ДАМА С СОБАЧКОЙ (1960)
ДАМА С СОБАЧКОЙ

Экранизация одноименного рассказа Антона Чехова. Случайное знакомство на отдыхе в Ялте Гурова (Алексей Баталов) и Анны Сергеевны (Ия Саввина) перерастает в глубокое чувство. Их общение вдали от дома открывает перед обоими новый мир, полный иллюзорных надежд на совместное будущее. Но он женат, и у нее своя семья...

КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1960
Номинация: «Золотая пальмовая ветвь» (Иосиф Хейфиц).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ КИНО И ТВ, 1963
Номинация: Лучший фильм (СССР).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1962
Номинация: «Серебряная лента» лучшему иностранному режиссеру (Иосиф Хейфиц).
ЮССИ, 1962
Победитель: Почетный диплом иностранному актеру (Алексей Баталов).

Фильм снят к столетию со дня рождения Чехова (1860-1904).
Рассказ «Дама с собачкой» был написан в 1898 году и впервые опубликован в журнале «Русская мысль» в 1899.
"Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках". (Антон Чехов, «Дама с собачкой»).
Читать рассказ: ; ; ; ; ; .
Для Ии Саввиной (1936-2011; ) это была первая роль в кино, а для Алексея Баталова (1928-2017; ) - девятая.
"Ия Саввина - масштаб под стать Баталову. Их любовная история есть вселенский масштаб обычной человеческой любви, сознательно снивелированной Чеховым, который не терпел пафоса. Отсюда название «Дама с собачкой», а не, скажем, «Она и Он» или «Нечаянная любовь» - Иосиф Хейфиц.
Фильм консультировала одна старая дворянка, дотошная и въедливая, помнившая дореволюционную эпоху. Увидев, как ходит Баталов, старушка сразу же заявила: "Он косолапит. Так русские интеллигенты той эпохи не ходили". Надо знать баталовский характер, чтобы представить себе, сколько времени и сил он угрохал на выработку «правильной» походки. А походка исправляться не хотела. Вскоре съемочная группа поехала в Крым, в Ялту, стали обходить места будущей съемки. И вдруг какой-то старичок-лодочник, увидев одетого для съемок Баталова, обрадованно закричал: "Вы поглядите-ка, шляпа точь-в-точь как до революции носили! Такая была, помнится, у Антона Павловича Чехова. И между прочим, молодой человек, - обратился он к Баталову, - у вас походка чрезвычайно напоминает походку Чехова. Он тоже чуть косолапил"... Тогда только Баталов перестал мучиться с этой дурацкой походкой.
"Но, как всегда, самое простое и есть самое гениальное. Бутылка болталась сама по себе, оператор просто не успел ее убрать. Когда мы сняли первый дубль, то оператор попросил еще один, чтобы снять без бутылки. Но я попросил оставить ее в кадре. Так родилась эта знаменитая метафора пошлости и бытовухи" - Иосиф Хейфиц.
Премьера: 28 января 1960 (СССР); 15 мая 1960 (Каннский кинофестиваль).
Англоязычное название - «The Lady with the Dog».
Слоган - «Cannes' Prize Film of an Exceptional Love».
Автор киноплаката (1960) Александр Шамаш (1915-1987).
Официальная стр. фильма - .
Обзор изданий фильма - .
«Дама с собачкой» на Allmovie - .
Стр. фильма на Rotten Tomatoes - .
О картине на сайте Turner Classic Movies - .
«Дама с собачкой» входит в списки: «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Сергея Кудрявцева; «100 лучших фильмов» по версии гильдии кинокритиков РФ; «Рекомендации ВГИКа».
Рецензии: ; .
В 2004 году (к столетию со дня смерти писателя) в Ялте была установлена скульптурная композиция «Антон Чехов и дама с собачкой» (.
Макс Милиан. «Чеховские сюжеты» - .
«Дама с собачкой», анализ рассказа Чехова - .
В. Шитова. «Ия Савина: Чистая нота добра» («Советский экран», 1974) - .

Дмитрий Дмитриевич Гуров рано женился, жену не любит, детьми скорее тяготится. Он не упускает случая завести роман на стороне. На отдыхе в Ялте он обращает внимание на даму, прогуливающуюся по набережной с собачкой. Она молода, из хорошего общества, замужем; она замкнута и ни с кем не знакомится. Гурову удается заинтересовать даму, развеселить ее и узнать, что ее зовут Анной Сергеевной. Ему кажется, что в ней есть что-то «жалкое». Через неделю после знакомства они сходятся совсем близко. Анна Сергеевна не похожа ни на одну из предыдущих женщин Гурова; она робка, стыдлива, ей очень неловко за происшедшее, она без конца повторяет, что теперь сам Гуров не будет ее уважать. Анна Сергеевна называет себя дурной женщиной, обманувшей не мужа, а себя саму, потому что мужа она никогда не любила и не уважала, сравнивает мужа с лакеем. Наивность ее поначалу раздражает Гурова, ему скучно. Они едут в Ореанду, глядят на море. «Гуров думал о том, как в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве». Они продолжают встречаться, Гуров повторяет Анне Сергеевне, как она обворожительна, соблазнительна, не отходит от нее ни на шаг. Она же по-прежнему уверена, что потеряла его уважение. Наконец Анна Сергеевна уезжает в свой город Саратов. Они думают, что расстаются навсегда. В Москве Гуров возобновляет привычный образ жизни, читает газеты, ездит в клубы, рестораны, на званые вечера. Но он не может забыть свой ялтинский роман, Анна Сергеевна часто снится ему по ночам, на улицах он взглядом ищет в толпе женщин, похожих на нее. Ему не с кем поделиться своими воспоминаниями; жена раздражает его все больше. Наконец, сказав жене, что едет в Петербург, Гуров отправляется в Саратов. Он долго ходит под окнами дома Анны Сергеевны, затем решает, что может встретить ее вечером в театре. Предположение Гурова оказывается верным. Но Анна Сергеевна, напуганная неожиданной встречей в антракте, едва ли не бегом бросается из зала. В коридоре она просит его вернуться в Москву, говорит, что по-прежнему его любит и приедет к нему. Раз в два-три месяца Анна Сергеевна, под предлогом визита к врачу, ездит в Москву и встречается с Гуровым. Оба они живут как бы двумя жизнями, оба страдают оттого, что им приходится прятать ото всех самое лучшее, что у них есть - их любовь. Расстаться они оба не в силах, но и найти решение проблемы тоже не могут. ()

