино, не взялись о нем писать. Объяснимся. Фраза, вынесенная нами в начало статьи и Германом - почти в самое начало его фильма, отражает небывалую концентрацию надежд, связанных с полетом человека в космос. Сегодня слышать ее больно: все прежние печали на месте, а развитие коммуникаций, ставшее результатом освоения космического пространства, если чего ощутимо и прибавило, так лишь суетливости и тревожности. Но 1960-е были эпохой эйфории, связанной с техническим прогрессом - не только в космических масштабах, но и в бытовых: образ Владимира Басова, бухающегося в «Новых приключениях капитана Врунгеля» на колени с благоговейным шепотом: «Синтетика!», суммирует настроения эпохи. Важно также помнить, что проживают ее поколения людей, которые помнят мировую войну, вследствие чего наделены особым даром радоваться самим состоянием мирной жизни. В 60-е они вступают, удовлетворив элементарные социальные нужды, и направляют свой энтузиазм на преобразование окружающего мира. Космос, кримплен, рок-н-ролл - все сгодится. И - кинофестивальное движение с его новым культом авторского кино. Советскому Союзу оно позволяет укрепить свои позиции в глазах мировой общественности так же, как победы в космосе. Год запуска первого спутника - это и год нашей первой и единственной «Золотой пальмовой ветви» («Летят журавли»); Гагарин опередит Тарковского с его «Золотым львом» всего на год. И, дорогие читатели увесистого журнала, который вы сейчас держите в руках, - он оттого к вам и попал, что вы как кинозритель отталкиваетесь от той системы координат, что была задана в 60-е «новой волной», Антониони, Феллини и пр. Но участие кинематографа в жизненных преобразованиях закончилось. Нынешний фестивальный язык - это не предприимчивая киноречь, а бубнеж. Экспериментами с дискурсом балуются разве что иранцы. Лучшие охотятся на задворках кинематографа 60-70-х за трэшем позаковыристее (гонконгским, итальянским, индийским - каким угодно) и переснимают его в современной технической аранжировке. Прочие ищут на антресолях портреты забытых прадедушек или в спальных районах - самых неприкаянных нелегалов. В этой ситуации Герман-младший снял на голубом глазу кино 60-х годов. В том-то и дело, что не стилизацию - это не входило в его планы, и этого у него почти нет, от нее в «Солдате» - разве что дивная подводка «кошачий глаз» у Чулпан Хаматовой и пара шиньонов. Он снял кино, какое снимал, к примеру, Вайда в конце 60-х - где десяток в массе своей интеллигентных людей ищут ответы на проклятые вопросы времени, дудят каждый в свою дуду, а никто никого не слышит, и потому все получают жестокие удары, где герои подвыпившей шеренгой ковыляют в мглистую широкоэкранную даль, разбредаясь в разные углы статичного кадра, спотыкаясь на разном расстоянии от камеры и сбиваясь в случайные кучки. При этом жизнь точно так же, без изменений, продолжается после смерти решительно любого, тем самым обесценивая самое себя. Все оголтело важно и абсолютно бессмысленно: Ольбрыхский бежит, раскинув руки, среди пасущихся лошадей в вайдовском «Все на продажу», а Нинидзе наматывает круги на велике под небом, в которое улетел его пациент Гагарин. Горько только, что, в отличие от Вайды, делегировавшего от целого поколения и выступавшего в хоре режиссеров и художников, голос Германа - это тот самый «одинокий голос человека», о котором писал Лорка и которым называл фильм Сокуров. И - спасибо: за действенную - не ностальгию даже, а за переживание, которое возникает, когда вдруг встречаешься с редким важным фильмом тех лет, который почему-то не посмотрел студентом. Но есть в «Солдате» и кое-что поважнее шестидесятнической кино-"мадленки". Посреди сомнений и треволнений главных героев фильма, героев, что в массе своей таки накликают на себя те беды, которых всю дорогу боялись, из бассейна, в котором отражаются фрески с купола затопленной церкви - кажется, это было у Тарковского? - выныривает Герой. Плотный паренек, который наплевательски-бесстыжим жестом поправляет на заднице мокрые плавки. Гагарин. Не тот, чью припечатавшуюся