ОБЛАКО-РАЙ (1990)
ОБЛАКО-РАЙ

Трагикомедия о простых, бесхитростных людях, которых пробуждает от повседневной рутины необычный поступок молодого, любящего слегка приврать, но, по сути, доброго парня...

Ранним воскресным утром Коля (Андрей Жигалов), от нечего делать послонявшись по округе, заходит в гости к закадычному приятелю Феде (Сергей Баталов) и его жене Вале (Ирина Розанова). Слово за слово, поддавшись минутному порыву, парень вдруг объявляет, что собирается отбыть к школьному другу на Дальний Восток. И не когда-нибудь, а прямо сегодня... Колин отъезд становится сенсацией местного масштаба. (Евгений Нефедов)

Скучная, тусклая однообразность провинциального городка. Чтобы обратить на себя внимание, молодой парень Николай «ляпнул», что уезжает к другу на Дальний Восток. Весь город берется участвовать в сборах. Да с каким грандиозным размахом, словно едут всем городом. И даже чистосердечное признание Николая, не может никого остановить и Николая с музыкой выпроваживают из города... Фильм стал последней замечательной памяткой о советском кино как таковом.

Кого-то язык довел до Киева, а простого паренька Колю он отправил «к другу» аж на Дальний Восток! Ведь пауза в беседе с приятелем слишком затянулась. И теперь Николаю предстоит срочно решить: действительно ему "че-то по снабжению предлагают" - и отправиться на самый край земли; или признаться, что единственные друзья сидят с ним на этой кухне, а Единственная живет в соседнем подъезде. Времени все меньше...

Болтун и оболтус Колька от скуки достает своих бедных соседей. Все равно в воскресенье заняться нечем. Те же стараются увернуться от него, как только можно - Колька нудный и прилипчивый. Забежит, бывало, к Федору и его жене и сидит. Чего сидит-то, спрашивается? А он все сидит и сидит, нудит и нудит. Вот и досиделся однажды: сообщил, что его школьный друг на Дальний Восток его зовет, работать. И письмо даже прислал чуть ли не с официальным приглашением. Так что, уеду я, ребята, от вас. Прямо сегодня и уеду. И поехал, вернее, поехало. Вместо того, чтобы попросить посмотреть письмо, Федя с женой не раздумывая устраивают товарищу проводы. Оживляется весь двор, вовлеченный в нежданный воскресный праздник, тут же появляется такое желанное многими застолье, чемодан в дорогу, подаренный соседом, растасканная в миг мебель из Колькиной комнаты и, что самое удивительное, быстрая замена на его, Колькину, жилплощадь. Шутка, которую он брякнул просто так, как и все остальное, что брякал, преобразила все пространство. И нет в нем теперь никого, кто бы добровольно отказался участвовать в праздничном действе, пусть и в масштабе одного дома... (Алексей Дубинский)

МКФ В ЛОКАРНО, 1991
Победитель: Приз «Серебряный леопард» (Николай Досталь), Приз экуменического жюри (Николай Досталь).
Номинация: Главный приз «Золотой леопард» (Николай Досталь).
КИНОТАВР, 1991
Победитель: Приз в категории «Фильмы для избранных» («За разрушение барьеров между кино для избранных и кино для всех»).
АКТЕРСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ В ЖЕНЕВЕ, 1991
Победитель: Премия актерскому ансамблю, Приз «Звезды завтрашнего дня» (Ирина Розанова).

Место съемок: Петрозаводск, район Соломенное (Карелия).
Марка автобуса, на котором уезжает Коля - ПАЗ 3201.
Тексты песен (автор и исполнитель Андрей Жигалов): 1. «ЗВЕЗДОЧКА» - Звездочка моя Где ж ты милая На небе вечном На небе темном На небе вечном На небе темном Звездочка моя Ты мене откройся Чтоб сиял и я Жизнь свою любя Звездочка моя Есть ли ты на свете Или грешник я Живу на свете зря Звездочка моя Где ж ты милая На небе вечном На небе темном. 2. «ОБЛАКО-РАЙ» - На небе облако-рай.. Поди его угадай... Найти, понять и узнать невозможно, Какого цвета и где, скажи, пожалуйста, мне! Скорее там, где сыскать невозможно... А я от мысли дрожу, что никогда не найду. Хочу забыть, убежать, закрутиться. Где ты, где ты облако-рай? Листья надежды мои не роняй... Тоской и грустью лечусь, душой на небо я рвусь. В густом тумане ищу свое счастье. Быть может кто-то, когда, мне вдруг откроет глаза, И я увижу его сквозь ненастье... Но нет его. И опять не устаю повторять, Живя надеждой о встрече с тобою, Где ты, где ты облако-рай? Листья надежды мои не роняй!
Кадры фильма - http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/4614/foto/.
Англоязычные названия: «Cloud Heaven», «Cloud-Paradise».
Обзор изданий фильма - http://vobzor.com/page.php?id=260.
«Облако-рай» на Allmovie - https://www.allmovie.com/movie/v170830.
Картина входит в список «100 лучших фильмов» по версии гильдии кинокритиков РФ.
Продолжение фильма - «Коля - Перекати поле» (2005; ).

[...] Вот «Облако-рай» - иное дело. Тут видна работа профессионалов. На первый взгляд, это ретро-фильм времен 70-х годов. Трагикомическая история о пареньке (А. Жигалов) с рабочей окраины провинциального городка, который от скуки, от неожиданного осознания своей ненужности объявляет о немедленном отъезде на Дальний Восток и сразу же становится героем дня. На проводы сбегается вся округа. Но... на двери неказистого Жилища героя висит календарь с отчетливыми цифрами «1991 год», да и иные временные детали фильма нарочито перемешаны. «Облако-рай» явно не укладывается в строгие рамки привычных жанров. Картина, грустная и смешная одновременно, с превосходными актерскими работами, талантливой режиссурой, создает емкий образ нашей жизни со всеми ее горестями, печалями, редкими счастливыми мгновениями и ностальгией... (Александр Федоров)

В этом году, например, явным фаворитом Локарнского фестиваля стала наша картина «Облако-рай». Критики выставили фильму самые высокие оценки, зрители бешено аплодировали, одним словом, решительно все - и рядовая публика, и специалисты - слились в любви к герою, который однажды летним утром брякнул со скуки, что он уезжает работать на Дальний Восток, и весь остаток дня купался в лучах свалившейся на него славы, пока его действительно чуть ли не силком втолкнули в автобус. Кажется, способны ли современные европейцы, легко пересекающие земной шар из конца в конец, ощутить тоску нашей глухой провинции, где не то что до Дальнего Востока, но и до бабушки из соседнего подъезда никак не докричишься. Секрет успеха фильма можно искать сколь угодно далеко - в загадочности русской натуры, в абсурдности показанного на экране быта (Николая Досталя так прямо и спросили на пресс-конференции: «Это - сюр?» - на что он столь же прямо и ответил: «Нет, это обычная наша действительность»). Однако на самом деле все объясняется, на мой взгляд, проще. Сквозь беспросветную убогость провинциального быта в этом фильме пробивается такая детская жажда жизни, любви, новых впечатлений, которая не может не завораживать. (Татьяна Хлоплянкина)