По-моему, роль музыки в «чеховском» фильме велика, а в «Даме с собачкой» в особенности. Мне кажется, здесь все музыка. Помимо всего прочего, есть место и простор для ее развития. Диалогов мало, много внутренне наполненных пауз. Весь фильм, я думаю, должен быть пронизан музыкой. Не действие, изредка перемежаемое музыкально-иллюстративными «номерами», а скорее единая музыкальная канва, на которой «вышито» неспешно идущее действие. [...] Мне кажется важным и то, что поэтический образ, символ, рождается в обычном, реалистическом потоке жизни. Вот серый, с гвоздями забор. Достаточно растянуть время его показа, и он уже не просто забор, а образ серой скуки города С. А путешествие ... Гурова и Анны Сергеевны, уезжающей из Ялты в Севастополь, молчаливое, длительное, временами в заоблачной высоте горного шоссе, - это прощание женщины с «заоблачным миром» своего чувства. Это путешествие от возвышенных дней ее романа в земные будни города С. Это - музыка, полная внутреннего драматизма. А конка в Москве, на которой едет Гуров! Плетущиеся клячи, сонный ритм, пошляки, рассуждающие о жизни на империале, - все это не только деталь уличного пейзажа старой Москвы. Это образ России эпохи безвременья, плетущейся едва по дороге Истории. И это - музыка! Превратить серый забор, кляч, впряженных в конку, в символ России конца прошлого века под силу только музыке. И таких мест в фильме будет много. Важно решить, должна ли существовать генеральная тема - любовная тема романа героев. Она, мне кажется, тоже полна драматического напряжения. От случайного курортного знакомства до неожиданно возникшей любви, возвысившей мужчину и женщину до трагического ощущения безысходности в этом мире, судьями которого оба они стали. О гибнущей красоте чувства и всепобеждающей пошлости. Тема любовного романа могла бы звучать не только и не столько в сценах свиданий, прогулок, объяснений, проводов, прощания и т. д., но и в местах, где глубоко спрятанная «вторая жизнь» сталкивалась бы с жизнью «явной», официальной, от которой не уйти: в клубе, на юбилее, на пикнике и др. Но это должны решить Вы, Дмитрий Дмитриевич, и с любым Вашим решением я заранее согласен. (Иосиф Хейфиц. «Письмо Д. Д. Шостаковичу по поводу музыки к фильму» / «Пойдем в кино!», 1996)

[...] Читая рассказ, я мысленно перевожу его на язык другого искусства. [...] И вот - ушла былая свобода, ощущение легкого и непринужденного чтения. [...] Чем дальше, тем все больше и яснее я начинаю ощущать внутреннюю связь курортной скуки мертвого ялтинского сезона со скукой российской действительности эпохи безвременья. [...] Надо ощутить ритм рассказа, в котором (ритме) монотонность и сонное, ленивое биение сочетаются с частыми ударами сердца. С таким бьющимся сердцем торопился Гуров в С, входил в театр, спешил по лестницам и коридорам, сквозь толпу в буфете и курилке, ища уголок, где он может объясниться с Анной Сергеевной. [...] Чехов всегда учил ... краткости. [...] Он учил молодых писателей скупости характеристик. [...] Если Чехов дожил бы до появления великого искусства кинематографа, то с удивлением увидел бы в нем подтверждение многих своих принципов, приемов письма. [...] Обычно, экранизируя прозу, преодолеваешь объем, торопишься сконцентрировать, сжать описание. Теперь же, углубляясь в чеховскую строчку, я чувствую, как она начинает разрастаться. [...] Привычное по почтовым открыткам представление о курорте надо начисто отвергнуть. Конские следы на грязном настиле, кашель чахоточных, пыльные дилижансы, запряженные четверкой худых кляч, - такова Ялта конца века. [...] Пусть не будет на набережной ни проводников-татар, ни ресторана, ни бродячих цыган, ни собачьей стаи, ни щебечущих барышень и кавалеров [...]. Обо всем этом скажет заглавная буква детали, с которой начнется фильм. Вялый прибой катает по песку пустую винную бутылку... Эта бутылка будет долго на экране, гораздо дольше, чем нужно для того, чтобы только рассмотреть ее. Достаточно долго для ощущения ее особой значительности и для того, чтобы, не спеша войти в ритм начала. Прибой воспитал в древнем человеке чувство ритма. Это был своеобразный метроном человечества. Пусть он и здесь станет метрономом фильма, слушая который, мы ощутим усыпляющее, дремотное чередование звуков. И в это однообразие ненавязчиво, как бы случайно ворвется лай шпица. И все повернут головы, оторвавшись от бокала сельтерской, от газеты. И увидят вдали молодую женщину с собачкой, в черном берете, с зонтиком. [...] На рассвете [...] Гуров повез Анну Сергеевну в Ореанду. [...] Возникает [...] картина рассвета, мощный хор просыпающегося мира. И у него будет свой ритм, своя функция в развитии действия. Созерцание рассвета вызовет у Гурова и Анны Сергеевны мысли о вечности, о том, что человек как бы виноват перед природой, частью которой он является. [...] Гуров и не характер в строгом смысле слова. Даже внешность Гурова обойдена Чеховым. «Ему не было и сорока» - только! Категорически надо отбросить представление о Гурове как о перековавшемся пошляке и бабнике. Такое развитие образа [...] упрощает и огрубляет чеховское начало. [...] Охотник, искатель приключений, курортный завсегдатай - прежде всего человек активный. [...] Гуров - натура пассивная. [...] Чрезвычайно важно, [...] что в людях, изображенных Чеховым, каковы бы они ни были, всегда есть некий «резерв добра». [...] Поэтому я и пригласил Алексея Баталова на эту роль. [...] Образ одинокого человека, увидавшего в жизни то, чего не видят и не понимают окружающие, и ставшего поэтому непонятным для них, - вот в чем возвышение над простым любовным сюжетом. [...] Теперь подумаем немного об Анне Сергеевне. [...] В ее натуре перепуталось все: и сила чувства, и Бог, и желание жить, и жажда впечатлений. [...] «...За нею бежал белый шпиц» - в начале рассказа нам представляют не только даму, но и шпица. Он удостоился чести попасть и в название рассказа. [...] Что, если шпиц станет маленьким персонажем в романе саратовской провинциалки и московского домовладельца? [...] Вот появился Гуров, и шпиц сначала отнесся к нему нейтрально, а потом, брошенный хозяйкой, взревновал и возненавидел это новое постороннее лицо. [...] Бедный шпиц, ухоженный и явно избалованный, привезенный на курорт из Саратова, теперь забыт. Это доказательство, хоть и отраженное, смятения чувств его хозяйки. Если попытаться фантазировать дальше, то и в московской и в саратовской части этой истории этот Рамзай или Рагдай может приобрести важное значение. Появление на улице собаки, имя которой не мог вспомнить Гуров, очутившись в Саратове, взволновало его и обрадовало. Где-то недалеко должна быть и Анна Сергеевна. [...] А что, если, слоняясь без дела по московским улицам, где каждая женщина напомнит ему его ялтинскую любовь, Гуров вдруг увидит на улице шпица? И он решит, что это шпиц госпожи фон Дидериц, и пойдет за собакой, побежит за ней, потеряет или же собака приведет его совсем в случайное и чужое место [...] Я так много уделил внимания собаке вовсе не потому, что она играет какую-то особую [...] роль в этой [...] истории про людей, а потому, что людские отношения бросают отсвет на все вокруг. И не только шпиц, а и забытая на вокзале перчатка Анны Сергеевны, часы в ее номере в «Славянском базаре», печь в кабинете Гурова, конка, посыльный и многое другое важно так же, как важен арбуз, который ест Гуров в номере у Анны Сергеевны, для выражения человеческих состояний, для описания действий и противодействий - слагаемых жизни. (Иосиф Хейфиц. «'Дама с собачкой' Длинные рассуждения о коротком рассказе» / «Пойдем в кино!», 1996)