к лицу улыбку мы знаем по фотографиям, где ему жмет руку генсек или строит глазки Джина Лоллобриджида. Не тот, а очень похожий на того, только он бы и сел в эту душную капсулу, запускаемую к черту на рога, - неотесанный паренек, который не верит в судьбу, ржет над стихами Бараташвили, предлагает перед стартом дать Герману Титову пендель и просит доктора впоследствии поводить его по ресторанам: «Я их не люблю, потому что боюсь официантов. А когда я вернусь, мне придется часто в них бывать - впереди у меня долгая дорога». О нем в эпилоге «Солдата», датируемом 1971 годом, героиня Хаматовой скажет: «Был человек, а стал каменный какой-то истукан противный». Среди персонажей подавляющего большинства современных фильмов вроде «Стиляг» и «Обитаемого острова», которые в лучшем случае могут подтолкнуть часть зрительской аудитории на визит в парикмахерскую, этот, как и подобает герою, заражает главным - желанием жить и пробиться в самую высь. Заточенный оседлать обстоятельства, сыграть на случае. Наглыми глазами сбивающий спесь и с самой смерти, и со всех этих замысловатых жизненных сложностей. Перед самым вылетом доктор, всерьез обеспокоенный, что посылает человека на верную смерть, начинает делиться своими страхами с Юрой, а тот в ответ обводит космодром рукой и говорит: «Да бросьте вы: если б этого ничего не было - и меня бы не было». Просто, честно и не составит труда повторить. Да, ну и еще, разумеется, он сказал: «Поехали!» (Алексей Васильев, «Сеанс»)

Потерянное поколение. "Бумажный солдат" Алексея Германа-младшего стал одним из самых сильных моих кинематографических впечатлений за последние годы. Во время сеанса мне казалось, что я перенеслась на машине времени в прошлое и наблюдаю за реальными событиями. Честно говоря, даже трудно до конца понять причины этого: магия кино - штука странная и необъяснимая! Полностью объяснить, как работает волшебство, все равно не получится, но отмечу хотя бы те моменты, которые смогла выделить из происходящего на экране. Во-первых, потрясает полное соответствие нового российского фильма историческим реалиям. (Не исключено, конечно, что специалисты отметят некоторые неточности; по-моему, в те годы даже самые большие модницы носили косынки, ... а вот зимних сапог еще не было; впрочем, докторша из Звездного городка могла купить импортные в спецраспределителе.) Но выражения лиц, манера держаться, прически, одежда и интерьеры, отношения между людьми - все невероятно похоже на начало 60-ых, знакомое мне по художественным и документальным картинам того времени. В последние годы исторические ленты выходят довольно часто, но ни в одном из виденных мной прежде недавних фильмов я не чувствовала такого точного воссоздания цвета времени, как в "Бумажном солдате". Потому данную картину я очень рекомендую всем тем, кто хочет знать, где черпали вдохновение Иосиф Бродский, Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Юрий Визбор и братья Стругацкие, как проводили свободное время звезды нашей науки, театра и кино, и, между прочим, откуда взялся Шурик из комедий Гайдая. Новая российская лента лишний раз доказывает, как сильно изменилась жизнь нашей страны за последние полвека. Наверное, нынешним тинэйджерам будет непонятно, что главные герои этого фильма, по виду люди очень небогатые, - советская элита. Они живут в отдельной квартире и держат большую породистую собаку (по тем временам и то, и другое - исключительная роскошь), их на работу и с работы возит служебный автомобиль, они проводят выходные на роскошных дачах явно дореволюционной постройки. А смешная белая СОБСТВЕННАЯ машинка, на которой приехал к друзьям один из персонажей, была в те времена вещью гораздо более экзотической, чем сейчас - частный вертолет. Уродливое коричневое платье с нелепым белым фартуком, которое надевала героиня в одном из эпизодов - это праздничная школьная форма (в будни девочки ходили в черном фартуке). Старшеклассницы носили ее до середины 1980-ых, а младшие ученицы - едва ни не до распада СССР. И слова одного из персонажей о том, что чешская