ИДИ И СМОТРИ (1985)
ИДИ И СМОТРИ

Великая Отечественная война, территория Белоруссии. 16-летний мальчишка Флера, откопав среди обрывков колючей проволоки, ржавых пулеметных лент и простреленных касок карабин, отправляется в лес к партизанам...

Белоруссия, 1943 год. Раздобыв винтовку, деревенский парнишка Флера (Алексей Кравченко) приходит в партизанский отряд. Командир отряда Косач (Любомирас Лауцявичюс), чтобы уберечь подростка, оставляет его при хозвзводе и пока не предполагает, какие испытания предстоят пережить людям в этом «тылу»...

МОСКОВСКИЙ МКФ, 1985
Победитель: «Золотой приз» (Элем Климов), Приз Международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ) (Элем Климов).
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КФ, 2017
Победитель: Премия за лучший восстановленный фильм (секция «Венецианская классика») («Мосфильм»).
МКФ В АВЕЛИНО, 1985
Победитель: Главный приз в конкурсе фильмов для молодежи.
МКФ В ТРОЕ, 1985
Победитель: Специальная премия.
ВСЕСОЮЗНЫЙ КФ (АЛМА-АТА), 1986
Победитель: Главный приз жюри (Элем Климов), Премия «За лучшее изобразительное решение» (Виктор Петров, Алексей Родионов), Премия «За лучшее звуковое решение» (Виктор Морс).

Последняя картина Элема Климова.
Первый раз фильм запустили в производство в 1977 году, однако за несколько дней до начала съемок Госкино потребовало кардинально изменить сценарий, что привело к закрытию картины и нервному срыву режиссера. Климов продолжал бороться за картину, и только в 1984 смог приступить к съемкам.
Двухсерийная лента основана на документальных фактах и обращается к «Хатынской повести» (1971 ) Алеся Адамовича, которая посвящена борьбе партизан против немецких оккупантов в Белоруссии во время Второй мировой войны. Кульминацией повести является уничтожение гитлеровскими карателями жителей одной из белорусских деревень, что позволяет автору провести параллели как с трагедией Хатыни, так и с военными преступлениями последующих десятилетий.
По словам режиссера, «Иди и смотри» - не является экранизацией «Хатынской повести»: книга была лишь "отправным импульсом", частично использовавшимся в качестве основы. В сценарий также вошли отдельные мотивы из романа-дилогии Алеся Адамовича «Партизаны» (1960, 1963) и его повести «Каратели» (1981 ). Но наиболее значимым источником стала книга «Я из огненной деревни» (1977), написанная Адамовичем совместно с белорусскими коллегами Янкой Брылем и Владимиром Колесником. Это произведение включало документальные свидетельства людей, переживших нацистский геноцид в Белоруссии.
Рабочее название сценария/фильма - «Убить Гитлера». Оно задумывалось в глобальном смысле, как призыв убить дьявольское начало, в первую очередь, в себе.
Исполнитель главной роли Алексей Кравченко, по собственному признанию, не собирался участвовать в кастинге и отправился туда по просьбе друга, который очень хотел сниматься в кино. Но на пробах заметили Алексея, и попросили его изобразить этюд «смерть матери». Демонстрируя горе мальчика, он непроизвольно заплакал, от чего многие члены комиссии даже прослезились. Климов «тестировал» Кравченко на способность к состраданию, устроив ему показ кинохроники со зверствами нацистов. После нескольких часов просмотра режиссер предложил будущему актеру чай с тортом, от которого подросток решительно отказался.
Для роли изможденного подростка Кравченко пришлось худеть. Решив, что соблюдать жесткую диету недостаточно, он начал бегать на большие расстояния.
На роль Глаши была утверждена студентка художественного училища Ольга Миронова. Это ее единственная роль в кино, окончив училище, Миронова стала школьной учительницей.
Если в 1977 году Климов предусматривал участие именитых актеров (Алексея Петренко, Стефании Станюты), то в 1984 отдал предпочтение малоизвестным и непрофессионалам. Например, сожженного заживо старосту деревни сыграл местный деревенский житель Казимир Рабецкий, который и в войну проживал в той местности где проходили съемки. Его предсмертный монолог был снят синхронно, без последующего озвучивания. Климов назвал его работу "актерским подвигом".
Съемочный период: март - декабрь 1984.
Место съемок: Березинский биосферный заповедник () в БССР.
Съемки проходили в хронологическом порядке.
Наземные транспортные средства, показанные в картине - .
Элем Климов, стремясь достигнуть максимальной достоверности в кадре, помимо пиротехники, использовал боевые патроны и настоящие снаряды. Для безопасности актеров и операторской группы во время съемки сцены обстрела трассирующими пулями они находились за бетонной плитой (высотой 1,5 и шириной 5 метров).
Оружие в фильме - .
Алексей Кравченко на всю жизнь запомнил съемки эпизода с расстрелом коровы: после попадания пули животное встало на дыбы, чуть не задавив актера.
Кадры фильма: ; ; .
В картине звучат фрагменты: вальса Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» (); опер «Валькирия» () и «Тангейзер» () Рихарда Вагнера; «Lacrimosa» из «Реквиема» () Вольфганга Амадея Моцарта; песен «Моя Марусечка» () Петра Лещенко, «Священная война» () Александра Александрова, «Коробейники» () Николая Некрасова и «Im Wald, im grunen Walde» ().
Цитаты: ; и текст фильма: ; .
В картине есть отсылки к ленте Луиса Бунюэля «Андалузский пес» (1929 ).
В ущерб подлинности, пришлось использовать «трасянку» - форму смешанной речи, в которой чередуются белорусские и русские элементы и структуры (). Схожее явление в Украине называется «суржиком». Алексей Кравченко признался, что на озвучивании было принято решение "сделать такой мутант русского и белорусского, потому что, если бы я говорил на чистом белорусском, никто ничего бы не понял".
Премьера: 9 июля 1985 (Московский МКФ); начало проката: январь 1986, 10 сентября 1988 (ТВ).
В 1985 году «Иди и смотри» был выдвинут от СССР на премию «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке», однако в шорт-лист не вошел.
Картина заняла шестое место в советском кинопрокате 1986 года: ее просмотрели 28,9 млн зрителей.
Англоязычные названия: «Come and See»; «Go and See»; «Go and Look».
Трейлеры: ; ; .
Официальные стр. фильма: ; .
В 1987 сценарий «Иди и смотри» был издан отдельной книгой в серии «Библиотека кинодраматургии».
Обзор изданий картины: ; ; .
«Иди и смотри» на Allmovie - .
О фильме на сайте Criterion Collection - .
«Иди и смотри» на сайте Russian Film Hub - .
О картине на сайте Turner Classic Movies - .
На Rotten Tomatoes у фильма рейтинг 97% на основе 34 рецензий ().
Лента оказала влияние на признанных мастеров кино. Эффект «глухоты и звона в ушах», испытываемого Флерой после разрыва снаряда, использовал Стивен Спилберг () в драме «Спасти рядового Райана» (1998 ). Немецкий журнал «Ikonen» также отметил влияние «Иди и смотри» на позднее творчество Терренса Малика (). Обладатель «Оскара», британский оператор Энтони Дод Мэнтл () считает работу Алексея Родионова () высочайшим достижением киноискусства, в особенности финальные кадры фильма.
Любимый советский фильм Дэнни Бойла ().
Кинокритик Роджер Эберт назвал последнюю работу Климова "одним из самых опустошающих фильмов о войне", где, по его предположению, "живые, должно быть, завидуют мертвым". Эберт признал, что картина - гораздо больше, чем простая аллегория, а лично он едва ли видел фильм, более безжалостно изображающий человеческое зло ().
«Иди и смотри» входит во многие престижные списки: «50 фильмов, которые нужно посмотреть, прежде чем умереть» (2006) (21-е место); «105 лучших фильмов мирового кино» (снятых не на английском языке) по версии журнала Empire (28-е место); «Лучшие фильмы» по версии главных режиссеров современности (2012) (36-е место из 100); «100 величайших фильмов на иностранном языке» по результатам опроса BBC (2018 ) (59-е место); «Лучшие фильмы всех времен» по версии издания Sight & Sound; «500 лучших фильмов» по версии журнала Empire (2008) (60-е место); «Лучшие фильмы» по версии сайта They Shoot Pictures; «100 лучших фильмов ужасов» по мнению деятелей жанра (Time Out) (100-е место); «1000 фильмов, которые нужно посмотреть, прежде чем умереть» по версии газеты Guardian (190-е место); «301 лучший фильм» по версии журнала Empire (2014) (290-е место); «501 Must See Movies» (442-е место); «The 1001 Movies You Must See Before You Die» (724-е место); «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Роджера Эберта; «Лучший фильм 1986 года по опросу журнала Советский экран; «Самые кассовые фильмы в прокате СССР» (390-е место в общем списке); «100 лучших фильмов» по версии гильдии кинокритиков РФ (63-е место); «Рекомендации ВГИКа» и др.
Рецензии: ; .
Как снимался «Иди и смотри» (Фильм о фильме, 1985) - .
Элем Климов о своей картине - .
Алексей Кравченко о съемках «Иди и смотри» - .
Видео: Как «Иди и смотри» передает ужас войны - .
Элем Климов (9 июля 1933, Сталинград - 26 октября 2003, Москва) - советский кинорежиссер и сценарист. Первый секретарь правления СК СССР (1986-1988). Народный артист РФ (1997). Подробнее - .
Алексей Гуськов. «Элем Климов - жизнь на грани» - .
Алесь Адамович (3 сентября 1927, дер. Конюхи, Минский округ - 26 января 1994, Москва) - белорусский советский писатель, сценарист и литературовед, критик. Доктор филологических наук (1962), профессор (1971), член-корреспондент АН БССР (1980). Подробнее - .
Надежда Белохвостик. «Быков сравнивал Адамовича с генератором» - .
Алексей Кравченко (род. 10 октября 1969, Москва) - советский и российский актер театра и кино. Народный артист РФ (2020), Заслуженный артист РФ (2007). Лауреат Государственной премии РФ (2003). Подробнее - .
Интервью с Алексеем Кравченко (2005) - .

ИСТОРИЧЕСКАЯ ОСНОВА ~ С 1940 года германскими правительственными структурами разрабатывался план «Ост», предполагавший культурное опустошение завоеванных территорий на востоке и физическое уничтожение значительной части их населения. Авторы плана рассчитывали уничтожить или переселить в Сибирь три четверти населения Белоруссии. Оставшихся жителей предполагалось превратить в рабов, лишив их каких-либо прав, а территорию республики использовать для выращивания нужных, но непригодных в пищу растений, например, кок-сагыза (каучуконос из рода одуванчик). Документы плана «Ост», «Инструкция об особых областях к директиве № 21 (план «Барбаросса»)», «О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых полномочиях войск», «Двенадцать заповедей поведения немцев на востоке и их обращение с ... русскими» и другие директивы Гитлера освобождали нацистских солдат от ответственности за преступления и возводили зверства по отношению к мирному населению в ранг государственной политики. ~ Власти Третьего рейха приступили к реализации геноцида с первых дней войны. Согласно данным мемориального комплекса Хатынь, всего немцы и коллаборационисты провели в Белоруссии более 140 крупных карательных операций; коренное население уничтожалось, угонялось в лагеря смерти или на принудительные работы в Германию. Итогом нацистской политики геноцида и «выжженной земли» в Белоруссии стали 2 230 000 человек (каждый четвертый), уничтоженных за три года оккупации. В ходе карательных операций было уничтожено вместе с населением 628 населенных пунктов, из которых 186 так и не были восстановлены, так как были убиты все их жители. ~ В ответ на зверства оккупантов стали формироваться партизанские отряды. К концу 1941 года в рядах партизан сражались 12 000 человек в 230 отрядах. Численность белорусских партизан к концу войны превышала 374 тысяч человек. Они были объединены в 1255 отрядов, из которых 997 входили в состав 213 бригад и полков, а 258 отрядов действовали самостоятельно. ~ 22 марта 1943 года два взвода 1-й роты 118-го полицейского охранного батальона попали в засаду, организованную партизанским отрядом «Мститель». В ходе боя были убиты трое и ранены несколько карателей. Для преследования партизан была вызвана помощь: из Логойска прибыла часть зондербатальона «Дирлевангер», а из деревни Плещеницы - часть 118-го украинского полицейского охранного батальона. Каратели расстреляли 26 жителей деревни Козыри, которых заподозрили в содействии партизанам, и в тот же день ворвались в деревню Хатынь. После кратковременного боя партизаны отступили под давлением значительно превосходящих сил противника. Каратели не стали их преследовать, а учинили расправу над жителями Хатыни. В огне погибло 149 человек, включая 75 детей. Название деревни впоследствии стало символом нацистских преступлений, и именно этот эпизод войны, по словам режиссера фильма, Элема Климова, подтолкнул его к созданию «Иди и смотри».

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ ~ Действие фильма происходит в оккупированной Германией Белоруссии в 1943 году, однако авторам удалось выйти далеко за рамки описания героической борьбы белорусского народа против немецко-фашистских захватчиков. Помимо оккупантов и населения в фильме действуют и другие группы - партизаны, коллаборационисты. Все вместе они создают многоцветное и многослойное полотно, состоящее из человеческих характеров, попавших в страшные, неестественные обстоятельства. Почти все герои фильма (за исключением немцев) разговаривают по-русски с сильным белорусским выговором, что очень сильно добавляет достоверности. ~ В центре повествования - судьба юноши с незрелой, детской психикой, который на протяжении двух с небольшим часов, на глазах зрителей, проходит через настоящий ... ад, от чего лицо его приобретает выражение старческой гримасы. Это хорошо заметно в конце фильма. Но мальчик, пройдя через ужасы войны, сохранил в себе нечто человеческое. Это можно понять по следующему эпизоду. Когда он расстреливает на земле портрет Гитлера, параллельно идет нарезка документальных кадров с участием фюрера. Флера стреляет в каждое "воплощение" Гитлера, но, когда хроника показывает фото Шикельгрубера-ребенка на руках у матери, Флера опускает оружие. Эпизод создает ощутимый контраст с тем, как час назад немцы сожгли белорусских детей в амбаре, показывая разницу "мы - они". ~ Блестяще в фильме «Иди и смотри» выведен образ немцев. Всю первую половину ленты они не персонифицированы, и оккупация Белоруссии выглядит как нападение инопланетян. Немцы возникают в виде пролетающего самолета-разведчика, разрывов снарядов, бутылки, выброшенной пилотами из самолета. В кадре их почти нет, но присутствие врага чувствуется почти физически. Во второй половине картины, изображающей уничтожение деревни, немцы выглядят людьми, утратившими человеческий облик, не выдержавшими постоянного психологического давления, вызванного одновременно страхом и безнаказанностью. В самой последней сцене они уже строго персонифицированы - среди них ясно видны бюргер, трус, фанатик. ~ В фильме, полном ненависти и жестокости, авторы нашли место для лирической линии, которую олицетворяет образ девушки Глаши, которая влюблена в командира партизанского отряда Косача. ~ Глубокая историческая и культурологическая проработка избранной темы позволила создать фильм, который является одним из крупнейших шедевров кинематографа, посвященных Второй мировой войне. Для зрителя, который хотя бы в какой-то степени знаком с темой, каждый кадр приобретает собственное значение.