Саввиной в фильме трудно играть, потому что у нее нет конфликта. Она только жалка, мила и со вкусом одета. (Виктор Шкловский. «Литература и жизнь», 1960)

И тогда искусство Чехова предстанет на экране во всем его своеобразии, как искусство, близкое нам благородство идеалов, суровой критикой пошлости, мещанства... любовью и верой в человека... стремлением к правде, осмысленной трудовой жизни. (Людмила Погожева. «Советская культура», 1960)

Та Анна Сергеевна, которая существует в фильме, не может быть ни источником большой драмы, ни предметом ее. Она нервничает, а не любит, терзается, а не страдает... Смирнов [в драме "Иванов"] не побоялся иметь характер, и поэтому получилась настоящая драма. Саввина побоялась. (И. Борисова. «Комсомольская правда», 1960)

Понравилась Баталову и режиссеру приглушенная интонация, и через всю картину, как метроном, повторяется она бесконечно. И когда Гуров, идя за санями, в своем монологе повышает голос - худо! Дома с женой, в ресторане, Москва - все это однообразно, устаешь. Даже не верится, что можно так ровно жить. Анна. Мне кажется, что именно ее встретил Чехов и написал с нее портрет. Она чиста: таинственно чиста, возвышенно чиста, красиво чиста. Она и есть та птица, запертая в клетке, и так хочется ей помочь, дать возможность улететь. Ее интонация, регистр, модуляции - все это музыкально, бесконечно волнует. (Фридрих Эрмлер. «Документы, статьи, воспоминания», 1974)

В "Даме с собачкой" [...] поведана история одушевления человеческого бытия. [...] Фильм этот довольно часто приводится в качестве примере глубокого раскрытия духа литературного первоисточника и сугубо кинематографического мышления режиссера, бережно перенесшего на экран великолепную прозу Чехова. [...] Режиссер сразу же выявляет антиромантический характер "Дамы с собачкой". Гуров не выглядит победительным удачливым любовником... [...] Не слишком романтичны южные пейзажи. Они обыденны. Обыденна южная экзотика. Просто жарко и просто скучно. [...] И столь же прискорбно однотонна столичная жизнь в кругу семьи. И то, что случилось - самое знакомство и затем быстрое сближение Гурова и Анны Сергеевны, - тоже обыкновенно. [...] И Чехову, ... и вслед за ним Хейфицу очень важно было показать вот это холодное, отчужденное отношение к жизни, почти незаинтересованное. Чехов это тонко передает в косвенной речи, пересказывающей разговоры, реплики, мысли, размышления о чувствах. Ирония окрашивает историю... [...] В кино, как мы знаем, приходится переводить косвенную речь в прямую. Поэтому Хейфиц рисковал потерять столь важную для Чехова ироническую интонацию. Но на экране она все-таки сохранена. Это достигается посредством тонко разработанных глубинных композиций кадра. Зритель как бы видит героев, и обстоятельства их жизни, и среду их обитания в перевернутый бинокль, с почтительного отдаления. Эта дистанция, разумеется, не остается незыблемой, иногда она сокращается. Здесь важная роль отводится пластике кадра. Еще более важную роль играет актерская выразительность... [...] Не стихия страсти становится предметом интереса автора картины. Главный предмет - сам человек, обретший смысл, который остается непонятым всеми остальными. [...] Драма замкнутости счастливого человека - в его отъединенности. От этого счастье выглядит половинчатым, загнанным в клетку гостиничного номера, лишенным света и воздуха. Хейфиц угадывает одну из самых важных тем в чеховской прозе и драматургии. Это тема любви в широком и высоком смысле этого слова, вытесненной из повседневности, из бытовых житейских отношений. [...] "Дама с собачкой" - фильм, который стал для Хейфица опытом измерения внутреннего мира человека на материале классической прозы. Измерение оказалось очень важным: человек предстал более объемным и глубинным. [...] В конечном итоге интерес каждого серьезного художника обусловлен процессами, происходящими в современной ему духовной и социально-исторической практике. "Дама с собачкой" для Хейфица стала не просто экскурсом в литературу, не просто отпуском от современности. Режиссер шел к современности опосредованными путями. [...] (Юрий Богомолов. «Иосиф Хейфиц. Творческий портрет», 1986)