мода - одна из лучших в мире и уступает только французской, - это не шутка. Так или примерно так считали большинство советских людей до конца 1980-ых годов. Вполне типичен для того времени и один из героев, напрашивающийся ночевать к супругам, которые видятся только в короткие промежутки между командировками мужа: смысл слов "неприкосновенность частной жизни" в СССР в 1960-ые годы не понимали. И разнообразные розыгрыши, и интеллектуальные игры - тоже важная составляющая той эпохи. Сон о встрече с покойными родителями может показаться натужным и неестественным, но это и в самом деле часть жизни людей в 1960-ые годы. Подобные эпизоды есть не только в картинах интеллектуалов Марлена Хуциева и Андрея Тарковского, но и в "Трех тополях" на Плющихе" Татьяны Лиозновой, рассчитанных на широкую аудиторию. Люди, потерявшие родителей из-за репрессий и войны, отчаянно мечтали свидеться с близкими и дорогими людьми хотя бы во сне, рассказать им о своей жизни, спросить совета. Такое тогда было время... Прекрасный вкус и широкий кругозор одного из персонажей доказывает то, что он исполняет песню Булата Окуджавы, который в начале 60-ых уже был известен, но живой легендой стал немного позже - буквально пару лет спустя. Сопровождаемые обильной выпивкой споры о политике, судьбе СССР и роли интеллигенции также очень типичны для того времени. Впрочем, в некоторых компаниях подобные посиделки с выпивкой и интеллектуальными беседами дожили до начала 1980-ых, хотя с каждым годом напитки становились все крепче, а слова - короче: тяжело было признать, что все прекрасные надежды целого поколения обратились в прах... Абсолютно лишенная романтизма история подготовки первых космонавтов выглядит невероятно достоверной; уверена, что все было именно так. Вряд ли кто-то сейчас знает, что окрестности космодрома Байконур, - кстати говоря, расположенного неподалеку от одного из самых больших сталинских концлагерей, - в начале 1960-ых выглядели как голое поле, на котором кое-где стояли бараки. А будущие покорители космоса, имена которых вскоре стали известны всему миру, сами себя называли двуногими лайками, поскольку очень немногие верили, что человек сумеет выжить в космическом корабле. И я не сомневаюсь, что абсолютно достоверно показаны и нелепые смерти участников космического отряда, и отчаяние, и страх, порой охватывавшие уцелевших, и - главное - беззаветная вера в то, что после первого полета в космос жизнь всех людей изменится к лучшему. Все без исключения актерские работы в "Бумажном солдате" так же достоверны, как и сюжетные линии, но основное внимание режиссер уделил главным героям. Для меня визитной карточкой Чулпан Хаматовой в кино уже десять лет остается "Страна глухих". На мой взгляд, работа актрисы у Германа-младшего как минимум сопоставима по масштабам с прославившей ее ролью. Героиня "Бумажного солдата" - невероятно точное и яркое воплощение советской женщины 1960-ых годов, жесткой и рассудительной, наивной и романтичной, пытающейся разобраться в том, что происходит с ней самой, со знакомыми и незнакомыми людьми и со страной в целом. Можно долго описывать, как Хаматова ведет себя на работе, как веселится на пикнике с друзьями, как узнает об измене мужа - но лучше не читать длинные описания, а сходить в кино и увидеть это своими глазами. Наконец-то одна из лучших актрис нашего времени получила роль, достойную своего таланта, и блистательно воплотила на экране одновременно и собирательный образ целого поколения, и невероятно яркий и достоверный женский характер. Мераб Нинидзе тоже сыграл замечательно, но его работа лично мне кажется не столь бесспорной. Во-первых, именно с этим персонажем связаны некоторые неточности сценария. Если главный герой - грузин, то почему его зовут Даниил Иванович? Или это как у Визбора: "Имеет личность он секретную и кров и так усердствовал над бомбой гробовой, что стал членкором по фамилии Петров"? Но замечательную песню, которую я процитировала, знают далеко не все, так что разъяснения не помешали бы. Также непонятно, почему знакомый родителей