Возвращение Одиссея. Если случаются в кино чудеса, то таким маленьким, скромным чудом был фильм «Облако-рай», снятый в 1991 году режиссером Николаем Досталем. Как подснежник, выросший на помойке среди крашеного картона и ржавых железок, он был благодарно замечен критикой (о зрителе тогда речи не было), получил все положенные призы и тихо отцвел, не дав ни семян, ни побегов. Чудо и есть чудо. Видно, все счастливо как-то сошлось: странноватый сценарий Георгия Николаева вроде бы ни о чем, балансирующий между «советской» любовью к провинциальным чудикам и перестроечным любопытством ко всяческим фрикам и маргиналам; печальный клоун Андрей Жигалов с кашей во рту и лицом новорожденного младенца - в роли Коли, а вокруг - компания колоритных актеров, все с этаким сдвигом: от незабвенного Шарикова - Владимира Толоконникова до Ирины Розановой с ее русско-народной статью королевы провинциального сельпо, от прелестной маленькой кубышки Анны Овсянниковой до юной Аллы Клюки, поражавшей порывами плоти и темперамента... Плюс «синкопированный» отчасти ритм со множеством «пропусков» и зависанием на важных деталях, и оптика, чуть смещенная в духе русского авангарда, и легкий «сюр» вроде облаков, плывущих над оклеенными обоями стенами без потолка... И еще песни, которые поет Коля - хрипловатый, неумело рифмованный лепет под гитару про одинокую звездочку в вечном небе и облако-рай, которое неизвестно где... Наивная тяга к запредельному и острое ощущение пустоты зависшего бытия, когда прошлое вроде кончилось, а новое никак не наступит... Из всего этого и соткался фильм - незатейливый провинциальный анекдот про бестолкового Колю, который неожиданно для себя соврал, что собирается уезжать, и, движимый вдруг проснувшимся энтузиазмом своих земляков, вынужден был и впрямь уехать неведомо куда, неизвестно зачем. Анекдот, перерастающий в трагедию едва ли не уровня «Сентиментальных повестей» Зощенко, где страдания и муки совершенно ничтожных людей достигают масштабов поистине шекспировских. В трагедию, к коей без кавычек применимы слова Рок, Герой, Жертва. (Наталья Сиривля)

Жизнь новостроек на глухих городских задворках, этого уродливого детища предприимчивых властей, старающихся избавиться от своих граждан-подданных, распихав их по разным дырам, понятное дело, скучна и непритязательна. Ну, то что старушки целыми днями просиживают перед домом на лавочке, обычное, в общем-то явление. А вот поинтересней примерчики утоления своей жажды унять скуку: группа товарищей бегает по утрам к загрязненной речке, зная наверняка, что вода еще холодная и не особо искупаешься. Но они все равно будут бегать - а что еще делать-то? Клиническим случаем кажется разглядывание своего языка в зеркале. Благо, еще не бреют его, как мистер Бин. На заре 90-х, в год, когда в стране многое должно было измениться, Николай Досталь снял один из лучших фильмов о советском общежитии, что так старались сделать у нас все предыдущие 60 лет, при этом впадая в нервное восхваление нашего совместного жития-бытия или в мрачную чернуху коммунальных ужасов. Досталь, балансируя на грани драмы и комедии, создает, как ни странно, даже не трагикомедию, а метафизическую притчу в духе - как бы ни показалось смешным такое сравнение - Антониони. Это действительно та же история человеческой некоммуникабельности и неспособности ощутить и понять друг друга, что и у гениального итальянца, только рассказанная не на полном серьезе, а ряженая в одежды нашего совкового, такого печального юмора. Но пусть приметы конкретного времени и конкретного пространства никого не введут в заблуждение. Ведь не зря же фильм получил серебряный приз в Локарно; казалось бы, какое дело швейцарскому городку до наших проблем. Просто лента - это вовсе не "история советского «лишнего человека», изгоняемого по всем правилам коллективистской обрядности, но способного отплатить враждебной общине тем, что сохраняет свою единичность", как было написано в одной из рецензий. Каждый герой фильма Досталя - не только Колька - единичен и неповторим. Каждый герой хочет своего праздника души. Каждый из них мог оказаться на месте посаженного и отправленного в никуда болтуна. Это грустная история о том, как живет человек секундными проблесками счастья и за ними не видит, как несчастен в этот миг другой. (Алексей Дубинский)

Ехай, Коля, ехай! Небольшой русский поселок времени оно - с домами-хрущебами, захламленным неухоженным двором, полусонными, погруженными в привычную дремоту и апатичными ко всему жителями. Этот вселенский застой в мыслях и желаниях, эту непреодолимую повседневную рутину однажды воскресным утром нарушает неприкаянный и всеми гонимый парнишка по имени Коля. Напоминающий современного Иванушку-дурачка, он если и был на что-то годен, то разве для того, чтобы играть на гитаре. Коле приходит в голову нелепая идея объявить всем о своем отъезде на Дальний Восток. И этого оказалось достаточно, чтобы тут же стать героем поселкового масштаба, кумиром для обыкновенно равнодушных к Коле друзей и соседей. Внезапно пробудившийся интерес обретает парадоксальное выражение: друзья и любимая девушка дружно отказываются от Николая, но не потому, что перестают любить, а потому, что теперь начинают слишком уважать. Как сговорившись, и все как один, предпочитают отныне далекого «журавля в небе», нежели близкую «синицу в руке». Плотная концентрация абсурда провинциальной русской жизни, отфильтрованная авторами, предстает здесь не чем иным, как вывернутой наизнанку мифологией советского образа жизни - с фальшивым энтузиазмом и декларированной устремленностью к совершению подвига. Какое-то невероятное - генетическое - чувство правды не изменяет авторам ни в одном кадре. И это несмотря на очевидную устремленность к гротеску и оптическое утрирование почти каждого кадра из-за широкофокусной съемки. «Облако-рай» - фарсовая, трагикомическая история лишнего человека, от которого самые близкие люди с удовольствием отказываются, руководствуясь благими намерениями непременно «причинить добро», отработанным десятилетиями коллективным обрядом и укоренившейся привычкой провожать кого-нибудь куда-нибудь всем миром: на войну, целину, армию, зону или просто в большой мир, где сами никогда не побывают... Но этот крепчающий от кадра к кадру абсурд сменяется в прощальной песне выпровоженного восвояси Николая такой неподдельной, но светлой грустью и такой непереносимой меланхолией, что впору вводить в обиход понятие «щемящий катарсис». 24-летний Андрей Жигалов, блеснув здесь в главной роли (впрочем, в том же году еще и в фильме «Тело»), через пару лет фактически повторил эту историю в своей собственной жизни, отбыв на постоянное место жительства в Германию. (Малоv, SQD.ru)