Падший ангел, в котором все было истинно и недостижимо: и падение, и невозможность греха. Саввина играет русскую женщину на rendez-vous в лучших традициях национальных понятий о страсти и ее осуществлении. Эмма Бовари с ее исступленным восторгом перед зеркалом ("у меня есть любовник!") - другая эпоха, другая планета. Тяжеловесная, удушливая трагедия Анны Карениной ("Все кончено, - сказала она, - у меня ничего нет, кроме тебя") - в легчайшем, почти эфемерном; воплощении. [...] Мгновенный переход от счастья к страданию на-всю-жизнь, к болезненному вывиху судьбы, никогда не поправимому. Но с поправкой на чеховско-бунинскую акварель (литература), на эстетику шестидесятых (кино): блеклость красок, приглушенность звука, ... пугли­вый пунктир сюжета. Баталов играет еще что-то (тема интеллигента и прочая). Она же - ничего сверх любви и несчастья. Бесшумность походки, кружева, улыбка, быстрые слезы. Мода на зимнюю Ялту у нас не от "Ассы" пошла, а от "Дамы с собачкой". Это был наш русский вариант "Мужчины и женщины" - нужды нет, что за сюжетом любви двух взрослых, интелли­гентных людей приходилось ходить то за три моря, то за три эпохи. (Любовь Аркус. «Сеанс», 1993)

Рассказ-экранизация. Эта лента - давно уже признанная классика, в том числе и за рубежом (жюри в Канне единогласно вручило приз с формулировкой «за высокое человеческое достоинство и исключительное качество»), и среди выдающихся западных мастеров кино, которые оценили «Даму с собачкой», был, например, Ингмар Бергман, сам не раз ставивший Чехова в театре. Даже ревностные «чеховеды» почти не придирались к интерпретации Иосифа Хейфица, дружно говоря о тонкой, интеллигентной и деликатной атмосфере фильма, созданной режиссером, главными исполнителями и, безусловно, двумя замечательными операторами - Андреем Москвиным и Дмитрием Месхиевым, учителем и учеником. Но сейчас интереснее обратить внимание на два аспекта, значимых для понимания того, ... почему же эта экранизация удалась, встретив, можно сказать, единодушный прием у самых разных зрителей, пусть и не пользовалась особо шумным успехом в прокате. Прежде всего, следует напомнить, что «Дама с собачкой» в кинобиографии 54-летнего постановщика последовала за его тремя современными работами - «Большая семья», «Дело Румянцева» и «Дорогой мой человек», которые как раз способствовали обновлению советского кино 50-х годов, подрастерявшего за период сталинизма свою человечность и трогательность именно в «частных историях». Между прочим, название романа Юрия Германа, перенесенного Иосифом Хейфицем на экран непосредственно перед обращением к прозе Антона Чехова, звучит программно и определяюще для всего творчества режиссера, даже и для его вынужденных социально-патетических картин (совместно с Александром Зархи) 30-х годов - «Депутат Балтики» и «Член правительства». В этом плане «Дама с собачкой» неожиданно примыкает к тому направлению постсталинской «кинооттепели», которое можно было бы громко охарактеризовать как «реабилитация человека в кинематографе». Вместе с тем, нежная и окрашенная неизбывной грустью, такая прозрачно-воздушная лента Хейфица открыла в его собственной душе творца словно второе дыхание. И еще дважды - в фильмах «В городе С.» и «Плохой хороший человек», вновь по произведениям Чехова, а также в «Асе» и «Шурочке», он как будто приникал к живительному источнику русской литературной классики, любопытным образом чередуя постановки о современности и минувших эпохах. Легче всего увидеть в этом желание постановщика убежать от более пошлой и все изнутри разъедающей советской действительности - в мир утраченного уклада жизни и «прочь от Москвы» (вопреки знаменитому призыву чеховских трех сестер). Но ведь и сами хейфицовские экранизации с течением времени становились резче и даже скандальнее для властей (как в случае с «Шурочкой», версией «Поединка» Александра Куприна). А «Дама с собачкой» поневоле оказалась как бы стихотворением в прозе, последней попыткой кроткого создания (кстати, Ия Саввина и оператор Дмитрий Месхиев в 1960 году участвовали в создании «Кроткой» по рассказу Федора Достоевского) противостоять тихому, но, увы, неизбежному вторжению во внутреннее бытие человека того, что после Чехова вошло в словари мира под непереводимым названием poshlost'. 9/10. (Сергей Кудрявцев, 1997)