Даниила Ивановича говорит: "В двадцать пять лет ваш отец стал лучшим хирургом Москвы, а в тридцать - России", - если несколькими эпизодами раньше сын замечательного врача вспоминает, что в детстве жил в доме на горе Мтацминда (это в Тбилиси). Наверное, изначально по сценарию главный герой был русским, а потом ситуацию изменили под актера, но неужели нельзя было выловить всех блох в сюжете? А, во-вторых, у этого персонажа есть и еще одна проблема, на мой взгляд, гораздо более серьезная. Нинидзе играет очень хорошо, тонко и точно, однако я не вижу в нем ни скрытой, но яркой эмоциональности Станислава Любшина, ни напряженной духовной жизни Анатолия Солоницына, ни поистине волшебного обаяния Олега Янковского, ни несгибаемого мужества Александра Кайдановского. По-моему, основная черта личности главного героя "Бумажного солдата" - нечеловеческая усталость. Этот человек вымотан до такой степени, что не способен по-настоящему ни радоваться, ни горевать, ни любить, ни ненавидеть, ни верить во что бы то ни было. Такое вполне возможно, но для того, кто утратил все силы, смерть - действительно лучший исход! И, по-моему, это иллюстрация не печально знаменитой фразы: "Лучшие умирают молодыми", - а классического случая профнепригодности. Главный герой "Бумажного солдата" постоянно во всем сомневается (даже в том, действительно ли коллегам понравилась его кандидатская диссертация, которую он защитил как докторскую!), он очень близко к сердцу принимает любые проблемы, в том числе и те, с которыми сталкиваются посторонние люди. На мой взгляд, совершенно очевидно, что такому человеку противопоказано быть врачом, который по долгу службы ежедневно имеет дело с десятками людских несчастий! Но проблема неправильного выбора профессии не является типично советской - люди, неверно оценивающие собственные способности, существуют при любом общественном строе. Персонаж Нинидзе - очень добрый, честный и самоотверженный человек, но его личная трагедия не имеет отношения к проблемам Советского Союза. Даже если бы родители главного героя новой российской ленты не были репрессированы, то он, став врачом, все равно прожил бы недолго и несчастливо. Трактовка Нинидзе своей роли имеет полное право на существование; его персонаж достоверен и узнаваем (вопиющей профнепригодностью он мне немного напоминает несчастного физика, сыгранного Александром Ширвиндтом в "Еще раз про любовь"), но, на мой взгляд, такое восприятие главного героя сильно снижает драматизм происходящего. Основной сюжетной линии, исторической достоверности и великолепных актерских работ вполне хватило бы, чтобы "Бумажный солдат" стал ярким событием отечественного кинематографа. Но эта картина, собственно говоря, повествует не столько о подготовке космонавтов, сколько о крахе иллюзий целого поколения. Интеллигенты, люди образованные, очень умные, многие из которых пережили аресты и гибель родных, несмотря ни на что, искренне верили, что живут в самой свободной, самой справедливой и самой доброй стране мира. И в этом нет ничего удивительного: психологически легче считать, что арест родителей и многих знакомых был ошибкой, исправив которую, можно продолжать двигаться к светлому будущему, чем признавать, что революция 1917 года привела страну в тупик и все жертвы абсолютно напрасны. Значение безусловной веры людей своим правителям трудно переоценить (кстати, сколько наших соотечественников сейчас считают, что живут в лучшем государстве мира?). И народное доверие давало Советскому Союзу огромное преимущество перед большинством других государств. Вообще говоря, позиция СССР в начале 1960-ых выглядела великолепно: международный авторитет был очень высок; большинство людей полностью поддерживали власть; в стране имелась сильная армия и толковая разведка; наука, техника, образование и спорт находились на самых передовых позициях в мире, а великолепное искусство не смогла уничтожить даже жесточайшая цензура. Почему же все закончилось пшиком? Да потому, что экономический строй был изначально неверен, и одна неправильная деталь