МЕЧТАТЕЛИ (2003)
THE DREAMERS

Весна 1968-го, Париж: демонстрации студентов, баррикады на улицах, в воздухе пахнет революцией... Но у трех молодых людей - своя реальность, свой мир - мир кино. Дни и ночи напролет они смотрят фильмы и не выходят из дома... Кино становится их жизнью. Сначала это просто увлечение, затем - сложная паутина психологических и сексуальных отношений. Между тем, уличные протесты достигают своей кульминации...

История сексуальной революции в отдельно взятой парижской квартире, происходящая на фоне студенческих волнений 68-го года. Юный американец Мэттью приезжает в Париж по программе студенческого обмена, чтобы улучшить свое знание французского. Большую часть свободного времени он проводит в Синематеке, в компании других помешанных на кино подростков, наслаждаясь просмотром современных лент и киноклассики. Там он встречает своих ровесников, Изабель и Тео, которые утверждают, что при рождении были сросшимися близнецами. Новые знакомые приглашают Мэттью на время отсутствия родителей переехать в их квартиру. Постепенно американцу становится ясно, что близость Изабель и Тео балансирует на грани инцеста. Оторванные от мира студенческих волнений, все трое беззаветно ... отдаются сексуальным и психологическим экспериментам...

Париж, 1968 год. Время политических волнений и сексуальной свободы. На демонстрации в защиту директора парижской Синематеки американец Мэттью (Майкл Питт) знакомится с Тео (Луи Гаррель) и Изабель (Ева Грин), детьми состоятельных интеллектуалов (Анна Чэнселлор, Робен Ренуччи). Страстные любители кино уговаривают Мэттью поселиться вместе с ними. В своей роскошной квартире Изабель и Тео спят в одной постели, вместе принимают ванну и разыгрывают сцены из своих любимых фильмов. Но гостя из-за океана здесь ждут не только дискуссии о кино, но и страсть Изабель, открывающей для себя таинство любви. Брат и сестра экспериментируют с соблазном и чувствами, и вскоре шокированный Мэтью становится участником ... их забав, послушной пешкой в смелых играх юных мечтателей-романтиков...

ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2004
Номинации: Приз зрительских симпатий за лучшую женскую роль (Ева Грин), Приз зрительских симпатий за лучшую работу режиссера (Бернардо Бертолуччи).
ГОЙЯ, 2004
Номинация: Лучший европейский фильм (Великобритания, Франция, Италия).
ДАВИД ДОНАТЕЛЛО, 2004
Номинация: Лучший монтаж (Якопо Квадри).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС (ИТАЛИЯ), 2004
Номинация: Лучший режиссер (Бернардо Бертолуччи).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 2004
Номинации: Лучший режиссер (Бернардо Бертолуччи), Лучшая работа оператора (Фабио Чанкетти), Лучший монтаж (Якопо Квадри).
ВСЕГО 2 НАГРАДЫ И 9 НОМИНАЦИЙ.

Сценарий британского писателя Гилберта Адэра (1944-2011 ) по его же первому роману «The Holy Innocents» / «The Dreamers» (1988 ). В свою очередь, на написание «Мечтателей» Адэра вдохновили роман Жана Кокто (1889-1963) «Ужасные дети» / «Трудные дети» («Les Enfants Terribles», 1929) и его одноименная экранизация (1952 ) Жана-Пьера Мельвиля.
Читать роман «Мечтатели»: ; ; ; ; ; ; ; .
Во время подготовки к съемкам Бернардо Бертолуччи немного изменил сценарий, вкрапив в структуру отсылки к своим любимым лентам той эпохи; он также отказался от гомосексуальной линии романа/сценария и сексуальных сцен между Мэттью и Тео.
После выхода фильма Адэр сказал, что он "верен духу книги, но не букве".
Кинодебют Евы Грин (род. в 1980 ).
На роль Мэттью рассматривались кандидатуры Леонардо ДиКаприо (уже был задействован в съемках «Авиатора», 2004) и Джейка Джилленхола (отказался из-за обилия откровенных сцен).
Съемки начались 18 июля 2002 и проходили в Париже.
Рабочее название - «Paris '68».
Бюджет: $15,000,000.
Сцена, в которой волосы Изабель охватывает пламя, не была запланированной. Ева Грин наклонялась, чтобы поцеловать на ночь Мэттью, и случайно задела волосами горящие свечи. Режиссер решил оставить этот дубль, так как чепе полностью соответствовало атмосфере происходящего на экране.
Транспортные средства, показанные в картине - .
Песни и музыкальные композиции, которые звучат в фильме: Third Stone From The Sun (1967) - Jimi Hendrix; Hey Joe (1962) - Michael Pitt & The Twins of Evil; Le quatre cents coupes - Jean Constantin (soundtrack from «Les quatre cents coups», 1959); New York Herald Tribune - Martial Solal (soundtrack from «A bout de souffle», 1960); Love Me Please Love Me (1966) - Michel Polnareff; La mer - Charles Trenet; Song For Our Ancestors (1968) - Steve Miller Band; The Spy (1970) - The Doors; Tous les garcons et les filles (1962) - Francoise Hardy; Ferdinand - Antoine Duhamel (soundtrack from «Pierrot le fou», 1965); Dark Star (1968) - Grateful Dead; Non, je ne regrette rien (1956) - Edith Piaf; Music from «Shock Corridor (1963) - Paul Dunlap; I Need a Man to Love (1968) - Big Brother and the Holding Company; Night in the Throne Room - Herbert Stothart (soundtrack from «Queen Christina», 1933); Ball and Chain (1967) - Big Brother and the Holding Company; No Strings (I'm Fancy Free) - Fred Astaire (soundtrack from «Top Hat», 1935); Queen Jane Approximately (1965) - Bob Dylan; Let's Face the Music and Dance (1936) - Roy Fox; Hot Voodoo - Sam Coslow, Ralph Rainger (soundtrack from «Blonde Venus», 1932); C'est irreperable (1966) - Nino Ferrer; Combination of the Two (1968) - Big Brother and the Holding Company; Maggie M'Gill - The Doors; El paso del Ebro (1808) - Choeur et Orchestre; You'll Never Know - The Platters (soundtrack from «The Girl Can't Help It», 1956).
Информация об альбомах с саундтреком: .
Кадры фильма; кадры со съемок: ; ; ; ; ; .
Откровенные кадры - .
Цитаты - .
Текст фильма - .
Эпизод, где главные герои пробегают через Лувр, - отсылка к ленте «Банда аутсайдеров» (1964) Жана-Люка Годара. Изабель и Тео после пробежки в музее повторяют фразу: "Мы принимаем его. Он один из нас", - это цитата из фильма Тода Браунинга «Уродцы». Изабель вспоминает, что название «New York Herald Tribune» были ее первыми словами на английском языке; эту газету продавала Патриция () из годаровской ленты «На последнем дыхании». Попытка суицида сопровождается кадрами самоубийства Мушетт из одноименной картины Робера Брессона. В кинотеатре главные герои смотрят культовый фильм Сэмюэла Фуллера «Шоковый коридор». В квартире можно заметить постеры к фильмам «Персона» Ингмара Бергмана и «Китаянка» Годара.
Отсылки и упоминания в фильме: «Кинооператор» (The Cameraman, 1928); «Голубой ангел» (Der blaue Engel, 1930); «Огни большого города» (City Lights, 1931); «Уродцы» (Freaks, 1932); «Лицо со шрамом» (Scarface, 1932); «Белокурая Венера» (Blonde Venus, 1932); «Королева Кристина» (Queen Christina, 1933); «Цилиндр» (Top Hat, 1935); «Женщина в окне» (The Woman in the Window, 1944); «Дамы Булонского леса» (Les dames du Bois de Boulogne, 1945); «Земляк» (Paisa, 1946); «Они живут по ночам» (They Live by Night, 1948); «Джонни-гитара» (Johnny Guitar, 1954); «Звезда родилась» (A Star Is Born, 1954); «Бунтарь без причины» (Rebel Without a Cause, 1955); «Эта девушка не может иначе» (The Girl Can't Help It, 1956); «Горькая победа» (Bitter Victory, 1957); «Печать зла» (Touch of Evil, 1958); «Четыреста ударов» (Les quatre cents coups, 1959); «На последнем дыхании» (A bout de souffle, 1960); «Жюль и Джим» (Jules et Jim, 1962); «Шоковый коридор» (Shock Corridor, 1963); «Банда аутсайдеров» (Bande a part, 1964); «Безумный Пьеро» (Pierrot le fou, 1965); «Персона» (Persona, 1966); «Мушетт» (Mouchette, 1967); «Китаянка» (La chinoise, 1967); «Хладнокровно» (In Cold Blood, 1967); «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» (Butch Cassidy and the Sundance Kid, 1969); «Анри Ланглуа» (Langlois, 1970); «Я хочу есть, мне холодно» (J'ai faim, j'ai froid, 1984).
Премьера: 1 сентября 2003 (Венецианский кинофестиваль).
Название в итальянском прокате - «The Dreamers - I sognatori», во французском - «Innocents».
Слоганы: «Вместе - все возможно. Вместе - ничто не запрещено»; «Bertolucci returns to politics & sex»; «No Sin Remains A Secret»; «From the Director of 'Last Tango in Paris' and 'Stealing Beauty'».
Полная версия картины получила в США самый строгий прокатный рейтинг - NC-17.
Трейлеры: ; .
«Мечтатели» на Allmovie - .
О фильме в итальянском журнале Cinematografo - .
«Мечтатели» во Французской синематеке - .
Картина входит в списки: «Самые скандальные фильмы всех времен» по версии портала Filmsite (); «Топ 10 ню сцен» по версии сайта MovieScene (); «Самые сексуальные фильмы всех времен» по версии портала Filmsite (); «Лучшие и самые запоминающиеся поцелуи в истории кино» по версии портала Filmsite ().
На Rotten Tomatoes у «Мечтателей» рейтинг 60% на основе 160 рецензий ().
На Metacritic фильм получил 62 балла из 100 на основе рецензий 40 критиков ().
Рецензии: ; .
О чем мечтают герои «Мечтателей» в 1968-м? Как в фильме Бертолуччи сочетается красивое и неприглядное? Зачем режиссер вклеивает в свою картину кадры из чужих лент? И чей рекорд бьют герои Майкла Питта, Евы Грин и Луи Гарреля в Лувре? Ищем ответы на эти и другие вопросы - .
Интервью с писателем и сценаристом Гилбертом Адэром (2010) - .
Интервью с Майклом Питтом - .
«Большие глаза: за что мы любим Еву Грин» - .
Андрей Гореликов. «Кино на баррикадах» (фильмы о событиях 1968-го) - .

