ДЕВУШКА СО СПИЧЕЧНОЙ ФАБРИКИ (1990)
TULITIKKUTEHTAAN TYTTO

Девушка, работающая сортировщицей на спичечной фабрике, целыми днями видит перед собой конвейер, после смены встречается с равнодушными унылыми сослуживцами, а дома - с недобрыми родителями. Как прекратить жизнь по конвейеру..?

Жизнь Ирис (Кати Оутинен) проходит между спичечной фабрикой и чтением сентиментальных романов в автобусе и дома. Ее мать (Элина Сало) и отчим (Эско Никкари) проводят время, уставившись в экран телевизора. Однажды Ирис встречает на танцах Аарне (Веса Вьерикко). Они проводят ночь вместе, и Ирис считает, что встретила любовь, о которой мечтала...

Ирис Рукка работает на фабричном конвейере. Все деньги она отдает матери и отчиму, и ее единственным развлечением является местная дискотека, где ее никто не приглашает танцевать. Лишь однажды она делает попытку разорвать этот порочный круг - покупает розовое платье, знакомится с мужчиной и проводит с ним ночь, но все завершается беременностью и лишь новой цепью унижений и оскорблений. После этого терпение Ирис лопается и она хладнокровно и жестоко мстит всем своим обидчикам...

БЕРЛИНСКИЙ МКФ, 1990
Победитель: Приз международного евангелического жюри (программа «Форум») (Аки Каурисмяки), Приз Международной Католической организации в области кино - Почетное упоминание (программа «Форум») (Аки Каурисмяки).
ЕВРОПЕЙСКАЯ КИНОАКАДЕМИЯ, 1990
Номинация: Лучший европейский фильм (Аки Каурисмяки).
ЮССИ, 1991
Победитель: Лучший режиссер (Аки Каурисмяки), Лучшая актриса (Кати Оутинен), Лучший актер второго плана (Эско Никкари), Лучшая актриса второго плана (Элина Сало).
Номинация: Лучший актер второго плана (Веса Вьерикко).
ИТАЛЬЯНСКИЙ СИНДИКАТ КИНОЖУРНАЛИСТОВ, 1991
Номинация: «Европейская Серебряная лента» (Аки Каурисмяки).
НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ США, 1993
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Финляндия).
ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ НЬЮ-ЙОРКА, 1992
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке (Финляндия).

Заключительная часть «пролетарской трилогии» (куда также входят: «Тени в раю», 1986 ) и «Ариэль», 1988 ) Аки Каурисмяки (род. 1957 ).
А. Каурисмяки: "Несколько лет назад много писали о том, что в финском кино нет хороших историй. Я ответил, что фильм можно сделать о чем угодно, хоть о спичках. Откуда они берутся, где их делают? Без сомнения, на спичечной фабрике. Кто их делает? Возможно, молодая женщина. Куда она идет после работы? Наверное, домой. И что она там видит? Может быть, мерзкого отчима. Это была основа, по которой мы сняли начальные сцены. А потом мне пришла в голову идея использовать сказку Ханса Кристиана Андерсена. Я не нашел нигде книгу его сказок, поэтому доверился своей памяти о том, что мне читали, когда мне было четыре года".
Андрей Плахов: "Это новое воплощение андерсеновской «маленькой спичечной девочки» - воплощение, полное тихого ужаса перед жизнью и вместе с тем дарящее катарсис, от которого, как утверждают знатоки, сладко затрещали бы кости Аристотеля".
Читать рассказ Андерсена «Девочка со спичками» (1845 ) - .
Начало съемок: август 1989.
Место съемок. Йювяскюля (): спичечная фабрика в Вааякоски ( после съемок последняя финская фабрику по производству спичек была куплена шведским концерном и вскоре закрыта). Хельсинки (): ул. Техтаанкату 40 - дом, где жила Ирис Рукка (в настоящее время здания снесено); бар «Мерилинья» на ул. Мунккисааренкату 12, куда заходила главная героиня (с 1995 в этом здании располагается музей автомобилей); ул. Силтасааренкату 28 - в этом доме (рядом с Церковью Каллио) жил брат Ирис; аптека на ул. Норденскьелдинкату 10, где девушка со спичечной фабрики купила яд; ресторан «Каннас» на ул. Ээрикинкату 43, где Ирис добавила яд в стакан незнакомому мужчине, так некстати подсевшему к ней за столик.
А. Каурисмяки: "По поводу трилогии, важно уточнить одну деталь: сегодня Финляндия не такая, как я ее показал в этих трех фильмах. Это гораздо более современная, более холодная и рациональная страна, машина для производства денег. А та - Финляндия 70-х годов, когда я был одним из проигрывающих и работал, где придется. В трилогии я хотел показать Финляндию такой, какой она была, какой она останется в фильмах Мики и в моих фильмах. Многих мест, которые мы снимали, сегодня уже не существует. Ценность наших фильмов хотя бы в том, что они будут документальными свидетельствами, показывая, какой была эта страна. Мне не очень нравится сегодняшняя Финляндия, поэтому я искал натуру, которая соответствовала бы тем образам, которые сохранились в моей памяти".
Транспортные средства, показанные в картине - .
Ирис смотрит в кинотеатре комедию «Обслуживание номеров» (1938 ) с участием трех братьев Маркс ().
Теленовости 1989 года, показываемые в фильме, посвящены: поездке Иоанна Павла II () по странам Скандинавии; событиям на площади Тяньаньмэнь ( в том числе «Танкмену»/«Неизвестному протестующему», который в одиночку сдерживал колонну танков ); смерти аятоллы Хомейни (); крупнейшей в истории СССР железнодорожной катастрофе, произошедшей 4 июня в Башкирии ().
Саундтрек: Satumaa - Reijo Taipale [Unto Mononen] (); Kolme kitaraa - The Strangers; Call Your Lawyer [Mauri Sumen]; Wittgenstein [Mauri Sumen]; Se jokin sinulla [Freddie Marsden, Gerry Marsden, Les Chadwick, Leslie Maguire / Juha Vainio / Badding Rockers]; Herbstlaub - The Klaus Treuheit Trio [Klaus Treuheit]; Donoussa - The Klaus Treuheit Trio [Klaus Treuheit]; Cadillac - The Renegades [Kim Brown, Denys Gibson, Graham Johnson, Ian Mallett / Vince Taylor]; I'm Gonna Get High - Melrose; Симфония № 6 Патетическая [Петр Чайковский]; Kuinka saatoitkaan - Olavi Virta with Eino Virtanen Orchestra [Fred Wise, Kay Twomey / Sauvo Puhtila / Eino Virtanen]; You've Got What I Like [Gerry Marsden, Leslie Maguire / Juha Vainio]; Getting High [Tokela]; Satumaa [Unto Mononen]; Oo! What You Do to Me [Ben Weisman / Fred Wise, Kay Twomey / Sauvo Puhtila]; Sidran - The Klaus Treuheit Trio [Klaus Treuheit].
Текст фильма - .
Премьера: 12 января 1990 (Финляндия).
Англоязычное название - «The Match Factory Girl»; в шведском прокате - «Flickan fran tandsticksfabriken».
А. Каурисмяки: "После того как было решено, что фильмов будет три, я построил последний из них таким образом, чтобы он стал заключительной главой. «Девушка со спичечной фабрики» - фильм грустный, но в то же время в некотором смысле благополучный. Его финал - это не печальный конец, по крайней мере, как я это вижу. Девушке удалось освободиться от общества, и это - положительный факт. Меня забавляет реакция зрителей: когда я прошу у тех, кто смотрел фильм, пересказать его содержание, все мне говорят: "девушка убила четырех человек и попала в тюрьму". Однако я этого не говорил, я этого не показал... Я вижу все не так: она не совершает ни одного убийства, такая доза крысиного яда не убьет никого, а люди, появляющиеся в конце, которых зритель считает полицейскими, на самом деле - дядя и двоюродный брат девушки, они показывают ей фото новорожденного и везут ее на пикник за город. На основе кадров фильма ни один суд не сможет доказать, что она убивает тех четверых. Это зритель совершает четыре убийства за семьдесят минут и отправляет героиню в тюрьму".
Луи Маль: "Я в восторге от замечательного беглого стиля Аки Каурисмяки, от ощущения обрывочности и неполноты, делающего его историю такой удивительной. Но особенно я оценил сдержанный юмор фильма, его жестокую иронию; то, как он подчеркивает комичную сторону банальных ситуаций, силу мелочей. В этом есть что-то от поэзии".
А. Каурисмяки: "Меня прозвали минималистом, но это, наверное, из-за «Девушки со спичечной фабрики». Это, конечно, довольно минималистичный фильм. Но после него я снял много очень разговорного кино, снимал везде, кроме луны. Конечно, кино мое минималистичное по сравнению с «Бен-Гуром», но там, кстати, очень минималистичные диалоги".
Обзор изданий фильма: ; .
«Девушка со спичечной фабрики» на Allmovie - .
О картине на сайте Criterion Collection - .
«Девушка со спичечной фабрики» на финских/шведских сайтах о кино: ; ; .
Стр. фильма на Rotten Tomatoes - .
Картина входит в престижные списки: «1000 лучших фильмов» по версии критиков The New York Times; «Лучшие фильмы» по версии сайта They Shoot Pictures; «Лучшие фильмы» по мнению кинокритика Роджера Эберта (рецензия - ).
Рецензии: ; .