Замечательный черно-белый фильм по одноименному рассказу А. П. Чехова, выпущенный к столетию со дня рождения писателя. На XIII МКФ в Канне (1960) СССР присуждена премия за лучшую программу фильмов («Баллада о солдате», «Дама с собачкой») с формулировкой «За высокий гуманизм и исключительные художественные качества». Актриса И. Саввина удостоена специальной награды за лучшее исполнение женской роли. На VI смотре фестивальных фильмов в Лондоне (1960) - диплом; фильм отобран для показа на Лондонском кинофестивале как выдающаяся картина года. На Лондонском фестивале лучших фильмов, проведенном Британским киноинститутом совместно с Национальным кинотеатром, признан одним из выдающихся произведений 1960 года. Режиссер И. Хейфиц удостоен почетного ... диплома. В результате ежегодного опроса, проведенного гильдией английских кинокритиков, фильм признан лучшим из иностранных картин, показанных в Лондоне в 1962 году. (М. Иванов)

Начало истории одной из лучших экранизаций Чехова весьма прозаично. Приближалось 100-летие со дня рождения писателя, и руководство киностудии "Ленфильм" не стало нарушать традицию постановок "к датам". Летом 1958 года в коридоре студии режиссера Иосифа Хейфица встретил литературовед Георгий Бердников, в то время возглавлявший сценарный отдел "Ленфильма", и задал простенький вопрос, от которого у режиссера перехватило дух: "Хотите поставить к столетию со дня рождения Чехова "Даму с собачкой"?" - "Хочу!" - ответил Хейфиц. Но уже вечером того же дня, перечитав чеховский рассказ, он клял себя за опрометчивость. Осознал, по собственному признанию, недостаточность своего солидного к тому времени киноопыта, знаний о Чехове ... и даже "жизненного багажа". И конечно же режиссер знать не знал, ведать не ведал, что впоследствии критики назовут его будущий фильм выдающимся, открывающим новый этап кинематографического прочтения Чехова событием русской культуры. Большинство чеховских рассказов не укладываются в прокрустово ложе жанра. Картина Хейфица не сорвалась ни в мелодраму, ни в романтическую драму. "Дама с собачкой" - история печали, история счастливой и несчастной любви. Филигранная элегия Хейфица пронизана токами 60-х: пристальным вниманием к человеческой личности, осознанием ее как величайшей ценности, возвышенным и трепетным отношением к ней. "Дама с собачкой", как почти все чеховские рассказы, невелика по объему - 17 страниц... Но от идеи делать короткометражный фильм режиссер отказался - его сразу же захватило ощущение огромности в малом. Новелла по внутренней емкости равна роману. Если проделать мысленно дерзкий эксперимент: поставить себя на место Хейфица и попробовать пройти путь от чеховского текста к возможной его кинематографической интерпретации, невольно приходишь к выводу: невозможно! Невозможно экранизировать литературное произведение, в котором от силы три десятка фраз прямой речи. Зафиксировать беспрерывное и тонкое движение героев к душевному перерождению. Начинаешь понимать, что кажущаяся простота осуществленной Хейфицем экранизации - следствие огромной духовной работы режиссера. Вчитываясь в каждую фразу, слово, а то и букву Чехова, переводит он часть внутренних монологов в звучащие, доверяя остальное изображению, пластике экрана, зрительным образам. "Ее выражение, походка, платье, прическа говорили ему, что она из порядочного общества, замужем, в Ялте первый раз и одна, что ей скучно здесь". Найти прическу, походку, платье, соответствующие даме из порядочного общества и характеризующие при этом именно Анну Сергеевну, обвить пальчик ее правой руки золотым колечком - не столь трудная задача. А вот как показать скуку Ялты мертвого сезона, в которой, по словам Чехова, "даже бациллы спят"? Ялта на экране не празднична, все в ней вяло, тоскливо, прозаично. В волнах прибоя болтается пустая винная бутылка. По берегу бродят ленивые козы. Набережная полупуста. Весы устало кряхтят под тяжестью толстой женатой пары. Пьянство мужской компании в павильоне давно перешло в нудную привычку, от вина тупеют и соловеют, разговоры не клеятся - темы застольных бесед давно исчерпаны. Не только слово Чехова, но даже буква писателя рождает в фильме художественный образ. Отчего писатель зашифровал город, в котором живет, томится и страдает Анна Сергеевна, буквой С, а, скажем, не А? Хейфиц вынужден раскрыть название - Саратов (впрочем, могла быть и Самара). Но за одной чеховской буквой режиссер увидел качественное определение города - серый. В гостиничном номере Гурова все серо: серое одеяло, серые стены, чернильный прибор - всадник с отбитой головой - сер от пыли. И, наконец, появляется на экране тот самый знаменитый серый длинный забор с торчащими гвоздями, как цепной пес стерегущий свою узницу Анну Сергеевну. Вдоль длинного забора Гуров идет не короткое, условно-кинематографическое время, а долгое, реальное. И забор становится символом безнадежной дурной бесконечности. Пересказ фабулы чеховской "Дамы с собачкой" умещается в несколько строк. Курортный роман (она замужем, он - женат) оказывается не интрижкой, а истинной, может статься, единственной на всю жизнь любовью. Из Ялты они разъезжаются в разные стороны, расстаются. Но Гуров приезжает из Москвы к Анне Сергеевне в Саратов, она несколько раз в год вырывается в Москву. Нечастые тайные встречи в гостинице, мучительный поиск выхода из безвыходного положения: жить вместе - невозможно, жить друг без друга - невыносимо... Режиссер видел смысл "Дамы с собачкой" в развитии внутреннего сюжета рассказа, в "зарождении второй жизни, тайной, но главной; в ее постепенном перевесе над жизнью явной, но теперь уже второстепенной, автоматической". Перерождение Гурова происходит постепенно, это переход из одного психологического состояния в другое: от обычного, "как все" живущего человека, к личности, преображенной счастьем. Хейфиц конечно же учитывал сложившийся в зрительском сознании артистический образ Алексея Баталова, шлейф ролей душевно красивых и внешне импозантных, интеллигентных, умных героев, сыгранных актером, многие годы остававшимся негромким кумиром целого поколения. В "Даме с собачкой" герой Алексея Баталова, каким он предстает в начале, вовсе не пошляк, не ялтинский Казанова, хотя и не прочь подлечить мозоли, натертые семейным хомутом Дмитрий Дмитриевич Гуров не глуп, не зол, не красив и не уродлив, он - обыкновенен. Не отказывается от приключения, если оно само идет в руки, и, судя по пристальным взглядам, которые бросает на него яркая брюнетка из шумной компании