[...] Бертолуччи создал своеобразный реквием по 60-м годам, в то время как революционные настроения захватили большую часть Европы. Ева Грин (это, кстати, был ее дебют на экране), Луи Гаррель и Майкл Питт - трое студентов, которые создают свой удивительный, полный эротики, любви друг к другу и к кинематографу мир, когда за окном бушуют студенческие волнения. В картине содержится множество отсылок к шедеврам мирового кинематографа: дань уважения Бертолуччи мастерам кино. [...] (Мария Воронова, «RG»)

Последний мечтатель: Памяти Бернардо Бертолуччи. [...] Второе дыхание открывается у Бертолуччи с «Мечтателями». Сегодня именно это самый популярный фильм режиссера, известный каждому студенту, хоть немного увлеченному кино. Такого же студента, невинного пухлощекого американца, ведут по миру революционного Парижа эти самые мечтатели - болезненно красивые брат и сестра, двуликое существо, призрак европейского эстетизма. Любовь втроем, красный сон, красные флаги - все это уже не только любование молодостью, но и утверждение о том, что двадцатый век в прошлом. Память об этом прошлом Бертолуччи словно бы чтит своим последующим десятилетним молчанием. [...] (Андрей Гореликов, «КиноПоиск»)

5 фильмов Бернардо Бертолуччи, которые навсегда останутся в истории кино. [...] Возможно, самый известный фильм итальянца - еще одна эротическая история в Париже, в которой сплелись любимые мотивы творчества Бертолуччи. Американский студент приезжает в столицу Франции прямо перед студенческими волнениями 1968 года. Здесь он знакомится с братом и сестрой, которые тоже обожают фильмы французской «новой волны», а еще спокойно относятся к инцесту и не против организовать эротически-любовный треугольник. Герои прячутся от проходящей за окном революции, с головой погружаясь в сексуальные эксперименты и обсуждения политику и идеологию, а потом выходят на улицы, смешиваясь с протестующей толпой. [...] (Алихан Исрапилов. Читать полностью ... - )

15 актрис, прославившихся в откровенных ролях. [...] Ева Грин. Когда итальянский классик Бернардо Бертолуччи предложил 22-летней французской театральной актрисе исключительно откровенную роль в драме «Мечтатели», родители и агент наперебой уговаривали Еву Грин не соглашаться. Они напоминали, что сыгравшая у Бертолуччи в «Последнем танго в Париже» Мария Шнайдер была психологически травмирована съемками секс-сцен и что «Танго» привело Шнайдер не к большому успеху, а к наркомании и попытке самоубийства. Однако Грин близких людей не послушалась и не прогадала. «Арсен Люпен», «Царство небесное», «Казино "Рояль"», «Золотой компас», «Мрачные тени», «300 спартанцев: Расцвет империи» - вот лишь самые известные голливудские и европейские блокбастеры, роли ... в которых актриса получила благодаря дебюту в «Мечтателях». [...] (Борис Иванов. Читать полностью - )

«Мечтатели» оказались уже третьим фильмом, в котором выдающийся мастер итальянского резко сменил стилистику и вообще, кажется, поставил себе задачу выразить совсем иное, чем прежде, мироощущение. Не просто исчезло эпическое дыхание, придававшее его произведениям 1970-80-х годов особую значимость и масштабность, позволявшей продемонстрировать механизм функционирования законов общества и истории предельно ясно. Но появилась такая воистину невыносимая легкость бытия, которой не наблюдалось и в лучших картинах Бернардо Бертолуччи того самого периода революционных потрясений, пьянивших воздухом свободы и жаждой радикальных перемен. Это вовсе не означает, что маэстро только теперь, подобравшись к шестому десятку лет и даже разменяв его, достиг вершин своего творчества. Однако определенно ... свидетельствует в пользу того обстоятельства, что Бертолуччи как никто из единомышленников доказал, доказал личным примером и с блеском, что художник такого масштаба навеки остается молод душой. (Корней Брусков, «Кино-Театр.ру»)

Автор «Конформиста», «Последнего танго в Париже», «Двадцатого века» в зрелом возрасте снимает картины об очень молодых людях: «Ускользающая красота», «Мечтатели», «Ты и я». «Мечтатели» рассказывают о революции 1968-го года во Франции. Но главные герои почти все время проводят вдалеке от политических событий. Брат и сестра Изабель и Тео знакомятся с американским студентом Мэттью и приглашают его пожить в своей квартире, пока их буржуазные родители в отъезде. В замкнутом пространстве троица (подстрекателем, конечно, является не скромный Мэтью) устраивает свою собственную революцию - разумеется, сексуальную. Причем, как и всегда у Бертолуччи, все это носит провокативно-откровенный и болезненный характер. К тому же не ... обошлось без инцестуального мотива. Герои одержимы не только сексуальными, но и синефильскими страстями: любовь к кино в годы революции была непременным атрибутом протестующей молодежи. Они без конца что-то инсценируют, цитируют, загадывают друг другу кинозагадки. Например, повторяют пробег по Лувру из фильма Годара «Банда аутсайдеров». В фильме появляется символ «новой волны» и альтер эго Трюффо Жан-Пьер Лео в роли самого себя. «Мечтатели» породили сразу трех звезд независимого кино. Одни из первых своих ролей здесь исполнили Ева Грин (у нее это вообще первая кинороль), Луи Гаррель и Майкл Питт. (Анастасия Гладильщикова, «Московские новости»)

Весной 1968 года в Париже было весело: рабочие бастовали, студенты били витрины, Марианне придали черты Брижит Бардо, генералу де Голлю становилось хуже с каждым днем, а Сорбонна превратилась в генеральный штаб. Мэтью (Майкл Питт), застенчивый паренек из американского захолустья, приехавший во Францию учиться, был чужим на празднике жизни - до тех пор, пока не встретил Изабель (Ева Грин) и ее брата Тео (Луи Гаррель), образцовых «детей 68-го»: буржуазные предки, цитатник Мао вместо Библии, сеансы в синематеке вместо лекций. Буржуазные предки свалят на дачу, а красивые дети с головой погрузятся в квазисексуальные игры, большей частью подсмотренные в кино или как-то с ... ним связанные. Бертолуччи из тех, про кого спрашивают: «А он еще жив?» - хотя итальянцу слегка за 60, и он бодр, как юноша. Автор нескольких эпохальных, без дураков, фильмов и некоторых устаревших через месяц после релиза, Бертолуччи в последние годы вдруг обрел даже не новое дыхание, а какое-то вообще другое. Это видно уже в «Ускользающей красоте», а в «Мечтателях» - особенно ясно: у режиссера появился драйв - то единственное, чего подчас не хватало в его фильмах 70-80-х. «Мечтатели», несмотря на всю свою клаустрофобичность и болезненный, как всегда у Бертолуччи, перегруженный символами эротизм, - крайне бодрое, энергичное, молодое кино. Возможно, седой Жан-Пьер Лео, который собственной персоной появляется, чтобы кричать у закрытой синематеки, как 36 лет назад, - это некоторый перебор. И, возможно, пиафовское "Non, je ne regrette rien" на финальных кадрах - это чересчур в лоб. Но тем не менее: Бертолуччи жив, определенно жив. (Станислав Зельвенский, «Афиша»)

[...] Создатель «Конформиста» и «Последнего танго в Париже» после серии суперэпических лент «ХХ век» и «Последний император» снова вернулся к габаритам, соразмерным человеку. Он сделал ностальгическую картину о времени студенческих волнений в Париже, когда новая сексуальная революция причудливо переплелась с краснознаменной вакханалией французских «левых». Это было еще и время повального увлечения кинокумирами: молодежь десятки раз смотрела любимые фильмы и знала их наизусть, как Библию. На этом фоне калифорнийский юноша, обалдевший от Парижа и бредящий кинематографом, получает приглашение от случайно встреченных в Синематеке молодых людей - брата и сестры - пообедать у них дома. Родители куда-то уезжают, и Мэттью остается ночевать. ... Всех троих объединяет любовь к кино, их постоянная игра - сымпровизировать сцену и угадывать, из какого она фильма. Мифология экрана смешалась в их головах с реальностью, они действительно классические мечтатели-романтики, живущие в своем закапсулированном мире, что частично объясняет неумеренную политическую активность поколения. В этом мире отменены условности и границы, там хотят делать любовь, а не войну, но ради этого готовы идти на насилие. Хотят жить импульсом: любое желание нужно немедленно удовлетворить, и строгий американский юноша, воспитанный в пуристских традициях Нового Света, поначалу ошеломлен нетрадиционными отношениями между сестрой и братом, а потом оказывается вовлечен и в эту игру, где тоже нет границ между любовью, прагматичным сексом и подростковой обостренной чувственностью. Все эротические мотивы, богатая коллекция которых представлена в творчестве Бертолуччи, здесь собраны воедино и заставляют некоторых критиков говорить о старческом вуайеризме, которому подвержен 63-летний режиссер. Но вполне откровенная картина не страдает ни пошлым любопытством, ни слюнявой сентиментальностью - она выписана чистой прозрачной акварелью, какая была характерна для Пазолини, с которым Бертолуччи сотрудничал в юности. Диалоги захватывают утонченной игрой ума, работа актерского трио филигранна, разнообразна в красках и очень обаятельна, все трое - Майкл Питт, Луи Гаррель и Ева Грин - обещают стать звездами. [...] (Валерий Кичин, «RG», 08.2003)

«Мечтатели» оказались уже третьим фильмом, в котором выдающийся мастер итальянского (да и мирового) киноискусства резко сменил стилистику и вообще, кажется, поставил себе задачу выразить совсем иное, чем прежде, мироощущение. Не просто исчезло эпическое дыхание, придававшее его произведениям 1970-80-х годов особую значимость и масштабность - вплоть до величавости, позволявшей продемонстрировать механизм функционирования законов общества и истории предельно наглядно. Но появилась такая, воистину невыносимая легкость бытия, которой не наблюдалось и в лучших картинах Бернардо Бертолуччи того самого периода революционных потрясений, пьянивших воздухом свободы и жаждой радикальных перемен. Это вовсе не означает, что маэстро только теперь, подобравшись к шестому десятку лет и даже ... разменяв его, достиг вершин своего творчества. Однако определенно свидетельствует в пользу того обстоятельства, что Бертолуччи как никто из единомышленников доказал, доказал личным примером и с блеском, что художник такого масштаба навеки остается молод душой. Молод и дерзок в такой степени, о какой большинство коллег не могло бы и мечтать. А вот он осмелился. И не просто мечтать, но - сохранить верность Мечте даже по прошествии трех десятилетий, когда ее бесплодность и, хуже того, вредность мало у кого вызывали сомнения. Бертолуччи и сценарист Гилберт Адэр отнюдь не оправдывают своих мечтателей. Равно как и не осуждают. Было бы в равной степени глупо и наивно оправдывать или осуждать их и в смелых сексуальных играх на грани дозволенного1, и в политических пристрастиях, и, разумеется, во всепоглощающей любви к «седьмому искусству». Все три составляющие жизни, словно по числу китов, на которых, сообразно древним представлениям, держалась Земля, переплелись настолько тесно и причудливо, что... Да, мечтатели. Но мечтатели невинные2, почти как агнцы, приносимые на заклание. Авторы ненавязчиво и как бы случайно указывают на тончайшую связь между разными материями, сосуществующими в мире. Когда высокие заветы классиков, запечатленные на целлулоидной пленке3, сопрягаются с глубоко интимным и... разбиваются о грубую социальную действительность, представления о которой идеалистически настроенных «детей мая 68-го»4 воистину сродни мечтаниям. И финал - трагичен. Но это не есть осуждение и уж тем более - приговор. Наличествует лишь понимание и осознание, а также - стремление донести о том грядущим поколениям. Авторская оценка: 7/10. 1 - Правда, режиссер в итоге отсек при монтаже самые вызывающе смелые, перверсивные кадры, несовместимые с понятием невинности. 2 - Не случайно вторым названием фильма является именно такое. 3 - Диалоги и остроумные реконструкции эпизодов из фильмов целого ряда гениев (от Чарльза Чаплина и Николаса Рэя до Жана-Люка Годара), греющих сердце любому киноману, сразу же выдают родственную душу и в персонажах, и в самих авторах. 4 - Кстати, режиссер убедил многих из них (например, Жана-Пьера Лео, выступающего с пламенной речью в поддержку Анри Ланглуа) предстать в качестве... самих себя. (Евгений Нефедов)