ИНТЕРВЬЮ С АКИ КАУРИСМЯКИ (Из книги Франческо Боно, Бруно Форнара, Анджело Синьорелли - «Aki Kaurismaki», 1990 / А. Плахов, Е. Плахова - «Аки Каурисмяки. Последний романтик», 2006) - Ты сказал, что «Сквозь проволоку» [1987 , ] - это фильм в стиле постмодерн. Может быть, «Гамлет» сделан в том же стиле. - Я употребил это слово, хотя не понимаю его. Последние пять лет я старался понять значение термина, но мне это так и не удалось. И все же я чувствую, что «Сквозь проволоку» немного постмодерн. Я также читал в некоторых статьях французских критиков, что «Гамлет» - фильм в стиле постмодерн, но ... я не знаю, какое значение имеет это слово. Объясните мне. - Например, когда в фильме «Девушка со спичечной фабрики» девушка находится в комнате, где стоят стол для игры в бильярд и музыкальный автомат в углу. - Почему эта сцена напоминает постмодерн? Музыкальный автомат и бильярдный стол стоят там только для того, чтобы описать брата, который живет в этой комнате. Я хотел найти способ рассказать о его характере в одном кадре. Мы мало знаем о брате, о его жизни: он работает в ресторане и ведет свой отдельный образ жизни. Музыкальный автомат и бильярд несут зрителю информацию. К тому же, благодаря присутствию музыкального автомата, мне было легче ввести музыку и позволило немного продлить эту сцену. При монтаже пришлось сделать каждую сцену немного длиннее, чем мне бы хотелось. Иначе фильм получился бы слишком коротким. Было нелегко растянуть его на 60 минут. Через два месяца после окончания съемок, во время монтажа, я попросил всех вернуться на съемочную площадку, чтобы снять несколько дополнительных сцен, но на самом деле я не знал, что снимать, добавить было нечего. Я снял еще две или три сцены, но так их и не использовал. Точнее, я добавил одну сцену, в которой девушка читает книгу в ботаническом саду, и еще сцену с мужчиной в ресторане. Таким образом, фильм «Девушка со спичечной фабрики» длится чуть более 60 минут. - В «Девушке со спичечной фабрики» ты часто показываешь телевизор, на экране которого мелькают кадры хроники с площади Тяньаньмэнь. В твоих предыдущих фильмах не было телевизоров. - То, что произошло в Китае, было для меня настоящим шоком. Все это случилось как раз в тот момент, когда я снимал фильм. До этого я думал просто использовать выпуски теленовостей, ничего конкретного. Потом произошли эти события, и тогда я поставил кинокамеру перед экраном телевизора и стал снимать выпуски новостей, каждый день. Потом я использовал эти кадры, и эффект получился довольно странным, потому что актеры, когда мы снимали их сцены, даже не знали, что именно они смотрят по телевизору, поэтому их реакции не соответствуют показанному. Но я подумал, что это тоже неплохо, я оставил эти изображения, потому что я не хочу, чтобы люди забыли о том, что случилось. Телевизионные новости проходят, исчезают и забываются. Остаются книги по истории, но в них нет картинок. Мой фильм будет храниться в каком-нибудь архиве, и тот, кто его будет смотреть, увидит эти кадры. Я сделал это для того, чтобы сберечь память об этих событиях. Хотя бы для тех десяти или пяти зрителей, которые, если мне повезет, будут смотреть мой фильм через 30 лет. - В «Девушке со спичечной фабрики» музыка не только выполняет функцию сопровождения, но как бы раскрывает мысли героини. - Популярные финские песни, которые я использую, особенно их тексты, - это отчасти мои комментарии к событиям фильма, а отчасти они непосредственно выражают мысли девушки. Я не думаю, что главная героиня слышит музыку; она полностью поглощена тем, что происходит в ее голове, и действительно, кажется, что она совсем не обращает внимания на внешние звуки. Но через музыку я контролирую чувства зрителя. И последняя песня очень важна: в ее словах - весь смысл фильма, весь его сюжет. Песни в «Девушке со спичечной фабрики» говорят часто то, что не досказано в словах и даже в изображениях. - «Девушка со спичечной фабрики» заканчивается так же, как «Преступление и наказание»: в тюрьме, без надежды... - «Девушка со спичечной фабрики» - фильм, сконцентрированный на сумасшествии современного мира, на умопомешательствах, которые мы привыкли испытывать, но которые день за днем уничтожают, разрушают нас. Он более драматичен и трагичен, чем другие мои фильмы. Переворачивая условные законы кино, он свидетельствует о потере надежды, о конце мечтаний, о смерти, о разорении, о разрушении, об отчаянии людей, живущих на пороге третьего тысячелетия... В этой картине я использовал современную мебель только в квартире мужчины, в остальных интерьерах вся мебель старого стиля. Можно сказать, что мужчина воплощает образ современной Финляндии, а девушка - той страны, какой она была раньше: старая культура испытывает насилие со стороны новой. У меня действительно разрывается сердце, когда я вижу, что произошло с Финляндией, потому что мне очень нравилась моя страна. Последний кадр в «Девушке со спичечной фабрики» совершенно пуст: только машины на первом плане продолжают работать. Это - конец Финляндии, это конец моей привязанности к этой стране. «Преступление и наказание» был моим первым фильмом, с тех пор прошло уже десять лет, за это время я снял десяток картин, и все завершается, круг замыкается. Мне нравится эта идея замкнутости, круг, концы которого соединяются; я ухожу, а персонажи остаются, хотя, если учитывать, что круг совершенен, я должен был бы уехать в Мексику, как герои «Ариэля» или «Ленинградских ковбоев». Финальная сцена «Девушки со спичечной фабрики» закрывает трилогию и завершает мою карьеру в Финляндии. На следующий день после последней «хлопушки» я уехал из страны и перебрался в Португалию. Вот почему фильм кончается не так, как «Тени в раю» или «Ариэль», где мужчина и женщина отплывают на корабле на новую родину; девушка со спичечной фабрики остается в Финляндии, а я оказываюсь на корабле и уезжаю.