ИНТЕРВЬЮ С ЭЛЕМОМ КЛИМОВЫМ Ирина Рубанова: Признаюсь, для меня все еще остаются загадочными несколько моментов, связанных с фильмом «Иди и смотри», хотя ты, спасибо тебе, посвящал меня и в первичный замысел, давал читать сценарий «Убить Гитлера», и в некоторые перипетии работы и прохождения окончательного варианта картины. Одна из загадок состоит в том, как возник этот замысел. Меня интересуют и внешние обстоятельства, и внутренние побуждения: какому моменту твоего самочувствия, твоего душевного состояния оказалась созвучна «Хатынская повесть» Адамовича. Ты говорил о своих воспоминаниях - Сталинград, эвакуация, послевоенные годы... Не было желания на этом строить фильм? Элем Климов: Что-то в мозгу мелькало, но... ... - До дела не доходило? - До дела не доходило, хотя я и думал, что когда-нибудь что-то личное о войне сделаю. А потом эти поиски и сомнения привели меня к Адамовичу. И круг замкнулся. Но была еще иная, глубинная причина - недовольство собой после «Агонии», о чем я талдычу давно и постоянно. Оно возникло сразу после завершения фильма - меня совсем не удовлетворяет то, что я с этим материалом сотворил. Много видимой, навязчивой режиссуры, и много вещей, которые не сделаны по-настоящему, учитывая, что я имел превосходных исполнителей, ну хотя бы Алексея Петренко. - Какой он исполнитель, выяснилось ведь только в процессе работы. - Я как-то с «Агонией» внутренне быстро рассчитался, и возник некий комплекс недовольства собой. Мне казалось, что я сквозь пальцы пропустил замечательный материал, который давал возможность и режиссеру, и актерам, и всем прочим сделать нечто иное. Потому что теперь - фантасмагорический момент! - если бы я снова делал этот материал, делал бы его по-другому, совсем по-другому. - Изменилось время, изменился ты... - Это отговорка. Так каждый может по любому поводу сказать. Я стал искать материал, где бы мог реабилитировать себя в собственных глазах. Довольно скоро кто-то подсказал мне «Хатынскую повесть» Алеся Адамовича. Она меня сразу захватила, сразу. Мы вскоре с ним познакомились, с Алесем Адамовичем... - Все это происходило до того, как Лариса стала снимать «Восхождение»? - До того. Сейчас я тебе скажу когда. «Агония» закончена в 75-м, значит, мы уже в начале 76-го начали с Алесем работать. А Лариса тоже в 76-м снимала «Восхождение», так что это происходило параллельно. Мы долго и мучительно писали сценарий, фильм рождался сложно. Но надо сказать, что Адамович меня познакомил с другой книгой, инициатором которой он был, - «Я из огненной деревни». Это книга свидетельств людей, которые пережили Хатынь, чудом остались живы. Ты знаешь, Адамович, Янко Брыль и Владимир Колесник за свой счет, на своей старенькой машине, с магнитофоном и с фотоаппаратом объездили огромное количество белорусских деревень, выискивая этих людей. Нашли, записали, сфотографировали, даже пластинку вложили гибкую в эту книгу. - Это документальная книга? - Документальная. Может быть, один из фрагментов окончательной правды о войне. Потом Алесь Адамович и Даниил Гранин тем же методом сделали «Блокадную книгу». Это тоже книга свидетельств. Я к тому, что «Хатынская повесть» - художественное произведение. А вот эти документальные книги - они мера правды. Ее, эту правду, уже нельзя не принимать во внимание. - Ты имеешь в виду правду записанных событий? - Саму запись событий, детали, ощущения людей, масштаб этих событий... Немцы быстро захватили Белоруссию, Минск пал, по-моему, через семь дней после начала войны. Сперва людям казалось: все не так страшно, жить можно. Хотя, естественно, бои, жертвы первые - словом, война. Но потом выяснилось, что жить невозможно, а белорусы умеют сопротивляться. Немцам это не понравилось... События в Белоруссии не вписываются в план «Ост» - план уничтожения восточных славян. Я читал инструкцию Гиммлера (она приведена в «Огненной деревне»), где, в частности, предлагается уничтожить все или почти все население Белоруссии, оставив лишь минимум людей-рабов, чтобы они строили на этой территории немецкие колонии. Распахать всю Белоруссию, изменить полностью ее природу, чтобы это было некое гигантское поле, засеянное коксогызом (из коксогыза добывается только резина, в пищу он не идет). Поэтому Адамович правильно говорит, а он знает лучше меня этот вопрос, - на территории Белоруссии проводилась репетиция того, что постепенно в той или иной форме должно было случиться со всеми покоренными народами Европы. И по этим причинам в Белоруссии настал ад, ад геноцида, когда жгли, убивали, уничтожали. Что там творили каратели, никакое воображение, даже безнадежно больное, не в состоянии представить. Я знаю столько случаев, которые в фильме показать невозможно. Ну невозможно на это смотреть. Как сожгли, например, одну деревню - взрослых всех согнали в амбар, а детей оставили. А потом, пьяные, окружили их с овчарками и заставили овчарок съесть детей. То есть это уже убийство как извращение. - Шабаш смерти. - Детей сажали на колья в заборе... - Наверное, что-то такое гнойное вскрывала в человеке эта работенка. - То самое, о чем Достоевский сказал: «Человек - это бездна. Ты в нее смотришь, а она смотрит в тебя». Оттуда может такое выползти из человека? Это важная линия фильма: во что могут превратиться люди, когда переступают порог нравственности, морали. Это уже не война, а тотальное убийство и озверение. Короче. После встречи и разговоров с Адамовичем я вдруг ясно понял: вот она, моя тема, где можно святое дело сделать, рассказать о величайшей трагедии целого народа, о войне, которая, как мы сейчас говорили, перерождается в подобие ада. И посмотреть на человека в пограничной, экстремальной ситуации: что он такое есть и что он может выдержать. И увидеть, насколько сильны человек и народ, который может такое вынести. - Хотелось бы понять, как возникла шоковая эстетика фильма, его, я бы сказала, режущая острота. Кому-то это нравится, кого-то отталкивает, здесь впечатления и суждения разделились, ты знаешь об этом. Многие наши критики и зрители, а также восточные немцы (с которыми мне приходилось разговаривать) недоумевают вот по какому поводу. Тема законная, не придуманная, взятая из жизни, это бесспорно. Но обращение с материалом, эстетическое его формирование вызывают вопросы. Подобное отношение к материалу было в первых советских фильмах об ужасах войны «Она защищает Родину», «Радуга». Но тогда это преследовало и агитационную цель, подобно военным плакатам и легендарному стихотворению «Убей его». Что ты можешь сказать на этот счет? Если тебе захотелось восстановить именно детские, первичные ощущения от войны, сформированные, в том числе, и теми фильмами и плакатами, то почему, по какой причине? - От подобной критики мы защищены тем, что народ не забыл ничего, он не может забыть. Эта память продолжает жить в генах детей и внуков, еще живы многие, кто сам пережил все это. И она, эта война, вошла в кровь народную. Никакие мемориалы, какими бы прекрасными они ни были, как тот же Хатынский, не могут унять эту боль и заглушить память, понимаешь? - Все так. И одновременно «Иди и смотри» - весьма эстетизированная вещь. - Там многое красиво, ничего не скажешь. - Ты не делал белорусскую картину. - Нет, естественно, тема шире. - Надо начать с того, что это универсальная картина. - Мы сейчас к этому подойдем. Но конкретика фильма вся белорусская, и все, кто снимался, - белорусы, которые видели войну или хорошо о ней знают. - Кроме Алеши Кравченко... - Да. Очень важно было насытить его информацией, «перевоплотить» его в белоруса, да и он очень постарался. Кстати, он хорошо говорит по-белорусски, сам научился. Знаешь, говорят: тот, кто забывает свое прошлое, обречен пережить его заново. А сейчас мир так тревожен, каждый день на Ближнем Востоке, где-то еще свершаются свои Хатыни. Убивают женщин, детей, беззащитных людей, в общем, расправляются с народом и вершат его судьбы. Кто-то сказал, что Хатынь была репетицией Хиросимы, что это наша Хиросима. А Хиросима - репетиция того, что с нами всеми может произойти. После этого уже ни фильмов, ни критики фильмов больше не будет. Мир чреват огромными опасностями. Теперь о том, о чем ты спросила. У каждого человека как бы два сознания - бытовое и высокое... - ...историческое. - Высокое сознание отличает человека от других существ. Но живем мы бытовым сознанием, и как бы там ни кричали газеты, что бы ни показывал телевизор, бытовое сознание побеждает. Чтобы бытовое сознание стряхнуть, поднять зрителя к высокому сознанию, то есть вернуть его к его сути, необходимо потрясение. Для этого требуются острые, шоковые формы. Фильм называется «Иди и смотри», ты, конечно, знаешь, что это рефрен Апокалипсиса. Вот сумма причин, по которым мы шли этой дорогой. Когда мы начали работать, мы другого пути не видели, кроме как добираться до подлинных фактур поведения наших персонажей. Чтобы зритель оказался как бы сам в центре этих событий и забыл про режиссера, оператора, художника, актеров... Многие говорят, что с определенного момента картины про нас забывают, и слава богу. В какой-то мере фильм «Восхождение» добился этого эффекта отождествления, когда кажется, что вроде как с тобой все эти катаклизмы происходят. - Что ты думаешь о насилии в искусстве? Не только в связи со своим фильмом. Видел ли ты картину Пазолини «Сало, или 120 дней Содома», кстати, тоже о войне и фашизме, которая дальше всех ушла по этой дороге? - Нет, не видел, к сожалению, не вышло. - Но видел, наверное, что-то другое. Такого много в современном кино. И не происходит ли через показ этих безумных ужасов и безмерных страданий выработка зрительской привычки к ним? Согласись, ведь такая опасность есть. - Да, конечно, происходит привыкание к насилию. - Скажем, «Ночной портье». Очень сильное произведение, но там измывательства над человеком, унижение его достоинства облачены в какую-то зловещую красоту. - Важна авторская позиция. Показ насилия - это протест против него или мода, коммерция? Тут эффект снежного кома. Показал насилие - в следующем фильме надо поперчить еще крепче, а потом еще и еще, и у зрителя вырабатывается привыкание, что-то похожее на наркоманию. А если к тому же здорово сделано, испытываешь соблазн и самому совершить нечто подобное. Кинематограф показывает жизнь в формах самой жизни, и часто для фильмов - западных, в частности, - специально придумывают сюжет, чтобы показать насилие. В картине, о которой мы ведем речь, это непридуманное насилие, такое было... Мы только отражаем то, что было. - Происходит, с одной стороны, привыкание зрителя, а с другой... - ...эскалация насилия в жизни. Насилие заполонило мир, въелось во все его поры. Почему люди убивают, насилуют, истязают друг друга? У меня нет ответа на этот вопрос, но он меня преследует. - Уже сорок лет, как кончилась Великая война, и сорок лет мир не живет без войны. Война идет именно в этих, в бандитских формах. Война без правил, когда на маленькие народы наваливается гигантская сила. Процесс насилия предполагает жертву и насильника. Насильник ведь тоже человек. И как таковой он, наверное, тоже является предметом искусства. - Да, безусловно. - В «Иди и смотри» есть эта тема, хотя она и не основная. - Правильно, не основная, но она присутствует. Потому что кто это все делает? Это же люди делают. Как бы мы их там ни обзывали, но это люди. Почему одни жертвы, а другие - насильники? И во что могут превратиться и те, и эти? - «Иди и смотри» может быть причислен к огромному, длинному ряду фильмов антивоенных, антифашистских. У подобных картин всегда есть две духовные доминанты: с одной стороны, страдания безмерные, ужасы невиданные, а с другой - сопротивление, несмотря на все страдания. Почти во всех фильмах, согласись, начиная с самых ранних - «Она защищает Родину», «Рим - открытый город», «Пепел и алмаз», - во всех выдающихся фильмах есть тема сопротивления, желание сохранить честь свою или народа. Даже не честь, а просто... - ...свое будущее сохранить. - Сохранить будущее - эта тема очень сильно реализована. - Есть как бы внутренний аспект: во что война может превратить крестьянского мальчика, а он ведь плоть от плоти своего народа? Обстоятельства могут превратить его в монстра, в нелюдь, в убийцу - в общем, обстоятельства против него. И для этого нам понадобился монтаж хроникального в основном материала: время откручивается назад, перед нашим героем младенец Гитлер, и мальчик должен решить, стрелять в младенца или не стрелять в младенца. Он не стреляет, хотя и помнит, что это невинное создание, став взрослым, сделало с его народом. - У Брехта есть: «Еще способно плодоносить чрево, которое... - ...вынашивало гада«. Мы предоставляем нашему герою право расстрелять, так сказать, историю. - Это фигура речи и историческая гипотеза. - Естественно. Но мы психологически подводим мальчика к этому. - Как хочешь, но то, что этот мальчик не стреляет в мальчика Гитлера, - неправда. Я в это решительно не верю. Этот мальчик будет стрелять. - Ну, хорошо, это авторское предположение. - Это больше, чем просто авторское видение. Это манифест, некий гуманистический проект. А вот скажи, пожалуйста, права я или нет, что огромная сцена острова изгнания связана с темой самостояния, с которой и я себя связываю внутренне, когда думаю, как выстоять, сохранить себя, не дать себя исказить - ни угодничеством, ни сотрудничеством, ничем? Эта крестьянская массовка, причитающая всеми голосами столетнего фольклора, ведет основную тему духовного сопротивления объятых ужасом, но все же несломленных людей, сохраняющих в себе человеческое. - Они остаются людьми, и, конечно, этот остров в значительной степени метафора или модель истории. То есть когда Алексей соединяется с теми, кто на острове, а потом снова от них уходит, он чувствует себя одним из них. Поэтому я и говорю: он несет тему народа. А потом он опять попадает в эту деревню несчастную, где вместе со всеми оказывается в кошмарных обстоятельствах. Поэтому то, что он один вышел оттуда, словно бросил их там, - груз на его совести. Кстати, я консультировался с психологами, с психиатрами. Вернее, еще сценария не было, я им просто задал вопрос: что может произойти с человеком после такого стресса? Сойдет с ума? Но мы не хотим клиники. Мне ответили: он уснет, сон - спасение для организма. Герой наш тоже уснул, потому что иначе сошел бы с ума. Многие жертвы из «огненных деревень» рассказывают и другое: «Я уснула под трупами, когда всех расстреливали. Потом каратели ушли, я выползла, смотрю: все лежат - дети мои здесь, родные, все соседи лежат, все убитые, никто уже не шевелится, вечер. Я пришла на берег реки и поняла, что никого уже в мире нету, я одна. А что ж я жить-то буду? Я решила утопиться». - Мы уже говорили о том, что незнакомые зрителю лица на экране гарантируют фильму дополнительную подлинность. - Мы руководствовались принципом снимать в предельно подлинных обстоятельствах. - В первом варианте все-таки предполагалось участие известных актеров. Стефания Станюта должна была играть. - Она не была тогда известной актрисой... Я предполагал, что старосту сыграет Петренко. Но, в общем, все это были игры... Знаешь, может, и хорошо, что я не тогда, а сейчас этот фильм снимал. Что-то во мне изменилось за эти годы. - Ты считаешь, что принцип работы с непрофессионалами себя полностью оправдал? - Другого пути я не видел и не вижу. Если бы я сейчас начинал фильм, вообще ни одного актера в нем не было бы. - Большинство из непрофессионалов были причастны к тому, что предстает на экране, и таким образом они возвращались к себе, а не влезали в чужую шкуру? - И понимали, для чего они это делают. Старик, который старосту играет, на этом острове был. Он и начинает фильм. Но чтобы оценить его актерский подвиг, надо понимать психологию и особую этику деревенского человека. Его, совершенно раздетого, а вокруг четыреста баб, дети, полкилометра несут по болоту на носилках, потом кладут на мокрый мох, все вокруг стоят, а он еще должен монолог произносить. Это не так просто для него, он же не актер. Тем не менее мы синхронно этот кусок сняли, он сам все сказал, это его голос. - Я была уверена, что это актер. - А вот и нет. Это и есть наш старик. Казимир Рабецкий. - Поляк. - Да. Человек, очень пострадавший в войну, с пробитой головой, с туберкулезом. И недавно его дочка погибла. В общем, многое на его долю выпало, но он не потерял ни жизнелюбия, ни юмора. Какой-то он жутко живучий. И талантливый человек. Важно было проявить в них эту память, задеть за живое. Много пожилых людей снимались, а работали мы как раз в тех местах, где все в войну и происходило. Там буквально каждая деревня пострадала. О чем бы ни зашел разговор, через две минуты он переходит на войну. Невозможно от этого уйти. И поэтому они снимались. Нам их и жалко было, потому что они должны были второй раз все пережить. Мы, признаюсь, довольно жестко, серьезно с ними работали. А люди все-таки наивные. Кто-то пустил слух, что их действительно сожгут, мол, бегите отсюда, киношники - это такие черти, они все могут сделать. И когда мы подожгли амбар, вокруг стояла огромная толпа, ждала этой съемки. Мои помощники предложили трех-четырех человек в амбар завести, чтобы они из окон высовывались, а потом через заднюю дверь оттуда выбежали. Там через десять секунд уже бы все погибли, трагедия произошла бы. И вдруг во время съемки я слышу вой за спиной. И думаю: вот какое впечатление зрелище производит. Нет, оказывается, один шутник - он играет переводчика с завязанной шеей - пошутил: ну, говорит, бабы, ничего, не горюйте, там всего семь человек осталось. И такой вой поднялся! - Знаешь, мне, честно сказать, не нравятся в картине пустые горящие дома. Может быть, этим бабам и кажется, что там кто-то есть, а я вижу, что горят декорации... - А это не декорации, мы жгли пустые деревни. - По-моему, ты отходишь от своих же принципов подлинности. Я бы это убрала. Я думаю, что и ты, и Адамович, видимо, отдавали себе отчет, что картина может вызвать сильное недовольство публики в других странах, прежде всего в Германии. - Мы это понимали, конечно, но менее всего этим заботились. - Вы считали, пусть они сами разбираются? - Конечно. Вот один, кстати, западный немец, молодой, умный человек - он очень высоко оценил картину - подошел после просмотра и сказал мне: «Элем, это мы должны были сделать эту картину. А сделали вы». - В том-то и дело. Об этом и мой вопрос. - Но они же не делают об этом картины. А ты знаешь, что про Хатынь никто в мире не знает? Никто. Про Катынь знают, поскольку вокруг нее много сложных борений. Катынь - это под Смоленском, Катынский лес. А Хатынь - одна из тысяч сожженных немцами белорусских деревень. Про нее все забыли и не хотят ничего знать. - Не знали, это же война в тылу. - У нас же пишут, что-то издают на эту тему. - Адамовича не издают. - Не хотят люди это вспоминать. - Конечно. Как мы не хотим про Катынь, извини меня, вспоминать. Есть ли у тебя намерения в ближайшее время работать и над чем? - Намерения-то есть, но... - А силы? - Силы вроде бы есть. - А возможности? - Я хочу «Бесов» делать. Мечтаю давно, ты знаешь, и вроде как к этому подошел. Как мне кажется, смогу. Может, практика покажет обратное, но сейчас у меня такое чувство, что смогу. Вопрос в том, как это дело решится, дадут - не дадут... Мне сказано было: «Да нет, да зачем, ты же знаешь, сколько в этом романе напластовано всякого...» С него, с романа, еще не сняты обвинения. Я говорю: «Может, хватит? Уже новые времена». - Обвинения сняты. Если в Госкино не знают об этом, их надо просветить. - В общем, разговор такой: «Давай-давай, подумай, я там посоветуюсь, ты тоже подумай, перечитай...» - А не хочешь что-нибудь этакое беззаботное сделать? - Беззаботное? Ну вот у нас был сценарий с братом Германом, он, правда, не очень беззаботный. Приключения немца в России XVIII века. - Ничего себе беззаботный сценарий! - Ну да, страшненький, но там много смешного. - К тому же гигантская постановочная работа! - Да, гигантская. - Значит, ты теперь хочешь только эпопеи делать? - Нет, просто прилив энергии имеет место. - А просто для разрядки ничего не предполагается? - На разрядку все равно уйдет два года, понимаешь? Никуда не денешься, таков процесс. Два года я на разрядку пущу, мне будет уже пятьдесят четыре. А в пятьдесят четыре сложнее, чем в пятьдесят два, большую картину делать, такую, где надо действительно выложиться. - А так ты пять лет будешь пробивать тему. - Посмотрим. Хотя энергия и бродит, а мне надо поехать отдохнуть. Я все-таки год работал без выходных... (Ирина Рубанова, «Бездна. Портрет Элема Климова» / «Искусство кино», сентябрь 1985)