отдыхающих, роман с Анной Сергеевной - не первая его интрижка. Анну Сергеевну сыграла никому в ту пору неизвестная Ия Саввина. Ну а теперь настал черед рассказать почти сказочную историю, сложенную из судьбоносных случайностей. Ия Саввина, семнадцатилетняя девушка из-под Воронежа, поступает на факультет журналистики МГУ, не ведая, что суждено ей стать одной из лучших и знаменитейших русских актрис. Любовь к театру приводит ее в университетский Студенческий театр, которым руководит Ролан Быков. В актрисы Саввину не взяли, но доверили заведовать реквизиторским цехом. Для спектакля по пьесе Когоута "Такая любовь", который тогда репетировался, никак не могли найти героиню, и взгляд отчаявшегося режиссера упал на юную реквизиторшу. На спектакле Ию Саввину увидел Алексей Баталов, который уже начинал сниматься в фильме Хейфица. к чеховскому рассказу. Летящая тонкая фигура, особой прозрачности акварельное лицо с серыми глазами, красивое неяркой, но излучающей нежность и доброту славянской красотой. И покоряющая женственность во всем: в пластике, голосе, фигуре. Ие Саввиной удалось создать истинно чеховский пленительный образ "дамы с собачкой" с ее иафенностью, покорностью судьбе, беззащитностью. Анна Сергеевна разрывается между чувством долга перед нелюбимым мужем ("Честный, хороший человек, но ведь он лакей!") и любовью к Гурову. Мучается пониманием греховности происшедшего ("Грех мне гадок!"), готова принять наказание. Над ней словно все время занесена плеть, и живет она со склоненной головой в ожидании удара. Первый удар наносит Гуров, еще не ведая о расплате. Достигнув цели, он вежлив, корректен и убийственно равнодушен к словам любви и слезам раскаяния Анны Сергеевны. С большим аппетитом кушает арбуз, пропуская мимо ушей исповедь женщины. А посадив эту, несомненно очаровательную, но слегка утомительную даму в поезд, он поднимет уроненную ею и оставшуюся на перроне перчатку и с видимым облегчением повесит на решетку ограды. Прощайте, дама со шпицем! Все было очень мило, как, бишь, вас звали, сударыня? Кончено. Ан нет. Все еще только начинается. Режиссер назвал случившееся с Гуровым "взрывом автоматизма жизни". Но только взрыв в фильме Хейфица, в отличие от будущих чеховских экранизаций - "Дяди Вани" Андрея Кончаловского и "Неоконченной пьесы для механического пианино" Никиты Михалкова, свершается не как фейерверк эмоций. Это подземный взрыв. На протяжении всей картины режиссер вместе с операторами Андреем Москвиным, Дмитрием Месхиевым и художниками Беллой Маневич, Исааком Капланом четко исполняет однажды высказанное Чеховым пожелание: "Знаете, я бы хотел, чтобы меня играли совсем просто, примитивно..." Хейфиц задает плавный монтажный ритм, предпочитает неторопливость и покой повествования в сочетании с изысканной простотой изображения, безупречным чувством меры. ...На поверхности московской жизни Гурова как будто бы ничего не изменилось. Тянется унылая семейная жизнь со старой, усатой, но богатой женой, похожей на суровую классную даму, запакованную, как в футляр, в глухое платье. Продолжаются клубные "мальчишники" с их неумеренными пьянством и обжорством. Изменился сам Гуров и смотрит на все другими глазами, видит "куцую, бескрылую жизнь". Болезненно обострились зрение и слух. Режут ухо изрекаемые супругой либеральные фразы из накануне прочитанной брошюры или пошлые, произносимые с томным придыханием сентенции из какой-то романтической дребедени: "Я не люблю разлук!" Не веселят унылые кутежи в холостяцких компаниях. В пламени свечи на пианино наплывом появляется милое лицо Анны Сергеевны. Процесс осознания Гуровым того, что ялтинское приключение - нежданная и истинная любовь, режиссер выстраивает как цепь словно бы случайных напоминаний. Жена Гурова занимается с дочерью, и фраза школьного диктанта, которую Хейфиц отыскал в старом учебнике грамматики: "Что-нибудь будет такое, чего с другим совсем не будет", - наполняется для Дмитрия Дмитриевича особым тайным смыслом. На улице Гуров кидается вслед за лакеем, продающим белого шпица. Ищет понимания у приятелей, хочет поделиться с ними: "Помните, этим летом в Ялте?..", "Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте...". Но словно с глухими разговаривает и слышит в ответ равнодушное: "Ничего я не помню". Или пошлое: "Для любви надо нанимать отдельную квартиру", или нечто совсем несообразное: "А давеча вы были правы: осетрина-то с душком". Он - о любви, ему - об осетрине... (Это вам за арбуз, милейший Дмитрий Дмитриевич!) И что остается? Замереть у печи, обнять ее теплый бок, прикрыть глаза и, отрешась от житейской бессмысленности, вновь увидеть внутренним взором любимый образ... Лишь однажды взорвется ритм фильма - в эпизоде встречи Анны Сергеевны с Гуровым в саратовском театре. После тихого и проникновенного гуровского "Здравствуйте" женщина вздрогнет как от удара (вот она неотвратимость судьбы!) и побежит вместе с ним по бесконечным лестницам и закоулкам - прочь от вездесущих взглядов. Слова любви, торопливые поцелуи мешаются с просьбами, мольбой бесконечно счастливой и испуганной женщины: "Вы должны уехать!.. Клянусь, я приеду в Москву! Мой милый, добрый, дорогой мой, расстанемся!" История любви, отнюдь не бесплотной, рассказана режиссером поразительно целомудренно. В номере московской гостиницы происходят будто бы и не свидания двух пылких любовников (даже подушки не смяты), а разлученных волею обстоятельств супругов. На несколько часов временное пристанище становится семейным домом, в котором царят нежность, любовь и безысходная печаль. Теплая домашность встреч - иллюзия. За мгновения счастья заплачено бесконечностью несчастливости, неизбежным возвращением к остывшим и постылым, но реально существующим семейным очагам. Гуров и Анна Сергеевна подбирают крохи отпущенного им счастья, как старик-флейтист, уличный музыкант, играющий под их окнами, подбирает с земли редкие медные грошики. Сквозь изморозь освещенного окна, выходящего во внутренний, похожий на тюремный, двор гостиницы, увидим два лица. Слов не слышно, но и без того понятно, о чем они говорят. Все о том же. Что они что-нибудь придумают, что "решение будет найдено и тогда начнется новая, прекрасная жизнь...". Но слова падают в колодец каменной громады дома, как в бездонный колодец печали. Сгорбившаяся фигура Гурова пересекла двор, и виден прощальный жест Анны Сергеевны из-за заиндевевшего стекла... Финал? Нет, авторское с горьким привкусом безысходности троеточие длиною в две человеческие судьбы... (Марина Кузнецова)