ИНТЕРВЬЮ С АКИ КАУРИСМЯКИ (Из книги Питера фон Бага «Aki Kaurismaki», 2006. Перевод: Леонид Волков) Ирис работает на спичечной фабрике и по вечерам возвращается в свое безрадостное жилище, где ее мать и отчим коротают время, глядя в телевизор. На танцах Ирис встречает соблазнителя и, одурманенная, принимает за любовь ночь, которую они проводят вместе. Но мужчина, получив искомое, не желает ничего знать о ней. Ирис же забеременела и делает аборт. Поведение мужчины не остается без наказания: Ирис отравляет его крысиным ядом. В заключительной сцене арестованную Ирис уводят полицейские. - "Девушка со спичечной фабрики" дает хорошую возможность вернуться к разговору о твоей ... манере работать, когда ты и сам в начале съемок не всегда знаешь точное содержание будущего фильма. - В данном случае я знал содержание и суть событий, но не знал какие именно сцены их отразят. Я довел свою отчужденность до предела. - Со слов декоратора фильма, он и главный оператор Тимо Салминен имели общее представление о том, что будет происходить в фильме, но актеры получали тексты диалогов только в день съемки. - Мой декоратор-виртуоз, Ристо Кархула, преувеличивает. Как я мог им рассказать то, что и сам не знал. Да и текст актерам я не раздавал, потому что диалоги были столь короткими, что в этом не было необходимости. Если б я расписал интригу в форме сценария, то, без сомнения, не собрал бы даже ту малую толику денег, на которые снят фильм. Потому как каждому ясно, что это слащавый бульварный романчик, прокрученный через мясорубку a la Брессон и Одзу. Затем на него наклеили этикетку "сделано в Финляндии" и затолкали иронию так далеко, что и сотрудники миграционной службы не смогли бы ее найти. Я прекрасно понимал полную наивность истории. И поэтому список сцен показал лишь жене, которая подняла мой план на смех. Меня это сильно обидело, и я не разговаривал с ней два месяца, что, по правде говоря, никак не изменило нашей повседневной жизни, так как я и без того молчун, выросший в северных лесах. Диалогов в фильме мало, но это не стилистический ход и не особая позиция, просто я не мог их придумать. Я чувствовал себя немного как герой «Голодаря» у Кафки, который великий мастер в своем деле просто потому, что не любит никакой еды. Но было очень интересно удостовериться, что в конечном итоге слова нам и не нужны. Кинематограф, в основе своей, это игра света и тени. Слово было добавлено позже, так же как «Синемаскоп»[1], «Одорама»[2] и трехмерное изображение. - «Девушка со спичечной фабрики» затрагивает тот же глубинный и наивный пласт, что и народные песни и располагается абсолютно на том же уровне. Возможно по этой именно причине те мелодии, что звучат в фильме, становятся столь значимыми: то, что мы слышим это основа основ жизни, то на чем мир стоит. Фильм оттого и глубок, что фабула его наивна. - В каком-то смысле фильм является экранизацией литературного произведения. И модель очевидна: «Se tavallinen tarina» [Обычная история, 1961 ] Ханну Саламы. - Мое представление о фильме совершенно не совпадает с тем, что ты сейчас сказал, мог бы ты немного уточнить? - В принципе, ситуация та же самая: ветреный мужчина, забеременевшая женщина, брат, общество где царит взаимонепонимание. Я не перечитывал книгу перед съемками, но отметил параллели и немного подумал над ними. Я обсудил это с Салама несколько лет тому назад, но, правда, авторских прав ему не предлагал, потому что сюжет этот вечный: мужчины изменяют женщинам, а они принимают это стоически, страдают молча, но иногда бывает, что и мстят. - А сказка Андерсена "Девочка со спичками" тебе не вспоминалась? - Из-за названия конечно вспоминалась, но это все оставалось где-то на грани подсознательного. - А вообще, в какой степени сюжет фильма может быть незатейлив? - Сюжет может быть прост как зубочистка. Драму эпического размаха, часа на два с половиной, можно легко создать, исходя из обмена взглядами на улице, главное, фигурально выражаясь, не держать руки в карманах. Другой вопрос найдутся ли зрители, которые пожелают смотреть фильм, завязка которого столь эфемерна. - В «Девушке со спичечной фабрики» ты впервые снимаешь семью. В своих работах ты уже слегка касался и темы семьи, и зарождение отношений в парах тоже было, но здесь семья встала на экране "в полный рост". - Семья была уже в «Гамлете» и здесь то же самое, только с отчимом, потому как персонаж Никкари не настоящий отец Ирис. Все домочадцы из породы флегматиков и символизируют этим финскую нуклеарную семью[3]. Мать курит сигарету за сигаретой и смотрит в окно, в котором видна лишь стена. Отчим храпит перед телевизором. - Тот факт, что в твоих фильмах часто слышится радио или магнитофон, или, как в «Девушке...» - телевизор, несомненно отражает присущую тебе манеру мышления. Мы видим тут бесцельный диалог усталости с употреблением. - Я использовал телевизор, потому что хотел запечатлеть для истории события на площади Тяньаньмэнь. Новости, попав на кинопленку, обретают таким образом с позволения сказать "бессмертие", и преступление китайских лидеров той эпохи может лет этак через сто шестнадцать неожиданно вынырнуть во время просмотра в видеотеке в любой точке мира. Неважно, что в зале только три человека, а большинство спит. Доказательства перед нами, и они куда надежнее будут сохранены на пленке, чем в выпуске новостей. Потому как с помощью цифровой обработки можно при желании телехронику выдать за запись нападения эскимосов на музей доколумбовой истории Лиссабона. - И эффект от подобного "свидетельство для истории" усиливается тем, что китайские события появляются в кадре два раза, и оба раза персонажи фильма не обращают на них никакого внимания. - Если память мне не изменяет, то отчим просто спит. - В этом при желании можно увидеть символическое изображение Европы, которая спит. Я хотел бы поговорить о проблеме "личного пространства" которую поднимает "Девушка со спичечной фабрики". У главной героини, Ирис, это пространство, скажем прямо, не слишком-то очерчено... - Да его просто нет! У нее кровать в углу кухни. - На твой взгляд, каким образом возникло это трио, эта "семья"? Ирис просто осталась, когда у ее матери завязались отношения с новым мужчиной? - Хотя никаких следов настоящего отца Ирис нет, но несомненно она не появилась на свет как результат какой-то случайной связи. Отчим просто возник на горизонте, а мать Ирис уже настолько выпала из реальности, что неспособна помочь своей дочери, да она и себе-то не способна помочь. - Это первый фильм в котором ты показываешь безработных. И мать и отчим очевидно ничем не заняты. - Да, действительно, непохоже, чтобы они хоть чем-то занимались. А Ирис отдает им свою зарплату. Но уже в «Ариэле» главный герой - хронический безработный, на протяжении всего фильма у него нет ни одной приличной работы, он мог бы и в парикмахерской для жирафов работать. Один коллега-режиссер, имени которого называть не буду, с возмущением писал в газете «Uusi Suomi», что фильм совершенно не отражает реальности, потому что в Хельсинки кто хочет найти работу, находит ее всегда. Эпоха экономического роста настолько вскружила ему голову, что он решил, что так будет всегда. Его подвело незнание диалектического материализма. - Давай поговорим теперь о визуальных особенностях фильма. Есть в «Девушке со спичечной фабрики» некоторые кадры, которые ассоциируются с картинами Эдварда Хоппера. Об этом уже часто упоминалось. - Это невольно получилось, потому как на момент сьемки фильма я, кажется, ничего из его работ кроме «Полуночников» не видел. А вот на повествование во «Вдаль уплывают облака» Хоппер оказал сильное влияние, но и тут речь скорее идет о случайности. За несколько месяцев до начала съемки я старательно вчитывался в книгу, посвященную его творчеству, но он заманил меня в сети своих образов столь незаметно, что я осознал, что снял нечто в "хопперианском" духе только когда критик Хелена Юлянен спросила об этом напрямую. Я иногда, забавы ради, цитирую в каком-нибудь кадре Рембрандта, Гойю, Вермеера или прошу Тимо Салминена создать освещение в их манере. Но в этом нет какого-то особого "подтекста", ибо это не делается для того, чтобы кто-нибудь это заметил. Каждый развлекается как может. Мои цитаты из фильмов других авторов относятся к подобного разряда вещам. К примеру, сцена в «Юхе» на берегу реки начинается с Ренуара, в эпизоде с раздавленной бабочкой переходит в Бунюэля и завершается «Гертрудой» (1964) Дрейера. Я просто забавляюсь на досуге со своей памятью и веду вымышленные беседы с почившими коллегами, и в этом всем нет ничего "эдакого". Если я цитирую в кадре чью-то картину, то речь идет о свете, цвете и композиции. Если цитата из фильма, то это будут, жесты, реплики, типажи актеров и их поведение, например: сплоченность группы, как у Говарда Хоукса в вестернах или в его лучшем фильме «Только у ангелов есть крылья» (1939). Цитаты из живописи по определению визуальны, в то время как цитаты из фильмов заключены, выражаясь в манере лекционной, в образе действия. На самом деле есть не больше двадцати настоящих фильмов, мир, похоже, заполнен репризами. - Ближе всего к тебе по манере цитировать стоит Жан-Люк Годар, ярый противник копирования как такового. Он использует иной кинематографический язык, но "говорит" на нем с завидной экспрессией. - Годар быстр как молния и два раза из одного колодца воду не черпает никогда. Один единственный раз я прибег к прямому цитированию: в «Жизни богемы» есть кадры из «Монпарнас, 19» (1958) Беккера. Чтобы меня никто не заподозрил в неприкрытом воровстве, в конце сцены идет надпись указывающая, что это кадры из фильма Беккера. - В финальной части «Девушки со спичечной фабрики» есть таинственный и захватывающий эпизод, когда Ирис уединяется и разговаривает с цветком. - Этот цветок называется «Ночная Королева». Меня когда-то заинтриговала история о нем, описанная в новелле Мики Валтари. Когда я узнал, что в ботаническом саду он есть и скоро будет цвести, а цветет он одну ночь один раз в год, и этим чем-то похож на Ирис, - я пошел его снимать. Ирис читает бульварный роман до тех пор, пока цветы не начинают увядать. Но я понятия не имею, что бы это все значило. - «Ночная Королева» вполне подходит к декорациям фильма, занавесям и всему остальному. Похожую тональность и мысли слышим в песнях. Счастье длится лишь миг. - И мать на день рожденья как всегда дарит Ирис купленный в букинистическом роман из серии про Анжелику. Там уже полная коллекция на полке в кухне. Не удивительно что бедная девушка находит прибежище сначала в мечтах, затем в безумии. - Кстати, в какой-то момент на заднем плане слышны звуки, это случайно не «Братья Маркс»? - Да. Ирис в кино, она смотрит комедию и плачет. И нам не ясно, отчего у нее слезы - от восхищения «Братьями Маркс» или по какой-то иной причине. - Если мне память не изменяет, у Годара есть схожая сцена, когда персонажи смотрят фильм Жака Риветт и смеются. - Наверное, шестидесятые годы позабавнее были. - У тебя есть славянские корни, но происхождение - происхождением, а на тебя ведь еще и сильно повлияла русская литература. - Да, во мне есть славянская кровь. И, как это продемонстрировал У. К. Филдс[4], нос как у меня не получается в результате игры в пинг-понг. [1] - «Синемаскоп» - одна из систем широкоэкранного кино, основанная на использовании стандартной 35-мм кинопленки. Система использовала проекции изображения на экран шириной до половины длины кинозала. Формат разработан кинокомпанией «XX век Фокс» и применялся с 1953 до 1967 года. [2] - «Одорама» - трюк, который был представлен во время показа фильма «Полиэстер» (1981) режиссера Джонни Уотерса. В определенные моменты фильма зрители должны были нюхать пронумерованные карточки с разными запахами (цветов, пиццы, клея и пр.), которые раздавались перед сеансом. [3] - Нуклеарная семья - семья, где на первый план выдвигаются отношения между супругами (представителями одного поколения), а не отношения между представителями разных поколений (родителями и детьми). [4] - Уильям Клод Дукенфилд, более известный как Уильям Клод Филдс (1880-1946) - американский комик, актер, фокусник и писатель. Он много пил, его алкоголизм и красный "варикозный" нос связывали как причину и следствие, но на самом деле между этими явлениями не было такой связи.