ИНТЕРВЬЮ С АЛЕКСЕЕМ КРАВЧЕНКО - Леша, картина "Иди и смотри" страшная по степени своей откровенности, и тебе, наверное, пришлось испытать нешуточный стресс во время съемок? - Нет, не было никакого стресса. Для меня единственная сложность была в том, что я был такой розовощекий, а мне надо было играть заморыша. Так что приходилось держать себя в рамках в еде и даже голодать - строго по схеме, 48 часов в неделю. Режиссер Элем Германович Климов никогда ничего от меня не требовал, но я знал, что он верит в то, что я делаю, и я понимал, раз этот человек в меня верит, то ... я сделаю все. Никакого ущерба морального и психического мне не было нанесено. Хотя ходило много разных слухов, говорили, что Климов повесился, Кравченко сошел с ума и его лечили три года. Хотя на самом деле я три года служил на флоте.. - А как получилось, что на эту роль выбрали тебя? - Абсолютно случайно. Я был далек от искусства. Но мой одноклассник попросил меня съездить с ним за компанию на пробы. Мы приехали рано утром на Мосфильм, там была куча народа. Ну, и как это всегда бывает, тот, кто очень хочет, не получает, а тот, кто даже и не думал об этом, проходит. Им был нужен светловолосый голубоглазый мальчик, и меня заодно со всеми сфотографировали. Потом пригласили на пробы, я их прошел. - Как твои родители отнеслись к этому? - Меня воспитывала мама. Мне кажется, что она до последнего не верила, что я попаду в картину, пока она уже не видела меня на съемках. Съемочный период продолжался 9 месяцев, и Элем Германович очень боялся, что приедет мама и заберет своего сына. Но в итоге он разрешил ей ко мне приехать. И она меня очень поддержала. Я не могу объяснить это чувство, когда в тебя верят. Мне было так приятно, что меня считали взрослым. От этого я готов был многое сделать. - Ты на год выпал из учебного процесса, удалось компенсировать отставание? - Я ушел на съемки в конце 6 класса, под летние каникулы, так что пропустил не год, а меньше. На съемках и Элем Германович, и вся группа заставляли меня учиться с репетитором. Но я задвинул эту учебу подальше. На самом деле было трудно, я приезжал со съемок и просто падал, иногда не умываясь, и засыпал. Ко мне на всякий случай приставлен был врач-психотерапевт. Все боялись, что начну вскрикивать во сне. Но мне бы только отоспаться и на гитаре поиграть. У меня был творческий подъем, и я там насочинял кучу песен. Я ведь жуткий фанат музыки. - Когда ты вернулся в школу, от девчонок, наверное, отбою не было? Голова не закружилась от славы? - Конечно, приятно, когда тебя узнают, но чтобы "зазвездеть" - этого не было. Я остался таким же, каким и был. Класс меня принял очень хорошо. А что до девчонок, то я с детства женолюбив. В четвертом классе уже начал дарить цветы, духи девочкам. Никогда не было такого, чтобы я был один. Как это так, я без девушки не могу. Без девушки - тоска, а не жизнь. Считается, что девушка должна быть красивой, длинноногой, а бывает все наоборот: все в ней вроде как-то не так, а она притягивает. Может ни слова не сказать, мимо пройти, а ты понимаешь, что она приятная. Ну вот, в 10 класс я решил не идти, а поступил в техническое училище, потому что надо было куда-то деваться до службы. Не могу объяснить почему, но мне больше не хотелось сниматься. Отучился я в училище ради галочки и ушел служить на три года. С одной стороны, служба меня многому научила. С другой - честно скажу, второй раз я бы туда не пошел. Как говорится, потеря времени. Пришел со службы и женился. Мы с Алисой познакомились за полгода до дембеля, когда я приезжал в отпуск. У нас сын Алеша. Я обожаю и ее, и его. [...] (Виталий Сычевский. «Семья», 12.1999)

1943 год. Белоруссия оккупирована немцами. Шестнадцатилетний мальчишка Флера решает уйти к партизанам. Там он знакомится с девушкой Глашей. В этом фильме как ни в каком другом показана трагедия ребенка на войне. Глаша - юная девушка, она только-только начала взрослеть, ей хочется нравиться мальчикам, она мечтает о красивых платьях и ярких бусах, чтобы быть привлекательной и манкой. И Глаша - в лесу, на войне - надевает легкое воздушное платье, понимая всю нелепость происходящего и бросая тем самым вызов ужасной действительности. И Флера в начале картины совсем ребенок. В конце, пройдя через недетский ужас и страх, подросток становится взрослым, пугающе взрослым - ... его лицо искажено старческими морщинами, а в душе не осталось места для любви... («Мосфильм.ру»)

Ненужные ветераны и веселье в блокаду: Изнанка войны в советском кино. Десять советских фильмов о войне, которые сегодня могли бы запретить из-за некомфортных для общества и государства тем. [...] «Иди и смотри» (1985), режиссер Элем Климов. Неудобная тема: коллаборационизм - массовые расправы (и не только над евреями) на оккупированных нацистами территориях осуществляют свои же, ставшие полицаями (). В последнем фильме Элема Климова сошлись темы ребенка, лишенного детства из-за войны, и массового коллаборационизма. До сих пор темы сотрудничества местного населения с нацистами, Отечественной как второй Гражданской и участия в геноциде ради сведения личных счетов фактически табуированы. В фильме самые активные и ... отвратительные палачи говорят на русском и белорусском, а вовсе не по-немецки. [...] (Андрей Гореликов, «КиноПоиск»)

Алексей Кравченко: «Сидеть на однотипных ролях неинтересно» [...] - В вашей фильмографии много известных картин: «Иди и смотри», «Девятая рота», «Звезда». Расскажите, какую роль считаете самой значимой, самой любимой. - «Иди и смотри». Хотя на самом деле все картины любимые. Я всегда вкладываю частичку себя в работу, неважно, полный ли это метр или сериал. В сериалах тоже, пускай это и телевидение, а не большой экран, все равно нужно стараться работать по-честному. Хотя разница все же есть, потому что, когда снимаешься в полном метре, ты можешь на премьере от дыхания зала почувствовать, правильно ли ты отработал или неправильно. Видишь реакцию зрителя ... и, если зал реагирует правильно, так, как я задумывал, значит я сыграл хорошо. И в этот момент мне возвращается обратно та энергия, которую я затратил во время съемок. А на телевидении этого не происходит: ты отработал, а что показывают, как правило, ты не смотришь. Сложно на самом деле выделить из ролей какую-то одну, но с «Иди и смотри» я начал, и я счастлив, что мне удалось поработать с таким гениальным режиссером, как Элем Климов, который научил меня всему: как работать в кино и как вообще относиться к профессии. [...] (Георгий Сульгин. Читать полностью - )

24 фильма о Великой Отечественной войне: Самые известные и самые неожиданные. От последнего мирного лета до весны 1945-го, от летчиков до партизан, от Ленинграда до Сталинграда - выбрали 12 главных тем нашего военного кино и проиллюстрировали каждую двумя фильмами. Первый - относительно традиционный, признанный шедевр или народный хит. Второй - странный, неожиданный, забытый или новаторский для своего времени. [...] Геноцид. «Иди и смотри». Любой фильм о геноциде - это кино на грани, которое трудно назвать мейнстримом для всей семьи. Как передать зрителю весь ужас массового уничтожения? Большинство режиссеров выбирают путь хоррора, и Элем Климов, снявший одну из важнейших картин о ... войне, реконструировал на экране настоящий кошмар без единой надежды на спасение или катарсис. Тут вообще нет душеспасительных разговоров о солидарности или подвиге народа; после череды относительно мирных сцен начинается сплошное беспощадное насилие. Несколько дней из жизни ушедшего в партизаны белорусского подростка Флеры (величайшая роль Алексея Кравченко), в чью деревню въезжает отряд карателей, - это хроника кромешного ада, в котором страдания стали нормой, смерть происходит ежечасно, а человеческий облик сохраняют лишь немногие крестьяне да партизаны, приходящие из леса, чтобы беспощадно отомстить. [...] (Максим Семенов, Василий Степанов, Денис Горелов, Василий Корецкий. «КиноПоиск»)

«Отечественный игровой кинематограф в зеркале советской кинокритики». [...] «Экран» (1987, сдан в набор в сентябре 1986). [...] Однако в целом в ежегоднике доминировали веяния нового времени. К примеру, была напечатана положительная рецензия на военную драму «Иди и смотри» еще недавно неугодного властям Э. Климова (избранного в мае 1986 главой Союза кинематографистов СССР): «Картину Климова смотреть непросто, не сразу разбираешься в сложном от нее впечатлении. Но чем глубже погружаешься мыслью в стихию фильма, тем отчетливее осознаешь высшую правоту художника, решившего показать страдания людей, высоты их духа и низины падения такими, какими они были в своей неприкрашенной реальности» [Громов, 1987, с.92]. [...] ... «Экран» (1989 сдан в набор в сентябре 1988). [...] В отличие от оптимистичной Л. Маматовой [Маматова, 1988, с.20-30], Е. Стишова считала, что «прекрасное будущее еще не вычитывается. Вычитывается возвращенное из небытия прошлое, которое могло бы быть прекрасным, если б не прозябало в подполье, - «Проверка на дорогах», «Тема», «Иди и смотри», - фильм, лишь с третьего захода запущенный в производство, «Жил-был доктор», года на полтора опоздавший к зрителю. Называю эти фильмы и думаю о том, как часто искусство опережает общественную мысль. Оно наперед знает то, к чему еще только подходит наука. Оно угадывает предстоящую смену эпох, их слом, предвосхищая рождение новых человеческих типов, новых отношений между людьми. Оно проникает в подсознание целых исторических этапов» [Стишова, 1989, с.34]. [...] (Александр Федоров. Читать полностью - )

Религия войны. Субъективные заметки о богоискательстве в кинематографе о войне. [...] Но последнюю точку внутри религии войны ставит Элем Климов в фильме «Иди и смотри». Он доходит до апогея, до запредельности, погружает свой фильм в поле абсолютной ненависти, сводя воедино экспрессионистический экстаз и гиперреализм. Ужас, кошмар и злоба повергают войну в ад, превращают людей - нет, не в марионеток - в идиотов, в потерявших человеческий облик, сдвинутых с катушек индивидуумов. Первая сцена фильма: пацан, роющийся среди трупов немецких солдат, чтобы добыть себе оружие, начинает передразнивать деревенского старосту - подходит к краю экрана и прямо в зал изрыгает хриплым голосом какой-то ... матерный нечленораздельный бред. Задается код всего произведения - и только потом будет титр «Иди и смотри». А дальше в деревню придут партизаны в немецкой форме, чтобы забрать героя фильма, парнишку по имени Флориан, к себе в отряд. Один из них начнет корчить рожи и корячиться перед маленькими детьми в избе, пугает их, доводит до слез - и успокаивается, удовлетворенный. А вот сцена в отряде, в которой узнается Климов-сатирик: Флориан стоит в ночном дозоре, на него надвигается командир отряда Косач. «Пароль!» - орет Флера. Тот не называет, приближается вплотную. «Почему не стрелял?» - «Я у-узнал вас, т-товарищ командир». «Три наряда вне очереди, еще раз увижу, устрою тебе трибунал». Уходит в темноту командир, за ним бежит девушка, нервно отводит рукой винтовку Флеры, потом еще какой-то партизан, и на требование сказать пароль все дружелюбно возмущаются - для русского человека пароль назвать западло, какой пароль, ведь кругом все свои! Подобная абсурдистская шизофрения продолжится и когда партизаны будут отбирать единственную корову у простого крестьянина, и в самих диалогах, которые здесь превратятся в перманентную истерику, сопровождающуюся злобными «наездами» друг на друга. И уже не удивляешься, попадая в ад сжигаемой деревни: ведь немцы так же заражены дьяволом, как и все остальные. Религия войны становится религией ненависти и ввергает мир в тартарары. Внешне фильм сохраняет привычные антифашистские черты советского военного кинематографа, а внутренне он ставит на нем крест. Климов и в самом деле даже не крест поставил, а кол забил в могилу советского военного мифа, и настолько мощно, что после него пятнадцать лет вообще никто ничего о войне не снимал. А если и появлялись отдельные ленты, то не имели ни малейшего общественного резонанса. До тех пор, пока не вышли на экран современные «Кукушка», «Свои», «Последний поезд», «Конвой PQ-17», где религиозного экстаза войны нет и в помине. Есть странный, почти безумный мир. И каждый умирает в одиночку. [...] (Александр Шпагин. Читать полностью: , )

Казалось бы, на военную тему уже создано немало фильмов. Но Элем Климов в фильме "Иди и смотри" сумел найти свой, неповторимый ракурс: война как безумие, как противоестественное, античеловеческое состояние. Два юных героя фильма - Флера и Глаша мечутся в аду крови и огня, с канцелярским сарказмом названном нацистскими карателями "акцией по борьбе с партизанами"... Многие кадры картины смотреть нелегко - ужасна кровавая вакханалия эсэсовских палачей, крики горящих заживо, корчащихся под ударами прикладов стариков, женщин, детей... И даже редкие кадры, дышащие покоем и безмятежностью природы, кажется, изнутри наполнены взрывным зарядом. Танцующая под струями дождя Глаша, на которую завороженно смотрит главный герой, ... в любую минуту ждет беды. Грохот немецких бомб, чавканье коварной трясины болот, свирепый лай овчарок - все это сливается в фильме в страшную симфонию смерти. Но эта картина - не апокалипсическое видение безысходности. Картина гуманистична по своей глубинной сути. Это гневный приговор войне. Ее безумие показано глазами подростка. Алеша Кравченко играет эту роль на пределе человеческих возможностей, словно пропуская сквозь себя испепеляющую молнию страдания и ненависти. В финале фильма Флера исступленно стреляет в портрет Гитлера, брошенный кем-то в дорожную грязь. Еще и еще раз раздаются выстрелы, в промежутках между которыми словно оборачивается вспять история Германии. Документальные кадры возвращают нас в тридцатые, потом - в двадцатые годы... Вот Гитлер в начале карьеры. Вот он - мальчик. Вот - младенец. И тут Флера опускает винтовку. Он ненавидит этого толстощекого малыша. Он знает его будущее. Но не может выстрелить. Захлебываясь слезами, пытается нажать на курок. Но не может... Такая метафора, такой емкий художественный образ доступен лишь подлинному Мастеру... (Александр Федоров, «Кино-Театр.ру»)

Фильм Элема Климова по сценарию Алеся Адамовича, вышедший в 1985 году, пожалуй один из лучших фильмов о войне. Не только о войне 1941-1945, а о войне как о разрушающей силе, сметающей природный порядок вещей. Картина основана на документальных фактах и обращается к «Хатынской повести» Адамовича. Авторами выбрано именно то место и те события, которые стали символом народной беды и страдания. Фильм не дает расслабиться. С каждым кадром усиливаются ощущения душевного неуюта. Зритель словно превращается в главного героя - Флеру. Начинает видеть мир его глазами, слышать его ушами. Флера - этот шестнадцатилетний мальчишка, откопавший среди обрывков колючей проволоки, ржавых пулеметных лент ... и простреленных касок карабин, и отправившийся в лес к партизанам. В начале фильма он совсем ребенок. В конце, пройдя через ужас карательной акции фашистов, становится взрослым, пугающе взрослым и даже - старым. Война исказила когда-то нежные, детские черты и превратила их в старческие морщины. Жутко смотреть на изменившееся лицо Флеры, потому что это лицо Войны. Задумываешься о суровой бескомпромиссной трезвости авторов, которые сделали героем фильма не орденоносного партизана, а несмышленого паренька, еще не покинувшего детство. Война неизбежно выбирает себе в жертву не ожесточенное, нежное - авторы не могли идти против этой правды. В военном лагере Флера знакомится с Глашей, юной девушкой. Она предстает как воплощение природного, женского. Она словно взывает к людям, просит любви, добра, мира... Этого нет. Остается только идти. И Флера вместе с Глашей пробирается в свою деревню. Но там все пусто - выжжено. Хочется кричать, чтоб не слышать вой самолетов, свист бомб, чтоб не слышать жужжание мух, летящих на трупы... Это в нашем сознании и в сознании Флеры. И опять какая-то сила толкает идти дальше, идти вместе с Флерой. А куда? К сараю с горящими в нем женщинами и детьми, в руки к насильникам-фашистам, как Глаша, или быть сфотографированным с револьвером у виска, в окружении эсэсовцев? Что ни делай, не положить конец войне. ... Эпизод расстрела немцев. Кто-то без сомнения стреляет в них, а другой, только что переживший ужас карательной акции, не может бросить факел в облитых бензином фашистов. Также Флера не решается убить Гитлера-ребенка, образ которого возникает перед ним за усатым портретом. Кстати, первоначальное название фильма - «Убейте Гитлера». Флера видит перед собой не монстра, а младенца, ни в чем не повинного, сидящего на руках у матери. И Флера опускает винтовку. Звучит моцартовский «Реквием». Нашему взору открывается чистое небо. Что это? Победа? Или поражение? Так или иначе последний эпизод остается загадкой. Безусловно только одно: даже предельная, нечеловеческая жестокость и злоба не в силах погубить жизнь в ее истоках. (Лиза Филимонова)