Есть актеры, которых любят все. Ну буквально все - женщины, мужчины, режиссеры, партнеры, дети. Когда по телевизору начинается фильм с таким актером, можно сразу бросать все дела до лучших времен - сядете и будете смотреть до конца. А потом будете удивляться: «Да вроде и фильм не на пять с плюсом, да и видел я его раз сто»... Алексей Баталов - из таких. Он - феномен. Природу всеобщей, всенародной любви к нему надо изучать - она не поддается стремительному объяснению. Из десятков фильмов, в которых снялся Баталов, наскребется несколько действительно отличных - «Летят журавли», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года»... ... Особых психологических изысков Алексей Владимирович кинематографу не подарил - всегда брал чем-то другим. Черт же возьми - чем? Итак. За что его любят женщины? Сейчас кажется, что любимцем женщин он был всегда. А вот нет - женщины Советского Союза пали жертвами обаяния человека без фамилии, больше известного, как Гоша, он же Гога, он же Жора, в 1980 году. В тот год на экраны вышел фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит», и вдруг женская половина огромной страны узнала, что запойный человек без фамилии, попавшийся в электричке и приведенный в дом женщиной с неустроенной личной жизнью, может оказаться идеальным женихом. Перед ним заискивают академики, он умеет драться и чинить домашнюю утварь. Он сразу делает предложение полюбившейся даме, а это в представлении большинства советских женщин всегда было едва ли не главной добродетелью всякого мужчины. Все мужчины делились на тех, кто способен сделать предложение быстро, и на тех, кто будет тянуть, пока не придется жениться «по залету». Алексей Баталов - из первых. Он - памятник Мужу, Любовнику, Кавалеру. Но самое главное, за что любили, любят и будут любить его женщины, - это его голос. Слово «голос» тоже следовало бы написать с большой буквы, потому что он - главный герой, второе «я» Баталова. Этот голос - словно невидимые руки, которые обнимают, ласкают, завлекают любую женщину вне зависимости от возраста и семейного положения. Низкий баритональный бархат, которому можно доверить тело, душу, мозги, жизнь. За что его любят мужчины? Если совсем уж по-честному, они его не любят - они ему завидуют. Завидуют баритональному бархату, за которым пойдет в любом направлении любая женщина. Завидуют тому, что, несмотря на грязные ботинки, женщина из электрички привела его домой и, не спросив ни фамилии, ни адреса, кинулась с ним в постель. Завидуют спокойной уверенности его Гусева из «Девяти дней одного года», которому смертельный диагноз не мешает среди ночи срываться с больничной койки и мчаться в «Арагви». Завидуют его Гурову из «Дамы с собачкой», которому любовница на стороне не устраивает скандалов и не требует оставить ради нее семью. И уж, конечно, смертельно завидуют свежести и выглаженности его Гоши без фамилии после недельного запоя. То есть ему все сходит с рук, он везунчик и баловень судьбы. За что его любят дети? Да где вы найдете еще такого канатоходца, как его Тибул из «Трех толстяков» - красивого и смелого, глядя на которого, начинаешь верить в глобальную мировую справедливость? За что его любят режиссеры? За то, что Баталов - это всегда законченный образ. Он не грешит нюансами, у него есть его обаяние интеллигента, причем вне зависимости от рода деятельности - будь то судостроитель Журбин в «Большой семье», физик-ядерщик Гусев в «Девяти днях одного года», бездельник Гуров в «Даме с собачкой», молоденький Борис из эпохального фильма Михаила Калатозова «Летят журавли» или Гоша в грязных ботинках. Кого бы они ни играл - все равно он сыграет интеллигента. На другие роли его и не звали, а задуманных режиссерами интеллигентов Баталов всегда играл безупречно. Можно сказать - чеканно, не размениваясь на оттенки и мелочи. Баталов - он вообще какой-то подозрительно безупречный. Герой-интеллигент на экране, в жизни он категорически не был бы интересен желтой прессе, существуй она в глухие советские времена. Это, пожалуй, единственное, в чем ему могут не завидовать мужчины. В нынешние времена не принято завидовать тем, кто не дорос до героя таблоида. Баталов - не дорос. И это - тоже часть образа, того самого, чеканного, как профиль на медали. (Екатерина Барабаш, 2014)

