ЖИЗНЬ АДЕЛЬ (2013)
LA VIE D'ADELE

"Жизнь Адель" ("Жизнь Адели"). Адель живет жизнью обычного подростка: школа, мальчики, подружки, пока не замечает на улице девушку с голубыми волосами. Этот образ преследует Адель в эротических видениях. Она начинает искать встреч с взволновавшей ее незнакомкой, несмотря на то что это усложняет ситуацию в школе, с подружками и особенно с мальчиками... (Милослав Чемоданов)

17-летняя Адель мечтает о вечной любви и встречает очаровательного парня, который тут же влюбляется в нее. Но неожиданно для нее самой, Адель начинает видеть странные сны с участием загадочной девушки с синими волосами, которую случайно встретила на улице. Юная Адель начинает понимать, что ее манят не просто синие волосы, ее привлекает сама незнакомка...

Адель очень любит детей и мечтает стать учительницей. Незадолго до своего 18-летия она встречает Эмму - загадочную девушку-художницу с голубыми волосами, и влюбляется в нее. Эта встреча поделит жизнь Адель на две части: с Эммой и без нее... Картина охватывает период примерно в пять лет, показывает, как формируются, меняются и разваливаются отношения возлюбленных.

Сексуальная чувственность очаровательной Адель (Адель Экзаркопулос) распускается, как нежный цветок. И вроде бы ей не на что жаловаться: у Адель уже есть ухажер в школе (Жереми Лаэрт), но ласки с ним лишены эротического электричества, и чего-то страшно не хватает. Наверное, того сладкого оцепенения и возбуждения, которые она испытала однажды, встретив на улице обворожительную девушку с синими волосами. Адель еще не подозревает, что именно этой незнакомке предстоит изменить ее жизнь навсегда. Девушку с синими волосами зовут Эмма (Леа Сейду), и она заставит Адель испытать невероятную, всепоглощающую силу любви...

КАННСКИЙ КФ, 2013
Победитель: «Золотая пальмовая ветвь» (Абделатиф Кешиш, Адель Экзаркопулос, Леа Сейду), Приз ФИПРЕССИ (конкурсная программа) (Абделатиф Кешиш).
Номинация: «Квир-Пальмовая ветвь» (Абделатиф Кешиш).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 2014
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Франция).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ КИНО И ТВ, 2014
Номинация: Лучший фильм не на английском языке (Абделатиф Кешиш, Брагим Шиуа, Венсан Мараваль).
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 2013
Номинации: Лучший фильм (Абделатиф Кешиш, Брагим Шиуа, Венсан Мараваль), Лучший режиссер (Абделатиф Кешиш).
СЕЗАР, 2014
Победитель: Самая многообещающая актриса (Адель Экзаркопулос).
Номинации: Лучший фильм (Абделатиф Кешиш, Венсан Мараваль, Брагим Шиуа), Лучшая актриса (Леа Сейду), Лучший режиссер (Абделатиф Кешиш), Лучший адаптированный сценарий (Абделатиф Кешиш, Галия Лакруа), Лучшая операторская работа (Софиан Эль Фани), Лучший монтаж (Камиль Тубкис, Альбертина Ластера, Жан-Мари Ленжель), Лучший звук (Жером Шенвой, Фабьен Поше, Жан-Поль Урье).
ГОЙЯ, 2014
Номинация: Лучший европейский фильм (Абделатиф Кешиш).
ДАВИД ДОНАТЕЛЛО, 2014
Номинация: Лучший европейский фильм (Абделатиф Кешиш).
НЕЗАВИСИМЫЙ ДУХ, 2014
Победитель: Лучший иностранный фильм (Абделатиф Кешиш, Франция).
ПРЕМИЯ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ, 2014
Победитель: Лучшая иностранная актриса (Адель Экзаркопулос).
ПРЕМИЯ БРИТАНСКОГО НЕЗАВИСИМОГО КИНО, 2013
Победитель: Лучший иностранный независимый фильм.
КИНОПРЕМИЯ ГАУДИ, 2014
Номинация: Лучший европейский фильм (Абделатиф Кешиш).
ПРЕМИЯ ИМ. ЛУИ ДЕЛЛЮКА, 2013
Победитель: Лучший фильм (Абделатиф Кешиш).
КИНОПРЕМИЯ ЖУРНАЛА «EMPIRE», 2014
Номинация: Лучший новичок среди женщин (Адель Экзаркопулос).
МКФ В САН-СЕБАСТЬЯНЕ, 2013
Победитель: Приз ФИПРЕССИ за лучший фильм года (Абделатиф Кешиш).
МКФ В САНТА-БАРБАРЕ, 2014
Победитель: Премия «Виртуоз» (Адель Экзаркопулос).
КФ В НЬЮ-ЙОРКЕ, 2013
Номинация: Лучший фильм (Абделатиф Кешиш).
БОДИЛ, 2014
Победитель: Лучший неамериканский фильм (Абделатиф Кешиш).
РОБЕРТ, 2014
Победитель: Лучший неамериканский фильм (Абделатиф Кешиш).
ЗОЛОТОЙ ЖУК, 2014
Победитель: Лучший иностранный фильм (Абделатиф Кешиш, Франция).
НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ США, 2014
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке.
Номинации: Лучшая актриса (Адель Экзаркопулос), Лучшая актриса второго плана (3-е место) (Леа Сейду).
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ КИНОКРИТИКОВ США, 2013
Победитель: Актерский прорыв среди женщин (Адель Экзаркопулос).
ОБЪЕДИНЕНИЕ КИНОКРИТИКОВ НЬЮ-ЙОРКА, 2013
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке, Лучшая актриса (Адель Экзаркопулос).
ВСЕГО 85 НАГРАД И 102 НОМИНАЦИИ.

По мотивам графического романа Жюли Маро (род. в 1985 https://fr.wikipedia.org/wiki/Julie_Maroh) «Le Bleu est une couleur chaude» (Синий - самый теплый цвет, 2010 https://fr.wikipedia.org/wiki/Le_bleu_est_une_couleur_chaude). Маро начала работу над романом в 2004-м, когда ей было 19 лет. На создание 152-страничного произведения она потратила более пять лет.
Рабочее название фильма: «Le Bleu est une couleur chaude».
По словам Абделатифа Кешиша (род. 1960 https://fr.wikipedia.org/wiki/Abdellatif_Kechiche), Адель Экзаркопулос (род. 1993 https://fr.wikipedia.org/wiki/Ad%C3%A8le_Exarchopoulos) дала своей героине не только имя, но и ряд черт характера. "Я назвал героиню Адель потому, что хотел сохранить имя моей актрисы. Ее это не беспокоило. Думаю, это даже помогло ей слиться с героиней, а мне - с ней. А еще дело в том, как оно звучит: Адель, Эмма, Леа - легкие, воздушные имена. Хотя, конечно, все субъективно. А еще по-арабски «адель» означает «справедливость», мне это очень понравилось".
Съемочный период: 9 марта - 24 августа 2012.
Бюджет: EUR4,000,000.
Картину снимали цифровой камерой Canon EOS C300 (https://en.wikipedia.org/wiki/Canon_EOS_C300), с объективами Angenieux Optimo (https://www.angenieux.com/).
Было отснято более 800 часов рабочего материала.
Шесть человек (помимо режиссера) занимались монтажом фильма: Камиль Тубкис, Альбертина Ластера, Жан-Мари Ленжель, Софи Брунет и Галия Лакруа.
Картина содержит сцены откровенно эротического характера. На японском Blu-ray издании некоторые «элементы» таких сцен скрыли «мозаикой».
Чтобы снять «основную» сексуальную сцену потребовалось 10 дней.
Кадры фильма, фото со съемок: https://www.moviestillsdb.com/movies/la-vie-dadele-i2278871; http://moviescreenshots.blogspot.com/2015/08/vie-dadele-blue-is-warmest-color-2013.html; https://www.blu-ray.com/Blue-Is-the-Warmest-Color/232921/#Screenshots; https://www.cinemagia.ro/filme/la-vie-dadele-578765/imagini/; https://outnow.ch/Movies/2013/VieDAdele/Bilder/; https://www.cinoche.com/films/la-vie-d-adele-chapitre-1-2/galerie-images; https://www.cineimage.ch/film/viedadele/; откровенные кадры - http://ancensored.com/movies/Blue-Is-the-Warmest-Colour.
Леа Сейду (род. 1985 https://fr.wikipedia.org/wiki/L%C3%A9a_Seydoux): "В работе над «Жизнью Адель» сложным было все. Ритм съемок был очень-очень интенсивным. Кешиш снимает много дублей и требует отдаваться работе целиком. Трудность же не в том, чтобы покрасить волосы в синий, раздеться или заплакать - это вообще про другое. Чтобы работать у Кешиша, ты должен быть самоотверженным, преданным, отважным, как солдат. Его метод - поиск. С Абделем ты всегда на неизвестной территории, не знаешь, что хорошо, а что плохо. Иногда он просит делать очень странные вещи: схватить другого персонажа за задницу или еще что-то. Я часто думала: "Ну нет, такого я делать не буду". Но с Абделем ты постоянно пробуешь, ищешь. И это работает".
На момент съемок Экзаркопулос было 18 лет, а Сейду исполнилось 27.
Место съемок: Рубе https://fr.wikipedia.org/wiki/Roubaix, Лилль https://fr.wikipedia.org/wiki/Lille, Льевен https://fr.wikipedia.org/wiki/Li%C3%A9vin, Париж https://fr.wikipedia.org/wiki/Paris (Франция); Брюссель https://fr.wikipedia.org/wiki/Ville_de_Bruxelles (Бельгия).
Транспортные средства, показанные в картине - http://imcdb.org/movie.php?id=2278871.
В фильме звучит песня Люкке Ли (https://en.wikipedia.org/wiki/Lykke_Li) «I Follow Rivers» (2011 https://en.wikipedia.org/wiki/I_Follow_Rivers): The Magician Remix - https://youtu.be/8Xa5nTEsI9c; Live on the Moon - https://youtu.be/94Hz2TEWW18; Official video - https://youtu.be/vZYbEL06lEU.
Информация о саундтреке: https://www.soundtrack.net/movie/blue-is-the-warmest-color/; https://popkultur.de/soundtrack-blau-ist-eine-warme-farbe/; https://www.imdb.com/title/tt2278871/soundtrack.
Цитаты - https://citaty.info/movie/zhizn-adel-la-vie-dadele-chapitres-1-et-2 и текст фильма - http://cinematext.ru/movie/zhizn-adel-la-vie-d-adele-chapitres-1-et-2-2013/.
В картине есть отсылки к лентам: «Робокоп» (1987 https://www.imdb.com/title/tt0093870/); «Криминальное чтиво» (1994 ); «Клуб Буена Виста» (1999 https://www.imdb.com/title/tt0186508/); «Даша-путешественница» (сериал, 2000-2015 https://www.imdb.com/title/tt0235917/); «Тачки» (2006 https://www.imdb.com/title/tt0317219/); «Ни Хао, Кай-Лан» (сериал, 2007-2011 https://www.imdb.com/title/tt0934701/); «Вход в пустоту» (2009 https://www.imdb.com/title/tt1191111/); «Мой маленький пони: Дружба - это чудо» (сериал, 2010-2019 https://www.imdb.com/title/tt1751105/).
Ошибка: ближе к концу фильма, прежде чем пойти на выставку Эммы, Адель красит ногти красным лаком, но покинув вернисаж, она зажигает сигарету, и ее ногти не накрашены.
Премьера: 23 мая 2013 (Каннский кинофестиваль); начало проката: 9 октября 2013.
Полное название картины - «La vie d'Adele - Chapitres 1 et 2» («Жизнь Адель. Части 1 и 2»); англоязычное название - «Blue Is The Warmest Color»; в испанском прокате - «La vida de Adele».
Впервые в истории Каннского кинофестиваля жюри приняло решение наряду с режиссером наградить «Золотой пальмовой ветвью» исполнительниц главных ролей. Ранее эту награду присуждали только режиссерам.
Адель Экзаркопулос стала самой молодой обладательницей «Золотой пальмовой ветви».
Президент жюри «Канн-2013» Стивен Спилберг, вероятно, самый известный режиссер в мире, вручил главную награду фестиваля и добавил: "Это великая история любви. Огромная привилегия стать свидетелем столь глубокой любви... Время буквально остановилось... Изумительно. Мы были совершенно очарованы фильмом и его блестящими актрисами".
Летом 2013-го, после Канн, Абделатиф Кешиш работал над монтажом прокатной версии фильма (продолжительность «фестивальной» - 220 минут).
Слоганы: «Синий - самый теплый цвет»; «Blazingly emotional and explosively sexy».
Трейлер: https://youtu.be/I46FzNqIY0c; https://youtu.be/jCKHZu36BoQ; рус. - https://youtu.be/2kDgzLlhjkw; https://youtu.be/gRciP6ndutE.
В борьбе за «Оскар-2013» (как «лучший фильм на иностранном языке») «Жизнь Адель» участие не принимала, так как в октябре вышла в американский прокат.
Жюли Маро считает фильм "еще одной версией... той же истории". Автор романа подвергла критике сцены секса в картине, сравнивая их с порнографией. "Гетеро-нормативные просмеялись, потому что они не понимают этого и сочли сцены нелепыми. Геи и квиры просмеялись, потому что [сцены] не убедительны, и они сочли их нелепыми".
Официальные сайты и стр. фильма: https://www.wildbunch.biz/movie/blue-is-the-warmest-color/; https://www.ifcfilms.com/films/blue-is-the-warmest-color; http://www.lavitadiadele.it/#/homepage; http://www.adele-blue.com/; https://www.facebook.com/laviedadele.lefilm; https://www.facebook.com/BlueIsTheWarmestColour; https://www.facebook.com/blauisteinewarmefarbe; https://www.facebook.com/AzuleaCorMaisQuenteOficial.
Обзор изданий картины: http://www.dvdbeaver.com/film4/blu-ray_reviews_60/blue_is_the_warmest_color_blu-ray.htm; https://www.blu-ray.com/Blue-Is-the-Warmest-Color/232921/#Releases.
«Жизнь Адель» на Allmovie - https://www.allmovie.com/movie/v581984.
О картине на сайте Criterion Collection - https://www.criterion.com/films/28603-blue-is-the-warmest-color.
«Жизнь Адель» на французских сайтах о кино: http://cinema.encyclopedie.films.bifi.fr/index.php?pk=119937; https://www.unifrance.org/film/33823/la-vie-d-adele; http://www.allocine.fr/film/fichefilm_gen_cfilm=203302.html.
Кинокритик Джастин Чанг в своей статье для журнала Variety написал, что фильм содержит "самые бурные графические сцены лесбийского секса, которые можно вспомнить на данный момент". Джордан Минцер из Hollywood Reporter констатирует, что, несмотря на трехчасовую длительность, "[фильм] удерживал феноменальными поворотами Леи Сейду и новичка Адель Экзаркопулос, в чем присутствует четкое, прорывное исполнение". Питер Брэдшоу из Guardian назвал картину "искренней" и "страстной", и наградил ее четырьмя из пяти звезд. Стивен Гаррет из New York Observer сказал, что фильм был "не чем иным, как триумфом" и является "крупной работой в пробуждении сексуальности".
Отзывы в прессе: "Фильм завоюет ваше сердце: вы покинете кинотеатр, изнывая от любви" - Daily Telegraph; "Один из лучших фильмов о любви, который мне доводилось видеть" - Elle; "Потрясающе. Это первая великая история любви 21 века" - Salon; "Эпическая и интимная история любви двух молодых женщин... Длинные сексуальные сцены, откровенные и невинные одновременно, - воистину великолепны. В сущности, в сравнении с этими сценами - знаменитые сексуальные сцены из, например, «Последнего танго в Париже» - смотрятся устаревшими и высокомерными" - Guardian; "Две ошеломляющие главные роли... Эмоциональная психологическая драма, которая заденет вас за живое" - Screen Daily; "Прекрасная... эротическая... душераздирающая история любви" - Paste; "Мощное интимное электричество откровенных сексуальных сцен... Я была бы счастлива смотреть эту картину еще три часа..." - Times; "Обжигающе эротический... интимный... эпический" - Time Out; "Это картина о любви - душераздирающе откровенная, безупречно точная во всех нюансах, невероятно увлекательная, сделанная чисто и честно" - Антон Долин; "Это уникальное, штучное, тончайшим образом выделанное, социально-психологическое кино о взрослении и любви как жизненной катастрофе. Возможно, первый настоящий шедевр кино XXI века" - Стас Тыркин.
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 89% на основе 192 рецензий (https://www.rottentomatoes.com/m/blue_is_the_warmest_color).
На Metacritic «Жизнь Адель» получила 88 баллов из 100 на основе рецензий 51 критика (https://www.metacritic.com/movie/blue-is-the-warmest-color).
Картина входит во многие престижные списки: «100 величайших фильмов XXI века» по результатам опроса BBC (45-е место); «Лучшие фильмы 21-го века» по версии сайта They Shoot Pictures (133-е место); «The 1001 Movies You Must See Before You Die»; «Лучшие фильмы» по версии сайта Rotten Tomatoes; «10 лучших фильмов 2013 года» по версии издания Sight & Sound (3-е место); «Лучшие фильмы 2013 года» по версии журнала Cahiers du cinema (3-е место).
Рецензии: https://www.mrqe.com/movie_reviews/la-vie-dadele-m100105584; https://www.imdb.com/title/tt2278871/externalreviews.
Фильм дублирован компанией «Мосфильм-Мастер» в 2013 году. Режиссер: Леонид Белозорович. Роли дублировали: Ирина Киреева (Леа Сейду - Эмма); Евгения Ваган (Адель Экзаркопулос - Адель); Александр Гаврилин; Михаил Георгиу; Любовь Германова; Антон Савенков; Ольга Сирина; Диомид Виноградов; Андрей Бархударов и др.
Интервью Сэма Клебанова с актрисами и режиссером - https://youtu.be/Hovo6EM-RuQ.
«Жизнь Адель» («Кино в деталях» на СТС) - https://youtu.be/lTVe1gNwBis.
Интервью с Экзаркопулос и Сейду (англ.): https://youtu.be/TGKlgZQwVAM; https://youtu.be/mE21XuKx7bM.
«Цвет настроения синий: Чего боится Леа Сейду?» - https://www.kino-teatr.ru/lifestyle/news/y2018/7-9/15518/.
«Жизнь Адель» cпародирована в короткометражках: «Award Winning Indie Lesbian Sex Film» (2014 https://www.imdb.com/title/tt4082974/) и «Vagina Is the Warmest Color» (2015 https://www.imdb.com/title/tt5209658/).

ИНТЕРВЬЮ С АБДЕЛАТИФОМ КЕШИШЕМ
- Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с комиксом Жюли Маро «Синий - самый теплый цвет» и решили снимать фильм?
- Я как-то прогуливался по одному из книжных магазинов в Париже, совершенно случайно наткнулся на книгу Жюли Маро, и два женских персонажа комикса очень мне понравились. Показалось интересным написать что-то по мотивам и объединить это с собственным проектом, не завершенным со времен «Увертки», с персонажем, придуманным еще тогда, молодой женщиной, учительницей. Я подумал: может получиться нечто действительно интересное.
- Автор принимала участие в работе над фильмом?
- Нет, Жюли Маро совершенно никак не была задействована в работе над лентой, я просто купил права для свободной интерпретации ее комиксов и все. Ведь Адель - совсем не тот персонаж, который Маро создала, ее героиня скорее была отправной точкой. Я нашел актрис Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, которые в первую очередь соответствовали определенным мной социальным ориентирам, типажам героинь. Одна была из буржуазной семьи, из творческого, артистического круга, очень уверенная в себе, а другая - из пролетарской среды. Первой я нашел Леа, и она полностью соответствовала моему представлению о том, какой должна быть Эмма. Ну а затем появилась Адель, девушка из простой семьи и с очень открытыми чувствами. Только после этого я стал размышлять о том, как они будут связаны историей, как они смогут существовать вместе, что их может объединять. Так потихоньку и родился сценарий.
- Слышали, что претензия части критики к «Жизни Адель» - фильм утомительно долгий?
- Не могу запретить людям иметь собственное мнение. Если они считают его слишком продолжительным, значит, для них он такой и есть. Для меня он длится ровно столько, сколько должен. Для меня он - норма. Да, пожалуй, интересно было бы услышать от этих критиков, с чего они взяли, что фильм долгий.
- Может быть, дело в том, как мы все как зрители смотрим кино? К примеру, момент первой встречи ваших героинь был тем моментом, который меня зацепил, словно бы ввел внутрь фильма. Важно осознавать и фиксировать такие моменты, а ведь в долгом кино это делать проще.
- Вот! Вы нашли оптимальную формулировку. Действительно, именно в тот момент, когда зритель чувствует себя включенным в фильм, он словно начинает жить в другом мире. Времени в фильме не существует как физической величины, оно субъективно - неважно, сколько минут или секунд, важна интенсивность и зрительский интерес. Но в каком-то смысле вы правы - мне тоже надо иметь возможность смотреть фильм неспешно, смотреть, как вы говорите, долго. Хотя сегодня я редко хожу в кино.
- Не раздражает, когда спрашивают об эротических сценах «Жизни Адель» и ставят на фильме штамп «кино о лесбийской любви»?
- Думаю, вопрос о сексуальных сценах законный, критики имеют право спрашивать об этом. Для меня все это настолько несущественно, и мне странно, что это так интересует людей. Нет сцен легких и трудных, для каждой надо искать свой подход, именно это и есть самое захватывающее, подстегивающее. Я не считаю эротические эпизоды «Жизни Адель» какими-то особенно важными внутри повествования - не понимаю, почему все на них зацикливаются. Не то чтобы это так уж сильно раздражало. Скорее скучно. Я согласен с тем, что это фильм о неважности пола. Для героини любить мужчину или женщину - не самое главное. Адель может полюбить и мужчину, она настолько свободна, что для нее главное - ее аффективная логика, которая ею движет, а не пол.
- Выход фильма совпал с всплеском общественной активности во Франции по поводу однополых браков.
- Да, это правда, и для меня было очень странным то, что произошло в Каннах и вообще во всей стране, все эти политические манифестации, на которых люди демонстрировали свои гомофобные настроения. От французов я этого не ожидал, я был шокирован тем, что подобное происходит именно во Франции, в стране, где в традиции - свобода, равенство, братство.
- Это во всем мире происходит, разве нет? В 1968 году был левый бунт, а сегодня правый, консервативный, он касается вопросов сексуальной свободы, религии, миграции. Вот вы, тунисец, считаете себя французом. Что для вас Франция, «французскость», где проходит граница?
- Для меня граница проходит по языку, культуре, литературе - по подобным ценностям. Как решать проблемы, связанные с французами, которые сегодня живут в стране, но даже не знают языка, не представляю. Очень сложные вопросы вы задаете, честно говоря. Я ведь скорее наблюдатель, могу только видеть эти процессы. Что будет дальше - не знаю. Это, как если бы вы меня спросили, как нам выйти из финансового кризиса. Не могу отвечать за другие страны, но что касается Франции, думаю, все случившееся - это последствия пребывания у власти Николя Саркози. Он много лет был президентом, а до того еще и министром внутренних дел. Даже после ухода Саркози все еще сохраняются последствия его правления. («РБК daily», 08.11.2013)

- Один из первых ваших фильмов - "Увертка" - строился на тексте пьесы Мариво "Игра любви и случая". В "Жизни Адель" уже другое произведение этого же драматурга играет большую роль - особенно в начале картины. Почему вы так часто делаете отсылки к Мариво. Это особенный для вас литератор?
- Вы совершенно правильно заметили, что я очень люблю Мариво. Это правда - у меня особое отношение к этому автору. Мне кажется, он один из самых недооцененных писателей той эпохи. Я его очень люблю. И за язык, и за определенную легкость, которая присуща его пьесам. Поэтому я к нему испытываю некоторую нежность и цитирую его и в "Жизни Адель", и в "Увертке". К тому же мне нравится легкость восприятия его пьес. Притом, что это не поверхностная легкость, не простота, а именно то, что простым языком он рассказывает о сложных вещах. Его пьесы можно читать совершенно спокойно и расслабленно. Еще мне нравится, что персонажи его пьес часто простые люди, к которым я тоже испытываю некоторую слабость. А Мариво много внимания уделяет слугам, при этом описание их проникнуто большой нежностью.
- В той же "Увертке" учительница, объясняя своим ученикам смысл пьесы "Игра любви и случая", говорит, что текст этот в том числе и о том, что бедные люди, как правило, остаются с бедными, а богатыми - с богатыми. Неважно, в каких условиях и при каких обстоятельствах они познакомились.
- Мариво не говорит, что бедные должны жениться на бедных, а богатые - на богатых. Но он действительно отмечает, что очень трудно, практически невозможно вырваться из своей социальной группы. И, как правило, именно так и происходит: человек не может выйти из своего социального круга. Эта идея, по сути, проверяется и в "Жизни Адель". Здесь как раз и показана эта проверка жизнью: между двумя девушками из разных социальных слоев - останутся они вместе или нет? Разрыв здесь как раз и происходит из-за того, что они из разных социальных слоев. Именно поэтому Эмма "выкидывает" из своей жизни Адель. Именно поэтому отношения их заканчиваются разрывом.
- Кстати, когда для вас начинается этот разрыв? Мы с коллегами долго обсуждали эту тему. И спорили о том, когда же почувствовалось это социальное неравенство. Мне показалось, что момент этот наступает, когда Эмма приходит на семейный ужин к Адель, другим - что социальное неравенство особенно чувствуется на дне рождения Эммы, когда Адель беспрерывно готовит и понимает, что ей особо не о чем разговаривать с друзьями Эммы - художниками-интеллектуалами.
- Для меня разрыв начинается со второй части. Он происходит не когда Эмма приходит на ужин к Адель - в семью, где готовят спагетти. И не во время дня рождения, когда Адель занята приготовлением еды, в то время как все остальные уже сидят за столом и ведут разные беседы. Для меня разрыв начинается в тот момент, когда Эмма начинает писать Адель. Именно тогда вдруг становится понятно, что одна пишет портрет, активно самовыражается, а другая - только позирует. И именно здесь для меня начинается момент разрыва. А все, что происходит затем, только усугубляет ситуацию. И конечно, сцена семейного ужина у Адель - более показательна, она более понятна. А затем, когда все развивается, становится понятно, насколько социальные различия их разделяют. И второй момент - очень важный для понимания - это когда они разговаривают о том, какую профессию должна выбрать Адель. Что она должна ее непременно сменить, потому что Эмме хотелось бы, чтобы она занималась чем-то более творческим, имела более престижную профессию. Поэтому она говорит, что ее надо сменить и начать писать - найти в себе какое-то творческое начало. Именно с этого момента разрыв становится необратим. И еще это заметно, когда на дне рождения - в той сцене, о которой вы сказали, - Адель выбирает не компанию Эммы, а того мальчика - актера, который ей намного ближе по социальному статусу.
- На пресс-конференции вы говорили, что "Жизнь Адель" - это история становления характера героини на фоне первой любви. Здесь есть какое-то самое яркое событие, которое больше всего повлияло на ее характер? Встреча с Эммой, разрыв, знакомство с артистическим миром, сцена в кафе, работа с детьми?
- На самом деле главного события нет. Это не разрыв, не ссора. Это именно последовательность событий, которые выстраивают Адель как личность. И здесь нужно начинать с самого начала - с ее первых отношений с молодым человеком. Потом - отношения с родителями: сказать или не сказать о своих отношениях с Эммой. Постоянно идут потери и приобретения. И история с Эммой - один из этапов этого становления. Очень важный. Но какого-то конкретного события, когда происходит рождение личности, нет. Для меня - это постепенное осознание себя.
- При подготовке фильма общались ли вы с представителями гомосексуального сообщества?
- Для меня это не было главным. Я не снимал фильм для того, чтобы изучить специфику гомосексуальных отношений, и не ждал, что с помощью этого сценария я узнаю что-то новое. Я встречал таких людей и раньше, но это не было никаким поворотным моментом, специально я этого не изучал.
- Отправляя фильм на Каннский фестиваль, ожидали ли вы "Золотую ветвь"?
- Я надеялся.
- Видели ли фильмы конкурентов?
- Нет, к сожалению.
- Жизнь ваша изменилась после этой награды?
- Нет, это совершенно не изменило мою жизнь. Жизнь меняется все время, но "Золотая ветвь" тут не причем. Хотя это прекрасно, конечно.
- В Канне вы сказали, что у "Жизни Адель" может появиться продолжение. Неслучайно изначально фильм носил название "Часть 1 и часть 2".
- Надо сказать, что я и в процессе съемок, и после Канна думал о том, что хорошо бы продолжить. Мне крайне интересна эта история и хотелось бы знать, как будет развиваться персонаж Адель через 10, через 20 лет. Думаю, это возможно.
- Если я правильно поняла, трехчасовая версия, показанная в Канне и выходящая теперь в мировой прокат, - это сокращенный вариант картины. Есть еще и режиссерская версия. Насколько она длиннее и за счет чего?
- Да, вы все правильно поняли. Полная версия длится на 40 минут больше. Там есть сцены общения с друзьями, сцены учебы, которых мне не хватало. Мне очень хотелось, чтобы они все-таки были, поэтому я решил выпустить и такую версию. Ее покажут на Canal+ во Франции. («РИА Новости», 06.11.2013)