Чарующе-бесчеловечный фильм, который видится мне красным аппетитным яблоком, изъеденным изнутри червями безумия. Приманка определенно сработала: я откусил кусок от комка червей, прожевал и проглотил, а теперь мой желудок требует еще, несмотря ни на что. Что такое "Иди и смотри"? Если судить-рядить по сюжету - то очередной антивоенный пафосный фильм: два дня из жизни простого белорусского пацана Флеры, который за два дня натерпелся больше, чем за всю свою жизнь, если его последующую жизнь можно таковой назвать. К сожалению, для человеческой души (это я сужу по себе) фильм гораздо больше ценен, чем документальная хроника тех же самых событий. Документально запечатлененные (это не ... опечатка) ужасы таковыми и остаются: ужас порождает ужас, и любой шаг в сторону от этого ощущения непременно вызовет осуждение со стороны гуманного общества, которому, как будто, мы все принадлежим. А фильм "Иди и смотри" является художественным фильмом, с очень прямолинейной, фактически документальной сюжетной основой, но с чудовищно красочным видеорядом, который эту основу точно так же основательно подтачивает. При этом фильм предельно серьезен (а где серьезность - там и печаль), поэтому ни у кого, даже у самого предвзятого, недалекого, ханжески настроенного зрителя не возникнет идеи обвинить режиссера в смаковании насилия. Желание и умение Климова не только быть достоверным, но и сопереживать, превращает фильм в замкнутое произведение искусства - со скелетом (четкой композицией) и живой плотью (отличным изображением действия), которое именно осмысленностью изображения возвышается над документальными хрониками. Помимо того, как и полагается настоящему произведению искусства, фильм уводит в сторону от реальности, и к ней же приближает, неизменно вызывая приятный холодок в позвоночнике. Туманный флер двухмерных пейзажей, насыщенная цветовая гамма, движение камеры в пространстве, выхватывающей с каждым разом новые неожиданные детали (например, ручной лемур на плече пожилого эсэсовского офицера-садиста, мухи, ползающие по глазу умирающей коровы, нелепая свистулька в губах избитой и оттраханной девочки, разбросанные аккуратной дугой по полу куклы - символ спланированной смерти, и т.д.) все это неизбежно заостряет на себе внимание. В Климове восхищает умение сделать массовое движение в кадре осмысленным: не имитацию жизни, а настоящую жизнь, когда статисты не являются тупой массовкой, а живут своей жизнью, которая, конечно же, управляется внешними факторами - в данном случае: 1) партизанский отряд фотографируется "на память" (сразу приходит на ум известная картина "На привале") 2) сжигание жителей деревни отрядом карателей. В первом случае кинокамера почти статична, взяв на себя роль фотокамеры (и люди вбегают в кадр, чтобы остаться в памяти фотоснимка, подбадриваемые шутками-прибаутками своих боевых товарищей), во втором случае кинокамера непрерывно движется, вырывая из "закадровой" жизни самые неприятные, но, на первый взгляд, случайные моменты, без акцентов, творцами которых являются вполне натуральные люди, спустившие зло с тормозов и погрязшие в эйфории безнаказанности, в эйфории с запахом крови. Основная мысль Климова, которую он пытался донести до зрителя в своем фильме, вполне ясна: человеческая цивилизация по сути своей кошмарна, склонна к садизму, и только жестокие страдания, испытания и муки способны остановить страсть среднестатистического человека к насилию и уничтожению себе подобных. Лишь собственное бессилие, которое он смог так хорошо почувствовать несколькими часами раньше, останавливают постаревшего на десятки лет, исстрадавшегося, всего в морщинах и седого Флеру в ключевом моменте фильма: когда он в очевидной и очевидно-бессмысленной злобе разряжает винтовку в тонущий в луже портрет Гитлера, и в "его" воображении проносится история жизни Гитлера, естественным образом почерпнутая из кинохроник, которые, возможно, он никогда и не видел - но и фильм сделан не для него. Флера с трудом прекращает стрелять лишь когда перед его глазами остается семейная фотография во всей своей беззащитности: мать Гитлера с младенцем-Гитлером на руках. Флера останавливается на самой грани, но что тогда говорить о других? Оценка: 5/5. (Владимир Гордеев, «Экранка»)

9 июля [2018] исполнилось бы 85 лет Элему Климову. О самом страшном его фильме рассказывает режиссер Василий Сигарев, научившийся у Климова предельно безжалостному обращению со зрителем. Элем Климов начинал как комедиограф - кроме «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», в его фильмографии «Похождения зубного врача» с Мягковым, два сюжета для сатирического киножурнала «Фитиль», пара веселых короткометражек. А закончил он едва ли не самым страшным фильмом в истории советского кино - невыносимо жутким антивоенным хоррором «Иди и смотри». Натуралистическая хроника визита немецкого отряда карателей в русскую деревню была снята Климовым во всех кровавых подробностях, и только финальный приход партизан позволяет зрителю ... хоть как-то вынести кромешный экранный ад с расстрелами, издевательствами, сожжениями заживо и общим ощущением конца света. [...] Василий Сигарев, автор не менее страшных фильмов «Волчок» и «Жить», рассказал, как в 9 лет увидел это кино и что потом из него позаимствовал для своих картин. Апокалипсис Элема Климова. «Иди и смотри» - это фраза, предшествующая появлению каждого из четырех всадников Апокалипсиса. Фраза звучит после снятия первых четырех печатей с Книги жизни. И также это очень точное название фильма Элема Климова о войне. Я не представляю у этого фильма другого названия, потому что он в несколько этапов снимает печати жизни с тебя. Как будто лишает некой невинности. Раз - и ты уже другой; раз - и ты уже никогда не будешь прежним; раз - и ты забыл все остальные фильмы о войне; раз - и ты БОЛЬШЕ НЕ ХОЧЕШЬ ВОЙНЫ. Я посмотрел «Иди и смотри» лет в восемь-девять в кинотеатре и сразу понял, что больше не хочу даже играть в войнушку. Такой силы правды я не встречал до этого в кино ни разу. Такая правда воспринимается интуитивно, высшим человеческим аппаратом, который имеется у каждого. И правда начинает тебя пробирать с самых первых фраз: «Отвыкайте! Привыкайте! Дупу пальцем подтирайте!». И вот эта вот «дупа» тебе как бы сразу говорит: будет правдиво и больно. Да, будет больно. Очень больно. Но ты выйдешь с сеанса другим человеком. Ты изменишься вместе с Флерой, главным героем фильма. Ты ментально поседеешь, ментально покроешься морщинами, ментально превратишься в старика. И реально поймешь, что не хочешь больше повторения. И все эти «можем повторить» для тебя станут страшным кощунством и оскорблением на всю жизнь. С тобой произойдет даже не катарсис, а апокалипсис. Потому что катарсис лишь создает ощущение очищения, а апокалипсис сжигает тебя дотла и создает заново, другого. По этой причине я очень хочу, чтобы «Иди и смотри» показывали в школах примерно в том возрасте, когда фильм посмотрел я. Наверное, очень странно - считать любимым столь невыносимый фильм. Соглашусь, но у меня с ним какая-то своя история. Например, производство «Иди и смотри» запустили в 1977 году. В год моего рождения. Я точно знаю, что фильм этот мне для чего-то был нужен и дан. И, возможно, именно он сформировал во мне эстетическое, художественное и человеческое. Неспроста на свой дебют «Волчок» я хотел позвать оператором Алексея Родионова и даже отправлял ему сценарий, а потом разговаривал по телефону. Но не срослось. Тогда я украл из «Иди и смотри» эффект полулинзы. Полулинза позволяет одновременно держать в фокусе героев, находящихся на разных расстояниях от камеры. В «Иди и смотри» это сцена встречи Флеры с девушкой со свистком после сожжения деревни. Эффект, в современном кино практически не встречающийся, но в «Волчке», на мой взгляд, он пришелся очень кстати. Вообще Родионов сделал для «Иди и смотри» очень много. Например, он одним из первых в СССР использовал стедикам. И сцены, сделанные со стедикамом, получились именно в той неповторимой стилистике ужаса и отстраненности, какой мы до этого не видели в нашем кино. Это проход через толпу на острове (субъектив Флеры), это летающая камера среди фашистов в деревне и, наконец, это гениальный вылет в зиму в финале. Все круто, все на месте, все по-настоящему. А по-настоящему в фильме многое. Я, например, первый раз в жизни увидел взрывы, которым веришь, которые перед носом у камеры срубают и разносят в щепки толстенные деревья. Это вам не всплески земли, к которым мы привыкли. Это взрывы. Как на войне. И от них страшно. А сцена расстрела коровы трассирующими пулями рядом с лежащими на земле героями и оператором? Там уже страшно за актеров и оператора. Но страшнее всего в фильме - то зло, которое способен творить человек, homo sapiens. Ага, тот самый, созданный по образу и подобию. Как на портрете, в который отказывается стрелять Флера. Человек, которого можно вернуть к этому подобию только такими фильмами. А если не получится, есть для человечества еще один сценарий. Он прописан в неплохой книге - Откровении Иоанна Богослова, откуда, собственно, и фраза «Иди и смотри». Сценарий очень простой: Господь, жги! Возвращаясь к моей странной связи с «Иди и смотри», сознаюсь, что в фильме «Жить» я хотел добиться подобного эффекта, когда зрители переживают в зале ровно то же, что и герои на экране. Только так, я думал, этот фильм можно понять до конца. Не могу судить, насколько это получилось у меня. У Климова и команды это получилось на 100%. Спасибо Элему Климову за фильм, и с днем рождения! (Василий Сигарев, «КиноПоиск»)

«Иди и смотри»: съемки превратились для Элема Климова в борьбу с цензурой. Я - киноман со стажем - не пропускала ни одного Московского кинофестиваля. Помню, какой триумф в 1985 г. там был у фильма Элема Климова «Иди и смотри». Знаю, что ленту эту преследовала цензура. А полный вариант, если он есть, мы когда-нибудь сможем увидеть? (Е. Богатырева, Петербург). К сожалению, этот фильм не увидишь в кино и крайне редко - по ТВ. Между тем в Волгограде, на родине Элема Климова, 26 октября, в день его смерти, впервые проведут мероприятия памяти режиссера с показом «Иди и смотри» на широком экране (в ... городе планируют открыть музей, мемориальную доску в честь режиссера). История съемок фильма - это история борьбы с цензурой. Мольба о мире. Запуск фильма «Иди и смотри» в производство начался в 1977 г. и продолжался семь мучительных лет. «Приближалось 40-летие Великой Победы. Киноначальству надо было что-то выдавать на-гора, - рассказывал позже Элем Германович. - Я несколько раз перечитал книгу «Я из огненной деревни» - документальные свидетельства людей, чудом переживших ужасы фашистского геноцида в Белоруссии. Многие из них тогда были еще живы, и некоторые рассказы-воспоминания белорусам удалось зафиксировать на кинопленку. Никогда не забуду лицо, глаза одного крестьянина, его тихий-тихий рассказ о том, как всю их деревню загнали в церковь и перед сожжением офицер из зондеркоманды предложил: «Кто без детей, выходи». И он не выдержал, вышел, оставив внутри жену и маленьких детишек... Как сожгли, например, другую деревню: взрослых всех согнали в амбар, а детей оставили. А потом, пьяные, окружили их с овчарками и позволили собакам рвать детей. Я тогда задумался: а ведь про Хатынь в мире не знают! Про Катынь, про расстрел польских офицеров знают. А про Белоруссию - нет. Хотя там ведь было сожжено более 600 деревень! И я решил снять фильм об этой трагедии. Прекрасно понимал, что фильм получится жесткий. Решил при этом, что исполнителем центральной роли деревенского паренька Флеры будет не профессиональный актер, который при погружении в тяжелую роль мог бы защититься психологически наработанной актерской техникой, мастерством. Я хотел найти простого мальчика лет четырнадцати. Его надо было готовить к сложнейшим переживаниям, потом зафиксировать их на пленку. И в то же время защитить его от стрессов (эта система психологической защиты была подробно разработана со специалистами), чтобы не в дурдом его после съемок сдать, а маме живым и здоровым вернуть. К счастью, с Лешей Кравченко, сыгравшим в итоге Флеру и ставшим впоследствии хорошим актером, все прошло благополучно. Я понимал, что это будет очень жестокий фильм и вряд ли кто-нибудь сможет его смотреть. Я сказал об этом соавтору сценария - белорусскому писателю Алесю Адамовичу. Но он ответил: «Пусть не смотрят. Мы должны это оставить после себя. Как свидетельство войны, как мольбу о мире». Работа над картиной началась. У Климова снималось много непрофессионалов - пожилых людей, крестьян, помнивших войну. Съемочная группа работала как раз в тех местах, где все это в войну и происходило. Климов признавался потом, что ему страшно жаль было этих людей, которым по его воле приходилось вновь переживать этот ужас. Как-то снимали сцену сожжения деревни. Массовку - местных жителей - согнали в амбар. Но нужного накала эмоций никак не удавалось добиться. И тогда кто-то из актеров, игравших немцев, дал очередь холостыми в воздух. И тут же из амбара раздался такой человеческий вой, сымитировать который было бы не под силу ни одному актеру... Наверное, кого-то раздражал фильм «Иди и смотри», его «шоковая терапия». А вот немцы говорили: «Это мы должны были снять такой фильм!» Сам Климов так вспоминал о реакции немецких зрителей: «Как-то на одном из обсуждений фильма встал пожилой немец и сказал: «Я солдат вермахта. Больше того - офицер вермахта. Я прошел всю Польшу, Белоруссию, дошел до Украины. Я свидетельствую: все рассказанное в этом фильме - правда. И самое страшное и стыдное для меня - что этот фильм увидят мои дети и внуки». Выстрел на худсовете. С самого начала работы над фильмом, с 1977 года, Климова очень поддерживал первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Петр Машеров. Он летал с ним по республике, показывал места партизанских боев, где он и сам сражался, где на Витебщине казнили его мать. К сожалению, Машеров тогда заболел, уехал лечиться в Москву. И тут началась тихая, «кабинетная» атака на сценарий: «пропаганда эстетики грязи», «натурализм», «где размах партизанского движения, почему позволили сжечь деревню?». Буквально за несколько дней до первых съемок в Минск неожиданно прикатили посланцы Госкино Борис Павленок и Даль Орлов. Они привезли с собой официальное заключение Госкино на сценарий, где было двенадцать замечаний. Каждое из них убивало фильм наповал. Климов их принять отказался. Судьба ленты должна была решиться на худсовете. Собравшимся на «Мосфильме» показали пробы. Выставили весь собранный обширнейший документальный материал. В довершение всего создатели решили показать одну из «героинь» фильма - настоящую партизанскую винтовку. Зарядили, разумеется, холостыми... Народу на этот худсовет пришло невероятное количество. Главным «палачом» был Даль Орлов. Адамович слушал-слушал и вдруг вскочил. Климов вспоминал: «Я будто прочитал его мысли: сейчас он схватит винтовку и жахнет в нашего мучителя. У меня и самого было абсолютно то же желание. И я тоже вскочил! И Алесь, наверное, понял это и схватил меня за руки. А я схватил его. Наступила какая-то мертвая пауза... Вот тут-то и наступила неожиданная развязка. Директор картины подошел к винтовке и, не зная, что она заряжена, почему-то нажал на курок. Грохнул выстрел, да еще какой! Даль Орлов побелел... Но свое дело он сделал. Ультимативные требования, которые нам тогда предъявили, принять было невозможно. Я отказался их выполнить. Картину мгновенно и с радостью закрыли». Но Климов так глубоко погрузился в эту работу, что остановиться уже не мог. Произошел нервный срыв. Почти год он не мог восстановиться. Но даже в таком состоянии не смирился и все пытался спасти фильм, продолжал обивать пороги начальников. И победил! Семь лет спустя Климов таки снял свой великий фильм. Снял так, как хотел, без цензурных вырезок. Уступив только одному требованию - убрал первоначальное название «Убейте Гитлера». (Марина Мурзина. «Аргументы и Факты», 20.10.2010)