угробила все остальное. Хорошо бы, все современные политики это поняли... Но герои "Бумажного солдата", разумеется, не знали, какая судьба ждет родную страну и их самих. Действие картины заканчивается в 1971 году, - в момент, видимо, последней встречи компании друзей, которые десять лет назад собирались изменить мир к лучшему, а ныне шагают каждый своей дорогой. Кто-то умер, кто-то решил эмигрировать, кого-то отправляют работать за границу (неслыханное счастье по тем временам!), кто-то мирно плывет в серых буднях... Героиня Хаматовой вряд ли проживет долго: в те годы радиацию не воспринимали всерьез, а в космической отрасли ее было много. Остальные же персонажи, если не сопьются, то увидят конец 1980-ых, когда даже в Москве нужно было отстоять длинную очередь, чтобы купить яйца, молоко и масло, и начало 1990-ых, когда НИИ разваливались, самые толковые научные идеи за бесценок продавали иностранцам, наиболее энергичные ученые уезжали работать за границу, а оставшиеся получали ежемесячную зарплату в десять долларов. Страшный итог жизни невероятно яркого и талантливого поколения! Но герои "Бумажного солдата" вызывают не жалость, а восхищение. Эти люди, в детстве пережившие войну и такие страдания, какие нашему поколению и во сне не приснятся, умели радоваться жизни так, как мы не умеем. И, думая о шестидесятниках, испытываешь за них почти физическую боль, ибо нет ничего страшнее несбывшихся надежд. Они не могли сбыться ни при каких обстоятельствах, но от этого не легче... Перечитав рецензию, поняла, что не упомянула еще об очень многом. Совершенно потрясающие работы оператора, художника, художника по костюмам и гримера вносят неоценимый вклад в создание на экране атмосферы начала 1960-ых. А эпизод, в котором героиня Хаматовой попадает в заброшенный сталинский концлагерь, сжигаемый по приказу властей, до сих пор стоит у меня перед глазами... Но магия кино - не сумма составных частей, а нечто не поддающееся определению. И в "Бумажном солдате" это есть. Данную картину я рекомендую тем, кто хочет понять, что такое шестидесятые годы и кто такие шестидесятники, а также любителям умного (не заумного, а именно умного) кино, всем поклонникам прекрасных сценариев, замечательной режиссуры, великолепной актерской игры и потрясающей работы оператора, художника и художника по костюмам. Зрители, любящие следить на экране за судьбами людей, тоже не должны пропустить "Бумажного солдата". (Светлана Степнова, «RusKino»)

Название фильма «Бумажный солдат» пришло, понятно, из Окуджавы. Если кто не помнит - вот эта песенка, написанная в 1959 году: "Один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был: ведь был солдат бумажный. Он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый, а сам на ниточке висел: ведь был солдат бумажный. [...] В огонь? Ну что ж, иди! Идешь? И он шагнул однажды, и там сгорел он ни за грош: ведь был солдат бумажный". Действие картины разворачивается весной 1961-го года. Пролог, эпилог и шесть главок: «Неделя шестая», «Неделя пятая», «Неделя четвертая». Довольно-таки неуклюжее - обратное - обозначение ... времени, отмеренное по неделям до полета Юрия Гагарина. Герой картины, однако, не Гагарин и вообще не космонавт, а доктор Даниил Покровский, который с космонавтами работает (правда, не совсем понятно, когда и как, поскольку беспрерывно страдает), циркулируя между Москвой, где у него любящая жена и где он как раз в этот период защищает диссертацию, и Байконуром, где у доктора боготворящая его любовница (плюс еще одна влюбленная в него дама). Даниил, впрочем, никакого интереса ни к одной из трех этих женщин не проявляет (так что наличие любовницы выглядит сюжетно-драматургическим трюком), а озабочен он двумя вещами: верностью «нам» (мы, «а не какие-нибудь немцы или американцы», будем первыми в космосе, на Луне, на Марсе, мы сделаем, мы построим) и страхом за того, кем через несколько недель собираются стрельнуть в космос с большой вероятностью, что этот самоотверженный космический пассажир может превратиться в горсточку пепла (7 ракет