В мечтах - как в Греции. Для самой непритязательной части публики в «Мечтателях» есть хорошо снятая порнушка. Для социально встроенной публики порнушка идет на фоне молодежной революции в Париже в 1968 году. Для любителей кроссвордов это в первую очередь - Бертолуччи с возможностью потасовать его «Стратегию паука», «Конформиста», «Последнее танго в Париже», «Двадцатый век» и пенсионную склонность последних лет к лишению девственности. Фильм заведомо не шедевр, поэтому тасовать можно до бесконечности. В то же время заведомо он - не ноль, так как Бертолуччи старается, и безупречно вплетенные в сюжет кадры из «Белокурой Венеры», «Цилиндра», «На последнем дыхании», «Отдельной банды» не ... замыкают его на себе, любимом, а размыкают на любом из публики. Однако порнушка, киномания и социум в самом фильме неразделимы, так как из их связи, если вдуматься, состоит каждый миг. В целом фильм сделан про то, что Бертолуччи, на манер греческих философов Зенона и Парменида, достало течение времени как таковое - вот как оно идет, идет, идет и все портит. Революции захлебываются, любовь забывается, кино кажется устаревшим. Но неслучайно герои «Мечтателей» встретились во Французской синематеке, о которой во времена Зенона и Парменида можно было только мечтать. Неслучайно парижские близнецы, брат с сестрой взяли в свою компанию заезжего американца. Он знал старый Голливуд как самого себя. Неслучайно затем в их инцестуальные игры он втянулся на почве киношного прикола. Ведь когда секс при любой свободе завел в бесконечные дебри, потому что со временем все равно надо выбирать (либо близких родственников, либо всех подряд чужаков), когда молодежная революция вообще позвала на баррикады (где все выбрано без тебя) - только кадр уходящего американца (пока близнецы, застывшие на передовой, пользуют по назначению коктейль Молотова), в конце концов, вместил в себя все, случившееся в картине. Под упрямство вечной Пиаф («Нет. Не жалею. Не жалею») время вдруг остановилось, и это возможно лишь благодаря кино. «Остановись, мгновенье» для Бертолуччи все-таки до сих пор - кинокадр, беспричинно и бесконечно самовозрастающая стоимость. Врезки из других фильмов - только приманка к моменту «кино», поскольку весь фильм тихо-скромно цитирует фишки Новой волны и старого Голливуда. Приманка к «моменту», в котором кино - весь показанный быт, бюстик Мао, афиши, партячейки, разговорчики про Вьетнам и про Красную книжечку, а также папа с мамой (тут и «папино кино», и «после Освенцима не может быть поэзии», и все равно жизнь до пенсии за счет родителей - ее последние времена). Даже тема инцеста была в киномоде именно в тот момент. В 1965 году одновременно вышли «Постель для брата и сестры» Шемана и «Туманные звезды Большой Медведицы» Висконти, а годом раньше - «Перед революцией» самого Бертолуччи, где мальчишка влюбился в родную тетушку. По части секса как вечной ценности фильм тоже расстарался. На роль сестры-близнеца Бертолуччи нашел дебютантку Эву Грин, великолепие бюста которой даже несколько чересчур при таком великолепии талии. Братец-красавец (Луи Гаррель) и американец (Майкл Питт) дают тоже предельное сочетание страсти и юмора. Вообще юмор идет в фильме именно от секса, и это опять же неслучайно. Секс легко проверяется юмором, их не совмещают обычно как раз от греха подальше. Так что в итоге мечта любого остановленного мгновенья - смех, секс, и чтобы все было видно, и никаких дряблых тел, и морщинистых лиц, и никакой импотенции. Поэтому для шедевра не чего-то «не хватило», а ровно наоборот. В слишком личном знании той поры, в слишком личном к ней отношении Бертолуччи перестарался. Он хотел все-все-все успеть, чтобы время остановить, и постепенно в драматургии смешного стало меньше, а затяжных разъяснений больше. Но порой, чтобы все стало ясно, не надо разжевывать все. Именно от разжевывания получилось слегка мутновато и вымученно. Хотя последний кадр - нормальный, остающийся. (К. Тарханова, «Фильм.ру»)

Молодежная ретро-драма. Как только стало известно о съемках нового фильма Бернардо Бертолуччи, давно признанного классика мирового кино, интриговало, прежде всего, то, что его картина посвящена событиям «красного мая 68-го» в Париже, когда на улицы вышли бунтующие студенты. А история запутанных любовных отношений троих молодых героев - брата и сестры, являющихся французами, и их нового знакомого-американца - лишний раз должна была свидетельствовать о косвенном возвращении итальянского режиссера спустя 31 год к проблематике собственного шедевра «Последнее танго в Париже», который был воспринят в качестве своеобразного реквиема по «бурным шестидесятым». Кстати, эту этапную ленту Бертолуччи снял всего лишь в возрасте тридцати двух лет. ... А «Мечтатели» - произведение 63-летнего автора, то есть мудрого и опытного вдвое по сравнению с прежними временами. И следовало ожидать, что он действительно переоценит прошлое с современных позиций, взглянет на то, что владело умами и чувствами молодежи 60-х годов XX века, уже с определенной исторической дистанции, подведя некий итог в своем художественном и философско-политическом анализе минувшего столетия, насыщенного многими общественными потрясениями. Нельзя сказать, что в последней по времени работе этого мастера кино нет попытки обнаружить корневой конфликт эпохи - противостояние между деяниями и мечтаниями, надеждами и разочарованиями, миром экстравертным и интровертным. Его юные персонажи-студенты, захваченные водоворотом сексуальных страстей и маний, не то чтобы сознательно, а скорее - повинуясь природным инстинктам, все-таки предпочитают укрыться в стороне от бурлящих кварталов Сорбонны, хотя и встретились именно в толпе демонстрантов, которые протестовали против увольнения Анри Ланглуа с поста директора Французской синематеки. Кино ведь тоже - сплошная иллюзия, одна лишь фикция, притягательный мираж, своего рода обман зрения. Вот и развлекаются Изабель, Тео и Мэтью как раз тем, что вспоминают о просмотренных фильмах, постоянно цитируют их, загадывают друг другу загадки в жизни, столь похожей на киновикторину. То же самое с несомненным удовольствием делает и Бернардо Бертолуччи, который формировался под влиянием французской «новой волны», с ранней юности привык видеть реальность как бы через призму кинематографа. Помимо фрагментов из фильмов «Лицо со шрамом», «Уроды», «Королева Христина», «Цилиндр», «На последнем дыхании» и «Особенная банда», он также приводит в закадровой партитуре музыкальные фразы из лент «400 ударов» и «Безумный Пьеро», радуя синефилов еще одной возможностью насладиться прежним кино, которого уже нет и не будет. Не так ли минуло в туманное небытие и то безумное время, когда его невольных заложников захлестывали различные революции - от политической до сексуальной. Все это давно исчезло без следа, растворилось без остатка, превратилось в эфемерную грезу. Но тут-то и скрыт главный парадокс картины «Мечтатели», которая заявлена как философско-политическая ретро-драма с эротическими моментами, а оказалась низведенной в финале до весьма куцего вывода, который к тому же вложен в уста заезжего сосунка из Америки, посмевшего поучать ровесников-европейцев, как им следует относиться к революционной действительности. Да и эпизодический образ отца-поэта, который уже не находит общего языка со своими так и не выросшими детьми Изабель и Тео, тоже является своеобразной ремаркой Бертолуччи, явно сделанной из нынешних времен. Оказывается, все было без толку и зря - героические смерти одних на баррикадах и неюношеская расчетливость других, которые словно предвидели, что бунт кончится обуржуазиванием и самодовольным существованием прежних революционеров. И фильм, к сожалению, не лишен впечатления усталого и вялого, выморочного и искусственного повествования разуверившегося творца, которого не может взбодрить даже сексуальная возгонка в виде обнаженных юных тел, любви втроем, инцеста и потери девственности на кухонном полу. Оценка: 6/10. (Сергей Кудрявцев)

Секс, кино и рок-н-ролл. Знаете, подобный фильм совершенно не ждешь от режиссера монументального шедевра "Последний император" или интеллектуальной экзотики "Под покровом небес". Оригинальность материала и легкое настроение несколько выбиваются из ряда серьезности многих предыдущих работ. Как и многие великие ленты, "Мечтатели" - о времени. В головокружительном погружении в эпоху, блистательной передаче духа конца 60-х заключается одно из главных достоинств фильма. Франция в обозначенный период являла собой интересное место: культурная революция в воздухе; почти настоящая на улицах; сексуальная - внутри очищенных от уехавших в продолжительный отпуск родителей квартир; свобода как главная ценность. Тема лично мне очень интересна и верилось, что итальянский ... мастер не подведет. "Мечтатели" - картина стопроцентно "детям до 18", но при этом насилия в ней почти нет, так же, как и вульгарной речи. Да, обнаженные тела и очень откровенные сцены здесь не редки, но открытая пошлость успешно избегается, оставляя место чувственности и искренности. (К слову, очень интересно наблюдать за рейтингами, выдаваемыми цензорами разных стран: американские буквоеды поставили самый жесткий из возможных - NC-17, в то время как французы искренне верят, что к просмотру можно допускать двенадцатилетних). Воплощает ли Бернардо в жизнь свои сексуальные фантазии - это, скорее всего, останется неизвестным, однако характер отношений между героями является катализатором картины. И отношения эти порой очень смешны. Юмор удачно совмещает как привычную, и, похоже, неизбежную часть "ниже пояса", так и нечто предельно своеобразное, запрыгивающее в неизведанные глубины человеческого естества. Местами смешно просто до колик, однако причина собственного смеха не всегда очевидна. Это очень специфическая, тонкая и потому драгоценная материя, для воплощения которой в жизнь необходима телепатическая связь между создателями и внимающими виртуальный свет. Иногда сразу же после очередного комического эпизода авторы выдают кадры предельно серьезные и даже шокирующие. В бесконечных контрастах генерируется тот самый электрический разряд, создается химическая реакция между зрителем и безразмерным серебряным экраном, нашим окном в идеальный мир. Все, что требуется - убедить нас в реальности этого мира. И тут Бертолуччи на высоте. Происходящее выполнено с тем самым качеством, которого ждешь от гения кинодрамы ХХ века. Актеры превращаются в живых, запоминающихся, самобытных персонажей, адекватно показывающих отношения людей очень близких и бесконечно далеких одновременно. А большинство зрителей, готов спорить, ни одного из них не узнает, и титры им ничем не помогут. Хотя Еву Грин рекомендую запомнить крепко-накрепко. Выходя с очередного летнего блокбастера, вы будете знать, где она дебютировала. Прекрасная камера и чудный свет прилагаются бесплатно. Ритм, слова того времени в устах правдивого Хендрикса, завораживающей Джоплин, гипнотического Моррисона. Звучат эти пульсации как лучшая музыка на свете (пожалуй, таковой она и является). Сценарий определенно радует. Диалоги об искусстве, кино, музыке и политике по кусочкам выстраивают атмосферу и пропитывают ленту содержанием. Прямые параллели между происходящим и кадрами черно-белых классических фильмов демонстрируют прекрасный вкус авторов, широту их фантазии и подлинную увлеченность. Что уж совсем приятно, дубляжа просто не замечаешь, настолько он здорово выполнен. "Мечтатели" - произведение, сотворенное киноманами о киноманах и для киноманов. Они как весенний ветер, освежающей волной накатывающийся на осточертевшее однообразие светового потока, который проходит сквозь пленку с непременно многомиллионным наполнителем. Это штучная работа, а не промышленное, конвейерное производство. Бернардо, будучи признанным классиком, уже перерос обычный нарратив: он не рассказывает, а провоцирует зрителя. В мире всего быстрого, усредненного, стандартизованного и заранее просчитанного подобное нельзя не ценить. (Владимир Бычинов, «КГ-Портал»)