Убить Гитлера: Почему «Иди и смотри» повлиял на Спилберга и Тарантино. 35 лет назад, в июле 1985 года на Московском международном кинофестивале состоялась премьера фильма Элема Климова «Иди и смотри» о преступлениях нацистов в оккупированной Белоруссии. Картина до сих пор считается самым мощным антивоенным высказыванием не только советского, но и мирового кино. СЮЖЕТ. Подросток из белорусской деревни с красивым именем Флориан, или просто Флера, откапывает винтовку в поле, где недавно прошел бой, и уходит в лес к партизанам. Командир партизанского отряда уводит отряд в новый бой, а неподготовленного новичка Флеру и его ровесницу Глашу оставляет присматривать за лагерем, и они ... чудом спасаются от бомбежки - лагерь разгромлен, а неподалеку высадился немецкий десант. Флера возвращается с Глашей в родную деревню, но она опустошена - немецкие каратели побывали тут раньше. Дети прибиваются к оставшимся жителям деревни, которые спаслись на острове посреди болота. Флера с тремя вооруженными крестьянами отправляется на поиски пропитания, снова попадает под страшный обстрел и оказывается в другой деревне, где орудует команда фашистских карателей. Мальчик становится свидетелем массового убийства, когда всех жителей деревни немцы загоняют в амбар и сжигают заживо. Чудом спасшийся от смерти Флера, поседевший и похожий на морщинистого старика, участвует в казни захваченной партизанами зондеркоманды. В финале он исступленно стреляет в валяющийся в луже портрет Гитлера на фоне документальной хроники зверств фашизма. Но когда перед его глазами возникает фотография Гитлера в детском возрасте, он не может выстрелить в ребенка. ПРИЗНАНИЕ. Элем Климов прекрасно отдавал себе отчет в том, что его фильм станет тяжелым, почти невыносимым зрелищем, и был готов к тому, что ни о какой «популярности» в привычном понимании речи тут быть не может. Он совершенно не ожидал, что картину посмотрят почти 30 млн зрителей в СССР, а читатели журнала «Советский экран», самого массового издания о кино того времени, назовут «Иди и смотри» лучшим фильмом года. Лента будет продана для проката во многие страны - от Японии до Америки и впоследствии окажет влияние на ведущих режиссеров Голливуда - Стивена Спилберга, Терренса Малика, Квентина Тарантино и Дэнни Бойла. Но это случится много позже. А в 1977 году, когда фильм только задумывался, проект сразу же попал под цензурный нож «Госкино». ИДЕЯ СОЗДАНИЯ. Дело в том, что Климов хотел ни больше ни меньше как переосмыслить канон советского героического фильма о войне, поставив на первый план не ратные подвиги народа, а ужас и безумие войны - изобразить ее, как писал когда-то Толстой, как «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». Ребенком Элем Климов был эвакуирован из осажденного Сталинграда и навсегда запомнил, как горели земля и вода, когда они с матерью и младшим братом отплывали на пароме по Волге, и как началась бомбежка, от которой матери спасали детей, пряча их под немудреным скарбом и накрывая своими телами. Эти воспоминания всегда жили в нем, и Климов считал, что его долг человека и художника - взяться за военную тему, отобразив ее в несвойственном кинематографу застойного времени, жестком и реалистичном ключе. Фильмы с жестокими военными сюжетами, такие как «Она защищает Родину», где ребенка будущей партизанки Прасковьи швыряли под танк, снимались в стране в военное время. Перед кинематографом тогда стояла задача с помощью шоковых сцен внушить зрителю гнев и безжалостное отношение к врагу. Но спустя тридцать лет в военных фильмах было уже не принято откровенно изображать насилие. ЦЕНЗУРА. Климов решил положить в основу сценария повесть пережившего войну белорусского писателя Алеся Адамовича о геноциде, который творили солдаты вермахта на белорусской земле - во время войны там было сожжено дотла вместе с жителями 628 деревень. «Я понимал, что это будет очень жестокий фильм и вряд ли кто-нибудь сможет его смотреть. Я сказал об этом Адамовичу. Но он ответил: «Пусть не смотрят. Но мы должны это оставить после себя. Как свидетельство войны, как мольбу о мире». На студии «Беларусьфильм» началась подготовка к съемкам. Фильм поддерживал первый секретарь ЦК партии Белоруссии Петр Машеров, бывший во время войны партизаном и потерявший мать - ее казнили немецкие каратели. Но когда Машеров тяжело заболел и был отправлен на лечение в Москву, за фильм Адамовича и Климова взялась цензура. Претензии к сценарию были следующие: фильм «пропагандирует эстетику грязи», в нем «не отображается размах партизанского движения», нужно показать, что партизаны не могли допустить сожжения деревни. В Минск из «Госкино» были направлены функционеры Борис Павленок и Даль Орлов - они привезли заключение с двенадцатью правками к сценарию, который бескомпромиссный Климов с негодованием отверг. На худсовете «Мосфильма», где должна была решиться судьба картины, создатели ленты показывали документальный материал, а в придачу решили продемонстрировать коллегам настоящий военный артефакт - партизанскую винтовку, заряженную холостыми. Когда Орлов стал гнобить сценарий, случилась неожиданная развязка - директор картины при виде всеобщего замешательства взял винтовку в руки и случайно нажал на курок. Прогремел выстрел, заставивший цензоров побелеть, и картина была закрыта. После всего произошедшего у Климова случился нервный срыв. За последующие годы он многое пережил: в 1978-м фильм «Агония» о последних годах царизма и распутинщине был возвращен ему на доработку, а в 1979-м погибла в автокатастрофе его жена Лариса Шепитько. Но приближалось 40-летие Победы, и проект картины «Иди и смотри» снова возник из небытия. На сей раз цензоры не стали вмешиваться в замысел Адамовича и Климова, но рекомендовали отказаться от первоначального названия «Убить Гитлера». Новое название «Иди и смотри» они подобрали в последний момент, уже направляясь в «Госкино» на окончательное утверждение сценария. Это был рефрен из шестой главы Откровения св. Иоанна: Агнец срывает с Книги Бытия печать за печатью, на Землю приходят 4 всадника Апокалипсиса, а их пришествие сопровождается громогласной фразой: «Иди и смотри». АКТЕРЫ И РОЛИ. Климов считал их собственный с Адамовичем сценарий запредельно сложным для реализации, но не собирался идти на компромиссы. Исполнителем главной роли он не хотел видеть профессионального актера, который мог защититься от тяжелой роли уже наработанной актерской техникой. На пробах он показывал юным претендентам документальную военную хронику, в том числе съемки из концлагерей. 13-летний Алексей Кравченко был потрясен увиденным: «Я знал, для чего это нужно, и понимал, это был хитрый ход Элема Германовича, который сказал: «Давай чаю попьем». Я сказал - «Нет, спасибо». В то же время Климов понимал, что ребенка необходимо защитить от стресса: «Методика психологической защиты была подробно разработана со специалистами, чтобы не в дурдом его после съемок сдать, а вернуть маме живым и здоровым». Парня нельзя было сразу погружать в самые тяжелые сцены, поэтому Климов принял решение снимать фильм в хронологическом порядке. Из-за этого съемки выбились из графика, и летние сцены пришлось снимать зимой. Последние кадры картины стали символическими: партизаны уходят с летней поляны в зимний заснеженный лес. Это вышло случайно - снег на натуре растапливали специальными машинами, но к моменту съемок не успели расчистить от него все пространство, которое вмещал кадр. Тогда Климова осенило: партизаны будут уходить в финале из лета в зиму! Юный Алексей Кравченко органично выглядел в кадре, а вот взрослым профессиональным актерам это удавалось не всегда. Алесь Адамович, переживший в детстве ужасы оккупации, рассказывал: «Эсэсовцы были все время пьяные, у них были рожи красные от пьянства». И чтобы лица актеров выглядели в кадре испитыми, Климов завез на съемки запас белорусской водки и дал массовке две недели на то, чтобы приобрести надлежащий вид. С этим испытанием справились не все, и нескольких московских актеров пришлось отправить домой. АКТУАЛЬНОСТЬ. Кинематографические методы, которые Климов использовал для достижения правдоподобия на съемках, были по тем временам новаторскими: «Иди и смотри» стал одним из первых советских фильмов, где использовалась подвижная камера стедикам. Она обеспечивала удивительный эффект вовлеченности в самую гущу событий и в то же время придавала им отстраненность - зритель будто наблюдал за происходящим всевидящим оком, не упуская малейших деталей. Особую напряженность картине придавал и уникальный звуковой ряд. В фонограмму включили обрывки бессвязных мелодий, гул и крики, а также посторонние звуки, которые создавали действительно пугающий эффект, как будто окружающий мир постепенно наполняется невидимым, но давящим ужасом. При этом в кадре, не в пример настоящим фильмам ужасов, практически не было крови и совсем шокирующих образов. Но воздействие фильм оказывал необычайное. В застойное время, когда он снимался, холодная война грозила разрешиться очередной катастрофой - мир стоял на пороге новой войны, и сверхзадачей Климова с Адамовичем было «сорвать коросту с оплывших жиром душ», донести до людей, что повторение этого ужаса недопустимо. И спустя 35 лет их картина не устарела ни на минуту. (Татьяна Алешичева, «КиноРепортер»)

Чем дальше во времени отступала Великая Отечественная война, тем больше снимали о ней фильмов. Киноруководство особо благоволило к этой теме. Пользуясь этим, ремесленники от кинематографа с запоздалым инфантилизмом "играли в войну", представляя ее на экране временем приключений и незатруднительных побед. К счастью, именно на военном материале, может быть даже более чем на каком-либо ином, были созданы и выдающиеся произведения, ставящие корневые вопросы человеческого бытия. В их числе и фильм режиссера Элема Климова. Уже в самом его названии - строке, взятой из Откровения святого Иоанна Богослова, высказана не только косвенная полемика со слащавой экранной ложью о войне, но и библейски-суровое предупреждение ... зрителю: ему предстоит увидеть апокалипсическую картину мира. В Апокалипсисе слова "иди и смотри", обращенные к Иоанну, прозвучали "громовым голосом": "И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными". В Белоруссии в годы войны погиб каждый четвертый житель, и это первая ассоциация с Апокалипсисом, которая приходит на ум, когда смотришь фильм Климова. Насыщенно-метафорический образный ряд фильма подскажет и другое. Само пророчество святого Иоанна, о котором, вероятно, постоянно помнил режиссер, явлено в изображениях иносказательных, в олицетворениях эмблематических и аллегорических. Поэтому его текст, вопреки некоторым ошибочным истолкованиям, не может быть воспринят как описание только того конкретного отрезка истории, когда первохристиане терпели жестокие гонения от язычников. Смысл текста широк, носит всевременной характер. К масштабным, философски насыщенным обобщениям стремится и режиссер фильма "Иди и смотри", хотя и опирается в своем повествовании на неоспоримо-документальные факты, жестко привязанные к конкретному месту и времени. О чем свидетельствует уже название первой части: "Белоруссия. 1943 год". Сценарий писателя Алеся Адамовича вобрал в себя сюжетные мотивы из его романа "Партизаны", во многом автобиографического: подростком, как и его герой, Адамович ушел в партизанский отряд, где испытал тяготы войны наравне со взрослыми. Вошли в показанную в фильме историю также факты из "Хатынской повести", из сборника документальных свидетельств "Я из огненной деревни", записанных Адамовичем совместно с журналистами Янкой Брылем и Николаем Колесником, и, наконец, из документально-философской притчи Адамовича "Каратели". Фабула фильма разворачивается как ряд событий, участником или потрясенным свидетелем которых становится подросток Флера. Партизанский отряд, куда он только что был принят, отправляется на опасное задание, оставив в лагере Флеру и девушку Глашу. Пережив бомбежку и убедившись в исчезновении отряда, Флера ведет Глашу в родную деревню, но обнаруживает, что все дома в ней опустели. Тогда он идет с девушкой на остров, где спасаются уцелевшие от расстрела его односельчане. Им требуется продовольствие, на поиски которого отправляются Флера и еще двое мужчин. Попутчики Флеры гибнут, а сам он, заприметив появление карателей, ищет спасения в соседней деревне. Но жители ее в тот же день будут заживо сожжены зондеркомандой. Партизанский отряд настигнет карателей по дороге из деревни и уничтожит их, Флера с отрядом уйдет в лес. Фильм показывает беспрецедентную для предшествующей истории человечества, но характерную для XX века практику изуверских массовых ликвидации людей, заставившую гуманистическую философскую мысль заново поставить вопрос о возможностях Добра в условиях тотального наступления Зла. Над этой проблемой размышляют и авторы фильма "Иди и смотри". Проблема эта не отвлеченная, не придуманная, а трагически насущная, что и доказывается авторами ничем не скрытым ужасом воссозданного на экране опыта самой истории. Художники при этом не щадят зрителей, понуждая их "идти и смотреть" свой фильм на пределе сил и возможностей. Тем не менее, фильм демонстрировался в битком набитых залах, его увидели 30 миллионов человек. Повышенную, "сверхнормативную" экспрессию фильма сами авторы определили словом "сверхкино", один из рецензентов назвал то же самое "новым градусом реализма". Режиссер Элем Климов по-своему настаивает на "реализме" в смысле подлинности фактического ряда фильма, с документальной точностью воссоздавая приметы партизанского быта и костюмы, приближая человеческие типажи к тем, какие увидел в сохранившихся со времен войны хроникальных кадрах. В массовых сценах фильма заняты сельские жители, приглашенные режиссером на месте съемок - в Белоруссии. На главные роли Климов выбрал непрофессионалов - школьника Алексея Кравченко (Флера) и студентку художественного училища Ольгу Миронову (Глаша), рассчитывая не столько на мастерство исполнения, сколько на глубину и чистоту их действительных личностных переживаний в предложенных трагических обстоятельствах. И не ошибся. Однако, подчеркивая историческую реальность изображаемых событий, Элем Климов создает вместе с тем философскую притчу о Добре и Зле, взяв Зло в момент его торжества. Действие разворачивается на фоне сельского ландшафта и девственной природы, традиционно выступавших образами покоя и гармонии, в картине же Климова обратившихся в декорации, а то и живые персонажи ада. На протяжении всего фильма Флера существует в пространстве, где нет ни земли, ни неба в обычном значении этих слов. Уже в первых кадрах Флера, пыхтя, ковыряется в песке, но это не мальчишеская игра: с огромным трудом мальчик выдирает винтовку из цепких объятий раскопанного им мертвеца. Зыбучий песок, набитый трупами, сменится позже черной жижей засасывающего болота, потом полем, расчерченным горящими линиями низко летящих трассирующих пуль. Затем по полю выстелится, словно чад, выпущенный из преисподней, густо-серая мгла, из которой возникнут каратели на мотоциклах и вывезут на прицепе труп обнаженного и истерзанного человека. Наконец, почва заполыхает языками пламени, отскакивающими от гигантского костра, устроенного карателями из деревянного амбара, в котором заперты и гибнут жители Хатыни. И только в самом финале землю, вновь ставшую надежной и твердой опорой, укроет незапятнанно-чистый снег, как "белые одежды" укутывают святых страдальцев, описанных в Апокалипсисе. Небеса в картине "Иди и смотри" закрыты от людей висящей над головами непроглядно-серой мутью. На ней черным мистическим знаком, словно нарисованный тушью, непрерывно маячит рогатый квадрат вражеского самолета - "рамы". Только однажды в колдовской пуще около партизанского лагеря, откуда-то с вершин гигантских елей прольются на Флеру и Глашу струи чистого дождя вперемешку с солнечными лучами, но ненадолго: вскоре с высоты посыпятся со свистом и воем бомбы. Флера после бомбежки почти ничего не слышит, кроме поселившегося в ушах назойливого, зудящего звука, который, как и гудение "рамы" над головой, будет неотступным знаком беды сопровождать дальнейшие события. Поразительные и зачастую необъяснимые шумы, а также внезапные, летучие фрагменты искаженной, будто на дребезжащих, расстроенных инструментах сыгранной музыки звучат, наслаиваясь друг на друга, в этом фильме. Вот и в пуще доносится откуда-то орган, звенят птичьи голоса, жужжат насекомые, но сквозь все пробивается и не дает покоя пронзительный, будто бесовский посвист, звук. Но Флера еще не догадывается о предстоящем. Он возвращается с Глашей в свою деревню, ведет ее в родную избу, вынимает из печи неостывший чугунок с супом, угощает девушку. Тем временем множество предзнаменований надвигающейся катастрофы, мастерски соединенных режиссером в сцене, продолжают усиливать ее трагическую напряженность. Почти физически ощущается вязкая духота дома, жужжат жирные, неотвязные мухи, тряпичные куклы маленьких сестренок Флеры распластались, растоптанные, на полу. Флера и Глаша выходят из дому в немоту обезлюдевшей деревни, чья мертвенность дополнена предгрозовой безветренностью абсолютно недвижного воздуха и деревьев. Нечаянно обернувшись, Глаша видит у крайней избы груду сваленных, как бревна, покойников - недавно расстрелянных жителей деревни. Короткий, как удар, дальний план и холод мгновенного, окончательного и предельного знания. У Алеши Кравченко, который играл Флеру, изначально рядовая, обычная внешность. Он выглядит подростком с неосложненной душевной организацией, но стойким, прочным и земным. Именно такой - спокойный, основательный и выносливый крестьянский сын и является героем фильма. Более впечатлительный, хрупкий и нервный исполнитель попросту бы не справился не только с психологическими заданиями режиссера, но и с тяжестью физических действий: например, с необходимостью без трюков, в реальности продраться сквозь сопротивляющуюся и тянущую на дно густую болотную топь. Сквозь нее ведет Флера девушку на островок, где спасаются уцелевшие от расстрела люди. Матери и сестренок Флеры, большинства его соседей здесь нет, они погибли. Услышав упреки от умирающего старосты деревни, Флера приходит к выводу, что карательная акция над его односельчанами была совершена из-за того, что он ушел в партизаны: "Это я виноват". Пройдя несколько шагов по колышущемуся островку, мальчик как подкошенный падает на колени и опускает покаянную голову лицом в жидкую грязь. Груз невольной вины непосилен, Флера не хочет жить. Но женщины на острове, сердобольно причитая, поднимают его с колен, лицо ему умывают, чистую рубаху надевают. Босым отроком из мифологического всевременья войдет Флера в следующий круг ада - хатынский. Вторая часть фильма "Иди и смотри" называется "Хатынь. Огненная деревня". В повести Алеся Адамовича "Каратели" описывались стадии нравственного падения людей, выбранных из среды умиравших от голода военнопленных, раскрывались внутренние драмы тех, кто, уже вступив в зондеркоманду, тщетно пытался уклониться от палаческих функций. Для Климова все это абсолютно несущественно... И каратели-немцы, и каратели, которые говорят по-русски, для него не люди, деградировавшие до зверей, а собственно звери, на время и неумело прикинувшиеся людьми. Режиссер не считает нужным вглядываться в их лица, каратели даны преимущественно на общих и дальних планах - принципиальны только пластика и поведение существ, поступающих как звери в Апокалипсисе. Вот низкорослый, изрыгающий матерщину и гогот, подпрыгивает, как веселая горилла, с удовольствием гонит людей в амбар. Вот его ушастый собрат сноровисто на четырех лапах поднимается наверх, чтобы провести сеанс дьявольского искушения: разрешает взрослым пленникам выйти из амбара на волю при условии, что они оставят гореть заживо своих детей. Полыхает облитое бензином деревянное строение, отчаянный крик и плач жертв поднимается к черному небу, составив вместе с тысячью неизъяснимых звуков апокалипсическую симфонию. Флера на площади рядом с амбаром оказывается в центре бесовского роения карателей, мизансцена выстроена кругами: полукружье образуют цепи палачей, кругами ездят грузовики и мотоциклы. Скорчившись на земле, Флера погружается в летаргию: не явь и не сон, окаменение от предельного ужаса. В одночасье седеет его голова, морщинится лицо, отрок превращается в старца. В финале, когда партизанский отряд уничтожает зондеркоманду, Флера расстреляет полузатонувшую в луже эмблему насилия - портрет Гитлера. На экране возникнет пущенная в обратную сторону нацистская хроника: движутся вспять парады гитлеровских войск. После очередных выстрелов Флеры будет омолаживаться фюрер на документальных фотографиях: вот он в зрелом возрасте, вот школьник и, наконец, ребенок на коленях у матери. Флера словно бы гонит бесовскую силу: она уходит, сворачивается, зримо уменьшаясь в масштабах. Последний выстрел должен прийтись на Зло в его семени: на Адольфа-младенца. Но... Флера опускает винтовку. Предпочти Климов сугубо мифологический ряд образности, жест Флеры следовало бы трактовать как проявление его нравственного бессилия. Однако авторская мысль, соединявшая до того мифологическое и документальное начало, именно в этот момент четко смещается в традиционно-реалистический план, что заставляет воспринимать Флерин жест как свидетельство неиссякающей нравственной силы героя. Нельзя стрелять в младенца, даже если есть все основания предполагать, что из него вырастет злодей. Потому что тот, кто убивает невинного, сам, несомненно, является злодеем. На вопрос коренного смысла - может ли Добро самосохраниться в условиях тотального наступления Зла? - фильм "Иди и смотри" отвечает утвердительно. Флера не озлобился и не потерял разума, то есть не уподобился своим врагам Он остался человеком, вопреки всему, что видел и пережил. (Марина Кузнецова, Лилия Маматова. «Русское кино»)