запустили, из них 5 вышли на орбиту, из которых 3 успешно приземлились, - сообщают нам). В результате Даниилу снятся страшные сны, он покрывается потом, он кашляет, давится, постоянно мерзнет, закрывает руками лицо, и несколько раз просто падает в грязь. Все это должно демонстрировать крайнее напряжение. Так нам объясняют. Он переживает. Его покойный отец, знаменитый хирург, уморенный, как полагается, в сталинском лагере, привидевшись сыну, резюмирует: «Ты заставляешь себя делать нечто, противное твоей природе человеческой, обрекаешь кого-нибудь на смерть, а ты же врач». Не могу сказать, что зритель осознает, почему эти мучения выражаются в такой экстремальной форме и почему мучается только Покровский? Неужели он один-единственный такой чувствительный? Или один-единственный сам с собою честный? Почему время от времени и остальные интеллигентные люди - пусть там их немного, но должны же они быть - тоже не падают лицом в грязь? Почему, в конце концов, доктор Покровский лязгает в Казахстане зубами и постоянно страдает от холода, картинно заворачиваясь при этом в расстегнутое демисезонное пальто вместо того, чтобы надеть зимнее пальтишко (либо вульгарный тулупчик), шапку, шарф и рукавицы? Зимняя одежда для москвича вещь вполне привычная. Авторы фильма не предлагают нам никакого ответа на эти естественные вопросы. Вероятно, рассчитывая на помощь Булата Окуджавы. Рассчитывая, что мы сообразим - это символ. Вот он, бедный бумажный солдатик! Тем более, в фильме беспрерывно говорят о запахе гари, о том, как будущие космонавты могут сгореть (и один из них действительно на наших глазах сгорает в барокамере). Главный герой пытается сжечь свою диссертацию. И песенку саму тоже поют в фильме. И герой наш, в конце концов, умирает. Но не в огне, а в луже, на фоне стартующей в космос ракеты. Вот вам ответ - таким образом говорят авторы. Но это не ответ, это обман. Обман, потому что доктор Покровский совершенно не похож на бумажного солдатика. Как не похож на бумажного солдатика умирающий от облучения Гусев из «Девяти дней одного года» (структуру которого повторяет фильм Германа). Как не похожи на бумажных солдатиков герои «Заставы Ильича» и «Листопада». Я перечисляю характеры, из элементов которых Герман сконструировал своего доктора Покровского. Даниил Покровский приговорен автором к смерти не потому, что кто-то обманул бумажного солдатика, а потому, что кутается в не застегнутое пальто и дрожащими руками закрывает от ветра свечу герой «Ностальгии» Горчаков. Доктор Покровский не только копирует жесты и походку Горчакова, но и почти пародийно совершает свой подвиг: «Если проеду на заднем колесе, у Юры все будет хорошо», катаясь на велосипеде по необъятной гигантской луже, имитирующий бассейн, через которой герой «Ностальгии» проносит свою свечу. В эту лужу доктор Покровский и падает замертво. Проблема, однако, в том, что Горчаков и Покровский (как и герои «Заставы Ильича», и «Девяти дней одного года») - характеры, взятые из разных эпох. Именно поэтому в Покровского, каким его рисует Герман, невозможно поверить. И режиссеру приходится назойливо повторять, мол, доктор мечтает о том, как «мы создадим» светлое будущее, а вокруг-то него хлюпающее грязью настоящее - отсюда, из этой раздвоенности и внутренний, конфликт, мучения и смерть нашего героя. Очень похоже, что режиссер, родившийся в 1976 году, не видит разницы между интеллигентом 1961-го года (скажем, Гусевым) и интеллигентом 1982-го года (Горчаковым). Хотя любой из тех, кто пережил это время, знает, что люди оттепели и люди эпохи «развитого социализма» - это довольно разные люди. Время изменилось. Можно последить за вехами этих перемен, но настоящая граница между двумя эпохами была проведена, как известно, на рассвете 21 августа 1968 года, когда советские танки вошли в Чехословакию. До 1968 года людей, о которых говорит Герман, можно было сравнивать со стойкими оловянными солдатиками (из сказки Андерсена, от которой отталкивался Окуджава, сочиняя свою песенку) - они хотели бороться и готовы были даже, сжав