Идеально снятая экранизация рассказа Чехова. Ничего не потерялось при переносе на экран, сохранилась лирическая атмосфера, красота и горечь этой большой, но тайной любви, выросшей из заурядного курортного романа. Гуров вряд ли сможет оставить жену и детей, как и Анна Сергеевна своего мужа, их удел - тайные встречи. Кроме Баталова и Саввиной, стоит отметить Нину Алисову в роли жены Гурова, в рассказе менее привлекательной. Алисова очеловечила эту роль, сделала свою героиню заслуживающей нашего сочувствия. Сразу становится понятным, что эта немолодая женщина любит Гурова, по своему заботится о нем, пусть она и не столь душевно утонченная, как его тайная возлюбленная. (Борис Нежданов, ... Санкт-Петербург)

Неожиданно сильное впечатление получила от фильма, который начала смотреть, в общем-то, «в обязаловку», как один из вошедших в список 1000 лучших фильмов всех времен и народов. Чехова не очень люблю (о, какое кощунство!), а Ию Саввину очень не люблю. И вдруг - на одном дыхании, и, как говорится, с замиранием сердца. Очень непростая история любви. Так тонко, так точно переданы все нюансы взаимоотношений, переживаний героев. И ни малейшего ощущения «экранизации великого Чехова». Брр, от такого словосочетания отдает нафталином. Конечно, этот фильм - бенефис Баталова. Дмитрий Дмитриевич Гуров - это одна из его звездных ролей. Я даже не возьмусь проследить, какими ... тончайшими штрихами от передает характер героя, его отношение к Анне Сергеевне в начале случайного курортного романа, перелом и осознание того, что на него обрушилась большая любовь. Ой, а чего стоят моменты, когда он увлеченно выбирает косточки из арбуза в тот момент, когда соблазненную им Анну разрывают муки совести. В какие-то моменты - вроде бы никакая жилка на лице Баталова не дрогнула, а зрителю понятно, что причитания Анны Сергеевны уже вызывают у Гурова раздражение. Или момент, когда он подбирает перчатку, оброненную уезжающей с курорта Анной Сергеевной и... вешает на ограду вокзала. И больше ничего не нужно, все понятно - эта женщина ровным счетом ничего для него не значит. А потом - совсем другой человек. Мне казалось, что со стороны видно, как у него разрывается сердце. Совсем иная палитра - Гуров с женой. И новый набор красок - Гуров с детьми. Роль Саввиной гораздо примитивнее - страдающая то от унылой жизни, то от чувства вины, дама. Если честно, ее надрывно-театральная манера наговаривать текст было единственным, что раздражало в фильме. Благо, она целиком и полностью затмевается Баталовым. Но не только в игре Баталова и в прекрасном первоисточнике дело. Это правда - великий фильм. Он очень многослоен. Блестяще выписана режиссером жизнь мещанского общества. С одной стороны - детальная достоверность, колоритнейшие персонажи. С другой - карикатурность образов. Пошлость окружает героев везде, только немножко различаются ее ипостаси - мещанская пошлость жены, претендующей на аристократизм, вульгарная пошлость крымских друзей, душевная пошлость деловых и клубных приятелей. "- Ах, если бы вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте... - Да, это вы верно сказали, осетрина то была с душком!" Мне кажется, в этом фильме нет ни одной проходной эпизодической роли. Каждый эпизод - маленький шедевр. Не хотелось бы быть слишком многословной, сама не люблю читать длинные рецензии. Поэтому завершаю свою писанину горячим пожеланием всем любителям умного и душевного кино обязательно посмотреть эту картину. (OksiKor)

Мэтр-рецензент Сергей Кудрявцев с большим пиететом отозвался на экранизацию Иосифом Хейфицом рассказа А. П. Чехова «Дама с собачкой», указав принятие версии режиссера миром «чеховедов». Между тем, у апологета великого русского драматурга (снявшего еще «Плохой хороший человек» по «Дуэли» Чехова) вышел совершенно другой фильм. Главным образом, из-за образа Димитрия Гурова. Чеховский Гуров был отъявленным бабником, относился к женщинам как к людям низшего сорта и целенаправленно настроился на курортный флирт с еще не виденной новой персоной. В результате внутреннего перелома он влюбляется по-настоящему. Хейфиц, сохранив все сюжетные ходы рассказа, изменил самое главное - героя Баталова. Здесь он взрослый одинокий человек, давно отдалившийся ... от жены, по- интеллигентному печальный, и его роман с Анной Сергеевной красив и романтичен. Возможно, здесь «вина» не режиссера, а актера. Но тем не менее очевидно, что стиль ловеласа - не баталовский. Второй персонаж - Анны Дидериц изображен уже канонически по Чехову. Замужняя женщина на отдыхе пьет воды и выгуливает белого шпица, смущается мужским вниманием и втайне желает его. По-женски красивая Саввина достойно оттеняет Баталова, и если ее роль в фильме менее яркая, то обаяние не менее действенное. Правда, одна загадка в ее образе все время не давала мне покоя во время просмотра. Только почти к концу ленты я понял в чем дело - голос Пятачка. Это уже издержки актерского производства - более яркий и запоминающийся персонаж накладывается на все роли артиста. Среди идеологически выверенных советских картин «Дама с собачкой» выделялась человеческой естественностью, что было отмечено на фестивалях в Каннах и Лондоне. Но с сегодняшнего дня она интересна в основном из-за мастерской, театральной игры Баталова и Саввиной. Чеховский мотив, бывший нестандартным в начале века и непривычным в середине, к концу столетия стал изъезженным штампом. Съемка - хоть и качественным, но архаизмом. Ведь в этом же году были сняты «Бен Гур», «В джазе только девушка», «К северу через северо-запад» да и наши «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Марья-искусница» выглядят посовременней. Тем не менее, «Дама с собачкой» - это классика. А классику надо изучать каждому, кто не хочет быть киноманкуртом. (Stalk-74)