КАК ЭТО СНЯТО: «ИДИ И СМОТРИ». 30 лет назад главный приз ММКФ получил фильм Элема Климова «Иди и смотри». Разбираемся в истории создания и эстетике картины, до сих пор остающейся, пожалуй, самым шокирующим высказыванием о войне в кино. СОЗДАНИЕ. Фильм о войне Элем Климов хотел поставить в течение долгого времени. Будучи «ребенком войны», то есть имея реальное представление о ее ужасах, режиссер считал необходимым переосмыслить каноны военного жанра, сложившиеся в советском кино. Подходящей Климову показалась тема геноцида в Белоруссии, относительно малоизвестная в мире и почти не освещенная на экране. Сам режиссер называл этот материал «запредельным» и «особо сверхсложным и сверхтрудным ... для реализации». Сценарий был написан Климовым совместно с белорусским писателем Алесем Адамовичем по мотивам ряда произведений последнего, в том числе «Хатынской повести», романа «Партизаны», притчи «Каратели» и документальной книги «Я из огненной деревни». Текст имел броское название «Убейте Гитлера!», созвучное яростному лозунгу времен войны «Убей немца!». В 1977 году фильм запустили в производство, был проведен кастинг и выбор натуры, однако за несколько дней до начала съемок Госкино потребовало внесения в сценарий правок, по сути, лишавших картину первоначального смысла. Абсурдные придирки привели к закрытию ленты и нервному срыву режиссера. Вновь к замыслу авторам удалось вернуться лишь спустя семь лет, за которые Климов успел пережить еще несколько отказов с другими проектами, безуспешную борьбу за выпуск картины «Агония» и трагическую гибель жены, режиссера Ларисы Шепитько. В итоге во время второго запуска Климов подошел к работе с желанием сделать фильм еще более достоверным и бескомпромиссным. Режиссер вновь отказался править сценарий, а единственное изменение, которое было сделано, касалось названия. На смену «Убейте Гитлера!» пришло библейское «Иди и смотри», поэтический рефрен из «Откровения Иоанна Богослова». Съемки картины проходили мучительно. Работа велась в Березинском заповеднике в Белоруссии с марта по декабрь 1984 года, больше девяти месяцев. Для максимальной достоверности декорации для картины были минимальные - снимали в реальных столетних деревенских хатах, а специально построен был только партизанский лагерь и амбар, первый из которых предстояло взорвать, а второй сжечь. Жила группа в местных деревнях, но из всей команды Климов был единственным, кто за все время съемок ни разу не отлучился. По словам режиссера, он чувствовал, что если хотя бы на один день выйдет из того магнитного поля, которое там возникло, то все разрушится. Главная сложность была связана с тем, что снимать приходилось в хронологическом порядке, сцену за сценой в той последовательности, которая затем должна была быть на экране. Такой крайне непродуктивный и редко применяющийся в кино подход был связан с исполнителем главной роли 14-летним Алексеем Кравченко - для достоверного воссоздания сверхсложных, пограничных состояний, ему, непрофессиональному актеру, нельзя было перескочить в своем экранном развитии ни одного шага. В итоге группа выбилась из графика, последние сцены снимали уже зимой, из-за чего приходилось использовать специальные турбины, чтобы растопить снег на площадке. Кульминацию, которую авторы называли «последним боем на земле», снять не успели. Жалея об этой сцене, режиссер впоследствии признавал, что она была бы уже лишней и скорее вызывала бы «эмоциональную перегрузку» у зрителя. На экраны «Иди и смотри» вышел осенью 1985 года, собрав аудиторию почти в 30 млн зрителей, а до этого получив главную награду Московского кинофестиваля. Лента также демонстрировалась за рубежом, начиная от стран Восточного блока до США. Получив повсеместно высокие оценки, «Иди и смотри» стал одним из самых признанных и известных за рубежом отечественных фильмов, а Климова вывел в число наиболее авторитетных советских режиссеров. К числу почитателей картины себя относят Стивен Спилберг, Квентин Тарантино и Шон Пенн, а влияние фильма можно проследить, к примеру, в таких картинах как «Список Шиндлера», «Спасти рядового Райана», «Тонкая красная линия», «Вызов» и «Брестская крепость». КАСТИНГ. Для достижения максимальной достоверности и подлинности Климов решил отказаться от популярных актерских имен. На большинство ролей он пригласил или непрофессионалов, или начинающих актеров, или малоизвестных. Поскольку съемки проходили в тех же местах, где когда-то действительно орудовали немецкие карательные отряды, в качестве статистов задействовали местных, многие из которых пережили войну. Также в качестве исполнителей ролей немцев и партизан привлекали заключенных лечебно-трудовых профилакториев, обладавших необходимой типажной внешностью. На главную роль по итогам многоступенчатого конкурса и ряда проб был отобран 14-летний москвич Алексей Кравченко, привлекший Климова не только синим цветом глаз (таково было обязательное условие) и определенными актерскими задатками, но и необходимым для роли духовным развитием. Последнее проверялось следующим образом - режиссер показывал претендентам на роль военную хронику, в том числе из концлагерей, а потом предлагал попить чаю с тортиком. Кравченко оказался единственным, кто после увиденного отказался от угощения. Учитывая эмоциональную сложность многих сцен, во время съемок на площадке дежурили врачи и психологи. Один из самых трудных кадров, в котором Кравченко предстояло зарываться головой в болото, сначала думали снимать, введя юного актера в состояние гипноза, однако в итоге сочли это неэтичным. Позже поговаривали, что Кравченко после съемок пришлось отправить в психиатрическую больницу, однако это не более чем слухи. КИНЕМАТОГРАФ ЖЕСТОКОСТИ. Одна из ключевых составляющих фильма - шоковая эстетика, заключающаяся в подчеркнутом и программном натурализме, достоверности и безжалостной реалистичности происходящего на экране. Подобный подход был свойственен картинам, снимавшимся в военное время («Радуга», «Она защищает Родину», «Зоя»), обуславливался требованием эпохи, когда кинематограф служил средством пропаганды и призывал к беспощадной борьбе с врагом. В дальнейшем в советском кино - за редким исключением вроде «Иванова детства» - сложилась норма изображения «бесполого», облегченного варианта войны, исключающая акцент на тяжелом быте или демонстрацию насилия. Климов хотел перечеркнуть подобную традицию, поскольку она идеализировала войну, не давала зрителю понимания того, что это такое на самом деле: «Чтобы бытовое сознание стряхнуть, поднять зрителя к высокому сознанию, то есть вернуть его к его сути, необходимо потрясение». И не случайно, комментируя позже кульминационную сцену сожжения жителей деревни, режиссер говорил: «Это непридуманное насилие, такое было. Мы только отражаем то, что было». Конечная же цель такого гиперреализма заключалась не в «пропаганде эстетики грязи» или «смаковании», в чем режиссера упрекали некоторые, а в протесте против насилия. В то же время надо отметить, что Климову хватило вкуса, и «заглядывая в глубины ада», он выдержал ту грань, за которой кино действительно было бы уже невозможно смотреть. Стремление шокировать и показать правду отразилось на многих вещах. Например, сцена () перехода через болото снималась на реальном торфяном болоте - камера располагалась на плавучей платформе, а актеры без какой-либо страховки, буквально утопая, были вынуждены продираться через вязкую жижу по острым корягам на дне. Костюмы героев почти не шились, а на основании хроники и свидетельств подбирались подлинные, оставшиеся со времен войны. Более того, что большая редкость, все актеры, в том числе многочисленная массовка, были подстрижены в соответствие с временем действия. Грим ожогов лица и тела старосты создавался на основе наблюдений в ожоговом центре института им. Вишневского в Москве. Было разработано несколько вариантов, на нанесение каждого из которых уходило по несколько часов. Бутафорская кровь использовалась не советского производства, а более реалистичная венгерская. Также бралась реальная кровь со скотобоен и пунктов переливания. Другой пример шокирующего метода достижения реалистичности, который не раз ставили Климову в упрек - убийство во время съемок коровы. В сцене обстрела героев в поле одна из пуль (использовались настоящие трассирующие пули) попала в животное, в результате оно так и скончалось на съемочной площадке. Правда, на всякий случай корова была специально подобрана уже больная. Также нельзя не отметить снятую в рапиде сцену бомбардировки партизанского лагеря. Взрывы в ней вызывают подлинный инстинктивный ужас, поскольку группа использовала не взрывпакеты, а настоящие боевые снаряды. ВИЗУАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ. «Иди и смотри» стала одной из первых советских картин, большая часть которой была снята с помощью стедикама (оператор - Алексей Родионов), что во многом определило ее стилистику и атмосферу. Стедикам делает камеру максимально подвижной, что вкупе с длинными кадрами придает повышенную реалистичность действию и усиливает иллюзию сопричастности происходящему. Климов добивается эффекта субъективности, заставляя зрителя буквально пережить военный опыт, прочувствовать, насколько это возможно, что такое настоящая война. Но в то же время плавность движения камеры придает противоположный эффект беспристрастной, аналитичной фиксации кошмара глазами как бы некой высшей силы. В итоге зритель оказывается одновременно и участником событий, и сторонним наблюдателем. Эффект стал реализацией идеи режиссера о «сверхкино», выходящем за привычные рамки возможностей киноязыка. Как говорил по этому поводу Климов (с присущим ему максимализмом): «Я за "сверхкино", когда надо срывать коросту с оплывших жиром душ». Также режиссер рассматривал фильм как «сквозной крупный план героя». Исследуя влияние войны на человека, Климов в деталях фиксирует изменения главного персонажа, рефреном, буквально через эпизод показывая его крупные планы. Режиссер считал такой прием относительно простым, но эффективным: «Мы сознательно избегали всех мыслимых ухищрений - световых, звуковых, ракурсных, ставя своей целью просто зафиксировать то, что являет собой человек в данный момент». На наших глазах жизнерадостный наивный мальчик, в романтических тонах представляющий себе будни партизанского отряда, превращается в глубокого, поседевшего и морщинистого старика. По тому же принципу «вглядывания» в героев, во время диалогов в фильме почти отсутствует съемка из-за плеча - актеры обращены прямо в камеру, а значит и к зрителю. () Фильм принципиально снимался в цвете. Хотя Климов признавал, что мы привыкли видеть войну, особенно если речь идет о ее реалистичном воплощении, черно-белой. Цветом режиссер хотел передать вечное богатство красок мира и природы. Одновременно он создавал контраст с помощью реквизита, построек, одежды героев, в том числе жителей, партизан и карателей. Все это специально фактурилось и нивелировалось по тону, лишалось красочности и приобретало мрачный характер. СИМФОНИЯ АПОКАЛИПСИСА. () Особого внимания заслуживает звуковое оформление картины. Задумывая в свое время так и не реализовавшийся проект «Вымыслы», Климов хотел добиться такого эффекта пространства, чтобы оно казалось живым, дышащим, активным в той же степени, что и герои-актеры. В итоге идея реализовалась в «Иди и смотри». Только если в сказочных «Вымыслах» пространство должно было сообщать радостную, светлую атмосферу, в фильме о войне от него веет тревогой и смертью. Собственно, присутствие немцев и исходящая от них угроза долгое время ощущаются лишь через косвенные признаки, в том числе создаваемые звуком. Так описывал сам режиссер необходимый ему эффект: «Весь этот мир постепенно населялся невидимым, давящим ужасом. Каждое произведение божественной природы вдруг начинало источать из себя опасность, таило смерть». Во многом этого эффекта удается добиться именно благодаря звуковому сопровождению. Климовым и звукооператором Виктором Морсом активно используются всевозможные шумы: рычание двигателей, голоса птиц, жужжание насекомых, свистящий гул, возникающий после сцены бомбардировки, дыхание героя, колокольный звон, церковное пение, искаженные речи Гитлера, песня Любови Орловой из фильма «Цирк». Все это сталкивается с исполняемой словно бы на расстроенных инструментах музыкой Моцарта, Штрауса и Вагнера. Сливаясь, звуки формируют зловещую симфонию апокалипсиса, эффектно дополняющую страшный визуальный ряд. (Павел Орлов, «tvkinoradio»)