"Дом, в котором я живу". Николай Досталь снял фильм-анекдот. "Облако-рай" безыскусно снят, и это фирменный почерк Досталя. Хотя следует признать, что точно так же безыскусно сняты 90% советских фильмов начала 90-х. Однако, в случае с "Облаком-раем" безыскусность играет на руку фильму. Короткая история с остроумной концовкой, рассказанная простым языком - вот что такое анекдот. "Облако-рай" имеет настолько отменную фабулу, что все плюсы фильма хочется отнести на счет одной только фабулы. Она такова: воскресное утро, молодой работяга Коля из промышленного провинциального городка мается от безделья. Жаждущий общения Коля давно уже всем надоел. И тогда он придумывает мега-новость. Он начинает врать, что вечером уедет на Дальний Восток, навсегда. Эта мега-новость подымает на ноги весь двор. Колю начинают провожать всем двором. И... в конце концов отправляют его на Дальний восток. В трагикомическом фильме Досталя отображается романтическая мечта о путешествиях и подвигах, доставшаяся поколению эпохи перестройки в наследство от предыдущих поколений, строивших БАМ, поворачивавших реки вспять, запускавших первый в мире искусственный спутник Земли. Сам же Досталь и сценарист Георгий Николаев, похоже, иронизируют над старыми, добрыми хитами советского кинематографа вроде "Девчат" и "Дома, в котором я живу". Сергей Баталов играет "лучшего друга" Коли - Федора, и Федор из дружеских побуждений особенно активно спроваживает друга на Дальний восток. Его речь пестрит обрывками фраз, присущих персонажам старых фильмов о комсомольцах-добровольцах, в которых лозунги лихо вклеивались в простонародную речь... И все-таки "Облако-рай" - не поколенческое кино. Фильм заявляет свое право на универсальность, характеризуя состояние духа русского пролетариата - точно так же, как четыре года спустя Досталю блестяще удалась характеристика провинциального мещанства и учительства конца XIX века ("Мелкий бес"). Неприхотливость русского человека столь велика, что он может прожить всю жизнь в пятиэтажной коробке где-то посреди промзоны, лишь тихонько мечтая об изменениях в своей жизни. А уж переезд на другой край земли - это и вовсе подвиг. Человеку элементарно не хватает смелости (это как в поговорке: ежик - птица гордая, пока не пнешь - не полетит). И когда вступает в действие анекдотично преломленный в данном фильме принцип добрососедства (нынче, кстати, почти утраченный), мы не испытываем к колиным соседям дурных чувств. Соседи действительно рады за Колю, они действительно гордятся Колей, они действительно считают его чуть ли не Сверхчеловеком, однако, столь старательно выставляют его из сугубо эгоистичных побуждений - им не хочется, чтобы в последний момент Коля растоптал их детскую мечту о странствиях и путешествиях, с которой лично они уже давно расстались и практически перестали верить в то, что вообще хоть кто-то способен ее реализовать для себя. Оценка: 4/5. (Владимир Гордеев, ekranka.ru)

Драматическая комедия. Этот фильм заслужил одобрительные отклики и критиков, и зрителей еще в момент своего появления, хотя и не получил нормального проката по причине начавшегося развала киносети. Но все последующие годы он время от времени показывался по телевидению и находился, так сказать, в публичном обиходе, преимущественно воспринимаясь в качестве типично российской истории про затягивающую и иссушающую душу провинциальную жизнь, из которой так трудно куда-то вырваться. Впрочем, в случае с главным героем Колькой, однажды брякнувшим своим соседям и приятелям, как говорится, с бухты-барахты, что он уезжает из вполне заурядного городка в неведомые дали, где только и может происходить нечто важное и значительное, все получается будто наоборот. Парнишка и не очень-то хочет покидать родные места, расставаться с детства знакомым миром и рвать все связи, какие могут быть у человека, с той самой средой, где он вырос, однако приходится это делать, если уж слово вылетело по глупости из собственных уст, а оно, как известно, не воробей. К тому же окружающие начинают явно и косвенно завидовать Кольке, который, в отличие от них, мог решиться на отчаянный поступок и сорваться куда глаза глядят - то ли в поисках мифического облака-рая, где всем должно быть исключительно хорошо, то ли в наивной надежде опровергнуть народную поговорку насчет того, что хорошо только там, где нас нет. Интересно, что один из пользователей кинобазы данных imdb.com, по всей видимости, выходец из России, ныне проживающий в Нидерландах, определил «Облако-рай» как melancholic pre-road movie, что довольно затруднительно перевести столь же адекватно емко на русский язык - надо использовать куда больше слов. В общем, это вроде бы «меланхоличное кино о том, что испытывает человек перед тем, как отправиться в долгий путь». А иначе следовало бы выразить скромный и немножко застенчивый пафос данной картины как «ностальгию по еще не покинутому». Или же, если вспомнить русскую традицию присесть на дорожку и выпить на посошок, «Облако-рай» окажется аналогом пожелания «Счастливого пути!» при всем при том, что сборы пусть и были короткими, а вот проводы стали долгими. Кстати, перекличка с «Долгими проводами» об ином парнишке, который собирался уехать от излишне опекающей его матери к отцу-археологу, живущему в другом городе (как на иной планете!), но так и не сделал последнего шага, все же пожалев растерянную и несчастную родительницу, размазывающую тушь на ресницах под звуки дважды повторенного романса «Белеет парус одинокий», представляется даже закономерной. Лента Киры Муратовой - это продленное прощание с шестидесятыми, поминки по эпохе оттепели, реквием по несвершившемуся. А произведение Николая Досталя по сценарию Георгия Николаева невольно подвело итог всему прежнему существованию в условиях СССР, что куда очевиднее именно сейчас, но отнюдь не в момент распада советской империи. И еще знаменательно, что награждение «Облака-рая» призом на фестивале в Локарно в августе 1991 года, происшедшее буквально за день (!) до путча в Москве, по-своему дублирует решение Локарнского жюри осенью 1968 года, когда был отмечен фильм «Осенние свадьбы» Бориса Яшина. Там молодая героиня не успевала выйти замуж за парня-тракториста, подорвавшегося на мине, которая осталась после войны. А в тогдашнем контексте это вполне могло быть воспринято как иносказание о задавленной советскими танками на улицах Праги свободе. Спустя 14 лет после появления картины «Облако-рай» практически та же съемочная группа в полном составе сделала продолжение под названием «Коля Перекати поле», где речь шла о Коле, вроде бы вернувшемся из дальних странствий в родной городок. Вроде бы... 8/10. (Сергей Кудрявцев, 2005)