- Почему в качестве основы для своего пятого фильма вы решили выбрать графический роман Жюли Маро «Синий - самый теплый цвет»?
- Фильм является очень вольной адаптацией этого графического романа. Этот роман и кинопроект, который зрел у меня в голове уже довольно давно, дали комбинацию, которая в конечном счете подстегнула меня снять «Жизнь Адель: Части 1 и 2». После выхода «Увертки» (2003) я задумал проект сценария о французской учительнице, которая любит театр. Мне хотелось показать героиню, влюбленную в свою профессию, и рассказать о ее страсти. В то же время учительнице приходится противостоять тому, чтобы личная жизнь - ее любовь, потери, расставания - отражалась на работе. Я встречал много таких учителей, мужчин и женщин, когда снимал «Увертку». Меня тронуло то, как они живут своей профессией. Они настоящие мастера своего дела, которые сильно верят в чтение, рисование, сочинительство... Каждый может вспомнить тот поворотный момент школьной жизни, когда увлеченный учитель сводил его посмотреть какой-то фильм, или порекомендовал прочитать какую-то книгу, и, возможно, тем самым заложил в него семена будущего призвания. Мой сценарий в итоге не сложился. Так что, когда я наткнулся на графический роман Жюли Маро, историю абсолютной любви между двумя женщинами и одновременно историю молодой женщины, ставшей учителем, я увидел возможность объединить два этих проекта.
- Профессия - важная тема для обеих главных героинь вашего фильма: живопись - для одной, преподавание - для другой.
- Мне кажется эти категории занятий исключительно уважаемые и достойные, тем более что они являются анонимными, бескорыстными профессиями. В них нет попытки получить признание окружающих. Я очень уважаю учителей, которые глубоко заинтересованы в развитии своих учеников. Это становится частью их жизней, той вещью, которая приносит им удовлетворение.
- Ваш фильм - это прежде всего история любви между двумя женщинами.
- Рассказывать историю любви между двумя женщинами значит работать с двумя актрисами по максимуму; такого рода работа чрезвычайно меня вдохновляет и становится все более и более важной в моей кинокарьере. Я задаю себе вопрос, что в этом романе меня зацепило больше всего, что вызвало вспышку? Картинки с обнаженными телами? Возможно. По большому счету, я не могу назвать конкретных мотиваций.
- Как вы выбрали актрис, Леа Сейду и Адель Экзаркопулос?
- Сначала я встретился с Леа Сейду для роли Эммы. Она так же красива, как ее героиня, у нее такой же голос, интеллект и свобода. Но решающим во время нашей встречи стало ее восприятие общества: она тонко понимает окружающий мир. Она обладает настоящим социальным осознанием, живым взаимодействием с миром, очень похожим на мое собственное. И мне представилась возможность оценить весь масштаб, так как я провел с ней целый год, с момента, когда она получила роль, и до конца съемок. Кроме того, мне показалось что в Лее есть что-то арабское, может быть арабская душа. Позже она сказала мне, что у нее есть сводные братья арабского происхождения, а я этого не знал. Леа идет по жизни полностью осведомленной о том, что происходит. Это, в том числе, и путь принятия превратностей жизни. Нечто сродни номадизму, дрейфу, меланхолии, и тому, что мы зовем "mektoub" (араб. - судьба). Все это отражается в Лее и ее восприятии мира.
- А что насчет Адель Экзаркопулос?
- У нас был огромный кастинг, и я выбрал Адель в ту минуту, как ее увидел. Я пригласил ее на обед в кафе. Она заказала лимонный пирог, и когда я увидел, как она его ест, я подумал: «Это она! Очень непосредственная в том, как двигается ее рот, как она жует... Ее рот - очень важная деталь в фильме; в принципе рты обеих героинь имели большое значение, по очень человеческим причинам. Они провоцируют разного рода чувства и ощущения. Что-то в лице может нас волновать: нос, рот... Для меня это начало всего...
- Почему вы решили изменить имя главной героини с Клементины на Адель?
- Клементина превратилась в Адель, потому что я хотел оставить имя моей актрисы. Ее это не смущало. Мне кажется, это даже помогло ей слиться со своей героиней, и мне с ней. Еще из-за звучания: Адель, Эмма, Леа - очень легкие, воздушные имена. Конечно, все это субъективно. Помимо всего прочего, мне очень нравится, что Адель означает «справедливость» по-арабски.
- «[Социальная] справедливость» очень важное понятие во всех ваших фильмах. В «Жизни Адель» она выражается посредством наблюдения за двумя различными классам, к которым принадлежат героини?
- Это действительно одна из повторяющихся тем в моих фильмах, которая становится практически одержимостью: в чем эти социальные различия проявляются? Возможно, я пытаюсь держать руку на пульсе того общества, к которому я, как мне кажется принадлежу, и к которому принадлежит и Адель - рабочему классу. Эмма относится к элите: интеллектуальной, творческой. Обе героини ограничены своими социальными классами. Проблемы, которые возникают в их взаимоотношениях и приводят к разрыву, те препятствия, которые разрушают их отношения, - и, по большому счету, об этом и фильм, - кроются в социальных различиях, так как они порождают различия в их личных устремлениях. И дело совсем не в гомосексуальности, которую мир вокруг них, более или менее принимает или понимает.
- Почему вы решили показать гомосексуальность как обычную любовь, без особенностей, учитывая что общество часто проявляет себя нетерпимым?
- Не могу сказать ничего революционного о гомосексуальности. Я не пытался дать ей определение и ни разу во время съемок не говорил себе: «Да, но это же две женщины...» Я воспринимал это скорее как историю о паре. Я не видел причин, почему я должен говорить особым образом о гомосексуальности, особенно учитывая то, что лучшим решением было бы - если уж мне нужно было вступить в дискурс по этому вопросу - не делать этого... а снять обычную историю любви, со всей присущей ей красотой.
- Это может иметь мощный и позитивный эффект хотя бы потому что именно вы - француз арабского происхождения (где гомосексуальность не всегда принимается) - решили снимать такого рода историю.
- Когда съемки закончились я подумал: «Это может помочь тунисской молодежи». Революция не может считаться завершенной, если она не включает в себя сексуальную революцию.
- Эротические сцены очень важны для объяснения сильной любви между героинями. Как вы к ним подступились?
- Я попытался снять эти сцены таким образом, чтобы это выглядело красиво. Так что мы снимали их как произведения живописи или скульптуры. Мы много времени отвели на установку освещения, чтобы быть уверенными, что девушки выглядят красивыми; далее природная хореография любящих тел позаботилась об остальном, очень естественным образом. Сцены должны были получиться эстетически красивыми, одновременно сохраняя сексуальный аспект. Мы попробовали много разных вариантов; много работали. Мы много разговаривали, но разговоры никуда не приводили. Все, что вы говорите на площадке, не имеет никакого значения, потому что в этом очень много от ума, тогда как реальность более интуитивна. Тема романтического одиночества сменяет тему любви. Тема расставания, внутренней пустоты, одиночества, которое ты испытываешь, когда теряешь любовь, утрата - каждый знаком с этими чувствами. Все через это проходят, но никто не может описать ту боль, которую они приносят. Но мне интересно как, несмотря на боль, жизнь продолжается и то, что должно быть закончено, тоже продолжается. И именно поэтому для меня Адель - персонаж героический. Она все берет на себя и продолжает жить с тем, что ей предначертано.
- Одиночество, вызванное душевными страданиями, рождает мужество, - еще одна тема которую вы затрагиваете в этом фильме.
- Я восхищаюсь характером Адель: она свободная женщина, смелая, преданная и сильная. Адель опустошена своим горем, но она не дает этому чувству отразиться на ее работе учителя. Она держит себя в руках. Когда я вижу подобное мужество в ком-либо, это тревожит меня. Я сам не чувствую себя смелым, но придерживаюсь этой идеи. Я часто вижу это в юных женщинах, эту силу, это самоутверждение. Это мне напомнило - без какой-либо попытки сравнить себя с ним - Мариво, и в частности «Жизнь Марианны», где героиня-сирота очень решительная и храбрая девушка противостоит невзгодам. Это очень похоже на то, как я представляю себе Адель.
- Ваш кинематографический стиль также примечателен - вы пытаетесь сделать игру актеров как можно более естественной. Как вы этого добиваетесь?
- Очень важно, чтобы то, что передается с помощью изображения, было естественным, и даже несмотря на то, что фабрикации не избежать, ее нужно свести к минимуму. Это способ увидеть, как близко ты можешь добраться до «сути» героя, попытаться избавиться от актерства, осознавая, что никогда не сможешь от него избавиться до конца.
- Это особенно заметно в групповых сценах, когда реплики героинь кажутся импровизированными. Была ли импровизация на самом деле?
- В этих групповых эпизодах текст, реплики, очень четко прописаны. Они существуют, но я стараюсь - пока я в этом не очень преуспел - не задавать заранее ритм. Я стараюсь найти ритм во время съемок, так как у меня есть сложности с ритмом при написании сценария, даже в части структуры сюжета. На площадке я стараюсь освободиться от этого сценарного принципа, который обычно должен строго учитываться. Я предпочитаю подстраиваться под других, быть открытым чему-то новому, не цепляться за написанное. Так что, когда дело доходит до подобных сцен, я оставляю место для экспериментов. Реплики исчезают и переписываются во время съемок. Я чувствую себя свободно в этих сценах. Они постоянно перерабатываются, чтобы вызвать у актрис естественную реакцию друг на друга. Меня это забавляет.
- Фильм завершен. Что он вам дал?
- Он не дал мне ответов. Напротив, он увеличил количество вопросов и сомнений насчет женских принципов - принципов жизни, надежд, тайн. Но я надеюсь, что когда-нибудь я получу ответы.
- Поэтому подзаголовок вашего фильма «Части 1 и 2»?
- Части 1 и 2, потому что я пока не знаю других частей. Я бы хотел, чтобы Адель рассказала мне, что будет дальше.
- Адель - ваш Антуан Дуанель? (Персонаж нескольких фильмов Франсуа Трюффо, сыгранный Жан-Пьером Лео, и его альтер-эго)
- Антуан Дуанель, признаюсь, приходил мне в голову. (Пресс-релиз)

ИНТЕРВЬЮ С АДЕЛЬ ЭКЗАРКОПУЛОС
- Адель, скажите, вы действительно похожи на свою героиню? Много ли у вас с ней общего?
- Я, как и моя героиня, следую своим инстинктам и не люблю, когда меня поучают. Зато люблю вкусно поесть и не люблю сожалеть об уже содеянном. Это, пожалуй, все, что нас связывает.
- Опыт вашей первой любви, если он был, повлиял на работу над характером вашей героиней?
- Нет, потому что моя первая любовь не была любовью с первого взгляда, как здесь. К тому же, это была не такая красивая история, какая получилась в фильме.
- Что было самым сложным при работе над фильмом? Какие сцены вам дались тяжелее всего?
- Тяжелее всего было играть эмоциональные сцены и еще сцены, где я была учительницей. Вокруг меня было 30 детей, которые, естественно, вели себя очень непосредственно. Мне нужно было все время сохранять с ними дистанцию, что крайне тяжело давалось, потому что они очень милые, с ними хотелось поближе пообщаться, но нужно было сохранять свой авторитет - я же играю учительницу.
- Как ваши знакомые-гомосексуалисты, если они есть, отреагировали на вашу работу?
- У них была точно такая же реакция, как и у гетеросексуалов. Это и есть первое признание. Меня радует, что, занимаясь нашей профессией, мы имеем возможность напоминать людям о собственных чувствах. Когда кто-то из моих друзей - неважно мальчик или девочка - говорит, что какая-то сцена напомнила ему отношения со своим партнером, для меня это очень важно. Это настоящее признание, что люди могут видеть себя в том, что мы показываем в кино.
- Были ли вы до съемок знакомы с Леей Сейду? И если нет, то как вам удалось вступить в столь доверительные отношения, что вы смогли сыграть сложные сцены в этом фильме?
- Перед съемками я видела ее всего лишь раз - на технических пробах. И потом первая сцена, которую мы снимали, - это как раз была интимная сцена. И это помогло, конечно. Наши отношения сложились сразу - мы почувствовали себя близкими, сдружились, у нас появились общие шутки. И сейчас она для меня как старшая сестра.
- После каннского триумфа ваша карьера изменилась?
- Разумеется. Ведь "Золотая пальмовая ветвь" - по сути, самая крупная награда, которую можно получить в кино. После этого стало больше предложений и приглашений.
- Это, в основном, французские режиссеры?
- Конечно, много предложений от французских режиссеров, но этот фильм открыл для меня и Америку - у меня теперь есть там агент.
- Есть ли у вас какой-то режиссер мечты, с которым хотелось бы поработать?
- Я хочу многого. Из режиссеров могу назвать Жака Одиара, Тони Гатлифа, Мартина Скорсезе, Квентина Тарантино.
- Думаю, эту работу они заметят. Стивен Спилберг в Канне был в восторге.
- Да, я очень люблю его фильм "Инопланетянин". Мы, кстати, все думали, что он американский режиссер и поэтому наш фильм ему не понравится, потому что там много интимных сцен. А он будет вести себя как пуританин. Но фильм ему понравился, и для нас это стало приятным сюрпризом.
- А есть ли какие-то жанры, в которых хотелось бы "открыться"? Сыграть не молодую наивную девушку, а роковую женщину или яркую комедийную героиню?
- Меня любой персонаж может заинтересовать, если понравится сценарий или режиссер. Конечно, мне хотелось бы сыграть в комедии. Мне кажется, у американцев снимать комедии получается особенно хорошо, хотя в целом хороших комедий не так уж много. Но американцы не боятся рисковать, поэтому часто им это удается. Хотелось бы сыграть такую героиню "без царя в голове".
- Вы в России первый раз?
- Второй. Впервые я была на пробах у режиссера Сергея Соловьева. Это был фильм о дружбе. Мы приезжали, чтобы готовиться к съемкам, но фильм не состоялся, к сожалению.
- Ваша героиня очень много читает. Хотелось бы узнать, что читаете вы и есть ли какая-то героиня, с которой вы себя отождествляете?
- Мне кажется, я не так много читала, чтобы найти такого персонажа. Мне нравится разная литература - Ясмина Хадра, Сартр, сейчас я готовлюсь к съемкам фильма и поэтому много читаю Пруста.
- Это экранизация Пруста?
- Нет, я читаю его для того, чтобы построить внутренний мир героини.
- А что это за героиня, если не секрет?
- Это немного секрет, на самом деле. Скажу лишь, что это молодая девушка, которая заикается, она потеряла свою мать и ей предстоит встретить мужчину. (Мария Токмашева. «РИА Новости», 06.11.2013)

19 сцен поцелуев в кино, которые мы никогда не забудем. [...] Трехчасовая ЛГБТ-мелодрама Абделатифа Кешиша, удостоенная «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля, запоминается в первую очередь продолжительными сексуальными сценами. Думаю, пора напомнить о том, что там были еще и поцелуи - очень неловкие и стеснительные. [...] (Оля Смолина. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/19-scen-poceluev-v-kino-kotorye-my-nikogda-ne-zabudem)

«Жизнь Адель» как она есть. Француз тунисского происхождения внезапно вышел из тени, в которой пребывал всю свою биографию, и стал если не скандалистом и проклятым поэтом, то персонажем массовой культуры - точно. Тот факт, что «Адель» - экранизация комикса, никого не должен смущать, с продукцией студии Marvell ничего общего тут нету, никто не летает и не варит из утюгов и батарей суперменские костюмы. От рисованного происхождения сюжета здесь - графичность как действия, в котором каждый эпизод словно обведен фломастером, так и картинки. И в принципе - примат изображения, Кешиш вместе с оператором-дебютантом Софианом Эль Фани создает действительно живописное полотно, которое просто своей красочностью и выразительностью способно сгладить любые острые углы сюжета о любви школьницы из приличной семьи и студентки-бунтарки с синими волосами. Посмотрев «Адель», самый яростный противник однополых отношений как минимум признает, что они способны эффектно выглядеть. (Иван Чувиляев, «Фонтанка»)

Любовь и другие неприятности. [...] «Жизнь Адель» (2013). Она - неискушенная школьница Адель, мечтающая стать учительницей. Она - художница Эмма из хорошей семьи. Они - встретились друг с другом взглядами на пешеходном переходе и поняли, что созданы друг для друга. Улыбки, взгляды, слезы, поцелуи, ночи любви... Кажется, что сильнее страсти быть не может. Кажется, что это навсегда. Но социальное неравенство и измена делают свое недоброе дело. Будет ли счастлива Адель? Возможно, у нее все только начинается. Не зря же подзаголовок фильма - «Части 1 и 2». [...] (Ксения Лебедева. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/lyubov-i-drugie-nepriyatnosti)

[...] У всякой истории любви исход трагический, сколь бы нестандартной и эксцентрической она ни была. Об этом еще не догадывается героиня лучшей, самой радикальной и самобытной картины конкурса - трехчасового опуса Абделатифа Кешиша «Жизнь Адели. Главы 1 и 2» (как это ни удивительно, фильм реалиста Кешиша снят по известному во Франции комиксу, поэтому, возможно, будут еще главы). После первого неудовлетворительного сексуального опыта с парнем 17-летняя Адель (невероятная Адель Экзаркопулос) влюбляется в девушку с голубыми волосами (Леа Сейду) и испытывает с ней ни с чем не сравнимые сладость и муки любви. Фильм снят почти полностью на крупных планах, и зритель часто имеет возможность заглянуть героине, допустим, в рот, куда она в больших количествах отправляет спагетти болоньезе и устрицы, и даже проследить их путь дальше по пищеварительному тракту. Сцены лесбийского секса выполнены Кешишем столь же подробно, обстоятельно и протокольно-честно, как эпизоды поглощения пищи, поскольку и тому, и другому процессу плотоядная Адель отдается с полной самоотдачей. Круглые детские глаза Адель наполнятся слезами, когда она впервые столкнется с коварством любви, в которой, как на войне, каждый сам за себя. (Стас Тыркин, «Комсомольская правда»)

15 самых жарких лесбийских сцен в кино. [...] Эмма и Адель. «007: СПЕКТР» наверняка разделит жизнь Леа Сейду на «до и после», но пока будущее этой французской актрисы не определено, мы оглядываемся назад и не можем не отметить ее смелую работу в паре с юной Адель Экзаркопулос в фильме «Жизнь Адель». Трехчасовая мелодрама, отмеченная «Золотой пальмовой ветвью» Каннского кинофестиваля, безусловно, хороша не только своими очень откровенными любовными сценами, в первую очередь это драма отношений, но делать вид, что эротические эпизоды оставили нас равнодушными, мы не будем. И вам не советуем. [...] (Евгений Ухов. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/tretiy-lishniy)

20 главных фильмов 2010-х. [...] «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша стала редким примером настоящего фильма-события в фестивальном контексте; о почти бессюжетной трехчасовой истории взросления, выигравшей «Золотую пальмовую ветвь», слышали примерно все, кто интересуется кино. Несмотря на все сегодняшние претензии (утверждается, например, что постельные сцены между героинями сняты слишком по-мужски), работа Кешиша сделала больше прочих для превращения ЛГБТ-кино в мейнстрим. В отличие от предыдущих фильмов на тему («Горбатой горы», например), то обстоятельство, что роман Адель однополый, тут просто интересная деталь, а не основа драматического конфликта. Впрочем, успех фильма не отменил печальной тенденции 2010-х. Сегмент арт-кино все десятилетие продолжал съеживаться; Каннский фестиваль из первого среди равных превратился почти в монополиста арт-мейнстрима, а режиссерам приходится тратить по три года и больше на поиски финансирования. Эта проблема не обошла и Кешиша, который выставил на аукцион свою «Пальмовую ветвь», чтобы вложить заработанное в новый проект «Мектуб, моя любовь». За годы работы над последним конъюнктура успела измениться, и Кешиш перестал считаться прогрессивным режиссером; о «Жизни Адель» шесть лет спустя вспоминают уже гораздо реже. [...] (Андрей Карташов, «КиноПоиск»)

15 фильмов и сериалов, не афиширующих свое комикс-происхождение. [...] «Жизнь Адель» (2013). Француженка Жюли Маро начала рисовать историю о двух влюбленных женщинах в возрасте девятнадцати лет, а закончить 160-страничный графический роман ей удалось только по наступлении 25. Пустить весьма спорную историю в печать Маро смогла только с помощью друзей и французской общины Бельгии, зато комикс моментально сделал ее знаменитой - «Синий - самый теплый цвет» заработал несколько крупных призов. Ну, а фильм Абделатифа Кешиша лишь продолжил череду побед, собрав внушительную коллекцию наград, увенчанную «Золотой пальмовой ветвью» Канн. [...] (Евгений Ухов. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/skromnaya-rodnya-supergeroev)

Сняли и забыли: 8 неочевидных комиксов в основе фильмов. [...] «Синий - самый теплый цвет» - это графический роман французской писательницы Жюли Маро, по которому в 2013 году Абделатиф Кешиш снял одноименный фильм (в России картину локализировали как «Жизнь Адель»). Книга вышла в 2010 году и рассказывала об отношении двух девушек - сомневающейся в своей ориентации Клементины и синеволосой лесбиянки Эммы. Действие разворачивалось во Франции середины 1990-х, а главная героиня сталкивалась не только с проблемами самоидентификации, но и с гомофобным окружением - ее не принимали ни в семье, ни в школе. После выхода «Жизни Адель» французские издания писали, что Маро и Кешиш практически возненавидели друг друга, настолько писательнице не понравилась экранизация романа. Режиссер значительно изменил детали и сместил акценты: в романе главную героиню зовут Клементина, в фильме - Адель; у Маро сюжет разворачивается через флешбэки (Эмма читает дневник бывшей возлюбленной), в картине - линейное повествование; «Синий - самый теплый цвет» начинается со смерти Клементины, в «Жизни Адель» главная героиня остается жива; Маро подчеркивает гомофобию и ее последствия, Кешиш делает акцент на том, что героини из разных социальных слоев. Помимо Маро, фильм критиковали ЛГБТ-активистки и феминистки за эксплуатацию лесбийского секса и объективизацию женщин. В то же время многие сочли, что фильм рассказывает историю намного лучше, чем графический роман Маро, который достаточно слаб с художественной точки зрения. [...] (Аня Шпильковская, «КиноПоиск»)

10 самых неподходящих фильмов для семейного просмотра. [...] Никто при упоминании названия фильма Абделатифа Кешиша «Жизнь Адель» не вспомнит сегодня о том, что картина завоевала главный приз на Каннском кинофестивале, но любой видевший ленту запомнил горячую сцену лесбийской любви между ведущими героинями. Последовавшие за премьерой обвинения актрис в адрес режиссера в том, что он перегнул с откровенностью, лишь подлили масла в огонь. Всю первую половину фильма Адель исследует свою сексуальность, и смотреть это, вне зависимости от критических заслуг ленты, вместе со своими родными действительно неловко. А уж когда случается кульминация, лучше находиться в другой комнате. Под любым предлогом. [...] (Евгений Ухов. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/tolko-dlya-vashih-glaz)

Адель и Абдель. Уже все знают, что это драма об отношениях двух девушек, начинающей учительницы Адель и молодой художницы Эммы. Но, как во всяком шедевре, тут поставлена сверхзадача: Кешиш берется за гомосексуальную любовь только для того, чтобы вытащить ее из соответствующего контекста, в том числе контекста стереотипов, предрассудков и вообще политики. И вытаскивает, причем так, что в итоге язык не поворачивается назвать «Адель» фильмом о лесбиянках. Да, он содержит невероятные по своей откровенности постельные сцены, но более чувственного изображения страсти, влечения, сексуальной самоотверженности мировое кино не знало очень давно. «Жизнь Адель» - о любви как единственном опыте, который реально и необратимо меняет человека во всем. И трансформация, которую переживает Адель за время ее романа с Эммой, видна на всех уровнях: меняются ее пластика, внешность, тело, взгляд, речь, манера подавать себя. Философы всегда писали, что только кинематограф способен запечатлевать изменения во времени. Не просто фиксировать опыт, а показывать опыт как становление и непрерывность. В этом смысле трехчасовой фильм Кешиша, охватывающий период в три года, есть абсолютное кино, к тому же о самом сложном - о становлении любви и становлении человека. Его полное название - «Жизнь Адель. Главы 1 и 2». Режиссер подумывает снимать об Адель и дальше, и в финале есть ощущение, что он выключил камеру не потому, что закончил свою историю, а потому, что больше не властен над героиней, вошедшей в кадр одним человеком и вышедшей из него совершенно другим. И да, выходя из зала, тоже чувствуешь, что стал по-настоящему старше - если не на три года, то уж на три часа точно. (Евгений Гусятинский, «Русский Репортер»)

15 лучших женских дуэтов в кино. [...] У «Жизни Адель» французского режиссера Абделатифа Кешиша множество противников: кого-то раздражает гомосексуальная тематика, кому-то претят слишком откровенные любовные сцены, для кого-то преградой становится трехчасовой хронометраж. Однако все это никак не умаляет самого главного достоинства фильма: исполнительницы главных ролей Леа Сейду и Адель Экзаркопулос составили невероятной красоты пару. История отношений старшеклассницы, впервые задумавшейся о направлении своего влечения, и студентки с голубыми волосами Эммы, всю себя отдающей искусству, пленила не только зрителей по всему миру, но и Каннское высокое жюри. Девушки и впрямь сыграли отлично, заставив говорить о себе только в превосходных тонах. (Евгений Ухов. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/dvoynoy-soblazn)

[...] Фильм-победитель последних Канн - работа высокого класса, где хороши практически все участники, включая исполнительницу главной роли, 19-летнюю Адель Экзаркопулос. А еще там множество ее весьма подробных постельных сцен с другой французской красавицей, Леей Сейду. И это ничего, что фильм идет три часа: в конце концов, лента, название которой включает слово «жизнь», имеет право быть немножко длинноватой. Другое дело, что «Жизнь Адель» поразительно банальна. Это очень достоверное и категорически неизобретательное среднее арифметическое подобных любовных историй. 52-летний режиссер тунисского происхождения Абделатиф Кешиш оказался не только тонким знатоком девичьих сердец, но и абсолютным натуралистом. Последнее, к слову, - не самое распространенное явление в современном искусстве (а кино, безусловно, современное искусство). Это как с художниками: в то время как один старается поразить зрителя зрелищем высадки Микки-Мауса на Марс, другой выкладывает черепа из страз, а третий создает инсталляции из использованных презервативов, в наше время есть кто-то, тратящий год на очень детальное изображение, скажем, белки. Вот как раз в роли последнего выступает здесь Кешиш. Такое произведение будет интересно любителям белок и тем, кто знает о них мало, но хотел бы рассмотреть поближе. Остальным, вероятно, стоит задуматься о том, не потратить ли три часа на что-нибудь другое, нежели на очередную лекцию о том, что у геев «все как у людей». И если когда-нибудь придет время, когда любовь двух девушек будет восприниматься большинством как норма, зрители будущего будут смотреть «Жизнь Адель» и удивляться, как кому-то пришло в голову снимать кино, в котором не происходит ровным счетом ничего неожиданного. (Милослав Чемоданов, «The Village»)

Один из главных арт-фильмов прошлого года, трехчасовой эпик о любви между 15-летней девочкой-подростком Адель и синевласой художницей Эммой. Расчет зацепить публику экстремальным содержанием оправдал себя на все сто процентов. Гомосексуальный роман, одна из участниц которого несовершеннолетняя, вдобавок предельно откровенные любовные сцены между двумя красивыми актрисами, граничащие с порнографией, - что могло пойти не так? И, в общем-то, все прошло по плану - фильм завалили призами и восторженными отзывами, да и денег по меркам ограниченного проката «Жизнь Адель» собрала вполне прилично. Что особенно приятно, фильм - это не только «про эпатаж», также это и внимательная к своим героиням история взросления, и убедительная «социалка», и трогательная мелодрама. Как ни крути, а хорошее кино. Кто почему-то прослушал, с лесбийским сексом, который делает его совсем неотразимым. Интересность: 5/5. (Борис Хохлов, «Film.ру»)

Хирургически точная история о лесбийской любви, покорившая Каннский фестиваль. Речь пойдет о школьнице Адель, которая влюбляется в загадочную панк-художницу с синими волосами. Если скандалы, преследующие «Жизнь Адель» после «Золотой пальмовой ветви» Канна (режиссер Кешиш разругался со своими актрисами и обещал даже снять фильм с проката), привлекут дополнительную публику, так тому и быть. Эта нежная и порой крайне откровенная история лесбийской любви заслуживает того, чтобы увидело ее как можно больше зрителей. Но будьте готовы: трехчасовая панорама сексуального пробуждения, любви, понятой, как власть, и многолетних сердечных ран обрушит на вас эмоции куда глубже тех, что приняты в фильмах такой степени постельной раскрепощенности. Приготовьтесь умиляться сначала хрупкой, затем прочной связи между старшеклассницей Адель (Адель Экзаркопулос) и нуждающейся в музе панк-художницей чуть постарше Эммой (Леа Сейду) - и чувствовать их боль, когда пройдет время, а страсть остынет. Содержание фильма составляют именно диалоги между Адель и Эммой, тончайшие нити коммуникации между ними - и Кешиш, надо отдать ему должное, не раздувает скандала вокруг сексуальной ориентации своих героинь. Легкий флирт на скамейке парка вскоре после знакомства строится на полуулыбках. Когда девушки съезжаются вместе, их квартира буквально пропитывается семейным уютом, но с ним и подспудной борьбой за внимание. Финал их романа не получается красивым, хотя даже ссоры пронизаны не яростью, но горечью сожаления. Любовные связи крайне редко попадают под микроскоп такой точности - по крайней мере, в кино. Сколько бы ни говорили про телесность этого фильма, главный объект его интереса - душа. 4/5. (Денис Рузаев, «Time Out»)

10 режиссеров, с которыми тяжело работать. [...] Абделатиф Кешиш. Имеющий за своими плечами лишь пять полнометражных фильмов тунисский француз Абделатиф Кешиш заставил мир выучить произношение своего имени после того, как в 2013 году его «Жизнь Адель» была отмечена «Золотой пальмовой ветвью» Канн. Эротическая драма произвела впечатление на многих зрителей, но наибольший шок испытали исполнительницы двух главных ролей, Леа Сейду и Адель Экзаркопулос. По их словам, сексуальным сценам в изначальном плане съемок не придавалось большого значения, однако накануне «обнаженки» требования режиссера вдруг изменились, а актрисам пришлось на ходу вживаться в необычные для себя пикантные роли. Лишь несколько месяцев спустя после выхода ленты на экран Леа и Адель заговорили о всеобщей неловкости и ужасе происходившего на площадке, в один голос актрисы заявили, что больше у Кешиша сниматься не будут. И никакими призами их теперь не заманишь. [...] (Евгений Ухов. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/ukrotiteli-zvezd)

[...] Французский фильм "Жизнь Адель. Часть 1 и 2" режиссера тунисского происхождения Абделатифа Кешиша рассказывает о 17-летней Адель (Адель Экзаркопулос), мечтающей стать воспитательницей в детском саду. Незадолго до своего 18-летия она встречает Эмму (Леа Сейду) - загадочную девушку с голубыми волосами - и не может избавиться от навязчивого желания "обладать и принадлежать". Так и начинается история женской любви, которая, как акцентирует режиссер, ничем не отличается от подобных отношений между мужчиной и женщиной. Тема эта, конечно, не нова: конфликт в фильме отчасти напоминает, например, "Деток в порядке" Лизы Холоденко. Но Кешиш изображает женскую любовь во всех подробностях и деталях, не забывая и актуальный французский контекст, и свою давнюю страсть - еду (самый известный фильм режиссера - "Кус-кус и барабулька", где главным героем была арабская кухня). Эмма из артистической семьи, где принято готовить устриц на ужин, и не осуждать разные любовные увлечения. Адель из семьи простой, рацион которой составляют, в основном, макароны "Болоньезе", и которой страшно рассказать о неожиданной, "ненормальной" влюбленности. Кешиш достаточно подробно (фильм идет 3 часа) прописывает характеры своих героинь и ситуации, в которые они попадают, правдиво изображает и боязнь юной Адель, неожиданно влюбившейся в девушку, и неприятие, с которым ее потом встретят друзья, и разность взглядов на однополую любовь со стороны родителей. Подробно в фильме показываются и эротические сцены, которые, уж точно, станут первым препятствием на пути "Жизни Адель" в российский прокат, известный своими пуританскими нравами. При этом здесь - в Канне - картина Кешиша имеет безусловные шансы на успех. Отметить "пальмовыми ветвями" могут как исполнительниц главных ролей, так, конечно, и самого режиссера, сделавшего самый яркий и запоминающийся на сегодняшний день фильм фестиваля. [...] (Мария Токмашева, «РИА Новости»)

Хроника одиночества. В северофранцузском городе Лилле мечтательная старшеклассница Адель (Адель Экзаркопулос) анализирует на уроках литературы классические любовные романы, но в себе разобраться не может - сперва отвечает на ухаживания парня, потом его отшивает, целуется с подругой, но затем слышит, что «неправильно ее поняла». Наконец, завернув с приятелем в гей-бар, Адель знакомится с Эммой (Леа Сейду) - насмешливой юной художницей с синими волосами, и абстрактные рассуждения в классе о любви с первого взгляда вдруг обрастают плотью. Изобилие этой самой плоти, зафиксированное Кешишем с увлеченностью, в которой может почудиться сладострастие, взволновало пуритан и феминисток, а «Золотая пальмовая ветвь» своим весом немного придавила эту хрупкую картину, придав ей статус чуть ли не лесбийского манифеста. И то, и другое, разумеется, чушь, не имеющая к фильму ника­кого отношения. Почти порнографические любовные сцены нужны Кешишу, потому что он по слогам изучает язык нежности, который немыслим без физического контакта, и потому что они служат контрапунктом другим частям картины, в которых Адель одинока столь же обескураживающе и яростно, как растворена в партнере здесь. Эти эпизоды слишком «красивы» - но именно так, сознательно игнорируя правила хорошего вкуса (в фильме, скажем, есть момент, где камеру слепит солнце, появив­шееся между готовыми соединиться губами), Кешиш решил снимать счастье героини. Кешиш никуда не торопится, рискуя потерять нетерпе­ливых зрителей, и благодаря этому в камерном фильме появляется романное дыхание, на которое намекает оригинальное название «Жизнь Адель: Главы 1 и 2», - можно и не заметить, что на экране пролетает несколько лет. Меняются прически, куда-то исчезают благопристойные родители и назойливые знакомые, школьный разбор Мариво превращается в детские стихи, по которым уже сама Адель учит первоклашек читать, приходит и уходит любовь - остается человек в его неизбывном одиночестве, совершенно такой же, как в начале первой главы, и, безусловно, другой. (Станислав Зельвенский, «Афиша»)