Убить самое убийство: «Иди и смотри» Элема Климова - фильм-реквием по войне. Нелегко смотреть этот фильм. Порой невольно хочется отвести, закрыть глаза - такие тяжкие разворачиваются перед тобой картины. Но сила искусства не позволяет это сделать, она властно, как магнит, притягивает к экрану, включает в действие, потрясая. Фильм нельзя смотреть сторонним взором, когда достаточно «ума холодных наблюдений». Пронизанная авторской болью картина и от зрителя требует полной отдачи. Она сделана без боязни потревожить душевный комфорт, более того, в известной мере это входило в замысел создателей. Так же установка на потрясение была осознана Ларисой Шепитько как одна из авторских задач в работе ... над «Восхождением». Трагические события послужили материалом фильма. Слишком серьезны, глубоки для авторов эти проблемы, чтобы говорить вполголоса, - набатным колоколом отзывается экран. Отсюда и императивность названия - «Иди и смотри», и открыто, бескомпромиссно заявленная позиция художников, настаивающих на острой обнаженности самой жестокой правды. Вспомним, что и в «Хатынской повести» Алеся Адамовича, из которой вырос фильм, и в его же книге «Каратели», чей отсвет в картине несомненен, жестокая правда реальности, выраженная с мастерством психолога, с темпераментом яркого публициста, тоже открывалась не спонтанно, не исподволь, чаще действовала как ожог. Фильм тем более обжигает трагедийным дыханием, два полюса человеческой души, ее «рай» и «ад», высвечивает мощным прожектором, подает намеренно резко, сгущая содержание образа до той степени концентрации правды, когда впору говорить о новом градусе реализма. Волею обстоятельств картина Элема Климова как бы дважды рождалась: сложившемуся в воображении режиссера, готовому к съемкам фильму пришлось несколько лет ждать осуществления. Годы эти, обрушившие на Климова огромную личную трагедию - гибель в автокатастрофе жены, Ларисы Шепитько, - обострившие его восприятие мира, слух художника, внесли коррекцию в замысел, подвигли на поиски новой кинематографической структуры и поэтики. Многое сошлось здесь: душевное состояние пережитой потери, опыт работы над лентами «Лариса» и «Прощание» и, конечно же, реальное движение времени, как никогда взыскующего к самосознанию человека. Сошлось, чтобы трансформироваться, по признанию Климова, в новый фильм, выражающий его чувствование, тревогу и надежду. В неразрывной цепи замкнулись переживания собственные, интимные и размышления о будущем человечества, о судьбе «мировой души», что отзываются в творчестве каждого подлинного художника. Здесь, наверное, и надо искать ключ к своеобразию фильма, к особой его стилистике, вызывающей неоднозначное отношение. Ощущение, что хриплый, срывающийся немолодой голос, отчаянно ругающий укрывшихся в ивняке мальчишек, услышан тобой еще до того, как в первом же кадре фильма появится заросшее щетиной лицо мужика в неказистой кепке, - может, и не аберрация даже. На этой высокой ноте режиссер начинает картину, и проклятия, адресованные ребятам, ищущим оружие в оставленных окопах, есть одновременно - это понимаешь по прошествии фильма - и предостережение автора, предупреждение из прошлого настоящему. Ему известно, чем чревато порожденное войной взрослое детство... Исступленно будет рыть осыпающийся песок один из подростков, пока не обнаружит в глубине окопа и не вытащит с огромным трудом не поддающуюся его усилиям винтовку. Шестнадцатилетний Флера счастлив: теперь у него есть оружие, он может идти в партизанский отряд. Но романтическая мечта, юношеская порывистость столкнутся в следующей затем сцене с драматическими переживаниями матери, знающей, какую беду может навлечь на их семью, на всю деревню выкопанная из земли винтовка. И этот контраст послужит как бы камертоном к общему настрою произведения. Чудовищная противоестественность войны - чувство это насквозь пронизывает картину, включая эпизоды, где реальность сама разоблачает себя, и те кадры, пластика, содержание которых утверждают красоту жизни, ее добрые начала. Война и мир будут тесно соприкасаться в фильме, то сближаясь, то вступая в конфликт. Представать перед зрителем в неожиданных, непривычных образах. Претворяться в поступки, характер героя, юного партизана Флеры, чьими глазами мы увидим события нескольких дней 43-го года. Намеренная концентрация действия в локальных временных рамках часто контрастно выявляет масштабы авторского замысла, его устремленность к обобщениям самого широкого толка. Так и в фильме «Иди и смотри» всего несколько дней, проведенных героем в адском пекле войны, освещенных пламенем на его глазах сожженной вместе с людьми деревни, заставляют нас искать и находить нити той «всесвязующей мысли» (Достоевский), которая позволила создателям ленты показать не отдельный «кусок жизни», а картину значения всеобъемлющего. Мирная, растерянная улыбка - таким входит Флера в партизанский лагерь. Истово, по-деревенски здоровается он с каждым, кто ему повстречается. На все вокруг смотрит восторженным взором. Флера не утрачивает мальчишеской непосредственности, остается наивным, немного нескладным пареньком, не обретая прежде времени черты, какие проявит в нем предстоящее хождение по мукам. Смерть еще как бы вне его. Флера постепенно будет втягиваться в трагический водоворот. Даже первое воинское крещение отступит перед влюбленностью. Хотя страшная реальность войны не где-то там, за горизонтом, она здесь, рядом: сотрясают лес взрывы бомб, обволакивает густой черный дым, в котором еще белее кажется летящая из раненых деревьев щепа, все ближе надвигается на героев и вот-вот настигнет автоматными очередями цепь фашистских парашютистов... Но стихает канонада, рассеивается дым, и Флера вместе с Глашей радуется жизни, ощущает ее всем существом. Режиссер и оператор находят выразительный экранный эквивалент их состоянию: в щедром аккомпанементе природы, дарующей яркие лучи солнца, серебряные струи дождя, в раскованном, темпераментном танце Глаши. Камера Алексея Родионова не чурается здесь живописной броскости, в создаваемом образе есть, быть может, даже некоторая нарочитость, красивость. Однако разве не предусмотрены они общим художественным сложением произведения, режиссерским расчетом на то, чтобы в сознании зрителя эта симфония жизни отозвалась тогда, когда на героя обрушится шквал смертельных испытаний? Ведь так, собственно, и выстроен фильм: все в нем взаимосвязано, резонирует в нужный момент, то усиливая эмоциональный удар, то направляя в определенное русло ход мысли. Замыкается цепь внутренних сопоставлений, ассоциаций, но высекаемые эмоции дают толчок размышлениям и за пределами фильма. Образное время ленты значительно расширяет пространство трагедии, перебрасывая чувство и мысль из вчера в сегодня, в завтра. Эта особенность фильма, чье содержание принадлежит не только прошлому, но настоящему и будущему, качество, свойственное наиболее примечательным лентам о войне середины 70-х - начала 80-х годов, о каком писала критик Елена Стишова, говоря о «новом чувстве исторической дистанции», потребовавшей субъективирования эпоса, иных «диалогических отношений с историческим материалом, героями, временем». Для создателей фильма «Иди и смотри» изначально исключена возможность встать над событиями, выразить в экранном рассказе некую надличную волю. Яркая индивидуальность художника, особенность переживания времени, активность социальной позиции и ранее отличали произведения Климова. Не случайно «Прощание» - картина, задуманная и начатая Ларисой Шепитько, стала лентой именно Климова, хотя ее создатели и шли в русле первоначального художественного замысла. А писатель Адамович подчеркивал, что для него решающим фактором в творческой личности постановщика будущего фильма по «Хатынской повести» стало то, что ленты Климова «сделаны яростно». Этот яростный напор, многократно усиленный в картине «Иди и смотри», обусловлен не только самим материалом, который до сих пор пеплом стучит в наши сердца. Он предопределен той нравственной требовательностью, что направляет художника, не скользящего по поверхности жизни, а трудно, мучительно пытающегося постигнуть сложность мира, дойти, по выражению поэта, «до самой сути». Потому обычно кризисная для истории, для личности ситуация его фильмов, и победу в ней может дать лишь сила духа, оказывающаяся выше любых обстоятельств, даже таких, как насилие, как смерть. Стремление к сохранению духовного начала, живущего в нашем народе, едва ли не главный мотив в творчестве Элема Климова. Реализуется он в различных жанровых и стилевых формах, вплоть до решения «Агонии», чьи гротесковые изгибы тем не менее не мешают ощутить ту же, в сущности, мысль, только утверждаемую как бы доказательством от противного. Раскрывается она и в «Ларисе» - в исполненном глубочайшей скорби, но удивительно мужественном, аскетически строгом рассказе о духовном накале человеческой, жизни. И эпический строй драмы «Прощание», в котором воплотились ведущие идеи повести Валентина Распутина, с огромной художественной энергией зовет к размышлениям о духовном опыте, о нерасторжимости связей с землей, природой, о нравственной ответственности за судьбы всего живого. Если вдуматься, то и в картине «Иди и смотри» речь так или иначе о глубинном содержании человеческого духа и его высотах, подвигающих на душевный подвиг, на героизм, и о низменных тайнах, ведущих к бездне падения. И о том, что есть нравственный долг. Еще один климовский фильм - «Спорт, спорт, спорт» - тоже подсказывает памяти эпизод, важный для понимания опорных моментов творчества художника. В легкоатлетическом соревновании в Сан-Франциско финский бегун Хуберт Пярнакиви, кажется, вот-вот повторит показанную нам до этого трагедию американца Боба Сота, на пределе сил боровшегося за последние метры десятикилометровой дистанции, однако так и не сумевшего ее одолеть и замертво рухнувшего на дорожку стадиона. Пярнакиви вблизи от финиша также бежит почти на месте. Но, шатаясь, заставляя непокорные ноги двигаться вперед, он все-таки пересекает рубеж и падает без сознания. Этот драматический сюжет - сверхнапряжения сил, воли, преодоления себя, победы над собой - давно занимает Климова. В «Иди и смотри» он идет дальше по этому пути и показывает то, какой трагической ценой дается победа человеческого в человеке. Поседевшие виски, преждевременные морщины Флеры - лишь внешние меты заплаченного за эту победу. Элему Климову важнее обнажить рубцы внутренние, оставленные не на теле - в душе. Что больше потрясает - лицо, искаженное гримасой боли, или изнутри мучающийся этой болью человек, страдающий от глубокой душевной раны? ...По поросшей травой дороге вместе с Глашей войдет в деревню Флера. Неяркое закатное солнце будет смотреться в окошки неказистых изб, скользить по плетню, заглядывать на крыльцо. Странная тишина, пустота окрест остро кольнут недобрым тревожным чувством, когда взгляд вдруг споткнется о белеющую посреди дороги подушку. Это первый знак беды у порога родного дома скорее сигнал нам, зрителям, Флеру он минует, не заденет его внимания. Флера зацепится за второй - кучкой лежащие на полу хаты детские игрушки камера покажет дважды: сначала задержится на них будто ненароком, оглядывая жилище, затем выделит на общем плане - смысловой, предупреждающей деталью. Глаша поймет это предупреждение: завоет тоненьким голоском. Поймет, кажется, и Флера - с криком бросится во двор к колодцу, пытаясь в его глубине увидеть то, от чего заранее отталкивается, чему активно сопротивляется душа. И фильм, отвечая этому состоянию героя, не спешит окончательно сказать правду, он делает паузу. Дорога на остров, куда, думает Флера, ушла с маленькими сестренками мать, лежит через зады деревни. Завернет за угол тропка, и буквально на миг, лишь Глашиному взору (Флера этого не увидит) откроется жуткое: невдалеке, у стены амбара, возвышается гора трупов. А Флера спешит, увлекает за собой Глашу в трясину болота, в ее мутную зеленоватую жижу. Захлебываясь грязью в топи, выбиваясь из сил, пробираются они к зыбкой заветной земле, и этот путь будет сопровождать доводящий напряжение до экстаза необычный звуковой ряд: то приглушенные людские стоны, то крики птиц, зверей, с врезками обрывочных фраз из штраусовского вальса. Лихорадочный озноб эпизода достигает апогея в истерическом крике Глаши: «Они там! Не здесь! Они убиты!», в срывающемся, переходящем в рыдание голосе почти обезумевшего Флеры: «Они тут! Тут!» Стискивает Флера голову, раскалывающуюся от непереносимого гула в ушах, а камера в это время приближает поляну, на которой сгрудились люди, с состраданием глядящие на паренька. Расступается толпа, пропуская сквозь себя Флеру: «Флерочка, сынок! Забили твоих!» - и он видит на траве обгорелого, полуживого человека. Невозможно распознать в нем того самого мужика, что отчаянно предостерегал тогда мальчишек. Подскажут это только его страшные, с трудом разбираемые слова: «Усех да адного человечка... Мяне бензином... Гару... Бягу... Даганяю их... Прашу... Малю... Дабейце мяне... Смяюцца... Смяюцца... Гаварыл я табе, не капайце...» Отступает Флера, зарывается головой в болотный мох - от жестокой беды, от безысходного чувства вины. Знаю: иных шокирует исступленный нерв этих сцен. Но, приемля или отвергая ту или иную поэтику, надо прежде всего понять автора, «законы, им самим над собой признанные» (Пушкин), их природу, истоки. О будущем фильме Климов говорил: «Поразительно образная литература должна быть снята как бы документальной камерой. Люди и обстоятельства должны выглядеть как в хроникальных кадрах. Память бывает разного рода. Одна память, так сказать, мемориальная. И это справедливо. Должна быть и такая память. Другая память - живая... Но существует и такая память о минувшей войне, которая во всех последующих поколениях незримо изменила состав крови, сознание и даже подсознание. И разбудить эту подсознательную память необходимо - чтобы невозможен был рецидив. Нам хотелось бы понять механизм его «бужения», овладеть им и воспользоваться в работе». Разбудить подсознательную память образами, отлитыми в бронзе монумента, Климов полагал невозможным. «Слишком страшное», «слишком жестокое», что еще Довженко призывал безбоязненно переносить на экран, надо было наполнить живой плотью реальности. И передать с неостывшей страстью художника, с глубоким пониманием, что такое война. Как писал Григорий Козинцев, «только сила отклика, глубина чувства наполняют жизнью образ. Яблоки в фильме Довженко не сняты, а выращены всей его жизнью, начиная «со святого босоногого детства» (его слова). Искусство отражает жизнь. Разумеется. Каким же способом происходит это отражение? Только одним: силой отклика, страданием, состраданием». Правдивое, честное отношение к событиям войны, желание ничего не исказить заставили идти на сближение с документом: документальная манера позволяла добиться наибольшего эффекта в достоверном изображении того, как это было. Сила отклика и сострадания, стремление к максимальному воздействию экрана высвободили особую художническую энергию, породили предельную внутреннюю экспрессию и высочайшее напряжение едва ли не в каждом кадре. Только добивался этого режиссер не с целью поразить ужасами войны, испугать ее чудовищными картинами, а чтобы открыть в этих ужасных обстоятельствах глубины человека, приблизиться, подчеркивал Э. Климов, «к понятию того, что есть человек». Именно в таком качестве наиболее плодотворно заявляют о себе в лучших произведениях литературы, кинематографа военной темы искания современного искусства, направленные на то, чтобы понять: а каковы же возможности, пределы человеческие, понять «феномен человека». И если вспомнить о наиболее сильных экранных впечатлениях последнего времени, сопрягающихся с этой тенденцией, то в числе первых мне хочется назвать оставившую глубокий след в душе картину Светланы Алексиевич и Виктора Дашука «У войны не женское лицо». В области документалистики В. Дашук добивается результата, сходного тому, что рождает климовская лента: непривычная откровенность авторской манеры, близкая, на мой взгляд, стилевой доминанте картины «Иди и смотри», проникает в глубину, высвечивает в человеке самое важное, самое существеннее. Этого выражения сущностного фильм «Иди и смотри» достигает не только в пиковые моменты, не только когда те или иные сцены предстают в кульминационных вспышках авторского чувства, но и в других отрезках действия - в картине фактически нет проходных сцен, необязательных эпизодов. Хроникальным репортажем воспринимаются кадры, рисующие партизанский лагерь: танкетка, въезжающая в лес... часовые на вышке... походный госпиталь в шалаше, белые гирлянды стираных бинтов... смена дозорных... отряд в строю перед уходом в бой, речь командира... Лаконичные зарисовки, будто схваченные объективом документалиста. Но главное в них не документально точно зафиксированные подробности быта, а то духовное содержание кадра, которое в первую очередь зависит от степени авторского присутствия в фильме, опять-таки - от силы сострадания. Кажущаяся неуправляемость потока экранной жизни обретает и художественную стройность, и легко прочитываемый смысл, когда чувствуешь отношение художника к воссоздаваемой им действительности. В сценах партизанского лагеря, в этой мозаике его повседневного бытия, где тяжкий труд войны не в силах при любых обстоятельствах истребить живущего в народе юмора, закономерно берет начало тема народного сопротивления, тема ответственности каждого за судьбы Родины, столь значимая в идейном строе произведения. И коллективный портрет партизан, последний снимок перед боем, на который накладывается мощное звучание песни «Идет война народная, священная война!», и лицо партизанского командира Косача, запечатленное в минуту суровой думы, и из глубины души идущий возглас Флеры: «Я воевать сюда пришел!» - все это раскрывает дух народа, решительно поднявшегося на защиту земли. Мы и дальше ощутим эту волю, это бесстрашие, когда на бескрайнем, кажется, поле будет бежать и бежать к темнеющему вдалеке лесу под несмолкаемыми пулеметными очередями, увертываясь от пуль, ведомый чувством долга немолодой партизан. Когда, оставшись один после гибели всех трех старших товарищей, Флера под трассирующими пулями будет упорно продолжать путь, изо всех сил удерживая в руках веревку, связывающую его с ошалевшей от огненных всполохов коровой, - ведь там, на острове, ждут голодные женщины и дети. Фильм, обнажающий суровое, жестокое, тяжкое, показывает в герое человека гуманного. Это, может быть, один из самых важных для авторов, самых насущных моментов. Перебрасывая мост из прошлого в настоящее, они думают о том, каким выйдет из кризисной ситуации ХХ века, оказавшегося под угрозой термоядерной войны, наш современник. Каким должен быть человек, чтобы преодолеть «стартовый» выстрел» (выражение А. Адамовича) третьей мировой войны. И наоборот, из сегодняшнего дня вглядываясь во вчерашний, создатели фильма пытаются до конца осознать: кто же были те, что вершили чудовищные злодеяния во время Второй мировой войны, истребляя народы, стирая с лица земли деревни и города? Движется время, меняются поколения, а вопрос этот не перестает биться в сознании. Фашизм, у которого есть предки, есть и потомки, нуждается до сих пор не только в аналитическом исследовании историка, но и в художнике, способном опуститься в пучины извращенного, гибельного духа. На протяжении всей картины сталкиваются бесчеловечие и гуманизм, фашизм и Человек. Не как наблюдатель участвует в этом конфликте автор: мы словно слышим его страстный голос - так проживаются им и так сопереживаются нами разные этапы этого столкновения, воплощенные в режиссерской партитуре фильма. Режиссура Элема Климова в этом фильме - поразительное явление творческого духа. Одна из ее вершин - огромного эмоционального накала сцена карательной акции фашистов. Как удалось режиссеру направить и связать воедино не просто в огромного масштаба массовую сцену - в поразительную кинематографическую фреску усилия многочисленных творческих подразделений съемочной группы - секрет и дар уверенной постановочной руки. Как вбирает в себя эта фреска море людского горя, отчаянную жажду жизни, силу ненависти к извергам и холодное палачество, мертвый цинизм, лютую бесчеловечность, осмысленные и обобщенные в панорамном взгляде художника, - тайна не только высочайшего мастерства ее создателя, но и состава его души. Элем Климов воплощал на экране конкретную реальность белорусской деревни (даже съемки шли в тех горестно памятных местах). Но здесь, в этих эпизодах особенно, исчезло время - киноповествование целиком погружает тебя в эпицентр трагических событий, делает их сиюминутными. Уже с момента, когда утренний туман плотной стеной окутает все вокруг и в нем едва различимо растянется цепь карателей, чтобы потом оказаться на широкой сельской площади возле амбара, и промчится в этой удушливой серой мгле мотоциклист с трупом на коляске и угрожающей табличкой над мертвецом: «Сегодня утром я обидел немецкого солдата» - а затем появятся на дороге группы и вереницы крестьян, и их станут издевательски подгонять, избивать, затискивать в проем амбарных ворот, как скот, - чудом искусства ты будешь втянут в этот адский круг, чтобы захлебнуться дикой вакханалией зла. Нет, фильм не перейдет границ художественного такта, дозволенного в искусстве, не впадет в грех натурализма. Но заставит содрогнуться от самой возможности кошмара, от страшной действительности современного варварства. Чтобы изнутри добиться такого ощущения, понадобится особая степень реализма. Режиссер Григорий Козинцев подчеркивал: «Все должно происходить не на фоне декораций - реалистических или условных, - а в гуще народного горя. Вот право на съемку трагедии, смысл ее перенесения на экран». Легко было в этой сцене сбиться на «театр», на некий спектакль, напоказ выставляющий звериное лицо нелюдей. Фильму такая позиция чужда. Он прежде всего погружает именно «в гущу народного горя» и уже с этой высоты побуждает нас страдать и ненавидеть. Пять языков зафиксировала звуковая дорожка в этом аутодафе XX века, среди которых различаешь и речь соотечественников, хотя не хочется называть этим словом тех, кто пошел фашистам в услужение, кто использовал против «своих» временное преимущество дарованной им силы. Были карателями русские, украинцы, белорусы и действовали часто с особой лютостью, с какой-то сладострастной жестокостью даже. Фильм показывает это, не пытаясь ни скрыть, ни смикшировать правду. ...«Германия - культурная страна», - слышится голос из радиомашины, а в это время гонят, как стадо, народ, в амбар ногами запихивают женщин и детей, протыкают штыком гнездо аиста. «Германия - культурная страна» - и выхватывают из рук матери ребенка, швыряют его обратно в окошко сарая, а молодую женщину волокут за волосы, забрасывают в машину на потеху солдатам, приставляют мальчишке к виску пистолет - чтобы запечатлеть рядом себя на «выразительном» фотоснимке. Что больше всего врежется в твою эмоциональную память - сбившаяся в груду тел, охваченная страхом, но еще не понимающая до конца, что ее ждет, людская толпа? Ухмыляющаяся рожа бородатого полицая, с издевкой прикрикивающего на этих мучеников: «Тихо! Починаемо общее собрание. Записувайтесь у прения!»? Выражение лица немецкого офицера, брезгливо смотрящего поверх людских голов и отдающего непостижимую бесчеловечностью команду: «Без детей - выходи... Дети оставить!»? Врывающиеся в стон, в крики визгливые звуки гармошки, пущенная в репродукторе на полную громкость мелодия разудалых «Коробейников»? Или залпы огнеметов, поджигающих живой амбар, летящие в разгорающееся пламя гранаты, аплодисменты группы наблюдающих за ужасным зрелищем офицеров, хохочущая морда фашистского солдата? Фильм не покажет разыгравшегося боя партизан с карателями, но его результат: кучку плененных убийц в окружении отряда. Один фашист будет отрицать вину, повторяя знакомое: «Нас заставили!» - хотя именно он тащил за волосы женщину, другой - кто дирижировал на площади чудовищным действом - станет говорить, что он мухи не обидел, третий же, тот, что сказал дикое, навсегда врезавшееся во Флерину память - «Без детей - выходи!», сорвется в откровенном злобно-истерическом выкрике: «Вас не должно быть! Не все народы имеют право на будущее!» Вот откуда, из какой идеи произрастали этот всепоглощающий азарт бойни, массовый садизм, психология, позволяющая переступить грань дозволенного, активная готовность мучить, терзать, убивать. Убежденность: «И миссия будет исполнена. Сегодня или завтра». «Слушать... Всем слушать», - обращается к партизанам командир Косач. И в словах этих снова различим голос Автора. Отсюда, из сегодня, видит он пагубную опасность фашизма, означающего концлагеря, насилие, поругание человеческого достоинства, мученическую смерть миллионов. И потому после того, как свершится возмездие над карателями, включится в фильм кинохроника: трупы замученных, полуживые человеческие тени. Уходит отряд, а в кадре вдруг возникнет паренек - ну совсем как Флера в момент появления в партизанском лагере - в таком же пальто, с фанерным чемоданом и винтовкой через плечо. «Новенький!» - окликнут его. А мы увидим лицо обернувшегося Флеры, совсем другое, недетское, с воспаленными глазами, в которое навсегда врезано пережитое. Побывав на адском пиршестве у самой смерти, он еще ни разу не выстрелил из винтовки. Создатели фильма не случайно отодвигали этот миг. «Как бы ни были высоки наши побуждения, война все равно оставалась... противоестественным состоянием для каждого человека, не потерявшего людской облик», - писал К. Симонов. Он выстрелит теперь - после того как своими глазами увидел, что творили фашисты, это они заставили щелкнуть затвор его винтовки. Первая пуля послана в плакатный портрет Гитлера, оказавшийся под ногами. Это его надо убить, решает Флера, - за поруганную землю, за кровь ни в чем не повинных людей. Прозвучит выстрел, вступит мощными раскатами моцартовский «Реквием», а пленка в хроникальных кадрах покажет фюрера, запечатленного в последние месяцы перед концом проигранной им войны. Стреляет Флера. И тут режиссерским приемом время поворачивается вспять: хроника прокрутится назад, и на каждом ее этапе - в пору триумфа Гитлера, в момент захвата им власти, в период разгула штурмовиков - будут звучать выстрелы, убивающие фашизм в лице любующегося собой фюрера или безвестного еще ефрейтора первой мировой войны. Но вот на экране фотография женщины с годовалым младенцем на руках. Имя его Адольф Шикльгрубер. Все исстрадавшееся существо Флеры взывает: «Убей его! Убей зло в зародыше! Убей его, и ты спасешь человечество. Не будет миллионов замученных, заживо сожженных!» Но Флера не поднимет оружия против ребенка, выстрела мы не услышим. Сложный вопрос ставили здесь для себя авторы фильма. Предопределила исход внутренних споров, подсказала художественное решение высшая нравственная идея. Ведь этот младенец еще невинен. И направить пулю в него - значит убить невиновного ребенка. Убить самое убийство, уничтожить его возможность, его предпосылки - в этом пафос фильма «Иди и смотри». Раскрывая «низы» человеческой души и поднимаясь к ее высотам, он видит пути движения человечества - к жизни, к миру. ...Уходит отряд. «Поторопись! - кричит Флере партизан. - Поторопись!» И взмывает вверх камера, открывая взору чистое небо. Крупность задач рождает искусство широкого масштаба, необычных форм, огромной воздействующей силы. Такая картина многое может изменить в умонастроениях людей. Мастеров кино в том числе. Фильм требует иной точки отсчета, иной меры взыскательности к себе. Должно прийти новое осознание предназначения творчества. (Нина Игнатьева. «Искусство кино», 1985)