Невыразимая тоскливость бытия. Про этот фильм я имею только, с некоторым смущением от своей безапелляционности, но вместе с тем с полным осознанием своей правоты сообщить, что это лучший фильм из тех, что я знаю. Дальнейшие рассуждения будут посвящены обоснованию и уточнению высказанного положения. Не надо только думать, что тут дураки сидят! Понятно, что абсолютно лучшего фильма не бывает. Что больше: набор (0,1) или набор (1,0)? Оба больше и оба меньше, это смотря по какой координате смотреть. Кино тоже далеко не одномерное искусство. Есть и другие лучшие фильмы, для других целей, например, или для других людей, или в других измерениях, или в других жанрах и т.д. Этот фильм почти достигает абсолюта по координатам выразимости невыразимой темной немоты, мычания, глоссолалии обыденного существования, русской тоски больших пространств, бессмысленных действий, кафкианского абсурда, внезапного подвига, экстремальности скромных значений. Такую же нишу в литературе, например, занимает гениальный писатель Вагинов. Незаметной мукой наполнены повседневные действия Свистонова, или Миши Котикова, или Кости Ротикова, или Ивана Ивановича Куку в его романах. Слабые, трогательные люди. Удивительно, что такой выплеск произошел у режиссера, снимавшего в основном всякие "Маленький гигант большого секса". Задействованные в ролях актеры снимались дальше в основном с телесериалах, а автор сценария потом стал писать в основном про мушкетеров двадцать, тридцать и миллион лет спустя. Я не говорю тут про режиссера или композитора, это уж само собой разумеется, работа чуть выше, чем адекватная. Ничем иным, кроме как внезапным озарением и некоторым капризным чудом, я это объяснить не могу. Это типа как внезапно заговорившая с тобой собственная жопа. Поселок как медиатор между городом и деревней. Дело происходит в поселке, во всем чувствуется напряжение от пребывания в этом пограничном состояния. Дождь то ли будет, а то ли не будет. Герой говорит то ли разборчиво, то ли нет. Некий женский персонаж то ли любит его, то ли нет. Никто ничего не может решить. Никто не знает, чего он хочет. Говорить есть о чем, но одновременно и говорить не о чем. Знакомые смотрят волками, и один из них, может быть, я. Напряжение повседневности. Борьба мужчин с женщинами. Идиотические лица актеров. Инфернальные старухи. Одно только слово, и всемогущий Шариков (Полиграф Полиграфыч) уже дарит безмолвной жертве свой чемодан, приходят двойные грузчики и выносят мебель, в квартиру подселяют товарища старшего инженера. Темные комнаты, расцарапанные стены, косые углы, неровное освещение, безумные искаженные лица. Сплетенные трубы, темные вены. Песня, исполняемая напряженным голосом, на грани присутствия/отсутствия слуха. Бросая в воду камни, смотри на круги, ими образуемые. Камень падает в воду и поднимает волны. Волны как-то взаимодействуют друг с другом и превращаются в цунами местного значения, бурю в стакане воды. Локальное цунами приносит некоторые жертвы; в основном все просто покачались на волнах. Большие пространства, цунами затихает, круги на воде. Одного бойца недосчитались, отряд заметил его потерю и по этому поводу радостно напился. Воскресенье же, чего еще-то делать. Слабые, трогательные люди. Финал. Оценка: 5/5. (А. Ботев (и Сладкая N), ekranka.ru)

Этот фильм мог с полным правом претендовать на звание подлинно народной кинокомедии - уровня если и не «Бриллиантовой руки» (1969) (хотя провожающие Колю друзья-знакомые, устав от лирики, напоследок затягивают незабываемую «Песню про зайцев»), то, как минимум, «Любви и голубей» (1984). К сожалению, Николаю Досталю «посчастливилось» снять свой лучший фильм в период стремительно нараставшего кризиса отечественной системы кинопроката, когда директора кинотеатров словно намеренно отпугивали низкопробной заокеанской кинопродукцией последних, самых стойких зрителей, пока не поддавшихся соблазнам видеосалонов и нелегальных кабельных сетей. Более того, последующие опыты (в первую очередь - две несмешные и пошловатые комедии с участием Геннадия Хазанова), равно как и более ранние работы, отнюдь не свидетельствовали о наличии у него недюжинного режиссерского дарования. И сценариста Георгия Николаева при всем желании не причислишь к гениям отечественной кинодраматургии... Тем интереснее разобраться, в чем кроется секрет внешне скромного кинопроизведения, в котором правды - нормальной такой, сермяжной правды, а не той, ужасной, что заставляла диссидентов в экстазе «завыть, забиться, захрипеть» - о жизни в позднем СССР больше, чем в тогдашних «чернушных» шедеврах, вместе взятых. Прежде прочего необходимо отдать должное самобытности Максима Жигалова. Легенда гласит, что Досталь утвердил начинающего артиста по совету Аллы Клюки, которая накануне встречалась с ним на съемках мелодрамы «Тело» (1990), поскольку искал кого-то похожего на Юрия Никулина - правда, в молодости (не времен перевоплощения в Семена Семеновича Горбункова). По иронии судьбы, Андрей вскоре окончил эстрадно-цирковое училище - и тоже добился впечатляющих результатов на нелегком поприще клоуна. Но для образа Коли оказалось важнее умение не извлекать смех, что называется, на пустом месте1, а слиться с социальной средой, предстать типичным пареньком из ничем не выделяющегося населенного пункта, каких по огромной стране десятки тысяч. Он не обделен личным обаянием и даже талантами (например, музыкальным, причем две песни, «Звездочка» и давшее картине название «Облако-рай», написаны и проникновенно исполнены самим Жигаловым), но... решительно не знает, чем заняться и как убить время. Собственно, судьба Коли, а заодно и Феди с Валей, и Натальи, тем и показательна. Речь не о пресловутой проблеме досуга. По-своему неплохие, душевные люди, получив от родной советской власти и родного советского государства (от многих поколений предков, живших очень скромно и преодолевших немыслимые трудности во благо потомков) все возможности для сносного, да чего уж там - безбедного существования, устали от маеты и не знают, куда себя деть. Ситуация, если вдуматься, еще хуже, чем у совестливых чеховских интеллигентов, которые хотя бы душевно терзались, осознавали неприемлемость прозябания. Да и дело не в материальном достатке как таковом. Жители неназванного провинциального города, как и большинство их соотечественников, оказались в затягивающем ценностном и смысловом вакууме. Если даже ничтожное событие - отъезд Коли - вызывает всеобщее воодушевление... Но в том и парадокс, что его отбытие - спонтанное, совершаемое по необдуманности, из чистого бахвальства: нет никакого школьного товарища, позвавшего на Дальний Восток! Возникшая (вернее, искусственно сотворенная) на рубеже 1980-90-х идеологическая, философская, метафизическая пустота, опасная для человека, а для человека русского - тем паче, заставила, по сути, все население вот так сорваться с насиженного места и отправиться абы куда. Предполагалось - навстречу к эфемерному облаку-раю... Естественно, попутно народ был цинично обобран (мебель из занимаемой парнем комнаты продали мгновенно, и новый жилец не заставил себя ждать), но это - лишь следствие. Важнее - найдет ли там, в далеких краях, хоть что-то путное тот, кто еще утром не подозревал, что изберет участь перекати-поле?.. 1 - Вспомним, например, безуспешные попытки завязать с соседями разговор о погоде, которая, вопреки прогнозам синоптиков, все никак не портится. (Евгений Нефедов)