Да sex! Да drugs! Да Rock'n'roll!!! Герои «Мечтателей» курят траву под «Doors», совокупляются под Дженис Джоплин и метают коктейль Молотова в омон под Джимми Хендрикса. Великий режиссер затеял весь аттракцион, чтобы на полтора часа вернуть себе молодость. Бернардо Бертолуччи - живой классик, из числа тех, чьи имена произносятся благоговейным шепотом по особо важным датам. Феллини, Висконти, Пазолини, Антониони (последний, слава Богу, здравствует) для итальянского и мирового кино все равно что апостолы-евангелисты для христиан или Ленин-Мао-Че Гевара для анархистов-антиглобалистов. При всем том, что Бертолуччи едва перевалил на седьмой десяток, он полноценный замыкающий в цепи великих имен. Режиссер бодр, свеж, раскован и, ... судя по «Мечтателям», все так же молод душой. В «Dreamers» (сам режиссер предпочитает перевод «Видящие сны») Бертолуччи возвращается в пору своей зрелой молодости, в май 1968-го, когда вчерашний ассистент скандального гея-социалиста Пьера-Паоло Пазолини только готовился снимать свои шедевры - «Конформист», «ХХ век» и «Последнее танго в Париже». Для тех, кто в мае 68-го по какой-то причине отсутствовал, напомню: в это время в Париже произошла молодежная революция. Студенты-гошисты («леваки», по-нашему), все как один поклонники Троцкого и Мао, устроили грандиозный бунт против генерала Де Голля (тогдашнего Путина), с баррикадами и битьем полиции. (Пересмотрите замечательную комедию «Побег» с Виктором Лану и Пьером Ришаром, там все показано). Впрочем, в романе Гильберта Адэра, по которому сняты «Мечтатели», главное место занимает странный любовный треугольник, а не политические баталии. Только не ожидайте от «Мечтателей» сногсшибательной эротики или очередной истории про «странную любовь» втроем. Даже строгий белорусский Госрегистр не стал портить фильму прокат штампом «эротический», ограничившись четырьмя звездочками («до 18 лет»). Правда, эротика, а точнее обнаженная натура, и, даже, крупным планом, в фильме присутствует. В 1968 такой прием сработал бы неотразимо, но в эпоху глобального порно-интернета совместное купание в ванне одновременно трех человек вызывает только один вопрос: а как они туда поместились? Кроме того, все пикантные моменты сняты в фирменном стиле Бертолуччи - в отличие от Тинто Брасса маэстро Бернардо волнуют не чувства грешников, а та идея, которая заставляет людей заниматься «нетрадиционным» сексом. Двое из участников трио - брат и сестра, но довольно прозрачные намеки на инцест, которыми переполнен фильм, так и остаются намеками, придавая картине несколько ханжеский оттенок. То, что команде Бертолуччи в ню-сценах безусловно удалось - сногсшибательная игра красками и постоянные отсылки на шедевры классической живописи. Словом, фильм чертовски красив. То, что Бертолуччи всегда интересовал, собственно, не сюжет, а сама Идея, которой посвящался очередной фильм, было заметно давно. Ведь он воспитанник старой школы, в которой каждое произведение искусства было в первую очередь посланием человечеству. И даже поздние шедевры Бертолуччи «Последний император» и «Маленький Будда» тому яркое подтверждение. Герои «Мечтателей» много треплются о необходимости революции, перестройки буржуазного мира, стены их квартиры увешаны портретами Мао и Гевары, но выйти непосредственно на улицы и взять в руки коктейль Молотова им приходится только в конце, когда студенческий бунт насильно вытряхивает их из детской колыбели. Двадцатилетние мечтатели-синефилы погружены в иную, кинематографическую реальность, и реальность настоящая, взрослая и не киношная, врывается в их сон грубым булыжником - оружием взбунтовавшегося поколения «Года неспокойного Солнца». Упаси бог, Бертолуччи никого не призывает к бунту! Но при всем смаковании сладких («Секс, Драгс и Рок-н-ролл!») подробностей вольной стихии студенческого бунта, Бертолуччи строит фильм не как сплошную ностальгию по безвозвратно ушедшему. Хотя и завершаются «Мечтатели» программным произведением Эдит Пиаф «Non, je ne regrete rien» - «Нет, я ни о чем не жалею». (Антон Сидоренко, «Кинопарк»)

Куда приводят мечты. Киноманское зриво. Парижская весна 1968-го: в воздухе пахнет революцией... На улицах - демонстрации студентов и рабочие забастовки. Мэттью, паренек из американского захолустья, приехавший учиться во Францию, так бы и оставался чужим на этом «празднике жизни», если бы не встретил однажды Тео и Изабель, брата и сестру - образцовых «детей 68-го». Эти двое открывают невинному янки совсем другую реальность - мир синематографа, который становится их жизнью, завладевает умами и душами. А стоит только родителям Тео и Изабель съехать на время с квартиры, они поселяются втроем, чтобы начать играть в кино. Каждый их поступок отныне - цитата из фильма, ... который надо правильно назвать. Ошибся или не узнал - отрабатывай сексуальное наказание. Скорее всего, плохо скрываемая цель забавы - как раз и есть проигрыш... Рискованные обнажения, коллективные купания, намеки на инцест, публичная мастурбация и дефлорация - широкий набор чувственных развлечений двух парней и девушки в парижской квартире в отсутствие родителей, - еще одна составляющая этой игры с угадыванием ролей, фильмов и актеров. Постепенно она начинает превращаться во все более сложную паутину психо-сексуальных отношений и приводит к тому, что с виду такая опытная Изабель будет лишена невинности последним американским девственником. В эту минуту счастливой жизни бывших сиамских близнецов, до поры удачно убегавших от суровой реальности в иллюзорный мир своей гипертрофированной и замкнутой друг на друге сексуальности, придет конец. Бертолуччи искренне объясняется здесь в любви классикам кинематографа и духу свободы 1960-х, эпохе последней европейской революции и юношеских грез. Кажется, впервые он вдохновляется не абстрактной идеей, а очень конкретным личным чувством, именуемым ностальгией. Возможно, лучше всего оно отрефлексировано в строчках: «Если тебе повезло, и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж - это праздник, который всегда с тобой». Бертолуччи воспроизводит реальные парижские события 68-го, вплоть до массовых демонстраций негодования по поводу скандального увольнения гуру парижских кинофилов Анри Ланглуа, директора Синематеки - священного места французских интеллектуалов конца шестидесятых. Тогда пикеты у Синематеки стали началом настоящей уличной войны молодежи с правительством и привели к политическому кризису в стране. В том же году в знак солидарности с молодежью единственный раз в истории был прерван Каннский фестиваль: Франсуа Трюффо лично вцепился в занавес Дворца фестивалей, чтобы не допустить показа очередного фильма. В те годы кино было синонимом политической жизни и паролем свободы, занимая в сознании молодых то место, что чуть позже будет отдано рок-музыке. А знаменем борьбы тогда были фильмы Годара и сам лидер «новой волны». Знание этих фильмов и способность их цитировать были чем-то вроде пароля молодежного братства, своего рода тестом на продвинутость. Мечтатели Бертолуччи в одержимом стремлении испытать все более острые чувства не останавливаются ни перед чем: приковывают себя наручниками к Синематеке, сотрясаются в оргазмах, бросают в полицейских коктейли Молотова... Молодые парижане 1968-го не могут усидеть в четырех стенах богато обставленной квартиры, тем более после того, как в окно влетает «булыжник пролетариата», пробудивший мечтателей от коллективного суицида - очередной попытки совершить путешествие в мир совсем иных грез. Фильм четко обозначает линию разделения европейской и американской культур: быстро наигравшийся Мэттью пытается облагоразумить Изабель и Тео, уговаривая их повзрослеть и начать жить нормально. Но они продолжают мечтать - о кино, кризисе буржуазии, Мао, борьбе с полицией. Поэтому бурный тройственный роман так же стремительно затухает. И хотя мы уже знаем, что эти последние романтики, эти «дети цветов» вырастут потом во вполне преуспевающих буржуа, а сексуальная революция сменится политкорректной приверженностью к семейным ценностям, апофеозом консервативности через 30 лет станут пятна на платье Моники Левински. Финальный кадр с уходящим Мэттью символично вмещает в себя все, случившееся в этой чувственной картине о нескольких нежных днях, непосредственные искушения которых вряд ли доступны сегодняшнему поколению, зараженному синдромом Билла. Оценка: 7.5/10. (Малоv, «SQD»)

Секс, кино и революция втроем. «Мечтатели» Бертолуччи возвращают нас к старой триаде. Все так и не так. Бертолуччи слишком большой художник, чтобы использовать свое кино как приспособление из секс-шопа. А без ностальгии и искусства не бывает: даже первый стих, сочиненный пылким юношей, сублимирует его небогатый, но жизненный опыт. Что касается обнаженки, то кого ею удивишь! В любом случае перед нами не порнушка и даже не сексушка: герои картины интересней в спорах, чем в простейших физических действиях. А главное в фильме - мощнейшее излучение фона, на котором развиваются интимные отношения троих в клаустрофобском пространстве парижской квартиры. Фон и смысл - знаменитые ... студенческие волнения 1968 года. Они начались - теперь трудно вообразить - с волны протестов против увольнения Анри Ланглуа, основателя знаменитой парижской Синематеки. Пикеты у Синематеки стали началом настоящей, с баррикадами, уличной войны с косным правительством и привели к политическому кризису во Франции. В знак солидарности с молодежью впервые в истории прервали Каннский кинофестиваль, и лично Франсуа Трюффо крепко вцепился в занавес Дворца фестивалей, чтобы не допустить показа очередного фильма, - тогда не повезло Карлосу Сауре с его "Мятным коктейлем". Члены жюри в едином порыве сложили полномочия. Помнить об этом важно для адекватного восприятия нового фильма. Кино в те годы было эпицентром политической жизни, паролем вожделенной свободы для молодежи; фильмы Годара и сама фигура предводителя "новой волны" стали ее знаменем, идеологией, искрой, из которой разгорится пламя. Знание этих фильмов наизусть, способность их цитировать - пароль молодежного братства, тест на политическую активность и сознательность. Кино занимало в сознании молодых такое же, а может, и большее место, чем позже занял рок. Секс был одной из составляющих движения. Сексуальная революция корнями спуталась с политическими движениями, раскрепощенный секс тоже стал символом свободы. Это полузабытое опьянение времени замечательно воссоздает фильм Бертолуччи, повергая бывших, ныне седовласых леваков в сладкий сон ностальгии по бунтарской юности. Для самого Бертолуччи эта триада: секс + кино = политика - определила характер всей его жизни в искусстве. В 24 года он снял "Перед революцией", в 31 год впрямую связал секс с политикой в "Конформисте", в 33 года сделал скандальное "Последнее танго в Париже", позже вернулся к теме непрочного духовного лидерства, обратившись к властным и по-своему трагическим фигурам "Последнего императора" и "Маленького Будды". В "Мечтателях" триада снова воссоединилась в сюжете, где герои 60-х опять молоды и готовы к бунту. Это Мэттью, американский провинциал, приехавший в Париж изучать язык и бегающий в Синематеку смотреть классику. Это близняшки Тео и Изабель, с которыми он сошелся на почве фанатической любви к кино. Он кажется им наивным американским теленком, которого еще нужно воспитать, дотянуть до политически бурлящей и сексуально свободной Европы. Кино для всех троих - весь свет в окошке, оно более реально, чем реальность, во всяком случае серьезнее, значительнее и важнее для судеб человечества. Даже китайская культурная революция для героев картины - лишь грандиозный фильм, который разыгран в реальности и где Мао - гениальный режиссер. Мысль, при всей парадоксальности, куда как серьезна и кочует по эпохам. В интервью с Никитой Михалковым в конце 90-х я спросил автора "Сибирского цирюльника": "Можно срежиссировать целую страну?". "Конечно, - был ответ. - Разве президент не режиссер? Что такое режиссура, как не создание мира?". Кино воплощает не реальность, как многие полагают, а субъективные идеалы и концепции мира, из которых многие оказались, ура, или чаще, увы, воплощенными в жизнь. И конечно, картина доставит особое удовольствие синефилам. Не тем, кто чувствует себя Колумбами, насмотревшись исключительно Ким Ки-Дука с Тарантино, а тем, кто дал себе труд поинтересоваться, не было ли чего интересного и прежде и откуда вообще растут ноги. Изабель в фильме имитирует Грету Гарбо в "Королеве Кристине", и это сразу распознают, с восторгом подхватывают Мэттью с Тео. Это распознают и в зрительном зале, поддаваясь обаянию нестареющего великого искусства. "Мечтатели" резвятся вокруг фильмов Годара и Трюффо, Чаплина и Китона, актерские импровизации юнцов сменяются цитатами из киноклассики. Герои спорят и в этой игре-викторине требуют штрафов в виде храбрых сексуальных упражнений, а к финалу, истощенные, выползают на улицы Парижа и находят там баррикады - романтически вздрюченная триада, как всегда, замыкается на политике и неизбежной ее спутнице - крови. Счастливую возможность вернуться в бурную молодость своего поколения Бертолуччи увидел в романе английского писателя Гилберта Адэра, который, собственно, и придумал эту историю. Адэр почти ровесник Бертолуччи, секс тоже стал постоянным мотивом и движущей силой его героев. Так, он заинтересовался генезисом "Смерти в Венеции" и в романе "Настоящий Тадзио" раскопал подлинную историю увлечения Томасом Манном фантастически красивым, но уж совсем десятилетним поляком. Роман "Любовь и смерть на Лонг-Айленде", экранизированный в 1998 году, повествует о безумной страсти стареющего писателя к юному голливудскому идолу американских подростков - и книга, и фильм полны замечательной самоиронии, это своего рода трагикомедии, где зафиксированы причуды человеческих натур и судеб. Гомоэротический подтекст здесь не выведен в отдельную экзотическую резервацию, а стал частью все того же сексуального бунта. "Мечтатели" полны печальной зависти к собственной юности: с высоты лет она кажется автору недосягаемо яркой, полной прекрасного накала страстей, новым поколениям не доступных и без продолжения истлевших бесследно. Роману предпослан эпиграф из Шарля Трене: "Что осталось в итоге от нашей весны? / Пожелтевшие письма, поблекшие сны / и навязчивый старый мотив, / сводящий с ума...". Здесь для Бертолуччи все сошлось и все сгодилось: так обитатели киплинговских джунглей распознают друг друга по запаху: "Мы одной крови, ты и я!". В романе выстроена все та же неумирающая в веках триада: секс - искусство - политика, все та же драма ушедших в песок иллюзий. Она зеркально отражает исчезнувшее время, но в ней живы опознавательные знаки для всех поколений. И каждое, если даст себе труд вслушаться, почувствует все то же волнение: "Мы одной крови...". Поэтому слюнявости воспоминаний в фильме нет. Он упруг, энергичен и несет неистребимый дух бунта. Возможно, именно здесь Бертолуччи нашел алхимический рецепт эликсира, скрепляющего связь веков. (Валерий Кичин, «RG», 03.2004)