зубы, терпеть. После августа 68-го они (многие из них) превратились во внутренних эмигрантов, а позже в беглецов и в эмигрантов настоящих. Об этом пел Высоцкий в 1968-м: "Вот напасть: то не всласть, То не в масть карту класть, То ли счастье украсть, То ли просто упасть В грязь... Сколько лет счастья нет, Впереди все красный свет, Недопетый куплет, Недодаренный букет. Бред... Назло всем, насовсем, Со звездою в лапах, Без реклам, без эмблем, В пимах косолапых, - Не догнал бы кто-нибудь, Не учуял запах... Отдохнуть бы, продохнуть Со звездою в лапах. Без нее, вне ее - Ничего не мое. Невеселое жилье И былье и до нее. Е-мое...". Отсюда характер и трагедия Горчакова, который не может жить на Родине и не может жить без Родины. «Дышать становится просто невозможно», записал Тарковский в своем дневнике 24 февраля 1982 года в Москве, за несколько дней до отъезда в Италию на съемки «Ностальгии». А 15 июня уже в Риме: «Ночью приснился Сталин. Моложавый, черноволосый. Я говорил с ним о возможности быть верным традициям. Я испытывал восторг - верноподданнический - и страх. Проснулся, умылся и прилег на пять минут снова. Заснул - и приснилась мне деревня [...] и тяжелое мрачное и опасное темно-фиолетовое небо. Странно освещенное и страшное. Вдруг я понял, что это атомный гриб на фоне неба, а не заря. Становилось все жарче и жарче, я оглянулся: толпа людей в панике оглядывалась на небо и бросилась куда-то в сторону. Я было бросился за всеми, но остановился. «Куда бежать? Зачем?» Все равно уже поздно. Потом эта толпа... паника... Лучше остаться на месте и умереть без суеты. Боже, как было страшно!» Характер доктора Покровского выглядит таким неестественным, а его мучения почти комическими именно потому, что этот характер перенесен в 61-й год из еще не наступившего тогда будущего. Разумеется, художник может разглядеть и показать нам и редкий, не типичный для своего времени характер, но в том-то все и дело, что Герман как раз, наоборот, пытается создать образ плакатный, символический, так сказать, портрет обманутой (обманувшейся) и раздавленной интеллигенции. Может быть, глядя из сегодняшнего дня, Алексею Герману-младшему все одно: что 61-й год, что 68-й, что 82-й? Однако те, кому случилось появиться на свет несколько раньше, не узнают этого прошлого, спрессованного в одну вязкую массу. Когда Даниил Покровский упоминает Ленина, его жена выкрикивает: «Твой Ленин - кровопийца и немецкий шпион». И дальше: «Они могут, конечно, говорить, что человек человеку брат, но все, что идет от этой власти - отвратительно». В 61-м году это слова почти невероятные, тем более - произнесенные доктором, приставленным, как и ее муж, к отряду космонавтов (то есть двадцать раз проверенным). В 61-м году так думали немногие. Но подобные слова не выкрикивали и в 1982 году по причинам ровно обратным: для большинства людей этого круга они превратились уже в вещь очевидную, словно таблица умножения. А с теми, для кого они не были очевидны, на скользкие темы вообще не разговаривали. В эпилоге, через десять лет после смерти Покровского, один из его друзей собирается уезжать, а другой говорит: «Подумай. Некоторые просятся обратно, не в силах перенести разлуку с Родиной». На дворе 1971 год. Эмиграция только еще начинается (после «самолетного процесса», состоявшегося в конце декабря 1970-го). Практически никто еще не успел уехать, а уж тем более - попроситься обратно. Дело не в том, что все это режет глаз и слух, а в том, что часть зрителей - по крайней мере, та часть, о которой и пытается судить молодой режиссер, - посмотрев этот фильм, скажет: «Хорошее это кино или плохое - отдельный вопрос. Но оно не про нас». (Михаил Лемхин, «Кстати»)

Удивительно хороший фильм! Да простят меня более просвещенные зрители, но ставлю на одну полку со "Сталкером". Потрясающе удачно переплетены личные, социальные, мировоззренческие и политические аспекты. Не все идеально - некоторые персонажи и обороты излишне фантастичны или штамповые, но в целом - гениально. Хорошо, что такой фильм появился! (Александр Долгопольский)