Господи, как надоела эта «чернуха» в жизни и на экране, эта безысходность, когда, кажется, все, надежды никакой, когда сама продымленная серая, будничная атмосфера пригибает долу, не дает поднять глаза от старого, выщербленного, растрескавшегося асфальта, а кругом лишь стены, давно не штукатуренные, кирпичные или бетонные, со слепыми окнами, неспособными отражать свет. И вот, когда становится совсем невыносимо и из желаний не остается ни одного, кроме желания в очередной раз напиться, вдруг замечаешь проклюнувшийся из трещины в асфальте зеленый росток. Как сумел он зацепиться здесь, на мертвом пространстве, что питает его корни, - неясно. Но он существует и, значит, он победил. И тогда понимаешь, что не все потеряно. Не буду ходить вокруг да около - таким зеленым ростком среди руин и сквозняков нашего перестроечного кинематографа мне представляется фильм Николая Досталя «Облако-рай». И ведь начинается-то он вполне современно уныло, и мы долго-долго обозреваем с высоты птичьего полета бесконечные заводские корпуса, загаженные лесосплавом водоемы и землю, которой не видно под слоем промышленного мусора. И посреди этого хаоса - стандартный восьми- или десятиэтажный жилой дом. Дом? Какое там! Просто многоквартирное укрытие от дождя и снега. Да что я вам рассказываю, большинство из нас в таких укрытиях проживает. Вот и Коля, главный герой фильма, здесь обитает. Молодой, одинокий и никому, в сущности, не нужный. Да они там, похоже, все друг другу до лампочки - так, соседствуют по необходимости... Воскресенье. Скука смертная. Коля во двор вышел - так, ни за чем. Солнышко светит, вот и вышел. А по радио дождь обещали. Это странное несоответствие дает пищу для долгих пересудов с молчаливыми и не очень опрятными бабулями - единственными обитателями двора в столь ранний час. Вон сосед куда-то намылился. Коля было за ним, а тот отмахнулся. Вон Филомеев с дружками купаться отправились - тоже Колиным обществом пренебрегли. Наташина мама ни за что облаяла. Пошел к другу Феде, а у того то ли после вчерашнего голова трещит, то ли просто ску-у-чно. Да и жена его. Валентина, какая-то сонная, нечесаная: «Может, скажешь чего-нибудь новенького?» С этого-то вопроса и начинается, собственно, сюжет картины. Даже не сюжет, а так, анекдот, другие бы посмеялись да забыли, а тут черт-те что получилось. Чего не ляпнешь, когда говорить не о чем! Вот и Коля: «Ничего новенького. Только... уезжаю я. На Дальний Восток». И покатилось колесо, завертелась машина - не остановишь. Затеяли друзья проводы. Сначала Валентина по такому поводу пивком угостила, а сама принарядилась - платье-колокол, причесочка - с ума сойти, потом невесть откуда взявшиеся соседи скинулись на несколько «пузырей» с закуской, а Филомеев - полуслесарь, полу-урка, расщедрился, чемодан подарил. И оказалось, что обратного хода у Коли нет, волей-неволей надо сниматься с насиженного места. Но выяснилось и другое - что уезжать отсюда ему совсем не хочется. Врос он корнями в этот забытый Богом, затерянный в безвоздушном пространстве островок, любит, непутевый, свою Наташу, с которой вечно ссорится, любит всех этих людей, деградировавших, как и он сам, почти до неандертальского уровня. Тут бы впору закричать об очернительстве, о клевете на народ, несущий бремя великой исторической миссии. Но отчего такая щемящая нежность возникает к этим нелепым людям, отчего комок подкатывает к горлу, когда Коля, оставшись один в своей разоренной комнате, затягивает незатейливую песенку про «облако-рай»? Нет, не столь проста эта простодушная история. Иначе не хотелось бы увидеть ее еще раз, не наводила бы она на раздумья о нашей жизни - на раздраженные рассуждения о ее мерзости и беспросветности, а мысли о бессмертной человеческой душе, сохранившейся, несмотря на отупляющие, вовсе не человеческие условия существования. И тревога, страх за нее - ведь душа-то агонизирует, еще немного - и угаснет огонек, завянет росток на асфальте. А может быть, наоборот - перед нами только эмбрион, зачатки души, способной расцвести впоследствии? Ведь поет же герой песни - уже в начале фильма, будто вставной номер, будто «воспоминание о будущем», поет он, сидя на крыльце, другую песню, о своей звездочке (не звезде, а именно звездочке) - существует ли она на свете?.. И стремится его мечта все вверх, вверх! И соседи его, обитающие будто на фантастическом острове из «Соляриса» Тарковского, оживают, увидев в неприкаянном, нелепом, неуважаемом, как и они сами. Коле человека, способного на поступок. Ничего, что он уезжает, а они остаются. Может статься, и для них еще не все потеряно! Фильм глубок - не мощной философской, а скорее эмоциональной глубиной, когда стремишься заглянуть не в бездну авторской мысли, а в собственное сердце. «Облако-рай» не первый фильм Николая Досталя. Но, мне кажется, именно после него можно окончательно сделать вывод о появлении интересного режиссера с собственной, вполне определенной творческой концепцией. Коротко ее можно сформулировать так: негромкий и очень теплый кинематограф. Я пока ничего не сказал об актерах. И это не случайно. Отличительная особенность подбора исполнителей в фильме - подчеркнутая типажность. Удивительно точно найденные лица! Среди них мало знакомых, но даже несколько известных артистов. таких, как Ирина Розанова, Лев Борисов, Владимир Толоконников, вполне вписываются в эту маленькую толпу обычных людей. Они - это мы, большинство из нас, и если мы похожи на них - это трагично, но не безнадежно. Несмотря ни на что! Эта типажность не имеет ничего общего с непрофессионализмом. Здесь профессионализм не ослаблен, а, напротив, усилен типажностью, что прежде всего относится к исполнителю главной роли Андрею Жигалову (не родственник известного актера Михаила Жигалова). Его герой беззащитен и трогателен, к нему испытываешь не снисходительную жалость, а человеческое сочувствие - пожалуй, актеру нелегко было удержаться на этой тонкой грани. К тому же Андрей не только сыграл в фильме, но и написал для него песни, удивительно точные по стилю и мысли... И еще один неожиданный эффект картины. Оказывается, она нравится критикам с самыми разными творческими пристрастиями, а это уже немало. (Борис Пинский. «Экран»,1991)