Называть этот фильм провокационным стало таким же общим местом, как называть его автора - живым классиком. Так и тянет порассуждать о сексуальной подоплеке, о дедушке Фрейде, о революции в умах и брожении в них же. Хочется вволю повосторгаться животворным ветром французских шестидесятых и американских тридцатых. Заедает ностальгия о старом кино, которое важно было смотреть на первом ряду, а не на последнем. Обо всем хочется сказать-поделиться, но не складывается головоломка, словно ты не один фильм посмотрел, а эдак с десяток: коротких зарисовок, исполненных в одних и тех же декорациях, но снятых о разном, совсем о разном... «Ностальгия». Какие были молодые, как ... тонко чувствовали. Были времена, когда деревья уже были старыми, а они - еще совсем молодыми. Бурный восторг от грандиозности грядущего мира, от мощи собственных сил, исполненных юной разрушительной созидательности. Бертолуччи-юноша смотрит на самого себя, дряхлеющего, уже почти не понимающего бурю своей молодости, когда любой вопрос имел простой и очевидный ответ. Двигайся, старик, мы идем, свободные и беззаботные, лишенные буржуазного страха перед будущим, революционеры балконов второго этажа. Придет время, и состоявшемуся художнику придется платить за грехи молодости, но попытка к бегству уже не удастся, потому что время ушло, затерялось в этих лабиринтах баррикад и дверей. Очень грустное кино о неизбывном и безвозвратном, о бессмысленности порывов, без которых все равно - не жизнь, а так, прозябание за закрытыми дверями и целыми покуда окнами. Важно - погулять вволю по пустым улицам, наполненным только тобой и этим ливнем. Важно - задержать этот миг, одолженный у других, но вернуть его придется. Обязательно придется. «Андалузский пес». Весь перемешанный, перемонтированный изобразительный ряд «Мечтателей» построен на противопоставлении мира хаотической нашей реальности гламурному, чистому даже в своей выстроенности, нарочитой запутанности миру «старого» кинематографа. Киномания и синефилия в запущенной форме просто давит с экрана. Нам сегодняшним с засильем «голливудщины» (которую ваш покорный слуга, к слову, не признает за таковую), с открытым противостоянием этому засилью со стороны «независимого» кинематографа, нам, привыкшим к безумной клановой войне за души и любовь зрителя, нам, напрочь отвыкшим от незамутненного восприятия демонстрируемого образа, очень непросто представить себе времена, когда можно было смотреть фильмы - хорошие и плохие, немые и звуковые, цветные и черно-белые - не пытаясь их раскладывать по полочкам, а просто смотреть, любоваться, содрогаться от увиденного и тут же плакать от умиления. Ты наш, ты наш. Какая разница, кто более велик - Чарли Чаплин или Бастер Китон! И чечетка потолком выше, кажется, куда более благородным безумием чем современные изощрения пост-постмодернистского настоящего. Бертолуччи словно поет гимн возвращению простоты и чистоты, ей почти настало время, ведь и самый утонченный киноцитатник может стать простой и безыскусной палитрой, которая порождает картины, доступные любому - ибо незамутненный глаз, если он глядит с любовью, с обожанием, может получить приятственный опыт там, где иному суперзнатоку видятся лишь образы и мифы. И эти полубезумные запутанные коридоры, утыканные старыми полупрозрачными книгами, ржавыми трубами и осыпающейся барочной лепниной, в которых прячется убитый на время мир старого кино, он может стать таким простым и красивым - не обращай только внимания на все лишнее, наносное, очисть внутренний мир, посели там двух плюшевых медведей и одну безрукую Венеру. Так будет лучше, так будет проще. Только покуда, т-ш! никому не говори о своем открытии и не пускай туда чужих. Ну их с ихними симулякрами и постмодернизмами. Учимся жить и снимать кино заново. «Ленин в октябре». Вообще, нашему человеку сложно понять, когда у жителей вполне себе буржуазной страны на полочках разложены бюстики Мао и Ленина, а по стенам развешены плакаты соответствующего содержания. Ладно, был бы какой команданте Че Гевара, мы бы поняли, но что на полном серьезе можно рассуждать о «культурной революции» и хунвейбинах как о пути в светлое антикапиталистическое будущее - это выше нашего понимания. Прожигая жизнь в смутных своих недожеланиях, молодые, весьма образованные и обеспеченные родителями люди предпочитают своей жизни то, о чем ничего не знают, но что влечет их своей инакостью. Хуже, чем здесь и сейчас, быть не может, вот что было девизом бурных молодежных волнений во Франции, где те славные деньки. Устами американца-пацифиста Бертолуччи горько спорит с самим собой, со своей молодостью, с тем юным задором праведного гнева, что царила в те далекие годы. Революция казалась тогда снова возможной, но во что вырождаются попытки борьбы с серостью бытия с помощью вывороченного булыжника - мы-то знаем, знает и режиссер, не оставляя себе возможности отменить приговор. Борьба студентов конца XIX века с серостью жизни на одной шестой части суши привела к такому расцвету серости, какую, пожалуй, может переплюнуть лишь коммунистический Китай времен прихода к власти тех самых хунвейбинов. Режиссер все знает, но воссоздает картины конца французских шестидесятых от лица себя бывшего, позволяя себе теперешнему лишь горько усмехаться вослед. Придут полицейские и устроят побоище на развалинах несостоявшихся баррикад. Но что то побоище по сравнению с площадью Тяньаньмэнь? Или событиями в Венгрии и Чехословакии? Хотя... ведь альтернативой такой смерти их молодости была бы только смерть от старости! «Эммануэль». И все эти круто намешанные сюжетные, стилистические, философские линии не смогли бы существовать без главного - бесконечно фрейдистской, жесткой, временами шокирующей и даже пугающей самих персонажей эротики. Все эти суицидальные мотивы, эта какофония окружающего бытия оказывается невероятно сексуальной, акцентированной на вторичных и первичных половых признаках, на физиологии, комплексах, страхах и желаниях покуда недоступного. Братья, сестры, сиамские близнецы, детская игра в доктора, укрывательство, виртуализация собственной жизни. Все это наполняет экранное действо, но вместе с тем фильм почти лишен обыденной нынче порнократии, на фоне иных скандальных картин этого сезона он почти целомудрен, без акцента на нарочитую сексуальность, что используется лишь как тонкий, но острый медицинский инструмент, который лучше заменить терапией. Бертолуччи явно предпочел сказать больше, нежели сказать это громче. Полторы постельных сцены на весь фильм плюс шикарный бюст Евы Грин, дефилирующий тут и там, нонче этого мало для полноценного зрительского шока. Да и скучно ведь это, батеньки. Да и ставил ли пред собой автор снять именно скандальное кино? Что-то мне подсказывает, что за ажиотаж вокруг фильма режиссер должен ругать (или хвалить) исключительно пишущую братию, исконно предпочитающую нормальному анализу картины выкрики с места: «порнография», «инцест», «любовь втроем», как много слов, а все - мимо. Собственно, ничего вышеперечисленного в фильме и нет. Даже легкая натуралистичность в паре кадров - ну правда, детский лепет по сравнению с адептами жанра навроде Катрин Брейя. Фильм не об этом, совсем не об этом. Фильм - о мечтателях, и о том, куда приводят мечты. (Роман Корнеев, «Кинокадр»)