Премьера фильма о любви двух девушек «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша (автора картин «Кус-кус и барабулька» и «Черная Венера») состоялась на Каннском кинофестивале. Еще до оглашения победителей фестивальные критики в журнале Le Film Francais поставили картине дюжину высших оценок - говорят, такого еще не было в истории Канн. Председатель жюри Стивен Спилберг, объявляя решение своих коллег, сказал, что награждает всех трех полноценных соавторов «Жизни Адель» - Кешиша и его актрис, Леа Сейду и Адель Экзаркопулос. А в это время во Франции шли дебаты об однополых браках, и люди выходили на митинги протеста или поддержки. Вот такое вот кино и жизнь. Сюжет фильма прост, как три копейки. 15-летняя школьница (Экзаркопулос) встречает девушку с синими волосами (Сейду), влюбляется в нее, у них пойдет вполне семейная жизнь, а потом она закончится. Сложно представить, что вокруг этого было сломано столько копий. Ну да, любовь в фильме, в том числе и физическая, показанная Кешишем с присущей ему дотошностью, случается между девушками. А логика тех, кто против любых «иных», преподнесена тут с четкостью таблицы умножения (однокурсница Адель: «Мне плевать, что ты лесбиянка, но ты приходила ко мне и спала голой в моей постели»). Но это не дань политкоррект­ности, фильм не только об их отношениях, а вообще обо всем, что происходит с очень молодым человеком, и о том, как это происходит в наши дни. Со всем своим талантом рассказчика, с фантастическим умением показать в кадре реализм, переходящий в жизнь, почти уничтожить экран между героем и зрителем Кешиш снял кино, в котором любовь, взросление, столкновение двух очень разных натур, социальный конфликт (Адель - из простой семьи, Эмма - интеллектуалка), актуальные проблемы (мигранты, митинги в защиту прав геев и др.), язык улицы, снобизм богемы. Это не вырванная из контекста история двух людей, а кусок жизни, для чего трехчасовой хронометраж (в котором автора порой упрекают) - это еще щадящий вариант. Заслуга Кешиша не в том, что он смело снял фильм о лесбийской любви, а в том, что на таком материале он снял фильм не о лесбийской любви. (Марина Латышева, «РБК Daily»)

Как были сняты 7 знаменитых секс-сцен. [...] Трехчасовая мелодрама режиссера Абделатифа Кешиша, основанная на графическом романе Жюли Маро «Синий - самый теплый цвет», вряд ли произвела бы фурор, если бы не присутствующая там подробная и обстоятельная сцена лесбийской любви между главными героинями. Тут и правда есть на что посмотреть: в течение семи минут несовершеннолетние героини Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, не жалея языков и пальцев, с большим чувством занимаются всем тем, за что воспитанные девочки попадают прямиком в ад. Пуритански настроенная общественность ужасно встревожилась: это они что, взаправду? Актрисы пояснили в интервью, что видимость приличий все же была соблюдена - как минимум потому, что откровенная сцена пришлась на самое начало съемок, когда они еще совершенно не знали друг друга. «То, что вы видите, - это точные слепки с наших реальных писек, - рассказала Сейду. - Это так странно, когда поверх твоей письки лепят искусственную. Съемки всей сцены заняли 10 дней. Это не было типа как "О'кей, сегодня мы снимаем секс-сцену!" - нет... Целых 10 дней!» «Просто тебе однажды говорят, что весь день придется провести голышом, постоянно меняя позы, - добавила ее экранная партнерша. - Это было тяжело, потому что я ничего не понимаю в лесбийском сексе». Представители квир-сообщества подняли фильм на смех, найдя постельные потуги двух девушек ненатуральными. Другие зрители возразили, что поскольку это история о первой любви, разговоры о «профессионализме» вряд ли уместны. Сами же актрисы сказали, что Кешиш совершенно замучил их на съемках, растянувшихся на много месяцев, и что в итоге в фильм попала едва ли десятая доля того, что они выделывали перед камерой. Режиссер, к слову, намеревается исправить этот перекос: после триумфа ленты в Каннах он объявил, что готовит новую версию монтажа, которая будет на сорок минут длинней, а в перспективе хотел бы сделать и сиквел. Хотя с последним могут возникнуть проблемы: как Сейду, так и Экзаркопулос в один голос заявляют, что пережитый опыт ужасно их вымотал, так что с Кешишем они больше работать не станут ни за какие коврижки. [...] (Артем Заяц. Читать полностью - https://www.film.ru/articles/igra-v-imitaciyu-0)

Вручение «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля, высшей награды в кинематографической табели о рангах, было омрачено публичной руганью режиссера с актрисами Аделью Экзаркопулос и Леа Сейду. Исполнительницы главных ролей обвинили Кешиша в том, что съемки были изматывающими, а режиссер их унижал. В ответ Кешиш попрекнул Сейду происхождением (ее дед - директор крупнейшей во Франции кинокомпании Pathe, дядя - президент другого киногиганта, Gaumont) и заявил, что не хочет, чтобы фильм с таким негативным «сарафаном» добрался до широкого экрана. Но после каннского триумфа «Жизнь Адель» не остановить: она быстренько прибыла даже в далекую Россию, где ее тема по нынешним временам может быть сочтена рискованной. Трехчасовая, с длиннющими эпизодами, снятыми в темпе реального времени - без спасительного монтажа, вырезающего незначащие детали, лента рассказывает о пяти годах жизни нашей юной современницы Адели, постигающей свою сексуальность. Фильм заявлен как «первая и вторая главы» жизни Адели: изначально предполагалось, что девушка станет для Кешиша таким же постоянным персонажем, как взрослеющий Антуан Дуанель для великого Трюффо. Семья Адели принадлежит к небогатому среднему классу и исповедует мещанские идеалы: в жизни важна стабильность, а опорой ей должна быть традиционная семья. Но Адель влюбляется в девушку с синими волосами - художницу Эмму (Сейду), интеллектуалку, цитирующую Сартра, которого Адель «тоже читала, но не поняла». На вечеринках, где образованные приятели Эммы спорят о Климте и Шиле, Адели остается хлопать глазами и подавать закуски. И если родители Эммы осведомлены, что их дочь лесбиянка, своим «предкам» Адель не может о таком даже заикнуться. Да и об артистической богеме они невысокого мнения: «на заработок художника не прожить, нужно иметь настоящую профессию». Любопытен ракурс, в котором Кешиш подает извечное противостояние богемы с мещанством: продвинутая Эмма оказывается на поверку не менее зашоренной. Мечта Адели стать учительницей кажется ей ничтожной, другое дело - писательница! Два мира могут сойтись в постели (сцены секса в фильме очень откровенны), но страсть еще не вся жизнь. Кешиш - очень чувственный, тактильный режиссер, но главное, что за живой и сочной фактурой скрывается нешуточная драма. Так что не ссорьтесь, девочки, вы мучились не зря. («Собака.ру»)

Гомофобам прописали "Жизнь Адель". Первое и главное: отбросьте предрассудки. Конечно, если вам еще не исполнилось 18 и видеть секс на экране для вас - опыт шокирующий и неприятный, от похода в кино лучше воздержаться: в "Жизни Адель" есть невиданные по степени откровенности эротические сцены, и, хотя длятся они всего 7 минут из общего трехчасового хронометража, из памяти выветрятся не скоро. В остальном же эта история лесбийской любви не только не противопоказана, но прямо показана ксенофобам и гомофобам всех мастей. Если вы поддерживаете закон о запрете гомосексуальной пропаганды или, чем черт не шутит, принимали участие в его разработке и утверждении, скорее бегите в кино - лучшего лекарства от нетерпимости не придумать. Героиня картины Абделатифа Кешиша, рожденного в Тунисе, воспитанного в Ницце и с годами превратившегося в одного из самых успешных и талантливых режиссеров современной Франции, - обычная студентка пединститута, а впоследствии учительница начальных классов по имени Адель. Ее возлюбленная (влюбившись в девушку, Адель долго не может прийти в себя, а родителям об этом сообщить так и не решается) - художница Эмма - из семьи побогаче и полиберальнее. У Адель дома подают спагетти болоньезе, у Эммы - устрицы: гастрономические сцены сняты едва ли не эротичнее, чем постельные. Но социальный конфликт интересует Кешиша не больше, чем плакатная защита либеральных ценностей свободной однополой любви. Это вообще не манифест, а настоящая пронзительная история любви, проходящая от ее волшебно-невидимого начала через бурные перипетии постепенно утихающих страстей к неминуемому, драматичному во всех своих будничных подробностях, разрыву. А любовь, как и дух свободы, дышит, где пожелает. Вероятно, область однополых отношений сегодня - единственная, в которой любовь еще может сохранять и тайну, и конфликт с окружающим миром, а для искусства эти компоненты - обязательные. В остальном перед нами - безупречно разыгранная двумя молодыми актрисами драма жизни, чувств, откровений, переживаний, непривычно подробная, подобно сентименталистским романам гения XVIII столетия Мариво, любимого писателя Кешиша. Фильм не менее этапный и, вероятно, более мастерский, чем культовая в России картина "Мужчина и женщина", получившая тот же главный каннский приз - "Золотую пальмовую ветвь" - за полвека до того. Это, вероятно, почувствовал и Стивен Спилберг, присуждая ленте Кешиша эту престижную награду. Эпохи меняются, люди - нет: осознавать это и горько, и утешительно. Посмотрите "Жизнь Адель" и согласитесь. (Антон Долин, «Вести FM»)

"Жизнь Адель" - картина настолько противоречивая, что какая-то часть доставшихся ей наград наверняка была дана критиками из страха перед главным бичом современной культуры: политкорректностью. Но это только на первый взгляд, ибо при всей своей спорной тематике эта картина - удивительно тонкая, пленяющая, нежная и смотрящаяся на одном дыхании (несмотря на трехчасовой хронометраж) субстанция, сплетенная, пожалуй, наиболее чувственным французским режиссером современности Абделатифом Кешишем. Француз марокканского происхождения заостряет внимание на интимных, гастрономических и социокультурных акцентах современного общества, рассказывая при этом пронзительную историю о юной девушке, ищущей свое место в мире посредством познания чувственной любви к синеволосой незнакомке. Пятнадцатилетняя Адель (прекрасная дебютантка Адель Экзаркопулос) мечтает устроиться на работу учительницей младших классов, попутно начиная познавать превратности первых сексуальных отношений. Однажды она встречает странную девушку, художницу Эмму (новый французский секс-символ Леа Сейду), которая начинает сниться юной мечтательнице. Позже эта нарочитая одержимость перерастет в бурные отношения через молчаливый флирт и закончится относительным крушением надежд и горестным расставанием, и через все это зрителю предстоит пройти вместе с повзрослевшей главной героиней. О чем как минимум не приходится сожалеть, ибо рассказанная с помощью крупных планов и акцентов на деталях история, пожалуй, действительно заслужила свою "Пальмовую ветвь" на последнем Каннском фестивале. Пожалуй, никто раньше не уделял столько внимания интимной части отношений главных героинь, как Абделатиф Кешиш. Физиология и чувствительность тут на первом месте, впрочем, "Жизнь Адель" - это не эротика ради эротики, а довольно тонкая история о преломлении души и становлении характера. Иными словами, о взрослении и первой любви, а уж какими методами пользовался при изложении автор, не так уж важно, будь то сексуальные сцены двух девушек, их участие в манифестациях и гей-парадах либо сравнение гастрономических пристрастий двух семейств. Важно другое: фильм получился действительно волнующим и качественным, а уж какими методами к нему привлечено внимание, вопрос десятый. Кстати, после премьеры Кешиш разругался со своими актрисами, которые рассказали, насколько с ним тяжело работать, в частности, снимаясь в сексуальных сценах по десять дней подряд. Подобные скандалы лишь добавили картине внимания, хотя "Жизнь Адель" остается просто хорошим фильмом о любви. (Валерий Ковалевич, «Ovideo»)

Адель (Адель Экзаркопулос) была школьница как школьница: обсуждала на уроках классику, а в столовой - мальчиков (на ухаживания одного из которых без особой охоты ответила) - пока не зашла однажды в гей-бар и не познакомилась с синевласой Эммой (Леа Сейду), девушкой постарше, поумнее и поопытнее ее в постели. Несмотря на выдающуюся прессу (а также три Золотых пальмовых ветви на сдачу), "Жизнь Адель" обречена на сомнительную славу "трехчасовой лесбийской драмы" (звезда которой к тому же вдрызг разругалась с режиссером) - притом, что все составляющие этого ярлыка либо несущественны, либо вовсе неправда. Да, фильм действительно трехчасовой - ну а что вы хотели от картины, чье оригинальное название звучит "Жизнь Адель, главы 1 и 2"; есть еще режиссерская версия на сорок минут длиннее; есть и ощущение, что из "Жизни Адель" получился бы грандиозный мини-сериал. Важнее то, что от фильма на протяжении этих трех часов не оторваться - и вовсе не в ожидании нашумевшей семиминутной сцены, которую уже наверняка растащили на соответствующие разделы порносайтов и без которой, если уж на то пошло, можно было обойтись (на что, кажется, намекала и обидевшаяся на режиссера Сейду). Ну а называть эту умную, нежную, тонкую драму лесбийской - это все равно что считать "Таксиста" картиной о нью-йоркском транспорте. Одна из самых душераздирающих сцен "Жизни Адели", в которой титульная героиня в последний раз оказывается в кругу общения Эммы, одновременно и наиболее показательная: классовое или интеллектуальное неравенство бывает жестоким - но настолько безжалостным, как первая любовь (кто бы ни являлся ее адресатом), не бывает ничто. Справедливости ради, показательного у Кешиша - вагон и маленькая тележка: от лиц обучаемых Аделью дошколят до ее многочисленных крупных планов, от борьбы героини с ее прической до ослепительного солнца, бесцеремонно встревающего в их с Эммой поцелуй. Не говоря уже о таких стабильно важных вещах, как еда и социальные предрассудки: пролетарской маме Адели в голову не придет мысль о том, что ее дочь с Эммой могут заниматься после ужина чем-то, кроме философии, тогда как в симметричной сцене в доме Эммы Адель причащают к, чему же еще, устрицам. Автор "Кус-куса и барабульки" пишет свой роман воспитания красивым, размашистым и безошибочно узнаваемым почерком, но главное откровение фильма - это все же не то, что Кешиш умеет снимать, а 19-летняя Адель Экзаркопулос. Дебютантка накаляет экран сексапилом и ранимостью молодой Анджелины Джоли, и одного этого достаточно, чтобы назвать "Жизнь Адель" одним из лучших фильмов года. 8/10. (Сергей Степанов, «ELLE»)

Взгляд со стороны. Если говорить поверхностно о сюжете, то это кино про Адель и про то, как она влюбилась... в девушку. О фильме пишут, что это - сенсация, открытие и вообще в Каннах дали «Золотую пальмовую ветвь». Однополая любовь - тема нынче очень популярная, и в «Жизни Адель» многие видят прививку от гомофобии, вроде как автор пытается бороться с нетерпимостью и расширяет сознание зрителей, в том числе показывая неимоверно длинные и откровенные постельные сцены. Однако дело вовсе не в лесбийской любви. Я думаю, фильм во многом о другом (боюсь, конечно, быть закиданной помидорами). Он, как всегда у Абделатифа Кешиша, о закате Европы. Вам кажется, он сочувствует гомосексуалистам? Верно лишь то, что они такие же люди, как и все остальные, утверждение равенства - да, симпатия - нет. Пустой картонный мир, в котором живут такие же пустые люди, без особой цели, без необходимости прилагать какие-то усилия, чтобы чего-то добиться. Да, девушки из разных социальных слоев, но не это им мешает. В результате каждый сам за себя, пусть не явно, пусть со слезами, но каждый настолько эгоистичен, насколько может себе позволить современный европеец или любой другой благополучный человек в этом мире глобализации и усреднения. В конечном счете ни одна из героинь не вызывает сочувствия, а это делает трехчасовую картину невыносимо скучной, она тянется, как сопли Адель, которая не перестает их пускать по поводу и без. Она любит читать, но мало что понимает в прочитанном, ее любимая - художница, вокруг тусуются люди из «мира искусства», но все это похоже на те пустые инсталляции в современных выставочных центрах, которые пыжатся от своей псевдозначимости и якобы глубины, не имея при этом ни гроша за душой. Конфликта как такового нет, он создан искусственным путем, так как все было бы слишком хорошо, если бы не «роковая» ошибка Адель. Некоторым людям, чтобы развлечься, надо устроить драму и страдать, желательно долго, а лучше - всю жизнь, тогда можно чувствовать себя живым и полноценным с сердечной мышцей слева, ближе к центру. Вовсе не важно, мальчик ты или девочка и кого ты любишь, важно иметь внутренний стержень, быть человеком, а не частью толпы, которая собирается на демонстрации по разнообразным поводам, требуя то ли экономических реформ, то ли равноправия для всевозможных меньшинств. В итоге ни одна революция в Европе ни к чему не приведет, потому что по большому счету это никому не надо, и никто не знает, чего хочет на самом деле просто потому, что ничего не хочет, ибо дома и так ждут макароны с соусом, вино и секс. Кешиш - араб по происхождению, и, будучи звездой французского кино, он, тем не менее, может смотреть на французов со стороны. Может, он и хотел снять картину про двух влюбленных девушек и сложность их отношений в не до конца демократичной Европе, но вышло все несколько иначе. В результате получилось кино про то, как Европа теряет себя, растрачивая свою душу на мелочи, а любить по-настоящему она уже не может. Вердикт: Любовь за скобками. (Анна Щербина, «Lumiere»)

Канн-2013: О справедливости. «Адель» на арабском языке означает «справедливость». Именно тема недовольства существующим миропорядком, несправедливости и противостояния ей стала связующей для всей программы Каннского фестиваля. [...] Теперь о наградах. Абделатиф Кешиш снял хороший фильм. Хотя мне трудно понять природу беспрецедентного эйфорического единения вокруг этого режиссера, к которому раньше относились лишь благосклонно, но без излишнего восторга. «Жизнь Адель, глава первая и вторая» от предыдущих работ режиссера отличается не так сильно, но все же этот фильм масштабнее. Замечательно продумана главная героиня, которая все три часа действия не может справиться со своими непослушными волосами; ее лицо камера не выпускает из кадра, словно из клетки. Фильм рассказывает очень узнаваемую, мучительную историю многолетних отношений пары: партнеры «врастают» друг в друга и тяжело переживают эту зависимость. Кешиш - верный последователь идеи натуралистического кинематографа; то есть такого, который должен быть «как в жизни», и тут уже возникает множество вопросов. Я не понимаю, почему он пытается заставить камеру «дышать» в такт с героиней, но периодически отстраняется и снимает манерно. Например, в сцене расставания Адель со школьным бойфрендом, он сажает их под цветущую вишню и дает дальний план. Или в сцене поцелуя Адель и ее возлюбленной Эммы (Леа Сейду) ловит камерой блики солнца. Ставшие уже знаменитыми интимные сцены (фильм основан на эротическом комиксе) тоже кажутся открыточными - это очень красивый однополый секс; кому-то это кажется очень чувственным, мне показалось лишь техничным. Масштабность замысла заключается в том, что Кешиш пытается выстроить бэкграунд пары и тоже оказывается пленником сценария, схем, слишком очевидных образов. У Адель семья простая - поэтому весь фильм ее родители едят макароны, повторяется эта сцена раз пять. В семье Эммы - напротив, устрицы. На одной вечеринке мелькает юноша, который мечтает стать актером, много лет спустя на случайной встрече выясняется, что он стал риэлтером. Примерно так же просто, почти схематично дано противопоставление Эммы/Адель. Эмма - художница и интеллектуал, «простая» Адель не может поддержать разговор с ее друзьями, а потому раскладывает по тарелкам все те же пресловутые макароны. Почему у Адель такие сложности совершенно неясно: она преподает в школе, наизусть знает все пьесы Мариво. Известно, что «Жизнь Адель» далась Кешишу большим трудом - он почти не знал, что он снимает, поэтому делал сотни дублей и снял тысячу часов материала. Может, дело в том, что в Канне показывали еще черновую версию картины, с явными повторами и тавтологиями, но все время оставалось ощущение, что он лишь приближается к чему-то большему, оставаясь при этом заложником обыкновенной, пусть и действительно живой, истории человеческих отношений - а это французский кинематограф умеет снимать совершенно замечательно и без Кешиша. Конечно, если принять средний уровень картин основного конкурса фильм не мог остаться без какой-либо из наград, но присуждение ему «Пальмы», когда в конкурсе был Джим Джармуш, выглядит очень странно. [...] (Борис Нелепо, «Сеанс»)

[...] Все гораздо сложнее с фильмом Абделатифа Кешиша "Голубой - самый теплый из цветов, или Жизнь Адель", поставленным по роману Жюли Маро. Его действие разворачивается в провинциальном Лилле и делится на две "главы": перед нами проходит примерно десятилетие из жизни юной Адель. Она пытается крутить любовь со своим сверстником Томасом, но, как говорила по другому поводу ее учительница, "сердцу не хватает чего-то главного". Это "главное" Адель найдет, встретив женщину с синими волосами, художницу Эмму... "Жизнь Адель" - одна из тех картин, которые наиболее эффективно таранят общепринятые табу (или предрассудки, как кому угодно) и вводят в кинематографический обиход то, что еще вчера казалось невозможным. Так, вернейшим признаком порнографии всегда считался половой акт, снятый впрямую и без актерской имитации - "по-настоящему". Если исходить из этого, "Жизнь Адель" можно считать порнографичной: молодые актрисы в ролях двух девушек-лесбиянок занимаются любовью отважно и всерьез, и многометражный, 175-минутный фильм на этих сценах застревает надолго, снимая процесс едва ли не рапидом, на сверхкрупных планах, всю физиологию, натурально до такой степени, что кажется, в зале начинает отчетливо пахнуть потом, а игра актрис уже совсем не выглядит игрой. (Когда на пресс-конференции в Канне одну из актрис спросили о том, каково это - заниматься любовью под взглядом кинокамеры, та вместо ответа расплакалась). Вообще-то такое кино мне категорически не близко, физиология всегда казалась мне плохо совместимой с искусством. Кешиш, по крайней мере для своего фильма, сломал это предубеждение. Не знаю, как. Вероятно, какой-то особенно органичной восточному человеку чувственностью - эта органичность передается экрану, и то, что до сих пор оставалось за гранью эстетического, вдруг наполняется важным и тревожным человеческим содержанием. В этих абсолютно плотских эпизодах и возникает таинство настоящей любви - нежной, самозабвенной, но отвергаемой обществом и потому особенно хрупкой и трагичной. Актрисы Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, как пишет мировая пресса, сыграли одну из самых захватывающих и поэтичных любовных историй в мировом искусстве. Я прочитал даже утверждение, что это самая великая история любви после "Ромео и Джульетты". Другое дело, что эти сцены слишком активно перетягивают на себя одеяло - не случайно в большинстве опубликованных рецензий толкуют в основном о них. Хотя Кешиш столь же подробно и натурально разворачивает картины социальной жизни французской провинции и дает живописный срез общественных нравов, все новаторство его фильма связывают только с отвагой в воспроизведении секса. То есть того мощного зова плоти, который имеет столь сокрушительное влияние на людские судьбы и на пути, которого человечество умудрилось воздвигнуть максимальное количество предрассудков и предубеждений. Ставя выше этих предрассудков право человека быть счастливым, фильм Кешиша переворачивает все представления о границах "респектабельного" кино и еще раз доказывает аксиому: в искусстве решающее значение имеет не предмет изображения, а то, какими глазами он увиден, как интерпретирован и как показан. В любом случае, в истории кино "Жизнь Адель" уже оставила важную, даже, возможно, поворотную зарубку. (Валерий Кичин, «Российская газета»)

Воспитание чувств по-французски. Нет, наверное, необходимости напоминать, что "Жизнь Адель" получила "Золотую пальмовую ветвь", главный приз Каннского кинофестиваля этого года. Режиссер Абделатиф Кешиш раздавал счастливые интервью. Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, исполнительницы главных ролей, давали противоречивые интервью, немного путаясь в том, сколь легко или, напротив, некомфортно было работать с Кешишем и дефилировать большую часть фильма ню. Здесь не могу не напомнить, что весь 2012 год Франция выходила на уличные демонстрации в поддержку или, наоборот, в осуждение легализации однополых браков. Закон о легализации был все же принят 18 мая этого года, и Франция присоединилась к передовым в этом вопросе Нидерландам, Бельгии, Дании, Швеции, Испании. Возможно, это обстоятельство, не меньше чем художественная ценность фильма, сыграло на его успех. Лесбийский роман занимает изрядную часть экранного времени, однако фильм о жизни Адель и название соответствует истории буквально. Адель 15-летняя девочка "из низов", дома серенькие скучные родители и ежедневные спагетти под телевизор на ужин, единственная отдушина книги и школьные занятия литературой. Она и сама немного пишет, мечтает о карьере учителя, а пока ходит на студенческие демонстрации за увеличение социальных дотаций на образование. Адель красотка, переполненная жаждой жизни, любви, страстей, необычных ощущений и еще чем-то невыразимым. Случайно видит на улице яркую и необычную девушку с голубыми волосами, которая промелькнула как синяя птица счастья, но снится ей теперь ночами. Рядом с этой синей птицей меркнут хорошие школьные подружки, первые сексуальные опыты с симпатичным Тома и тем более родной дом. Ей все-таки удается познакомиться со своим синеволосым кумиром художницей Эммой, и она попадает в страстный роман, в котором больше спасения от одиночества и обыденности, чем восторгов запретной однополой любви, и на совсем иную богемную орбиту, "наверх". Здесь ужинают устрицами, терпимо относятся ко всему на свете, ратуют за любовь без пола, митингуют на гей-парадах, разговаривают о разных "ненужных предметах", которые, собственно, и называются культурой - о цветистости Климта и надломленности Шиле, противоположности мужской и женской сексуальности. Сейду и Экзаркопулос обе красивые девочки, с безупречными телами, хорошо и естественно смотрятся рядом и эстетично в предлагаемых обстоятельствах, чувствуется, что много времени провели вместе, готовясь к фильму. Сейду уже стажированная актриса с международным именем ("Полночь в Париже", "Миссия невыполнима: Протокол фантом"), Экзаркопулос впервые в главной роли. Она главное эмоциональное начало фильма, есть в ней что-то глубоко спрятанное от глаз. В способности красиво плакать, что она делает непрерывно, ей равных нет, а в любовном дуэте счастье и удовлетворение соседствует с надрывом. Лейтмотив всей истории - трагедия одиночества и беспомощности. Адель переживает череду разочарований, не раз чувствует себя вещью - бесплотной музой или удобной домохозяйкой при своем идоле Эмме. В финале остается наедине с роковой безысходностью. Если бы не мрачноватый и жесткий финал, фильм можно было бы сравнить с британским хитом "Воспитание чувств" на ту же тему взросления и самоидентификации. Но англичане не позволили сентиментальности взять верх над конструктивностью, что сделало ленту приятно оптимистичной и, возможно, более выигрышной. В трехчасовом фильме много повторов и довольно медленный темп, в более динамичном двухчасовом варианте он смотрелся бы лучше. Но его оригинальность заслуживает внимания. (Татьяна Федотова, «КиноНьюс»)

[...] Тем не менее «чувствительность» отнюдь не значит «чувственность»: эту сторону вопроса авторы фильмов о гомосексуальной любви до сих пор благоразумно обходили стороной. Именно поэтому другая каннская картина на сходную тему, «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша, может стать настоящей революцией - особенно если жюри хватит отваги ее наградить. Честно говоря, одни только сцены лесбийской любви - невиданно натуралистичные, обнажающие подлинную страсть (непонятно, как такое вообще возможно разыграть), необычно продолжительные, подробные, почти на грани порно, но грань эту никогда не переступающие - стоили бы какого-то специального приза. Кешиша часто называют тунисским режиссером, имея в виду страну его рождения, но вырос он во Франции, неподалеку от Канна - в Ницце. Французская эротическая культура у него в крови, недаром в его предыдущих фильмах так обширно цитировались фривольные Вольтер и Мариво (без которых не обошлась и «Жизнь Адель»). В любом случае, исламской ригидности в его картинах - ни на грош. Особенно в новой, поставленной по награжденному на фестивале в Ангулеме комиксу художницы и писательницы Жюли Маро «Голубой - теплый цвет», где рассказана история любви двух девушек. Адель (сногсшибательная актриса-дебютантка, подарившая героине свое имя Адель Экзаркопулос) - первокурсница филфака, живущая с родителями и мечтающая устроиться на работу учительницей начальных классов. Эмма (секс-символ французского кино нового поколения Леа Сейду) - независимая художница с волосами, покрашенными в голубой цвет. Застенчивая Адель обсуждает с подружками, на каком по счету свидании прилично переспать с парнем; раскованная Эмма живет с женщиной и не думает это скрывать. Адель - из простой семьи: ее папа с мамой уверены, что главное в жизни - найти мужа, который будет тебя содержать. Преуспевающие мать и отчим Эммы принимают любовницу дочери у себя в доме как родную. Если в доме Адель коронное блюдо - спагетти с мясным фаршем, то у Эммы Адель учат есть устрицы: для Кешиша, со времен «Кус-куса и барабульки» - несравненного летописца кулинарных радостей, эта сцена ключевая, ведь в ней соединяются социальные, эротические и коммуникативные коннотации. «Жизнь Адель» можно рассматривать как драму о правах человека - и наверняка, если фильм получит главный приз, это будет автоматически трактоваться если не как политкорректное, то как политическое решение. Действительно, здесь есть сцены студенческих манифестаций и гей-парада, есть болезненное объяснение с однокурсницами и трудные эпизоды общения простодушной Адель с богемными интеллектуалами из круга Эммы. Однако эта трехчасовая (и смотрящаяся на едином дыхании, снятая почти полностью на крупных планах) и сыгранная с безупречной откровенностью, выворачивающей душу наизнанку картина - прежде всего пронзительная, правдивая, универсальная анатомия любви. Столь сильных и свежих картин в каннском конкурсе в этом году нет. Когда Берлинале ввел в свой регламент приз «Тедди», это казалось причудливым решением, хотя благодаря ему мир узнал о Педро Альмодоваре и Франсуа Озоне. Теперь присутствие на всех крупнейших фестивалях голубых «Львов», «Медведей» и «Пальм» за лучший фильм о гомосексуальных отношениях никого не удивляет. Сегодня, похоже, настает время, когда эти темы окончательно выходят за пределы тематического гетто. Гетеросексуальные режиссеры снимают об этом фильмы с гетеросексуальными актерами, а публика смешанной ориентации смеется и плачет, как над собственными, над страстями тех, кого депутаты Госдумы РФ норовят признать нарушителями закона. Да, и еще одно. Каждый год в Канне возникает как минимум один метасюжет, объединяющий несколько важнейших фильмов программы. До сих пор было не до конца понятно, о чем этот Канн. Теперь - кристально ясно: как и в прошлом году, о любви. Что ж, в такой ситуации самоповтор не возбраняется. (Антон Долин, «Газета.ру»)