Притча о постороннем. Мне сказали, что будет смешно, но начало фильма особого веселья не предвещало: снятый с птичьего полета типичный «усталый город» где-то в глубинке, мертвый залив, загубленный топляком, пустынный захламленный двор, беспорядочно застроенный унылыми панельными коробками, рождали тоскливое предчувствие, что сейчас на экране развернется очередной чернушный сюжет. И одинокая фигура парнишки с гитарой в руках, в кургузом плащике, притулившаяся на ступеньках, спасу нет, до чего знакомая - и уже больше по кино, чем по жизни, - с ходу вызывала жалостливое нетерпение: ну что с тобой, бедолагой, сейчас стрясется? Допев песню, он тыркается по двору, то пытаясь разговорить монументально устроившихся на скамейке старух, то догоняя отправившегося по каким-то своим делам мужичонку, то радостно кидаясь к спускающейся с крыльца толстухе в нелепой шляпке - матери его любимой девушки. Но каменно молчат старухи, гонит прочь деловой мужик, а толстуха строго-настрого приказывает не соваться к дочке. И тут - будто пелена с глаз! - эта мертвая пустота нестерпимо яркого весеннего утра, это безлюдье, эта неприкаянная душа предстали вдруг в щемяще оголенной и жуткой ясности притчи, а бесхитростно-нейтральный режиссерский заход и короткие, рубленые фразы диалога заставили вспомнить о «нулевой степени письма», которой Ролан Барт обозначил повесть Альбера Камю «Посторонний». А ведь Коля - это же наш Мерсо, заброшенный в нашу пустыню и прихотью Господа Бога, вложившего в него непонятную тягу - тягу жить, - тем же и отключенного от человеческого ряда, вырванного из тенет всеобщей усталости и обессмысленности. Апатия, превратившаяся из индивидуального несчастья в социальный недуг, чудом не коснулась его; и, томясь бездельем, он с радостным, ожидающим энтузиазмом восклицает: «Воскресенье ведь, чего делать-то?» Ему и самому ясно, что не должно ничего делать, ибо свято воскресное ничегонеделание - не потому, что бог велел отдыхать в седьмой день, а оттого, что неистребимо живет в народе, никогда вольно не трудившемся - вопреки насаждавшемуся официально: «счастье - в труде!» или «в борьбе!» - своя потаенно холопская мечта о счастье как безделье, точно уловленная не только сказкой о Емеле, но и литературой и еще до окаянных дней. Но Коле все хочется наполнить пустоту этого прекрасного весеннего утра, и тем он немало досаждает погруженным в привычную дремоту соседям. И вот, отчаявшись растормошить приятелей Федю и Валю, уныло выслушивающих Колин монолог о погоде, которая их ну ни капельки не колышет, ни с того, ни с сего выпаливает, что, мол, собрался уезжать. Аж на самый Дальний Восток. И это опрометчиво молвленное слово - все равно что выстрел Мерсо на алжирском пляже (заметим в скобках, что слово у нас традиционно равнозначно поступку) - разом превращает незаметного и гонимого пацана в важную персону; заурядное его бытие выводит на уровень, заслуживающий не рассказа - повествования. Или даже жизнеописания. Ибо персонаж становится героем. «Жизнеописание» начинает твориться на наших глазах усилиями двора (тут и ассоциации, связанные с многозначностью слова «двор» не будут неуместными - в свиту превращаются соседи, в почтительную свиту, «играющую короля»!). Они очнулись, разбуженные щекочущим ощущением приобщенности к «избранному». И мелькнувшим призраком того, что еще милее и что уж начало было уходить из рук и оттого чувствуется теперь острее, рождая прямо-таки сладострастное упоение - возможности ковать кому-то счастье (а что у него, у осчастливленного, на голове - так кого это заботит?). И - какой родился энтузиазм! Куда делись равнодушие и сонливость! Даже намертво вросшие в скамейку бабуси сдвинулись с места и заодно со всеми, всем, как мы любим, миром поучаствовали в судьбе Коли, незадачливо отдавшегося на волю друзей. Бедный Коля, от которого только что отмахивались как от надоедливой мухи, делается кумиром, и каждый готов любить его. И потому что - кумир. И потому что ведь это ближнего возлюбить тяжело и неинтересно. А тут - возможность возлюбить «дальнего». Даже «дальневосточного». С каким восторгом меряет Федя расстояния на глобусе! Никто не в силах отказать себе в этой любви, ностальгически напоминающей о блаженной поре, когда мы безопасно дружили народами и континентами, когда Фидель казался ближе и родней районного начальства, а детки в школе, где половина - детдомовцы, собирали «сумки дружбы» для отправки в Сальвадор. Ну как лишить себя удовольствия заиметь друга во Владивостоке! И поочередно отказываются от Коли подруга, друг и любимая. Он кидается к ним в надежде, что отговорят, попросят остаться - ведь со слезами провожают-то! - ан нет: лучше мы тут пострадаем без тебя, а ты давай, уезжай. И кумир, не смеющий (да и мыслимо ли!) пойти против оформившейся и ставшей материальной силой воли коллектива, превращается в мученика нелепой идеи, в жертву. Колю дружно заталкивают в пустой автобус, и он мечется внутри этой железной клетки, куда не доносится ни слова живого, а только полные одобряющего энтузиазма бессмысленные крики. И когда тронется автобус в неизвестность от дорожного столба, на котором указатель сулит в одну сторону тыщу с лишком километров и в другую не многим меньше, и пестрая возбужденная толпа останется позади, все будет узнику казаться, что тут они, его добрые друзья и соседи, недреманным оком присматривающие за ним и не выпускающие из рук его жизнь, так что не улетишь от них на облако-рай, о котором пел он, да не был услышан... Песню сочинил сам Андрей Жигалов, в этой роли как-то скукожившийся, подавивший свою мужскую стать, так что пронзительней видится душа, исходящая голосом, чуть надсаженным и чистым, рвущимся к неоромантическим небесам Цоя - Гребенщикова, где плывет облако-рай. Жигалов - точное режиссерское попадание Николая Досталя, не промахнувшегося и с другими актерами. Чудный семейный дуэт составили сомнамбулический Федя (Сергей Баталов) и будто вспомнившая вдруг свое недавнее прошлое королевы танцплощадки Валя (Ирина Розанова), а путающаяся в эмоциях, с грацией гадкого утенка, думающего, что он лебедь, Наталья (Алла Клюка) так трогательно жалка, что уже и не смешна. А между тем «Облако-рай» вообще-то эксцентрическая комедия, хотя, как когда-то сказал Семен Кирсанов, Маяковский тоже писал ямбами, но посмотрите - на них лица нет. У Досталя получается эксцентрическая комедия (не помню, когда я еще вот так - в голос - смеялась в кинозале), но, так сказать, траченная годами застоя, когда ее красноречивый абсурдизм недаром раздражал сметливую бюрократию и последовательно ею изживался. Отсюда усталый, медленный, одышливый темп, нечеткий ритм, полудремотная созерцательность и элегические останки золотого века эксцентризма: «каскадная пара» близнецов в комбинезонах, периодически появляющаяся в комнате, чтобы вещь за вещью выносить мебель, уже распроданную предприимчивой соседкой - им, в рамках принятой условности, не ударить чечетку, зато они синхронно жуют резинку; «комический дуэт» - дылда дочка и квадратная мамаша (Пат и Паташон, Эббот и Костелло, Тарапунька и Штепсель); обыгрывание популярнейшего в жанре аксессуара - чемодана. Все это, рассчитанное на нашу генетическую реактивную память, безотказно вызывает смех, как и жонглирование приметами разных десятилетий: тут шляпка и губки бантиком из 50-х, «платформы» из 70-х, платье, сшитое местной портнихой по моде 60-х и календарь за 1991 год, болтающийся на двери, а еще есть шинель - чуть ли не с железного Феликса, - в которую упакована молчаливая старуха на скамейке. И это уже не просто хохма: роль времени у нас, как известно, играет пространство. Мы с трудом отрываемся от своей эпохи (а своя она у нас, пока мы молоды, а потом мало кто за быстротекущим временем поспевает - но об этом у Чехова); на каждом стоит клеймо его времени: «времена меняются, и мы меняемся вместе с ними»- это сказано не о нас, а о нас другое: Бог дал время и дал его много (или тут надо сказать: аллах?). Предметная среда, погружающая в незыблемую вечность, где остановлено время и гибнут замыслы с размаху, где скапливаются, наслаиваясь и перемешиваясь, свидетельства нашего существования, скажущие потомкам, что мы были и имели намерения, отчасти даже и благородные, - точно выбранный фон выворачиваемых наизнанку мифологем советского образа и подобия жизни. Томительная пустота у Камю разражалась четырьмя выстрелами в упор, после чего начиналась история самоутверждения через вызов фарисейству благочинного общества. У нас же кончается бескровной тихой смертью героя - растворением его в бесконечных наших просторах, где нет места и крохотному оазису - облачку рая, - трагикомическим торжеством ритуально воплощенной, убийственной коллективистской морали, не выносящей отклонений и узаконенной псевдофольклорно; мы же так любили провожать: «его» - на запад, гармониста - в институт, новоселов - на землю целинную, «питомцев Земли» - до самого солнца. Но и в том, франко-алжирском, и в нашем, сугубо советском случае путь на гильотину или исчезновение в просторах родины моей - невольное бегство от абсурда, составляющего единственную очевидность ума, онтологическую данность, связанную, согласно Камю, с ностальгией, тоской по потерянному раю. Это «метафизика света», особая ясность видения, которой наделен человек, заброшенный в чуждый ему мир. Не оттого ли столько света в этом фильме, столько невыносимо яркого солнца, господи боже... Просветление, ясное дело, постигло не Колю, не будем смешивать, так сказать, «взгляд персонажа» и «взгляд автора». Коля, как ни кинь, фигура страдательная. Сеанс магии с последующим разоблачением для нас, зрителей, проводится авторами (случайно ли, что Андрей Жигалов пришел в кино из циркового училища?). И главный фокусник-иллюзионист, конечно, сценарист Георгий Николаев, придумавший все это в «расцвет застоя» для своего вгиковского диплома, когда смыслы этой коллизии выступали особенно резко и беспощадно, без нынешнего элегического «сфуматто», отчего диплом зарубили и защищаться пришлось «Вечерним лабиринтом». Николаев достал фильм будто кролика из цилиндра. Из ничего. Из гулкой пустоты воскресного провинциального дня. Из глухой тоски. Из безнадежности. Из всего того, что изживается смехом, когда все прочее бессильно (а смех у нас всегда сквозь слезы). Сочинил правдивую и невероятную историю советского «лишнего человека», изгоняемого по всем правилам коллективистской обрядности, но способного отплатить враждебной общине тем, что сохраняет свою странность, свою единичность, свою нетипичность. Пусть и не нужные никому. (Нина Цыркун. «Искусство кино», 1992)