Около года назад в издательстве "Иностранка" вышла книга Гилберта Адэра под названием "Мечтатели". Этакое танго в Париже для троих юных созданий. Фоном служит 1968-й год с его баррикадами и студенческими восстаниями. Музыкальным оформлением - "Интернационал", льющийся из тысяч молодых глоток за окном. Адэр выстраивает бытовую утопию на трех уровнях: сексуальном, социальном, кинематографическом. Как правило, все утопии имеют склонность заканчиваться кровью и душегубством. Все в абсолютно равных пропорциях - и любовь, и смерть. Бернардо Бертолуччи показал нам книгу Адэра своими глазами. Мы увидели, что "этакое танго в Париже" из первого абзаца - действительно, то самое; Бертолуччи не удалось оправиться от своего ... фильма тридцатилетней давности, безусловно, самого важного фильма не только в карьере Б.Б., но возможно, во всей истории кинематографа. Мы увидели также, что самого режиссера эта зависимость нисколько не тяготит. Так почему она должна мучить нас? "Мечтатели" возвращают нас в Париж 1968. Юный денди-американец Мэттью (Майкл Питт) в Синематеке легко сходится с теми, на кого он хочет походить - братом и сестрой, близнецами Тео и Изой (Луи Гаррель и Ева Грин). Происходит их сближение на фоне недооцененных американских фильмов вроде "Коридора Шока" (1963) Сэмюэла Фуллера и пламенных речей Франсуа Трюффо и Жана-Пьера Лео (последний в фильме запечатлен в двух ипостасях - архивной съемке тех событий и сегодняшней реконструкции) в протест смещения директора Синематеки Анри Ланглуа. Вместо того, чтобы, впитывая ноздрями бешеный весенний парижский воздух, готовиться к баррикадам и самым крупным столкновениям в Европе с 1917-го года, троица синефилов замуровывает себя в четырех стенах парижской буржуазной квартиры - родители уехали на месяц, оставив чековую книжку. Решение абсолютно логичное, ведь кино есть не что иное, как наиболее ярко выраженный способ ухода от реальности, от сиюминутных проблем. Поэтому все трое испытывают отвращение к телевидению, стилизованному окну в такой неинтересный и предсказуемый мир. Пусть Синематека закрыта до дальнейших распоряжений - у трио остается мощный багаж кадров в голове, прожиточный минимум из Годара, Брессона, Тодда Браунинга, Дитрих и Гарбо. Тео, выглядящий как заправский парижанин-киноед, напоминающий того же Лео, хватается обеими руками за горло, хрипит, сипит, гулко валится на пол, где тени от оконных рам образуют крест. Мэттью и Иза смотрят на него в недоумении. Бездыханное тело на полу подает голос: "Из какого фильма?". Проигравший в этой викторине должен будет заплатить штраф, больше отдающий сексуальным унижением. Скромному янки придется овладеть сестрой Тео прямо на кухонном полу под шкворчание яичницы-глазуньи на сковородке. Сам Тео прилюдно извергнет семя на фотографию Марлен Дитрих из "Голубого Ангела", пришпиленную к двери. Извергнет, преклонив колени, тем самым превратив этот акт в самый отчаянный пример синефилии, слишком далекий от схожей сцены в "Кен Парке" (2002) Ларри Кларка, где тинэйджер мастурбировал, преклонясь перед Анной Курниковой на экране телевизора. Пусть троица безвылазно сидит в заваленной журналами "Кайе дю Синема" и статуэтками Мао Цзэдуна квартире, ее сексуальность ищет выход наружу. Поэтому здесь, как в "Последнем танго в Париже", всплывает тема неизбежности контроля в человеческих отношениях. Переход на животный уровень существования свершился. Три изможденных тела, катающиеся в собственных фекалиях по пустой квартире (в книге Гилберта Адэра полураспад запечатлен куда более явно) - прямое доказательство того, что "если бы люди жили натурально природной жизнью, то они бы жили совсем не так, как живут сейчас" - Эдуард Лимонов. Фанаты кино не испытывают благоговения перед своими юными и безупречными телами, для них они слишком настоящие. Таких может впечатлить лишь кровь в ч/б, на киноэкране, а не результат менструации или дефлорации. Они не понимают, чем именно плох инцест, знают лишь, что плох - от того исходит их безумная жажда вписать себя в контекст кинокартины. Например, повторить пробег по Лувру, как у Годара в "Отдельной банде" (1964) - через это мечтатели могут примириться со своим существованием. Заслуга Бертолуччи в том, что он превращает их мечты в реальность, ставя героев наравне с трио из "Жюля и Джима" (1962). По крайней мере, крупный план пениса Майкла Питта войдет в историю именно как удачная киношутка, нежели как попытка престарелого режиссера тряхнуть стариной. Неудивительно, что именно сексуальный аспект фильма стал главным раздражителем шумихи вокруг него. Бертолуччи обвинил дистрибьюторов, компанию "XX Век Фокс", в желании "ампутировать и изуродовать" фильм. Это по меньшей мере странно, ведь с "Последнего танго в Париже" прошло тридцать лет, ситуация с цензурой должна была измениться кардинально. Бертолуччи работает с обнаженной натурой не в стиле европейских порнореалистов, холодных, подверженных рефлексиям. Это работа кинорежиссера-мастодонта, свято верящего в способность кинопленки оттенить скуку и рутину. Но секс нарушает гармонию, к которой стремился Б.Б., забивая другие темы - кино и политику. Возможно, Бертолуччи намеренно сделал такой ход: ведь после "Маленького Будды" (1993) и "Последнего императора" (1988) он уже не тот ярый конфронтационалист, каким сам был в 68-м. Потому американец Мэттью говорит складнее, чем пассивный маоист Тео, доводы его в защиту пацифизма убедительнее, а отказ от борьбы с коктейлем Молотова в руках вторит всезнающему буддизму, поселившемуся в сердце Б.Б. Желание снова быть молодым и нести прекрасную чушь - вот что тяготит Бертолуччи по-настоящему. Поэтому-то он вернул рупор Жан-Пьеру Лео, в "Последнем танго в Париже" исполнившему нелицеприятную роль сосунка по сравнению с бунтарем-мачо Брандо. В "Мечтателях" сосунки выходят на первый план, отыгрываясь на мачо, предающихся ностальгии - на самом Бертолуччи. В одном из споров Тео утверждает, что Мао Цзэдун - самый великий режиссер в истории человечества, потому что сумел срежиссировать целую толпу китайцев, идущую под красными знаменами с красными книжечками в руках. Тео прав лишь отчасти. Он не смотрел фильма Бертолуччи "Последний император", в котором Б.Б. переплюнул не только Мао, но и создал задел для прочих "великих" режиссеров-диктаторов, ворочающих целыми киноимпериями эпичности ради (Питер Джексон - это киноаналог Иосифа Сталина, по моему скромному мнению). А если бы Тео, уже будучи дряхлым киноманом, дождался "Мечтателей", то наглядно бы понял правоту американца Мэттью. Бертолуччи обеляет кинофетишистов, фильмотечных крыс, просиживающих штаны в душном мраке Музее Кино, когда на улице весна и девушки в коротких юбках. Поход в кино после "Мечтателей" никогда уже не покажется пустой тратой времени. Он наполнится воистину сакральным смыслом, как и должно происходить с каждой уважающей себя мечтой. (ROL, «RussianMiami»)

Этот фильм я дважды смотрел, и больше всего в нем зацепили не сексуальные эксперименты юных героев, а то, какая разруха у них в головах. Бунтующая молодежь конца 60-х годов очень отличалась именно тем, что в их сознании были причудливо перемешаны и различные левые и ультралевые политические идеи, и либертарианские идеи сексуальной революции и свободы любых форм секса, и агитация за свободное потребление наркотиков. Они сами не понимали, чего хотят - то ли диктатуры пролетариата, то ли полной анархии и низвержения всех моральных норм. Вот если бы во Франции или Италии действительно установилась "диктатура пролетариата" в сталинской или маоистской интерпретации - ... показали бы им тогда свободу секса и наркотиков! Мне кажется, что Бертолуччи здесь иронизировал и над юными героями, и над их родителями, типичными средними буржуа, больше занятыми собой, чем воспитанием детей. Может быть, и над самим собой, поскольку в молодости у него была репутация ультралевого интеллектуала. Его ранние фильмы нередко служили объектом советской кинокритики за идеологическую невыдержанность. (Борис Нежданов, Санкт-Петербург)

Прекрасная утопия вечной юности. Герои потрясающи в своей дикой, безудержной и безответственной юности. Первая роль Евы Грин стала в ее карьере самой откровенной и оказалась самой лучшей, ни в каком другом фильме она уже не будет столь прекрасной. Как бы Мэттью не любил близнецов, он остается верен своим убеждениям. А Тео лишь хочет доказать верность своим и Мэттью, и себе самому, в этом он пойдет до конца, если понадобится, то ко дну и не один, а вместе с Изабель. Очаровательная, открытая и в тоже время загадочная Изабель слишком долго была привязана к своему брату, поэтому она идет за ним, даже ... не задумываясь правильно ли он поступает или нет, и тем более над тем хочет ли она поступать также. Потому что во все времена взрослеть трудно и страшно, и не все готовы сделать этот шаг. Концовка фильма не раскрывает нам последствий роковой ночи в жизни героев. Но это уже не имеет значения. Важно другое: осознание того, что между ними все кончено. Их расставание было неизбежно. Фильм - утопия о невозможности вечной игры в прятки с внешним миром. Тихая и мирная богемная жизнь в квартире, отрезанной от внешних раздражителей с ее разговорами о кино и политике за бокалом хорошего вина, не может длится вечно. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Но именно это время будет вспоминаться с ностальгией как лучшие дни в жизни. (scorpion2320)

L'annee erotique когда personne ne regrette rien. Я вот иногда думаю какие ну скажем пять фильмов нужно обязательно посмотреть для того, чтобы представить себе как все было в замечательном, практически фольклорном 69ом, для понимания французской нации, чтобы четко структурировать понятие Nouvelle vague в кино и не только в кино - понимая при этом что Годар и Трюффо смогли отразить абсолютно замечательную, передаваемую на подсознательном уровне манеру мыслить и смотреть на окружающие вещи, чтобы воспринимать происходящие в этой жизни события шире и открытие, быть более позитивно настроенным и нелинейно мыслящим в духе Свободы, ведущей народ, понимая при этом, что просыпаться нужно ... с мыслью je ne regrette rien?.. Ну в общем, одним из этих фильмов будет прекрасный фильм Бертолуччи. ...Ну а если мне нужно будет назвать оставшиеся четыре фильма, то мне придется ответить, что пять - это слишком недостаточное количество для всего вышеописанного, подчеркнув, однако, что произведение Бертолуччи безальтернативно в это неопределенное количество фильмов входит и при этом подтверждает замечательный неоспоримый тезис Хемингуэя о том, что "If you are lucky enough to have lived in Paris as a young man, then wherever you go for the rest of your life, it stays with you, for Paris is a movable feast". ...Удивительно, что я посмотрел этот фильм только сейчас; собственно говоря, я сейчас продолжаю его смотреть, удивляясь, умиляясь и улыбаясь. (Георгий)

Сижу совершенно пришибленная - никак не могу прийти в себя. Странно, что почти все, кто говорили мне об этом фильме, как-то больше говорили о его эротике во главе угла. Поначалу я тоже ждала клубнички и 'приобщиться к классику ', но это было просто обухом по голове. Люди играют в игры. Люди думают, что старательно создав вокруг себя свой игровой кокон они уберегут себя от 'реальности ', играя в свои игры по правилам, созданным самими для себя. Они хотят не быть как все, охраняя свое право быть против всех. С готовностью пользуясь, удивительно, одновременно всеми теми благами, которые как раз такие ... как те, кем они не хотят быть, создали. Только правила, которые они конструируют внутри кокона и которые превращают их жизнь в блестящую иллюстрацию абсурда, замешанного на чужих, все же, идеях и концепциях, как-то до странности напоминают правила того самого реального мира, который они так пронзительно презирают. Только вид сбоку. И крайне больно однажды впороться лбом в эту самую реальность, от которой не сбежать, как бы твой инфантилизм, кидающий тебя еще и в экстримы решений, не пытался тебе рисовать обратное. Только время уже упущено - и ты не научился жить в реальности и использовать свое серое вещество для того, чтобы думать. Ты научился только протестовать против обыденности, стараться изо всех сил не быть как все и разыгрывать сцены, написанные кем-то до тебя. А потому твой кокон просто выпадает из-под твоего контроля и расширяется до размеров реальности, в котором действуют уже другие, не твои, правила и игры, но твоя реакция - по причине неумения и незнания - все еще 'коконная '. Какой бы согласованной с реальностью она тебе не казалась. Легче совершить самоубийство и забрать заодно на тот свет и свои игрушки, с которыми не хочется расставаться, все же - стереть все и избавиться от проблемы - чем попытаться в ней разобраться и найти решение. Легче пойти и бросить бутылку с зажигательной смесью - не важно, за кого и против чего - создав для себя иллюзию, что ты наконец вышел из кокона и участвуешь в реальной жизни наравне со всеми. И эротика тут ни при чем. (Na-Dene)