Любить подано. Абделатиф Кешиш вообще снимает длинно и неторопливо - достаточно вспомнить его "Кус-кус и барабульку" (La graine et le mulet) или "Черную Венеру" (Venus noire) - и ускоряться не собирается, скорее наоборот, становится все эпичней, если судить по "Жизни Адель", выходящей с подзаголовком "Главы первая и вторая". Явная литературность этого киноромана проявляется и в том, что заглавная героиня (Адель Экзаркопулос) заканчивает колледж с литературоведческим уклоном, где очень тонко чувствующие преподаватели не то что разбирают тексты французского классика Мариво, а довольно глубоко залезают в душу ученикам, предлагая им среди прочего высказаться на тему любви с первого взгляда и подумать об идее предопределения. От этих мыслей Адель отвлекает подсаживающийся к ней в автобусе симпатичный парень из математического класса, который как раз не осилил любимую героиней "Жизнь Марианны" Мариво, потому что в ней 600 страниц, зато хорошо запомнил "Опасные связи" Шодерло де Лакло, потому что опять-таки хороший учитель очень подробно их проанализировал. Адель возражает, что, наоборот, не любит, когда ей все слишком подробно разжевывают, выключая таким образом ее собственное воображение. Это один из редких случаев, когда героиня проявляет какую-то самостоятельность мысли, - чаще она выступает как пассивное, подчиненное, зависимое, ведомое существо, и неспроста режиссер весь фильм показывает ее спящей с приоткрытым ртом, когда она выглядит особенно беспомощно. Челюсть Адель трогательно отваливается и при встрече с первой настоящей любовью (Леа Сейду) - эта открытая лесбиянка с синими волосами, любящая Сартра, действительно сильно смахивает на персонаж комикса (сценарий "Жизни Адель" написан по графическому роману Жюли Маро "Синий - самый теплый цвет"). Однако актрисы (и особенно Адель Экзаркопулос, вроде бы поставленная в невыгодное страдательное положение) делают из двух клише - растерянной пубертатной глупышки и нагловатой богемной интеллектуалки - живых и очень обаятельных людей, за чувствами которых интересно наблюдать. Ради этого можно и потерпеть обычные Абделатифовские орнаментальные длинноты: всякие танцы, уличные демонстрации, гей-парады, детские игры, школьные уроки, осмотр скульптурных и живописных изображений обнаженных женщин, который героини предпринимают в качестве культурной программы, перед тем как познакомиться совсем близко. При этом главная психологическая проблема для Адель - не слишком комплексовать из-за того, что она моложе, неопытней, необразованней. Надо отдать ей должное, хотя она и кажется не семи пядей во лбу, но довольно находчиво поддерживает разговор, что, мол, в сартровском экзистенциализме она ничего не поняла, но ей кажется, что сущность и существование - это как курица и яйцо: трудно определить, что первичнее. Однако куда больше возбуждает разговор влюбленных о том, кто что любит есть. Адель ест все, кроме моллюсков, в то время как новая подруга без ума от устриц. "Они же как шарики из соплей?!" - недоумевает Адель. "Нет, они похожи на кое-что другое", - многозначительно намекает девушка с синими волосами и так проводит языком по своей щеке изнутри, что ты уже чувствуешь себя присутствующим при каком-то бесстыдном интиме, и последующие эпизоды безудержного секса, которые, возможно, в полном зале и могут вызвать у кого-то чувство неловкости, ложатся на подготовленную почву. В середине "Жизни Адель" довольно большой кусок фильма построен по принципу слоеного пирога: еда, секс, еда, секс - и если к этому моменту картина вам еще не надоела (а наскучить временами она вполне способна) и вы эмоционально подключились к героиням, то можете порадоваться за девушек, у которых все так удачно складывается: поели, полюбили друг друга, опять поели. И хотя развернувшаяся перед нами игра любви и случая кончается печальной банальностью - дикое сексуальное притяжение не может преодолеть социальные и интеллектуальные нестыковки, - в сухом остатке после фильма Абделатифа Кешиша остаются не только трагические размышления о неизбывном человеческом одиночестве, но и процитированный в очередной обеденной сцене анекдот о червяке, выползающем из тарелки спагетти со словами: "Отличная получилась оргия!". (Лидия Маслова, «Коммерсантъ»)

Покажи мне любовь. Час знойной «нетрадиционной» мелодрамы, десять минут жаркого секса и два часа всяческого занудства. Старшеклассница Адель (Адель Экзаркопулос) заводит роман с привлекательным парнем, но не чувствует себя удовлетворенной. Напротив, случайный поцелуй с девушкой сильно ее заводит. Когда Адель вместе со своим другом-геем приходит в «нетрадиционный клуб», она знакомится с синеволосой Эммой (Леа Сейду), студенткой-художницей из Института изящных искусств. Девушки влюбляются друг в друга с первого взгляда и вскоре начинают вместе спать, а со временем и вместе жить. Однако Адель не чувствует себя своей среди богемных друзей Эммы, а Эмма не может понять, почему ее возлюбленная работает учителем чистописания, а не пытается стать писателем. Шумные западные восторги по поводу «Жизни Адель» и врученную создателям картины «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля в России можно интерпретировать двояко. Можно решить, что это новый шедевр мирового кино и безупречная постановка на актуальную тему, а можно счесть, что западная богема пошла на поводу у гей-лобби и раздула слона из обычной мелодрамки, которую никто бы не заметил, если бы Эмму звали Филипп. Истина, как обычно, находится посредине. «Жизнь Адель» - не простая мелодрама, но это и не шедевр. Прежде всего, потому что «Жизнь» страдает от тяжелой формы «синдрома Соляриса». Что это за синдром? Это когда писатель сочиняет книгу об одном, а экранизатор снимает кино о совсем другом, порой полностью противоположном. В случае «Жизни Адель» загвоздка оказалась в том, что режиссер Абделатиф Кешиш и художница Жюли Маро, нарисовавшая положенный в основу картины комикс (ну хорошо, «графический роман») «Синий - самый теплый цвет», по-разному смотрят на европейское общество. «Белая» лесбиянка Маро считает, что в Западной Европе сильна гомофобия, а французский араб-натурал Кешиш полагает, что гомофобия практически побеждена, а вот классовые противоречия еще ого-го! Соответственно Маро придумала комикс о том, как женский роман разрушается под давлением гомофобии, а Кешиш выбросил половину сюжетных поворотов повествования (например, ключевую сцену, в которой отец отказывается от героини и выгоняет ее из дома) и заметно ослабил сохраненные в фильмы гомофобные сцены. Затем режиссер заполнил образовавшиеся пустоты многочисленными обедами, демонстрирующими социальное неравенство между Адель, которая питается шаурмой и макаронами, и Эммой, которая поглощает устрицы и вино. Также в ход идут разговоры об искусстве («Эгона Шиле знаешь? Не знаешь? Отдыхаешь!»), о профессиях («Школьная учительница? А я - актер!») и прочие порой неочевидные способы, которыми современная элита отделяет себя от плебеев. Если бы «Жизнь Адель» изначально создавалась в расчете на демонстрацию классовых преград, Кешиш мог бы создать безупречное кино. Но он перекорежил повествование на совсем иную тему, и «Жизнь» походит на кирпичный дом, который после попадания бомбы кое-как отремонтировали панелями. Явно затянутое, едва драматичное (вплоть до кульминационных сцен, в которых фильм просыпается и «зажигает») кино с провисающими сюжетными линиями и внезапно появляющимися и исчезающими второстепенными персонажами... «Жизнь» доносит заложенные в нее режиссером идеи, но делает это так неуклюже, что хочется плакать. Почему «плакать», а не «безразлично махнуть рукой»? Потому что у «Жизни» превосходная сердцевина - роман Адель и Эммы. Когда девушки вместе (на лавочке, в постели, в ресторане - где угодно), фильм превращается в мощный, страстный и откровенный портрет зарождающегося, расцветающего и умирающего чувства. Продолжительные и почти порнографические секс-сцены картины наделали немало шума, но они абсолютно уместны, хотя и, что греха таить, некомфортны для зрителей с Y-хромосомой. Такая любовь была бы неполна без такого секса. Будь «Жизнь» составлена из одних лишь сцен убедительнейшего дуэта Экзаркопулос и Сейду, у нас не было бы к ней претензий. Но таких эпизодов в фильме - чуть больше часа. А все остальное - обеды, фуршеты, споры о Шиле и Климте, школьные сцены Адель-школьницы и Адель-учительницы, ни к чему не привязанная демонстрация против «буржуев»... Одним словом - шлак. Почти два часа шлака. 7/10. (Борис Иванов, «Film.ру»)

C'EST LA VIE. Победитель Каннского фестиваля этого года - «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша - фильм об однополой любви, откровенность которого вызвала бурные обсуждения среди кинокритиков. Однако длительные постельные сцены, как и тот факт, что они происходят между двумя девушками, едва ли можно назвать важнейшими особенностями этой французской мелодрамы. Старшекласснице Адель повезло в жизни больше, чем многим ее сверстникам: у нее есть любящие папа с мамой, дом с достатком, вполне привлекательная внешность. Как и полагается благополучным подросткам, она учится в школе с переменным успехом, ходит на митинги против социального зла, ужинает с родителями при включенном телевизоре и проводит время с бойфрендом Томом, который, по мнению ее болтливых подружек, один из самых сексуальных парней в школе. Вот только есть одно «но»: неожиданно для всех, в том числе и для себя самой, Адель влюбляется в синеволосую художницу-студентку по имени Эмма, и с этого момента вся ее жизнь определяется началом и концом этих сложных взаимоотношений. Сюжет трехчасовой «Жизни Адели» можно рассказать буквально за минуту, при этом не боясь испортить спойлерами впечатление от предстоящего просмотра картины. Причина этого в том, что фильм складывается из детального изображения ежедневной рутины героини: камера дотошно фиксирует, как Адель жадно ест макароны, как неловко общается с малознакомыми людьми, как уверенно занимается любовью. Причем никаких «восклицательных знаков», вроде резко меняющейся манеры съемки или эмоциональной музыки, задающей правильный настрой в нужные моменты. В конечном счете все одинаково значимо и интересно. Даже беседы на обычные темы получаются почти такими же напряженными и волнительными, как подробные сцены секса, которые, кстати, несмотря на свою страстность, доведены почти до искусственного совершенства. В остальные же моменты фильма подчеркнутая внимательность к живым деталям нередко приводит к чрезмерной физиологичности, впрочем, все естественное оказывается хоть и не гламурно прилизанными, но уж точно не безобразным. Нарочитая обыденность, с которой снята история любви Адель и Эммы противоречит сюжету графического романа Жюли Маро «Синий - самый теплый цвет», легшего в основу картины Абделатифа Кешиша. В его фильме, в отличие от комикса, никто из героев не умирает, социальные предрассудки не играют особой роли, да и замени режиссер студентку Эмму на мужчину, сюжет бы фильма от этого совсем не пострадал. Адель все равно предпочла бы скучному красавцу Тому, никогда не читавшему книг, талантливую и сильную личность художника. В итоге проблемы остались теми же, может, чуть менее сложными, но в конечном счете все-равно нерешаемыми. Такой подход режиссера даже по-своему приятен, особенно на фоне истерии, возникшей в России вокруг однополой любви. Наконец-то гомосексуалисты показаны на экране не как обнаглевшие извращенцы или невинные мученики, но как обычные люди, у которых совершенно нет цели привлекать к себе нездоровое внимание добропорядочной публики. Причина, по которой Адель и Эмма не смогли жить вместе - банальна, и заключается она не в трудностях однополых взаимоотношений, а всего лишь в том, что героини - слишком разные люди. Адель может сколько угодно есть ненавистные ей устрицы, пить вино, которое посоветовал ей отчим Эммы, носить синее платье, вспоминая о прежнем цвете волос возлюбленной, но все это не отменит того факта, что она дочь своих правильных родителей, обычная ученица, а потом и учительница, которая не решается написать свой собственный роман. Поэтому раскованная Эмма хоть и испытывает нежность к этой милой не богемной девочке, но встретить с ней старость никогда не захочет. Адель же остается только обреченно плакать, пытаясь забыть свою единственную любовь. Мы привыкли к тому, что почти все художественные кинокартины, будь то мыльная опера или серьезная экранизация классики, ставят перед стремящимися друг к другу людьми труднопреодолимые препятствия: вражду семей, козни разлучников, социальное неравенство. Фильмы и литература воспитали в нас уверенность в том, что одного упорства достаточно для того, чтобы сокрушить любые преграды и воссоединиться с тем единственным или с той неповторимой, о которой грезишь ночами. В реальности все оказывается иначе: гораздо прозаичнее, а оттого сложней и безысходней. Такова жизнь, причем жизнь не только Адель. И то, как точно Абделатиф Кешиш сумел рассказать об этом, безусловно, заслуживает наград и лестных отзывов кинокритиков. (Татьяна Сочива, «ART-1»)

"Жизнь Адель": устрицы, макароны и первая любовь. Наделавший шума в Канне - не только победой в основном конкурсе, но и одним своим появлением - фильм французского режиссера тунисского происхождения Абделатифа Кешиша "Жизнь Адель" выходит в российский прокат, хоть в то, что это произойдет, не верилось до последнего момента. Картину не перестают обсуждать даже спустя полгода после премьерного фестивального показа, в основном из-за весьма откровенных и продолжительных сцен однополого секса. На поверку же "скандальная" лента оказывается историей вовсе не о лесбийской любви, а о любви в целом - и в этом одновременно и недостаток, и достоинство фильма. Главная героиня - старшеклассница Адель (Адель Экзаркопулос), девочка из хорошей семьи, которая любит приготовленные отцом макароны с томатной пастой, мечтает стать учительницей и вот-вот отметит 18-летие, но при этом все еще не слишком уверена в том, кто же ей нравится больше - мальчики или девочки. Потому растерянно целуется на переменах и с теми, и с другими. Окончательно определиться девушке помогает встреча с Эммой (Леа Сейду), студенткой художественного ВУЗа. У нее волосы синего цвета, либерально настроенные родители, подающие на ужин устриц, и весьма определенная сексуальная ориентация. Адель влюбляется в Эмму с первого взгляда, та отвечает ей взаимностью. Поначалу девушки истово занимаются сексом в соседней от родителей комнате, позже - начинают жить отдельно. Эмма рисует Адель обнаженной и устраивает во дворе артистические вечера для своих богемных друзей творческих профессий, а Адель преподает в школе и готовит Эмме макароны по папиному рецепту. За три часа экранного времени перед глазами проносятся несколько лет жизни - Адель взрослеет, Эмма избавляется от синих волос, но вместе им не быть - тут либо устрицы, либо макароны. Еда у Кешиша и впрямь становится краеугольным камнем повествования и наглядным символом непреодолимых противоречий. Крупные планы тарелок и жующих ртов - сцены за столом показаны с той же откровенностью, что и сцены в постели. Свободным от предрассудков родителям Эммы под стать изысканные блюда, которые в простой семье Адель не в почете - как, вполне возможно, и нетрадиционные сексуальные отношения. Режиссер избегает острого социального фона, лишь штрихами указывая на все еще существующую в сплошь толерантном европейском обществе проблему. Адель стесняется признаться язвительным одноклассницам, что ходила в гей-клуб, и на всякий случай представляет Эмму родителям, как репетитора по философии. Во второй части фильма, переход к которой легко упустить, хоть по сюжету за кадром остаются сразу несколько лет жизни, открытого конфликта с внешним миром уже нет. Но изменения все же разительны, тем интереснее постепенно находить их - фильм Кешиша весь состоит из мельчайших внешних деталей, которые режиссер рассматривает словно через лупу. Вначале было интересно во всех подробностях, животных, натуралистичных, показать, как две девушки занимаются сексом или пережевывают пищу, позже - что осталось, когда страсти улеглись. Отгородившись от мира снаружи, героини становятся заложницами друг друга и разделяющей их культурной пропасти. В этот момент история теряет какую-либо половую принадлежность, и ее исход, как и многие сюжетные повороты, становится очевидным и даже предсказуемым. Уже не задумываешься, что перед тобой рассказ об отношениях двух женщин - будь на их месте мальчик с девочкой, вряд ли было бы иначе. Эта простота с одной стороны даже разочаровывает, ведь не случайно же они влюбленные друг в друга девушки, ведь должно же быть что-то иное, незнакомое, что сделает "Жизнь Адель" - откровением. На деле же оказывается, что это самое откровение не в 6 минутах почти порнографического лесбийского секса, и не в обозначенном молчаливом, но агрессивном и пугающем неприятие общества, и не в том, что не жить героиням вместе долго и счастливо. Оно, если и есть, как раз в простоте. Внезапно оказывается, что "Жизнь Адель" - не про однополую любовь, а про любовь, в каком-то смысле общую для всех. Чтобы проститься с детством, нужно проститься - со слезами, мучительно - с первой любовью, которая проходит также неизбежно, как и "детская припухлость" лица Адель. Именно это, как ни странно, делает фильм Кешиша более чем подходящим для широкого проката, а посмотреть его, в примитивных образовательных целях, стоит как раз тем, кто считает геев и лесбиянок неспособными на чувства инопланетными извращенцами. И пусть не того ждешь от фестивального кино, но миссия, не поспорить, достойная. Да и не фестивальное оно, а самое что ни на есть массовое. (Наталия Григорьева, «РИА Новости»)

Портрет в голубых тонах. Спустя полгода после триумфа на Лазурном берегу (где фильм кроме главной награды также получил «Пальму» за актерский дуэт и приз ФИПРЕССИ) эта яркая, провокативная лента, наполненная потрясающе откровенными сценами лесбийской любви, добралась наконец и до наших палестин. Хотя, будем откровенны, российская премьера фильма могла и не случиться, но недреманное око депутата Виталия Милонова, ставшего главным борцом с секс-меньшинствами, это возмутительное событие проморгало. «Адель» выходит на экраны в количестве 50 копий. Это не так мало для артхаусного фильма, имеющего возрастное ограничение до 18 лет. Самое забавное, что любители «клубнички» могут до пикантных сцен и не досидеть. Ибо фильм не имеет ничего общего с эротическим, или тем более порнографическим, или, упаси боже, узкотематическим кино про тяжелую долю секс-меньшинств. Это трехчасовое, чрезвычайно подробное, порой нарочито замедленное кинополотно постепенно, шаг за шагом разворачивает перед нами обычную, в чем-то даже заурядную судьбу главной героини - сначала старшеклассницы, потом воспитательницы детского сада, потом учительницы школы - во всех ее сложных взаимосвязях с учителями, друзьями, родителями, учениками, то есть с окружающим ее многослойным социумом. Адель самоотверженно работает и вдохновенно читает умные книжки, ходит на политические митинги и арабские вечеринки, участвует в чинных семейных обедах и дружеских сборищах, посещает вернисажи и дискотеки, валяется на диване и парковых газонах, она - неразличимая людская песчинка большого города (съемки происходили в Лилле). В итоге через портрет обычного, в общем-то, человека, которого у нас по традиции назвали бы «маленьким», у режиссера к исходу фильма как-то незаметно получается и портрет современного французского (да и всего европейского) общества: мультинационального, мультикультурного и, извините, мультисексуального. Так случилось, что Адель до поры до времени не знала о своих сексуальных наклонностях. Попробовала, как и все, переспать с влюбленным в нее мальчиком, но скоро поняла: не то и не так. Ибо ее воображение, мысли, воспаленные сны уже пленила случайно встреченная на улице незнакомка - художница Эмма с голубыми волосами. Постепенное сближение девушек, их страстный роман, мучительный разрыв и острое, саднящее чувство навсегда потерянной любви - сердцевина этого безупречно снятого и гениально сыгранного фильма. Знаменитый французский режиссер тунисского происхождения Абделатиф Кешиш («Кус-кус и барабулька», «Черная Венера») не прибегает в фильме к стилевым изыскам и многозначительным метафорам. Его метод и проще, и сложнее: он вплотную приближает камеру к прекрасным лицам, бездонным глазам двух актрис (француженка Леа Сейду и дебютирующая в кино гречанка Адель Экзаркопулос), которые буквально сжигают себя на экране в пламени обрушившегося на их героинь чувства. Такое ощущение, что это уже не кино, а кусок необработанной, сырой, как глина, жизни - с настоящими, а не актерскими слезами, поцелуями, соплями, истериками, горячим любовным потом... Как режиссер сумел добиться такого эффекта, как актрисам удалось такое сыграть - это тайна, загадка высокого искусства. А фильм, безусловно, принадлежит к этой редкой породе. Более того, в размышлениях о нем на память приходят отнюдь не унылые гей-драмы, а «Мадам Бовари» Флобера, «Жизнь» Мопассана, «Сцены из супружеской жизни» Бергмана, датская «Догма», румынская новая волна и другие прорывные явления мировой культуры. Будет ли фильм «Жизнь Адель» понят и принят в нашей стране? Не уверен. Наверняка в обществе возникнет дискуссия. Наверняка многим фильм покажется просто скучным. Наверняка найдутся моралисты, которые усмотрят в действиях героини пропаганду «греха». Но Адель с ее невинным взором и по-детски припухшей верхней губой - отнюдь не дитя порока, совсем не праздный представитель гей-богемы. Трудовая пчелка, она существо чистое, честное, совестливое. И ее любовь к Эмме язык не поворачивается назвать греховной - если бы я не боялся кого-то обидеть, то прямо назвал бы ее святой. Поскольку она - единственно для нее возможная. Это не вина Адель и даже не ее беда, что она полюбила себе подобную. Так, видно, распорядились небеса или, если кого-то смутит столь высокое определение, судьба, природа. Так продиктовали ее душа и тело. И Адель лишь следует их властному императиву. В сущности, это едва ли не первый фильм в мировом кино, который рассматривает однополую любовь не как «вывих», не как эпатажное отклонение от нормы, а как естественную, нормальную форму любви. Каковой она и является - во всяком случае, для авторов этого фильма, который, полагаю, со временем будут изучать во всех киношколах мира. [...] (Леонид Павлючик, «Труд»)

Дорога перемен. Казалось бы, жизнь Адель, ученицы десятого класса, только вступающей во взрослую жизнь, ничем не отличается от ее сверстниц. Она также сплетничает на переменах, волнуется о неминуемых экзаменах, встречается с парнями - до момента, когда однажды ее взгляд не встретится с импозантной незнакомкой, выделяющейся из толпы волосами, выкрашенными в синий - самый теплый цвет. Чуть позже окажется, что влечет ее к ней не простое любопытство: там, на площади, произошло то, что люди называют любовью с первого взгляда. В принципе, если выбирать в этом году, «Жизнь Адель», по понятным причинам, стала объектом самого пристального внимания: отчего-то именно в России, наделав столько шума ранее, в сторону ленты то и дело слышны презрительные усмешки, помноженные на жалобы особенно консервативных зрителей. Мол, бесстыдство-то, какое! А ведь ее награждение «Золотой пальмовой ветвью» - и вот это уже совсем чудеса - отнюдь не дань набившей оскомину политкорректности, ведь на тему однополой любви выходил фильм куда более патетичный, рассчитанный на награды (речь о Соденберговском «За канделябрами»). Прежде всего, для режиссера данная сюжетная деталь не самоцель, а лишь желание создать нечто актуальное - как раз в то время, когда во Франции узаконили однополые браки - но максимально далекое от политических мотивов, и, как это, ни странно, социального подтекста. Адель и Эмму даже ни разу не подвергаются гонениям: в Европе подобные связи уже издавна считаются нормой, а единственная стычка по этому поводу нужна лишь для демонстрации инфантильности неокрепшего, подверженного спонтанным реакциям разума. Говоря кстати, об Абделатифе Кешише, довольно давно уже подававшего надежды, и сейчас сходу превратившегося в триумфатора, будет преступлением не упомянуть его успехи касательно эмоциональной выразительности. Раскрывая в «Уловке» подростковые волнения по поводу первой симпатии, в «Кус-кус и барабульке» он идет дальше, наполняя энергией рассказ о старике, гнавшегося за своей молодостью - и созерцая этот бег по кругу два с половиной часа. В «Черной Венере» перескакивая на эпический размах и еще больший хронометраж, здесь же и вовсе переставая снимать кино, по привычной для него параболе растягивая временные рамки на три часа: но более примечательно то, что он в них умудрился спрятать целую жизнь. Ну, или как минимум - слепок с самой жизни. Стирая грань между вживанием в образ и простым существованием в кадре, Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, создают лучший актерский дуэт года. Исследуя любовь от неуверенного знака вопроса, до жирной точки, Кешиш не открывает новых горизонтов в кинематографическом смысле, зато препарирует тему жестче, и, разумеется, честнее многих. С откровенностью, балансирующей на грани чувственной мелодрамы и софт-порно - но не скатываюсь в порнографию ни разу - с нежностью поэта и настоящего романтика, порою даже слишком, как это часто бывает с мыслящими в иных масштабах художниками. Отношения, от пожирающей их изнутри страсти, до холодности в постельной жизни и обыденных размолвок, переходят на наших глазах от первой фазы, ко второй в одной монтажной склейке: оператор, постоянно берущий лица крупным, а то и сверхкрупным планом, показывает вроде тех же людей, но взгляд уже давно не тот. Чуть позже, изматывающая в своей откровенности сцена ссоры, которая как бы показывает обреченность внезапно вспыхнувшего романа, сходу почти укореняет типажи в сознании; она, решительно настроенная, почти мужчина, другая, бесконечно всхлипывающая - как правило, глупая женщина. И с этими соплями-слезами, истериками, бессонными ночами, сразу и не поймешь, что так было нужно, дабы выдержать цельность композиции, притом, что шаг вправо - скатишься в очередную пошлую трагику, шаг влево - обвинят в претенциозности (и ведь кто-то таки да обвинил!). Адель, чье имя вынесено в заголовок, естественно, с самого начала воспринимается аудиторией, как центральный персонаж: в отличие от Сейду, она практически не исчезает из виду, наверное, поэтому так очевидно развитие ее характера; зайдя в зал, видишь одного человека - а в финале, на выставке, уже практически кого-то малознакомого. Вышла ведь не сколько драма о разрушительности личности через самую неподвластную человеку эмоцию (в одном эпизоде, Адель отчетливо произносит «Это сильнее меня»), сколько пронзительная история одиночества: ты одеваешь красивое синее платье и идешь куда-то, в надежде все вернуть, исправить, сказать много важных слов, не понимая еще, что пути ваши разошлись: шрамы на сердце имеют свойство оставаться навсегда, зарубцовываясь примерно тогда же, когда находишь в себе силы идти дальше, свернуть в сторону от прошлого, шагнуть в туманное будущее - превратившись в один момент в кого-то другого. Оценка: 4/5. (Александр Гофман, «25-й кадр»)

По дороге на свидание со старшеклассником 15-летняя Адель (Адель Экзаркопулос) встречается взглядом с синеволосой девушкой (Леа Сейду). В следующий раз Адель увидит незнакомку в своем собственном эротическом сне - и очень испугается. Секс со старшеклассником не поможет. Противоречивые мысли и полнейшее смятение приведут Адель в гей-бар, в таинственной полутьме которого мелькнут синие волосы. Описать сюжет трехчасового фильма, в котором девушка переживает все стадии первой любви с первого взгляда - не представляется возможным в данном случае. В комиксе Жюли Маро "Синий - самый теплый свет", по которому снят фильм, сюжет включал в себя изгнание героини из отчего дома и трагическую смерть. Маро писала не столько о любви, сколько о том, что у геев она тоже бывает настоящая и до гробовой доски. Со страниц комикса прорываются воззвания к борьбе за свои права и подростковая категоричность. Тем не менее, описанные в нем этапы сексуального становления героини наверняка покажутся знакомыми посвященной в тему аудитории: внутренние переживания Клементины (в фильме это имя заменено на имя Адель), разногласия с друзьями и коронное "застукали родители и выгнали из дома". Маро не соврала бы, включи она эпизоды с тотальным родительским контролем и походам по врачам с целью "вылечить" гомосексуализм дочери. Все видимые недостатки этого графического романа режиссер Абделатиф Кешиш просто убрал, а острые углы сгладил, перенеся акцент с прав геев на социальное неравенство. Трудно поверить (особенно после трех весьма откровенных постельных сцен, одна из которых длится, кажется, более пяти минут) в то, что режиссеру не так уж и важен пол влюбленных. Но вроде бы это правда. По крайней мере, к середине фильма перестаешь воспринимать эти отношения как нечто экзотичное. "Двое любят друг друга и это прекрасно, но поговорим о препятствиях более насущных, чем неодобрение посторонних". У Маро не было никакого развития характеров вне темы формирования сексуальной ориентации, была сплошная обрывочная данность: Эмма - художница, Клементина - учительница. Родители Эммы - продвинутые и толерантные, родители Клементины - зашоренные и консервативные. Кешиш из этих исходных данных развил целую историю о роли социального неравенства в межличностных отношениях. Режиссер противопоставляет творческий класс пролетариату ровно по двум критериям: 1) кулинарные традиции (в фильме много и по-разному едят) 2) взгляд на жизнь и карьеру. Адель, выросшая на макаронах и мечтающая стать учительницей - может и проще, но гораздо искреннее любителей устриц, которые готовы убить вечер на сравнительный анализ стилистики двух совершенно разных художников. Эти прогрессивные люди творческих профессий и широких взглядов забрались в узкий футляр из предубеждений, откуда косо посматривают в сторону тех несчастных, которые почему-то не стремятся к творческой самореализации. Успешная художница тяготится тем, что ее возлюбленная с минимальным набором амбиций добровольно превращается в домохозяйку, которой достаточно просто учить детей, любить и быть любимой. Легитимности этому сценарию добавляет отсутствие границы гендерных ролей в однополых отношениях. Кто кому должен быть опорой? Кто за кем должен следовать? Предположим, что мужчина-художник не так уж сильно расстроился, если бы его жена всего лишь хотела растить детей и готовить ужин. На то она и жена. Но геи, а тем более лесбиянки (даже при наличии продвинутых родителей) находятся в постоянной борьбе с не принимающим их обществом, что и выражается в агрессивном самоутверждении. Потому что приучены рассчитывать только на себя. А пассивное поведение Адель несет в себе отпечаток патриархального уклада и является признаком принадлежности к тому самому обществу, которому Эмма и компания себя противопоставляют. Вот тут начинаешь путаться. То ли это просто история первой любви, ее деструктивно-конструктивного влияния на личность. То ли это социальное высказывание, для реализации которого удобнее всего использовать тему однополых отношений. Зависит, наверное, от субъективного восприятия. В России, где волна необъяснимой ненависти к геям продолжает набирать скорость и высоту, «Жизнь Адель» скорее всего приобретет статус манифеста в глазах секс-меньшинств. А поборники нелепых законов заочно воспримут его как пропаганду-сами-знаете-чего. Обе позиции будут неверны. Это фильм о любви. Обращать внимание стоит только на это и на то, как эта история воплощена. Как Кешиш работает с актерами, с камерой, как он воссоздает реальность с разных углов, почти не отрываясь от крупных планов. Ему удалось сделать фильм максимально интимным, но не за счет откровенных сцен (а они смутят даже самого искушенного зрителя), а за счет того, что он никуда не спешил, передавая все мельчайшие оттенки состояния главной героини. Это в чистом виде гипноз. И за одно только это свойство фильм уже достоин внимания. (Женя Шабынина, «Кино-Театр.ру»)