Веселые похороны. Позднее утро. Откидывая теплое одеяло в сторону, человек тихо, аккуратно встает, чтобы не потревожить пока еще полусонное состояние, и идет на кухню, где его встречают металлический блеск кухонных торговых марок и аромат хорошего кофе. Совершая маленькие рейды от холодильника к кухонному столу, он мастерит незамысловатый завтрак. Затем, шлепая босыми ногами, идет в гостиную и садится в мягкое, кожаное кресло, включает плазменный телевизор и погружается в мир новостей и сплетен. Изрядно насытившись теплым напитком и утренней дозой информации, он надевает строгий костюм и направляется на работу, проезжая через многоликие пробки. На работе он трудится, вкалывает, но не ради желания, не ради удовольствия, а ради прибыли, ради возможности купить еще один телевизор, еще одну машину, ну и загородный дом впридачу. Таким образом, человек, окружая себя такого рода прелестными вещицами, становится чуточку счастливее. По крайней мере, он так считает. А ведь где-то есть совсем другая жизнь, жизнь, где никуда не надо спешить, где воскресным солнечным днем ты не дожидаешься важного звонка по поводу очередной сделки, а попросту не знаешь, чем себя занять. Именно о такой жизни и снял свой фильм Николай Досталь. Сюжет картины «Облако-рай» незамысловат и даже возмутительно прост. В конце недели молодой рабочий паренек, живущий в поселке, где кроме заводов да магазинов с обилием спиртных напитков, ничего больше нет, не находит себе места. Единственная актуальная тема для разговора - это погода, вот и пристает ко всем Коля, рассказывая каждому встречному, что по радио сегодня обещали дождь, а на самом деле стоит безоблачная погода. Но никто не реагирует, маленький городок словно вымер, спят все его жители. Никто не ждет от сегодняшнего дня чего-то нового, необычного, и это понятно: что может случиться в поселке, где покупка зонтика уже новость. Коля, пытаясь хоть как-то расшевелить своего друга Федя сообщает ему, сам себе удивляясь, что собирается уезжать к другу на Восток. Насовсем. Новость сразу возвращает к жизни Федю и его жену, а следом и всех обитателей городка, на время вырвав их из объятий постоянного сна. Шутка Коли воспринимается серьезно, потому что сами жители уже устали от этой меланхолии, им хочется праздника, гуляний, а проводы, чем не повод для радости, и Коля моментально становится героем этого дня. Постоянное бездействие породило в них удивительную способность - незначительное событие превратить во что-то очень важное. Картина жизни сразу же меняется. Героиня Ирины Розановой достает из шкафа давно забытое платье, надевает вопиюще красные бусы и, выходя во двор, ловит удивленные взгляды односельчан, а сама же про себя напряженно думает: как бы не упасть на этих высоких туфлях. Осторожно обходить каждую ложбинку: навыки - то уже потеряны. Бабушки, сидящие на скамеечке, как два воробушка, вечно одетые не по погоде, вечно молчащие. «Вечно» - это слово подходит для них как никакое другое. Но даже они не пропускают столь знаменательное событие, потихонечку плетутся сзади всех, провожаю Колю. Герой Владимира Толоконникова, норовящий засунуть открытую банку шпрот в карман пиджака, да заодно прихватить бутылку водки, вдруг совершает благородный поступок - отдает Коле чемодан, тем самым, обрекая себя на вечное гниение в этих трущобах, ведь «чемодан - святое дело, без чемодана человек, как дерево - всю жизнь на одном месте». Федя, вдруг осознавший, что у него есть замечательный друг Колька, рассуждает о масштабе и берет все бразды правления относительно Колиного отъезда в свои руки, не замечая резко сменившегося настроения друга и не понимая, что это вдруг тот сочинил песню. Сцена проводов напоминает похороны, автобус - катафалк, слезы, поспешное, суетное прощание, последнее видение по-своему близких Коле людей. Герой по сути принес себя в жертву, ведь мог же он вдруг хлопнуть по столу во время тихого прощания и сказать всем, что это сгоряча ляпнул, не подумав. Не прекратил проводы, не стал отстаивать свои виды на мебель. Только в финале картины Коля признается своей девушке, что «его на самом деле никто не звал», но уже поздно, процесс пошел, машина запущена и необратимо движется вперед. Однако фильм не так прост, каким кажется на первый взгляд, это фильм - метафора, рассказывающий о трагических временах нашей страны. Весь поселок - это своеобразное олицетворение СССР. Режиссер хочет сказать, что СССР, как форма, существовать уже не может, что такая государственная организация уже отжила свой срок. Об историческом времени фильма свидетельствует календарь 1991 года, который постоянно сотрясается от ударов двери. Николай Досталь очень мудро и тонко предсказал будущее нашей страны. Аналогия проводится с легкостью, без натянутостей, так же как и Коля, Россия отправилась неизвестно куда. Сила масс, вдруг объединившейся в связи с Колиным отъездом, лихо подгоняет его и практически сама сажает героя на автобус. Коля на их фоне выглядит жалкой марионеткой, которой крутят, как хотят. И вот едет Коля в неизвестное будущее и с надеждой он смотрит не вперед, а назад, туда, где остались его прежние привычки, радости и воспоминания. Также мотив своеобразной гибели еще виден в закате, который символизирует не только конец дня, но и конец эпохи. Старая сумка с надписью «СССР - USSR» «мала, да и не отмоешь». И самое страшное, что предсказал Николай Досталь, так это то, что даже после отъезда Коли ничего не изменится. Этот мимолетный всплеск вскоре сойдет на нет, и героиня Ирины Розановой вновь наденет старую, выцветшую футболку, а бабушки будут сидеть на лавочке, прижавшись друг к другу лохмотьями. Так получилось и с нашей страной, после перестройки, всеобщей радости в связи с изменениями, наступила та же серость и обыденность. Жизнь лучше не стала. Картина Николая Досталя пугает и поражает своей способностью предвидеть будущее. Нельзя сказать, что фильм актуален и по сей день, ведь ритм жизни изменился, однако до сих пор вопросы о погоде востребованы, люди жаждут перемен, провожают своих близких с широким размахом, а платье, некогда надетое на очередной Новый Год, висит в шкафу, завешенное полиэтиленовым пакетом. (Oktav)