Работница спичечной фабрики (Оутинен) тайком мечтает о любви, как в книжках, а после встречает в баре бородача. Она думает, что это любовь, он думает, что она проститутка. Самый жесткий, самый медленный и самый лучший фильм Каурисмяки. (Мур Соболева, «Афиша»)

[...] Ирис не может обрести смысла в опустошенном существовании, в пространстве культуры, которая продолжает создавать ценности, лишенные смысла. Таким образом, девушка реагирует на всеобщее «предательство» и убивает всю свою семью, не имея намерения наказать тех, кто ее оскорбил, а потому, что все вещи потеряли смысл и убивать становится «легко», неважно, к каким социальным последствиям приведет этот поступок. Насилие, которое она будет испытывать в тюрьме, по сути, не отличается от того, что она испытывала на воле; к тому же ее тело стало апатичным, непослушным, неспособным выражать чувствительность и нежность. Ее потеря себя как визуальной формы для общения, как источника посылаемых другому ... сигналов, в субъективном плане сопровождается ощущением бесполезности собственного бытия в мире. Экзистенциальное усилие становится настолько непереносимым, что, разрушая общепризнанную высшую святыню - жизнь человека, индивидуум вступает в последнюю игру с миром, чтобы потом расслабиться в безразличии к собственной судьбе. [...] (Анджело Синьорелли, «L'Economia della solitudine»)

Рассказ о жизни простой заурядной финской девушки Ирис. Ее дни похожи один на другой: днем - работа на фабрике, вечером - ужин с родителями. Единственное развлечение - танцы, но на невзрачную девушку никто не обращает внимания. Однажды Ирис решает переломить ситуацию и изменить жизнь. На свою скромную зарплату она покупает яркое красное платье, в этот же роковой вечер знакомится с богатым молодым человеком. Дальше события разворачиваются как в классическом бразильском сериале: Ирис беременна, ее мать, случайно узнав об этом, выгоняет дочь, а друг девушки, будущий отец ребенка, просит ее избавиться от беременности. Недолго думая, девушка решается на отчаянный шаг: покупает ... крысиный яд и убивает виновников своих бед: друга, мать и отца. Классическая трагедия маленького человека. Современный финский вариант одной из вечных тем, так любимой нашими классиками. Каждый из героев живет в своем особом мире, не впуская в него даже самых близких людей, боясь порвать толстую оболочку, помочь другому и самому найти опору в ближнем. Минимум диалогов и кадры работы станков на спичечной фабрике усиливают унылое настроение всей картины. [...] (Елена Ромодова, «Студенческий городок»)

[...] В 1985 году [Аки Каурисмяки] самостоятельно экранизирует «Преступление и наказание» Достоевского, перенеся основные сюжетные линии и персонажей в реалии современного Хельсинки и сразу же обозначив основную составляющую своего дарования - склонность к натуралистическому изображению жителей городского дна в сочетании с черным юмором, временами напоминающим поэтику братьев Маркс. Еще более отчетливо эти свойства манеры режиссера проявились в так называемой «пролетарской» тетралогии Каурисмяки, снятой во второй половине 80-х - начале 90-х годов: «Тени в раю», «Ариэль», «Девушка со спичечной фабрики», «Вдаль уплывают облака», складывающейся в своеобразный цикл «физиологических очерков» быта и нравов густонаселенных хельсинских предместий, рабочих кварталов, ночлежек, дешевых кабаков и ... лавчонок, населенных шоферами и мусорщиками, официантками и продавщицами, безработными и мелкими жуликами, отбросами общества и просто романтическими аутсайдерами, ушедшими на дно по собственному выбору. Эти фильмы выдвинули Каурисмяки в лидеры молодого финского кино, став своеобразным трамплином для выхода не только братьев, но и всего поколения их ровесников на экраны мировых кинофестивалей. [...] (Мирон Черненко. Из книги «Режиссерская энциклопедия. Кино Европы», 2002)

Заключительная часть «пролетарской трилогии» [...] справедливо считается самым мрачным фильмом Каурисмяки. По словам режиссера, идея «Девушки» пришла ему в голову во время острого приступа мизантропии - финн решил, что снимет фильм настолько суровый и медленный, что картины Брессона покажутся в сравнении с ним боевиками. Каурисмяки более чем преуспел: едва ли не самая короткая его лента идет со скрипом, но оторваться от экрана при этом невозможно. «Девушка» - абсолютно гипнотическое кино, как иной ночной кошмар, не позволяющий проснуться, как бы тебе этого ни хотелось. Унылый ландшафт рабочей окраины, интерьеры убогой квартирки в фирменных «масляных» цветах фильмов Каурисмяки, не столько задушевный, сколько ... душераздирающий финский шансон - все это служит убедительным фоном для истории, в которой несчастная работница спичечной фабрики Ирис (Кати Оутинен), зачитывающаяся книгами супругов Голон об Анжелике, жестоко и неожиданно хладнокровно мстит своим обидчикам. Концентрированная достоевщина (наверное, это еще и самый «советский» фильм Каурисмяки) здесь скрещена с антикапиталистическим посылом, и эта дикое сочетание доводит дело до по-настоящему жуткого финала. Жуткого - прежде всего из-за порожденного им простого человеческого чувства удовлетворения от свершившегося душегубства (мол, поделом). Что ж, людей и вправду есть за что ненавидеть. (Д.М., «Киномания»)

Ирис работает на фабрике по производству спичек. Девушка некрасива и уже немолода, живет с родителями, которые держат ее под контролем. Она отдает маме зарплату, но тайно оставляет себе небольшую ее часть. Ирис откладывает на красивое платье для того, чтобы пойти на дискотеку. Она ходит на танцы каждую неделю и скромно сидит в углу, к ней никто не подходит. Однажды в клубе она встречает мужчину, с которым проводит ночь. И решает, что он - любовь всей ее жизни, а вот ее избранник так явно не думает. Поняв это, девушка начинает мстить. Очень хороший фильм о воспитании, семейных отношениях и о буднях ... простых несимпатичных девушек, которые находятся в активном поиске. Этот фильм Каурисмяки входит в «Пролетарскую трилогию», потому здесь большое внимание уделяется антропологии профессии. Все картины этой серии начинаются с изображения главного героя в условиях работы. Каурисмяки, в отличии от многих других режиссеров, которые снимают об обычных заводских работягах, не идеализирует место, время и героев, а которых идет речь. Кажется, он тихой грустью наблюдает за девушкой со спичечной фабрики, констатирует мельчайшие детали ее безрадостного существования. Режиссер любит ее, но не дает ей выйти из этого круга отношений и ситуаций. Каурисмяки не оставляет Ирис (и другим героям «Пролетарской трилогии») права на счастья. Ее существование в рамках скучной работы и домочадцев-тиранов, конечно, прекращается, но сменяется на еще менее радужную обстановку. С этого фильма началась моя любовь к Каурисмяки, поэтому я оцениваю «Девушку со спичечной фабрики» выше, чем все остальные. То есть если все фильмы режиссера просто крутые, то этот крутой в квадрате. (Holly Wolly, «Иви.ру»)