Близкие контакты ХХХ вида. Кинематограф всегда был в сложных отношениях с реальностью. С одной стороны, изо всех сил стремился к ней приблизиться, с другой, навести в ней свои порядки, перестроить в соответствии с фантазией авторов. И в том, и в другом случае полного соответствия идеальному воплощению задачи не было и быть не может. Реальность ускользает от фиксаторов и не подчиняется фантазерам. Но самым талантливым удается подойти к своей задумке на максимально близкое расстояние. И даже изменить отношение зрителя если не к киноискусству в целом, то, по крайней мере, заставить посмотреть на кино шире. Невероятно живой и незашоренный взгляд на мир француза Абделатифа Кешиша позволяет этому режиссеру разговаривать в кино своим особенным языком, простым и невероятно убедительным. Его увенчанная многочисленными наградами «Жизнь Адель» как раз великолепная попытка отобразить реальность такой, какая она есть. Не столько рассказать, сколько передать ощущения от самого важного периода в существовании человека. На протяжении почти трех часов экранного времени юная Адель пересекает неуловимую границу взросления. Безумно красивое существо с по-детски припухлыми губами почти не меняется внешне, но умудряется перевернуть знаковые страницы своей личной биографии. Окончание школы, выбор профессии, первый секс с любимым человеком - и все это зафиксировано с очень близкого расстояния. Фильм Кешиша не просто смотришь, в него буквально утыкаешься носом. Картина пропитана витальным средиземноморским натурализмом, который впервые поразил поклонников марокканца по происхождению Кешиша в его ленте «Кус-кус и барабулька» (когда-то показанной в Минске на большом экране), а теперь и вовсе шокировал консервативно настроенного зрителя. Оба основных инстинкта представлены в «Жизни Адель» в самом откровенном, животно-бесстыдном виде. Жадные поглощения пищи и неистовые совокупления в ленте, кажется, преодолевают границы экрана. Именно в сценах еды и секса самый витальный (сравните с озабоченно-замороженным Франсуа Озоном!) из ныне живущих режиссеров Франции проявляет свои натуралистические склонности. Кажется, что для него, как и для знаменитых французских живописцев второй половины ХIХ века, важно передать сиюминутные впечатления от фрагмента реальности, заставить зрителя почувствовать и себя живым и чувствующим существом. Импрессионизм Кешиша подчеркивается операторской работой тунисца по происхождению Софиана Эль Фани, для которого «Жизнь Адель» стала едва ли не первой самостоятельной работой такого уровня. Многочисленные крупные планы лиц в фильме так же нарочито избыточны, как и сцены еды и секса. В какой-то степени это сближает картину Кешиша и его сюжетную первооснову - комикс Жюли Маро «Синий - самый лучший цвет». Но если графический роман, по которому снят фильм, выполнен в достаточно скупой, особенно что касается красок, манере, то фильм Кешиша - настоящее буйство цветов и оттенков. Среди которых, безусловно, главное место занимает цвет волос возлюбленной героини Адель Экзаркопулос. Эта синяя, неестественная и вызывающая прическа художницы Эммы становится живым символом романтических отношений. Когда героиня Леа Сейду перестает красить волосы, исчезает и любовь, с такой необыкновенной остротой показанная Кешишем. «Жизнь Адель» снята так, что становится понятно - табу в показе однополых и, в принципе, любых сексуальных отношений в кино (по крайней мере, мировом фестивальном) уже преодолено и кино в этом смысле живет уже в совсем другую эпоху. Длинные и невероятно подробные сцены секса между персонажами уже не воспринимаются как экзотика или какая-то особенная эротика и не являются вставными аттракционами, а делают поток жизни на экране непрерывным, в котором секс не отделяется от всех остальных проявлений человеческих отношений и так же как они вполне естестественен. Кешиш извлекает из своих исполнителей максимум их природного магнетизма. Один из лучших актерских дуэтов в кино за последнее время, Адель Экзаркопулос и Леа Сейду практически проживают свой однополый роман в кадре от и до. Естественность - главный козырь их актерской игры. И за это им стоит тоже благодарить своего режиссера, нового европейца с корнями из Магриба. Следует отметить, авторский стиль Кешиша не является чем-то абсолютно оригинальным. Более того, можно считать, что он появился в процессе длительной эволюции киноязыка. Неизвестно, были бы фильмы Кешиша такими же без творчества братьев Дарденнов и знаменитой фонтриеровской «Догмы». А тех, в свою очередь, без французской Новой волны и итальянского неореализма. Возможно, европейским академикам, которые недавно отдали звание лучшего фильма года картине Паоло Соррентино, в «Жизни Адели» не хватило той глубины, которой был лишен классический импрессионизм, и который потом придал живописи Поль Сезанн. Самое любопытное, что из Беларуси, где несколько столетий отрицательного отбора весьма негативно сказались на количестве вменяемых единиц мужского пола, история любви двух девушек смотрится даже куда более актуально, чем из толерантной и всякого повидавшего Европы. В любом случае, нет сомнений, что в «Жизни Адель» в Минске будут видеть в первую очередь именно эту грань картины Кешиша. Было бы здорово, чтобы и остальные были отмечены. (Антон Сидоренко, «Кинопарк»)

«Жизнь Адель» с французской Мальвиной под «Золотой пальмовой ветвью». На Каннском фестивале - 2013 фильм Кешиша не просто наградили «Золотой пальмовой ветвью». Актрисам - исполнительницам главных ролей также выдали по «Пальме» в качестве специального приза, что произошло впервые в истории фестиваля, а саму картину объявили самым значимым фильмом начала XXI столетия. Критики, журналисты, кинозвезды и прокатчики тоже не скупились на похвалу и громкие эпитеты. После каннского триумфа ленту с нетерпением ожидали в прокате. Тем более что в Каннах режиссер показал рабочий вариант, а все лето монтировал прокатную версию. Осенью фильм вышел на национальные и международные экраны. Критики вновь заговорили высоким слогом - нетипичный подход, необычная история, поднял тему запретной любви. Последнее, кстати, совсем непонятно. Запрет на однополую любовь остался разве что в половине штатов США и в странах Персидского залива - там за это уголовное преследование. В Саудовской Аравии хуже - смертная казнь. А в остальном мире - любить можно как хочешь и кого хочешь, хоть хомячков. Нет. Хомячков все-таки не стоит, зверушек жалко. О ФИЛЬМЕ. Абделатиф Кешиш снял картину о любви и страсти, а то, что она между двумя девушками, - так это нюансы. Затем он эти чувства помещает в действительность и сталкивает любовь с окружающими и изменой, бытом и социальными проблемами. Юная Адель (Адель Экзаркопулос) - такая, как все девушки в возрасте 15-16 лет. Немного романтики, немного практицизма, интерес ко всему в этой жизни, ожидание любви, предвкушение счастья. Если мальчик, то, конечно, старшеклассник, если первая любовь, то, разумеется, с печальным концом. Что и отличает Адель, так это наличие четкого жизненного плана - выстроить карьеру преподавателя и, главное, следование этому плану. Со старшеклассником любовь не задалась, случайное знакомство с голубоволосой девушкой Эммой (Леа Сейду) оказалось привлекательнее. Эмма - студентка-художница, любит женщин. Адель снятся сексуальные сцены с Эммой, хотя она пока не может определиться со своей ориентацией. Потом обеих захлестывают чувства, любовь переходит в физическую стадию. У Кешиша - это превосходные части фильма. Одну из постельных сцен он снимал десять дней. Но в романтические отношение влюбленных врываются быт и проза жизни. Восторженность Адель сменяется разочарованием, новизна превращается в сомнения и смятения. Остаются грусть и разочарование. Пять лет жизни Адель на то, чтобы разобраться в себе. ИЗ НЕТИПИЧНОГО. Конечно, картина необычна для современного кинематографа, насыщенного спецэффектами и почти уже непременным 3D-форматом. Плюс экшн, экшн, экшн. А у Кешиша все по-другому. Три часа внимания к деталям, к мельчайшим подробностям Жизни. Некоторое подрагивание камеры, быстрые перемещения плана с лица на лицо придают картине оттенок документальности. И тут же длинные планы, длинные диалоги, красивейшие пейзажные эпизоды, как отражение чувств и чувственности. И постельные сцены. Есть такая, которая длится чуть ли не десять минут. Секс в фильме тоже нужно уметь подать, чтобы это не стало проходной «клубничкой». Отвыкли от такого, нормального когда-то кино, вот и назвали необычным. А вот главная необычность, пожалуй, в том, что фильм снят по мотивам романа писательницы-художницы Жюли Маро «Синий - самый теплый цвет». Графического романа, проще говоря, комиксов. Это первый случай в европейском кинематографе. В Голливуде по комиксам уже снимали, а в Европе еще нет. По сути, этот комикс стал первым подобным успехом индустрии на поприще неголливудского кино. А вот сама Жюли Маро, даже будучи одним из авторов сценария фильма, менее тепло отнеслась к работе Кешиша, нежели каннское жюри, пресса, зрители. Во-первых, подвергла критике сцены секса, от которых все остальные пребывают в восторге. Определила их как порнографию. Натуралы-де «посмеются, поскольку не поймут и от того сочтут нелепыми, а геи-де, тоже посмеются, поскольку сочтут их неубедительными и от того опять же нелепыми». Во-вторых, назвала «Жизнь Адель» «более надрывной и откровенной историей, чем в ее романе, а режиссер срывает покровы с заветного ради обнажения социальных проблем. И иногда делает это немного искусственно». МЕЙНСТРИМ. «Жизнь Адель» типична настолько, насколько это возможно в жанре мелодрамы. Она абсолютно в пространстве мейнстрима, в наборе принятых, широко употребимых официальных культурных стандартов. Это и поспособствовало успеху фильма. Совпадение сюжета с трендами современной западноевропейской цивилизации, которая перестала пугаться особой любви и теперь всячески приветствует ее. Европейская кинополиткорректность охотно принимает работы на тему нетрадиционных отношений. А то вдруг кто-нибудь да и обвинит в нетерпимости. В 2005-м «Горбатая гора» о любви ковбоев выиграла в Венеции «Золотого льва», а фильм также назвали значимым, особенным, прорывным и встречали, и провожали овациями. Так что каннские награды «Адель...», вполне возможно, не более чем очередная демонстрация всему миру полностью перестроившегося сознания в области полового равенства. Иногда даже вопреки. Особенно если вспомнить, что аккурат во время фестиваля по всей Франции проходили массовые митинги против официального признания однополых браков и усыновления гомопарами детей. А фильм Кешиша... Он все-таки в первую очередь про Любовь. Неважно, какую или между кем и кем. Главное, что Она случилась в жизни Адель и девушки с голубыми волосами. (Маргарита Аваньянц, «Эксперт»)

Расплескалась синева. ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ. Для русского человека это объект насмешки, или напрасного торжества («политкорректность провалилась!»), или чаще всего пустой звук, но «Жизнь Адель» - прямое последствие политкорректности и отчасти ее триумф. Режиссер Кешиш - сын разнорабочего, приехал из Туниса с семьей в шесть лет, он начинал где-то в этническом гетто. Первые три картины сделал про эмигрантов, четвертый фильм - про овеществление африканской женщины в Европе XIX века, и вот наконец настал пятый - великий французский фильм, который прорывается за границы любых резерваций. «Адель» вмещает в себя всю французскую цивилизацию, с ее восточными мелодиями на обочине, идеологическими спорами, перепроизводством культуры и уникальной системой среднего образования; самые скучные и очень важные эпизоды в картине - про то, как школьников учат думать и излагать свои мысли, интерпретируя отдельные строчки Мариво или «Опасных связей» (там что-то важное, про воду, которая стремится долу, ведь цвет воды - голубой, надо будет пересмотреть). Нет ничего удивительного в том, что Адель хочет связать свою жизнь именно со школой - есть долг, осознание долга и желание его возвращать (Кешиш говорил в интервью, что героиня-учительница - его отправная точка, а комикс про лесбиянок появился позднее). Политкорректность - не футбольный матч, здесь не может быть зримого победителя и счета, это процесс, который привел к некоторым результатам. Один из них: для вчерашнего иммигранта приоткрылась дверь в Пантеон. Другой: тематическое гей-кино, кино про сексуальные меньшинства и для сексуальных меньшинств практически перестало существовать. Несколько десятилетий успешной борьбы за ЛГБТ-права привели к тому, что любой из теперешних заметных фильмов с героями-геями - это не манифест и не пропаганда, не описание драмы гомосексуала в гетеросексуальном мире. Это пост-гей-кино про людей и отношения, в которых - так случилось - оба партнера оказались одного пола. Фокус съезжает с «темы», говорить можно не о ней одной, с ее помощью можно говорить о чем-то другом. Так произошло и в «Жизни Адель». ЖЕНЩИНА. В начале фильме мужской голос - учителя словесности - заставляет школьницу, читающую «Жизнь Марианны» Мальро, два раза повторить «Я женщина». Это первые слова в картине, и в них же - ее основная тема. «Кешиш вглядывается», «Кешиш изучает», «Кешиш передает» - все это пустые слова. Он берет женщину как феномен и показывает ее как феномен. Он подступился к этому еще в «Черной Венере»: тогда зрители из XIX века и зрители из кинозала с ужасом и восхищением рассматривали непроницаемое лицо Готтентотской Венеры. Как бы ни истязал Кешиш на съемках своих актрис, в его взгляде нет ни превосходства, ни галантности, ни подобострастия. Есть просто декларация - «Я женщина», и она звучит как «Ессе homo», «Се человек». Их двое здесь, потому что Адель и Эмма - это удвоение женщины, эссенция без примесей, чистый эксперимент. И журналисты, и сам Кешиш с самого начала сравнивали Адель с Антуаном Дуанелем - героем в развитии, о котором Франсуа Трюффо снял пять фильмов; пятьдесят лет назад «героем в развитии» мог быть только мужчина. На обычном сеансе в московском кинотеатре зрители-мужчины нервно смеялись на тех самых любовных сценах. Еще бы не нервничать - этот фильм не декларация о намерении и не wishful thinking - это констатация факта: все, ребята, женщина - тоже человек. СОЦИАЛЬНОЕ НЕРАВЕНСТВО. При первом разговоре в лесби-баре наивная школьница Адель предполагает, что синеволосая Эмма работает парикмахершей; та хмыкает и объясняет, что занимается современным искусством. Центральные эпизоды картины - не пресловутый секс, а знакомство с родителями. Семья Адель - реднеки из пригорода, которые бесконечно едят макароны и мечтают, чтобы у дочери была стабильная работа. Семья Эммы - богемная буржуазия, знающая толк в живописи, устрицах и винах, открытая экспериментам, помешанная на спонтанности. Две эти сцены, стоящие рядом - трещина в отношениях, которая будет только расти. На вечеринке лучших друзей Эмма уже стесняется подруги - да-да, она работает учительницей (художники-галеристы-актеры сочувственно качают головами), но если бы вы знали, как она хорошо пишет! «Не дави», - просит Адель, которая не хочет быть писательницей, а хочет учить детей; чуть погодя Эмма найдет повод для расставания. Телесное мимолетно, оно слабее социального. Ты можешь спать с кем хочешь, и это не нарушит твоего социального комфорта, но, если живешь с художницей - изволь хоть каким-то боком примкнуть к богеме. Однако, главная героиня тут не зря Адель, а Эмма ближе к финалу кажется едва ли не отрицательным персонажем. Учительницу ждет скромная награда: на вернисаже в галерее ее похвалит одна из богемных подруг - мой маленький племянник ходит в ваш класс, и он от вас в восторге. Анти-элитизм - возможно, самый радикальный месседж картины, который легче всего не заметить в сплетеньи рук, сплетеньи ног; мир презирает «простые ремесла», но не все должны быть художниками, кому-то надо быть учителями. ВОЗРАСТ. Между открывающими и финальными титрами проходит пять лет, и все эти годы, два с половиной часа экранного времени, нам снова и снова повторяют о том, что в семнадцать ты можешь выбирать судьбу из всего многообразия мира, но каждый сделанный выбор отсекает миллионы других возможностей. Период, пока все дороги не сольются в одну, очень краток - как раз пять лет, вряд ли больше. Синеволосая Эмма перекрасилась в более конвенциональный цвет и в середине третьего десятка застыла в окончательной форме - выставки в галерее, постоянная девушка с ребенком. Адель, уходящая по пустой летней улице в неизвестность, получила дополнительное время. (Мария Кувшинова, «Сеанс»)

Тайная жизнь любви. Адель училась в пединституте, хотела стать учительницей начальных классов. Эмма, красившая волосы в голубой цвет, занималась живописью. Адель была из простой семьи, на обед у них чаще всего готовили спагетти по-болонски. У Эммы ели устриц, и не только по праздникам. Адель полюбила Эмму. Потом они стали жить вместе. Со временем любовь угасла. А жизнь - нет, жизнь продолжалась. Ведь это были только первая и вторая части (см. подзаголовок) "Жизни Адель". В таком контексте понятие "спойлер" теряет смысл: сюжет-то на три копейки, выдавать нечего. Как все по-настоящему значительные фильмы, "Жизнь Адель" Абделатифа Кешиша - лауреат "Золотой пальмовой ветви" и приза критиков ФИПРЕССИ в Канне-2013 - обманчиво легко поддается пересказу, именно потому, что в слова ее никак не впихнуть. Подобным образом мнимо очевиден сенсационный успех этой картины, собравшей высшие награды главного фестиваля в мире и единодушно восторженные рецензии. Плавали, знаем: политкорректность, лесбиянки, права человека, совсем офигела ваша Европа. Но это взгляд близорукий, невнимательный. Лауреат груды призов, бывший актер, Кешиш - никакой не правозащитник, а, напротив, тот, кого в России, привычно не разбираясь в юридических дефинициях, окрестили бы мигрантом: родился-то в Тунисе. Засилье его соотечественников в Париже, так шокирующее многих русских туристов, заставляет самозваных экспертов рассуждать о превращении центра мировой кулинарии и культуры в дикий аул, где все ходят исключительно в паранджах и режут баранов на праздники. Такой, как он, и снимает остро эротическое - на грани порно - кино про двух девушек в одной постели? А такой, как Стивен Спилберг - правоверный иудей, многодетный отец, зашоренный (казалось нам) американец, - его награждает? Что-то не склеивается. Даже поразительное совпадение награждения "Жизни Адель" в Канне с протестами против легализации гомосексуальных браков в столице - лишь совпадение: задумывался и снимался фильм при Саркози, а не Олланде. Дело, естественно, не в теме и не в историческом моменте, а только в искусстве, которое дышит, где и как пожелает. Сегодня - именно здесь и именно так. Более того, если бы можно было принудительно водить в кино не только школьников и военнослужащих, но любых граждан любой страны, то следовало бы организовать походы гомофобов (особенно облеченных властными полномочиями) на "Жизнь Адель". Сила "Жизни Адель" банальна и волшебна, поскольку это фильм о любви. Ничего не может быть тривиальней, ничего не может быть трудней. Они ведь вымирали, фильмы на эту тему. Последние два, снятые почетными могильщиками европейской цивилизации, великими австрийцами Ульрихом Зайдлем ("Рай: Любовь") и Михаэлем Ханеке ("Любовь"), были похожи на траурные марши, исполненные с разной степенью иронии и торжественности. Но не прошло и года, как уже привычный скепсис без видимого труда развеяла воздушная, невзирая на трехчасовой хронометраж, "Жизнь Адель". Фильм о том, как из пуха и праха бытовых неурядиц рождается что-то необъяснимо мощное. О том, что секс - подобных этим эротических сцен вы еще не видели, поверьте, - есть такая же часть повседневности, как еда, шопинг, учеба, работа, досужий разговор в парке. Наоборот, что семейный обед, прогулка по улице, случайный разговор в баре или мимолетная встреча на пешеходном переходе могут быть заряжены чувственным электричеством, заставляющим героиню на экране неуютно поежиться, а зрителя - едва ли не подпрыгнуть в своем кресле. "Зачем непременно лесбиянки?" - возопят традиционалисты, которым наверняка тоже хочется сходить на такое диво, но неудобно. Умерьте пыл: тот же вопрос задают сами лесбиянки и феминистки - настоящие, в отличие от феноменальных Адель Экзаркопулос и Леа Сейду, которые все-таки лишь играли прописанные в сценарии роли. Например, Жюли Маро, автор комикса для взрослых "Синий - самый теплый цвет", легшего в основу сценария, недовольна адаптацией Кешиша, а ее соратницы шепотом сообщают, что секс в фильме показан нереалистично. Этим неудовлетворенным хочется напомнить об условности любого (в особенности выдающегося) искусства. А остальным, жадным до конфликтов, попробовать объяснить один неочевидный парадокс. Не знаю, как в жизни, а в искусстве ни одна история любви не существовала вне серьезного конфликта. Он мог быть возрастным, как у Данте с Беатриче. Социальным, как у Тристана с Изольдой (в конечном счете каждая история адюльтера связана с социальными табу). Родовым или историческим, как у Ромео с Джульеттой. Могла на пути влюбленных встать и сама История, как случилось у Рика с Ильзой в "Касабланке". Но в нынешнем мире отыскать такой конфликт все сложнее: ни брак, ни секс, ни возраст, ни время, ни пространство уже не проблемы. Выходит, все еще не до конца принятая обществом - даже в вольнолюбивой Франции не обходится без манифестаций - однополая любовь остается последним островком тайны и запрета, способных превратить историю чувственного влечения двух людей друг к другу в художественное произведение. Кешиш это понял, и у него получилось. В мелодраматическом комиксе Маро главная героиня (которую, кстати, звали иначе) трагически погибала; Кешиш обходится без искусственного драматизма. Адель сможет прожить вслед за двумя частями еще много глав своей будничной и увлекательной жизни. Заголовок фильма отсылает к более важному литературному первоисточнику - роману Мариво "Жизнь Марианны". Этот писатель - давний кумир Кешиша, ставившего другой свой фильм о любви, "Увертку", как вольную вариацию пьесы "Игра любви и случая". Проза Мариво была не менее сенсационной, чем драматургия: в XVIII веке он одним из первых постулировал превосходство жизни чувств над внешней фабулой, результатом чего стала сентиментальная революция в литературе. Такой же переворот на фоне затянувшейся депрессии современного кино провозглашает Кешиш своим демократичным и глубоким фильмом. В каждом его кадре - свобода, равенство и братство, в лучших французских традициях. За зрителем - сущий пустяк: подписаться под этим манифестом, сходив в кино. (Антон Долин, «Огонек»)

Изменить себя, не изменяя себе. Старшеклассница Адель выглядит слегка рассеянной, возможно, виной тому вечно спутанные сальные волосы и постоянно приоткрытый рот. Она любит читать и не любит, когда ей навязывают интерпретации прочитанного, что должно, наверное, свидетельствовать о самостоятельности и оригинальности мышления. Девушка действительно неуловимо отличается от своих громких подружек с криво подведенными глазами, зацикленных на парнях. Впрочем, Адель старается соответствовать заниженной лексикой, дымящейся сигаретой и - наконец-то - появившимся ухажером. Просто потому, что так надо. К тому же, какой девочке в семнадцать лет не нравится нравиться, особенно, если мальчик старается и героически пытается ради нее дочитать вторую в жизни книгу. Только вот в эротических фантазиях героиню посещает вовсе не глуповатый кавалер, а случайно встреченная на улице незнакомка с голубыми волосами. Утешительный рейд в гей-клуб подарит новую встречу с мечтой и послужит отправной точкой для пылкой любовной связи. Сложно сказать, почему именно «Жизнь Адель» вызвала такой ажиотаж в Каннах, заставив критиков разглагольствовать о возрождении французского кинематографа в лице, что характерно, арабского режиссера (пусть и считающего себя истинным лягушатником), а ЛГБТ-сообщество - бурно обсуждать реалистичность изображенных отношений. По сути, фильм, растянутый на три часа времени, можно выдержать, только проникнувшись неподдельной симпатией к героине, потому как камера в буквальном смысле будет заглядывать ей в рот, будто пытаясь убедиться, что очередная порция спагетти тщательно прожевана. Не факт, что огромное количество крупных планов полностью оправдано, но факт, что героиня Адель Экзаркопулос удивительно красива той прелестной естественной красотой, которая ею самой пока еще не осознается и даже отвергается. За счет такой притягательности приятно наблюдать и за ее превращением из девочки, заедающей печальку печенькой, в излучающую сексуальность ритма сальсы девушку, а затем и в изящную молодую женщину. Так получилось, что уверенная и раскрепощенная Эмма, сыгранная гораздо более профессиональной Леа Сейду, лишь оттеняет хрупкую юность Адель, а может, и прямо указывает на то, что так привлекает в ней. Именно контраст лег в основу творческого метода Абделатифа Кешиша: зрелость против юности, буржуазия против рабочего класса, романтическая влюбленность против животного секса. Из духоты учебных классов действие переносится в открытое парковое пространство, но единая нить повествования при этом не теряется, напротив, хотелось бы порой, чтобы она была чуть тоньше. А так выходит, режиссер занимается именно тем, что вызывало отторжение его героини в уроках литературы: прямо указывает зрителю, как нужно воспринимать фильм, прибегая к чрезмерному использованию связки «мысль - иллюстрация мысли». Вот ученики анализируют непреодолимую греховность, присущую самой природе - и тут же эта греховность оживает в первом поцелуе героинь, где их притяжение становится осязаемым, а естественность происходящего подчеркивается тривиальной, но красотой залитого солнцем кадра, скольжением камеры по чувственным губам и россыпи родинок на плече голубовласой Эммы. И также непринужденно эта целомудренная пастораль сменяется сценой бурного лесбийского секса, от которой неподготовленная публика выбегала из кинозала, судя по звукам, роняя кресла, а автор оригинального графического романа Жюли Маро плевалась, обвиняя Кешиша в порнографии. Тут сразу приходит на ум, что и помянутого в фильме «цветастого» Климта феминистки, например, упрекали в том, что женщина у него лишь пассивный объект, а ведь оба они - и режиссер, и художник - всего лишь мужчины, пытающиеся понять прекрасный пол и раскрыть тайну его сексуальности. И, хотя срезонировали именно постельные эпизоды, субъективно, гораздо интимнее и откровеннее лесбийских «ножниц» выглядела сцена скандала, сыгранная, кажется, на пределе, в прямом смысле утопающая в слезах и соплях, звенящая в ушах словно включенными на повторе выкриками «Шлюха!» и «Убирайся!» Достойных внимания моментов в фильме предостаточно, и они отнюдь не сводятся к интимным подробностям, как сама картина не рассказывает, в общем-то, об однополых отношениях. Это кино о взрослении в самом широком смысле, хотя, наверное, представителям ЛГБТ и приятно, что любовная линия в нем гомосексуальна - всем нужны свои герои. Центральное место в этом классическом романе воспитания занимает самоидентификация, которая не сводится, опять же, к вопросу, с кем спать, скорее, к тому, кем быть. Хипповать, утонуть в мещанстве, делать деньги, растить детей - выбор велик, нужно просто сделать его. Аккуратно переводя философскую концепцию Сартра на язык, доступный и тем, для кого главным экзистенциалистом является Боб Марли, и тем любителям живописи, которые знают Пикассо и... Пикассо, Кешиш дает своим героиням полную свободу. Хотят - едят пряники, хотят - халву, хотят - высказываются через творчество, хотят - посвящают себя преподаванию в младших классах. Интересно тут именно то, как современные молодые люди используют свои неограниченные возможности, действительно ли они настолько независимы, как кажется. Независимы. Но не совсем. Пусть Адель не приходится туго стягивать грудную клетку, как Марианне из романа Мариво, но общество по-прежнему душит корсет классовых различий. Богемная буржуазия также далека от пролетариата, как устрицы от макарон, а рожденный рассказывать детишкам сказку о сером волке, никогда не оценит изящную болезненность ломаных линий Шиле. Зашоренность характерна тут для любой социальной группы, и нет никакой разницы, морщиться при виде целующихся девочек или при виде девочек, которые не могут отличить Моне от Мане. Как и в XVIII веке наше окружение формирует нас в гораздо большей степени, чем нам самим того хотелось бы, и чувства неизбежно разбиваются о разности: возрастные, интеллектуальные, мировоззренческие - как только утихает страсть и исчезает первоначальная очарованность. Адель понадобилось несколько лет, чтобы избавиться от эмоциональной зависимости и научиться принимать себя такой, какая она есть. У кого-то, как у арабского третьесортного актера, это не получается вовсе. И, возможно, именно этот внезапно вырвавшийся наружу дух свободы, так встрепенул расфранченную каннскую публику. Действительно, хрупкую фигурку в платье самого теплого небесного цвета, уходящую из чуждой среды в свою собственную жизнь, хочется проводить долгим взглядом, тихо пожелав про себя удачи. (Виктория Горбенко, «Посткритицизм»)