Вечная история... о вечном невозвращении. «Ему стало зябко, но он тут же вспомнил, что уже читал о чем-то подобном, какой-то покетбук в яркой глянцевитой обложке, и от этого воспоминания ему полегчало. Придумать можно все что угодно. На самом деле никогда не бывает так, как придумывают.» (Стругацкие «Пикник на обочине») Замечательный советско-русский фильм режиссера Николая Досталя. [...] Получается, фильм снимался как раз на самом изломе эпох - уже как бы и не советский, но еще и не русский. За три года до, в 1987-ом году на экраны выходит знаменитая «Асса» Сергея Соловьева. Лично я склонен считать, что своей популярностью фильм Соловьева обязан прежде всего все-таки появлению в фильме Цоя. Хотя, сам Цой (по выражению самого же Цоя)) в этом фильме, как вставной зуб. Но Благодаря тому, что в камео ролях заняты популярные рок-музыканты, фильм стал культовым для поколения, которое так ждало перемен. Это ожидание перемен, видимо, было разлито в самом воздухе того времени. И люди творческие не могли не улавливать эти флюиды массового бессознательного. В последнее время мне кажется, что картина Соловьева все же излишне социализирована. Для меня, всегда было очевидным, что перемены, о которых поет Цой в одной из самых известных своих песен, касаются не столько каких-то социальных перемен в обществе, сколько процессов протекающих в каждом отдельном человеке. В общем, когда в каком-то интервью я услышал от самого Цоя примерно тоже самое, для меня это не было откровением. И вот, по-моему, Досталю в «Облаке-рай» удалось отразить все это куда более точно, чем Соловьеву в «Ассе». Метафора с развалом советской империи просто поражает своей точностью. Это прямо пророчество какое-то. Я допускаю, что авторы фильма, когда его снимали вообще ни о чем таком и не думали. Но вот эти настроения, витавшие тогда в воздухе, преломившись через призму восприятия художника дали на выходе такой вот поразительный результат. В картине никакие социальные аспекты вообще не затрагиваются. Там в центре молодой парень Коля, который в одно воскресное утро выходит во двор и не знает чем бы себя занять. Коля чувствует какую-то глубокую внутреннюю неудовлетворенность, которая поразительно точно выражается в его лирических песнях, и плюс на это еще накладывается размеренная, нудная, стоячая, как вода в болоте жизнь маленького провинциального городка. Городка, где все все про всех знают, где ничего, абсолютно ничего не происходит, где завтра такое же, как вчера. В разговоре с старшим другом Федей Коля, неожиданно наверное даже для самого себя, вдруг говорит о том, что уезжает. Но все почему-то воспринимают эту информацию на ура, как некий сигнал. Отчего становится понятно, что это ожидание перемен оно у каждого очень долго копилось внутри, такое же сильное, как и у Коли. Но Коля то хоть петь умеет, и таким образом выражать трансцендентную тоску, а остальным-то вообще, наверное, тяжело. И вот для всех этих людей вокруг Коля вдруг становится героем, который вот так вот в один миг решил кардинально изменить свою жизнь. С этого момента Коля уже себе не принадлежит. И его жизнь действительно меняется в один момент, кардинально и круто. Еще утром он выходит в знакомый двор, слоняется со скукой между знакомых домов, завязывает пустые, хорошо знакомые всем разговоры с хорошо знакомыми людьми и кажется, что так будет всегда, кажется, что это вообще в принципе не может измениться. Знал бы он, что вечером того же дня его уже здесь не будет... В жизни всегда случается так, как меньше всего ожидаешь. Так и СССР. Казалось, что здесь вообще ничего никогда не может измениться... Так действительно казалось многим людям конца 80-х. Что было дальше, все мы хорошо знаем. Мне не довелось посмотреть этот фильм в 90-х. Как-то так, случилось, что я вообще узнал о нем только неделю назад. Друг в аську написал, что есть такой хороший фильм. Т. е. я конечно могу ошибаться, но мне кажется, что смотреть «Облако-рай» спустя 20 лет, наверное, даже интересней. Это вечная история... о вечном невозвращении. P.S. Спустя 15 лет Николай Досталь снял продолжение фильма с теми же актерами «Коля перекати - поле». Я не знаю, что со второй частью не так, но получилась она какой-то совсем уж грустной. Все постаревшие... и какие-то... уставшие что ли... И нет уже той атмосферы. Не знаю... Вроде бы все почти тоже самое, а не то... (sltlalllklelrl)