Короткий фильм об убийстве. Эпиграф к картине может вызвать у привыкших к творчеству Каурисмяки нервный припадок, ибо он представляет собой фрагмент романа Анны и Сержа Голон "Анжелика". Цитата и впрямь значимая, можно сказать, ключевая: "Скорее всего умирают от голода и холода посреди дикого леса". Конец цитаты. Что бы это значило? Зная многие фильмы данного автора, можно предположить, что никакого леса не будет показано и в этом; режиссер люто ненавидит любую попытку навести глянец на "родные просторы", чем часто грешат его соотечественники, собратья по цеху. Следовательно, перед нами новая формула условий человеческого существования. И одновременно - отсылка к классическому образу женщины, ... способной отомстить своим обидчикам. Итак, жила-была на свете кроткая девушка Ирис (в ее роли - супруга режиссера, melancholic baby Кати Оутинен), работала на конвейерном производстве спичек, все деньги отдавала семье - вечно жующему и пьющему отчиму и не прославившейся даже этими пороками матери, по выходным ходила в дансинг, настолько тоскливый, что так и хочется назвать его "танцверандой". Где-то далеко, загнанный в экран телевизора, бьется в агонии "большой мир": сходят с рельсов поезда Транссибирской магистрали, на площади Тяньаньмэнь танки расплющивают студенческие тела. Личная жизнь девушки также представляла собой воплощенный живой ноль: единственный обративший на нее внимание субъект оказался подонком и бросил героиню, так что последним утешением Ирис оставались сентиментальные романы, чтение в трамвае по дороге со службы домой. Пока птица счастья завтрашнего дня наконец-то не намекнула ей, что крысиный яд свободно продается в любой аптеке. А уж против кого из хищников его применить - раздумывать не пришлось. Во всяком случае, ни одно животное в фильме не пострадало (их там и не было!). С давних пор деревообрабатывающая промышленность служила метафорой бытового и социального беспредела: кто-то собственноручно отпиливает сук, на котором сидит, а где-то и вовсе "лес рубят - щепки летят". Понятно, почему Аки Каурисмяки с такой увлеченностью подолгу задерживается на показе трудовых будней своей Ирис: все эти допотопные, причудливые в своей уродливости машины, превращающие прекрасные финские леса в тонкие лучинки, воспринимаются как жернова общества, перемалывающие нас. Когда-то, в очередной раз поразившись бесстыдству кинематографистов, толкующих об отсутствии новых сценарных идей, умница Аки высказал мысль, что отличный фильм можно снять на любую тему, хоть о спичке. Мысль, некоторое время находясь в инкубационном периоде, не ушла, а трансформировалась в строгую историю, минимализмом своим оставляющую позади не только остальные работы северных братьев, но и "застывшие фрески" почитаемого ими Робера Брессона: и те, и другие произведения на фоне "Девушки" могут смотреться фильмами-экшн. Затем Каурисмяки вспомнилась известная сказка Андерсена, которую, как сам утверждает, он никогда толком не читал. Впрочем, можно ли ему верить, если раньше он говорил тоже самое о "Преступлении и наказании" и о "Гамлете"? Нет, Каурисмяки-младший явно лукавит, в недостатке образования его не упрекнешь, что же касается Андерсена, то, возможно, родись сказочник и философ Ханс Кристиан в нынешней Финляндии, он тоже снимал бы подобные притчи-миниатюры. Как и обычно, крошечный, снятый за пару недель фильм Каурисмяки, в котором, как ни крути, все же происходят четыре смертоубийства, представляет собой откровенное глумление над жанровым кино; более камерной "криминальной драмы" еще не знала планета. Впрочем, и с убийствами здесь далеко не все ясно; в своих интервью Аки подчеркивает, что подобной дозой яда человека отравить невозможно, а пришедшие за Ирис в финале, как мы полагаем, полицейские - на самом деле ее дальние родственники, которые приглашают нашу грустную девушку на загородный пикник. "Это зритель убивает четырех человек и отправляет героиню в тюрьму", - с притворным гневом возмущается режиссер, и в этот момент кажется, что улыбка Чеширского кота еще долго будет вести над территорией "автор-публика" свое воздушное наблюдение. Так что же получается? "Никто не козел", все остались целы, и бедняжке Ирис не угрожает тюремный срок, лишь вновь - фабрика, танцульки и любовная мифология дамских книг? Хорошенький, ничего не скажешь, получается хеппи-энд! Да стоит ли тогда вообще жить? И здесь эпиграф, давно позабытый за общей меланхолией событийного ряда, возникает в памяти вновь, но уже с интонацией надежды: "Скорее всего умирают. От голода и холода. Посреди дикого леса". (Борис Белокуров, «InterMedia»)

Норма. Портрет Аки Каурисмяки. "Пусть твои фоны (бульвары, площади, скверы, метрополитен) не поглощают лиц, которые ты на них накладываешь" - Робер Брессон. [...] 8. Женское. Одна картина стоит в творчестве Каурисмяки особняком. Даже среди его безукоризненных малобюджетных шедевров «Девушка со спичечной фабрики» (1990) выделяется невозможным сочетанием постановочной скромности и эпического размаха. «Ставить "Девушку" было чрезвычайно легко, она была снята за пару недель где-то на заднем дворе в центре Хельсинки, с тремя актерами - более или менее в пределах обычного рабочего дня» (Аки Каурисмяки, 1991). Это единственная работа, где Каурисмяки нарушает свой главный принцип и делает протагонистом женщину. Какую женщину - ... красивую, успешную, сильную, уверенную в себе, богатую, свободную и победительницу? Нет, все прежние принципы автор оставляет в неприкосновенности. Молодая женщина, а точнее, девушка, по имени Ирис живет с матерью и отчимом то ли в провинциальном городке, то ли на рабочей окраине Хельсинки. Девушка работает на спичечной фабрике, контролируя унылый конвейер. Получает мало, все до копейки, то бишь до марки, отдает родителям, которые требуют безукоризненного послушания от, в общем-то, половозрелого существа. Во время домашнего ужина, приготовленного, конечно, Ирис, отчим балуется водочкой (проклятая «Коскенкорва»!), а мать безапелляционно лезет своей ложкой в дочкину тарелку, чтобы выловить аппетитный кусочек мясца. Потом родители смотрят «Новости дня». Ирис отправляется на танцы, где затраханную (ой, да не в том, к сожалению, смысле), закомплексованную девчонку никто не приглашает. Под лавочкой остается десяток пивных бутылочек: Ирис все же скоротала одиночество... Конечно, конечно, внимательному зрителю такой сюжетный расклад напоминает мое любимое панфиловское «Начало»! А Каурисмяки и не скрывает полемической близости своей работы к фильму советского режиссера: утренний кофе героини сопровождается легко узнаваемым музыкальным фрагментом из отечественного шедевра. Поначалу кажется, что Каурисмяки отождествляет биологическое с социальным. Девушке страшно хочется реализоваться в своих лучших женских качествах, но мешают низкое происхождение и странноватые родители, отбирающие у девчонки даже симпатичное платьице, которое она отважилась приобрести на часть очередной зарплаты. Кажется, будь Ирис посамостоятельнее да побогаче, она сумела бы без труда реализовать свои биологические порывы, попутно проявив лучшие качества человека и гражданина. Конечно, это сказки для политкорректного семинара или конгресса феминисток. Безжалостный антрополог Каурисмяки отрицает решающее значение социальных обстоятельств, вопреки тем ярлыкам, которые настойчиво вешают на него поверхностные толкователи. Как подлинно глубокий мыслитель Каурисмяки подыскивает событиям и поступкам внеположенные, метафизические причины. По сравнению с советской рабочей девчонкой Пашей Строгановой, героиней «Начала», у Ирис куда меньше стартовых возможностей: все же квазибуржуазная финская реальность поощряет женщину не так активно, как советский режим, в этой финской реальности - свои приоритеты. Пустяки, наверстаем. Едва переспав с «новым финским», Ирис решает, что теперь он ей всем обязан, что он рыцарь ее сердца. Это впечатление усиливается, когда выясняется факт беременности героини. Однако «новый финский» сопротивляется, выделяя деньги на аборт и отказываясь от продолжения отношений (спокойно, он тоже свинья!). Потеряв ребенка в результате выкидыша, Ирис пускается во все тяжкие. Она последовательно травит крысиным ядом любовника, приставучего мужика из бара, отчима и мамашу. Правда, сам Каурисмяки утверждает: на основании того, что в фильме непосредственно показано, ни один суд в мире не сумеет доказать факты убийства: «Это зритель совершает четыре убийства и отправляет героиню в тюрьму». Автор, безусловно, прав: как всегда, его фильм - система взглядов, зрителя и персонажей. Все аффекты, включая автокатастрофу, ставшую причиной выкидыша, показаны опосредованно. И все же мы, зрители разного возраста и пола, подозреваем и даже обвиняем Ирис не случайно. Каурисмяки демонстрирует, как идет вразнос обиженное, бесконтрольное женское. «Девушка» - совершенно необходимое дополнение и к мужской фильмографии самого Каурисмяки, и к творчеству Панфилова, героиня которого не решается разве что на убийство, и даже к ключевым фильмам Антониони, бесконечные, бессюжетные периоды которого соответствуют бесцельному томлению женской натуры, не подчинившей себя - по причине собственного бунта или по причине мужской слабости - определенному вектору. (Снова заклинаю не воспринимать вышесказанное исключительно в биологическом ключе!) В конечном счете роскошные светские богини Антониони и чумовая пролетарская девчонка Каурисмяки - это одно и то же бродильное начало, плазма и хаос. Способна рожать и убивать, но не знает, чем заняться в перерывах между этими радикальными поступками. В ночь после первого убийства героиня укрывается в оранжерее с книгой финской писательницы Энни Сван о «бедняжке Ирис». Утром, когда Ирис очнулась и решила вернуться в мир, завял, сморщился, безобразно исказил черты одноименный цветок, еще вчера вечером такой многообещающий и прекрасный. Не стоит драматизировать, обижаться. Это всего лишь сказка. [...] (Игорь Манцов. Читать полностью - )