Чтотонетак. Цитата: - Не бывает неизящных искусств! Поэт стихами скажет обо всем. И нет нужды понимать... (с) Долог и тернист пусть фестивального жира до большого белого экрана. То, что богема облизывала почти год назад, в некоторых странах в широкий прокат так и не поступило. А некоторые урвали себе всего лишь штучные залы. Мы - из последних. Волокущая на своих хрупких плечах неподъемную Каннскую пальму «Жизнь Адель», побывавшая у нас в ноябре проездом (спасибо «Лiстападу»), теперь мелким оптом загрузилась в «Ракету» и каждый вечер с девяти до полуночи возит страждущего зрителя в большое кино. Почти 180 минут искристой любви, натянутого неравенства, липкой страсти, влажных губ, крупных планов, личной драмы и бесконечного одиночества. Плюс - глубокое, массированное и интенсивное пособие по однополому сексу для девушек (которое автором задумывалось как штрих, но нашей публикой поглощается за абсолют). Сильное кино. И странное. Совмещающее в себе аляповатые рюшечки чисто женского кино и дубину народной войны. Мучительно бесконечное. Выматывающее. Волнующее. Нудное. Слегка противоестественное. И уж точно не победное (если сравнивать с теми же Коэнами, которые, кстати, в сети уже имеются). Но при всем при том это большое, даже огромное, искусство. Пусть и далеко не всегда изящное. Пухлогубая и вечно всклокоченная десятиклассница Адель, похожая разом на кролика, утку Поночку и Анджелину Джоли, любит литературу, гулять и без проблем заправляет в одно лицо две порции спагетти и шаурму размером с лодыжку. Выпускник Тома ненавидит длинные волосы и такие же книги. Она потеряет с ним девственность, а заодно и интерес к парням. Он вообще к чертям исчезнет из повествования. Зато там появится угловатая и несколько мужеподобная Эмма - студентка факультета изящных искусств с возмутительно синими волосами. Она нарисует портрет Адели, сводит подругу в музей и прогуляет по парку. После будет секс. Навылет. А потом вдруг окажется, что жить друг без друга они больше не могут. Впрочем, так начинаются практически все истории любви. Как, увы, заканчивается большинство из них нам продемонстрируют последующие два часа. Из липкой страсти, через бытовые неурядицы, внезапных бывших и роковую ложь то, что казалось крепче алмаза, разлетится вдребезги, как обычная стекляшка. И в тех осколках жизнь опять станет привычной чередой персональных одиночеств. А синий - единственным теплым цветом, которому теперь не под силу согреть хоть кого бы то ни было. Этот фильм настигает уже после просмотра. Наутро. Когда расцарапанные инеем окна заглядывают в первую кружку чая. Во время просмотра на тебя наседает слишком много внешних раздражителей. И скептицизм по отношению к тематике. Но переспав со своим послевкусием, ты понимаешь: оно. Сильный фильм о сильной любви. Такие снимаются только мастерами и никогда не станут на конвейер. Они рвут, душат, режут и набрасываются. А иногда - показывают изнанку вдоль, поперек и крест-накрест. И всем-то они хороши, да только вот награждают их в последнее время лишь тогда, когда любятся в кадре по одну сторону гендера. Такая вот горбатая судьба у фильмов про горы и девушек с синими волосами. Согласитесь, ни Абделатиф Кешиш, ни Энг Ли и близко бы не подошли к обозначенным пьедесталам, сними они пронзительные ленты о хоть сколько-нибудь разнополой любви. Но всемогущее гей-лобби способно не напрягаясь расчистить дорогу на Олимп. Против политкорректности, как говорится, нет другого лома. Впрочем, хорошо, что «Жизнь Адель», а не, скажем, «За канделябрами» Содерберга. Существам с Y-хромосомой все-таки проще смотреть на целующихся девушек... К слову о поцелуях и их ожидаемых последствиях. Однополого секса в фильме действительно много. Иногда даже очень. Кешиш, вообще, будто специально затягивает каждую сцену в фильме на пару минут дольше, чем следовало бы. То ли это такой творческий метод, то ли монтажное бессилие. Апогеем тактики становится тот самый эпизод, который не муссировали только лежачие. Да и те встали и помуссировали. 10 минут жаркого, реального, изматывающего, страстного, влажного, интенсивного и крайне изобретательного секса между стонущими, хрипящими, кусающимися и шлепающими друг друга девушками. Примерно на третьей минуте зал начал ерзать и нервничать (парням, пришедшим с девушками, смотреть внимательно было опасно, девушкам - и вовсе не комильфо). Потом стали раздаваться самооправдательные смешки, плавно переходящие в шушуканье и микрорайонное остроумие. Ближе к оргазму народ осмелел и стал тыкать руками в экран, игриво отмечая, где у кого что торчит. Такая вот обратная реакция на сцену, без которой просто не удалось бы показать ту безумную страсть и самопоглощение, которые задумывались. Но наш кондовый народ не приучен к такому. Да и люди, занимающиеся любовью, могут позволить себе иногда выглядеть нелепо. Чай, не порнофильм, задачи несколько иные. Собственно, из-за этих сцен на Кешиша и набросились по всему миру. Мол, лесби-пропаганда, гей-манифест. А человек страсть показывал. И использовал для этого все средства, включая некоторое дурновкусие как романтического, так и романтического характера. Тут вообще много натурализма. Крупных планов. Подвижной камеры. Неприглядных деталей. Кешиш снимает очень жирно, заинтересованно и жадно. Не стесняется заглядывать и подглядывать. Бросает кадры горстями и никогда ничего не обрывает на полуслове - скорее, оставляет еще поля для тишины. Ближе к финалу, когда начинаются основная драма и Станиславский, эта метода реально вынимает из организма душу. Правда, посреди любви постоянно вклинивается совершенно не нужное классовое неравенство, выражающееся то в разнополюсном меню главных героинь, то в презрении к учителям, а то и в обсуждении картин Шиле и Климта, про которых абсолютно весь массовый зритель знает только «лолшто?» и «не, не слыхал». К чему весь этот социализм, который напрочь не вяжется к камням в огород гомофобии, ответить очень сложно. И таких вот вставных элементов тут слишком много для шедевра. Трехчасового шедевра. Всех этих студенческих маршей протеста и пролетарского отношения к профессии «художник». Правда, именно эти ненужные для сюжета студенческие беспорядки и подарили фразу, которой можно подвести итог - «Пора кончать!» Ей-богу, пора кончать с социальными контекстами и завязывать продвигать в массы вопиющую однополость - и так уже глубже некуда задвинули. Позвольте мухам, котлетам, геям и искусству оставаться по отдельности - вместе они начинают нереально бесить. Хочется, чтобы большие авторы, как раньше, не стеснялись красиво высказываться о традиционной любви. И залы бы им за это рукоплескали. Но что-то явно пошло не так... Пора кончать, в общем. А то перечитывать страшно. Оценка: 8 из 10 баллов. (Александр Дудик, «Relax by»)

Портрет неизвестной. Тяжело объективно воспринимать триумфальный фильм Кешиша после таких вот откликов от профессиональных зрителей: «один из лучших фильмов нового тысячелетия», «великая история любви», «первый прямой взгляд в лицо современной женщины», «бескомпромиссная чувственность, выдающая в авторе редкостное бесстрашие», «надо бы в обязательном порядке приводить на показы молодежь и гомофобов» - и так далее, и так далее в еще более экзальтированном тоне. Кому-то такой фейерверк, начавшийся еще в Каннах, добавит воодушевления, кому-то внушит скепсис, но даже если набрать воздуха побольше (на целых три часа экранного времени) с целью смотреть «Жизнь Адель» исключительно по своему разумению - нет никакой гарантии, что где-то по пути не произойдет подмена. В этом смысле неподготовленному зрителю с «Адель» будет легче. Но, наверное, только в этом. Сильный режиссер-натуралист Абделатиф Кешиш умеет много всего. Помимо прочего - выбирать для своих фильмов «горячие» темы, а потом уверять, что фильм совсем не о том. Вообще-то прекрасная, очень терапевтичная рецептура - но только в том случае, если автор убеждает зрителя в абсолютной второстепенности темы самим произведением: так происходит снятие напряжения, проблема теряет остроту, предубеждение рассеивается, эмпатия растет, мир перестает делиться на своих и чужих. Но, в случае с двудонным кино Кешиша, общечеловечность как истинный камертон обнаруживаешь скорее в сопроводительных интервью, чем в самой ткани повествования. Зато любые попытки говорить с режиссером об очередной поверхностной, но такой насущной теме, неизменно приводят к переводу стрелок: «Кус-кус и барабулька», оказывается, не об арабских иммигрантах, а «Черная Венера» - не о черных глазами белых. Все это исключительно частности, которые позволяют поговорить о чем-то большем, а заодно (как додумывают злые журналисты) работают первичной заманухой. Вот и «Жизнь Адель», конечно же, не об однополых отношениях. У любви же нет пола. А комикс «Синий - самый теплый цвет», мол, удачно подвернулся, потому что хотелось снять про молодую учительницу. Но нивелировать тему или взорвать ее изнутри снова не выходит. Анатомия лесбийского чувства педалируется, хаотично акцентируется, неистово разжевывается и выдается зрителю в полупереваренном виде - без всякого такта (как по отношению к слишком вовлеченным героям, так и к отстраненно-простодушным зрителям), без малейшего допущения, что какие-то из нот взяты фальшиво, какие-то строки не работают без контекста, какие-то чувства не существуют в виде механистичного эха. Эпопея огромной женской любви подается с чудовищной самоуверенностью, с какой недобросовестные учителя на замену рассказывают восьмиклассникам подзабытый или совсем незнакомый материал, добавляя половину терминов и логических связей от себя. Мол, и так проглотят, а я зато пофантазирую, поинтерпретирую, развлекусь. Не мне же экзамен с них потом спрашивать. Разнести по углам тему и идею - выгодный художественный ход, помогающий изучить первое и развить второе, или, наоборот, избежать в равной степени и того, и другого: со вкусом поинтеллектуальничать и нарисовать многоплановый кавардак. Убедительный, революционный, страстный, всем на радость. Всем, кроме горячо любимой, но совершенно опредмеченной автором героини, которая так красиво возится со своими непослушными волосами и спит с приоткрытым ртом, но почему-то совершенно не заслуживает осторожности и уважения, когда дело доходит до интерпретации ее чувств. Когда громыхает та самая многоминутная сцена, пахнущая женским телом, изобилующая им, наслаждающаяся им в полную силу, как-то забывается, что это первая-вторая ночь горячей влюбленности семнадцатилетней девочки, один из самых дорогих моментов всей ее жизни (и автора комикса Жюли Маро, интеллигентно заикнувшуюся, что «все это было совсем необязательно и не к месту», в этом грохоте тоже как-то не слышно). Когда в слезах и соплях рвутся отношения, молодые женщины истошно кричат друг на друга, кидают вещи и бьют стекла, это так завораживает, что можно и не подумать, что двухгодичная глубокая душевная близость, пусть и подорванная социальными разногласиями, несовпадением целей и усталостью, не рвется за 4 минуты с глухотой бронетанка, тем более у женщин, которым свойственно проникать друг в друга всеми корнями. А когда девочка говорит, что хочет вернуть долг системе образования и сесть за учительский стол, это так трогательно, что нам и не надо знать, как к ней пришла эта мысль, что же она все-таки пишет в своем таинственном дневнике и почему в ее глазах все время так пусто. Вся фактура страсти, взросления, женственности, присущая первоисточнику, сохранена - с плотоядным облизыванием пальцев, с пожиранием батончиков в слезах, обязательными разговорами о Сартре и первом поцелуе, растворенном в детском счастье, - но подана она в авторском упоении собственной смелостью и объективностью. Без вдумчивой работы с исполнителем (Адель-актриса мало что знает об Адель-персонаже и признается, что внутренний мир героини на площадке с ней не особо обсуждали), методом бесконечных вдалбливаний, без проговаривания и внедрения, с сибаритской улыбочкой наблюдателя. При этом задачи в работе с главным героем ставились почти самоубийственно сложные. Женщина, в которую пристально вглядывается режиссер (заботливо сообщив об этом намерении в самом начале фильма с помощью цитаты из галантного романа), - это невероятно крепкий орешек. Пристально вглядываться автор решил в подростка, в лесбиянку, в человека из класса ниже среднего - все это осложняет ее как объект анализа. Но настоящим испытанием на усердие Адель становится благодаря своей способности любить не сомневаясь и служить без упрека - любви, делу, долгу, миру. Более того, она сумела осознать эту свою способность в юном возрасте, смириться со своим нестремлением «реализоваться» в привычном значении этого слова и освоить роль помощника в реализации других людей. Она декларирует все это со спокойствием богини и невинностью ребенка. Тихо и ясно заявляет, что она, что называется, «второй человек» - тот, кто не тянется в гущу жизненной драматургии. И выводить ее под софиты в таком случае должен восхищенный режиссер, причем под руку, верной опорой. В общем, да, его бесстрашие тут на лицо. Взяться за такую хрупкую сложную душу, вытаскивать ее из-под слоев традиционных предубеждений и продираться сквозь ее же собственную природную скромность - все это требует смелости. Но без такта, внимательности, готовности самому где надо устраниться - что сумеет одна только смелость? Протащить героиню через десять лет, сжатых до трех часов слез, одиночества, надежды, смертельной тоски, любовной зависимости и душевных травм, а потом назвать это «приключением», «поэмой взросления», «опытом первым из многих»? Вместо человека весьма особенной организации в очередной раз показать распускающийся цветок или истеричку? А ведь именно такой ее, скорее всего, увидит средний зритель, не читающий каннские ревью. И расстраивает тут даже не заблуждение, не обидная легкость отношения, а то, что действительно редкая, удивительная, новая героиня, которой есть что сказать, у которой есть что спросить, в итоге прошла неузнанная в своем синеньком платье совершенно мимо. Мимо режиссера, критиков, зрителей - и никто ее не окликнет. (Ольга Касьянова, «Сеанс»)

Глубокое синее море любви. Подружки с энтузиазмом оценивают парней, замечая, как симпатяга Тома (Жереми Лаэрт) из выпускного класса заглядывается на Адель (Адель Экзаркопулос), но та срезает: «Не Брэд Питт же» - вот и весь разговор. Кажется, сложная природа переживаний героев романа Пьера Мариво «Жизнь Марианны», который разбирают на уроках литературы, интересует ее больше, чем потенциальные ухажеры. Когда же после пары прогулок и разговоров хороший, как выясняется, парень упрекнет Адель в том, что она его избегает, та ответит поцелуем - не объяснять же, что по дороге на свидание увидела девушку с синими волосами (Леа Сейду) и потеряла покой. В следующий раз Адель увидит незнакомку в гей-баре. Между первой и второй встречами случатся хаотические попытки понять себя через новый опыт, после - открытие нового мира: неспешные беседы, светлые улыбки, несмелые прикосновения, решительный шаг. Про это кино можно написать что-нибудь восторженное о чувственности и о том, как любовь подбирается волнами, чтобы вдруг накрыть с головой - ни вздохнуть, ни вынырнуть - и увлечь на такую глубину, о которой слышал не раз, но и представить не мог, какая она. Всепоглощающая, теплая, синяя. Выбросит такая - будешь покачиваться на глади, приходя в себя. Комикс Жюли Маро, по которому Абделатиф Кешиш («Увертка», «Кус-кус и барабулька», «Черная Венера») снял свой фильм, так и назывался: «Синий - самый теплый цвет» (Le Bleu est une couleur chaude). На 18-летии Адель звучит песня со словами: «Я, я следую, я следую за тобой. Глубоководное дитя, я следую за тобой». Ну или «малышка», а не «дитя»: «I, I follow, I follow you. Deep sea baby, I follow you». С некоторыми словами удобнее играть, чем с другими, а героиня и режиссер любят литературу, особенно Мариво, которого Кешиш выделяет из современников за виртуозность и стиль. Но слова слишком покладистый инструмент для вчитывания в них любого личного опыта, в кино же подменить один опыт другим сложнее, тем более, когда оно апеллирует к интенсивному чувственному восприятию. Камера вглядывается в лицо героини, в ее губы, когда она говорит, молчит, ест, спит, приближается к оргазму, достигает его. Казалось бы, Кешиш добивается присутствия жизни в кадре, но что-то сбоит в мельчайших деталях: так едят именно в кино, когда хотят показать жизнь во всей ее полноте. Это не наблюдение за реальностью, но ее тщательная реконструкция со всеми причмокиваниями, мычанием и облизыванием пальцев и столовых приборов. Замена глянцевой эстетики на реалистическую ничего не меняет: те же стереотипы в другом ракурсе. «Посмотрите, какая она живая!» - говорят нам. С сексом еще сложнее, чем с едой: он тоже очень живой. В разговорах о том, как режиссер добивался этой живости, уже копья сломаны. Эти долгие сцены (одна, например, длится десять минут) реалистичны, ничуть не скучны, не затянуты, и секс отличный, даже слишком. Казалось бы, странно обвинять постановщика в том, что слишком хорошо все на экране. В то же время сложно отделаться от ощущения, будто показывают высокохудожественное, в меру современное представление в меру консервативного автора о том, как должен выглядеть акт любви между двумя юными и прекрасными созданиями. При этом нет оснований не верить, что в однополой любви для Кешиша важна не гендерная проблематика, не лесбийская тема, а собственно любовь, механика и органика ее возникновения и развития. А еще его беспокоит социальное неравенство и интересует то, что и как едят люди. Буржуазные устрицы и хорошее белое вино - открытость прогрессу, в том числе в области сексуальной свободы. Мещанские спагетти болоньезе и какое-то красное - простота, предрассудки и консервативные страхи. И наоборот: в жадном насыщении макаронами много жизни, а потребители устриц могут в них и захлопнуться, вцепиться в стенки и крепко держаться за свою картину мира. Любую символическую систему можно интерпретировать до абсурда, а Кешиш выбирает пограничный язык: с одной стороны, каждое действие равно себе, с другой - тут полно литературных и художественных аллюзий, социального и культурного подтекста. В какой-то момент кажется, что это будет фильм о том, как классовые различия оказываются сильнее самого лучшего секса. Ура, это не так - или не совсем так, не в лоб. Первая любовь хрупка и может стать жертвой множества обстоятельств, их комплекса. Кто-то забывает о смелости своих порой наивных суждений и норовит превратиться в домохозяйку. Кто-то не желает признать право другого на простоту, ждет от другого раскрытия потенциала, то есть, не отдавая себе отчет, требует соответствовать. Кто-то слишком юн, чтобы знать, что делать в кризисной ситуации. Кто-то перестает справляться с новой для себя ролью ведущего, а не ведомого. Лучшее в фильме и истории любви - необъяснимое. Как необъяснима паника, охватывающая Адель, когда все видимые опасности позади: знакомства с родителями прошли без эксцессов, богемные друзья Эммы в восторге от юной музы, возлюбленным, открыто живущим вместе, уже не надо ни от кого прятаться. И вот тут Адель становится испуганным зверьком. Кешиш точен, когда вскрывает неочевидную, потаенную жестокость того, кто, утратив любовь, вместо того чтобы признаться в этом хотя бы себе, подталкивает другого к ошибке, к проступку, чтобы снять с себя ответственность. Кешиш совершенен в том, как за три часа экранного времени превращает Адель из несколько неуклюжей девочки-подростка в желанную, но все еще беспомощную перед внутренними и внешними противоречиями женщину. Но ему словно этого мало. С одной стороны, жизнь без прикрас. С другой - синяя скамейка под розовой вишней. Синий дым карнавала в синих тонах, которым оборачивается митинг против всего плохого и за все хорошее. Синие глаза школьника на фоне синей стены. Синий лак на ногтях школьницы на фоне синей сумки. И, контрастом, что-нибудь красное. Вообще русских метафизиков, а также видных представителей иранского поэтического кинематографа не так давно не щадили за бирюзовые хлебницы и персики в саду. Кешиша как-то не с руки бить за синеву: он ее так последовательно тащит в кадр, рифмует со спорами о красках и чувственности у Климта и Шиле. Вот-вот спорящие забросят обсуждение декоративности первого и психотичности второго, чтобы сойтись на том, что никого нет лучше Ива Кляйна, обладателя патента на яркую смесь ультрамариновой краски с синтетической смолой, художника, в процессе создания полотен которого вымазанные в синем обнаженные женщины таскали друг друга по холстам. Нет, Кляйна не будет, это тоже доведение до абсурда. То, что фильм Кешиша, который победил в Канне, чаще и единодушнее многих других победителей называют шедевром, не случайно и справедливо. Шедевр - это нечто образцовое, это лучший экземпляр воспроизводимого объекта, то есть какая-то вещь, доведенная в производстве до технического совершенства. То есть одна из разновидностей общих мест. И в этом смысле единодушие по поводу Кешиша может не сильно отличаться от единодушия по поводу Кристофера Нолана (нет ни в критике американской, ни в англоязычных film philosophy и film studies более популярного режиссера) или «Аватара» Джеймса Кэмерона, в котором опять же хватало синего. Кешиша роднит с ними то, что в музыкальной критике называется перепродюсированием: он выверяет цвета, добивается от актрис подлинности, а на выходе получается доведенная до болезненного совершенства картина большого художника о природе. Натюрморт, то есть даже, а не пейзаж или портрет. Природа этого обмана зашифрована уже в названии первоисточника: синий - не самый теплый цвет, синий - самый холодный. (Владимир Лященко, «Газета.ру»)

Пятый фильм Абделя Кешиша - безоговорочный победитель Каннского кинофестиваля. Шокирующее повествование о любви двух девушек, несомненно, вызовет возмущение и кривотолки. Чем не повод поговорить о сексе и постельных сценах как импульсе развития киноязыка? Синий - самый теплый цвет. Так назывался популярнейший во Франции комикс Жюли Маро, по которому Кешиш и снял свою необычную картину. В ней воздух современной, помешанной на свободе Франции. Социальная и политическая жизнь, школа и арт-салоны, семья, обеды, вечеринки, свидания... Кешиш не уводит действие на привычную колею «отстаивания прав» нетрадиционных связей, противостояния консервативному миру. Хотя на втором плане все это есть. Но на авансцене чувственного калейдоскопа - подлинная любовь с трагическим финалом. Ромео и Джульетта принадлежат разным социальным слоям, в одном доме за обе щеки уплетают спагетти- болоньезе, в другом наслаждаются устрицами с шампанским. В отношениях продвинутой художницы и неуверенной в себе учительницы младших классов есть привкус мезальянса. Можно ли с помощью сокрушительной страсти построить мост между разорванными социальными территориями, или пропасть неодолима, а воздушные мосты отношений неустойчивы? Это для Кешиша значимо, а то, что Ромео и Джульетта - девушки, - второстепенно. Историю «нетрадиционной связи» он рассказывает, как историю любви, в которой есть робкое начало, развитие, кульминация, боль умирания. И язык тела для режиссера столь же важен, сколь язык глаз и слов. Столь же первостепенен, как доверие и предательство, манипуляция и безоглядная жертвенность. Самая откровенная и продолжительная для арт-кино постельная сцена, граничащая с софт-порно, изумляет не бесстыдностью, но ранящей нежностью. Секс - важная составляющая художественной системы фильма, лишенного привкуса порнографии, душка порочности, свойственного фильмам Катрин Брейя или позднего Тинто Брасса. «Жизнь Адель» - тонкий сплав импрессионизма с фотографической достоверностью. Критики называют подобный стиль реабилитацией физической действительности. Когда не обнаружишь шва между игрой, условностью и реальностью. Восхитительна переливчатая подробность актерской игры Леа Сейду - загадочной художницы с синими волосами. Но главное открытие фильма - Адель Экзаркопулос в главной роли. Камера не в силах от нее оторваться. Кешиш с помощью мастерской режиссуры и влюбленной в героиню камеры создает изображение повышенной чувствительности, и между экраном и зрителем возникает особая эмоциональная связь. И кажется, что рискованный эксперимент Кешиша направлен не столько на формотворчество, сколько на возможность погружения во вселенную человеческой драмы. Империя чувств. Многие эстетические новации в искусстве второй половины ХХ века, спровоцированные революцией, в том числе и сексуальной, 1968 года, были связаны с раскрепощением тела. Речь идет не о порно, а о работах таких мастеров, как Осима, Бертолуччи, Линч, Зайдль, Кроненберг, Цай Минлян, Шеро, Триер. Для них язык тела - один из способов прорваться в опасную бездну чувственного, потаенного. В этом пограничье дозволенного и табуированного и наметилась связь новой откровенности с инновацией, развитием киноязыка. Борис Гройс в «Феноменологии медиальной откровенности» писал о феномене проникновения художников сквозь слой привычных знаков в сферу интимного, сегодня ведущие кинокритики мира пишут о новой честности изображения. Она будоражит, шокирует, травмирует нашу эмоциональную сферу. «Империя чувств», «Ночной портье», «Последнее танго в Париже», «Пианистка», «Собачья жара», «Интим», «Капризное облако», «Любовник», «Мечтатели», «Остров», «Стыд» - девиз «Дайте же мне тело!», как и обещал Жиль Делез, совершил переворот в искусстве: «Позы тела, его повадки становятся категориями, посредством которых происходит работа мысли». В основном Каннском конкурсе рядом с шокирующей «Аделью» демонстрировались новый опус Франсуа Озона «Молода и прекрасна» (история о самоидентификации юной девы через сексуальный опыт) и заявленный «прощальным» фильм Стивена Содерберга «За канделябрами» (о запретных отношениях экстравагантной шоу-звезды Либераче и его помощника). Можно сколь угодно говорить о том, что политика в очередной раз вторглась в пределы кинематографа (во время Каннского фестиваля президент Франции подписал закон об однополых браках), но ясно, что сфера чувственного, потаенного становится «спасительным небом» и полем битвы для многих радикальных художников. Одним из способов вернуть искусству остроту непримиримой схватки Эроса с Танатосом. Нынешние промоутеры «кинооткровений» следуют не за альковным кино, не за «уродами»-порнографами, которых живописал Балабанов, не за «Человеком подглядывающим» шаловливого порнократа позднего Тинто Брасса. Скорее, их вдохновляют произведения «высокой эротики», история всепожирающей страсти Осимы, сплав смерти-насилия-любви у Цай Минляна. Режиссеры, не боящиеся заглядывать в омуты подтекста, силятся возбудить в зрителе сильную эмоцию, нащупать связь между откровенностью, эстетической новацией и внутренней свободой. В категории, которую древнегреческие философы связывали не столько с политическим деспотизмом, речь шла прежде всего о свободе в судьбе. И тут самое время вернуться в родные пенаты. Облико морале. Все знают, что в СССР не было секса. Члены новой общности рождались от плодотворного союза Маркса-Энгельса-Ленина с рулевой партией. Энергия бдительной идеологии полностью вычистила с советской жилплощади сексуальность. В позднюю пору эпохи невинности секвестрировали безобидные сцены с эротическим подтекстом в знаменитых хитах «Неуловимые мстители», «Экипаж», «Бриллиантовая рука». Не только секс, но намек на эротику был под запретом. Да и воспитанные в духе советской морали и целомудрия актеры отказывались сниматься в «порочных» сценах. Анна Каренина Татьяны Самойловой не могла обнаженной лечь в постель к Вронскому, пришлось актрису подменять дублершей. Много часов режиссер Натансон убеждал Александра Лазарева раздеться для откровенной сцены с «лучшей девушкой Советского Союза» - стюардессой Наташей (Татьяна Доронина) в «Еще раз про любовь». Сегодня, обычно отстающее от мировых арт-тенденций наше кино оказалось в тренде экранной секс-революции. На «Кинотавре», а потом и в прокате вызвали интерес обаятельные «Интимные места» Наташи Меркуловой и Алексея Чупова - честный разговор по душам «про это», и «Небесные жены луговых мари» Алексея Федорченко - декамероновская фантазия на тему марийских языческих обрядов и традиций. Режиссеры признаются, что сделали фильм на тему, которой «как бы нет». А Юлия Ауг, блестяще сыгравшая в обоих фильмах, говорит, что люди нуждаются в откровенном разговоре о том, что волнует их лично. Безусловно, у откровенного кино должен быть гриф +18. По поводу Кешиша еще до премьеры появились письма возмущенных: «Выход фильма в прокат создаст у молодежи впечатления, что подобные блудодейства санкционированы нашими властями». Повезет, если у «наших властей» до «Адель» руки не дойдут (ведь «Клип» так и не вышел на российские экраны, прокатчики отказались покупать «Откровение» с Жюльет Бинош, японские мультфильмы Хентай признали порнографией). Мы продолжаем быть обществом, культивирующим табу и упреждающим запреты. Не лишним напомнить, что Поппер и Бергсон доказывали, что открытым может быть только демократическое общество, где граждане критически настроены по отношению к табу и принимают решения, опираясь на собственный интеллект, а также исходя из договоренностей, достигнутых в процессе обсуждения. Для нынешней России это - чистая утопия и «беспредел». (Лариса Малюкова, «Новая газета»)

Адель или радости страсти. "Жизнь Адель", победившая на Каннском фестивале и спустя полгода выходящая на мировые экраны, - это визитная карточка нового кино новой Европы. Тема сексуальных меньшинств и не утихающая вокруг нее борьба, как реальная, так и искусственно нагнетаемая, - только частично объясняют это. Гораздо интереснее и значительнее тот импульс, который "Жизнь Адель", снятая по мотивам комикса "Голубой цвет - самый теплый", дает развитию языка кино как искусства, тесно связанного с жизнью общества. Этот удивительный фильм с присущей режиссеру Абделатифу Кешишу обстоятельностью и в то же время легко рассказывает о жизни молодых людей: они учатся, выбирают профессию, ходят на протестные демонстрации, дискотеки, гей-парады, заводят мимолетные романы. На уроках литературы они обсуждают тонкости чувств героев Мариво и Шодерло де Лакло, а между собой - свою сексуальную жизнь, изъясняясь на грубом языке улицы. В центре фильма - пятнадцатилетняя Адель, девчонка из простой семьи, к которой вовсю клеятся мальчики, но она их отшивает одного за другим. Но вот Адель встречает Эмму - харизматичную молодую женщину с синими волосами, и между ними вспыхивает страсть. С той же обстоятельностью, как все остальное в этом фильме, режиссер и две исполнительницы (одна - дебютантка Адель Экзаркопулос, вторая - известная актриса Леа Сейду) выстраивают интимную линию: любовные сцены показаны с предельной откровенностью, полны настоящих эмоций и диковатой физиологичной красоты. Возникает ощущение, что все происходит на самом деле: реальная любовь, реальный секс. Циничный профессионал подумает: наверное, какой-то трюк за этим стоит. Но экран - вот он, это доказательство, что все так и было на самом деле! Потому и профессионалы начинают говорить о животном магнетизме, сравнивать игру девушек с морем или огнем, с силами природы. Как сказал российский прокатчик фильма Сэм Клебанов, общественная мораль сегодня основана на убеждении, что правильно все то, за чем стоят подлинные чувства. И фильм именно об этом - о подлинных чувствах и о смелости следования им. Но никакого приоритета секса перед другими сферами человеческой жизни здесь нет. В фильме о страстной любви и мучительной разлуке отразились едва ли не все главные реалии современной Европы: социальное и культурное расслоение, противоречия в образовательной системе, парадоксы мультиэтнического общества. Абделатиф Кешиш, француз тунисского происхождения, находит выразительные метафоры и образы для анализа этих проблем. Он сталкивает эротическую культуру классических французских пьес и романов с нравами сегодняшних тинэйджеров. Он прослеживает личностные и социальные конфликты через кулинарные приоритеты. Знаменитый фильм Кешиша назывался "Кус-кус и барабулька", этот можно было бы назвать "Устрицы и макароны": в семье Эммы - хорошие вина и морепродукты, дома у Адель - дешевые спагетти с томатным соусом, вот вам расслоение общества. Еще хуже: Эмма, делающая карьеру художница, обсуждает сравнительные достоинства Климта и Шиле; Адель готовится стать педагогом начальных классов и учит детей премудростям типа "Мама мыла раму". Ясно, что финал этих отношений окажется драматичным, но Кешиш не скатится к мелодраме, а сделает то, что может только кино. Он покажет тончайший процесс изменений в душе человека через его лицо, пластику, осанку, голос, одежду. Адель, повзрослевшая на три года и превратившаяся из подростка в прекрасную женщину, так и не найдет счастья, но обретет зрелость. Она уйдет в глубину последнего кадра в изумительном синем платье - в память о такого же цвета волосах Эммы. Если бы Эмма была мужчиной, получилась бы вообще классическая тема. Она и так получается, но гомосексуальность дает ей более современный и драматический обертон. Адель создаст свой мир. Она - революционерка, она - пастырь, она учит детей, а это важнее даже, чем творить искусство. Ее личность таит в себе огромный потенциал, потому что она представляет поиски нового мира. Мы еще не знаем точно, каков он, в чем будет состоять его отличие от нашего. Результат этих поисков выходит за пределы кадра, поэтому он не может быть показан. Но мы чувствуем, что в Европе складывается абсолютно новая общность, непременной частью которой являются меньшинства - этнические, сексуальные. Которая предполагает новую структуру семьи, новый взгляд на воспитание детей, иные правила толерантности, другую мораль. В фильме не случайно появляется один забавный персонаж - араб, актер, который снимается в голливудских фильмах. Он тянется к Адель, но в итоге не решается пойти за ней, потому что хочет остаться в истеблишменте. Так же, как и Эмма, которая создает образцовую и уже легализованную в новой Европе лесбийскую семью, даже с ребенком. Кешиш показывает свое неоднозначное, в чем-то даже ироническое отношение к этим новым структурам общества. В то же время он говорит о том, что революция (имея в виду и арабскую) не будет завершена, пока не произойдет сексуальная революция. Кешиш показывает два пути: бескомпромиссная страсть (Адель) и респектабельная жизнь в буржуазном браке (Эмма), пусть даже неканоническом. Он абсолютно на стороне Адель как своего альтер эго, как романтической героини. Профессиональный триумф "Жизни Адель" был очевиден еще до присуждения высшей каннской награды. Критики разных изданий в рейтинге журнала Le film francais присудили картине 12 "пальм": такого еще было в истории фестиваля. Но неумные толкователи (а они расплодились в век интернета) тут же начали вставлять художественное произведение, которое еще никто из обычных зрителей не имел возможности увидеть, в политический контекст - в ту область современной политики, которая занимается правами геев и лесбиянок. Эта область как раз сейчас оказалась "горячей" и во Франции, и в России - в силу диаметрально противоположных векторов политического развития, стала лакмусовой бумажкой демократии. Российские телеканалы принялись комментировать победу фильма Кешиша в Канне как чуть ли не политическую провокацию, направленную на разрушение устоев общества. И во Франции есть, разумеется, принципиальные противники однополых браков; есть и еврофундаменталисты, и откровенные зоологические гомофобы. Но не они определяют культуру этой страны. Поэтому, когда из этой мутной среды сыплются обвинения в адрес создателей фильма в клановых связях (Леа Сейду - внучка французского киномагната), это выглядит жалко и неубедительно. Почти все, кто работает в кино, - чьи-то дети, внуки, друзья, любовники - разве за исключением дебютантки Адель Экзаркопулос, которую еще никто в блате не уличил. Зато, уже после триумфа фильма, посыпалась информация о конфликтах внутри съемочного коллектива, о том, что обе актрисы страдали от деспотизма Кешиша, и так далее и тому подобное. Обычная пена, которая вскипает на волне успеха и не имеет ровно никакого отношения к художественному результату. "Жизнь Адель" показывает сексуальную жизнь - самую труднопостижимую сферу - в сильнейшей реалистической концентрации. Кажется, мы тактильно ощущаем женскую плоть, чувствуем запах тела, пота - всего того телесного, что сопутствует акту любви. При этом гиперреальность - не самоцель, а часть эстетики, корни которой уходят во французскую "галантную культуру" XVIII века. Эта культура чрезвычайно рациональна, и данный факт тоже находит в фильме свою интерпретацию. Но, в отличие от холодных "лягушатников" французов, Кешиш - режиссер очень чувственный. Возможно, он приносит эту чувственность из старой арабской культуры, из "Тысячи и одной ночи". Чувственность, которой как раз не хватает французскому кино и которую оно обретает благодаря арабским иммигрантам, вырвавшимся из-под гнета исламского фундаментализма. Свободолюбивые гены двух разных культур соединяются, взаимообогащаются, и это поднимает кинематограф Кешиша над уровнем даже лучших представителей "франко-французского кино" - таких, как Лоран Канте или Франсуа Озон. (Андрей Плахов, «Коммерсантъ Weekend»)