Вместе - все возможно. Вместе - ничто не запрещено. Это же просто чистейший Бертолуччи. Снявший любовное письмо Парижу, кино и любви. Лично мне кажется, что он видит реальность исключительно через призму кинематографа. И это хорошо, даже здорово. Хоть у него и получился очередной шедевр, но все же он полон противоречивых штампов. Начнем с того, что в фильме «Мечтатели» нет оригинальной музыки. Вся музыка, звучащая в фильме, взята из других кинолент. Хотя, если уж и быть откровенной, то вы этого совсем не заметите, так как каждый музыкальный и кино эпизод настолько органично сплетаются вместе, создавая впечатление единого целого. Сама картина посвящена ... событиям «красного мая 68-го» в Париже, когда на улицы вышли бунтующие студенты. Его юные персонажи-студенты, захваченные водоворотом сексуальных страстей и маний, не то чтобы сознательно, а скорее - повинуясь природным инстинктам, все-таки предпочитают укрыться в стороне от бурлящих кварталов Сорбонны, хотя и встретились именно в толпе демонстрантов, которые протестовали против увольнения Анри Ланглуа с поста директора Французской синематеки. Кино ведь тоже - лишь иллюзия, сплошная фикция, обман зрения и завораживающая фикция. Вот и наши персонажи развлекаются тем, что вспоминают просмотренные фильмы, постоянно цитируя их и загадывают загадки а-ля киновикторина. Не говоря уж про их сложные сексуальные отношения. Согласитесь брат и сестра плюс американский студент - это же так по-европейски, так по артхаусному что уже почти даже клише. Хотя я люблю, когда после просмотра фильма остаются неоднозначные впечатления и ощущения. Несомненно, этот фильм из таких. Фильм полный жизни, энергии и свежести. Красивый фильм. (karamorik)

Stay gold. 'Поэзия на улицах!' 'Запрещается запрещать!' 'Будьте реалистами - требуйте невозможного!' В 2003 году, когда во Франции и Европе вновь запахло Революцией, а рухнувшие барьеры напряженности и паранойи, одиночества и безумия снова растворились в обкуренном дерзком тумане всеобщего братства, в будоражащей счастьем смеси адреналина и страсти, - в те дни, когда хипстерская революция сознания совпала со взрывом информационной, превратив мир в глобальную деревню по Маклюэну, в те времена, когда люди наконец-то почувствовали поцелуй Рая на своих устах, - Бернардо Бертолуччи перенес ярких представителей Поколения 'Young. Liberty. Love', - Еву Грин, Майкла Питта и Луи Гарреля, - в 1968 год, ... во времена последней Революции Интеллектуалов. Фильм 'Мечтатели', - как некогда для их духовных предшественников «На последнем дыхании», «Безумный Пьеро» и «Две или три вещи, что я знаю о ней» Годара, - стал для молодежи Миллениума разоблачением лицемерного и неподлинного мира, стал фильмом индивидуальной экзистенциальной революции, когда герои из неподлинной жизни через тотальный бунт и тотальную правду прорываются в область абсолютной свободы, самоактуализации, раскрывая тем самым, свою истинную сущность. Герои 'Мечтателей' прорываются к своей истине через кинематограф, музыку, секс и баррикады, ведь абсолютная форма разрыва с миром может быть только или в сексуальности, или в смерти, а как же иначе? Жизнь конечна, потому и важна ее наполненность. К примеру, гибель Мишеля в фильме 'На последнем дыхании' не случайна, и разговор героини фильма 'Жить своей жизнью' в кафе со странным пожилым джентльменом (в котором, угадывается Жан-Поль Сартр), героически и трогательно озаряется тем фактом, что молодая девушка очень скоро расплатится за свои свободные взгляды самой высшей ценностью, - жизнью. Игры здесь нет и не может быть, - все университеты Европы и Америки стали реальной угрожающей силой системе, развязка понятна зрителю, знающему культурный контекст, и от этого каждый взгляд, каждый жест, каждое слово троицы героев Бертолуччи Лео, Изабель и Мэттью становятся очень многозначительными, прекрасными, волнующими, живыми и искренними. Видеоряд фильма, начиная с титров, вызывает ассоциации или с видео-артом, или художниками-ситуационистами. Безумное решение Самюэля Фуллера в его 'Шоковом Коридоре' становится для поколения символом, привязанная к Синематеке в знак протеста против увольнения Анри Ланглуа потрясающая девочка (Ева Грин) становится толчком цепной реакции. Поколение бунтарей 60-х, как «Алиса в стране чудес, встретит Франца Кафку» (с) и не сможет устоять перед Встречей с самим собой. 'Только французы могли устроить Синематеку во дворце', - говорит Мэтью, валяясь на полу перед экраном, восторженно растворяясь в блаженстве узнавания себя в узнавании их (ведь вы понимаете, о чем я? - это было у каждого в 19), - и это Вудсток, это Гоа, это Ибица, Барселона, Merry Pranksters и Хейт-Эшбери... 'В крови бьется тигром адреналин, ты помнишь, что это такое - быть молодым' (с) Носящиеся по Лувру банды аутсайдеров, сексуальное шаманство The Doors, оргазм Janis, страстность Piaf, и душевный надрыв Jimi Hendrix Experience, психоделия The Grateful Dead (с) смогли толкнуть человечество к абсолютной жажде Жизни и победе над всеми формами ее отрицания, и экзистенциальная революция трогала сердца и побеждала даже более взрослые умы: во имя солидарности с молодежью был впервые в истории остановлен Каннский кинофестиваль, - сам Франсуа Трюффо удерживал своими руками занавес Дворца фестивалей. Это было прорывом, и далеко не простой 'молодежной тусовкой', и тигры отнюдь не являлись 'котятами': то была революция, направленная против буржуазии, вообразите, совершенно серьезная революция, к примеру, бульвар Сен-Мишель полностью лишился брусчатки. Студенты построили 60 баррикад, некоторые из них достигали 2 метров в высоту, а во главе бунтарей стояли Андреас Баадер, Даниель Кон-Бендит, Урсула Майнхоф, Ален Кривин, Ги Дебор, Марк Кравец и Жан-Поль Сартр. Оставаясь золотыми, оставаясь победителями, сметая все страхи этого мира, молодые заставили этот мир преклонить колени в 60-х, как некогда заставили это сделать Мариус, Анжольрас и Курфейрак в 'Отверженных' Виктора Гюго, на июльской баррикаде 1832 года, чему позже была посвящена песня Uriah Heep 'July Morning', а может быть, заставят и сейчас. Игра Евы Грин и Луи Гарреля настолько экзистенциально-подлинна, что ее не замечаешь - тебя вырывают с корнем из твоей реальности, и этот кусок чужой жизни вдруг становится и твоей жизнью, а может быть, и был ею всегда, как знать? Как сам режиссер говорил в некоторых своих интервью и беседах, - он хотел найти своих героев не на кастингах, а на сцене самой жизни. И именно потому нам интересно следить за актерами, - мы воспринимаем их как своих ровесников, наблюдать за развитием их отношений и идей, - мы верим им и погружаемся с ними в их приключения, их игры, их музыку, их страсть, - их личную революцию. Ева Грин, - как подарок кинематографу от Бертолуччи и Красного Мая 1968, - стала навсегда частью этой истории. 'Казино 'Рояль', 'Царство Небесное', 'Трещины' и 'Последняя любовь на Земле' - это продолжение и чувственности, и неоднозначных экзистенциальных прорывов между жизнью и смертью, что начиналось именно с Бертолуччи, когда он невербально объявляет ее в 'Мечтателях' фетишем современной сексуальности. В нашем прокате перевод фильма был сделан великим бунтарем Ильей Кормильцевым, и это тоже не было случайностью. Луи Гаррель, видимо, как и в своей реальной жизни, имеет в чем-то схожий с Евой путь: дальнейшие драмы, в которых он принимает участие, - так же надрывны. В фильме 'Моя мать' его баланс на грани секса, инцеста и смерти схож по опасному накалу с ролью Евы Грин в драме 'Трещины', но почти нигде больше не будет уже у них той харизмы, того спонтанного невинного Рая на Земле, того пира юности, естественности и Жизни, что было в 'Мечтателях'. Ведь чувственность обостряется не только искренностью, но и опасностью. Майкл Питт сыграет Блейка в 'Последних днях', невеселую депрессивную и подавляющую безысходностью роль, и мы понимаем, что самое лучшее, что он мог сделать, это благословить Тео и Изабель, умирая на баррикаде, словами 'Stay gold', потому что в той смерти куда больше смысла и красоты, чем в жизни и смерти Блейка (некоторые считают, что это был мрачный кумир 90-х Курт Кобейн, ни о какой революции и не помышлявший). Бертолуччи смог соединить пронзительную ностальгию по Свободе и богемный шарм, и умножить это на неподдельную искреннюю страстность и неподражаемую глубину своих героев, что ставит это произведение на один уровень с мировой классикой. Вы пили эту воду, вы пили эту чистую воду, и вы никогда не станете старше... (с) (Psychedelicgirl)

День, который я не забуду никогда. 25 марта 2004 года. Этот день я не забуду никогда. В этот день я окончательно и бесповоротно влюбилась в кинематограф и в своих новых друзей - Мэттью, Изабель и Тео. Все началось с афиши. Среди бесконечного ряда объявлений о пропавших кошках, купле волос и съеме квартир появилась беззаботная троица, так вызывающе и в то же время по-детски лежащая в ванне, сморенная то ли парами, то ли чем-нибудь по круче, что, кажется, я влюбилась уже тогда. Все продолжилось обманом. У нас с подругой было два варианта - сеанс в 16:25 (очень скучно), либо в 23:20, ... который обещал превратиться в праздник. Помню, как бессовестно обманывала маму, что соберется нас целая компания, давя на собственную некоммуникабельность (она очень переживает по этому поводу) - на что только не пойдешь ради любви. И вот я в кинотеатре. Сеанс задерживают на полчаса. Но ничего, так намного лучше. В темноте я смущенно улыбаюсь в ответ на тихий восторг Мэттью: он - Парижу, а я - им обоим. Сердце колотится, руки трясутся, и я уже там - в мае 1968. Вокруг - никого, и уже не он, а я говорю: «Образы были настолько сильными, что казалось, гипнотизировали тебя». Я забыла о времени, о том, что снаружи есть город и моя жизнь, такая неповоротливая и обыденная, что плакать хочется. Я всегда была мечтателем, и я знала - они кричат это мне: «Она одна из нас!!!» One of us!!! One of us!!! И бедный Мэттью, я рада, что Бертолуччи изменил концовку, - его призывный поцелуй и уход под Эдит Пиаф... его лицо в финале - на первом месте в коллекции кадров, из которых я состою. И когда «Мечтатели» закончились, кажется, они смогли изменить все вокруг. На улице была не ранняя весна, а самый настоящий и любимый май. Мы, взявшись за руки, неслись с подругой по пустынному городу, и неважно, что это был не Лувр, а провонявший морем Новороссийск. И, как кульминация, на стене в моей комнате расположилась та самая афиша, вся в боевых склейках. «Мечтатели» напоили меня тем зельем, лекарства от которого я не могу найти до сих пор. Я говорю не спасибо, я говорю - благодарю. (amnesiacpo)