Ирис, пленница Земли. «Несчастье - это состояние совершенно поэтическое» (Чоран, «Сумерки мыслей»). Сюжет, приключения, страсть. Фильм начинается цитатой из «Анжелики». Цитатой, идущей вразрез с сентиментальностью этой серии романов: «Они должно быть погибают от холода и голода посреди леса». Тон почти кладбищенский. И в розовом бывает черное. Сюжет, приключения, страсть: это три кита на которых держится «Анжелика». Но в жизни Ирис ни сюжета, ни приключений, ни страсти. Ирис - призрак в финской ночи. В своем длинном белом плаще, с лицом почти прозрачным, Ирис идет по городу. Она отнюдь не безобразна, но эффектной ее не назовешь. Совсем немного надо, чтобы она стала ... живой, заметной. Она здесь, но никто ее не видит. Белого на черном фоне не хватает, чтобы стать видимой. «Но вот она уже на ногах, и ее большое тело протискивается среди бельевых веревок, на которых словно флажки корабельные трепещут белые простыни» (Франсис Понж, «Молодая мать»). Женщинам и моложе, и старше ее находится на балу кавалер. Ирис - без пары. Под лавками все больше пустых бутылок. Ирис же никто не замечает, потому что она грустна. «Грусть это нечто неопределимое, что встает преградой между мной и жизнью. А поскольку неопределенность - это некое подобие беспредельности ...» (Чоран, «Сумерки мыслей»). Мужчины же вокруг хотят конкретного, определенного. Ирис по сути выкинута из жизни. Где те, кто жив? Станок в распилочном цехе превращает величественные деревья в маленькие одинаковые спички. Величие живой природы расчлененное на миллионы одинаковых палочек. Вот она сила, что гнет и ломает. Утюжит. Длинная полоса белого дерева выползает из машины, словно ее язык. Человек отформован не меньше других живых существ. Все существуют поодиночке. Каждый стал маленькой спичкой, которая умещается в коробке по имени город. Слова редки и зачастую без фраз: «Пить!», «Ешь!», «Лед!», «Привет - Что звонишь? - Встретимся?». Но это даже к лучшему. Потому что когда фраза складывается, то получается так: «Готовься к тому чтобы избавиться от этого головастика», «Если ты воображаешь, что между нами что-то есть, ты ошибаешься, мне совершенно наплевать на твои чувства. Убирайся!». Город, фабрика, дом. Город заточает человека в свою цепкую серость. Ирис живет в городе. Фабрика заточает тело в череду нескончаемых однообразных движений. Ирис живет на улице Фабричной, дом 44 вход со двора. Семья заточает Ирис в свою клетку. Первое слово, которого она удостоилась от отца: «Шлюха!». А мать: «Отнеси обратно!». Телевизор, счетовод смерти. Телевизор постоянно, в ритме мировых конфликтов, сообщает о смертях. Числа идут за числами, страны за странами. То китайская армия усмиряет студентов, итог: сотни трупов, то взрывы в России: двое погибших, семьсот пострадавших, то смерть аятоллы Хомейни. Нам исчисляют. И никогда никакого анализа. Вот мертвые! Вот катастрофы, которых вы избежали. В других местах еще хуже, так что вы не так уж плохо живете. Рвотные массы с экрана глотают ежедневно, до отключки в кресле, как у отца. «Даже если ты не идеален, есть в тебе какая-то загадка». По радио крутят песни о том, как важно, чтобы рядом кто-то был: «самое главное, это то, что ты рядом, другие думают, что ты невыносим, но даже если ты не идеален, есть в тебе какая-то загадка». Эти песни находят путь к сердцу Ирис и усугубляют ее одиночество. У нее нет никого. Но там-то он точно есть... Как красиво в том далеке; это знают все, это знает Ирис, вот же оно в песне: «За морем, где-то, есть страна, где ласкают волны счастья берега, и дивные цветы во всей своей красе. Там можно отдохнуть от всех забот. О, если б мне однажды удалось там оказаться, я птицей бы остался навсегда в той сказочной стране. Но мне без крыльев не взлететь, земли я пленник, лишь в мечтах могу туда добраться». Ирис, несмотря на свой долгополый белый плащ, не может взлететь, разбежавшись по широкой аллее. Ей давно подрезали крылья. Она останется пленницей. Ирис: ну хоть бы капельку ласки. Но она пока еще чувствует в себе жизнь. Чувствует, что теплится еще внутри крошечный огонек. Даже сильный ветер, чьи завывания мы слышим в начале фильма, не может затушить эту искру. Пальцы Ирис проходятся по поверхности каждого спичечного коробка с подчеркнутой лаской. Она лишь с виду на работе. Ирис витает в облаках и ее пальцы скользят по прелестной поверхности грез. «Спасибо, что ты есть, и что тебя ничто не сломит, о Ирис, цветок моего притяженья» (Рене Шар, «Любовное письмо»). У нее слезы ручьем текут в кинотеатре, где царствуют фото Лорен Бэколл и Хамфри Богарта. В свой день рожденья она водружает на полку новый томик похождений Анжелики. Она готова впитать всю взлелеянную в мечтах любовь. Чаша ждет, когда ее наполнит посланник судьбы. Что за принцесса без наряда. Ей стыдно, когда она тратит зарплату на столь желанное красное платье. Но оно ей так нужно! У нее нет выбора. Если не будет такого платья, то это уж точно все, конец. Никакая принцесса не очарует прекрасного принца если не будет на ней прекрасного платья. А судьбоносная встреча всегда случается на балу. Золушка и Ослиная Шкура тоже были бедны. И вот он, бал! Момент торжественен и начинается с омовенья в душе. Как и положено любому акту жертвоприношения. Она отдаст свое тело избраннику. Незнакомец присаживается рядом с ней. Это он! Не может быть сомнений. Она скромно улыбается. Он берет ее за руку. Они танцуют. Он невозмутим. Она вся прижимается к нему, кладет голову на плечо. Она счастливо улыбается. Она отдается ему. А он, утром, подтягивает галстук. Смотрит на нее. Невозмутимо. Достает купюру. Уходит. Жребий брошен. «- Это что? - Яд!». Отчаяние черно настолько насколько радужны были надежды, возложенные на эту встречу. Он был для нее Мужчина, Любовь, Жизнь, Надежда. И он отверг ее. Они ее отвергли. Все, включая родителей. Ирис вот-вот решится на убийство, она застыла у бильярдного стола. Кий лежит, три последние шара недвижны. Жребий брошен. Ничто уже ее не остановит. В романах про Анжелику тоже часто речь идет о смерти и о яде: «Может мы и нищие, - голос Анжелики был высок и ясен, - но мы по крайней мере не пытаемся отравить короля!» (Серж и Анн Голон, «Анжелика, маркиза ангелов»). Яд - это последний романтический ход, достойный героев приключенческих романов. Смерть вокруг нас столь буднична, столь тривиальна. Повседневность сочится смертью. И город умирает. Дома обветшали. Стены обшарпаны. Двери скрипят и не закрываются. Никто не улыбается. Когда Ирис заходит в аптеку и просит крысиный яд, продавщица не удивляется и только уточняет: «Вам большую упаковку?». Слово «СМЕРТЕЛЬНО» появляется в центре экрана. На вопрос «И как это работает?» резкое: «Убивает». «Отлично». «Я просыпаюсь во мраке: всегда» (Жак Рубо, «Нечто мрачное»). «Я хотел бы умереть, но там мне уже нет места из-за стольких смертей» (Чоран, "Сумерки мыслей", IX). (Жаки Лавозель, «Artgitato». Перевод: Леонид Волков)