Во всем виноват Кешиш. Этой картине каннское жюри во главе со Стивеном Спилбергом присудило самый престижный европейский киноприз - «Золотую пальмовую ветвь». Вообще-то странно, что у нас его все-таки выпускают - после принятия недемократического закона против сексуальных меньшинств. Ведь в фильме много сверхоткровенных лесбийских сцен. Того и жди неприятностей. Впрочем, если наше Министерство культуры решится перекрыть дорогу триумфатору Каннского фестиваля - оно надолго оскандалится в глазах всей Европы. «Жизнь Адель» сенсационна не только откровенными эпизодами. Революционна эстетика фильма: кажется, что действительно наблюдаешь за несрежиссированной жизнью. Причем очень насыщенной эмоциональными и психологическими нюансами. И конечно, сама по себе сенсационна фигура создателя, режиссера Абделатифа Кешиша, выходца из Туниса. Дело не только в том, что именно араб решился снять фильм про любовь двух юных женщин. Дело в том, что он фактически стал сегодня режиссером № 1 французского кино. КАРЬЕРА В КИНОДЕРЖАВЕ. Про то, что Франция - это теперь во многом арабская страна, известно всем. Последний триумф футбольной сборной Франции пришелся на время, когда там почти не было чистокровных французов, а лидером сборной являлся Зинедин Зидан, родившийся пусть и в Марселе, но в семье кабилов, выходцев из Алжира. Но в кинематографе Франции арабы до сих пор играли маргинальную роль. Один из самых известных французских киноарабов - Сами Насери, звезда комедийно-боевого киносериала «Такси». Кино ведь вообще общенациональное французское достояние - как у нас (если верить телерекламе) «Газпром». Французы братья Люмьеры изобрели если не кинематограф (его параллельно придумали в разных странах мира), то публичный киносеанс. Французы перевернули киновкусы и киноэстетику своей «новой волной». Французы подарили миру едва ли не самых прекрасных кинозвезд: Габена, Жанну Моро, Делона, Бельмондо, Денев, Юппер и др. В любом субъективном списке ста лучших режиссеров всех времен (если только эти списки составлены не в Голливуде) будет масса французских фамилий. Представить, что именно араб станет вдруг знаменем французского кино, было попросту невозможно. Тем более что Абделатиф Кешиш, которому 7 декабря исполнится 53, оставался неизвестен вплоть до 40-летнего возраста, когда ему наконец удалось снять дебютную картину «Во всем виноват Вольтер». Он с шести лет жил в Ницце, куда из Туниса эмигрировали родители. В восемнадцать осуществил первую театральную постановку. Он сердится, когда ему говорят, что он арабский режиссер, отвечая: «Я режиссер французский!» Однако в кинорежиссуру, при всех попытках, он долго пробиться не мог. Зато пробившись, за неполные тринадцать лет третьего тысячелетия и формально, и неформально стал тем, кем мы сказали: Зиданом новейшего французского кинематографа. Формально - потому что у него масса важнейших для кино Франции наград. Фильмы «Увертка» и «Кус-кус и барабулька» принесли ему «Сезары» (французские «Оскары») в главных номинациях: за лучший фильм, режиссуру и сценарий. Получив «Золотую пальмовую ветвь» за «Жизнь Адель», он стал всего лишь третьим из ныне живущих французских режиссеров, удостоенным главной награды Каннского фестиваля (которая французам достается крайне редко) - после Клода Лелуша и Лорана Канте. Можно, правда, еще посчитать работающего во Франции Романа Полански. Неформально же Кешиша уже давно называют первым талантом французского кино, самым актуальным режиссером страны, а влияние его «Жизни Адель» на кинематограф 2010-х уподобляют тому взрывному действию, какое оказал на развитие кино 1990-х - начала 2000-х Ларс фон Триер. Расхоже мнение, что «Жизнь Адель» - долгожданная визитная карточка кинематографического десятилетия. КТО, СОБСТВЕННО, ЭТА АДЕЛЬ? Пора поговорить о фильме. Он что, действительно необыкновенный? У автора, пожалуй, более критический взгляд на «Адель», чем у коллег, большинство которых от фильма в абсолютном восторге. Конечно, это фильм-сенсация. Занятно, что он пересекался по теме с другой французской картиной из конкурсной программы - лентой Франсуа Озона «Молода и прекрасна» (она вышла в наш прокат в конце августа). В обоих фильмах 17-летняя девушка, ощущая призывы чувственности, отдается первым сексуальным опытам. В обоих случаях разочарована первым общением с мальчиком. В обоих заходит в такие дебри постельных экспериментов, что словом не описать. Но самое интересное, что Озон, который никогда ничего не боялся и не стеснялся, попросту высокоморальный мальчик по сравнению с Кешишем. Тот демонстрирует женское тело во всех подробностях, а первый опыт девочки с мальчиком и первый опыт девочки с девочкой (эпизод длится минут, наверное, десять) подает так, что это почти порно. Короче, после первого просмотра ваш покорный слуга решил, что похвалы «Жизни Адель» - слегка чрезмерные и конъюнктурные. Для Канна с его кризисом прежнего фирменного режиссерского истеблишмента, прежних признанных генералов (которые попросту постарели) важно создать для себя новых режиссеров-лидеров. Странно, что в Канне раньше не обратили внимание на Кешиша. Но молодцы, что наконец-то его оценили. Конечно, именно фильм Кешиша был самым радикальным в Канне-2013. Но показалось, что он все-таки слишком длинный - три часа! И кроме того, он не вполне честный. Знакомая журналистка с Radio France Internationale, наша соотечественница, которая очень авторитетна во Франции (мы смотрели фильм вместе во второй день официальных просмотров), сочла, что успех фильма во французской прессе во многом обусловлен недавними бурными парижскими конфликтами после легализации однополых браков. Ясно, что кинокритики, как во многих странах, люди прежде всего левых убеждений. Поддерживающие право кого угодно на вольное существование. Журналистка с Radio France Internationale - тоже левых убеждений и ходила на демонстрации за право на однополые браки. Но при этом заметила, что весь откровенный секс между женщинами снят с позиции мужчины, именно как в софт-порно. Кешиш, по ее словам, не понимает, как проявляется в подобных ситуациях женская чувственность - он следует мужским стандартам. 17-летняя героиня с увлечением отдается первым сексуальным опытам. Кстати, стоит упомянуть, что во французской прессе тоже потом возникла критика Кешиша. Не фильма, но методов его работы. Появились публикации, что Кешиш на съемочной площадке - садист по отношению к актерам. Что упомянутого нами жизнеподобия он добился за счет того, что заставлял главных актрис повторять основные сцены (в том числе постельные) раз по пятьдесят - а потом шестеро монтажеров просматривали километры отснятого материала и отбирали самые живые куски. Правда, этим обвинениям противоречит поведение двух главных актрис из фильма - дебютантки Адель Экзаркопулос (она и есть в фильме Адель) и знаменитой во Франции представительницы громкой продюсерской фамилии Леа Сейду (даже странно, что она согласилась на рискованную роль любовницы Адель). Во время церемонии присуждения каннских наград они не глядели на Кешиша буками. Они радовались успеху своего режиссера до безумия: рыдали, обнимались, целовались с ним и друг с дружкой. Впрочем, радовались, вероятно, еще и потому, что Спилберг, впервые оказавшись главой каннского жюри, нарушил одно из каннских правил. Вопреки традиции, он присудил «Золотую пальмовую ветвь» не только режиссеру, но и обеим исполнительницам главных ролей (за смелость), что логично, но путает карты киностатистики. Теперь, выходит, что и Тарантино, к примеру, обладатель Palm D'or, и Сейду с Экзаркопулос. КСТАТИ, О СПИЛБЕРГЕ. Логику Спилберга в случае с награждением «Жизни Адель» стоит оценить отдельно. Перед объявлением вердикта каннского жюри-2013 журналисты гадали: отдаст ли Спилберг пальму первенства картине Кешиша, которая по всем раскладам не могла не победить, или все же не рискнет поддержать радикальную работу с откровенными лесбийскими сценами? Поразмыслив после вручения призов, не могу не признать: Спилберг проявил себя истинным голливудским мудрецом и мастером разумных решений. Он ловко разобрался с ситуацией вокруг «Жизни Адель». Этот фильм, за один рассказ о котором в сегодняшней России могут, если захотят, привлечь к ответственности, Спилбергу, по идее, тоже не был близок. Но за него болела левая Франция, идеологию которой разделяет Каннский фестиваль (несмотря на деловитость и вечерние смокинги, он никакой не буржуазный, как думают некоторые. Он по своему мышлению и вкусам - левый). Но Спилберг - это, разумеется, субъективный домысел - осознал, что не должен лезть со своим уставом в чужой монастырь. Если бы «Жизнь Адель» не получила главный приз, все бы сказали: это Спилберг повлиял. Это он, гад, на всех надавил. Ведь Канн явно болел за «Жизнь Адель». Получилось бы, что он вмешивается во внутренние дела французского общества. Но наградив «Жизнь Адель», Спилберг показал, что решил так, как хотел Канн. Он предоставил Франции самой разбираться с внутренними проблемами. Как выражаются спортивные комментаторы, играл по ситуации. По счету. А потом заявил, что вроде как голосовал против. Что не трусость, а тоже политика. Как он там голосовал, неведомо, но ссориться с консервативной частью американских инвесторов и публики он тоже не стал. АДЕЛЬ - И ЧТО ПОТОМ? Но, конечно, чем дальше, тем больше понимаешь, что эта картина - вовсе не о лесбийских взаимоотношениях. И даже не только о любви. Она, например, о взрослении, в том числе творческом. О непримиримых социальных границах, которые даже в либеральной Франции, даже страстно любящим друг друга людям преодолеть очень трудно. Главной причиной расставания героинь фильма становится их принадлежность к разным сословиям. Старшая, художница, которая отчасти совратила младшую и вроде бы никогда не скрывала от мира своих сексуальных пристрастий, оказывается в итоге более зависимой от внешних суждений, более трусливой. Младшая, которую воспитание и родители заставляли таиться, оказывается в итоге более свободной и смелой. «Расизм, сексизм и ксенофобия сегодня едва ли не сильнее, чем в позапрошлом столетии: мы переживаем десятилетие нетерпимости. С открытых трибун звучат такие речи, что становится не по себе. И речь ведь не о случайных неполиткорректных заявлениях, а о намеренных спекуляциях на самых низменных чувствах. Притом, что сейчас слышать это страшнее, чем в 1930-х, - теперь-то мы знаем, к каким последствиям приводит подобная риторика», - это слова Кешиша. Все предыдущие фильмы Кешиша, тоже социально заостренные, где есть и межнациональные, и межрасовые конфликты (см. его «Черную Венеру»), тоже всегда выходят в высшие философские сферы. Он слишком умный режиссер, чтобы решать в своих фильмах только социальные, конкретно исторические задачи. Явление Кешиша - знак того, что кинематограф опекает высшая сила. Вот вроде бы в кино начался очередной кризис - но откуда-то является режиссер, причем совсем не из кинематографических краев, который берет на себя бремя кинооткрывателя новых, доселе неведомых кинопространств. Вот его будущий замысел: трилогия о судьбе мусульман в Америке. О ней одно время говорили. Теперь о ней замолчали. Но Кешиш хитер, как всякий восточный человек. Возможно, он уже сейчас осуществляет этот проект. Совершенно невозможно предсказать, каким он в итоге получится. Но можно гарантировать, что это будет один из самых грандиозных кинопроектов XXI века. (Юрий Гладильщиков, «Новое Время»)

Естественность. Естественный человек - французское изобретение (его придумал Жан-Жак Руссо). «Жизнь Адель. Части I и II» - французский фильм. Абделатиф Кешиш - французский режиссер, хотя тунисское происхождение не могло не повлиять на его сюжеты. Первые фильмы Кешиша были об арабах-иммигрантах, а предпоследний - о знаменитой «Готтентотской Венере», поражавшей европейцев начала XIX века невиданными пропорциями. В «Черной Венере» Кешиш показал «естественного человека» Руссо как чистый объект. В «Жизни Адель» сделал его субъектом. Теперь это не Другой («благородный дикарь» романтизма или современный обитатель цивилизационных окраин). Это я сам. Не зря ведь Кешиш назвал Адель своим Антуаном Дуанелем. Как и герой фильмов Франсуа Трюффо, она будет взрослеть и меняться дальше. «Жизнь Адель» хочет быть больше, чем фильм. И не заканчивается финальными титрами, это пока что только «части I и II». «Жизнь Адель» ошеломляет естественностью (поведения героинь, движения камеры), которая кажется невероятной, почти невозможной. В ней нет театра, который в прежних фильмах Кешиша соединял сегодняшнюю социальную реальность с эпохами Просвещения и романтизма. Его дебют назывался «По вине Вольтера»: спектакль там начинался уже в иммиграционной службе, где тунисцу выгодней сыграть алжирца, чтобы напомнить французам о комплексе колониальной вины. В «Увертке» школьники репетировали «Игру любви и случая» Мариво. Вся история «черной Венеры» проходила на подмостках. А героиня «Жизни Адель» не примеряет роли - она живет. И даже имя у нее то же, что у актрисы. Театр остался за кадром, но диалог с постоянными собеседниками Кешиша - Вольтером, Руссо, Мариво - продолжается в «Жизни Адель». Кешиш хотел снять фильм о молодой учительнице, увлеченной сценой. А учительница встретила девушку с голубыми волосами и влюбилась. Девушка пришла из графического романа Жюли Маро «Голубой - самый теплый цвет». Хотя знать об этом зрителю необязательно. Кешиш не строит картину на конфликте между условностью эротического комикса и социальной «правдой жизни». Для него это два равноправных инструмента антропологии. «Жизнь Адель» не экранизация графического романа, не документация взросления и даже не фильм об анатомии любви. Вернее, и то, и другое, и третье, но в сумме это исследование современного «естественного человека», еще не усвоившего всю систему общественных условностей. Он застигнут в момент формирования, врасплох, в ситуации первой любви, предельной обнаженности чувств. И выбора сексуальной ориентации. Кешиш рассказывает гомоэротическую историю любви как универсальную и обыденную. Это политический жест? Несомненно. Но не только политический. Пара есть пара, отношения двух женщин подчиняются тем же психологическим законам, которые работают в любом союзе двоих. И прочитываются с помощью тех же культурных кодов. Кешиш и здесь проблематизирует понятие естественности, вступая в ту область интимной жизни, по поводу которой общество (в том числе французское) все еще не может договориться, - о границах «естественного поведения». Но пограничная зона не становится в «Жизни Адель» местом конфликта. Он если не снят совсем, то уведен на периферию. Сцена объяснения Адель со школьными подругами наливается агрессией, это настоящая перестрелка реплик и взглядов, но взрыва не происходит. А гей-парад, на который идут героини, в структуре фильма выглядит примечанием, набранным другим шрифтом: он снят на общих планах, а весь фильм держится на крупных и сверхкрупных. Мы знакомимся с Адель в старших классах. Камера оператора Сафьяна Эль Фани пристально вглядывается в лицо юной актрисы Адель Экзаркопулос, выделяет главное: распахнутые глаза и всегда чуть приоткрытый рот с крупными верхними зубами, полные чувственные губы. Почти все три часа фильма - три года жизни Адель - мы будем от нее на расстоянии шага, иногда ближе. Наш взгляд будет привыкать к ее пластике и мимике, повторять ее движения, меняться вместе с ней. Это очень интенсивное присутствие, почти соприкосновение. И когда камера вдруг отворачивается от Адель, это значит, что мы смотрим на мир уже ее глазами. Мы видим Адель с подругами в школьном дворе. Становимся свидетелями потери невинности - но этот первый сексуальный опыт, «правильный», с мальчиком (к слову, бойфрендом актрисы в жизни), настолько несуществен, что к концу фильма о нем почти забываешь. Чувственность Адель пробуждает девочка. Но еще до этого момента Кешиш дает вспышку-обещание счастья: Адель случайно встречает на улице будущую любовницу Эмму, героиню Леа Сейду, открыто и гордо идущую в обнимку с подругой. Потом одноклассник ведет ее в гей-бар, где Адель снова встречает Эмму, студентку Высшей школы изящных искусств. Ироничная улыбка, короткая стрижка, волосы вызывающего окраса: «голубой - самый теплый цвет». На уроках французского Адель читает Мариво. И первые дни ее знакомства с новой подругой, их первые разговоры, прогулки, на которых Адель становится натурщицей для амбициозной художницы Эммы, - это, конечно, мариводаж, «тончайшая смесь метафизики и тривиальности, двусмысленных чувств и просторечных оборотов», по знаменитому определению Жана Франсуа де Лагарпа. В мариводаж включается и камера. Адель и Эмма лежат на траве в парке, солнечные блики пляшут по их лицам, высвечивают улыбки, еще только обещающие касание губ, дразнящие последним сладким моментом невинности. И тут же - резко, в стык - Кешиш монтирует эту идиллическую картинку с небывало откровенной сценой секса, снятой без дублеров, убирающей любые намеки и полутона, переключающей изящный мариводаж в режим жаркой плотской страсти. Тела сплетаются во всех скульптурных позах, которые могут составить две женщины (а камера уже приучила нас к отсутствию дистанции, сделала взгляд тактильным). На каннском просмотре зал, кажется, как вдохнул, так и не смог выдох­нуть до конца эпизода, который длится минут шесть, но по ощущениям все десять. А на следующий день на пресс-конференции наследная принцесса французской киноиндустрии Леа Сейду в ответ на деликатный вопрос, как актрисам удалось добиться такой нежности, попросту разрыдалась. Но и эту ошеломительную естественность следует взять в кавычки: она окультурена, подчинена законам живописной и скульптурной красоты. С точки зрения традиционной драматургии, в фильме два события - встреча и разрыв. Но «Жизнь Адель» гораздо больше построена на драматургии мелочей, тонких различий, которые и создают социальный контекст любовной истории. Кешиш изящно и остроумно переводит его в гастрономический план, как уже делал это в фильме «Кус-кус и барабулька». Адель приглашает Эмму в гости, Эмма тоже зовет подругу на семейный обед. Условности поведения различаются так же, как и еда. В «простой» семье Адель готовят макароны с мясом, и обеим героиням понятно, что здесь сексуальную связь лучше не афишировать: Эмма помогает подруге с уроками, не более того. Зато в полубогемной семье Эммы все открыто и свободно: Адель приходит как любовница, и это никого не смущает. Ее учат есть устриц с белым вином, и в этом гастрономическом уроке, само собой, соединяются социальный и эротический подтексты (ничего эротичнее устриц в мировой кухне нет). Третий, центральный эпизод тоже построен вокруг еды: это обед в доме Эммы и Адель, на который собираются Эммины друзья-интеллектуалы - художники, галеристы, журналисты. Адель хлопочет по хозяйству, готовит. И чувствует себя слишком простой для этого эстетского круга. Как Кешиш это показывает? Как мы это понимаем? Ничего не проговорено вслух, но в долгом, подробном, густонаселенном эпизоде неловкость прорастает сквозь открытость, а ощущение счастья истончается до предела, за которым неизбежна катастрофа. Адель попадает в сеть оценивающих взглядов. Это не перестрелка, как в споре со школьными подругами; монтаж напоминает скорее спокойную джазовую импровизацию, но происходит тот же поразительный фокус: оставаясь внутри субъективного взгляда Адель, воспринимая происходящее ее глазами, мы понимаем, как Адель оказывается в ситуации театра, сцены. Чувствует себя объектом, за которым наблюдает множество чужих глаз, сравнивающих ее с развешанными по стенам картинами Эммы, для которых она позировала. Среди них много ню, а значит, сама Адель тоже словно бы раздета - и потому хочет закрыться, окуклиться. Психологизм Кешиша в «Жизни Адель» абсолютно кинематографичен, это всегда производная взгляда, который, несмотря на многословность фильма, остается здесь главным средством коммуникации. С другой стороны, сама любовная история Адель и Эммы дидактична. Она, как и сценки с устрицами и макаронами, указывает на социальный разрыв, но интерпретирует его с противоположным знаком. Если в гастрономических эпизодах семья Эммы показывала Адель пример раскрепощенности и независимости от общественных условностей, то в итоге любовного сюжета Эмма и ее окружение оказываются типичными «бобо» (bourgeois bohemian) со своим набором социальных клише. Для них Адель недостаточно изысканна и амбициозна. Хотя ее естественность (увиденная как диковатость) хороша для искусства: Эмма находит в Адель идеальную натурщицу, это видят ее друзья на вечеринке и посетители выставки, которой заканчивается фильм. Адель тоже придет на вернисаж и уже не будет чувствовать себя раздетой. На ней будет голубое платье. Самый теплый цвет или самый холодный - напоминание, но и знак отчуждения. Эмма, при всем обаянии, артистизме и сексуальности Леа Сейду, все-таки уже сформированная социальная маска. А природа Адель пластична и двойственна. Конфликтна, диалектична. Социальный и культурный разрыв проходит через ее сознание и сердце (если обратиться к терминологии Руссо). Переживание этого разрыва и становится сюжетом взросления. И дело не только в расставании с Эммой. Эмма, любовь моя, почему мы не можем быть вместе, если (почти) одинаково этого хотим? В «Увертке» учительница объясняла школьникам, что у Мариво богатые притворяются бедными, а бедные богатыми, но никому это не удается в полной мере. «Пьеса называется «Игра любви и случая», но никакого случая нет. В кого влюб­ляются богатые? В богатых. А бедные в бедных. Они узнают друг друга, ­несмотря на маскарад. Мариво утверждает, что среда формирует наши взгляды, это рефлекс. На любовь, чистейшее чувство, оказывает влияние наше происхождение». И теперь Абделатиф Кешиш показывает, что со времен Мариво ничего не изменилось. Эмма выбирает семью - пусть и в самом прогрессивном однополом варианте - по классовому принципу, так спокойнее и вернее. Эмма не понимает, почему при явных литературных способностях Адель не стремится к писательской карьере, предпочитая непрестижную и «нетворческую» работу в школе. А Адель, вчерашней школьнице, нравится возиться с детьми, учить и учиться. Как мы можем обозначить это желание? Оно природное или социальное? Ближайшее родство «Жизнь Адель» обнаруживает, конечно, не с фильмами братьев Дарденн или Брюно Дюмона (в которых гораздо больше метафизики), не с аскетичными драмами «Догмы-95» (в них меньше свободы), а с «Классом» Лорана Канте, еще одним каннским триумфатором из Франции, получившим «Золотую пальмовую ветвь». В нем очень похожий способ съемки и монтажа: крупные планы и пространство, сформированное множеством взглядов, но создающее иллюзию естественности, спонтанности движения камеры. Сходен и принцип актерского присутствия: исполнители дарят персонажам собственные имена, приносят в фильм личный опыт (в «Классе» - профессиональный, в «Жизни Адель» - эмоциональный), то есть отдают больше, чем требуется для привычной «игры». Эти два фильма органично дополняют друг друга, создают стереоскопический эффект. Герой «Класса» - учитель, Адель учится и хочет учить. Но в одном случае сложная архитектура взглядов и крупных планов моделирует замкнутое пространство социального, а в другом - пространство интимного, которое огромно и распахнуто во все стороны. Оно поглощает все прежние фильмы Абделатифа Кешиша, их сюжеты и литературные игры, диалектику отношений гастрономии и образования, романтизма и Просвещения, языка и телесности. Как будто раньше Кешиш только примеривался, искал темы и материал, чтобы соединить их в новую цельность, которая будет больше, чем фильм. И мне кажется, это действительно больше, чем фильм. Суть и пафос «Жизни Адель» в показе абсолютной нерасторжимости культурного, социального и телесного опыта (во всей его подвижности и драматичности, со всеми конфликтами и разрывами). Но дело не только в сути и пафосе. А в простом, ясном и совершенно фантастическом ощущении, что на три часа меня подключили к этому нерасторжимому чувственному опыту напрямую, как в «Аватаре». (Олег Зинцов, «Искусство кино»)