1968 год. Париж гудел как разбуженный улей, и он был совершенно непохож на самый волшебный в мире город. Ненастная ночь, пустынные улицы, стук капель холодной воды, бутылка с зажигательной смесью громко разбивается где-то там по ту сторону баррикад, вспыхивают языки пламени, рваным пакетом пролетая над городом. Но это скорее так - пшик, косметика. Ведь внезапно из поворота выходят разъяренные студенты - в воздухе витает революция. Наутро весь Париж будет только и делать, что говорить об этой демонстрации. Это было время, когда пикеты у здания Синематеки стали началом уличной войны, которая привела к политическому кризису во Франции; удивительно, но в знак ... солидарности с молодежью был впервые в истории прерван Каннский кинофестиваль. Но, давайте, сейчас ваш покорный слуга оставит это полузабытое опьяненное время, когда кино было эпицентром политической жизни, и всего лишь поведает историю мечтателя, стоящего под черным куполом неба, усеянного звездами. Судя по спартанской обстановке, американский студент Мэттью, учащийся в Париже, не был готов к такому неожиданному повороту событий: ливень хлещет по щекам, а то здесь, то там загораются огни. Но иногда прошлое возвращается неожиданно. Стук в дверь - и судьба предстала перед нашим героем в облике красавицы брюнетки Изабель и ее брата Тео. Мечты, как известно, рождаются лишь, когда полностью угасают... «Мечтатели» - фильм, как стильный, так и странный. Первое впечатление от него ошеломляющее - ощущение какой-то праздничной нереальности не покидает до самого конца. Палитра весьма разнообразна. Сначала посреди совершенно бесподобных пейзажей перетаптывается с ноги на ногу маленький человечек в ботинках с белоснежными шнурками. В потенциальную возможность скандала, поднятого исключительно прессой, в этом милом мире душа отказывается верить сразу и наотрез. Но ни с того ни с сего на голову ошарашенных зрителей как из рога изобилия начинаются сыпаться весьма откровенные кадры: предельно серьезные и даже шокирующие. Впервые на грани сознания проскальзывает ощущение нереальности, отсюда и неуютности. Впрочем, сконцентрироваться на новом ощущении не успеваешь, - начинается непрерывный прессинг душной атмосферы, проступающей из липкой режиссуры. Подача столь же странна, сколь и прекрасна, есть в ней что-то неуловимое, не переданное простой комбинацией из выдержанного стиля и внимания к мелочам, не сказанное словами. И хотя действие состоит в основном из разговоров, «Мечтатели» завораживают и заставляют совершенно искренне верить происходящему на экране. Естественно, кино подобного жанра, да еще и про киноманов, должно быть напичкано цитатами из сокровищницы мирового кинематографа. Что ж, Бертолуччи не обманывает наших ожиданий, более того одними цитатами он не ограничивается. Картинка безупречно стилизована: манера съемок - в лучших традициях нестареющего кино, для пущего эффекта намеренно были включены кадры черно-белых классических фильмов. Но самое главное, Мэттью - это не главный герой этой истории. На нем не завязаны все события. Наоборот, они развиваются вокруг него. И это лишь усиливает воздействие атмосферы ледяного равнодушия, вечной грусти по утерянному духу так и не случившихся перемен. Кульминационный момент - бунтующий Париж. Вой ветра, ленивое пламя огня, дым от факелов, крики солдат, сиплый кашель повстанца, орущего матюгами на нерадивых напарников - почти как у Чака Паланика вещи живут сами по себе - мы им не нужны. Бертолуччи не изобретает ничего нового, также как яблоня не выдумывает своих яблок. Роковая соблазнительница, неуловимо похожая на античную Венеру, и грязная политика - вот два простых символа: прозрачных, но и одновременно - как бы скрытых паутиной авторского замысла. Противоречия, загадки и недомолвки - это своего рода завещание режиссера потомкам. Ведь современные зрители такие же наивные и ничего не понимающие американские телята, которых еще нужно воспитать, дотянуть, так сказать, до психологии толпы, кино и до сложной паутины психологических, сексуальных отношений, построенных исключительно на образах. Никаких революций, никаких попраний жанра. Тем не менее - это именно тот случай, когда кино делает не закрученный сюжет, а окружение, детали, и общая атмосфера, способная заставить крупные мурашки пробежать по всему вашему телу и осесть где-то в области живота. Глупо оценивать Бертолуччи стандартными мерками - это все равно, что видеть только «отличных актеров», «качественную операторскую работу», «лиричную музыку» и прочие заурядные кино-определения. Меня мало интересуют «винтики и гайки» режиссера - меня волнует лишь итог, который вынуждает второй раз подряд задавать главный вопрос: «кто же такие эти мечтатели?» и второй же раз не получать никакого ответа с надеждой на то, что с пресловутыми артхаусными «кошками» в фильме все в порядке. Ведь еще Конфуций жаловался на то, что очень трудно найти черную кошку в темной комнате - особенно если ее там нет. Иначе - искать не переискать... (Kabal)

Обнаженность искренности... Мы сами творим историю. Мы и есть ее кусочки, соединяющиеся в причудливую мозаику, мы те самые контуры, чуть заметные очертания будущего, способные стать предзнаменованием чего-то великого, а способные сгореть дотла в своей стремительности, только и всего. Мы и есть жизнь - прекрасная, юная, полная надежд и... Разочарований. Полная безудержных порывов, неуемного стремления к познанию, и так ловко, так искусно, так почти незаметно переплетающаяся с малодушием, циничностью, эгоизмом, ведомостью. Мы это та самая страсть, что распаляет сердца, будто заставляя их еще более неистово биться, чем это вообще возможно. И мы - та самая горячность, что не позволяет холодному дыханию ... рассудка до конца завладеть мутноватым и еще не определившемся в своих приоритетах сознанием. Все мы - это миллионы заплутавших надежд, потерянных скитаний мысли, не исписанные мелким почерком тысячи страниц прошлого... И абсолютно все мы - мечтатели. Одни - робкие, не убежденные, уже, вероятно потерянные миром, что погряз в собственном эгоизме, но все же столь прелестные в своей игре разума. Они подолгу сидят на подоконнике, вглядываясь в разноцветные витражи близстоящих домов, они останавливают время наполняют его непередаваемым блаженством. Другие - напористые, отважные, гордые носители собственных мечтаний, такие, которым не требуются доказательства собственной уникальности, до нее лишь протянуть ладонь. Они способны на многое, очень многое, но иногда именно такие яркие созерцатели сгорают, не успев осознать до конца сладость жизненной муки... Такие и создают сами мечты. Мечты целых поколений. Это картина о молодости. Молодости ненасытной, не утолившейся до предела, молодости бурной и развязной настолько, что грани сами стираются и впереди остается лишь неохваченное пространство, требующее действия. Это картина о тех чувствах, которые, сливаясь воедино, могут достичь в точности противоположного эффекта тому, который ожидаем. Это история о праздности, которая, еще секунду, и навсегда поглотит неискушенное сердце и тело, ничего не оставив взамен. Париж охвачен огнем революции. Прогрессивные в своих суждениях студенты - молодые юноши и девушки, устраивают демонстрации в знак протеста у «дворца кино». Истинные любители большого экрана и разворачивающихся на нем событий выражают недовольство сложившимся положением вещей. Именно при таких обстоятельствах, пахнущих приближающейся революцией и большими переменами, и знакомится молодой, амбициозный, воспитанный, прекрасно разбирающийся в кино, но при всех своих достоинствах совершенно одинокий в целом Париже американец Мэтью с весьма необычной парой. Пара? Нет-нет, вовсе не той самой парой, когда молодые люди, испытывая платоническую любовь, переходят к любви телесной, постепенно готовясь провести не такой уж и маленький остаток жизни в совместном поиске счастья. Эту пару, эксцентричную Изабель и рационалиста Тео связывают кровные узы. Брат и сестра привечают нераспущенного, стеснительного паренька в собственной квартире, с этого момента и происходит тесное слияние их миров... Миры полярные, но от этого еще более занимательные для обеих сторон. Кино - общая страсть, изученная фактически вдоль и поперек, вплоть до самого незначительного кадра, объединила бунтарей. Игра, заведенная в доме, набирает обороты... Квартира огромна, похожа на нескончаемый лабиринт, полная укромных чуланчиков с их таинственными уголками, куда не попадает свет... Огромное внимание привлекает это самое «убранство» картины, жалкое подобие былого варварского великолепия. Гармоничные, но слегка пообтрепавшиеся стены, наверняка видавшие времена и получше, огромные комнаты, заброшенные нерадивыми хозяевами. Здесь удобно прятаться от выполнения обязательств, не очень удобно блуждать в поисках клозета и совсем неудобно попадать не в ту комнату... Обитель Тео напоминает убежище сумасшедшего меломана, с расклеенными повсюду постерами, где-то пожелтевшими от старости... Располагающая к спорам о кино обстановка, ненавязчивое бормотание патефона. Но именно тут Мэтью сталкивается с тем самым противоборством любви и ненависти, долга и унижения... Когда действительно любят, об этом не кричат на всех углах, а просто любят. Любят каждую черточку милого лица, любят выбившуюся прядь волос, любят столь притягательную наготу пышной девичьей груди, и прощают. Прощают сумасбродства, причуды, затягивающеюся истерию. Любят, даже порой испытывая острую ненависть, но любят. Кажется невероятным, но бывает. Это чувство не требует ни дифирамб, ни общественного признания. И в этом его одновременная прелесть и проклятье... Мэтью в своей пылкой страсти и беспечной, искренней любви, попался. Попался на крючок ранее не познанных ощущений, не познанных прикосновений, теплоту губ. Подчас он был лишь наблюдателем - внимательным и шокированным, будто от кадра на столь манящем его голубом экране. Калейдоскоп событий сменял друг друга, не давая ему опомнится, новое и неизведанное манило и отталкивало, приобщало и затягивало... Но все больше и больше проникая в мир возлюбленной, в ее сознание и ее мечты, он все больше расходился с ними, не понимал... Изабель была именно той девушкой, чью любовь удержать сложнее, чем получить. И никакое чувство, будь оно хоть трижды сильнее, не смогло бы затмить ее любовь к брату, ровно, как и его любовь к ней. Это было что-то невероятное, почти граничащее с безумием, волнительное и настолько честное по своей природе, что даже не оставило шансов на сомнение зрителя. Тео... Мечтатель Тео. Мужское отражение возлюбленной неискушенного американца, дикое и горячное сердце, полное безудержной страсти, достоинства и... Как ни странно, но любви. Той самой, кровной, неправильной, диковатой. Под невозмутимостью скрывается трепет и нетерпение, пот маской безразличия - отчаянная увлеченность. Вино, сигареты, сексуальные эксперименты, одна квартира на троих - нет, это не мечты, это средства их достижения, это сопутствующие безграничности... И если уж говорить и показывать секс в кино, то это должно быть именно так стильно, не пошло и, черт возьми, все-таки романтично. Да-да, именно так - без наигранной похоти и звериного вожделения, но с тем же чувством, силой и безграничностью любви. Бертолуччи умеет снимать действительно пронизывающие, будто ледяным ветром, вещи. Игра света, красок, преследование по лабиринту... Ощущение загнанности обстоятельствами в угол после просмотра долгое время не покидает. Ты чувствуешь себя ровно таким же мечтателем, только чуточку более сдержанным рамками времени, возможностей, событий. «Мечтатели» созданы, чтобы блистать в своей недолгой экранной жизни. Именно блистать, и никак иначе. Фонтанировать идеями, играть чувствами, шокировать зрителя, раскрывать ему сердца, дарить откровения... Сверкать, будто три самых ярких звезды на небосклоне Парижа... Откровенно, шокирующе, честно. (Alenalove)