Багровые реки. «И когда он снял четвертую печать, Я услышал голос четвертого животного: Иди и смотри! И я взглянул. И вот конь бледный, И на нем всадник, Имя которому смерть». Теперь я знаю, как выглядит Апокалипсис. Он гремит в ушах заезженными патефонными пластинками и чьим-то идиотским подвыпившим смехом. От него пахнет бензином и сгоревшей плотью. Сам же он состоит из пугающих мелочей: нелепой свистульки, торчащей изо рта изнасилованной всем взводом девицы, коляски с трупом, нарезающей бессмысленные круги или безразличия в глазах немецкого офицера, который одновременно играет со зверьком. Апокалипсис свершился, но все были слишком заняты, чтобы его заметить. Звезды с ... неба пока не падали, но реки уже покраснели. К середине 80-х годов тема Великой Отечественной Войны считалась в советском кинематографе практически исчерпанной. Что нового можно было добавить после виртуозно прочувствованных трагедий одного человека («Летят журавли»), отдельно взятой семьи («Баллада о солдате») или целого народа («Они сражались за Родину»). Но Климов пошел дальше, и его фильм гораздо глобальнее трагедий отдельных людей и наций, ибо он подводит неутешительный итог деятельности всей человеческой цивилизации. История пугает своей обыденностью для того времени. Жители белорусской деревни отказываются выдать немцам местоположение партизан, и захватчики принимают решение стереть ее с лица земли. Процесс стирания опробован до мелочей, все роли расписаны заранее, и каждый выполняет свою с точностью часового механизма. Однако, заставляя зрителя встать на место крестьянина, сгорающего в амбаре, Климов прекрасно понимает одну из основных заповедей киноискусства: главное - не то, что происходит на экране, а то, что воображение зрителя дорисует в своей голове. По сравнению с современными натуралистическими веяниями его фильм почти аскетичен. Нынешние режиссеры для усиления эффекта понапихали бы расчлененки, реки крови, стекающей с рукавов палачей, крупные кадры сгорающей человеческой плоти. Климов обходится без этих дешевых приемов, но благодаря виртуозной работе камеры и блестящему монтажу добивается полного эффекта присутствия на месте событий. Это и отличает его фильм от прочих на ту же тему: другие предлагали зрителю прочувствовать трагедию, Климов же заставляет ее пережить. И вместе с тем, фильм совсем не о войне. Здесь нет противостояния идеологий, а палачи - обычные люди в немецкой форме и без нее. Один из ключевых образов - старосты из своих, охотно отправляющие соотечественников на смерть и получающие от нее явное удовлетворение. Что это - простое желание выжить любой ценой? Или опьянение маленького человека, которому наконец дали хоть какую-то власть над другим, и теперь он ее использует на полную катушку? Показывая акты жестокости, Климов намеренно вызывает у зрителя полное отвращение к происходящему. И вместе с тем, это один из тех фильмов, который во время просмотра меняет своего зрителя. К финалу мальчик Флера полностью седеет, превращаясь в старика. Зрителя ждет та же участь, только внутренне - начиная смотреть фильм юным и несведущим в вопросах глубин человеческого падения, он заканчивает просмотр глубоким стариком, видевшим такое, что нельзя видеть. Фильм рождает отвращение не к нацизму, не к Гитлеру, не к войне, а к любым формам человеческого принуждения и насилия, которые в сознании смотревшего, в первые дни после просмотра будут неизбежно мутировать в образы догорающего крестьянского амбара. И режиссер дает зрителю такой выход в мир, где это не повторится. Первоначально Климов хотел назвать картину «Убейте Гитлера» с подзаголовком «Убейте Гитлера везде…» Но не стоит буквально понимать финальную сцену с расстрелом портрета фюрера - уничтожение одного психопата, горстки людей или даже целой системы ничего не решит, только сами реки начнут течь в обратную сторону. Ведь вторая часть подзаголовка картины - «Убейте Гитлера в себе», и корень решения этой проблемы находится в людских душах. Ключ к спасению лежит в милосердии, только оно сможет остановить насилие. И Флера, даже после того что пришлось ему вынести, останавливается, не в силах пристрелить на портрете невинного ребенка, хотя и прекрасно знает о том, в кого он превратится. А мы так сможем? Увы, но и спустя 25 лет после выхода фильма современному человеку столь же сложно разрубить этот гордиев узел. Насилие и жестокость повсеместно маршируют нога в ногу на очередную ступень человеческой цивилизации. А это значит, что мы не смогли усвоить самый суровый урок, и наши реки по-прежнему красные. Апокалипсис продолжается. (fox m)

1943-й год. Белорусская республика оккупирована фашистскими войсками. 16-летний парень Флера (Алексей Кравченко) находит под землей винтовку и собирается присоединиться к партизанам. Мать всячески отговаривает его, но это не имеет никакого воздействия. Однако, несмотря на присоединение к партизанам, Флеру не берут на первую операцию, и от обиды он покидает лагерь. Неподалеку парень знакомится с девушкой Глашей (Ольга Миронова). Тем временем начинается бомбежка партизанского лагеря, и ребята вынуждены покинуть его. Флера ведет свою новую подругу к себе в деревню. Но в доме никого не оказывается. Продолжив свой путь через болото, герои встречают небольшое количество мирных жителей. Там Флера узнает о том, что ... его родители погибли, и окончательно сходит с ума от отчаяния и злости. Жители делают чучело Гитлера из грязи и по очереди плюют в него. Оставив Глашу, Флера вместе с тремя мужчинами отправляются на поиски еды. Они берут с собой чучело Гитлера и устанавливают его на дороге, предварительно заминировав. Начинается бомбежка, и трое мужчин погибают. Флера добирается до деревни, но оказывается, что и сюда добрались немцы. Картина «Иди и смотри» стала последней в творческой карьере Элема Климова. Наиболее известным его фильмом была комедийная лента «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», сатира на советский пионерский лагерь. Поэтому мало кто ожидал от постановщика жесткой и реалистичной военной картины, которая врежется в память многим зрителям, а для кого-то даже останется сильнейшим впечатлением от кинопросмотра. Некоторые зрители с ужасом вспоминают события, показанные в этой картине. Недаром даже название фильма взято из Книги Иоанна о 4-х всадниках апокалипсиса. «И когда он снял четвертую печать, Я услышал голос четвертого животного: Иди и смотри! И я взглянул. И вот конь бледный, И на нем всадник, Имя которому смерть». На Московском кинофестивале 1985-го года «Иди и смотри» разделил главный приз с фильмом «История солдата», позже номинированного как лучший фильм года на премии «Оскар», а также с малоизвестной на сегодняшний день греческой картиной «Конец девяти». Что удивительно, отечественные зрители не так сильно полюбили «Иди и смотри», как зарубежные. Фильм входит в различные американские списки лучших фильмов всех времен, а Мартин Скорсезе назвал его своей любимой военной лентой. Про Великую отечественную войну снят не один десяток советских фильмов, но «Иди и смотри» сильно выделяется. Во-первых, кино напрочь лишено лирики, во-вторых, съемка больше напоминает документальный фильм. Реализм картины захватывает с первых кадров и держит зрителя до самого конца. Хотя показанные события никто не назовет приятными. Режиссер не стал ограничиваться условностями, а, напротив, детально показал жестокость нацистов. Интересным фактом стал ход режиссера снимать все эпизоды в хронологическом порядке. Это давало возможность молодым актерам лучше прочувствовать своих персонажей, которые сильно изменились на протяжении сюжета фильма. Ходили слухи, что Алексея Кравченко гипнотизировали, но он опроверг их, сказав, что постановкой его образа занимался исключительно Элем Климов. Любопытно, что в первой половине фильма немцев не было. Можно было увидеть последствия их пребывания, бомбы, которые они скидывают, самолеты, на которых они летают, но лица фашистов показываются только во второй половине фильма. Причем одни и те же немцы показаны в различных условиях. Мы видим, как фашистов, которые наставляют на человека оружие, так фашистов, на которых наставлено оружие. Картина снята на студиях «Беларусьфильм» и «Мосфильм». Для еще большего реализма происходящего все герои говорят на родных языках: белорусы - на белорусском, немцы - на немецком. Фильм не переведен на русский, но это и не требуется, поскольку слов не так много, а белорусский язык достаточно близок к русскому. Зато сохранены голоса и интонация. Из актерских работ в первую очередь хочется отметить блестящее исполнение своей роли совсем молодым актером Алексеем Кравченко. Будучи ровесником своего героя, он сыграл одну из самых впечатляющих подростковых ролей. Надо отметить и сложный образ, где ему нужно было изобразить перерождение молодого парня, который в конце фильма становится полностью неузнаваемым. После «Иди и смотри» актер не появлялся на экране целых 10 лет. Сейчас он вернулся в кино и ежегодно задействован в нескольких проектах. Но, к сожалению, подобных высот ему достичь так и не удалось. А вот карьера Ольги Мироновой, проникновенно исполнившей роль Глаши, началась и закончилась на фильме «Иди и смотри». Сейчас она работает учительницей в школе. В заключении хочется сказать, что это штучный фильм, стоящий особняком среди всего отечественного и мирового кино о войне. Он может вызвать совершенно разные эмоции, но вызовет их совершенно точно. Лично мне показалось, что местами режиссер все-таки перегибал палку, но это не помешало мне восхититься его мастерством в постановке этой замечательной картины. (Михаил Нефедов, «Cinema-ma»)

«Я не видел войны, я смотрел только фильм, Но я сделаю все непременно, Чтобы весь этот мир оставался таким И не звался потом довоенным» (Олег Митяев). Самый страшный, и, что самое худшее, самый правдивый фильм о войне. Снятый под закат Союза, фильм подвел жирную риску под всеми лентами советского периода на тему Второй Мировой. История одной белорусской деревни, затерянной где-то в густых лесах. История одного мальчика, не по годам постаревшего. История о губительном влиянии войны на человеческую психику. Мой учитель истории очень любил повторять фразу о том, что самое страшное в войне, на самом деле, не всеобщая разруха, и разрушенные ... судьбы, а то, что в условиях войны человеческая жизнь обесценивается донельзя. «Смерть одного человека - трагедия, смерть миллионов - статистика», - такую мудрость выдал когда-то один циничный ум, и, к большому сожалению, оказался прав. «Хатынская повесть» Алеся Адамовича послужила сценарной основой для этого фильма. А в основу знаменитой сцены уничтожения жителей деревни под тирольские напевы и кровожадные взгляды не лучших представителей рода человеческого лег один эпизод печально известной истории об одной из жесточайших карательных акций нацистов на оккупированных территориях. «Иди и смотри» по силе воздействия можно поставить в один ряд с «Заводным апельсином». И если фильм Кубрика - это кошмар под музыку Бетховена, то у Климова в финале очень символично играет Вагнер и «Реквием» Моцарта. И Климов, и Кубрик ставят весьма неутешительные диагнозы всему человечеству, и порой не согласиться с ними невозможно. Первое, что хочется после просмотра климовской истории - это громко и беззлобно ругнутся матом, накатить сто грамм водки и просто помолчать. Помнится, Кроненбергу в свое время в Каннах вручили специальную премию с довольно странной формулировкой «За художественное мужество». Многие недоумевали тогда по поводу того, что же это за категория такая малопонятная. Так вот, эта работа как раз и есть то самое мужество. Мужество воплотить на экране саму Войну в чистом виде, мужество не уйти в ненужные морализаторство и пафос, мужество буквально вживую пропустить через себя и всю съемочную группу весь ужас 1943 года, мужество сделать все это при очень ограниченных возможностях, мужество в правильный момент остановить финальные выстрелы по фотографии «асвабадзіцеля»... Вряд ли много из присуждавших тогда приз канадцу, были ознакомлены с творением Климова, которому относительную известность обеспечил Стивен Спилберг, восхищавшийся этой картиной и подобно Кубрику, крутившему на съемках «Сияния» линчевскую «Голову-ластик», организовывал для творческой команды «Списка Шиндлера» просмотры картины. Фильм «Иди и смотри» ни секунды не щадит своего зрителя. Наоборот, он будто пытается ударить как можно больнее и задеть как можно глубже. Вместе с героем будто сходишь постепенно с ума, переживая все тягости и зарабатывая все новые и новые морщины на лице и все более и более печальный взгляд. Погружаешься во всю эту какофонию внутренних и внешних звуков, таким же болезненным взором окидываешь происходящее вокруг, также обессилено хочешь уснуть на коровьей туше и украсть повозку с лошадью, так же исступленно смотришь на плененных немцев и «мыненемцев» с канистрой бензина в руке и окончательно погружаешься в атмосферу всеобщего безумия, разряжая магазин винтовки в портрет майнфюрера, а в кульминационный момент хочется так же обхватить руками голову и громко-громко заорать. Потому что, такое нельзя держать в себе, ведь когда мир сходит с ума, поневоле сходишь с ума вместе с ним. «Иди и смотри» - отличный способ обломать себе настроение и/или загнать особо впечатлительного зрителя в депрессию. И, тем не менее, он из той категории фильмов, которые хотя бы раз просмотреть должен каждый. Просто потому, чтобы раз и навсегда уяснить для себя, что самая страшная вещь в этом чер(с)т(о)вом мире - это война, и ее лицо именно такое. Забудьте большинство красочных боевиков и пафосных военных фильмов, вернее оставьте их как-нибудь на потом, а вместо этого лучше проследуйте за плавно лавирующей между деревьями камерой Алексея Родионова, сопровождающей обшарпанный партизанский отряд, к которому надолго примкнул пятнадцатилетний старик по имени Флера... Идите и смотрите. (orange3005)

Вот ведь случается такое - фильм, как реальность. К слову, о таком кино даже рассказывать тяжело. Просто трудно. В названии фильма отражена вся суть, о которой рассказывать даже и нечего. Тем не менее, кое-что все же поведать стоит. Фильмов о Второй Мировой в СССР было снято совсем немало и многие из них сегодня держат статус абсолютных шедевров. Что и говорить, но самые лучшие фильмы на эту тему, пожалуй, удавались именно у нас. «В бой идут одни старики», «Они сражались за Родину», «Семнадцать мгновений весны», «…А зори здесь тихие» и другие картины о тех суровых (мягко сказано) временах отлично демонстрировали нам ... войну с различных ракурсов, собирая, так сказать, мозаику на тему войны. И вот - «Иди и смотри». Фильм - точка, поставленная на эту тему. Шестнадцатилетний мальчишка Флера, живший в деревне и отправляющийся на войну - необычный герой для фильма про войну. Однако Элем Климов все четко рассчитал и лучшего героя для такого фильма не найти. Просто фильм сам по себе - о войне в принципе. А главным героем я бы назвал даже не сколько самого Флеру, а его лицо. Довольно часто в кадре не показывают ничего, кроме лица этого парня, а оно с каждой минутой становится более... старым, что ли. Там, где раньше было нежное личико - морщины старика, а вместо радостной улыбки появляются страх и отчаяние. Фильм кишит всеми подробностями о войне. Кто не плохо знаком с историей тех лет и примерно знает, что вытворяли фашисты с нашими людьми - увидит все это здесь во всей «красе». Фильм немногословен, но нужны ли там слова? Когда австрийское отродье загоняет в огромный хлев почти всех жителей (обязательно включая всех детей и младенцев), а потом все это сжигает - никакие слова не нужны. Смотреть фильм чертовски страшно. Что там все эти ужастики последних лет с их карикатурными маньяками? Да ничто по сравнению с этими «зверями», которые жизнь человеческую ни во что не ставят. В свое время, Спилберг перед съемками «Списка Шиндлера» заставлял всех актеров смотреть этот фильм. А после съемок «Иди и смотри», молодой тогда Кравченко ушел лечить свою голову - тогда он узнал о войне слишком много. Я после просмотра этого фильма сидел в чертовски смурном настроении. Фильм просто заставляет чувствовать этот дух войны. И упаси нас Боже оказаться на месте этого мальчика... Такие фильмы случаются очень редко. Наверное, раз в десятилетие. Но такие фильмы обязаны смотреть практически все без исключения. Потому, дамы и господа, уделите этому фильму свое пристальное внимание. Не факт, что вы потом еще к нему вернетесь - фильм страшный и тяжелый, а такое кино едва ли будешь смотреть каждый день. И тем не менее - это неоценимое для кинематографа произведение искусства, кто бы что не говорил... Шедевр. (John McClane)