Кол за идентичность. ЧАСТЬ 1. Была такая психоаналитическая шутка: если любое явное содержание сновидения связано с сексуальным подтекстом, то что же связано с теми сновидениями, в которых такой подтекст выходит на поверхность? Та же самая проблема неизбежно возникает и в «Жизни Адели» Кешиша: предъявляемое содержание слишком нарочито, чтобы скрывать всего лишь само себя. Слишком многое указывает на то, что ситуация несколько сложнее лесби-активизма или даже субверсии. Отсюда и некоторая двусмысленность: фильм не понравился экспертам и «целевой» вроде бы аудитории - прежде всего, автору комикса Жюли Маро и французскому лесби-сообществу, которые увидели в нем упрощение и ненатуральные сцены. С другой стороны, кажется, что никакого месседжа, кроме равенства в любви, требования признания и эмансипации у фильма нет и быть не может. Это противоречие можно оспорить, если предположить, что различия lesbian/straight, любви/социализации, свободы/предопределенности и т. п. - скорее инструменты, позволяющие реконструировать определенную логику социального, причем с достаточно консервативных позиций. Одним из наиболее интересных моментов является начало истории, вписанное в контекст учебы, с которым связывается весьма своеобразная концепция субъективации. Французская - во многом еще «республиканская» - школа создает видимость равенства культурных содержаний и открытости всех дорог. Последние классы требуют профессионального самоопределения, самосознания и знакомства не только с классической литературой, но и с азами экзистенциализма. Адель читала «Грязные руки», но теоретический Сартр ей пока недоступен. Важно, что между выбором предметов и выбором себя нет никакой принципиальной разницы. Сексуализация в такой ситуации представляется не более, чем продолжением серии предпочтений, которые должны в итоге оформить индивида - математика или литература, тяжелый металл или мягкое инди, гомо- или гетеросексуальность. Какие-то ученики уже нашли себя - например, приятель Адели, который приводит ее в гей-бар. Он ничуть не стесняется своей ориентации. Уже в сцене на школьном дворе (после того, как Адель уходит вместе Эммой) виден контраст с ожидаемым конфликтом вокруг «не той» ориентации. Раньше он был бы связан с каминг-аутом, искренностью-неискренностью, публичностью-непубличностью и т.д. Но чем именно недовольны подруги Адель, когда видят ее с Эммой? Не тем, что она «лесбиянка», а скорее тем, что она вдруг поменяла одних подруг на другую и, что самое главное, ее выбор никак не был одобрен ими. Момент коллективного одобрения решений и дружеских или любовных связей в рамках подросткового «женсовета» был ключевым в «Уловке» Кешиша, а тут он дан лишь пунктирно. По сути, наказывают не за выбор, а за отсутствие четко заявленного и видимого решения. Школа наказывает за неуспеваемость. Несмотря на то, что фоновая история Адель не представлена зрителю (например, неясно, были ли у нее какие-то любовные увлечения в прошлом, насколько серьезные), она выглядит несколько «неуспевающей» - в том смысле, что не совсем четко понимает, в какие союзы ей необходимо вступить и что вообще делать, чтобы стать собой. Школа требует не столько «успевать» двигаться по предложенной программе, сколько успевать определяться с довольно условными, но коллективно одобряемыми решениями, которые как раз и структурируют дальнейшую социализацию и идентичности. В этом смысле Адель с начала и до конца фильма предстает отстающей и едва ли не регрессивной. Она выбирает литературу как предмет по умолчанию, основу, на которой построено все школьное образование, предстающее в виде бесконечного повторения, вживания в образ за счет чтения вслух. Такое чтение связывает дошкольное образование со старшими классами, но Адель не способна ни на что другое, кроме как увидеть в нем свое предназначение - она читает и в начале, и в конце фильма, всего лишь меняя свою институциональную позицию - от ученицы к «воспитательнице». Адель демонстрирует все признаки внутришкольной инкапсуляции. Выбор «учительской карьеры» - всего лишь дефолтное решение: не способная к активному формированию предпочтений, Адель воспроизводит в своих решениях систему, которая их оформляет. В ее случае школа плодит лишь будущих учителей. Не является ли в таком случае сексуальный выбор попыткой уклонения от этой регрессивной, ограничивающей схемы, которая сама задается мнимым равенством возможностей? Интересно то, что случай Адель - не ситуация некоей открывшейся идентичности, но и, с другой стороны, не чисто ситуативное или социально сконструированное поведение, а продолжение слепых, едва ли не случайных попыток как-то определиться, которые первоначально совершаются во все той же школьно-дружеской среде. Первый условно лесбийский опыт случается у нее с подругой Амели, которая внезапно поцеловала ее на лестнице, но, как позднее выяснилось, «не имела в виду ничего такого». По сути, «лесбийская» ориентация Адель творится буквально «из ничего» - из пустого жеста не слишком умной подружки, которая не просто притворяется, но правда и в буквальном ничего не хотела - никаких смыслов и значений, тем более, идентификаций. Роль подруги в самоопределении Адель напоминает ситуацию с субъектом у Фихте. Субъект, являясь основанием для самого себя, все же нуждается в некотором внешнем толчке, так называемом Anstoss, который, однако, с точки зрения логики субъекта, оказывается непредставимым и бессмысленным. Нужен сущий пустяк, какая-то глупость и ерунда. Однако этот пустяк не является «триггером», запускающим цепную реакцию, вызванную давно копившемся или даже исходно существующим (едва ли не на уровне генов) зарядом. Напротив, он осуществляет минимальное отклонение именно в той ситуации, где все решения и шаги оказываются в равной мере ничтожными и плоскими, ничего не значащими. Адель попадает в ситуацию, в которой она может винить только саму себя (своеобразная потеря невинности), но рамкой этой ситуации становится подружка, которую она «неверно» понимает, возвращая затем ей это понимание, чтобы самой стать непонятой всеми остальными. Эта зеркальная, то есть рефлексивная игра - игра субъекта, который наконец-то может сдвинуться с мертвой точки. Субъект здесь создается не актом, а, скорее, провалом этого акта: за бессмысленным телодвижением подруги, следует акт, который, однако, проваливается. «Школьный самоопределение», от которого отталкивается Адель, имеет, таким образом, довольно сложную природу, связанную с его конкретной - французской - институциональной реализацией. Универсальная программа представляет любые культурные содержания в качестве равнодоступных (хотите - занимайтесь математикой, хотите - «изящными искусствами»), однако простое следование программе не гарантирует какого бы то ни было выбора, хотя и требует его. Программа предполагает прозрачность всей культуры и всех знаний, но надо все же выбрать что-то конкретное, то есть увидеть в чем-то непрозрачность, собственную проблему, которая бы говорила о качествах и идентичности учащегося. Адель не успевает ровно потому, что не видит в себе никакого основания для «поиска» и нахождения себя, наивно полагая, что что-то там должно прятаться внутри. По сути, она не понимает некоторых условностей фиксируемых всеми остальными преференций, которые и составляют их активную жизнь. Успевающий школьник находится в ситуации легкого самообмана: он краем глаза может заметить то, что его предпочтения и решения довольно случайны и могут легко меняться, но это никоим образом не должно создавать рефлексивную дистанцию между ними и им самим как только-только формирующимся субъектом. Для самого себя он представляется «субъектом на вырост»: принимаемые связи и маски - это все, что есть, именно потому, что они, в пределе, могут быть совершенно произвольны, но при этом фатальны. То есть нужно совмещать два, казалось бы, противоречащих друг другу хода: если ты - не natural born гений (в какой-то определенной области, вроде музыки), надо делать массу шагов, просто чтобы выбрать, занимать «активную» жизненную позицию, «мутить». Отсюда рассуждения школьниц о том, что литературные примеры неадекватны: за сроки, описываемые в романе, можно сменить несколько парней. Вопрос не в максимизации полезности сексуальных удовольствий, а во «времени процессора», который имеет ограниченную скорость и должен бросить как можно больше пробных шаров. Второй ход - принимать то, что последствия этих пробных шаров могут быть судьбоносными. Адель первоначально находится в ситуации регрессивного, замедленного процессора, который готов двигаться лишь по утвержденной программе. Она напоминает нечто вроде игральной кости, каждый раз выдающей тривиальный результат - что бы она ни предприняла, это уже сделали ее подруги. И только неудача открывает ей кажущиеся новыми горизонты. Удачный бросок кости дает предсказуемый и неинтересный результат, но иногда кость встает на ребро или подхватывается кем-то в воздухе. Именно в этой точке она выпадает за рамки «женсовета», неформального сообщества школьниц, которые проверяют свои жизненные решения друг на друге. Первое столкновение Адель с Эммой на улице ложится на эту уже запущенную, хотя и пустую механику, которая наконец-то позволяет ей двигаться на волне неудачи, полного непонимания и отстранения от всего окружающего. Но является ли это движение сексуальным? Симптоматично, что поначалу Эмма представляется буквально еще одним предметом. Встреча в баре, прогулки после школы - все это развертывается в пространстве внешкольного образования, поддерживаемого легендой, которую Адель и Эмма рассказывают родителям Адель. Эмма всего лишь помогает Адель по философии - предмету, изучаемому в последнем классе школы. Возможно, такое алиби говорит гораздо больше, чем сексуальное содержание, которое оно якобы призвано скрыть: сексуальное уклонение позволяет Адель впервые выйти за рамки школы и в каком-то смысле обогнать своих подруг, перестать быть неуспевающей (в экзистенциальном смысле). Но при этом она продолжает двигаться все по той же школьной траектории самоопределения. Кажется, что она наконец-то нашла свой предмет, а вместе с ним и себя. То, что предмет фильма - вовсе не субверсивность лесбийских отношений и даже не любовь, демонстрирует характерный для Кешиша прием. Обозначить конфликт - но не дать ему развиться. Одноклассницы нападают на бывшую подругу, но все заканчивается ничем. Семейный ужин угрожает, что «рано или поздно» отношения раскроются, но тоже ничего не происходит. После развода с Эммой Адель погружается в океан - в типично меланхолической сцене утопления, - однако не тонет и не испытывает катарсис, все остается без изменений. Все это - лишь указание на места, в которых ранее конфликт был, но теперь ушел. Кешиш блуждает по ландшафту, размеченному политическими силами и борьбой за признание, но каждый из старых аттракторов оказывается пустым, давно брошенным гнездом. Значение имеет именно не-происходящее: каждая дискурсивная точка обещала в прошлом насыщенность повествования, богатейшие потенции для субъективации героинь, тогда как теперь все эти точки - как след от снесенных в центре Москвы ларьков: что-то здесь стояло, но теперь все гладко, осталось лишь немного мусора. Эта характерная заброшенность смыслового ландшафта становится материалом для истории Адель, которая, по сути, анти-история: она выписана именно как отсутствие того, что должно было случиться, если бы какое-то основание для классического субверсивного, политического, правового, эмансипационного и прочих нарративов еще сохранялось. Вместо «проблем внутри рамки» - каковыми могли бы быть давление социальной среды, необходимость или невозможность каминг-аута, однополый брак и семья и т. п. - Адель сталкивается с отсутствием самой рамки. Главным следствием такого сдвига является то, что, примерив на себе новую ориентацию, Адель так и не идет дальше ее освоения в качестве нового предмета. Но это объясняется тем, что он уже вписан в иерархию культурных различий, которые, однако, не имеют никакого подрывного потенциала. Делез отмечал, что любовь возникает только на кромке политических, классовых различий: всегда нужна «служанка», которая моет пол в доме барчука. Адель поначалу не видит никаких принципиальных социальных различий, а потому, когда все же замечает их, они уже не могут сыграть никакой продуктивной роли. Это предельно далеко от классических ситуаций в стиле «Титаника». Школа обещает равномерный и равнодоступный мир культурных различий, и поначалу высвобождение Адель из-под гнета неуспеваемости подтверждает этот универсалистский тезис французского образования. Но вскоре выясняется, что культурные различия нужны не как пространство открытых возможностей, а всего лишь как множество границ, преодолеть которые не так-то просто. Итоговая социальная картина, изображаемая Кешишем, настолько консервативна и «классична», можно даже сказать, «старорежимна» (в том смысле, в каком республиканская школа противопоставляется Ancien Regime), что создает впечатление нереальности. Непонятно, есть ли в кадре хотя бы условное место для иронии и критики. Школьная иллюзия оборачивается идеологией, скрывающей то, что культура уже пронизана механизмом привилегий и господства, что она работает всего лишь в качестве способа отличить тех, кто лучше и утонченнее, от тех, кто хорошо справляется на кухне. Кешиш, похоже, совершенно не видит или не хочет видеть никакой разницы между нынешней ситуацией и картиной французского общества 60-х годов, набросанной Бурдье в работе «La Distinction» («Отличие»). Культурные различия вписаны не в логику «школьного» развития от простого к сложному, от примитивного к профессионального, не в большой «Разум», а в иерархию, где знаки, могут со временем меняться местами, но в синхронии люди используют какую-то устойчивую систему именно для того, чтобы демонстрировать свое превосходство и одновременно место на социальной карте. С этой системой спорили уже в 60-70-е, в том числе и в кинематографе (например, Франсуа Трюффо в фильме «Такая красотка, как я»). Кешиш, вместе с Адель, смотрит на эту систему снизу и извне - и это характерно для него, как антрополога, описывающего «объективный» механизм едва ли не структуралистского функционирования культурных знаков. Поэтому порой он приближается к комическому, но, поскольку сам, похоже, этого не замечает, сцены, которые должны быть смешными, оставляют гнетущее впечатление. Взять, например, знаменитую сцену с устрицами. Кешиш буквально говорит, что это настолько богемные люди, что у них дома нет ничего, кроме устриц. Но выстраивает он этот анекдот так, что его приходится принимать за чистую монету, а это уже не смешно, а грустно. Дистанция по отношению к культурным и социальным различиям потеряна: бобо буквально питаются одними устрицами, а родители Адель, типичные prolos, - исключительно макаронами с соусом болоньезе. Предположение Кешиша состоит в том, что все критические приемы работ со штампами (каковыми славился, например, Вуди Аллен) более не работают: социальная реальность полностью совпала с ними, так что у ее агентов не осталось никакого зазора. То же самое впечатление создают сцены общения внутри художественной богемы. Уровень обсуждения местами граничит с откровенным абсурдом, однако никто этого не замечает. Вуди Аллен наверняка вставил бы какую-нибудь шпильку по поводу современного искусства, а для Эммы и ее друзей все существует в «параллельных» вселенных: одни обсуждают художников начала XX века, а другие почему-то не покупаются на их разговоры. Обещанная Адели субъективация и побег из школы оказываются вписанным в систему натуральных, натурализованных различий, в которые просто невозможно влезть. Они непроницаемы. В них можно только втереться, но это длительный процесс, который даже не начинается. Результатом оказывается вполне естественный регресс Адель к первоначальной точке, которая, конечно, оказывается «точкой-штрих», т.е. результатом своеобразного отрицания отрицания. Первоначальная неуспеваемость, или не-поспеваемость за решениями других, могла показаться Адели ее личным качеством, чем-то совершенно партикулярным. Система предлагает разные опции, но надо найти что-то в себе, пусть за счет пустого прогона, еще одной пробы и примерки. Очень крупные планы в фильме - это попытка представить позицию «от первого лица», которая в данном случае невозможна: приближаясь к лицу, Адель всего лишь хотела заглянуть внутрь себя, и отчасти это удается только тогда, когда она неправильно понимает и себя, и подругу. Но это путь фальшивой субъективации. Универсальность школы предполагала стирание социального и культурного статуса, тогда как лабильные и не очень иерархии знаков и габитусов просто возвращают Адели ее происхождение, которое невозможно забыть во сне, которому она в фильме так часто предается. Все дело в том, что на первом этапе все препятствия были структурно субъективными в том смысле, что именно они и позволяли субъекту-Адели впервые увидеть себя как себя: нужно было занять такую смещенную позицию, с которой мир мог стать «ее» миром, в котором возможны девушки с синими волосами. Но на следующем шаге героине буквально указывают на ее место - несмотря на всю потенцию своего субъективного сдвига, она остается прикрепленной к весьма конкретному набору макарон, плохих знаний и неразвитых культурных интересов, что тут же выдает ее подчиненный, subalterne, характер. Вместо «ее» мира вырисовывается мир, в котором она - всего лишь один из объективных элементов. Единственный ресурс, который трансверсален этой объективной ситуации (самой по себе ужасной), - это, конечно, любовь. Но именно тут-то и выясняется, что это никудышный ресурс: любовь не то что бы «не знает препятствий», она и есть препятствие, одно из многих. По сути, любовь оказывается еще одним отсутствующим местом, пустующим и разоренным аттрактором повествования, которого можно было ожидать. Она не прокладывает себе путь «сквозь» культурные различия и знаки, а буквально соткана из них, просто сначала Адель была не способна это заметить. Первоначальная Адель «слепа» именно потому, что для нее все прозрачно - и сила этой прозрачности задана школой, формально не признающей разницы культурных миров и ниш. Именно поэтому лесбиянки для нее не существуют как «явление»: случайная «эпифания» Эммы на улице встраивается в тот момент, когда сверхзрение, то есть слепота, поколеблены. Любовь, вернее «концепция» любви оказывается именно продлением/дополнением школьной логики «открытости возможностей», аналогом позиции интеллекта, которому доступна любая социальная реальность, сколь бы далека она ни была. Для движения внутри различий, если рассуждать по-школьному, достаточно ума и усилия: способности и субъективная позиция выступают в качестве средства «прохождения» сквозь наработанные культурой пласты, позволяя экономить силы и попадать в любое место. Ту же функцию выполняет и любовь. Она - лишь способ легко соединиться с любым другим человеком, невзирая на социальные и прочие различия. Любовь - и в таком виде она вписывается в воображаемое «школьного разума» - представляется универсальным, эффективным и весьма малозатратным аппаратом связи, коммуникатором, который, как будка доктора Who или, скорее, лифт, может буквально связать вас с кем угодно - классическая «опасность» этих связей проистекает именно из их произвольности. Однако Адель понимает, что этот универсальный, незаметный и доступный медиатор, транспортное средство №1, само становится тормозом: по сути, ей ничего не остается, кроме как «играть по правилам», то есть заниматься долгим трудом усвоения культурного слоя, постепенно стирая свое происхождение и вживаясь в совершенно непривычные диспозиции. Что, в свою очередь, выглядит как предательство любви - поскольку от нее требуется попросту выработать новые привычки, совместить свой субъективный сдвиг со своим объективным местом. Адель совершает регресс, будучи обогащенной этим знанием, то есть возвращается обратно - к чтению и повторению, в ту школу, которая до школы - в детский сад, еще хранящий след равенства и надежду на универсальность любви как средства связи. Адель терпит поражение, сохраняя лишь видимость упорства, но, по большому счету, ей уже не привыкать. ЧАСТЬ 2. Тема лесбиянки в фильме вводится буквально в соответствии с известным принципом «лесбиянка не существует» (потому что это, якобы, самая невозможная из всех сексуальных идентичностей, которую сложнее всего сконструировать). Адель впервые видит Эмму на улице как фантастический отблеск какого-то совершенно иного, невозможного мира. В школьной компании есть мальчик-гомосексуалист, совершенно нормально, безо всяких конфликтов интегрированный в нее (даже возникает впечатление, что он специально включен в школьный совет подростков на правах меньшинства, чтобы была еще одна позиция для коллективного обсуждения решений). Потом появляются гомосексуалисты в гей-баре, куда этот мальчик повел Адель, и она, а вместе с ней и камера, видит исключительно этих гомосексуалистов, не сразу разглядев, что за стеклянной дверью есть еще и другие виды сексуальности. Адель кажется совершенно потерянной, ее желанию нигде не находится места. Но на самом деле она слепа, потому что не умеет считывать культурный код, не понимает, что желание всегда определенном образом оформлено, что есть признаки, по которым оно опознается. Она не ведает этих признаков, она - неграмотная. Школа создала иллюзию возможности любого выбора, и поэтому объектом, к которому можно приложить желание, может оказаться любой объект. Как в случае с одноклассницей, с которой она по недоразумению целуется на школьной лестнице. Когда мечта сбывается, и желание находит свою реализацию и достигает апогея, причем сразу, без всякого предварительного обучения, если судить по знаменитым сценам секса, несмотря на педалируемый жанр романа-воспитания, у Адели все равно остается дистанция между реализацией ее желания и культурными кодами, в которых оно должно быть представлено, - собственно, этот разрыв между желанием и представлением являлся сюжетом и «Уловки», в которой он также не устраняется. Адели дается желание - в том смысле, в каком в школе даются или не даются предметы, но не дается сопровождающая его субкультура. Это чувствуется в гей-баре, где Адель видит только Эмму и почти не замечает окружающих или смотрит на них лишь с отстраненным любопытством. Это подчеркивает контраст двух демонстраций - левой студенческой манифестации, в которой Адель участвует вместе с одноклассниками, как в веселом внеклассном мероприятии, и гей-парада, на который ее приводит Эмма. В первом случае она полностью идентифицирована с происходящим: это ее танцы, ее дискотека, и сцена захватывает дух. Во втором случае дискотека явно чужая, слишком экзотическая. Публично целуясь с Эммой, Адель как будто неохотно уступает ей и окружающей «движухе», а отнюдь не сливается с ней в экстазе, поэтому сцена, хотя и масштабнее, но преподносится как обычная документальная вставка, наблюдаемая вполне беспристрастным взглядом. Адель вынуждена буквально подыгрывать, делать то, что нужно, но непонятно, зачем нужны такие усилия, если вроде бы любовь с Эммой и так есть. Уже здесь она не принимает предложенные категории, в которые должна вписать свое желание и отношения с Эммой. Она пришла не за идентичностью, а за желанием и любовью, а дают только идентичности. И отказаться от этого предложения нельзя, только она еще не поняла этого. Адель - цветущая инженю, и по всем законам классического повествования должна быть крайне востребована: соблазнить инженю обычно желает каждый. Но ничего подобного не происходит. Ни в лесбийском кафе, ни на гей-параде. Ни на вечеринке у Эммы. Пышущая здоровьем Адель выбивается из общего фона. Вся остальная толпа гостей - гетерогенная, причудливая, затейливая, мультикультурная, мультигендерная, но рядом с ней - некрасивая и поблекшая. Адель же - почти девушка с веслом. Физически она - воплощение нормы там, где нормы больше нет, остались только исключения. Кроме этого, она бескорыстна там, где определенного рода корысть является системообразующим элементом. Адели ничего не надо от Эммы и ее мира - ни продвижения по социальной лестнице, ни повышения статуса, ни творческой самореализации, воображаемой или настоящей. Но из-за этого бескорыстия система не может впустить ее внутрь. Нельзя прийти и сразу предложить себя, ничего не прося взамен - трансакция просто не состоится. Это в трафаретной обывательской логике могут опубликовать в журнале или выставить в галерее в обмен на секс. На самом деле, сначала нужно захотеть напечататься или выставиться, а уже потом вам предложат секс в обмен. На вечеринке галерист Жоаким, которого Эмма безуспешно окучивает на предмет выставки, уговаривает Адель что-нибудь написать и издать - он бы почитал, потому что чувствует вокруг нее ауру, особую энергетику. Но эту ауру она должна обязательно пропустить через какое-то произведение, не может она вот так безнаказанно оставаться праздной. И дело не в том, имеет он какие-то собственные виды на Адель или нет (в итоге Эмма делает карьеру на том, что живет с его сестрой, а не с ним), а в том, что корысть - это смазка для социальных трансакций. Тут нельзя не вспомнить, что не так давно праздным положено было быть как раз богемному сообществу. Но теперь бобо не могут обойтись без произведения и производства, поэтому Эмма и ее гости обсуждают вроде бы такую немодную по нынешним временам живопись Шиле и особенно Климта, а не современное искусство, а Эмма рисует «нормальные» картины (и учится в аналоге Строгановки), а не устраивает акции. В каком-то смысле, круг бобо - тоже «отстающий», остановившийся в развитии, зафиксированный, он давно не является волной эмансипации. Интересно, что в социальном плане между Эммой и Адель всего одна ступенька социальной лестницы. Адель из семьи пролов, а Эмма - всего лишь богемная буржуазия. Бурдье показывал, что очень часто каждое новое поколение в семье преодолевает один шаг, поднимается вверх на одну ступеньку. Сын квалифицированного рабочего может попасть в университет и стать преподавателем, но вряд ли деканом, владельцем предприятия или галереи. Так что Адель в принципе была обязана сделать шаг и встать на один уровень с Эммой - никто не заставляет ее прыгать через две ступеньки, только через одну, но она отказывается от положенного восхождения и замыкается в своей исходной социальной среде. В недавней книге How to Be Gay один из основателей ЛГБТ-studies Дэвид М. Гальперин пишет о том, что нельзя просто так взять и отринуть специфическую гомосексуальную культуру. После успехов в борьбе за права сексуальных меньшинств, особенно легализации однополых браков, стало казаться, что гомосексуалист должен быть нормализован, ничем не отличаться от остальных, его особая сексуальность не должна быть выписана на его теле, ведь отныне он - равный среди равных. Гальперин, в свою очередь, напоминает о тезисе queer studies, согласно которому любая сексуальная идентичность является не сущностной, но социально конструируется. Грубо говоря, интерес к определенной культуре, да и к культуре вообще, предшествует появлению желания и даже физической инициации. Тот, кто не любит мюзиклы и классические голливудские мелодрамы, не любит танцевать, не умеет одеваться, подбирать стильные безделушки и вообще держать квартиру в порядке, как пишет Гальперин, не может называться геем. Если Адели не нужен социальный лифт, если ее не интересует культура, если она хочет сохранить идентичность - «подчеркнуть женственность», как она объясняет Эмме смену стиля, - если она, наконец, хочет быть «училкой», рассматривая профессию как призвание, как предел реализации, а не как место, где перекантоваться в ожидании успеха в творческом поприще, то и в лесбиянках ей делать нечего. Перефразируя гендерную теорию, Адель еще должна стать тем, чем она является. Никому не нужно чистое желание, не оформленное в соответствии с положенными культурой правилами. Четыре с плюсом за секс, кол за идентичность. Мультикультурализм в фильме выступает в качестве своеобразного отражения сошедшей на нет волны эмансипации, которая поддерживалась в том числе и лесбийским движением, обнаруживающим в традиционных отношениях скрытое господство. Он победил, но классовые различия никуда не делись, скорее размножились. Каждая ранее подчиненная культура теперь представлена на всех иерархических уровнях - и сообщество школьников из пригорода, и группа бобо представляют собой гетерогенное собрание различий, людей разных цветов и культур, но такая «инклюзивность» нисколько не отменяет иерархического расслоения. В финале Адели в качестве компенсации предлагается именно мультикультурный выбор - душевный араб, который тоже не справился с культурными различиями и ушел из кино в недвижимость. Но и этого предложения она, по сути, не замечает (или уже не способна заметить) - араб выбегает за ней на улицу, но ее уже и след простыл, встреча не продлилась. Так же, как в «Уловке», не удалось закрепить отношения на уровне репрезентации, но и вернуться к некоему «натуральному» состоянию, в котором можно было бы говорить прямо, чего хочешь, не сопровождая речь культурными знаками, тоже не получилось. Вывод Кешиша, таким образом, вскрывает определенную двусмысленность и в тезисе в стиле Гальперина, и в перформативных теориях гомосексуальности (Джудит Батлер), которые поддерживали их в качестве элемента «эмансипационных» движений. Эмансипация, если следовать Нэнси Фрэйзер, автору Fortunes of Feminism, в 60-70-е выступила как альтернатива патерналистским и «перераспределительным» моделям социальной критики и поиска справедливости, поскольку позволяла вскрывать неявное господство и подчинение, содержащиеся в корпоративных моделях «солидарности». Фильм Кешиша, однако, указывает не столько на возможный союз эмансипации и неолиберализма (как в равной мере противников «традиционных ценностей» и сторонников освобождения от корпоративных уз) - хотя это и подразумевается озабоченностью в среде Эммы успехом, возможностями выставляться и продвигаться, - сколько на то, что конструктивизм эмансипации сам оборачивается ресурсом для воспроизводства иерархии. Эмансипация требовала признания сконструированных и перформативных отличий, но бессмысленно отличаться, если не отличаться в лучшую сторону. Признание уже само по себе способно поддерживать неравенство, то есть капитализироваться в нем. «Лучшая сторона» по определению доступна не для всех. Адель готова требовать признания, но не готова пускать его в оборот. (Инна Кушнарева, «Искусство кино»)

Язык нежности. Немного удручает или даже раздражает тот факт, что 'Жизнь Адель' Абделатифа Кешиша, многие в нашей стране воспринимают как жесточайшую пропаганду ЛГБТ-сообщества. Очень печально, ведь фильм совсем о другом. Кино получилось на редкость восхитительным. В эмоциональном плане это, безусловно, нереально высокое и особо выделяющееся. Проще говоря - шедевр. А все благодаря невероятно душевной комбинации: сценарий, режиссура, художественные решения и выдающаяся актерская игра. Каждая из этих частичек 'Адели' создает удивительный эффект присутствия и идентификацию себя с главной героиней. Роль Адели мастерски исполнила дебютантка Адель Экзаркопулос. Абделатиф Кешиш взял ее на роль после того, как он увидел, как она ест. На мой взгляд, это очень жизненный, сильный, но в то же время ранимый персонаж. Адель действительно очень близка и открыта зрителю. На протяжении всего фильма мы погружаемся в ее сознание, где ощущаем ее наивную доброту, смелость, вдохновение и, в конце концов, одиночество. Но самым лучшим персонажем фильма стала синеволосая Эмма, сыгранная Леей Сейду - главным секс-символом французского кино XXI века. Это очень обаятельная, харизматичная, привлекательная и сексуальная героиня. Главная фишка Эммы - нежность. Нежность по отношению к Адель, нежность по отношению к живописи и конечно же нежность по отношению ко всему окружающему миру. Блистательный персонаж и умопомрачительное перевоплощение, которое достойно моей киноманской похвалы. Большинство зрителей критикуют затянутость и излишнюю откровенность любовных сцен, называя их 'порнографией'. Я вынужден более чем категорически не согласиться с данным определением, ведь все показано очень красиво и по-настоящему страстно. Вообще, картина получилась очень красивой, а местами так и вообще живописной. Даже в первоисточнике, в комиксе «Синий - самый теплый цвет», не было такого ярко выраженного стиля, как в «Жизни Адель». Вообще, если сравнивать с комиксом, то фильм кажется более осознанной работой в плане стиля и подачи, хотя у обоих произведений можно найти сходства. Говорят, что Кешиш был очень строг и даже деспотичен на съемках 'Адели', но ему все же удалось поставить картину в некоторых традициях 'Новой Французской волны' и при этом построить свою собственную стилистическую и режиссерскую структуру, которая в дальнейшем может повлиять на судьбу мировой кинематографии. Хотелось бы вернуться назад и пояснить, почему это кино не является пропагандой ЛГБТ сообщества и почему я так сильно влюблен в этот фильм. Это кино заставило меня почувствовать теплую нежность со стороны тех, кто работал над этой картиной. Это очень редкий случай, когда фильм сделан с искренней добротой, любовью и лаской к зрителю. Еще никогда я не видел, чтобы женские сердца и страсть были так открыты ко мне с киноэкрана. То, что главные героини являются лесбиянками - мне плевать, так как это могла бы быть и история о гетеросексуальной любви. Если вы посмотрите этот фильм, то поймете что к чему. 'Жизнь Адель' - потрясающее кино, которое вдохновляет на нежность и спасает от одиночества. И если кто-то будет слепо ругать Абделатифа Кешиша и его труд, то мне, киноману, будет крайне неприятно. Друзья, просто посмотрите это глубокое и безупречно красивое кино! Я буду вам очень благодарен. (Иван Алонзов)

La donna e mobile. Отмеченное фестивальным триумфом кинопроизведение Абделатифа Кешиша одаряют критическими восторгами, не переставая титуловать его самым значимым фильмом начала двадцать первого века, воздвигая на пьедестал, в общем и целом, обыкновенную и отнюдь далеко не самую выдающуюся в художественном плане картину, главным достоинством которой, определяющим интерес и внимание творческого сообщества и соглядатаев со стороны является безусловное отражение перестроившегося европейского сознания, избавившегося от антагонизма сексуальной дифференциации, придя к половому равенству идей, идеалов и чувств. Теперь, как и во всем другом, сексуальные отношения пребывают в сфере свободного выбора и личных предпочтений, не избавленных от гомофобного презрения, но, тем не менее, лишенных ужаса угрозы, что демонстрирует чуть растерявшейся Адель одноклассник, не делающий тайны из пивной вечеринки в гей-баре, успокаивая струхнувшую девицу: «Ну и что в том того?». В самом деле, криминальным видится не вечер в специфическом заведении, а употребленное там по случаю пиво, которое, до совершеннолетия, пить не полагается. Успокоенная невозмутимостью приятеля, девушка отдается равновесному определению лучшего, испытывая предложенное методом проб, надкусывая напросившегося в кавалеры ухажера, чтобы, почувствовав горечь, выплюнуть его, вспоминая о сладких фантазиях, которые в ней пробудила встречная девушка с голубыми прядями окрашенных волос, породивших влечение, сравнить которое с естественным было лишь делом времени, определяя для себя лучшее, снимая чуть подвисший вопрос. Осязая время, фильм отражает оформившийся у европейцев переход от запретности однополой любви к ее равнозначности, представляя драматическую, наполненную многими перипетиями историю любви, сказать больше, историю первой любви, разворачивающейся в связи двух прекрасных, если не сказать обворожительных, девиц, которым, наряду с обжигающей страстью предстоит испытать холод отчуждения и обиды обмана, тесное сближение и опустошающий разрыв, жизнь до и после, в части первой и в части второй. В первой части командуют чувства, разжигая огонь в постели, в которой, сжигая время, режиссер ослепляет Адель экстазом взаимного проникновения с подругой, пристальными взглядами наблюдающей за своей партнершей, еще далекой от полноты жизни, заслоненной о нее горячим дыханием, трепетом губ и нектаром вожделенной плоти. Абсолютным победителем Канн ленту Кешиша сделал житейский смысл предложенной им истории, где сексуальность перестает быть аргументом, превращаясь лишь в элемент отношений, которые режиссер выводит за границы постели и ее исключительности, внедряя любовь девушек в традиционный контекст бытового и общественного, чужого и собственного, личного и группового, раскрывая иные грани чувств и чувственности, другие значения связей с привходящими персонажами и меняющимися обстоятельствами, ломающими жизнь Адель, переходящую от восторженности открытия к мукам сомнений и неразрешенным противоречиям, настигающих ее в стенах новых комнат и в обществе других людей, порождающих смятение и соблазны, привнося новое и унося старое прочь. Застольные семейные разговоры и дружеские вечеринки открывают Адель тему гражданских отношений и вместе с ней проблему социализации: папаша рассказывает ее подруге про семейное партнерство, а расположение галериста требует деловой респектабельности - так в романтические отношения вмешиваются быт и проза жизни, принуждая одну принимать решения, которые, со временем, оказываются не в пользу другой. Они не первые в общем ряду, квартирный вопрос ломал и не такие пары, однако пришедшее испытание становится стрессом для Адель, у которой кризис отношений совпадает с совершеннолетием и школьным выпускным и теперь она, горюя, исходит ревом и ходит с неизменно сопливым лицом беспомощного ребенка, силой заставляя себя собраться перед классом доверенных ей малышей, приобретая опыт наставничества, совмещающийся у нее с опытом личной жизни, которая развернулась и уже не течет. Режиссер знатно оттянулся на эротике, продемонстрировав свободу и беззастенчивость желаний, позволив нам лицезреть кувыркающихся в постели дев со всеми сопутствующими процессу звуковыми иллюстрациями, вызывая неподдельный интерес, обусловленный эстетикой участвующих в нем телесных форм и создаваемых ими конфигураций. Пожалуй, единственные моменты, где в равновесном состоянии находятся Адель Экзаркопулос (Адель) и Леа Сейду (Эмма). В иных эпизодах Адель ведет себя однообразно и предсказуемо, нервно завязывая и снова распуская волосы, страшно напрягаясь, чтобы мгновенно распустить нюни, то за что-то хватаясь, то что-то нервно теребя. Актриса плохо владеет руками, неважно контролирует свое состояние, лишь периодически интуитивно угадывая настроение и попадая в настрой своей героини. При этом приходится ставить под сомнение осмысленность роли и ее эмоциональную чистоту, тогда как у персонажа Сейду мгновенно улавливается лукавство и опыт, сквозящие в широкой улыбке, выжидательных позах и согнутых локтях - актриса не просто знает профессию, но вырабатывает состояние, формирует темперамент, провоцирует интерес. В целом же из девушек складывается вполне рациональный дуэт из наивности и опыта, открытий и эксперимента, стихов и прозы, пламени и льда, меж которыми возникает традиционный конфликт измены и предпочтений, любви пришедшей и уходящей, временной и вечной, одинаково опустошительной для всех участвующих в ней сторон, независимо от пола самих участников, одинакового или смешанного, кажется и на это у Кешиша оставлен намек. Несомненно, мировому успеху этой картины немало поспособствовало совпадение сюжета с цивилизационными трендами западноевропейского и американского обществ, прошедших достаточный путь, чтобы не отшатнуться от особой любви, выраженной в формально безупречном воплощении режиссерской мысли, обретающей духовную ценность чувств и высоту их творческой реализации, соединивших смелость с правдой, а гуманизм и безжалостной честностью, сделав равное - равным, с великим наравне. (gordy)