Удивительно, насколько поэтичны фильмы Аки Каурисмяки несмотря на кажущуюся простоту содержания и формы изложения. Магия кино! Именно в фильмах финского маэстро ее можно ощутить в полном объеме. Казалось бы, полное отсутствие действия, минимум сказанных слов, скупая игра актеров, сплошная бытовуха - но фильм намертво приковывает внимание зрителя и не отпускает до самого конца. 'Девушка со спичечной фабрики' - квинтэссенция всего вышесказанного, и это, пожалуй, один из главных шедевров Каурисмяки. Весь сюжет фильма умещается в несколько строчек аннотации, внешне похожей на описание завязки какого-нибудь голливудского фильма категории В (девушка-лузер изо дня в день влачила жалкое существование и терпела унижения, пока наконец ... ей это не обрыдло, и она пошла воздавать обидчикам по долгам - именно на отмщении и акцентировали бы внимание голливудские киношники). Но 'Девушку' нельзя смотреть ради последних 15-20 минут - именно столько времени занимает месть героини. Здесь важен каждый кадр, каждая мелочь. Деталь - вот движущая сила каурисмяковского кино. Ничего особенного - просто очередная поставленная под лавку пустая бутылка, в одиночестве выпитая на дискотеке; просто очередной подаренный мамой на день рождения томик 'Анжелики', поставленный на полку... - но впечатление производит. Минимализм, присущий Джармушу, Одзу, Брессону, накладывается к тому же на финскую ментальность, и это создает неповторимую меланхоличную атмосферу, ради которой и стоит посмотреть этот фильм всем любителям настоящего кино. Напоследок, нельзя не упомянуть характерную джазовую и эстрадную музыку, звучащую в фильме время от времени. Именно из текстов песен мы узнаем то, 'о чем молчат герои', что наводит на сравнение 'Девушки со спичечной фабрики' с неким 'немым мюзиклом', в котором музыкальные номера исполняются за сценой, но являются не аккомпанементом, а непосредственно смысловым элементом действия. (Saveger)

Жизнь обычной девушки Ирис (Кати Оутинен) больше похожа на механический конвейер. Проснулась с утра, оделась, пошла на скучную работу контролировать автомат расфасовки спичек, зашла в бар, скучно посидела, пришла домой, приготовила поесть апатичной матери и ненавидящему отчиму. Редкие отступления от колеи тоже серы и безрадостны - в день зарплаты она отдает деньги своим «родителям», а если купит какое-то платье, то получит выговор в том, что она шлюха, а-то и вовсе взбучку устроят. Однажды, правда, ее мир вроде бы меняется. Она знакомится с человеком в баре, который не прочь провести с ней время и вот она уже строит планы относительно своего ... светлого будущего, как она со своим возлюбленным и их ребеночком будут жить да поживать, но это же фильм Каурисмяки и реальность вновь лупит ее наотмашь, после чего она, все с тем же непроницаемым выражением на лице, решает, что с нее достаточно и люди должны получить то, чего они заслуживают. Локальный апокалипсис в личном мире обычной девушки, которая отличается от каждого из нас лишь в деталях. Один из самых лучших, точных и идеальных фильмов финского режиссера Аки Каурисмяки. На месте весь фирменный минимализм почерка, выражающийся в близком к практически полному отсутствию не только диалогов, но и эмоций, а также в аскетичности постановочного материала - фильм был снят за неделю в самом обычном финском захолустном дворе. Лаконичность действия и смысла доведено до критического состояния. Аки явно не только нашел свой идеальный кино-язык, но и смог лично его воплотить в жизнь - сам автор сценария, сам режиссер, сам монтажер, а в главной роли - его главная актриса всего его творчества. Название фильма часто вызывает ассоциации с «Девочкой со спичками» Андерсена и короткометражкой Ренуара, поставленной по короткому рассказу датского сказочника. Но это не до конца верно, хотя в некотором смысле «Девушку со спичечной фабрики» можно назвать переосмыслением этой истории. Как рассказывает сам режиссер, идея снять подобный фильм пришла ему во время одного спора, когда он сказал, что не стоит ругаться на отсутствие хороших историй в современном кино, ведь на самом деле, при желании, можно снять фильм с интересным сюжетом на любую тему, например... про спичку. Как сделали эту спичку? Где сделали эту спичку? Кто сделал эту спичку? Наверняка у нее есть какие-то свои переживания, проблемы, трагичная история. Впрочем, Каурисмяки тот еще болтун и затуманить понимание и природу собственных фильмов для него ничего не стоит. Например, на обвинения в том, что фильм получился, мол, очень мрачный и грустный, он как-то объявил: «Да это вы все себе навыдумывали в своей голове. Не было никаких убийств. Такая доза крысиного яда не способна привести к смерти. А те люди, кого вы видите в конце - это может и не полицейские вовсе никакие, а ее родственники, которые показали ей умилительную фотографию и позвали на природу, на пикник. Убийства у вас в головах, дорогие мои». Так или иначе, в одном он прав - фильм имеет больше общего скорее с удрученным фильмом «Мушетт» Брессона, чем с творчеством Ренуара и тем более Ханса Кристиана Андерсона, хотя определенно Каурисмяки все это держал в уме, когда снимал свой фильм. Как можно заметить, этот фильм вновь начинается с внимательного изучения механизированного процесса на одной из фабрик - в этот раз по производству спичек. Кроме уже обозначенной любви и личного опыта работы Каурисмяки на заводе, тут можно углядеть довольно тривиальную, но не менее страшную вещь. Вся жизнь Ирис - как поточная линия, все отступления от которой пресекаются контролем, и смысл этой жизни, при столь пристальном приближении, не ясен. Кроме того, за пределами фабрики, жизнь остается такой же бездушной и жестокой, по сравнению с чем конвейер по превращению бревна в набор спичек - чуть ли не олицетворение гуманизма. Тут можно провести так же параллель с дебютным фильмом Аки «Преступление и наказание», в котором визуализация индустриальной механизации шла в рифму с убийством в начале картины, тогда как в «Девушке» убийство происходит в конце. Необходимо также отметить, что в главном и довольно привычном конфликте творчества Каурисмяки жалкого человека и современной урбанистической системы, происходит легкая, но очень важная трансформация. Вместо привычного мужчины на позиции асоциального маргинала в этот раз выступает женщина. Казалось бы, разница несущественна, однако в ракурсе полной ретроспективы творчества режиссера, это действительно важно. Практически каждый обездоленный бедняга из картин Каурисмяки в конце концов находит женщину (зачастую героиню актрисы Оутинен) и они уплывают на огромном пароходе. Но что делать, если в подобную ситуацию попадает именно женщина? Ведь найти себе пару она не сможет, так как мужчины в фильмах финского режиссера - ленивы, трусливы, озлоблены, жестоки и коварны. Выхода действительно нет. Точней, он один и до боли в ладошах ожидаем. (M_Thompson)

Финская Локуста или 68 ответов на вопросы о спичках. Вы, конечно, не знаете, как делаются спички? Как делаются настоящие финские спички? А Аки Каурисмяки знает, и с превеликим удовольствием это покажет Вам в своем фильме «Девушка со спичечной фабрики». Покажет весь процесс производства этих маленьких помощников человечества с такой любовью финского патриота, что после просмотра фильма Вы будете с сердечностью вспоминать и «девочку со спичками» и ее паршивцев родителей и всех тех, кто эту самую девочку обижал и унижал. Но о спичках потом, а пока одна поразительная закономерность: Вы заметили, что у Каурисмяки формула о «горячих финских парнях» не работает? ... Она бессознательно отказывает на первой же минуте каждого снятого им фильма, и дело тут вовсе не в финском характере, дело тут в самом Каурисмяки. В самом его беспокойном режиссерском таланте, который склоняет этого певца с родины Калевалы продолжать снимать сонное «близнецовое» кино, способное непривыкшего и не сильно активного зрителя ввести в транс. С «Девушкой со спичечной фабрики» та же история. Жила-была финская девушка Ирис, скромная, не красавица, но не так, чтоб уж и очень страшная, в общем, обычная среднестатистическая жительница Финляндии 1990 года. Жила с родителями, бедненько, в кривой к такому же кривому дому притулившейся пристройке. Жила, работала на спичечной фабрике специалистом по контролю качества выпускаемой продукции, а попросту сортировщицей. По будильнику вставала на работу, чтобы потом весь день тупо смотреть на пробегающие по конвейеру пачки упакованных, готовых к продаже каминных спичек, с ничего не выражающим лицом. Приходя домой после смены, в каморку к недружелюбным родителям, она смирно укладывалась спать после нехитрого ужина со шнапсом, а утром все начиналось по старому, по давно заведенному жизненному механизму. Сюжет прост, как немецкий расписной коврик, висящий на стене у кровати Ирис, и немногословно бесхитростен, как та пинта пива, что каждый день после спичечного «наукоемкого» труда в одиночестве выпивается грустной финляндкой. И при этом пугающее отсутствие мимики на лице Кати Оутинен. Каурисмяки не особо разнообразен в выборе актеров. У него в каждом фильме можно встретить одни и те же унылые лица, замученные то ли плохим питанием вовсе не бедной Финляндии, то ли чем-то совершенно незримым, возможно, даже философским. И потому нашему морозоустойчивому человеку эта финская грусть как-то по-особенному близка. «Девушка со спичечной фабрики» полна устоявшихся каурисмяковских аллюзий. В принципе, зачем изобретать что-то новое еще раз, если можно повторять в бесконечных нескончаемых вариациях проверенные временем «оригинальности». Если когда-нибудь Вы не увидите в фильмах этого финна маленький клуб со сценой из некрашеного ДСП, с уютно разместившегося на нем джаз-бэндом районного масштаба и не услышите заунывных баллад про розовые дали, морской песочек и сердечную привязанность, исполняемых нефинского вида гражданами, то это либо не Каурисмяки вовсе, либо он сам себе изрядно поднадоел и наконец одумался, все-таки неприятно славиться тем, что на каждый год своей жизни успел наснимать по фильму. Тут могут и о «халтуре» подумать. Нужно сказать, что этот фильм не для скучающей на всякого рода «авторским кино» публики. Но он имеет одну занимательную особенность: от него невозможно оторваться, обязательно захочется досмотреть до конца и узнать, чем же это все закончится? Создается впечатление, что Каурисмяки все свою жизнь снимает один единственный фильм, в котором дает понять одну главную истину: Финляндия - это большая деревня, и если ты имел несчастье в этой деревне родиться, то должен терпеть, молча переносить все тяготы любимой родины, которая в последнее время живет лучше многих. А если присмотреться, то поймешь, что финские девушки с 1990 года ничуть не изменились: они такие же, как и все остальные, живущие в нашем маленьком капиталистическом и не очень мире, с той только разницей, что ныне они обитают в ЕС, и не так активно пользуются спичками, а в целом все осталось по старому - любовь к тряпкам, пивку, танцам и вниманию. Куда ж без этого? (Kasablanka)

Девочка в футляре. Механизированный цикл от полена до спичечного коробка с первых же кадров обозначает вектор рутинного существования неприметной работницы, помолвленной с бездушным конвейером. Бездумно перебирая одинаковые упаковки, она, наверное, мечтает о прекрасном принце и семейном благополучии. Вот только вечеринка в фабричном клубе заканчивается тем, что даже самую несимпатичную кикимору приглашают на танец, а она остается сидеть на лавке в тоскливом одиночестве, слушая, как какой-то напомаженный слизняк, будто издеваясь, поет со сцены о далеких райских землях, исполняющих мечты о беззаботном счастье. Впрочем, скромница Ирис еще успеет обжечься, ведь замкнутая душа, жаждущая любви, еще не знает, что все мужики сво... Кати ... Оутинен - печальная муза Аки Каурисмяки. Как Биби Андерссон для Бергмана или Ума Турман для Тарантино, она всегда желанный гость на очередных съемках. И пусть актриса не обладает выдающейся внешностью, а уж понятия сексуальности и кокетства к ней и вовсе не применимы, неказистая, большеротая, с широким носом и глубокими грустными глазами, Оутинен идеально вписывается в типаж меланхоличной, одинокой и безрадостной женщины, столь уместный для подавляющего большинства лент режиссера. Именно такой серой мышкой можно назвать Ирис, которая молча улыбается сама себе, почитывая книжку в трамвае, молча покупает продукты и, опустив руки, молча мирится с домашней кабалой матери и отчима, хлопоча у плиты. Тугой хвостик, собранный неуместно игривой кислотно-розовой резинкой - как клеймо вечной девочки-дочки на побегушках. Мешковатый свитер мутно-синего цвета, на корню убивающий всю женственность, едва успевает смениться красивым платьем, купленным на долгожданную получку, как в ушах звенит пренебрежительное «шлюха», и в лицо летит увесистая пощечина с требованием вернуть деньги в семейный бюджет. Вечерами один похрапывает в кресле, а вторая безучастно курит, пока телевизор монотонно вещает о военных конфликтах и техногенных авариях, уносящих сотни невинных жизней. К слову, один из новостных блоков звучит на русском языке, что не несет какой-либо значимой смысловой нагрузки, зато напоминает о трепетном отношении финского режиссера к культуре большого восточного географического соседа. Чуть ли не в каждом фильме Каурисмяки есть маленькая частичка славянского мира, о чем далекий от скандинавского кино зритель может судить даже из названий картин. То его «Ленинградские ковбои едут в Америку», то он призывает: «Береги свою косынку, Татьяна». Ментальность, в которой живут его герои, на удивление близка русскому человеку. Белокурая Ирис - воплощение широкой души и открытого сердца, взятых в тиски аскетичного быта и леденящей черствости окружающих. Столь резкий диссонанс наивной доброжелательности и наплевательского эгоизма, рождающий неестественный симбиоз добра и зла, - как раз то, за что мы попеременно любим и презираем страну, в которой живем. Это то, что превращает девушку со спичечной фабрики из невинной Золушки в комнатную Беатрикс Киддо. И если перенести место действия финского фильма в обшарпанную российскую глубинку, его смысл ничуть не изменится, став вольной трактовкой звягинцевской «Елены». Черный юморок в фильме настолько черный, что вызывает лишь необузданное желание обнять и плакать. Вот «мужчина мечты» случайно принимает Ирис за проститутку, кладя купюру на тумбочку, вот «добрый» отчим приносит в больницу одинокий апельсин в качестве гостинца, вот коллега по работе реагирует на новость о беременности классическим покерфэйсом... Каурисмяки высекает драматизм истории из холодного гранита нордической стойкости с намеренной отстраненностью. Ни высокопарных фраз, ни проникновенных мелодий, ни каких-либо художественных приемов, целенаправленно вышибающих слезу. Режиссер методично сваливает на голову героини все возможные беды и испытания, лишь средствами изящных изгибов издевательски короткой и гладкой сюжетной нити затягивая петлю на шее несчастной. Чуть более чем за час экранного времени Оутинен, имея в сценарии реплик на полстраницы машинописного текста и играя на эмоциональных полутонах, как виртуозный ди-джей на эквалайзере, с блеском выполняет задачу показать на лице 50 оттенков безысходности, которые к концу фильма незаметно обретают свойство остервенелого фатализма. «Девушка со спичечной фабрики» - практически немое кино, полотно которого лишь изредка прорезается острыми сосульками безэмоциональных фраз. Конструкция фильма зацементирована на принципах такой увесистой некоммуникативности, какая могла бы застать врасплох самого Антониони. Прокладывая сюжетную тропу, по которой спустя три года пойдет дебютная «Убийственная Мария» молодого Тома Тыквера, Каурисмяки аккумулирует неоправданную несправедливость вокруг Ирис лишь для того, чтобы оправдать ее последующие поступки. Мощная энергетическая ценность развязки заключается в том, что ожидаемого эмоционального всплеска, побужденного растерзанным нутром героини, не происходит. Меняя заряд мировосприятия с плюса на минус, Ирис остается все той же кроткой забитой девочкой, обиженной судьбой. Но она садится в кресло и небрежно закуривает, точно так же, как ее ненавистная мать. Только глаза, полные кровожадного удовлетворения, выдают жуткую метаморфозу юной девичьей личности. Столь выразительные, что сам режиссер, будто испугавшись, в своем последующем творчестве пойдет по пути более нейтральных открытых финалов. Ведь без надежды нет созидания, а Аки Каурисмяки - все же не Ларс фон Триер, и трогательная, хрупкая вера в людей - именно то, что отделяет его работы от омута экзистенциальной чернухи. (=Кот=)